Светлый (гет)

В одну из очередных безнадёжных ночей я направлялся из Выручай-Комнаты на Астрономическую башню, будучи полностью уверенным, что смогу побыть наедине с самим собой. В такое позднее время я никогда не встречал здесь ни одной живой души, поэтому, оказавшись на смотровой площадке, резко притормозил от неожиданности и удивился, что сегодняшняя ночь оказалась для меня исключением. Вначале я даже принял стоящее передо мной видение за призрака — настолько эфемерной она казалась в свете луны, освещавшей её хрупкий, стройный силуэт. Однако спустя пару мгновений я безошибочно смог определить, что стоит передо мной.

— Какого лешего ты здесь забыла? — раздражённо рявкнул я.

Она даже не вздрогнула. Повернувшись ко мне лицом, дружелюбно улыбнулась и спокойно проговорила:

— Здравствуй, Драко Малфой. Чудесная ночь, не правда ли? Звёзды сегодня такие общительные... Ох, я ведь не представилась — меня зовут Луна, Луна Лавгуд.

Я брезгливо поморщился, когда она протянула мне свою ладонь для рукопожатия. Конечно же, я знал, кто она. Мы с ней ни разу не общались, лишь изредка сталкиваясь на занятиях и в школьных коридорах, но было трудно не запомнить самую сумасшедшую и безвкусно одетую девчонку во всём Хогвартсе: эти её нелепые серьги-редиски, чудаковатые ожерелья, которыми она себя постоянно обвешивала, первым делом бросались в глаза. А уж о странном поведении, безумных речах и безграничной фантазии Полоумной по школе давно ходили легенды. Причём весьма правдивые. Поэтому эту ненормальную все студенты предпочитали обходить стороной.

— Убирайся отсюда, — злобно прорычал я, не желая больше ни минуты оставаться в её обществе. — И не смей никому рассказывать, что видела меня здесь сегодня, иначе сильно пожалеешь об этом.

К моему огромному удивлению и раздражению, она даже не сдвинулась с места. Отвернулась и что-то заговорила себе под нос, будто меня здесь вообще не было.

— Лавгуд, ты оглохла? Я сказал — проваливай!

И снова от неё не последовало никакой реакции. «Да что она о себе возомнила?! Никто в Хогвартсе не смеет игнорировать Драко Малфоя!»

— Лавгуд, я не шучу: если ты сейчас же не уберёшься — я вытолкну тебя отсюда силой!

Подействовало. Но не так, как я ожидал.

— Я думаю, твоё воспитание тебе этого не позволит, — уверенно произнесла девчонка. — А злые слова я давно перестала воспринимать близко к сердцу. Не хочешь присоединиться ко мне и понаблюдать за звёздами?

Я даже опешил от такой наглости. «Как она смеет говорить мне в лицо такую лживую... правду? Я ведь, действительно, не собирался применять к ней грубую силу, хотел только припугнуть, чтобы она свалила с башни. Чёртово воспитание — я даже Грейнджер тогда, на третьем курсе, не смог дать сдачи...» Понимая, что меня затягивает в неприятные воспоминания, я встряхнул головой и вернулся к реальной проблеме: Лавгуд, похоже, не собиралась покидать это место.

— Не зли меня, лунатичка. Последний раз повторяю — убирайся. Отсюда. Вон!

Лавгуд совсем не отреагировала на мои слова. Казалось, она вообще перестала меня слышать: витала где-то у себя в облаках, несла какую-то чушь про своих любимых мозгошмыров, или как их там... После ещё нескольких безрезультатных попыток избавиться от неё я сдался. Разговаривать с этой ненормальной было всё равно, что разговаривать с пустой стенкой. Не желая оставаться в ситуации проигравшей стороной, я настырно прошёл на другой конец площадки и благородно позволил ситуации плыть по своему течению. Лавгуд всё равно бы никто не поверил, если бы она кому-нибудь обо мне рассказала, а у меня к тому моменту больше не осталось никаких сил, чтобы её выпроводить.

Как же я тогда бесился! На себя, что не могу силой вытолкнуть Лавгуд отсюда, на эту сумасшедшую, что посмела нарушить моё уединение, на Лорда, из-за которого вся моя жизнь стремительно летела к чертям, на весь этот мерзкий, несправедливый мир, в котором приходилось существовать и бороться непонятно за что... Той ночью моё привычное отчаяние сменилось неконтролируемой злостью. По вине Лавгуд мне не удалось спокойно разобраться со своими раздумьями, и я ушёл с башни в подземелья раньше обычного, сквозь разъярённое сознание услышав за своей спиной отстранённо-мечтательное «Добрых снов, Драко». В ту ночь мне впервые за долгое время не приснилось ни одного кошмара, чему я был крайне удивлён.

Спустя пару дней мы опять неожиданно столкнулись с ней на башне Астрономии.

— Снова ты, — недовольно фыркнул я. — Да что тебе здесь нужно, в конце концов?!

— Здравствуй, Драко Малфой, — невозмутимо поздоровалась лунатичка. — Я думаю, то же, что и тебе: немного побыть наедине со своими мыслями. Не волнуйся, я никому не рассказала, что видела тебя здесь и не собираюсь делать этого и впредь. Мне кажется...

— Уходи, — грозно перебил её я.

Лавгуд внимательно на меня посмотрела.

— Я не буду тебе мешать. Обещаю.

В борьбе наших скрещённых взглядов она проиграла. Отвернулась, явно не собираясь никуда уходить отсюда. «Мерлин, с кем приходится иметь дело... Таких в Мунго надо принимать, а не в Хогвартс!» Зарычав от бессилия, я снова отошёл от неё как можно дальше. «Надо успокоиться. Просто успокойся. Ты здесь один, никого больше нет». В ту ночь мне почти удалось расслабиться и поразмышлять над тем, о чём я тогда собирался.

После того случая мы пересекались на башне ещё несколько раз: казалось, Лавгуд неустанно приходила сюда раньше или позже меня каждую ночь. Поначалу я всё так же делал попытки прогнать эту психованную, но на каждую мою грубость она отвечала своими какими-то абсолютно идиотскими фразочками, заставляя меня только сильнее распаляться и кипеть от злости. Никаким хамством мне не удавалось вывести её из себя, заставив покинуть единственно удобное место для размышлений. Заканчивалось всё тем, что я снова уходил на другой конец площадки, скрипя зубами от ярости и проклиная ненормальную лунатичку последними словами.

Через пару ночей мне всё это надоело, и я, осознав, что бороться с такой дурой, как Лавгуд, бесполезно, решил попробовать перестать обращать на неё внимание. В моём случае это был, пожалуй, единственно разумный выход, которым я и решил незамедлительно воспользоваться. Оказалось очень даже просто. Совсем скоро я начал спокойно проходить мимо неё к своему месту, во время раздумий даже забывая о её присутствии где-то неподалеку. И, когда уже собирался направляться в спальню Слизерина, пару раз даже пугался от неожиданности, завидев её силуэт.

Тяжёлые, грузные мысли ни на одну ночь не оставляли меня в покое. Я постоянно размышлял о судьбе своих родителей: переживал за Нарциссу, думал об отце... Отец. Я всегда хотел, чтобы он мной гордился, поэтому во всём в точности копировал его действия. Но теперь он был заточён в Азкабане, и я понимал, что в лучшем случае могу кончить так же. С тех пор у меня будто почву выбили из-под ног. Я начал понимать, что поступки отца, особенно в отношении Тёмного Лорда, не были достойны подражания. Вслед за ним я покорно вступил в ряды Пожирателей этим летом и обзавёлся Чёрной меткой, к тому моменту уже всей душой не желая быть её носителем... но отказаться было равнозначно смерти. Наверное, именно потому, что я принял метку почти что насильно, она до сих пор периодически раздирала болью моё левое предплечье. Словно в наказание, чувствуя, что я не разделяю интересов Тёмного Лорда. Я просто искренне не понимал, как можно поддерживать борьбу за чистокровность, когда у истоков её власти стоял самый главный, пусть даже и самый сильный в мире, волшебник-полукровка.

«Чистота крови превыше всего» — меня пичкали этой фигнёй с пеленок, даже не давая возможности спросить, почему это должно иметь первостепенное значение. Я до сих пор горжусь своей чистокровностью, только теперь уже, скорее, по врождённой привычке, нежели по собственному пониманию. Слишком поздно я осознал, что чистая кровь — не залог нравственности. Она не сделает тебя гарантированно хорошим человеком...

Мерлин, хорошим! Я удивился, когда пришёл к такому выводу... что для меня это вдруг стало важным. Я помню, что в детстве не был злым и жестоким ребёнком. Скорее, слишком непослушным и любознательным, отчего мне и доставалось от отца... А, возможно, всё дело было в том, что я остался один. Друзей как таковых у меня не было. Я знал — это заслуженно, поэтому смирился со своим одиночеством, но иногда становилось больно, что не с кем разделить свои мысли. А от осознания, что отец сейчас в Азкабане, становилось ещё хуже. Мне его не хватало... Когда он был рядом — всё казалось предельно ясным. Теперь же я во всём стал сомневаться. Не знал, правильно ли поступаю, во что можно верить, чему нужно следовать... От сомнений шли все мои неопределённые вопросы о том, кто я есть и что делаю. С каждым днём я запутывался в себе всё больше...