Игра, финал которой - жизнь (гет)

— Долохов? — молодой мужчина, практически парень, убрал приобретенные по приказу Лестрейндж ингредиенты, когда за его спиной послышался смутно знакомый женский голос. — Столько лет не виделись… — обернулся, скользнув взглядом по лицу молодой женщины с большой коробкой в руках. — Я Миллисента, ну, Брукс. Узнаешь? — улыбнулась она.

— Равенкло, один курс со мной, — улыбнулся он, узнав ее наконец. — Да, давно не виделись, все как-то дела и проблемы, — пожал он плечами. — Слушай, я сейчас тороплюсь. Давай в другой…

— У меня обед через час, я всегда в «Котле» обедаю, — заулыбалась девушка еще шире. — Если освободишься, подходи, поболтаем. Я уже давно никого из наших, кроме Шарлотты и Розалины не видела, — вздохнула она. При упоминании последнего имени молодой волшебник как-то странно напрягся и в его серых глазах сверкнули странные искорки. Розалину он не видел уже больше года, не писал ей… Он старался как можно меньше думать о ней, пытался разлюбить женщину, которая уже давно была замужем за другим, которая работала аврором, что автоматически раскидывало их по разные стороны медленно возникающей пропасти волшебной войны. И все же он ужасно скучал по ней и продолжал любить.

— Знаешь, я подойду, — улыбнулся он Миллисенте. — Вспомним Хог, пообедаем, — подмигнул он. И час спустя, отнеся покупки в дом Лестрейнджей, где Беллатриса в компании Малфоев проводила какие-то очередные опыты, Антонин уже сидел в трактире в обществе улыбавшейся жизнерадостной Брукс, рассказывавшей ему что-то о своей работе в Клинике Святого Мунго, что его вообще не интересовало. Услышать ему хотелось совсем о другом человеке, но из вежливости пришлось делать вид, что жизнь девушки ему крайне интересна. На расспросы о себе он уклончиво ответил, что он занимается бизнесом, хотя свой и не открыл. И честно рассказал, что некоторое время поработал в Надзоре. И осекся, осознав, что Миллисента коснулась его левой кисти. На предплечье выжжена была Метка, которую видеть ей не надлежало. Долохов мягко отстранил руку.

— Знаешь, — негромко произнесла девушка. — Я очень сочувствую тебе, ну… Та история с Роуз… Она, наверно, вам обоим нелегко далась…

— Обоим? — усмехнулся, подумав о ее муже и полученной любимой работе. Розалина ничего не потеряла, а вот его лишила фактически всего. Он ненавидел ее за это, и все же продолжал любить…

— Она тогда очень много плакала, — пожала плечами Брукс. — Не знала, как ей быть. Не сердись на нее, — он посмотрел в глаза девушки, блестящие, большие. Захотелось кинуть ей в лицо что-нибудь резкое за пробужденные воспоминания о Роззи и том времени, когда они еще были вместе. Но он удержался, вместо этого сжав хрупкую кисть в своей широкой ладони.

— Спасибо, Брукс. Сочувствие иногда тоже помогает, — выдавил улыбку. — Тем более это все старая школьная история, — пожал он плечами. — Кстати, о Браун ничего не знаешь?

— Как это не знаю? — Миллисента, казалось, порядком удивилась. — Мы с ней все-таки подруги… — она рассказала, что Роуз ушла из аврората, но когда Долохов услышал причину, ему захотелось убить принесшую эти вести Брукс прямо на месте. Опять-таки удержался, хотя и с немалым трудом. У Розалины несколько дней назад родился ребенок, и сейчас молодая мать с новорожденной дочкой жила у родителей, Браунов.

— Малышка, говорят, такая миленькая! — радовалась Брукс. — Я видела ее сестру, Джессику, вчера, вот она и рассказала, — продолжала девушка. Долохов извинился, сославшись на занятость, и отправился домой, стискивая кулаки. И едва оказавшись в своей спальне, с такой силой треснул кулаком по столу, выплескивая вскипевший в нем при известии о беременности Розалины гнев, что со стола попадало все, что стояло более-менее близко к краю. Звон стекла, треск деревянных и пластиковых предметов, грохот металлических, шелест бумаги… Эти звуки еще почти час заполняли комнату, отдаваясь эхом от стен. Остановился Антонин, тяжело и часто дыша и мысленно то проклиная Реддлов, всех троих, то взывая к совести отсутствовавшей Розалины, то рыча сквозь зубы что-то, сам не понимая, что именно, только когда в комнате не осталось ничего целого. Именно с этого дня его общение с Розалиной прервалось окончательно, и ожидало их теперь всего лишь две встречи. Одной из которых суждено было стать роковой…

* * *

— Ой, какая она миленькая, — восторженно улыбалась Лили, склонившись над малышкой, которую бережно, как сокровище, держала на руках Розалина. Джеймс согласно кивнул, через плечо молодой супруги (а они после школы поженились, начав встречаться на последнем курсе, что немало удивляло Розалину — Лили всегда отзывалась о «Мародерах» как о задирах и балбесах, и вдруг стала девушкой Джеймса) разглядывая племяшку.

— Будет красавицей, — улыбался он, разглядывая карие глазки, похожие на маленькие бусинки. Новорожденная Кэтрин, как назвала дочку Роуз, сопела носиком, на удивление не плача.

Розалина только вчера вернулась домой от Браунов, где ее маленькое чудо, долгожданная малышка появилась на свет. Лили и Джесс заботились о молодой женщине последние две недели беременности, протекавшей достаточно тяжело, и помогли прийти в себя после родов. И вот сейчас, когда малютке Кэтти исполнилось две недели, Розалина наконец-то вернулась к любимому мужу, а теперь еще и счастливому отцу, и уже на следующий день навестить их решили Поттеры и Римус, пока что запаздывавший. Женщина не сомневалась, что и пройдоха Сириус увяжется со всеми, и Петтигрю, вызывавший у нее симпатии не больше, чем Малфои — Люциус женился на Нарциссе Блэк, младшей сестре Беллатрисы. Об этом писали в «Пророке»… Как и о рождении у одного из помощников заместителя министра, Томаса Реддла, дочери. В новостной ленте когда-то писали и о его, тогда еще аврора, свадьбе, и вот теперь Кэтти, не успев появиться на свет, уже была упомянута в самой крупной и серьезной газете «Британского магического сообщества».

— Так, и что тут у нас? — в коридоре раздался шорох открываемой двери и голос Сириуса, громкий, чуть с хрипотцой. Томас, видимо, встретил подзадержавшихся гостей. В дверях гостиной, где Роуз с Поттерами и находились, возникли две высоких мужских фигуры, Римус и Сириус. Петтигрю, к облегчению Роуз, с ними не было.

— Тише, Бродяга, — улыбнулся Джеймс. — Не пугай малышку!

— Ничего, она не спит, — улыбнулась Розалина. Том зашел в крошечную гостиную, где окончательно стало тесно. Люпин осторожно приблизился к Розалине, заглядывая на руки молодой женщины. И постепенно лицо молодого человека в старой простенькой рубашке озарила светлая улыбка.

— Очень похожа на Розалину, — заметил он, осторожно прикоснувшись к крошечной ручке.

— Да, она будет очень красивая, когда вырастет, — согласился Сириус.

— А если она будет такой же доброй и светлой, как Роззи, — добавил Том, принимая из рук жены крошечного младенца, — то ей просто цены не будет… — и до самого ухода Поттеров и Сириуса с Люпином в домике Реддлов радовались появлению на свет малышки, ради рождения которой и была затеяна эта игра с жизнью Розалины. В тот момент счастье молодой семьи еще не было ничем омрачено. Но ненадолго…

Три месяца спустя в дом Реддлов явилась нежданная гостья. Розалина, присматривая за мирно посапывавшей трехмесячной дочуркой, бывшей ребенком на удивление тихим и спокойным, штопала вручную рубашку мужа, чтобы чем-то себя занять, пока Тома нет и Кэтти спит. С каждым днем, казалось, малютка становилась все больше и больше похожа на Розалину, такие же носик и губки, такие же глаза. И, как сказал даже Римус, недавно заглянувший к ним вместе с Джеймсом (Розалине всегда был симпатичен парнишка-оборотень, и она всегда искренне радовалась его визитам и возможности сделать для него хоть что-то хорошее), умные глаза. Как вдруг в холле послышался стук в дверь, исходящий, однако, изнутри дома. Роуз, схватившись непроизвольно за вечного спутника — маховик — выглянула в холл из спальни, где и сидела, и обмерла в дверях, встретившись глазами с Анной Экалой.

— Прошу простить мне столь нежданное появление, — коротко произнесла Анна. Роуз нахмурилась — Экала имела привычку появляться без предупреждения, тем более что в мирное время она редко покидала Башню Времени — место, где жила. А войны не шло уже несколько столетий, по крайней мере, крупной по всему миру. — Но причина, которая меня к тебе привела, для тебя, думаю, тоже важна, — добавила она.

— А что случилось? — Розалина бережно взяла на руки проснувшуюся и захныкавшую голодную Кэтти, собираясь ее кормить. Анна, в конце концов, женщина, не стоит стесняться… — что вас к нам привело? — улыбнулась молодая валькирия, усевшись в кресло в гостиной и предложив гостье второе.

— Диадема Света избрала своей… Повелительницей, скажем так, твою дочь… — черные глаза женщины скользнули по младенцу на руках молодой женщины. Розалина замерла, расстегнув только две верхних пуговицы блузки.

— Что? — выдохнула побледневшая женщина. Анна с сочувствием кивнула, покачав головой.

— Мне жаль, но это так, — отозвалась она. — Кэт — Избранная Диадемой, и, думаю, необходимости пояснять, что это значит, нет, — горько улыбнулась она.

— Я очень плохо знаю, что это такое и… Это опасно для Кэтти? — насторожилась молодая мать, инстинктивно прижимая малютку к себе, словно желая закрыть ее от возможных проблем собой, защитить и уберечь…

— Нельзя сказать однозначно, — ответила Анна. — Возможно, за всю жизнь это не окажет на нее никакого влияния, а возможно — будет очень важной частью ее жизни. Я не могу сказать этого точно, такого знания мне не дано…

— Но… Что-то ведь можно… Что-то же об этом известно? — от хорошего настроения Розалины и следа не осталось. Женщина укачивала хныкавшую Кэтрин, обеспокоенно наблюдая за Королевой Времени. — Хоть что-то?

— Можно, именно об этом я и хотела с тобой поговорить, — Анна поднялась с кресла и тихо подошла к женщине. — Можно? — осторожно взяла на руки малышку, тут же затихшую и карими глазками посмотревшую на женщину с длинными черными волосами. — Она очень миленькая, — улыбнулась Анна, бережно укачивая младенца. — Так вот, Роуз, тебе стоит посетить Трансильванию, там живет граф Матей, их семья много лет помогала валькириям укрывать Диадему от Хранителей, думаю, он сможет что-то о ней рассказать лучше, чем я, — женщина задумчиво взглянула на валькирию, когда Кэт засопела крошечным носиком, потянувшись ручкой к носу Анны. — Я предупредила о твоем возможном визите, думаю, Владислав, его так зовут, будет к нему готов.

— Хранители?! — Розалина от ужаса подскочила на ноги, всплеснув руками. — Они уже знают про Кэтти? Знают, что Диадема ее избрала? Она ведь… Она же просто маленькая девочка, она не сможет бороться… С ними.

— Ну зачем так бояться? — Анна улыбнулась, играя с крохотной ладошкой Кэтрин. — Я вполне успешно уже не одно столетие скрываю девочек, избранных короной, от Ордена Равновесия. Они не знают и могут за всю жизнь этой милой крошки не узнать, кто она такая. Но все же думать мы будем, когда ты поговоришь с Матеем, — закончила она, играя с насуплено ловившим ее палец ребенком.

— Да, я поговорю с ним в ближайшее время, — Розалина ненадолго задумалась. — Ну… В конце месяца у Томми будут несколько выходных, я сумею ненадолго отлучиться. Вы предупредите графа? — взяв на ручки дочку, посмотрела она на собравшуюся уходить Анну.

— Конечно, дитя мое, обязательно, — улыбнулась женщина и исчезла в воздухе. Кэт снова захныкала, напоминая о том, что ее так и не покормили, и Розалина, успокаивая себя тем, что у малышки все будет хорошо, должно быть хорошо, она же маленькая и беззащитная, ее просто не могут обидеть, все же занялась кормлением Кэтрин…

А через месяц она все же побывала в Румынии, где ее постоянные переживания немного были успокоены беседой с графом Матеем, рассказавшим, что способы скрывать малышку от Диадемы все-таки есть, пусть корона и у Хранителей. Все же это было лучше, чем постоянное опасение и страх. Пусть ценой жизни, как минимум, нормальной жизни, без проблем, ее дочери будет постоянная ложь, это все-таки лучше постоянной опасности. Того, что ее страх и волнение почувствовал тот, кто мог причинить ее дочери больше всего вреда, Розалина не представляла, впрочем, как и сам Владислав Матей, не знавший, что у его брата и невестки, живших в то время в родовом замке, был гость. Не знали оба и того, что Розалина, поприветствовавшая, уходя, невестку графа, отправившуюся с сыновьями на прогулку, встретилась таким образом с двумя мальчиками, сыгравшими годы спустя немаловажную роль в ее, Кэтти, жизни. Но тогда им было два года одному и три — второму.

А вот Верховный Хранитель, узнав новость о том, кто новая Повелительница Диадемы, этого не учесть просто не мог. Еще один чудовищный фактор жизни Кэтрин, частью которой стала игра с Розалиной, был только что запущен в действие. Хранители не могли добраться до младенца, но Верховный Хранитель отныне знал, кто это…

* * *

Лили в соседней комнате дремала, укачав Кэтрин, сладко сопевшую. Розалина стояла у окна, с распущенными длинными волосами, в светлом платье. Маховик поблескивал в лунном свете. Джеймс, сидевший у стола, нетерпеливо постукивал по нему пальцами.

— Почему я должен лгать ей, скажи мне. Я никогда не смогу назвать свою крестницу крестницей. Я буду врать всю жизнь. Почему, Розалина? Почему ты поступаешь так?

— Ты ведь хочешь, чтобы она была жива? Верно? Ты любишь малышку, Джеймс, я знаю… — боль слышалась в ее голосе. Безграничная боль…

— Я хочу, чтобы она была жива. Но разве это будет стоить ее жизни? — они совсем недавно крестили Кэтрин, тайно, ночью, но когда Роуз собралась завязать Джеймсу язык, заставив дать Непреложный Обет, тот внезапно воспротивился и потребовал объяснений, которые Роззи и пришлось ему давать.

— Да, Джеймс… Пойми, если бы я не сделала этого, они забрали бы ее. Она Избранная, а если она узнает правду, если все выяснится, они убьют Кэтти. Эти создания не знают жалости, Джеймс, — она помолчала некоторое время. — Я дала ей имя, которое будем знать лишь мы с Томом, ты, Анна Экала и Хранитель Тайны. Я скоро выберу его. Зная имя, они призовут ее к себе. Она не придет и они сами придут за ней… — «создания»… Называть этих людей людьми у нее бы язык не повернулся. Все, что она знала о Хранителях, не допускало возможности считать их людьми.

— Но почему она не должна знать?

— Знание Кэт станет знанием для них. Ты просто не понимаешь, с кем мы имеем дело. Они как дементоры. Забирают все лучшее и высасывают тебя по капельке, — это было не совсем так, и Розалина это знала. Хранители делали все возможное для того, чтобы люди испытывали страх, необходимый им зачем-то, убивали и мучили людей во всем мире, тайно, исподтишка. Но они были не дементорами… Отнюдь не дементорами… Однако Джеймсу женщина предпочла описать ситуацию именно так, чтобы точно заставить дать Обет. Она никогда не любила ложь, но спокойная жизнь ее малышки была гораздо важнее, чем осознание того, сколь многим людям теперь придется лгать и что теперь придется скрывать от всех. Из двух зол Розалина предпочитала выбрать меньшее.

— Тогда зачем им дочь валькирии? — недоумевал Джеймс.

— Есть одна вещь, что им нужна. Диадема Власти Света. Владеющий ей становится сильнее всех на свете. Он может подчинить себе ифритов, валькирий, великанов. Он волен выполнять любые свои желания.

— Но…

— В руках зла Диадема очень опасна. Она воскрешает мертвых, поворачивает реки вспять… Это самая опасная вещь в мире!

— Но при чем вообще тут Кэтрин? — прервал ее Джеймс.

— Раз в много лет Диадема выбирает себе владелицу. Она обязательно должна нести в себе свет. В основном это валькирии или те, кто ими станут. Так вот, диадема не попадает к ней, но любое желание такой девушки исполняется тут же. О ней словно заботятся свыше. И диадема тогда не опасна. В руках добра…

— И Кэтти стала такой вот Избранной? Но с чего ты это взяла? — не понимал Джеймс. Розалина вздохнула.

— История валькирий, милая книга. И там никогда не пишется то, чего нет на самом деле. Кэтти нужна им как Королева, которую выбрала диадема. Которая может заставить диадему творить зло. Но Кэтрин не станет. А убивший Королеву Диадемы, сам станет Королем, — именно так было написано в книгах, которые Розалина читала весь последний месяц. — А второе имя ей дано, чтобы они не могли через рассудок влиять на нее…

— Они, они. Да я все время слышу это «они»… А кто такие они? — голос Поттера выдал уже его раздражение.

— Ты желаешь знать их имя? Изволь. Хранители. Они знают, где Диадема. Это древний орден и они очень влиятельны. Они сильные! Порой даже слишком… — Розалина говорила спокойно, в полном соответствии с Десятым Правилом. Сейчас женщину наполняла надежда на лучшее, ведь они приняли меры. У Кэт все будет хорошо, иначе просто не может быть. По крайней мере, Роуз очень хотелось верить в это…

— Как они выглядят?

— Полагают, что как люди, похожи на людей. Но их плащи… Они скрывают лицо под ними, как правило… — Розалина ляпнула, не подумав. Хранители — люди. Да, они чудовища, но все-таки люди. Впрочем, Джеймсу об этом знать вовсе необязательно… Тем более что сегодняшние Хранители и правда никому не известны. Есть-то есть, вот только кто?

— Но ведь дело не в плаще. А вообще они кто? Люди?

— Нет, мы так не думаем… Понимаешь, есть такое дело… Их никто из живущих не видел. Как считается, конечно.

— Серьезно? — нахмурился Джеймс. Розалина слабо улыбнулась.

— Те, кто их видел, как правило, погибают во время такой встречи. Джеймс, я прошу тебя, ради Кэтти, — она серьезно посмотрела зятю в глаза. — Джеймс…

— Я дам Обет, — кивнул помрачневший юноша. — Конечно дам…

* * *

— С первым днем рождения, крошка! — Томас подхватил на руки одетую в миленькое зеленое платьице в горошек дочку, улыбавшуюся во весь свой ротик с несколькими зубками. Небольшая квартирка в одном из районов Лондона с трудом вместила собравшихся для того, чтобы поздравить именинницу гостей. Ирма жизнерадостно улыбалась, дразня весело засмеявшуюся малышку, Джессика вручала Розалине подарки, которые молодая мать не успевала отставить в сторону, а Натан с Тадеушем негромко диктовали Майклу и Ядвиге какие-то инструкции.

Тринадцатилетние подростки слушали, закатив глаза в потолок, но при отце не рискуя выразить свое мнение о «поучениях» более явно. Ядвига изредка оглядывалась на Розалину, улыбавшуюся мужу и сестрам и принимавшую подарки для Кэт. Игрушки, одежда, детские книжки, подарки для самой Розалины…

— Так, я думаю, мы все сюда не уместимся, — покачал головой Томас, оглядев гостиную, где и находились он и женщины, окружавшие крошку Кэтрин, с восхищением отмечая, что девочка и впрямь настоящая красавица. Тадеуш согласно поддакнул из кухни.

— Томас прав, тут слегка тесновато, — заметил он. Розалина с трудом удержалась от замечания о том, что Тадеушу с его ростом и шириной тесновато в любой комнате и квартирки Реддлов, и дома Браунов. Дом Ожешко, где ей довелось побывать зимой, на Рождество, с Томом и крошкой Кэтти, трансгрессию перенесшей на удивление легко (дочь валькирии, все же), был куда больше и просторнее, как поясняла Ирма — для Майкла и Ядвиги, чтобы деткам было, где порезвиться. Чем подростки до сих пор с удовольствием и занимались, особенно Майкл. Но у Реддлов, да и у Дафт, было стойкое ощущение, что простора захотелось «крупномасштабному» Тадеушу…

— Тогда идем к родителям, там мы все все-таки влезаем, — предложила Джессика, вручив Розалине последнюю коробку. — Вот, Роуз, это за все ее достижения за последние полгода.

— Мама! — Кэтрин, с которой принялся сюсюкать Натан, надоело внимание к ее персоне и ребенок расхныкался, пиная руки отца маленькими ножками. — Хочу! — по мнению всех женщин семьи Браун, включая Розалину, Кэтти являла собой буквально чудеса ребенка. Первое слово — в десять месяцев, первые шаги — в девять, и к году непоседа уже вовсю бегала по квартире, то и дело пытаясь что-нибудь натворить. А уж упорству, с каким милая девчушка с каштановыми волосиками стоила башенки и пирамидки, можно было позавидовать. Так или иначе, скучать Розалине не приходилось ровно с того момента, как Кэтрин сообразила, что если она агукает, то мама тут же появляется и начинает с ней играть или кормить… Или еще что-нибудь делает. Когда Кэтрин заговорила, Розалине забыть о том, что такое находиться вдали от Кэтрин, пришлось окончательно. К счастью, год выдался на удивление спокойным и молодую валькирю не дергали по делам Ордена Сов…

— Тебя даже дети боятся, — хихикнул Тадеуш, когда Натан отошел от малыша, «обиженно» насупившись. И улыбнулся во все тридцать два зуба, щекоча ребенка. Кэтрин, внимательно посмотрев на здоровенного дядюшку, оглянулась на папу, убедилась, что он улыбается, и легонько пнула руку Тадеуша ножкой, улыбаясь щербатым ротиком. — А меня — нет! — с гордостью произнес Ожешко, выпрямляясь. — Умничка, Кэт! Так ему, серьезному, и надо!

— А можно подержать? — Розалина и женщины с Ядвигой собирали все необходимое для празднования первого дня рождения Кэтти, оставшейся в окружении мужчин большого семейства. Майкл с любопытством поглядел на сестренку, забавно насупившую носик. За последние два года парнишка здорово вымахал в росте, будучи теперь почти по плечо взрослым Натану и Томасу. Хотя, учитывая рост Тадеуша, ему еще было куда расти. А три года назад, в десять лет, он проявил ифритские способности. И очень скоро стало понятно, что мальчик — ифрит.

— Только если очень осторожно, — улыбнулся Томас, передав малышку подростку, ахнувшему, когда ребенок оказался у него на руках.

— Эй, да ты тяжелая! — покачал головой Майкл. — И как Роззи тебя на руках так много держит?

— Тетя Роззи, — поправила из кухни Ирма, упаковывая сумку с продуктами.

— Просто Роззи, — буркнул Майкл, корча младше сестре рожицы. Кэтрин, возмутившаяся такому неуважению к ней, тут же ухватила брата за нос, пиная ножкой уже его.

— Бяка! — шмыгнула она носиком. Мужчины хором рассмеялись, еще больше обидев Кэтрин, тут же с такой настойчивостью затребовавшую Розалину, что бедная мать в секунду оказалась в гостиной и забрала свое разбушевавшееся чудо. Кэтрин, убедившись, что мама рядом и что ей больше не делают страшные лица, успокоилась и жизнерадостно залепетала что-то на своем языке, играя мамиными длинными волосами.

— И в кого она такая только? — улыбался Тадеуш, приобняв за плечи худенькую Ирму.

— Не в Роззи явно, — подмигнула женщина Томасу, потрепав сына по взъерошенным темно-русым волосам.

— Наверно, в меня. Но я себя в годик не помню, — отозвался Реддл. Семейство наконец-то полным составом отправилось в дом Браунов праздновать первый крупный праздник в жизни будущей валькирии Соединенного Королевства, Кэтти Реддл.

* * *

— Роззи, — когда женщина, сдав Кэтрин на попечение обожавшей маленькую внучку Лили, вышла в сад подышать свежим воздухом и посмотреть минутку на закат — скоро им с Томом пора домой, укладывать малышку спать, а в Лондоне на такой красивый закат не посмотришь, подскочила к ней Ядвига. — Розалина, а можно тебя кое о чем попросить? — потеребила женщину за рукав девчушка с двумя темно-русыми косичками. Роззи улыбнулась, приобняв племяшку за плечи.

— Да, Яди?

— Ты можешь взять меня в свои преемницы? Я очень хочу быть валькирией и помогать остальным. Правда сильно хочу. Можно же?

— Ну, — Розалина вздохнула. Существовало множество причин, по которой она не хотела брать Ядвигу в ученицы. Девушка не соответствовала критериям будущей валькирии и Розалина, при всей любви к своей семье, прекрасно это видела. — Яди, это невозможно. Да и ни к чему, я совсем молодая, не истратила свой Поцелуй, так что… Ты вовсе можешь не стать валькирией, даже если бы я и взяла тебя в преемницы. Но я и не могу, — пожала она плечами. Майкл, вышедший вслед за сестрой подальше от о чем-то споривших отца и деда, прыснул.

— Яди, ты, похоже, лимонадом обпилась, — хихикал он. — Наш папа — ифрит. Я — ифрит. Таких не берут в валькирии! — Ядвига пнула брата в щиколотку и тот покорно замолчал.

— Это правда, Роззи? — не отставала она. Валькирия кивнула.

— Майкл прав. Ты — дочка ифрита, причем крови. Такие не бывают валькириями. Да и в общем-то я не вижу необходимости учить кого бы то ни было, — покачала она головой. — Прости, но нет, Яди, — развернулась и зашла в дом, не заметив, что в глазах Ядвиги полыхнул огонек злости.

— Ненавижу, — прорычала девчушка сквозь стиснутые зубы. — Вечно все вокруг нее носятся, Роззи то, Роззи это. Мы когда маленькие были, и то так не бегали, как с ней, — буркнула она. Майкл нахмурился, глаза вспыхнули желтым огоньком. — Самая умная…

— Что-что?

— Я… Я просто от обиды… — Ядвига оглянулась на брата и тут же отвела взгляд. — Просто я и правда хотела, и обидно, что не получится… — она выдавила улыбку. — Пойдем? Там торт сейчас будет, вкусный, наверно, — она потянула брата в дом, стремясь сменить тему. Встречаться с пристальным взглядом его пожелтевших глаз Ядвиге не хотелось совершенно… Но кое-что из ее мыслей Майкл увидеть все-таки успел...

* * *

Два месяца спустя после дня рождения Кэтрин мир перестал быть прежним. Началась магическая война, и началась она с открытого разгрома нескольких магических кварталов, наиболее популярных среди маглорожденных волшебников и полукровок. Организация молодых волшебников и магов среднего возраста, называющая себя «Пожиратели Смерти», дала волшебному миру понять, что спокойной жизни больше не будет. Открыто Упивающиеся пропагандировали чистоту крови, господство над маглами и магическими существами и полное истребление грязнокровок, обвиняя их в неправедном получении волшебного дара. Аврорату здорово прибавилось работы, а молодые ребята, только-только впопыхах окончившие курсы, погибали, не успев толком и поработать. Опытные, суровые и закаленные авроры противостояли Упивающимся, как и многочисленные добровольцы, стремившиеся защитить своих близких и друзей. И все же это была война…

Не скрывались и имена руководства группы преступников, движимых общей идеей. Лестрейнджи, оба, Люциус Малфой, Яксли. Возглавила же эту весьма сомнительную организацию Беллатриса. И, что было самым страшным, поездки компании по Европе не остались бесследными, как и годы подспудной работы с Лютным Переулком и самыми страшными книгами Хогвартса, до которых Белла только умудрилась добраться. Владение темной магией у Упивающихся теперь было поистине жутким…

Розалину неоднократно звали в аврорат, но женщина уже давно решила для себя, что туда не вернется ни за что. Но когда глубоко уважаемый девушкой профессор Дамблдор основал Орден Феникса, а это случилось уже в первые месяцы войны, туда молодая валькирия вступила охотно и сама, и потом уговорила мужа, бывшего аврора, имевшего реальный опыт борьбы с темными волшебниками, вступить туда же. Так молодая валькирия Розалина Реддл стала членом Ордена Феникса, коим оставалась еще почти восемь лет, до самой своей смерти, внося самый активный вклад, который только могла, в деятельность Ордена. Своему призванию, нести жизнь и свет перед лицом опасности, она отдавала все, что могла. Истинная валькирия, как годы спустя сказала о ней Оливия, хороня свою любимицу и одну из лучших молодых валькирий за ее жизнь. Истинно несущая жизнь…

Когда Кэтрин было уже три годика и из капризной крохи она превратилась в озорную проказницу с темно-каштановыми кудряшками и умными карими глазками, у Поттеров родился сынишка, названный Гарри. Розалина присутствовала рядом с младшей сестрой во время его рождения и таким образом была рядом с Гарри уже с первых секунд его жизни… И когда через год стало понятно, что на малыша объявлена охота Пожирателями, из-за Пророчества Трелони, предвещавшего, что рожденному в последний день июля мальчику, а Гарри родился как раз в этот день, суждено сразиться с Лестрейндж и «ни один из них не будет жить спокойно, пока жив другой», Розалина твердо решила для себя быть рядом с сестрой и всячески ей помогать, и не представляя тогда, насколько роковым окажется для нее это решение…

Розалина была единственным, кроме Дамблдора человеком, поверившим виновному в том, что Лестрейндж услышала пророчество, Северусу Снейпу. Молодой человек, когда Альбус позвал Розалину, чтобы рассказать ей обстоятельства этой истории, при виде молодой женщины в белой мантии с маховиком времени на шее, зная уже, что она — валькирия, робко и настороженно смотрел на нее, признаваясь фактически в том, что предал ее сестру. И все же… Розалина внимательно смотрела ему в глаза, потребовав показать ей воспоминания, включив интуицию валькирии и прислушиваясь к ней.

— Я верю тебе, Северус, — произнесла наконец. — Не оправдываю, конечно, но верю, что ты не хотел… — при этих словах в темных глазах юноши впервые за всю беседу промелькнула тень какой-то надежды. Непонятно на что. — Но Лили тебя вряд ли простит, — эти слова уничтожили робкий огонек надежды за одно мгновение. Правда, но чудовищная в своей жестокости. Лили бы не простила, и все участники беседы понимали это слишком хорошо.

Вся жизнь маленькой семьи Поттеров оказалась уже с самых ранних дней Гарри сопряжена с необходимостью скрываться, прятаться, с постоянным страхом и опасением. И Розалина понимала, как им тяжело, как никто другой… Вся ее жизнь уже с первых месяцев жизни ее малышки сопряжена была со страхом за Кэтти… Который, разумеется, женщина всеми силами скрывала от дочурки. Огромной поддержкой для нее стал Томас, делавший все возможное ради спокойствия своей семьи, и беспрекословно давший Роуз Непреложный Обет. Он очень много работал, и к трем годам Кэтрин дослужился до заместителя министра. А к пяти годам дочурки Реддлы, пользуясь тем, что война вошла в фазу затяжного противостояния и можно было надеяться на лучшее и скрывать от малышей, что на самом деле они живут в мире, где идет война, занялись строительством дома в очаровательном небольшом городке Литтл-Хэйминге. Более просторного, чем их домик с тремя небольшими комнатками — они перебрались туда, сняв это жилье, когда Кэтти начала подрастать. Кэтрин же по достижению малышкой четырех лет отдали в магловскую школу, где девочку учили читать, писать и еще много чему. В магловскую школу в свое время ходила и Розалина…

Однако зимой того года, когда Кэтрин исполнилось пять, случилось непоправимое в жизни молодой женщины. Осенью до того она встретилась с Антонином, едва его узнав, и поговорила буквально пару минут. Однако и этой короткой встречи хватило для того, чтобы сердце молодой женщины с новой силой стиснуло болью. Безнадежная тоска и отчаянная надежда в его глазах ничуть не притупились за те годы, что они не виделись…

— Мама, а кто это был? — когда они отошли, спросила любопытная Кэтти, потянув ее за рукав.

— Просто один старый знакомый, — Розалина с горькой улыбкой посмотрела на дочку, похожую на нее как две капли воды. — Мы… учились вместе, — за этим ответом крылось много того, о чем не хотелось говорить счастливой малышке со смешными косичками. За этим коротким ответом скрывались месяцы пролитых в подушку слез, безграничная боль, рухнувшая дружба двух по-настоящему близких людей… Три судьбы, разрушенные общей бедой, жестокой игрой. История любви, разрушенной ради того, чтобы шахматная партия сложилась, как положено. В последнее время Розалина в глубине души признавалась себе в том, какова была на самом деле правда. Выбор — не любовь. И хотя она всеми силами стремилась уверить себя и Тома в обратном, в человеческой частичке души она осознавала жестокую правду. А признавшись себе в том, какой была любовь, она делала себе только больнее. Это — прошлое, которого больше не будет. Не может и не должно было быть…

Это случилось после Рождества… Розалине не суждено было узнать, сколько их было и как именно они это сделали, но случилось непоправимое. Она с горой подарков поспешила к матери и отцу… Вот уже два месяца все было тихо и она, оставив дочурку с Римусом, души в «крестнице» не чаявшим, и в тайны проделки Роуз не посвященным, на часок отправилась к родителям… Но на настойчивый стук в дверь не было ответа. С замершим сердцем молодая женщина положила руку на ручку двери и повернула, мысленно отдавая маховику команду. К ее крайнему изумлению, дверь оказалась не заперта. Однако это удивление минуты спустя сменилось истинным ужасом. Розалина прижала руки ко рту, опустившись на колени перед телом отца. Ей не нужно было прикасаться к нему, чтобы понять, что Брендон мертв. Она, валькирия в ней, поняла это еще только открыв дверь. Что в этом доме не было живого. Здесь царила смерть…

Лили была в гостиной, видимо, и застали ее там. А в ногах — их кошка, которую они завели, когда Розалина вышла замуж. Убитая, видимо, развлечения ради…

Час спустя Розалина сидела на кухне дома Браунов, отпаиваемая горячим чаем, укутанная в плед заботливым мужем, в сердечных объятиях Молли Уизли, матери уже семерых детей, четверо из которых были младше ее единственной дочурки, Кэтрин. Джинни, младшенькой, был всего годик. Долгожданная дочка в семье с шестью сыновьями.

— Роззи, бедная, — качала головой Молли, поглаживая по голове женщину, с молчаливым горем смотревшую на дверь кухни, за которой множество авроров и члены Ордена Феникса осматривали дом и тела ее приемных родителей…

— Это… — показавшийся в двери Джим кашлянул, покачав головой. — Роуз, ты… В общем, как показал осмотр, у них внутри… — замялся он. Розалина подняла на него полные боли карие вишни.

— Я знаю, Джим. Я валькирия. Я знаю, что у них все органы внутри разорваны, скажу больше, бедная кошка отделалась проще всего. Ей просто сердце остановили… — всхлипнула она.

— Пожиратели так не работают… Даже они так не работают, — покачал головой Джим. — Мы ума не можем приложить, что случилось…

— Это не Пожиратели, — Розалина горько улыбнулась, бессмысленно вертя в руках стакан с чаем. — К сожалению, те, кто это сделал, куда хуже Пожирателей. Закройте дело, Джим… — она до боли стиснула руки в кулаки, понимая, что виновные в этом никогда не будут найдены. — Вы их не вычислите… Это на том же уровне магии, что и мои сестры-валькирии.

— Ты… Ты знаешь, кто это?

— Враги валькирий. Не ваш профиль, — она закрыла лицо руками. Боль сжимала ее душу, пробуждая потаенные страхи в самом дальнем уголке сердца. Хранители… Наверняка они как-то узнали о Кэтти, ищут ее и запугивают ее семью. Вполне в их духе. Роуз понимала, что мама и папа не выдали ее, за что и поплатились. И от этого вина лишь сильнее стискивала сердце… Из-за нее. Это случилось из-за нее, и еще из-за Кэтти… Помогая людям, всеми силами стремясь помочь, исцеляя пострадавших от действий Пожирателей, делая все возможное и невозможное, чтобы защитить Лили, принимая участие во всех без исключения операциях Ордена Феникса, она не сумела помочь самым близким на свете людям… Несущая Жизнь принесла смерть своим родным. Чудовищная расплата за ее способности… Чудовищная потеря. Непоправимая беда…

Когда в начале лета супруги Дафт были найдены дома точно в таком же состоянии, Розалине хотелось выть, ногтями роя землю. Сестра и зять… Пусть не родная, но сестра. Вина, чудовищная боль, страх… В том числе за Ирму и ее семью. Двое детей, которым всего-то по девятнадцать лет, точнее и девятнадцать только еще будет осенью… Но Ирма, что оказалось каким-то чудом, не пострадала ни тогда, ни через год, ни позже… Хранители как будто остановились, чего-то выжидая.

Полной неожиданностью для Розалины стало то, что по завещанию все имущество Дафт отписано оказалось Кэт за небольшими исключениями для Майкла и Ядвиги. Женщина сначала пыталась отказаться от имущества, причинявшего боль, напоминая о погибшей сестре… Но Ирма настояла на том, что ничего не возьмет свыше воли покойной. Что Джес так хотела… Женщины всю ночь молча сидели, обнявшись, и плакали. Из некогда большой семьи остались лишь они. Двое из пятерых… После похорон матери и отца сидели у камина, с невидящими глазами, все три сестры. Теперь — двое. Всего двое…

Дом Розалина продала, потому что видеть его оказалось выше ее сил. Все деньги, полученные Кэтрин, положены были на ее счет. С дома же все ушло куда-то мужу, Розалине видеть все это не хотелось. Слишком больно было вспоминать, откуда эти деньги взялись… И хотя боль со временем притупилась, счастье стало для женщины недосягаемым понятием… Единственное во всем мире, что радовало ее теперь — муж и дочь. И женщина и представления не имела, что совсем скоро обратный отсчет ее жизни пойдет уже даже не на годы, на месяцы. Что следующая ее встреча с некогда лучшим другом, с человеком, которого она могла бы любить и когда-то была на самом деле в него влюблена, станет последней. Не только для них, но и в ее жизни.

* * *

— Кэтти, милая, это что такое? — Розалина, зайдя утром в комнату дочки, пораженно замерла. Девятилетняя девчушка с длинными каштановыми кудряшками повернулась к матери от окна.

Белая простыня с ее кровати была обмотана вокруг девочки в виде какого-то жуткого подобия тоги, а явно сорванная с карниза прозрачная тюль, закрывавшая окно спальни малышки, была непонятным образом вплетена в ее длинные, до поясницы, волосы. Учудить что-то подобное было вполне в духе маленькой Кэтрин, но обычно такие проделки она совершала в обществе дяди Джеймса. Одна — крайне редко… Розалина, у которой с раннего утра нарастало чувство странной тревоги, возникавшей все чаще в последнее время, словно предвестие какой-то чудовищной скорой развязки узла, в который была заплетена ее и ее близких жизнь, засмеялась, оперевшись на дверной косяк. Кэтрин, закутавшаяся в простыню и тюль, являла собой довольно-таки комическое зрелище.

— Я как ты, тоже невеста, — заявил ребенок, подняв на Розалину лицо. При виде последнего у женщины вместе со смехом потекли из глаз слезы. Где Кэтрин умудрилась с утра пораньше найти косметику, Розалине знать не хотелось, но девочка явно имела слабое представление о том, что тушь наносится только на ресницы, а не на все веко, и что на щеки губную помаду никто не мажет. Причем проделано все было так тихо, что Роуз, с шести утра не спавшая, ничего не услышала.

"Школа Джеймса", — подумала женщина, придумывая для мужчины справедливое возмездие. Он скрывал тайну крещения Кэтрин, но свое отношение к девочке — нисколько, очень много времени возясь и с ней, и с Гарри. В итоге озорство и вот такие вот чудеса для Кэтрин были чем-то обыденным, в порядке вещей. Как и то, что на Джеймсе можно разъезжать по дому, и то, что Поттер при малейшей возможности охотно учил девчушку летать на метле. Розалине его за это убить хотелось, но это было невозможно.

Кэтрин в этом году не пошла в школу, активность Лестрейндж вспыхнула с новой силой и это стало опасно. В итоге Розалина и Томас решили оставить ребенка дома. И изнывающая от безделья Кэтти начала искать себе развлечения…

— Невеста? — Розалина покачала головой, размышляя, чем смывать все это с ее маленького «чуда».

— Вот! — Кэтрин жизнерадостно показала матери большую колдографию последней в свадебном платье в окружении сестер, их мужей, Томаса и племянников. — Как тут! А тетя Ирма говорит, что девушка должна краситься, чтобы быть красивой!

— Так, пошли-ка умываться, моя маленькая невеста, — Розалина поймала весело засмеявшуюся дочку за руку, притянула к себе и поцеловала в на удивление чистый лобик. — Тетя Ирма говорила про взрослых девушек, а ты еще маленькая, — она нежно поцеловала ребенка еще раз и повела в ванную, ругая Ирму на чем свет стоит. «Одеяние» она с одетой еще и в пижамку Кэтрин сняла еще в детской. — Давай договоримся с тобой так, — она завела Кэтрин в ванную, присела около нее на корточки и взяла дочку за плечи. — Ты подрастешь, походишь в школу, станешь взрослой красивой и умной волшебницей и потом будешь самой настоящей невестой. Мы сделаем тебе самое красивое платье на свете, как у меня… Хорошо? — девочка кивнула, прижимаясь к маме и вымазав ее светло-голубой халатик в помаде.

— Я хочу быть как ты! — заявила Кэтрин, пока Роуз смывала с ее лица «макияж», отметив для себя, что спутанную гриву дочурки пора подстричь.

— И будешь. Но сначала мы немножко подрастем, — улыбнулась она, поцеловав Кэтрин в мокрый носик. — Хорошо? — девочка кивнула, утираясь теплым пушистым полотенцем.

— Папа говорит, что я на тебя очень сильно похожа, — гордо улыбнулась девочка. — Что я такая же хорошая, как ты… — Роуз промолчала, скрыв от дочери блеснувшие на глазах слезы.

"Если бы ты только знала, какая я на самом деле «хорошая»", — подумала женщина, вспомнив свое знакомство с Томасом. Кэтти этого лучше было не знать… По крайней мере пока. Не стоило…

Последний день жизни молодой валькирии только начинался, отмеряя даже не дни — часы ее жизни. Обратный отсчет перед окончательным матом на чужой шахматной доске. И Розалина, всеми силами загонявшая этот страх далеко-далеко, подсознательно ощущала, что новый рассвет она уже не встретит… Что часы спустя ее не станет. Наверное потому-то она не стала ругать Кэтрин… Чтобы хотя бы эти последние часы отложились в памяти ее дочери чем-то теплым и светлым…

* * *

Маленький город, скорее даже поселок. Почти на окраине — неприметный двухэтажный дом. В окнах первого этажа горит свет, но через занавеси он слабо виден. Вокруг дома, невидимо для соседей, сплошь и рядом обвиты защитные чары…

— Джеймс, им пора спать! — часы пробивают одиннадцать вечера и Розалина вздрагивает. Странная тревога в глубине души отчего-то начинает нарастать…

— Ну хорошо… — откликается мужчина, до того игравший с детьми со всей беззаботностью, на какую только был способен. После слов Роуз он слегка посерьезнел, выпрямился — они играли в тигра и тигрят, поднял Гарри на руки и позвал:

— Принцесса! Пора в кроватку!

— Хочу сказку! — объявила девчушка, покорно шагая рядом с Джеймсом.

— Я могу рассказать, — улыбается Розалина, чье сердце сжимается в комочек от предчувствия чего-то неотвратимого. Что с каждой минутой все ближе и ближе к ним…

— Нет! — девочка капризно надула губки. — Джеймс! Хочу Джеймса!

— Ну хорошо, Принцесса! Буду я… — девочка сияет и они трое скрываются наверху.

— Вот так всегда, — с улыбкой заметила им вслед Лили. — Никто иной, кроме Джеймса… Тебя пора короновать, Джейми, на титул короля. При нашей маленькой принцессе.

— А он и есть король! — девочка смеется… В последний раз в жизни Розалина слышит смех своей дочери. В последний раз…

Всего полчаса спустя в дом ворвались двое. Всего двое… И все же тревога, нараставшая с каждой минутой, обострилась до предела…

... — Пожалуйста, не надо! — взмолилась Лили. Джеймса не стало минуты назад, и уйти женщины не успели… Розалина приготовила палочку, но заклинание застыло на ее губах. Со спутника Беллатрисы соскользнул капюшон… Черные волосы, полубезумный взгляд — немудрено, он только что совершил первое в своей жизни убийство, серые глаза…

Томас уже не раз говорил ей, что Тони — Пожиратель, что это установленный факт, но она не верила. Даже когда Алиса Лонгботтом, которую запытали до безумия, описала внешность нападавшего, как «черные длинные волосы, серые глаза и волосы на щеках», когда Розалина умудрилась ненадолго чуть привести ее в чувство, женщина не верила в это. Когда Кэтти было шесть, Розалина попалась Пожирателям, измотанная гибелью сестры, где ее пытал Люциус. Даже услышав голос Долохова, она не верила в очевидное, думала, что голоса были просто похожи… Наложенные когда-то давно Анной чары делали свое страшное дело…

И сейчас, глядя в глаза Антонина, Розалина не могла поверить в то, что это все-таки правда. Ужасная правда…

Секунду спустя женщина пришла в себя, взмах палочки, движение губ, но слишком поздно. Закрыть щитом Гарри и Лили, дезориентировать Беллу не вышло. Не успела. Мелькнул луч Авады, и Лили метнулась навстречу собственной смерти. Закрыла собой сына. Слышится тихое недоуменно-жалобное «мама»… Кого угодно это тронуло бы, скорее всего. Но не Лестрейндж.

Розалина снова шепчет заклинания защиты для Гарри, стискивая палочку в руке. Если удастся спасти Гарри, она поцелует сестру. Однако новая вспышка зеленого света и громкий хлопок. Да, чары Лили вкупе с чарами Розалины сработали. Но не до конца. Гарри все равно умер. Все трое Поттеров…

В суматохе исчезновения Беллатрисы и смерти Гарри валькирия не заметила, как ребенок, до того мига жавшийся к ней, вдруг увернулся и выскользнул в коридор. Она не заметила, да и вроде бы самой страшной угрозы более не было. Долохов как-то слился с интерьером во время убийства Лили и Гарри. Но вот спутник Беллы девочку заметил. Он прошел мимо женщины, склонившейся над Гарри с последним, что та могла для него сделать. Поцелуй в лоб, и в легкие мальчика вернулось дыхание, сердце забилось. Родители мертвы, но он жив. Защищен поступком и колдовством матери и жив… Она позаботится о нем, Лили и она договорились, что если с одной семьей что-то случится — вторая заберет их ребенка к себе. Розалина, правда, знает, что это ее последние дни, чувствует. Но Том не оставит Гарри, она в этом уверена.

— Кэтти! Кэтрин! — поцеловав Гарри, Роза выпрямилась, и увидела, что дочки в спальне нет. — Кэт! — палочка сжата в руке, в душе худшие чувства. И злость на себя. Но нет, малышка жива… Она вжалась в стену соседней комнаты, с ужасом глядя на того, кто наставил на нее палочку. Мужчина усмехается, с откровенной ненавистью смотря на девочку. Розалина без раздумий нацеливается и произносит «Кру…». Но договорить не успевает.

— Авада Кедавра, — и луч по направлению к Кэт… Ни секунды не думая, Розалина бросилась к дочери, так быстро, как только могла. Оттолкнуть, закрыть собой, что угодно. Она не даст ему убить ее ребенка. Кем бы он ни был для нее раньше, и в глубине души всегда, — дороже Кэтрин у женщины не было никого. Единственная дочь, от все-таки любимого мужа… Она хотела его любить и любила. Ей хотелось верить, что любила… Именно падение женщины, а не девочки, привело убийцу в чувство. Ребенок, как две капли воды похожий на мать, кидается к телу, всхлипывая, напрочь забыв о нем. Но мужчина больше не поднимает палочку. В голове осознание, кого он только что убил. Что он промахнулся. Женщина еще жива, тяжело дышит, стискивая слабеющими пальцами палочку. Шепчет «Империо» и заставляет убийцу уйти. Не для того, чтобы спасти Кэтти, она как нельзя лучше понимает, что он и не тронет девочку. Чтобы спасти все же дорогого ей человека от заключения в Азкабан. Она знала, что он не был таким, знала, что его таким сделало… И понимала, что это меньшее, что она может сделать для него. Меньшее и единственное… Чары Анны спали после Авады, оставив ужасное осознание того, сколько ошибок она успела сделать и как они были жестоки… Это осознание и заставило дать ему уйти. Женщина до крови стискивала кулаки, лишь бы не кричать от чудовищной боли, разрывавшей тело. Не напугать Кэтрин, только не напугать еще сильнее…

* * *

Вопрос, кому передать дар, был решен для нее еще в младенчестве Кэтрин. Дар мог помочь ей защититься от Хранителей. Он был ей нужен. Да, за него придется заплатить, но он даст малышке больше шансов выиграть в этой борьбе. С последним вздохом она передала дар единственному человеку, любовь к которому не была обусловлена даром ни в малейшей степени. Своей дочери. Выдохнув, Розалина закрыла глаза. Финалом игры стала жизнь… Как и должно было быть… И где-то очень далеко женщина в длинном черном платье, отойдя от зеркала, закрыла лицо руками, не оглянувшись на валькирию в белой мантии, откровенно разрыдавшуюся после увиденного. Как бы необходимо это не было, как бы сознательно Анна, да и Оливия, не влияли на жизнь Розалины, то, что они сделали, причиняло обеим чудовищную душевную боль.

«Необходимо пожертвовать жизнью одного, чтобы спасти многих» — правило Кодекса валькирий. Одно из самых жестоких… Исполнение которого только что стоило жизни женщине, обреченной на смерть, когда она еще не родилась. А двум людям, мужчинам, вплетенным в паутину этого правила по роковой необходимости — человека, которого оба любили и который для обоих был смыслом жизни. Три судьбы, связанных нитью общей беды. Три человека, заплативших за чужую игру… Вот только, думала Анна, глядя на маленькую девочку с каштановыми кудряшками, рыдавшую, зарываясь лицом в испачканный помадой халат Розалины, три ли? Или все-таки больше?