Потомок вандара (джен)

Грозы в Африке страшны: непрерывный ливень, гром и молнии ежесекундно, тощенькие ручейки уже через час превращаются в бурные ревущие реки, а дороги… все дороги, кроме асфальтовых, становятся непроходимыми болотами.

Таков сезон дождей, и горе тому, кто застрянет в это время вдали от цивилизации. Трое юношей это теперь четко сознавали. Предупреждали же их мамы-папы-братья, чем же они слушали? Вывод простой, как шлепанец. Ничем. И теперь они вынуждены расхлебывать плоды своего собственного разгильдяйства, машина утонула на дороге, рации целы, но нет батареек (аккумулятор в машине тоже сдох). Недельный запас консервов теперь придется растягивать на хрен знает сколько.

А самое страшное, пропал Балто, утонул вместе с машиной на той самой дороге, которая внезапно превратилась в грязевую реку.

Но сезон дождей только начинался, и у парней был шанс вернуться домой — либо пешком, либо дождаться помощи в перерыве между ливнями, хотя... каких это родителей останавливал какой-то ливень???

Шансов не было только у Балто, четвертого их товарища.

Чего я не люблю, так это охотиться в сезон дождей, сырой воздух спирал дыхание, запахи… ну… мокрые запахи, в общем.

Запах дыма меня насторожил. Раздумав охотиться, я свернул в сторону нового, нежданного запаха для данной местности.

Костер под навесом из валежника, возле костра человек, у него странные, рваные движения, он тяжело дышит, глухо стонет и тихо ругается.

Присматриваюсь к нему получше. Длинный и худой, черные кудрявые волосы, на висках баки, глаза зеленые, сейчас потемневшие от боли. Я понимаю, молодой человек ранен, судя по запаху, он пережил катастрофу.

Так как мне здесь нечего делать, я ухожу и занимаюсь охотой.

В течении нескольких следующих дней льет непрерывный дождь, и я благополучно забыл о парне. Вспомнил о нем, когда отправился на охоту в то же место. Пообедав, я присыпал остатки добычи землей и пошел глянуть, там ли еще человек. Нет, его на месте не оказалось, ушел, значит. Я поплелся было прочь, но тут подошла Элли. Она настороженно смотрела куда-то… внутрь себя, что ли? Мне стало жутковато, Элли моргнула, сфокусировала взгляд на мне и сказала:

— Адриан, я хочу, чтобы ты пошел со мной.

— Хорошо.

Мы пошли, и в который раз я поразился тому, как бесшумно, абсолютно беззвучно шагает огромная слониха.

Мы пришли к реке, и я увидел то, что Элли услышала за два километра отсюда. На перевернутый джип бросались два бегемота, автомобиль был размолочен в кашу, но два агрессора продолжали кидаться на его останки и явно пытались что-то из него выковырять.

Вот один из них, противно хрюкая, пропорол клыком капот, дернул, клык застрял и розовый придурок так же противно заверещал. Второй сунул свою квадратную башку под джип и яростно взвизгнул.

В ответ раздался крик:

— Уйди, зараза! На помощь! Кто-нибудь…

Я оцепенело взирал на это безобразие, Элли пихнула меня ногой.

— Адриан, ты не хочешь помочь?

Я опомнился.

— Кому?

— Человеку, он в беде, знаешь ли.

Я задрал заднюю лапу и почесал за ухом.

— С какой стати я должен помогать человеку? Зачем?

В этот миг человек под машиной увидел меня и слониху, а я увидел его глаза, широко распахнутые, испуганные зеленые глаза. Глаза ребенка. Ведь семнадцатилетний юноша еще ребенок, верно?

Я опустил голову к земле, поискал камни, нашел и глухо рявкнул между ними. Мой рык обрушился на бегемотов с двух сторон, те срочно забыли про машину и нырнули в воду.

А машина, судя по всему, решила дотонуть и с бульканьем начала ме-е-едленно погружаться на дно. А паренек, похоже, застрял, он забарахтался и задергался, истошно вопя. Ну что тут делать будешь? Проклиная Элли и свое добросердечие, я побежал вниз по пологому склону берега к воде, плюхнулся, попрыгал-поплыл к машине. Добрался, а тут и мальчик освободиться сумел, но его субтильное тощее тельце тут же подхватило течение, пришлось ловить.

Поймал, выволок на берег, краем уха слушая, как он бурчит себе под нос.

— Н-да-а, везет же… как утопленнику. В чьем брюхе лучше, спрашивается, в бегемочьем или львином?

Уложив парня на землю, я встряхнулся, окатив его брызгами, и отошел к Элли, которая так и стояла на месте, выше по склону. Подошел и сел, привалившись боком к слоновьей ноге.

Мальчик сел, задрал голову, долго смотрел на нас, потом хлопнул себя по лбу и воскликнул:

— Симба Мел!

Элли покосилась на меня, потом отпихнула от себя и строго сказала:

— Проводи мальчика домой, Адриан.

Немного погодя паренек встал и пошел, мы с Элли двинулись следом и до-о-олго шли те же два километра обратно, до того места, в котором тот сделал себе укрытие от дождя.

Паренек, дрожа от холода, занялся костром, я с интересом смотрел, как он возится с двумя камушками и пучком сухой(!) травы. Склонившись над пирамидкой из палок под валежником, он резкими ударами высек из камней искры, поджег траву, раздул огонек, сунул под дрова, и через минуту уже весело трещал жаркий костер.

А паренек сушил мокрую одежду и грелся сам.

Этот мальчик никогда не узнает, что на самом деле его спасла дикая слониха… А слоны… Это слоны, они странны, они мудры, они… просто слоны.

Короли саванн и джунглей, для них нет преград, если надо, они проложат дорогу сами, они выкопают любую яму, чтобы добраться до соли, они вынашивают детей почти два года, они слышат ногами на огромные расстояния, у них есть колени и долгий век. И они беззащитны перед человеком, который безжалостно истребляет их ради слоновой кости.

Я лежал и щурился на огонь, паренек обсох, оделся, согрелся и теперь тихо намурлыкивал себе под нос песенку. Я прислушался:

Из года в год, из лета в лето,

Приходят и уходят поезда.

Все собаки ждут ответа —

Вернется ли хозяин и когда?

Хозяева собачьи,

Что же вы за люди?

Бросили на даче

Верного друга!

Стоит собака на перроне,

Провожает поезда.

В глазах собаки нет укора;

Они уходят навсегда…

Я напрягся. Если мне не изменяет память, эту песню пел Дерек, мой друг, которого я зачем-то оставил. В груди что-то зацарапало, и я вдруг страстно, до боли захотел увидеть Дерека, прямо здесь и сейчас.

Элли сказала проводить мальчика домой? Это что же получается, где мальчик, там и Дерек? К тому же мальчик назвал меня Мелом, значит, он точно знает Дерека. Интересно, а откуда он меня знает? Я этого паренька никогда раньше не видел, это я точно знаю, ведь у меня хоть и избирательно, но хорошая память.

Мы отправились в путь на следующий день, паренек покопошился немного, что-то собирая и складывая по карманам, подобрал рюкзак и посмотрел на меня.

— Я готов. Пойдем, Мел?

Мы пошли. К вечеру он тормознул меня и стал устраиваться на ночлег, я подумал и решил перекусить.

Паренек оказался храбрым, он смело подошел к моей торопливой добыче, тушке бородавочника и отрезал от него кусок мяса.

Это мясо он пожарил себе на костре, я лежал неподалеку и давился слюной, ну а что? Кто не знает, как вкусно пахнет жареное мясо…

Не могу сказать, как долго мы странствовали по просторам Африки. Нам пришлось идти по бездорожью, по безлюдным землям, пересекать бесконечные речки и ручьи, перелезать через невысокие холмы. Я охотился, снабжая нас мясом, а мой спутник при помощи огня отгонял гиен и гнус. Но рано или поздно наше путешествие подошло к концу. Мы неспешно шагали по равнине, а навстречу так же неспешно наплывали фермерские дома и пристройки. Мы являли собой престранное зрелище, худой высокий паренек в изношенной одежде и тощий бурый лев со стоячей черной гривой, а позади нас, на приличном расстоянии, шагали слониха со слоненком.

Первый же человек, встреченный нами, бросился в дом. Мальчику вынесли воды и сунули в руки радиотелефон.

Два часа спустя к дому подъехал очень знакомый лендровер, из него выскочили двое мужчин и…

— Балто!!!

— Дерек! Дигори! Со мной Мел!..

И тут мой храбрый, отважный спутник позорно, беспомощно разревелся, судорожно обнимая своих старших братьев. Ну, те, конечно, тоже не сдержали слез, куда ж без этого.

Элли молча и спокойно развернулась и, сойдя с дороги, ушла в поля, за ней суетливо семенил слоненок.

На мою спину легла теплая рука, я поднял голову и запрокинул морду — надо мной склонился Дерек.

— Спасибо, Мел.

Я молча смотрел в его лицо, в его добрые, карие глаза, потом вытянул лапу, аккуратно (без когтей) ухватил его за шею и мягко повалил на себя, обнял и стал нежно тереться мордой о его лицо, такое… родное.

Больше не покину его. Никогда.