Золушкино лето (гет)

Елена проснулась от неясного шума, похожего на шуршание, раздававшегося за окном.

В комнате было сумрачно и, посмотрев на часы, она удивилась тому, что они показывали девять утра, ведь было темно совершенно не по-утреннему...

"Неужели часы врут?" — подумала Елена, неохотно вылезая из-под одеяла и, ежась от холода, подходя к окну посмотреть, что же там так шуршало.

За окном шел дождь... Нет, не просто дождь, а ливень сплошной стеной, словно в небесной канцелярии кто-то перевернул бочку с водой, и теперь она низвергалась одним бесконечным потоком!

На хуторе, где жила Елена, тоже, конечно, были дожди, но они шли редко и не с такой силой, поэтому сплошная стена воды, без остановки льющаяся с небу, затянутого свинцовой пеленой туч, заворожила Елену, и она, стащив с кровати одеяло и укутавшись в него, уселась на широкий подоконник наблюдать за дождем, подумав о том, что ТАКОЙ дождь долго лить не будет и можно немножко понаблюдать за ним, прежде чем идти сдаваться на милость маман. И зря! Ей было и невдомёк, что дожди в этой полосе России имели свойство идти не только часами, но и днями, неделями и месяцами, практически без перерыва.

Трава за окном, прибитая хлесткими струями, жалко приникла к почве, белые цветы жасмина поникли и превратились в белые капельки, напоминая Елене когда-то виденную ею картину, написанную Пабло Пикассо. Деревья и кустарники в старом графском парке, по-прежнему стоявшие гордо и прямо, точно стражи её покоя, тоже притихли от дождя, склонив свои ветви, давая ему возможность омыть с них налипшую пыль. Небо было серое и хмурое, и ни один лучик солнца не пробивался сквозь мрачные тучи, отчего казалось, что день ещё так и не думал наступать, уступив место длинным предрассветным сумеркам.

Так бы Елена и просидела весь день, ожидая, когда закончится дождь и выглянет солнце, но тут распахнулась дверь, и на пороге появилась маман.

Елена внутренне сжалась в комочек, готовясь к потокам криков и брани и поэтому даже не обернулась, чтобы встретиться с ней лицом к лицу.

Прежде чем маман успела, что либо сказать, она поплотнее укуталась в одеяло и тихо спросила:

— Почему так долго идет дождь? Почему так пасмурно? Так страшно?

От этих слов, мгновенно сбивших её с толку, маман впала в ступор, и она забыла, зачем вообще зашла в комнату.

— Ты что, никогда прежде не видела дождей? — ошарашенно спросила она, уставившись на дочь зоркими и цепкими глазами совы, узревшей добычу.

Неужели она до такой степени дикая, подумала ей, или же умалишенная? Ну, а что? Живет на хуторе, общаться не с кем, под рукой только дикие родственники, сумасшедшая бабка и всего лишь одна подруга. Если подумать, то одичать там ничего не стоит! Да, несомненно, она хоть немного, но тронулась! И, вынеся такой вердикт, маман, стараясь говорить как можно спокойнее и понятнее, произнесла:

— У нас подобные дожди совсем не редкость! И слезь, пожалуйста, с подоконника, а то сломаешь. Да, одевайся и пускайся вниз, пора завтракать! Отец без тебя за стол не садится!

— Папа дома? — спросила Елена, в первый раз за всё это время посмотрев на мать.

"Точно, идиотка тупая!" — с удовлетворением подумала маман, но вслух произнесла:

— Ты разве не видишь, какой дождь идет? В такую погоду никто не работает, поэтому он и дома!

Покачав сокрушённо головой, она вышла из комнаты, раздумывая над тем, почему у такой женщины, как она, могла родиться совершенно несуразная и тупоумная дочь...

Елена, переодевшись и умывшись, спустилась в гостиную, где ее поразил резкий контраст между теплым и светлым помещением, в котором она очутилась и той тоскливостью за окном, которая только что стояла перед её глазами.

Отец, от которого так и веяло спокойствием и добротой, сидел за маленьким самодельным столиком, заставленным разнообразными закусками. И, как полнейшая противоположность, рядом приткнулась маман, просто исходящая флюидами злобы и ненависти.

"Интересно, а со стороны заметно, кто из этих двоих мне роднее?" — подумала Елена и присела рядом с отцом.

— Сядь рядом со мной! — тут же скомандовала маман, бросив свирепый взгляд на Елену, та поспешила исполнить приказание, но не успела сделать и шагу, как отец спокойным тоном произнес:

— Путь сидит там, где хочет!

Елена вернулась было на диван, но тут маман прошипела подобно змее:

— Быстро села рядом! Я кому сказала?!

Елена опять вскочила, уже понимая, что назревает нешуточный скандал.

— Сиди! — придержав её за руку, сказал отец и, бросив строгий взгляд на маман, сурово кинул: — Пусть где хочет, там и сидит! Это, между прочим, и ее дом!

Маман с неохотой сделала вид, что ее ничего не касается, и, не меняя этого кислого выражения лица, принялась за еду.

Завтрак проходил в полном молчании, так как каждый был занят своими мыслями и, если понять, о чем думал отчим, Елена не могла, то по лицу маман читалось абсолютно всё, и было понятно, что ничего хорошего ждать не приходилось.

Звенящее напряжение, которое витало в воздухе, невыносимой тяжестью давило на Елену, и, чтобы хоть как-то начать разговор, она шумно и громко вздохнула. Отец, словно ждавший этого сигнала, тут же спросил:

— Ты чего так вздыхаешь?

— Мы с Митрием договорились встретиться, а теперь вот как быть? В такую погоду и не выйдешь... — грустно произнесла Елена.

— Ну, если я не ошибаюсь, то часа через три дождь скоро закончится, и тогда вы сможете пойти погулять, — спокойно ответил отец, продолжая есть картошку.

— Куда она пойдет? — тут же вспыхнула маман. — У нее и одежды-то теплой нет, и сапожек прорезиненных тоже, так что пусть дома сидит! Ой, подумаешь, один день не погуляет! Тоже мне, фря!

Кто такая фря, Елена не знала, но ей показалось, что это что-то сродни свободному человеку, которому можно идти туда, куда ему заблагорассудится.

— Так отдай ей свой осенний плащ и свои сапоги! У вас все равно один размер! — с набитым ртом приказал отец.

— Откуда ты знаешь? — рявкнула маман так, что задребезжали стекла, и Елена замерла, испуганно переводя взгляд с одного на другого.

В свою очередь отец бросил вилку на тарелку так, что та едва не треснула, и рявкнул куда громче маман:

— Да ну нахуй! Не ты ли сама мне каждую ночь перед сном все уши сверлишь тем, что у вас один размер одежды и обуви и какие ты наряды оторвала от сердца, отдав ей?

Мгновенно успокоившись и пожав плечами, маман принялась за еду, бросив:

— Ой, ты как всегда преувеличил! Ничего я у себя от сердца не отрывала, а всё подарила с радостью! И плащ свой тоже отдам! Тот, что недавно пошили, бежевый.

Елена представила, с каким "счастливым" видом маман отдаст ей свою обнову, и ее передернуло:

— Не нужен мне плащ! Ну, не встретимся сегодня, так ладно! Завтра же будет хорошая погода, не так ли? — Елене показалось, что она произнесла это как можно спокойнее, но все же голос ее был резок.

Маман отреагировала моментально. Бросив на Елену злобный взгляд и резко встав, она вышла из комнаты, но вскоре вернулась с плащом в руках.

— Одевай! Мерить будешь! — прошипела она.

Елена не знала, как ей себя вести: отбирать плащ у маман ей не хотелось, но и ослушаться ее она побоялась. В панике она посмотрела на отца, и тот ей кивнул: иди, мерь.

Плащ, конечно, был чудесный, но никакой радости от обладания им Елена не испытывала, уже представляя, какой будет реакция маман, если, не дай бог, она испачкает или случайно порвет этот злополучный плащ.

Убедившись в том, что дочь одета по погоде, маман просто вытолкала ту за порог и с грохотом захлопнула за ней входную дверь.

Ливня уже не было, но моросил мелкий дождик, обещавший затянуться надолго, и Елена, поёживаясь, замерла на пороге дома, размышляя о том, куда бы можно было пойти в такую погоду.

"Хороший хозяин сегодня и собаку на улицу не выгонит, — подумала она. — но, видимо, самая последняя шавка представляла бы для маман куда большую ценность, чем её родная дочка..."

Постепенно холод начал пробирать её до костей. Нет, надо двигаться, тогда будет не так холодно! Надо себе поставить цель, куда идти, и хотя бы в течение часа не появляться дома, например... сходить в гости к Вольдемару!

Сказано — сделано и Елена, проигнорировав дорожку, пошла прямо по мокрой траве, отчего подол бежевого, немного длинного для неё плаща моментально стал мокровато-сероватым, так как травинки, пыль на которых смешалась с дождевой водой, цеплялись за ткань, оставляя на той грязные следы.

Когда Елена, наконец, всё же добралась до владений Вольдемара, то была уже насквозь мокрая и продрогла до самых костей.

Ее встретил сам старый граф Седых.

Переживая и охая, он проводил Елену в гостиную и усадил к жарко пылавшему камину поближе, попутно давая распоряжения дворецкому о том, чтобы приготовил сухие вещи, а заодно предупредил Вольдемара о визите.

Тот вбежал в гостиную с испуганным и озадаченным видом:

— Что случилось? Почему ты пришла в такую погоду?

— Прости, ничего страшного не случилось, просто маман выпроводила меня гулять и я не придумала ничего лучше, как пойти к тебе. У меня в этом городе, кроме тебя и Тины, никого ведь нет... — еле слышно оправдывалась Елена.

Оба Седых недоуменно переглянулись, ведь для них сама мысль о том, чтобы выгнать человека на прогулку в такую погоду, была до дикости абсурдной.

Вольдемар на правах хозяина дома отвел Елену в приготовленную специально для нее комнату, где уже суетилась горничная.

Вид у Елены был словно у измученной сироты, а выражение лица едва ли не кричало о том, что она вот-вот заплачет, сгорая от стыда.

Горничная помогла ей переодеться в заранее приготовленную шелковую ночную сорочку и халат персикового цвета, собрала мокрую одежду Елены и, не задавая лишних вопросов, тихо вышла из комнаты. Елена, все это время еле сдерживающая слезы, бросилась на кровать и, наконец, дала волю слезам: ей было невероятно стыдно за то, что имея крышу над головой, она была вынуждена найти приют в чужом доме.

Негативные эмоции отобрали последние силы, и она незаметно для себя самой заснула...

Проснувшись, Елена с удивлением обнаружила, что за окном уже ночь. На стуле лежали её высохшие, отглаженные и бережно сложенные вещи. Можно было переодеться в своё, но вот незадача — она пришла сюда в сапожках и туфелек, чтобы ходить по дому, у неё не было! Раздосадованная Елена долго сидела на кровати, лихорадочно ища выход из сложившейся ситуации, и внезапно к ней пришло озарение: Тина! Ну, конечно же, в ее комнате должны быть какие-то вещи, которые она надевает, когда остается ночевать в этом доме! Может, найдется пара туфлей и для Елены? В конце концов, они же подруги и, если бы Тина была здесь, то непременно выручила бы подругу в сложившейся ситуации.

Сказано — сделано. Действительно, нужная пара обуви нашлась в комнате Тины, и, переодевшись, Елена спустилась на первый этаж, но ни в холле, ни в гостиной, ни тем более в столовой она никого не нашла. Посчитав, что владельцы уже спят, Елена собралась было пройти в отведённую для неё комнату, но тут услышала негромкий стук в дверь и, поколебавшись, решила все же открыть.

На пороге стоял... Митрий, который молча и без лишних объяснений вошел в дом. На нем была белая рубашка и черные брюки, на ногах армейские сапоги, и вообще он внешне напоминал принца, который невесть сколько времени, без остановок и отдыха, проскакал в поисках своей принцессы на лихом скакуне, загнав его вусмерть, наконец нашёл её... а принцесса изволит почивать в замке чужого принца!

— Митя?! Что ты тут делаешь? И так поздно! Вольдемар уже спит, он не может тебя принять! — и Елена пыталась выпроводить Митрия за дверь, однако потерпела в этом неудачу.

— Я пришел к тебе, а не к Вольдемару! — голос Митрия был настойчив и очень громок.

Елена испугалась, что хозяева дома могут проснуться от шума и вряд ли будут рады тому, что их гостья в столь поздний час принимает посетителей без их на то согласия.

— Митрий, вы должны уйти, потому что я не могу вас принять в этом доме! Поймите, вы ставите меня в неловкое положение перед хозяевами этого дома! — Елена чувствовала себя неловко и поэтому старалась говорить как можно надменнее и увереннее.

— Что ты тут делаешь? — словно и не слыша ее, крикнул Митрий. — Как ты могла ночевать у Вольдемара, когда практически обручена со мной?!

Гнев и обида застлали его разум. Синие глаза его сверкали от гнева, на скулах перекатывались желваки, но от его сердитого вида Елене почему-то хотелось смеяться.

Еле сдержав смешок и с трудом сохраняя серьезное выражение лица, Елена моментально приняла решение и надменно произнесла:

— Вы, кажется, преувеличиваете значимость тех отношений, в которых мы с вами находимся! Да, мы общаемся, но это совсем не значит, что я вам ответила согласием обручиться с вами! Кстати, мне помнится, что о пресловутом обручении никто даже не заговаривал — ни ваша мама, ни вы сами, не так ли? Я не обещала вам хранить верность, и вы не мой родственник, чтобы переживать из-за того, в чьем доме я ночую! К тому же, мне кажется, что я несколько поспешила с тем, что дала согласие на встречи с вами и, скорее всего, заберу свои слова обратно! Так вот, я запрещаю вам за собой ухаживать, а теперь будьте любезны — немедленно покиньте этот дом и потрудитесь более не искать встреч со мной!

Эти слова подействовали на Митрия подобно ледяному душу. Воспользовавшись его растерянностью и не давая шанса опомниться, Елена вытолкала его за порог и, захлопнув за ним дверь, вернулась в свою комнату, где и упала, обессиленная, на кровать.

Уже засыпая, она вспомнила ошарашенный взгляд Митрия и почувствовала себя виноватой. Может, не стоило так жестоко разговаривать с ним и лишать всех надежд на то, что они когда-нибудь смогут встретиться? Ну да ладно, если она, Елена, ему и в самом деле нравится, то пусть терпит все её выкрутасы и капризы!

Митрий, стоя за дверью, пытался понять, что же произошло. В ему голову лезло множество мыслей. Елена любит Вольдемара и поэтому ночует в его доме? Поэтому ответила ему отказом? Холодные и надменные слова девушки, которую он уже начал считать своей, буквально выбили у Митрия почву из-под ног, и домой он возвращался, совершенно не понимая, что же ему теперь делать и как быть.

Утром его разбудила госпожа Орра.

— Митя, ты чего валяешься? Пошли на рынок, мне там твоя помощь нужна, — ласково сказала она, не понимая, почему её сын еще не встал, и тот вышел из комнаты мрачнее тучи. — Что случилось?

— Елена ночевала в доме Вольдемара... — еле проговорил Митрий обреченным тоном.

— Ой, подумаешь, какая беда! Другую найдешь! — фыркнула его мать и, развернувшись, стала спускаться вниз.

Она видела, как переживает её сын, но не стала читать нравоучения, справедливо полагая, что каждый должен справиться со своими переживаниями сам.

— Поторопись, я жду тебя!

На рынке она всячески старалась отвлечь сына работой, заставляя его принести то одно, то другое, но тут в их лавку зашёл один из слуг графа Седых, который был у них постоянным покупателем.

— Добрый день, уважаемая… — начал он разговор.

— День добрый! Чего желаете? — любезно проворковала госпожа Орра.

— Мой хозяин велел у вас купить свежих фруктов — для его гостьи! — хитро начал слуга, всем своим видом показывая, что его просто распирает от новостей.

— А кто его гостья? Тина? — шепотом спросила госпожа Орра, приближаясь к посетителю поближе и практически наваливаясь на него своим пышным телом.

— Нет, это Елена! Вы только представьте, маман ее вчера гулять выгнала, под проливной дождь — как дворняжку! Та и пришла в дом моего хозяина, видимо, идти-то больше некуда!

— Да что вы говорите?! А почему она пошла именно к вам? У нее с вашим хозяином роман?

— Что вы, она же не местная! Ну, вы только представьте: вышла из дома под дождь, обратно идти нельзя, вот и заявилась к молодому графу, видимо, податься больше некуда! — объяснил слуга.

— И что же, она до сих пор у вас? — прищурилась госпожа Орра, недоумевая, как это мать Елены позволила произойти подобному безобразию.

— Да! Видно, боится идти домой! Ей мать разрешила гулять часа два, не больше, а та намокла, перепачкалась вся и пришла к нам. Конечно, мы привели ее в порядок, она согрелась и уснула, а проснулась ночью. Ну, не по ночной же темноте ей идти домой?

— И то верно! Порядочной девушке по ночам ходить одной нельзя! — сказала госпожа Орра, про себя подумав, что и ночевать вне дома тоже не совсем прилично, хотя с такой матерью... Хорошо, что хоть было у кого переночевать. Вслух же она сказала:

— А вот и Митрий! Он вам поможет донести корзинку с фруктами! — и она подтолкнула сына, вручив ему корзинку, а на ухо шепнула: — Вот видишь, там ничего страшного нет! Иди к Вольдемару! Он все уладит! Иди же!

Елена проснулась с ужасным предчувствием того, что простым скандалом сегодня дело не ограничится. Масса, масса ошибок и грубейших нарушений всех наказов и правил... Во-первых, она должна была вернуться с прогулки через два часа, во-вторых, не просто опоздала, а ещё и осталась без разрешения ночевать в доме друга, не оповестив об этом маман... И вряд ли та примет как оправдание тот факт, что дочь промокла насквозь, намёрзлась, а обогревшись, немедля уснула. В общем, было совершенно понятно, что домой идти ей совсем не хотелось!

Подчиняясь чувству "от противного", Елена решила просто плыть по течению, никуда не торопиться и будь, что будет. Скандала по возвращении домой ей уже не избежать, а значит, надо пользоваться подвернувшимся моментом для общения с Вольдемаром.

На специальной вешалке висели чистый плащ и ее синее платье, от которых пахло свежестью и каким-то приятным, неуловимо лёгким ароматом. Одевшись, Елена подошла к окну, глянула в него и замерла, любуясь открывшимся великолепным видом.

Ярко светило умытое вчерашним дождём солнце, и графский парк в этом свете был на редкость прекрасен. Березы, что росли вокруг особняка, шумели своими кронами высоко над его крышей, время от времени касаясь низко свисающими ветками окон. Елена не смогла удержаться, чтобы не открыть окно и не сорвать несколько зеленых сережек. За этим занятием и застал её Вольдемар.

— Милая моя подружка, я уж начал было переживать, жива ли ты! Несколько раз приходил, стучал, а в ответ тишина. Вот, решился, наконец, войти, а ты тут изучаешь красоту окружающего мира! — голос его был радостен и от него исходили волны спокойствия и доброжелательности.

Елена смущенно потупила взгляд.

— Извини, что я проспала полдня... — еле слышно прошептала она, заливаясь краской смущения.

— Не извиняйся, это вполне нормальная реакция организма на стресс. Но раз ты уже встала и оделась, то, быть может, спустимся в столовую и пообедаем?

Стол, ожидавший их, был накрыт на две персоны. От количества вилок и ложек, оказавшихся к тому же золотыми, что лежали по обе стороны тарелки, у Елены помутнело в глазах. Она даже не представляла, какими из них и что можно было есть! Видя ее растерянность, Вольдемар произнес:

— Я тоже не люблю эти условности. Ешь, как тебе нравится! — и прямо руками взял пирожное из вазочки.

Его слова немного успокоили Елену, но ровно до того момента, пока она не оглядела комнату. С многочисленных портретов, украшавших стены, на неё с пренебрежением и укоризной уставились все предыдущие представители рода графьев Седых, которые словно осуждали Елену за то, что она, молодая и незамужняя девушка, без ведома родителей ночевала не в своем доме. Ощущение неодобрения было таким ощутимо реальным, что она не смогла проглотить ни кусочка.

Вольдемар все это видел, но старался вести себя непринужденно, чтобы еще больше не смутить подругу, и поэтому продолжал завтракать как ни в чем не бывало.

Дверь отворилась, и в комнату вошел дворецкий:

— Ваше сиятельство, к вам с визитом пожаловал Митрий, — немного озабоченным голосом объявил он, раздосадованный тем, что не смог отыскать достойную причину тому, чтобы Митрий не помешал покою господина во время обеда.

— Пригласи его! — задорно ответил Вольдемар, одобрительно кивнув. — И попроси слуг, чтобы поставили ещё один прибор.

Елена заволновалась и заёрзала на стуле, не находя себе места.

"Зачем он пришел сюда? Что ему нужно?" — думала она, нервно теребя салфетку в руках, и, конечно же, ее настроение не ускользнуло от внимательного взгляда Вольдемара.

"Интересно, что между ними происходит? — подумал он, прищурившись. — Хорошо, что Митрий пришел, вот все сейчас и узнаем!"

В комнату чётким строевым шагом вошел Митрий, на котором был костюм императорского полка, но без отличительных лацканов и погон. Сапоги были надраены до столь идеального блеска, что можно было спокойно рассмотреть отражающиеся в них многочисленные портреты родственников Вольдемара. Волосы цвета спелой пшеницы от яркого солнечного света, заполнявшего комнату, казались почти золотыми, эффектно подчёркивая синеву блестящих глаз.

Всё происходящее показалось Елене нереальным, как будто это происходило не наяву, а во сне, и у неё от восхищения воистину сказочным обликом Митрия до такой степени перехватило дыхание, что перед глазами всё затуманилось.

Бездонно-синие глаза были устремлены на Елену и только на Елену, даже в тот момент, когда Митрий здоровался с Вольдемаром. Этот взгляд загипнотизировал девушку и она сидела, словно кролик перед удавом, даже забыв, как дышать.

— Что тебя, мой друг, привело сюда? — спросил Вольдемар, жестом предлагая гостю присесть.

— Вчера ночью я случайно обнаружил, что Елена ночевала у вас, и поэтому пришел за пояснениями! — Митрий по-прежнему не отводил взгляда с Елены. Лицо его было сосредоточено, а глаза метали искры гнева.

Раздраженные нотки в голосе Митрия вернули, наконец, Елену к реальности происходящего, и она мгновенно разозлилась. Да кто он такой, чтобы оправдываться перед ним?!

— Мне казалось, что еще вчера ночью я четко дала вам понять, что вы не вправе требовать у меня отчета за мои действия! — с вызовом произнесла она.

— Согласен, и поэтому я пришел к своему другу Вольдемару с дружеским визитом — узнать последние городские сплетни, так сказать, из первых уст! — иронично ответил Митрий.

Его ирония моментально вывела Елену из себя, и не найдя, что ответить, она швырнула салфетку на стол и, встав из-за стола и с грохотом оттолкнув стул, выскочила прочь.

Вольдемар громко рассмеялся:

— Ух, какие у вас, однако, шекспировские страсти!

— До подобных страстей еще очень далеко, сейчас пока что тяжелый период притирания друг к другу! И ты стал для нас камнем преткновения! — гневно ответил ему Митрий.

— Будь добр объяснить, в чём ты меня, собственно, обвиняешь? — стараясь казаться спокойным, ровным голосом произнес Вольдемар, хотя в другое время и в другом месте он непременно вызвал бы оскорбляющего на дуэль.

— Нет, это ты будь добр объяснить, почему Елена сейчас в твоем доме? — с вызовом в голосе резко произнес Митрий, делая вид, что не заметил сердитого выражения лица Вольдемара.

— Вчера днем, когда шёл дождь, её мать выпроводила Елену гулять в такую погоду. Так как дождь усилился, а Елена промокла насквозь, я предложил ей остаться в моем доме, чтобы она могла обсохнуть и привести себя в порядок. От усталости и оттого, что перенервничала, Елена уснула и проспала весь день. А сегодня с утра я всего лишь выполняю обязанности гостеприимного хозяина и буду выполнять их до тех пор, пока юная леди не сочтет нужным покинуть этот дом сама! И твое поведение просто оскорбительно для меня, если ты всё же и вправду считаешь меня своим другом! И что за нелепое обвинение в том, что я являюсь камнем преткновения между тобой и Еленой? Будь добр объясни, не испытывай моего терпения! — голос Вольдемара звучал ровно, но в нём уже проскальзывали нотки раздражения.

Его речь смутила Митрия, гнев которого во время этого объяснения утих, и он заговорил спокойнее:

— Я считаю тебя своим другом, это вне сомнений. Но и ты пойми меня. Елена мне очень нравится, и я пытаюсь построить с ней отношения. Мне хочется проводить с ней больше времени, но она все время зовет тебя и, если в ее жизни случается проблема... вот как вчера, например!.. я хочу, чтобы она пришла ко мне! Но не было ни одного дня, чтобы при любой возможности Елена не прибежала к тебе!

Гнев Вольдемара отступил, когда до него дошёл смысл этого эмоционального монолога.

— Пойми, мы с Еленой друзья с детства и в этом городе, кроме меня и Тины, у нее больше нет друзей!

— Неправда! А я?! — прервал его Митрий.

— Ты человек новый для нее, — спокойно пытался объяснить Вольдемар. — Так что пока она не воспринимает тебя, как надежного человека, поэтому и пришла ко мне! Она много лет жила далеко отсюда и очень соскучилась, вот поэтому и стремится как можно больше проводить с нами время!

— С кем — с нами? — удивился Митрий.

— Со мной и Тиной, — произнес Вольдемар, сам понимая всю ироничность фразы.

— Но в последнее время я что-то не вижу, чтобы Тина проводила свободное время вместе с Еленой! Рядом с ней всегда только ты один!

— Тина не так привязана к Елене, как сама Елена привязана к Тине! Тина, в силу своего характера, не считает нужным проводить много времени с подругой, а я знаю, что лето скоро закончится, Елена уедет обратно к себе и будет отчаянно тосковать по нам. Я просто хочу ей дать возможность получить от нашего общения как можно больше положительных эмоций, чтобы было что вспоминать по приезде на хутор. — спокойно объяснял Вольдемар.

— Это только твои предположения! Ты просто пытаешься оправдать тот факт, что сам увлечен Еленой! Но за каким чертом тебе она нужна?! Ведь это будет неравный брак, на который твои родители никогда не дадут согласия! — воскликнул Митрий, нервно прохаживаясь вдоль стола и размахивая руками. Искра гнева промелькнула в синих глазах Вольдемара. Он плотно сжал и без того узкие губы так, что те превратились в еле заметную полоску.

— Ты не прав! Между мной и Еленой нет любовных отношений! Есть дружеские, что сродни любви брата к сестре, и если Елена найдет свое счастье рядом с тобой, то я буду только рад за нее! — сдержанно продолжал он.

— Будешь только рад за нее? А за меня? За нас? Или ты ей подыскиваешь другую пару? — взволнованно кричал Митрий, глаза лихорадочно блестели и переливались всеми оттенками синего, а лицо покраснело от переживаний — так захватили его отчаяние и гнев.

— Ты переступаешь все грани приличия! Опомнись, друг мой! — Вольдемар подошел к Митрию и, взяв за плечи, чуть встряхнул друга. — Я буду рад за тебя и за Елену, если вы станете парой! Буду рад за вас обоих!

Находясь на расстоянии вытянутой руки и чувствуя уверенность и спокойствие, исходящие от Вольдемара, Митрий понемногу начал успокаиваться.

— Ты правда считаешь, что мы можем быть вместе? — тихо спросил он.

— Вы очень подходите друг другу! Она смотрится такой маленькой и хрупкой на твоём фоне и с твоим ростом метр... восемьдесят два, если не ошибаюсь?

— Метр восемьдесят три... — уточнил Митрий.

— Ну, не в этом суть, а в том, что я буду счастлив быть вашем свидетелем на свадьбе, если таковая случится! Но и обижать Елену я тебе не дам! Ты это учти на будущее! — задорно пригрозив пальцем, пожурил Митрия Вольдемар.

— Эк ты загнул — свадьба! Тут хотя бы период ухаживаний пройти! — усмехнулся Митрий. — Ты вот ее лучше знаешь, так что помоги мне! Вот что ей во мне не нравится, можешь сказать?

— А для чего это тебе? — удивился Вольдемар.

— Я буду стараться корректировать свое поведение! Я так хочу ей понравиться, а она меня отталкивает! Вот вчера запретила за ней ухаживать, а сегодня не осталась за столом и убежала! Что я сделал не так, объясни? Помоги мне, прошу! Я жить без нее не могу! Закрываю глаза и вижу ее, думаю только о ней!

"Когда это он успел так быстро влюбиться? — подумал Вольдемар, серьезно смотря на Митрия, внешне ничем не выражая своих мыслей. — Просто поражаюсь..."

— Ладно, я поговорю с Еленой и чем смогу, тем и помогу, но сводить вас специально не буду! — немного подумав, пообещал он.

Молодые люди на том и порешили, скрепив свои слова рукопожатием.

— Что ж, ты прервал наш обед, и Елена, скорее всего, осталась голодна. Я схожу за ней, ибо знаю — если просто послать за ней дворецкого, то она ни за что не придет.

— Да, пожалуй, ты прав! — как-то по-мальчишески задорно ответил Митрий, стараясь скрыть ревность к тому, что Вольдемар так хорошо знает Елену.