Гарри Поттер и глина Эдема (джен)

— Иллюминати интрабунт хик! — произнес Гарри слова, которые впервые услышал от профессора Квиррелла целую вечность назад.

Ставшее привычным тусклое солнце вспыхнуло адским прожектором, заставив их прищуриться, — даром что было низко над горизонтом. В уши влилось многоголосие бурлящей вокруг жизни: шелест шин паркующихся рядом с Нойе Шлосс автомобилей, смех и разговоры прохожих, мерные удары какого-то механизма вдалеке, семенящие шаги по металлическому настилу Донауштег… В первое мгновение Гарри захотелось заткнуть уши. Гермиона, страдальчески наморщив лоб, осматривалась вокруг, и, судя по всему, испытывала такой же дискомфорт.

Однако, выбравшись из облезлых зарослей кустарника на открытое пространство, Гарри с удивлением обнаружил, что почти забытые ощущения возвращаются к нему и начинают по-настоящему радовать. Мир Сумрака был по-своему прекрасен, но сейчас Гарри ощущал, насколько же ему не хватало этого бьющего по всем чувствам потока информации, этой яркости и громкости, от которой навсегда отгородился призрачный Айзентурм.

Обогнув замок, они прогулочным шагом отправились на северо-запад и, миновав несколько маленьких кафе и магазинчиков, вышли на Людвигштрассе, которая живо напомнила Гарри Косой переулок в Лондоне. В преддверии Рождества улочку превратили в кусочек зимней сказки. На стенах домов, столбах и рекламных стендах переливались всеми цветами гирлянды, особенно яркие на фоне начинающего темнеть неба. После приглушенного освещения Сумрака от всей этой иллюминации захватывало дух и создавалось по-настоящему праздничное настроение, несмотря на то, что Рождество в Айзентурме не праздновали, а до Нового года и последующих зимних каникул оставалась еще тяжелая экзаменационная неделя. К счастью, преподавательский состав академии вошел в положение и снизил уровень требований с учетом напрочь дезорганизованного учебного процесса в этом семестре.

Конечно, после сражения в холле и бегства профессора Квиррелла было сделано все возможное, чтобы вернуть жизнь в академии на прежние рельсы. Проведение занятий по боевой магии теперь возложили на Цао Шу. Гарри подозревал, что это было сделано как минимум отчасти в отместку за то, что она выступила на стороне беглеца, но не мог не признать, что лучше нее с этой должностью из оставшихся преподавателей не справился бы никто. Ее подход заметно отличался от того, что они привыкли видеть на уроках Квиррелла, но был по-своему эффективным: Цао Шу делала упор не на тактику и командную работу, а на индивидуальное развитие и постоянную готовность к битве.

Преодолев порог вхождения, Гарри наконец-то начал делать успехи в немецком, и теперь вполне мог бы обойтись без помощи Перки на занятиях. Последний, впрочем, все еще был рядом, но ограничивался эпизодической помощью в особо трудных моментах. В области артефакторики им с Гермионой приходилось изучать материал с опережением программы и внеклассными занятиями — и это тоже не замедлило дать свои плоды: к концу этой недели профессор Крюгер подозвал их к себе и сообщил, что со следующего семестра они могут посещать занятия вместе с учениками четвертого курса.

Словом, жизнь продолжалась, и к чести иллюминатов, продолжалась она неплохо. Однако никакие их усилия по возвращению ситуации в прежнюю колею обмануть Гарри не могли. Дело так и не было закрыто. Убийца все еще оставался на свободе и продолжал находиться среди них, а невиновный человек — Гарри сохранял убежденность в невиновности Квиррелла — по-прежнему пребывал в изгнании. Неделю назад, в полнолуние, все ожидали очередного ритуального убийства, но оно так и не произошло — или же на сей раз убийца предпочел замести следы. Многие утверждали, что это прямое свидетельство виновности Квиррелла, который теперь продолжает убивать где-то вне Ингольштадта, но ни Гарри, ни Гермиона не верили, что это правда.

Поэтому, когда нынешним утром ректор академии и глава ордена Адам Вейсгаупт объявил, что послеобеденных занятий в последний день перед экзаменационной неделей не будет, они с готовностью ухватились за возможность выбраться из Сумрака и предпринять еще одну попытку установить связь с пропавшим профессором. Увы, пока что транслятор не передавал ни единого звука. Быть может, Квиррелл уничтожил артефакт, чтобы его не могли отследить?

Они зашли в кафе с непроизносимым названием «Эрлёйхтетенгартен», владелицей которого была Софи Вундерлих — приятного вида светловолосая женщина, проживавшая в пара-Ингольштадте: де-факто кафе было местом проведения досуга для учеников и преподавателей Айзентурма вне Сумрака, хотя, конечно, никто не возбранял посещать его и простым смертным, которые, как правило, и составляли большинство посетителей.

— Ты думала о том, что будешь делать, когда все это кончится? — спросил Гарри, сев напротив Гермионы за простым деревянным столиком в ожидании заказа.

— Что кончится? История с убийствами?

— Не только. Когда Волдеморт будет побежден, когда мы окончим академию — что тогда?

Гермиона пожала плечами.

— Ты же слышал, что говорил Квиррелл. Магический мир всегда был опасен, что с Волдемортом, что без. Ты знаешь, Гарри… Когда меня приняли в Хогвартс, мне показалось, что я очутилась в сказке. Наверное, дети волшебников… Я имею в виду, те, которые воспитывались в семье волшебников, воспринимают это иначе: для них магия — заурядная часть реальности. Они не строят иллюзий. Для меня же волшебство всегда было неотъемлемым признаком добрых историй, которые рассказывают детям на ночь. А потом — все это. Иногда мне хочется, чтобы я никогда не знала этой стороны мира и сказка оставалась бы сказкой.

— Но… возможно, она все же останется сказкой. Если все кончится хорошо. Если мы сможем найти и наказать преступника, победить Волдеморта и спасти невинных людей.

— Мы никогда не сможем спасти всех, ты же понимаешь, Гарри? Уже не смогли. А после Храма Творения…

Гермиона опустила голову: казалось, она вот-вот заплачет. Гарри протянул руку и сжал ее пальцы. Они оказались ужасно холодными, хотя в помещении было тепло, да и на улице отнюдь не буйствовал мороз.

— После Храма Творения, — продолжала Гермиона, — я поняла, насколько легко можно потерять вообще всех, даже если никто не погиб. Я теперь боюсь сильно привязываться к людям. В Айзентурме замечательные ребята, но у меня до сих пор нет новых друзей. Чем больше близких людей, тем больнее в итоге, когда остаешься без них.

Гарри помрачнел. Если даже новых друзей Гермиона заводить не желает, вряд ли она сможет решиться на что-то большее. Но он никуда не спешит, а ситуация может измениться, как и отношение к ней Гермионы. Поэтому он просто кивнул, не удержавшись, однако, от вздоха, что не укрылось от ее внимания.

— Однако я не собираюсь избавляться от привязанностей, которые у меня уже есть, — тепло улыбнулась она ему.

У него отчаянно защипало в глазах, и он поспешно вытащил из кармана транслятор, чтобы переключиться на другую тему.

— Попробую-ка я еще раз послушать, не появился ли профессор на связи, — сказал он и сжал транслятор пальцами.

— Ну наконец-то! — загремел в ушах голос Квиррелла, заставив Гарри подскочить на месте. — Вы меня слышите, мистер Поттер?

Гарри, округлив глаза, посмотрел на Гермиону. Она поняла его без слов и коснулась пальцем транслятора.

— Д-да, профессор Квиррелл, — тихо произнес Гарри. — Я вас слышу. С вашей стороны очень долго не было никакого сигнала, и мы уж решили…

— Прошу меня простить, но это моя собственная мера безопасности. Я не был уверен, что вторую часть транслятора у вас не изъяли.

— А теперь? И откуда вы узнали, что я подключился?

— А теперь я придумал, как внести небольшую модификацию в устройство, позволяющую мне точно знать, кто и когда подключается на той стороне, — со смешком ответил Квиррелл. — Так что теперь у нас есть постоянный канал связи. Увы, на связь выходить можете только вы, если только Хироко не поможет вам с аналогичным усовершенствованием. До тех пор о моем подключении вы знать не сможете.

— Но… Профессор Квиррелл, где вы сейчас? И что нам теперь делать? — спросил Гарри, и его собственный вопрос показался ему до смешного нелепым. Откуда профессору знать, что им делать? У него своих проблем полон рот.

— Вы, кажется, упоминали имя просвещенного Квиррелла? — прозвучал голос у него под ухом.

Он вздрогнул и затравленно обернулся, увидев мило улыбавшуюся им Эльзу Фриз в компании Курта и Эрики, и по возможности небрежно сунул транслятор обратно в карман. Затем натянуто улыбнулся в ответ и поздоровался.

— Простите, не имела намерения подслушивать, — со смехом отозвалась просвещенная Фриз, подняв руки. — Просто мы тут с ребятами обсуждали, кто куда отправляется на каникулах. На вашем курсе все разъезжаются по домам, но вам, насколько я понимаю… Гм.

— Да, нам ехать некуда, — кивнула Гермиона. — Наш дом теперь — Айзентурм.

— Вот именно. Простите, если это было не очень тактично…

— Все в порядке, просвещенная Фриз, — поспешно ответил Гарри.

— Ну что ж… Во время предстоящих каникул я намеревалась предпринять небольшое расследование. И надеялась, что вы, ребята, мне поможете, если, конечно, у вас нет других планов на это время. Уверяю вас, это будет очень увлекательным мероприятием. Уж точно интересней, чем сидеть две недели взаперти, ведь правда?

Эрика и Курт попрощались и направились к другому столику. Эльза Фриз без особых церемоний пододвинула стул и разместилась слева от Гарри. Особого выбора у него не оставалось: не бросаться же отказом в лицо просвещенной?

— Конечно, мы поможем, — пожал он плечами. — Если это в наших силах. Но о каком расследовании вы говорите?

— Вы помните, я упоминала о шифре, который Иоганн Гёте, возможно, разместил на страницах «Фауста»? — спросила она, откинувшись на спинку.

— Я даже перечитала «Фауста» по этому случаю, — кивнула Гермиона. — В этом произведении действительно хватает иносказаний, похожих на тайный код, но мне непонятно… Почему Гёте не мог открыто передать эти сведения другим иллюминатам? Зачем шифровать их с риском утратить тайну навсегда?

— Не все так просто, мисс Грейнджер, — со вздохом отозвалась Эльза Фриз. — В 1784 году в нашем ордене произошел раскол. Адольф фон Книгге, некогда правая рука Адама Вейсгаупта, предал его и отделился вместе с группой единомышленников. Организация тогда стояла на грани уничтожения: с подачи фон Книгге иллюминатов находили и уничтожали по одному на протяжении не менее двух десятков лет. Гёте не знал, кому доверять, и не мог связаться с самим Вейсгауптом, опасаясь, что его перехватят. Поэтому, как считается, он воспользовался шифром для передачи этих сведений, надеясь на то, что к моменту расшифровки оппозиция иллюминатов либо будет уничтожена, либо победит. В обоих случаях сохранять тайну уже не потребуется. Но в главном он ошибся.

— В чем же? — спросил Гарри.

— Оппозиция сохранилась, как и сами иллюминаты, и теперь она тоже имеет статус тайной организации. Противостояние продолжается поныне, а знание тайны способно кардинальным образом изменить расстановку сил. По всей видимости, тот, кто первым сможет расколоть шифр, одержит решительную победу над противником.

— И это вы называете «небольшим расследованием», просвещенная Фриз? — нахмурилась Гермиона. — Вы намерены за две недели решить задачу двухсотлетней давности?

— Не совсем так, мисс Грейнджер. Я занимаюсь этим вопросом со дня вступления в орден. В этот раз я просто хотела бы проверить одну свою небольшую гипотезу: возможно, это даст нам ключ к шифру. У меня есть основания полагать, что я действительно близка к разгадке.

— И что же это за основания? — заинтересовался Гарри. — Что-то подтвердилось?

— Вы помните инцидент с этим мальчиком, Куртом? Мы все сочли тогда, что кто-то пытался помешать мне построить модель для Гипертьюринга. Но ведь я не единственная способная на это. Кроме того, я не маг, и не играю стратегически важную роль в ордене. Зато на одном из недавних заседаний ареопага я озвучила свои находки относительно шифра. И если это действительно обеспокоило наших врагов, значит, во-первых, они продвинулись дальше нас, а во-вторых, я наступаю им на пятки. Логично, ведь правда?

Гарри пожал плечами. В таком изложении все вроде выглядело связно, но что-то во всей этой истории его по-прежнему беспокоило: как будто он упускал важнейшее связующее звено среди горы ничего не значащих сведений.

— А зачем кому-то могло понадобиться подставлять профессора Квиррелла? — спросил он. — Насколько я знаю, поисками шифра он вообще не занимался.

— Я отнюдь не уверена, что его подставили, Гарри, — мягко ответила Эльза Фриз. — Вы же помните, просвещенный Ланге проверил корректность моей модели и не нашел никаких проблемных мест. Но пусть даже так. Профессор Квиррелл стремился к той же цели, что и я, просто с другой стороны. То, что я хочу отыскать, он пытался создать сам. И судя по его утверждениям, тоже был близок к цели.

— Вы имеете в виду, что тайна, заключенная в «Фаусте», — удивленно вскинул брови Гарри, — это…

Эльза Фриз, улыбнувшись, кивнула.

— Да. Все говорит о том, что там хранится местонахождение источника глины Эдема или рецепт ее изготовления.

— А организация, которая пытается вам помешать, — кто они?

— Аненербе, конечно. Вы ведь знаете, что когда-то ей руководил сам рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер? После его смерти и падения Третьего рейха организация ушла в глубокое подполье, но продолжает действовать, и в данный момент мы ничего не знаем о том, кто ее лидер, где располагаются ее базы и, увы, кто из иллюминатов — ее тайный агент.

— Хорошо, просвещенная Фриз. Мы с Гермионой посоветуемся и…

— Вы простите меня, просвещенная, — перебила его Гермиона, — но мне это мероприятие не кажется хорошей идеей. Гарри сюда направлен ради безопасности, и это очень дорого обошлось, в том числе и благодаря мне. Подвергая Гарри риску, мы можем пустить все эти усилия насмарку, даже если забыть о том, что это попросту неэтично.

— Я ни в коем случае не тороплю вас, ребята, — поспешила ответить Эльза Фриз, явно удивленная такой резкой отповедью. — Я обещаю, что никакому риску Гарри подвергать не буду, но в любом случае вам предстоит нелегкая экзаменационная неделя, а уж потом вы в спокойной обстановке решите, чем будете заниматься на каникулах. Договорились?

Когда Эльза Фриз их покинула, помахав рукой у самого входа и вновь одарив их милой улыбкой, Гарри, переглянувшись с Гермионой, выташил из кармана транслятор и сжал его пальцами.

— Вы это слышали, профессор Квиррелл?

— Каждое слово.

— И что вы думаете по этому поводу? Следует ли нам… сотрудничать с просвещенной Фриз?

— Лично я категорически против, — безапелляционно заявила Гермиона.

— Думаю, она что-то недоговаривает, хотя в целом факты она изложила вполне корректно, — в голосе Квиррелла проскользнули нотки неуверенности. — Не могу просить вас рисковать жизнью для удовлетворения моего любопытства, но я бы предпочел находиться рядом во время ее «небольшого расследования», если бы не высокий шанс получить от нее пулю в лоб. Поэтому буду признателен, если вы за ней присмотрите, мистер Поттер. Однако…

— Да?

— Однако если вам покажется, что очередная ее вылазка связана с угрозой для жизни, лучше оставайтесь в Айзентурме и незамедлительно сообщите мне, куда и с какой целью она направляется. А еще лучше, если вы будете делать это регулярно.

— Вы думаете, что она может оказаться предателем? — с сомнением спросил Гарри. — Она ведь даже не маг.

— Я не утверждаю ничего подобного. И все же ее деятельность за пределами Айзентурма наверняка привлечет внимание агентов Аненербе. И вот уж об их планах я предпочел бы знать как можно больше. Но как бы то ни было, Эльза Фриз права: сейчас вам лучше сосредоточиться на экзаменах. Вернемся к этой теме в следующем году.

Завершив сеанс связи с Квирреллом, Гарри чувствовал себя еще более озадаченным, чем до начала всего этого разговора. Эльза Фриз подозревает, что Квиррелл — убийца и агент Аненербе, но беспечно просит Гарри принять участие в расследовании, которое уже сейчас привлекает внимание их врагов. Квиррелл ни в чем определенном не обвиняет Эльзу Фриз, но все же предлагает Гарри шпионить за ней, что также наверняка сопряжено с риском. Сам Гарри склонен доверять этим двоим и намерен выполнить просьбу обоих просвещенных: помочь в расследовании Эльзе Фриз, но при этом регулярно сообщать Квирреллу о происходящем.

И только Гермионе вся эта история определенно не нравится, хотя приключений она никогда не избегала. Неужели она стала по-настоящему бояться за него? Следствие ли это того, что им довелось пережить, или… Или Гермиона действительно начинает им интересоваться не только по-дружески? Впрочем, он наверняка выдает желаемое за действительное. Его подруга и раньше протестовала против откровенно опасных мероприятий: она в меру любопытна, но совать голову в петлю ради приключений не станет.

Они засиделись в кафе допоздна, и Гарри не заметил, в какой момент часовая стрелка на больших часах над прилавком, выполненных в форме толстой пучеглазой совы, перескочила отметку в одиннадцать вечера. Иногда к ним подходили сокурсники, пару раз поздоровались проходившие мимо преподаватели академии. На улице все так же полыхали гирлянды, бросая многоцветные отблески на лицо сидевшей у окна Гермионы, отчего она казалась нарисованной художником-импрессионистом. Он украдкой любовался правильными и утонченными чертами ее лица, один взгляд на которые оставлял в душе кровоточащую рану. Почему сейчас? Неужели раньше он всего этого не видел?

Постепенно в помещении кроме них остались лишь несколько случайных прохожих, не имевших к Айзентурму никакого отношения, но ребята не следили за изменениями в составе посетителей. Они разговаривали, и Гарри казалось, что никогда в жизни он ни с кем так не общался. И как он раньше не подозревал, что Гермиона может быть такой? Как получилось, что они никогда не говорили так за все время учебы в Хогвартсе: обо всем подряд, что когда-либо случалось в их жизни?

Гарри рассказал, как в детстве панически боялся темноты, но пытался это скрывать. Гермиона — о том, как маниакально избегала любой грязи. Он рассказал ей, как за год до того, как Гарри доставили письмо из Хогвартса, Дадли в новом белоснежном облачении, подарке Дурслей, плюхнулся в грязную лужу, едва выйдя за порог, и как Дурсли устроили за это Гарри головомойку, сочтя, что это его рук дело. Гермиона предположила, что это и впрямь могло быть проявлением спонтанной магии, так что Дурсли в чем-то правы, и поведала в ответ историю про то, как в возрасте пяти лет со злости разбила зеркало, просто посмотрев на него.

Гарри, усмехнувшись, спросил, как она относится к суевериям, и Гермиона так громко фыркнула в ответ, что Гарри от неожиданности подавился соком, который пытался выпить. Когда они вместе смеялись над происшествием, проходившая мимо фрау Вундерлих иронично поинтересовалась, не собираются ли они, случаем, повесить замочек на мосту Донауштег, чем застала Гарри врасплох. Покраснев, он украдкой взглянул на Гермиону, но та к предложению хозяйки заведения отнеслась совершенно беззаботно, если вообще обратила на него внимание, и по-прежнему рассеянно улыбалась, глядя куда-то за окно.

Когда они, покинув заведение, шли обратно в Башню, Гермиона взяла его под руку. Вероятно, чтобы не поскользнуться: температура упала заметно ниже нуля, и местами дорогу покрывала корка свежего льда. Наверное, холод был причиной и тому, что она всю дорогу прижималась к нему: выходя из башни, они не оделись достаточно тепло, поскольку не планировали столь позднее возвращение. Но Гарри все равно твердо решил, что поцелует ее, когда они доберутся до жилого корпуса, и тогда будь что будет. Если она разозлится на него за это… что ж, значит разозлится.

Они вошли в Сумрак, сменив свет и бурление жизни Ингольштадта на безлюдную тишину, и медленно, почти торжественно, прошли по тронутой изморозью аллее ко входу к Айзентурм, по-прежнему озаренному скрещенными факелами Гекаты и Прометея. Когда они поднимались по ступеням, Гарри подумал, что фрау Вундерлих права: они обязательно сходят на мост Донауштег и повесят там замочек. Может быть, даже два: в Сумраке и за его пределами. Если, конечно, Гермиона согласится быть его девушкой, а не просто другом. А если не согласится… Но лучше об этом не думать.

Глядя на пустые коридоры Башни, Гарри на мгновение поддался панике: а что, если тут больше никого нет? Что, если отряды Аненербе взяли штурмом Айзентурм, уничтожив всех, кого он знал, пока они весело проводили время в «Эрлёйхтетенгартене»? Что, если за ближайшим поворотом они встретят взвод одетых в черное людей с нашивками в виде двух молний и упадут под градом пуль, запоздало услышав крик «Фойер!» и оглушительный треск штурмовых винтовок?

Но за поворотом они встретили всего лишь Урсулу, которая о чем-то тихо беседовала с отчаянно зевавшим Хансом, и Гарри облегченно вздохнул. Его мир на сей раз устоял, и все по-прежнему было хорошо. Ну, почти все. Он обязательно ее поцелует. Уже совсем скоро.

— Гарри, да что с тобой? — услышал он удивленный голос Гермионы. — У тебя вид какой-то испуганный. И… Ты что, дрожишь?

— Да нет, все нормально, — поспешно ответил он, через силу улыбнувшись. Его сердце билось где-то под самым горлом, мешая дышать. — Просто вспомнил про экзаменационную неделю. Все выходные к артефакторике готовиться придется.

Уже произнеся это, Гарри мысленно проклял сам себя. Ну зачем он это сказал? Почему не сказать правду, раз уж он собирается поцеловать ее на прощанье? Они прошли мимо двери с номером четыреста шестнадцать и остановились у комнаты Гермионы. Она с улыбкой обернулась к нему, чтобы пожелать спокойной ночи. Сейчас! Проклятье, ну почему он медлит?

— Здорово сегодня было, правда, Гарри? — спросила она. — Так… празднично. Я словно ожила.

— Да, Гермиона, — попытался улыбнуться он в ответ онемевшими от накатившей паники губами. — Это был лучший день в моей новой жизни. Наверное, и в старой тоже.

Она помедлила, опустила глаза и, снова улыбнувшись, выжидательно посмотрела на него. «Она ведь ждет, что ты ее поцелуешь!», верещал надоедливый голос в его сознании. «Давай, идиот! Поцелуй ее, пока не стало слишком поздно!»

— Ну… Спокойной ночи, Гарри, — сказала Гермиона, и стало слишком поздно.

Она повернулась к двери и вставила в замочную скажину ключ. Что-то неправильное было с замком. Что-то не в том, как он выглядел, а много глубже, там, где восприятие мага, отточенное Гарри на занятиях по артефакторике, улавливало признаки чар и незначительных изменений свойств предметов.

— Нет! — крикнул Гарри и схватил ее за руку в тот самый момент…

…В тот самый момент, когда она с щелчком повернула ключ. Ослепительная красная молния с шипением вырвалась из замка и скользнула по их рукам подобно огненной змее. Неведомая сила приподняла их над землей и швырнула в противоположную стену. Гарри почувствовал удар и сокрушающую боль, услышал крик Гермионы, а затем окружающий мир погрузился в кровавый туман, и не было в нем ничего, кроме сплошной багровой тьмы и непрекращающегося протяжного крика тысяч голосов.