ЯРВ: Хроники Корпоративного Целителя 1: "Белый Карлик" ver:1.15.0 (FuLL) (джен)

— Вы можете отпустить меня, я не сбегу, — моя жалкая попытка воззвать к разуму Молчанова потерпела неудачу. Мы шли по длинному коридору, набирая скорость. Всё это время патологоанатом усердно рассказывал мне о великом чуде, которое увидел прошедшим вечером, в результате чего так и не попал домой. Я тщетно высматривал рядом с ним Инферналов. Сознание Молчанова в состоянии маниакальной эйфории. Он или под наркотой, или под влиянием сил, которые я не в состоянии разглядеть. По косвенным признакам я смутно понял, что белый осколок особенный, скорее всего, мощный, но прислушиваясь к своему организму, я не ощущал давления чего-то, не поддающегося рациональному восприятию. Может, Яр ошибся, и осколок в морге не белый, а какой-нибудь серо-буро-малиновый?

Я утешал себя как мог. Изредка оглядываясь, с интересом отметил, что Чернобожец отстал. Испугался Молчанова? Вряд ли, хотя глядя на свежие кровавые разводы его халата, я так же бы осёкся беспокоить такого занятого человека лишний раз.

— Нет, вы точно должны это увидеть! Ни в коем случае нельзя пропустить, он появляется в мире всего раз в сто лет! Как зацветает папоротник, как расцветает кактус!

Патологоанатом улыбался кривыми зубами. Я насторожился, услышав откровение.

— Кто он? — поинтересовался осторожно, перейдя на лёгкий бег, поравнявшись со своим терзателем. Он наотрез отказался выпускать руку. Кольцо Яра врезалось в пальцы, предок так же странно молчал, хотя кого-кого, а его заткнуть очень тяжело. Возможно, так действовала сила осколка?

— Как кто? Белый Карлик! — Молчанов изумился по-детски откровенно. — Вы же сами видели его! Он сказал, что даже держали в руках!

Я молчал, по телу бегали мурашки. Стесняюсь спросить: с кем так по-дружески общался этот чудак, но боюсь, что в ответ опять получу детское изумление. Осколок в морге же белый и этим всё сказано! А вот, похоже, и не всё! Яр явно умолчал, что это прелестное зеркальце безбожно берёт людей под контроль.

Мы вышли в зал, где я видел процессию у крематория. В этот раз печь светилась от пламени. Оно горело не один час. В красных отблесках багровые тела Инферналов напомнили мне варёных раков. Живот снова скрутило спазмом. Нет, всё же жаль, что не поужинал в больнице. Под суровые и надменные взгляды порождений Лимба Молчанов завёл меня в свою обитель, закрыл дверь.

— Я помню, вы не любите сквозняк.

Он не заботился обо мне, как могло показаться. Достал откуда-то заготовленный кожаный ремень, стянул руки и привязал к батарее у стены. После прикосновений к тьме Чернобожца ужасно холодно, и я бы с удовольствием погрелся, но отопительный сезон ещё не начался. Впрочем, от работающих печей в округе тянуло поистине успокаивающим теплом.

— Нельзя идти к нему в таком виде, вас нужно подготовить! — Молчанов прошёл в другой конец помещения. Я смог спокойно оглядеться: ну с последнего визита патологоанатом успел тут прибраться, разложить покойников по каталкам и аккуратно выстроить вдоль стен. Хотя один труп все же выбился из этой композиции. Я видел его лишь по пояс: дорогие, начищенные ботинки, чёрные брюки и белый халат. Молчанов склонился над бедолагой, ловко орудовал скальпелем в его кровавом нутре. Я удрученно отвёл глаза, качая головой. Вот и ответ, откуда свежая кровь на халате. С полумороженых покойников такой не выцедишь. Видимо, кто-то из местных врачей стал неосторожным свидетелем того, как расцвёл кактус мироздания. Так было всегда: чем красивее цветок, тем больнее его шипы.

— Подождите, сейчас я сделаю для вас специальное украшение! — Молчанов схватился за пилу, что-то увлеченно отрезал от покойника. Я нервно сглотнул: а этот Карлик, походу, эстет ещё тот. Нет, отсюда надо выбираться и чем быстрее, тем лучше. Огляделся в поисках предметов для побега — ничего в радиусе вытянутой ноги. Кожаный ремень почти невозможно порвать голыми руками. Выпутаться из передряги невозможно, наконец, оставив эту попытку, поднял голову. Только сейчас заметил, что хищной темноты почти нет на потолке. Редкие капли шипели на полу, словно упавшее на раскалённую сковородку масло. Я не сразу сообразил, что всё помещение окутано полупрозрачным узором. У белого осколка была своя печать! Странно, что оказавшись в ней, я всё ещё оставался собой, а не примкнул к патологоанатому в радостном глумлении над трупами врачей. Я, конечно, скептически относился к работе медицинских работников, но не настолько же!

— Ну наконец-то! Вот, готово! — Молчанов подскочил ко мне, нервно дёргая плечами, протянул на ладони куски отрезанных от тела костей. От неожиданности я отпрянул, насколько позволял узел, прижался к стене. Забавные украшения, даже если опустить все подробности того, откуда они взялись, оставался логичный вопрос: как их надеть? Я молчал, опустив глаза. Патологоанатом поднёс к моему лицу скальпель:

— Несколько надрезов. Нужно вложить под кожу, потерпите несколько секунд!

Его слова ввели меня в ужас, отвернув голову, спрятал лицо за предплечьями.

— А можно пойду не накрашенным? — тело пробила дрожь. Ситуация не просто вышла из-под контроля, она как водоворот затягивала в неизвестность стремительно и неуклонно. Едва удерживал себя, чтобы не пустить в ход ноги. Тут самое главное не проявить агрессию первым, не дать повода этому психопату укатать меня одним ударом. Чистая психология. Маньяк будет ждать ваших криков, его возбуждает чувство внушённого страха. Нечто подобное я испытал, когда в первый раз столкнулся с порождением Лимба. Они наглеют, чувствуя свою безнаказанность, пьют энергию жертвы с особым остервенением.

— Яр, мать твою! — прошипел так, чтобы Молчанов не услышал. Он неожиданно остановился. Мы замерли в неудобных позах, но через секунду уже смотрели на входную дверь. Отдалённое шкворчание усилилось. Я невольно открыл рот, когда услышал до боли знакомый звон ломающихся пентаграмм, их осколки врезались в стены. Яростно взглянул на патологоанатома:

— Чернобожец здесь, освободите меня!

Молчанов зарычал, уставившись на дверь, отошёл от меня.

— Мои дети остановят этого человека, не беспокойтесь, — патологоанатом улыбнулся, белый халат на его спине приподнялся, из-за ворота показались цепкие лапы Инфернала.

— Дети? — до меня с ужасом дошла суть происходящего. Я обомлел, упав на колени. — Не может быть, ты же умер в участке!

Я тщетно силился вспомнить имя Инфернала, что хотел убить меня, вселившись в тело сержанта Николаева:

— Отис?

— Да, меня уже нет, но Осколок даровал мне жизнь, её последний вздох. Совсем ненадолго, лишь для того, чтобы я смог исполнить своё предназначение, — Молчанов размял шею, тварь спряталась обратно под одежду. Патологоанатом развёл руки в стороны, с размаху ударил ладонями о стену. Белая печать налилась краской. Осколок дал порождению Лимба не только жизнь, но и наделил частью своих сил. Яр говорил: достань осколок? Да пошёл он нафиг со своей идеей! Я бледнел от осознания ситуации, в которой оказался, и самое страшное, не видел из неё выхода. За дверью разворачивалась бойня, и, судя по звонким ударам Аниматора, дела Инферналов не так уж и хороши. Тьма над головой усиливала своё влияние, теперь дотягивалась до плафонов освещения. Патологоанатом зашипел на непонятном мне языке, то ли призывая новых Инферналов, то ли поддерживая своих мрущих товарищей морально. Самое время подумать и о своём будущем.

— Эй! Чертовка, где ты? — я засуетился, встряхивая плечами. Клякса все еще в моём теле, я чувствовал, как она притаилась, понимая, происходит что-то нехорошее. Старался не привлекать к себе лишнее внимание, но дергание и кривляния не остались незамеченными. Молчанов одарил меня подозрительным взглядом:

— Вы же с ним не заодно? Ты же не из этого мерзкого отродья? — он подскочил, держа скальпель наготове, приставил к горлу.

— Ну, я же здесь, а он там, — единственное, что я сумел вымолвить. В голову пришла интересная мысль, которая могла сохранить мне жизнь, хотя бы до прихода Яра: — Он также пытался и меня убить! Нам надо держать оборону вместе, освободите! Надо защитить осколок!

В моих словах почти не было хитрости или злого умысла. По большому счёту уже согласен с тем, что этот Белый Карлик действительно должен быть уничтожен. От неожиданного предложения патологоанатом изменился в лице, выпрямившись в полный рост, отошёл от меня, поглаживая подбородок:

— Защитить осколок? А ты сможешь, человек? Ведь это ты впустил его в мир смертных! — Молчанов посмотрел на меня, грозно сверкнув глазами. А ведь и не поспоришь, жаль, что у этого Отиса даже после смерти такая хорошая память. Он медленно покачал головой из стороны в сторону. — Нет, осколок не должен попасть в руки обычных людей, никто из вас не сможет справиться с его силой! Вы разрушите мир, наш общий мир!

Патологоанатом отошёл к пустой каталке. На ней были тюки с одеждой, срезанной с привезенных трупов, и грязные простыни. Легким движением руки он смахнул их на пол, толкнул тележку в мою сторону. Я едва увернулся от удара.

— Ритуал сожжения ещё не окончен, нужно протянуть время, — Молчанов преодолел разделяющие нас метры двумя размашистыми шагами. Ухватил ремень, которым стянул мне руки, злобно оскалился:

— Не должно остаться свидетелей!

Выдубленная кожа плавилась в его кулаке, запах гари ударял в нос.

— Яр! — я не удержался, крикнул в голос. Молчанов усмехнулся, оборвав ремень, ухватил меня за плечо, приподнял над полом и, перемахнув через себя, с силой обрушил на каталку. Инфернал давал ему невероятную силу, но используя её, организм патологоанатома работал на износ. И как это было с сержантом, вокруг глаз Молчанова появились черные круги. Моё падение смягчила лишь тонкая простынка, которую забыли убрать чисто случайно. Я застонал, изогнув спину, пытаясь перевернуться на бок. Свободной рукой патологоанатом надавил на грудь, привязывая меня к каталке и разрывая простыню на лоскуты.

— Призрак твоего прародителя не сможет прорваться сквозь защиту осколка! Даже не пытайся, смертный!

Я больше не мог терять времени, если уже нет возможности рассчитывать на помощь Яра, мне нужно действовать самостоятельно. Дождавшись, когда энергия наполнит тело хотя бы наполовину, я разжал пальцы, сфокусировался на печати запрещения. Инферналы больше всего боятся быть отрезанными от подпитки Лимба. Поэтому, как только наступает такая угроза, быстро ретируются. Правда, в тело Молчанова вселился не обычный Инфернал, и это меня озадачило, но попытка не пытка. Я ударил по койке, послал в пальцы импульс. Печать засветилась на задубевшем дерматине, поползла к колёсикам каталки, но, едва коснувшись пола и наткнувшись на полупрозрачный узор, застопорилась.

— Бесполезно. Только тьма, только сила Чернобожцев может соревноваться с могуществом Белого Карлика! — патологоанатом поспешно вёз меня в другой конец помещения, подальше от двери, за которой всё отчетливее слышалось человеческое дыхание.

— Зачем я тебе? — я с трудом произнёс это. Активация печати лишила части сил. В следующий раз буду осторожен, но вот будет ли ещё одна возможность проявить себя? Молчанов открыл неприметную дверь между стеллажами, с трудом протиснул в неё каталку.

— ОН сказал, твоя душа станет хорошим отблеском ЕГО семицветия!

— Чего? — я мало что понял из сказанного, а от того, что понял, не сильно воодушевился. Приподнял голову, чтобы лучше разглядеть своего мучителя. Несколько осколков пентаграммы просвистели в воздухе. Они врезались в стену, шипя, растворились под светом ламп. Патологоанатом остановился, выпрямился в полный рост. Вообще невероятно, как этот Чернобожец одолел всю ту гвардию, что защищала подступы к моргу. Дверь задрожала под натиском очередного удара. Кажется, Аниматор там совсем один. Я наблюдал за происходящим через порог.

— Этот чёрт уже здесь, ну же! Развяжи! Я помогу тебе одолеть его!

Тяжелая стальная дверь треснула пополам, словно сделанная из яичной скорлупы. Не закреплённая на петлях часть с грохотом упала на пол. В открывшемся проёме зияла чернота. Мы не смели произнести ни звука.

— Белый... мой... — змеиное шипение сопровождалось протяжным скрипом петель. Кто-то невидимый легонько толкнул остатки двери вовнутрь. Тьма пульсировала на откосах дверного проёма, ринувшись вперёд, растекалась по стенам.

— Ты найдёшь здесь лишь свою смерть, отродье... — патологоанатом распростёр руки. Его халат снова шевелился, разрывая ткань, четыре уродливые инфернальные лапы вылезли на свет. Новоявленный Шива принял боевую стойку, сделал шаг навстречу противнику. От этой картины у меня приподнялись волосы на голове. Подпрыгивая и изгибаясь как червяк, я пытался заставить каталку сдвинуться с места. Проклиная Яра, заскулил от безысходности:

— А можно я домой пойду, ну пожалуйста?

Десять лет назад.

Димка пропал!

Нет, я, конечно, не особо переживал, когда он не вернулся домой, как обещал. Иной раз верить словам Прохвоста не приходилось вовсе, но в тот вечер моё предчувствие не обмануло меня. Я проснулся следующим утром в полном одиночестве, несколько минут прислушиваясь к звукам внутри квартиры. В тишине часы на кухне мерно отсчитывали время, вытянув шею, я убедился, что Хворостов не приходил ночевать. Его кровать, небрежно заправленная с вечера, так и осталась неразложенной. Да в общем-то и ладно, такое бывало не впервой. Полчаса у меня ушло на готовку завтрака и его неспешное потребление. Я не сомневался, что увижу Димку в институте, но на занятиях не приметил помятую физиономию друга в лабиринтах коридоров. Не выясняя подробностей, поспешил домой. Шуши. Такое странное название у этого Аркана цыганских карт Таро. Но картинка недвусмысленно намекала на, мягко говоря, безвыходную ситуацию. У Хворостова был второй ключ, но открыв квартиру вечером, обнаружил, что её никто не посещал во время моего отсутствия. Озадаченно крутя брелоком вокруг пальца, я прошёл на кухню. Все вещи остались на тех местах, где лежали утром. Я похлопал себя по карманам. Нащупал перстень, вытащил его на свет. Никаких следов пребывания в чужих руках на нём не было. Несколько минут тупо смотрел на блестящую поверхность:

— И куда ты дел Прохвоста?

Вопрос остался без ответа, и было бы странно, если случилось по-другому. Подкинув кольцо в руке, я решил подождать ещё один вечер. Плохо, что совершенно не знал, как связаться с его родственниками, живущими в Москве, ведь сам Хворостов, как и я, был не местным. С этими мыслями я просидел в четырёх стенах до восьми вечера и никак не мог найти себе покоя. Конец января и темнота на улице не способствовали лёгким прогулкам, но я все же решился выйти на улицу. Последнюю неделю Димка отрабатывал ломбарды на «Отрадной». Логика подсказывала, что и вчера он поехал туда. Неспешно добрёл до метро, спустился по эскалатору. Сотовые телефоны в то время были большой роскошью, хотя Хворостов имел легендарный С60, я телефон так и не купил, соответственно, не знал и номер друга. Отругал себя за излишнюю беспечность.

Несколько переходов между станциями, гремучие вагоны подземки. Я вышел на поверхность искомой станции и в нерешительности остановился перед проезжей частью. Снегопад усиливался, обметая силуэты случайных прохожих белым ворохом, приставал к одежде. Кутаясь в теплый шарф, побрёл наугад на свет неоновых вывесок. Димон не любил распространяться о том, куда именно он поедет, но ломбардов здесь не так уж и много. Я проходил здание за зданием задумчиво вглядывался в обстановку, пытался представить и воссоздать маршрут пропавшего друга. Знакомое название на стеклянной двери привлекло внимание: "Урицкий и сыновья". Я приблизился к зданию, не успел зайти внутрь, неожиданно почувствовал на себе чужой взгляд. Напряженно поднял глаза, столкнулся с маленьким объективом уличной видеокамеры. Их пока совсем мало, мода на видеоконтроль только начинала проникать в быт людей и ещё не стала повседневностью. Я в нерешительности попятился, страшная догадка кольнула под кожей. Напяливая на уши шапку, развернулся и быстро уходил в сторону метро. Кажется, в сверххитром плане Хворостова им было предусмотрено не всё. Мне срочно надо вернуться домой, интуиция подсказывала, что надо собирать вещи и возвращаться в общагу. Но как же Димка? Что с ним? Я не знал, что делать, оказавшись в подъезде дома, взбежал по ступенькам, лихорадочно продумывал план дальнейших действий. Сунул ключ в замочную скважину, но не успел провернуть, дверь легко отворилась от легкого нажатия. Димка вернулся? Мысль пробежала по телу легкой эйфорией. Ворвался в прихожую, не снимая одежды, заглянул на кухню — никого.

— Ты дома? — крикнул, влетая в комнату, и, едва сохранив равновесие, вжался в стену. Мужик лет сорока с короткой стрижкой и в кожаной куртке сидел на краю дивана. В руках учебник из института, на крик он не обернулся, спокойно отложив книгу, откинулся на спинку. Продолжал странно игнорировать моё присутствие и смотреть в пустоту перед собой.

— А вы кто? — я с трудом взял себя в руки, сделал шаг на ватных ногах. Внутренний голос орал: беги, дурак! Мужик не ответил, посмотрев на меня, натянуто улыбнулся. Быстрые шаги справа, я не успел среагировать. Тёмный силуэт ещё одного незнакомца, вошедшего в квартиру с лестничной площадки, угрожающе приблизился. Он взмахнул рукой. Прежде чем потерять сознание, я запомнил удар в голову и остановившийся поток мыслей, он замер, словно стрелка на колесе удачи. Радостный голос кокаинозависимого ведущего возвестил: "И вам выпало окошко с надписью: доигрались..."

Настоящее.

Я не знал, с кем будет бороться Молчанов, тьма медленно захватила помещение, обвила и расколола одну из ламп на потолке, но Чернобожца не было видно. Он шёл как тень, появлялся на стенах мутным разводом, готов к бою как никогда, ведь цель совсем близко. Даже я замешкался, ощутив, как из прохода, в котором оказались мои ноги, потянуло странной прохладой. Не похожей ни на что. Незнакомая энергия обдала меня волной, позволила подпитаться от своего Истока. Внутри разгоралось пламя благоговейного ужаса. Яр не обманул, белый осколок — действительно особая вещица. Вот только почему я не почувствовал этого там, в парке, когда получил его в свои руки?

— Не мешай, раб, твой долг уже исчерпан...

Казалось, тьма шептала на самое ухо. Я не мог повлиять на развивающиеся события, чувствовал себя абсолютно бесполезной мебелью на сцене.

— Ритуал завершится, несмотря ни на что. Осколок уйдёт из мира... — Молчанов сжался в комок, не намереваясь продолжать дискуссию. Инфернальные руки выстрелили из тела, как канаты, впились в стены тонкими пальцами. Белая печать ещё пульсировала жизнью, борьба с наступающей тьмой усилилась. Они столкнулись на середине комнаты, как две стихии. В воздухе запахло грядущей бойней, очерчивались печати боевых заклинаний. Я с ужасом и интересом запоминал их узоры. Не каждый день увидишь битву между не убиваемым Терминатором и воскрешённым Инферналом. Во всей этой композиции я явно был лишним. Патологоанатом бросил на меня короткий взгляд через плечо. Он ничего не сказал, но не двусмысленно дал понять, что мне уже пора. Каталка рывком влетела в проход, дверь за мной закрылась. Белый узор растекался по матовой поверхности, преграждая путь назад. Я ещё слышал голоса, приглушенные хлопки и легкую дрожь по стенам.

Мой страх отступил, давая возможность мозгу трезво оценить обстановку и принять правильное решение. Напряг руки. Ветхие лоскуты старой тряпки Молчанов скрутил в крепкий жгут. Слишком мало сил, чтобы порвать их. Я трепыхался как бабочка на иголке, сбил дыхание и только после этого успокоился. Кольцо Яра на пальце, но оно холодное и безжизненное. Инфернал не обманул, предок не слышит меня и не может пройти сквозь барьер, поставленный осколком. Что же делать? От безысходности я закрыл глаза, успокаивая бешено бьющееся сердце. Клякса незаметно вылезла из груди, опасливо огляделась по сторонам. Точно, проклятие! Я встрепенулся, спугнув его.

— Стой, стой, не прячься, пожалуйста! — взвыл от досады, когда уголёк спрятался в тело. Лицо обдало жаром: у меня повышалась температура, но это самое маленькое из бед. — Нет, пожалуйста, я не хочу больше воевать с тобой!

Тонкий вопросительный возглас оповестил о налаживании контакта. Клякса больше не причиняла неудобства, но в напряжении готова на любое развитие ситуации. Любопытство спасло столько же жизней, сколько и погубило.

— Выгляни, пожалуйста, нам надо поговорить, — на глазах выступили слёзы облегчения. Невероятно, как нагнула меня жизнь: готов просить о помощи у того, кого несколько часов назад открыто презирал и издевался. Главное, чтобы проклятие успело об этом позабыть. Уголёк выглянул одним глазом, убедившись, что опасности нет, уставился на меня с подозрительным прищуром. Повторил своё вопросительное беканье, на этот раз более уверенней.

— Слушай, малыш, у нас проблемы, — я взял себя в руки, трагически вздохнул. Самое главное, подобрать нужные слова. — Нам с тобой угрожает опасность. Здесь творятся ужасы, в которых я могу погибнуть. Не станет меня, не станет и тебя!

Конечно, я лукавил, заявляя подобное. Клякса косилась на магический узор, растекающийся по потолку и стенам подобный отражению от воды. Не слишком прониклась моему рассказу, смотрела грозно, наверное, вспоминала, как я обходился с ней всё это время. Что-то затараторила на своём языке, я ничего не понимал. Проклятие прыгало у меня на груди, указывая на руку.

— Да-да, прости за сдерживающую печать, но ты первая начала враждовать, я лишь обезопасил себя, — по виску скатилась капля пота. Надеюсь, клякса не вспомнит, что именно я сломал куклу, в которой та жила. — Я уберу печать, обещаю! Помоги мне, уголёчек...

Проклятие осталось равнодушным к моим мольбам, продолжало прыгать на месте. Это и понятно, печать Белого Карлика, может, и была для неё обычной, и, в отличие от меня, опасности от узора порождение Лимба не ощущало. Очередной удар из запертой комнаты морга и чей-то сдавленный хрип заставил задрать голову. Узор на двери поблек, сталь чернела, впитывая тьму как губка. Неужели воскрешённый Инфернал проиграл в дуэли?

— Это жопа... — я произнёс на выдохе. Если сейчас же не смогу высвободиться из плена. Чернобожец добьет меня играючи, просто проходя мимо. — Это жопа, ты понимаешь? — я не удержался и прикрикнул на кляксу, сжавшуюся в комок. Надо заставить её действовать любой ценой. — Послушай! Там злой мужик, и он очень не любит ни людей, ни Инферналов! Он убьёт сначала меня, потом тебя! Ты знаешь, что такое полная жопа? Мы будем в полной жопе, если сейчас же меня не освободишь!

Крик подействовал, уголёк закивал, забегал по груди, ища способ освободить меня от оков.

— Попробуй перерубить или перерезать жгут, надо освободить хотя бы одну руку! — я изо всех сил пытался сориентировать кляксу на месте. Она прыгнула на лоскут, обвила его своим тельцем.

— Молодец, дворняга! — я ликовал, чувствуя, как жгут нагревается. В дверь ударили кулаками, я услышал человеческий крик о помощи. Это голос Молчанова. Тело прошиб холодный пот.

— Спасите меня, спасите!

Инфернал бросил носителя? Я бледнел от мысли, что ждало патологоанатома без поддержки порождения Лимба. В ту же секунду его крик оборвался с хлюпающим треском. Процедил проклятию сквозь зубы:

— Давай быстрее...

Натягивая руку, чувствовал, как медленно рвётся ткань ненавистных оков. Клякса что-то натужно бубнила, нагревая жгут, когда он с треском оборвался, повисла на свободном конце.

— Умница! — без промедления принялся освобождать вторую руку. Жуткий шёпот за спиной подгонял:

— Прими тьму, Исключенец...

Ох ты ж, и эти заладили песню про Исключенца! Теперь точно не уверен, кто хуже: Инферналы или Чернобожцы. Освободить торс оказалось несложным, но до ног неудобно дотягиваться, узлы связаны на совесть, и с ними пришлось повозиться. Скидывая последние лоскуты и спрыгивая на пол, схватил подпрыгивающий уголёк в кулак. Он неожиданно вырвался, недовольно заверещал.

— Печать! Прости, забыл!

Задрав рукав и смазывая остатки сдерживающего узора, я с ужасом видел, как изгибается дверь. Словно кто-то нагрел её до огромной температуры и теперь сжимал податливый метал как пластилин. Клякса сама запрыгнула на руку и исчезла в теле. Ей, как и мне, не нравилось происходящее. Я бросился вдоль коридора сломя голову. За спиной страшное рычание и уже знакомый приглушённый треск. Сообразив, что это, успел сделать кувырок, едва увернулся от шипящих осколков разбитой пентаграммы.

— Да ты задрал уже! — я на ходу развернулся, упал на одно колено, приложил руки к полу. Я замер, прикусив губу до крови, но так и не решился применять печать исцеления. Тьма, переступив порог маленького коридора, остановилась. Умная тварь, знает, что будет больно. Чернобожец вынырнул из черноты легкой походкой, на лице всё та же маска, но я чувствовал усмешку в глазах. Он встал у каталки, провёл пальцами по её ложу. Мужчина склонил голову в любопытствующем знаке, словно спрашивал: и что будешь делать дальше? А вот ума не приложу что! У меня только одна дорога, и вела она в тупик, где под всеми парами стояла огромная печь крематория. Там не было зала для пышных проводов, в тени, закрывая беснующееся пламя, на странном троне сидел человек плотного телосложения. Я не видел его лица, но уже знал, кто будет ждать меня в конце. Может, погибнуть от печатей Аниматора и не самая страшная смерть, но инстинкт самосохранения погнал меня дальше, в руки Белого Карлика.

— Да вот и хрен тебе! — я развернулся на месте, поднялся как спринтер, помчался на тусклое свечение в конце коридора. Чернобожец взмахнул рукой, тьма собралась волной, похожей на кулак, ударила по пустой каталке. Та подскочила в воздух, ринулась мне вдогонку. Оборачиваться страшно, за спиной грохот. Во время полёта больничная утварь несколько раз ударилась о стены, сделала кувырок. Я чувствовал, что в этот раз не увернусь, падая на живот, вскрикнул, закрыл голову руками. Каталка зависла в воздухе в нескольких сантиметрах от меня. Я не сразу набрался смелости посмотреть на это чудо. Человек, сидящий в тени, вытянул руку, он остановил падение тяжелой больничной мебели на мою хрупкую голову. В гробовой тишине прозвучал голос:

— Не будет крови того, на чьих руках её нет.

Я не смог понять, кому принадлежала реплика, от слов нет эха, а от интонации, начисто лишённой каких-то чувств, пробирала дрожь. Чернобожца не испугала вероятность расправы, он шагнул навстречу белому осколку, попал под конус света, вздрогнул, словно от удара. Я видел, как испарялась мантия Аниматора. Неужели увижу лицо врага? В ладони нарисовалась пентаграмма, он подкинул её, но не ударил, отступил в тень, позволив печати упасть на пол. Закипая в луче света, символ растёкся чёрной лужицей. Самое время бежать. Судорожно перебирая ногами, удалось подняться. Каталка все ещё висела в воздухе, в полуметре от пола. Жаль, нет возможности насладиться этим моментом. Ориентируясь на силуэт, надеялся, что найду там помощь. Но стоило перешагнуть порог маленькой комнаты, как неведомая сила остановила меня, ударив в грудь и ухватив за шею.

— Твоя кровь не прольётся, но это не значит, что ты выйдешь отсюда живым.

Мужчина тактично пояснил свои действия. Меня отбросило вправо на сетку ограждения. За ней были электрические щиты и узлы управления больничным комплексом. Я тихо взвыл от боли, перевернувшись на спину, обессиленно распластался на полу. Вот уж действительно — приплыли! Выходит, воскрешённый Инфернал в лице Молчанова не шутил, говоря, что из моей души хотят сделать цветик-семицветик? Как это мило!

— Чернобожец! — мужчина встал. Его трон перед раскрытой ретортой крематория — это Инферналы, сложившие свои тела в крайне неудобных позах. Я обомлел. И за какие такие заслуги порождения Лимба так осатанело лизали этому Карлику задницу? Отблеск пламени озарил голые плечи, а потом и голый торс покойника, восставшего из мёртвых. Сержант Николаев вышел на свет. Это лишь его оболочка, ставшая временным пристанищем для осколка. На застывшем мёртвом лице ни единой эмоции. Глаза подёрнулись белой плёнкой, шрам от вскрытия рассекал тело жирной красной полосой, от горла до паха. Сержант остановился, высокомерно смотря на меня сверху.

— Ты тот, кто потревожил мой сон. За свою дерзость ты будешь наказан. Твоя душа станет интересным экспонатом моей коллекции.

— Вот уж спасибо, но я бы ещё пожил... — ответил ему вслух, даже не думал: кривляться или иронизировать. И не то чтобы я слёзно молил о пощаде, скорее просто жаловался на судьбу. Вид ожившего покойника вселял отвращение и ужас. В голову сразу закралась профессиональная мысль: что я почувствую, прикоснувшись к нему? Осколок — это магическая форма жизни, но даже она должна испускать конкретные импульсы. А смогу ли я расшифровать их, смогу ли научиться преобразовывать?

Сержант повернул голову в сторону Чернобожца, совсем вовремя. Звон разбившейся печати был приглушённым и едва уловимым. Я замер, увидев, как осколки вонзились в толстое тело. Николаев по инерции отшатнулся, но не издал ни звука. Поднёс к лицу руку, ухватился за кусок пентаграммы, попавшей в щёку. Я поморщился: это, наверное, больно...

— Культист? Нет. Сам Пращур заявился ко мне! Какая честь...

Сержант выдернул один осколок из тела, потом второй. Совершенно не испытывая от этого неудобств, или делал вид? Пентаграмма разрубила больничную койку пополам, обломки загородили путь, но не являлись непреодолимой преградой. Я попытался отползти от прохода как можно дальше, уцепился за решётку, подтянулся на руке. В щёку ударило холодной волной, появившись из пустоты Инфернал грозно зашипел на самое ухо, отговаривая от резких движений.

— Я вижу, дела твоего рода идут из рук вон плохо. Заявиться сюда — отчаянный шаг!

Николаев вытащил все части пентаграммы из тела, бросив испаряющиеся осколки на пол. Он так и не дождался ответа от Аниматора. Чернобожец подкинул ещё одну пентаграмму, но снова не ударил по ней. У него под ногами, наверное, уже целая лужа из этой мерзкой жижи. Я не понимал, что он делает и что будет потом. Вообще странная ситуация. Сил у Белого Карлика намного больше, это очевидно. Как по мне, так прикончил бы ублюдка в одно касание, и все дела. Но сержант не торопился расправляться с врагом, да и, видимо, десятки лет спячки в старом пыльном плафоне Филевского парка распирали осколок на поговорить. К его огорчению, Чернобожец продолжал хранить молчание. И почему Николаев назвал его пращуром? Что вообще это означает? Эх, поговорил бы он лучше со мной! Я благодарный слушатель...

— Что же ты молчишь, раб Кумира? Или он не наблюдает за тобой? Хочешь использовать мою силу, чтобы задобрить Великое Зеркало? А может, даже свергнуть Кумира? Кто сейчас у власти? Дом Чернозёрских, как и сотню лет назад?

Так и хотелось вскрикнуть: помедленнее, блин, я записываю! От лавины новой информации приоткрылся рот и закружилась голова. От Яра таких историй не услышишь. Чернобожец кинул на пол очередную пентаграмму. Сержант поманил его рукой:

— Не стой в проходе, гость. Если хочешь получить меня, тебе все равно придётся подойти ближе.

Невозможно понять настроение, с которым это говорил Николаев. Осколок лишён чувств или ситуация не располагала? Хотелось получше разглядеть их обоих, но приставленный Инфернал ни на мгновение не сводил с меня враждебного взгляда.

— Ну, если ты боишься, я подойду сам.

Сержант сделал показательный шаг вперёд, но явно не собирался атаковать. Из стен и потолка, как тараканы, повылезали Инферналы, устроив засаду, они остались вне поля зрения Аниматора. Странное всевластие у этого осколка. Или не такой уж он всевластный? В любом случае провокация сработала: опустив на пол последнюю пентаграмму, Чернобожец сделал встречный шаг. Он наступил в кипящую лужу, что тут же обволокла его ноги, устремилась вверх по телу, как живой организм. Я слишком поздно понял, что он собирал себе щит. Чёрная масса плотно сомкнулась на теле хозяина. Аниматор рванул на свет без всякого страха.

— Хорошо! — одобряюще кивнул Карлик. Незнакомец ловко запрыгнул на обломки каталки, на ходу рисовал в руке пентаграмму.

— Отлично! — сержант сделал незаметный жест, подпустив врага ближе и давая команду Инферналам. Они ринулись в атаку, заполняя коридор, вылезая из стен и вытягивая руки с потолка. Звон печати и острые осколки рассекли воздух. Я видел отчаяние, с которым Аниматор шёл на верную смерть, и невольно восхитился им. Наверное, у него действительно серьёзный повод находиться здесь, чтобы получить этот проклятый осколок. Вопрос на тему: зачем такой мощный артефакт Яру, заиграл новыми красками. Правда, в отличие от Чернобожца полез на рожон я не сам, а с лёгкой руки моего призрачного тирана. Сержант стоял, не шелохнувшись, белые глаза широко раскрыты. Осколки прорезали Инферналов насквозь, врывались в помещение вместе с их конечностями. Хорошо, в тварях нет крови, мы бы просто утонули в ней.

— Прекрасно, пращур! — Николаев развёл руки в стороны, словно хотел принять прорывающегося к нему врага в объятия. Вместо этого ловил острые части пентаграмм. Для Белого Карлика это семечки, выдержка у него, как у столетнего бренди, и я ей мог лишь позавидовать. Инферналы напирали на Аниматора всё быстрее и быстрее, цепляя и одёргивая, замедляя его бег. Отчаянный шаг Чернобожца закончился в проёме крохотного помещения. Стоило Аниматору переступить его, порождения Лимба, что сидели в засаде, посыпались сверху как град. Они просто задавили его числом. Гася последние очаги сопротивления, чудовища придавили врага к полу.

— Достаточно, расступитесь, — сержант навис над кучей багровых тел, направив на неё раскрытую ладонь. Инферналы отскакивали в стороны до тех пор, пока из полсотни их не осталось всего шестеро. Двое держали руки Чернобожца, остальные — ноги и торс. Белый Карлик взял его под контроль, поднял в воздух силой воли, развернул к себе лицом.

— Жалкая попытка, глупец! Твой Дом умрёт без пращура, и скоро такая судьба ждёт всех отщепенцев. Кумир падет, и вся власть над миром вернётся Лимбу и Богам.

Я слушал, затаив дыхание, расклад, в общем-то, мне нравился, вот только что-то погано становилось на душе. Радость за спасение человечества омрачалась мыслью, что этот Карлик хотел сделать со мной. Аниматор не шевелился и, кажется, был без сознания. Голова беспомощно лежала на груди, и даже стало немного грустно, если они действительно ушатали Терминатора, но он ожил, неожиданно взмахнул рукой. Пентаграмма с замысловатым рисунком нарисовалась быстро и так же неожиданно полетела в мою сторону. У Аниматора не было возможности сломать её, но Николаев рефлекторно сделал это сам. Печать разломилась в воздухе, я вскрикнул от страха, сжался в комок. Инфернал, следящий за мной, быстро ретировался, не желая подставляться под удар. Вот мерзавец! Но это не ФСБешник из больницы, про "служить и защищать" не было и речи. Впрочем, Чернобожец промазал, или об этом позаботился сержант, сейчас не имело значения. Я поднял голову, с обидой отплевался:

— Промазал, гад!

Мне пришлось подавиться собственным смешком, острое жжение прорезало бедро. Осколок пентаграммы зашипел, вгрызаясь в плоть и исчезая внутри тела. Тьма ударила по глазам, защемило в сердце. Успел приложить руку к ране и послать импульс на защиту. Слишком поздно.

— Тварь! — грозный голос сержанта, как громовой раскат. Он ухватил Аниматора за руку и без промедления сломал её. Я не слышал крика, которого, может, и не было. Тьма проникала в меня всё глубже, куда-то утаскивала сознание. Холодный водоворот дикими воплями разносил в клочья моё естество. Разрозненные кусочки, как частички пазла, собирались с другой стороны бытия, куда обычным людям заказана дорога...

Нигде:.

— Как ты сюда попал?

Голос в голове помог собраться с мыслями и прийти в себя. Я в центре огромного зала, его своды уходили в никуда, стен не видно. Где-то вдалеке вертикальная стена воды. И мне даже показалось, что это гигантский водопад.

— А хрен его знает...

Я опустил руки, не понимая, что здесь делаю и где это "здесь" находится. Лишь жжение в ноге отдавало фантомной болью и напоминало подробности моего незапланированного путешествия.

— Это обитель ночи. Закулисье обычного мира. И ты как-то сюда попал. Как?

Пришлось прищуриться, чтобы разглядеть собеседника. Мужчина с невероятно худым, болезненным лицом поднял голову. Он висел как на распятии, метрах в десяти над полом. Я с трудом разглядел его силуэт на фоне странно переливающегося зеркала, которое вначале принял за водопад. Своей шириной оно занимало больше половины пространства зала, к его основанию вели шесть каменных ступеней.

— Как ты попал сюда?

Незнакомец повторил вопрос настойчивее. В его голосе не было угрозы, но что-то подсказывало мне: отвечать лучше быстро и честно.

— Чернобожец попал мне в ногу осколком пентаграммы.

Я пожал плечами. Услышал бы что-то подобное сам, не уверен, что адекватно воспринял слова.

— Чернобожец отправил тебя сюда? Как его зовут, из какого он Дома?

— Панельного, пятиэтажного, тип: "Хрущевка", — я тут же опустил голову. Лишь бы не прилетело за дерзость. — Я не понимаю, о чём ты спрашиваешь, что такое Дома?

— Я пока не вижу, кто ты: друг или враг. Не буду рассказывать тебе обо всех наших делах, но я знаю, что кто бы ни послал тебя сюда и как бы он это ни сделал, тебя отправили на испытание. Я надеюсь, ты готов к нему?

— Стой, стой! Какое испытание? Я просто случайно попал под раздачу! Не хочу ничего проходить! Может, отправите меня домой?

— Здесь шесть ступеней, шесть шагов, чтобы встать рядом со мной и сразиться за власть над зеркалом.

Мужик соизволил открыть глаза. В них мирно тлела пустота.

— Я не хочу ни с кем воевать. Поверьте, я оказался здесь случайно!

— Здесь случайно не оказываются.

— Мда уж, я ещё в больнице это понял...

— Какой больнице?

Я тяжело вздохнул, устало взглянул на собеседника:

— Ну, понимаешь, я пока не знаю, враг ты или друг, поэтому...

Шутка не удалась, неведомая сила подбросила меня в воздух, направила в сторону ступеней. Сопротивляться было бесполезно. Мужчина оказался раздетым по пояс и буквально вросшим в пресловутое зеркало нижней частью тела. Я успел разглядеть его подробнее, прежде чем сила, пустившая меня во все тяжкие, начала снижение. Мы обменялись многозначительными взглядами, словно запоминая друг друга.

— Твои секреты не имеют значения, — он говорил резко и быстро, словно не терпелось разделаться с моей проблемой. — Я все равно узнаю правду чуть позже. Зеркало, которое ты видишь, — это свод мироздания. Оно отображает все события, происходящие в мире людей, Богов и Лимба. Сквозь его поверхность я могу наблюдать за ходом истории и иногда даже менять его.

— Ты Кумир? — внутри всё похолодело. Я, кажется, начинал понимать, что происходит. Этот Аниматор все же впарил мне свою Тьму. Он не Аниматор, а долбаный коммивояжёр!

— Да. А ты не такой уж и безобидный, целитель Роман Ярцев, — мужик хитро блеснул эрудицией. Приземляясь на первую ступеньку шириной в два метра, я нервно сглотнул. Старался не подавать вида, что паникую, но сдерживать себя всё труднее. Все явки и пароли провалены. Срочно нужна помощь Яра, но как дозваться до него, если я нахожусь в нигде?

— И чем же ты так силён? — я холодно взглянул на собеседника. Мда уж, немного ошибся, рассчитав, что нас разделял десяток метров. Гладь зеркала уходила в бесконечность с такой же скоростью, как и становилась бесконечно близкой. — Не бог, не Инфернал, и уже наверняка не человек... Только умеешь, что подглядывать за другими?

Я странно осмелел, оказавшись на территории врага, но меня пронзило странное чувство дежавю, словно уже стоял здесь и первый шаг давно совершил. Кумир рассмеялся над словами:

— В чём моя сила? Для начала начнём с того, что мне удалось подняться по всем шести ступеням. А ты сможешь преодолеть хоть одну?

Руки налились странным теплом. Из трещин и стыков векового камня потянулись чёрные нити. Это та самая тьма, что я видел в больнице. Именно ею прикрывался Чернобожец от света. Прими Тьму, говорил он? Я поднял растерянный, испуганный взгляд за мгновение до того, как нити вонзились в тело.

— Я знаю Тьму...

Мне не было больно настолько, чтобы пожелать смерти. Не было возможности двинуться или закричать. Тьма обвивала, проникала в каждую клеточку организма, но, к её разочарованию, не находила там чего-то нового. Разум постепенно загасил спазм, я сумел выпрямиться. Кумир изменился в лице, ликование и злорадство сменилось раздражением и злостью.

— Ты обманул меня Роман Ярцев, ты был здесь! Ты уже прошёл первую ступень! Иммунитет в твоей крови. Стоп! Ты не был здесь сам, здесь был кто-то из твоих предков. Кольцо на руке! Что это за герб? Он мне знаком... Откуда ты взялся? Кто тебя послал? Отвечай!!!

Кумир судорожно дергался, заточенный в зеркальной поверхности. У него истерика, и наблюдать за её прогрессом было бы забавно, если не учитывать всех обстоятельств и ужаса неожиданно открытых фактов. Я разорвал пелену кошмара, Тьма отпустила тело, возвращалась обратно в камень. Бегло оглянулся по сторонам: некуда бежать, а бежать нужно. Во-первых, здесь намечалась буря, а во-вторых, испытание Тьмой, к своему ужасу, но я все-таки прошёл.

— Яр... — я прошептал вполголоса, неуверенно попятился. Только он мог пролить свет на произошедшее, и у меня к нему много вопросов. Разъяренные крики Кумира отдалились. Я отошёл к краю первой ступени. Под ногами нет пола, а прыгать в темноту наугад опрометчиво. Содрогнулся от грохота, пришедшего со стороны зеркала. Его гладь подёрнулась рябью и словно приподнялась. Тёмные фигуры Чернобожцев появлялись на площадке, выныривая из тёмного водоворота.

— Схватите его, схватите! Не дайте уйти! — Кумир заливался истерическим криком, от которого заложило в ушах. Люди в мантиях и масках сходили по ступеням, переходили на бег. На их груди отливал фиолетом знак: два стоящих параллельно друг другу меча в круглом обрамлении. Ни надписей, ни каких-либо других символов разглядеть не удалось. Я судорожно вытер рукавом воображаемую грязь с подбородка. Преследователи настигали, и оставаться на месте нельзя. Я прыгнул в темноту, сжав зубы и зарычав от безысходности. Закрыл глаза, готовясь к самому худшему.