Повесть о старом Техасе (гет)

Сегодня канун Рождества 1918 года. В это время я особенно сильно тоскую по своему покойному дедушке — ветерану Гражданской войны, человеку смелому и благородному, любящему и преданному семьянину. В детстве мы, его внуки, обожали слушать рассказы о старой Америке, так не похожей на ту, которую видели вокруг. Затаив дыхание, мы воображали пышные балы и прекрасных дам в кринолинах, что под звуки вальса кружились по паркету, богатых и чопорных плантаторов, рабов, гнущих спину на хлопковых полях, отважных офицеров, что не боялись идти в атаку на краснокожих, негодяев-бандитов, то и дело устраивающих перестрелки в душных салунах, храбрых мустангеров, мастерски приручающих диких лошадей. Все это словно бы стояло у нас перед глазами — образ ушедшего безвозвратно мира, прекрасного и жестокого одновременно, манящего и опасного, как бескрайняя прерия. Кто-то нашел в нем шальную пулю и смерть, а кто-то — любовь и счастье. Пусть старая Америка канула в Лету после кровопролитной войны, а многие ее сыны давно мертвы — ее эхо будет долго раздаваться в сердцах потомков благородных джентльменов, таких, как мой дедушка. Его звали Генри Пойндекстер.

По обширной, устланной изумрудной травой долине, простирающейся на много миль от берегов реки Леоны, ехала пестрая кавалькада: дамы в амазонках верхом на лошадях, солидные плантаторы и франтоватые асьендадо в широкополых шляпах, офицеры из пограничного форта Индж, адвокаты, врачи и другие представители техасского бомонда, а также слуги из числа мексиканцев и негров-рабов, бережно сопровождавших фургон с провизией. Они направлялись на пикник под открытым небом — давняя и любимая традиция южан-аристократов. Не так давно отгремела Мексиканская война, и на землю, некогда наводненную команчами с их дикими нравами, пришли порядки сытого рабовладельческого Юга — балы, светские приемы, барбекю на открытом воздухе и конные прогулки, являвшиеся неотъемлемой частью жизни американских дворян.

Нынешний же пикник был приурочен к новоселью знатного, хотя и подразорившегося плантатора Вудли Пойндекстера, который вместе с дочерью-красавицей Луизой, сыном Генри и племянником — отставным капитаном, переехал в Техас на асьенду Каса-дель-Корво из богемной Луизианы. Там он славился небывалой щедростью и гостеприимством, граничащими с расточительностью, что и заставило в конце концов семейство Пойндекстеров перебраться в штат поскромнее, однако от светских привычек отказываться они не собирались и сразу же по приезде устроили пышный прием для новых соседей. Соседи не остались в долгу и через неделю пригласили гостеприимных хозяев Каса-дель-Корво на конную прогулку, главным развлечением которой должно было стать наблюдение за настоящей охотой на мустангов.

Проводником им служил Морис Джеральд — знаменитый в округе мустангер, превосходно знавший повадки диких лошадей. Об этом молодом человеке мало что было известно — в форте знали только, что он приехал в США из Ирландии. Эта таинственность порождала много слухов: кто-то был уверен, что Морис — скрывающийся от властей родной страны политический преступник, разбойник, какими кишит Техас, кто-то считал его благородным и честным джентльменом, искренне восхищаясь его ловкостью и непревзойденным искусством укрощения мустангов. Но чего нельзя было отрицать, так это того, что молодой мустангер являлся идеальным героем девичьих грез, похитившим — ненамеренно, конечно же — сердце не одной юной барышни. Сложно сказать, сколько восхищенных пар женских глаз любовались его статной фигурой на гнедом коне, но с особым трепетом на него взирала новоиспеченная первая красавица Техаса Луиза Пойндекстер. За влюбленный взгляд ее прекрасных глаз готовы были сражаться на дуэли самые благородные из дворян, но достался он простому мустангеру, что не ускользнуло от ревнивого взора ее кузена Кассия Колхауна, однако осталось без внимания родного брата Луизы.

Генри Пойндестер держался чуть в стороне от отца. В этот день он, обычно беззаботный, благодушный и наивно-открытый миру, был задумчив и слегка печален. Впрочем, этого никто не заметил — Генри всегда находился в чьей-то тени: отца ли, сестры или кузена. Ему и в голову не приходило завидовать никому из них, напротив, юноша был очень привязан к семье, даже Кассия, который слыл задирой и проходимцем, он оправдывал, не верил чужим наветам и старался разглядеть светлые стороны его натуры, несмотря на очевидные недостатки. Генри еще ни разу не влюблялся — конечно, он не был столь ослепительно красив и мужественен, как Морис; молодой Пойндекстер имел худощавое телосложение и утонченные, почти женственные черты лица, что характерно для многих юных креолов, но наверняка в Луизиане нашлась бы не одна мисс, мечтательно вздыхающая о нем. Вероятно, так и происходило, но Генри то было невдомек — на всех девушек он смотрел взглядом чистым, невинным, лишенным низменных страстей, почти как на свою сестру, которую считал совершенством, эталоном женской красоты и добродетели. Едва ли кто-то мог сравниться в его глазах с Луизой, но здесь, в Техасе, юноша неожиданно для себя заинтересовался особой, на первый взгляд являющейся полной противоположностью мисс Пойндекстер.

Генри погрузился в воспоминания о приеме в честь новоселья. На асотее поместья Каса-дель-Корво собрался весь цвет техасского светского общества. Повсюду только и были видны что строгие фраки, военные мундиры и кисейные платья с пышными юбками, так странно и непривычно выглядящие на фоне ровной дикой прерии, простирающейся до самого горизонта. Посреди них невозможно было не заметить девушку, одетую в черные узкие брюки, белую льняную блузу и короткую замшевую куртку с золотой вышивкой. Несомненно, она была мексиканкой, и мексиканкой благородной — Вудли Пойндекстеру ее представил как свою племянницу дон Сильвио Мартинес — владелец асьенды, находящейся неподалеку. Многие дамы неодобрительно косились на девушку в необычном костюме и перешептывались у нее за спиной, но что поделать — многие вещи, принятые у мексиканских женщин, в Европе сочли бы за дикость, будь то ношение нарочито мужской одежды, умение кидать лассо или манера сидеть на лошади по-мужски. Гордая красавица с длинными волнистыми волосами цвета воронова крыла не обращала никакого внимания на пересуды, лишь иногда оценивающим взглядом темных, как южная ночь, глаз посматривала на молодую хозяйку Каса-дель-Корво, негласно прозванную новой королевой Техаса. И совершенно не глядела в сторону молодого хозяина, тайком не спускавшего с нее глаз и заливавшегося краской при одной мысли о том, что он будет пойман с поличным. Исидора Коварубио де Лос-Льянос — Генри с первого раза запомнил ее длинное и непростое имя, многократно повторяя его про себя, точно молитву.

Вдали показалось облако пыли — по направлению к асьенде несся целый табун лошадей. Комендант форта взглянул в бинокль и сообщил присутствующим, что увидел Мориса Джеральда, ведущего мустангов прямиком к поместью. Услышав об этом, две девушки, Луиза и Исидора, нечаянно вздрогнули. Одна — в томительном волнении, другая — в безотчетной тревоге. Морис не заставил себя ждать — еще немного времени, и он уже очутился в центре внимания гостей вместе со своими великолепными скакунами. Генри невероятно обрадовался, увидев мустангера, и первым спустился поприветствовать его. Юноша проникся доверием и симпатией к Морису еще тогда, когда тот помог им, заблудившимся в выжженной прерии, найти дорогу и спастись от смертоносной бури. Обменявшись рукопожатиями с охотником за лошадьми, Генри почувствовал спиной пристальный взгляд, невольно обернулся и посмотрел наверх, где у парапета замерли две фигуры, которые разительно выделялись для него посреди прочих — это его сестра и красавица-мексиканка. Вот только последняя, к сожалению для молодого Пойндекстера, судя по всему, считала его за невидимку, пустое место — все ее внимание было приковано лишь к Морису.

Вудли Пойндекстер был чрезвычайно доволен сделкой и намеревался щедро заплатить мустангеру за лошадей. Особо его интересовала невероятно красивая, крепко сложенная, но еще не объезженная крапчатая кобыла — предмет мечтаний его дочери Луизы. Плантатор предложил ирландцу двести долларов за нее, но вдруг Морис неожиданно изъявил желание подарить лошадь мисс Пойндекстер, следуя старой народной традиции. Этот благородный жест и восхищенная улыбка Луизы заставили сердце Исидоры сжаться, что отразилось на ее вмиг побледневшем лице. Бледность сеньориты серьезно встревожила Генри, и он подошел к ней, наплевав на приличия и собственную застенчивость, пока все остальные с замиранием сердца наблюдали, как мустангер укрощает дикую кобылу, рискуя жизнью.

— Сеньорита, вы в порядке? — его голос вывел Исидору из ступора, и она посмотрела на него невидящим взглядом — так она могла бы посмотреть на любую из окружавших их тетушек или на старого военного доктора.

— Да, сеньор, не стоит беспокоиться, — с сильным акцентом проговорила мексиканка. — Я в порядке. Мне нужно…

— Воды?..

— Нет, нет, ничего…

Крапчатая тем временем резко развернулась, чуть не сбросив с себя седока, и галопом помчалась в прерию. По асотее прошел гул: кто-то уже записал Мориса в покойники, чем довел до белого каления по меньшей мере двух человек. Однако мустангер и не думал умирать под копытами дикой лошади, а вскоре вернулся обратно, победно восседая на усмиренной кобыле. Он вручил подарок дочери плантатора, будто вручая ей свое сердце, а Исидора исчезла с праздника. Как ни искал ее Генри по всему поместью, все без толку — черноокая красавица словно сквозь землю провалилась.

Вот и теперь она отсутствовала в толпе разряженных дам. Генри разочарованно вздохнул — он плохо спал ночью, волнуясь перед возможной встречей с гордой мексиканкой, представлял, как подъедет к ней на своем вороном коне и справится о ее самочувствии, а после будет расспрашивать о Техасе и рассказывать ей о родной Луизиане. Этот разговор представлялся ему до мельчайших деталей, все реплики были разыграны как по нотам, но сеньорита не сочла нужным присутствовать на пикнике, что разрушило все планы молодого плантатора. Не больна ли она? Там, на балу Исидора так побледнела…

Не успела кавалькада остановиться в месте, наиболее благоприятном для пикника, как всеобщее спокойствие нарушил крик мексиканского пастуха, возвещавший о том, что к ним несется табун диких кобыл. Морис призвал переполошившихся людей сохранять спокойствие — лошади всего лишь скакали к себе на пастбище и не собирались ни на кого нападать. Однако же он не рассчитывал, что крапчатая Луизы, еще недавно принадлежавшая этому табуну, понесет свою хозяйку галопом вслед за бывшими товарками. В ужасе осознав свою ошибку, мустангер тотчас вскочил в седло.

— Оставьте, это мое дело! — с нескрываемым презрением в голосе попытался остановить его Кассий, взбираясь на коня. — Я поскачу за Луизой и верну назад ее непокорную кобылу. В конце концов, Луиза моя кузина, а не ваша.

— Боюсь, на вашей лошади догнать крапчатую будет невозможно, — сухо возразил Морис. — Прошу меня извинить, я не располагаю достаточным временем.

Он пришпорил коня и бросился вслед за беглянкой, заставив соперника скрипеть зубами от неприязни и досады. Во мгновение ока верхом на лошадях оказались несколько фортовых драгун, готовых помочь в спасении мисс Пойндекстер, но капитан Колхаун отказался от их помощи. Генри взволнованно спросил кузена:

— Каш, не пора ли поторопиться? Кобыла наверняка ускакала уже очень далеко, я поеду вместе с тобой!

— Тебя только там не хватало! — огрызнулся Кассий. — Впрочем, валяй.

Спустя минуту они уже отправились в погоню за гнедым мустангом Мориса, еще видневшимся на горизонте, однако расстояние между лошадьми неумолимо растягивалось. Миль через пять-семь они совершенно потеряли цель из виду, а вороной Генри начал безнадежно отставать от рыжего коня Кассия, которого тот яростно погонял хлыстом.

— Каш! — кричал Пойндекстер вдогонку двоюродному брату. — Я не могу разобрать следов!

Это было правдой: трава была примята следами сотен копыт, среди которых не представлялось возможным понять, какой — нужный.

— Возвращайся назад! — не оборачиваясь, крикнул Кассий, безошибочно запомнивший рисунок подковы коня ненавистного ему мустангера.

— Но Луиза…

— Возвращайся назад, я сказал! Не надо было позволять тебе увязываться за мной. Справлюсь сам, ты мне только мешаешь! — с этими словами он пришпорил лошадь еще сильнее и помчался со скоростью ветра.

Генри растерянно остановил лошадь. Легко сказать — возвращайся назад! Как в этом зеленом море определить дорогу? Юноша осмотрелся вокруг: никакой приметы, позволявшей проложить курс, хоть бы какой-нибудь одинокий кактус — и того нет! Голый горизонт, куда ни погляди, и солнце как назло скрылось за облаками. Генри развернулся в сторону, откуда, как ему казалось, они с Кассием выдвигались в путь, и поскакал спокойной трусцой, давая отдых порядком утомившемуся коню. Прошло около получаса, прежде чем Пойндекстер понял, что окончательно заблудился — впереди показался перелесок, которого и в помине не было, когда он держался вместе с кузеном. «Вот бы добраться до чьей-нибудь асьенды, уж оттуда бы я попал домой», — подумал Генри, отпив немного воды из фляги. Тем не менее, перелесок был единственным приметным местом в бескрайних просторах прерии, и юноша решил взять его за ориентир. Он не ошибся и вскоре выехал на широкую пустынную дорогу. Радость перемешалась с тревогой: Генри не раз слышал, что бандиты очень любят нападать на одиноких джентльменов как раз на таких дорогах — грабить их и убивать, а попадешься индейцам, так и вовсе снимут скальп. Юноша постарался отогнать от себя дурные мысли и двинулся вдоль колеи, молясь о том, чтобы ненароком не заехать в соседний штат — отцу хватит переживаний на сегодня и за одну Луизу.

Вдалеке показались два всадника: один ехал на вороном коне, почти таком же, как у самого Генри, а второй — верхом на муле. Вероятно, это был какой-то кабальеро в сопровождении слуги. Генри с невероятным волнением узнал в приближающемся всаднике в круглой мексиканской шляпе и серапе, накинутом на плечи, женскую фигуру. Чем ближе подъезжали они друг к другу, тем яснее становилось, что девушка — это не кто иная, как Исидора. У Генри перехватило дыхание от восторга. Поравнявшись со всадницей, он вежливо поздоровался с ней.

— Дон Энрике? Что вы здесь делаете? — удивленно произнесла на ломанном английском Исидора, кое-как вспомнив имя нового хозяина Каса-дель-Корво.

— Мы отправились на пикник, — Генри старался говорить как можно короче и понятнее, чтобы собеседница могла все разобрать, — но случилось несчастье. Лошадь понесла мою сестру Луизу.

— Вот как? С ней все хорошо?

— Да, думаю, да. За ней поскакал мистер Морис, он непременно ей поможет.

Исидора напряглась, точно натянутая струна, услышав имя мустангера. Генри решил, что на нее произвело впечатление известие о диких скачках по прерии, не догадываясь, что в эту самую минуту сеньорита умирает от ревности.

— Дон Морисио ваш друг? — через силу спросила она.

— Да, то есть нет, то есть не совсем. Он оказал нам пару неоценимых услуг и продолжает оказывать.

На устах Исидоры появилась еле заметная горькая усмешка — когда-то мустангер оказал неоценимую услугу ей, спас из рук пьяных индейцев, но после был лишь холодно-вежлив с влюбленной в него мексиканкой. Как ни старалась Исидора сблизиться с Морисом, он всегда держался с ней отстраненно, давая понять, что кроме дружеского участия девушке вряд ли стоит на что-то рассчитывать. Похоже, американская мисс больше преуспела в покорении сердца гордого и неприступного мустангера, раз он продолжает совершать ради нее смелые поступки вроде укрощения крапчатой, свидетелем которого довелось стать Исидоре. Нынче же он бросился спасать Луизу прямиком в прерию — какие еще доказательства нужны, что у сеньориты Коварубио де Лос-Льянос появилась опаснейшая соперница?

— А вот я немного заблудился, — смущенно проговорил Генри.

— Извините?.. — мексиканка вынырнула из тягостных размышлений.

— Сеньорита, вы знаете эти места лучше меня. Скажите, как я могу попасть в Каса-дель-Корво отсюда?

— Эта дорога ведет на Рио-Гранде, — указала рукой вперед мексиканка. Я еду домой к отцу. Вам нужно в обратную сторону. Через десять миль вы увидите асьенду моего дяди, оттуда недалеко.

— Сеньорита, большое счастье, что я повстречал вас, — рассыпался в благодарностях Генри. — Я боялся уехать в сторону границы, страшно представить, что бы со мной было, если бы не ваша помощь!

— До свидания, дон Энрике, — Исидора закончила разговор с братом соперницы и поскакала дальше по пыльной дороге вместе со слугой, заметно прибавив ходу.

Ей не хотелось смотреть на лицо человека, в котором проглядывали уже ставшие ей неприятными черты Луизы Пойндекстер. Луизы, явившейся из ниоткуда и так нагло, за какие-то несколько дней присвоившей себе внимание, а может, и любовь человека, которого Исидора так давно мечтала назвать своим. Это несправедливо, несправедливо! Но мексиканка не собиралась сдаваться. Она лишь немного отдохнет дома, приведет мысли в порядок, а после… Американская мисс узнает, что значит вставать на пути у Исидоры Коварубио де Лос-Льянос!

Генри замер на своей лошади, точно вкопанный, и долго смотрел ей вслед. «Как она прекрасна!» — думал он в восхищении, но тут же опечалился: «Похоже, я совсем не понравился ей. Прав был Каш, когда говорил, что я ни на что не годен». Так, раздираемый противоречивыми чувствами, молодой мистер Пойндекстер неспешно отправился в сторону дома в полной тишине, нарушаемой лишь цокотом копыт, свистом ветра да редким криком степной птицы.

В поместье Каса-дель-Корво все были взбудоражены происшествием на конной прогулке. Черные слуги перешептывались, охали и качали головами, обсуждая смелость молодой миссы, не испугавшейся понесшей ее по широкой долине неизвестно куда лошади. Особо ушлые из слуг поговаривали даже, что ее спас от табуна разъяренных жеребцов тот самый красавец «жентмун», который привел мустангов массе Вудли.

Что касается самого Вудли, то он был порядком взволнован случившимся и подумывал о том, чтобы запретить Луизе прогулки на крапчатой кобыле — бог знает, что еще взбредет в глупую голову этого дикого создания, а любезного Мориса Джеральда поблизости может и не оказаться.

Луиза же демонстрировала поразительное спокойствие, почти равнодушие, и только пожимала плечами в ответ на расспросы: не случилось, мол, ничего особенного — ей нравится скакать галопом по степи, а опасность от табуна жеребцов сильно преувеличена, к тому же, мистер Джеральд знал, как с ними поступить, чтобы они отстали. Делалось это не столько из желания покрасоваться перед домашними, сколько в стремлении осадить не в меру разбушевавшегося Кассия. Капитан Колхаун точно с цепи сорвался после пикника: без конца упрекал Луизу в беспечности и нарочито громко ругал вслух «бродяг, понаехавших в благословенную Америку со всего света и возомнивших себя неизвестно кем».

— Как он утомил меня, Генри, — пожаловалась Луиза на кузена, сидя после завтрака за клавесином. — Кружит около меня, как гриф.

— Возможно, Каш просто испугался за тебя? — предположил юноша. — Мы все здорово переполошились, когда Луна поскакала за дикими кобылами.

— Генри, — бросила на него сестра усталый взгляд голубых глаз, — хотя бы ты не читай мне нотаций. В Луизиане мне не было равных среди наездниц, неужели вы посчитали, что я не справлюсь с Луной, или что она меня сбросит?

— И все же, Лу, тебе следует быть осторожнее.

— Да, ты прав, следует. Но не с лошадьми и уж тем более не с «бродягами», как изволил выразиться наш кузен. Ах, Генри, неужели ты не видишь, что происходит?! — Луиза раздосадовалась на несообразительность брата.

— Что ты имеешь в виду?

— Кассий не даст нам спокойной жизни! Разве ты не знаешь, что отец должен ему крупную сумму денег? Каш думает, что мы все в его власти, особенно… я, — сказав эту фразу, девушка заметно погрустнела. — Он будет настаивать на том, чтобы я вышла за него замуж.

— Что ты, Лу! — потрясенно воскликнул Генри. — Этого не произойдет, если ты против брака с ним! Отец не допустит, я не допущу, поверь, мы сумеем договориться с Кассием. Не совсем же он подлец!

— Ах, если бы это было так… Но знай, Генри, я не намерена поддаваться на его шантаж. Я не выйду замуж за Кассия! — решительно заявила Луиза, в голосе которой помимо протеста скрывалось еще что-то едва уловимое. — Пусть я обнищаю, буду ходить в рубище, жить в хакале или вовсе под открытым небом, питаясь тем, что посылает Бог, но я не стану женой этого негодяя! Никогда!

Луиза в сердцах захлопнула крышку клавесина и убежала к себе. Генри лишь растерянно развел руками — слишком уж трагичным показался ему тон сестры. Однако если бы он был немного более внимательным, то заметил бы, что с ней произошли значительные перемены с тех самых пор, как их семейство обосновалось в Каса-дель-Корво.

Впрочем, и Луиза не замечала излишней мечтательности брата и его беспричинной грусти, то и дело одолевающей молодого Пойндекстера. Генри тяжело вздохнул и начал собираться на хлопковую плантацию по поручению отца. Перед тем как отправиться туда, он поднялся на асотею и с щемяще-волнительным чувством посмотрел на пустую проезжую дорогу и виднеющуюся вдали крышу дома дона Сильвио.

Так прошли несколько тоскливых дней, пока из поселка, что возле форта Индж, не прискакал запыхавшийся посыльный и не сообщил, что капитан Колхаун ранен на дуэли, состоявшейся в гостинице-таверне Обердофера. Услышав об этом, Луиза сильно побледнела, однако вовсе не из-за тревоги за кузена. Она догадалась, с кем мог драться Кассий, но при отце и брате постаралась не выдать себя.

— Как это? — поразился Вудли. — Неужели Кассий до сих пор не остепенился со своими мальчишескими выходками? Что там произошло?

— Видит Бог, мистер Пойндекстер, — возбужденно говорил посыльный, — мистер Колхаун сам виноват в ссоре. Я слышал, как он оскорбил того ирландца, торговца лошадьми. Дуэли могло и не быть, если бы мистер Колхаун извинился перед мустангером, но он уперся, словно мул!

— Ах! — из груди Луизы вырвался невольный стон.

— А с ним, с мистером Джеральдом все в порядке? — забеспокоился Генри.

— Тоже ранен. Врач из форта осмотрел их и сказал, что жизнь драчунов вне опасности. Как пить дать, проваляются оба в постели не меньше недели, а потом снова будут здоровее всех здоровых. Ох и наделали они шуму! Всю таверну разгромили.

— Придется возмещать убытки, — произнес Вудли так, будто делать это он должен из своего кармана. Мало кто догадывался в округе, что фактически деньги Пойндекстеров принадлежат Колхауну.

— Я поеду туда, — засобирался Генри в дорогу. — Кто-то должен позаботиться о них — забрать Кассия и устроить мистера Мориса.

— Поезжай, сын, — согласился плантатор. — И будь повежливее с хозяином гостиницы, извинись от моего имени и пообещай, что весь нанесенный ущерб будет возмещен.

* * *

После дуэли все обитатели Каса-дель-Корво от кухарки до хозяина поместья свободно вздохнули — раненый и зависимый от посторонней помощи Кассий Колхаун враз присмирел и даже заискивал перед домашними. Пускай такое поведение — всего лишь затишье перед очередной бурей, довольно было и этого.

Генри не забывал навещать второго дуэлянта, который в это время отлеживался в захудалом номере гостиницы Обердофера. Тот был бы согласен и на пребывание в своей бедной хижине, но врач настоял на том, что больному необходимо оставаться в покое. Оседлав коня, Генри увидел, что Луиза вышла к нему с корзинкой, полной разных яств.

— Генри, ты едешь к мистеру Морису? — непринужденно спросила она брата так, будто речь идет о ком-то из рабов на плантации. — Я подумала, что будет не лишним угостить его чем-нибудь вкусным с нашей кухни. В этих дешевых гостиницах, должно быть, такая отвратительная еда…

— Ты права, Лу, это будет очень кстати, — согласился Генри, принимая корзинку из ее рук.

— Невежливо, в самом деле, не отблагодарить его после всего того, что он для меня сделал. Для нас, — поспешно оговорилась она, — если ты еще не забыл историю с бурей в степи.

— Это правда, сестричка, — простодушно сказал юноша, не видя в ее невинном жесте ничего предосудительного, никакого намека на то, что Луиза испытывает к мустангеру нечто большее, чем просто благодарность. — Жаль лишь, что Каш так не считает. Его поведение было просто отвратительным, если верить слухам.

— Наконец-то ты начинаешь понимать, — покачала головой девушка. — Скачи, Генри, пусть благословит тебя Бог.

* * *

В поселке у форта Индж кипела жизнь. Пестрая публика в лице солдат, мексиканцев, мустангеров, переселенцев, карточных шулеров, мирных индейцев и других примечательных личностей наполнила гомоном таверну и площадь перед ней, словно и не было никакой дуэли — посудачили и забыли. О недавней перестрелке говорили только разбитые зеркала, часы и несколько дырок от пуль в мебели.

Генри отвел коня в стойло возле гостиницы и хотел уже взойти на ее крыльцо, как вдруг увидел знакомый силуэт в мексиканском костюме. Исидора восседала на коне с точно такой же корзинкой в руках, какую передала для Мориса Луиза.

— Донья Исидора! — с улыбкой воскликнул Генри, сомневаясь в том, правильное ли употребил к ней обращение. — Как отрадно снова видеть вас в Техасе!

Исидора вопросительно взглянула не столько на него, сколько на его поклажу, явно собранную женской рукой.

— Вы преследуете меня, дон Энрике? — натянуто улыбнулась она в ответ.

— Нет, что вы! — засмущался тот. — Я приехал к мистеру Джеральду — его ранили на дуэли.

— Я знаю, — многозначительно ответила Исидора. — Я услышала об этом сразу, как приехала к дяде.

— Вы тоже к нему? — обрадовался Генри. — В таком случае, мы могли бы навестить его вместе.

— Нет, я передам посылку через горничную и уеду, — сеньорита брезгливо покосилась на открытую дверь гостиницы, через проем которой была видна завеса сизого сигарного дыма.

— Да, конечно, — спохватился юноша. В самом деле, не пристало леди заходить в такие заведения. Он лихорадочно соображал, как ему поступить: если сейчас навестить Мориса, Исидора исчезнет, и у него снова долгое время не будет возможности поговорить с ней; уехать, не повидавшись с больным, тоже казалось ему непорядочным. Генри осторожно предложил: — Сеньорита, не согласитесь ли вы немного подождать меня? Я отдам обе посылки лично в руки Морису, а потом провожу вас до асьенды — все равно нам по пути.

— Хорошо, я подожду вас, — ответила Исидора, в планы которой изначально не входило общение с Пойндекстером, но, поразмыслив, она пришла к выводу, что Генри — ценный помощник в узнавании вестей. Никто не мог рассказать о том, что происходит в Каса-дель-Корво, лучше, чем его обитатель.

Не прошло и десяти минут, как Генри, оживленный и веселый, вернулся обратно.

— Как здоровье дона Морисио? — поинтересовалась Исидора.

— Он поправляется, — произнес юноша, взбираясь на лошадь. — Совсем скоро встанет на ноги.

— Он никогда раньше не дрался на дуэлях, — заметила Исидора, натягивая поводья.

— Это все мой кузен Каш. Он ужасный задира, даже не представляю, что могло послужить причиной их ссоры. Мистер Джеральд не сделал ни ему, ни нашей семье никакого зла, одно лишь добро, — Генри задумался, не слишком ли сложно он говорит для ее понимания, но смысл сказанного мексиканка улавливала безошибочно.

— Дон Морисио часто бывает у вас?

— Он ни разу не бывал у нас, сеньорита, не считая новоселья.

Эти слова немного успокоили ревнивое сердце Исидоры. Возможно, все не так уж плохо, как казалось поначалу? Несмотря на род занятий, мистер Джеральд настоящий джентльмен — что же удивительного в его благородных жестах по отношению к даме? Если они даже не видятся…

— А вы давно знакомы с Морисом? — прервал ее размышления Генри.

— Почти год. Он спас меня от индейцев. Они напали на меня по дороге на Рио-Гранде.

— Да, это на него похоже, — улыбнулся Генри. — Мы тоже встретили его, когда были в ужасно опасном положении. Наш обоз заплутал в выжженной прерии, где невозможно было найти дорогу. У нас заканчивались запасы воды, на нас надвигался смертельный ураган… Если бы не мистер Джеральд, я бы сейчас не разговаривал с вами, донья Исидора.

— Почему же ваш кузен так его невзлюбил? — удивилась Исидора, боясь, что причиной раздора могла быть Луиза.

— Я не берусь об этом судить, сеньорита. Мне известно не больше вашего.

«Значит, мои догадки верны. Мужчины ненавидят друг друга из-за женщин, так же как женщины ненавидят друг друга из-за мужчин», — с горечью подумала Исидора.

— Вы чем-то опечалены? — заботливо спросил Генри, заметив, как помрачнела его спутница.

— Нет, дон Энрике, все хорошо, — коротко ответила девушка, впервые как следует разглядев его лицо. Пожалуй, он недурен собой, только еще слишком юн, как неоперившийся птенец. Если бы не его близкое родство с мисс Пойндекстер, к которой Исидора испытывала острую неприязнь, мексиканка признала бы, что Генри заслуживает самого теплого дружеского расположения. Но американская выскочка встала не только между ней и Морисом, она даже испортила ее возможную дружбу с добрым сеньором. От досады Исидора сильнее сжала в руках поводья и продолжила путь, слушая восторженные рассказы Генри, в которых понимала далеко не все или просто не старалась понять.

* * *

Луиза поднялась на асотею, снедаемая неясной тревогой — Генри отсутствовал очень уж долго. Она вглядывалась в даль, в ту сторону равнины, где вдоль берега реки тянулась дорога от форта. Вот-вот на ней должен был появиться Генри, но вместо одного всадника Луиза увидела двух — ее брат неспешно ехал в компании какого-то человека.

С такого расстояния сложно было понять, мужчина это или женщина, но чем ближе они подъезжали, тем отчетливее становилась фигура второго наездника. Это была девушка, увидев которую, мисс Пойндекстер смутно вспомнила эксцентричную гостью, посетившую их прием в честь новоселья. Но не только это вспомнилось Луизе. Во время их последней встречи Морис упоминал о своей знакомой — молодой мексиканке, превосходно кидающей лассо. Луиза поднесла к глазам лорнет, чтобы получше разглядеть спутницу брата: с одной стороны седла у нее висело маленькое лассо. «А как хороша!» — не без ревности подумала Луиза и тут же встревожилась еще больше: «Такая девушка могла покорить его сердце. И что она делает рядом с Генри? Они наверняка едут вместе из поселка, более того, из гостиницы! Боже мой, она посещала Мориса! Без сомнения, это его возлюбленная!»

Тем временем всадники подъехали к воротам Каса-дель-Корво. Генри намеревался сопровождать Исидору дальше, до асьенды ее дяди, но девушка вежливо отказалась от его услуги. Она посмотрела наверх и встретилась глазами с соперницей.

— Донья Исидора, это моя сестра Луиза, — добродушно проговорил Генри. — Вы, конечно, помните ее.

— Да, я помню, — еле слышно процедила Исидора, легким кивком поприветствовав американку, на что та ответила ей тем же, согласно правилам приличия.

«Как смотрит! Точно она здесь королева. Пресвятая Дева Мария, да в ней спеси больше, чем во всех янки, вместе взятых», — про себя возмущалась Исидора.

«Она торжествует надо мной, — надев маску гордого безразличия, мысленно сокрушалась Луиза. — Решила явиться сюда лично и показать свое превосходство, даже не постеснялась втянуть в это Генри! Наверняка они с Морисом смеялись над моим подарком и над моими глупыми чувствами, которые я по неосторожности проявляла перед ним. О, глупая, глупая Луиза Пойндекстер!»

«Пусть не думает, что сможет завоевать сердце дона Морисио! — продолжала молчаливый диалог с соперницей мексиканка. — Он мой! Только мой! Не будь я Исидора Коварубио де Лос-Льянос, если отдам его этой бледной выскочке!»

Последняя мысль Исидоры была столь очевидна по выражению ее лица, что Луиза, собрав все силы, презрительно улыбнулась, как бы говоря: «Милая, вы забываете, с кем имеете дело. Я аристократка, благородная леди, так что забирайте себе своего торговца лошадьми, мне он не нужен».

Исидора с еле сдерживаемой яростью галопом помчалась дальше по дороге, подняв за собой пыль столбом.

— Что произошло? — растерялся Генри, спрашивая не то Плутона, встречавшего его у ворот, не то Луизу, не то самого себя. — Неужели я сказал что-то не то, обидел ее?.. Луиза! — позвал он сестру и обнаружил, что та покинула асотею.

Небо над прерией заволокло плотными свинцовыми тучами, порывистый ветер заставлял высокую траву низко нагибаться к земле, в воздухе пахло приближающейся грозой. Исидору, казалось, надвигающаяся буря совсем не страшила — она отпустила свою лошадь пастись, а сама отправилась гулять в кипарисовую рощу неподалеку от асьенды дона Сильвио. Впрочем, прогулка — не самое подходящее слово для описания занятия томящейся от неизвестности и страстной любви молодой девушки. Исидора мучилась единственным вопросом: любима она или нет?

Она прикрыла глаза: вновь и вновь в памяти оживал день, вернее, вечер, навсегда оставивший след в сердце. Тогда солнце понемногу начинало клониться к закату, но молодая сеньорита де Лос-Льянос пренебрегла просьбой дяди задержаться в гостях еще на одну ночь, чтобы отправиться в путь на Рио-Гранде утром. Исидора рассчитывала перебраться через границу до наступления темноты без каких-либо происшествий — она была уверена в своем быстроногом мустанге и в собственном умении владеть револьвером и лассо.

На отдельном участке дороги степь перемежалась с густыми зарослями кустарника. Путники знали, что именно здесь следует проявлять особую осторожность, и Исидора не была исключением, несмотря на свою смелость. Ей послышался шорох, и мексиканка привстала на стременах, пытаясь уловить его направление. Сердце забилось быстрее, дыхание участилось, а пальцы легли на рукоять револьвера — любая уважающая себя дочь прерий должна уметь постоять за свою жизнь и честь.

Точно по сигналу, из зарослей выскочили с десяток разукрашенных бронзоволицых дикарей с воинственными воплями. Исидора попыталась усмирить вставшего на дыбы коня, норовившего растоптать врагов, и несколько раз беспорядочно выпалила по нападавшим, но тех это ни капли ни смутило — они окружили девушку вместе с лошадью более чем надежно. Исидора почувствовала, как на ее груди тугой петлей затягивается лассо, не дает ни пошевелиться, ни вздохнуть. Она пленница этих бесчестных негодяев, о Пресвятая Дева, защити свою рабу!

Внезапный выстрел прозвучал среди пьяных выкриков подобно раскату грома. Предводитель шайки повалился на землю с простреленным бедром, а его товарищи замешкались от неожиданности, дав преимущество таинственному спасителю их жертвы. Еще три точных выстрела, и индейцы бросились врассыпную, будто трусливые койоты. К Исидоре подъехал всадник и одним движением охотничьего ножа освободил ее от пут.

— Скачите, сеньорита, скачите во весь опор! — быстро произнес он по-испански, впрочем, мексиканке не нужны были лишние указания.

Вместе они помчались прочь от злополучных зарослей, оставив поверженных дикарей ни с чем. Только подъезжая к Рио-Гранде, Исидора смогла рассмотреть человека, выручившего ее если не из лап смерти, то во всяком случае избавившего от ужасного позора. Опускающаяся тьма не помешала девушке увидеть правильные, благородные и мужественные черты лица и бездонные синие глаза, которые, казалось, смотрели прямо в душу.

— Сеньор, я перед вами в неоплатном долгу! — от всего сердца поблагодарила Исидора спасителя, чувствуя, как тает под взглядом ослепительно красивого молодого человека в одежде мексиканца.

— Что вы, я поступил так, как поступил любой бы на моем месте, — ответил он бархатным баритоном. — Я всего лишь выполнил свой долг. Надо сказать, вы поступили неосмотрительно, отправившись в дорогу в такой час, да еще одна.

— О, я не раз уже так ездила, — смуглые щеки девушки полыхнули румянцем, — но Дева Мария берегла меня. Не сомневаюсь, что и в этот раз по Ее воле вы оказались на моем пути.

— Не стоит рисковать понапрасну, — обворожительно улыбнулся незнакомец.

— Но скажите, как вас зовут? Я обязана знать имя благородного человека, выручившего меня из беды.

— Мое имя Морис Джеральд, — скромно представился всадник, отвесив легкий поклон. — Я мустангер и живу на Аламо. А вы, должно быть, донья Исидора Коварубио де Лос-Льянос?

— Откуда вы знаете?.. — с замиранием сердца спросила Исидора.

— На нижней Леоне о вашем бесстрашии ходят целые легенды. Но не забывайте об осторожности, сеньорита. Я проводил вас до границы, дальше мне идти нельзя.

— О, не беспокойтесь, со мной все будет в порядке! — восторженно заверила его девушка. — Асьенда моего отца находится всего в паре миль отсюда, и дорога гораздо безопаснее, чем в Техасе.

— И все же, выполните мою просьбу. Пришлите по прибытии домой кого-то из слуг прямо сюда, чтобы я знал, что с вами все хорошо.

— Непременно, сеньор, непременно! — заулыбалась мексиканка и повернула коня. — Спасибо вам, дон Морисио, да хранит вас Господь и Пресвятая Дева!

— …Как приятно увидеть прекрасную розу посреди колючек! — хриплый грубоватый мужской голос заставил Исидору вынырнуть из грез и воспоминаний.

— Дон Мигуэль? — вздрогнув, она инстинктивно потянулась к кобуре. — Что вам от меня нужно?

— В сущности, ничего, прелестная донья Исидора, — сально ухмыльнувшись, незваный гость провел указательным пальцем по усам. — Всего лишь соскучился по взгляду ваших дивных глаз, по вашему нежному голоску, звенящему, как горный ручей…

— Оставьте свою лесть и прекратите преследовать меня, — с раздражением проговорила Исидора. — Я не нуждаюсь в вашем обществе.

— Неужели? — гневно сверкнул глазами Мигуэль Диас, разбитной мустангер и известный в округе бандит. — А чье же общество вы предпочитаете?

— Это не ваше дело.

— Ходят слухи, что за вами увивается молодой американо. Тот, что заселился на бывшую асьенду старого Алвареса. Ну и зрелище! Разве мужчина вроде него должен быть рядом с такой пантерой, с такой неукротимой хищницей, как неотразимая сеньорита де Лос-Льянос? Карамба! Да его даже мужчиной-то не назовешь — хиляк, которого и одна пуля прикончит на месте. Этот жалкий американо больше похож на девицу.

— Довольно! — разозлилась Исидора. — Вам не кажется, дон Мигуэль, что вы многое себе позволяете?

— Но я не ревную вас к нему, упаси меня Господь! — невозмутимо продолжал Диас. — Это было бы ниже моего достоинства, клянусь всеми святыми. Этот закормленный щенок не соперник мне хотя бы потому, что вы, прекрасная донья Исидора, терпеть не можете тех, кто заглядывает вам в рот. Я совершил самую страшную ошибку в жизни, открывшись вам о своих пламенных чувствах! Как только я сделал это, вы тотчас потеряли ко мне интерес!

— Не льстите себе, дон Мигуэль! Я никогда не проявляла к вам того интереса, о котором вы сейчас толкуете. Да, я восхищалась вами как наездником, но лишь потому, что не знала о темных делах, которые вы творили под покровом ночи.

— Не лгите, донья Исидора, — Диас приближался к ней медленной угрожающей поступью, точно хищник к добыче. — Я помню, с какой страстью вы смотрели на меня там, на асьенде вашего отца, когда я укрощал самых бешеных его быков и лошадей. О, я не должен был отвечать взаимностью, не должен, иначе бы ваше сердце до сих пор принадлежало мне, клянусь кровью Иисуса Христа! Проклятый ирландец оказался гораздо умнее несчастного Диаса.

— Что?! — возмущенно воскликнула девушка.

— Вы же целый год гоняетесь за ним по всей прерии, как за диким мустангом, об этом знают все, донья Исидора. Мне следовало бы поступить так же, заставить вас мучиться от любви как можно дольше. Вы любите покорять, вы любите недоступных!

Исидора свистом подозвала к себе лошадь с пастбища.

— Но я для себя давно все решил! — с жаром говорил бандит, потеряв всякое самообладание. — Если вы не будете принадлежать мне, то не будете принадлежать никому! Клянусь муками Спасителя, вы моя и ничья больше — либо вы окажетесь в моих объятьях, либо в свои вечные объятья вас примет могила!

— Вот как? — спокойным тоном произнесла Исидора, поставив ногу в стремя седла подбежавшего на зов коня и незаметным движением снимая с луки небольшое лассо. — Вы забываете, дон Мигуэль, с кем говорите. Я не одна из тех кабацких цыганок, к обществу которых вы привыкли. На берегах Рио-Гранде не сыскать фамилии более знатной, чем моя, и поверьте, если у вас поднимется на меня рука, следующим, кто попадет в объятья могилы, окажетесь вы.

В одно мгновение в воздух взвилась петля и затянулась вокруг спесивого разбойника. Он повалился, как подкошенный сноп, изрыгая самые грязные проклятья.

— Не смейте угрожать мне, Диас, — прошипела Исидора, склонившись к узнику. — Вот-вот начнется проливной дождь, он остудит ваш пыл. А после кто-нибудь из слуг моего дяди развяжет вас. Или не развяжет, это как я решу.

Она поскакала прочь из рощи, а Мигуэль Диас остался лежать связанный на земле, слушая удаляющийся топот копыт.

* * *

Кассий Колхаун, уже вставший с одра болезни, вышел подышать свежим воздухом на асотею, держа раненую руку на перевязи. Он увидел, как внизу Плутон седлает вороного Генри и спустился в гостиную, влекомый любопытством. Генри воодушевленно напевал новоорлеанский вальс, жонглируя спелым яблоком, взятым из хрустальной вазочки на столе.

— Куда это ты собрался в такую рань, дорогой кузен? — с подозрением спросил его Кассий.

— Навестить друзей, — беззаботно ответил юноша. — А что?

— Кого ты называешь друзьями? Уж не грязного ли ирландца, торгующего лошадьми?

— Я вижу, что ты начал поправляться, Каш. Когда ты был болен, то не грубил.

— Я-то начал поправляться, а вот ты, похоже, совсем ослеп, — капитан Колхаун присел на кресло. — Ты прост, как пять центов, тебя с легкостью обведет вокруг пальца любой.

— К чему ты клонишь? — Генри начинал раздражать этот разговор. — Скажи прямо, я не люблю, когда ты ходишь вокруг да около.

— Вот например, ты совершенно не умеешь обращаться с женщинами.

— Что?.. — смущенно переспросил Пойндекстер.

— Передо мной можешь не притворяться, что равнодушен к темноглазой сеньорите, я не Луиза и даже не дядя Вудли, — Кассий закурил сигару прямо в гостиной. — Я подумал, что тебе будет интересно узнать о ней один факт. И не только о ней, но и о твоем обожаемом торговце лошадьми.

Генри твердо решил не поддаваться на провокации двоюродного брата, но услышав последнюю фразу, невольно насторожился, сердцем смутно предчувствуя неладное.

— Я знаю, что ты часто бывал в гостинице Обердофера, навещал так называемого друга, но если бы ты ненадолго там задерживался, то услышал бы немало любопытного. Хотя бы о том, что племянница благородного дона Сильвио Мартинеса давно уже сходит с ума по безродному мустангеру, а тот держит ее на длинной привязи: близко не подпускает, но и не отталкивает. Однако кое-кто полагает, что их связывают более чем тесные отношения. Боюсь, кузен Генри, тебе ничего не светит с этой красоткой, да еще при твоем-то «искусстве» обольщения.

Юноша слегка пошатнулся после слов Колхауна.

— Почему я должен тебя слушать? — дрогнувшим голосом возразил он. — Тебе не нравится мистер Джеральд, и ты решил его оклеветать. И он, и донья Исидора честные люди, я не верю…

— Тоже мне, «мистер» нашелся! — гневно плюнул в пепельницу Кассий. — Обычный бродяга. Можешь не верить, сколько хочешь, но потрудись расспросить народ — каждая собака на нижней Леоне и Аламо знает, что Исидора бегает за мустангером!

— Довольно, я не люблю собирать сплетни, — через силу произнес Генри и на ватных ногах ушел в свою спальню.

Он дышал тяжело, словно бы горячий воздух нестерпимо обжигал его легкие. Не может быть — Исидора влюблена в Мориса! Но чем подробнее Генри вспоминал их с Исидорой встречи, тем больше приходил к неутешительным выводам. Ее внимание и интерес к мистеру Джеральду вряд ли можно было объяснить простым дружеским участием, да и в самом деле наивно полагать, что сердце прекрасной мексиканки до сих пор свободно! Разве могут такие девушки никого не любить, разве могут не пламенеть страстью их души? Генри Пойндекстер, как ты глуп!

— Масса Генри, — дверь спальни приоткрылась, и внутрь заглянула черная, лоснящаяся физиономия Плутона, — ваш вороной ждет вас, уже бьет копытом.

— Распрягай его, Плутон, — бесцветным тоном сказал юноша. — Я сегодня никуда не поеду.

За пару недель брат и сестра Пойндекстеры будто бы поменялись местами: вначале Луиза ходила молчаливая, неприветливая, почти не выходила на воздух и заставляла домочадцев переживать за свое состояние; Генри же постоянно был в приподнятом настроении и надолго куда-то отлучался на своей лошади — то ли ездил на тайные свидания, то ли просто в одиночестве гулял по прерии, наслаждаясь солнцем, ветром и самой жизнью. Но неожиданно все переменилось — за завтраком, обедом и ужином только и были слышны ласковые и благодушные речи юной хозяйки Каса-дель-Корво, а молодой плантатор едва ли мог проронить хотя бы одно слово. Вудли Пойндекстера такое положение дел серьезно беспокоило: он хотел видеть обоих своих детей счастливыми, радостными, но что тот, что другой упрямо отмалчивались на расспросы отца о причинах своей тоски. Кассий же знал, почему грустит его кузен, но теплая улыбка на устах Луизы заставляла его мучиться ревнивыми подозрениями.

— Генри, сегодня такой чудесный день, поехали на прогулку! А хочешь, я достану лук, и мы пойдем в сад стрелять по яблокам? — Луиза пыталась расшевелить брата, больше недели пребывавшего в угнетенном расположении духа.

— Не надо, Луиза, иди одна, — сквозь грусть улыбнулся ей Генри. — Я, возможно, присоединюсь к тебе, но позже.

— Ты всегда так говоришь, но не приходишь. Генри, признайся, ты в кого-то влюблен? — она задорно прищурилась. — Кто она? Расскажи мне. Это кто-то из сестер Гамильтон? Готова поспорить, что одна из них неровно дышит к тебе.

— Придумаешь тоже! — шутливо возмутился юноша. — Я ни в кого не влюблен. Просто мне тоскливо.

Когда Луиза вспомнила о собственной недавней тоске, по ее лицу будто бы скользнула мрачная тень — всего на мгновение — и тут же уступила место более привычной счастливой улыбке.

— Хорошо, я не буду надоедать тебе. Но если вдруг захочешь погулять, я жду тебя в саду.

Она вспорхнула, точно птичка, прошелестев пышными оборками белого платья, и легкой поступью покинула комнату брата. Генри устало посмотрел ей вслед. Хотел бы он резвиться вместе с сестрой на лужайке возле дома, как в детстве, но печаль, сковавшая душу, не давала даже улыбнуться. Все его мысли занимала лишь Исидора — очаровательная, невероятная, единственная, но такая далекая, как яркая звезда на ночном небосклоне, и чем сильнее Генри старался вырвать чувство к ней из сердца, тем больше оно прорастало в нем корнями.

* * *

Безветренная лунная ночь наполнила воздух приятной легкой прохладой. Идеально круглый, словно очерченный циркулем диск луны заливал бескрайнюю прерию серебристым светом, играл яркими бликами в спокойных водах реки, освещал густые кроны тропических деревьев. Все вокруг замерло, и была слышна удивительная мелодия ночи — треск цикад и редкие, далекие голоса птиц и животных.

Однако Генри не слышал этой мелодии. Он крепко заснул, что удалось ему едва ли не впервые за последнее время из-за мучившей его несколько ночей подряд бессонницы. Но и на этот раз ему не суждено было выспаться — кто-то с силой расталкивал его.

— Генри! Генри! — услышал Пойндекстер возбужденный шепот двоюродного брата. — Вставай! Говорю, поднимайся, черт бы тебя побрал!

— Что такое, Каш? — Генри продрал заспанные глаза и уставился на него непонимающим взглядом. — На нас напали? На асьенду пробрался вор?

— Хуже! — суетился вокруг него Кассий. — Одевайся скорее, пока наш дом и наш род не опозорены окончательно!

— Да что произошло, в конце концов? — встревоженно спросил юноша, наспех застегивая пуговицы.

— Идем со мной, сейчас ты все увидишь своими глазами!

Колхаун вывел кузена к саду у реки, велев ступать как можно тише. Они притаились чуть поодаль от центрального фонтана за массивными стволами деревьев, откуда отставной капитан указал Генри на две фигуры — мужскую и женскую — возле зарослей акации.

— Взгляни туда! — прошептал Кассий. — Что ты видишь?

От потрясения Генри замер в одной позе, точно статуя. До его слуха доносились два голоса, которые он узнал тотчас же, как услышал обрывки нежных фраз. Один принадлежал Морису-мустангеру, а другой — Луизе.

— Чт-то… Что это значит, Каш? — заикаясь, пробормотал он.

— Это значит, что твоя сестра, твоя драгоценная сестра попала в лапы этого шакала, этого развратника, этого грязного, омерзительного конокрада! — с ненавистью прошипел Колхаун. — И что, ты будешь стоять здесь, разинув рот? Позволишь ему обесчестить Луизу? Ну же, Генри, где твоя злость?! Этот тип отнял у тебя женщину, сейчас он опозорит твою сестру!

— Я… — Генри едва не задохнулся от нахлынувшего гнева. — Я убью его!

— Вот это правильно, вот это хорошо! Это поступок, достойный мужчины, а не безусого юнца! Держи, — Кассий спешно сунул ему в руки шестизарядный револьвер Кольта и пихнул кузена вглубь сада, — всади в него все пули, отправь нечестивца в ад! Защити свою семью, докажи, что ты не просто так носишь фамилию Пойндекстер!

Идиллическую картину свидания влюбленных разрушило внезапное появление разгневанного брата девушки, выставившего перед собой заряженный револьвер.

— Низкий негодяй! — кое-как справляясь с дрожью во всем теле, выкрикнул Генри. — Немедленно выпусти мою сестру из своих грязных объятий! Луиза, отойди, я пристрелю его!

— Не смей, Генри! — округлив глаза от ужаса, Луиза прижалась к любимому спиной, закрывая его собой. — Если ты сделаешь это, ты не брат мне больше!

— Отойди, Луиза! — сурово повторил юноша. — Это наше, мужское дело!

— Генри, — спокойно проговорил Морис, мягко высвобождаясь из судорожных объятий перепуганной возлюбленной, — я понимаю, как дурно ты думаешь обо мне сейчас, но дай мне шанс убедить всех, что я достоин доверия твоей сестры, которую люблю всем сердцем! Я уезжаю на полгода, чтобы предоставить доказательство чистоты своих намерений, а по возвращении собираюсь просить у мистера Пойндекстера руки его дочери.

— Не верю ни единому слову! — в глазах Генри заблестели слезы, он взвел курок.

— Беги! — громко крикнула Луиза. — Беги, Морис, спасайся, любимый!

Девушка в два счета подскочила к брату и крепко схватила его за руки.

— Стреляй, если хочешь! — сквозь рыдания говорила она. — Но сначала ты выстрелишь в меня, потому что я люблю его и мне нет смысла жить, если Морис погибнет!

У речной переправы раздался стук весла о бортик лодки — Морис Джеральд покидал асьенду Каса-дель-Корво.

— Луиза, он обманщик! — вне себя от гнева воскликнул Генри. — Ты же ничего не знаешь!

— Это ты ничего не знаешь! Мистер Джеральд благородный джентльмен, он дворянин, он никогда бы не обидел девушки! У него и в мыслях не было поступить со мной дурно, клянусь!

— Это… правда? — оскорбленный брат наконец поумерил пыл.

— Чистая правда, Генри! О, ты повел себя ужасно, я совсем не узнаю тебя! — сокрушалась Луиза. — Ты нанес Морису непростительную, смертельную обиду!

— Но откуда мне было знать, что он не затевает ничего плохого?

— Ты должен, должен был знать! — Луиза заливалась горькими слезами. — Ведь ты хорошо его знаешь, знаешь, что он за человек! Как ты мог, Генри, как ты мог?..

— Милая сестричка, — Генри ласково обнял ее за плечи, — я сейчас же поеду и извинюсь перед ним, хорошо? Возможно, мне еще удастся застать его в гостинице. Морис простит меня, я в этом уверен. Идем в дом, тебе нужно лечь.

Отведя сестру в ее спальню, Пойндекстер стремглав бросился в конюшню седлать своего вороного. Медлить было нельзя — вот-вот Морис уедет на Аламо, чтобы оттуда отправиться в путь на другой континент. У ворот конюшни Генри поджидал разъяренный кузен.

— Какого черта?! Почему ты не прикончил его на месте?

— Очень хорошо, что я этого не сделал и не испачкал руки в крови невинного человека, — Генри ловко вскочил на коня.

— Невинного человека?! — возмущенно переспросил Кассий. — Да ты неисправимая бестолочь! Ну-ка дай обратно револьвер, эта игрушка не для твоих нежных ручек. Трус! Куда ты сейчас собрался?

— Я еду извиниться перед мистером Джеральдом, и не пытайся меня отговаривать.

— Идиот! — схватился руками за голову Колхаун и бессильно прислонился к ограде, глядя на удаляющуюся фигуру всадника в темном плаще и белой панаме. — Ничего, щенок, ты мне и не нужен, я улажу это дело по-своему.

* * *

Генри беспрестанно погонял коня, пересекая равнину от юго-западных берегов Леоны. В гостинице Обердофера ему сообщили, что Морис-мустангер отбыл не более, чем четверть часа назад, но четверть часа — достаточно серьезное отставание по времени, когда дело касается верховой езды, тем более, на таком быстроногом коне, как у Мориса. Генри благодарил Бога за то, что ночь выдалась лунной — во всяком случае, ему не пришлось скакать по прерии в полной тьме, не видя перед собой ничего дальше чем на полсотни ярдов.

Впереди показалась длинная и широкая лесная просека. Пойндекстер всмотрелся в проем зеленой арки: ему показалось, что какой-то человек на лошади юркнул в тень деревьев. Он последовал за ним и вскоре увидел среди густых зарослей всадника в шляпе и полосатом серапе.

— Мистер Джеральд! — окликнул Генри всадника.

— Генри! — обернулся тот. — Я словно чувствовал, что еще повстречаюсь с тобой этой ночью.

— Мистер Джеральд, — Генри спешился и подошел к нему, ведя коня под уздцы, — простите меня за то, что незаслуженно оскорбил вас. Я был не прав.

— К чему эти условности, мой друг? — ответил мустангер, спрыгнув со своего гнедого. — Называй меня просто Морис без всяких «мистеров». А что до нашей ссоры, то не переживай — я о ней уже забыл. Но признаю, что виноват в случившемся недоразумении я сам — ты лишь защищал честь сестры. Я должен был рассказать тебе о своих чувствах к Луизе раньше, но сначала я хотел съездить в Ирландию, чтобы получить долю наследства, которую завещал мне отец баронет, и документы, подтверждающие титул.

— Так значит, это правда, что вы дворянин? — удивился Генри. — Но что заставило вас покинуть родину и вести жизнь бедняка на другом конце земли?

— Не так легко ответить на твой вопрос, — Морис достал портсигар и предложил собеседнику закурить. — Наверное, я просто всегда стремился к свободе, хотел быть хозяином самому себе. Отец настаивал на том, чтобы я поступил в семинарию и стал священником, но я знал, что это не мой путь. В Ирландии со мной произошло многое, и вот в конце концов я оказался здесь, посреди прерий. И был счастлив. Но еще счастливее я стал, когда встретил Луизу.

— Вы любите ее?

— Больше жизни.

— Что ж, у меня нет оснований вам не верить, — Генри задумчиво стряхнул пепел с сигары. — Но все-таки кое-что меня тревожит.

— Что именно? Я готов разговаривать с тобой откровенно, как на духу, ничего не утаивая. Ты имеешь полное право знать все, что касается моих чувств и намерений по отношению к твоей сестре.

— По правде говоря, мой вопрос касается не Луизы, — ночная тьма и тень высокого дерева скрыли яркий румянец, выступивший на щеках Генри, — вернее, не только ее. Прошу вас, Морис, не сочтите его за наглость или праздное любопытство, мне действительно важно это знать.

— Говори же, я слушаю!

— Исидора… — Генри сделал паузу, стараясь совладать с волнением. — Донья Исидора. Вы любили ее когда-либо?

Морис помолчал несколько мгновений и заговорил серьезным и немного печальным тоном:

— Понимаю твои сомнения. Донья Исидора и впрямь мне не чужая, глупо было бы утверждать обратное. Я долгое время не мог разобраться в своих чувствах к этой девушке. Я солгу, если скажу, что был к ней равнодушен. Но… Генри, однажды случается так, что ты встречаешь кого-то и понимаешь — вот она, твоя судьба. Другие просто перестают существовать. Когда я впервые увидел твою сестру там, в прерии близ Сан-Антонио, я почувствовал это. Говорят, что настоящая любовь приходит к нам свыше, что еще до нашего рождения на Небесах решают, кому будет отдано наше сердце. Я поверил в это, потому что понял — все так и есть. Любовь к Луизе — это что-то неземное, это единственное и истинное. С Исидорой все было иначе. Она влекла меня, но я никогда не позволял ей этого заметить, чтобы не давать напрасных надежд. Думаю, я всегда знал, что рано или поздно наступит день моей встречи с суженой, но сердце говорило мне, что это не она, не Исидора.

— Но она любит вас, — уверенно сказал Генри, превозмогая нечеловеческую тоску.

— Возможно, ты прав.

— Морис, вам не кажется, что вы обошлись с ней жестоко?

— Генри, — Морис сделал глубокую затяжку от сигары, — есть вещи, нам неподвластные. Мне тоже больно думать о том, как Исидора воспримет весть о моей помолвке и свадьбе, но хотя любовь — дело двоих, часто бывает, что страдает кто-то третий. Исидора обязательно полюбит другого человека, для которого она будет единственной на всем свете, я в этом не сомневаюсь.

— Хорошо, что вы так думаете, — радостно заулыбался Пойндекстер, чувствуя, как сердце вновь запело.

— И что-то мне подсказывает, что это произойдет очень скоро, — подмигнул ему Морис.

— Я так рад, — Генри с чувством пожал ему руку, — так рад, что поговорил с вами обо всем! У меня точно камень с души свалился. Морис, знайте: у вас есть, по меньшей мере, братское благословение на брак с моей дорогой Луизой.

— Скоро мы сможем назвать друг друга братьями, — улыбнулся мустангер. — У команчей есть интересный обычай: когда двое мужчин клянутся друг другу в дружбе, они меняются одеждой.

— Так в чем проблема? — воодушевленно воскликнул Генри. — Возьмите мои панаму и плащ!

— Возьми и ты мои шляпу и серапе, — согласился Морис, стягивая с себя верхнюю одежду и отдавая молодому Пойндекстеру. — Что ж, мне пора ехать, Фелим уже ждет меня в хижине с вещами.

— Буду с нетерпением ожидать вашего возвращения, Морис! Счастливого пути!

— И тебе счастливо добраться до дома. Будь осторожен и внимателен, — попрощавшись с новоиспеченным названым братом, Морис Джеральд выехал на дорогу и начал неспешно удаляться.

Генри отчего-то медлил ехать домой. Он вдохнул поглубже лесной воздух и блаженно прикрыл глаза, слушая, как сердце выстукивает бодрый ритм. Но пару мгновений спустя оно громко стучало уже не от радости, а от страха.

В темных зарослях послышался едва уловимый шум, похожий на шаги крадущегося хищника. Генри с ужасом осознал, что он безоружен — револьвер забрал у него Кассий, а свое оружие он не удосужился захватить в спешке. Оставался единственный выход — уехать из чащи как можно скорее, по возможности стараясь не угодить в ловушку дикого зверя.

Конь почуял опасность и начал встревоженно бить копытом, пока наездник соображал, как ему лучше поступить. Вдруг на расстоянии не более сорока ярдов раздалось неистовое ржание другой лошади. Генри вздрогнул и натянул поводья за секунду до того, как ночную тишину рассек оглушительный выстрел.

Грудь прожгло нестерпимым огнем адской боли, а глаза заволокла пелена. Генри безжизненно повалился вниз, на короткий миг почувствовав, как его принимает в свои объятья жуткая тьма.

Прекрасной, но трагичной ночью, когда на асьенде Каса-дель-Корво разыгралась настоящая драма, глаз так и не сомкнул еще один человек. То была Исидора Коварубио де Лос-Льянос, терзаемая муками неразделенной любви. После выздоровления Мориса она несколько раз тщетно пыталась встретиться с ним — единственная записка с просьбой о свидании осталась без ответа, а в тех местах, где мексиканка обычно искала мустангера, его не было. В конце концов Исидора решилась на отчаянный шаг — явиться к возлюбленному домой, в хижину на Аламо. Возможно, он оттолкнет ее, скажет, что его сердце теперь навеки отдано американской мисс, но пусть сделает это, глядя в глаза!

О, глаза могут сказать так много, даже когда молчат уста! В них отражается самое потаенное — то, что человек пытается скрыть за маской безразличия или, напротив, лукавства. Глаза не врут — Исидора видела во взгляде мустангера отблеск той же самой страсти, от которой сгорала сама. Морис мог сколь угодно делать вид, что относится к жгучей мексиканке в лучшем случае как к сестре, но любящее сердце не обманешь, оно всегда чувствует, когда его любят в ответ. И когда не любят — тоже.

Исидора плохо понимала, как можно испытывать одно, а вести себя по-другому, но находила этому вполне достойное объяснение: Дон Морисио слишком благороден, чтобы позволить себе воспользоваться беззаветной любовью несчастной девушки, но он боится предложить ей законный брак. Боится, что знатная сеньорита не сможет вынести бедности и лишений, боится пересудов, которым подвергнут ее доброе имя и имя ее отца. «О, как же он ошибается!» — думала в то время Исидора. «Если бы он сказал одно только слово, я пошла бы за ним на край земли! Отчего же, отчего же дон Морисио его не говорит?..» Она променяла бы самый роскошный дворец на одинокое хакале посреди леса. Скромная хижина была ей дороже даже отчего дома, и вот Исидора осмелилась посетить это жилище, в котором так мечтала оказаться на правах хозяйки.

День клонился к вечеру. Сеньорита де Лос-Льянос подъехала к хижине Мориса-мустангера. Фелим О’Нил, его слуга, услышал ржание лошади и в недоумении выглянул наружу, приговаривая:

— Мистер Морис, что это вы так рано пожаловали? Сами же сказали ждать вас ночью… — увидев незваную гостью, ирландец удивленно вытянул круглую упитанную физиономию. — Баллибалах! Сеньорита, а вы что тут делаете?

— Я приехала встретиться с доном Морисио. Он у себя? — спросила Исидора слугу мистера Джеральда, мысленно досадуя на его малопонятный говор с сильным ирландским акцентом.

— Его нет, вернется не раньше полуночи, а как вернется, так и задерживаться не станет — уезжаем мы с мистером Морисом на благословенную землю святого Патрика.

— Говорите яснее! Дон Морисио уезжает? Куда?

— В Ирландию, сеньорита.

— Пресвятая Дева! — с горечью воскликнула Исидора. — Как хорошо, что я решила повидаться с ним именно сегодня!

— Да вы его не ждите! — Фелим мягко попытался выпроводить мексиканку. — Мистер Морис приедет поздно, будет торопиться… Что ж вам время зря терять, чай, до вашего поместья ехать не ближний свет.

— Я буду ждать его, — решительно заявила Исидора. — Буду ждать хоть всю ночь! Он не уедет, пока не поговорит со мной!

— Святой Патрик! — вздохнул слуга. — Ой, что-то будет, ой, будет…

* * *

Полная луна медленно плыла по небу, когда Исидора в одиночестве тоскливо сидела у входа в хакале. Она тихонько пела старинную испанскую песню* о том, как красавица-цыганка просила у госпожи-Луны счастья с единственным человеком, которого выбрало ее сердце. Поблизости послышался топот копыт. Исидора взволнованно вскочила, устремив взгляд во тьму, откуда вот-вот должен был показаться ее возлюбленный — в том, что это он, она ничуть не сомневалась. И действительно, из лесной чащи выбежал Кастро, гнедой Мориса, вот только седок вместо того, чтобы ехать на лошади верхом, был безжизненно перекинут через седло, будто тряпичная кукла.

— Дон Морисио! — девушка в ужасе подбежала к Кастро, вернее, к человеку на его спине — не то живому, не то мертвому.

Полосатое серапе Мориса свесилось вниз и закрывало его голову. Исидора резким движением открыла лицо пострадавшего и вскрикнула:

— Дон Энрике!

— Что случилось?! — выскочил из хакале перепуганный Фелим.

— Помогите мне снять его! — командирским тоном произнесла Исидора, отстегивая ремни, которыми был привязан к седлу молодой Пойндекстер.

— Святой Патрик! Да это же мистер Генри! — потрясенно хлопал глазами ирландец. — Он мертв?! Боже мой, неужели он мертв!

— Помогите же! — строгим окриком она привела паникера в чувство.

Фелим, бормоча под нос неясные восклицания, не без труда подхватил Генри на руки.

— В хижину, несите его в хижину!

О’Нил, кряхтя, внес бесчувственного юношу в низенький дверной проем.

— Укладывайте на постель! — продолжала давать указания Исидора.

Она стащила с раненого серапе, расстегнутую блузу и кем-то уже наложенную наспех повязку, насквозь пропитавшуюся кровью. На груди Генри зияла рана от пули.

— Он еще дышит, — низко склонившись над ним, сообщила девушка. — Скачите в форт, привезите врача!

Фелим растерянно бегал вокруг кровати и хватался за все склянки, что попадались под руку — видимо, ища спирт.

— Быстрее! — вновь прикрикнула на него Исидора. — Стойте! Не садитесь на Кастро — он уже устал, возьмите моего коня! Ради всего святого, торопитесь!

Она уложила Генри повыше, чтобы ему было легче дышать, и осмотрелась по сторонам. В углу стояла кадка с питьевой водой, а у входа были сложены пара тюков с вещами. Исидора бесцеремонно распаковала один тюк и достала оттуда хлопчатобумажную рубашку Мориса, которая тут же превратилась в несколько полосок чистой ткани для перевязки. Промыв рану водой, мексиканка наложила их крест-накрест, как умела, молясь о том, чтобы это принесло хоть какое-то облегчение и пользу пострадавшему.

— Пресвятая Дева! — шептала она, отирая мягкой тканью окровавленное лицо юноши. — Бедный, бедный дон Энрике! Кто мог сделать это с вами?.. Кто желал зла такому беззлобному созданию? Разве что пуля предназначалась другому… Как же это произошло?

Словно в ответ на ее слова, Генри распахнул глаза и остекленевшим взглядом уставился в потолок. Он тяжело дышал и хрипел, силясь что-то сказать.

— Молчите, дон Энрике! Молчите, ради Бога, берегите силы! — Исидора взяла его за руку и гладила по каштановым кудрям, успокаивая. — Скоро приедет врач, все будет хорошо, только не умирайте!

Раненый затих и вновь прикрыл веки.

— Вот так, — ласково то ли по-английски, то ли по-испански — она сама перестала разбирать — сказала девушка, будто мать над колыбелью младенца. — Отдыхайте, все хорошо. Держитесь, милый дон Энрике, нельзя умирать! Вы нужны здесь, вы не можете оставить отца, оставить… сестру. Вы нужны им, только представьте, как они огорчатся, если вы уйдете! О Пресвятая Дева, сохрани ему жизнь!

Исидора тревожно прислушивалась, не скачут ли к хижине лошади, хотя и понимала, что еще прошло слишком мало времени, чтобы успеть к форту и обратно. Здесь и сейчас рядом с умирающим была только она: и врач, и сестра милосердия, и друг, и мать, и священник. Исидора не боялась смерти, но как же не хотелось отдавать в ее когтистые лапы этого юного, чистого, светлого человека! Внезапно Генри стал ей очень близок, будто она единственная, кто может удержать его на этом свете.

Исидоре вспомнились их встречи, его приветливая улыбка и то участие, которое молодой Пойндекстер всегда проявлял по отношению к малознакомой сеньорите. Там, в Каса-дель-Корво, когда мексиканка впервые поняла, что стремительно теряет возлюбленного, кто подошел к ней и спросил, почему она так побледнела? Кто пытался разговорить ее и утешить, когда на душе было невыносимо мрачно? Кто навещал ее чуть ли не каждый день на асьенде ее дяди? Но когда этот добрый юноша вдруг перестал видеться с ней, Исидора даже не заметила этого, словно его никогда и не существовало. Не узнала, все ли у него в порядке, и теперь, похоже, жестоко за это поплатилась.

— Держитесь, милый дон Энрике… — без конца повторяла она над его постелью.

Исидора потеряла счет времени — начинало понемногу светать, а ей то казалось, что миновало от силы полчаса, то чудилось, будто она сидит с Генри больше суток. Снаружи послышались голоса десятка мужчин и лошадиное ржание — Фелим привел из форта целый отряд: военного хирурга-немца и майора с солдатами.

Врач резким шагом вошел в хакале и без промедления начал осматривать раненого, пристроив свой чемодан со всем необходимым на табурете возле кровати.

— Сеньор, он будет жить? — робко спросила Исидора, до дрожи боясь услышать отрицательный ответ.

— Я не Господь Бог, чтобы знать, кто будет жить, а кто нет, — не слишком деликатно ответил доктор. — Я должен сделать операцию, а у меня как назло нет ассистента! Этих так называемых сестер милосердия не сыскать, когда они нужны. Кроме того, у него сильно вывихнуто колено.

— Я хочу помочь! — вызвалась девушка, на что хирург смерил ее оценивающим взглядом.

— Что ж, боюсь, выбор невелик, когда в три часа ночи в форте не находится ни одной сестры милосердия, — согласился он. — Слушайте меня, не суетитесь и не паникуйте.

То, что происходило далее, Исидора в дальнейшем предпочитала не вспоминать. Она действовала четко, ведь от этого зависела жизнь человека. Лишь иногда ей становилось страшно за него, и, когда раненый в полубессознательном состоянии кричал от боли, мексиканка восклицала: «Дева Мария, он так страдает!»

Наконец врач в окровавленном переднике стер пот со лба и устало опустился на грубо сколоченную деревянную табуретку. Майор, услышав, что операция окончена, без стука вошел в хижину.

— Доктор Нойманн, какие сведения? — поинтересовался он.

— А сведения, майор, более чем интересные, — хирург взял в руки извлеченную из груди раненого пулю, обернутую в бинт. — Во-первых, ваш Пойндекстер родился в рубашке. Полдюйма вправо, и мы уже имели бы дело с трупом. А во-вторых, его несостоявшийся убийца — крайне непредусмотрительный человек. Ну кто же стреляет в людей мечеными пулями?

С этими словами он протянул майору главную улику, на которой были изящно выгравированы две буквы: «К.К.»

— Вне сомнения, это инициалы, — заключил комендант форта. — Кто-нибудь догадывается, кому они принадлежат? — обратился он к отряду.

Военные переглядывались в смятении, пока лейтенант Генкок не высказался:

— Доктор прав: нет более непредусмотрительного человека, чем хозяин оружия, из которого был сделан выстрел. Разумеется, если мы не имеем дело с хищением или подменой. Помнится, капитан Кассий Колхаун во время Мексиканской войны хвастался перед сослуживцами на весь гарнизон, что в его револьвере меченые пули, и он всегда может узнать подстреленную им дичь.

— Боже праведный, вот так дела! — раздались восклицания.

— Тише! — осадил врач расшумевшихся солдат. — Больному не нужен этот гомон, идите переговариваться на лесную опушку.

— Мы сейчас же организуем его перевозку в лазарет форта, — сказал майор.

— Об этом не может быть и речи. Больной потерял по меньшей мере пинту крови, ему только что сделана операция, а еще он проехал бог знает сколько миль вниз головой. Нет-нет, еще одного путешествия он не переживет.

— В таком случае, вы остаетесь здесь под охраной караульных, а мы отправляемся в Каса-дель-Корво. Сеньорита, — майор обратился к Исидоре, которая все еще не отходила ни на шаг от постели раненого, — прежде чем мы покинем Аламо, я обязан задать вам несколько вопросов.

— Задавайте, сеньор, я готова отвечать. Только постарайтесь выражаться проще.

— Эти вопросы, к-хм, конфиденциальны. Секретны. Прошу вас, выйдите ненадолго.

Исидора нехотя поднялась на ноги и вышла вслед за комендантом, у порога еще раз обернувшись в сторону бледного, измученного Генри, словно боялась, что без нее он не справится с болью и пяти минут.

— Во-первых, сеньорита, как случилось то, что вы оказались в ночной час за десяток миль от дома?

— Вам обязательно нужно знать? — нахмурилась мексиканка.

— Идет следствие. Важны все детали.

— Хорошо. Я хотела поговорить с доном Морисио, который живет здесь.

— Морис Джеральд? Вы не застали его дома?

— Нет. Его слуга сказал мне, что они собираются уезжать в Ирландию.

— Сколько часов вы находились здесь, пока он отсутствовал?

— Я не знаю… — растерялась Исидора. — Я приехала сюда в шесть часов пополудни и никуда не уходила.

— Когда вы увидели лошадь с раненым человеком?

— Думаю, это было уже далеко за полночь.

— Это правда, что на пострадавшем была чужая верхняя одежда, а самого его привез сюда конь Мориса Джеральда?

— Да, это так, — ответила Исидора, и вдруг ее ум поразила страшная, но такая очевидная мысль. — А дон Морисио?! Где он? Он до сих пор не вернулся домой!

— Это нам предстоит выяснить.

— Прошу вас, сеньор, поторопитесь с его поисками! — взмолилась мексиканка. — Он, должно быть, пострадал не меньше дона Энрике!

— Мы непременно его найдем — отряд Спенглера уже отправился по следам его лошади. Последний вопрос, сеньорита. Вам известно что-нибудь о возможной ссоре мистера Пойндекстера и его двоюродного брата? А о его ссоре с мистером Джеральдом?

— Нет, нет… — еле слышно говорила Исидора, превозмогая ужасную тревогу за возлюбленного. — Дон Энрике слишком добр.

— Премного благодарен, сеньорита, — майор слегка поклонился. — Нам осталось допросить слугу.

Фелим за все это время не проронил ни слова, не считая бессвязного бормотания, где он поминал всех ирландских святых, поминутно прикладываясь к бутылке с мононгахильским виски. Когда комендант растолкал его, он был уже мертвецки пьян.

Ближе к рассвету отряд покинул Аламо, а Исидора осталась в хижине Мориса в компании врача, постоянно следившего за состоянием Генри, пары караульных и уснувшего в углу Фелима. Ее веки смыкались от усталости, но душа была не на месте: за заботами о Генри она ни разу не вспомнила о том, что Морис может быть в опасности!

— Пресвятая Дева, хоть бы он был жив! — тихо говорила она по-испански. — Не следует ли мне самой поехать искать его? Кажется, дону Энрике стало лучше… Хвала Небесам, его жизнь больше вне опасности! Я лишь отдохну полчаса, а после пересеку всю прерию вдоль и поперек, но найду дона Морисио! Дева Мария, дай мне сил все вынести!.. — устало прошептала Исидора и погрузилась в тяжелый, будто сковывающий ее железными цепями сон.

____

Примечания:

*Имеется в виду стилизованная под народную балладу песня «Hijo de la Luna», написанная в 1980-х гг., но допустим, что это реально существовавшее в XIX веке фольклорное произведение.

За завтраком на асьенде Каса-дель-Корво царило тягостное молчание. Луиза, вся бледная, с тенями, залегшими под глазами, была похожа на неподвижную мраморную статую. Кассий вопреки давней привычке даже не взглянул на кузину — он беспокойно постукивал подушечками пальцев по столешнице и все время посматривал в окно, будто ждал неприятных вестей. Место Генри за столом пустовало.

— Мальчика непременно нужно показать врачу — мне не нравится, что он завел себе обычай спать до обеда, — обеспокоенно проговорил Вудли, выпивая чашку чая со свежими оладьями.

— Масса Вудли… — Плутон, стоявший позади стола, весь сжался от страха.

— Ну, что такое, Плутон?

— Массы Генри нет в его комнате. Постель разобрана, смята, а в ней никого. И вороного в конюшне тоже нет.

— Как это? — поразился Пойндекстер. — Не может быть, чтобы он сорвался куда-то посреди ночи, никого не предупредив! Что же происходит с Генри, в конце концов?

Луиза побледнела еще больше, а Кассий едва приметно вздрогнул и крепче сжал в руке столовый прибор.

— Масса Вудли, масса Вудли! — прибежала в столовую запыхавшаяся чернокожая служанка Флоринда. — Там у ворот солдаты, все на лошадях, спрашивают вас!

— Боже милостивый! — Вудли схватился за сердце и побежал во двор, по пути с грохотом уронив стул, на котором сидел.

Луиза поднялась из-за стола и медленно последовала за отцом, каждое мгновение боясь упасть в обморок от страшного предчувствия — неужели с Генри что-то случилось на пустынной ночной дороге?.. Она избегала смотреть в глаза Кассию, идущему рядом с ней, впрочем, тот и сам почти не обращал на нее внимания.

Отряд из форта Индж въехал во внутренний двор асьенды и ждал ее хозяев.

— Майор! — плантатор спешно спустился по ступеням крыльца. — У вас есть вести о Генри? Мальчик пропал!

— Именно о мистере Генри Пойндекстере мы и приехали сообщить вам. И не только за этим, — невозмутимо ответил майор.

— Господи! — из груди Вудли вырвался сдавленный крик. — Скажите, что с ним не случилось ничего серьезного, умоляю! Должно быть, он угодил в какую-то переделку и попал под арест?..

— Успокойтесь, мистер Пойндекстер. Ваш сын жив, но он тяжело ранен.

— Как?! — хором воскликнули Луиза и Кассий Колхаун, показавшиеся на крыльце.

— Капитан Колхаун, — майор прищурился, — вам наверняка известно об этом деле больше нашего.

— Не понимаю вашего намека, — Кассий оскорбленно приосанился.

— Из раны мистера Пойндекстера извлекли пулю с вашими инициалами, потрудитесь объяснить, как она туда попала?

Вудли обмяк и повалился на землю.

— Отец! — вскрикнула Луиза и бросилась к нему, перед этим метнув на кузена взгляд, поражающий сильнее пули.

— Господа офицеры, — Кассий поднял руки и растерянно озирался по сторонам, — произошло какое-то чудовищное недоразумение!

Майор велел солдатам провести обыск дома и в особенности комнаты Колхауна.

— Послушайте, — суетливо оправдывался капитан Колхаун, — но это же просто глупо! Какие мотивы могли быть у меня, чтобы выстрелить в собственного двоюродного брата?! Все знают, что Генри и мухи не обидит!

— Кассий… — прохрипел пришедший в себя Вудли Пойндекстер.

— Дядя Вудли! — тот опустился перед ним на колени. — Это неправда, недоразумение, я клянусь, что никогда не причинил бы Генри вреда!

— Это предстоит выяснить следствию, — осадил его майор. — А пока вы должны поехать с нами в форт до того, как все обстоятельства станут ясны.

— Это возмутительно! Возмутительно! — негодовал Кассий. — Какие у вас доказательства моей вины? Меченая пуля? Из револьвера мог выстрелить кто угодно! Когда следствие докажет мою невиновность, я не спущу вам с рук этого оскорбления, майор!

— Успокойтесь, капитан! — прикрикнул на него лейтенант Генкок. — Ваша истерика не делает вам чести.

— Видит Бог! — Колхаун принял патетичную позу и положил правую руку на сердце. — Видит Бог, я не хотел рассказывать этого при всех, не хотел покрывать свою семью позором, но боюсь, что иного выхода нет!

— О чем вы говорите? — уточнил майор.

— Все, все должны узнать правду! — продолжал бушевать отставной капитан. — Вы не там ищете преступника! Истинный преступник — тот, кто вчера ночью пробрался на асьенду, чтобы встретиться с моей кузиной, Луизой!

— Ты не в себе, Кассий, — ледяным тоном произнесла Луиза, выпрямившись в полный рост.

— Неужели даже в такой ситуации ты станешь выгораживать своего ненаглядного мустангера?! — прошипел в ответ Кассий.

— Что все это значит, Луиза?.. — спросил побледневший отец семейства.

— Вы расскажете свою версию событий в форте, — прервал разыгравшуюся драматическую сцену майор, — а пока я вынужден арестовать вас, капитан Кассий Колхаун, по подозрению в покушении на убийство мистера Генри Пойндекстера.

— Какой ужас! — прошептал Вудли, закрыл лицо руками и разрыдался.

— Хорошо! — Кассий перешел на визг. — Арестовывайте меня, но знайте: я не виноват! Вчера около полуночи Генри вломился ко мне в спальню и попросил револьвер взаймы. Он был взбешен. Когда я спросил, что случилось, он ответил, что застал Луизу в саду в объятьях Мориса-мустангера и хочет разделаться с ним. Вскоре после этого Генри уехал, так и не вернув мне оружие. Я пытался отговорить его ехать в ночь, но это было бесполезно.

— Луиза… — потрясенно посмотрел на девушку отец. — То, что говорит Кассий, это правда?

— Мисс Пойндекстер?.. — пытливо взглянул на нее майор.

— Морис-мустангер был здесь вчера ночью, — Луиза словно бы превратилась в исполненное молчаливого достоинства каменное изваяние. — Генри действительно был зол и целился в него из револьвера. Но все совсем не так, как вы могли подумать. У мистера Джеральда не было дурных намерений. Мой брат ехал не убивать его, а мириться с ним.

— Вы видите, майор? — с нескрываемым торжеством воскликнул Колхаун.

— Луиза, Луиза, что ты наделала… — тихо шептал Вудли, обхватив голову руками.

К Каса-дель-Корво на взмыленной лошади примчался офицер из поискового отряда.

— Господин майор! Появились новые сведения, — запыхавшимся голосом сообщил он. — Морис Джеральд найден раненым в лесной чаще у дороги, его доставляют в лазарет.

— Боже мой! — воскликнула Луиза.

— Там же обнаружен шестизарядный револьвер Кольта, из которого преступник совершил выстрел. В нем не хватает одного патрона.

— Что ж… — растерянно произнес майор. — Показания мисс Пойндекстер не позволяют мне арестовать капитана Колхауна за недостаточностью улик.

— Кто ответит за оскорбление, несправедливо нанесенное мне?! — раздувался от гордости Кассий.

— Не горячитесь, капитан Колхаун. Вы больше не подозреваемый, но вы все еще остаетесь одним из главных свидетелей, так что не пытайтесь покинуть Техас или сделать какую-нибудь глупость.

— Но ради всего святого, скажите, где Генри?! — вскричал Вудли Пойндекстер, не находивший себе места из-за тревоги за сына.

— Он находится в хижине Мориса Джеральда на Аламо. Мы не стали перевозить его из-за тяжелого состояния, но возле него дежурит врач из форта. Кроме того, за ним хорошо ухаживают.

— Кто? — одновременно спросили отец и дочь.

— Одна сеньорита, племянница вашего соседа, — поведал майор. — Вы должны благодарить ее за спасение Генри — если бы не ее своевременные действия, ему вряд ли удалось бы выжить.

— Майор, я так счастлив слышать это! — с радостными слезами на глазах сказал Вудли. — Но я хочу видеть своего мальчика, как туда добраться?

В тот миг, когда Луиза услышала о племяннице дона Сильвио в хижине у Мориса, ей показалось, что это не Генри ранен из револьвера, а она. Неужели все слова любви, все клятвы в верности были ложью? Недаром прекрасная креолка сравнила мустангера с Люцифером в их первую встречу — он коварен настолько же, насколько обворожителен. О, как цинично с его стороны было просить ее руки, когда дома его поджидала мексиканская красотка! Скольких наивных барышень он еще обманул?..

— Вас проводят туда, а мне пора возвращаться в форт. Генкок, съездите с мистером Пойндекстером на Аламо.

— Да, господин майор, — ответил лейтенант.

— Я немедленно отправляюсь в дорогу, — суетливо засобирался Вудли. — Плутон, седлай моего коня!

— Я с вами, дядя, — вызвался Кассий, все еще изображающий оскорбленную невинность.

— Я тоже поеду! — твердо заявила Луиза.

— Нет! — строго отрезал отец. — Ты наказана. Мы поговорим по моем возвращении.

— Но это бесчеловечно — не дать мне увидеться с раненым братом! — возмутилась девушка.

— Если бы не твоя вопиющая, преступная глупость, с братом все было бы хорошо, — судя по всему, плантатор крепко осерчал на своенравную дочь. — Оставайся дома, Луиза.

Множество копыт застучали по дороге, поднимая в воздух густое облако пыли. Луиза долго смотрела вслед удаляющейся кавалькаде и жалела лишь о том, что Генри в порыве гнева не застрелил ее саму. Уж лучше быть мертвой и ничего не чувствовать, чем страдать так, как она сейчас страдает.

* * *

Исидора пробудилась от тяжелого сна и увидела, что старый немец собирается покинуть хижину мустангера, оставив раненого без своего попечения.

— Сеньор, куда вы уезжаете? — растерянно обратилась она к доктору. — Как же дон Энрике будет без вас?!

— В форт доставили еще одно раненого, — сухо сообщил тот, — думается, я ему сейчас нужнее, чем вашему дону Энрике.

— Еще одного?.. — с замиранием сердца переспросила мексиканка. — Вы знаете, кто это?

— Знаю, еще один участник вчерашней переделки, — врач захлопнул чемодан и закрыл на заклепку. — Хозяин хижины, где мы с вами находимся.

— Пресвятая Дева! — воскликнула Исидора. — Я хочу поехать с вами!

Доктор Нойманн с недоумением посмотрел на нее.

— Ему стало лучше, — указал он на лежащего возле стены Генри, — но не до такой же степени, чтобы оставлять его совсем без присмотра!

— Разумеется, — устыдилась Исидора, — я не оставлю дона Энрике одного.

— Скоро здесь должен быть кто-то из его родственников, тогда и поедете со спокойной совестью куда захотите. А вот, кажется, и они, — заключил доктор, выглянув за дверь, где со стороны лесной тропы уже был слышен стук копыт приближающихся лошадей. — До свидания, сеньорита, вы мне очень помогли. Буду рад видеть вас в лазарете в качестве сестры милосердия, а то в форте, знаете ли, всегда недостает людей. Техас, глушь.

— Спасибо вам, доктор! — от всей души поблагодарила его Исидора. — Спасибо за дона Энрике! Скачите же, скачите скорее, спасайте дона Морисио! Благослови вас Бог!

Немец приподнял на прощание шляпу-котелок и покинул хижину. Исидора подошла к постели раненого и присела у ее края. Генри будто бы спал, но сон его был тревожным — густые волосы разметались по подушке, веки слегка подрагивали, запекшиеся бледные губы что-то тихонько шептали. Девушка взяла глиняную чарку с водой и аккуратно приподняла его голову, чтобы напоить. Генри закашлялся, морщась от боли.

— Генри! — громко воскликнул с порога Вудли. Он бросился к кровати, представлявшей собой козлы, обтянутые лошадиной шкурой, и припал к груди сына, заливаясь слезами. — Генри, бедный мой мальчик! Какой негодяй мог обойтись с тобой так жестоко?

Исидора посмотрела на Кассия, притулившегося у входа, испепеляющим взглядом черных глаз. Немыслимо — выстрелить в кузена, а потом прийти проведать его, как ни в чем не бывало! И почему только майор его не арестовал?..

— Как ты нас напугал! — Пойндекстер гладил бесчувственного больного по голове, точно маленького ребенка. — Ничего, сынок, все будет хорошо, врач сказал, что ты встанешь на ноги… Сеньорита! — его взгляд обратился к Исидоре. — Само Провидение послало вас! У меня не хватит слов, чтобы выразить безмерную отеческую благодарность! Вы спасли не только Генри, вы спасли меня, всю нашу семью! Представить только, если бы мы его потеряли…

— Сеньор, я лишь сделала то, что должна была, — улыбнулась мексиканка. — Любая бы на моем месте поступила так.

— Нет-нет, гораздо более того! Не всякая сестра может сделать столько для своего брата, сколько вы сделали для моего бедного Генри, — в последней фразе плантатора Исидоре послышались странные нотки, будто он затаил обиду на свою дочь. — Но, послушайте, вам нужно отдохнуть. Вы дежурили у постели больного всю ночь, езжайте домой к дяде. Я могу и сам посидеть с сыном.

— Как пожелаете, сеньор, — растерянно пожала плечами Исидора и взглянула на раненого.

Ее сердце точно раскололось напополам: одна его часть рвалась к Морису, мечтала увидеть его, расцеловать его болезненное лицо, подарить ему всю любовь и заботу, другая хотела остаться возле Генри, вытирать испарину с его лба и держать за руку, когда ему больно.

— Я согласен с дядей, сеньорита, — подал ехидный голос Колхаун. — Все же мы его семья, мы и должны о нем заботиться.

Исидора, не удостоив его ответом, прошествовала мимо отставного капитана к лошадиному стойлу, где ее ждал сытый и отдохнувший вороной. Девушка медлила взбираться в седло — интересно, почему? Еще четверть часа назад она была готова бросить все и мчаться к мустангеру, что же произошло?

— Донья Исидора, подождите! — прервал ее размышления Вудли, спешно выбежавший из хакале. — Простите меня ради всего святого, но не могли бы вы задержаться еще ненадолго?

— Что-то с доном Энрике? — встревожилась Исидора.

— Он зовет вас, — смущенно сообщил плантатор. — Похоже, у него бред, и сомневаюсь, что он вполне сознает то, что его окружает, но…

Исидора мигом оставила коня и вернулась в хижину. Она подбежала к постели больного и склонилась над ним.

— Исидора… Исидора? — беспокойно шептал Генри с закрытыми глазами. — Где она? Исидора…

— Я здесь, дон Энрике, — она положила руку на его горячий лоб. — Ему всегда помогает, когда я так делаю.

Вудли с удивлением посмотрел на Кассия, но тот лишь неопределенно пожал плечами. Если бы дядя хорошо знал своего племянника, то понял бы, что в его голове созрел какой-то изощренный план.

— Мне совсем не трудно остаться с доном Энрике, — с плохо скрываемым воодушевлением проговорила Исидора. — Я собиралась в скором времени к отцу, ехать отсюда мне гораздо ближе, чем с нижней Леоны.

— Но… Право, мне неудобно пользоваться вашей добротой, — растерялся Вудли. — К тому же вы девушка, одна посреди леса…

— Разве одна? — возразил Кассий. — А как же караульные? Да и тот джентльмен, — указал он на все еще похрапывающего в углу Фелима, — рано или поздно придет в себя. Если хотите, дядя, мы можем послать сюда кого-то из служанок, чтобы помогали ухаживать за кузеном. Вы только посмотрите, как умело обращается с ним донья Исидора! Вы ведь хотите, чтобы он поправился, не так ли?

— Хорошо, хорошо… — пробормотал Пойндекстер. — Если сама донья Исидора не против.

— О нет, я не против! — с жаром подтвердила мексиканка.

Исидора вдруг испытала странное облегчение после мук непростого выбора, словно за нее кто-то бросил жребий и определил, за кем из раненых ей надлежит ухаживать. «Я нужна дону Энрике, ведь о доне Морисио позаботятся в лазарете, — думала она. — Это не значит, что я отказываюсь от него, вовсе нет, я обязательно навещу его… позже». Исидора положила свою теплую ладонь в руку Генри и почувствовала, как тот крепко сжал ее пальцами.

У ворот Каса-дель-Корво появился крепко сложенный рослый старик в зеленой куртке и сапогах из крокодильей кожи с полной корзиной подстреленной дичи. Это был известный в Техасе и за его пределами охотник Зебулон Стумп, с давних времен знакомый с семейством Пойндекстер. К десяти утра он по обыкновению принес кухарке свежих куропаток и индюшек, однако удивительная тишина, царившая на асьенде, и полупустая конюшня сильно его удивили.

— Эй, есть кто живой? — громко крикнул Зебулон.

С заднего двора прибежал перепуганный Плутон.

— А-а-а, это вы, масса Стумп! А у нас беда случилась, ой, какая беда! — запричитал он.

— Беда, говоришь? А где хозяева?

— Массы Вудли нет, и массы Генри тоже, — тараторил негр. — Тут недавно отряд был из форту, приезжали, говорят, масса Генри ваш ранен…

— Да можешь ты выражаться яснее, пустая твоя голова? — рассердился Зебулон. — Ранен? Где? Как?

— Плутон ничего не знает!

— Мистер Стумп! — перегнувшись через парапет асотеи, окликнула старого охотника Луиза. — Как хорошо, что вы пришли! Мне очень нужна ваша помощь!

— Мисс Луиза! — Зебулон почтительно снял потрепанную войлочную шляпу. — Старый Зеб Стумп всегда к вашим услугам, но скажите ради всего святого, что случилось?

— Ах, мистер Стумп! Я и сама бы хотела знать, но теперь уже ничего не исправить: мой брат Генри тяжело ранен и лежит в хижине Мориса-мустангера!

— Иосафат! — воскликнул он. — Молодой мистер Генри совсем не похож на задиру из салуна, кто мог его ранить?

— Это неважно, дорогой мистер Стумп, — спустилась Луиза с асотеи. — Я очень хочу видеть Генри! Отец с Кассием уехали на Аламо, не взяв меня с собой. Умоляю вас, покажите мне дорогу туда!

— Мисс, старому охотнику это совсем не трудно, но не будет ли сердиться ваш отец?

— О нет, нет! Плутон, седлай мою крапчатую! — требовательно произнесла Луиза.

— Мисса, ваш батюшка не велел…

— Плутон, я сама с ним поговорю после и все ему объясню! Седлай же, я немедленно еду к Генри вместе с мистером Стумпом!

Не более чем полчаса спустя крапчатая Луизы везла свою хозяйку по зеленой прерии к заветной хижине, находившейся в двадцати милях от асьенды. Дорогу мисс Пойндекстер указывал Зебулон Стумп на своей старой кляче. Охотник умел читать не только следы птиц и животных в степи, но и людские сердца. Одного взгляда на лицо молодой креолки ему было достаточно, чтобы понять, что ее душу терзает далеко не только тревога за брата.

Луизе казалось, что за прошедшие ночь и утро она прожила десяток жизней. Разве может одно сердце вынести столько скорби за раз? Она то хотела поехать в лазарет, чтобы гордо посмотреть в глаза предавшему ее мустангеру, то мечтала похоронить свое горе за толстыми каменными стенами монастыря в родной Луизиане. Но появление старого Зеба подсказало девушке лучшее решение: она поедет в хакале Мориса и не только навестит раненого брата, но и раз и навсегда поставит на место вульгарную мексиканскую девицу. При воспоминании об Исидоре Луиза погнала кобылу и понеслась впереди Зебулона, который теперь наблюдал развевающийся на ветру алый шлейф ее амазонки.

Подъезжая к хижине, Луиза с беспокойством высматривала, не видно ли поблизости лошадей отца и Кассия. К счастью, они разминулись, и в хакале не оказалось посторонних глаз, не считая Фелима, который поспешно куда-то собирался.

— Фелим! — окликнул его Зебулон. — Черт ты ирландский, ты что, совсем гостей на замечаешь?

— Мистер Стумп, я еду к мистеру Джеральду! — протрезвевший слуга взвалил на круп лошади тюк с вещами. — Дела его плохи. Говорят, что это он стрелял в мистера Генри.

— Иосафат! Что за вздор? — Стумп покосился в сторону солдат, занятых сопровождением к раненому его сестры.

— Да кто их знает, этих вояк. Сказали, мол, поссорились они, подрались, вот один в другого и выстрелил. Решили все повесить на бедного мистера Джеральда, думают, что он бродяга какой безродный, никто за него не заступится, дескать. Баллибалах, говорил я ему, что не надо ехать в эту дикую Америку!

— Будет тебе причитать! Вот что, парень, наведаюсь-ка я вместе с тобой к нашему другу, может, и помогу чем. Ну а как молодой мистер Пойндекстер?

— Лежит в горячке, — поведал Фелим. — Мексиканская сеньорита от него не отходит.

— Какая еще мексиканская сеньорита? — удивился Зебулон. — Уж не та ли, которая Мориса все караулила?

— Она самая, — подтвердил ирландец. — Я ее вчера выпроводить не мог: приехала сюда и говорит, мол, с места не тронусь, пока дона Морисио не повидаю! Так до ночи и просидела, пока Кастро мистера Генри не привез!

— Да-а, дела!.. — почесал седую бороду охотник и многозначительно посмотрел в сторону хижины.

* * *

Тусклый свет восковой свечи падал на осунувшееся лицо спящего раненого. Исидора невольно залюбовалась его красивыми, слегка заострившимися чертами — теперь это были черты не юного мальчика, не видевшего жизни. Перед ней был боец, вступивший в схватку с самой смертью и вышедший из нее победителем. Жар понемногу начинал отступать, теперь его дыхание было тихим и размеренным.

Скрипучая дверь в хакале открылась, но Исидора не сразу обратила внимание на гостью, лишь краем глаза заметив изящную фигуру в алой амазонке. Она повернулась ко входу и увидела Луизу, смотревшую на нее с поистине королевским достоинством. Ничего не сказав мексиканке, та подошла к постели брата и поцеловала его в лоб.

— Мой бедный Генри! — воскликнула креолка. — Мне так жаль, что ты пострадал! Это я, я во всем виновата!

Юноша по-прежнему спал и не сознавал присутствия сестры. Исидора напряглась при ней, будто дикая кошка, готовая к прыжку. Луиза по-прежнему сохраняла видимую холодность и, обернувшись к сопернице, проговорила ровным, спокойным тоном:

— Спасибо за то, что помогли моему брату, сеньорита. Думаю, что нам с вами больше нечего делить.

— О чем вы? — с недоверием спросила Исидора.

— Я говорю о Морисе-мустангере. Полагаю, бесполезно хранить друг от друга тайны, когда вы здесь, в его хижине на правах хозяйки. Я имела глупость поверить в его любовь, но теперь вижу, что жестоко ошибалась.

— Что?! — мексиканка едва сдержала рвущийся наружу крик. — Так это правда? Вы и дон Морисио?..

— Что ж, — на губах Луизы запечатлелась горькая усмешка, — неудивительно, что вы ничего не знали. Должно быть, мы обе пали жертвой его чар. Но не переживайте. Я отдаю его вам, вы появились в его жизни раньше и, вероятно, больше заслуживаете любви мистера Джеральда. К тому же, мне не нужен жених, втайне уже женатый, хоть и не венчанный перед лицом Бога и людей.

— Жених… — в ужасе прошептала Исидора. — Пресвятая Дева, я не могу поверить…

— О, это было так насмешливо с его стороны — предлагать мне брак, когда на самом деле…

— Молчите! — со злостью перебила ее Исидора. — Молчите, умоляю, я не хочу знать подробностей!

— Вам больно, я могу вас понять, — не без жалости сказала Луиза. — Но давайте положим конец этой вражде хотя бы ради Генри.

— Вы выиграли, — тихо сказала Исидора, до крови впившись ногтями в собственные ладони.

— Что?..

— Вы выиграли. Я не хозяйка здесь и не хозяйка сердца дона Морисио. Никогда не была.

Луиза растерялась от такой откровенности.

— Я не знаю, что вы подумали, но все это неправда, — продолжала мексиканка. — Я никто дону Морисио. Не говорите больше ничего, я не хочу отвечать. Знайте только, что Исидора Коварубио де Лос-Льянос умеет проигрывать, и она не опустится до мести.

С этими словами Исидора покинула хижину мустангера и ушла на лесную опушку, где наконец дала волю слезам. Она плакала едва ли не впервые в жизни — даже ее отец не мог сказать, когда он в последний раз видел дочь плачущей. Вместе со слезами выходила вся боль, вся тьма, накопившаяся в душе и терзающая ее острыми когтями. Ревность, обида, ропот, жажда мести, неизбывная печаль — все это высокой волной всколыхнулось в душе мексиканки и грозило похоронить ее под собой.

Так прошло не меньше часа. Крапчатой кобылы, которая напоминала Исидоре об одном из самых горьких дней в ее жизни, уже не было в стойле возле хакале. Девушка ополоснула лицо водой из умывальника и вошла внутрь. Она присела на табурет возле постели больного и бесцельно воззрилась на пламя горящей свечи.

— Вы снова грустите, сеньорита?.. — услышала она тихий голос.

Генри смотрел на нее, улыбаясь, по большей части, одними глазами.

— Дон Энрике! Вы пришли в себя, хвала Деве Марии! Какая радость, какая радость! — Исидора в порыве чувств гладила его по щеке.

— Где я? — спросил раненый, окинув взглядом скромную хижину.

— Вы в хакале дона Морисио.

— Боже, я ничего не помню, — Генри зажмурился. — Кроме вас, донья Исидора. Спасибо вам, этого я никогда не забуду.

— Молчите, вам еще рано разговаривать, — ласково сказала Исидора.

— Только если вы пообещаете, что больше не будете печалиться, — слабо проговорил юноша, с нежностью глядя на свою спасительницу.

— Я не буду печалиться, дон Энрике, даю слово. Отдыхайте, у вас еще мало сил.

Генри с блаженной улыбкой прикрыл глаза. «Да он просто ангел», — подумала Исидора. «Только ангелы умеют так прогонять тьму».

* * *

Луиза, весь день проведя в седле, возвращалась домой. Воистину, за этот день с ней приключилось немало: она побывала и в аду, и в раю, когда посетила возлюбленного в лазарете и услышала от него, мечущегося в бреду после тяжелых ран, слова любви. То были слова, исходящие из самого сердца, которые невозможно подвергнуть никакому сомнению, над которыми не властна черная ревность. Если бы не страдания — его и Генри, счастье прекрасной креолки было бы полным и безоговорочным.

Дома мисс Пойндекстер поджидал отец. Он редко гневался на детей, напротив, с самого детства Луиза и Генри были окружены самым теплым родительским участием и любовью, иногда даже чрезмерной, по мнению Кассия. Но нынче Вудли переменился: он строго поджал губы и смотрел на дочь так, будто та сделала что-то непростительное.

— Луиза! — суровым тоном окликнул он ее, когда девушка, легко поднявшись на крыльцо дома, словно не проехала верхом порядка пятидесяти миль, собиралась уйти к себе в комнату.

— Отец?.. — спокойно-равнодушным голосом ответила она.

— Присядь, Луиза, нам нужно очень серьезно побеседовать. Во-первых, где ты отсутствовала до самого вечера? Кто разрешал тебе уезжать?

— Я была у Генри, — невозмутимо сказала Луиза. — Старый Зеб Стумп показал мне дорогу.

— По-моему, я ясно выразился, чтобы ты оставалась дома, — рассердился Вудли.

— Вот как?! Не знала, что я пленница в Каса-дель-Корво!

— Луиза! Я всегда давал тебе полную свободу и теперь сильно об этом жалею! Я вижу, что испортил тебя своей любовью, но не об этом сейчас речь. Во-вторых, что это за отвратительная, похабная история с мустангером?

— Я люблю его, — просто и коротко ответила она.

— Что?! — лицо плантатора вытянулось от потрясения.

— Отец, я люблю мистера Джеральда, а он любит меня. Когда все закончится, мы поженимся.

— Святые угодники! — Вудли нащупал сидение дивана позади себя, словно боялся сесть мимо. — Святые угодники! Я не верю своим ушам. Луиза!

— Да, произошло ужасное недоразумение, — твердо продолжала Луиза. — Если бы Генри случайно не увидел, как мы прощались в саду, мистер Джеральд уехал бы за наследством к себе на родину, а потом попросил бы у тебя моей руки, как благородный джентльмен.

— Какой кошмар! — ее отец промокнул вспотевший лоб шелковым платком. — Моя дочь, урожденная Пойндекстер, и мустангер!

— Он дворянин! — возмутилась девушка. — А даже если бы и был простым мустангером, я все равно вышла бы за него замуж!

— Боюсь, моя дорогая, что теперь ты не выйдешь замуж вовсе. Наша семья опозорена на весь Техас, более того, вести о твоем беспутстве совсем скоро дойдут до Луизианы. Ты опорочила не только себя, ты опорочила меня, покойную мать, брата, который по твоей милости чуть не отправился на тот свет! — Вудли распалялся все больше и больше. — А что до мустангера, то будет тебе известно, что это его майор подозревает в покушении на Генри!

— Как?! — вскричала Луиза. — Это невозможно! Спросите Генри о том, как было дело, он расскажет вам всю правду!

— Не трогай Генри, мальчик должен сначала поправиться!

— А пока он поправляется, вместо преступника повесят невинного человека?! — щеки креолки запылали от гнева.

— Его невиновность еще предстоит доказать, впрочем, как и виновность. Никто не вынесет приговор мустангеру до тех пор, пока Генри не будет допрошен, но я запрещаю сейчас приближаться к своему сыну. Слышишь, я запрещаю!

Луиза в негодовании молча выбежала из гостиной, оставив убитого горем отца в одиночестве. Вудли устало откинулся на мягкую спинку дивана и закурил сигару. Эту жизнь он проиграл вчистую.

На пустыре, что раскинулся за стенами форта Индж, посреди густых зарослей стояла полуразвалившаяся хижина-хакале. Убогое убранство и беспорядок внутри вполне соответствовали характеру ее жителя — мустангера и неуловимого бандита Мигуэля Диаса по кличке Эль-Койот. Он редко бывал у себя, предпочитая проводить свободное от разбоя время в кабаках и домах терпимости, но на этот раз его гостю посчастливилось застать хозяина дома.

— Сеньор американо! — полупьяным голосом воскликнул Диас, приветствуя капитана Колхауна. — Что привело вас ко мне?

Кассий огляделся по сторонам и, не найдя подходящей мебели, присел на конский череп у низкого стола.

— Диас, у меня очень большие неприятности, — лихорадочно блеснув серыми глазами, сказал он.

— Карамба! О вашем подстреленном цыпленке гудит весь поселок. Неужели это в самом деле вы хотели его?.. — мексиканец провел большим пальцем поперек горла, этим жестом показывая, что именно намеревался сделать его гость со своим кузеном.

— Я, — выдохнул тот. — Но я не хотел, пуля предназначалась не ему, а проклятому ирландцу, черт бы его побрал! Кто мог знать, что они поменяются одеждой?! Я увидел полосатое серапе и выпалил по нему в темноте.

— Что я вам говорил, сеньор капитан? — назидательно произнес Диас, наливая себе очередную порцию текилы. — Для этих дел надо выбрать место и выждать время, а так и на виселицу угодить недолго, клянусь всеми святыми!

— Не было у меня времени, не было! — огрызнулся Кассий. — Этот гад уезжал в ту ночь, надолго уезжал и далеко. Если бы вы раньше согласились мне помочь…

— А я и не отказывался. Случая подходящего не подвернулось.

— Так помогите же мне сейчас! Вместо пятисот долларов я дам вам тысячу!

— Пресвятая Дева Мария… Да с такими деньгами я, пожалуй, куплю себе ранчо и снова заживу как человек! — стукнул себя кулаком в грудь бандит. — Не сомневайтесь, сеньор капитан, скоро Морис-мустангер будет мертвее всех мертвых, я и сам давно на него точу зуб, тысяча чертей!

— Убить нужно не его, — перешел на шепот Колхаун. — Пока все складывается в мою пользу. Мустангер в лазарете, скоро его переведут на гауптвахту, а там и до суда не далеко. Суды в Техасе быстрые, долго разбираться с бродягой не станут. Если только мальчишка не заговорит. Тогда у меня нет шансов, Диас!

— Господи Иисусе! Да не хотите ли вы, чтобы я прикончил вашего двоюродного братца?

— У меня нет выбора! — злобно процедил капитан. — Или он, или я! Мальчишка пока валяется в беспамятстве в хижине треклятого ирландца, нужно успеть от него избавиться!

— Карамба! — разозлился Диас. — Я в это дело не стану впутываться и за десять тысяч долларов! Лес на Аламо кишит ищейками и солдатиками, меня повесят на первом же суку, тронь я хоть пальцем вашего барчонка!

— Диас, — Кассий состроил ехидную гримасу, — а что, если я скажу, что за ним ухаживает одна прекрасная сеньорита?

Диас поперхнулся выпивкой и громко закашлялся, выпучив глаза.

— Видели бы вы, — продолжал Колхаун, — как она на него глядит, слышали бы, какие ласковые слова ему шепчет…

— Тысяча чертей, о ком вы говорите?! — пришел в бешенство мексиканец.

— О некой Исидоре Коварубио де Лос-Льянос, — самодовольно ухмыльнулся капитан, забавляясь яростью собеседника.

— Проклятье! — Диас со всего маху швырнул пустую бутылку из-под текилы на пол, от чего та разлетелась на сотни маленьких блестящих осколков. — Проклятье! Я придушу щенка собственными руками, и никакие солдатики меня не остановят!

Он вскочил из-за стола и уже хотел куда-то бежать, как Кассий с силой схватил его за локоть.

— Стойте, Диас, остыньте! Я просил вас помочь, а не доставлять мне еще больше проблем! Я думал, что вы мастер своего дела, но я ошибался. Похоже, вы дилетант, раз идете на поводу у страсти!

— Кого это вы назвали дилетантом, сеньор американо? — угрожающе процедил бандит. — Клянусь кровью Иисуса Христа, вы не найдете никого искуснее Эль-Койота ни в Техасе, ни в целой Мексике! Тем более, когда речь идет о таком деле, карамба!

— Отлично, — Колхаун отпустил его локоть и поправил воротник капитанского кителя. — В таком случае, сеньор Диас, нам нужно разработать план.

* * *

Шли дни. Форт Индж и его окрестности на много миль потрясла история о несостоявшемся убийстве молодого Пойндекстера коварным соблазнителем его сестры, впрочем, далеко не все были так уверены в виновности Мориса-мустангера. Многие, знавшие его лично, сомневались, что ирландец в самом деле способен на такое чудовищное преступление, но чего нельзя отрицать, так это того, что пикантная история его отношений с дочерью плантатора смаковалась во всех подробностях и в разудалых салунных компаниях, и в чопорных светских кругах. Особо преуспели в этом знатные дамы разных возрастов, большинство из которых тайно мечтали если уж не оказаться в объятьях молодого красавца, то хотя бы поймать на себе его восхищенный взгляд. Злорадство над опозорившейся юной королевой Техаса и зависть к ней делали свое пагубное дело — имя Луизы Пойндекстер не сходило с уст сплетников.

Сама же Луиза, казалось, нисколько не переживала по этому поводу. Все ее мысли были заняты тревогой о предстоящем суде, на котором ее возлюбленный должен был предстать в качестве обвиняемого. Она не сомневалась, что Генри сможет пролить свет на это темное дело, и Мориса оправдают, но кто же в таком случае стрелял?

— Кузина Лу, — Кассий неслышно поднялся на асотею и встал позади нее, неподвижно сидевшей на плетеном кресле и смотревшей в сторону форта.

— Чего тебе, Каш? — равнодушно спросила Луиза, не оборачиваясь.

— Нам нужно поговорить, — он сел напротив и пытливо взглянул на двоюродную сестру. — В сложившихся обстоятельствах…

— Я не выйду за тебя замуж, — предвосхитила его слова девушка.

От неожиданности Кассий потерял дар речи на несколько мгновений.

— Послушай, Лу, я не понимаю твоего упрямства. Не секрет, что репутация нашей семьи сильно пострадала. Дядя Вудли на грани разорения, ты ославлена на весь штат, скажи, кто, кроме меня, протянет руку помощи родным?

— Я не нуждаюсь в твоей руке, — уверенным тоном повторила Луиза.

— Да, я понял, что ты не думаешь головой даже на два шага вперед, — Колхаун начинал злиться. — Только самая безрассудная девушка могла связаться с оборванцем из прерий и поставить под удар все, что у нее есть. Твоего мустангера повесят, в лучшем случае сошлют на каторгу, и что тогда?

— Его оправдают.

— Я бы не был настолько в этом уверен.

— Но ведь Генри не умер, так?! — вспылила мисс Пойндекстер. — Он все еще может говорить, и он расскажет всем, что не было никакой ссоры на лесной просеке, никакой драки!

— Ты рассуждаешь об этом так, словно была там и видела все собственными глазами, — презрительно фыркнул Кассий. — Откуда тебе знать, что они помирились? Ты слепа, Луиза, тебя ослепила любовь к проходимцу! Да будь он хоть самим Эль-Койотом, ты и тогда бы сказала, что он не хотел зла Генри!

— Довольно!

— Луиза! — взмолился капитан Колхаун. — Никто не будет заботиться о тебе так, как я, никто не будет так любить! В твоих руках твоя жизнь, моя жизнь, жизнь отца и брата! Если ты совершишь очередную ошибку, она будет иметь слишком, слишком высокую цену!

— Меня утомил этот разговор, — Луиза встала, придерживая пышную юбку из кисеи, и направилась к лестнице.

— Чертов ирландец! — в очередной раз тихо выругался Кассий и плюнул себе под ноги, глядя вслед Луизе, чья точеная фигурка в белом кринолине величаво проплыла по асотее и исчезла внизу.

* * *

Полторы недели понадобилось на то, чтобы обвиняемый по делу о покушении на убийство Генри Пойндекстера пришел в себя. Он сильно пострадал в жестокой схватке с хищником из лесной чащи, едва не скончавшись от полученных ран, но все же здоровье Мориса оказалось достаточно крепким, чтобы выдержать этот удар.

Сразу по выздоровлении его перевели на гауптвахту — слишком многие обстоятельства свидетельствовали против мустангера. Показания Луизы и Кассия о ссоре в саду и револьвере, рассказ Обердофера о том, как молодой Пойндекстер в крайне возбужденном состоянии приехал ночью в гостиницу и разыскивал мистера Джеральда, следы борьбы на земле у просеки — все это указывало на то, что между молодыми людьми произошла кровопролитная стычка, причина которой была очевидна — честь прекрасной мисс Пойндекстер. Однако же главной фигурой в деле оставался сам Генри, которого врач строго-настрого запретил допрашивать до поры до времени, чтобы не вызвать у больного нервного потрясения. Заседание суда, к неудовольствию общественности, отложили до полного восстановления пострадавшего. И знать, и простой люд были в предвкушении красочного действа.

Фелим был единственным, кому позволили войти в камеру к заключенному. От радости встречи с господином и от страха за его судьбу бедный ирландец не мог связать и двух слов.

— Баллибалах! Мистер Морис, ну как же вышла такая беда?

— Фелим, не тревожься так, — ободряюще сказал ему мустангер. — Вот увидишь, я с честью выйду из этой ужасной истории. Скажи мне, — его голос стал чуть тише, а глаза засверкали, — ты видел Луизу? Как она?

— Вся испереживалась из-за вас, исхудала, бедная. Рвалась увидеться с вами, да ее на гауптвахту не пустили.

— Что ж, — лицо Мориса стало печальным, — она тоже сможет все выдержать. Но мне не дает покоя вопрос: кто стрелял в Генри?

— Святой Патрик, да кто же может знать? — округлил глаза Фелим.

— Я предполагаю, что тот, кто чуть не убил его, на самом деле хотел убить меня. Да, так и есть, ведь мы поменялись одеждой!

— Мистер Морис!.. — слуга поразился еще сильнее.

— Это странно, — рассуждал мустангер, — у меня нет недоброжелателей, если не считать Диаса. Но в последнее время мы почти не враждовали, не могу представить, что могло бы заставить его поехать убивать меня той ночью. Постой, Фелим, есть такой человек! — его осенила страшная догадка.

— Кто же это? Неужели… — Фелим пришел в полный ступор, подумав о капитане Колхауне, с которым недавно дрался на дуэли его господин, и не решился произнести эту фамилию вслух.

— Фелим, где Генри? — с тревогой в голосе спросил Морис.

— В вашей хижине, — как ни в чем не бывало ответил ирландец. — Да вы не волнуйтесь, к нему часовых приставили.

— Часовых… Слушай, Фелим, это очень важно! Мистера Генри нужно забрать оттуда как можно скорее, ты понял меня? Скажи его отцу, чтобы немедленно увез его домой!

— Фелим в эти дела не суется, у них там врач все решает.

— Фелим, его жизнь может быть в опасности! — едва не закричал Морис на своего слугу. — Который час?

— Вечер уже, мистер Морис.

— Завтра утром — крайний срок. Давай же, езжай в Каса-дель-Корво, поторопись! Надеюсь, за это время с Генри не случится ничего страшного…

Ночная тишина окутала лес и уединенную хижину, стоявшую посреди чащи. Возле нее слегка задремали часовые — время было уже позднее, и усталость брала верх над служебным долгом. В маленьком окне горел тусклый огонек свечи — постояльцы хижины не спали.

Генри уже свободно вставал с постели и стремился делать все самостоятельно, несмотря на беспокойство заботливой сиделки. Это был их последний вечер в хакале Мориса-мустангера — наутро отец собирался забрать выздоравливающего юношу домой.

— Завтра вы наконец-то окажетесь на своей асьенде, дон Энрике, — с улыбкой сказала Исидора, глядя на подопечного.

— Да, — с неудовольствием ответил Генри, — но мне жаль покидать это место.

— Неужели вы не соскучились по дому и родным?

— А вы? — он внимательно посмотрел в ее глаза, пытаясь уловить то же чувство, которое испытывал сам — тоску от предстоящей разлуки.

Исидора смущенно отвела взгляд.

— Я скоро уеду на Рио-Гранде к отцу, но обязательно навещу вас после в Каса-дель-Корво.

— Отец сказал, что я должен буду дать показания в суде, — сообщил Генри.

— Вы догадываетесь, кто мог вас ранить?.. — осторожно поинтересовалась Исидора, не желая тревожить его лишними переживаниями.

— Не имею ни малейшего представления, — пожал плечами юноша. — Возможно, это был кто-то из бандитов, странно лишь, что меня не ограбили — при себе у меня были золотые часы и кое-какие деньги.

— Будьте внимательны, Дон Энрике, ваши слова могут спасти от виселицы невиновного человека.

— Вам что-нибудь известно, донья Исидора?

— Нет, — покачала головой мексиканка, — я ничего не знаю. Но суд в Техасе жестокий.

— Да, я заметил, нравы здесь далеко не луизианские, хотя законы те же самые, — улыбнулся Генри. — Как же вы, такая хрупкая девушка, ничего не боитесь?

— Я боюсь многого, — задумчиво сказала Исидора и помолчала несколько мгновений. — Я очень боялась, что вы умрете, дон Энрике.

— А я боялся другого, — приблизившись к ней, Генри затаил дыхание от трепета.

— Чего же именно? — Исидора, замерев, слушала частое биение сердец, стучащих совсем близко друг от друга, не разбирая, чье сердце колотится более бешено — ее собственное или Генри.

— Того, что умру и не успею сказать, что я люблю вас.

— Что?.. — растерянно переспросила мексиканка, чувствуя, как земля уплывает из-под ног.

— Я люблю вас, — уверенно произнес юноша, глядя в черную бездну ее глаз, — с той самой минуты, как впервые увидел на балу в Каса-дель-Корво. Я потерял сон и покой, думая только о вас, милая Исидора.

Вместо ответа она потянулась к его губам, чтобы одарить их пылким поцелуем. Происходящее казалось ей каким-то безумием, в котором вопреки всему хотелось раствориться, исчезнуть без следа. Она и молодой Пойндекстер влюблены друг в друга — что может быть более странным? Но вместе с тем Исидору посетило непередаваемое чувство радости, словно измученного жаждой путника в засушливой прерии, неожиданно нашедшего источник с чистой родниковой водой. Она искала в его бережных объятьях защиты от всего самого мрачного, скверного, постыдного, что было в ее душе, и находила. Генри был живым и теплым, как солнце, в лучах которого грелась Исидора. Это тепло разливалось по всему телу, обволакивало сердце, залечивая его кровоточащие раны. Морис был льдом, Генри — огнем, пусть с виду слабым и неприметным, зато ласковым и неугасимым.

— Исидора! — восторженно прошептал он, от счастья чувствуя себя на седьмом небе. — Моя Исидора! Я не хочу расставаться с тобой ни на миг! Послушай, я завтра же скажу отцу, что женюсь на тебе, а потом мы поедем на Рио-Гранде. Там я попрошу твоей руки, и мы обвенчаемся как можно скорее. Хочешь?.. — с надеждой спросил Генри, лаская ее вьющиеся локоны.

— Энрике… — все еще не веря в то, что это не сон, ответила Исидора. — Но ты так слаб, ты пока болен…

— Ерунда! Если ты рядом, мне все по плечу! — решительно заявил он.

— Хорошо, хорошо, — радостно улыбалась девушка, отвечая на многочисленные поцелуи, но вдруг в ее памяти всплыл образ, тотчас заставивший ее помрачнеть.

— Что такое, любовь моя? — встревожился Генри, увидев ее смятение.

— Ничего, просто я вспомнила… Вспомнила о твоем ранении, о том, как чуть не потеряла тебя. Энрике, милый, давай подождем, пока найдут того, кто на тебя напал?

— Но у меня нет врагов! Некому желать мне смерти, то происшествие просто трагическая случайность. Ну, не нужно бояться! Иди, я обниму тебя.

Исидора прижалась к нему, стараясь, однако, не бередить еще не до конца затянувшуюся рану на его груди. В голове набатом звучала всего одна фамилия: Диас! Раньше Исидора не придавала значения угрозам бандита, считала их пустым бахвальством, но теперь у нее кровь стыла в жилах при мысли о том, в какую ярость придет Эль-Койот, узнав о ее скорой свадьбе. Нет, она не сможет пережить, если с Генри что-нибудь случится! Пусть уж лучше будет живым вдали от нее, чем ляжет в могилу с обручальным кольцом на пальце.

— Да ты вся дрожишь! — не на шутку взволновался юноша. — Что с тобой, голубка моя? Расскажи мне.

Исидора разрыдалась у него на плече. Что за ужасная судьба — неужели бедной мексиканке никогда не суждено быть счастливой рядом с тем, кого она любит?

Генри растерянно гладил ее по густым темным волосам, ниспадавшим на плечи и спину. Он отдал бы все на свете, чтобы не видеть слез любимой, но у нее, похоже, были причины так страдать.

Снаружи раздался выстрел ружья, заставив влюбленных вздрогнуть в объятьях друг друга. Точно в кошмарном сне, из леса донеслись воинственные восклицания.

— Команчи! — в ужасе прошептала Исидора. — Это команчи!

Она схватила свой револьвер, чтобы защищаться от неожиданно пожаловавших дикарей. Генри снял ружье со стены и встал рядом с ней. Часовые снаружи героически отстреливались от все прибывающих врагов, но в какой-то момент выстрелы стихли — вероятно, караульные были убиты. На эту же мысль наводили и победные возгласы индейцев, празднующих свой первый триумф этой ночью.

— Их не меньше двадцати, судя по голосам, — быстро сообщила мексиканка. — Энрике, будь готов!

Удар сотряс дверь хакале, которая тут же слетела с петель и рассыпалась щепками. На пороге стоял индеец в полном боевом раскрасе, замахивающийся томагавком. Точный выстрел ружья поверг нападавшего. Исидора наградила любимого восхищенным взглядом и тут же вскинула револьвер: в хижину ломились новые враги. Они также встретили свою смерть, едва переступив порог.

— Сколько у нас всего патронов? — спросил Генри, напряженно наблюдая за дверным проемом.

— Боюсь, на всех не хватит! — Исидора выстрелила в очередного раскрашенного туземца.

Позади них гремели удары, трещали доски — один из команчей в буквальном смысле прорубал себе вход в осаждаемое жилище. Пуля угодила ему в голову.

— Да сколько же вас там? — рассерженно пробормотал Генри, перезаряжая ружье.

Внезапно все затихло. Юноша уже хотел начать радоваться победе над дикарями, но Исидора посмотрела на него с выражением серьезным, как никогда прежде.

— Плохой знак, — приглушенно сказала она. — Они собираются взять нас измором.

— Исидора… — судорожно сглотнув, Генри указал ей в сторону крыши. — Мы горим.

Пламя своими смертоносными языками начало стремительно расползаться по стенам хижины. Было похоже на то, что индейцы выпустили по хакале огненные стрелы, и выход был лишь один: прямиком в их лапы. Несчастных жертв выкуривали из их убежища, точно кротов из норы.

Пожар охватывал все больше пространства вокруг Генри и Исидоры. Выбирая между смертью от огня и поруганием и гибелью от рук команчей, влюбленные не сговариваясь предпочли первый вариант. Они крепко обнялись и смотрели лишь в глаза друг другу, будто не замечая ни страшных отблесков пламени в зрачках, ни дыма, постепенно заволакивающего хижину. Несколько минут — это много для любви или мало? Если это последние минуты жизни, то, вероятно, много. Редко кому удается перед смертью видеть взгляд самого дорогого сердцу человека, но в нем нет горечи поражения и скорби, в нем безграничное торжество любви — любви, над которой не властна ни сама смерть, ни все силы ада.

— Я люблю тебя… — беззвучно произнес Генри.

— Я люблю тебя, — одними губами ответила Исидора.

— Карамба! — со злостью по-испански воскликнул вошедший в горящее хакале индеец и набросил на обоих лассо, сильно сковав их движения. — Что вы тут устроили? А ну, на выход, живо!

Он дернул за веревку, заставляя пленников следовать за ним.

— Диас! — Исидора догадалась, что нападение индейцев было лишь маскарадом. — Не смейте!

— Тысяча чертей, да вы никак тут сгореть решили? — кашляя от дыма, прорычал бандит. — Нет, детки, нам с вами еще есть, о чем потолковать. Живо за мной!

* * *

В заброшенной хижине посреди глухого леса грозный головорез сидел за столом и с лязгом точил нож. Увидев, что оба его связанных пленника очнулись, он прервал свое занятие, подошел к ним и резким грубым движением вынул кляпы из их ртов.

— Вот и славно, сеньор американо, — издевательски процедил еще не смывший краску с лица Мигуэль Диас, склонившись над юношей. — Уж теперь мы поговорим как следует.

Генри, ослабевший после чудовищной встряски, молча, но с достоинством смотрел на своего мучителя.

— Значит, не хотим разговаривать?.. А зря-я, сеньор американо, совсем скоро вы замолчите навеки. Я и так проявляю к вам удивительное великодушие, тысяча чертей! Да вы должны были уже обуглиться в той поганой лачуге, как того хотел ваш братец!

Пойндекстер вздрогнул, не веря в услышанное, но по-прежнему ничего не отвечал бандиту.

— Проклятые янки! — не сдерживая ярости, прошипел Эль-Койот. — Что вам нужно на чужой земле, зачем вы лезете сюда, зачем крадете наших женщин?! Вам что, мало своих белоручек? Исидора! — горячо обратился он к пленнице. — Исидора, страсть очей моих, как ты могла опуститься до этого бледного сопляка?! Я предупреждал, что никто не заключит тебя в объятья, кроме меня!

— А я предупреждала вас, дон Мигуэль, чтобы вы не стояли на моем пути, — гордо ответила Исидора с нескрываемым презрением к разбойнику.

Тот засмеялся сначала тихонько, будто всхлипывая, постепенно переходя на громогласный хохот.

— Карамба! А иначе что? Твой бледнолицый рыцарь вызовет меня на поединок? Ха-ха-ха, давно я так не веселился, клянусь всеми святыми!

— Вы пожалеете об этом, Диас, — грозно сверкнула глазами девушка, тщетно силясь освободиться от крепких пут.

— Исидора! — Диас вмиг перестал смеяться и посмотрел на нее тем взглядом, который ясно говорил о том, что шутки с опасным бандитом плохи. — Или ты станешь моей, или вы сгниете здесь оба, обвенчавшись смертью!

— Исидора, не слушай его, — слабо произнес Генри.

— Молчать, тысяча чертей! Даю тебе, Исидора, время до завтрашнего вечера, может, без еды и воды ты станешь сговорчивее. И подумай о своем щенке, хочешь ты видеть его живым или мертвым, потому что Мигуэль Диас щедр, и он помилует американо несмотря на тысячу долларов, которые ему заплатили за его убийство, клянусь муками Христа!

— Диас, вы просто чудовище, — с отвращением проговорила мексиканка.

— Даже самых прекрасных хищниц нужно укрощать, любовь моя, — театрально послав ей воздушный поцелуй, сказал Диас. — А это вам кляпы, чтобы не ворковали!

Заткнув пленникам рты, Эль-Койот покинул лачугу, без конца чертыхаясь. Исидора повернула голову в сторону возлюбленного, державшегося в сознании из последних сил. Он выразительно посмотрел на нее, будто говоря: «Не поддавайся на его угрозы и не бойся за меня, что бы ни случилось». Не имея возможности ни сказать что-либо Генри, ни прикоснуться к нему, Исидора также ответила ему взглядом: «Я ни за что тебя не оставлю».

На плац-параде форта Индж шли приготовления к судебному заседанию. Судья вместе с присяжными собирались сесть под тенью раскидистого дуба, а многочисленных присутствующих, которых солдаты откровенно называли зеваками, планировали разместить прямо на плацу: расставляли скамейки и готовили место для экипажей знатных дам.

— Ну и деньки, — проворчал судья, промокая платком вспотевшую под панамой лысину, — печет, как в преисподней. Этак мы неделю провозимся — завтра утром тут яблоку будет некуда упасть, а уже к полудню ни души не сыщешь. Еще бы, в такую-то жару…

Всеобщее деловитое спокойствие нарушил драгун, примчавшийся издали с тревожными вестями. В форте затрубили тревогу: на Аламо кто-то совершил набег на жилую, более того, охраняемую хижину и сжег ее.

— Команчи вышли на тропу войны! — раздавались то там, то тут возгласы.

В поселке и на плантациях началась паника, военный отряд во главе с майором незамедлительно отправился к месту происшествия. Там уже дежурили люди — это были несколько офицеров и родственники одного из пострадавших: Вудли Пойндекстер и капитан Кассий Колхаун. Вместе с ними пожарище внимательно осматривал опытный охотник Зебулон Стумп.

— Вне сомнения, это команчи, — заключил майор, прибыв на место. — Я хорошо знаком с порядками этих дикарей и узнаю их почерк.

— Господи, за что мне все это?.. — бормотал убитый горем отец пропавшего юноши, которого он собирался рано утром отвезти домой после долгого пребывания в хакале.

— Полагаю, — с постным выражением лица произнес Кассий, — что жертвы нападения уже мертвы.

— Не говори так, Кассий! — взмолился Вудли. — Их тел здесь нет, значит, они все еще могут быть живы.

— Дядя, я не хочу тешить вас напрасными надеждами. Это очень жестокое племя, они безжалостны к бледнолицым и никогда не оставляют тела жертв просто так лежать на земле.

— Боюсь, капитан Колхаун прав, — безрадостно согласился с ним майор. — Если пропавшие убиты, то их тела наверняка обезображены варварами.

— Но как же суд? — напомнил Кассий. — Мы остались и без пострадавшего, и без главного свидетеля! Не стоит ли нам безотлагательно начать процесс, чтобы покарать того, кто в конечном итоге оказался виновен в смерти моего кузена?

— Суд сейчас далеко не первоочередная задача, — возразил майор. — Я думаю о том, чтобы объявить на границе штата военное положение — опасность от команчей нельзя недооценивать. Если они вышли на тропу войны, прольются реки крови.

— Интересные у вас какие-то индейцы, — вмешался в разговор Зеб Стумп, сосредоточенно ковыряясь в пепле, — курят мексиканские трубки. И черт бы с ними, с трубками, но вот здесь, — он указал на отпечаток чьей-то ноги, — я вижу, что кому-то из них не хватило мокасин, и он обулся в сапоги, какие продаются у старины Вильямсона. Взгляните на рисунок подошвы.

— Что вы имеете в виду, мистер Стумп? — с нотками беспокойства в голосе поинтересовался Колхаун.

— А не кажется ли вам, господа, что кто-то умело водит нас за нос? — задал разумный вопрос охотник. — Готов отдать свою клячу на заклание, что здесь было разыграно очень искусное театральное представление. Искусное, но не безупречное.

— Вы хотите сказать, что нападение команчей было инсценировано? — догадался майор. — Но как? Кем? Для чего?

— Про банду Эль-Койота слыхали? Любят эти головорезы в индейцев рядиться, а зачем — поди ты, разбери, что у них на уме.

— Что вы слушаете этого старика? — перебил его Кассий. — Майор, положение действительно опасное, нужно срочно принимать меры, пока команчи не убили еще кого-то!

— Подождите, подождите, — махнул на него рукой майор. — Я хочу детальнее рассмотреть следы. Спенглер, — обратился он к фортовому следопыту, — мне понадобится ваша помощь.

— Но если это бандиты, — взволнованно проговорил Вудли, — то есть шанс, что они оставили пленников в живых и, например, будут требовать выкуп. Как тебе кажется, Кассий? — с робкой надеждой спросил он племянника.

— Хотел бы я в это верить, дядя, — тот был мрачнее тучи, — но едва ли предположения старого Зеба верны.

— Смотрите, смотрите! — охотник подозвал к себе людей из отряда. — Следы двух лошадок глубже, чем отпечатки других копыт. Либо их наездники — очень тучные люди, либо лошадки везли еще кого-то.

— Пленников! — догадался один из офицеров.

— Очень может быть, — оскалил белые зубы в улыбке Зебулон. — Надо держаться этих следов, если мы хотим найти похищенных.

— Я думаю, что это разумно, — согласился Спенглер.

— Господа офицеры, — запротестовал Кассий, — неужели вы собираетесь вместо дела заниматься поисками неизвестно чего?

— Капитан Колхаун, вы забываетесь, — осадил его майор. — Не вы здесь командуете.

— Конечно, мы пойдем по их следу! — воодушевился Пойндекстер, который не оставлял надежды увидеть сына живым. — Несчастным, должно быть, очень нужна наша помощь!

Кассию ничего не осталось, как двинуться за остальными, чертыхаясь про себя и страшно гневаясь на Диаса, провалившего дело.

Дорога оказалась длинной и непростой. Несколько раз цепочка следов прерывалась, перекрытая другими следами или в тех местах, где лошади пересекали ручьи вброд. Дневное солнце нещадно палило, но поисковый отряд, возглавляемый сразу двумя следопытами, был неутомим. Они пробирались через лесную чащу, ехали по меловой прерии не менее пятнадцати миль, пару раз сбивались с пути. Во время очередной незапланированной остановки Кассий Колхаун не выдержал:

— Долго мы еще будем плутать?! Майор, какая безответственность с вашей стороны! Где-то по прерии разгуливает отряд команчей, а вы вместо того, чтобы…

— А-а-а, я не ошибся, — довольно протянул Зебулон, снимая с ветки акации маленькую вещицу. — Узнает ли кто-нибудь из вас этот браслет?

— Это похоже на браслет доньи Исидоры! — вне себя от восторга вскричал Вудли. — Они были здесь, хвала Небесам! Они живы, живы, я чувствую!

Находка придала сил начинающим сомневаться в успехе похода людям. В порыве воодушевления никто не придал значения тому, как сильно раскраснелось лицо Кассия — его спутникам было невдомек, что побагровел он далеко не от усталости или изматывающей жары, а от предчувствия близкого разоблачения.

* * *

Исидора истово молилась про себя, сидя связанной в убогой лачуге, которую Диас, должно быть, использовал в самых грязных целях. Ее терзали голод и жажда, перетянутые грубыми веревками руки и ноги затекли, во рту страшно пересохло от кляпа. Однако страдания тела ничего не значили в сравнении с душевными муками: расстаться с честью для Исидоры было куда страшнее, чем с жизнью, но самое ужасное — потерять любимого. Переживания о нем заглушали даже страх за саму себя. Она тревожно следила за тем, как вздымается грудь Генри, словно боялась, что его дыхание может остановиться, и, когда он пошевелился и открыл глаза, испытала радостное облегчение. Его взгляд был слегка замутнен — сильное потрясение и долгие часы узничества пагубно сказывались на серьезно ослабшем после ранения здоровье юноши.

Криво сколоченная из полусгнивших досок дверь распахнулась с омерзительным скрипом. На пороге нарисовался Диас собственной персоной с испитой на треть бутылкой виски в одной руке и с кинжалом в другой.

— Ну, дикая роза прерий, — обратился бандит к Исидоре, — обдумали ли вы мое предложение? Карамба, да у тебя же кляп во рту! Вот так! — освободил он ее от душной повязки и подошел к молодому Пойндекстеру, чтобы развязать узел на его затылке. — А что нам скажет сеньор американо?

Генри выплюнул противную тряпку и зашелся удушливым кашлем.

— Пресвятая Дева, того и смотри дух испустит, — озадаченно почесал в затылке Диас, глядя на него. — Вам этого никак нельзя, сеньор янки, я пообещал сеньорите вашу жизнь в обмен на ее любовь, а Эль-Койот свое слово держит.

— Дайте ему воды, Диас! — хриплым голосом потребовала Исидора. — Разве вы не видите, что ему плохо?

— Потерпит! — рявкнул разбойник.

— То, что вы сказали… — облизнув сухие потрескавшиеся губы, еле слышно произнес Генри. — Сказали про Кассия… Это правда?

— Святые угодники, на что же мне врать? Да-а, сеньор американо, вам неслыханно повезло, что ваш двоюродный братец доверил это нехитрое дельце милосердному Мигуэлю Диасу, — издевательским тоном вещал бандит. — Теперь ваша жизнь в руках прекрасной сеньориты, как и ее собственная, так что молите ее поступить благоразумно.

— Никогда! — с тихой яростью ответил Генри.

— Карамба! — воскликнул Диас и шумно хлебнул виски из горлышка бутылки. — Вы поглядите на этого гордого кабальеро! Неужели вам совсем не жаль дамы своего сердца, а?

— Диас, оставьте его в покое! — вмешалась Исидора. — Вам нужна я, говорите со мной!

— У нас с тобой, страсть моя, разговор будет коротким. Мне надоело, тысяча чертей, стоять перед тобой на коленях и вымаливать любовь! О, Исидора, — с жаром заговорил он, переменившись в тоне, — как часто я видел в твоих глазах насмешку, надменность, презрение! Ты думала, что можешь бесконечно играть с сердцем влюбленного Диаса: отвергала меня, втаптывала в грязь мое имя, смеялась надо мной, связывалась то с вонючим ирландцем, то с неженкой американо, но мое терпение иссякло! Исидора! — бандит низко склонился над ней, бросая хлесткие слова прямо в лицо. — Исидора! Я хотел дать тебе все, чего только может пожелать женщина! Клянусь муками Спасителя, никто не любил и не полюбит тебя так, как я!

Исидора, не произнося ничего, смело смотрела ему в глаза не то с вызовом, не то с жалостью.

— Я сказал однажды, что ты будешь моей и ничьей больше, — продолжал пламенную тираду Диас, срываясь на рык. — Помнишь, как ты связала меня лассо? Помнишь?! Ну и где они, слуги твоего дяди, благородного дона Сильвио, они спасут тебя сейчас? Может быть, мустангер спасет тебя? Не спасет! — он злорадно расхохотался. — Ирландец гниет в тюрьме, дожидается, пока его повесят.

Эль-Койот попал точно в цель — после слов о Морисе мексиканка невольно вздрогнула и побледнела. До них с Генри не доходили вести о судебном процессе, на все расспросы Исидоры караульные отвечали односложно и без охоты, уверяя сеньориту, что все в полном порядке и преступник непременно будет найден, когда раненый сможет все подробно рассказать. Но Морис, Морис в тюрьме! Как только этот бестолковый майор мог обвинить его и упустить Колхауна?! Какая ужасная несправедливость, какая бесчеловечность!

— Полюбуйтесь, сеньор американо, как ваша ненаглядная распереживалась из-за мустангера! — победно воскликнул Диас. — А вы небось думали, что приручили хищницу? Карамба, хотел бы я посмотреть, как она будет бегать от вас к ирландцу, жаль, удовольствие слишком дорогое!

— Диас, однажды вы ответите за каждое слово, сказанное здесь! — с ненавистью процедила Исидора.

— Вы бесчестный человек, — сказал Генри. — Как же вы хотите, чтобы вас полюбила такая честная девушка, как донья Исидора? Можете убить меня, но вас она любить никогда не станет.

— Молчать, щенок! — пришел в бешенство бандит и схватился за кинжал. — Или я вырежу твой поганый язык!

— Энрике, не отвечай ему!

— Исидора! — зарычал Диас и приставил лезвие к горлу Генри. — Даю тебе последний шанс! Клянусь, ты ни о чем не пожалеешь! Что может дать тебе этот сопляк, какой из него мужчина?! Я могу прямо сейчас перерезать ему глотку, как ишаку! Исидора! — свирепость в его голосе внезапно сменилась надрывной мольбой. — Исидора, моя прекрасная роза, твои острые шипы ранили несчастного Диаса в самое сердце, смилуйся надо мной!

— Вы даете слово, что не причините вреда дону Энрике, если я отвечу на ваши чувства? — неожиданно спросила Исидора.

— Исидора, нет! — в ужасе прохрипел Генри. — Пусть убивает меня, но не сдавайся ему, умоляю!

— Все знают, что Эль-Койот умеет держать слово, я отпущу этого наглого щенка, если ты станешь моей, Исидора! Клянусь кровью Христа!

— Пожалуйста, Исидора! Не надо!.. — из последних сил прошептал Пойндекстер. — Это хуже смерти…

— Я все решила, — твердо сказала мексиканка. — Я стану возлюбленной дона Мигуэля, а ты не будешь мне препятствовать. Ради меня, Энрике.

Генри тихо застонал и закрыл глаза — лучше бы ему было в самом деле умереть.

— Исидора! — Диас засверкал глазами, но уже не от гнева, а от безумной радости. — Исидора, моя пантера, как я мечтал об этом дне!

— Вы обещали, что отпустите дона Энрике, — сухо напомнила она.

Бандит опомнился и трясущимися руками начал разрезать веревки, связывающие Генри, но вдруг остановился и с подозрением взглянул на узницу:

— Нет ли обмана в твоих словах, любовь моя? Поклянись Пресвятой, что ты говоришь правду!

— Я клянусь! — слегка дрогнувшим голосом ответила Исидора.

От счастья Диас буквально взвыл и в два счета освободил юношу от оставшихся пут, после чего схватил его за шкирку и поволок к двери.

— Катись к дьяволу, сопляк! — он не поскупился на силу и ударил молодого Пойндекстера кулаком в челюсть, от чего тот рухнул плашмя на землю. — И попробуй только слово кому сказать, живо отправлю к праотцам! Если ты сам не издохнешь в ближайший час, тысяча чертей!

Диас ринулся обратно в хижину, даже не удосужившись прикрыть за собой дверь. Он бросился к сидящей на полу Исидоре и принялся судорожно освобождать ее от веревок с помощью кинжала.

— Долой эти чертовы веревки! С этого дня я буду надевать на тебя только золото, моя королева, моя тигрица!

Последний узел на ноге девушки был безжалостно рассечен лезвием. Изнывая от страсти, Диас потянулся губами к ее лицу и получил сокрушительный удар лбом в переносицу. Из глаз фейерверком посыпались искры.

Исидора воспользовалась замешательством, схватила кинжал и вскочила с пола.

— А теперь я уеду отсюда, дон Мигуэль, уеду на вашей лошади и заберу с собой дона Энрике, — мексиканка выставила кинжал перед собой и начала пятиться к выходу.

— Карамба! — взревел Диас. — Чертовка, ты обманула меня!

— Не пытайтесь приблизиться ко мне! — угрожающе произнесла Исидора.

На затекших ногах двигаться было неловко, и она оступилась. Оружие вылетело из полузанемевшей руки и упало со звоном. Диас, уже пришедший в себя, молниеносно схватил его с пола и перешел в наступление.

— Сеньорита, вы повели себя очень неосмотрительно, — скалился разбойник. — Эль-Койот не прощает подобных выходок, и вы очень, очень об этом пожалеете!

Диас бросил кинжал за ненадобностью, крепко схватил ее за руки и повалил на пол. Исидора силилась вырваться, но ослабшее после многих часов неподвижности тело плохо ее слушалось. Она кричала, пинала его ногами, пыталась укусить, но становилось только хуже — силы Эль-Койота в несколько раз превосходили ее собственные.

Генри лежал на траве почти без сознания. Он услышал крики и звуки ожесточенной борьбы, доносящиеся из лачуги. Исидоре грозила страшная опасность — эта мысль заставила юношу собрать все силы и подняться с земли. Он встал и сделал несколько шагов, слегка пошатываясь. Несколько мгновений спустя к нему вернулась твердость в ногах, и Генри прокрался в хижину, стараясь не скрипеть половицами.

Исидора и Диас сражались на полу, точно дикие звери, и не заметили его появления. Как же помочь Исидоре? По правую сторону от Диаса валялся кинжал. Подойти и поднять — тотчас будешь обнаружен, а юноша сомневался в быстроте своей реакции на атаку разбойника. К стене была прислонена оглобля — едва ли Генри мог удержать ее в руках. Взгляд упал на недопитую бутылку виски, и решение пришло само собой. Крики и шум заглушали его быстрые, осторожные шаги. Генри неслышно взял со стола бутылку, подкрался к бандиту и сделал замах. Довольно тяжелая стеклянная тара разлетелась на осколки от точного сильного удара о затылок Диаса. Он обмяк и с остекленевшим взглядом повалился вбок.

— Энрике! — радостно воскликнула Исидора, увидев возлюбленного, и тут же стыдливо запахнула куртку, прикрывая разодранную блузу.

— Я убил его? — растерянно спросил Генри, глядя на бесчувственного бандита, и помог ей подняться.

— Нет, просто оглушил. Энрике, ты спас меня, спас нас обоих! — бросилась девушка в его объятья. — Дорогой мой, как я боялась за тебя!

— Как же ты напугала меня, голубка, — с нежностью сказал Генри. — Все, успокойся, все позади.

— Нам нужно связать его, пока он не очнулся! — встрепенулась Исидора.

В углу нашелся моток бечевки, которой бывшие пленники крепко связали своего мучителя. Диас по-прежнему лежал ничком и не подавал почти никаких признаков жизни.

— Сюда могут явиться его головорезы, — предупредила Исидора, туго затягивая узел. — Нам нужно как можно скорее уезжать на его лошади. Энрике, ты сможешь ехать верхом?

Она отвлеклась от своего занятия и увидела, что Генри сидит, бессильно прислонившись к стене.

— Нет, милая, я даже не уверен, могу ли я идти, — слабо проговорил юноша, отдавший последние силы на то, чтобы выручить возлюбленную из беды.

— Дева Мария, у тебя опять начинается жар! — с тревогой воскликнула Исидора, потрогав его лоб.

— Это… Это было слишком для меня, Исидора.

— Энрике, ради всего святого, держись! Я сейчас найду воды, здесь должен быть источник, тебе станет легче!

— Скачи в форт, — устало прошептал Генри. — А я останусь здесь, и будь что будет.

— Это опасно! — пришла в ужас Исидора. — Тебе нужно спрятаться в лесу.

— Они найдут меня, если приедут сюда, — Генри прикрыл глаза и тяжело дышал. — Любовь моя, я не продержусь долго. А ты должна спастись.

— Ангел мой, не говори так! — она горячо целовала его бледное лицо и запекшиеся сухие губы. — Все будет хорошо, ты поправишься, только дождись меня! Я найду для тебя воды.

Исидора еще раз поцеловала любимого, выбежала из хижины и отправилась на поиски источника. Колодца поблизости не оказалось — хижина не предназначалась для жилых целей.

Вечерело. Вокруг на несколько миль простирался лес: высокие тополя сомкнули свои темно-зеленые кроны, в зарослях юкки переговаривались трелями птицы. Задорно поющим пичужкам было все равно, что на душе у людей, которым этот лес послужил тюрьмой, так тяжело и мрачно.

Исидора резко остановилась и напрягла слух — примерно в двухстах ярдах послышался топот множества копыт. «Пресвятая Дева, это банда Диаса! Бедный мой Энрике!» — в ужасе подумала она и начала перебираться обратно к хижине, стараясь остаться незамеченной. Вскоре среди деревьев показались огни факелов, и мексиканка радостно вскрикнула, заметив синие мундиры офицеров форта.

Отряд из форта пробирался сквозь лес. В сумерках стало труднее различать дорогу, и пришлось зажечь факелы. Прошло много часов, а поиски до сих пор не увенчались успехом.

— Начинает темнеть, не следует ли нам в конце концов прекратить этот бессмысленный поход? — негодовал Колхаун.

— Что-то вы больно тревожитесь, капитан, — заметил Зеб Стумп. — Иосафат, провалиться мне на месте, если мы не найдем пленников до захода солнца! Здесь лошадки начали замедляться, значит, мы почти подобрались к разбойничьему логову.

— Будьте готовы, господа, — предупредил отряд майор. — Сдается мне, что с бандой Эль-Койота справиться ничуть не легче, чем с команчами.

— Стойте! Стойте, сеньоры! Сюда! Мы здесь! — из чащи донесся крик женщины, говорившей с испанским акцентом.

— Это донья Исидора! Мы нашли их, слава Богу, слава Богу! — несказанно обрадовался Вудли Пойндекстер, снял шляпу и неистово замахал ею в свете факела.

— Подождите, это может быть ловушка, — предостерег его майор.

Затрещали ломающиеся ветки кустарника — девушка пробиралась к отряду прямо через заросли, не обращая внимания на то, как упругие тонкие ветви хлещут ее по лицу, плечам и бокам.

— Сеньоры! — воскликнула Исидора, вся растрепанная, исцарапанная, со ссадиной над губой и следами сажи на лице, в измятой, пыльной и местами порванной одежде. — Сеньоры, сам Всевышний послал вас! Я и дон Энрике попали в плен, но нам удалось освободиться. Пожалуйста, идемте со мной скорее, он очень слаб, ему плохо!

— Что с Генри, сеньорита? — сильно встревожился Вудли.

— У него начинается жар, ему нужна вода. Прошу вас, давайте не медлить!

Исидора повела за собой отряд, и вскоре они достигли одинокой покосившейся деревянной лачуги, которая, казалось, вот-вот рассыплется прахом. Возле нее бил копытом и громко ржал привязанный к стойлу серый мустанг.

Плантатор мигом соскочил с коня и бросился внутрь, не послушав предостережений майора о возможной опасности — он хотел поскорее увидеть сына. Тот уже не мог сидеть от слабости и полулежал на грязной соломенной циновке возле стены. Его лицо было бледным, а взгляд затуманенным, однако, увидев отца, юноша изможденно улыбнулся и махнул ему рукой.

— Генри! — опустился перед ним на колени Вудли и притянул его голову к своей груди. — Генри, мой дорогой сын! Ты жив, какое счастье, ты жив!

— Отец! Я так рад тебя видеть! Кассий… Он здесь?

— Кассий? — удивленно переспросил Вудли. — Здесь, здесь, мы все вместе искали вас! Позвать его?

— Пей, Энрике, — присела рядом Исидора и поднесла к губам больного флягу с водой, из которой он тут же начал жадно пить.

Майор вместе с несколькими военными проследовал в лачугу. Он подошел к связанному бандиту, лежавшему на голых досках, и потряс его за плечо.

— Вы слышите меня, уважаемый дон Мигуэль Диас? Или вас следует называть Эль-Койот?

Тот распахнул глаза и начал бешено вращать ими, с полминуты соображая, что происходит вокруг.

— Тысяча чертей! Карамба! — брызгал он слюной и ерзал по полу, будто пытался освободиться от прочных пут. — Исидора, проклятая чертовка, ты поплатишься за это!

— Остыньте, дон Мигуэль, — с достоинством ответила Исидора. — Может быть, в тюрьме вам объяснят, как следует обращаться с женщинами.

— В тюрьме! — гневно повторил Диас. — Ну уж нет, сеньоры солдатики, один я туда не пойду! Не дождетесь! Пр-роклятье!

— Развяжите ему ноги и уведите отсюда, — дал приказ майор. — Мигуэль Диас, вы арестованы!

— Какой же вы осел, сеньор вояка! — злорадно оскалился Эль-Койот. — Неужто не расспросите, кто нанял разбойника, чтобы не марать белые ручки о барчонка? Не расспросите? А я вам скажу! Это капитан Колхаун, вот кто!

В хижине воцарилась мертвая тишина. Несчастный Вудли качнулся, сраженный страшным известием в самое сердце, но промолчал.

— Да, сеньоры, — Диас торжествовал, — один я на виселицу не пойду, клянусь всеми святыми! Если Эль-Койота поймали в капкан, то ловите и капитанишку! Любите вы всю вину сваливать на честных простых людей, а мундиры, видите ли, неприкосновенны! Карамба! Черт бы побрал ваше продажное американское правосудие с присяжными! Катитесь все в ад!

— Мистер Пойндекстер, — деловым тоном обратился майор к еле живому Генри. — Всего один вопрос, постарайтесь на него ответить.

— Я готов, — прошептал тот.

— Когда вы уезжали из Каса-дель-Корво в ночь покушения, револьвер капитана Колхауна был при вас?

Юноша отрицательно помотал головой, опустив веки.

— Нет. Он забрал его перед тем, как я уехал.

— Задержите капитана Колхауна! — громогласно крикнул отряду майор.

Поднялась суматоха. Ни Кассия, ни его коня нигде не было видно. В стремительно опускающейся на лес темноте идти по следам беглого капитана не представлялось возможным, но старый Зеб Стумп все же смог определить направление, в котором скрылся преступник.

— Держитесь курса на Нуэсес! — сообщил он вскочившим на коней драгунам, рассматривая убегающие вглубь чащи следы лошади, отделившейся от стоянки.

Группа всадников отправилась в погоню за Кассием Колхауном, несколько военных заключили под стражу изрыгающего всевозможные проклятья Диаса. Майор вернулся в хижину.

— Я не понимаю, — растерянно бормотал Вудли, сидя прямо на полу и неподвижно уставившись в одну точку, — что мой мальчик сделал плохого Кассию? Почему он решил убить его?

— Сейчас это не так важно, — возразила Исидора. — Важнее то, что дону Энрике стало хуже!

Генри стремительно впадал в беспамятство. Он закрыл глаза, тяжело дышал и не отвечал на обращенные к нему слова.

— Его нужно везти в лазарет, — заключил майор. — На этот раз, боюсь, у нас нет ни времени, ни возможности ждать и оставлять его здесь.

— Но как он перенесет дорогу? — волновался Вудли. — Как поедет в лазарет, когда тот за полсотни миль отсюда? На чем?!

— Мистер Пойндекстер, у нас нет выбора!

— Нужен экипаж, — вмешалась Исидора. — Но экипаж сюда не проедет. Не стоит ли сделать паланкин и нести его так хотя бы до опушки? Если это лес близ дороги на Нуэсес, здесь неподалеку должна быть асьенда дона Агуэро, мы попросим у него повозку!

— Очень разумное предложение, сеньорита, — согласился майор. — Я немедленно дам распоряжения отряду, а вы следите за состоянием больного.

Исидора напряженно вглядывалась в болезненное лицо Генри, не убирала руку с его лба и шептала одними губами молитвы на испанском. Казалось, она не замечала вокруг никого и ничего, даже растерянного отца юноши, склонившегося над ним с другой стороны.

— Сеньорита, не знаю, как благодарить вас за такую заботу о Генри, — обратился к ней Вудли. — Вы очень чуткая и смелая девушка, вы стали для моего сына настоящим ангелом-хранителем.

— Что вы, что вы… — пробормотала Исидора. — Я вовсе не ангел, просто я… — она осеклась, словно испугалась сказать лишнее. — Просто я хочу помочь дону Энрике.

Если бы не всепоглощающая тревога за сына, Вудли непременно заметил бы во взгляде мексиканки, в ее голосе потаенную причину беспокойства о Генри. Он не догадывался, что эта же причина заставила юношу пожертвовать остатками сил и здоровья ради спасения Исидоры. Старый плантатор не распознал, не почувствовал, как пылают два любящих сердца, готовые сгореть друг за друга дотла. Слишком много ударов судьбы пришлось стерпеть Вудли Пойндекстеру за последнее время, слишком изранена была его душа, чтобы видеть вокруг еще что-то, кроме боли и страданий.

* * *

Лишь услышав о том, что в хижине обнаружили связанного Диаса, Кассий запаниковал. Зная характер своего приятеля-головореза, он понял, что милости от него ждать не стоит — бандит утянет его на самое дно ада за компанию с собой. Допустить этого капитан Колхаун никак не мог, поэтому незаметно и почти бесшумно отделился на своей лошади от основной группы военных, занятых другими делами.

Отъехав на безопасное расстояние, Кассий погнал во весь опор. Он подобно зайцу петлял среди деревьев, скрываясь от преследователей. Скакать на коне через густой лес в ночной тьме было довольно нелегко, но Колхаун испытывал глубочайшее удовлетворение при мысли о том, как заплутают в чаще наверняка уже пустившиеся за ним в погоню офицеры из форта. Воистину, нельзя было выбрать более подходящих места и времени для побега — если уж отставного капитана решили припереть к стенке, то не остается ничего иного, как отказаться от своих амбициозных планов и начать бороться за жизнь и свободу.

До сравнительно широкой и полноводной реки Нуэсес оставались считанные мили. Вниз по ее течению располагался речной вокзал, с которого недавно хотел держать путь на родину ненавистный Колхауну мустангер. Сесть на первый пароход и отправиться куда глаза глядят — именно это нужно было сейчас Кассию. Он не думал о том, куда поплывет, где будет жить, как решит вопрос с деньгами и имуществом, не думал о Луизе. Все это потеряло всякое значение перед лицом смертельной угрозы, слишком страшной для капитана Колхауна. Бежать, бежать, бежать!

Однако вместо долгожданных берегов реки тополиную чащу сменили высокие дубы с густыми раскидистыми кронами, а колючие заросли кактусов и агавы сделали продвижение сквозь лес затрудненным, если не сказать — невозможным. «Не может быть, чтобы я заблудился, ведь я ориентировался по звездному небу! В этой стороне должен быть выход к Нуэсес!» — подумал Кассий. «Где я, где же я?» — растерянно завертелся он на месте. Конь под Колхауном испуганно заржал — ему было не менее страшно в глухом ночном лесу, чем его седоку.

— Заткнись, глупая скотина! — огрел его хлыстом отставной капитан.

Из темноты на него полукругом устремились взгляды больше десятка пар жутких горящих глаз. Это были койоты — степные волки, охотящиеся стаями на жертв-одиночек. Кассий достал револьвер и начал грозно потрясать им в воздухе.

— Ну, черти, кто из вас рискнет сунуться ко мне первым? Кто хочет свинцовую пулю на ужин? — его голос дрожал несмотря на показную браваду.

Захлопал крыльями гриф и опустился на ветку дуба, предвкушая скорое пиршество. Он надеялся ухватить свой лакомый кусочек от добычи койотов. Конь Колхауна неистовствовал и воинственно бил копытом.

— Поганые твари! — выругался Кассий. — Я проучу вас!

Раздался громкий выстрел, заскулил раненый хищник, но остальных это не отпугнуло. Койоты продолжили наступление, из чащи все прибывали новые члены стаи. Будь Колхаун в окружении людей на лошадях, трусливые животные не посмели бы приблизиться к отряду, но одинокий всадник на ночной лесной тропе показался им желанной добычей. Одно мгновение — и на жеребца набросились сразу пять степных волков, впивались когтями и вгрызались зубами в его стройные сильные ноги. Трое пали, сраженные пулями Колхауна, их место готовились занять другие койоты. Тем временем конь мощно лягнул врагов задними копытами, сбросил с себя наездника и помчался прочь от дубовой чащи.

Кассий со всего маху шлепнулся на землю. От удара посыпались искры из глаз, но сдаваться и медлить было нельзя, иначе хищники мигом загрызли бы жертву. Отставной капитан всадил оставшиеся пули во врагов и выхватил из-за пояса охотничий нож. Острое лезвие блеснуло в свете только что взошедшей луны и словно бы насторожило койотов.

— Что, испугались?! — возбужденно вскричал он, размахивая оружием во все стороны. — Только попробуйте дотронуться до меня, только попробуйте!

Однако койоты не испугались ножа — они лишь группировались для новой атаки. Когда Кассий понял это, то закричал во всю глотку от отчаяния. Смерть смотрела на него светящимися в темноте глазами и клацала омерзительными пастями с острыми клыками.

Точно чудесное спасение, невдалеке послышались топот конских копыт и людские голоса. Трусливые степные волки бросились наутек, испугавшись приближающейся к человеку подмоги. Кассий с облегчением выдохнул и прилег на спину, блаженно прикрыв глаза, но тут же снова встрепенулся. Это погоня! Его нашли! Двенадцать присяжных немногим лучше стаи кровожадных койотов, поэтому расслабляться рано!

Совсем рядом рос дуб с толстыми, мощными ветвями, под сенью которых вполне можно было скрыться от преследователей. Кассий недолго думая взобрался по стволу и притаился в развилке дубовых ветвей. Вскоре он увидел поисковый отряд — четверых всадников в мундирах. Они подъехали к зарослям агавы, остановились и растерянно начали озираться по сторонам.

— Господа, — сказал один из них, — я уверен, что слышал в этой стороне выстрелы и крики.

— Подтверждаю, лейтенант, — ответил другой. — Здесь произошла борьба, взгляните, следы целой стаи койотов, их тут было не меньше двух десятков! А вот и убитые твари!

— В таком случае, где же жертва? На траве лишь брызги крови. Они могли только ранить его.

— Следы лошади, — произнес офицер, поднеся факел к земле. — Ему удалось ускакать. Мы разминулись с Колхауном совсем немного.

— Немедленно отправляемся за ним!

— Стойте! Что это за шум в ветвях дуба?

Кассий обхватил толстую ветку и не дышал от страха быть пойманным.

— Гриф вспорхнул, ничего особенного. Вы правы, друзья, нам следует поспешить.

Капитан Колхаун едва ли не впервые в жизни вознес благодарственную молитву Всевышнему, глядя в спины удаляющимся врагам. Чудовищная усталость одолела беглого преступника, и он сам не заметил, как провалился в глубокий сон, по-прежнему крепко обнимая дерево.

Лучи восходящего солнца проникали в тюремную камеру через маленькое окно с решеткой. Морис зажмурился спросонья и услышал, как гремят железные ключи от гауптвахты. «За мной уже пришли. Наконец настало время расставить все по местам в этой ужасающей истории», — мелькнула в голове мысль.

— Морис Джеральд, вы свободны, — сообщил караульный, открывая дверь камеры.

— Что?.. — поразился мустангер. — Свободен? Я думал, вы собираетесь вести меня на суд.

— Приказ коменданта. С вас сняты обвинения в покушении на убийство мистера Пойндекстера.

— Могу я поинтересоваться, в связи с чем?

— Взяли бандита, Мигуэля Диаса, который оказался знаменитым Эль-Койотом. Он признался, что капитан Кассий Колхаун нанял его, чтобы убить своего кузена.

— Я догадывался! — воскликнул Морис. — Догадывался! Надеюсь, с мистером Генри все в порядке?

— Его недавно привезли в лазарет. Он очень плох, бедняга.

— Но где же капитан Колхаун? Почему его не арестовали? — возмутился ирландец.

— Удрал, — поведал караульный. — Прямо там, в лесу возле Нуэсес, из-под носа у остальных. Как сквозь землю провалился.

Услышав эти слова, Морис стремглав кинулся к выходу.

— Куда это вы так рванули, мистер Джеральд? — удивился солдат.

— Я знаю те места как свои пять пальцев! Найти преступника — мой священный долг!

Возле стен форта хозяина ждал Кастро, которого заблаговременно привел Фелим. Гнедой мустанг соскучился по умелому наезднику и быстрой скачке по бескрайней равнине. Он громко и радостно заржал, увидев Мориса.

— Здравствуй, дружок, — поприветствовал коня Морис, взбираясь в седло. — У нас с тобой есть очень важное дело, так что обниматься будем потом. Ну же, родной, скачи что есть силы!

Гнедой понес его со скоростью ветра, и совсем скоро только облако дорожной пыли на горизонте напоминало о недавнем присутствии Мориса Джеральда у форта Индж. Не прошло и минуты, как с противоположного конца дороги показался всадник, вернее, всадница. Шляпа-сомбреро и задрапированный вокруг шеи шелковый темный платок скрывали царапины и ссадины на ее лице. Всадница торопилась. Она остановилась около ворот, быстро спешилась, привязала лошадь и вошла внутрь.

Исидора без труда нашла лазарет и палату, где лежал в бессознательном состоянии Генри. Накануне врач осмотрел его и пришел к неутешительным выводам, что юноша находится на грани, и его судьба решится в ближайшие несколько дней. Если за этот срок молодой Пойндекстер не придет в себя, то он не сделает этого уже никогда. Исидора сняла сомбреро с шарфом и подошла к постели больного, который не мог увидеть возлюбленную и поговорить с ней. Несколько горячих слезинок упали на его кожу.

— Мой милый Энрике! — прошептала мексиканка. — Ты снова болен! За что судьба так тебя наказывает? За всю жизнь я не встречала никого добрее и чище тебя, никого не любила так бескорыстно, никто не дарил мне свое сердце так, как это сделал ты! Почему, почему ты страдаешь больше всех? Разве ты меньше достоин счастья, чем другие? Разве их жизни стоят дороже твоей? Почему ты стал разменной монетой в чужой жестокой игре, любовь моя, почему?..

Исидора расплакалась и не заметила, что у ее пламенной речи был свидетель. В дверях палаты притаилась Луиза Пойндекстер, словно не решаясь войти. Мексиканка почувствовала на себе чужой взгляд и подняла голову. Луиза смотрела прямо в глаза бывшей сопернице, но на этот раз она делала это без привычного горделивого вызова. Лицо мисс Пойндекстер выражало искреннее и сильное беспокойство за брата, оно слегка осунулось от многочисленных переживаний и бессонных ночей, стало мудрее и будто бы старше годами.

— Как он? — спросила она без лишних предисловий.

— Все по-прежнему, — безрадостно ответила Исидора. — Очень слаб.

Луиза встала с другой стороны кровати и бережно положила ладонь на лоб брата.

— Вы правы, он не заслужил этих страданий, — проговорила креолка.

В палате воцарилось молчание. Две девушки, некогда испытывавшие друг к другу самые неприязненные чувства, вновь оказались связанными любовью к одному и тому же человеку, но теперь они должны были стать не врагами, а сестрами.

— По тому, что я видела и слышала, я могу догадаться о том, что вы любите Генри, — откровенно высказалась Луиза.

— Это так, — призналась Исидора.

— А он? Он любит вас?

— У меня не было повода усомниться в его чувствах, — мексиканка печально улыбнулась и с нежностью посмотрела на любимого.

— Генри справится. Он сильный, он может многое выдержать.

— Я каждую минуту молю Пресвятую Деву об этом! Я сильно согрешила перед Ней, поклявшись всуе, пусть и ради того, чтобы спастись. Возможно, это мое наказание, но если с Энрике что-нибудь случится, то я для себя все решила. Я уйду в монастырь и стану невестой Христовой, раз уж мне не суждено любить на земле.

— Нужно верить в лучшее! Генри перенес такое страшное ранение и поправился! Все было бы хорошо, если бы не этот плен.

— Я чувствую себя виноватой, — понуро сказала Исидора. — Диас устроил это похищение из-за меня.

— В таком случае, я виновата вдвойне, ведь это я отправила брата в ночь извиняться перед… — Луиза осеклась, не договорив фразу до конца.

— Перед кем?.. Впрочем, неважно. Вашего кузена уже нашли?

— Нет, но ищут.

— Уму непостижимо! — возмутилась мексиканка. — Не понимаю, как можно причинить вред родному человеку!

— Каш настоящее чудовище. Когда я говорила Генри об этом, он мне не верил. Так или иначе, кузена нужно выслушать, я не приветствую суд Линча.

— Его хотят линчевать? — удивилась Исидора.

— Я только что узнала, что весь поселок требует его немедленной казни.

— Но Энрике будет против! Неужели никто не хочет прежде спросить его мнения?

— Вы правы, сеньорита, — опустила взгляд Луиза. — Генри не приемлет жестокости. Но люди думают, что он не выживет.

— Я должна отправиться туда! — взволнованно проговорила мексиканка.

— Постойте, — остановила ее Луиза. — Я не задала вам главный вопрос.

— Задавайте же!

— Пообещайте ответить честно. Я знаю, что выбрала для такого разговора неподходящие время и место, но от этого напрямую зависит будущее счастье моего брата.

— Я не понимаю вас, мисс, — насторожилась Исидора.

— Мы обе прекрасно знаем о причине раздора между нами в прошлом. Возможно, мы не враждовали в открытую, но каждая из нас хранила злобу в сердце из-за того, что…

— Для меня оскорбительны эти намеки! — щеки Исидоры полыхнули румянцем от обиды и гнева. — Как вы смели подумать, что я могу изменить Энрике хотя бы в мыслях?!

— Я вовсе не хотела оскорбить вас! — шепотом возразила Луиза. — Нам нечего скрывать друг от друга, поэтому я говорю с вами откровенно, сеньорита. Сейчас вы уверены в своей любви к Генри, но что произойдет, когда мы все породнимся? Не будете ли вы несчастны, постоянно видя… Мориса? — с трепетом произнесла она заветное имя. — Не будет ли несчастен мой брат, зная, что жена когда-то любила его зятя?

— Я давно сказала, что мои чувства к дону Морисио в прошлом, и они никого не касаются, кроме меня! — еле сдерживая злость в голосе, тихо ответила Исидора. — Дева Мария, о чем только мы говорим у постели бедного Энрике!

— Я понимаю ваше возмущение, — устыдилась своих слов мисс Пойндекстер. — Надеюсь, я не слишком обидела вас, я ведь и сама вижу, что вы по-настоящему любите моего Генри.

— Прошу вас впредь не говорить со мной на эту тему. Иначе нам и впрямь будет сложно уживаться вместе.

— О, мы не должны враждовать! Ради человека, которого мы обе любим, ради Генри! Генри, ты слышишь? — Луиза склонилась к бесчувственному брату и погладила его по щеке. — Тебя любят так много людей, ты просто не можешь подвести их! Ты должен поправиться!

— Прости, Энрике! — виновато прошептала Исидора и осторожно поцеловала его в губы. — Мы потревожили тебя глупыми спорами. Прости, любовь моя!

Она вновь не по-доброму взглянула на Луизу, которая, как ей казалось, на самом деле не чувствовала никакого раскаяния за свои крамольные речи. Мисс Пойндекстер рядом с кроватью больного брата имела самый невинный вид из всех возможных: она была похожа на кроткого ангела во плоти, что могло сбить с толку особу неискушенную, но Исидору не проведешь! Исидора знала, какие демоны скрываются за ангельской маской. Насколько не похожи друг на друга брат и сестра! Однако мексиканке пришлось признать крайне неприятную для себя вещь — в ней по-прежнему говорит ревность.

* * *

Высокая изумрудная трава сменялась редкими перелесками, темно-бурым голым черноземом и колючими зарослями, живописными голубыми озерами и густыми зелеными лесами. Не зная усталости, Морис гнал и гнал коня вперед, к Нуэсес. В ушах свистел ветер, а в сердце горел огонь праведного гнева. Кассий Колхаун мог скрыться от военных, мог обмануть их глаза, запутать следы, но ему не уйти от человека, судьбу которого он едва не сломал. Морис мстил не за себя — он делал это за девушку, ставшую его нареченной, и за юношу, которого назвал братом.

Мустангер издали увидел стоянку поискового отряда и направился прямиком туда. Несколько пехотинцев оживленно переговаривались между собой, обсуждая план действий: было известно, что Кассий Колхаун не покидал речной вокзал, значит, он с большой долей вероятности остался возле южной границы Техаса. К их компании хотел примкнуть Зебулон Стумп, но, заметив Мориса, он отвлекся от дел и радостно заулыбался давнему другу.

— Иосафат! Кого я вижу! Мистер Морис, никак вы собственной персоной? Живой и здоровый!

— Я тоже рад встрече, старина Зеб! — добродушно ответил ирландец. — Но я здесь не для того, чтобы беседовать с друзьями. Я приехал найти Кассия Колхауна и передать его в руки правосудия.

— Как хорошо, что вы здесь! По правде говоря, — охотник понизил голос, — Морис-мустангер стоит целого отряда болванов в мундирах, уж мы с вами на пару управимся куда быстрее.

— Старый Зеб не изменяет себе: все такой же неисправимый льстец, — улыбнулся Морис. — Покажи мне место, откуда сбежал Колхаун.

Зебулон взобрался на свою старую клячу и двинулся вперед, указывая мустангеру дорогу. Военные не стали им препятствовать — они сами были заинтересованы в помощи по поимке беглого преступника. До разбойничьей хижины Диаса следопыты добрались довольно быстро — при дневном свете это сделать было куда легче, чем в сумерках.

— Иосафат, ну и развалюха! — не удержался от колкости Зеб Стумп, покосившись на лачугу. — В такой только головы и рубить, да простит меня Господь.

— Как же Генри удалось выжить в логове Эль-Койота? — недоумевал Морис.

— С такой фурией, как молодая сеньорита де Лос-Льянос, удивительно, как сам Эль-Койот остался в живых, — рассмеялся старый охотник. — Даю свою клячу, что если бы отряд не подоспел вовремя, Диасу туго бы пришлось!

— Исидора?.. — рассеянно переспросил мустангер. — Она тоже была здесь?

— Была, как же ей не быть, когда она теперь от молодого мистера Пойндекстера отлепиться не может, — многозначительно сказал Зебулон и хитро взглянул на вмиг ставшее непроницаемым лицо приятеля.

— Давай посмотрим на следы, — предложил тот, резко соскочив с коня. — Кажется, их уже сильно затоптали.

— За капитаном шли несколько миль, а потом повернули возле дубовой рощи и заплутали. Я уж и сам хотел туда ехать, смотреть, что да как, но с вами-то оно сподручнее.

— Дубовая роща?! — радостно воскликнул Морис. — Так ведь там и нужно было искать, вдоль целых берегов Нуэсес не найти лучшего убежища!

— Вот бы вас, мистер Морис, в офицеры произвести! — с гордостью проговорил Зебулон. — Уж вы не чета некоторым.

— Оставь! — махнул рукой ирландец, в возбуждении предвкушая скорую встречу с врагом. — Не будем больше медлить ни минуты и отправимся туда.

Взнуздав слегка утомившегося после долгой и быстрой езды мустанга, Морис бросился на северо-восток, умело лавируя между деревьями. За ним на дряхлой лошади поплелся Зебулон Стумп. Он не любил спешку, и его товарищи часто шутили, что даже конец света не заставит бывалого охотника поскакать галопом.

Кассию снился сон. Лазурное небо без единого облачка раскинулось гигантским шатром над головами многочисленных гостей Каса-дель-Корво. Яркие лучи техасского солнца заливали асотею, где в свадебном вальсе кружились счастливые молодожены, но улыбка прекрасной невесты сияла еще ярче, а ее глаза были подобны звездам. От восторга Кассий, казалось, даже забыл, как дышать — он лишь неотрывно смотрел на Луизу в белоснежном подвенечном платье, танцующую в его объятьях. Повсюду были слышны вздохи умиления и пожелания долгих лет семейной жизни, как вдруг снизу донесся топот копыт и лошадиное фырканье. Капитан Колхаун настороженно замер вместе с Луизой, как замер и оркестр, играющий вальс.

— Кузен Каш, — в приглушенном голосе скрытого за парапетом наездника угадывались интонации Генри, — я приехал поздравить тебя со свадьбой.

— Что тебе нужно? — занервничал Кассий. — Я тебя не звал! Убирайся куда хочешь!

— Почему ты гонишь меня, брат? — обиженно спросил юноша. — Разве я бывал несправедлив к тебе? Причинил ли тебе зло, что ты так сердишься?

— Проваливай! Я не намерен тратить на тебя время!

— Зачем ты хотел убить меня, Кассий?

— Ты напросился, щенок! — разозлился нарядный жених и подбежал к парапету, чтобы выдворить настойчивого гостя.

От увиденной картины сердце у Кассия ушло в пятки. На стройном вороном коне уверенно восседала фигура в длинном темном плаще. В руках у наездника лежали поводья, а ноги твердо держались в стременах, но при этом у него не было головы! Внушающая леденящий душу ужас пустота зияла на его плечах.

— Дьявол! — истошно завопил Колхаун. — Дьявол! Сгинь! Изыди!

Конь всадника без головы зловеще заржал, обнажив крупные белые зубы. Каменная асотея под ногами отставного капитана дала трещину и разверзлась, увлекая его в бездонную пропасть. Резкий удар, сильная боль в боку пронзила тело.

Кассий распахнул глаза. Над ним верхом на гнедом мустанге грозно нависал Морис Джеральд. Эта встреча оказалась едва ли приятнее визита безголового чудища, ведь то был сон, а расплата за содеянное пришла к Колхауну наяву.

— Ирландская собака! — злобно прошипел он, силясь встать. — Пожаловал выпить моей крови, подонок? Не выйдет!

— Не советую вам делать лишних движений, капитан Колхаун, — холодным, удивительно спокойным тоном сказал Морис. — Вы сейчас полностью в моей власти.

— Размечтался! — рука преступника потянулась за охотничьим ножом, который так и остался с ночи валяться на земле. Точный удар хлыста пресек эту попытку, Кассий заскулил от боли.

— Я предупреждал.

— Ах ты гад! — зажимая кровоточащую красную полосу на запястье, выругался Кассий. — Это из-за тебя, из-за тебя я впутался в эту поганую историю! Если бы ты не влез в жизнь моей семьи, все было бы хорошо! Репутация Луизы осталась бы безупречной! Генри бы не пострадал!

— У вас хватает наглости упоминать имя Генри? — вознегодовал Морис. — Вы еще более низкий и подлый человек, чем я думал!

— А у тебя хватает наглости строить из себя джентльмена? — истерично рассмеялся Колхаун. — После того, как имя Луизы полоскали в самых отвратительных помоях, будто она какая-то уличная девка, потаскуха?! Кто опозорил ее на весь Техас? Я?! О нет, мистер оборванец, это произошло вашими стараниями и только!

— Меня не интересуют грязные сплетни, — с достоинством ответил мустангер. — Бог свидетель, что я не намеревался причинить никакого вреда мисс Луизе, а людского признания мне не нужно.

— Ну надо же, какие мы невинные! Думаешь, меня вздернут, и ты приберешь Каса-дель-Корво к рукам? Ха-ха-ха, да там все мое, все до последнего стула, до последнего полотенца! И знаешь что? У меня есть наследник! Да-да, ты не ослышался! — победно возгласил Кассий. — Я уже был женат и имею сына, по закону все мое имущество отойдет к нему, а тебе останется только жевать траву на пастбище вместе со своей скотиной!

Вопреки ожиданиям Кассия, слова о наследстве не произвели на Мориса никакого впечатления. Разве мог отставной капитан знать, что на родине ирландца поджидает состояние втрое больше стоимости асьенды?

— Вы сказали все, что хотели? — осведомился мустангер и завел правую руку за заднюю луку седла.

— Все, что тебе надо было услышать! — дерзко ответил Колхаун и стремительно схватил нож, сыграв на опережение.

Не успел он взметнуть оружие в воздух, как сам оказался крепко схвачен петлей лассо, с силой затянутой по линии локтей.

— Мерзавец! — вскричал Кассий, дернулся от отчаяния в сторону и снова повалился наземь. — Пошел ты к дьяволу!

— Полагаю, до форта Индж вы пойдете пешком. Или поползете? — презрительно усмехнулся Морис.

— Зачем же пешком? — послышался скрипучий голос Зеба Стумпа. — Пускай капитан на моей старушке едет.

Увидев его, Кассий тихонько взвыл и отвернул голову, чтобы не наблюдать гордого торжества врагов. Если бы в этот момент он мог пустить себе пулю в лоб, дабы избежать скорой публичной расправы, он бы сделал это, но увы — в револьвере не осталось патронов, да и руками пошевелить было невозможно.

Морис усадил пленника в седло и в компании Зебулона неторопливо отправился в дорогу, вместе со своей лошадью ведя кобылу с Колхауном. Она покорно шла за проводником, чего нельзя было сказать о ее всаднике. Несмотря на внешние стесненные обстоятельства, Кассий разрабатывал новый план побега. Дуло ружья, наставленное на него сзади охотником, совсем не оставляло пространства для маневров. Но ничего, придет время, и Кассий обязательно отыграется! Он сполна отплатит мустангеру за унижение, которому тот подверг его!

Удивленными и одобрительными возгласами приветствовали Мориса военные. Ирландец блестяще справился с задачей, и теперь преступника надлежало сопроводить в форт.

— Позвольте мне самому отвести его в тюрьму, — попросил Морис.

— Как? — поразились офицеры. — Штатским не положено.

— Господа, это дело чести. Если вы боитесь, что я расправлюсь с обидчиком по пути, можете отрядить за нами конвой.

Переглянувшись между собой, блюстители порядка дали добро. В конце концов, есть вещи поважнее уставов, а мустангер имел полное право поквитаться с капитаном Колхауном хотя бы таким образом. Будучи за много миль от форта Индж, они еще не догадывались, что в поселке назревает настоящий мятеж.

* * *

Широкая площадь перед гостиницей Обердофера была переполнена людьми. Такого столпотворения пограничный поселок не знал с самого дня своего основания — здесь были и плантаторы европейской внешности в дорогих костюмах, и немногочисленные представители мексиканской знати, но основную часть составляли разночинцы: юристы, землемеры, лавочники, скотоводы, охотники, мелкие спекулянты, надсмотрщики и торговцы невольниками. Были замечены и несколько бронзоволицых коренных жителей техасских земель, державшихся обособленно и с большим достоинством. Женщины не присутствовали на собрании, не считая дюжины пестро одетых сеньорит сомнительной репутации — мужчины посчитали своим долгом оградить матерей, жен, дочерей и сестер от жестокого зрелища, ради которого явились на площадь.

Толпа гудела, словно осиное гнездо. Кассия Колхауна заочно пригвоздили к позорному столбу как братоубийцу. Если поначалу кому-то лишь показалась подозрительной история с меченой пулей, то теперь ни у кого не осталось сомнений в виновности отставного капитана. Его жестокосердие и цинизм потрясли общественность сильнее, чем поимка Эль-Койота, банда которого долго наводила страх на жителей штата от мексиканской границы до берегов Нуэсес и даже севернее. Казалось, что про отъявленного разбойника Мигуэля Диаса забыли — настолько неистово граждане требовали безотлагательного суда над Кассием и его казни вплоть до суда Линча. «Повесить! Повесить негодяя на первом же суку!» — раздавались суровые призывы.

— Господа, немедленно разойдитесь, или я буду вынужден применить особые меры! — майор верхом на лошади пытался перекричать взбунтовавшийся народ.

— И снова упустите мерзавца? — возмутились в ответ люди. — Отдайте его нам, если сами не можете справиться с преступником!

— Не забывайте, что над вами реет флаг Соединенных Штатов! Вы подчиняетесь законам цивилизованной страны, и я не позволю творить беззаконие прямо возле стен форта!

— Но вы спокойно смотрите на то, как беззаконие творится в прериях! — нахально выкрикнул Сэм Мэнли, глава так называемых регуляторов, неоднократно устраивавших самосуд. — Если бы не мои ребята, страшно представить, как всякая мерзость разгулялась бы в Техасе!

— А до вас я еще доберусь, будьте уверены! — пригрозил ему майор.

Обстановка накалялась с каждой минутой. Кто-то пустился в рукопашный бой, солдаты на лошадях готовились разгонять сборище, а гул голосов разносился до самой Леоны.

Адский шум стих — совсем ненадолго — когда на площадь в сопровождении военных въехал на коне Морис-мустангер, ведя за собой лошадь с преступником. Люди ахнули, увидев связанного Кассия, который колючим взглядом серых глаз смотрел на осуждающую его толпу с бессильной злобой.

— Братоубийца! Иуда! — в сторону капитана Колхауна летели оскорбления и плевки.

— Господин майор! — громогласно произнес Морис. — Я привел человека, по вине которого жизнь мистера Генри находится в опасности. Можете заключить его под стражу.

— Зачем под стражу? — вновь закричали собравшиеся. — Чего ждать, устраивайте суд прямо здесь! Ведите своего судью на площадь вместе с присяжными, покончим с негодяем сейчас же!

— Шакалы! — тихо проскрежетал зубами Кассий, от страха и мучительного чувства унижения готовый вот-вот упасть в обморок, а лучше умереть прямо на месте.

— Это невозможно, — отрезал майор. — Для того чтобы судебный процесс шел по всем правилам, необходимы время и подготовка!

— Морис, что ты медлишь? — подначивал кто-то ирландца. — Ты как никто другой достоин затянуть петлю на его шее!

Лишь присутствие солдат останавливало взбесившихся радетелей за правосудие от того, чтобы наброситься на обвиняемого всей гурьбой и растерзать. Морис в своем горделивом молчании, казалось со стороны, не был ни за, ни против их требований.

— Техасцы, послушайте! — властный женский голос заставил гудящую толпу умолкнуть от неожиданности.

Исидора смело вышла на середину площади и встала прямо перед узником лицом к народу.

— Не рано ли вы хороните дона Энрике? — грозным взглядом черных, как обсидиан, глаз она обвела мятежников. — Все вы здесь собрались, чтобы требовать отмщения за его страдания, за пролитую невинную кровь, но вы забываете, что дон Энрике не умер! Неужели из-за вас он не посмотрит в глаза обидчику? Неужели не услышит, как будет вынесен честный приговор преступнику? Как можете вы требовать казни убийцы, когда убийство не состоялось?

Кассий был ошарашен поведением Исидоры не меньше остальных. Он был готов к тому, что мексиканка первой начнет рьяно призывать людей вздернуть братоубийцу, но чтобы она за него вступалась?.. Неужели рядом с Генри она стала такой же блаженной? Впрочем, Кассий искренне обрадовался такому повороту событий — Исидора прекрасно владела даром убеждения, судя по тому, как уставились на нее линчеватели.

— Ну, что же вы молчите? — взывала к ним девушка. — Разве я не права?

Морис впал в странное оцепенение, слушая ее речь. Исидора вся превратилась в праведное негодование, в ее глазах и сердце горел огонь. Морису никогда раньше не доводилось видеть его, а может, он просто не замечал, как ярко и горячо пылают чувства в душе мексиканки, обжигая даже на расстоянии. Не было никаких сомнений в том, из-за кого и для кого возгорелся этот костер, но вместо радости за нашедшего любовь побратима мустангер испытал нечто вроде досады. Исидора бросила на него беглый взгляд, словно боялась задержать взор на лице ирландца дольше, чем на секунду.

— Нет уж, сеньорита! — возразил кто-то из заполнивших площадь мужчин. — Собаке собачья смерть, вот еще была нужда — возиться с этим подлецом! Он того и гляди опять удерет!

— Она дело говорит! — заспорил другой. — Пусть Колхаун объяснится прежде с кузеном, то-то зрелище будет!

— Я согласна с доньей Исидорой! — звонко воскликнула молодая девушка, протискиваясь в своем пышном кринолине через столпотворение. — Мой брат никогда не признавал и не признает самосуд!

Морис обомлел от счастья, встретившись глазами с Луизой. Он видел ее впервые с той самой роковой ночи. Прекрасная креолка показалась ему еще более очаровательной, чем раньше — стойко перенесенные тяжкие испытания придали ей особой стати, красив был не только ее внешний облик, но и ее дух, сильный и нежный, мужественный и женственный одновременно. «Ангел! Ангел небесный во плоти!» — с восхищением подумал Морис.

Но не только мустангер затрепетал от любви в этот момент. Кассий, уже почти простившийся с жизнью, расставшийся со всеми мечтами и чаяниями, вдруг позабыл о беснующейся ватаге и словно воспарил над землей. Не сон ли это? Луиза заступается за него, спасает его жизнь так отважно, так уверенно! О, какое счастье! Ради одного этого, пожалуй, стоило все стерпеть! Колхаун торжествующе посмотрел на Мориса, наплевав на свое положение заключенного. Непомерно высокой ценой, но он победил соперника!

— Если вы не хотите слушать меня, то послушайте хотя бы сестру дона Энрике! — поддержала Луизу мексиканка.

— Суд должен быть честным! — гневно продолжала девушка. — Уважайте пострадавшего и его семью!

Под натиском двух решительных молодых особ волнения среди жителей поселка и его окрестностей начали утихать. Солдаты беспрепятственно арестовали Кассия Колхауна и повели на гауптвахту. Напоследок тот обернулся и выкрикнул имя кузины, но его голос потонул в гомоне толпы.

Морис и Луиза нежно обнялись после невыносимо тяжелой разлуки прямо под взглядами множества любопытных зевак, нимало не стесняясь. Они блаженно улыбались и шептали друг другу на ухо ласковые слова, приводя в ужас ханжей, но был среди зрителей этого триумфа любви человек, сердце которого разрывалось на части от боли. Исидора почувствовала, как к горлу подступает удушающий комок слез.

— Пресвятая Дева! Почему же я не могу на них смотреть?.. — тихо проговорила она в отчаянии. — Ведь я больше не люблю его, не люблю, я люблю Энрике!

Было похоже на то, что Морис даже не заметил присутствия влюбленной в него когда-то мексиканки, а если и заметил, то уже забыл. Луиза вконец его заполонила — только слепой мог поспорить с этим утверждением. Глотая горькие слезы, Исидора отправилась прочь с постепенно пустеющей площади.

На Техас опустилась ночь такая же темная, как темно было в душе у Исидоры. Случись такое еще месяц назад, увидь она Мориса в объятьях американки посреди людей, ее сердце не смогло бы вынести такого горя. Глубокие воды Рио-Гранде сомкнулись бы над головой несчастной девушки, или она окончила бы свои дни на виселице, в порыве страшной ревности застрелив обоих прямо там, на площади. Но теперь Исидора пришла к единственному человеку, способному излечить ее глубокую душевную рану.

Она договорилась с сестрой милосердия о том, чтобы побыть с Генри наедине несколько часов. Мексиканка вошла в палату и села на краю широкой койки с металлическим каркасом. Генри все еще находился в забытьи, но он не бредил, не метался по постели, а лежал спокойно и неподвижно, словно просто спал.

— Энрике! — тихонько позвала его Исидора. — Энрике, любовь моя, ты меня слышишь?

Юноша даже не шелохнулся в ответ, от чего сердце Исидоры начало обливаться кровью еще сильнее. Всего один нежный взгляд голубых глаз, всего одна теплая улыбка заставляли ее забывать обо всех страданиях, пленительный и мучительно-манящий образ мустангера мерк перед обаянием невинности и чистоты Генри. Исидора приходила в ужас от одной мысли, что это внезапно взошедшее в ее жизни солнце навсегда скроется за тучами и оставит ее одну во мраке и холоде.

— Не покидай меня, — сквозь слезы прошептала девушка и прилегла поверх одеяла рядом с больным. — Не покидай свою Исидору! Я погибну без тебя, Энрике, погибну…

Она осторожно прильнула к его груди и лежала так целый час, пока адская боль внутри не стихла. Исидора крепко заснула, не видя никаких снов, и пробудилась ближе к утру от того, что почувствовала, как кто-то ласково коснулся ее щеки. Девушка резко поднялась с постели и увидела, что ее возлюбленный пришел в себя.

— Милый мой! — радостно воскликнула она и начала трогать его лицо, шею, плечи, будто не верила, что уже не спит. — Милый мой, ты жив, ты очнулся! Хвала Деве Марии, как я счастлива! Как ты себя чувствуешь? Хочешь чего-нибудь? Я сейчас позову доктора!

— Не надо, Исидора, — мягко сказал Генри и взял ее за руку. — Не надо никого звать, просто посиди со мной. Давай поговорим, я так соскучился по нашим разговорам.

— Энрике!..

— Ты плакала? — нахмурился юноша, в полутьме всмотревшись в лицо любимой. — Кто тебя обидел?

— Никто, никто! Я так боялась за тебя, так молилась, чтобы ты поправился! — Исидора покрыла поцелуями его лицо. — Но теперь все будет хорошо, больше ты не будешь болеть, мы больше никогда не расстанемся!

— Никогда-никогда? — с лучезарной улыбкой спросил Генри, любуясь дорогими сердцу чертами. — Обещаешь?

— Я поклянусь чем угодно!

— Не надо, родная, я верю тебе. Скажи мне, что произошло, пока я был без чувств?

— Ты правда хочешь знать? — недоверчиво спросила Исидора, опасаясь за его самочувствие. — Я не хочу тебя тревожить, Энрике, ты еще слишком слаб!

— Не бойся, я не стану изводить себя переживаниями, — заверил ее Генри. — Все равно я уже знаю правду о Кассии. Мне ничего не остается, как смириться с ней. Я лишь не могу понять, за что он так обошелся за мной.

— Не думай об этом, милый! — успокаивающе гладила его по руке девушка. — Твой кузен — низкий человек, никогда нельзя понять, что движет низкими людьми.

— Как я не увидел в нем этой бесчеловечной жестокости? — задумчиво произнес Генри. — Каш далеко не святой, но он не убийца! Во всяком случае, я всегда был в этом уверен. По какой причине он мог пойти на такой шаг?

— Энрике! — строго прищурилась Исидора.

— Ты так заботишься обо мне, — вновь улыбнулся больной. — Даже не знаю, чем я заслужил такого подарка небес, — тихо рассмеялся он. — Спасибо тебе, милая Исидора. Не повстречай я тебя однажды, меня бы уже не было в живых.

— Как и меня… — вырвалось у мексиканки.

— Почему? — удивился Генри, глядя на то, как внезапно помрачнела его возлюбленная. — Что случилось, что ты так огорчена?

— Ничего, мой дорогой, — с нежностью сказала Исидора и смахнула набежавшую слезинку с густых темных ресниц. — Моя жизнь была такой пустой без тебя.

— Моя тоже, — тяжело вздохнул Генри. — Представить только: я бы умер, так и не узнав, что такое любовь. Нет на свете участи печальнее.

«А я бы умерла, так и не узнав, что такое быть любимой», — подумала девушка, но не стала произносить эту фразу вслух.

— Ну, хватит грустить! — он сделал попытку приподняться на постели, но сил не хватило, и Генри повалился обратно.

— Осторожнее, Энрике! — испугавшись, вскрикнула Исидора и наклонилась к нему, чем он ловко воспользовался и притянул ее к себе, чтобы поцеловать.

Его страстный и в то же время трепетный поцелуй вернул к жизни убитую горем Исидору. Куда-то без следа исчезли обида, ревность, страх. Вся чернота и ужас вышли из ее сердца, уступив место поистине райскому блаженству.

— Я все же позову врача, — отстранилась она наконец от Генри и еще раз посмотрела в его чистые, как небо, глаза, чтобы убедиться — в эту минуту в мире нет никого счастливее их двоих.

* * *

Наступил день, которого с нетерпением ждала вся нижняя Леона с окрестностями. Неумолимо приближалась развязка драмы, разыгравшейся прямо на глазах у сотен южан. На плацу форта Индж людей собралось не меньше, чем в день ареста Кассия Колхауна на главной площади поселка. На этот раз дамы присутствовали при действе — по периметру плац-парада выстроились экипажи с лошадьми, откуда, кокетливо прикрываясь веерами, выглядывали юные барышни и зрелые матроны. Их взору предстала картина, которой нельзя было увидеть и в самом именитом театре Соединенных Штатов.

Под сенью огромного дуба за длинным столом готовились к заседанию судья, прокурор и двенадцать присяжных в парусиновых костюмах, деловито покуривая трубки и сигары. На скамье подсудимых под усиленной охраной сидели сразу двое: остроносый мужчина лет тридцати в синем капитанском мундире и загорелый, крепко сложенный мексиканец разудалого вида. Отставной капитан опустил голову и смотрел в землю, бандит же дерзко разглядывал толпу, словно это он пришел поглазеть на собравшихся, а не наоборот. Под широким навесом расположились пострадавший и свидетели: бледный юноша, с одной стороны поддерживаемый отцом, а с другой — прекрасной мексиканской сеньоритой, его сестра, прикрывшая лицо шляпкой с вуалью, молодой красавец-мустангер, старый охотник и смешной рыжий ирландец с упитанной физиономией.

— Это все ваша вина, Диас, — злобно прошептал Колхаун соседу по скамье. — Если бы вы сделали все, как мы договаривались, ни вы, ни я сейчас не торчали бы здесь!

— Не кипятитесь, сеньор капитан, — огрызнулся тот, — даже самые матерые волки попадают в ловушки. Такая у нас проклятая жизнь, карамба!

— Жизнь! — передразнил его Кассий. — Какого черта вы увязались за юбкой вместо того, чтобы делать дело?!

— А не вы ли, сеньор американо, влипли в историю из-за бабенки, а? Что теперь скулить?

— Луиза вам не бабенка! — разозлился Кассий.

— Отставить разговоры! — ткнул караульный дулом ружья ему в спину.

Капитан Колхаун замолчал, но все же он не терял надежды на спасение. Он позаботился о своей защите на суде, пригласив из Луизианы адвоката, слывшего большим мастером по уголовным делам. Помимо прочего, воспоминание о том, как яростно Луиза отбивала его от толпы линчевателей, согревало душу даже на холодной постели гауптвахты. Кассий пытался издали рассмотреть лицо возлюбленной, но, увы, ему этого не удавалось из-за большого скопления народа.

Осунувшийся после болезни Генри выглядел неважно. Он до сих пор не нашел в себе сил взглянуть на кузена, и если бы не горячая ладонь Исидоры в его руке, молодой плантатор совсем бы сник.

— Луиза, тебе вовсе не обязательно… — послышался шепот Мориса.

— Нет, я буду давать показания, чего бы мне это ни стоило, — решительно возразила мисс Пойндекстер.

— Я согласен с мистером Джеральдом, — строго взглянул на дочь Вудли. — В твоих показаниях нет никакой нужды, достаточно и того, что ты заварила эту кашу с ночными скачками. На мою голову хватит позора, — добавил он и покосился на мустангера, к которому все еще относился с некоторой предвзятостью.

— Отец! — вступился за сестру Генри. — Не стоит упрекать Луизу в том, что случилось. Ее вины здесь нет. Неправильно лишать ее права слова, как бы мы ни боялись пересудов.

— Спасибо, милый Генри! Хоть кто-то уважает мое мнение, — благодарно сказала ему Луиза.

Молодой Пойндекстер взглянул на Исидору, почувствовав, как она напряглась. Мексиканка сидела ни жива ни мертва, и Генри догадался о причине ее замешательства. Он никогда не спрашивал возлюбленную о том, как она оказалась в хижине Мориса в ночь покушения. У него не было оснований не доверять словам мустангера, заверившего названого брата, что между ним и Исидорой никогда ничего не было, поэтому Генри не хотел ворошить прошлое, каким бы оно ни являлось. Но как позволить лезть в душу к любимой прокурору, присяжным и целой ораве зевак?

— Исидора… — шепотом произнес юноша и выразительно посмотрел в ее глаза, давая понять, что ей не стоит истязать себя публичными признаниями.

— Я должна, Энрике, — с болью в голосе ответила мексиканка.

Генри тепло улыбнулся, чтобы поддержать ее, хотя в душе умирал от предстоящей пытки дачей показаний.

— Господа присяжные! — важно возгласил судья. — Мы собрались здесь, чтобы рассмотреть дело о двойном покушении на жизнь мистера Генри Пойндекстера, благородного джентльмена и уважаемого гражданина Техаса. Арестованные, капитан Кассий Колхаун и дон Мигуэль Диас, обвиняются в данном преступлении. Моя обязанность наблюдать за ходом судебной процедуры, а вы должны будете взвесить улики и решить, справедливо ли обвинение. Капитан Колхаун, признаете ли вы себя виновным?

Кассий ответил трусливым молчанием.

— А вы, сеньор Диас?

— Даю слово бандита, я вашего мистера убивать не собирался, — мрачно пробурчал Эль-Койот.

— Обвиняемые своей вины не признают, — заключил судья. — Что ж, начинайте заседание.

— Мистер Генри Пойндекстер! — вызвал пострадавшего глашатай.

Генри еще раз переглянулся с Исидорой. Ему было страшно, но взгляд любимых глаз вселял в него смелость и решимость. Исидора в волнении осенила себя крестным знамением, Вудли похлопал сына по плечу и сказал:

— С Богом, Генри!

Юноша поднялся с места и прошествовал к присяге. Положив руку на Библию в потертом переплете, он клятвенно произнес:

— Именем Господа Всемогущего обязуюсь говорить только правду и ничего, кроме правды.

Генри встал лицом к скамье подсудимых. Кассий по-прежнему смотрел себе под ноги и не поднимал глаз на кузена, которого чуть не погубил. Многосотенная толпа удивительно притихла. Услышать из первых уст историю, точно сошедшую со страниц увлекательного и довольно пикантного романа, было настоящим удовольствием для большинства присутствующих.

— Итак, мистер Пойндекстер, — начал допрос прокурор, — расскажите нам о том, что произошло в ночь первого покушения.

— Я спал в своей постели, когда меня разбудил двоюродный брат. Он сказал, что случилась беда, что честь нашей семьи в опасности, и позвал за собой в сад.

— Который был час?

— Не могу ответить точно, — задумался Генри. — Кажется, близилась полночь. Мы вышли из дома, и я услышал голоса. Это были моя сестра Луиза и мистер Джеральд, вдвоем посреди сада. Я пришел в бешенство, это правда. Мне даже захотелось убить мистера Джеральда, о чем я высказался вслух. Мой кузен, — избегая называть имя Кассия, продолжал юноша, — одобрил это намерение и дал мне свой револьвер, чтобы я кровью смыл позор с семьи Пойндекстер.

— Прошу прощения, — прервал его прокурор и развернул перед ним тряпичный сверток, — взгляните, этот тот самый револьвер?

— Да, это он! Я побежал к месту свидания и начал угрожать мистеру Джеральду убийством.

— Ваша честь, у меня вопрос к пострадавшему! — вмешался защитник капитана Колхауна.

— Задавайте, — кивнул судья, покуривая внушительных размеров сигару.

— Судя по вашим словам, мистер Пойндекстер, вы были более чем рассержены на мистера Джеральда в ту ночь. Что же заставило вас переменить мнение?

— Я поверил сестре.

— А мистер Джеральд? Он объяснил вам причины своего неблаговидного поступка?

Щеки Луизы стали пунцовыми от тихого негодования. Она уверенно взяла возлюбленного за руку и посмотрела на его лицо, выражавшее непоколебимую твердость.

— Мистер Джеральд всего лишь пришел попрощаться с Луизой перед отъездом на родину. Он собирался просить ее руки, как настоящий джентльмен, он вовсе не хотел обижать мою сестру.

— Да, тайное ночное свидание — определенно джентльменский поступок, — насмешливо заметил адвокат.

— Ваши слова не относятся к судебному процессу, господин защитник! — осадил его судья. — Продолжайте, мистер Пойндекстер.

— К сожалению, мистер Джеральд уже покинул Каса-дель-Корво, и я принял решение догнать его, чтобы попросить прощения за свое оскорбительное поведение.

— Иными словами, мистер Джеральд сбежал, толком с вами не поговорив? — вновь съязвил адвокат.

— Это я попросила его уйти как можно скорее! — не выдержав, выкрикнула Луиза с места, что сильно насторожило Кассия, до этого момента пребывавшего в относительном спокойствии.

— Соблюдайте порядок! Госпожа свидетельница, вам дадут слово! — сделал ей замечание судья.

— Перед тем, как я уехал на своей лошади с асьенды, меня остановил двоюродный брат, — слегка понизив голос, вещал Генри. — Он отчитал меня за трусость и велел вернуть револьвер, что я и сделал.

— Вы уверены, мистер Пойндекстер? — уточнил защитник. — Вы находились в таком запале, что неудивительно было бы что-то забыть или перепутать.

— Нет, я ясно помню каждое мгновение той ночи. Я уехал безоружным и вначале зашел в гостиницу Обердофера, где мне сказали, что мистер Джеральд уже выдвинулся в сторону Аламо. Я отправился за ним, не теряя ни минуты, и догнал его возле известной вам лесной просеки. Мы остановились, слезли с лошадей и выкурили в чаще по сигаре в знак примирения. Тогда же мы поговорили обо всем и прояснили все существующие между нами недомолвки.

— Все недомолвки? — зацепился за последнюю фразу адвокат Колхауна. — Были и еще какие-то помимо той, которая послужила изначальной причиной вашей ссоры?

Луиза встревожилась и с подозрением взглянула сначала на Мориса, а затем на Исидору. Ее поразило нехорошее предчувствие, но Морис с нежностью дотронулся до тонких похолодевших пальцев возлюбленной и успокоил ревнивое сердце пылкой креолки.

— Они не имеют отношения к делу, — смутился Генри, поняв, что сказал лишнего.

— Вы слышали, ваша честь, — аккуратным движением поправил пенсне защитник, — между молодыми джентльменами все далеко не так просто, как кажется на первый взгляд. Примите данный факт к сведению, когда будете выносить приговор.

— Непременно, господин защитник, — не без раздражения ответил судья. — Говорите, мистер Пойндекстер.

— Мы побратались и обменялись верхней одеждой, подражая обычаю команчей, затем попрощались и двинулись на своих лошадях в разные стороны. Мистер Джеральд продолжил путь на Аламо, а я собирался вернуться домой. Мне послышался шорох в кустах, будто там притаился хищник, и я остановился. Через несколько секунд я услышал, как заржал чей-то конь, а потом раздался выстрел, и я потерял сознание от ранения. В себя я пришел уже на следующий день в хижине мистера Джеральда.

— В какой стороне вы слышали шорох и ржание? — спросил прокурор.

— В противоположной той, куда отправился мистер Джеральд.

— Вы уверены?

— Да… Я полагаю, да.

— Пострадавший не уверен, — отметил адвокат.

— Хорошо, давайте перейдем к последующим событиям, — прокурор сделал знак секретарю. — Вы знаете, каким образом оказались в хижине мистера Джеральда?

— Мне рассказывали, что я, раненый, был привязан к седлу коня мистера Джеральда, который сам нашел дорогу домой.

— Кто оказал вам помощь?

— Это был слуга мистера Джеральда, Фелим, и, — Генри обернулся и с нежностью посмотрел на возлюбленную, — донья Исидора Коварубио де Лос-Льянос.

Слушатели оживились от откровенных подробностей дела, поднялся легкий гул. Был среди собравшихся и тот, кого слова молодого плантатора отнюдь не порадовали — отец девушки, знавший до сей поры эту историю лишь в общих чертах. Он приехал с мексиканской границы по приглашению шурина и еще не имел возможности обстоятельно поговорить со строптивой дочерью, давно вышедшей из-под всяческого контроля.

Морис вопросительно взглянул на слугу — хитрый ирландец ничего не сказал хозяину о присутствии сеньориты де Лос-Льянос в его хижине в роковую ночь. Фелим пристыженно пожал плечами.

— Их стараниями моя жизнь была спасена, — продолжал Генри. — Мистер О’Нил привел из форта отряд и врача, а донья Исидора ухаживала за мной. После я оставался под ее надзором и охраной часовых в хижине мистера Джеральда около десяти дней. Врачу показался опасным мой переезд на большое расстояние.

— Мистер Пойндекстер, — лукаво сощурился защитник Кассия, — не сочтите за дерзость мой нескромный вопрос. Ваша честь?..

— Задавайте.

— Какие отношения связывают вас с сеньоритой де Лос-Льянос?

Люди затаив дыхание ждали, что ответит молодой Пойндекстер. В абсолютной тишине можно было услышать разве что злобное скрежетание зубов Мигуэля Диаса.

— Она моя невеста, — с горделивым румянцем на щеках сказал Генри.

По плацу прокатился выдох не то удивления, не то умиления, не то возмущения свободой нравов современной молодежи. Исидора просияла от слов любимого, что отозвалось в сердце Мориса легким уколом — нет, не ревности — недоумения. Душа мексиканки всегда была для него огромной тайной, которую он не стремился разгадывать. Но отчего-то, видя всепоглощающую любовь Исидоры к другому человеку, Морис испытал навязчивое желание сделать это. Желание, которого он сам не на шутку испугался. Луиза поджала губы — реакция нареченного показалась ей недостаточно равнодушной. Еще сильнее она вышла из себя, когда услышала дальнейшую ехидную реплику адвоката.

— Ваша невеста ночью в хижине другого мужчины? Или на тот момент она еще не была таковой?

— Ваша честь! — гневно обратился Генри к судье. — Я не считаю нужным отвечать на этот вопрос! Репутация доньи Исидоры безупречна, она не подлежит никакому сомнению! Для нее и для меня оскорбительны намеки господина защитника!

Кассий на скамье подсудимых довольно ухмыльнулся — чаша весов понемногу, постепенно, но начинала склоняться на его сторону. Присяжные начали о чем-то перешептываться — вероятно, о возможном конфликте молодых людей из-за прекрасной мексиканки.

— Ваше возмущение понятно, мистер Пойндекстер, — пыхнул сигарным дымом судья. — К вопросам чести молодых барышень и впрямь следует относиться щепетильно. Но и вы нас поймите. Наша задача — вынести справедливый приговор истинному преступнику, а для этого необходимо тщательно взвесить все за и против.

— Здесь нечего взвешивать, — яростно прошептал Генри и глазами, полными слез негодования, посмотрел на кузена.

Их взгляды встретились впервые с того момента, как молодой хозяин Каса-дель-Корво отправлялся в непростой путь по ночной прерии. Кассий не мог вынести немого укора брата и отвернулся, но то было не раскаяние, а лишь досада от проваленного в пух и прах плана мести мустангеру.

— Господа присяжные и все присутствующие, — сделал объявление судья, — в ходе судебной процедуры возникла непредвиденная заминка. В заседании объявляется перерыв!

— Генри! — схватил за плечи переполошившегося сына Вудли. — Бог ты мой, чем ты так напуган?

— Отец, где донья Исидора? — взволнованно спросил тот, выглядывая возлюбленную в скоплении людей рядом с навесом.

— Только что была здесь, ушла развеяться, я полагаю. Генри, почему я узнаю о твоем намерении жениться вот так, на заседании суда? — строго спросил плантатор. — Ты мог поставить меня в известность заранее!

— Я потом все тебе объясню, отец, я все объясню! — воскликнул юноша и ринулся на поиски Исидоры.

Он нашел ее, расстроенную и опечаленную, недалеко от плац-парада в тени высокого кипариса.

— Исидора, любовь моя! — подбежал он к ней и взял за руки. — Почему ты ушла? Что с тобой, милая, почему ты плачешь?

— Энрике! — сквозь слезы произнесла Исидора, избегая его взгляда. — Мне ужасно стыдно перед тобой! Мы должны были рано или поздно поговорить об этом, но я не подумала, что эту тему затронут во всеуслышание на суде.

— Этот адвокат бесчестный человек, такой же бесчестный, как мой кузен! Неужели ты думаешь, что его слова имеют какое-то значение для меня?

— Но он прав! Это мой позор, я сделала то, чего ни в коем случае не должна делать ни одна порядочная девушка! Я теперь не могу смотреть в глаза ни тебе, ни отцу, ни дяде, ни кому бы то ни было еще.

— Какие глупости! — Генри ласково гладил ее по лицу. — Никто не подумал о тебе плохо, клянусь!

— Энрике! — надрывно воскликнула Исидора. — Я приезжала к дону Морисио! Я собиралась ждать его всю ночь, чтобы он объяснился со мной! Я любила его, Энрике!

Выпалив последние фразы на одном дыхании, мексиканка закрыла раскрасневшееся от стыда лицо ладонями и начала судорожно всхлипывать. Генри бережно заключил ее в объятья и поцеловал в макушку.

— Исидора! — нежно прошептал он. — Какое же преступление в том, что ты любила Мориса? Что постыдного в том, что захотела узнать правду о его чувствах к тебе? Должно быть, тебе было очень больно, голубка моя. Не забывай, что благодаря твоему поступку я остался в живых. Разве это не судьба?

Исидора крепко обхватила Генри за плечи и впилась страстным поцелуем в его губы, нисколько не волнуясь, что кто-то из посторонних может застигнуть их врасплох. Влюбленные в чувственном порыве забыли обо всем на свете, даже о том, что их с минуты на минуту могут вызвать обратно на заседание. Страсть настолько поглотила их обоих, что они не сразу заметили чужого присутствия рядом.

Морис стушевался, увидев этот весьма откровенный поцелуй, и негромко откашлялся. Генри и Исидора вздрогнули и отпрянули друг от друга.

— Генри, перерыв вот-вот окончится, судья велел разыскать тебя, — сообщил мустангер, стараясь делать вид, что на его глазах не произошло ничего особенного.

— Мы уже идем, Морис, — смущенно ответил юноша. — Спасибо, что предупредил.

Он взял любимую за руку и повел за собой. Исидора вопреки желанию ни разу не обернулась в сторону ирландца и не посмотрела на него. Морис, глядя им вслед, глубоко вздохнул и с удивлением сказал:

— Неисповедимы пути твои, Господи.

* * *

Заседание суда возобновилось. Было принято решение вначале подробно рассмотреть дело о первом покушении, и лишь потом переходить к делу о разбойном нападении и похищении. Следующим в качестве свидетеля вызвали Мориса Джеральда. Статный красавец принес присягу, гордо выпрямился во весь рост и под томными взглядами не одного десятка женщин приготовился отвечать на допрос.

— Итак, мистер Джеральд, — официальным тоном произнес прокурор, — подтверждаете ли вы все сказанное мистером Пойндекстером о произошедшем в ночь покушения?

— Подтверждаю, — с достоинством кивнул мустангер.

— Позвольте задать вам уточняющие вопросы. Видели ли вы в ту ночь капитана Кассия Колхауна?

— Нет, не видел.

— В котором часу вы покинули Каса-дель-Корво?

— Это было не позднее полуночи.

— Сколько времени заняла ваша дорога на Аламо до момента встречи с мистером Пойндекстером?

— Около часа с четвертью.

— При себе у вас было оружие?

— Да. Шестизарядный револьвер Кольта и охотничий нож.

— Можете ли вы предоставить их суду?

— Как будет угодно, господин прокурор, — ответил Морис и вынул револьвер из кобуры вместе с ножом из-за пояса.

— Превосходно. Ваша честь, господа присяжные, — обратился к коллегам прокурор, принимая оружие из рук секретаря, — можете посмотреть своими глазами. Мистер Джеральд, как долго вы беседовали с пострадавшим на лесной просеке?

— Это было недолго. Я лишь рассказал мистеру Генри о том, что собираюсь получить наследство в Ирландии и жениться на его сестре.

— И только?

— И только.

— Здесь ваши показания расходятся с показаниями мистера Пойндекстера, — поймал свидетеля на слове защитник. — Тот сказал, что вы прояснили все существующие между вами недомолвки. Слово «все» ясно указывает на то, что кроме вопроса вашей женитьбы на мисс Пойндекстер были и другие.

Луиза то краснела, то бледнела, но плотная вуаль скрывала ее смятение. Кассий бросил на Мориса торжествующий взгляд, с истинным наслаждением наблюдая, как того приперли к стене.

— Я не понимаю вас, — спокойно проговорил ирландец.

— Хорошо, мистер Джеральд, — не унимался адвокат. — А как вы можете объяснить присутствие сеньориты де Лос-Льянос у вас дома в ночь покушения?

— Я ничего об этом не знал до сегодняшнего дня, — все тем же ровным тоном ответил Морис, не обращая внимания на шум оживившейся толпы.

— Вы не знакомы с сеньоритой де Лос-Льянос?

— Знаком.

— И как вы думаете, что могло побудить ее нанести вам столь поздний визит?

— Ваша честь, я протестую! — не на шутку рассердился Генри.

— Согласен! — поддержал его громкий голос из народа, принадлежавший дону Хосе, богатому асьендадо с берегов Рио-Гранде. — Я не позволю пятнать имя своей дочери!

— Успокойтесь, господа! — призвал их судья. — Прокурор, оставим пока этот вопрос. Господин защитник, я прошу вас помолчать.

— Мистер Джеральд, — продолжил допрос прокурор, — расскажите о том, что случилось после того, как вы расстались с мистером Генри.

— Я не успел отъехать и на четверть мили, как услышал позади себя выстрел. Этот звук сильно меня встревожил, и я незамедлительно вернулся назад по дороге. Моему взору предстал распростертый на земле мистер Генри. Его конь стоял рядом и испуганно ржал. Я подбежал к мистеру Генри и проверил, бьется ли его сердце — он был еще жив, но из раны на его груди сочилась кровь. Я разорвал рукав своей рубашки и перевязал рану, как смог. Передо мной стоял непростой выбор: оставить раненого одного посреди леса и ехать за подмогой означало дать хищникам растерзать его, но и везти его на лошади тоже казалось мне опасным — настолько тяжелым было его состояние. Оценив риски, я решил все же отвезти мистера Генри в лазарет верхом на Кастро. Кастро — умнейший конь, превосходно выдрессированный, и я был уверен, что он не испугается необычной ноши и не взбрыкнет. Сам же я собирался ехать на вороном мистера Пойндекстера. Я перекинул раненого через седло и закрепил подпругами, чтобы он не свалился. Едва я хотел тронуться в путь, как на меня из зарослей напал ягуар.

— Вы заметили чье-либо присутствие или его следы на участке, где произошло преступление?

— Нет, господин прокурор. Я никого не слышал и не видел, кроме хищника. Он набросился на меня и повалил на землю. Кастро понес мистера Генри по дороге, вороной также сбежал, испугавшись ягуара. У меня не было возможности выстрелить в зверя из револьвера, но я изловчился выхватить нож и всадил лезвие в грудь животного, а затем добил его. Однако ягуар успел нанести мне серьезные раны, из-за которых я утратил возможность свободно передвигаться. Через некоторое время я лишился чувств от слабости и большой потери крови, а в себя пришел уже будучи в лазарете.

— Вопросов более не имею, мистер Джеральд, — удовлетворенно заключил прокурор. — Господин защитник, а вы?

Адвокат отрицательно помотал головой.

— Объявляйте следующего свидетеля, — дал распоряжение судья.

— Донья Исидора Коварубио де Лос-Льянос!

— Исидора, ты имеешь полное право отказаться! — шепнул ей Генри, не желая отпускать невесту на расправу к прокурору и, в особенности, к адвокату Колхауна.

— Не бойся за меня, Энрике, — улыбнулась ему девушка — ее главный страх был уже позади. — Я найду, что сказать.

Она встала и уверенным шагом направилась к присяге. Распущенные черные волосы каскадом спадали на прямую спину, на смуглом лице горел легкий румянец, в темных глазах, обрамленных густыми ресницами, не было ни тени сомнения, точеная фигурка в мексиканском костюме — брюках и замшевой куртке — притягивала восхищенные взгляды большинства мужчин.

— Чертовка! — свирепо плюнул себе под ноги Мигуэль Диас. — Но как хороша! Мадонной клянусь, как хороша!

Слушатели вновь замерли в предвкушении интереснейшего действа. История о возможном соперничестве Генри и Мориса из-за обворожительной мексиканки показалась им даже более волнующей, чем о дуэли за честь первой красавицы Техаса, хотя и находящейся где-то за гранью понимания и всяческих приличий.

Положив руку на Священное Писание, Исидора произнесла клятву. Она смело смотрела перед собой, не забыв метнуть грозный взгляд в сторону скамьи подсудимых.

— Донья Исидора, — обратился к ней прокурор, — следствию известно, что в ночь покушения на жизнь мистера Генри Пойндекстера вы находились в хижине мистера Мориса Джеральда, ранее обвинявшегося по данному делу. Как вы можете объяснить это обстоятельство?

— Я ждала дона Морисио, чтобы поговорить с ним, — прямо ответила мексиканка.

Морис чувствовал себя крайне неловко, хотя на его лице, словно выточенном в камне каким-то мастером эпохи Возрождения, не дрогнул ни один мускул. Он оказался в довольно щекотливом положении, но не мнение толпы его беспокоило и не совесть — совесть его была чиста — а реакция Луизы. Как объяснить ей, почему Исидора не постеснялась заявиться к нему домой? До какого же исступления должна была дойти сама Исидора, чтобы решиться на такое?

Морис коснулся руки Луизы, будто заверяя в своей любви и преданности. С огромным облегчением он почувствовал, как возлюбленная мягко ответила на это прикосновение — она все понимала и ни в чем его не винила.

— По какому поводу, сеньорита?

— Я не могу сказать вам. Мне сообщили, что дон Морисио этой ночью уезжает на родину, поэтому я решила ждать его, сколько понадобится. Иначе потом мне пришлось бы ждать очень долго.

— Это был настолько безотлагательный разговор? — испытующе посмотрел на нее прокурор.

— Мне нужно было срочно выяснить кое-что важное, вот и все, — спокойно ответила Исидора.

— Что ж, ваш ответ вполне удовлетворителен. Сколько часов вы ждали возвращения мистера Джеральда домой?

— Не меньше шести, не помню точно.

— Когда вы увидели лошадь с раненым?

— Я не следила за временем, сеньор. Но это было уже далеко за полночь.

— Вы сразу узнали его?

— Нет, я приняла дона Энрике за дона Морисио из-за одежды, которая была на нем.

— Вы были одни, когда это произошло?

— Нет, в хижине был другой сеньор, слуга дона Морисио.

— У меня больше нет вопросов к сеньорите де Лос-Льянос. Господин защитник?

— У меня тоже. Пока нет, — с особым выражением проговорил адвокат.

— Вы свободны, сеньорита, — деловито сказал судья. — Следующий!

Люди разочарованно вздохнули — столь ожидаемый публикой скандал был неожиданно замят. Но были и те, кто этому несказанно радовался: отец Исидоры, ее дядя, жених и будущий свекор.

— Мисс Луиза Пойндекстер! — вызвал свидетельницу глашатай.

Луиза была похожа на изящную фарфоровую статуэтку. Легкой поступью она направилась к судье. Лишь поравнявшись с Исидорой, она приостановилась и обменялась с ней мимолетными взглядами, после чего продолжила свой путь.

— Именем Господа Всемогущего обязуюсь говорить только правду и ничего, кроме правды! — благоговейно поклялась девушка.

— Итак, мисс Пойндекстер, — прокурор задумчиво барабанил подушечками пальцев по столу, — подтверждаете ли вы сказанное ранее вашим братом об обстоятельствах происшествия в саду Каса-дель-Корво в ночь покушения?

— Подтверждаю, господин прокурор.

— Вы видели, как ваш брат покидал асьенду?

— Нет, он отвел меня в спальню и спустился в конюшню.

— Револьвер оставался при нем?

— Кажется, да.

— И вы спокойно легли спать? — вскинул брови защитник Кассия. — Не выглянули в окно, чтобы проводить мистера Генри, не вышли на крыльцо?..

— Окна моей спальни выходят на другую сторону. Но если вас интересует, спокойно ли я спала той ночью, — с достоинством отвечала Луиза, — то знайте: я не спала вовсе. Я всю ночь провела в молитве на коленях.

— Очень хорошо, что вы не спали, — довольно подметил адвокат. — Значит, вы должны были услышать хлопанье дверей, стук копыт, голоса или еще что-то такое, что указывало бы на непосредственную причастность моего подзащитного к событиям ночи преступления.

— Верное замечание, — согласился прокурор. — Мисс Пойндекстер, когда вы видели капитана Колхауна в последний раз перед покушением?

— За ужином. После мы разошлись по комнатам, и… — Луиза осеклась.

— Иными словами, вы не видели, как он уезжал с асьенды?

— Нет.

— И не заметили, как вернулся обратно?

— Нет, господин прокурор, я увидела его утром за завтраком, — девушка с огорчением поняла, что ее показания не приносят никакой пользы.

Кассий был очень рад такому ходу судебной процедуры, а вдвойне был рад тому, что Луиза не спешит ни в чем его обвинять. Очевидные улики казались не такими уж очевидными, и в том имелась немалая заслуга адвоката. Оставалось устранить помеху в виде показаний Диаса, но и на этот случай у опытного юриста были припасены козыри.

— Мисс Пойндекстер, что, во-вашему, могло послужить причиной конфликта капитана Колхауна и вашего брата? — перешел в наступление прокурор. — Какие у них были отношения до трагического происшествия?

— Мой брат никогда ни с кем не имел конфликтов, — начала распаляться Луиза. — Он добрейший и благороднейший человек, чего нельзя сказать о моем кузене!

Кассий переменился в лице и уставился на двоюродную сестру с недоумением и яростью. Диас, сидящий рядом, злорадно ухмылялся в усы — один он пропадать не собирался.

— Он третировал меня все это время! — Луиза откинула вуаль наверх, и теперь все могли видеть ее личико, прелестные черты которого не исказил даже неистовый гнев. — Он принуждал меня выйти за него замуж, шантажировал!

— Успокойтесь, госпожа свидетельница! — попытался умерить ее пыл судья.

— Мисс Пойндекстер, держите себя в руках! — возмутился защитник.

— Это правда! Он ненавидел мистера Джеральда, желал ему смерти, дрался с ним на дуэли! Он подстрекал Генри убить моего жениха! Очевидно, что это Колхаун стрелял в моего брата, приняв его за мистера Джеральда! Об этом знают уже все, только пока делают вид, что еще ничего не доказано!

Плац-парад загудел от смелых заявлений девушки. Новые подробности истории шокировали публику, и негодование молодой креолки передалось людям.

— Луиза! — не выдержал Кассий и вскочил со скамьи подсудимых. — Ты позор семьи Пойндекстер! Я вступался за твою честь, пока мог, но теперь вижу, что это бесполезно! Я не хотел, чтобы тебя называли гулящей девкой, но так оно и есть, ты самая настоящая гулящая девка!

— Молча-ать! — громко прикрикнул на него судья. — Уважайте суд, не то я вынесу вам приговор сию минуту!

— Пресвятая Дева… — прищелкнул языком Диас. — Эк сеньора капитана понесло!

— Мистер Колхаун, ради всего святого, что вы делаете?! — шикнул на подзащитного адвокат.

— Колхаун! — грозный возглас Мориса сотряс плац. — Если бы вы сейчас не находились в двух шагах от края могилы, я вызвал бы вас на дуэль прямо возле скамьи присяжных!

Кассия будто окатило ледяной водой — только что он подписал себе смертный приговор! Безумец, безумец! Какая сила побудила его нагрубить кузине и выдать себя с головой? Возможно, еще не поздно все исправить?..

— Простите, ваша честь, — с видом побитой собаки пробормотал обвиняемый. — Я перешел все границы. Простите меня.

Едва не сорванное несдержанным поведением своих участников заседание суда продолжилось. Судью явно утомляла подступающая к полудню жара, и он не раз давал коллегам намеки на то, что пора бы поторопиться с делом, в котором, говоря начистоту, всем все давно было понятно.

После допроса Луизы слово предоставили Мигуэлю Диасу. Он выступал в необычной роли: обвиняемого и свидетеля одновременно. Такое невозможно было представить себе где-нибудь на севере Штатов, но для Техаса упрощение судебной процедуры — обычное дело, ведь кто-то не удостаивался даже законного суда.

Диас со связанными руками напыщенно раздулся и обвел собравшихся взглядом, от которого хотелось спрятаться. Даже в таком уязвимом и зависимом положении Эль-Койот продолжал вселять таинственный страх в окружающих.

— Клянусь говорить правду! — прорычал он вместо присяги.

— Дон Мигуэль Диас, — после небольшой заминки начал прокурор, — вы были взяты с поличным при освобождении из плена похищенных вами мистера Генри Пойндекстера и доньи Исидоры Коварубио де Лос-Льянос. В ходе задержания вы признались, что вас как разбойника нанял капитан Кассий Колхаун, чтобы убить мистера Пойндекстера. Подтверждаете ли вы свои слова?

— Мигуэль Диас не из тех, кто отказывается от своих слов!

— Диас, это не в ваших интересах! — еле слышно прошептал ему Кассий.

— Нет, сеньор капитан, это вы меня втянули в ваши проблемы, вот и расхлебывать будем вместе! — разозлился бандит.

— Прошу соблюдать дисциплину! — пригрозил им судья. — Господин прокурор, продолжайте.

— Расскажите подробнее о вашей сделке.

— А что тут рассказывать? Сеньор американо давно меня на грех подбивал. Он сначала невинной овечкой прикинулся, покупал у меня лошадей, а потом и ну мне по ушам ездить: убей, говорит, ирландца — озолочу! Пятьсот долларов обещал.

— Вы имеете в виду мистера Мориса Джеральда? — уточнил прокурор.

— А кого же еще, тысяча чертей? Прознал же, бестия, что у меня к нему старый счет!

— Отчего же вы не согласились? — ехидно поинтересовался защитник. — Пятьсот долларов — неплохая сумма по меркам Техаса.

— Э-э-э, сеньор адвокат, у нас, разбойников, свое искусство имеется! Не с руки мне было ирландца убивать. Вот сеньор капитан и решил сам дел наворотить, да только у него кишка тонка! — Диас развязно расхохотался. — Это же надо было — пальнуть не в того! А потом приходит ко мне и просит, чтобы я его братца укокошил, пока тот не очухался. Вот ведь как он все придумал, сеньор судья: щенка удавить, ирландца на виселицу, а самому пировать на свадебке!

— Но вы оставили мистера Пойндекстера в живых, — напомнил адвокат. — Вы нарушили договор?

— Карамба! Для честного бандита есть вещи и подороже тысячи долларов! У Мигуэля Диаса не каменное сердце!

— Вы пожалели его?

— Еще чего! У нас был уговор с сеньоритой, — Эль-Койот кинул на стоявшую поодаль Исидору свирепый взгляд, — но она его презрела.

— Какой уговор? — допытывался адвокат.

— А это не вашего ума дело! — яростно оскалил зубы Диас.

— Могу предположить, что вы шантажировали сеньориту де Лос-Льянос жизнью ее жениха в сугубо личных целях, однако мне не понятно, какое отношение имеет мой подзащитный к данной истории.

— Ха-ха, сеньор адвокат, да вы и самого дьявола заболтаете, клянусь всеми святыми!

— Ваша честь! — неожиданно вмешался Зебулон Стумп. — Давайте кончать этот балаган! Все и так уже знают, кто преступник!

— Вам дадут слово, господин свидетель! — вынув почти докуренную сигару изо рта, ответил судья.

— У меня есть вещица, которая враз все прояснит! — старый охотник, не дожидаясь своей очереди, подошел к столу и протянул прокурору подкову со сколотым краем.

— Что это значит, мистер Стумп? — негодуя из-за нарушения порядка, спросил прокурор.

— Пусть! — дал добро судья. — Говорите, мистер Стумп.

— Если ваш следопыт имеет глаза, он должен был увидеть следы этой подковы на лесной просеке и около кустов возле места, где стреляли в мистера Генри!

Секретарь по поручению судьи поспешно принес доклад Спенглера, где сообщалось об отпечатках на влажной земле лошадиной подковы со сколом, владельца которой так и не обнаружили.

— Где вы нашли ее? — поразился прокурор.

— В овраге, что вверх по течению Леоны, — гордо произнес Зебулон. — А еще больше вы удивитесь, когда узнаете, что я нашел ее хозяина.

— Сообщите об этом немедленно суду! — потребовал судья.

— Пусть об этом скажет мой старый друг Плутон. Плутон! — громогласно позвал негра охотник.

Чернокожий слуга робко переминался с ноги на ногу, стоя где-то в задних рядах слушателей. Он чуть не умер от страха, когда его пригласили в качестве свидетеля. Нетвердой от священного ужаса походкой Плутон подошел к судье и принес присягу.

— Узнаете ли вы эту подкову? — спросили его.

— Д-да, — заикаясь, ответил раб. — Это… Это коня массы Колхауна.

Толпа неистово зашумела. Вновь раздались призывы как можно скорее повесить преступника, и только ружейный выстрел солдата в небо заставил искренне возмущенных людей умолкнуть.

— В ту ночь, когда массу Генри ранили, — дрожащим голосом продолжал Плутон, — масса Колхаун под утро велел мне поменять подкову, а когда Плутон спросил, зачем, то ударил меня по зубам. А конь-то, конь-то взмыленный весь был!

— У вас остались вопросы, господин прокурор? — судья вздохнул и устало подпер щеку ладонью.

— Нет, теперь все предельно ясно.

— Господа присяжные, — встал из-за стола судья и обратился к коллегам, — прошу вас вынести свой вердикт: виновны ли капитан Кассий Колхаун и дон Мигуэль Диас в покушении на жизнь мистера Генри Пойндекстера?

Присяжные были единодушны: «Виновны».

— Будь ты проклят, ирландец! — взревел от дикого отчаяния Кассий. — Но ничего, мы еще поквитаемся с тобой! Будь счастлив со своей потаскухой и живи долго! До встречи в аду, ряженая обезьяна!

— Это ваше последнее слово, капитан? — не без иронии спросил судья.

— Граждане Техаса! — Колхаун неожиданно принял ораторскую позу и патетично обратился к слушателям. — Вы пришли сюда посмотреть, как будет наказан злодей, как затянется петля на шее братоубийцы! Но разве не видите вы, что герой ваш всего лишь жалкий проходимец?! Если и виноват кто-то в случившемся несчастье, то это он и только он, обожаемый публикой Морис Джеральд! Признаю, что я пал на самое дно, когда решил избавиться от Генри как от свидетеля — еще недавно мне и в страшном сне не могло присниться, что я дойду до такого! Кто же послужил виновником моего падения? Ну же, спросите меня! Нищий оборванец, беженец, позарившийся на богатства семьи Пойндекстер, нагло соблазнивший некогда благородную девушку ради своих низких целей! Вот, кто истинный корень зла в трагедии, которую вы все сегодня с большим удовольствием наблюдали! Да, я стрелял той ночью, но стрелял не в брата, а в ирландского жулика! И клянусь, если бы я не остерегся пятнистой шкуры ягуара в кустах, то я не только бы выстрелил, но и отсек голову врагу!

Толпа ахнула от ужаса. Генри побледнел и крепче сжал руку Исидоры. Судья вышел на середину небольшой, охраняемой по периметру площадки, где проходило заседание, и развернул бумажный свиток:

— Итак, уважаемые господа присяжные, по результатам заседания суда обвиняемым капитану Кассию Колхауну и дону Мигуэлю Диасу выносится следующий приговор…

— Стойте! — прервал его взволнованный голос, принадлежавший пострадавшему. — Стойте, ваша честь, я хочу обжаловать этот приговор!

Сотни взглядов — недоумевающих, возмущенных, потрясенных, любопытных, восхищенных — устремились на Генри. Тот едва заметно дрожал от напряжения, однако тон его был уверенным, а в глазах горело пламя, но то было не пламя восторжествовавшей справедливости, не огонь праведной мести, а нечто, что было понятно лишь немногим — всепрощающее милосердие, не объяснимое никакими людскими законами и правилами.

— Ваша честь, — с горячностью говорил юноша, — я не хочу ничьей смерти. Не смею требовать внимания к своей робкой просьбе, но поверьте, она идет от сердца.

— Вы уверены, мистер Пойндекстер? — удивленно повел густыми бровями судья. — Положим, капитана Колхауна можно частично оправдать, но как быть с доном Мигуэлем, на счету которого грабежи и убийства?

— Недоказанные, сеньор судья! — рявкнул Диас.

— Я… не знаю, — растерялся Генри. — У меня, должно быть, нет права просить помилования для кого-либо, но в конце концов я жив, поэтому не хочу, чтобы кто-то расплачивался за мои страдания своей жизнью.

— Суду нужно время для принятия решения, мистер Пойндекстер, — призадумался судья. — Господа присяжные, я предлагаю вам удалиться для совещания по поводу ходатайства пострадавшего.

Над плац-парадом воцарилась небывалая тишина. Все были поражены поступком молодого Пойндекстера — некоторые молча осуждали его за слабохарактерность, другие же наоборот тайком восторгались силой его духа, ведь далеко не каждый сможет просить помилования для человека, по вине которого дважды чуть не погиб.

Кассий смотрел на кузена в не меньшем смятении: если он и ожидал от кого-то руки помощи, то явно не от Генри. Но все-таки юноша не изменил себе — даже вероломство двоюродного брата и немыслимые страдания не ожесточили его сердца. «Все такой же дурачок», — подумал Кассий. «Я ни за что бы не поступил так на его месте. Хорошо, что он не я».

Судья вернулся с совещания и торжественно объявил:

— Суд рассмотрел прошение пострадавшего мистера Генри Пойндекстера о помиловании осужденных и принял решение приговорить капитана Кассия Колхауна и дона Мигуэля Диаса к пожизненной каторге. Приговор окончательный и обжалованию не подлежит.

Толпа взорвалась внезапным ликованием. Люди будто позабыли о том, что сами еще недавно яростно требовали казни преступников — такая развязка показалась всем самой правильной и справедливой. Все закончилось именно так, как и должно было: милость и закон сошлись воедино, разум возобладал над звериной жестокостью.

— Генри… — неуверенным тоном обратился Кассий к кузену.

— Надеюсь, ты сделаешь верные выводы, — опустил взгляд юноша. — Я не хочу больше видеть тебя, Каш.

— Да-а, сеньор американо… — выразительно протянул Мигуэль Диас, глядя на Генри. — Хоть вы мне и не нравитесь, тысяча чертей, но добро Эль-Койот помнить умеет. Будьте покойны, степной волк не тронет вас, даже если когда-нибудь выберется из силков, клянусь Девой Марией!

Генри ничего не ответил и отошел прочь от обидчиков.

После того как осужденных увели, слушатели судебного заседания начали расходиться и разъезжаться. Было очевидно, что случившееся еще долго будет будоражить умы техасцев и не сходить с языков ни в тавернах, ни на балах.

— Дон Хосе! — Генри, на лице которого не осталось и следа печали, обратился к отцу возлюбленной. — Дон Хосе, я должен поговорить с вами!

— Я слушаю вас, юноша, — строгим тоном ответил мексиканец, все еще сердитый на дочь из-за ее безрассудного поведения.

— Исидора, любовь моя, подойди ко мне! — со счастливой улыбкой позвал ее Генри. — И ты, отец, и ты, Луиза, Морис, все-все! Я хочу, чтобы вы слышали это!

Исидора, смущаясь сурового взгляда отца, подошла к возлюбленному и взяла его под локоть, будто прячась под его покровительство.

— Дон Хосе, я при всех прошу руки вашей дочери! — Генри раскраснелся от радости и волнения. — Она дважды спасала мою жизнь, отдавала все силы, чтобы я поправился, всегда была рядом. Мне не хватит жизни, чтобы отблагодарить ее, но теперь настало мое время защищать любимую и оберегать от всех напастей. Я клянусь любить ее до самого смертного часа! Дон Хосе, для меня на свете нет никого дороже Исидоры!

— Что ж… — асьендадо тронула пламенная речь будущего зятя. — Насколько я успел узнать вас, дон Энрике, вы благородный и великодушный человек. Вы, безусловно, достойны стать мужем моей дочери, а я сочту за честь породниться с вашей семьей! Но согласен ли ваш отец на этот брак?..

— Конечно, конечно! — расчувствовался Вудли. — Исидора самая чудесная невестка, о которой только может мечтать любой джентльмен! Я благословляю вас, дети мои!

Сваты обменялись крепкими рукопожатиями, Вудли поцеловал светящихся от счастья сына и будущую невестку в лоб, утирая слезы умиления. Луиза принялась обнимать брата и поздравлять с помолвкой, не забыв расцеловаться с Исидорой. Казалось, в эту радостную минуту девушки совершенно позабыли о мучившей их когда-то взаимной неприязни. Морис подошел к Генри и пожал ему руку, поздравляя со знаменательным событием:

— Будь счастлив, Генри! Ты заслужил этого, как никто другой!

— Спасибо, спасибо, Морис! — горячо поблагодарил его юноша.

— У меня тоже есть, что сказать. Мистер Пойндекстер! — торжественно обратился мустангер к Вудли. — Позвольте мне просить у вас руки Луизы!

— Ах… — растерялся плантатор. — Мистер Джеральд, я, признаться, не ожидал, столько событий в один день…

— Я хотел вначале съездить в Ирландию, чтобы по возвращении предстать перед вами не как безвестный мустангер, а как баронет, потомок древнего и славного рода Джеральдов. Но однажды мое намерение сыграло роковую роль, и я решил не повторять этой ошибки. Я люблю Луизу больше жизни и хочу жениться на ней в ближайшее время.

— Морис!.. — Луиза застыла на несколько мгновений, не смея поверить собственному счастью, а затем бросилась в объятья возлюбленного.

— Я… Я не возражаю! — улыбнулся Вудли. — Ах, как приятно видеть своих детей такими! Мистер Джеральд, я даю отцовское благословение на ваш брак с Луизой, но при одном условии!

— Каком?.. — одновременно спросили влюбленные.

— Обе свадьбы состоятся в один день! — просиял Пойндекстер и раскинул руки, чтобы обнять дочь и будущего зятя.

Исидора крепче сжала локоть жениха и прильнула к его плечу. Они с Генри нежно переглянулись. Неприятное чувство в душе мексиканки, которое она испытала, слушая речь Мориса, исчезло от ласкового взгляда Генри.

— Исидора! — позвал ее отец. — Идем, я хочу сказать тебе пару слов. Дон Энрике, я украду вашу невесту ненадолго.

— Разумеется, дон Хосе! — закивал юноша и отпустил возлюбленную.

— …Исидора, — отойдя на некоторое расстояние, заговорил Хосе, — скажи мне правду, что связывает тебя и этого дона Морисио?

— Ничего, отец! — испуганно ответила Исидора. — Я клянусь, что никогда…

— Я знаю, — перебил ее мексиканец, — знаю, что при всей твоей излишней самостоятельности ты никогда бы не перешла границ дозволенного, но скажи мне ради всего святого, что ты делала ночью в его хижине?

— Отец… — девушка едва не плакала. — Это правда, я была влюблена в него, но все уже в прошлом!

— Значит, все-таки влюблена… А он?

— Он никогда не отвечал мне взаимностью.

— Вот что, дорогая моя, — в голосе асьендадо вновь послышались железные нотки, — ты выходишь замуж потому, что любишь жениха, или просто хочешь забыть несчастную любовь?

— Я люблю Энрике! — возмущенно выкрикнула Исидора. — Люблю так, как никогда никого не любила! Он… Он не похож ни на кого, он такой один на всем свете! Он не сравнится ни с кем, даже… с доном Морисио.

— Девочка моя, — с сочувствием сказал Хосе и заключил дочь в объятья, — как бы ты ни любила своего Энрике, ты будешь страдать, видя этого Морисио с его женой каждый день. Если однажды тебе станет совсем тяжело, помни, что на моей асьенде всегда рады принять тебя и твоего мужа.

— Спасибо, отец! — с благодарными слезами прошептала Исидора и уткнулась в его плечо.

* * *

Исидора вместе с будущей золовкой в ее комнате с интересом разглядывала предметы гардероба, обязательные для любой благородной южанки. Луиза решила не только продемонстрировать ей все свои наряды, но и даже облачить в один из них — девушки были одного роста и имели сходную комплекцию.

— Мисса, вдохните поглубже! — попросила Исидору чернокожая служанка, туго затягивая корсет на ее талии.

— Я не могу дышать! Я не могу пошевелиться! — жалобно пробормотала мексиканка. — Пресвятая Дева, как американки ходят в этом?

Луиза звонко рассмеялась.

— Это привычка, Исидора! Мы привыкли ходить в корсетах так же, как вы привыкли к мужской одежде.

— Это вовсе не мужская одежда! — возразила Исидора. — В брюках куда удобнее ездить верхом! В таких тисках, да еще сидя боком… Как же вы не сваливаетесь с седла?

— Я покажу тебе, как мы с Луной прыгаем через барьеры, и ты убедишься, что платье не помеха верховой езде.

Спустя четверть часа Исидора увидела себя в зеркале в темно-фиолетовом атласном платье с кринолином и рюшами. Тонкую изящную талию и плавные линии груди подчеркивал обтягивающий корсет, короткие рукава-фонарики и глубокое декольте обнажали смуглые руки и ключицы. Из образа выбивалась лишь прическа — распущенные по плечам локоны.

— Флоринда, только взгляни, какая красота получилась! — довольно воскликнула Луиза. — Осталось уложить волосы.

— Наверное, не стоит, — Исидора покрутилась на месте, осматривая себя со всех сторон. — Получилось очень красиво, но это не я. Вряд ли я стану носить такую одежду.

— Ах, я могу тебя понять, — креолка присела на пуховую перину. — Если бы я долго носила такой костюм, как у тебя, меня никто бы не заставил залезть в корсет. Кстати, я хочу, чтобы ты научила меня кидать лассо!

— Зачем?

— Это так необычно! В Луизиане я была дружна с племенем мирных индейцев, и они научили меня стрелять из лука, хотя все вокруг твердили, что это мужское занятие! Почему бы мне не освоить лассо?

— Это будет не так уж сложно, — улыбнулась Исидора. — Мы, мексиканцы, владеем этим искусством с детства.

— Флоринда, — сказала Луиза служанке, — спустись и посмотри, чем заняты мой отец с Генри. Адвокат уже ушел или еще нет?

— Какой адвокат? — удивилась мексиканка.

— Они сейчас решают вопрос с наследством Кассия. Он теперь каторжанин до конца дней, имущество ему больше не пригодится, но у него, оказывается, остался сын в Луизиане. Отец заложил Каса-дель-Корво, и ему нечем расплатиться за нее с кузеном, вернее, с его наследником.

— Что?! — поразилась Исидора. — Я ничего не знала, Энрике не говорил мне!

— О, прости… — смутилась Луиза. — Я думала, что тебе об этом известно.

Исидора заметно нахмурилась.

— Мисса! — прибежала обратно Флоринда. — Мисса, там пришел ваш жених, он разговаривает с массой Вудли и массой Генри!

— Я пойду туда! — вскочила Луиза с перины и легким шагом направилась в гостиную, позвав будущую невестку за собой.

Мужчины, сидя внизу, решали важный имущественный вопрос. Они были настолько поглощены делом, что не сразу заметили спустившихся к ним девушек.

— Луиза, и вы здесь! — с улыбкой обернулся к ним Вудли.

Генри восхищенно замер, глядя на невесту в непривычном облике. Исидора нравилась ему любой, даже растрепанной и перепачканной сажей в лачуге у Диаса, но лишь в таком наряде ее красота показалась Пойндекстеру неземной, ослепительной, дурманящей, сводящей с ума.

— Морис! — нежно поприветствовала Луиза жениха. — Я не знала, что ты сегодня зайдешь к нам.

— У меня есть несколько важных новостей, — учтивым, как обычно, тоном проговорил ирландец. — Во-первых, я сказал мистеру Пойндекстеру о том, что собираюсь выкупить Каса-дель-Корво за деньги из своего наследства, а оно немалое.

— Это замечательно, дорогой! — обрадовалась Луиза, чего нельзя было сказать об Исидоре, помрачневшей, словно туча. — Что же еще ты хочешь сообщить нам?

Морис молчал, не решаясь произнести вслух следующее известие. Он сомневался до последнего, но порочное чувство, возникшее в его душе от мимолетного взгляда на Исидору в бальном платье, окончательно укрепило его в судьбоносном решении.

— Луиза, любовь моя! Я хочу, чтобы после свадьбы мы уехали жить в Ирландию в мой родовой замок.

— Что?.. — улыбка тотчас сползла с прелестного лица креолки.

— Но зачем же?.. — растерялся плантатор. — Зачем уезжать? В Каса-дель-Корво места хватит всем, не так ли, Генри?

— Я тоже не хочу, чтобы сестра уезжала! — подтвердил Генри. — Но если она пожелает…

— Когда ты так решил? — сердито спросила Луиза жениха.

— Я… — Морис был смущен неловкой ситуацией. — Я подумал, что жена должна жить в доме мужа, в его семье, так будет правильнее.

Ничего не ответив, Луиза гневно топнула ногой и стремительно ринулась наверх, на асотею. Исидора подобрала неудобные юбки и также проследовала к выходу. Мужчины недоуменно переглянулись.

— Что с ними? — перепугался Генри.

— Я пойду к Луизе и выясню, что случилось, — спокойно ответил Морис и отправился за невестой.

— Да, сынок, тебе предстоит непростое время, — покачал головой Вудли. — Твоя матушка почила так давно, что я уже и забыл, какими несдержанными бывают женщины, а она была очень вспыльчивой, да упокоит Господь ее душу.

— Кажется, Исидора обиделась. Но на что? — удивился юноша. — Я немедленно догоню ее!

Не теряя ни минуты, Генри выбежал из дома вслед за Исидорой.

Луиза стояла на асотее, опершись руками на парапет, и напряженно всматривалась в линию горизонта. Еще увидев ее со спины, Морис почувствовал возмущение и обиду, исходившие от своенравной креолки. Он неслышно подошел к невесте и осторожно положил руки ей на плечи.

— Луиза…

— Ты не хотел слышать об Ирландии и своем родовом замке, что изменилось? — не оборачиваясь, проговорила девушка.

— Ты не хочешь ехать со мной? — удивился Морис.

— Дело не в том, хочу я или не хочу, — прохладным тоном вещала Луиза. — Я не говорю о том, что ты должен был прежде спросить моего мнения. Я просто пытаюсь понять, что гонит тебя из Америки, которую ты так любишь, в ненавистную Ирландию.

— Луиза, милая моя, ты ищешь подвох там, где его нет! Ведь я теперь не вольный мустангер, живущий в убогом хакале, дни напролет промышляющий отловом, дрессировкой и продажей лошадей. Я уже почти женатый мужчина, и женатый на благородной девушке из дворянской семьи. Я должен соответствовать тебе.

— Ах, вот оно что! — развернулась к нему наконец Луиза. — Ты решил из-за меня предать то, что тебе дорого, отказаться от той жизни, к которой стремилась твоя душа, так?!

— Луиза! — Морис с нежностью взял ее лицо в ладони. — Как же ты не понимаешь, что ты — высшая ценность моей жизни? Я променяю все прерии этого мира на один твой взгляд!

— Но в этом нет никакой необходимости! — девушка сердито оттолкнула его руки. — Тебе ничего, слышишь, ничего не мешает оставаться в Техасе и заниматься любимым делом! Ты боишься того, что скажут люди? Сэр Джеральд ловит лошадей? Люди и так все время судачат, но с удовольствием принимают еду из наших рук на праздниках! Или… — Луиза слегка прищурилась и сделала шаг вперед. — Или есть еще что-то, вернее, кто-то, кто не дает тебе покоя?

— Я не понимаю тебя.

— Зато я все понимаю! — разозлилась Луиза. — Думаешь, я не видела, как ты сейчас смотрел на Исидору?! Ты к ней даже не подходишь, не говоришь с ней, почему?

— Луиза, как ты могла подумать такое?! — возмутился до глубины души Морис.

— Не поэтому ли ты хочешь уехать, чтобы не видеть ее? — продолжала наступление креолка. — Это значит, что ты все же что-то чувствуешь к ней, ты меня обманывал!

— Это клевета!

— Хорошо, пусть так, пусть клевета. Если ты говоришь правду, Морис, то мы все вместе сыграем свадьбу, как договаривались, и будем жить в Каса-дель-Корво под одной крышей!

— Луиза… — сквозь стиснутые от обиды зубы произнес Морис. — Не говори так со мной, я не мустанг, а ты не вакеро. Ты оскорбила меня своим недоверием. Исидора для меня не женщина, она невеста моего названого брата…

— Как ты сказал?! — в ужасе перебила его Луиза, еле сдерживаясь от того, чтобы расплакаться в голос. — Невеста брата?.. Так дело только в этом?! В мужской солидарности? О, какое несчастье, какое несчастье слышать это!

— Ты не дала мне договорить! Для меня не существует других женщин, кроме тебя, Луиза, не существует! — вышел из себя мустангер. — Твои упреки ранили меня больнее ножа, и хуже всего то, что ты даже не осознаешь этого!

— Это мое последнее слово, — девушка отвернулась, уселась за круглый деревянный столик и сложила пальцы замком. — Ты уезжаешь в Ирландию один или остаешься здесь со мной, на третье я не согласна.

— Значит, ты ставишь меня перед выбором?.. — полушепотом сказал Морис. — Хорошо, я сделал выбор. Я уеду в Ирландию и вернусь через полгода с деньгами. Если за это время ты не остудишь свой пыл, никакой свадьбы не будет. Я забуду тебя, Луиза, вырву из сердца, даже если мне придется умереть от этой раны!

— Прекрасно, — дрожащим от подступающих рыданий голосом ответила Луиза. — Уезжай.

— Ты уверена, Луиза?

— Да. Я не хочу ни с кем тебя делить даже в мыслях. Или ты мой, или нет.

— Я и так был твоим, — в глазах мужественного мустангера впервые за долгое время заблестели слезы. — С того самого мгновения, как наши взгляды встретились там, посреди пепла у Сан-Антонио. Но ты мне не веришь, что ж, это твое право. Прощай, Луиза, мы увидимся нескоро.

Морис громко застучал сапогами из дубленой кожи по каменным ступеням лестницы. Луиза вскочила и подбежала к ограждению, провожая любимого взглядом. Ей хотелось закричать ему вслед, чтобы он остановился, умолять его о прощении, но гордость себялюбивой креолки была слишком уязвлена его неоднозначным решением. «Если любит, то вернется сам», — подумала Луиза и отошла от парапета.

* * *

Генри обежал все поместье в поисках Исидоры и увидел ее в роще у речной переправы, что прямо за садом. Она сидела, скрестив руки, на простеньких деревянных качелях, подвешенных на толстом дубовом суку. Генри подошел к ней и присел рядом, для чего Исидоре пришлось сильно потесниться.

— Исидора, — он аккуратно заправил ей за ухо прядь волос, — ты ушла, ничего мне не сказав. Ты чем-то огорчена, что случилось?

— Энрике, — строго заговорила девушка, — почему ты не рассказал о вашей проблеме с асьендой?

— Я не хотел, чтобы ты переживала из-за временных неприятностей. Это наши мужские дела, зачем тебе беспокоиться о них?

— Мужские дела?! — возмущенно переспросила Исидора. — Временные неприятности? Ты говоришь об этом как о каком-то пустяке! Неужели ты так мало доверяешь мне или считаешь неразумной куклой?

— Исидора! — поразился Генри. — Я никогда не думал о тебе подобным образом, ты все не так поняла!

— Тогда почему ты не захотел попросить моей помощи? Ты забыл, кто мой отец? Я с малых лет знаю, как ведутся дела на асьендах, кроме того, у меня очень богатое приданое!

— Мне неловко пользоваться твоими деньгами, — смутился юноша и опустил взгляд.

— Но ведь ты согласился принять деньги из рук дона Морисио, отчего же моими деньгами пользоваться стыдно? Лишь потому, что я девушка?

— Мне стыдно и перед Морисом, — признался Генри. — Так получилось, что мой отец не слишком хорошо умеет вести дела. В Луизиане мы жили не по средствам, а Кассий… Кассий воспользовался этим. Но у нас есть плантации, есть хлопок! За несколько лет я рассчитываю восполнить все убытки, но деньги нужны уже в ближайшее время. Ты даже не представляешь, насколько унизительно оказаться в таком положении.

— Энрике! — Исидора смягчилась и запустила пальцы в его блестящие на солнце кудрявые волосы. — Прости, я повела себя грубо, я обидела тебя.

— Я даже не думал обижаться, — широко улыбнулся ей Генри. — Ты права, я должен был посвятить тебя в дела своей семьи. Ведь я уже считаю тебя своей семьей!

— Если вдруг случится беда — любая! — обещай, что не будешь скрывать этого от меня, — ласково, но в то же время требовательно попросила мексиканка.

— Пообещай мне то же самое, Исидора, — юноша трепетно поцеловал ее руку. — Я вижу, что ты иногда грустишь, а я даже не знаю, из-за чего.

— Разве?.. — удивилась Исидора.

— Иногда я вижу в твоих глазах печаль, и это ранит меня.

Исидора с умилением провела рукой по его лицу, заметно посвежевшему и похорошевшему за прошедшие дни. Она отдала бы все на свете, чтобы никогда не омрачать его прекрасных черт ни сомнениями, ни ревностью, которую Генри, вероятно, все же испытывал в глубине души.

— Если я и грущу, то только потому, что пока не могу быть рядом с тобой все время.

Генри зарделся от слов возлюбленной.

— Совсем скоро мы не будем расставаться ни днем, ни ночью, Исидора!

— Как хорошо, что у меня есть ты! — тихо произнесла мексиканка, глядя ему в глаза. — Я не любила до тебя, Энрике, не любила…

Влюбленные прислонились друг к другу головами и затаив дыхание слушали, как шумят на ветру кроны деревьев, как заливаются трелями птицы в густых ветвях, как неподалеку плещется вода у берега реки. Они словно находились в райском саду, в котором хотелось остаться навечно.

* * *

Ближе к вечеру в таверне Обердофера, что примыкает к гостинице, было не протолкнуться. Синие офицерские мундиры, пестрые мексиканские костюмы, пастушьи куртки с бахромой смешались в одну кучу. На подмостках, служивших сценой, звонко пела по-испански под аккомпанемент гитары и задорно танцевала цыганка в цветастом платье с длинной расклешенной юбкой. Чарующие звуки ее пения сливались с монотонными бубнящими голосами и разнузданным смехом завсегдатаев салуна. Звенели бутылки и стаканы, сигарный дым заволакивал помещение.

На пороге появился молодой мужчина, имевший весьма расстроенный и потерянный вид — не такая уж редкость для посетителя подобных заведений. Он подошел к барной стойке и заказал двойную порцию виски с водой.

— Герр Джеральд, чем вы так опечалены? — любопытный немец, владелец гостиницы-таверны, как всегда, самостоятельно обслуживал клиентов. — Все только и говорят о вашей скорой свадьбе, жениху не пристало раскисать!

— Свадьба откладывается, — отрезал Морис, залпом осушив стакан. — Я уезжаю на родину и зашел, чтобы собрать вещи и позвать слугу. Выставите мне счет за проживание, господин Обердофер.

— Майн готт! — потрясенно воскликнул Обердофер. — Какое несчастье! Сейчас-сейчас, — он засуетился, перебирая костяшки на счётах.

Морис равнодушно обвел взглядом таверну и, расплатившись за номер, поднялся по лестнице. К его великому разочарованию, Фелим уже прилично выпил и мирно посапывал на гостиничной койке. Мустангер принял решение не расталкивать слугу, а дать ему протрезветь до утра. Он вышел во внутренний двор, сел на своего скакуна и пустился галопом в прерию безо всякой цели.

Никогда еще Морис не чувствовал себя таким разбитым. Он гнал коня во весь опор по бескрайней зеленой равнине, залитой лучами закатного солнца. В памяти всплывали образы недавнего прошлого: длинный, утомленный долгой дорогой обоз и прекрасные голубые глаза, выглядывающие на Мориса из-за занавесок изящной кареты; многолюдный прием в Каса-дель-Корво и ангельская фигурка в белом платье на асотее; бешеная погоня за крапчатым мустангом с прекрасной всадницей... Неужели все это было зря?

Впереди показалась дорога на Рио-Гранде. Ирландец резко остановил лошадь, точно заметил какую-то опасность, но вовсе не предосторожность была причиной этой внезапной остановки. Непрошеное воспоминание поразило Мориса, как молния. Сколько раз он встречал здесь Исидору верхом на вороном, спешащую к мексиканской границе? С какой любовью на него смотрели эти черные глаза, которые теперь дарят нежность совсем другому человеку! Что за великая тайна — женское сердце? Может ли оно любить или лишь притворяется?

Дорога была пуста. Исидора в преддверии свадьбы постоянно жила у дяди, и Морис повернул коня в сторону асьенды дона Сильвио. Даже спустя десятки лет он так и не смог сказать, для чего сделал это в тот памятный вечер.

Исидора, закончив дела на конюшне и умывшись, отправилась подышать воздухом перед сном. Она никогда не гнушалась черновой работой и умела обращаться со скотом не хуже слуг, а уход за своей лошадью и вовсе никому не доверяла, управляясь со всем сама.

Исидора посмотрела в ту сторону, где располагалась Каса-дель-Корво, и мечтательно улыбнулась. Кто бы мог подумать, что асьенда, изначально послужившая источником ее горя, вдруг обернется желанной обителью счастья? Они виделись с Генри каждый день и прощались по несколько часов, чем вызывали недовольство дяди Сильвио. Старый мексиканец ворчал, что жениху и невесте неприлично проводить вдвоем так много времени, и рассказывал племяннице о том, как всего дважды виделся со своей супругой до свадьбы. Исидора пропускала эти нотации мимо ушей и вновь бежала на свидание, не позволяя, однако, никаких вольностей ни себе, ни Генри. Как бы ни было велико искушение переступить запретную черту, строгое воспитание и безупречные манеры молодых людей не давали им нарушить элементарные правила благочестия.

Топот копыт по дороге, ведущей к асьенде дона Сильвио, насторожил Исидору: жених никогда не навещал ее так поздно. В следующую минуту из-за зарослей акации показался всадник, увидев которого, мексиканка негромко вскрикнула:

— Дон Морисио!

Морис остановился и соскочил с коня, растерянно глядя на девушку.

— Что-то случилось? — поинтересовалась Исидора, видя его смятение.

— Да… Случилось кое-что непредвиденное, и я должен срочно уехать в Ирландию. Я отправляюсь в путь рано утром.

— Неужели? Ваша невеста знает?

— Знает, — кивнул Морис. — Я думал, Луиза уже сообщила вам.

— Нет, я пока ничего не слышала об этом, — удивилась Исидора.

— Думаю, будет правильно, если вы с Генри поженитесь сейчас, не дожидаясь нас с Луизой. Я и приехал сказать это.

— В такой час?..

— Другого времени не нашлось, прости, Исидора.

Они замолчали. В полной тишине раздавался лишь треск цикад, а в ушах у Исидоры гулко стучала кровь — этот человек словно был ее проклятьем, искусителем, призванным вечно терзать ее сердце. Даже сейчас, когда она наконец нашла свое счастье, он явился, чтобы смутить ее дух! Уезжать Морис не торопился.

— Что ты хотела сказать мне тогда, в ночь, когда с Генри случилось несчастье? — неожиданно спросил он.

— Это больше не имеет никакого значения, дон Морисио, — уверенно ответила Исидора.

— Да, я догадываюсь, — Морис слегка поежился от вечерней прохлады. — Знаешь, нам давно нужно было с тобой поговорить, а я все время откладывал этот разговор. Но теперь это и вправду не нужно ни мне, ни тебе.

— Почему не я?

— Прости, что? — переспросил ирландец.

— Я хотела задать вам этот вопрос тогда, — глаза Исидоры засверкали нездоровым блеском, а дыхание чуть сбилось от волнения.

— Потому что… — Морис долго не мог подобрать нужных слов. — Потому что это не любовь, Исидора. Что угодно, но не любовь. Ты ведь теперь сама знаешь, каково это — любить.

— Да, я знаю! Знаю, как никто!

— Видишь, значит, ты меня понимаешь.

— Только я не понимаю, почему вы до сих пор здесь? — вспылила Исидора.

— Я не могу ответить, потому что сам не знаю ответа, — горько усмехнулся Морис.

— Зачем вы мучаете меня, дон Морисио? — еле сдерживая слезы, проговорила мексиканка.

— Исидора, послушай же! — мустангер схватил ее за плечи и посмотрел прямо в глаза. — Именно для того, чтобы не мучить никого из нас, я хочу жить как можно дальше от Америки! Именно поэтому! Но Луиза не хочет этого понять, она выдвигает мне ультиматумы!

— Но я люблю Энрике, — напомнила Исидора, героически сохраняющая равнодушный вид под его обжигающим прикосновением. — А вам я безразлична, так какие могут быть у нас трудности?

— Это очень странно, Исидора, — Морис скользил взглядом по ее лицу, знойная красота которого в сумерках казалась ему еще более соблазнительной, — ты безразлична мне, когда ты далеко. Я точно знаю, что не люблю тебя. Я о тебе даже не думаю, не вспоминаю. Но не тогда, когда ты близко.

Девушка сжалась, как кролик, которого гипнотизирует удав, не в силах шевельнуться. Морис чуть склонился к ней. Она ощутила его горячее дыхание с легким запахом виски на своей коже. Мустангер медлил то ли в нерешительности, то ли в ожесточенной борьбе со своими демонами. Его губы почти соприкоснулись с губами Исидоры, когда оба отшатнулись друг от друга, будто ужаленные ядовитой змеей, и одновременно воскликнули:

— Нет!

Морис вскочил на коня и помчался прочь, ни разу не обернувшись. Исидора покачнулась и ухватилась за деревянную ограду, чтобы не упасть. Она все еще чувствовала на своем лице этот странный, терпкий запах некогда столь желанного мужчины.

Горько-сладкое наваждение схлынуло, и Исидора испытала глубокое отвращение к себе. Она всех ног бросилась в дом дяди, заперлась в своей спальне и зашторила окна, будто боялась чего-то, что может проникнуть в ее «крепость» извне. В полной темноте девушка зажгла свечу и опустилась на колени перед образом Девы Марии Гваделупской, вычитывая по памяти длинное молитвенное правило. Слова молитвы заглушали громкие, навязчивые и пугающие мысли, успокаивали душу, словно терзаемую когтями дикого зверя. Исидора горячо просила избавления от греховного чувства, то и дело напоминающего о себе — она считала себя не в праве идти под венец с любимым человеком до тех пор, пока образы прошлого вызывают такое волнение в ее сердце, и боялась, что это продлится всю жизнь.

Исидора хотела во всем повиниться перед женихом, рассказать о безобразной сцене у ограды конюшни, чтобы облегчить свою совесть. Ей было бы проще, если бы Генри разгневался, назвал ее недостойной, разорвал с ней на время всякие связи. Но Генри бы не сделал этого — Исидора будто видела перед глазами мягкие черты его лица, искаженные страшным горем, но от этого не ставшие злыми. Нет, она не имеет права причинять ему такой боли! Пусть постыдную тайну мексиканки примет на исповеди падре, а ее возлюбленному знать о так и не состоявшемся поцелуе невесты с мустангером совсем не нужно.

* * *

В последние дни Генри вставал очень рано, чуть ли не раньше чернокожих невольников. Молодой плантатор поздно ложился, а наутро успевал переделать кучу дел еще до завтрака, ужасно сожалея о том, что в сутках так мало часов. Таким образом он выкраивал как можно больше времени для встреч с невестой. Вудли добродушно посмеивался, глядя на сына, ведь у того впереди была целая жизнь, чтобы насладиться обществом любимой, а он ухватывался за каждую лишнюю минуту.

— Генри, что-то Луиза опаздывает к завтраку, — заметил Вудли, пробуя горячие вафли, испеченные по новому рецепту. — Постучись к ней и спроси, в чем дело — не больна ли она?

— Кажется, они с Морисом вчера повздорили, Луиза не в настроении еще с вечера, — поведал отцу Генри. — Она не захотела мне ни о чем рассказывать.

— Повздорили? — пришел в замешательство плантатор. — Боже, моя дочь совсем не в состоянии держать себя в руках. Я тоже не в восторге от идеи их с Морисом переезда за океан, но ведь все можно решить мирным путем, для чего ругаться? Молодежь вообще не умеет договариваться между собой, мне страшно за будущее нашего общества, сын. Ну а ты помирился с невестой?

— Мы не ссорились, отец.

— Это очень хорошо. Не повторяй ошибок сестры, — назидательно произнес Вудли.

— Я пойду к ней, — Генри отставил тарелку, встал из-за стола, задвинул стул и направился в спальню Луизы. Она открыла ему не сразу.

— Генри? — удивилась девушка, увидев брата. — Зачем ты пришел?

— Уже время завтрака, если ты не помнишь. Все в порядке? Я вижу, что ты уже встала.

— Я и не ложилась, — небрежно махнула рукой креолка и отошла к окну.

— Как?! Ты пугаешь меня, сестричка. Расскажи, что тебя тревожит? Возможно, я смогу помочь.

— Да! — внезапно оживилась Луиза. — Да, милый Генри, ты можешь помочь! Скачи в гостиницу, спроси, там ли еще Морис?

— Морис уже мог уехать?

— О да, — в ее глазах показались слезы. — Я прогнала его вчера и очень сожалею об этом. Мне понадобилась целая ночь, чтобы разобраться в своих чувствах. Но я боюсь, что уже поздно. Милый брат, поезжай туда, поезжай скорее! Если застанешь Мориса, попроси у него прощения от моего имени, задержи, не дай ему покинуть Техас!

— Хорошо, — озадаченно пробормотал юноша, — я отправлюсь туда прямо сейчас, только не переживай так ради всего святого!

— Спасибо! — Луиза благодарно расцеловала его в обе щеки. — Спасибо тебе! Поторопись же!

Едва Генри дал распоряжение Плутону, чтобы тот седлал коня, как увидел у ворот Каса-дель-Корво Исидору. Он помог ей спрыгнуть на землю и тут же радостно закружил любимую в объятьях. Исидора крепко обхватила его за шею — крепче, чем обычно — и не спешила разжимать рук. Генри с наслаждением вдохнул уже ставший родным аромат ее волос — аромат жаркого солнца и степных трав.

— Я скучал по тебе, — прошептал он ей на ухо.

— Я тоже очень скучала, Энрике! Ты даже не представляешь, как! — ответила Исидора, тесно прильнув к нему. — Когда же мы поженимся? Я больше не могу выносить этих разлук!

— Потерпи еще немного, любовь моя. Ну, что такое? — заулыбался Генри, приятно удивившись ее страстному порыву.

— Ты собирался куда-то ехать? — отчего-то встревожилась девушка.

— Да, милая, мне нужно в гостиницу Обердофера. Хочешь поехать со мной?

— Зачем?..

— Луиза сказала, что они с Морисом вчера всерьез поссорились, и она опасается, что он мог уехать из штата. Надеюсь, у нас получится его застать.

— Нет, я… я не поеду туда, — произнесла Исидора, слегка нахмурившись. — Энрике, твоя сестра дома?

— Дома, — с долей разочарования ответил Генри. — Она очень расстроена.

— Я хочу поговорить с ней.

— Это было бы замечательно! — обрадовался юноша. — Утешь ее, Исидора, она сама не своя.

— Хорошо, — мексиканка широко улыбнулась и нежно поцеловала возлюбленного в губы на прощание. — Не задерживайся, родной! Я буду ждать тебя здесь.

Генри с большой неохотой взобрался на лошадь и быстро поскакал вдоль берега Леоны в сторону форта, то и дело оглядываясь на ворота асьенды, где стояла Исидора и махала ему вслед рукой.

* * *

Луиза так и не спустилась к завтраку. У нее совершенно не было аппетита — на еду даже не хотелось смотреть, когда так стенало сердце. В спальню вновь постучали — неужели Генри еще не уехал? Луиза с недовольством поднялась с заправленной постели и подошла к дверям.

— Ты?! — поразилась она, увидев перед собой невесту брата. — То есть, я хотела сказать, здравствуй, Исидора. С чем ты пришла ко мне? — жестом креолка пригласила гостью войти.

— Я приезжала к Энрике, мы с ним чуть не разминулись, — Исидора оглядывалась в уютно обставленной комнате Луизы так, будто оказалась в ней впервые. — Он сказал, что ты расстроена, и просил поговорить с тобой.

— Ах, Генри! — вздохнула Луиза. — Он уже уехал?

— Только что.

Мисс Пойндекстер молча опустилась на небольшой диванчик у стены и промокнула заплаканные глаза батистовым платком. Исидора чувствовала себя рядом с ней очень неловко после вчерашнего происшествия. Однако теперь ей была понятна причина странного поведения мустангера — похоже, между влюбленными и вправду произошел серьезный разлад, в противном случае, Морису даже не пришло бы в голову навещать ни капли не нужную ему мексиканку.

— Вы поссорились? — прямо спросила она Луизу. — Ты и дон Морисио?

— Я приревновала его к тебе, — с не меньшей прямотой ответила креолка, повергнув собеседницу в шок. — Представляешь?

— Что за глупости? — воскликнула Исидора.

— Нет, это не глупости. Я с самого начала подозревала, что нам непросто придется всем вместе. Я опасалась за ваш союз с Генри из-за твоей влюбленности в Мориса. Бывшей, — оговорилась Луиза, увидев, как насупилась после этих слов Исидора. — Я была спокойна за нашу с ним любовь, и только посмотри, что вышло!

— Так что же вышло, Луиса?

— Похоже, ты тоже не понимаешь, — пожала плечами мисс Пойндекстер. — Ты знаешь Мориса, знаешь, какой он, как он любит свободу. И вдруг он решает ехать из простора прерий в замок — тюрьму с гобеленами, как он сам его когда-то называл. Подозрительно, не правда ли?

— Любовь меняет людей, — слегка натянуто улыбнулась ей Исидора. — Я, например, сейчас совсем не та, что была до встречи с Энрике. Я стала гораздо мягче и терпимее, научилась прощать и… любить я тоже научилась.

— Не знаю, возможно, я беспокоюсь понапрасну, — нахмурила тонкие брови Луиза. — Только бы Морис не уехал, я молюсь каждую минуту о том, чтобы Генри успел его остановить! Я не выдержу полгода в разлуке!

— А я бы на твоем месте поехала с ним, — с еле уловимой грустью проговорила мексиканка. — Без любимого человека даже просторная степь становится тюрьмой. Не сомневайся, дон Морисио любит тебя. Он действительно тебя любит.

— Так удивительно, что об этом говоришь мне ты. Когда-то я была уверена, что он по меньшей мере неравнодушен к тебе. Кажется, будто сто лет прошло с тех пор.

— Не сто — тысяча, — задумчиво сказала Исидора и улыбнулась мыслям о Генри.

— Хорошо, что мы больше не враждуем, — Луиза дружески пожала ее пальцы. — Знаешь, я и вправду зря волновалась. Я плохо подумала о вас с Морисом.

Мексиканку обдало жаром мучительного стыда — неужели она настолько лицемерна, что спокойно говорит с едва не обманутой невестой ирландца? Впрочем, был поцелуй или нет — это не так важно, ведь измена в чувствах не менее страшна.

— Исидора, тебе нехорошо? — встревоженно поинтересовалась Луиза, заметив, как побледнела гостья.

Исидора встала перед непростым выбором. На сердце тяжелым камнем лежала вина. Темноглазую красавицу вновь охватило сильное желание во всем признаться во всеуслышание, облегчить душу, не строить свою любовь на лжи. Одно признание — четыре разрушенные жизни. Нет, оно того не стоит.

— Все в порядке, — невозмутимо ответила Исидора.

Генри приехал назад быстро. Обе девушки с нетерпением ждали его у ворот — один он вернется или нет. Генри был один. Он лишь протянул сестре клочок бумаги — записку, оставленную Морисом. Луиза слегка дрожащими руками взяла ее и, осторожно развернув, прочитала вслух: «Луиза, я вернусь. Морис».

Исидора ощутила, как ее сердце освобождается от железных оков темной и губительной страсти. Эта записка предназначалась не только прекрасной креолке, но и ей самой. Всего четыре слова расставили все наконец по местам, но Исидоре не было больно, напротив, ей стало очень спокойно и легко. Больше она не пленница безответной любви, и никогда не будет.

Одним прекрасным утром над владениями Пойндекстеров слышалось радостное африканское пение — рабы на плантации были освобождены от всяких работ по случаю свадьбы молодого хозяина и зажигательно танцевали возле своих хижин. Домашним же слугам повезло куда меньше — они готовились к торжеству невообразимых масштабов. Гости ожидались из Луизианы и большей части юго-западного Техаса: Сан-Антонио, Гонсалеса, Кастровилла, не говоря уже о том, сколько народу должно было прибыть с противоположного берега Рио-Гранде. Еще до рассвета на кухне все жарилось, парилось, варилось, запекалось, а ароматы готовящихся яств могли взбудоражить даже аскета, равнодушного к еде.

Тем не менее, Плутону было не до ароматов. Раздуваясь от важности, он бегал туда-сюда в нарядной ливрее как главный распорядитель, время от времени вылавливая в коридорах жениха, его сестру или самого хозяина асьенды.

— Масса Генри! — окликнул негр молодого Пойндекстера.

— Что такое, Плутон? — спросил тот, на ходу застегивая воротник белой батистовой сорочки с кружевными оборками на груди и рукавах.

— В погребе осталось мало вина после званого обеда, прикажете поднимать из другого?

— Поднимай, Плутон, — рассеянно ответил жених, с раннего утра не помнящий себя от волнения.

— Как скажете, масса Генри! — учтиво отвесил поклон слуга и скрылся.

Генри сделал несколько медленных вдохов и выдохов, чтобы немного успокоиться. Нет, нельзя так переживать, что же тогда будет с ним в церкви? Тревожные размышления прервала Луиза, показавшаяся из своих покоев. Она подошла к брату и расцеловалась с ним в обе щеки.

— Вот ты и женишься, Генри, — с гордостью улыбнулась она.

— Как я выгляжу?

— Красавец, просто красавец!

— Луиза, я до сих пор не верю, что этот день настал! Кажется, сейчас меня ущипнут, и я проснусь.

Девушка рассмеялась и больно ущипнула его за руку.

— Ну как, все еще спишь?

— Проказница! — в шутку рассердился на нее брат. — Жаль, что сегодня состоится лишь одна свадьба. Я так мечтал, что мы с тобой пойдем под венец в один день!

— Генри, — по прекрасному лицу Луизы скользнула тень печали, — ты же знаешь, что Морис вернется, и мы с ним обязательно поженимся. Зачем вам с Исидорой было мучить друг друга целых полгода, ведь между вами не пролегает океан?

— Ты очень мужественная, сестренка. Я бы не выдержал без моей Исидоры и месяца. Спасибо, что понимаешь меня и не держишь обиды за то, что я не стал тебя дожидаться.

Луиза вздохнула и крепко обняла его. Ее сердце все же саднило из-за разлуки с любимым.

— Отец хотел тебя видеть, спустись к нему, — сказала она Генри.

— Непременно! — весело ответил юноша, которого вновь захватила круговерть свадебной суматохи.

* * *

Возле небольшой приходской церкви было оживленно, как никогда раньше. У ее ворот стояли множество экипажей, чинно прохаживались разодетые в свои лучшие наряды леди и джентльмены, сеньоры и сеньориты. Маленький храм еле вмещал такое количество посетителей: ему было не сравниться с кафедральными соборами Нового Орлеана.

Семья Пойндекстер прибыла точно за полчаса до начала венчания. Оно должно было проходить по католическому обычаю — как и большинство креолов, Генри был католиком. Он поцеловал руку у падре и принялся взволнованно ждать невесту. Иногда ему словно не хватало воздуха — возможно, причиной тому было многолюдье и сонм горящих свечей, но самого жениха это ни капли не утешало. Каждая минута ожидания длилась бесконечно долго. Сердце забилось с бешеной скоростью, когда снаружи послышались возгласы:

— Приехали! Приехали!

Из открытой свадебной кареты выбралась невеста в сопровождении отца — солидного и гордого мексиканца. Ее лицо было скрыто полупрозрачной белой фатой, а роскошное подвенечное платье свободными складками струилось к полу по мексиканской моде и было лишено привычной для американского юга чрезмерной пышности.

Наконец Исидора показалась в дверях церкви, тотчас приковав к себе внимание всех собравшихся. Но сама она смотрела, не отрываясь, лишь на жениха. В этот миг для них обоих вокруг больше никого не было, прямо как в тот заветный вечер в одиноком хакале посреди леса, когда они впервые открылись друг другу о своих чувствах.

Жених и невеста встали рядом перед алтарем и выслушали речь священника, все время с нежными улыбками переглядываясь между собой. Счастье переполняло их сердца — немало настрадавшиеся, но чуткие и пламенеющие искренней любовью сердца. Когда все обряды были соблюдены и молодые обменялись обручальными кольцами, жениху дозволили снять фату с невесты и поцеловать ее.

Генри осторожно, будто имел дело с редчайшим бриллиантом, откинул легкую невесомую ткань. За тот взгляд, которым смотрела на него Исидора, стоило дважды пройти по краю бездны. За него даже стоило погибнуть, но этого никто не требовал. Влюбленные поцеловались столь трепетно и самозабвенно, что вызвали невольное восхищение даже у завистников. Раздались радостные восклицания, пожелания долгой и счастливой жизни, и под праздничный звон колоколов молодожены покинули церковь.

Каса-дель-Корво уже с нетерпением ждала гостей. Столы были накрыты не только в гостиной, но и на террасе, на открытом воздухе, а асотею традиционно оставили как место для танцев, разместив на ней при этом военный оркестр. Танцы были, пожалуй, самой долгожданной частью программы — всем хотелось увидеть свадебный вальс в исполнении молодых. Кое-кто уже прозвал Генри с Исидорой одной из самых красивых пар Техаса: утонченная франко-американская внешность жениха на удивление хорошо оттеняла яркую, дерзкую южную красоту невесты. Нельзя было представить себе двух таких непохожих, но настолько гармонично выглядящих людей, которые словно являлись неделимым целым.

— Да-а, господа, — проговорил майор, вместе с остальными наблюдая, как молодожены изящно скользят по мозаичному полу асотеи под музыку, — а ведь на наших глазах это все зародилось.

— Я сразу понял, что тут что-то будет, — по-доброму хмыкнул стрелок. — Ах, ну почему меня на войне не выхаживала какая-нибудь черноокая мексиканка? Я бы ради этого еще повоевал.

— Скажете тоже, Кроссмен! — рассмеялся пехотинец. — Где на всех таких сеньорит набраться? К тому же, смею напомнить, что воевали мы с Мексикой, так что вам пришлось бы довольствоваться луизианскими красотками.

— Кстати, о луизианских красотках! — оживился драгун. — Что-то мисс Пойндекстер скучает без своего Мориса-мустангера. Как считаете, есть у меня шанс, а, Слоумен?

— Если я правильно понял слова ее отца, то ни единого, — осадил Генкока майор. — Сразу по возвращении мистера Джеральда из Ирландии нас ждет еще одна громкая свадьба, поэтому попридержите ваших коней, лейтенант.

— …В высшей степени возмутительная и скабрезная история! — на другом конце асотеи в тесном кругу подруг негодовала миссис Пинкертон, пожилая супруга одного из местных плантаторов. — Я согласилась присутствовать на этом торжестве разврата только из уважения к мужу!

— Но почему, миссис Пинкертон? — удивилась другая леди, обмахиваясь веером из крупных перьев. — Я нахожу эту пару очень милой.

— Милая Элен, вы еще очень молоды и не застали времена, когда девицы, ведущие себя вольно с мужчинами, не то что не выходили замуж, а даже стеснялись показаться на люди. Не удивлюсь, если невеста уже носит под сердцем ребенка, оттого и такая спешка со свадьбой. И хорошо еще, если это ребенок жениха.

— Миссис Пинкертон! — возмутились дамы.

— Наши американские джентльмены вырождаются, если берут в жены таких мужеподобных вульгарных чужестранок. И сестра не лучше — невеста мустангера! Это потомки Пойндекстеров, бог ты мой! Я помню их покойную матушку еще молоденькой скромной девочкой, танцующей на балу у сенатора в Новом Орлеане. Как ей, должно быть, сейчас стыдно за детей!

Престарелую сплетницу уже никто не слушал — все любовались молодыми. Исидора научилась танцевать вальс сравнительно недавно, но делала это ничуть не хуже большинства знатных барышень. Как и все мексиканки, она обладала природной грацией и пластичностью. В руках Генри, мягко, но уверенно ведущих ее в танце, Исидора чувствовала себя настоящей королевой, и королевой не только одного вечера, но и всей его жизни.

Шумный теплый вечер сменился тихой и такой же теплой безветренной ночью, наполненной ароматом цветов. В саду Каса-дель-Корво не шевелилась ни одна травинка, природа замерла в своем величественном безмолвии. Молодожены остались наедине, чего они так ждали и о чем так волновались одновременно. Поначалу они касались друг друга робко и благоговейно, постепенно все больше отдаваясь обоюдной страсти, которая пьянила сильнее самого крепкого вина, и разгораясь ею. Последние сомнения Исидоры относительно того, кому всецело принадлежат желания ее души и тела, развеялись. Незримая преграда между ней и Генри, называемая Морис Джеральд, рухнула окончательно и превратилась в пыль.

На небе взошла полная луна и осветила своим блеском спальню молодой супружеской пары. Генри не смыкал глаз, любуясь красотой спящей жены. Ее густые тяжелые волосы сплошным покрывалом лежали на спине и переливались в лунном свете, а на лице запечатлелась такая безмятежность, какой он у нее ни разу не видел до свадьбы. Вне сомнения, Исидора была счастлива, как никогда. Аккуратно, чтобы не разбудить ее, Генри поцеловал супругу в обнаженное плечо и едва слышно прошептал:

— Как вы прекрасны, миссис Пойндекстер!

* * *

На речном вокзале готовился к отплытию пароход, направляющийся к берегам Мексиканского залива. В общей суматохе была заметна одна очень красивая и богатая семейная пара, которую провожали по меньшей мере человек двадцать. Молодой супруг, атлетически сложенный мужчина, деловито таскал вещи наравне со слугами. Юная прелестная жена то и дело щебетала с провожающими, а под конец начала обниматься с ними и плакать. Небольшой пароход, рассчитанный на плавание по не самым крупным рекам, отправился в путь. Пассажиры махали платками людям на пристани.

— Они такие счастливые, — с улыбкой заметила Исидора, глядя на молодую чету Джеральд.

— Совсем как мы с тобой, — улыбнулся в ответ Генри, обнимая жену сзади за плечи.

— Я бы тоже поехала с тобой на другой край света, если бы понадобилось. И поеду, Энрике!

— Но ведь я здесь, я никуда не собираюсь бежать от тебя, любовь моя!

— Я знаю, но… — мексиканка неожиданно осеклась. — Знаешь, любимый, иногда меня посещают такие нехорошие предчувствия… В форте говорят, что политическая обстановка неспокойная, на Севере нас часто клеймят позором за то, что на наших плантациях трудятся рабы. Я слышала, что если этот конфликт не решится в ближайшие годы, возможна война!

— Исидора! Не думай о том, чего еще не случилось. Ты знаешь, что я сделаю все, чтобы защитить тебя и наших детей!

— Знаю, этого я и боюсь, — сникла Исидора. — Я люблю тебя, Энрике!

— Не больше, чем я тебя! — нежно произнес Генри и положил руку на ее еле заметно округлившийся живот.

Асьенда Каса-дель-Корво, наше родовое поместье, сохранилась по сию пору. В пятидесятые годы она слыла одной из самых богатых и гостеприимных асьенд во всем юго-западном Техасе — молодая чета Пойндекстер совместными усилиями сделала ее процветающей во всех смыслах. Злые языки, поначалу судачившие о молодых супругах, довольно скоро умолкли — все постепенно стирается из людской памяти, даже самые скандальные и двусмысленные истории, особенно, когда они не находят никакого подкрепления. Хозяева Каса-дель-Корво не скупились на благотворительность и не отказывали в помощи нуждающимся. Их дети, родные мои дядя и две тети, росли в роскоши, но не чурались труда и никогда не относились свысока к черным слугам. Мой отец же, Чарльз Пойндекстер, родился уже после Гражданской войны и не застал тех чудесных балов, что устраивались на знаменитой асотее.

Войну дедушка вспоминать не любил. Это было тяжелое время, принесшее горе во многие дома и навсегда изменившее судьбы десятков тысяч людей. На расспросы любопытных внуков о том, как ему удалось выжить в боях и перенести тяжелое ранение и плен, старый мистер Пойндекстер широко улыбался, смотрел на свою обожаемую супругу и говорил, что его очень ждали домой.

Моя бабушка, донна Исидора, была необыкновенной женщиной. Она умела быть и строгой, и нежно любящей по отношению к нам. В свои семьдесят с лишним она по-прежнему сохраняла красоту и стать, превосходно держалась в седле и кидала лассо.

Когда началась война и муж ушел в армию Конфедерации, донна Исидора вместе с тремя детьми, пожилым свекром и слугами переехала в Мексику, где за четыре года в ее черной, как смоль, шевелюре появились седые волосы. До чего же счастливым затем было воссоединение дружной семьи! Некоторое время дедушка с бабушкой продолжали жить в Мексике, где родился их младший сын, а затем перебрались обратно в США. Этот период был крайне непростым: в стране царили голод, разруха, безденежье, но воистину нет ничего невозможного для двух любящих сердец. Со временем семья Пойндекстер смогла поправить свое финансовое положение и даже вернула незаконно отобранную новыми властями асьенду.

С тех пор Каса-дель-Корво стала всеми любимым семейным гнездышком. Дети выросли и постепенно упорхнули из него, обзаведясь своими семьями, но не забывали навещать мать и отца. Все детство я, живший вместе с родителями и сестрой Вирджинией в Сент-Луисе, мечтал о днях, когда снова поеду к дедушке с бабушкой в юго-западный Техас. Нигде больше я не видел таких просторов и нигде не чувствовал такого единения с природой, как в его зеленых прериях.

Рождество — мой любимый праздник. Креольские и мексиканские традиции переплелись у нас так тесно, что я с трудом могу назвать, откуда пришел какой из привычных нам обычаев. Но самый излюбленный, пожалуй — собираться за праздничным столом огромной семьей, рассказывать и слушать удивительные истории. Иногда к нам приезжали родственники из Ирландии и присоединялись к застолью. Пожилые мистер и миссис Пойндекстер всегда сидели в его главе, любовно прильнув друг к другу. Редким людям удается сохранить такую теплоту в отношениях до преклонных лет, а они не только сохранили, но и дарили ее всем вокруг. Когда бабушка покинула этот мир, ее бесконечно скорбящий муж не прожил после ее смерти и года. Они слишком любили друг друга, чтобы разлучаться надолго.

Лицо Америки изменилось. Грохочут заводы, сигналят автомобильные клаксоны, на бирже Уолл-Стрит следят за взлетами и падениями акций важные толстосумы. Но если и есть что-то в мире, что не меняется, то это любовь. Хоть я, Джозеф Пойндекстер, пока не нашел ее, я точно знаю, что она существует.