Светлый (гет)

Конец октября. Дела мои шли из рук вон плохо: уже почти два месяца я бился в тщетных попытках починить Исчезательный шкаф как можно скорее. План был хорош изначально, но получалось всё очень, очень медленно: вещи попросту не перемещались, пропадали, а затем упорно не желали возвращаться в целости и сохранности. Чёрная метка обжигала предплечье всё чаще, будто подгоняя с заданием, заставляя подниматься с кровати и прокрадываться в Выручай-Комнату теперь уже не только днями, но и по ночам. Я почти перестал спать. Меня преследовали кошмары. Под глазами залегли нездоровые серые тени. С каждым днём я чувствовал себя всё хуже...

Конечно, я настойчиво следовал своему плану, потому что у меня не было другого выбора, но я боялся. Боялся не справиться с заданием Лорда, боялся за свою жизнь и за жизни своих родителей. Краем сознания я начал понимать, что исход, скорее всего, будет один. И без смертей в нём не обойдётся.

Каждую ночь... каждую грёбаную ночь страшные, беспросветные мысли шквалом обрушивались на моё сознание. Терзали душу. Выворачивали наизнанку. Разбивали на осколки... мелкие и ничтожные, такие же, как и я сам. И почти каждую ночь я стал выбираться из своей постели на продуваемую ветрами смотровую площадку Астрономической башни, чтобы свежим воздухом изгнать из себя накопившийся страх и отчаяние. Это помогало. Я рисковал быть пойманным, но мне было всё равно: я приходил туда снова и снова, борясь со своими сомнениями, слабостями, со своей опустошённостью. Я был уверен, что никто не в силах мне помочь... Тогда я ещё не знал, что у судьбы на этот счёт уже имелось своё, совсем иное, мнение.

В одну из очередных безнадёжных ночей я направлялся из Выручай-Комнаты на Астрономическую башню, будучи полностью уверенным, что смогу побыть наедине с самим собой. В такое позднее время я никогда не встречал здесь ни одной живой души, поэтому, оказавшись на смотровой площадке, резко притормозил от неожиданности и удивился, что сегодняшняя ночь оказалась для меня исключением. Вначале я даже принял стоящее передо мной видение за призрака — настолько эфемерной она казалась в свете луны, освещавшей её хрупкий, стройный силуэт. Однако спустя пару мгновений я безошибочно смог определить, что стоит передо мной.

— Какого лешего ты здесь забыла? — раздражённо рявкнул я.

Она даже не вздрогнула. Повернувшись ко мне лицом, дружелюбно улыбнулась и спокойно проговорила:

— Здравствуй, Драко Малфой. Чудесная ночь, не правда ли? Звёзды сегодня такие общительные... Ох, я ведь не представилась — меня зовут Луна, Луна Лавгуд.

Я брезгливо поморщился, когда она протянула мне свою ладонь для рукопожатия. Конечно же, я знал, кто она. Мы с ней ни разу не общались, лишь изредка сталкиваясь на занятиях и в школьных коридорах, но было трудно не запомнить самую сумасшедшую и безвкусно одетую девчонку во всём Хогвартсе: эти её нелепые серьги-редиски, чудаковатые ожерелья, которыми она себя постоянно обвешивала, первым делом бросались в глаза. А уж о странном поведении, безумных речах и безграничной фантазии Полоумной по школе давно ходили легенды. Причём весьма правдивые. Поэтому эту ненормальную все студенты предпочитали обходить стороной.

— Убирайся отсюда, — злобно прорычал я, не желая больше ни минуты оставаться в её обществе. — И не смей никому рассказывать, что видела меня здесь сегодня, иначе сильно пожалеешь об этом.

К моему огромному удивлению и раздражению, она даже не сдвинулась с места. Отвернулась и что-то заговорила себе под нос, будто меня здесь вообще не было.

— Лавгуд, ты оглохла? Я сказал — проваливай!

И снова от неё не последовало никакой реакции. «Да что она о себе возомнила?! Никто в Хогвартсе не смеет игнорировать Драко Малфоя!»

— Лавгуд, я не шучу: если ты сейчас же не уберёшься — я вытолкну тебя отсюда силой!

Подействовало. Но не так, как я ожидал.

— Я думаю, твоё воспитание тебе этого не позволит, — уверенно произнесла девчонка. — А злые слова я давно перестала воспринимать близко к сердцу. Не хочешь присоединиться ко мне и понаблюдать за звёздами?

Я даже опешил от такой наглости. «Как она смеет говорить мне в лицо такую лживую... правду? Я ведь, действительно, не собирался применять к ней грубую силу, хотел только припугнуть, чтобы она свалила с башни. Чёртово воспитание — я даже Грейнджер тогда, на третьем курсе, не смог дать сдачи...» Понимая, что меня затягивает в неприятные воспоминания, я встряхнул головой и вернулся к реальной проблеме: Лавгуд, похоже, не собиралась покидать это место.

— Не зли меня, лунатичка. Последний раз повторяю — убирайся. Отсюда. Вон!

Лавгуд совсем не отреагировала на мои слова. Казалось, она вообще перестала меня слышать: витала где-то у себя в облаках, несла какую-то чушь про своих любимых мозгошмыров, или как их там... После ещё нескольких безрезультатных попыток избавиться от неё я сдался. Разговаривать с этой ненормальной было всё равно, что разговаривать с пустой стенкой. Не желая оставаться в ситуации проигравшей стороной, я настырно прошёл на другой конец площадки и благородно позволил ситуации плыть по своему течению. Лавгуд всё равно бы никто не поверил, если бы она кому-нибудь обо мне рассказала, а у меня к тому моменту больше не осталось никаких сил, чтобы её выпроводить.

Как же я тогда бесился! На себя, что не могу силой вытолкнуть Лавгуд отсюда, на эту сумасшедшую, что посмела нарушить моё уединение, на Лорда, из-за которого вся моя жизнь стремительно летела к чертям, на весь этот мерзкий, несправедливый мир, в котором приходилось существовать и бороться непонятно за что... Той ночью моё привычное отчаяние сменилось неконтролируемой злостью. По вине Лавгуд мне не удалось спокойно разобраться со своими раздумьями, и я ушёл с башни в подземелья раньше обычного, сквозь разъярённое сознание услышав за своей спиной отстранённо-мечтательное «Добрых снов, Драко». В ту ночь мне впервые за долгое время не приснилось ни одного кошмара, чему я был крайне удивлён.

Спустя пару дней мы опять неожиданно столкнулись с ней на башне Астрономии.

— Снова ты, — недовольно фыркнул я. — Да что тебе здесь нужно, в конце концов?!

— Здравствуй, Драко Малфой, — невозмутимо поздоровалась лунатичка. — Я думаю, то же, что и тебе: немного побыть наедине со своими мыслями. Не волнуйся, я никому не рассказала, что видела тебя здесь и не собираюсь делать этого и впредь. Мне кажется...

— Уходи, — грозно перебил её я.

Лавгуд внимательно на меня посмотрела.

— Я не буду тебе мешать. Обещаю.

В борьбе наших скрещённых взглядов она проиграла. Отвернулась, явно не собираясь никуда уходить отсюда. «Мерлин, с кем приходится иметь дело... Таких в Мунго надо принимать, а не в Хогвартс!» Зарычав от бессилия, я снова отошёл от неё как можно дальше. «Надо успокоиться. Просто успокойся. Ты здесь один, никого больше нет». В ту ночь мне почти удалось расслабиться и поразмышлять над тем, о чём я тогда собирался.

После того случая мы пересекались на башне ещё несколько раз: казалось, Лавгуд неустанно приходила сюда раньше или позже меня каждую ночь. Поначалу я всё так же делал попытки прогнать эту психованную, но на каждую мою грубость она отвечала своими какими-то абсолютно идиотскими фразочками, заставляя меня только сильнее распаляться и кипеть от злости. Никаким хамством мне не удавалось вывести её из себя, заставив покинуть единственно удобное место для размышлений. Заканчивалось всё тем, что я снова уходил на другой конец площадки, скрипя зубами от ярости и проклиная ненормальную лунатичку последними словами.

Через пару ночей мне всё это надоело, и я, осознав, что бороться с такой дурой, как Лавгуд, бесполезно, решил попробовать перестать обращать на неё внимание. В моём случае это был, пожалуй, единственно разумный выход, которым я и решил незамедлительно воспользоваться. Оказалось очень даже просто. Совсем скоро я начал спокойно проходить мимо неё к своему месту, во время раздумий даже забывая о её присутствии где-то неподалеку. И, когда уже собирался направляться в спальню Слизерина, пару раз даже пугался от неожиданности, завидев её силуэт.

Тяжёлые, грузные мысли ни на одну ночь не оставляли меня в покое. Я постоянно размышлял о судьбе своих родителей: переживал за Нарциссу, думал об отце... Отец. Я всегда хотел, чтобы он мной гордился, поэтому во всём в точности копировал его действия. Но теперь он был заточён в Азкабане, и я понимал, что в лучшем случае могу кончить так же. С тех пор у меня будто почву выбили из-под ног. Я начал понимать, что поступки отца, особенно в отношении Тёмного Лорда, не были достойны подражания. Вслед за ним я покорно вступил в ряды Пожирателей этим летом и обзавёлся Чёрной меткой, к тому моменту уже всей душой не желая быть её носителем... но отказаться было равнозначно смерти. Наверное, именно потому, что я принял метку почти что насильно, она до сих пор периодически раздирала болью моё левое предплечье. Словно в наказание, чувствуя, что я не разделяю интересов Тёмного Лорда. Я просто искренне не понимал, как можно поддерживать борьбу за чистокровность, когда у истоков её власти стоял самый главный, пусть даже и самый сильный в мире, волшебник-полукровка.

«Чистота крови превыше всего» — меня пичкали этой фигнёй с пеленок, даже не давая возможности спросить, почему это должно иметь первостепенное значение. Я до сих пор горжусь своей чистокровностью, только теперь уже, скорее, по врождённой привычке, нежели по собственному пониманию. Слишком поздно я осознал, что чистая кровь — не залог нравственности. Она не сделает тебя гарантированно хорошим человеком...

Мерлин, хорошим! Я удивился, когда пришёл к такому выводу... что для меня это вдруг стало важным. Я помню, что в детстве не был злым и жестоким ребёнком. Скорее, слишком непослушным и любознательным, отчего мне и доставалось от отца... А, возможно, всё дело было в том, что я остался один. Друзей как таковых у меня не было. Я знал — это заслуженно, поэтому смирился со своим одиночеством, но иногда становилось больно, что не с кем разделить свои мысли. А от осознания, что отец сейчас в Азкабане, становилось ещё хуже. Мне его не хватало... Когда он был рядом — всё казалось предельно ясным. Теперь же я во всём стал сомневаться. Не знал, правильно ли поступаю, во что можно верить, чему нужно следовать... От сомнений шли все мои неопределённые вопросы о том, кто я есть и что делаю. С каждым днём я запутывался в себе всё больше...

Однажды ночью я направлялся к башне Астрономии совершенно разбитый и уставший от всех своих размышлений. Хотелось просто расслабиться и ни о чём не думать. Вдохнуть чистый морозный воздух, проветрить мозги, промёрзнуть всем телом как следует, чтобы от холода оно перестало что-либо чувствовать... Не знаю, почему тогда впервые ощутил укол расстройства, не обнаружив Лавгуд где-то поблизости. Даже не подумав, что делаю, я направился к тому ограждению, у которого обычно вставала она, упёрся локтями в перила и уставился взглядом в окрестности замка.

Прошло уже больше двух недель с тех пор, как мне приходилось вынужденно делить это место с лунатичкой. Я задумался о том, что уже успел привязаться к этой привычке — ощущать на башне её присутствие. Да, именно ощущать. Спустя какое-то время я снова начал обращать на неё внимание. Порой мне становилось так одиноко, что даже мысль оставаться одному была для меня невыносимой, и вот в такие ночи её безмолвная поддержка оказывалась как нельзя кстати. Неважно, что это была Полоумная, просто от осознания того, что сейчас я на башне не один, мне становилось спокойнее. Часто мысли в моей голове беспорядочно разбредались в разные стороны, не желая собираться воедино, и тогда я позволял себе отвлечься, краем уха улавливая её бредовые рассуждения вслух. Странно, но неспешный, отстранённый голос девчонки меня тоже иногда успокаивал. Словно она разговаривала не сама с собой, а обращалась именно ко мне. Хотя, возможно, так оно и было. Просто я всегда делал такой вид, будто вообще её не замечаю.

И вот теперь я стоял у её («Что?») ограждения и ждал. «Чего? Лавгуд? Серьёзно?!» Я встряхнул головой и даже пошатнулся от недоумения: «Какого чёрта я вообще сейчас думал о ней? И что я делаю на её(!) месте?»

Я уже собирался исправить это недоразумение и направиться к своему месту для раздумий, как вдруг что-то изменилось. Я почувствовал... её, её присутствие здесь, на башне. Очень близко. Я резко обернулся и чуть было не столкнулся с Лавгуд нос к носу. Торопливо отодвинувшись от неё на безопасное расстояние, я оскалился и раздражённо произнёс:

— Соплохвост тебя дери, Лавгуд, не учили, что подкрадываться со спины невежливо?!

Быстро окинув её презрительным взглядом, я почему-то заметил, что она была без обуви.

— Здравствуй, Драко Малфой, — как обычно сказала Лавгуд своим дурацким голосом. — Извини, я тебе помешала? Ты так глубоко задумался, мысль потихоньку гаснет в твоих глазах, — немного помолчав, она добавила: — Ты так взволнован сегодня. Что-то случилось?

— Нет, — выпалил я быстро и неожиданно сам для себя. — То есть, не твоё дело, лунатичка.

Для перестраховки я отодвинулся от Лавгуд ещё подальше и, проигнорировав её пристальный взгляд, стал смотреть на воды Чёрного озера. В душе внезапно воцарился хаос из самых разнообразных чувств и эмоций, которому я смело решил не придавать никакого значения.

— Не возражаешь, если я встану рядом с тобой? — донёсся слева от меня тоненький голосок.

«Наглость какая!»

— Ну рискни, — недовольно отозвался я и снова удивился тому, что сказал. «Почему я ей это позволяю? Ах да, я же на её месте... Да ладно? И что дальше, Малфой?!»

Лавгуд не спеша пристроилась рядом, но всё же на приличном от меня расстоянии. Вытянув руки за перегородку, она увлечённо принялась разглядывать звёздное небо. В поле моего зрения снова попали её босые ноги.

— Почему ты без обуви? — моментально спросил я, не успев прикусить свой разошедшийся язык.

«Потому что ты дебил, Драко. Тебе это что, реально надо знать?!»

— Все мои башмаки таинственным образом исчезли, — равнодушно ответила Полоумная и уже серьёзнее добавила: — Думаю, это проделки нарглов.

«Ну вот, понеслась. Интересно, она действительно так думает?»

— Замёрзнешь же... — как-то рассеянно и уже обречённо выдал я.

— Совсем не страшно, — улыбнулась мне Лавгуд.

«Странная... Какая же странная». Я думал, что сказал это про себя, но, очевидно, как-то умудрился произнести вслух, потому что она вдруг ответила:

— Ты не первый, кто говорит мне это. Но ведь в этом нет ничего плохого, тебе так не кажется?

Я лишь как-то нервно дёрнул плечами, озадаченно рассуждая, что сейчас вёл себя не менее странно, чем лунатичка. Похоже, сумасшествие Лавгуд передалось мне воздушно-капельным путём. Я не понимал, почему вообще с ней разговариваю. Я, Драко Малфой, разговаривал с Полоумной по собственной воле! Ночка становилась всё безумнее. Пока не поздно, я всё-таки решил попридержать язык за зубами. В таком неадекватном состоянии я, определённо, рисковал сболтнуть лишнего.

Лавгуд же, кажется, ничуть не смутил порыв моей общительности. Она по-прежнему продолжала смотреть на небо, теперь ещё и напевая себе под нос какую-то незамысловатую мелодию. Вздохнув, я закрыл глаза и позволил себе на некоторое время отключиться от реальности. Мне хотелось избавиться от неприятно охватившего меня наваждения и заодно от всех остальных мыслей. «В конце концов, сегодня я и пришёл сюда именно за этим». Где-то на задворках сознания до меня эхом доносился навязчивый девичий голос.

— Звёзды всегда такие красивые, правда, Драко? Их так много на небе, что отсюда нам кажется, будто всем вместе им очень весело и больше им никто не нужен. Но это не так. Звёзды, на самом деле, ужасно одиноки.

Я открыл глаза и, прищурившись, враждебно уставился на Лавгуд. Мне не хотелось разбираться в её словах, я не понимал, к чему она сейчас клонит. Но Лавгуд, очевидно, не собиралась договаривать, выжидая, когда я начну размышлять в её направлении. «Что ж, ладно, развлечёмся». Когда в моей голове начали проступать смутные догадки, лунатичка довольно мило мне улыбнулась и продолжила:

— Это так здорово, когда название созвездия даёт тебе твоё имя. Наверное, это должно придавать тебе силы и уверенность: Большой Дракон на небе всегда следит за тобой и оберегает тебя.

— Ты издеваешься надо мной?! — прошипел я сквозь зубы.

— Что ты, Драко, нет, конечно. Мне очень нравится твоё имя.

Если честно, я тогда растерялся. Сам не знаю, почему. На её... кхм, любезность я ничего не ответил и поспешно отвернулся. Раздражение моментально куда-то схлынуло...

Дело в том, что девушки, с которыми я встречался, постоянно щебетали, что им нравится моё имя, и к подобной лести я уже давно успел привыкнуть. Но слышать это из уст Лавгуд было как-то... иначе. Я никогда не скрывал своего к ней пренебрежительного отношения. Пару раз я даже не упустил случая подшутить над её своеобразным видом и поведением вместе с парнями со Слизерина. В конце концов, она никогда не являлась одной из моих поклонниц и знала меня едва ли лучше, чем все остальные: самовлюблённый эгоист, трусливый мерзавец и подонок, унижающий слабых. Чтобы Лавгуд во мне после этого могло хоть что-то нравиться? Это было за гранью даже моего понимания.

— Мозгошмыги так и вьются над твоей головой, не переставая. Когда я впервые это заметила, то расстроилась: весьма неприятные существа, знаешь ли, залетают в уши и вызывают размягчение мозга. Наверное, поэтому ты всегда такой грубый и злобный, они тебя замучили. У меня есть талисман, который их отпугивает, хочешь, я подарю его тебе?

— Мерлин, Лавгуд, — я бессильно закатил глаза, — просто помолчи, ладно? — и совершенно случайно выпалил: — Пожалуйста!

— Как скажешь, Драко, — совсем не расстроившись, сказала она и замолчала.

«Эм-м... так просто? — удивлённо подумал я про себя. — Неужели это элементарное «пожалуйста» так на неё подействовало?.. Чёрт, и почему я ни разу не догадался добавить его в конце своей речи, когда прогонял её с башни? Не приходилось бы сейчас стоять здесь и ощущать себя полным кретином».

Постояв в тишине достаточно долгое время, вскоре я почувствовал дикую усталость и решил, что потрясений на эту ночь с меня достаточно. Направляясь к лестнице, Лавгуд, как всегда, пожелала мне добрых снов. А на утро я проснулся ошарашенным от звука её голоса в своей голове, нежно и ласково прошептавшего мне моё имя.

Ночью (того же дня со странным сном) я пришёл на башню позже лунатички: она уже стояла у своего ограждения, неторопливо теребя рукой волнистый локон длинных, закрывавших всю её спину, волос.

— Здравствуй, Драко, — заметив меня, поздоровалась Лавгуд.

От произнесённого её губами имени по телу мгновенно пробежался строй мурашек. Вспомнив утреннее происшествие, я слегка смутился, хотя вида своего, конечно же, не подал. Немного подумав, я вальяжной расслабленной походочкой направился в сторону Лавгуд и встал рядом с ней, в качестве эксперимента вежливо попросив её сегодня не доставать меня никакими разговорами. Она охотно согласилась и за всё время не произнесла ни слова. Результатом успешно проведённого опыта я остался доволен. «Не зря, получается, «пожалуйста» считают волшебным словом», — усмехнулся я про себя.

Я думал обо всём и ни о чём одновременно. О чём думала Лавгуд, я решил даже не догадываться, чтобы сберечь остатки своей уже расшатавшейся в край психики. Иногда мне казалось, что она меня разглядывает, но когда я оборачивался, то понимал, что Лавгуд смотрит будто сквозь меня. Мыслями она была явно где-то на другом конце Вселенной, причём даже не нашей. Один раз я непозволительно долго задержался на ней взглядом, рассматривая её глаза: большие, глубокие, кристально-голубые, словно два огранённых сапфира... Я не заметил, когда её взор стал осмысленным. Лавгуд улыбнулась мне, и только тогда я понял, что пялюсь на неё уже давно. Порывисто отвернувшись, я проклял свою неосторожность, гневно спрашивая себя: «Дались тебе её глаза, Малфой?!» «Красивые глаза», — исправил внутренний голос. «Невероятно красивые... Я ни у кого раньше таких не видел».

Спустя какое-то время, прислушиваясь к себе, я почувствовал, что не испытываю злости, раздражения или беспокойства. Мне было... хорошо. Просто хорошо, как бывает, когда после трудного дня добираешься до постели и сразу мирно засыпаешь. Или когда знаешь, что оправдал чьи-то надежды... Ни того, ни другого со мной уже давно не случалось, но неожиданно вдруг вспомнить эти эмоции было отрадно. От этой девчонки словно волнами веяло таким теплом и добротой, что всё тяжёлое и негативное моментально выветривалось из моей головы. Это были очень необычные, но приятные ощущения.

«Добрых снов, Драко», — и по телу снова пробежала волнующая дрожь. «И как это я раньше не замечал, насколько чувственно и соблазнительно звучит из её уст моё имя?» Улыбнувшись мысли, что мне это нравится, я направился в подземелья в прекрасном расположении духа.

С тех пор Лавгуд приходила и всегда вставала рядом со мной, осторожно пододвигаясь ко мне всё ближе. Я замечал. Не знаю, почему позволял ей это, почему не отстранялся сам. Ни разу. Я просто чувствовал, что так нужно. Пока не понимал зачем, но тогда я не особо в этом нуждался.

Она могла подолгу молчать, смотря своими необычайно большими глазами на звёздное небо, или рассказывать очередную бредовую историю с участием её любимых вымышленных тварей, названия которых я был не в силах даже произнести, не то что запомнить. Признаться честно, я почти не слушал то, о чём она говорит. В такие моменты я всегда занимался тем, что закрывал глаза и пытался прочувствовать каждый клеткой своего тела то невероятное тепло, что от неё исходило.

Я видел свет. Белый, яркий, ослепительный, проходящий прямо сквозь мою душу. Такой обжигающий, но не больно, а как-то по-доброму. Такой нужный... Мерлин, такой безумно нужный чёртов свет, перед которым вся тьма во мне расступалась и уносилась далеко прочь. И тогда я чувствовал, как становится легче дышать. Что я могу свернуть горы, если захочу чего-то добиться. Да что там горы — я могу всё, абсолютно всё. Я справлюсь с этим грёбаным заданием Тёмного Лорда, и со мной и моей семьей ничего не случится. На губах появлялась улыбка, постоянно нахмуренные лоб и брови расправлялись, сердце стучало спокойно и размеренно. Я забывался настолько, что даже не осознавал, насколько парадоксально и неразумно всё это звучит...

Иногда к жестокой реальности я возвращался сам. Но чаще к ней меня возвращал внимательный взгляд Лавгуд, который я начинал на себе ощущать. Резко открывая глаза, я немедленно отворачивал голову, всегда замечая слегка безумную улыбку на её губах. Мне было неуютно, когда она меня так подлавливала. Заставлять Драко Малфоя смущаться не удавалось ещё никому. Сам не знаю, как я допустил такое. Поначалу меня это ужасно бесило: хотелось прикрикнуть на Лавгуд, чтобы она перестала, наконец, так странно улыбаться и смотреть на меня этим своим непонятным взором. А потом я просто... свыкся, наверное. Вряд ли бы удалось отучить её от привычки долго и упорно разглядывать моё лицо после позорного разоблачения. Со временем я больше не раздражался и даже научился получать от этого удовольствие. Было в её таком взгляде что-то необычное, манящее, привлекательное... Когда я понял, что всерьёз так думаю — решил, что спятил окончательно. «С кем поведёшься...»

Лавгуд действительно сводила меня с ума. Нам не всегда удавалось пересекаться на башне Астрономии, и в те ночи, когда её не оказывалось рядом, я стал постоянно чувствовать себя невероятно покинутым и одиноким человеком, словно последним оставшимся в живых во всём белом свете. Я начал желать её общества. Мне не хватало её присутствия. С той самой ночи, когда я впервые проснулся от её голоса в своей голове, мы начали каждое утро встречаться глазами в немом приветствии, сидя каждый за своим факультетским столом в Большом зале.

Однажды я решился и утвердительно кивнул ей головой, давая понять, что сегодня буду на башне и хочу, чтобы она пришла тоже. Я понадеялся, что она правильно растолкует мой жест, и когда Лавгуд так же утвердительно кивнула мне в ответ, а ночью пришла на башню, я вдруг не без удовольствия осознал, что мы уже способны понимать друг друга без слов. С тех пор это стал наш негласный знак намеченной встречи. Теперь я всегда знал, когда её ждать не стоит: на моё утверждение она нередко кивала отрицательно, и тогда на башне я не появлялся. Кошмары стали сниться реже, поэтому в такие дни я старался проникнуть в Выручай-Комнату до отбоя, чтобы ночью с относительно спокойной совестью заснуть в своей постели.

Я поражался её прямолинейности, проницательности и не по годам мудрым мыслям. Со временем мы начали вполне открыто общаться на разные отвлечённые темы, и я нашёл её далеко не глупым собеседником. Чаще болтала Лавгуд, я предпочитал больше слушать. Обычно она любила говорить невпопад, и я подстроился под эту её особенность, готовый в любой момент перескочить с темы на тему. Но порой я стопорился, потому что она упоминала обо мне такую правду, в которой я даже сам себе не желал признаваться. А Лавгуд совсем не боялась говорить её мне... мне, Драко Люциусу Малфою — гордому и надменному хаму, сыну Пожирателя Смерти... Я позволял ей и это. Не грубил, не просил заткнуться, но и не подтверждал, что своими словами она попадала в самую точку.

Я боялся, что она догадывается о моей Чёрной метке и даже о том, что я тайно выполняю какое-то поручение Тёмного Лорда, хотя я, конечно же, ни разу и словом об этом не обмолвился. Я вообще никогда ничего не рассказывал ей о себе. Тем страшнее и безумнее было осознавать, что Лавгуд знает обо мне гораздо больше, чем ей это положено. Меня это заводило. Не на шутку. Причём во всех эмоционально-оттеночных смыслах.

Я удивлялся тому, насколько легко и непринуждённо она со мной разговаривала. Будто мы были знакомы с самого детства, и я всегда считался её самым близким другом. Порой я даже поддавался этому чувству, и, когда Лавгуд мечтательно закрывала глаза, улыбаясь чему-то одной ей известному, я с сомнением смотрел на эту странную, чудную девушку как на нечто давно мною забытое, будто насильно когда-то вырванное из моей памяти, из моего прошлого. Лавгуд вполне могла сойти за мою кузину или даже за сестру: те же белокурые волосы, бледная кожа, тонкие черты лица, длинные аккуратные пальцы...

Затем я начал понимать, что мне приятно думать о нашем с ней сходстве. Мы и вправду были немного похожи внешне. Оба одинокие и непонятые окружающими. От обоих шарахались за версту: меня боялись, её просто не любили за свою индивидуальность и непохожесть на остальных. На обоих висели ярлыки — бездушный эгоист и сумасшедшая лунатичка... Я заметил за собой привычку рядом с Лавгуд стараться мыслить иначе и смотреть на некоторые вещи её простым взглядом, а за ней заметил особенность держать при мне осанку как настоящая аристократа. Про себя я невольно улыбался, когда она так делала. Иногда, чисто внешне, ей невероятно гармонично удавалось сочетать в себе домашний уют простой девушки и утончённость светской леди.

«Добавь ей хороших манер, одень поприличнее и не провоцируй говорить фантастическую ерунду — она была бы очень даже ничего». Моментально представив общую картину, я довольно признался себе, что не отказался бы повстречаться с такой... Мерлин, когда я впервые понял, что задумался о Лавгуд, как о девушке, то всерьёз забеспокоился о своём психическом состоянии. Только, похоже, уже было поздно что-либо менять: я считал её красивой. Да, неимоверно красивой и привлекательной молодой волшебницей. Она была такая хрупкая, ранимая, миниатюрная... Изящная, воздушная, сияющая... Такая... светлая. Чистая. Добрая. Отзывчивая... и желанная. Безумно желанная для меня.

Я ловил себя на мысли, что начал чаще заглядываться на её фигурку в Большом зале, а на совместных уроках откровенно пожирал глазами, когда выдавалась свободная минутка. С тех пор, как Лавгуд поймала меня за этим занятием, мы стали время от времени украдкой пересекаться взглядами. Поначалу я просто игриво ей подмигивал, а позже даже пытался поддразнить, как бы невзначай небрежно проводя языком по своим губам. Бросая лучезарную улыбку, она еле заметно смущалась и тут же отворачивалась, а я ощущал сильнейший подъём энергии, одновременно чувствуя себя взрослым идиотом, неожиданно впавшим в детство.

Мне нравилась её реакция. Я готов был наблюдать за этим вечно, если бы не косящаяся на меня Пэнси, которая уже начала что-то подозревать и то и дело докучать меня вопросом: «Да на кого ты там постоянно смотришь, Драко?» Благо, на курсе было предостаточно красивых студенточек из Когтеврана, Пэнс вольна была думать о любой, в то время как для меня уже долгое время существовала только одна. Но Пэнси это было знать необязательно, поэтому пришлось поумерить свой пыл. Хотя на деле меня как магнитом так и тянуло посмущать юную мисс Лавгуд.

По ночам, на башне, мы с ней никогда не обсуждали наши переглядки. В отличие от моего поведения, Лавгуд никогда меня так нагло не провоцировала. Но, когда однажды после долгого монолога (о... морщеруких книзлюках?) она вдруг медленно облизала и закусила свои губки, я жадно впился в это волнующее зрелище взглядом и потом долго мучился вопросом — случайно она это сделала или специально?

Лёжа в своей постели, я и раньше нередко предавался смелым фантазиям, но теперь в них я больше не мог представить рядом с собой ни одной другой девушки, кроме Лавгуд. Тело моментально отзывалось даже на самые простые воспоминания о её действиях, а уж произносимое её губами «Драко»... Ох, это было просто потрясающе. Я стал одержим ею. Такое сильное физическое влечение приводило меня в экстаз и панику одновременно. Я упорно старался запихивать эти мысли куда подальше, обещая себе больше никогда к ним не возвращаться, но с каждым днём делать это становилось всё труднее.

«Наследник великого древнего рода Малфоев сходит с ума. Просто замечательно». На самом деле мне было уже почти всё равно. Тьма, пожиравшая меня изнутри, отступала только когда рядом была Лавгуд. Эта причудливая девушка давала мне своего рода передышку, отдых, после которого назавтра я с новыми силами продолжал бороться дальше. И я был благодарен ей за это, хотя никогда бы ей в этом не признался. Да и не нужно. По-моему, она прекрасно всё понимала и без слов. Лавгуд знала секрет, по которому я почти каждую ночь как заворожённый начал приходить сюда, на смотровую площадку Астрономической башни. И причина здесь теперь была вовсе не в том, что я хотел собрать мысли воедино, как делал это прежде. Я приходил сюда не думать — я мчался сюда к ней... хотя и упорно старался это отрицать. Потому что признавать правду для меня было слишком безумно.

— Не боишься, что поймают? Шастаешь сюда, как к себе домой...

— Нисколько. Я умею быть незаметной.

— Невидимкой что ли?

— Почти, — загадочно улыбалась Лавгуд.

— В Гриффиндор тебе с твоей храбростью, — надсмехался я над ней.

— Ты будешь удивлён, но Шляпа мне предлагала.

— Удивлён. И почему ты выбрала Когтевран?

— Моя мама на нём училась.

Так я однажды узнал о трагичной истории смерти её матери. Лавгуд честно призналась мне, что для неё это стало ужасной потерей, из-за которой она до сих пор очень часто грустила. Она говорила это довольно спокойным тоном, но я видел, как ей была неприятна эта тема. Я хмурился, а она спешила меня заверить, что всё в порядке, потому что у неё есть отец, который её очень любит, и которого любит она. Я знал, что потерять близкого человека — это всегда большая трагедия, которая потом неизгладимо оставляла след на всю оставшуюся жизнь. «Никому такого не пожелаешь». В тот момент я с тяжёлым сердцем думал о своих родителях, которых сильно боялся потерять в скором времени...

— Теперь я могу видеть фестралов. В Запретном лесу их целое стадо, и с некоторыми из них я уже успела подружиться. Хорошо, что ты не можешь их видеть, но я могла бы помочь тебе их почувствовать. Они очень добрые. Любят ласку и общение, потому что по своей природе тоже одиноки, и другие существа их не принимают.

Лавгуд уже не раз приглашала меня прогуляться до Запретного леса в её компании. «Посмотрим», — всегда хмыкал я, про себя думая, что вряд ли когда-нибудь смогу позволить себе выбраться вместе с Лавгуд куда-либо вообще. Более нелепую парочку и представить было трудно. «Однако...»

«Любая привязанность делает тебя слабым и уязвимым», — отец всегда твердил мне эту простую истину, и я безоговорочно и самозабвенно ей следовал. Всегда. Но только до того момента, как в мою жизнь вторглась Полоумная Лавгуд. «Прости, отец, ты бы разочаровался. Если бы ты только знал, что творится в душе твоего сына, когда рядом с ним стоит эта чистокровная чудачка...»

В конце концов, я пришёл к мысли, что Лавгуд меня приворожила. «Наверное, она незаметно каждый день подливает Амортенцию мне в бокал за завтраком». Это было почти невозможно, но я заставлял себя так думать. Иначе боялся себе признаться в настоящей причине, почему меня к ней так сильно тянет.

Настала ночь, когда расстояние между нами, как я ожидал, должно было сойти на «нет». В прошлый раз она стояла так близко, что почти касалась моего левого плеча своим правым. С утра мы, как обычно безмолвно, договорились о встрече. Покинув Выручай-Комнату и оставив все свои проблемы за её дверями, я поднимался по лестнице на Астрономическую башню и думал, как сильно боюсь того момента, когда она ко мне прикоснётся. Трясся, будто самый трусливый мальчишка-первокурсник, и понимал, что ждал этого уже давно. Так давно хотел ощутить её тепло не только морально, но и физически. «И как я мог докатиться до того, что теряю над собой контроль в присутствии девчонки?»

— Здравствуй, Драко, — услышал я за своей спиной уже такой знакомый и родной голос.

Всё моё тело моментально превратилось в натянутую струну, предвкушая миг долгожданного соприкосновения. Но, когда Лавгуд встала рядом со мной на том же расстоянии, что и прошлой ночью, мной внезапно овладели неукротимое разочарование, непонимание и обида. Было глупо думать, что я сделал не так — однако это была первая мысль, которая пришла в мою озадаченную голову. Лавгуд начала что-то увлечённо рассказывать, но я совсем её не слушал. Стоял как дурак и соображал, что мне теперь делать.

— Драко?

— Что? — недовольно отозвался я, вырванный из своих лихорадочных размышлений.

— Ты меня не слушаешь... Тебе не нравится эта тема?

— Какая?

Лавгуд немного запнулась с ответом.

— Дружба...

— И что ты хочешь от меня услышать?

— Я поинтересовалась, что значит для тебя дружба.

Я замолчал, пытаясь наскоро вникнуть в тему разговора. Вздохнул. И решил ответить честно:

— Не знаю, Лавгуд. Из дружбы в том понимании, в котором её обычно подразумевают, я всегда извлекал только лишь выгоду. Большего мне никогда не было нужно.

Она задумалась.

— Дружба ― это, прежде всего, доверие и взаимная симпатия.

Я лишь скептически фыркнул. Она это заметила, но всё равно продолжила:

— Всем нужны друзья, Драко...

— У меня их нет, — перебил я её. — Лично мне и без них неплохо живётся.

Лавгуд, кажется, расстроилась и опустила голову вниз.

— Мне казалось, мы с тобой подружились... — грустно проговорила она. — Я бы хотела быть твоим другом, Драко Малфой.

— Лавгуд, я не могу быть твоим другом, — зло выпалил я чисто на автомате.

Она замолчала. А я всё думал о своём. Чувствовал, что в этот момент упускаю для себя что-то важное, какую-то незримую деталь. «Чего-то я не заметил. Она же пришла сюда, правильно? Тогда почему так поступила?»

— Почему ты сегодня такой рассерженный, — еле слышно произнесла Лавгуд, не как вопрос, а как утверждение.

И тут до меня дошло: она предоставляла мне право выбора. Последний шаг, который должен был стать моим. И я его сделал. Больше ни на секунду не сомневаясь в своём решении. С ужасом осознав, что сказал ранее, я взялся исправлять ситуацию:

— Я не могу быть твоим другом... Потому что ты для меня нечто другое.

Я сказал это упавшим голосом куда-то в пустоту, но так, чтобы Лавгуд меня расслышала. Она подняла на меня свой удивлённый взгляд, а я, мягко улыбнувшись, сократил расстояние и, наконец, придвинулся к ней вплотную, прижавшись своим плечом к её хрупкому плечику. Лавгуд не отстранилась. А я...

Правильно я тогда боялся этого момента. Сначала от удовольствия побежали мурашки, а затем меня полностью с головой накрыла волна обжигающе-горячей судороги, проникая глубоко внутрь, задевая самые дальние струны души, заставляя моё тело сотрясаться от неземного блаженства. И тогда я понял окончательно, что больше себе не принадлежу. Сердце застучало с такой силой, будто готово было в тот же миг раздолбать к чертям мою грудную клетку и вырваться на свободу. Я почти перестал дышать. Мир сузился до одной точки. Я закрыл глаза, пытаясь продлить в себе этот миг бурного всплеска непередаваемых словами эмоций. «Что творит со мной эта ведьма? Как можно чувствовать такое лишь от одного прикосновения? И почему мне сейчас так невозможно хорошо на душе?»

Настолько волнительно и спокойно одновременно мне ещё никогда не было. Я глубоко вздохнул, мысленно набираясь смелости, чтобы взглянуть в глаза своей колдунье, так искусно и легко пленившей самого Драко Малфоя. Но встретившись взглядом с Лавгуд, я увидел всю ту же славную, безумную улыбку, те же голубые глаза-сапфиры, в которых горел задорный огонёк любопытства, немного затуманенный дымкой отстранённости от нашего земного мира. Я прищурился и расстроенно поджал губы. «Либо у неё отличный самоконтроль, либо... Неужели она ничего не почувствовала?» И только когда её тонкие холодные пальчики неожиданно обхватили мою левую ладонь и доверительно сжали её, я смог успокоиться и расслабиться. «Ей не всё равно». Тогда это было для меня важно.

Я смотрел на тесное, уверенное переплетение наших рук и думал, почему всё так произошло. «Как я дошёл до того, что добровольно хочу прикасаться к Полоумной Лавгуд? Почему так сильно хочу, чтобы и она не боялась прикасаться ко мне... нежнее, дольше, ближе. Гораздо ближе, чем сейчас».

Я несмело взглянул ей в глаза. Лавгуд мечтательно улыбалась и наблюдала за моей реакцией на прикосновения. Я медленно потянулся в сторону её лица, давая ей время и возможность отстраниться, но она даже не шелохнулась. Я поцеловал её. Лёгким влажным поцелуем. В щёчку. Коснуться её губ своими я тогда не посмел, что-то внутри меня остановило. Лавгуд залилась румянцем и смущённо опустила глаза, немного отвернув от меня своё личико. Я нашёл это настолько милым и привлекательным, что просто не смог сдержать своей улыбки. Переведя взгляд на небо, я осознал, что чувствую себя совершенно счастливым идиотом. Лавгуд осторожно положила голову мне на плечо, и по мне снова прокатилась приятная согревающая волна.

Какое-то время мы просто стояли молча и наслаждались моментом единения. Я упивался её светом, который, казалось, теперь накрывал меня собой, словно куполом защитного Патронуса, оберегая от всех мрачных и тяжёлых воспоминаний моей жизни. Я вдыхал тонкий запах её волнистых волос, чувствовал под своей щекой их мягкость, ощущал тепло от её маленькой, хрупкой ладошки, так доверчиво до сих пор покоящейся в моей грубой ладони. Я почти не верил, что всё это происходит на самом деле...

И тут — боль. Острая, пронзающая боль в левом предплечье заставила меня резко дернуться и вырвать свою руку из руки Лавгуд. «Началось». Вдох, укол, второй приступ боли — и вот я уже стоял на коленях, отчаянно прижимая левую руку к своей груди. Метка давала знать о себе. Я уже неплохо научился контролировать эти мучительные страдания, но так больно, как тогда, мне ещё ни разу не было. Третья вспышка — и из моих глаз бесконтрольно полились слёзы. Я крепко зажмурился и сжал зубы с такой силой, что рисковал проломить себе челюсть. Сквозь пелену выжигающей боли, затмившей моё сознание, я слышал встревоженный голос Лавгуд. Слов было не разобрать.

От следующего сокрушительно удара я бы упал на холодный пол почти что мёртвым и безвольным телом, если бы Лавгуд не успела меня подхватить. Она уверенно обвила моё тело руками, крепко прижала к себе, положив мою голову на своё плечико, и начала мерно раскачиваться вперёд-назад, будто убаюкивая меня, словно маленького беззащитного ребёнка. Лавгуд осторожно гладила мои волосы и, не переставая, шептала мне что-то на ухо ласковым, успокаивающим голоском.

Потихоньку я начал приходить в себя. Ломка затихала, колики прекращались. Меня всё ещё трясло, но я знал, что боль больше не вернётся. Пока не вернётся.

— Ты напугал меня, Драко Малфой. Не делай так больше, — спустя какое-то время гробовой тишины произнесла Лавгуд.

— Не могу обещать, — прошептал я неровным голосом.

Она ни о чём меня не спрашивала, продолжая по-прежнему нежно перебирать пальчиками левой руки прядки моих волос, а я дрожал... дрожал всем телом от волнения ли или от восторга, что этот нереально чистый и светлый Ангел до сих пор держит меня в своих объятьях. Я вдруг понял, что недостоин находиться рядом с такой, как она, недостоин дышать с ней одним воздухом, касаться её, даже мысленно, недостоин — почему же она этого не замечает?

От осознания того, кто я есть, мне стало так противно, что я тут же попытался отстраниться от неё, уйти, сбежать, сделать что угодно, лишь бы она перестала пачкаться о такое ничтожество, как я... но Лавгуд меня не отпустила. Она аккуратно взяла моё лицо в свои ладони, бережно осушая пальчиками холодные дорожки моих слёз. Я не мог даже в глаза ей посмотреть... Не знаю, как упустил момент, когда её пальчики начали расстегивать пуговицы на рукавах пиджака и рубашки моей левой руки.

— Лавгуд — нет. Не смей.

Конечно, она догадалась, скрывать было бессмысленно, но тогда я думал не об этом. Пронзив её умоляющим взглядом, я просил не делать этого, всей душой и сердцем не желая, чтобы она даже просто смотрела на это уродство на моём предплечье.

— Я не причиню тебе вреда, Драко.

«Глаза в глаза... Глупая, упрямая, капризная девчонка!» Она осторожно закатала рукава моей одежды, и отвратительная Чёрная метка открылась её взору во всей своей красе. Какое-то время Лавгуд просто молча смотрела на неё, а я забывал, как надо дышать. Внутри меня всё сжималось и будто уменьшалось в размерах. А затем откуда-то изнутри стремительно начала подниматься дикая, звериная злоба.

— Ты понимаешь, что это значит? Понимаешь хоть на секунду, кто я такой и на что я способен?! Я один из них! И ничего уже нельзя изменить, понимаешь?! Ничего! Я опасен! И лучше бы тебе не находиться рядом со мной.

Я пытался запугать её, потому что только сейчас увидел всю угрозу сложившейся ситуации. «Мерлин, каким же эгоистом я был, что даже ни разу о ней не подумал! Если Тёмный Лорд узнает о нас, то не откажется от возможности сломать меня в угоду своих целей, и тогда что он сделает с Лавгуд... Мне даже представить это страшно. Я не вынесу, если с ней что-то случится».

Почувствовав, как её холодная ладошка накрыла собой Чёрную метку, я содрогнулся. Лавгуд начала медленно водить рукой по моему предплечью, изучая каждый участок заклеймённой кожи, будто читая его, запоминая... излечивая. Я смотрел на неё и не понимал, зачем ей это нужно. Как ей не противно прикасаться ко мне так... Впервые в жизни я захотел стать кем-то другим, а не собой.

— Ты снова не слушаешь меня, да, Лавгуд? — сказал я охрипшим голосом.

Она всё ещё продолжала нежно гладить мою руку, и, смотря на Чёрную метку, наконец, заговорила:

— Для тебя ведь это ничего не значит, верно, Драко? Только лишь наличие Чёрной метки не делает тебя одним из них. Ведь главное то, что у тебя здесь, — она переместила свою ладонь с предплечья мне на грудь и посмотрела прямо в глаза. — Мне кажется, я знаю тебя намного лучше, чем ты можешь себе представить. Я знаю, что у тебя доброе сердце, а это значит, что ещё ничего не поздно изменить. Всё можно изменить, Драко. Надо просто в это верить.

Я смотрел в её мудрые глубокие глаза и видел, что она хочет сказать мне что-то ещё, но не решается. Сомневается. Стыдливо опустив свой взор, Лавгуд тихо добавила:

— И я всегда хочу находиться рядом с тобой, Драко Малфой. Пока я нужна тебе...

Это прозвучало почти как признание в любви. К такому я искренне был не готов. «Нет! Она не должна... не должна испытывать ко мне ничего подобного! Тёмный Лорд может узнать, и тогда ей будет грозить опасность. Надо прекратить всё это... прекратить. Пока ещё не поздно». Я понимал, что то, что я ей сейчас скажу, прозвучит жестоко, но теперь, когда она стала для меня так дорога, я обязан был обеспечить ей хотя бы относительную безопасность. Это нужно было сделать, другой причины заставить её передумать у меня не осталось. Собравшись с силами, я надел свою привычную маску высокомерия, зло усмехнулся и произнёс презрительно-ледяным тоном:

— А с чего ты взяла, что нужна мне, Лавгуд? — Лав... Луна медленно перевела свой взгляд на мои глаза. — Ты что, всерьёз подумала, что между нами может что-то быть? Очнись. И вспомни, что есть ты и кто я. Я просто играл с тобой, куколка, понимаешь? Мне было скучно, а ты так легко мне поверила, и я решил поразвлечься. Я тебя использовал, только и всего. А ты уже, смотрю, успела напридумывать себе уютный сладенький мирок, в котором будешь греться под лучами моего солнца. Забудь об этом. Ты мне не нужна.

Я говорил ей всё это, глядя прямо в глаза, и молил Мерлина, чтобы она не догадалась, не поняла, не увидела, что все сказанные мной слова — это ложь. Наглая, гнусная, отвратительная ложь. По щеке Луны скатилась крохотная одинокая слезинка.

— Но ведь это всё не так...

— Это так, Лавгуд.

— Но ты же сказал...

— Я солгал.

И она замолчала. Я скривил губы в мерзкой победной ухмылке, а в душе проклял себя за пущенную Луной слезинку. Теперь мысль причинять ей такую боль ради её же защиты казалась мне в высшей степени абсурдной, но отступать было уже поздно. Я поднялся на ноги, и на этот раз Луна меня отпустила. Уходя прочь с башни, в один такой короткий миг ставшей для меня адом, я бросил ей напоследок:

— Даже не думай рассказать кому-то о Чёрной метке. Я не посмотрю, что ты сумасшедшая — наказание для тебя последует незамедлительно.

Я шёл по мрачным коридорам Хогвартса и осознавал, что сейчас своими словами разрушил то единственно прекрасное, что могло произойти со мной в остаток дней моей никчёмной жизни. Я понимал, что Луна могла сделать меня счастливым, подарить бесконечные силы и надежду, которой с каждым разом оставалось во мне всё меньше и меньше. Было невыносимо больно и погано на душе, но я знал, что так будет лучше и почти не жалел о содеянном. Ей и вправду было опасно находиться рядом со мной, ублюдочный эгоизм не позволил мне понять этого раньше. Эгоизм... и страх. Я до последнего боялся признаться себе, что влюбился. По-настоящему влюбился как мальчишка в неземную, сказочную, изумительную фею Луну Лавгуд... Всё было правильно. «Из-за меня она не пострадает».

Той ночью я до рассвета пролежал в постели с открытыми глазами.

Серые дни начали пролетать незаметно, складываясь в пустые, бессмысленные недели. Время играло против меня, обостряя и до того неприятную обстановку, заставляя с каждым днём ломать голову всё больше и нервничать всё сильнее.

Я по-прежнему пытался починить Исчезательный шкаф: теперь он хотя бы переносил предметы без видимых повреждений. Оставалось провести эксперимент с живым существом. Всё получалось намного дольше, чем я изначально себе запланировал. Мама писала, что Лорд мной недоволен и приказывает поторопиться с главным заданием. Решившись, я привел в действие запасной план с проклятым ожерельем, однако вместо Дамблдора под удар случайно попала гриффиндорка Кэти Белл, только лишь чудом оставшаяся в живых. В тот же день её немедленно переправили в больницу Святого Мунго, а меня это происшествие сильно подкосило. Я вовсе не хотел, чтобы от моих рук пострадал кто-то, кроме директора. Положа руку на сердце, я не желал такой участи и ему. Просто другого выбора, как я тогда думал, у меня не было...

С Луной я больше не общался. Перестал появляться по ночам на Астрономической башне, засиживаясь вместо этого до последнего в Выручай-Комнате, и всячески избегал её днём. Тяжело было подавить в себе привычку каждое утро смотреть ей в глаза, но я терпеливо боролся и с этим: переглядкам пришёл конец. Несколько раз она порывалась подойти ко мне с явным намерением поговорить, но я поспешно ретировался, делая вид, что не замечаю её существования в принципе. Вскоре она прекратила свои попытки.

Прошла ещё одна безликая неделя. Было невыносимо смотреть на то, как она изменилась: Луна стала гораздо меньше улыбаться, часто хмурилась и уходила глубоко в себя, так что даже преподаватели тревожились о её состоянии и нередко спрашивали, всё ли с ней в порядке. Луна никогда ни на что не жаловалась, но было очевидно, что её очень сильно что-то беспокоит. Я украдкой поглядывал на неё в Большом зале, с горечью отмечая про себя её потухший взгляд и большие круги под глазами. Казалось, Луна совсем потеряла сон и покой, перестала за собой ухаживать, а цвета в одежде приобретали всё более мрачные оттенки.

Я беспросветно надеялся, что причина её столь кардинальных перемен кроется не во мне, но главное заключалось даже не в этом: важнее, что мне было больно смотреть на её страдания. Происходящее с ней настолько разительно отличалось от поведения прежней жизнерадостной Луны Лавгуд, что я искренне удивлялся — почему те немногочисленные друзья, с которыми она общалась, так ничего до сих пор и не заметили?

И, словно накаркав, я вдруг стал чаще видеть её с Поттером. «Ну почему именно Поттер?! — истерично ревело моё взбешённое сознание. — Почему хотя бы не Лонгботтом, который последний месяц только и делал, что вертелся вокруг моей Луны?!» Теперь у меня появилась ещё одна весомая причина ненавидеть шрамоголового пуще прежнего. Если бы этот идиот только знал, как я мечтал оказаться на его месте, чтобы быть рядом с Луной... Поттер начал постоянно коситься в мою сторону, но было очевидно, что Луна ему о нас не рассказывала, иначе бы этот недоумок уже давно полез ко мне с кулаками.

Не стоит и говорить, что я ревновал её к очкарику. Я знал, что между ними установились довольно тёплые отношения, поэтому не мог спокойно смотреть на эту жестокую действительность. Картинки в мозгу рисовали самые худшие развития сюжета, и я каждый день изводил себя ими до трясучки, получая от этого какое-то поистине садистское удовольствие. Я не мог быть рядом с Луной — поэтому не оставалось ничего другого, как смотреть на их крепко сцепленные руки, когда они проходили мимо слизеринского стола к гриффиндорскому в Большом зале.

Вопреки моим ожиданиям и к огромному огорчению, Поттер всё-таки оказался не гей и, похоже, действительно был влюблён в мою девочку. Я замечал, какими щенячьими глазами он смотрел на неё, и что Луне это, определённо, не было противно. Пару раз я видел, как он целовал её... К его же счастью, только в щёчку. Иначе бы я точно не сдержался и позаботился о том, чтобы герой магического мира превратился с подачи моей «лёгкой» руки в Мальчика-Который-Не-Выжил.

В конце декабря Поттер пригласил Луну на Рождественский приём к Слизнорту. Я видел их танцующими вместе, когда Филч притащил меня туда за шиворот, перехватив на пути к Выручай-Комнате. На мгновение мы с Луной пересеклись взглядами, и я ощутил острую, ноющую боль в области сердца: Луна смотрела на меня достаточно холодно и безразлично. Я поспешил разорвать зрительный контакт, изнутри сочась кровью изо всех щелей и теперь уже точно зная, что больше я ей не нужен и вместе нам никогда не быть.

Снейп поспешно вывел меня с вечеринки и лично сопроводил до подземелий, устроив затем в своём кабинете допрос с пристрастием. Он уже подозревал о моём участии в инциденте с Белл, пытался выведать мои планы и хотел помочь с выполнением задания Лорда. Я отказался. Мы впервые с крёстным крупно поссорились, и я пулей вылетел из его кабинета, в глубине души боясь, что был уже почти готов согласиться на его предложение.

После того вечера у Слизнорта по Хогвартсу про Луну и Поттера поползли неприятные для меня слухи. Я рвал на себе волосы и утешался лишь одной единственной мыслью — возможно, рядом с Поттером ей действительно хорошо. Главное, чтобы она не страдала, остальное я как-нибудь переживу...

Но время шло, неудачи накапливались, грозясь мне в скором времени вылиться в один большой нервный срыв. Я всё сильнее впадал в отчаяние, загоняя себя в клетку обречённости и безысходности, не находя для себя ни в чём ни единой отдушины. Вторая попытка убить директора с помощью бутылки отравленной медовухи также не увенчалась успехом. На этот раз пострадал Уизел. В отличие от случая с Кэти, меня огорчило, что рыжий паршивец всё-таки выжил. Через пару дней в школу вернулась Белл. Когда я увидел её, то едва не сорвался в ту же секунду со своего места в Большом зале, чтобы сбежать оттуда куда подальше и как можно быстрее. Тем же днём в Выручай-Комнате провёл эксперимент с птицей — Исчезательный шкаф вернул мне её мертвой.

В итоге, не в силах больше сдерживать давление от накопившегося стресса, я сорвался.

Это было в субботу ночью. В истерике я помчался на Астрономическую башню, дрожа от нервов всем телом и глотая ртом воздух словно рыба, выброшенная на берег. Было уже наплевать на всё, не осталось никакой надежды, я не знал, как выбраться из этого дерьма, к тому моменту уже прекрасно осознавая, что не смогу убить директора.

«Мне не справиться, не справиться, не справиться... Трус. Слабак. Тряпка! Не ври себе! Ты же уже давно понял, почему он поручил тебе это задание! Это расплата! Банальная расплата за провал отца тогда, в Министерстве магии! Наверное, Нарцисса догадалась сразу: никогда не забуду ужас в её глазах, когда Тёмный Лорд приказал мне сделать это. Это не честь, это наказание! Я был так глуп и слеп, гордость и тщеславие затмили мой рассудок! Я думал, он верит в меня... а он знал, знал с самого начала, что так и будет! Что я не справлюсь... Лорд не дурак. Дурак я! Мне не вымолить у него прощения, не загладить вину за отца, я не смогу спасти свою семью!.. Не смогу... не смогу! Это конец...»

Едва достигнув смотровой площадки, я обессиленно упал на каменный пол, сотрясаясь сначала в беззвучных, а затем уже в припаднических рыданиях. Меня разрывало на части, я задыхался, всхлипы перемежались со стонами боли, сравнимыми по силе разве что со звериными. Я слишком долго сдерживал свои эмоции, и теперь вся моя горечь, обида, все мои страхи выливались из меня нескончаемым потоком обжигающе горячих слёз. Я плакал, как девчонка, и легче от этого мне не становилось.

«... это конец. Он убьёт меня! А затем замучает до смерти моих родителей... Я ничтожество! Я не могу, НЕ МОГУ! Я так устал от всего этого... Мерлин, как же сильно я устал! У меня больше нет никаких сил! Пусть, пусть он убьёт меня, мне уже всё равно! Я ни на что не способен... Прости меня, мама, прости, отец, я не справился... Я не могу. Я больше так не могу!»

Я давился, захлёбывался в своей соли и молился, чтобы весь этот нереальный кошмар поскорее уже для меня закончился. И, словно чтобы добить окончательно, я услышал над собой голос Луны Лавгуд:

— Драко! Мерлин, Драко! Ты слышишь меня? Драко, Драко Малфой, скажи немедленно, что с тобой происходит?! Скажи мне, что случилось, скажи хоть что-нибудь!

Она упала передо мной на колени и попыталась поднять с пола, а я как ребёнок, инстинктивно тянущийся к матери, доверчиво потянулся к ней первым. И Луна тут же, без колебаний, крепко-крепко прижала меня к себе. Я истошно рыдал у неё на плече, уткнувшись носом в её шею, проваливаясь всё глубже в бездонную, чёрную пропасть отчаяния, а она бережно гладила меня по спине и волосам, позволяя так откровенно проявлять свою слабость прямо у неё на глазах.

Постепенно успокаиваясь, ко мне стали возвращаться мои мысли и чувства. И вдруг, в один короткий миг, для меня стало неважным всё: Лорд, Дамблдор, задания, смерть, весь этот мир. Главное — рядом со мной сейчас была она. Я начал понимать, как же сильно всё это время, проведённое вдали от Луны, мне не хватало её нежных рук, как я боялся, что больше никогда не смогу ощутить их прикосновения на своей коже. Как я соскучился по её тёплому, яркому свету, по мягким волосам, по трепетным губам, с такой лаской и заботой произносящим моё имя. Я прижался к ней ещё крепче, словно хотел убедиться, что всё это не сон, что она действительно рядом со мной, что сейчас не пропадёт, не исчезнет, не растворится в дымке вымышленного тумана...

— Ты снова напугал меня, Драко Малфой. Это уже входит в привычку, ты не находишь? — почти спокойным тоном произнесла Луна.

— Я не обещал, что это не повторится, — прохрипел я измождённым голосом. — Как ты... как ты узнала, что я здесь?

Луна глубоко и тяжело вздохнула.

— Я просто это почувствовала. Почувствовала, как тебе плохо, и сразу прибежала сюда.

— Ты ведь могла и ошибиться...

— Нет, Драко. Не могла...

Луна сказала это с такой грустью в голосе, что я тут же с сомнением спросил её:

— Почему?

Она мне не ответила. Пауза затягивалась. Я немного отстранился от неё и попытался заглянуть в глаза.

— Луна?

Она по-прежнему молчала, старательно пряча от меня свой взор. Не дождавшись ответа, я аккуратно прислонился своим лбом к её лбу. Она не отстранилась. И тогда я зашептал ей:

— Прости меня, — эти одновременно простые и сложные слова слетели с моих губ впервые в жизни. — Прости меня, Луна, я так виноват перед тобой... Я причинил тебе боль. Но я этого не хотел, честно, поверь мне сейчас, пожалуйста. Всё, что я наговорил тебе тогда, каждое моё слово — это ложь. Мерзкая, отвратительная ложь. Он чувствует меня, понимаешь? Я не знаю, возможно, это из-за метки, есть какая-то связь, о которой мы не знаем наверняка, но если он вдруг способен через неё как-то заглядывать в наши мысли... Рядом с тобой мне трудно контролировать своё сознание. Я испугался. Если он о тебе узнает... Я должен был тебя защитить, пойми. Со мной, правда, очень опасно. А я не хочу, чтобы с тобой что-то случилось...

Лёгкая улыбка начала расцветать на лице Луны. Внимательно меня выслушав, она честно призналась:

— Это я поняла ещё тогда.

— Как? — опешил я, встречаясь с ней взглядом.

— По глазам, Драко. Твои глаза мне тогда всё рассказали.

«Когтевранка, умница ты моя...» — усмехнулся я про себя. «Вот только вряд ли теперь твоя», — мрачно произнес внутренний голос. Улыбка, до этого красовавшаяся на моём лице, моментально спала.

— Ты теперь с Поттером...

Луна нахмурилась, как-то странно вздохнула и ничего мне не ответила.

— Любишь его? — грустно спросил я.

— Гарри очень хороший друг, — через какое-то время неторопливо заговорила Луна, — с ним приятно общаться, мы понимаем друг друга, и за всё время нашего с ним знакомства я успела по-настоящему полюбить его. Гарри поддерживает меня, во всём помогает и, что приятно, он один из немногих людей, которые ни разу не называли меня сумасшедшей или полоумной. Он очень добрый, Драко. Мне кажется, вы могли бы с ним подружиться.

Я обречённо вздохнул и закрыл глаза. «Конечно, Малфой, а чего ты ждал? Святой Поттер даже здесь тебя обошел». На фразу о «подружиться» я не отреагировал. Была для меня в тот момент потеря куда более серьёзная, чем мысль о непротянутой когда-то руке дружбы. Но Луна вдруг неожиданно продолжила:

— Гарри мне как брат. И если ты имел ввиду любовь между девушкой и юношей, то моё сердце... оно уже занято. Я... Люблю другого человека.

— Кто он? — моментально вскинулся я, открыв глаза.

Луна улыбалась. Мягко, ярко, открыто... и я не поверил. Не поверил себе и своим глазам. Я просто искренне не понимал тогда, за что мне столько счастья.

— Луна, ты любишь... меня?

Её еле заметный кивок вознёс меня тогда к вершинам самого Рая. На пару секунд я позволил себе окунуться в охватившую меня безграничную радость, но затем вернулся с небес на землю и обеспокоенно произнёс:

— Ты понимаешь, что это опасно? Быть рядом со мной…

— Не опаснее, чем быть рядом с разъярённой мантикорой, — поразила меня вдруг своей фразой Луна, и мы оба прыснули от смеха.

— Даже если я ошибаюсь, — отсмеявшись, улыбнулась Луна, — тебе больше не удастся напугать меня снова, Драко Малфой. Я по-прежнему хочу всегда находиться рядом с тобой.

И тогда я понял, что никогда больше не отпущу её от себя, никогда. Я поклялся себе не причинять ей боль, и поэтому я должен был остаться с ней. Мерлин — я хотел остаться с ней! Как же сильно я этого хотел! И теперь, ради её любви, я готов был пойти на всё. К тому же, если Тёмный Лорд уже знал что-то о ней, я просто не имел права оставлять её одну. Я был уверен, что у них с Поттером любовь, и если бы это было так — я бы отступился, он бы о ней точно позаботился. Но теперь всё изменилось.

— Ты спасла меня... любимая, — улыбка Луны стала шире, а глаза заблестели от восторга. — Я знаю, что недостоин тебя, но я буду стараться стать лучше. Правда, я обещаю, — и решительно чётко добавил: — Ты нужна мне.

Луна протянула руку к моему лицу, и я с наслаждением уткнулся щекой в её тёплую ладошку.

— Я так скучал по тебе, — улыбнулся я ей.

— Это приятно, — хитро сказала она.

— Поцелуй меня... Пожалуйста.

Луна порывисто чмокнула меня в правую щеку. Я по-доброму рассмеялся:

— Нет, Луна, не так. По-настоящему.

Никогда раньше я не видел выражения испуга в её глазах. Казалось, она была готова расплакаться прямо здесь и сейчас. Я даже немного растерялся и уже хотел спросить её, в чём дело, но тут Луна, неуверенно потянувшись к моим губам, пугливо и неумело коснулась меня своими мягкими губками.

И когда я понял, что у неё это впервые, то радовался как дитя, с облегчением и удовольствием осознавая, что свой первый поцелуй она подарила мне. И я знал, что буду помнить его до конца своих дней, потому что никто и никогда не целовал меня так, как она. Не было ничего прекраснее её несмелых прикосновений, вкуса её губ, дрожащих то ли от страха, то ли от волнения. Уверенно, осторожно, чтобы не испугать, я начал отвечать на её ласки, не в силах больше удерживать себя от этой сладкой муки.

Надавливая и отпуская, задевая языком, обхватывая губами её губки, слегка покусывая и посасывая — совсем скоро Луна начала отвечать мне тем же с такой страстью и желанием, что я не мог не улыбнуться в душе. «А моя девочка быстро учится», — с довольной ухмылкой подумал я про себя. Когда спустя пару секунд она издала еле слышный стон удовольствия, я отстранился и прервал наш поцелуй, боясь потерять над собой контроль и случайно сделать ей больно.

— Что, Драко? Что я сделала не так? — услышал я сквозь негу её взволнованный голос.

— Всё так, Луна, — успокаивающе улыбнулся я ей, погладив пальцами её розовую щечку. — Просто ты, чертовка, сводишь меня с ума.

Она лишь застенчиво опустила глаза:

— Но ведь это не так уж и плохо, правда, Драко?

— Это замечательно, Луна, — с полной уверенностью ответил я ей.

— Драко... мы можем с тобой поговорить? Только не здесь, — голос её приобрел серьёзные и обеспокоенные нотки.

Всё ещё находясь в состоянии опьянения от умопомрачительного поцелуя, я довольным котом промурлыкал:

— Я знаю одно место, где нам никто не помешает. Пойдём.

Взявшись за руки, я повёл Луну в Выручай-Комнату.

По моей просьбе Выручай-Комната обернулась для нас в весьма уютное местечко с горящим камином, мягкими креслами со столиком напротив и большой кроватью в дальнем углу помещения. Едва переступив порог комнаты, я притянул Луну к себе для нового, такого желанного мною в тот момент, поцелуя, и Луна мне не отказала, всецело отдавшись охватившему нас обоих порыву страсти. Однако того, о чём можно сразу подумать в такой интимной обстановке, у нас с Луной не было. Приходилось сдерживать себя невероятным усилием воли, чтобы не нарушить данное Луне обещание не переходить заданные ею границы. Но были поцелуи, крепкие объятья и нежные, осторожные прикосновения. Луна явно смущалась и чувствовала себя неловко от моих действий, поэтому я приказал себе лишний раз не распускать руки. Закрыв глаза, она стеснительно, с сомнением принимала каждую мою ласку, но было видно, что всё это приносит ей небывалое удовольствие. Сердце её стучало с такой силой, что я чувствовал его удары почти как свои.

Немного отстранившись, я засмотрелся на её прекрасное личико. «Серьёзная какая», — ухмыльнулся я про себя и, не удержавшись, шлёпнул пальцем по её милому носику. Луна тут же распахнула глаза и удивлённо на меня посмотрела.

— Где твоя улыбка, Ангел? — лукаво усмехнулся я уголком рта, изогнув левую бровь.

И Луна тот час же мне улыбнулась. Так, как умела только она — ослепительно, миролюбиво и слегка безумно.

— Так-то лучше, — сказал я важным тоном, заправляя ей за ушко выбившуюся прядку длинных волос.

Луна почти невесомо провела рукой по моей щеке, отчего по шее и спине моментально прокатилась сладкая трепещущая дрожь.

— Ты мне будто снишься...

— Почему? — нахмурился я.

— Потому что ты звезда. А звёзды не могут быть такими...

— Какими? — поспешил уточнить я у Луны.

— Живыми.

Я улыбнулся и осторожно прикоснулся лбом к её лобику.

— А ещё звёзды ужасно одиноки. Помнишь, ты мне говорила?

Луна медленно кивнула мне в ответ.

— Я больше не чувствую себя одиноким. И более живым, чем сейчас, с тобой, я себя тоже никогда не ощущал, — резко вздохнув, я добавил с победной интонацией в голосе: — Так что ты ошибаешься, Лавгуд. Никакая я не звезда.

Луна вдруг порывисто рассмеялась.

— Что? — удивился я её резкой смене настроения.

— Но, я так думаю, то, что ты красивый, ты не будешь отрицать, верно, Драко? — весело заявила она.

— Нет, конечно, — гордо ответил я. — Я вообще само совершенство.

Луна снова заразительно расхохоталась, а я сделал вид, что обиделся на её реакцию. Отсмеявшись, Луна заметила мою досаду и неожиданно быстро чмокнула меня в нос. Я сразу довольно улыбнулся и со всей нежностью, на которую только был способен, посмотрел в голубые глаза-сапфиры своей любимой девочки. А затем Луна уже куда более серьёзно проговорила:

— Просто нам ещё предстоит сегодня это выяснить, Драко Малфой.

— Конечно, — тяжело вздохнул я, поцеловав Луну в губы.

А потом был разговор. Долгий, мучительный, откровенный разговор, в ходе которого я рассказал Луне всё: о положении, в которое попал со своей семьей, о Выручай-Комнате с Исчезательным шкафом, о задании Тёмного Лорда — убить профессора Дамблдора... Признаваясь ей во всём этом, я периодически нервно поглядывал на Чёрную метку, с минуты на минуту ожидая ощутить такой приступ боли, который, наверное, своей силой просто-напросто прикончил бы меня. Не знаю, почему в ту роковую ночь метка так и не дала о себе знать. Возможно, я тогда ошибался о тайной связи моего сознания с сознанием Тёмного Лорда. И слава Мерлину, что это было так.

По правде говоря, я недолго упирался с ответом. Луна попросила меня честно и подробно рассказать обо всём, что со мной происходит, я же давал ей обещание стать лучше... Всё как-то... сложилось. К тому моменту я уже действительно не знал, что мне делать дальше, и нуждался в поддержке и понимании. Конечно, я догадывался, что посоветует Луна, и она оправдала мои надежды: моя девочка предложила мне перейти на сторону «света».

— Гарри победит его, Драко. Я в этом уверена.

После бесконечных споров и рассуждений Луна мирно заснула на моей груди, дав мне возможность поразмыслить над всем наедине с собой. Нежно обняв своё сокровище, остатки ночи я придирчиво, сосредоточено обдумывал её предложение, тщательно и не один раз взвешивания все «за» и «против». Это был самый сложный в принятии решения выбор за всю мою жизнь. Сделка с совестью оказалась весьма неприятной процедурой...

Наутро я во всём сознался Дамблдору. К моему удивлению, профессор догадывался о многом из того, что я ему рассказал. Директор поблагодарил меня за честность, восхитился моей храбростью в решении перейти на «светлую» сторону и благородно простил за все совершённые ошибки. Он пообещал незамедлительно предоставить моей матери убежище и защиту.

С отцом дела обстояли сложнее. Дамблдор предположил, что Волан-де-Морт попытается вызволить Люциуса из Азкабана. Северус, во время разговора также находившийся в кабинете директора, с ним согласился. Я был почти уверен, что если отец выживет, то в этой войне, непременно, останется на стороне Тёмного Лорда, о чём и поспешил заверить директора. Однако профессор попросил меня не делать поспешных выводов. Дамблдор сказал, что если Люциус изъявит желание присоединиться к нашей стороне, то он ему не откажет и сделает всё возможное, чтобы защитить и его. Я безмерно переживал за отца, боялся, что Лорд может просто-напросто убить его за предательство в моём лице и лице Нарциссы, но сделать что-то стоящее было не в моих силах. И, конечно же, меня очень сильно напрягало присутствие рядом профессора Снейпа.

После встречи с Дамблдором нас с Северусом ждал отдельный и очень серьёзный разговор, которого я боялся как огня Адского пламени. Я знал, что он поддерживает сторону Тёмного Лорда, поэтому упирался всеми силами, когда директор настоял на своём решении присутствовать Снейпу при нашем разговоре. Заходя в кабинет своего декана, я с ужасом ждал над собой расправы и смертного приговора. Однако Снейп, вопреки моим ожиданиям, поразил меня до глубины души: чтобы я мог ему верить, с разрешения Альбуса, крёстный поведал мне страшную тайну о своей роли двойного шпиона, в ходе войны всё-таки находящегося на стороне Дамблдора и Поттера. Моему шоку и удивлению не было предела, когда я об этом узнал. «Никогда бы не подумал, что дядя Северус способен на такое...» Снейп взял с меня магическую клятву, что ни одна душа в мире больше не узнает об этом секрете. Конечно же, после такого доверия я не смел даже думать иначе, но перестраховаться было жизненно необходимым, я это понимал и поэтому не сопротивлялся. Мы с крёстным, наконец-то, помирились, и теперь я смог по-настоящему ему довериться. Северус обещал мне приглядеть за Нарциссой, а также лично позаботиться о судьбе моего отца.

— Люциус всегда умел выходить сухим из воды, с моей же помощью добиться этого будет просто. Я сумею убедить Лорда не причинять ему непоправимый вред. Не волнуйся за него, Драко, — сказал мне тогда мой дорогой, любимый дядя Северус.

Я готов был расцеловать его в тот момент. Где-то вдалеке для меня забрезжил огонёк надежды, что всё ещё обойдётся и, возможно даже, отец вернётся к нам с мамой целым, невредимым и присоединится к борьбе против власти Тёмного Лорда.

Мы с Северусом снова сблизились так же сильно, как когда-то в моём далёком детстве. В дальнейшем он помогал мне справляться с приступами боли, периодически вызываемыми Чёрной меткой, за что я был ему безмерно благодарен. «Всё-таки мой крёстный — великий волшебник». Я знал это и раньше, но теперь смотрел на него с нескрываемым восхищением и хотел стать похожим на него. Северусу это нравилось и льстило, а я, в свою очередь, не упускал случая лишний раз напомнить ему об этом. С младенчества не видел своего дядю так искренне и часто улыбающимся в моём присутствии, когда мы оставались с ним одни.

Однако за пределы его кабинета радостное настроение Северуса не распространялось: для половины школы он по-прежнему оставался кошмаром номер один, проявляя особую «заботу» к гриффиндорцам и лично к Поттеру, чем безмерно радовал своего единственного крестника. Моральная поддержка Северуса придавала мне силы и чувство защищённости: было приятно осознавать, что мы с дядей оказались на одной стороне в противостоянии Тёмному Лорду.

Спустя пару дней после «раскаяния» я по своей просьбе с лёгкой руки Дамблдора был официально зачислен в Орден Феникса. Члены Ордена восприняли эту новость враждебно. Поттер бесился больше всех, но со временем, не без помощи Луны, нам удалось установить между собой более менее нейтральные отношения.

Однокурсники со Слизерина тоже не были в восторге от «светлого» Малфоя, однако большинство отнеслось ко мне с пониманием и весьма по-человечески, когда я рассказал им правду о своём положении. Пэнс с Блейзом полностью и безоговорочно поддержали моё решение, после чего я начал понимать, что зря считал себя обделённым дружбой — оба оказались для меня самыми настоящими и близкими друзьями. Я был приятно удивлен и, бесспорно, рад этому открытию. С тех пор отношения между нами вышли на новый уровень. Мы всегда держались вместе, но раньше я лишь позволял им быть около себя. Теперь же всё изменилось: я стал ближе к ним и искренне желал находиться рядом с этими людьми. Пэнс не скрывала своего удивления насчёт моего непривычного проявления внимания к их скромным персонам, а Блейз по-доброму подшучивал над тем, что «смена стороны пошла нашему Слизеринскому принцу только на пользу».

Студенты с других факультетов поначалу смотрели на меня как на невиданную зверушку. Но с того момента, как мы с Луной перестали скрывать наши отношения и впервые вошли в Большой зал рука об руку, интерес к моей персоне стремительно пошёл на убыль. Забавно, но я был даже благодарен Луне за её прежнюю репутацию. Однако с тех пор ни одна сволочь (в том числе и я) не смела сказать в сторону девушки Малфоя ни одного плохого слова.

Луна была счастлива, я видел это по её глазам и чувствовал всем своим сердцем. Свободное от учёбы время мы старались как можно чаще проводить вместе. Она была моим солнцем, моей богиней, а я — её защитником и воином, день ото дня набиравшим знания, уверенность и силы для одной из самых важных битв в истории магического мира.

* * *

Луна Лавгуд подарила мне веру в то, что всё можно исправить, если ты признаешь свои ошибки; надежду на то, что всё будет хорошо, потому что мы пройдём этот опасный путь вместе; и любовь, ради которой я буду до конца бороться за нашу свободу. И пока Луна Лавгуд будет рядом со мной, Драко Малфой сможет всё. Абсолютно всё.