Яблоко без сердцевины (гет)

Прошла неделя. Лорд обустроил ей шалаш, натащил дров, теперь она могла что-то готовить сама. Днем Рыжая осторожно гуляла по Лесу, чаще всего одна (днем он отсутствовал), иногда просто дремала под деревом, а вечером он приходил к ней и приносил еду.

Они вроде как помирились. Лорд больше не попрекал ее ничем, тем более что сама Рыжая, постепенно понимая, что она наделала, сама мучилась чувством вины. Она чувствовала непривычное беспокойство, исходившее от Лорда, его присутствие больше не успокаивало ее, скорее, наоборот. Как бы он ни сдерживался, по тому, как он вглядывался в ее лицо, как ощупывал ее руки, видно было, что он нервничает и чего-то ждет. В основном они молчали, лежали, обнявшись. В эти ночи они любили друг друга так страстно, жарко, жадно, словно запоминали друг друга навсегда, но чем дальше, тем больше в их близости становилось отчаяния и тревоги. И каждый раз после он накрывал ее лицо ладонью, и она засыпала. А просыпалась всегда одна.

В следующие дни ничего особенного не происходило, но Рыжая стала больше спать — на нее наваливалась внезапная усталость, все больше времени она проводила в шалаше. К концу третьей недели, взглянув на свои руки, обнаружила, что они стали прозрачнее. Тоненькие веточки вен просвечивали сквозь кожу, как бахрома весенних деревьев на фоне полной луны. Когда она показала вечером это Лорду, он ничего не сказал, только тихонько погладил и коснулся ее рук губами. А потом, когда она снова, пожаловавшись на усталость, прилегла, вышел из шалаша. Рыжая услышала шорох кустов и приглушенный, сдавленный вой.

Он слишком хорошо знал, что будет дальше — по дням, по часам, почти по минутам. До этого момента еще была какая-то надежда, что все обойдется, и может, все так и останется. Сейчас он только не знал, как именно Лес поглотит ее — он видел, как люди становились плесенью, истончаясь до блеклого силуэта, он видел, как Лес усыплял, одурманивал до смерти, он видел, как приходили ночные твари и догрызали обессиленных. То, что Рыжая еще жива, во многом и его заслуга — в Лесу его боялись, и опасные существа не приближались к ней, он кормил и поил ее тем, что могло поддержать ее силы, но этого стало недостаточно. Значит, пришло время просить Хозяина о милости. Пришло время им расстаться.

Наутро Рыжую разбудило одышливое горячее дыхание над лицом и мерзкий запах мокрой псины. Над ней нависало огромное животное, напоминающее то ли собаку, то ли волка, покрытое белой шерстью с серебристо-прозрачными глазами. Его лапы были непропорционально вытянуты, не как у обычных собак. Животное стояло очень близко и фыркало прямо в лицо. Между огромных клыков высовывался розово-сиреневый язык, который подрагивал от дыхания, из пасти тянулась тоненькая нитка слюны.

Рыжая замерла, соображая, как правильно вести себя с ним, чтобы не спровоцировать нападение. Повинуясь внутреннему чувству, Рыжая решила, что не следует этому псу пристально смотреть в глаза, и опустила взгляд на его лапы, обнаружив, что лап не четыре, как у нормальных собак, а шесть. Пес не рычал, не проявлял никакой агрессии, но стоял опасно близко и отходить не собирался.

— Бледный, отойди от нее, ты ее пугаешь, — раздался голос Лорда из-за деревьев, Рыжая дернулась. Пес зарычал.

— Лорд! — позвала она.

— Бледный, оставь ее, пожалуйста. А лучше приди по-человечески. Мне надо поговорить с тобой.

Шестилапый еще с минуту потоптался рядом, затем отошел на несколько шагов и скрылся в кустах. Рыжая осторожно приподнялась и села. У нее сильно кружилась голова.

— Кто это?

— Это Слепой. В Лесу он в основном вот такой, но в человеческом виде время от времени тоже появляется. Если хочет.

— Да, если захочу, — раздался до боли знакомый, шелестящий голос. Из кустов, в которых скрылось шестилапое существо, появился Слепой, точно такой же, каким Рыжая его помнила по Дому, истощенно-худой, с сосульками влажных, вечно немытых волос, с прозрачными лужицами глаз, которые здесь, в Лесу, всё прекрасно видели.

— Здравствуй, Рыжая.

— Здравствуй.

Слепой сел рядом с ней и стал внимательно ее разглядывать. От него пахло собачьей шерстью и болотом. Снова заговорил невидимый Лорд:

— Бледный, пожалуйста. Ты знаешь, о чем я хочу тебя попросить. Переведи ее обратно. Ты же можешь. Ты же видишь, что с ней происходит.

— Да… Лес забирает ее, — прошамкал Слепой. — Не надо было приходить…

— Она ошиблась. Переведи ее.

— А Лорд? — спросила Рыжая. — Если ты меня переведешь, что будет с ним?

— Лорд останется в Лесу, он нужен здесь, — Слепой больше не смотрел не нее, видимо увидев все, что хотел.

— Почему ты решаешь, где он должен быть, а где нет? А если он не хочет? — возмущенная Рыжая готова была вцепиться в черные патлы Слепого.

— Это решаю не я. Я всего лишь слежу за порядком. Место Лорда — в Лесу, и всегда было только в Лесу, — равнодушный, бесстрастный голос Слепого напоминал шелест листьев на ветру, и от ровного его тона слова звучали почти зловеще.

— Тогда почему ты меня отпустил год назад? Ведь я десять лет ждал этого.

— Десять лет ты служил Лесу. В городе для тебя была небольшая работа. Ты ее выполнил. Больше тебе в городе делать нечего.

— Какую… работу? Ты о чем? — Рыжая пораженно заозиралась, тщетно пытаясь найти в листве Лорда. — Лорд, о чем он?

— Бледный, что ты задумал? Почему ты отпустил меня тогда, скажи? — голос Лорда дрогнул.

Слепой сидел, безучастно уставившись вглубь Леса, и проговаривал слова, словно он разговаривал не с собеседниками, а проговаривал сам себе давно заученный текст:

— Все должны находиться на своих местах. Всё друг с другом связано, только не все видят невидимые нити. Ты, Рыжая привела на Изнанку Лорда и Толстого. Ты хорошо заботилась о нем, а благодаря Лорду он стал расти. Теперь все в порядке. Все на своих местах.

— Что это значит? — собравшись с силами закричала Рыжая. — Отпусти нас, Слепой, отпусти Лорда! Мы хотим быть вместе. Я без него никуда не пойду.

— Как хочешь. Можешь остаться. Только это ненадолго. Но Лорд останется в Лесу. его место здесь.

— Бледный! Не слушай ее! Прошу тебя. Переведи ее сейчас же.

— Ты же знаешь, нельзя никого перевести против его воли. Даже неразумных. Решайте. И потом — без этих ваших фокусов с химией. Стервятнику тоже надо прекратить сюда шастать. Лесу это не нравится.

— Рыжик! Я прошу тебя! Соглашайся, возвращайся к Толстому. Стервятник и Ральф о тебе позаботятся, — голос Лорда уже откровенно срывался.

Рыжая с ненавистью смотрела на этого кошмарного «слепого», который был уже вовсе и не слепой, на Хозяина Леса, бесстрастного и безжалостного, как сам Лес, как сама природа, живущая по своим собственным невидимым законам.

— Скажи, Слепой, почему я не могу видеть Лорда? Почему днем я только слышу его? Что ты с ним сделал?

— Спроси его сама, я ничего с ним не делал, — равнодушно ответил Хозяин Леса, поднимаясь. — Решайте с переходом. У вас, думаю, дня три-четыре. Сам видишь. Потом переводить будет бессмысленно.

Худая невысокая фигура скрылась за деревьями.

Вечером, когда Лорд пришел к Рыжей, они очень сильно поругались. Лорд кричал, доказывал, убеждал, тряс за плечи. Никогда в жизни она не видела его таким. Она смотрела на его отчаянье почти безучастно и только ответила:

— Я не пойду никуда без тебя. Ты не представляешь, каково это — знать, что тот, кого ты ждешь, никогда не придет. Что ты никогда больше не вернешься. Я не хочу снова годами жить одной.

— Ты же не одна теперь. Тебе всегда помогут Ральф и Стервятник. В конце концов… ты найдешь кого-нибудь.

— Ты серьезно? У них своя жизнь, Лорд. А как прежде, я не хочу. Я не хочу обратно. Я устала.

— Рыжая, ты же самая сильная, самая отважная, кого я знаю, ты не можешь вот так сдаться!

Она слабо улыбнулась и положила голову ему на колени.

— Знаешь, Лорд, иногда мне кажется, что Изнанка была ошибкой, что мне стоило остаться в Наружности. Я тогда очень сильно боялась, боялась жизни. Теперь я вижу, что Лес, наверное, не стоил того безумного стремления, с которым я жила все эти годы. Но я все равно рада, что увидела его. Я ни о чем не жалею.

— Прекрати, еще не все потеряно. Еще есть возможность вернуться и жить дальше!

— Я не хочу. Без тебя там будет не жизнь.

— Тебя там ждет Толстый!

— Ты слышал, что сказал Слепой? Все на своих местах. Похоже, Толстый пристроен. Его место рядом с Ральфом — о нем позаботятся лучше, чем я.

— Не говори ерунду! А как ты представляешь мою жизнь без тебя? Как я буду жить, зная, что не смог уберечь тебя. Как дальше жить, зная, что я не смог сделать тебя счастливой. Даже не смог сохранить тебе жизнь.

— Ты — в Лесу. Это твое призвание. Правда, я так и не знаю, какое. Ты не хочешь показываться. Глупый. Ты думаешь, что я испугаюсь и буду меньше тебя любить?

— Я правда здесь страшный. Я урод.

— Глупости. Я люблю тебя всяким. А ты боишься.

— Ты меня не видела. И не хочу, чтобы видела.

— А я хочу…

* * *

Рыжая уже почти не вставала. Она умирала тихо, без боли, просто силы оставляли ее. Опираясь на Лорда, она пила травяные отвары, которые он для нее делал, но уже почти не ела. Ее часы полностью сбились — днем, когда Лорда не было рядом, она спала, а к вечеру наоборот просыпалась.

На третий день снова пришел Слепой. Пришел в конце дня, когда Лорд мог его встретить, как человек.

— Я никуда не пойду, — прошептала Рыжая. — Я останусь с ним. Здесь.

Слепой посмотрел на них. На угасающую Рыжую и на Лорда, в глазах которого вызревало решение, которое ему не понравилось.

— Лорд, что ты собираешься делать?

— Если честно, мне очень хочется тебя убить, Слепой.

— Это ничего не изменит. Лес найдет другого Хозяина. Ты можешь прекратить это в любой момент.

— Уходи.

— Не делай глупостей, Лорд. Ты нужен здесь. Ты нужен Лесу. Ты — часть Леса.

— Уходи немедленно.

— Как скажешь… Прощай, Рыжая.

Когда Слепой исчез, Лорд еще некоторое время сидел рядом с Рыжей, гладил ее по медным волосам, шептал, убеждал, уговаривал, целовал. Он понимал, что медлить больше нельзя — еще день, и Рыжая уже не сможет встать и не сможет держаться. Значит, пришло время.

— Я сейчас уйду ненадолго, — сказал он тихо. — Но скоро вернусь. Ты меня увидишь другим, постарайся не испугаться. Я правда не хочу тебя напугать. Мы с тобой кое-куда отправимся отсюда.

Он последний раз поцеловал ее и вышел.

Когда солнце скатилось за верхушки деревьев, на поляне перед шалашом раздался шорох и шум огромных крыльев, ветер разметал навес шалаша, и Рыжая услышала голос Лорда:

— Рыжик, я жду тебя. Я здесь.

Она встала и, пошатываясь, вышла из шалаша и замерла. На поляне сидел Белый Дракон, огромный, как дом, как самые высокие деревья, грозный и прекрасный, белая его чешуя отливала в лучах угасающего солнца золотом.

Рыжая задохнулась — от красоты и тоски:

— И ты… Ты… Почему ты скрывался? Почему? Ты страшно красивый… Дракон.

— Чем может быть красива рептилия с крыльями?

— Глупый, прекрасный Дракон, — Рыжая протянула руку к его огромной голове, покрытой чешуей и костяными наростами. При желании Дракон мог бы ее проглотить целиком.

— Хватайся за шею, я хочу тебе кое-что показать, — тихо проговорил Дракон голосом Лорда. Он придвинул свой гигантский белый хвост, и она стала медленно карабкаться по нему, из последних сил цепляясь за белую шершавую чешую. Шея у Дракона оказалась покрыта мягкой, мохнатой золотистой «гривой», сидеть было удобно и тепло, но сидеть она уже не могла. Обессиленная подъемом, она просто повалилась и прижалась к ней лицом. Дракон взмахнул крыльями, и через миг Лес накренился и поменялся местами с облаками, горизонт, как стрелки сумасшедших часов, сделал быстрый оборот, замерев на некоторое время на отметке семь. Влажная трава стекла куда-то вниз, и грудь Рыжей наполнилась холодным воздухом, пропитанным туманной лесной влагой. До визга защекотало в животе — от высоты, полета и тихого восторга.

Когда в следующий раз Рыжая посмотрела вниз, то увидела бескрайний переливающийся фиолетово-зеленый ковер, с сияющими прозрачными зеркальцами озер и извивающимися зигзагами рек, в пойме которых стелилось призрачное марево розовых туманов. И чем выше они поднимались, тем легче ей становилось дышать, вместе с воздухом, ее легкое тело наполнялось силами, словно в небе истончалась, уходила безжалостная сила Леса.

Когда горизонт выровнялся, и земля снова оказалась там, где ей и положено быть, откуда-то из глубин оранжево-фиолетовых облаков показался еще один дракон, красный, как волосы Рыжей в свете закатного солнца. Он окатил их волной ледяного воздуха и стал кружить рядом, не сводя с них пристального взгляда темных глаз. Рыжая в страхе вжалась в белую мохнатую шею, ожидая нападения, но голос Лорда прошептал:

— Не бойся, это друг.

Красный дракон спустился чуть ниже и пристроился в точности под Белым, и летел, словно стелющаяся по земле тень, оберегая влюбленных от ревнивого взгляда Хозяина Леса.

Через некоторое время Рыжая поняла, что они облетают Лес по кругу, Дракон показывал ей весь Лес, чтобы она запомнила и впитала его красоту и запахи, показывал так, как мало кто из обитателей его видел, даже Хозяин. Это был подарок.

Вечерняя земля медленно отдавала накопленное за день тепло, укутываясь печальными туманными облаками, Рыжая наслаждалась полетом, закрыв глаза, подставляя лицо рвущемуся навстречу ветру, но в какой-то момент, ощутив внезапную перемену воздуха, снова распахнула их, не веря собственным ощущениям — смолянисто-прелые ароматы Леса вытеснил запах соленой воды и водорослей, который ни с чем нельзя было спутать.

Когда Белый дракон, завершив своей круговой полет, направился к показавшейся вдали кромке Леса, неотлучно сопровождавший их Красный дракон стал отставать.

— Спасибо, Мак… — прошептал Лорд, Красный дракон взмахнул на прощанье алыми крыльями и нырнул в облака.

Зеленый ковер Леса закончился, и началась сплошная, бескрайняя серая колышущаяся, шумящая мгла, стремительно темнеющая в наступающей ночи.

— Море! Это же море! Ты не говорил, что здесь есть море! —закричала Рыжая.

— Это граница Леса.

— А дальше? Там, за морем?

— Не знаю. Так далеко я никогда не залетал.

Дракон летел не над водой, а по самой границе Леса и моря, словно не решаясь эту границу пересечь, летел он медленно, планируя в потоках воздуха, никуда не торопясь. Рыжей заметно легче стало дышать, и она жадно глотала морской воздух.

Она уже догадалась, зачем они здесь, это последний полет, это прощание. Дракон принес ее туда, куда хотел, но пока не решался завершить начатое. Почему-то эта догадка совершенно не пугала Рыжую, скорее, она испытывала запоздалую благодарность за это избавление, понимая, что это, наверное, и есть самый лучший выход — оставить ее здесь, среди покоя и мглы, там, где она и хотела бы больше всего на свете быть. Рыжая крепче вжалась в мохнатую драконью шею и прижалась к ней мокрой щекой.

— Прости меня, — шептала она. — Прости…

Наконец, Дракон как будто оттолкнулся от кромки Леса, и они помчались над морем. Вопреки ожиданиям, он не стал снижаться, а наоборот набрал высоту. Он несся над волнами, словно желая догнать ускользающую оранжевую полоску горизонта с провалившимся закатным солнцем.

— Это древнее море, Рыжик, здесь рождаются бессмертные души, и сюда уходят драконы. Ничего не бойся, моя хорошая. Там, куда ты попадёшь, ты всегда будешь любима, знай это. Ты станешь, кем захочешь. У тебя будет много сил и любви. Там тебя примут и ждут. Просто сделай глубокий вдох и отпусти меня. И ничего не бойся. Нам пора.

И, прежде чем до нее дошел истинный смысл его слов, дракон метнулся в колышущуюся бездну. Рыжая инстинктивно вцепилась в его шею еще сильнее и зажмурилась, в последний момент успев сделать глубокий вдох, как велел ей Лорд.

Когда они погрузились в тяжелую, обжигающую воду, Рыжая так и не смогла отцепиться от Дракона, но изо всех сил сдерживала дыхание, от недостатка кислорода перед глазами расцветали белые пятна.

Помутившееся сознание Рыжей, как испорченное механическое пианино выдавало ошметки потерянных когда-то воспоминаний. Вот она вместе с Кузнечиком кидается подушками в палате у Смерти, вот она впервые попадает в Лес, и эти десять минут определяют всю ее жизнь, вот видит Слепого, тенью бредущего среди серых стен Дома, вот она опасно карабкается по карнизу и рисует чайку на стене Четвертой, вот они с подружками стоят с задранными майками перед зеркалом и смотрят, как у них за лето выросла грудь, а у нее по прежнему нет. Вот она в Летнем Доме впервые пробует арбуз, случайно проглатывает черные скользкое черное семечко и всю ночь ждет неминуемой смерти, вот наблюдает с берега за настоящими чайками, парящими над морем — и они завораживает ее свободой своего полета. Вот к ней, на этаж тайно пробирается Рыжий — уже бритый, в нелепой рванине, в зеленых стеклах, свой и позабытый. Вот по стенам Дома, как живые, несутся бешеные и завораживающие рисунки Леопарда — она умела их оживлять в своих снах — синюю колченогую Птицу с тросточкой, красного быка на тонких ножках, белого слона, бредущего в никуда… Вот ее впервые целует Лорд, руки его горячие и влажные… Вот Рыжий исступленно кричит, орет на нее, уговаривая поехать с ним на автобусе, больно сжимает руку, а она упрямо отворачивается… Вот она гуляет с Толстым… Толстый! Он же остался там, без нее… Она умоляюще смотрит в темные, внимательные глаза Ральфа, но вместо них видит синие глаза Лорда и его руку, накрывающую ее лицо…

Через несколько немыслимо долгих мгновений, когда в голове уже звенело от удушья, Рыжая почувствовала мощный удар сильного драконьего хвоста, толкнувшего ее в грудь, отчего ее пальцы разомкнулись, и преодолевая сопротивление тяжелой соленой воды, ее тело вышвырнуло наверх.

Легкие чуть не разорвало от свежего воздуха, глазам стало больно от ослепительного света.

Последнее, что донеслось до нее среди шелеста морских волн, были его слова:

— Дальше — сама…