Breaking the ice. Хроники (джен)

Теперь Чакотай жалел, что они не взяли на Иллидарию хотя бы с десяток сотрудников научной службы. Но кто же знал, что все обернется именно так.

Иллидарианцы, по утверждению Ниликса, были широко известны в этом секторе дельта-квадранта. Любопытные, доброжелательные, миролюбивые и терпимые, они контролировали несколько планет с богатыми залежами ценных ресурсов, но славились больше как ботаники и кулинары, и каждую торговую миссию рассматривали как предлог для очередной вечеринки. В талаксианской базе данных содержались килотонны информации об их культуре — общество у них было очень открытым, и они охотно делились информацией с другими расами. При других обстоятельствах «Вояджер» бы непременно задержался несколько дней на орбите этой планеты, чтобы предоставить экипажу отдых, а научному отделу — материал для исследований, но сенсоры засекли в нескольких парсеках в противоположной стороне излучение, которое могло указывать на червоточину, и капитан Джейнвей приняла решение направить ресурсы корабля на изучение этого феномена, а на Иллидарию отправить шаттл с командой всего из двух человек. Разумный выбор, учитывая, что и планета, и излучение были в стороне от курса к альфа-квадранту, а в талаксианской базе было столько данных по иллидарианцм, что рассчитывать на значительное дополнение не приходилось. Однако в первый же день торговых переговоров, проходивших даже легче, чем предполагали и без того чрезмерно оптимистичные прогнозы Ниликса, Чакотай понял, что капитан, пожалуй, пожалеет о своем решении, как только ознакомится с их отчетом. Дело в том, что иллидарианцы, обладавшие достаточно мощным флотом для того, чтобы их не трогали ни кейзоны, ни Этанийский орден (главный возмутитель спокойствия в этом секторе, с которыми, тем не менее, «Вояджеру» пока сталкиваться, к счастью, не приходилось), торговали всем, включая свои технологии. Но именно сейчас иллидарианские ученые, судя по всему, находились на пороге создания транспортерной системы. Конечно, разработка, по прикидкам, должна была занять не один год, а то и не одно десятилетие, но уже теперь в их обществе чувствовались пока еще неоформившиеся настроения в пользу пересмотра политики торговли технологией, не в последнюю очередь в связи с перспективой этого нового открытия. Чрезвычайно любопытная коллизия, и Чакотай чуть зубами не скрипел от злости, думая, что на планете им можно провести всего лишь два дня, и толком изучить все тонкости момента не получится. Тувока же, раз двадцать повторившего «Когда ситуация разовьется настолько, чтобы представлять тактическую опасность, «Вояджер» будет далеко от этого сектора», и один раз расщедрившегося на «Я разделяю ваш интерес, коммандер, но тратить энергию на переживания по поводу обстоятельств, которые находятся вне вашего контроля, непродуктивно», и вовсе готов был придушить собственными руками.

Сказать по правде, импульс этот был не то что не агрессивным в буквальном смысле этого слова, но даже веселым и — почти что вопреки собственным желаниям Чакотая — теплым. Очередное обращение к прошлым привычкам. Тувока, с его страстью к изречению очевидных истин, и без того знакомых сослуживцам, но в некий конкретный момент времени просто проигрывающих эмоциональному накалу, всем маки хотелось задушить раз по пять на дню. Странно было ощущать, до какой же степени все не изменилось. Знакомые фразы, знакомые жесты, знакомые паттерны поведения окружающих — все эти мелкие штришки пусть на мгновение, но давали возможность почувствовать себя дома, в тех его координатах, что располагаются не в пространстве космоса, а в некоей эфемерной вселенной, звездами которой являются люди. Это — правильно, и это — удачно, да и попросту полезно, в конце концов, так почему в данном конкретном случае каждый сигнал маяка «привычности» на мгновение до боли режет глаза? Риторический, разумеется, вопрос. И, вероятно, придется просто всматриваться в путеводные огни звездной дорожки из вчера в сегодня, пока зрение окончательно не приспособится к длине и интенсивности этой световой волны.

Однако приглашение слетать на третью луну ближайшей Иллидарианской колонии и лично полюбоваться на тропические леса, особому климату которых местный шоколад был обязан своей славой лучшего в квадранте, Чакотай принял скорее от злости на обстоятельства вообще и Тувока в частности, чем из реального интереса. Иллидарианцы обладали даром ненавязчиво общаться двадцать семь часов в сутки, так что полет туда и обратно в компании приставленного к гостям сопровождающего и короткая экскурсия на плантации обещали стать неплохим испытанием для вулканского терпения. О мелочности своей Чакотай пожалел через час после отлета: не то чтобы он ожидал каких-то неприятностей или испытывал дискомфорт сам, но не стоило поддаваться эмоциональному порыву. Впрочем, время он собирался использовать с толком, расспрашивая сопровождающего, молодого чиновника по имени Бензор, о настроениях на планете и культурных традициях максимальной открытости их общества и заодно отвлекая его внимание на свою персону. Тувок же, похоже, был занят тем, что вешал сто тридцатый шифровочный протокол на системы шаттла, особую заботу уделяя транспортеру. На всякий, как он выразился, случай.

Почти у самой колонии они натолкнулись на странную картину. Плотное облако в космосе, на первый взгляд напоминающее туманность, но очень уж небольшую, всего пара километров в диаметре, и какую-то чересчур насыщенную, почти осязаемую. Вязкие нити розового, красного, синего и оранжевого протягивались среди звезд, сплетались, словно притянутые неведомой силой, в клубок чистого мягкого света и отбрасывали вокруг перья-всполохи. Будто закатное небо уходящего лета, теплое, манящее и хрупкое в своей тронутой дыханием увядания красоте. Чуть в стороне от аномалии зависли два крупных корабля: один иллидарианский, другой сенельский, с которыми команда «Вояджера» уже тоже успела познакомиться, — и направлялся прямо к облаку иллидарианский шаттл.

— Странная туманность, — пробормотал Чакотай. Хотя он и без сенсорного анализа был уверен — это что угодно, но никак не туманность.

— Это Курган, — пояснил Бензор. — По крайней мере, мы называем аномалию так, у сенельцев, кажется, другое название. Да и у всех остальных рас, что с ней сталкивались, тоже.

— В каком смысле «сталкивались»? — поинтересовался Чакотай. Теперь, когда немного схлынуло острое восхищение красотой космического закатного неба, феномен казался ему странно знакомым.

— В этом секторе отчеты первых космоплавателей многих рас содержали упоминания о «закатном облаке», которое неожиданно появлялось в разных частях космоса, зависало на несколько часов, а иногда и минут, и пропадало снова, — охотно принялся рассказывать Бензор. — Попытки проникнуть в аномалию предпринимались с ранних лет освоения космоса, но ранние корабли были слишком несовершенны, чтобы преодолеть термобарический барьер по периметру. А даже когда это удалось… Аномалия легко впускает внутрь и выпускает наружу, но исчезнуть может в любой момент, без какой-либо системы. Из тех, кто был внутри в момент ее исчезновения, никто не вернулся.

— И что, периоды ее появления абсолютно непредсказуемы? — Чакотай следил на экране за иллидарианским шаттлом, как раз в этот момент исчезнувшем за барьером и тут же пропавшем с радаров.

— Были, — улыбнулся Бензор. — Лет пять назад мы нашли способ «привязать» Курган к излучению определенных частиц, как к якорю, на три часа. Излучение генерируется дефлектором нашего корабля. Я вынужден попросить вас воздержаться от сканирования конфигурации дефлектора.

— Разумеется, — кивнул Тувок.

— Тем более что она все равно закодирована, — добавил Бензор так, будто его не прерывали, и вернулся к рассказу: — Курганом интересуются многие. Отчеты тех, кто за всю историю там побывал и все-таки смог вернуться, будоражат воображение.

— В самом деле? — с какой-то странной интонацией спросил Тувок. — Любопытно.

Чакотай не сомневался как в том, что это «любопытно» — банальная провокация, так и в том, что Бензор немедленно клюнет. Так и оказалось.

Пока он связывался со своими людьми, спрашивая разрешение на посещение аномалии для гостей с «Вояджера», Тувок молча протянул Чакотаю падд с поверхностным сенсорным анализом «туманности». Тот бросил один взгляд на данные и тут же, не удержавшись, присвистнул. Ядро аномалии содержало всю таблицу Менделеева — это как минимум. Ценнейшие минералы, драгоценные металлы, в том числе латина, хотя ее в этом секторе, похоже, не особо ценили — по крайней мере, пока, — и многое другое. Не удивительно, что этим… Курганом интересуются все осведомленные о его существовании расы.

Шаттл Федерации прошел через барьер так же легко, как и иллидарианский. Предназначение барьера, похоже, было не в том, чтобы не впускать кого-то внутрь, а в том, чтобы удерживать атмосферу — вполне, кстати, пригодную для дыхания большинства гуманоидов. Внутри аномалия представляла собой своеобразную вертушку из трех небольших лопастей-астероидов, равноудаленных и от ядра, и друг от друга и соединенных небольшими перемычками. Слишком симметрично для естественного формирования. Чем дальше, тем больше Чакотай убеждался — к созданию Кургана приложили руки разумные существа.

На ближайшем астероиде показалось возвышение — холм насыпанной земли, по цвету заметно отличавшейся от местной почвы. На вершине, словно маяк, сверкал треугольник, и в его позолоченных гранях вспыхивали отблески далеких звезд. Чуть дальше — небольшой каменный круг, опоясывающий застывшее миниатюрное «озеро» (определить состав невооруженным глазом, да еще на таком расстоянии, было невозможно), а рядом — правильной формы обелиск, напоминающий кельтские менгиры. Воздух вокруг, казалось, дрожал, будто в жаркий летний полдень, и почему-то чудилось пение листвы, приветствующей вечерний ветер, хотя никакой растительности, конечно, рядом не было и в помине. Покой тысячелетий, отпустивших скорбь и оставивших лишь память, золото осенней листвы и серебро первых снежинок на еще пружинящей земле.

— Это захоронения, — с трудом выдохнул Чакотай. Ему случалось посещать древние могильники, как земные, так и инопланетные, но нигде, ни раньше, ни — он был в этом уверен — позже, слова «вечный покой» не казались настолько осязаемыми.

— Наши ученые установили, что здесь сосредоточены захоронения минимум сорока рас, — с энтузиазмом принялся объяснять Бензор. — Возраст древнейшего насчитывает почти миллион лет, но…

Чакотай его не слушал. Он смотрел на соседний астероид — там, возле точно такого же холма, суетились ученые-сенельцы: брали пробы грунта; с помощью приборов, похожих на трикодеры, прощупывали состав венчавшего вершину треугольника; и занимались прочими подобными исследованиями.

— Лейтенант, отключите сенсоры! — рявкнул Чакотай так громко, что Бензор от неожиданности подавился очередным предложением. — Сделаем круг и возвращаемся на прежний курс.

Дорогу до колонии, как, собственно, и посещение тропического леса, плантаций с местным аналогом деревьев какао, окруженных, как и на Земле, буйной растительностью для защиты капризных плодов от прямого воздействия солнечных лучей, Чакотай почти не помнил. В висках обреченной дробью выстукивало: «Осквернители могил». Он сам не знал, почему его так сильно, так лично задевает подобное мародерство. «О человек, кто бы ты ни был и откуда бы ни явился, — ибо я знаю, что ты придешь, — я Кир, создавший персидскую державу. Не лишай же меня той горстки земли, которая покрывает мое тело». Возможно, не сама разумная «заморочка» для антрополога — или, по крайней мере, для человека, который когда-то мечтал стать таковым, — но собранные в одном месте инопланетные захоронения оказались удивительно созвучны его состоянию. Мягкий, ностальгический флер золотой осени. Память времен, чертог размышлений и озарений. Не меньше, чем мародеров, Чакотай не выносил церковных воров.

— Коммандер, — Тувок осторожно тронул его за плечо, а это означало, что перед тем он какое-то время безуспешно пытался привлечь его внимание одним только голосом. — Нам пора, если не хотим опоздать к месту встречи с «Вояджером». Еще предстоит загрузка припасов по возвращении на Иллидарию.

На скулах у Тувока ходили желваки. Видимо, удар общительности иллидарианцев и в самом деле оказался довольно сильным. Чакотай слабо усмехнулся — весело все-таки вылетали на эту экскурсию, жаль, заканчивалось все на минорной ноте, — и сменил Тувока на посту «развлекаемого гостя».

На обратном пути аномалия — хотя они и знали о ее наличии — возникла все так же неожиданно, будто мираж, формирующийся из песков пустынь. Оживающая на глазах легенда, сотканная из самого времени. Однако что-то, похоже, было не в порядке. На всех частотах звучал широкополосный сигнал бедствия.

Чакотай включил связь.

— Отказ двигателей… Двое тяжело раненных… Спасательная группа… Двадцать минут…

— Термобарический барьер дает помехи на коммуникационный массив, — доложил Тувок. — Компенсирую.

Это, впрочем, не понадобилось: еще до окончания настройки с ними связался ведущий иллидарианский корабль и сообщил, что у находящегося в аномалии шаттла вышел из строя двигатель. А между тем, Курган должен был вернуться обратно в подпространство в течение двадцати минут.

Чакотай скосил глаза на Тувока. Даже тех данных, что они успели собрать, хватало, чтобы понять: аномалия, разумеется, была искусственного происхождения, и отнюдь не являлась незнакомой. Чакотай слышал о подобных древних подпространственных могильниках в альфа-квадранте — их даже поверхностное изучение осложнялось проблемами с транспортацией. Вытащить транспортером застрявших в ней людей, конечно, можно — и черт с ними, даже с образцами и оборудованием, — но сканеры наведения, вероятнее всего, нарушат баланс ядра и собьют калибровку «якоря», используемого для «привязки» аномалии. Такой случай был задокументирован в базе данных Звездного флота. Новую конфигурацию дефлектора было бы сложно подобрать даже инженерам Федерации, а ведь иллидарианцы значительно менее искусны.

— Коммандер, — воскликнул Бензор, — может быть, вы могли бы помочь? Ваш транспортер…

— Справится, — почти сразу решился Чакотай. — Лейтенант, наведитесь на группу внутри аномалии. — Он открыл канал связи с иллидарианским кораблем.

Тувок приподнял бровь, но почему-то воздержался от комментариев. Вот только Чакотай не сомневался: тот тоже вспомнил. И все понял.

— Готово.

— Запускайте.

Можно было бы сказать, что о наиболее вероятных последствиях этой «помощи» Чакотай не сообщил иллидарианцам из-за нехватки времени, но это было бы пошло.

На пути к координатам встречи с «Вояджером» Тувок упорно молчал. Впрочем, это было для него типично.

— Я подготовлю для капитана полный отчет о миссии, — наконец сообщил Чакотай потолку, сделав ударение на слове «полный». Конечно, иллидарианцы сами попросили о помощи, и никаких директив он не нарушил, по крайней мере, формально, и все же…

Тувок секунду помедлил, а потом развернулся всем корпусом, криво усмехнулся, — и в его глазах мелькнуло странное выражение, словно солнце на мгновение отразилось в гранях заледеневших капель:

— Я в этом и не сомневался.