Повесть о старом Техасе (гет)

На плац-параде форта Индж шли приготовления к судебному заседанию. Судья вместе с присяжными собирались сесть под тенью раскидистого дуба, а многочисленных присутствующих, которых солдаты откровенно называли зеваками, планировали разместить прямо на плацу: расставляли скамейки и готовили место для экипажей знатных дам.

— Ну и деньки, — проворчал судья, промокая платком вспотевшую под панамой лысину, — печет, как в преисподней. Этак мы неделю провозимся — завтра утром тут яблоку будет некуда упасть, а уже к полудню ни души не сыщешь. Еще бы, в такую-то жару…

Всеобщее деловитое спокойствие нарушил драгун, примчавшийся издали с тревожными вестями. В форте затрубили тревогу: на Аламо кто-то совершил набег на жилую, более того, охраняемую хижину и сжег ее.

— Команчи вышли на тропу войны! — раздавались то там, то тут возгласы.

В поселке и на плантациях началась паника, военный отряд во главе с майором незамедлительно отправился к месту происшествия. Там уже дежурили люди — это были несколько офицеров и родственники одного из пострадавших: Вудли Пойндекстер и капитан Кассий Колхаун. Вместе с ними пожарище внимательно осматривал опытный охотник Зебулон Стумп.

— Вне сомнения, это команчи, — заключил майор, прибыв на место. — Я хорошо знаком с порядками этих дикарей и узнаю их почерк.

— Господи, за что мне все это?.. — бормотал убитый горем отец пропавшего юноши, которого он собирался рано утром отвезти домой после долгого пребывания в хакале.

— Полагаю, — с постным выражением лица произнес Кассий, — что жертвы нападения уже мертвы.

— Не говори так, Кассий! — взмолился Вудли. — Их тел здесь нет, значит, они все еще могут быть живы.

— Дядя, я не хочу тешить вас напрасными надеждами. Это очень жестокое племя, они безжалостны к бледнолицым и никогда не оставляют тела жертв просто так лежать на земле.

— Боюсь, капитан Колхаун прав, — безрадостно согласился с ним майор. — Если пропавшие убиты, то их тела наверняка обезображены варварами.

— Но как же суд? — напомнил Кассий. — Мы остались и без пострадавшего, и без главного свидетеля! Не стоит ли нам безотлагательно начать процесс, чтобы покарать того, кто в конечном итоге оказался виновен в смерти моего кузена?

— Суд сейчас далеко не первоочередная задача, — возразил майор. — Я думаю о том, чтобы объявить на границе штата военное положение — опасность от команчей нельзя недооценивать. Если они вышли на тропу войны, прольются реки крови.

— Интересные у вас какие-то индейцы, — вмешался в разговор Зеб Стумп, сосредоточенно ковыряясь в пепле, — курят мексиканские трубки. И черт бы с ними, с трубками, но вот здесь, — он указал на отпечаток чьей-то ноги, — я вижу, что кому-то из них не хватило мокасин, и он обулся в сапоги, какие продаются у старины Вильямсона. Взгляните на рисунок подошвы.

— Что вы имеете в виду, мистер Стумп? — с нотками беспокойства в голосе поинтересовался Колхаун.

— А не кажется ли вам, господа, что кто-то умело водит нас за нос? — задал разумный вопрос охотник. — Готов отдать свою клячу на заклание, что здесь было разыграно очень искусное театральное представление. Искусное, но не безупречное.

— Вы хотите сказать, что нападение команчей было инсценировано? — догадался майор. — Но как? Кем? Для чего?

— Про банду Эль-Койота слыхали? Любят эти головорезы в индейцев рядиться, а зачем — поди ты, разбери, что у них на уме.

— Что вы слушаете этого старика? — перебил его Кассий. — Майор, положение действительно опасное, нужно срочно принимать меры, пока команчи не убили еще кого-то!

— Подождите, подождите, — махнул на него рукой майор. — Я хочу детальнее рассмотреть следы. Спенглер, — обратился он к фортовому следопыту, — мне понадобится ваша помощь.

— Но если это бандиты, — взволнованно проговорил Вудли, — то есть шанс, что они оставили пленников в живых и, например, будут требовать выкуп. Как тебе кажется, Кассий? — с робкой надеждой спросил он племянника.

— Хотел бы я в это верить, дядя, — тот был мрачнее тучи, — но едва ли предположения старого Зеба верны.

— Смотрите, смотрите! — охотник подозвал к себе людей из отряда. — Следы двух лошадок глубже, чем отпечатки других копыт. Либо их наездники — очень тучные люди, либо лошадки везли еще кого-то.

— Пленников! — догадался один из офицеров.

— Очень может быть, — оскалил белые зубы в улыбке Зебулон. — Надо держаться этих следов, если мы хотим найти похищенных.

— Я думаю, что это разумно, — согласился Спенглер.

— Господа офицеры, — запротестовал Кассий, — неужели вы собираетесь вместо дела заниматься поисками неизвестно чего?

— Капитан Колхаун, вы забываетесь, — осадил его майор. — Не вы здесь командуете.

— Конечно, мы пойдем по их следу! — воодушевился Пойндекстер, который не оставлял надежды увидеть сына живым. — Несчастным, должно быть, очень нужна наша помощь!

Кассию ничего не осталось, как двинуться за остальными, чертыхаясь про себя и страшно гневаясь на Диаса, провалившего дело.

Дорога оказалась длинной и непростой. Несколько раз цепочка следов прерывалась, перекрытая другими следами или в тех местах, где лошади пересекали ручьи вброд. Дневное солнце нещадно палило, но поисковый отряд, возглавляемый сразу двумя следопытами, был неутомим. Они пробирались через лесную чащу, ехали по меловой прерии не менее пятнадцати миль, пару раз сбивались с пути. Во время очередной незапланированной остановки Кассий Колхаун не выдержал:

— Долго мы еще будем плутать?! Майор, какая безответственность с вашей стороны! Где-то по прерии разгуливает отряд команчей, а вы вместо того, чтобы…

— А-а-а, я не ошибся, — довольно протянул Зебулон, снимая с ветки акации маленькую вещицу. — Узнает ли кто-нибудь из вас этот браслет?

— Это похоже на браслет доньи Исидоры! — вне себя от восторга вскричал Вудли. — Они были здесь, хвала Небесам! Они живы, живы, я чувствую!

Находка придала сил начинающим сомневаться в успехе похода людям. В порыве воодушевления никто не придал значения тому, как сильно раскраснелось лицо Кассия — его спутникам было невдомек, что побагровел он далеко не от усталости или изматывающей жары, а от предчувствия близкого разоблачения.

* * *

Исидора истово молилась про себя, сидя связанной в убогой лачуге, которую Диас, должно быть, использовал в самых грязных целях. Ее терзали голод и жажда, перетянутые грубыми веревками руки и ноги затекли, во рту страшно пересохло от кляпа. Однако страдания тела ничего не значили в сравнении с душевными муками: расстаться с честью для Исидоры было куда страшнее, чем с жизнью, но самое ужасное — потерять любимого. Переживания о нем заглушали даже страх за саму себя. Она тревожно следила за тем, как вздымается грудь Генри, словно боялась, что его дыхание может остановиться, и, когда он пошевелился и открыл глаза, испытала радостное облегчение. Его взгляд был слегка замутнен — сильное потрясение и долгие часы узничества пагубно сказывались на серьезно ослабшем после ранения здоровье юноши.

Криво сколоченная из полусгнивших досок дверь распахнулась с омерзительным скрипом. На пороге нарисовался Диас собственной персоной с испитой на треть бутылкой виски в одной руке и с кинжалом в другой.

— Ну, дикая роза прерий, — обратился бандит к Исидоре, — обдумали ли вы мое предложение? Карамба, да у тебя же кляп во рту! Вот так! — освободил он ее от душной повязки и подошел к молодому Пойндекстеру, чтобы развязать узел на его затылке. — А что нам скажет сеньор американо?

Генри выплюнул противную тряпку и зашелся удушливым кашлем.

— Пресвятая Дева, того и смотри дух испустит, — озадаченно почесал в затылке Диас, глядя на него. — Вам этого никак нельзя, сеньор янки, я пообещал сеньорите вашу жизнь в обмен на ее любовь, а Эль-Койот свое слово держит.

— Дайте ему воды, Диас! — хриплым голосом потребовала Исидора. — Разве вы не видите, что ему плохо?

— Потерпит! — рявкнул разбойник.

— То, что вы сказали… — облизнув сухие потрескавшиеся губы, еле слышно произнес Генри. — Сказали про Кассия… Это правда?

— Святые угодники, на что же мне врать? Да-а, сеньор американо, вам неслыханно повезло, что ваш двоюродный братец доверил это нехитрое дельце милосердному Мигуэлю Диасу, — издевательским тоном вещал бандит. — Теперь ваша жизнь в руках прекрасной сеньориты, как и ее собственная, так что молите ее поступить благоразумно.

— Никогда! — с тихой яростью ответил Генри.

— Карамба! — воскликнул Диас и шумно хлебнул виски из горлышка бутылки. — Вы поглядите на этого гордого кабальеро! Неужели вам совсем не жаль дамы своего сердца, а?

— Диас, оставьте его в покое! — вмешалась Исидора. — Вам нужна я, говорите со мной!

— У нас с тобой, страсть моя, разговор будет коротким. Мне надоело, тысяча чертей, стоять перед тобой на коленях и вымаливать любовь! О, Исидора, — с жаром заговорил он, переменившись в тоне, — как часто я видел в твоих глазах насмешку, надменность, презрение! Ты думала, что можешь бесконечно играть с сердцем влюбленного Диаса: отвергала меня, втаптывала в грязь мое имя, смеялась надо мной, связывалась то с вонючим ирландцем, то с неженкой американо, но мое терпение иссякло! Исидора! — бандит низко склонился над ней, бросая хлесткие слова прямо в лицо. — Исидора! Я хотел дать тебе все, чего только может пожелать женщина! Клянусь муками Спасителя, никто не любил и не полюбит тебя так, как я!

Исидора, не произнося ничего, смело смотрела ему в глаза не то с вызовом, не то с жалостью.

— Я сказал однажды, что ты будешь моей и ничьей больше, — продолжал пламенную тираду Диас, срываясь на рык. — Помнишь, как ты связала меня лассо? Помнишь?! Ну и где они, слуги твоего дяди, благородного дона Сильвио, они спасут тебя сейчас? Может быть, мустангер спасет тебя? Не спасет! — он злорадно расхохотался. — Ирландец гниет в тюрьме, дожидается, пока его повесят.

Эль-Койот попал точно в цель — после слов о Морисе мексиканка невольно вздрогнула и побледнела. До них с Генри не доходили вести о судебном процессе, на все расспросы Исидоры караульные отвечали односложно и без охоты, уверяя сеньориту, что все в полном порядке и преступник непременно будет найден, когда раненый сможет все подробно рассказать. Но Морис, Морис в тюрьме! Как только этот бестолковый майор мог обвинить его и упустить Колхауна?! Какая ужасная несправедливость, какая бесчеловечность!

— Полюбуйтесь, сеньор американо, как ваша ненаглядная распереживалась из-за мустангера! — победно воскликнул Диас. — А вы небось думали, что приручили хищницу? Карамба, хотел бы я посмотреть, как она будет бегать от вас к ирландцу, жаль, удовольствие слишком дорогое!

— Диас, однажды вы ответите за каждое слово, сказанное здесь! — с ненавистью процедила Исидора.

— Вы бесчестный человек, — сказал Генри. — Как же вы хотите, чтобы вас полюбила такая честная девушка, как донья Исидора? Можете убить меня, но вас она любить никогда не станет.

— Молчать, щенок! — пришел в бешенство бандит и схватился за кинжал. — Или я вырежу твой поганый язык!

— Энрике, не отвечай ему!

— Исидора! — зарычал Диас и приставил лезвие к горлу Генри. — Даю тебе последний шанс! Клянусь, ты ни о чем не пожалеешь! Что может дать тебе этот сопляк, какой из него мужчина?! Я могу прямо сейчас перерезать ему глотку, как ишаку! Исидора! — свирепость в его голосе внезапно сменилась надрывной мольбой. — Исидора, моя прекрасная роза, твои острые шипы ранили несчастного Диаса в самое сердце, смилуйся надо мной!

— Вы даете слово, что не причините вреда дону Энрике, если я отвечу на ваши чувства? — неожиданно спросила Исидора.

— Исидора, нет! — в ужасе прохрипел Генри. — Пусть убивает меня, но не сдавайся ему, умоляю!

— Все знают, что Эль-Койот умеет держать слово, я отпущу этого наглого щенка, если ты станешь моей, Исидора! Клянусь кровью Христа!

— Пожалуйста, Исидора! Не надо!.. — из последних сил прошептал Пойндекстер. — Это хуже смерти…

— Я все решила, — твердо сказала мексиканка. — Я стану возлюбленной дона Мигуэля, а ты не будешь мне препятствовать. Ради меня, Энрике.

Генри тихо застонал и закрыл глаза — лучше бы ему было в самом деле умереть.

— Исидора! — Диас засверкал глазами, но уже не от гнева, а от безумной радости. — Исидора, моя пантера, как я мечтал об этом дне!

— Вы обещали, что отпустите дона Энрике, — сухо напомнила она.

Бандит опомнился и трясущимися руками начал разрезать веревки, связывающие Генри, но вдруг остановился и с подозрением взглянул на узницу:

— Нет ли обмана в твоих словах, любовь моя? Поклянись Пресвятой, что ты говоришь правду!

— Я клянусь! — слегка дрогнувшим голосом ответила Исидора.

От счастья Диас буквально взвыл и в два счета освободил юношу от оставшихся пут, после чего схватил его за шкирку и поволок к двери.

— Катись к дьяволу, сопляк! — он не поскупился на силу и ударил молодого Пойндекстера кулаком в челюсть, от чего тот рухнул плашмя на землю. — И попробуй только слово кому сказать, живо отправлю к праотцам! Если ты сам не издохнешь в ближайший час, тысяча чертей!

Диас ринулся обратно в хижину, даже не удосужившись прикрыть за собой дверь. Он бросился к сидящей на полу Исидоре и принялся судорожно освобождать ее от веревок с помощью кинжала.

— Долой эти чертовы веревки! С этого дня я буду надевать на тебя только золото, моя королева, моя тигрица!

Последний узел на ноге девушки был безжалостно рассечен лезвием. Изнывая от страсти, Диас потянулся губами к ее лицу и получил сокрушительный удар лбом в переносицу. Из глаз фейерверком посыпались искры.

Исидора воспользовалась замешательством, схватила кинжал и вскочила с пола.

— А теперь я уеду отсюда, дон Мигуэль, уеду на вашей лошади и заберу с собой дона Энрике, — мексиканка выставила кинжал перед собой и начала пятиться к выходу.

— Карамба! — взревел Диас. — Чертовка, ты обманула меня!

— Не пытайтесь приблизиться ко мне! — угрожающе произнесла Исидора.

На затекших ногах двигаться было неловко, и она оступилась. Оружие вылетело из полузанемевшей руки и упало со звоном. Диас, уже пришедший в себя, молниеносно схватил его с пола и перешел в наступление.

— Сеньорита, вы повели себя очень неосмотрительно, — скалился разбойник. — Эль-Койот не прощает подобных выходок, и вы очень, очень об этом пожалеете!

Диас бросил кинжал за ненадобностью, крепко схватил ее за руки и повалил на пол. Исидора силилась вырваться, но ослабшее после многих часов неподвижности тело плохо ее слушалось. Она кричала, пинала его ногами, пыталась укусить, но становилось только хуже — силы Эль-Койота в несколько раз превосходили ее собственные.

Генри лежал на траве почти без сознания. Он услышал крики и звуки ожесточенной борьбы, доносящиеся из лачуги. Исидоре грозила страшная опасность — эта мысль заставила юношу собрать все силы и подняться с земли. Он встал и сделал несколько шагов, слегка пошатываясь. Несколько мгновений спустя к нему вернулась твердость в ногах, и Генри прокрался в хижину, стараясь не скрипеть половицами.

Исидора и Диас сражались на полу, точно дикие звери, и не заметили его появления. Как же помочь Исидоре? По правую сторону от Диаса валялся кинжал. Подойти и поднять — тотчас будешь обнаружен, а юноша сомневался в быстроте своей реакции на атаку разбойника. К стене была прислонена оглобля — едва ли Генри мог удержать ее в руках. Взгляд упал на недопитую бутылку виски, и решение пришло само собой. Крики и шум заглушали его быстрые, осторожные шаги. Генри неслышно взял со стола бутылку, подкрался к бандиту и сделал замах. Довольно тяжелая стеклянная тара разлетелась на осколки от точного сильного удара о затылок Диаса. Он обмяк и с остекленевшим взглядом повалился вбок.

— Энрике! — радостно воскликнула Исидора, увидев возлюбленного, и тут же стыдливо запахнула куртку, прикрывая разодранную блузу.

— Я убил его? — растерянно спросил Генри, глядя на бесчувственного бандита, и помог ей подняться.

— Нет, просто оглушил. Энрике, ты спас меня, спас нас обоих! — бросилась девушка в его объятья. — Дорогой мой, как я боялась за тебя!

— Как же ты напугала меня, голубка, — с нежностью сказал Генри. — Все, успокойся, все позади.

— Нам нужно связать его, пока он не очнулся! — встрепенулась Исидора.

В углу нашелся моток бечевки, которой бывшие пленники крепко связали своего мучителя. Диас по-прежнему лежал ничком и не подавал почти никаких признаков жизни.

— Сюда могут явиться его головорезы, — предупредила Исидора, туго затягивая узел. — Нам нужно как можно скорее уезжать на его лошади. Энрике, ты сможешь ехать верхом?

Она отвлеклась от своего занятия и увидела, что Генри сидит, бессильно прислонившись к стене.

— Нет, милая, я даже не уверен, могу ли я идти, — слабо проговорил юноша, отдавший последние силы на то, чтобы выручить возлюбленную из беды.

— Дева Мария, у тебя опять начинается жар! — с тревогой воскликнула Исидора, потрогав его лоб.

— Это… Это было слишком для меня, Исидора.

— Энрике, ради всего святого, держись! Я сейчас найду воды, здесь должен быть источник, тебе станет легче!

— Скачи в форт, — устало прошептал Генри. — А я останусь здесь, и будь что будет.

— Это опасно! — пришла в ужас Исидора. — Тебе нужно спрятаться в лесу.

— Они найдут меня, если приедут сюда, — Генри прикрыл глаза и тяжело дышал. — Любовь моя, я не продержусь долго. А ты должна спастись.

— Ангел мой, не говори так! — она горячо целовала его бледное лицо и запекшиеся сухие губы. — Все будет хорошо, ты поправишься, только дождись меня! Я найду для тебя воды.

Исидора еще раз поцеловала любимого, выбежала из хижины и отправилась на поиски источника. Колодца поблизости не оказалось — хижина не предназначалась для жилых целей.

Вечерело. Вокруг на несколько миль простирался лес: высокие тополя сомкнули свои темно-зеленые кроны, в зарослях юкки переговаривались трелями птицы. Задорно поющим пичужкам было все равно, что на душе у людей, которым этот лес послужил тюрьмой, так тяжело и мрачно.

Исидора резко остановилась и напрягла слух — примерно в двухстах ярдах послышался топот множества копыт. «Пресвятая Дева, это банда Диаса! Бедный мой Энрике!» — в ужасе подумала она и начала перебираться обратно к хижине, стараясь остаться незамеченной. Вскоре среди деревьев показались огни факелов, и мексиканка радостно вскрикнула, заметив синие мундиры офицеров форта.