Игра, финал которой - жизнь (гет)

Все передумываю снова,

Всем перемучиваюсь вновь.

В том, для чего не знаю слова,

Была ль любовь?

Кто был охотник? — Кто — добыча?

Все дьявольски-наоборот!

Что понял, длительно мурлыча,

Сибирский кот?

В том поединке своеволий

Кто, в чьей руке был только мяч?

Чье сердце — Ваше ли, мое ли

Летело вскачь?

И все-таки — что ж это было?

Чего так хочется и жаль?

Так и не знаю: победила ль?

Побеждена ль?

Марина Цветаева. Под лаской плюшевого пледа.

Тихий треск поленьев в камине, чуть уловимый аромат горящих дубовых веток, тиканье часов и стрекотание сверчка за открытым окном. Молодая женщина в длинном черном платье отложила пяльцы, воткнув иглу в белую ткань, на которой ее умелые руки выводили красивый узор в форме крохотных песочных часиков. Дюжина таких же, только созданных из золота, стояла в застекленном шкафчике на стене… Тех, что еще не нашли свою хозяйку или не перешли к новой. Они часто возвращались после смерти той, кто их носила, не признавая новую валькирию. Но еще чаще маховик, когда его хозяйка покидала этот мир, умирал вместе с ней. И тогда их хоронили вместе. Символ дара, вещичка, обладающая поистине огромной значимостью, уходила навеки с той, кто отдавала этому призванию мечты, былые желания, за обладание этими способностями отдавала свое право жить так, как обычные люди.

Миг, когда маховик надевался на шею новой валькирии, знаменовал необратимый момент. Приобретение дара, сильного, могущественного. За который нужно было очень дорого платить…

Шорох длинного подола по деревянному полу, шелест страниц огромной старинной книги. Наконец взгляд Королевы Времени, когда-то такой же валькирии, как и те, чьи судьбы она теперь держала в своих руках, остановился на очередном изображенном там портрете. Красивая молодая женщина улыбалась с него, открывая ровные белые зубки. И только где-то далеко за внешним светом и счастьем в ее глазах читалась для знакомых с расплатой за их дар боль и щемящая тоска. Этой девушке одновременно и повезло, ведь ей не о чем было тосковать и жалеть, она не узнала обычной жизни, она получила дар совсем малышкой. И страшно не повезло — она, возможно, так и не узнала, что значит жить… И за выбор, сделанный за нее другими, заплатила несоизмеримо высокую цену. Финалом игры, которую она не начинала и в которую ее втянули, не спросив, для Розалины Эванс стала ее жизнь.

— Никаких эмоций, — горькая усмешка появилась на губах тысячелетней женщины, давно уже существовавшей словно бы между двумя мирами. — Только если у меня нет никаких эмоций, отчего же я чувствую себя виноватой во стольких бедах людей? — взгляд ее скользнул по красивым чертам лица, каштановым локонам и маховику на шее. Маховику, похороненному вместе с хозяйкой. Анна очень хорошо помнила тот день, когда хоронили эту молодую женщину. А ведь у нее осталась совсем маленькая дочь. Дочь, получившая дар, требовавший дорогой расплаты. Дар, дававший огромные возможности и забиравший всего одно лишь право. Право на обычную, человеческую, настоящую жизнь… — Прости меня, Розалина, — прошептала женщина, покачав головой. — Всех нас, — подумав о ста с лишним остальных «жизнь несущих», поправилась она… — Я очень надеюсь, что Кэтрин мне не придется этого говорить, — эти слова были почти не слышны, и уж тем более услышать их не могла молодая девушка семнадцати лет от роду, в этот теплый летний вечер читавшая книги, посвященные приготовлению зелий, в домике в Паучьем Тупике, пока мужчина с длинными сальными черными волосами рылся в тех же книгах и рукописях, чертыхаясь себе под нос и пытаясь найти рецепт, который избавил бы ее лицо от ужасных кровавых шрамов… Того же, что однажды девушка услышит эти слова, и произнесет их не одна валькирия, не знала в тот миг даже Анна Экала, Королева Времени, та, чье слово было для валькирий непререкаемым законом… Та, в чьей власти было подарить этой девочке то, что она отняла у ее матери. Настоящую, человеческую, искреннюю жизнь.

За двадцать четыре года до этого…

— Розалина! Роззи! — наперебой кричали мальчик и девочка, обхватив ручками ноги невысокой девушки в потрепанных синих джинсах и светло-серой блузке без узора. У ног молодой волшебницы стоял тяжелый чемодан, набитый битком учебниками, свитками пергамента, перьями, одеждой и привезенными родным из Хогсмида и Косого Переулка подарками, на которые девушка весь год откладывала свои карманные кнаты и редкие сикли. — Роззи приехала! Ой, и Ан… Ато… Анто… — юноша с таким же огромным чемоданом в руке, стоявший чуть позади, смущенно улыбнулся.

— Можно Тони, — негромко заметил он.

— Ан-то-нин, — по слогам произнесла Розалина, присев на корточки и нежно обняв по очереди племянника и племянницу. — Давайте-ка вместе! Ан-то-нин…

— А-то-нин, — хором озвучили дети. И тут же повернулись к парню. — Привет! — тот, покачав головой, поставил наконец чемодан и присел к детям, пожимая им руки.

— Они твое-то имя учились два дня произносить, — улыбнулась в дверях небольшой кухоньки вышедшая оттуда молодая женщина с густыми темно-каштановыми волосами до середины спины, в нарядном фартуке. — Роуз, ну ты и вымахала за год!

— Ирма! — Розалина, напрочь забыв и о чемодане, и о госте, и о племянниках, крепко обняла старшую сестру и расцеловала ее в щеки. — Вот уж кого я тут не ждала увидеть! Сестренка! Я тебя… Ты почему вообще не пишешь, а?! Уехала со своим поляком и сестры не нужны, да?! Да мы с Джесс этому твоему ифриту покажем, как тебя домой не пускать!

— Боюсь, ты меня сейчас убьешь, — когда Роуз чуть поутихла, заметила Ирма. — Я за детьми приехала, мы их в Польшу забираем. Маме тяжело стало с ними возиться, а ты в Хоге пока еще. Поэтому-то мой Тадеуш со мной не прибыл.

— И это его спасло, считай, — прорычала валькирия. — Сама уехала, теперь еще и Ядвигу с Майклом забираешь! Вот подожди, пройду я посвящение, я тебя и в Польше достану! И ифриту своему так и передай, прилечу и клюну!

— Роуз, потише, — Ирма потрепала девушку по каштановой гриве. — Ну что ты вскипела, право? Мы, может, их потом в Хог отправим. И я буду писать, обещаю, буду. Антонин, — она помахала гостю, что-то рассказывавшему умирающим от смеха малышам, рукой. Тот приветливо и смущенно ей улыбнулся. — Как мама с папой?

— Отец пишет, что ей лучше, — отозвался паренек. — А так я в августе домой поеду, увижу.

— А где мама с папой? — осведомилась Розалина, перебив его.

— Они в городе, скоро придут, — отозвалась ее сестра.

— Ну так вот, я у вас до конца июля, отец разрешил, мол, мама там поправилась с лекарств и теперь худеет, просит меня ее не смущать, а в конце июля поеду домой, на август, — договорил Долохов наконец, вручив малышам по шоколадке, которые извлек из кармана своей джинсовой куртки.

— Мы тоже в августе домой, — поведала Ирма, под гневным взглядом младшей сестры. — Роуз, ты к нам с Тадеушем поедешь?

— Еще чего! — фыркнула валькирия. — Чтоб я с этим паразитом польским в одном доме жила?! — Ирма, прекрасно понимавшая, что сестра просто шутит, и на самом деле ни о какой злости речи нет и быть не может, рассмеялась.

— Передумаешь — ждем, — она взмахнула палочкой и оба чемодана торжественно поплыли на второй этаж. — Антонина как обычно, в гостевую… кхм… спальню?

— Скорее уж гостевой чулан, — вздохнула Розалина. — А в вашей с Джесс комнате… Может, я туда, а Тони ко мне?

— Я там с малышами, — покачала головой Ирма. — Боюсь, ты туда уже не уместишься. Страшно представить, что через неделю Джесс с мужем приедут! Мы с мамой вчера голову ломали, как их вместить, но так и не придумали.

— Я могу, если надо, не знаю... В гостиной поспать или на чердаке, там в общем-то у вас чисто, — робко предложил Долохов. — Ну а они в комнату Роуз, например.

— Да ну их в гостиной и устроим, — заметила Розалина, поднимавшаяся следом за чемоданами. — Детей у них нет, так что потеснимся и влезем.

— Скорей бы ты уже замуж вышла бы и не занимала бы по приезду две комнаты, — буркнула Ирма. Она поднялась вместе с сестрой, оставив Антонина присмотреть минутку за малышами.

Парнишка тут же начал пересказывать им еще одну школьную шутку, что заставило двойняшек звонко смеяться, схватившись за животики… Как отметила за несколько лет до того третья сестра Браун, Джессика, заскучать в обществе Долохова было просто невозможно…

— Эй, мне еще год учиться в Хоге и три — на аврора, — возмутилась Розалина. — Какое замуж?! Да и за кого?

— А что, у тебя нет мальчика, который тебе нравится? — Ирма замерла, удивленно посмотрев на сестру. — Прямо-таки никого? Роуз? Но…

— Ты же прекрасно понимаешь, что это так, и знаешь, почему, — девушка взглянула на старшую сестру полными слез глазами.

— Но разве… — Ирма оглянулась на лестницу, ведущую на первый этаж. — Ты каждые каникулы или у него, или приезжаешь с ним. И в Хоге, я слышала, вы постоянно вместе. Я думала, что вы с ним, ну, что он тебе нравится, и ты ему…

— Антонин — мой лучший друг. Но я не знаю, Ирма, выбор ли он для меня. Я вообще не знаю, что такое выбор и как понять, что это он… Я, гоблин побери, сама не знаю этот свой несчастный дар и его выражение. Хороша валькирия! — прошептала девушка. Ирма, поставив чемоданы, обняла сестру и погладила по спине.

— Я уверена, ты будешь счастлива, — прошептала она. — Главное, милая, не торопись делать никакие выводы. И копаться в своей душе. Ведь возможно, что ответ, который ты будешь искать глубоко в себе, будет лежать на поверхности. Я не знаю, что такое выбор, но я уверена, что однажды ты вот так же будешь стоять рядом со мной и скажешь, что ты понимаешь, что такое любовь. Понимаешь потому, что она коснулась и тебя. Я в это верю, Роззи…

— А я хочу в это верить, — всхлипнула девушка. — Я очень хочу в это верить, Ирма, — открывая дверь в свою крохотную спальню в родном домике, чтобы сестра поставила туда ее тяжелый чемодан, прошептала Розалина. — Только получается это слабо, — провожая взглядом свой багаж, выдохнула она себе под нос…

Ароматный запах тушенных грибов разносился по домику, затерявшемуся где-то в крохотном городишке на востоке Англии, почти на самой границе с Шотландией, когда старенькая дверь заскрипела, поворачиваясь в не менее старых петлях. Негромкие голоса послышались из холла, а затем радостные крики двух пятилетних малышей, приветствовавших бабушку и дедушку.

— Вот и мама с папой, — поставив на стол кастрюлю с ужином, заметила Ирма. Розалина, делавшая салат, тут же отложила нож, вытерла руки о передник в черно-белый горошек и выскользнула навстречу родителям.

— Вот она, наш ангелочек! — пожилая женщина, немного худая даже для своего низкого роста, обрадованно всплеснула руками, выронив какой-то сверток, и обняла девчушку. — Роззи! Ты прости, что мы тебя не встретили, тут у нас с папой вот получилось кое-какие деньжата подзаработать, а тебе-то мантия новая нужна и учебников список поди опять будет, как каталог в библиотеке Хогвартса, — посетовала она. — Ну да ладно. Выкрутимся. Доченька, — Лили Браун утерла глаза рукавом и расцеловала младшего ребенка в лоб и щеки. — Как я соскучилась!

— Ну все, слезы развела, — усмехнулся старенький волшебник, приобняв дочку и стукнув ее по спине, легонько и нежно. — Роуз, ты ее не слушай, у нее одно на уме — бросаете вы нас, стариков, и будем мы в этой домине одни доживать. А вы и навещать-то нас не будете. На днях вон аж расплакалась вся, Ирма мол детей в Польшу забирает, не доверяет ей… Сейчас идем к дому, так опять в слезы. Плакса ты моя! — погладив жену по коротко стриженным черным волосам, в которых уже пробивалась явная седина, покачал он головой.

— Опять двадцать пять, — всплеснула руками Ирма, показавшаяся в дверях кухоньки. — Мама, я ведь тебе говорила, дело не в том, что я вам не доверяю, просто тебе уже тяжело с двумя непоседами и я их заберу, поскольку я ушла с работы. Тадеуш получил повышение, нам теперь и так прекрасно хватит средств, так что я уж сама с этими сорванцами посижу, — подозвав малышей, уже заинтересовавшихся было свертком, который уронила их бабушка, улыбнулась она.

— Мама! Папочка, — Розалина обняла родителей, тряхнув каштановыми кудряшками до плеч, вечно слегка спутанными и всегда распущенными. Она принципиально не заплетала косу и не собирала их в хвост, в какой-то мере даже гордясь своими густыми локонами. — Я тоже очень соскучилась! Ну остался год, и я доучусь…

— Добрый вечер, миссис Браун, — со второго этажа спускался молодой парень с длинными черными волосами и проницательными серыми глазами. — Добрый вечер, мистер Браун, — он деловито пожал руку Брендона Брауна, приветливо улыбаясь Лили.

— Антонин, рад тебя видеть, — подмигнул ему волшебник. — А я уж было испугался, что вы с Роуз поссорились. Она есть, а тебя не видать, — в то время, как Лили с глазами, снова полными слез, обнимала друга младшей дочки, заметил глава семейства.

— Чтобы мы поссорились, мир должен повернуться вверх тормашками, — уверенно заявила Розалина. — Мы же лучшие друзья!

— Ладно болтать, пойдемте ужинать, а то мои грибы остынут, — окликнула остальных Ирма.

— Ой, девочки! — встрепенулась Лили. — Ну одна с поезда только, ты третий день у нас, не отдохнула еще. Ну подождали бы, уж я бы накормила. Глупышки мои. Роуз, — окликнула она засуетившуюся младшую дочку. — Ну-ка сознавайся, помогала ведь этой вот поварихе, а?

— Мамуль, мы обе взрослые, мы тебе помогаем, — чмокнув пожилую волшебницу в щеку, на что парнишка, приехавший с ней вместе, взглянул с оттенком легкой зависти, беззаботно отозвалась Розалина. Недавние слезы на ее глазах уже высохли и никто и не мог бы теперь подумать, что девушка совсем недавно вся в слезах разбирала свои немногочисленные вещи, вспоминая о вроде бы самых обычных, житейских словах Ирмы, ей причинявших, однако, сильную боль. Розалина не была обычным человеком. Она, более того, даже не уверена была, что она вообще человек.

Девочка никогда в жизни не видела свою тетю, Вирджинию Браун, свою предшественницу. Та умерла, когда Розалина была совсем крохой, буквально пара дней от роду. Умерла, мучаясь от неисцелимого проклятья, наконец-то сумев передать кому-то дар, не дававший ей уйти и забыть о страданиях и боли. Передала она его, конечно же, новорожденной Розалине. Вместе с этим даром к девушке пришли большие обязанности и строгое предназначение, полное, однако, в самой цели своей тепла и доброты. Нести жизнь в мир, где существуют страдания и смерть, помогать обычным людям и волшебникам. Способствовать сохранению равновесия двух начал, на которых строится и живет все мироздание. Не сохранять лично, конечно, таким могуществом не обладал и не может обладать никто. Но по мере сил своих, особых, специфических, способствовать.

Розалина знала и то, что родилась очень слабенькой, как говорили магловские врачи — Лили родила дочку в магловской больнице — не желая привлекать внимание магического сообщества такими поздними родами — ей было уже сорок пять в тот момент, Розалина была «не жилец». Но полученный дар принес и самой Роззи некоторую пользу — дар, сущность которого заключалась в какой-то мере в большей жизненной энергии и силе, чем у других, не только наделил ее довольно необычными способностями, но и способствовал ее исцелению. И, как отмечали все кругом, энергичности Розалины и ее работоспособности можно было теперь позавидовать… А еще все отмечали ее необыкновенную доброту и веселый, почти никогда неунывающий характер. Только самые близкие ей люди знали, как на самом деле часто у нее на глазах блестят слезы легкого сожаления о том, что она не может жить как все. Хочет, конечно же, но… не может. Этого ей было не дано. К этим людям относились всего несколько человек. Родители, старшие сестры и лучший друг. Для всех остальных девушка была кладезь оптимизма, жизненной энергии и внутреннего света. И даже самым близким она старалась не показывать свои слезы, вызванные у нее в последнее время мыслью о том, что ей не дано будет не только испытать обычные человеческие события вроде ревности, ссор, настоящих обид, понять, что же это такое, но и по-настоящему полюбить. За валькирий выбирали спутника жизни, и даже это делалось в соответствии с их даром. Права же делать этот выбор сама не имела ни одна валькирия. По крайней мере, Розалина о таком никогда не слышала и не читала…

— Очень вкусно, мам! — заметил темно-русый мальчик, уплетая за обе щеки тушеные грибы. Ирма ласково улыбнулась.

— Ну на самом деле тетя Роззи мне посоветовала одну очень интересную придумку, так что скажи и ей тоже спасибо.

— Роззи, спасибо! — проглотив очередную ложку и случайно пнув ножкой, которой он болтал под столом, пока не видела строгая мама, Розалину, на это только покачавшую головой, отозвался Майкл.

— Тетя Роззи, — поправила Ирма. Малыш закатил глаза.

— Тетя-тетя… Она Роззи и все тут, — пробурчал он. Ядвига, сидевшая напротив брата, хихикнула.

— Вот тетя Джессика и правда тетя, а Роззи у нас маленькая, она же еще в школу ходит, — заметила она. Голосок ее звучал увереннее, чем у брата, и куда более бойко.

— Роззи у нас большая, она уже самая настоящая волшебница, ей уже целых семнадцать лет, — низкий женский голос послышался в дверях кухни. Брауны и Долохов мгновенно повернули головы на звук. В дверях стояла, весело улыбаясь, женщина лет тридцати пяти на вид, в джинсах и свитере с оленями. За ее спиной стоял мужчина в твидовом пиджаке и строгих брюках.

— Джесс! — ахнули обе младших сестры. — Ты же говорила, что приедете через неделю?!

— У нас слегка поменялись планы, как, впрочем, и всегда. Сами знаете, мой Натан и сам-то никогда свои планы не знает, — махнула она рукой. — Мы приехали неделей раньше и уедем неделей раньше, вот и все дела. А грибы-то небось и права вкусные, вон как уплетаете, аж не слышали, что мы пришли, — засмеялась она.

— Бобгый веег, Дже… — попытался сказать Антонин с полным ртом, но, осознав, что лучше не стоит, проглотил и уже нормально произнес: — Добрый вечер, Джессика и Натан.

— О, и этот тут, — покачала головой Джесс. — Ты хоть раз без него приезжала? — взглянула она на мадшую сестру. — Я скоро тебя уже звать Антонин Браун начну, — подмигнула она парнишке.

— Или Розалину Долоховой кто-нибудь из его родителей назовет, — заметил Брендон. — Она ж у них тоже, поди, неотъемлимый атрибут школяра нашего стала, — добавил он. Розалина чуть покраснела, опустив голову так, чтобы длинные волосы скрыли ее пылающие щеки. А вот то, что Долохов покраснел до кончиков ушей, скрыть ему не удалось бы при всем желании — волосы его были длинными, но все-таки не настолько.

— Хватит детей смущать! Тем более при малышах! — одернула семейство Лили.

— Вот именно, мы просто друзья! — проворчала Розалина, уткнувшись в тарелку с преувеличенным интересом. Антонин же настолько вжался в свой угол, что еще бы чуть — и исчез бы.

— Ну, мы дружим, — пролепетал он, бросив быстрый взгляд на подругу.

— Мы с Тадеушем тоже просто дружили, ага, — хихикнула Ирма на ухо Джессике, примостившейся с ней рядом. Натану с трудом нашли место, усадив Майкла к нему на колени. На и без того маленькой кухне разом стало неизмеримо теснее.

— Грибы и правда одно удовольствие, — заметил супруг старшей из сестер Браун. — На языке тают. Джесс, возьмешь рецептик?

— Ну, у нас с сестренками секретов друг от друга нет, правда, девчонки?

— Ну а как мы со старшей сестрой не поделимся? Ты у нас самая взрослая и самая опытная и умная, — отозвалась Розалина, взяв себя в руки и натянув на лицо выражение умиротворенного спокойствия. Долохов же все еще краснел, как помидор, с какой-то слегка маниакальной жадностью вылавливая по тарелке постоянно ускользавший кусочек гриба и делая вид, что он целиком и полностью поглощен этим процессом. Попытки Джессики и Брендона его растормошить, расспрашивая о Школе, семье и первой их с Розалиной трансгрессии — как раз-таки домой к Браунам — особым успехом не увенчались. А коснувшись в тесноте сидевшего за столом круга семьи руки Розалины, случайно, он покраснел так, что Майкл даже предположил, что Антонин — имя малыш пытался произнести добрых минуты две — превращается в помидорку. Розалина, видя смущение своего друга и в общем-то понимая, чем оно вызвано (как ей казалось), пришла ему на выручку и свела ситуацию к шутке, заметив, что Долохов пытается изобрести нечто вроде анимагии, но только с превращением в овощ или фрукт.

Под громкий смех семьи и предложения малышей превратиться в огурец или картошку инцидент, казалось бы, был исчерпан. Но после ужина все огромное семейство ждал еще один сюрприз. Очень, однако же, ожидаемый. Джессика и Натан, уставшие за рабочий день — они оба трудились в Министерстве и подчас до глубокой ночи — после ужина ушли спать, в гостиную, где их за неимением других комнат и поселили, Майкла и Ядвигу отправилась укладывать Ирма, со словами о том, что этим непоседам вообще-то давно надлежит видеть десятый сон, а родители, порядком уставшие за день, тем более что оба были уже не первой молодости, поскольку Брендону, бывшему на десять лет старше супруги, было уже семьдесят три, с трудом пытались не задремать и наговориться всласть с младшей дочерью. Не навещавшей их аж с самого Рождества. И вот когда семейство начинало разбредаться по комнатам, дело шло к полуночи, в дверь домика постучали. А следом всех обитателей его заставил встрепенуться тихий, едва слышный, издаваемый самим светом плач.

— Совет? — недоуменно подняла на дочку глаза Лили. — Официально. А по какому поводу?

Розалина пожала плечами, поднимаясь из-за стола.

— Не знаю. Может, какие-то поручения появились? — потерянно пробормотала она. Между тем Джессика, сонная, в длинном халате, открыла гостьям дверь. То, что гостий десять, прекрасно знали все взрослые обитатели «Убежища». Но вошла только одна. Пожилая волшебница с длинными седыми волосами, ниспадавшими на белую мантию с золотистым узором, перехваченными зеленой лентой, и с большим маховиком времени на шее, поманила медленно плетущуюся к дверям напряженную Розалину.

— Роуз, все в порядке, — приятным голосом промолвила она. — Ты пройдешь посвящение. Вот и вся причина. Мы летели долго, вообще-то хотели тебя с поезда встретить. Ну, тут точнее, но пораньше.

— Просто посвящение и все? — прищурилась девушка. Валькирия кивнула. — И ничего больше?

— Роззи! — одернула ее Лили. Девушка ослепительно улыбнулась матери.

— Я не думала, что вы сегодня решите, вы же говорили про все лето в целом, — заметила она. — А кто будет свидетелем? — оглядела она остальных.

— Только не я, — зевнула Джессика. — Я — спать.

— Давайте я, — прикрыв рот ладонью, пробормотал отец.

— Мистер Браун, идите лучше спать, — улыбнулась валькирия. — И миссис Браун тоже. Ирма здесь?

— Она малышей укладывает, — отозвалась Розалина, отправляя родителей отдыхать. — Подождем ее? — но Великой Валькирии на глаза уже попался скромно стоявший поблизости Долохов.

— Тебе семнадцать есть? — поинтересовалась она. Юноша кивнул. — Вот ты и будешь. Точно есть?

— Точно, мне осенью восемнадцать будет, — дар речи наконец вернулся к парню, на которого очень странно повлиял Зов Совета. Раз услышав этот звук, его нельзя было забыть. Он навсегда врезался в память...

— Так, пошли пожалуй во двор, у вас тут тесновато, — покачала головой валькирия. Розалина молча выполнила указание, жестом позвав друга с собой. Едва за ними закрылась дверь домика, одна из девяти ждавших снаружи женщин с силой ударила молодую девушку по щеке, наотмашь. Другая валькирия поясняла напрягшемуся было Антонину правила посвящения, одновременно коснувшись рукой его плеча и успокаивая его таким образом.

— Розалина Браун, ты пройдешь посвящение и станешь истинной валькирией, — начала официальным тоном Великая Валькирия. Девушка перебила ее.

— Наставница Оливия, я и так все знаю, — робко улыбнулась она.

— Тогда ближе к делу. Роуз, встань на колени и закрой глаза. Ответишь на пару вопросов и пройдешь само посвящение. Будет немножко больно, — улыбнулась она. Девушка выполнила указания и десять валькирий обступили ее плотным кольцом, закрывая от Антонина, напряженно и взволнованно следящего за происходящим.

— Итак, Розалина, — начала молодая немецкая валькирия, женщина лет тридцати пяти, совсем недавно вошедшая в Совет. — Вопрос первый. Если прямо сейчас мы заберем дар и дадим тебе право на обычную жизнь, назначив другую валькирию, что ты ответишь?

— Ты хотела бы отказаться от этого дара? — спросила другая валькирия. Розалина, не открывая глаза, покачала головой. Она попыталась представить себе такую иногда желанную обычную жизнь, житейские горести и радости, которых ей порой так не хватало, и не сумела. Она не знала, что такое жизнь без дара… Она не знала, как можно представить их разделенными.

— Нет, — ровно и четко прозвучал ее ответ. Голос не дрогнул ни на долю секунды. — Я не хотела бы от него отказаться.

Валькирии переглянулись, покачав головами.

— Второй вопрос. Если ты сумеешь помочь кому-то, кому будешь нужна, что ты отдашь, чтобы ему или ей помочь? Чем ты готова пожертвовать?

И на этот раз перед ответом прoшли лишь доли секунды. И на этот раз голос не дрогнул.

— Все, что будет в моих силах. Если это будет нужно — свою жизнь, — ответ вполне устроил тех, кто проводил эту проверку, и испытание началось. Страшная боль в порезе, вызванном пощечиной, уколы хрусталя, растворявшегося в ладонях, безумное желание открыть глаза и успешное подавление его. Произнесенная вслух, неосознанно, клятва. И наконец испытание было завершено. Розалина поднялась на ноги.

— Проверишь способности? — поинтересовалась немка. Девушка помотала головой.

— Успеется еще, — девушка склонила голову, чтобы Великой Валькирии было проще надеть на нее маховик. Золотые часики блеснули в лунном свете.

— Тогда держи и помни — с этого дня ты валькирия, тебе подвластно само время. Но ты хранишь его во имя добра. И бережешь жизни тех, кого в силах спасти. Любой ценой. Разбив маховик, ты вернешь время к последнему моменту, о котором думала. Разобьет не валькирия — мир ждет катастрофа. Отныне и до конца своих дней ты не вправе отказаться от своей миссии.

— Я и не откажусь, — в глазах Розалины вспыхнул странный огонек. — Никогда. И ни за что. До конца своих дней… — в глазах многих валькирий мелькнуло уважение и тепло, но вот в глазах Оливии Говьер на миг промелькнуло выражение боли и грусти. Она, в отличии от остальных сестер, предчувствовала, что эта самая жизнь у девушки, что сейчас стояла рядом, будет недолгой… И в глубине души надеялась, что Розалина откажется от дара. Но этого не случилось. Девять белых сов уже улетели, а вот Великая Валькирия задержалась, не торопясь обращаться. Она кольнула палец шпилькой для волос и выступившей кровью исцелила порез на щеке Розалины.

— Знаешь, дитя мое, я хочу дать тебе совет. Цени каждый миг жизни, ведь никто не знает, сколько нам ее даровано.

— Спасибо, — пробормотала Розалина. — Наставница Оливия, но ведь вас накажут! Нельзя исцелять эту ранку! — встрепенулась она.

— Это просто глупый обычай. Да и наказание не будет страшным. Меня могут лишь снять с должности Великой Валькирии на какое-то время, вот и все. А может статься, никто об этом и не узнает, — она нежно поцеловала девушку в лоб и вскоре золотистая сова растворилась в темном ночном небе.

— Тони, идем спать, — Розалина, проводив ее взглядом, потянула друга к двери. Тот остановил ее, как-то нежно проведя рукой по ее щеке.

— Ты в порядке? Что они делали? — взволнованно спросил он, неосознанно взяв ее за руку второй рукой.

— Все нормально, обычное посвящение. Идем спать, — нежная улыбка показалась на губах девушки, мягко потянувшей руку.

— Ой, извини, я случайно! — отпустив ее руку, всполошился парень.

— Все в порядке, — заводя его в дом, улыбнулась девушка. Вскоре и они уже разошлись по комнатам. Розалина уснула, измотанная поездкой, трансгрессией и неожиданным посвящением. А вот Антонин, вспоминая ощущение ее теплой кожи под его ладонью, нежность ее улыбки и внезапно показавшиеся огромными глаза, не спал почти до утра.

— Ты мне нравишься, Роуз, — взглянув на стену, граничившую с ее спальней, прошептал он. — Почему ты этого не видишь?

Оливия Говьер, вернувшись в свой афинский кабинет, опустила голову на руки, тяжело вздохнув.

— Никто не знает, сколько нам отведено, — прошептала она. — Иногда лучше и не знать, сколько отведено другому. Бедное дитя. Сколько же им придется пережить лишь потому, что так решили за них другие и в том числе ты, Оливия, — усмехнулась она своему отражению. — Теперь осталось самое сложное. Сделать этот несчастный выбор до того, как она вернется в школу. Хочешь ты того или нет, — оглядев кабинет усталым взором, она поднялась на ноги, начиная рыться в куче сложенных на столе бумаг и пергаментных свитков, — но за дело, Говьер. За дело...

Июль пролетел, как одно мгновение, приятно-неуловимое. Розалина, носившая теперь маховик, изучала новые возможности, из которых ей больше всего понравилась способность превращаться в сову. Возня с малышами, вечерние посиделки большой семьи в тесном и теплом кругу, прогулки в компании Долохова и иногда племянников по лесу, окружавшему городок, уютно скрывая его от большого и суетливого мира вокруг… Звонкий смех девушки наполнял старенький домик весельем, жизнью и теплом. Окруженная близкими людьми, Розалина на какое-то время даже забыла о том, что так долго вызывало в последние месяцы шестого курса ее грусть и счастье в ее глазах, как и задорный блеск, было неподдельным.

Антонин, к концу второго дня привыкший к подшучиваниям Джессики и Ирмы о его грядущей свадьбе с Роуз, довольно быстро утратил робость и вскоре полностью соответствовал данной ему старшей сестрой Браун характеристике «с ним не соскучишься!» — все семейство, включая сентиментальную Лили, то и дело улыбалось его шуткам и язвительно-добрым репликам, а Розалина, к такой манере его речи привыкшая уже давно, не скрывая этого, хихикала. Впрочем, то же самое касалось и обожавшего своего «взрослого друга» Майкла, Антонина искренне считавшего членом семьи (он ни разу не видел двух друзей по отдельности, и детское восприятие решило, что и Антонин такая же часть семьи, как и обожаемая всеми Роззи).

Джессика и Натан оставались до самого августа, получив весьма продолжительный отпуск, что несказанно порадовало всю семью Браун, старшую из трех сестер видевшую почти так же редко, как и живущую после свадьбы в Польше Ирму. Та, поразмыслив, осталась до того дня, как уедет Джесс, чтобы вдоволь повидаться с сестрами и родителями. Это, в свою очередь, обрадовало Лили и Розалину, почти четыре года растивших маленьких и непоседливых Ядвигу и Майкла. Такой подбор имен Ирма всегда объясняла весьма просто: дочь названа была Тадеушем, поляком, на польский манер. А сына называла сама Ирма, придавшая его имени британский оттенок и подчеркнув для себя таким образом связь с родной страной. Так или иначе, но весь месяц «Убежище» Браунов было полно гостей, и разговоры, смех и добрые, семейные подшучивания друг над другом, не умолкали с утра до глубокого вечера. В семье, довольно бедной, царила дружелюбная атмосфера взаимной любви и уважения, и именно это-то так и притягивало Антонина в этот маленький старый домик, где даже скрип ступенек под ногами и оконных рам в грозу был каким-то теплым, уютным и домашним. В его собственной семье, жившей в куда большем и куда более презентабельном доме, атмосфера царила совершенно иная…

В последний вечер июля все три сестры Браун собрались в спальне Розалины, с ногами забравшейся на кровать в обнимку с учебником по Трансфигурации — девушка как раз писала заданное на лето сочинение, когда обе сестры зашли к ней, сдав малышей Ирмы на попечение Лили и Антонина — Брендон и Натан ушли на рыбалку, решив пообщаться, как они выразились, мужским коллективом. Долохов, хотя его и позвали с собой, не пошел, сославшись на то, что не любит и не понимает ловлю рыбы удочками, если есть магия и заклинания. Ирма присела на кровать, а Джессика — на стул у небольшого письменного столика, заваленного учебниками, свитками пергамента и книгами, приобретенными Роззи как дополнительное чтение. Большая часть их подарена была друзьями, преимущественно Антонином. Все окружение девушки знало, что Розалина любит читать, и нередко на праздники радовало девушку именно книгами…

— Роуз, мы тут посовещались и решили завтра, в последний день тут, сходить с тобой в Лондон. В Косой Переулок и в один очень интересный магловский магазинчик. Хотим кое-что тебе подарить, на день рождения, уж коли мы его пропустили. Нам нужна ты, — улыбнулась Джессика. Розалина закрыла учебник и села ровнее.

— А малыши? — взглянула она на Ирму.

— Посидят с мамой и папой. Да и Натана мы с собой не зовем. Хотим сходить женской компанией. Если папа будет дома, может, и мама с нами пойдет, — отозвалась та.

— Да и твоя сова сегодня прилетела, вместе с долоховской. Список учебников порядочный, это будет дорого. В общем, мы с Натаном подумали и решили, что мы тебе их оплатим, — серьезно посмотрела на младшую сестру Джессика. Розалина замотала головой, помахав руками.

— Нет-нет-нет! Не надо! — затараторила она.

— Роззи, мы оба работаем, у нас нет детей, и мы можем себе это позволить. Пусть лучше мама и папа потратят эти деньги еще на что-нибудь, — покачала головой Джессика. — В конце концов, у тебя летом выпускной и тебе нужно будет платье, — добавила она.

— Это еще не все, — улыбнулась Ирма. — Мама говорила, что тебе нужна новая мантия, старая тебе маловата. Я ее тебе куплю. Ну и остальные вещи в школу, если надо.

— Ирма! — простонала Розалина. — Ну зачем? Я в старой похожу, ничего страшного!

— Тадеуш получил наследство. И повышение. Поверь мне, я могу себе позволить сделать тебе подарок, на пропущенные за год праздники. Роуз, если есть возможность, новые вещи нужно брать. А у нас она наконец-то появилась.

— Но я не могу вам ничего такого подарить, — несчастным голосом пробормотала Розалина. — Девочки, ну не надо. Я в старой мантии похожу, правда…

— Подаришь еще, — отмахнулась Джессика. — Роуз, мы просто хотим помочь маме и папе.

— Ну если это будет подарок на все праздники за год, то ладно, — кивнула Розалина. — Но мне как-то неудобно, у вас свои семьи есть, — покачала она головой. — Одно дело одну книгу, а другое — оплатить все мои учебники…

— За прошедший год, — поправила ее Ирма.

— Что?

— Подарки за прошедший год. За новый будут новые. Кстати, вот еще, — Ирма протянула сестре значок старосты Хогвартса. — Ты староста школы.

— Мои поздравления, — улыбнулась Джессика. — Равенкло должен тобой гордиться. Я вот на своем Гриффиндоре старостой факультета-то не была.

— И я на нашем Равенкло тоже, — заметила Ирма. — Ты первая в семье староста, — она приобняла сестру за плечи и поцеловала в лоб.

— Гордость семьи Браун, — рассмеялась Розалина, положив учебник на стол. — Ладно, если так, то я согласна. Но когда я стану аврором и буду зарабатывать сама, не дай вам Мерлин делать мне такие подарки! — она поправила золотую цепочку маховика, теперь постоянно носимого ей на шее. — Вы послезавтра уезжаете? Обе?

— Мы с Натаном завтра вечером, — отозвалась Джессика. — Ирма — послезавтра. А ты как потом?

— Мы послезавтра вечером трансгрессируем к Антонину, — пожала плечами Розалина. — Я же обещала тете Вирджинии ее навестить. Она зимой плоховато выглядела, — вздохнула девушка. — Попробую спеть, наверно, раз уж теперь могу. Хотя вроде бы ей и так лучше, как писал Долохов-старший…

— Передавай ей большой привет от нас с Ирмой. А сегодня у нас есть предложение устроить маленькие посиделки трех сестер и поболтать, — улыбнулась Джессика.

— Здорово, — обрадовалась Розалина. — О чем поболтаем? — прищурилась она.

— Обо всем на свете, как когда ты, малышка, нас донимала. Помнишь? — подмигнула ей Ирма. — Тебе лет пять было, когда ты начала меня расспрашивать про Хог и магию, а потом и Джесс тоже. А еще про всякую всячину типа лифта, самолетов и всяких других магловских штук.

— Иногда быть младшей сестрой здорово, — улыбка мелькнула в блестящих озорным огоньком глазах Розалины. — Есть умные старшие сестры, которые о тебе заботятся…

— Кстати, ты у нас следующая на очереди замуж. И мы хотим отпраздновать твою свадьбу. Ты-то на наших была!

— Эй, мне всего семнадцать! — возмутилась валькирия.

— Тебе уже семнадцать. Так что скоро, думаю, будешь ты у нас Розалина… хм… — Ирма сделал вид, что задумалась. — Эппл какая-нибудь… Ой! — Розалина стукнула ее учебником по лбу, гневно сверкнув глазами.

— Хватит меня сватать! Я пока замуж не собираюсь…

— И лучше уж Эппл, чем Ирма Ожешко. Ожешко! — засмеялась Джессика. — Такое милое сочетание!

— Молчала бы уж, Джессика Дафт! — прыснула Ирма. Джесс сделала глубоко оскорбленный вид. (1)

— Уж лучше Эппл, — заключила Розалина. — Тогда у меня и фамилия будет самая хорошая в семье. Но, кроме Браун, конечно, — коварно улыбнулась она. Вскоре смех девушек стал таким громким, что достиг первого этажа. Лили, рисовавшая с малышами, взглянула на что-то мастерившего из свитка пергамента Антонина.

— Эти трое опять в своем репертуаре, — улыбнулась она ему. — Тебе не скучно? Может, попросить их тебя к себе позвать?

— Нет, миссис Браун, Роуз и так со мной почти целыми днями сидит, — скромно отозвался парень. — Да, я хотел… Вы же знаете, она откажется. Я список учебников посмотрел, там дорого выйдет, — замялся он. — Давайте мы вам поможем? — опустил парень глаза.

— Тони, мы же потом не отдадим, — вздохнула Лили. — Есть у нас деньги, хватит.

— Не надо отдавать, — отмахнулся парнишка. — Одной картиной меньше отец купит, — покривился он. — А то и вообще ничего не потеряем, — постепенно ему удалось уговорить Лили принять их помощь, не говоря ничего Розалине, к таким вещам относившейся с редкой для себя категоричностью и негативом. И в то время как Розалина пересказывала сестрам школьные новости, рассказывала о своих друзьях, делилась своими переживаниями и сомнениями, находя поддержку и доброе, ласковое слово, Антонин, покраснев до кончиков ушей, сел рядом с Лили, пока Майкл и Ядвига играли сделанными им самолетиками из пергамента, и тихо спросил, может ли он задать ей еще один вопрос.

— Конечно, — улыбнулась ему Лили.

— Вы ведь хорошо знаете валькирий, — замялся юноша. — Скажите, пожалуйста, а они… Как они узнают, кто их выбор… — Лили бросила на него слегка изумленный взгляд. — Ну, Роуз мне рассказывала как-то, что им тот, кого они будут любить… Ну, вроде как определен свыше…

— Не совсем так, — покачала головой миссис Браун. — Тот, с кем они свяжут свою жизнь, будут стремиться помочь ему, защитить, позаботиться… У предшественницы Роззи выбора вообще, кстати, не было. Ну, точнее, был, но этот человек терпеть ее не мог и у них ничего не сложилось. Я не знаю, как уж они это понимают, думаю, когда приходит пора, у каждой это по-своему происходит… Тебе лучше спросить об этом валькирию, — улыбнулась она. — Я только знакома с ними, но сама-то не обладаю их сущностью и даром.

— А Роззи… — парень покраснел до кончиков ушей и опустил глаза на дощатый пол. — Она не говорила… У нее есть выбор? Ну, она уже о нем знает?

— Нет, — покачала головой Лили. — Она не знает, и она сама недавно говорила об этом. Подожди-ка, — она мягко коснулась рукой его плеча. — Роззи тебе нравится? Не смущайся, я все понимаю. Я права? — в ее ласковых и добрых глазах, в самой глубине, появилось выражение какой-то напряженности.

Долохов, бледный, смущенный и явно растерянный, слегка нервно сглотнул и медленно кивнул.

— Да, — почти неслышно выдохнул он. — Она мне очень сильно нравится… — Лили только мягко погладила его по взъерошенным волосам, вздохнув. Но напряженность в глубине ее глаз переросла в выражение искреннего сочувствия и сожаления. Граничащего, однако, с ужасом…

"Бедный мальчик", — горько вздохнула женщина. — "Мне тебя в таком случае искренне жаль, если ты не ее выбор".

Но вслух эти слова, разумеется, не прозвучали. Лили Браун, бывшая близкой подругой Вирджинии, знала о валькириях гораздо больше, чем можно было бы предположить. Знала она и то, чем оборачивается для валькирии ее дар и чем за это расплачиваются… И от этого лишь острее она ощущала тревогу и боль за приемную дочь, обладавшую такой связью со своим даром, какой не обладала прежде ни одна валькирия. Чем расплатится за свой дар Розалина и как чувство к ней, заранее обреченное на безнадежную безответность, повлияет на кого-то, кто будет ее любить, предсказать было невозможно. Но даже мысль о том, что именно и как может произойти, внушала искренний ужас. Еще больший ужас вселяла в женщину мысль о том, что таким человеком окажется Антонин. Она искренне любила этого мальчика, как сына, но женщина буквально интуитивно ощущала, что в нем есть что-то не то, что-то страшное по своим последствиям и, возможно, гибельное для кого-то. Страшнее всего же была мысль о том, что гибельно это окажется для Роззи и него самого… Но, даже будь это так, помешать этому было просто невозможно, и эта-то безнадежность ситуации пугала женщину, заставляя ее нередко просыпаться по ночам в холодном поту. От страха за пусть и не родную, но любимую дочь…

Мелькнувшая следом мысль, однако, заставила женщину слегка воспрянуть духом. Он вполне мог быть и выбором Розалины, что не несло бы в себе, казалось ей, опасности. И пожилая волшебница искренне желала поверить в то, что так и есть… Того же, что это не так и каковы будут последствия этой истории, знать ей не было дано. Из всех ныне живущих в тот момент знали это лишь Анна Экала, Королева Времени, и ее ближайшая помощница и поверенная, Великая Валькирия Совета Десяти, Оливия Говьер…

* * *

Последние лучи заходящего Солнца осветили крыльцо уютного двухэтажного дома, когда парень и девушка с огромными чемоданами поднялись по чистым широким ступеням и постучали в дверь. Розалина поправила длинные густые волосы, бросив взгляд на как-то поникшего Долохова.

— Не волнуйся, — шепнула она. — Это же твой дом.

— Ага, — усмехнулся парень. — И мой отец, — послышался скрип засовов и вскоре дверь распахнулась. Перед ребятами предстал высокий худощавый мужчина с черными волосами и тяжелым взглядом. На нем была черная мантия, шитая серебряной нитью. Серые глаза весьма прохладно оглядели Антонина и Роуз.

— Привет, пап, — парень натянул на лицо улыбку. — Я соскучился!

— Проходи, — Долохов-старший отступил, освобождая дверной проем. — Вещи сразу отнеси, и к столу. Мать приготовила ужин, — он перевел взгляд на Розалину и изобразил слабую улыбку. — Привет, Роуз.

— Добрый вечер, дядя Николас, — очаровательно улыбнулась девушка. — Может, мне помочь тете Вирджинии?

— Думаю, она будет тебе признательна, — кивнул Долохов-старший. — Отнесешь чемодан Роззи в гостевую спальню, — бросил он сыну, скрываясь в глубине дома. Антонин скрипнул зубами, Розалина мягко положила руку ему на плечо.

— Не нервничай. — прошептала она. — Он просто устает и переживает за миссис Долохову… Давай я помогу с чемоданами?

— Я сам, — Антонин улыбнулся девушке. — Я же парень, а ты девочка, — он как бы невзначай коснулся ее теплой руки, подхватил чемоданы с помощью магии, радуясь тому, что ему уже можно колдовать дома, и отправился наверх. Розалина же нырнула на просторную уютную кухню, где невысокая женщина с полной шеей и плечами и тонкими, худыми руками, со слегка болезненным цветом лица хлопотала у стола, накрывая его.

— Добрый вечер, тетя Вирджиния, — улыбнулась Розалина. Женщина поставила тарелку на стол и обернулась к девушке.

— Роззи, — улыбнулась она. — Привет, девочка. Как дела?

— Все отлично, — задорная улыбка Розалины осветила кухню и в домике словно бы стало чуть теплее. — Как вы? — в то время, как Долохова ее обнимала, поинтересовалась девушка, приобняв женщину.

— Мне получше, — пожала плечами женщина. — Вот только вес набрала, правда, но он уже уходит.

— Вы хорошо выглядите, — Розалина, усадив женщину, проворно накрывала на стол. — Очень аппетитно, — взглянув на слегка пригоревшую жаренную рыбу, улыбнулась она. — Сейчас и Тони подойдет, — девушка что-то быстро тараторила, но Вирджиния и не вслушивалась в ее слова. Ей просто становилось легче дышать. Уходила тяжесть с души. Она обожала девушку искренне и нежно — Розалина, добрая, тактичная, вежливая и очень отзывчивая, была настоящим ангелом по мнению многих. Бронхиальная астма, от которой долгие годы страдала женщина, в присутствии этой девушки словно бы ослабляла свою крепкую и противную хватку…

— Мамуля, — Антонин, присоединившийся к женщинам, нежно обнял женщину и поцеловал в щеку. — Мамочка, как ты? — в его серых глазах проявилась тревога и волнение. Вирджиния обняла сына, потрепав по длинным волосам.

— Мне лучше, — произнесла она. — А ты у меня здорово возмужал, — оглядела его женщина. — Становишься не только высоким, но и уже не таким худым, как раньше. Взрослеешь,— смущая сына, бросившего на Розалину робкий взгляд, радовалась женщина. — Ой, Роззи, ты уже все накрыла, — всплеснула она руками. — И когда только успела?

— Пока мы разговаривали, — девушка присела за стол и позвала Долохова-старшего. Ее звонкий голос прозвучал в тишине дома, наполнив его на миг жизнью и светом. — Приятного аппетита, — пожелала всем Розалина. Поблагодарив ее и пожелав того же, семейство взялось за ужин. Он проходил куда тише, чем у Браунов, поскольку разговор поддерживался только за счет Розалины и Вирджинии. Николас и Антонин могли бы не разговаривать неделями, как, в общем-то, дела и обстояли. Они не то, что не разговаривали, они и переписывались-то на редкость мало. Долохов-отец писал сыну в лучшем случае одно письмо в несколько месяцев. Иногда, когда Вирджинии становилось лучше — помимо астмы она страдала еще и артритом — писала сыну она. Куда ласковее и гораздо чаще.

— Сова уже пришла, — ближе к концу ужина заметил Антонин. — Когда пойдем в Косой Переулок? Не самим же нам трансгрессировать, все-таки Школу-то не окончили, это вот нам разрешили пока лето, ну, по домам…

— В воскресенье. Я буду дома, — проглотив кусок рыбы, отозвался отец. — Учебников много?

— Ага, почти как в прошлом году, — кивнула Розалина.

— Тебе тоже нужны? — посмотрел на нее Николас.

— Мне уже сестры все купили, Тони с нами не ходил, его попросили с малышами посидеть. Мне только ингредиенты остались, на Зелья, — Николас бросил взгляд на сына. Тот медленно кивнул.

— Ладно, дашь список, закуплю, потом родители отдадут, — произнес Долохов-старший.

— Да я с вами схожу, — пожала плечами Розалина. — На сов посмотрю, — чуть грустно произнесла она.

— Тебе что-то еще надо? — поинтересовался мужчина у Антонина, одарив его таким взглядом, что парень вздрогнул.

— Пергамент, чернила, перья и учебники. Ну и на Зелья тоже. Мантии все у меня нормальные.

— А плащ? Ты же старый умудрился за месяц так испортить, что мне просто стыдно было бы вообще отцу на глаза в таком показываться!

— Мы на Рождество ходили с мистером Брауном, я купил. Карманных хватило.

— Что ж там за плащ такой? Тряпка, что ли? — усмехнулся Николас. — Ладно, посмотрим. Спасибо, Вири, — он поднялся из-за стола, поцеловал жену в щеку и отправил посуду в раковину, мыться. — Полагаю, вам с Роуз пора спать, — скомандовал он сыну. Розалина, выразительно посмотрев на друга и пожелав его родителям спокойной ночи, потянула Антонина в двери. Уже наверху, остановив его, девушка прошептала ему на ухо, почти касаясь его кончика губами:

— Он ведет себя еще хуже, чем на Пасху. Я тебя прошу, не связывайся. Потерпи немножко, скоро уже в Хог поедем.

— После окончания Школы я сюда не вернусь, — прошипел парень. — Терпеть не могу, — с блеснувшими от слез глазами процедил он.

— Тони, — Розалина мягко погладила его по плечу. — Это же твой отец!

— По-моему, он от этого не в восторге, — усмехнулся парень. — Что я ему сделал?

— Не знаю, — внизу послышались шаги у лестницы и голоса, и девушка быстро втянула Антонина в гостевую спальню. — Он же нас спать отправил, — вздохнула она.

— Ну, вряд ли он заглянет пожелать мне спокойной ночи, — хмыкнул парень. — В последний раз он это делал, когда мне было года четыре. А вот мама может, — он прислушался, но дверь уже открылась и заглянула Вирджиния.

— Отец ушел в комнату, — заметила она. — Спокойной ночи, малыш, — она поцеловала подошедшего сына в лоб, ласково помахала Розалине и ушла к себе. Валькирия проводила ее взглядом.

— Мы уже купили мне платье на выпускной, — внезапно поведала она. — Оно такое красивое! — глаза девушки восхищенно блеснули в полумраке освещаемой свечой комнаты. — А ты в чем пойдешь?

— В парадной мантии, — улыбнулся парень. — Ты с кем идешь? — прикусил он губу.

— Не знаю, — девушка пожала плечами. — Никто еще не звал.

— Пойдешь со мной? — Розалина осеклась, почувствовав, как теплая рука взяла ее за руку. Она опустила глаза, искренне надеясь, что не покраснела.

— Ну, мы же лучшие друзья, — заметила она. — Давай пойдем вместе! — девушка подняла глаза, встретившись взглядом с теплыми серыми глазами друга.

— Вот и договорились, — отведя от ее щеки прядку тяжелых волос, прошептал Антонин. Розалина, опомнившись, мягко потянула руку из его теплой ладони.

— Спокойной ночи, — улыбнулась девушка, недвусмысленно намекая, что ему пора идти к себе. Едва за юношей закрылась дверь, девушка прямо в одежде и кроссовках опустилась поверх покрывала, прижав ладони к пылающим щекам. Она вспомнила прикосновение его ладони к ее щеке, тепло его тела — он стоял совсем близко, теплый и ласковый взгляд. И осознала, что сама не понимает, кто он для нее. Просто ли друг и ничего кроме? Она не знала, и как разобраться в себе, она не понимала тоже.

— Можешь ли ты быть моим выбором? — неосознанно прошептала она свои мысли. — Хочу ли я, чтобы это было именно так? — она горько вздохнула, сев на кровати. — Как я хотела бы это знать, — усмешка появилась на ее губах. — Но только вот… откуда?

* * *

Август пролетел куда менее весело. Дети помогали Вирджинии, Розалина несколько раз пела для нее Песню валькирии, искренне желая помочь женщине и хотя бы облегчить ее состояние. А по вечерам они частенько уходили на берег небольшой речушки, протекавшей в получасе пути от деревушки, где Долоховы и жили, и, разводя костер, болтали о будущем, о школе, о семьях и куче прочей всячины. Несколько раз расщедрившийся на свое общество Николас выводил их в Косой Переулок и в Хогсмид. А пару раз совсем приободрившаяся Вирджиния выводила семью и Роззи в Лондон, в магловскую его часть, сама будучи маглой…

Случалось, что Розалина превращалась в сову и разъезжала у друга на плече, время от времени ласково поклевывая его за ухо. Того, какое счастье ему приносили эти легкие щипки, парень, конечно, не говорил, но сам едва ли не записывал каждый такой случай, радостно улыбаясь.

Однако нередко, расставаясь на ночь, они оба не спали подолгу, один — мечтая о том, что его чувства к ней будут ответными, что он все-таки ей понравится и они будут вместе. Вторая — все больше путаясь в себе, все сильнее не понимая, что она к нему испытывает. Это была симпатия, ей было с ним так легко, как ни с кем другим, и прикосновения его рук, случайные, были девушке очень приятны… Розалина, не слишком разбиравшаяся во всех оттенках человеческих чувств, будучи части из них лишенной, все больше и больше принимала это за любовь…

В последний вечер августа Долохов и Розалина сидели у большого костра на берегу речушки, Розалина, только что съевшая шоколадную лягушку, облизнула губы.

— Так странно, — пробормотала она, улегшись на траву. — Последний год в Хоге и взрослая жизнь. Я к ней не готова!

— Ты самая серьезная из нас всех, и ты не готова? — усмехнулся парнишка. — Про себя тогда вообще молчу. Ты в авроры потом?

— Это моя мечта! А ты в Надзор?

— Ага. Или как отец, буду торговать…

— Сладостями? — смеется Розалина. Долохов улыбается вместе с ней.

— Боюсь, ты просто не уйдешь из этого магазина! — Антонин провел пальцем по ее щеке, и тут же убрал руку. — У тебя лягушка на щеке осталась…

— Ты скоро меня ими закормишь, — улыбнулась Розалина. И… внезапно склонившийся к ней Антонин неловко поцеловал девушку в губы, но попал в нос. Переплетение пальцев, прикосновение к ее густым кудряшкам...

— Ты мне нравишься, Роуз… — прошептал он. И фыркнул. — Даже поцеловать нормально не смог…

— Ты тоже мне нравишься, — Розалина закрыла глаза, когда он вновь коснулся ее щеки, и ответила на новый поцелуй, неловко, неумело… Прервав его, Долохов посмотрел на нее счастливым взглядом. Для него это был момент, когда сбывалась его самая большая мечта. Розалина же отвела взгляд своих грустно-радостных глаз.

Она не знала, не ошибается ли она, действительно ли это с ее стороны любовь, но искренне хотела в это верить. Того, что ждет их и чем обернется для них это желание любить друг друга, это притяжение друг к другу, рождавшее с каждым днем все более прочную связь, они не знали. Ни валькирии, ни жертве ее дара не было ведомо то, какой прочной красной нитью связывала их жизнь руками той, кому Розалина доверила бы все самое дорогое. И, более того, ни Антонин, ни Розалина и понятия не имели, что в тот самый миг, когда они впервые робко коснулись губами губ друг друга, в далеких Афинах был утвержден единогласным решением Совета и уже верифицирован Анной выбор Розалины. В тот самый вечер вместе с приятелями сидевший в кабаке Хогсмида после тяжелого рабочего дня…

То, как долго теперь продлятся отношения, укрепляющие связь, являвшуюся частью чужой «шахматной партии», зависело лишь от того, как скоро встретятся Розалина Браун, валькирия Соединенного Королевства, и мракоборец Томас Марволо Реддл, ее выбор…

Последний гудок поезда и вот уже платформа остается позади, медленно проплывая за окном. Розалина, взглянув в окно, задумчиво смотрела на толпу родителей, провожавших взглядом поезд, увозивший их детей на весь учебный год. Для кого-то первый, для кого-то — последний… Антонин сел рядом, осторожно взяв ее за руку.

— Ну вот и начало учебы, — он чуть облизнул пересохшие губы. — Как думаешь, что Шляпа споет в этом году? — Розалина, очнувшись от своих размышлений, в которые была погружена с самого утра, вздрогнула и улыбнулась ему.

— То же, что и всегда. Факультетам лучше соперничать, но жить в мире и так далее. И в общем-то она права, — девушка легонько нажала пальцем на кончик его носа. — Например, мы с тобой. Ты слизеринец, я же учусь на Равенкло. Но мы же дружим… И даже не только дружим теперь, — скромно улыбнулась она.

— Можно присоединиться? — вкрадчивый приятный голос раздался в дверях купе. Розалина на долю секунды нахмурилась и вполне дружелюбно улыбнулась вошедшему парню в школьной слизеринской мантии со значком старосты и длинными светлыми волосами. Антонин, все еще в джинсах и джинсовой куртке, в которых сел на поезд, чуть приподнялся, приветствуя его.

— Привет, Люц! Конечно можно!

— Привет, — Люциус пожал руку одногруппника и учтиво кивнул валькирии. — Рад тебя видеть, Розалина.

— Взаимно, — кивок красивой головы был на редкость холодным и учтивым. — Присоединяйся.

— Благодарю, — Люциус сел напротив девушки, приняв довольно царственную позу. — Новое украшение? — он заметил цепочку спрятанного под воротничком кофты маховика. — Позолота? — с внешним дружелюбием осведомился молодой лорд Малфой. Розалина чуть покраснела, поджав губы. Долохов убийственно посмотрел на друга.

— Это золото, — выразительно и с едва уловимыми предупреждающими нотками отозвался он, взяв девушку за руку.

— И откуда же у нашей Розалины золото? — насмешливо-надменный голос раздался в двери. Люциус обернулся, поднялся и учтиво помог вошедшей в купе девушке с черными густыми волосами и тяжелым взглядом сесть. Затем опустился на прежнее место. Беллатриса, выпрямив спину, приняла крайне аристократичную позу, Люциус, как-то сразу подтянувшись, тоже.

— Привет, Бэлз, — кивнул ей Долохов. Блэк одарила его убивающим взглядом.

— Беллатриса, — поправила она. — Я не люблю сокращения. Рада видеть, — подобие улыбки появилось у нее на губах. — Кстати, — она оглянулась на дверь. — Нарцисса, заходи, — дверь открылась и в купе робко заглянула девочка с длинными светлыми волосами, в новенькой мантии. На вид ей было лет тринадцать.

— Привет, Цисси, — оба парня ободряюще ей улыбнулись. Девочка посмотрела на сестру, едва заметно кивнувшую, на обворожительно улыбнувшуюся ей Розалину, и села между сестрой и Люциусом.

— Привет, — поздоровалась она. Беллатриса насмешливо на нее взглянула.

— Нарцисса в этом году решила, и весьма разумно, все-таки влиться в окружение старшей сестры. Кстати, где Андромеда?

— Она едет с Теддом Тонксом, — отозвалась девочка. Беллатриса покривилась.

— Что она нашла в этом грязнокровке? — прошипела она. Люциус усмехнулся. — Ну да ладно, оставим эту глупую девчонку, — решила леди Блэк. — Все равно родители ей запретят, когда я им расскажу о нем, вот и все. Хотя я бы на ее месте выбрала это приятное общество чистокровных волшебников, — она взглянула на Розалину, окатившую ее полным неприязни взглядом. Долохов слегка кашлянул. — И полукровки, — добавила Беллатриса.

— Как прошли летние каникулы? — заметив, что атмосфера начинает накаляться, влез Люциус. — Мы ездили во Францию, с отцом, виделись там с наследными лордами. Ну, они там как-то иначе называются, но суть ведь та же. Отец даже познакомил меня с заместителем Министра магии Франции, к сожалению, с министром познакомиться нам не удалось. А вообще там очень интересно, — улыбнулся он. — Очень рекомендую посетить!

— Пожалуй, именно туда я и отправлюсь в первую очередь, когда окончу Хогвартс, — решила Беллатриса. — Кто-нибудь поедет со мной?

— Возможно, я второй раз посещу, Франция прекрасная страна, — кивнул Малфой. — А вы? — взглянул он на Долохова и Розалину. Девушка побледнела, стиснув кулачок. Антонин мягко поглаживал ее по руке.

— Я думаю, я съезжу туда в отпуск как-нибудь, — Розалина отвела взгляд.

— Ну, судя по твоему новому украшению, Браун немного воспряли, так сказать, — Беллатриса взглянула на нее так, что валькирии захотелось провалиться под землю. Щеки ее порозовели от обиды, злости и гнева. Насколько это было для нее возможно, ее охватили эти чувства.

— Это я ей подарил, — улыбнулся Антонин, обняв девушку за талию. — Роззи, не стесняйся, сказала бы уж правду, — он отвел от щеки девушки прядку волос. — Мы с ней… В общем, мы пара.

— Вот как? Поздравляю! — кивнул им Люциус. — Розалина, — он мягко коснулся губами руки девушки, приподняв ее. — Весьма рад тому, что ты принимаешь нашу компанию, это очень приятно.

— Поздравляю, — смущенно опустив глаза, порадовалась младшая сестра Блэк. Беллатриса, надменно выпрямившись, соизволила произнести:

— Я за вас рада, — однако в ее голосе прозвучало столько насмешки и неприязни, что вздрогнула даже хорошо знавшая свою сестру Цисси. Она подумала на миг, что Белла сорвется и это будет уже крик и скандал. Блэк на такое поведение, несмотря на свой аристократический фанатизм, была более чем способна.

Дальнейший разговор потек вокруг грядущего года, его сюрпризов, метел и прочих товаров в Косом Переулке и напряжение слегка ослабло. Правда, достигалось это стараниями Долохова и Люциуса. Нарцисса, смущенная тем, что находится к обществе четырех семикурсников, предпочитала слушать и помалкивать, Беллатриса и Розалина, испепеляя друг друга взглядом, тоже не слишком были настроены на дружеское общение…

* * *

— Первокурсники, все сюда, — звучный голос Хагрида перекрыл шум и толчею высыпавшей из поезда толпы учеников. Розалина, поморщившись проливному дождю, поспешила к карете. Антонин, чертыхнувшись себе под нос, устремился следом. Малфой и обе Блэк, к великому счастью Роззи, выбрали другой экипаж. А к девушке и парнишке подсели какие-то ребята-гриффиндорцы, курса со второго или третьего. Что, однако, не помешало Антонину слегка приобнять девушку. До замка они ехали молча.

— После ужина, — замялся Долохов. — Спустишься на пару минут к нашей гостиной? — карета уже подъезжала к замку, ливень за окном усиливался, казалось, с каждой секундой и Розалина с тоской посмотрела на мокрую новую мантию.

— Хорошо, только отведу первокурсников. И почему ты не староста? — вздохнула она. Антонин пожал плечами.

— Ну… Не заслужил, наверно, — улыбнулся он. Розалина вздохнула. Между тем карета остановилась и пассажирам пришлось снова нырнуть под холодный дождь… Но, едва оказавшись в Холле, Роуз тут же обвела себя и Долохова рукой, прошептав заклинание и высушив одежду. Антонин благодарно на нее посмотрел.

— Спасибо, — он чмокнул ее в щечку, погладив по руке, и к ним из толпы вынырнул Флитвик.

— Добрый вечер, профессор, — хором отозвались валькирия и молодой волшебник, отпрянув друг от друга и взявшись за руки.

— Добрый вечер, мистер Долохов, — отозвался профессор. — Розалина, я искал вас. Второй староста от Равенкло уже получил необходимые инструкции и пароли, он приехал одним из первых, — девушка, бросив на парня извиняющийся взгляд, поспешила следом за профессором. Антонин же, вздохнув, присоединился к группе шагающих в Большой Зал. Совсем скоро должны были прибыть и первокурсники… Но еще до их появления Розалина, освободившись, юркнула в Зал и помахала Антонину, усаживаясь за свой стол. Джеймс Брукс, второй староста Школы с ее факультета, подвинулся, услужливо уступая ей место. Розалина поблагодарила его, улыбнувшись, что заставило Долохова чуть нахмуриться. Но его тут же отвлек садившийся рядом Люциус, получивший свои инструкции. Беллатриса сидела по другую сторону от Малфоя, а Цисси — напротив нее. Когда же взгляд юноши снова упал на стол Равенкло, Роуз уже о чем-то болтала с соседкой, Шарлоттой Кидс, весело улыбаясь.

— Как ты можешь с ней дружить? — Беллатриса взглянула на Розалину и презрительно фыркнула. — Ты видишь, с каким отребьем она сидит? Грязнокровка и сын прислуги. Его мать — помощница продавца в аптеке, — голос ее прозвучал так, словно профессии хуже в мире не существовало.

— Розалина очень хорошая девушка, — прошипел Антонин. Белла истерически засмеялась, прикрыв, правда, рот ладошкой. — То, что она с ними общается, не значит, что они дружат.

— Чистокровному волшебнику, даже такому нищему, как твоя Розалина, не пристало общаться с подобными людишками. Это позорит чистоту всего рода.

— Я и сам полукровка, — Антонин одарил ее убийственным взглядом. Блэк осеклась. — Я тоже отребье? Я тогда пойду, поищу отребье за нашим столом и сяду туда.

— Извини, — Блэк бросила на него взгляд. — Твой отец волшебник и понятно, откуда ты унаследовал дар. Хотя странно, что он женился на магле. Но я не о таких, как ты. Я имела в виду грязнокровок. Тех, кто рожден маглами, — последнее слово прозвучало в ее устах как истинное ругательство. Люциус вздохнул, собираясь влезть с какими-то своими комментариями, но не успел — прибыли первокурсники. Стройная шеренга напуганных мальчиков и девочек в длинных новеньких и не очень мантиях шагала между столами, взволнованно и робко оглядывая зал.

Кто-то был чуть побойчее и шутил, кто-то совсем скромно теснился к остальным, испуганно озираясь исподлобья.

— Вот и новенькие, — пискнула Нарцисса, оглядывая вошедших с долей интереса. Беллатриса же занялась своей любимой забавой — пыталась вычислить тех, кто попадет на Слизерин и то, насколько у кого чистая кровь. Люциус активно присоединился к этой «игре», а вот Долохов наблюдал за новичками, иногда поглядывая на заинтересовавшуюся происходящим Розалину и любуясь ее кудряшками…

Его внимание привлек один мальчик, севший за стол Слизерина, рядом с Нарциссой. По имени Северус Снейп. Он выглядел довольно зашуганным и насупленным, и Люциус дружелюбно, на правах старосты, ему улыбнулся, пожав руку и даже привстав навстречу. Много лет спустя в присутствии Антонина Блэк, тогда уже Лестрейндж, выжгла на руке этого мальчишки Черную Метку. Но тогда еще война не началась и лишь самые первые тучи ее, незримо, начинали сгущаться на горизонте…

Но не испуганный вид привлек внимание Долохова. Взгляд, которым мальчик проводил рыженькую девочку с зелеными глазами, ушедшую к столу Гриффиндора. Когда та проходила мимо, Розалина как-то странно вздрогнула и поглядела ей вслед… А Долохов наблюдал за взглядом Снейпа. Значение этого взгляда Антонин понял бы из тысячи — шесть лет назад, впервые сюда попав, точно таким же, подумалось ему, взглядом он, должно быть, смотрел на Розалину, когда их раскидало на разные факультеты. Они были знакомы всего только день, но отчего-то этот факт его жутко расстроил. Розалина уже тогда понравилась ему, что впоследствии переросло в любовь к ней… А судя по тому, сколько боли было в глазах мальчишки с длинными грязными черными волосами и глазами, похожими на черных жуков, они с этой рыженькой Лили знакомы были дольше. И значила она для него, вероятно, намного больше, чем Роуз для Долохова спустя день знакомства. Хотя в этом он не был уверен…

Ужин в этом году был на редкость вкусным и веселым, и время за пиром в честь начала нового учебного года промчалось незаметно. Наконец, наевшись до отвала, когда уже старосты факультетов увели свои группки напуганных первокурсников, глазевших по сторонам с величайшим любопытством, Антонин отправился в подземелья, но, дожидаясь Роззи, заходить внутрь владений своего факультета не торопился. Люциус, кивнув ему, завел в Общую Гостиную десяток первокурсников, державшихся чуть надменнее, чем остальные, за парочкой исключений.

Антонин ободряюще улыбнулся мальчикам и девочкам, а мальчишке с крючковатым носом, Северусу, пожал руку.

— Добро пожаловать на Слизерин, — подмигнул он. Мальчик робко и благодарно кивнул и скрылся внутри. Беллатриса, в обществе обеих младших сестер, подошла спустя пару минут.

— Привет, Антонин, — вежливо кивнула Андромеда, взяв Нарциссу за руку. Она училась двумя курсами младше, и из всех сестер была наименее помешана на чистоте крови. Даже начала весной встречаться с маглорожденым парнем… Беллатриса, узнав об этом, пришла в полнейшее негодование…

— Здравствуй, — кивнул парень, взглянув на Беллу. — Люциус и остальные уже там. Я сейчас зайду, — заметил он ей. Девушка, поправив мантию, царственно кивнула и вместе с такими же надменными и аристократичными сестрами скрылась внутри. Нарцисса восхищенно и чуть робко следила за старшей сестрой, подражая ее поведению. За Беллатрисой, разумеется… Долохов проводил троицу взглядом и обернулся на звук легких шагов.

— Оставила малышей восторгаться гостиной и спальнями, под опекой Брукса, — улыбнулась Розалина. Она огляделась, и, уверившись, что преподавателей на горизонте нет, обняла его за шею. Антонин, рассмеявшись, прижал ее к себе и нежно поцеловал.

— Страшно поверить, что следующих новичков мы уже не увидим, — он покачал головой. — Необычно! — Розалина, с озорным блеском в глазах, потерлась носом о его щеку.

— Ну, зато будут другие интересные события, я уверена, — улыбнулась она. — Кстати, тыквенная каша была потрясающей. Домовые эльфы постарались на славу!

— Знаешь, чего я все никак не пойму? — покачал головой парень. — Ты же валькирия, противница любого насилия, жестокости и рабства. Но ничего не имеешь против труда домовиков… — развел он руками. — Противоречие!

— Замок огромен и иначе за ним не получалось бы ухаживать, — пожала плечами девушка. — Да и тут условия жизни все-таки получше, чем у некоторых, — она бросила взгляд на проход в гостиную Слизерина. — Да и иногда насилие бывает необходимо для моего предназначения. Так и в Кодексе написано, — она улыбнулась.

— Когда-нибудь дашь мне этот свой Кодекс? Ты его постоянно вспоминаешь… Даже интересно! — обнимая ее, поинтересовался юноша. Розалина замахала руками:

— Ты с ума сошел?! Тебе нельзя! Только валькирия может читать Кодекс! Точнее, его по-хорошему вообще надо знать наизусть. Можно рассказать преемнице, ну можно конечно и еще кому-то, но только так, чтобы это не ушло больше никуда… Короче говоря, я могу его упоминать, но полностью правила знать нельзя!

— И ты знаешь его наизусть?! — его голос прозвучал недоверчиво, но девушка в ответ только рассмеялась.

— Шутишь?! Да я начала его читать, когда мне было лет семь или восемь. А в двенадцать рассказала наизусть. Кстати, ты заметил эту новенькую, гриффиндорку, Эванс? — отстранилась она от парня. Тот недоуменно посмотрел на девушку.

— Это та рыженькая? — попытался он припомнить, не ошибается ли. Розалина кивнула. — А что?

— Когда она прошла мимо… У меня было странное ощущение… Даже не знаю, как его назвать. Словно мы с ней должны быть знакомы… — она повела худенькими плечиками. — Ладно, ерунда какая-то, — поморщилась наконец валькирия, обняв юношу. Еще пять минут спустя, отправив его спать — ей, как старосте школы, можно было оставаться в коридорах дольше, но Долохов старостой не был, а Розалина была сторонницей соблюдения правил, она направилась к собственной гостиной. Флитвик, встреченный ей уже почти на месте, отправил свою студентку спать перед учебным днем. Но, зайдя в спальню с четырьмя кроватями под легкими одеялами голубого и бронзового цветов, Розалина только усмехнулась. Три ее соседки по дормитории, усевшись на двух соседних кроватях вокруг голубого огонька в чашечке, поставленной на пол, болтали, обмениваясь впечатлениями от каникул и тем, что они успели за лето узнать интересного и нового. Для студенток Равенкло в целом сплетничать было занятием, не находившим большого употребления, а вот обмениваться знаниями и интересными фактами — вполне.

— А вот и Роззи! — улыбнулась Шарлотта, в пижаме со слонами в пуантах сидевшая на своей кровати рядом с Миллисентой Брукс, сестрой-двойняшкой Джеймса. — Мы уж тебя не ждали!

— Ну, я общалась с друзьями, — отозвалась Розалина, снимая школьную мантию и переодеваясь в любимую пижамку с совами. Девушка бережно сняла маховик, положив на свою тумбочку, и уселась напротив Шарлотты, поджав ноги.

— Ты посвящение прошла? — заулыбалась Миллисента. — Здорово! Теперь настоящая валькирия? — Розалина кивнула.

— Ой, а как это было? Что спрашивали? Что интересного сказали? — заинтересовались девушки. И еще до глубокой ночи четыре семикурсницы обменивались новостями за те три месяца, что не виделись…

* * *

— Ну а теперь рассказывай правду, — стоило Долохову войти в гостиную, послышался голос Беллатрисы. Юноша мрачно взглянул на подругу.

— Какую именно? — уточнил он.

— На самом деле эта чудесная цепочка у нее не от тебя, — отозвалась девушка. — Откуда?! — голос ее прозвучал властно и требовательно. Она выразительно постучала по руке палочкой, мило улыбаясь. Люциус, сидевший рядом, взглянул сначала на девушку, потом на друга.

— А это важно? — скрестив руки на груди, осведомился Долохов, отмечая для себя тот факт, что кроме них троих в гостиной была только Нарцисса, что-то читавшая. Всех остальных, видимо, Блэк успела отсюда отослать.

— Я хочу знать! — голос Беллатрисы прозвучал истеричнее и она прищурилась. — Говори!

— Ладно, не злись, — Антонин неторопливо прошел к ближайшему креслу, сел и только потом посмотрел на подругу. — Она прошла посвящение и это была цепочка маховика. Сама понимаешь, при ней я рассказывать правду не мог.

— То есть она уже валькирия? — прошипела Беллатриса, поднявшись с места и быстрыми шагами принимаясь мерять гостиную. — Полноценная?!

— Она и раньше была валькирия, — невозмутимо отозвался Люциус. — А чем это может грозить? — поинтересовался он у Антонина. Тот пожал плечами. — Ну, я… Что она теперь умеет?

— Анимагия, песня валькирии и прочая ерунда. Я же говорил, я могу судить только по ее словам.

— Ну она же говорила тебе про их сущность, — Беллатриса склонилась к нему. — Говорила ведь! Что именно?! — в ее голосе проступили истеричные нотки. Долохов развел руками.

— Я все сказал, что знаю, мне нечего добавить, — тяжело вздохнул он. — Правда. И вообще, я ужасно устал за день и хочу спать, — он решительно поднялся, чуть отстранив Блэк, помахал Нарциссе и удалился. На самом деле он знал о валькириях куда больше, чем говорил Беллатрисе. И даже больше, чем могла себе представить Розалина, о своем даре с ним говорившая вполне откровенно. Дело было в том, что одну книгу о валькириях он все-таки читал. «Историю валькирий»… Единственное, что читать ему не хотелось, это запись о Роззи.

Точнее, начало он все же прочел. Ровно до слов «выбор — не сделан». Видеть же ту строку, что появится там теперь, полгода спустя, юноше не хотелось…

* * *

Розалина, поправляя на ходу густые длинные волосы, направлялась к туалету для девочек на втором этаже, чтобы вымыть руки после очередной шутки Пивза, вручившего ей «шоколадку».

Валькирия усмехнулась, вспомнив, как полтергейст ошалел, когда она, не доставая палочки из кармана, отправила его под потолок… И то, что у него аж на минуту после этого пропал дар речи… Это, пожалуй, было весьма забавное «окно» в ее расписании.

Она поморщилась, вспомнив вкрадчивый голос Малфоя, предлагавшего утром помощь с кучей книг, которые девушка по просьбе профессора Слагхгорна относила в библиотеку. И его прикосновение к щеке, от которого девушку передернуло. Она недолюбливала обоих слизеринских друзей Антонина, о чем уже не раз за шесть лет ему говорила. Но тот все еще продолжал с ними общаться, однако, как сам же говорил, теперь уже меньше. И Роззи склонна была и хотела ему верить.

К счастью, мимо проходила профессор МакГонагалл, зачем-то позвавшая Люциуса и тем избавившая Розалину от необходимости лицезреть его напыщенную физиономию. Это была уже последняя неделя октября, дожди шли все чаще и небо было затянуто серыми тучами. А ветер стал в разы холоднее… Роуз тряхнула головой, заставляя себя думать о матче Гриффиндора и Равенкло, который должен был пройти в субботу, чтобы отвлечься от мыслей от о Малфое и его дружках (Антонина, к слову, поблизости не было!)… И открыла дверь. Секунду спустя ее крик пролетел по коридорам замка, привлекая внимание преподавателей и учеников, до которых долетел, а рука судорожно вцепилась в ручку. Еще секунду спустя девушка, тряхнув головой, метнулась к распростертому на полу телу в школьной мантии… Розалина вгляделась в лицо, касаясь рукой шеи девочки, лежавшей на полу, с широко открытыми глазами. Рука была вытянута, так, словно девочка открывала дверцу кабинки или дверь самого помещения. Голову девушки пронзила резкая вспышка боли и мысль, что девочка мертва. Собственно, Розалина поняла это еще до того, как прикоснулась к уже холодному для нее телу — валькирии ощущали смерть быстрее и куда четче, чем обычные волшебники, обладая куда большей связью с жизненной энергией — интуиция валькирии работала быстрее, чем рассудок и дар. Розалина, отпустив руку покойницы, закрыла лицо руками, подавляя судорожные рыдания и пытаясь заставить себя думать и действовать как валькирия… Это удавалось с трудом, так как со смертью она столкнулась впервые. Наконец она отняла руки от щек, по которым текли слезы.

— Я не знаю, как давно это случилось, Миртл, — всхлипнула она. — Не знаю, поможет ли поцелуй… Прости… — она медленно поднялась с колен, проведя рукой по лицу покойной. Слезы застилали глаза. Девушка, всхлипывая, поспешно вылетела в коридор, и вскоре послышался ее дрожащий голос, что-то говоривший профессору Дамблдору.

* * *

Едва за Роуз закрылась дверь, как дверца одной из кабинок отворилась и из нее выскользнула слизеринка с черными волосами до плеч. Блэк передернулась, увидев Миртл, и посмотрела на раковину, напротив той кабинки, откуда вышла эта недотепа. Она не представляла, что заставило Василиска уползти обратно, но была просто счастлива, что он не убил еще и эту девчонку… И что она успела закрыть эту чертову раковину. Правда, чтобы спрятаться, пришлось чуть сдвинуть эту идиотку, но Беллатриса надеялась, что об этом не догадаются. О том, чтобы отправиться в Тайную Комнату сейчас, нельзя было вести и речи, с запиранием чудовища приходилось подождать… Сейчас набегут люди…

Беллатриса, чудом успевшая закрыть раковину и спрятаться за то время, что прошло с уползания Василиска до появления Браун, предпочла ускользнуть отсюда до того, как придут профессора. И, смешавшись с высыпавшими в коридор школьниками, столкнувшись за первым же поворотом с Дамблдором и МакГонагалл, которые сопровождали чуть успокоившуюся валькирию, приняла невозмутимый вид, вежливо здороваясь… Розалина даже не окатила ее обычным неприязненным взглядом и Беллатриса, прижавшись спиной к холодной каменно стене, мысленно поблагодарила всех великих магов древности за то, что валькирия не догадалась, что произошло…

Ну или, по крайней мере, не догадалась об этом пока что. Чувства вины перед этой грязнокровной дурой Миртл она не испытывала. А вот страх перед тем, что может ее ждать за такой идиотский промах с Василиском — да…

* * *

Розалина, стараясь не смотреть на тело Миртл, коснулась рукой одного из зеркал на раковинах. Затем, судорожно сглотнув, коснулась руки девочки, тело которой осматривали профессора и мадам Помфри. Старосты Школы успокаивали младших студентов и уводили их…

— Роззи, что-то не так? — мягко погладила ее по голове Минерва.

— На нее повлияло что-то очень древнее и очень злое, — прошептала девушка. — Я чувствую. Это было вот здесь, — она указала на одну из раковин. — Профессор Дамблдор, Тайная Комната существует? — девушка взглянула на директора, по-прежнему избегая смотреть на Миртл, которую укладывали на носилки и накрывали простыней.

— Полагаю, да, — отозвался волшебник, посмотрев на нее через очки-половинки.

— Тогда я знаю, что это было, — Розалина вздрогнула. — Это было то, что там живет…

— Оно не могло выйти само, кто-то должен был его выпустить, — покачала головой МакГонагалл.

— Не думаю, что в Хогвартсе есть кто-то, кто способен это сделать. И потом, здесь ведь только одна Миртл, а она ведь не владела языком змей… — добавила Помфри. Розалина, наклонившись, что-то подняла и показала остальным. Это были очки с разбившимися стеклами. С толстой роговой оправой.

— Она их не снимала, — всхлипнула валькирия. — Когда я ее нашла, очков на ней не было. Они упали, когда… Когда это случилось и она падала. Миртл лежала так, что упали бы они где-то, — она показала рукой на довольно большое пространство. — Ну, тут, я так думаю. Они упали почти внутрь кабинки…

— Что ты хочешь этим сказать?

— Тут был кто-то еще… Может быть, пытался помочь Миртл и оттащил ее на пару шажков, может, зачем-то еще. Она худенькая, даже я бы смогла ее оттащить или другая девушка моего возраста. Важно то, что Миртл здесь одна… Значит… — она расплакалась. Помфри обняла ее за плечи.

— Значит, тот, кто тут был, открыл Тайную Комнату… — закончил за Розалину Флитвик. В помещении воцарилась гнетущая тишина…

— Я еще раз повторяю вам, профессор Дамблдор, что я не знаю, кто и зачем открывал Тайную Комнату. Я понимаю, что речь идет об убийстве тринадцатилетней девочки, но я понятия не имею, что тут произошло. Как только я это пойму, я немедленно вам сообщу, — в голосе мужчины в длинной черной мантии проявились нотки раздражения. Его темные глаза буравили директора Хогвартса взглядом, ничего доброго не предвещавшим. Шел второй час разговора Томаса Реддла с преподавательским составом и мракоборец начинал от него уставать.

— Томас, я охотно верю, что ты этого не делал. Но ведь кто-то же открыл! Разве не наследник Слизерина способен управлять чудовищем? — Дамблдор вопросительно посмотрел на мужчину через очки-половинки. Реддл скрестил руки на груди с выражением убийственного раздражения на лице.

— А кто сказал, что этот талантливый змееуст мог управлять змеем? По-моему, убийство школьницы говорит об обратном, Василиск не послушался. Я в ближайшее время проверю его и отправлю спать, как и обещал вам в письме. Но мне хотелось бы выяснить, кто это сделал, как и зачем. И в данный момент на этот вопрос я ответить вам не могу. Потому что я не знаю! — Реддл принялся мерить кабинет директора шагами. — И я хочу приступить к работе, для которой я в вашу школу и прибыл. И если аврорату будут препятствовать, Хогвартс закроют. — Он выразительно посмотрел на учителей и вздохнул. — Приказ министра Скримджер видел лично. Думаю, никому из нас этого не хочется…

— Почему именно вас прислали? — поинтересовался Флитвик. Реддл пожал плечами.

— Полагаю, потому что я — наследник Салазара и только я смогу допросить непосредственно виновника происшедшего. Кому, как ни Василиску, знать, кто его выпустил… О моей родословной по матери в Министерстве осведомлены. Девочка уже похоронена? — МакГонагалл кивнула.

— Две недели прошло, Томас. Уже давно… Министерство, к сожалению, долго решало судьбу Школы…

— Вы уверены, что это был он? Симптомы… Точнее, признаки те самые? — лицо Реддла приняло спокойное деловое выражение. Он отпустил учителей вести занятия, попросив рассказать ему о происшествии кого-то одного. И вскоре остался в компании Флитвика и Дамблдора. Пожилые профессора начали было рассказ с описания того, как выглядела покойная, но Реддл махнул рукой, остановившись напротив директора, сидевшего за столом.

— Кто обнаружил тело? — спросил он. — Давайте начнем с этого…

— Моя студентка с седьмого курса, Розалина Браун. Очень умная девушка, мистер Реддл, думаю, вам стоило бы поговорить с ней.

— Мне сказали, что она не совсем обычная… Как это понимать? — темные глаза мужчины скользнули с Дамблдора на Флитвика и обратно. Профессора переглянулись. Розалина предпочитала не афишировать свою сущность совсем уж широко, и это было ее право. В Министерстве, в чем мужчины не сомневались, об этом тоже знали буквально единицы. Реддл в них, судя по вопросу, не входил.

— Думаю, об этом тоже лучше будет спросить у нее самой, мистер Реддл, — осторожно отозвался Филиус. — Студенты моего факультета достаточно неординарны, Розалина — не исключение. Так вот, она обнаружила Миртл и сообщила нам. Мы, в свою очередь, оповестили Министерство…

— Откуда появилась мысль о Василиске?

— Розалина, — Дамблдор развел руками. — Она сказала, что это сделал обитатель Тайной Комнаты. Миртл действительно погибла моментально, никаких повреждений, Авады в Хогвартсе не применяли. Полагаю, что доказательства очевидны?

— Розалина сказала… — Реддл усмехнулся. — И эта девочка пользуется таким авторитетом, что ей вот так легко верят. И умеет с точностью определять причину смерти? — в его глазах промелькнула неприкрытая ирония. — Действительно одаренное дитя…

— Она валькирия, Томас, — хмуро произнесла МакГонагалл в дверях, возвращаясь в кабинет. — Это само по себе ставит ее слова о причине смерти вне сомнения.

— Валькирия? — протянул Реддл, оглянувшись на волшебницу. — Серьезно? Девочка-школьница? И давно?

— Семнадцать лет как, — отозвался Дамблдор. Реддл выглядел изумленным и недоверчивым одновременно.

— А сколько ей?

— Семнадцать. Розалина получила дар почти сразу после рождения… Думаю, теперь ты не будешь отрицать того, что ее слова могут иметь большой вес… — назидательно, но очень спокойно произнес Дамблдор. Реддл кивнул... Воцарилось достаточно продолжительное молчание, во время которого мужчина, отойдя к окну, задумчиво смотрел вдаль. Наконец Реддл повернулся к профессорам и серьезно взглянул на Флитвика.

— Да, в таком случае на эти слова действительно можно полагаться… Мне хотелось бы с ней поговорить. Она сейчас на занятиях?

— Да, и сегодня у нее нет свободных пар. Снять ее с занятий?

— Нет, не стоит. Сколько у нее уроков? — Реддл сцепил пальцы рук в замок и принялся расхаживать туда-сюда по кабинету под пристальными взглядами профессоров.

— Два парных занятия после обеда. Вечером Розалина свободна, и я могу отпустить ее с последнего занятия, это как раз Заклинания.

— Я хочу поговорить с остальными студентами и преподавателями, возможно, с привидениями… Думаю, я смогу поговорить с мисс Браун и после всех ее уроков, профессор. Не стоит лишать девушку получения новых знаний. А сейчас мне хотелось бы осмотреть место происшествия и Школу в целом, — тон его стал спокойным и решительным. Дамблдор кивнул и Реддл вслед за Флитвиком отправился осматривать Хогвартс. На одном из этажей мужчины случайно столкнулись с парой молодых людей, точнее, девушкой и парнем, шагавшими в окружении друзей и что-то достаточно активно обсуждавшими. И отчего-то мужчине бросились в глаза темно-каштановые волосы девушки, густые, длинные и блестящие, и проницательные серые глаза парнишки. Еще не зная этих людей, Томас обратил внимание на тех, кто очень скоро прочно вписался в его жизнь…

* * *

Розалина прикрыла рот ладошкой, хихикнув, и погладила Антонина по плечу. Они обсуждали матч по квиддичу, на который Долохов ходил с отцом после пятого курса, когда пришли результаты С.О.В и родители были приятно порадованы успехами сына, даже обычно сухой и суровый отец. И в устах друга рассказ звучал забавно. С момента гибели Миртл пошла уже третья неделя и Розалина постепенно начала приходить в себя.

— Ну так вот, а этот ушастый охотник… — Долохов осекся на полуслове, заметив, что Флитвик, с которым рядом был взрослый незнакомый мужчина в распахнутой мантии, под которой виднелась куртка из темной ткани и такие же брюки, жестом подзывает Розалину. Девушка оглянулась на друга, пожала плечами и поспешила подойти к учителю.

— Да, профессор Флитвик, — она вежливо кивнула и вопросительно посмотрела на него.

— Розалина, это мистер Реддл, мракоборец, он занимается гибелью Миртл. Томас, это мисс Браун, она обнаружила покойную, — услышав имя, Томас с любопытством оглядел девушку.

Воображение рисовало ему суровую молодую леди с непроницаемым лицом, высокую… Возможно даже облаченную в белую мантию и зеленую ленту для волос. Но перед ним стояла обычная школьница в красивой новенькой школьной мантии, с недоумением, сменившемся светлой и приятной улыбкой, на лице. А еще мужчине бросались в глаза ее длинные красивые волосы…

Розалина тоже подняла глаза на незнакомца… И ее сердце глухо ойкнуло где-то внутри, замирая на несколько секунд. Оно тут же забилось вновь, но у девушки родилось какое-то странное чувство притяжения к этому человеку. Словно бы она увидела что-то долгожданное, что-то, к чему до этого долго стремилась и что ее притягивало… Греческий профиль, короткие черные волосы, темные глаза, улыбка уверенного в себе человека. Валькирии казалось, что она знает этого мужчину бесконечно долго. Хотя на деле она вообще кроме имени о нем ничего не знала. И все же на долю секунды мир перестал для нее существовать, а в глазах промелькнули странные огоньки.

— Очень приятно, мисс Браун, — улыбнулся Томас. Розалина вздрогнула, приходя в себя.

— Взаимно, мистер Реддл, — отозвалась она.

— Розалина, после занятий вы не могли бы спуститься к Большому Залу? Мне хотелось бы с вами поговорить, как с той, кто обнаружил тело девочки, — девушка кивнула, подтверждая, что она может подойти, и мракоборец вместе с Флитвиком отправился осматривать Школу, чтобы увериться, что иных разрушений за две недели Василиск не учинил. Розалина, в глубине души которой осталось странное притяжение к совершенно незнакомому ей человеку, притяжение, какого она никогда прежде не испытывала, страстное желание снова его увидеть, осталась стоять на том же месте, глядя ему вслед. Антонин, ждавший поблизости, поспешил подойти к ней.

— Кто это? — в его глазах промелькнула тщательно скрываемая неприязнь и даже намеки на какую-то ревность и ненависть. В отличии от Роззи он прекрасно видел, как странно заблестели ее глаза и какая блаженная улыбка появилась на тонких губах. Розалина вздрогнула, приходя в себя, и взглянула на друга.

— Аврор, расследует смерть Миртл. Просил меня с ним поговорить после уроков, я же ее нашла… А что? — она взяла его за руку и чуть удивленно посмотрела в прищуренные глаза. Вместо ответа Долохов, обняв ее, нежно чмокнул девушку в губы.

— Все хорошо, — натянуто улыбнулся он, потянув ее за руку в сторону кабинетов Защиты, где у них и должен был скоро начаться урок. — Пойдем, а то опоздаем! — Розалина улыбнулась ему обворожительно-ласковой улыбкой и вслед за парнем поспешила на занятия… Блаженное выражение исчезло с ее лица, уступая обычным эмоциям, отраженным на ее личике, но вот где-то глубоко в душе осталось то самое непонятное ей самой чувство, которое зародилось при взгляде на этого человека. И в глубине подсознания промелькнула мысль, которую она тут же поспешила отогнать. «Ты поймешь, когда встретишь выбор. Почувствуешь…» — так ей сказала мама в день, когда Роззи посетовала, что не знает, как выражается этот самый выбор. Те же слова ей сказала и наставница Оливия еще несколько лет назад, когда Роуз спрашивала ее про выбор. И у девушки зародилось подозрение, которое она всеми силами поспешила отогнать.

Что выбор этот она как раз и встретила…

* * *

— Мистер Реддл? — окликнула Розалина, спускаясь в Холл и внимательно осматриваясь по сторонам. Заклинания у нее уже закончились и ей хотелось побыстрее рассказать мракоборцу все, что она сможет, и освободиться. В общем-то девушка прекрасно понимала, что в данном случае это действительно дело, с которым он справится гораздо лучше и ей сначала надо поступить в аврорат, отучиться там и потом уже и она будет настоящей аврором и будет следить за порядком в волшебном мире и наказывать темных волшебников, причиняющих людям вред. Это было мечтой девушки. Но пока что она была обычной школьницей, только еще изучала магию самую обычную и общераспространенную, училась хорошо пользоваться своими полноценными силами и поэтому помочь могла, как считала, только рассказом.

"К тому же я обещала Тони, что после уроков мы с ним немножко погуляем, пока не стемнеет", — подумала она, увидев у дверей Школы высокую фигуру в длинной мантии. Сердце снова как-то странно замерло, а ощущение в груди усилилось.

— Мисс Браун, очень хорошо, — улыбнулся мужчина. Роззи кивнула, чуть поведя худенькими плечиками. Она была невысокого роста и мужчине ее макушка едва ли доставала до губ. Поэтому чтобы с ним говорить, ей пришлось постоянно задирать голову. — Вечер сегодня удивительно теплый, для столь глубокой осени… Не хотите немного прогуляться? Я подожду, пока вы наденете плащ или куртку, — Розалина отрицательно помотала головой, поведя плечиками.

— На мне очень теплый свитер, не замерзну. Можно немного и прогуляться, если хотите, — вежливо произнесла девушка. Реддл жестом направил ее к двери. Она выскочила за дверь, с удовольствием ощущая, как холодный ветер ласкает ее разгоряченное внезапными ощущениями, прежде незнакомыми, лицо. Реддл вышел следом за ней и обвел их с девушкой палочкой, взяв Розалину за руку и невербально окутав их сетью чар.

— Чтобы не подслушивали,— пояснил он, махнув в сторону Озера и отпуская ее руку. — Итак, мисс Браун, мне сообщили, что вы обнаружили покойную. Можете описать подробнее? — темные проницательные глаза взглянули на нее. От их взгляда девушке стало слегка не по себе — она внезапно ощутила, что имеет дело с сильным волшебником и что у него есть какие-то необычные, ей незнакомые, навыки. Включилась интуиция валькирии. Девушка вздрогнула, постаравшись взять себя в руки, и начала рассказывать с того момента, как увидела Миртл.

Рассказ шел долго и достаточно мучительно, поскольку Розалине было очень тяжело вспоминать события того дня. Он только недавно перестал сниться ей в кошмарах… Реддл терпеливо ждал каждый раз, когда девушка надолго умолкала, когда на глазах Розалины начинали блестеть слезы. Он успокаивал ее и задавал наводящие вопросы, чтобы все-таки выяснить обстоятельства дела, но помягче для девушки.

— Так вот, когда уже профессора ее осмотрели и ее должны были унести, я вдруг ощутила зло, древнее и могущественное, — рассказывала девушка, почти вприпрыжку спешившая за мужчиной, молча шагавшим к Озеру. И тут же ойкнула, кое-что сообразив. — Вы же знаете о том, кто такие валькирии? Вас предупреждали, мистер Реддл? — она остановилась, Томас, осознав это, тоже. Сеть чар вокруг них стала было слабее, когда расстояние увеличилось. Но стоило мракоборцу подойти поближе к девушке, как чары снова образовали довольно плотную полусферу, надежно защищая их от подслушивания.

— О том, что ты валькирия? — осведомился мужчина, скрестив на груди руки. — Да, мне говорили. И в общих чертах я представляю, что это такое, в Министерстве иногда бывали представительницы Совета Десяти, как они объясняли, пока ты обучалась.

— Ну на самом деле я уже давно обучилась, — слабо улыбнулась Розалина. — Просто посвящение не проходила.

— А теперь прошли?

— Да, — Розалина кивнула, коснувшись тонкой цепочки на шее. — Так вот, тогда вы понимаете, что значат мои ощущения. Я почувствовала присутствие чего-то злого, древнего и могущественного, ну, что оно там было. И особенно сильно это ощущалось около раковины, там еще змейка выгравирована… — она сглотнула. — Мне стало очень не по себе… Вы слышали о Тайной Комнате? — девушка непроизвольно схватила мужчину за руку, подойдя ближе и понизив голос. Осознав, что она крепко вцепилась в запястье мракоборца, Роуз отпустила его руку, опуская глаза. Щеки девушки залила густая краска. Реддл слегка закашлялся, прежде чем ответить:

— Да, я знаю эту легенду. И думаю, что Комната на самом деле есть. Ты думаешь, это обитающее там чудовище?

— Да. Оно ведь тоже древнее. И потом, в Школе же может быть наследник Слизерина? Столько времени уже прошло… Тогда я боюсь, что опасность грозит и другим ученикам... — девушка оглянулась на темное здание Школы и на начинавшие светиться окна. — Тут много волшебников, чьи родители — маглы. Миртл тоже была из их числа…

— А ты? — Реддл внимательно следил за выражением ее лица. Василиск.

"Тебя, змейка моя, ждет неприятная беседа", — подумал мужчина. Роуз подняла на него огромные карие глаза в обрамлении пушистых ресничек. При ближайшем рассмотрении Розалина оказалась очень красивой, что непроизвольно отметил волшебник...

— Я чистокровная. Но у меня есть друзья-маглорожденые.

— Чистокровная? — Реддл ненадолго задумался. — Отец, случайно, не Брендон Браун?

— Вы знакомы с папой? — Розалина удивленно заморгала. Реддл усмехнулся.

— Он ведь тоже работает в Министерстве, работал, точнее. Я еще застал это время. При нем отдел магического хозяйства был очень даже на высоте. Но мы не об этом. Еще что-то важное было?

— Нет… То есть было, — Розалина выразительно на него посмотрела. — Миртл носила очки, но упали они внутри кабинки…

— И что из этого следует? — не понял аврор.

— Она лежала в середине помещения… Это на некотором расстоянии… — глаза Розалины лихорадочно заблестели. — Понимаете?

— То есть там был кто-то еще? Кто-то третий? — осведомился мракоборец. Девушка кивнула.

— Кто-то открыл Тайную Комнату и выпустил это чудовище. Оно убило Миртл.

— И кто, как думаешь? — Реддл напряженно всматривался в ее лицо. Девушка пожала плечами.

— Я не знаю… Он обязательно должен владеть языком змей? Как считаете? Я слышала, что Слизерин был змееустом… Наследник обязан им быть? Ну или вообще тот, кто хочет туда попасть…

— Полагаю, да. Ты знаешь змееуста в Хогвартсе?

— Беллатриса Блэк. Слизеринка. Я слышала, как она на четвертом курсе говорила со змеей… И на похоронах Миртл она очень странно себя вела. Фальшивые слезы и… — девушка всхлипнула, вспомнив похороны девочки с ее же факультета. Она стала старостой Равенкло как раз в тот год, когда девочка поступила, и Миртл часто обращалась к ней за помощью и защитой… А две недели назад ее похоронили. Реддл взглянул на темнеющий замок. С неба упали несколько капель начинающегося дождя.

— Послушай, мне говорили, ты хочешь стать аврором? — Розалина слабо кивнула.

— Да, я хочу поступать в аврорат после Школы, — ее глаза вспыхнули странным огоньком.

— Тогда у меня к тебе будет просьба, как к будущей коллеге и к валькирии. Я прибуду сюда на следующей неделе, пока что у меня есть множество дел за пределами Хогвартса. А ты подумай вот над чем — кого ты можешь подозревать в происшедшем. Присматривайся к ним, внимательно…

— И сообщить вам, если что-то почувствую, узнаю или заподозрю? — серьезно спросила девушка, поправив прядку волос. Она выпрямилась и расправила плечи, став визуально повыше ростом и как-то солиднее.

— Именно. И, разумеется…

— Постараться, чтобы никто не понял, что я получила это задание. В общем и целом, если коротко, действовать аккуратно и тайно! — она полушутливым жестом отдала ему честь и изобразила поклон. — Слушаюсь, мистер Реддл! — мужчина невольно улыбнулся, скользнув взглядом по ее красивому лицу.

— Молодец, все правильно понимаешь, — похвалил он. Ему было немного неловко просить об этом, но интуиция валькирии, ум и сообразительность могли бы здорово помочь защитить его школу от больших неприятностей.

— Разрешите идти, мистер Реддл?

— Разрешаю, мисс Браун, — кивнул мужчина. И вскоре провожал взглядом невысокую фигурку в черной мантии, торопливо под редкими каплями дождя шагавшую к замку. Когда она скрылась из виду, мракоборец встрепенулся.

— Дочка Брендона Брауна, ну надо же, — покачал он головой. Они с отцом Розалины пересекались иногда в Министерстве и мужчине запомнился саркастичный и уверенный характер Брендона. Дождь стал назойливее и Томас, фыркнув, направился к небольшой хижине на опушке Запретного Леса. Там давно уже жил Рубеус Хагрид, его приятель, тремя годами младше. Едва окончив школу, Хагрид стал работать здесь же лесничим. Реддл постучал в дверь три условных раза… Дверь распахнулась…

— Томас! — великан, стоявший на пороге, положил ручищу на плечо друга.

— Хагрид, — Реддл попытался обнять огромного лесничего, и похлопал его по руке. — Можно пройти? В дождь шагать до ворот как-то не хочется…

— А ты откуда?

— Я расследую, что случилось тут с Василиском. Послали разобраться.

— Будешь чаю? — Хагрид засуетился, подвинув гостю табурет и повесив над огнем чайник, который запросто заменил бы целый котел. — Ой, случилось тут… эээ… ужасное. Девочку убили… Василиск твой и убил…

— Давай-ка ты мне за чашкой чая подробнее расскажешь, — мягко, но достаточно властно произнес Реддл. Хагрид кивнул. Томас обладал редким умением заставить людей опасаться его, не повышая даже голоса. Ощущалось просто, что он уверен в себе, не трус и вообще достаточно суровый человек. Поэтому и для Хагрида он был в некотором роде большим авторитетом… Вскоре мужчины за чашкой вкусного чая с печеньями, есть которые Реддл не рискнул, обсуждали достаточно насущные вопросы. В том числе Реддл аккуратно расспрашивал и про свою временную помощницу, Розалину. Ему хотелось узнать побольше о девушке, которой он собирался доверить несколько весьма полезных дел. Как валькирии, конечно. И на ее желании стать аврором можно было вполне неплохо поиграть. В хорошем смысле этого слова, разумеется…

* * *

— Там дождь, — понуро сообщила Розалина, вбежав в здание Школы и увидев укоризненно смотрящего на нее Антонина. Тот поднялся со ступеньки, на которой сидел, и подошел к девушке.

— Тогда по гостиным? — прищурился он. Розалина виновато и удивленно на него посмотрела.

— Давай посидим где-нибудь в галерее… — предложила она. Долохов фыркнул, глянув на дверь. И решительно взял ее за руку.

— Идем, — они минут пять шли по лестницам молча, Розалина недоуменно смотрела на молодого человека. — Чем вы занимались? — остановившись в пустом коридоре, Долохов развернул ее лицом к себе и крепко обнял за талию.

— Он расспрашивал меня о том дне.

— И все?

— Все. Тони, что с тобой? — она удивленно хлопала ресничками. Ее огромные карие глаза были совсем близко… Девушка обняла парня за шею. — Ты ревнуешь? — она чуть склонила голову на бок.

— Ты очень странно на него смотришь…

— Это просто уважение и интерес, он же аврор.

— Нет. Ты смотрела на него по-другому… — Долохов сглотнул. — Ты даже на меня так не смотришь… У тебя глаза заблестели…

— Это была игра света. Чего ты? — она пихнула его в плечо. Антонин посмотрел на нее и слабо улыбнулся. Розалина охнула от внезапной догадки и глаза ее расширились.

— Ты думаешь… Выбор? — парень с убитым выражением лица кивнул.

— Тони, но я же… Мы ведь встречаемся…

— Ну, я просто. Да, я ревную, — улыбка стала яснее и вскоре уже последовал более легкий разговор и нежное прикосновение губ к губам. Но кое-что невысказанное замерло между ними. Кое-что зародилось в душе молодой валькирии, и так-то не понимавшей, что она чувствует и отчего же ей так хочется снова увидеть мистера Реддла. «Ты поймешь, когда встретишь свой выбор», — снова и снова слышалось ей. И Розалина боялась осознать, что именно это она и поняла… Первые тучи возникли на горизонте для нее и Антонина. Первые, пока еще далекие, предвестия грядущей беды…

Субботнее утро принесло с собой мокрый снег и туман. Розалина хмуро выглянула из окна дормитории, кутаясь в теплый свитер, связанный для нее заботливой мамой. На груди синего свитера была вышита красивая белая сова — Розалина обожала сов, хотя собственную заводить ей было нельзя. И ей частенько покупали и шили вещи именно с изображениями сов, чтобы хоть немного компенсировать этот минус ее дара. Для прогулок погода была не самой располагающей. Конец ноября, скоро уже зима… А там Рождественские каникулы и визит домой. При мысли о том, что скажут мама и папа, когда узнают о ее отношениях с Антонином, валькирия слабо улыбнулась. Она буквально слышала папино: «А я что говорил, а?»… Но вот сама Роззи уже почти две недели по ночам плакала в подушку, не понимая, что происходит с ней. С каждым днем она все сильнее осознавала, что скучает по человеку, которого видела один раз в жизни. И с каждым днем пропасть, возникшая в тот роковой день ее первой встречи с Реддлом, между ней и Долоховым становилась все больше. Розалина окончательно путалась в себе, понимая, что ей страшно при одной мысли о том, что она потеряет лучшего друга, одного из самых близких ей, человека, с которым она теперь даже встречалась и с которым ей хотелось связать свою жизнь. Которого она, и это становилось ей все яснее, по-своему любила, искренне…

Но она осознавала и то, что те несколько случайных касаний Реддла запомнились ей сильнее, чем первый поцелуй с Антонином… Все ярче она понимала, что Реддл для нее нечто большее, чем просто симпатичный ей аврор, что что-то по отношению к нему зародилось у нее в самый первый миг встречи с ним. Хотела она того или нет… Это было похоже на выбор, как она себе его представляла. Розалина взглянула на конверт, который держала в руке, и подумала, что в совятню стоит сходить сейчас, а потом все-таки встретиться с Тони, которому она три дня подряд внушала, что очень занята и никак не может погулять. Каждый раз он выглядел все смурнее и это начинало еще больше причинять Розалине боль… Она совершенно не понимала, как ей разобраться в себе и разрешить эту проблему с тем, что же ей теперь делать.

— Как мне себя понять? — по ее щеке скатилась слезинка.

— Роуз, ты чего? — Шарлотта Кидс, заглянувшая в дормиторию, подошла к подруге и обняла ее за плечи. — Ты чего плачешь? — она откинула от щеки прядь длинных белых волос.

— Да так, сомнения разные, — уклончиво отозвалась Розалина. Шарлотта с сомнением покачала головой.

— Я за тобой неделю наблюдаю, ты мало спишь и по ночам рыдаешь в подушку. Три дня не общаешься с этим своим слизеринцем. Вы поссорились? Что случилось?

— Мы не поссорились, — Розалина стерла слезинку с щеки и слабо улыбнулась. — У нас все в порядке. К несчастью.

— Почему к несчастью? — удивилась Шарлотта. Розалина подумала, что ей лучше высказаться, так, может, станет чуть легче, и усадила подругу на кровать, сев рядом и начиная рассказ.

Она рассказала про выбор и про свои сомнения, и по мере ее слов Шарлотта смотрела на Роуз с все большим и большим сочувствием. Под конец обняла подругу, качая головой. По щекам Розалины текли крупные прозрачные слезы… Если негативных эмоций у нее было мало, то вот душевную боль она испытывать могла даже сильнее, чем окружающие…

— Так что было бы, наверно, лучше, если бы мы поругались. Или вообще никогда не дружили бы, — закончила Розалина, всхлипнув. — Я не знаю, что мне делать, Шарли, просто не знаю…

— Но ты ведь Реддла видела-то всего один раз. Может, ты зря паникуешь и ничего такого и нет? Придумала себе и сама же ревешь, — неуверенно предположила Кидс. — Ты же не знаешь точно, выбор ли он тебе…

— Ну да… — пробормотала Розалина. — Может быть, ты и права. В любом случае вот, — она показала подруге аккуратно склеенный конверт из пергамента. — Я написала Наставнице Оливии, она у нас главная, и попросила со мной поговорить. Может быть, я хоть как-то пойму, что мне делать, и разберусь в себе.

— Вот видишь! Все разрешится и не реви пока! Бедняжка, — она вздохнула. — У нас с Джеймсом все как-то проще…

— Вы с Бруксом встречаетесь? — улыбнулась сквозь слезы Розалина. Шарлотта смущенно кивнула.

— Вроде того… Миллисента уже знает, отнеслась нормально. Он же такой милый и добрый! Держи, — Кидс протянула валькирии чистый носовой платок. — Вытирай слезы и идем посылать твою... Эмм… Сову?

— Сову, сову, нам просто долго с ними контактировать нельзя, но послать-то можно, — улыбнулась чуть повеселевшая Роззи. — Слушай, здорово! И почему это я ничего не знала, а? — Кидс пожала плечами, набросив на плечи школьную мантию, подождала подругу и вскоре девушки, о чем-то негромко беседуя, направились в совятню… Субботний день Розалина, после разговора с Шарлоттой, провела точно так же, как и раньше, до встречи с Реддлом, гуляя с Долоховым, общаясь с друзьями и играя в свои любимые волшебные шахматы. Она уже вторую неделю присматривалась к людям вокруг, выискивая подозреваемого, много размышляла о том, кто мог оказаться тем самым страшным и злым змееустом, но пока кроме Блэк ей никто не приходил в голову… Однако Антонин, которого она осторожно еще сразу после похорон расспросила о том, что на его факультете думают про смерть Миртл, уверял, что там никто ничего не знает. Причин ему не доверять Розалина не видела, а теперь не расспрашивала, стремясь скрыть то, что получила от Реддла задание, и каким именно это задание было. Но на один день девушка умудрилась вернуться к обычной жизни.

* * *

— Роуз, тебя к профессору Дамблдору вызывают срочно, — остановил девушку, поднимавшуюся вместе с Антонином в библиотеку, делать домашние задания, Джеймс Брукс. Девушка оглянулась на тяжело вздохнувшего друга. В замке было с каждым днем все холоднее, до зимы оставалась буквально пара дней и мокрый снег шел уже второй день.

— Тони, я потом приду, ты пока тогда Заклинаниями займись, Флитвик тебя и без моей помощи хвалит. В общем-то, проблемы у тебя в основном с…

— Зельями, да-да, — улыбнулся Антонин. Брукс испарился где-то в коридорах Хогвартса, стайка четверокурсниц с Гриффиндора прошла мимо, хихикая над чем-то. Замок уже пришел в себя после страшной трагедии и вернулся к нормальной жизни. Долохов притянул к себе Розалину, крепко поцеловал и прошептал на ухо. — Я тебя подожду, родная, пока что погуляю. Если что, я в теплицах.

— Хорошо, То… — она осеклась, взглянула в его серые глаза и продолжила: — милый. Я постараюсь побыстрее освободиться…

Девушка не спала всю предшествовавшую ночь, анализируя и вспоминая, размышляя о субботнем дне, который она позволила себе провести с ним… И с внезапной решимостью вдруг определила, казалось, чего она сама хочет. Вот только Розалина и не представляла, что ее попытка проявить свою волю для кого-то будет только бунтом пешки в шахматах. Бунтом, который очень легко подавит игрок… Розалина, чмокнув на прощание юношу в щеку, поспешила наверх, в кабинет директора.

Пятнадцать минут спустя девушка, запыхавшись от бега по многочисленным коридорам и лестницам, которым, как назло, именно во время ее пробежки пришло в голову, или скорее в ступеньки, сменить направление, что заставило Роуз изрядно поплутать, влетела в кабинет директора следом за профессором МакГонагалл. Минерва удивленно посмотрела на растрепанную семикурсницу в расстегнутой мантии, под которой виднелся синий свитер с совой и темно-серая юбка ниже колена. Мужчина в черной куртке с поднятым воротником хмыкнул.

— Розалина, здравствуйте. Сдается мне, слова про поскорее вы поняли слишком буквально.

— Добрый день, мистер Реддл, — улыбнулась девушка, стараясь не смотреть на его лицо и обратив взгляд на воротник его куртки. Однако даже так то самое чувство, что она испытала почти две недели назад, странного подъема и притяжения, с новой и еще большей силой вспыхнуло в ее груди. Розалина сделала глубокий вдох, чувствуя, как сердце замирает… — Это вы меня вызывали? — мужчина кивнул и жестом указал девушке на дверь.

— Да, к сожалению, у нас недавно была крупная операция по задержке одного достаточно вредоносного молодого мага, заняла несколько дней и я немного задержался с визитом сюда. Однако и тебе это давало чуть больше времени на то, о чем мы с тобой в прошлый раз говорили, — улыбнулся он. — Так что, раз уж погода столь неприятная, давай-ка мы найдем где-нибудь свободный кабинет и немножко поговорим. Профессора не возражают? — осведомился он. Дамблдор отрицательно покачал головой.

— Такая конфиденциальность вызвана секретностью работы? — спросила МакГонагалл. Реддл кивнул.

— Да. Я сообщу результаты, когда буду в них уверен. Теперь, если никто не возражает, мы с мисс Браун побеседуем о некоторых важных вещах… — он вслед за девушкой вышел в коридор и направился к пустым аудиториям, в одной из которых, заперев дверь и наложив защитные чары, повернулся к девушке, по-прежнему избегающей его взгляда. Щеки ее покрывал яркий румянец. — Ну, Розалина, рассказывай, — голос его звучал мягко, но настойчиво. Девушка села на стул, скрестив на груди руки, сделала глубокий вдох, глядя в окно, и перевела на него огромные карие глаза:

— Я присматривалась ко всем, кого можно было в чем-то заподозрить, даже к первому курсу, прислушивалась к ощущениям. Особенно к слизеринцам. Но кроме Блэк и, может быть, Малфоя, я ни о ком не могу сказать, чтобы они были хоть немного подозрительны.

— Малфой? Это ты о Люциусе Малфое? — девушка кивнула. — И кто из Блэк?

— Их сейчас в Хоге… Простите, Хогвартсе четверо: Андромеда, Нарцисса, Сириус и Беллатриса. Сириус на Гриффиндоре, не думаю, что гриффиндорцы могут за этим стоять. Все три сестры — слизеринки.

— У меня такое чувство, что ты недолюбливаешь этот факультет, — нахмурился Реддл. — Аврор должен быть более объективен, Розалина.

— Я к тому, что Слизерин славится выпускниками, ставшими темными волшебниками, — отозвалась девушка. Реддл склонил голову на бок.

— Не все такие. Что, если я скажу, что некоторые слизеринцы, случается, работают аврорами? — девушка, снова уставившаяся в окно, перевела на него ошарашенный взгляд. Ее и без того огромные карие глаза расширились от изумления.

— Вы учились на Слизерине, верно? — Реддл кивнул. — Простите, мистер Реддл, я не хотела вас обидеть. Я просто… Ну, это общераспространенное мнение и я постаралась его учесть… — залепетала покрасневшая от смущения девушка. — Простите, я правда не хоте…

— Ладно, ладно, — отмахнулся мужчина. — Совет на будущее — не суди людей по какому-то одному признаку. Иногда это приводит к очень большим ошибкам, аврору такие ошибки, сомнения и колебания допускать нельзя.

— Простите, — Розалина снова отвела взгляд, сцепив руки в замок так, что побелели костяшки пальцев. — Я это учту…

— Продолжай. Кто из Блэк-то?

— Беллатриса. Она змееуст, других я в таком пока не заподозрила, хотя я и не представляю, если честно, как это проверить. Я не владею этим языком.

— Этим займусь я, — мужчина расправил плечи и оперся на парту. Розалина чуть покраснела, осознав, что он подошел к ней ближе. — Еще что-то ты замечала странное? Может быть, тревога возникала где-то? И что ты говорила о первокурсниках?

— Ой, как много вопросов… — девушка растерянно заморгала. — Так, давайте по порядку. Странное замечала, в том же туалете, я туда недавно заглянула, там опять повеяло этой… Ну, наверно, змеей, раз Слизерин их любил. И еще я в одном из коридоров на первом этаже ощущала тоже что-то странное, но оно довольно быстро исчезло, как будто это чудовище там было и ушло. Может, оно невидимое? — посмотрела она на Реддла. Тот поперхнулся.

— Не знаю. Может быть…

— Ну а первокурсников я бы тоже проверяла, все-таки они же тоже уже живут в замке. Тем более я недавно видела, как два мальчика с Гриффиндора задирали парнишку со Слизерина, а девочка с Гриффиндора же за него заступалась. Может быть, он змееуст и эти мальчики его разозлили. И он умудрился открыть Тайную Комнату.

— И как по-твоему он так быстро ее нашел, открыл и выпустил чудище? — развел руками Реддл. — И откуда он вообще узнал о Комнате?

— Ну… Я просто делаю все возможные предположения, — пожала плечиками девушка. — Ничего нельзя исключать без оснований, разве не так? — улыбнулась она. Реддл кивнул. — Ну и теперь про Блэк и Малфоя поподробнее… — осмелев, начала девушка. Час спустя обсуждение наконец закончилось и Розалина, попрощавшись с Реддлом ненадолго и получив еще парочку просьб, одной из которых была просьба быть как можно осторожнее, поспешила к Антонину. Ждавшему ее в теплицах. А Реддл, скрипнув зубами, отправился к мадам Трюк за метлой… Василиска, которого Беллатриса так и не сумела запереть в статуе, и не убил он никого просто чудом, и впрямь ждал теперь крайне неприятный разговор. Но в силу нехватки времени и огромной занятости сейчас Томас собирался всего лишь загнать чудовище обратно в статую.

* * *

Первая неделя декабря подходила к концу, ровные сугробы покрывали землю чистым белым одеялом, стирая грязь и слякоть, словно бы унося вдаль страшные события осени. Ученики ровной шеренгой шагали к Воротам, чтобы пойти в Хогсмид. В том числе и Розалина, в теплом пальто и забавной вязаной шапке с огромным помпоном. Антонин в длинном красивом новеньком плаще шагал рядом с ней, но разговор на этот раз между ними не очень-то клеился. После встречи с Реддлом Розалина снова почувствовала себя несчастной и растерянной — чувства, которые ей на один-единственный день удалось было подавить, снова пробудились и на этот раз справиться с ними ей было еще сложнее, чем раньше. На ее отношениях с Долоховым это сказалось не самым лучшим образом, да и Наставница Оливия пока лишь прислала письмо и обещала прибыть в Хогвартс в декабре, когда договорится о визите с директором… Розалина терпеливо ждала, но ожидание это было с каждым днем все сложнее и сложнее… Плюс к этому вместе с ними шли Люциус, Беллатриса и Нарцисса, «присоединившиеся к приятелям» по дороге.

Но, так или иначе, ребята миновали Ворота и уже прошли половину пути к Хогсмиду, когда Розалина внезапно остановилась. Ее внимание привлекли несколько старшекурсников, которые, судя по всему, едва ли не дрались. Среди них она разглядела и Миллисенту Брукс.

— Вы идите, я догоню, — пробормотала девушка и поспешно зашагала по скрипучему снегу к ребятам. — Что случилось?

— Этот вот, — Шарлотта Кидс ткнула пальчиком в пуффендуйца Макса Энгри, — уверяет, что Тайную Комнату тогда открыл кто-то из Равенкло. Дескать, мы все такие высокомерные, считаем себя самыми умными и решили извести остальных. Идиот! — возмущалась она. Розалина покачала головой.

— Ребята, успокойтесь, в этом разбирается опытный аврор!

— Макс, а чем ты тогда объяснишь, что Миртл тоже была с этого факультета? — поинтересовался за ее спиной Антонин. — Тебе не кажется, что твоя теория глупа?

— Может ты ее и открыл, а? — взбрыкнулся Энгри. — А что, ты слизеринец, вы там еще высокомернее. Или твои дружки со Слизерина!

— Мне что, делать больше нечего? — возмутился Долохов и миг спустя его палочка уперлась в горло пуффендуйца. Долохов оглянулся на Розалину, которая с широко раскрытыми глазами погладила его по плечу. — Энгри, ты бы остыл, а то я тебе отращу ослиные уши и хвост, — улыбнулся парень. Но в глубине его глаз притаилось что-то, безошибочно сказавшее Максу, что если он не утихнет, его ждет что-то страшнее, чем кроличьи или ослиные уши. Он закрыл открытый было рот и медленно кивнул. Однако у него зародилось в этот момент подозрение, что Долохов если и не открывал Тайную Комнату лично, то, как минимум, об этом знал. Точно такая же мысль промелькнула и у почти всех присутствовавших рядом студентов Равенкло и Пуффендуя, за исключением только одной студентки. Розалины. Группа зашагала дальше, поблизости от Блэк и Малфоя, тихо перешептываясь между собой.

Розалина потянула парня за рукав.

— Тони, что это было сейчас? Зачем ты ему угрожал? — ее тихий и приятный голос звучал с чуть уловимым возмущением.

— Я просто… Ничего, он меня просто возмутил немного. Наговорил гадостей, сама подумай, какой из меня открыватель этой Комнаты? Да я даже не знаю, где она находится!

— Ты и правда сделал бы ему только уши? — карие глаза девушки странно блеснули и рука крепко сжала его широкую ладонь. — Правда?

— Ну конечно, Роуз, — Антонин мило ей улыбнулся, отводя с ее щеки прядку волос. — Роуз… Конечно, нужно там кольцо и всякое такое. Просто мы с тобой недавно поссорились… Ну, много ссорились. Не хочу, чтобы ты думала, что… — он взглянул в глаза девушки, не сводившей с него взволнованного взгляда. Что-то странное было в ее влажных и блестящих глазах. Что-то чужое, непостижимое. Это был взгляд не той Роззи, что он знал раньше, в ее глазах появилась какая-то странная глубина. Таким же был взгляд тех валькирий, что посвящали ее. Осознав это, парень сглотнул комок в горле. Розалина менялась. И, что пугало парнишку, словно бы с каждым днем все больше осознававшего, что он ее теряет, с каждым новым днем она становилась для него все более и более чужим человеком. Умелый игрок в шахматы очень ловко переставлял в долгой роковой партии фигуры так, чтобы обострить связь между ними, не разорвав и натянув тоненькую ниточку до предела. Финалом этой партии игрока самого с собой должна была стать жизнь человека, игравшего роль одной из фигурок. И кого именно, было уже давно решено.

— Что? — улыбнулась Розалина. Но даже светлая ее улыбка была какой-то странной, словно бы отрешенной.

— Роуз, я… Давай… После школы, конечно. Ты выйдешь за меня замуж? — замялся парень. Розалина взглянула на него глазами, в которых отчего-то стояли слезы и виновато опустила голову.

— Можно я подумаю над ответом? — прошептала она. Долохов прижал ее к себе, поглаживая по спине.

— Конечно, сколько угодно, я подожду, — шепнул он. Розалина благодарно на него взглянула и прижалась еще крепче.

— Ты мне очень дорог, — она прикусила губку. — Что бы я ни сказала. И что бы ни случилось, я хочу, чтобы ты знал, что… — но договорить ей не довелось. За ее спиной раздались тяжелые шаги по снегу и тактичное покашливание. Глаза Антонина сверкнули ненавистью и гневом, а Розалина оторвалась от него и обернулась.

— Добрый день, мистер Реддл, — кивнула она. Мракоборец кивнул ей и протянул руку Долохову. Тот пожал руку мужчины, глазами буквально превращая его в пепел. Ему хотелось убить человека, который, как он подсознательно ощущал, и был причиной того, что Роззи отдалялась от него. Ведь это началось после ее встречи с этим аврором, при взгляде на которого в глазах Роуз загорались те чертовы искорки…

— Добрый вечер скорее, мисс Браун. Мистер…

— Долохов, сэр, — прошипел Антонин. Но, поймав взгляд Розалины, удивленный и ласковый, натянул на лицо милую улыбку.

— Мистер Долохов, мое почтение, — улыбнулся Томас. — Удачной прогулки по Хогсмиду! Да, к слову, — он посмотрел на Розалину. — Я на днях прибуду в Школу, мне понадобится ваше присутствие. Вас на этот день снимут с уроков, мисс Браун.

— Мистер Реддл, — окликнула она мужчину, который направился уже было к деревушке. — У меня есть кое-какие новые… Я кое-что еще вспомнила, — она оглянулась на Антонина. — Вы сейчас свободны?

— В общем-то да. У меня выходной. Хочешь сейчас поговорить? — Реддл вздохнул. Розалина кивнула. Ей хотелось сейчас буквально провалиться под землю от страшной противоречивости, терзавшей ее сердце. Ей хотелось подольше побыть с Реддлом, к которому ее тянуло все сильнее и сильнее, и остаться здесь, с Антонином, договорить наконец эти слова, объяснить, почему она просила дать ей время на раздумья… Ей так хотелось сказать ему «да», но она боялась. Боялась ошибиться, причинить ему боль, боялась сделать что-то неправильное…

Выбор и настоящее, живое, боролись в ее душе, но выбор, учитывая влияние на нее ее дара, был сильнее. Роуз, извинившись и сказав, что через полчасика придет к «Сладкому Королевству», следом за Реддлом зашагала к одному из пабов, где в шумной толпе, за маленьким столиком, со стаканом тыквенного сока в руках, быстро шептала ему, что недавно Блэк снова говорила на парселтанге, причем в том самом злополучном туалете, хотя он теперь был закрыт. И Беллатриса осталась крайне раздраженной, выходя оттуда. А еще Роуз выяснила, что те два мальчика-гриффиндорца были Сириусом Блэком и Джеймсом Поттером, оба чистокровные. Тот, кого они задирали — Северус Снейп, слизеринец, и во владении языком змей его вроде подозревать было трудно.

— Девочка, которая с ним была, это Лили Эванс. Она маглорожденая, как я поняла… Может, Снейп ее защищал. Может быть, Сириус как-то причастен к тому, что произошло?

— Роуз, — прервал ее мужчина. — Это мое расследование, а не твое. Я просто попросил тебя мне помочь. Так вот, я на прошлой неделе часто днем бывал в Школе, ты просто была на уроках в то время, я провел много бесед, расследований, поговорил с призраком девочки, хотя она пока что почти не уходит из труб, у нее, видимо, посмертная депрессия. Сообщников у нее не было.

— У нее?

— Это была девушка, что я уже установил. Примем пока что твою версию. Но она была одна. Я скоро прибуду как раз для того, чтобы проверить все и вынести окончательное решение. Мне нужна будешь ты как валькирия. Но я тебя прошу, не надо делать свои выводы и решать вместо меня. Аврор тут я, а не ты, — отрезал мужчина. Розалина подняла на него полные слез глаза.

— Вы мне говорили, что я помощник и будущая коллега, — вспыхнула она. — Оказывается, я нужна тут только как валькирия?! То есть мы заканчиваем расследование и «спасибо, Роуз, но я раскрыл преступление, я герой, прощай и учись хорошо»? Так?! — девушка говорила тихо, но в голосе проскользнуло возмущение. Гнева у нее по определению быть просто не могло.

— Розалина…

— Использовать других и выдавать это за свои заслуги — грязно! Вы и правда слизеринец! Хитрый и… — девушка замолчала, осознав, что у нее по щекам катятся крупные прозрачные слезы. Реддл вздохнул и покачал головой, потом мягко отобрал у нее стакан с соком, в который она вцепилась, и отодвинул свой кофе.

— Роуз, а теперь послушай меня. Я никоим образом не умаляю твои достоинства и заслуги, я не буду отрицать того, что ты мне помогала, но в Школе об этом лучше молчи… Знаю, что ты это понимаешь, — перебил он открывшую рот девушку. — Ты молодец и лично я буду рад увидеть тебя в аврорате. Но вот про «прощай и учись хорошо»… Объясни-ка мне, что ты себе придумала? — требовательность его голоса заставила девушку вздрогнуть.

— Я ничего не придумала, мистер Реддл, — отозвалась она.

— Тогда почему ты решила, что мы должны общаться и после того, как мое расследование будет завершено? С чего ты это взяла?

— Мистер Реддл, я просто подумала… Простите, я сказала глупость. Просто мне показалось, вы хотели просто использовать мою помощь.

— Я полагаю, тебя ждут? — Реддл склонился к девушке через стол. — Поверь, мне очень важна твоя помощь, Розалина. Если бы это было не так, то я не стал бы в свой выходной с тобой разговаривать о работе. Извини, если тебе показалось, что я грублю.

— Да, конечно, — девушка поднялась, порылась к небольшом мешочке, висевшем у нее на поясе, и положила на столик сикль рядом с почти нетронутым соком. — До встречи, мистер Реддл, — Розалина бросила на него взгляд, полный какой-то странной боли и сожаления. И отвернулась, скрывая стоящие в глазах слезы, поспешно проталкиваясь среди посетителей. Реддл снял со столика защищающие их от подслушивания чары, покачав головой ей вслед…

— Что за девушка? — хлопнули его по спине. Реддл обернулся и улыбнулся, взглянув на приятеля из Министерства. Еще один стоял рядом с бутылкой огненного виски в руках. — Красивая…

— Ты же знаешь, Джим, Томас у нас не на красоту смотрит, — подмигнул второй товарищ, плюхаясь на место, где только что сидела Розалина. Реддл вздохнул, глядя на то, как его друг наполняет три рюмки.

— Так что за девушка, Том?

— Моя помощница из Хогвартса. Она еще школьница, — поморщился Реддл. — Так что не мелите языками, болваны.

— Старшекурсница? — осведомился Джим, подвинув к нему рюмку. — Так ей учиться-то немножко осталось и все… Эй, — он замолчал, поглядев на испепеляющий его взгляд Реддла. — Я пошутил, Том!

— Вот и славно, — Реддл взял рюмку в руку и задумчиво посмотрел в окно. Он действительно куда больше ценил в женщинах ум, а не красоту. Но Розалине присущ был и ум, притом ум на редкость прекрасный. И красота… А еще от нее буквально исходили доброта, мягкость и дружелюбие. И Реддл все больше сомневался, что ей стоит поступать в аврорат. Но глаза Розалины при словах о том, что она хочет там работать, вспыхивали таким огнем, что он просто боялся ей об этом сказать…

И все же даже за эти три недолгих встречи у него зародилось к ней какое-то странное отношение… Оно-то и заставило его сегодня подойти к девушке, он был искренне рад видеть ее в Хогсмиде. А еще, что он осознал только сейчас, он соскучился по этой молодой валькирии, чей живой ум и довольно развитое соображение ему очень импонировали. Притяжение… именно так можно было назвать его отношение к ней. Притяжение, которое пугало мужчину, не привыкшего испытывать нечто подобное к вчерашним подросткам. Именно потому-то он и старался разграничить их общение исключительно делом и ничем иным. Однако что-то в ее реакции на его слова было такое, что показалось ему странным. И что-то в ее огромных карих глазах, полных слез отнюдь не обиды. Что-то причиняло ей боль, что-то, связанное с ним. И это никак не могло остаться им незамеченным… Вот только что?

* * *

Розалина поспешно шагала по улочкам Хогсмида, окутанным вечерними сумерками, с глазами, полными слез. Их отпустили после обеда, а пока она говорила с Реддлом, уже начало смеркаться. Девушка шла, стараясь держаться в тени, к «Сладкому Королевству». Недалеко от него остановилась, вытерла чистым платком щеки от слез, промокнула глаза и села прямо на снег.

— Только валькирия и помощница, — прошептала она. — Но если он мой выбор, что мне теперь делать? Работать рядом с ним в аврорате и непонятно как и в чем ему помогать? По-моему, это глупая идея… — Девушка с неожиданной решимостью поднялась на ноги и поспешно достигла магазина, у дверей которого ее ждал молодой парень с полными карманами сладостей. Он то и дело оглядывался, и глаза его становились все грустнее, а в самой глубине их все ярче разгоралась ненависть. Роуз дождалась, пока он отвернется от ее угла в другую сторону и обняла Антонина со спины.

— Я тут, — звонко произнесла она. Долохов развернулся к ней и улыбнулся, проведя рукой по ее щеке.

— Я набрал много лягушек, ты же их любишь, — он замолчал, поскольку к его губам приложили тонкий теплый пальчик.

— Я приняла решение, — Розалина улыбнулась, и лишь в самой глубине ее глаз промелькнула скорбь. — Думаю, я не против. Ну, только давай вернемся к этому вопросу после выпускного? — подмигнула она. — Тогда все сделаем, как положено, и женимся, — ответом послужил нежный поцелуй. Девушка закрыла глаза, осознавая, что только что могла сделать самую большую ошибку в своей жизни. А может быть, и сделала… Но терпеть эту неопределенность ей было уже почти невыносимо трудно…

* * *

Оливия дождалась вернувшуюся из Хогсмида валькирию в Холле. Взглянув на девушку, зашедшую в здание под руку с парнем, она только тяжело покачала головой.

— Роуз, — окликнула женщина. Розалина повернулась в ее сторону и на долю секунды нахмурилась, не сразу узнав облаченную в черную мантию женщину с длинными седыми волосами.

— Наставница Оливия?

— Я обещала прибыть, но сумела лишь сейчас. Ты все еще хочешь поговорить? — Розалина кивнула. — Тогда идем, — Оливия направилась к лестнице, обернувшись. Розалина отпустила руку Долохова и покорно пошагала следом за Оливией по многочисленным лестницам. Она не понимала, куда в гнетущем молчании ведет ее Великая Валькирия, и лишь когда они поднимались уже по Астрономической башне, Оливия наконец взглянула на девушку.

— Ты писала мне с просьбой дать тебе совет, — заметила она. — Тогда скажи мне вот что… Какой именно совет?

— Я могу отказаться от выбора? — Розалина остановилась, глядя ей в глаза. — Я имею на это право? — Оливия отвела взгляд, покачав головой в знак отрицания. Розалина тяжело села на ступеньки, закрыв лицо руками. — Почему? — прошептала она. — Почему вы так поступаете?

— Розалина, ты ведь знаешь, выбор делается так, чтобы твой дар принес пользу, — Оливия подобрала длинный подол и рядом с девушкой села на ступеньки, обнимая ее за плечи. — Поверь, человек, которого мы выбрали для тебя, очень хороший. Это лучший выбор, что мы могли бы сделать. Однажды ты поймешь, что ты полюбила его на самом деле, поверь… Когда-то я сидела вот так же, как ты, плакала и спрашивала, почему мне выбрали не того юношу, что мне понравился. Но настал день, когда я осознала, что люблю мужа, которым стал мне мой выбор…

— Мой выбор это Реддл? — Розалина посмотрела на нее сумрачным взглядом. Оливия медленно кивнула.

— Все-таки поняла, да? — вздохнула она. — Да, Роуз. Это он.

— Но я ведь люблю не его… Неужели вы этого не понимаете? — голос девушки прозвучал с болью. Оливия опустила голову, скрывая стекающие по морщинистым щекам слезы. — Я ведь люблю не его! Я дала согласие не ему! Что я теперь скажу?!

— Ты должна сказать Антонину «нет». Такое твердое, чтобы отрезало саму надежду на то, что когда-нибудь твой ответ будет другим. Я знаю, насколько это тяжело, но ты должна это сделать…

— Можно отменить? — Розалина подняла на нее лицо, мокрое от слез. — Пожалуйста… Можно отменить?

— Выбор сделан и утвержден. Мне жаль, но отменить его уже невозможно. Ты должна сказать ему «нет».

— Почему вы поступаете так с ним? Зачем вы дали ему полюбить меня?

— Мы платим за свой дар очень большую цену, Роззи. Но и люди иной раз за что-то расплачиваются. Поверь, твой выбор — лучший для этой ситуации… Но сейчас, если не хочешь, чтобы все было только хуже, ты должна сказать Антонину твердое «нет», и как можно быстрее. Ты причинишь ему боль, да. Но возможно так он воспримет это легче…

— Я не могу от него отказаться… — девушка снова закрыла лицо руками, вздрагивая от слез. — Я же люблю его…

— Это пройдет. — Оливия поднялась на ноги, потрепав девушку по длинным волосам. — Это пройдет, дитя мое… Я не требую отказать ему прямо сейчас. Я даю совет… Это большее, что я могу сделать для вас. Мне жаль, Роззи, мне правда очень жаль, — она спустилась на пару ступенек и оглянулась на девушку. — Поднимусь-ка я наверх и улечу отсюда, — пробормотала она себе под нос, проходя мимо девушки, сидевшей на холодных ступеньках. — Ты сделала большую глупость, дав ему согласие, Роуз. Огромную глупость.

— Я могу нарушить выбор? — донеслось до нее, когда она уже почти поднялась наверх. Женщина оглянулась. Розалина с абсолютно сухими глазами смотрела на нее из темноты башни.

— Не сможешь. Иначе уже не будет, Роуз. Тебе придется с этим смириться…

— Я смогу полюбить этого человека? Я смогу забыть о том, что любила другого?

— Думаю, сможешь. Это ответ на первый вопрос. Что касается второго вопроса… — она молча покачала головой и повернулась спиной к девушке. Вскоре большая золотистая сова, взмахнув широкими крыльями, улетала в сторону материка. Розалина молча поднялась на верхушку башни и невидящим взором уставилась в ночную темноту… Ответ Оливии был красноречивее любых слов. Она не сможет забыть, что любила Антонина… И, что ей еще больше не хотелось осознавать, она не знала, сумеет ли она его когда-нибудь по-настоящему разлюбить.

Желание действовать вопреки воле Совета пришло к ней сгоряча, тот самый бунт пешки в шахматной игре. Бунт, который был только на руку единственному игроку в этой жуткой партии… Женщине, в чьей власти была жизнь Розалины. Которую Анна Экала собиралась, с болью в сердце, которому вообще должны были быть чужды эмоции, у Роззи чужими руками отнять…

Все к лучшему, все к лучшему, поверь,

Никто не обходился без потерь,

Все к лучшему, поверь и не грусти,

Быть может с завтрашнего дня тебе начнет везти,

Да, да и с завтрашнего дня уже начнет везти.

"Все к лучшему"

Автор текста: Борис Заходер. Из к/ф "В моей смерти прошу винить Клаву К."

— Извините, профессор МакГонагал… Эээ… Мисс Браун, — в дверях кабинета Трансфигурации возникла огромная фигура рослого лесничего. — Розалина, тебя это… Тебя вызывают к директору, — Хагрид взглянул на МакГонагалл, виновато опустив огромную косматую голову, извинился за то, что помешал вести занятие и исчез за дверью. Розалина как раз сложила учебник и пергамент с чернилами в новенькую сумку, подаренную Ирмой летом, извинилась перед профессором МакГонагалл, кивнула Шарлотте и Джеймсу, с которыми собиралась вечером пройтись вокруг Озера и обсудить некоторые из загадок, которые раньше служили паролями для входа в башню Равенкло и вызывали у студентов немало размышлений, и вышла в коридор Школы.

Девушка поежилась от холода, царившего там, кутаясь в теплый свитер, поправила распущенные длинные волосы и зашагала по направлению к кабинету Дамблдора. Она прекрасно понимала, что на самом деле ее вызывает не директор, и поэтому нарочно шла как можно медленнее. Видеть Реддла после того, что произошло в субботу, девушке совершенно не хотелось. Несмотря на то, что прошло четыре дня, Розалина не представляла, как после своей выходки посмотрит в глаза Реддлу, но еще больше она боялась снова испытать ощущение выбора, снова забыть о том, чего она на самом деле хочет…

Она прекрасно знала о неотвратимости выбора и неотвратимости чувств к нему, но с какой-то почти отчаянной решимостью пыталась с ними бороться. Однако каждый раз, когда она смотрела на аврора, ставшего ее выбором, решимость ее почти полностью таяла. И Розалине это стоило уже не одной бессонной ночи в слезах. Однако вечно идти было невозможно даже самым неспешным шагом и Розалина достигла кабинета директора. Девушка побарабанила пальцами по боку горгульи, гадая, каким может быть пароль, как вдруг позади послышались довольно тяжелые шаги.

— Вижу, мисс Браун, в этот раз вы практически не торопились, — заметил за спиной девушки Реддл. Розалина, не оборачиваясь, сделала глубокий вдох. Даже просто слышать голос этого человека для нее превращалось в муку смеси таких разных чувств. Она скучала по нему, ее тянуло к этому мужчине, хотелось увидеть его, услышать его голос, хотелось увидеть его легкую и едва уловимую улыбку сурового человека. И в то же время ей хотелось, чтобы он исчез из ее жизни так же, как и появился в ней, чтобы та пропасть между ней и Антонином закрылась. Розалина делала для всех вид, что все в порядке, уверяла Долохова, что все хорошо, но это было не так… Невзирая на все ее попытки и себя уверить в том же самом, она видела эту пропасть между ними, которая не уменьшалась и уже никогда не имела ни малейшего шанса исчезнуть. Пропасть, название которой было «выбор»… Что было для Роуз еще страшнее и нежеланнее, с каждой новой встречей с Реддлом ее истинные чувства, ее влюбленность в Долохова покрывались все большей дымкой того, что это — ее прошлое как валькирии. Ее настоящие чувства, человеческие, уходили куда-то назад, будучи заслоненными даром.

— Я лишь размышляла, как мне придется применить мой дар, задумалась, вот и шла медленно, — Розалина сглотнула и обернулась к аврору лицом. — Добрый день, мистер Реддл.

— Добрый день, Розалина, — отозвался аврор. — Полагаю, что заходить к директору нам нет необходимости. Давай для начала зайдем в аудиторию, любезно мне предоставленную для работы, а оттуда нам нужно будет еще сходить за метлами. Думаю, ты теперь понимаешь, почему я снял тебя со всех занятий на сегодня?

— Да, мистер Реддл, — девушка не решалась поднять на него глаза. Да и обычно приятный и спокойный голос Реддла на этот раз звучал с металлическими нотками. Розалина осознала, что и он их субботний разговор не забыл. Какая-то неловкость буквально повисла в воздухе между ними. — А зачем нам в аудиторию и за метлами?

— Опишу тебе, что мне нужно будет, чтобы ты сделала, а метлы нам пригодятся в самом деле.

— Мы куда-то полетим?! — Розалина бросила на него быстрый взгляд и щеки девушки моментально покрылись ярким румянцем.

— В пределах замка, — махнул рукой Реддл. — Пойдем-ка, — он протянул было девушке руку, но та остановилась на половине пути и указала куда-то в сторону. — Кстати, ты кое-что в прошлый раз забыла, — его темные глаза изучали красивое лицо Роззи. Он сунул руку в карман куртки и протянул ее Розалине, сжав кулак. — Подставь ладонь, — произнес мужчина. Удивленная и покрасневшая девушка осторожно подставила свою маленькую ладошку под его большую сильную руку. Реддл разжал широкую ладонь и на руку девушки упал сикль.

— Я заплатила за сок! — возмущенно произнесла Розалина. Реддл усмехнулся.

— Он столько не стоил, Роуз. А уж пару кнатов из зарплаты я мог себе позволить за сок, который я же и выпил… — девушка залилась румянцем от негодования и возмущения и сунула сикль обратно Реддлу.

— Я не возьму! Я заплатила за свой сок!

— Но так как я его выпил, решил вернуть тебе твою монетку, — Реддл сжал рукой ее кулачок вместе с монеткой. — И не спорь со мной, — Розалина опустила голову, скрывая смущение и недовольство. Ей всегда было обидно, когда Браунам указывали на их бедность. Даже не за себя, а за родителей… — Роуз, я не отрицаю, что ты способна заплатить за свой сок, — Реддл прекрасно понимал, в чем причина ее злости, но лишать ее сикля за невыпитый на самом деле никем сок не хотел. Однако и обижать эту милую и чистую девушку, почти девочку, ему тоже не хотелось. — Просто так будет честнее. Если хочешь, отдай мне кнат, немножко-то ты отпила, — предложил мужчина. Розалина, немного подумав, кивнула:

— Так и сделаем, — решила она. — Мистер Реддл, нам тогда по пути за метлами надо будет зайти в дормитории Равенкло. Я переодену мантию. Как валькирия, я обязана буду надеть официальное одеяние, — она робко подняла на него взгляд, и тут же и без того пробудившееся чувство притяжения и близости вспыхнуло с новой и яркой силой. — Можно?

— Если нужно, то конечно можно, — отозвался Томас. — И Роуз, извини за субботу, твоя помощь мне очень важна. Не только как валькирии, но и как помощницы и будущего аврора. Я искренне рад буду тебя увидеть в аврорате.

— Спасибо, — девушка слабо улыбнулась. Она отвела взгляд, опустив длинные реснички. — Извините, что нагрубила. Кричать на взрослых очень невежливо, меня этому мама всегда учила…

— Ты и сама взрослая, — Реддл неосознанно подошел к ней еще ближе, почти касаясь ее ручки своей. — Ты очень серьезная и ответственная девушка, а это один из критериев взрослости, я думаю, — он кивнул ей в сторону аудитории и некоторое время, до нее, он шли молча, Роуз чуть позади, внушая себе, что для нее он всего лишь аврор и она его просто уважает. Но в глубине сознания мысли ее рисовали совсем другую картинку — прикосновение руки к ее щеке, теплой и чуть шершавой. И отогнать видение Роззи не могла, несмотря на все свои старания.

— Итак, — заведя ее в аудиторию, Томас запер дверь и наложил ставшие уже привычными чары. — Розалина, мне нужно тебе кое-что сказать, и я тебя очень прошу, постарайся не ужаснуться и не делать поспешные выводы, — он мягко усадил девушку на стул, за плечи, и обошел вокруг столов, сцепив руки в замок. — Тебе стоит это узнать, для нашего дела, — мужчина сделал глубокий вдох и взглянул на девушку. Ее огромные карие глаза с пушистыми ресничками приковали его взор. И вновь он осознал, что соскучился по этой девочке и ее обществу… Тонкие запястья под рукавами школьной мантии, длинные ресницы, светлая улыбка, открывающая аккуратные белые зубки, тихий и нежный голос… И пахнущие шалфеем волосы, что он ощутил, подойдя к ней ближе, чем обычно… Тряхнув головой, аврор попытался прогнать странное притяжение и симпатию к Розалине, но получилось лишь сдвинуть их на задний план. Розалина же выжидающе смотрела на него, но помимо напряженного внимания в глубине ее глаз читалось что-то совсем иное… — Я змееуст, — Реддл хотел сказать совсем другое, но произнести, что он наследник Слизерина, ему отчего-то не удалось. Почему-то ему казалось, что Розалина, услышав это, начнет относиться к нему иначе. И почему-то Реддлу этого не хотелось. — И сегодня я хочу отправиться в Тайную комнату и поговорить с ее обитателем. Мне нужно будет, чтобы ты прислушалась к интуиции и ощущениям валькирии и сказала мне, то ли это создание, что ты и после трагедии иногда ощущала поблизости и в сам день трагедии ощутила, что оно было в том туалете.

— Но оно же нас убьет! — глаза Розалины расширились и она в изумлении уставилась на мужчину. — Мистер Реддл, вы аврор, конечно, но я боюсь, что оно сильнее. Что не позволит ему нас тронуть? Оно не может тронуть чистокровных? — затараторила девушка, подскочив на месте. Ее слегка трясло, глаза расширились и в них промелькнул ужас перед древним злом, обитавшим в подвалах замка.

— Я полукровка, — заметил Томас, подойдя к ней и заботливо потрепав по спутанным длинным волосам. — Но оно не тронет меня, а если я прикажу, то и тебя тоже, и в этом у меня не совершенно никаких сомнений. Так что, Роззи, думаю, тебе не стоит опасаться его. Оно, он, точнее, не причинит тебе вреда сегодня.

— Прикажете? — Розалина вскочила-таки на ноги и взглянула на Томаса глазами, в которых заблестели слезы. А еще — ужас от внезапной догадки. — Оно вас слушается? Вы… — она сглотнула образовавшийся в горле комок. — Наследник Слизерина, да? — Реддл кивнул, рука непроизвольно сжалась в кулак. Девушка же медленно опустилась на стул, закрывая лицо руками. В аудитории повисла гнетущая тишина. Внезапно плечи Розалины вздрогнули, а из-за тонких рук, закрывавших пылающие щеки, послышался всхлип. Реддл, прикусив губу, присел рядом с девушкой, подвинув стул, и обнял ее за плечи. Ощутив при этом, что она дрожит, и явно не от холода.

— Роззи… — негромко окликнул аврор. Девушка встрепенулась и подняла на него лицо с покрасневшими глазами. Ее щеки покраснели еще ярче, чем раньше, а по щекам пробегали влажные дорожки слез. Огромные карие глаза взглянули на мужчину с болью и каким-то странным горьким ужасом. — Роззи, что случилось?

— Я… Я испугалась, — девушка подавила очередной всхлип и достала из кармана платок. — Извините, мистер Реддл. Не каждый день встретишь наследника Слизерина… — она мягко, но достаточно нервно отстранилась от его рук. — Все в порядке, — выдавила девушка из себя улыбку, поднимаясь на ноги. Но вот глаза ее, полные слез, красноречиво говорили о том, что в порядке далеко не все… Реддл со вздохом потянул ее за рукав сесть обратно, чуть отодвинул свой стул и взглянул на побледневшую валькирию.

— Розалина, я действительно наследник Слизерина. Но это совершенно не значит, что я — такой же, как и он. Если бы я был таким, я вряд ли работал бы аврором, не находишь? От меня никогда не скрывали, кто был моим далеким предком, но едва ли я унаследовал от него хоть что-то помимо владения языком змей и того, что теперь Василиск принадлежит мне…

— Василиск? — почти машинально повторила девушка. — Вы хотите сказать, что обитающее там чудовище — Василиск?

— Я не хочу сказать, а говорю. Обитающее в Тайное Комнате чудище — Василиск. Если ты собираешься сказать мне о свойствах его взгляда, то я — не лучшая кандидатура для этого, правда. Для меня его взгляд не опасен, а тебе мы завяжем глаза… — Реддл говорил довольно ласково, негромко, успокаивающе. Поскольку состояние Розалины, по чьим щекам все еще текли крупные слезы, его несколько пугало и настораживало. И, не зная истинной причины ее слез, мужчина опасался, что вызваны они страхом перед ним. — Трогать тебя каким-либо иным образом я ему запрещу.

— И он точно послушается? — Розалина промокнула глаза и взглянула на Томаса уже спокойнее и чуть веселее. — Вы уверены?

— Если эта змеюка меня не послушается, ему будет очень и очень нехорошо, — мягко произнес Реддл. — А если попытается тронуть меня — умрет. Салазар сумел сотворить очень прочную связь змея и его владельцев, для змея — никаким образом неотвратимую… Так что отправиться туда со мной вполне безопасно.

— А это обязательно — туда попадать мне?

— Если бы я не нуждался в этом, я не просил бы тебя туда отправиться, Роззи, поверь мне. Даже при полной безопасности Тайная комната — не самое приятное место в этом замке. Но сейчас я хочу спросить тебя, — он очень мягко и почти ласково взял ее за плечи. — Ты не боишься отправиться туда со мной наедине? Если ты откажешься, я не стану тебя заставлять. Я понимаю, что ты можешь не доверять мне, узнав, кем я являюсь… Ты не боишься? — девушка взглянула ему прямо в темные глаза и медленно покачала головой. Ее рука невольно коснулась его кисти, по-прежнему лежащей у нее на плече. Розалина непроизвольно отметила, что руки у него действительно теплые и грубоватые. Совсем такие, как представлялось ей в этих мечтах, от которых она не могла отделаться…

— Не боюсь. Я не верю, что человек, который работает в аврорате, может оказаться таким негодяем. Тем более что причин меня устранять у вас нет. Да и аврор не должен быть слишком впечатлительным, — заметила она. Реддл не отрывал взгляда от ее карих глаз.

— Однако же ты испугалась, — заметил он. Розалина отвела взгляд, опустив голову.

— Здесь… дело не в вас и Василиске. Не только в этом, точнее, — прошептала она. Мужчина, видя, как трудно ей говорить об этом, предпочел не заставлять договаривать все. — Мистер Реддл, пока мы тут, я вам тоже кое-что должна сказать, — улыбнулась она уже почти весело. — Правда, не такое шокирующее.

— Что же? — Реддл, опомнившись, убрал руки с ее плеч, сцепив их на коленях в замок. Розалина нервно заламывала тонкие ручки, не зная явно, куда их после этих невольных касаний деть. Оба чувствовали себя достаточно неловко…

— Мне метлу не надо брать. Я не умею на них летать, — сообщила валькирия. Том вздохнул.

— Но оттуда иначе не выбраться. Нам нужна метла для тебя… Может, взять такую, чтобы выдержала двоих?

— Нет нужды, — Розалина заулыбалась. — Мистер Реддл, я ведь валькирия. Одна из моих способностей — превращаться в сову. Так я и полечу…

— Тебе так удобно? — неуверенно осведомился аврор. Девушка кивнула, улыбаясь ему. — Тогда договорились. Кстати, ваши мантии ведь белые? А этот путь туда в некотором роде канализация… Может, тебе не стоит ее надевать?

— Ну если я вам прямо официально как валькирия нужна, то тогда обязательно. Не переживайте, наши мантии созданы с помощью магии. Они отталкивают грязь, на них видны только одни пятна. Кровь. А если я вам нужна как консультант-валькирия, то не обязательно… — Реддл представил ее в белой мантии и зеленой ленте, перехватившей ее густые блестящие волосы. Суровую маску на лице, такую же, как у тех двух валькирий из Совета, что он пару раз видел, и при этой мысли он недовольно поморщился. Видеть это каменное лицо у Розалины ему совершенно не хотелось, напротив, подвижное и эмоциональное, личико ее нравилось ему куда больше. Вызывало больше симпатии…

— Как консультант, — отозвался он наконец.

— Тогда могу пойти и прямо в этом, — произнесла девушка и поднялась на ноги. Ее рука коснулась маховика, который валькирия бережно погладила. Реддл так же поднялся на ноги. Он был выше ее ростом намного и потому, встав, чуть склонился к ней. А поскольку они стояли довольно близко, снова ощутил приятный запах шалфея, которым пахли ее волосы. И вдохнул его с почти наслаждением. Одергивать себя становилось тем труднее, чем ближе и доверительнее было их общение. Но мужчина, не привыкший испытывать симпатию и интерес к девушкам-школьницам, всеми силами старался подавить в себе и признаки заинтересованности. Однако это давалось все сложнее. Масла в огонь добавляли и странности поведения самой Розалины, то становившейся нарочито холодной и избегающей всеми силами его взгляда, то, напротив, смотревшей своими огромными глазами, в которых светилось что-то притягательное, прямо на него.

— Отлично, это сэкономит нам время. Тогда за метлой и туда, в Комнату. Ты уверена, что не боишься?

— Аврор должен быть смелым! — сверкнули глаза девушки, решительно направившейся к двери.

* * *

А вскоре мужчина с метлой и девушка в простой школьной мантии, занесшая сумку в дормитории, пока Томас брал метлу, стояли в закрытом теперь туалете для девочек на втором этаже замка у раковины, с выгравированной змейкой на кране. Реддл оглянулся на Роззи, прокашлялся, снова взглянул на девушку и скомандовал:

— Откройсссяя… — Розалина вздрогнула, услышав из его уст знакомое шипение. Теперь она еще четче и ярче осознала, что этот человек — змееуст, что он наследник Салазара и что Василиск, ждущий их в недрах замка — его змей. Роуз тяжело вздохнула, вновь подумав о том, какой странный выбор сделал для нее Совет. Но все же… Отчего-то ее тянуло к нему после этого известия так же сильно, как раньше. И испуг и шок, вызванный поначалу рассказом, растаял почти бесследно… Наставница Оливия обещала Розалине, что выбранный для нее человек будет хорошим. И девушка, всей душой сопротивляясь самой заинтересованности в нем и сейчас убеждая себя, что ничего не чувствует, начинала против воли и согласно дару осознавать, что Наставница Оливия, быть может, была права, и мистер Реддл, может, на самом деле прекрасный человек.

Однако раковина пришла в движение, отвлекая Роуз от размышлений. Она сдвинулась в сторону, как и соседние с ней, и они разъехались, открывая вход в широкую трубу, ведущую в недра Хогвартса. Розалина поежилась, ощутив исходящие оттуда чары злой и могущественной силы. Древней силы… Реддл достал из-за пазухи темно-синий плотный шарф.

— В общем, съезжаем сейчас вниз, не бойся, тут все довольно ровное и цельное, выедешь куда надо. И там я тебе и завяжу глаза. Договорились? — спросил он. Розалина кивнула. Томас покрепче стиснул метлу, привязав к древку шарф, и взглянул на девушку. Розалина закрыла на миг глаза, подойдя в самом краю трубы, оглянулась и вдруг решительно сделала шаг вперед. Тихий взвизг ее доложил Реддлу, что она успешно начала спуск. Выждав немного времени, аврор достаточно осторожно, в виду метлы в руках, съехал следом и едва не налетел на девушку, поправлявшую в полумраке этого места мантию. Свет лился из самой трубы и откуда-то еще сверху, но выяснять откуда оба не собирались. Томас, оказавшийся после спуска вплотную к Розалине, так близко, что ощутил тепло ее хрупкого тела, а она успела ощутить его тепло, поспешно отошел на шаг. Роуз смущенно улыбнулась ему.

— Тут придется завязать глаза, чтобы не оплошать и проверить, как хорошо сидит повязка, — извиняющимся голосом произнес Томас. Розалина кивнула и подошла ближе.

— Хорошо, мистер Реддл, — отозвалась она. И оглядела множество широких и узких труб, выходящих сюда, на «площадку». Труба, из которой они выехали, была самой широкой…

— Я буду вести тебя за руку. Не против?

— Нет, мистер Реддл. Я же ничего видеть не буду, — Розалина закрыла глаза и почувствовала, как над ними по ее голове пролегла плотная ткань. Она подняла волосы, чтобы мужчина мог затянуть узелки под ними и повязка не соскользнула бы в самый неподходящий момент. Вскоре шарф был завязан. Девушка открыла глаза, отпустив свои длинные локоны, но увидела лишь темноту и ничего кроме. К делу Том подошел ответственно и выбрал самый плотный шарф. А еще свернул его удачно и даже свет едва ли просачивался через слои ткани… Василиск для молоденькой валькирии был безопасен. Реддл же непроизвольно прикоснулся на долю секунды к ее волосам, похожим на шелк, и отдернул руку, ругнувшись на себя мысленно.

Взяв ее за руку, мужчина уверенно повел ее по широким трубам. Под ногами Роззи что-то шуршало, но девушка предпочла не думать, что именно. И полагаться во всем на аврора, ведущего ее. Они остановились пару раз, сперва Томас что-то проверил, затем еще одна остановка и шипение на все том же змеином языке. Розалина ойкнула, когда ее подхватили и оторвали от пола сильные мужские руки, но не успела даже испугаться. Реддл перенес ее через препятствие и бережно опустил на ноги. Дверь за ними по его команде закрылась…

Розалину пробрала дрожь, но не от страха перед взрослым сильным магом, с которым она оказалась тут совершенно наедине. Глубоко под замком. А перед тем, чем веяло в этом месте.

Здесь ощущение присутствия неизмеримого могущественного зла усилилось у нее в стократ. Девушка поняла, что находится в Тайной Комнате, в самом логове Василиска. Задрожав от ужаса, она крепко вцепилась в руку аврора, касаясь его плечом.

— Не бойся, Роззи, — Реддл взглянул на нее и улыбнулся. — Все в порядке, — его ласковый голос, то, что он крепче сжал ее ладошку в знак поддержки и защиты, немного успокоили девушку. — Если что-то будет не так, я сделаю все, чтобы дать тебе выйти. Обещаю, — склонившись к аккуратному ушку, прошептал Реддл. Тепло его дыхания перехватило дыхание самой валькирии… Наверное именно во время этого похода у каждого из них зародились по-настоящему те чувства, что были между ними всю их жизнь. Любовь друг к другу, на тот момент — влюбленность и начало осознания оной.

— Я вам верю, мистер Реддл.

— Я, наследник Салазара Слизерина, приказываю тебе явиться, — Реддл перевел взгляд с девушки на статую и даже в шипении на парселтанге проявились нотки непререкаемой властности. Гул послышался откуда-то из еще более глубоких недр замка, Розалина крепче вцепилась в руку аврора, а каменный рот статуи со скрежетом отворился.

— Да, хозззяяяяиннн… — этот шепот принадлежал уже не Реддлу. Розалина крепко зажмурилась и отступила на шаг, осознав и ощутив, кому именно он принадлежит. Василиск с любопытством на нее глянул.

— Не смей на нее смотреть, — все так же ровно и властно скомандовал Реддл. Василиск покорно перевел взгляд на своего Повелителя и сила, которую он благодаря построенным Слизерином связующим нитям сдерживал при взгляде на Господина, покинула его взгляд. — Гораздо лучше. Я хочу поговорить с тобой, моя змейка. Я недоволен твоим поведением.

— Что я ссссдееелал неугооодно Хозззяяяину? — осведомился змей понуро. Он прекрасно понимал, что Повелитель, рассердившись, может причинить ему жуткую боль и страдания. Так делал каждый Повелитель, которого он видел и который был им недоволен. Этот пока еще ни разу, но Василиск прежде и не ослушивался его…

— Убил человека! — прошипел Реддл. — Я выпускал тебя? Я отдавал тебе приказ убить школьницу?

— Нееет, Хозззяяяяяин… Ко мнееее приххходиииилааа дееевушшшка. Как эта, но ссс черными волосссами. Вышшше этой. Тоже в мантиии… — поведал Василиск. — Она выпуссстииила меняяя… Я хххотел поползззать, и обманул ее, что ссслушшаюсссь… Я на нее не сссмотрел… Она умерла?

— Нет, — в «голосе» Реддла послышались даже не металлические нотки. Хуже того. — В туалете на выходе отсюда. Я об истинном и большом выходе.

— Ссслучайно, Повелитель… Она вышшшла из кабинки, когда я выполззал. Я посссмотрел на нее ссслучайно. А потом ощутил, что приближаетссся валькирия… И уполззз сссюда… — он с внезапным ужасом покосился на Розалину, осознав наконец, кто это. — Вы привели валькирию? Она меня накажет?

— Нет, у нее другая цель прихода… — усмехнулся Реддл. — Рассказывай!

— Она была тогда там же… Та, ссс черными волосссааами. Она потом еще приходила. Пытаааласссь меня закрыть. Вы были недовольны, когда зззакрыыыли меня в прошшшлый раааззз…

— Из-за убитой тобой девочки, — прошипел Реддл. — Я не приказывал тебе ее убивать!

— Но раньшшше мне иногдааа велееели убить теххх, у кого кровь нечиссста. Она тоооже была такой. И эта такааая, — он указал хвостом на Розалину.

— Это не повод ее убивать! — Реддл вышел из себя. Василиск «завизжал», когда по приказу Повелителя его хвост пронзила нестерпимая боль, поднявшаяся до половины громадного тела. Но не посмел и шевельнуться, чтобы не задеть Повелителя…

— Да, Повелитель, как прикааажете, — когда боль ушла, Василиск покорно чуть отполз и огромная его голова опустилась рядом с Реддлом.

— Ты никогда больше не покинешь без позволения Повелителя, будь то я или мой наследник, свое логово. И никого не убьешь, не получив такого приказа. Если убьешь случайно, ты все расскажешь Повелителю с повинной. Ясно тебе?

— Да, Повелитель… А можетеее поглааадить меняяя? — спросило чудище. Некоторые Повелители, и этот раньше тоже, его гладили. Но сейчас Повелитель был зол, и Василиск это чувствовал. А валькирия взволнована и даже испугана. Но даже и так, она все равно была валькирия и Василиск не хотел ее тоже рассердить… К тому же ее защищал сам Повелитель.

— Не заслужил, — отрезал Реддл. Василиск поглядел на него с искренней обидой.

— Мне приятно, когда Повелитель прикасссаетссся… Потом я вижу хххорошие сссны…

— Ты наказан за то, что убил девочку. Лишь потому, что это вышло невольно, наказание легкое. Но если вновь ты принесешь с собой зло, осознанно, я буду менее милосерден. Ясно?

— Да, Хозззяяяиииннн.

— И ты ошибся. Она чистокровна, — Реддл кивнул на Розалину. Змей почти усмехнулся.

— Я никогда не ошшшибаюсь в этиххх ощущенияххх. Она грязззнокровка…

— Не смей так ее называть! — прошипел Реддл. Василиск понурился. — Та, что приходила сюда, представилась? — после еще довольно продолжительного разговора, выудив парочку подробностей и действительно наказав змея, сделав их разговор для последнего и правда крайне неприятным, Реддл отправил чудовище обратно в статую. Змею и в голову не пришло обмануть Господина и вскоре чудище отправлено было в спячку. Но когда он уже уползал, и почти достиг статуи, оттуда на Розалину, из раскрытого рта, повеяло таким злом, что девушка лишь с трудом устояла на ногах… За столетия пребывания Василиска там в этих глубинах замка накопилось столько исходящего от него зла древности… Девушка, ощущая это взбунтовавшейся частью валькирии, лишилась внезапно чувств. Повеявшие на ее дар могущество и опасность веков оказались сильнее дара…

Реддл, последив, чтобы змей был действительно изолирован вновь, оглянулся на девушку, которая начала падать и ему пришлось подхватить ее под руку, крепко держа. И чертыхнулся, подхватывая бессознательную Розалину на руки. Девушка была легонькой, хрупкой и теплой… С ней на руках Реддл осторожно покинул Тайную Комнату и вскоре оказался у выхода. Он оставил Василиска живым лишь потому, что связующие их чары уз убили бы и его, если бы он, именно он, убил Василиска. То же самое касалось и самого Василиска. Потому-то змею никогда и в голову не приходило напасть на своего Хозяина…

— Роззи, — опустив ее на пол и стянув шарф, Реддл бил девушку по щекам, тормошил за плечи и всячески пытался «пробудить». — Роззи, очнись, — он снова хлестнул ее по щеке.

Розалина слабо застонала и открыла глаза, вернувшись из пустой темноты. Первым, что она увидела, были глаза Реддла, темные, полные облегчения. Она ни слова не поняла из беседы, но то, что ее просили, сделала. Она убедилась в том, что это и в самом деле был Василиск… Девушка села, потирая виски.

— Все закончилось? — взглянула она на Реддла. Тот присел на колени рядом и притянул все еще дрожавшую от недавнего ужаса девушку к себе. Сняв куртку, накинул Розалине на плечи.

— Все в порядке, Роуз. Он больше никого не тронет, я в этом уверен. Ты как?

— Я ощутила страшные ужасы из его логова, накопившиеся там за много лет. Дар с ними не справился. Я цела, — слабо улыбнулась она. — Все хорошо, — но на этот раз девушка и не подумала отстраниться от его теплых сильных рук, которые набросили на нее куртку и приобняли за плечи. Что-то в эти часы незримо изменилось для нее… Она по-прежнему с бунтарским упрямством запрещала себе и думать об отношениях с ним, но что-то между ними возникло такое… еще хрупкое и едва уловимое… — Это был он, мистер Реддл. Точно он. Я никогда не ошибаюсь в этих ощущениях, — Реддла словно ударило током — такая дрожь прошла по его телу. Слова Розалины были точно такими же, как сказал ему и Василиск. Странное и пугающее совпадение. Мужчина сглотнул.

— Ну а я услышал все, что хотел спросить, — с деланной веселостью произнес он вслух. И коротко описал Розалине то, что рассказал ему Василиск, умолчав только об одном — его словах по поводу чистоты ее крови… Говорить этого девушке ему не хотелось. Розалина внимательно выслушала, изредка кивая головой.

— Судя по описанной вами внешности это может быть пятая часть старшекурсниц точно, — заметила она, когда Реддл замолчал.

— Но не все они — змееусты. А еще Василиск сказал, что она была чистокровна. Под все критерии подошла по моим лично сведениям только Блэк. Хотя верности ради я все же еще кое-что проверю. Ну а тебе, — он поднялся на ноги и помог ей встать. — Спасибо, Роуз, я раскрыл преступление, я герой. Прощай и учись хорошо! — он с величайшим трудом сумел скрыть хитрую улыбку, цитируя ее же слова. И ойкнул от неожиданности, когда Розалина стукнула его по плечу.

— Перестань… те! Я же уже извинилась! — внезапно плечи ее поникли и она опустила взгляд. — Но и на самом деле, наверху пора будет прощаться… — она не видела, с каким почти нежным взглядом смотрел на нее Реддл. Ему и самому уже не хотелось прощаться с этой девочкой и он осознавал, что будет по ней скучать…

— Знаешь, — неожиданно для себя же произнес он. — Тебе не нужна небольшая подготовка к вступительным экзаменам в аврорат? Может быть, я найду время в твоем последнем семестре и договорюсь с Дамблдором… — Розалина просияла и подняла на него огромные карие глаза.

— Если вам нетрудно… — прошептала она. Реддл отрицательно покачал головой.

— А когда я совсем закончу расследование, напиши мне, пожалуйста, не оказалось ли для тебя каких-то дурных последствий помощи мне. Хорошо? — девушка кивнула. — Ну и сейчас… Идет последний урок, по моим подсчетам. Ты на него немного опоздала. Может, составишь мне компанию для визита к Хагриду? Тебе явно не помешает горячий чай! — Розалина расширившимися глазами смотрела на него. Решимость ее сопротивляться выбору таяла все сильнее. Что-то изменилось и в его отношении к ней, девушка это ощущала и именно это-то и сказывалось на ее решимости.

— Да, пожалуй, от горячего чая я не откажусь, — кивнула Розалина. Вскоре же белоснежная сова летела по широкой трубе следом за человеком в теплой куртке, покидавшем недра замка на метле… А еще чуть погодя они оба, сидя в хижине Хагрида и попивая чай из огромных кружек, обсуждали Защиту от Темных Искусств, магических животных, и Розалина, по мягким наводящим вопросам Реддла, у которого возникли большие вопросы по поводу слов Василиска о девушке, рассказывала о своей семье…

* * *

Розалина торопливо шагала вслед за Реддлом по направлению к замку, все еще на ходу расспрашивая его об обучении в аврорате. Ее рука почти касалась его руки, и буквально дюйм порой разделял их пальцы. Как вдруг от двери, к которой они приблизились, послышался звонкий юношеский голос:

— Роуз! Как ты? — девушка вздрогнула, бросив быстрый взгляд на Реддла, и неожиданно оказалась в руках Долохова. На плечи ее, одетой только в мантию и теплый свитер, набросили теплый плащ, подбитый мехом, с серебряной пряжкой. Реддл кашлянул. Розалина взглянула на мужчину… Что-то теплое, едва возникшее в этот вечер между ними, было разрушено. И неловкость, едва исчезнувшая после субботней встречи, вернулась снова.

— До свидания, мисс Браун. Спасибо за помощь… — негромко произнес Реддл. Голос его зазвучал вновь с металлическими нотками. — Не забудьте о моей просьбе…

— Конечно, — Розалина не решалась поднять на него глаза. Долохов обнимал ее за плечи, с легкой ненавистью глядя на Реддла. — Я помню, о чем вы просили. До свидания, мистер Реддл, — она подняла глаза, услышав скрип снега под ногами. Но увидела лишь удаляющуюся фигуру высокого мужчины, торопливо шагавшего к Воротам. Пару секунд девушка провожала его взглядом, после чего резко повела плечами, сбрасывая руки Антонина, и зашагала к дверям. Уже в здании Долохов остановил ее, ухватив за локоть.

— Роззи…

— Я очень устала, — девушка выдавила из себя улыбку. — Поговорим завтра… От меня потребовались некоторые усилия, мои способности были применены. Мне нужен отдых...

— Роззи…

— Я правда устала, — она мягко освободилась от его руки. — Пока. И да, спасибо за плащ, — ее взгляд скользнул по его лицу, полный боли и отчаянного желания удержать ускользающие чувства. При мысли о том, что он стал ей куда менее дорог, чем еще совсем недавно, по ее спине потек холодный пот. Розалина осознала, что ее попытки сопротивляться дару все же не мешают выбору укрепляться в ее душе. Но она не представляла, как сказать «нет» тому, кому она дала согласие выйти за него замуж. Она не представляла, как сумеет это сделать, но начала понимать, что момент этот неотвратимо придет. Она должна сказать «нет»… И в какой-то мере она начинала хотеть это делать. Девушка коснулась губами его губ, легким и едва уловимым поцелуем, словно приучая себя к тому, что поцелуев этих не должно быть, словно пытаясь показать ему, что связь между ними исчезает… Показать, чтобы причинить меньше боли. Чтобы не довести до необходимости сказать слова, которые уничтожат его будущее… Слова, произнести которые приходится почти каждой валькирии однажды. Жестокие и навсегда врезающиеся в память валькирии ужасной тяжестью. «Ты — не мой выбор. Я тебя не люблю»… Неважно, насколько они будут искренни, скольких ночей пролитых слез будут стоить. Сказать их, или нечто похожее — долг едва ли не любой валькирии. Едва ли не каждой. Расплата за их дар, пожалуй, самая страшная часть ее…

Отстранившись, Розалина развернулась и скрылась наверху лестницы. Ни разу не обернувшись… Долохов, проводив в свою очередь ее взглядом, схватился за волосы, вырвав целый клочок. В глазах его полыхнула уже неприкрытая ненависть. И что-то темное, страшное засветилось в них, в самой глубине. Что-то, что еще летом заметила в нем Лили Браун.

— Я знала, что так будет, — холодный и чуть язвительный голос послышался за его спиной. — Я знала, что рано или поздно ты пожалеешь, что связался с этой девчонкой! — Долохов обернулся, взглянув на Беллатрису сумрачным взглядом.

— Я его ненавижу, — процедил он, кивнув на дверь. Блэк, улыбнувшись довольно зловещей улыбкой, рядом с ним зашагала к подземельям Слизерина.

— Я тоже не питаю к нему теплых чувств. Сам понимаешь почему, — заметила она, остановив его у гостиной. — Я хотела спросить… Ты не знаешь, зачем он с ней общается? Что она нарыла?

— Ничего… — Долохов пожал плечами. — Сегодня он просил ее применить способности валькирии. Думаю, проверяли, Василиск это был или не Василиск. Не думаю, что она всерьез уверена, что это именно ты. Не волнуйся, Беллатриса. Даже если он что-то и нароет, ты всегда можешь уверить его, что ты лишь хотела посмотреть, послушает змей тебя или нет. Подумала, что ты можешь быть наследницей Слизерина. Тысяча лет ведь прошла с тех пор… Ты очень хорошо умеешь убеждать, — в его улыбке показалось что-то зловещее и опасное… Но Блэк лишь взглянула на него с заблестевшими глазами.

— Знаешь, хорошая идея, — она едва заметным жестом коснулась его руки. — Я всегда знала, что ты очень умный.

— Спасибо, Бэлз. Извини, мне пора… Сочинение по Трансфигурации на завтра. Большое, — он подмигнул ей и скрылся в гостиной факультета. Беллатриса, сделав глубокий вдох, последовала туда же, однако в гостиной застала лишь Нарциссу, которая делала домашние задания с помощью советов сидевшего там же Малфоя, и нескольких четверокурсниц, что-то обсуждавших. Блэк раздраженно шикнула и девочек как ветром сдуло. Девушка же опустилась в кресло рядом с сестренкой и другом.

— Что-то случилось? Белла? — Нарцисса подняла на сестру глаза. — Ты, кажется, взволнована…

— Все нормально, Цисси, — усмехнулась девушка. — Люциус, я хотела бы с тобой кое о чем посоветоваться. Пошли?

— Конечно, — одарив Нарциссу ослепительной аристократической улыбкой, лорд Малфой вместе с Беллатрисой отправился в Выручай-комнату, чтобы обсудить опасения будущей Темной Леди и предложение Долохова. Именно Малфой довольно скоро стал первым Пожирателем Беллатрисы Лестрейндж.

* * *

— Роззи, — Шарлотта обняла валькирию за плечи и погладила по голове. Девушка, уже добрых часа полтора сидевшая, глядя на одну и ту же страницу учебника, вздрогнула и перевела на подругу стеклянные глаза. — Что случилось?

— Реддл — мой выбор, — Розалина тяжело вздохнула. — Я не знаю, как мне сейчас быть. Я ведь… В субботу Тони сделал мне предложение, — Миллисента, жевавшая какую-то сладость, чуть не подавилась. Джинджер Конт, их четвертая соседка, уронила сумку, куда собирала учебники на завтра.

— И что ты ему ответила?! — Шарлотта расширившимися глазами взглянула на Розалину. Та только горько покачала головой.

— Я сделала самую большую свою ошибку. Я сказала ему «да». Ну, форма иная, но суть та самая.

— Почему ошибку? — удивленно смотрела на нее Конт. — Роуз, свадьба — это волнительно и прекрасно. Рано, наверно, конечно, но ведь если любишь…

— У обычных людей так и есть, — Розалина невидящими глазами смотрела в окно на облака. — Но я валькирия. Ошибкой это было потому, что теперь я должна сказать ему «нет»… Но Реддл видел нас с Долоховым вместе. Боюсь, что и с выбором у меня теперь не сложится… И я не знаю, как быть. Я не хочу отказать Антонину, хоть и должна. Он мне на самом деле нравился, а теперь Реддл, и я скучаю, и… В общем, я не знаю, как быть…

— А ты можешь как-то нарушить свой дар? Тебе обязательно делать, как он велит? — Розалина медленно кивнула, не поворачиваясь к Миллисенте.

— Обязательно. Ирма сказала мне летом, что не надо копаться в глубине своей души, — прошептала валькирия. — Что ответ может лежать на поверхности…

— И что лежит на поверхности у тебя? — Шарлотта покачала головой. — Роуз, чего ты хочешь. Твое сердце. Не мысли и долг, и не память. Сердце. Ты знаешь, чего оно хочет? — Розалина задумалась, прислушиваясь к сознанию, к себе обычной. К той, что все больше была истинной валькирией с каждым новым днем, что едва ли не родилась, будучи связанной с даром.

— Знаю, — вскинула она наконец голову. И в тишине, воцарившейся в дормитории, отчетливо прозвучало: — Да поможет мне Мерлин, но я знаю, чего хочет мое сердце. Только дайте мне решимости сказать «нет» Долохову…

— Выбор… И твой, и их… — замялась Джинджер. — Реддл? — Розалину слова эти застали на выходе из дормитории. Девушка должна была патрулировать коридоры и шла это и делать.

— Да…

* * *

— Добрый день, мисс Блэк, — остановил Беллатрису, спешившую по коридорам, мужской баритон. Девушка застыла на месте, медленно оборачиваясь к аврору, окликнувшему ее. Реддл приветливо ей кивнул. — Я Томас Реддл, аврор из Министерства. Я хотел бы кое о чем поговорить с тобой…

— Я не знаю, что тогда случилось, — нервно отозвалась девушка. Нервно и быстро. — Ничем не могу помочь, боюсь.

— Правда?

— Да. Простите, мистер Реддл, у меня урок, преподаватель сердится, если мы опаздываем, — мило улыбнулась девушка. Реддл усмехнулся ей вслед:

— Парселтангом ты и правда владеешь, — заметил он. Блэк и невдомек было в тот момент, что последний его вопрос прозвучал далеко не на английском. Бессознательное еще владение языком змей и неопытность лишали девушку возможности отличать языки. Но вот Реддлу, имевшему немалый опыт пользования этим языком, сознательное его использование и умение отличать, на каком языке идет разговор, было более чем свойственно. И вскоре аврор, собрав преподавателей в Большом Зале, объявил им имя человека, косвенно виновного в смерти Миртл.

— Это сделала, — под ожидающие и напряженные взгляды профессоров, сообщил мужчина. — Беллатриса Блэк. Доказательства у меня уже есть. У аврората не возникнет никаких сомнений. Но, прежде чем сажать ее в Азкабан, Скримджер просил меня установить и то, зачем она это сделала. Иными словами, допросить.

А вечером того же дня Школа, слухи по которой разлетелись с быстротой молнии, с волнением и трепетом ожидала того, что решат Дамблдор и представители аврората. Кто-то искренне переживал за Беллатрису, кто-то надеялся, что она «получит по заслугам», но равнодушным к происходящему за закрытыми дверями кабинета директора не остался никто. Долгие и томительные часы протянулись для многих, включая кусавшую губы от волнения Розалину, прежде чем допрос Беллатрисы был окончен… И прежде чем девушка выскочила из кабинета директора, шипя на ходу подскочившей к ней сестре и Малфою:

— Я клянусь, настанет тот день, когда я убью эту тварь! Я найду способ узнать о ее способностях так много, чтобы добраться до этой лживой гадины! Ангел во плоти, святая девушка… Эталон правильности. О, я уверена, что она умело использует свою непререкаемую светлость и святость, получая все, что захочет. Ненавижу!

— О ком ты, Белла? — сумела наконец пискнуть в потоке ее речи Нарцисса. Лестрейндж остановилась, почти обезумевшими глазами оглядев друзей.

— Розалину Браун. — Она заметила среди тех, кто ходил по Школе, ожидая новостей, Долохова. Одного. Без Розалины. В последнюю неделю, а это была уже третья неделя декабря, последняя полная учебная неделя семестра, их уже не раз видели по отдельности. Если раньше такое было редкостью, теперь в редкость превращалось видеть их вместе. И все, кто знал Долохова, отмечали, что из его серых глаз уже почти не исчезало странное выражение чего-то недоброго и опасного. Очередное движение фигур на шахматной доске поставило в этой игре шах. Которому, однако же, еще не суждено было стать матом. Но фигурка по имени «Антонин Долохов» уже начинала выполнять свою часть этой партии… Роковую и неотвратимую часть… — Спасибо, Антонин. Я остаюсь в Школе. Аврорат дал мне шанс исправиться и условное осуждение… Родители Миртл приняли мое раскаяние… — она усмехнулась. — Твоя идея сработала!

— Я же говорил. Ты хорошо уме… — он осекся. С другого конца коридора на него взглянули два карих глаза. Слышать их разговора Розалина не могла, конечно, но вот видеть то, что только что допрашиваемая Блэк улыбается ему — вполне. — Роззи! — девушка, вспыхнув от почти гнева, развернулась и быстрым шагом направилась прочь. Юноша бросился следом. Поймал ее за руку… Притянул к себе.

— Ты говорил, вы не общаетесь, — Розалина глядела куда-то в стену.

— Она просто… Я… Она делилась тем, что останется в Школе, со слизеринцами. Роззи, — его рука скользнула по ее щеке. Почти холодным жестом отстранив его руку, девушка вырвалась из его объятий.

— У меня много дел. В субботу погуляем, как и обещала. И да, твой отец прислал письмо, — она достала из кармана конверт и протянула ему. Долохов попросил ее подождать и быстро прочел письмо.

— Мама просит на Рождество побыть дома. Ей получше и она очень скучает. Ты со мной? — этот вопрос был у них риторическим. На него и не требовалось отвечать. Но на этот раз ответ был… И более чем неожиданным. А для отношений, медленно но верно двигавшихся к полному краху, и лишь из-за того, что Розалина любила его и выбор не заслонил этого до конца, еще сохранявшихся, ответ этот был страшен. Всего одно слово…

— Нет.

* * *

— Ирма и Тадеуш не знаю, а вот Джесси и Натан будут, — Лили достала из холодильника огромный пирог. — Рождество все же призвано быть семейным праздником. Роуз, ты поедешь к Антонину? Ты раньше не приезжала без него… — она взглянула на дочь и поставила пирог на стол. И присела рядом с дочкой, прижимая ее к себе. — Роззи, малышка, что случилось?

— Я встретила выбор, — девушка подняла на мать глаза, прижавшись еще ближе. — Это не Антонин.

— А кто же? — Лили похолодела. То, чего она боялась с самого лета, воплотилось в самой страшной своей вариации.

— Страшно не это, — Розалина сцепила пальцы в замок так, что побелели костяшки пальцев. — Он сделал мне предложение и я дала согласие…

— Мерлин мой, — прошептала пожилая волшебница, схватившись за сердце. Она боялась и подумать о том, чем это обернется однажды. — Роззи, ты же уже сказала ему про выбор? Ты дала отказ?! — девушка отрицательно покачала головой. — Роззи, милая, ты должна как можно быстрее это сделать! И как только можешь показать ему, что он тебе безразличен. Слышишь меня?! Как же ты поторопилась с согласием, милая… Вы… Вы хоть встречались?

— С конца каникул, — невесело улыбнулась девушка. — Предложение он сделал в первую субботу декабря. Я сначала не приняла, но потом обиделась на выбор и… Я сделала большую глупость, понимаю, — она всхлипнула. — Я еще пыталась противиться выбору.

— А теперь, — Лили едва дышала, не отрывая от Розалины перепуганного взгляда. — Что теперь?

— Я почти готова принять выбор. Но не могу причинить ему такую боль… Просто не могу… Я пытаюсь показать, что охладеваю к нему, но он словно не видит… А я все еще не знаю, как мне быть. Что-то во мне противится выбору…

— Роззи, оно исчезнет, поверь, и исчезнет очень скоро, — прошептала женщина. — Не затягивай. Как сумеешь быстро откажи ему. Так будет лучше для всех, я уверена…

— Я постараюсь… — их прервал громкий голос вернувшегося домой Брендона:

— Дорогие мои, я дома и у нас гость! Мой старый знакомый из самого аврората. Лили, угостите нас, пожалуйста, вкуснющим пирогом! И побыстрее, милые дамы!

— Миссис Браун, право, не торопитесь из-за меня, я вполне могу подождать, пока вы управитесь, — приятный мужской баритон послышался из холла. Лили открыла было рот, но осеклась, взглянув на едва не севшую мимо стула дочь.

— Он…

— Что он? — не поняла Лили. Розалина одними губами, указывая глазами на дверь, произнесла:

— Он и есть мой выбор.

Hо снова прорастет трава

Сквозь все преграды и напасти.

Любовь — весенняя страна, весенняя страна,

Ведь только в ней бывает счастье.

"Любовь — волшебная страна". Из к/ф "Жестокий романс"

Мерное тиканье часов в гостиной, где накрыт стол по случаю появления в доме почетного гостя. Запах пирогов, испеченных заботливой и хозяйственной мамой… Громкий голос отца и его смех… Любимый плюшевый медвежонок улыбается с кровати. Какой-то чужой и далекий, все какое-то чужое… Расправила складки на нарядном домашнем платье, хранимом как раз на случай появления дома почетных гостей, светлом, голубом. И платье какое-то чужое и незнакомое, и голубой цвет она никогда не любила, лучше б оставалась в джинсах и свитере с совой. Нелепые, конечно, зато такие родные и знакомые. Сжала маховик, поглядела в зеркало. Волосы, наверно, лучше бы распустить, хвост тоже непривычный и чужой. Как будто и не она вовсе…

— Роззи, дочка, идем к нам, — мама постучала в дверь. Сглотнула комок в горле, опустила глаза, нервно теребя поясок платья. Вот как пойти к нему туда, сесть за один стол, есть пирог этот… Какой там пирог, ей в рот-то ничего не полезет. Зачем он только пришел? К папе, что ли? А ей теперь как? Если б не тот плащ… Вспомнился. Черный, дорогой, с серебряной пряжкой. Чужой, бесконечно чужой… Нет, вернется в школу, спросит у Наставницы Оливии как теперь ей, и скажет ему "нет". Все разрушил, а оно и не началось еще даже… В школе оно как-то проще было с ним общаться, дело у них было, а теперь? Разговор представился, как будто на самом деле происходит:

— Добрый вечер, мистер Реддл!

— Добрый вечер, мисс Браун. Как в Школе? Ничего дурного вам не сделали?

— Нет, мистер Реддл, все в порядке…

— Будь так любезна, Розалина, подлей гостю чай, — и руки дрожат, того и гляди весь чай расплескать может.

— Ах, право, не стоит, мистер Браун, у меня еще много чая…

Усмехнулась. Какая Школа? Какой чай? Глупо это все, и надо туда пойти. А руки и впрямь дрожат, от волнения. А ведь она о нем ничего и не знает, может быть, у него дома жена и куча детей. Да, так и есть, конечно. И не надо себе глупости сочинять, придумала-то — по щеке гладит, улыбается, и руки теплые такие. Хватит глупости сочинять! Решилась, оправила складки подола и открыла дверь. Мама улыбается. Платье привычное, темно-зеленое, и запах от него всегда такой родной и уютный. Не выдержала, уткнулась в плечо, всхлипывая. Мама погладила по голове, прижав к себе.

— Ничего, милая, все хорошо. Томаса я знаю, он человек славный, хорошо, что тебе его выбрали, — улыбнулась, отстранив от себя. Утерла Розалине слезы, пригладила волосы, собранные в хвост. Нет, ленту зря не сняла, чужая какая-то. Стянула ленту, волосы упали на плечи. Так привычнее… Пошла с мамой в гостиную, сделала на пороге глубокий вдох, и зашла…

Сидит за столом, рядом с папой. Нарядная черная рубашка, строгая. Красивая. Улыбается. Ей, Розалине, и улыбается. Сердце замерло, руки дрожат… Как в тумане прошла за стол, села рядом с папой, напротив гостя, мама села напротив Розалины.

— Добрый вечер, мистер Реддл, — надо было в двери, невежливо-то как вышло. Улыбнулся ей, и глаза такие знакомые, темные. Мама сделала папе какой-то знак украдкой. Наверно, про выбор намекнула. Папа понимающе кивнул…

— Добрый вечер, мисс Браун. Очень рад вас видеть. Она ведь мне, как я уже говорил, здорово помогла. Мисс Браун девушка очень умная и талантливая, — уткнулась в тарелку. Ну вот зачем он все это говорит? Дура она, вон каких глупостей себе придумала, про объятия, про руки и щеку… Перед женой-то его как стыдно… — Очень красивое платье.

— Спасибо, — и платье ее заметил. Наверное, думает, какое оно нелепое. Зря надела…

— Розалина у нас хочет аврором стать, — папа заговорил. Мама отрезала кусок пирога и положила ей на тарелку. Взяла в руку, откусила немножко и больше не смогла. Проглотила кусочек. Чайник на столе, белый, пузатенький. Специально для гостей.

— Да, я знаю. Думаю, мисс Браун будет прекрасным мракоборцем, она очень наблюдательная, смелая девушка.

— Роззи, будь добра, подлей… — папа!

— Не стоит, Брендон, у меня еще много чая, — наверное, заметил, как у нее руки дрожат. Взглянул так, что захотелось под стол спрятаться. Ведь помнит, наверное, про Антонина и плащ этот. Снова вспомнился… Сжечь бы вместе с пряжкой…

— Вы только представьте, по делам в Министерство заглянул, а там Томаса встретил. Сколько лет уж не виделись, а? Лет восемь уже. Вон какой стал, а был тогда молодой совсем, только-только обучение в аврорате закончил недавно. А теперь аврор уже важный, молодых авроров обучает сам! — попыталась представить себе молодого мистера Реддла, но не удалось.

«Молодого?! Да ведь он и сейчас еще совсем не старый! И красивый… И сильный…»

Залилась краской от смущения. Знал бы папа, о чем она сейчас подумала! Стыд-то какой!

— Не то, чтобы важный, просто опыт уже есть, — мистер Реддл словно смутился. А ведь у него пирог тоже почти нетронутый! — Вот Розалина к нам поступит, буду и ее обучать, — подмигнул. Вспыхнула. А улыбка у него такая теплая, приятная. Он, оказывается, и не таким уж строгим бывает…

Папа разговаривал с гостем, вспоминая Министерство, смеялись, шутили. Сумела еще кусочек проглотить, чай глотнула. Мама понимающе улыбается ей…

Спросил ее о школьных новостях, не обидели ли после объявления результатов. О Темных искусствах рассказывал, о Защите. Про аврорат. Осмелела, съела свой пирог. И он свой тоже.

Неловкость прошла, папа развеселился. Шутит. Такие теплые уютные посиделки, почти семейные.

«Да что же за мысли-то такие?! Розалина Браун, вы самая большая бесстыдница, каких только свет видал!»

— Кстати, Брендон, я вот Розалину спрашивал, не хочет ли она позаниматься дополнительно перед поступлением на аврора. Вы не возражаете? — улыбнулась. Все же хочет ее потренировать! Даже после плаща хочет!

— Нет, конечно. Но по поводу…

— Бесплатно, мистер Браун, — гость перебил отца. — Розалина мне очень помогла и я хочу ее за это отблагодарить. И я буду очень рад помочь ей поступить в аврорат, поскольку она об этом мечтает, — улыбнулся. Нестерпимо захотелось до него дотронуться. Нельзя, не поймут, невежливо же. И жена… Стыдно перед ней за такие мысли…

— Да уж, столько лет прошло, — покачал головой Брендон. — Я ведь все приглашения ждал на свадьбу, обещал же!

— Обещание все еще в силе, — улыбнулся Реддл. — Как только соберусь жениться, вы возглавите список гостей.

Не женат? Значит… Опустила глаза, смутившись своих мыслей. Представила себя в белом платье, в венке из роз, с букетом. И он рядом. В этой вот рубашке. И колечко на пальце…

Тряхнула головой, отгоняя мысли, извинилась и поспешила уйти. Щеки горят. От стыда, конечно, от чего еще? Совестно же за такие помыслы… У себя рухнула на кровать, уткнувшись в подушку.

А ведь выбор и правда неплохой. Зря она так противилась… Что-то внутри все равно бунтует, но это уже как тлеющие угли. Наставница Оливия была права, и мама права. Надо отказать Антонину. Только вот надо посоветоваться как теперь, после согласия… С Наставницей. Она ее спросит и сразу скажет Долохову «нет». Решено. Так и будет…

* * *

— А теперь, мистер Браун, — когда Розалина выскользнула из гостиной, Реддл уже без тени улыбки взглянул на ее родителей. — И миссис Браун, я хотел бы задать вам несколько весьма интересующих меня вопросов. Они меня интересуют с точки зрения того, правильно ли я сделал выводы из слов Василиска. Если змей ошибся, он мог ошибиться и еще кое в чем.

— Что же он сказал? — Брендон тяжело вздохнул. Он знал о том, что Реддл наследник Слизерина, будучи знаком с ним довольно неплохо. Их можно было назвать, пожалуй, даже в некотором роде друзьями…

— Он сказал, что Розалина… — Реддл облизнул губы. — Что ваша дочь — грязнокровка. Но это невозможно. Однако если Змей ошибся в этом, он мог допустить и более страшную ошибку. Вместе с ним — и я. И я не слышал, чтобы он ошибался прежде. Именно потому-то я и пожелал вас посетить, — виновато улыбнулся он.

— Это так, — прошептала Лили. — Розалина — не наша дочь. Мы скрываем это от нее и девочек… Я не знаю, кто ее родители, — женщина всхлипнула. — Знаю лишь, что они маглы. И что Розалина была при смерти, когда родилась. Она получила дар валькирии, и ее отдали нам… Чтобы она росла в мире магии, как они сказали… Другие валькирии…

— Но зачем? Неужели она не могла остаться с семьей? — брови Реддла поползли вверх.

— Мы заботились о ней всегда. Девочки считают ее сестрой… Мы обманули и их тоже, — невесело улыбнулась Лили. — Мы любим ее, как родную дочь.

— Мы не знаем, что заставило валькирий это сделать, но они говорили, что Розалине лучше было жить в мире магии. — Брендон покачал головой. — Едва ли моя сестра могла желать меня обмануть. И мы с Лили просим вас не говорить ничего Розалине. Так будет лучше… Мы рассказали все вам, только чтобы вы были уверены, что не ошиблись.

— Хорошо, — Реддл поднялся. — Я ничего не скажу мисс Браун. Думаю, валькирии знали, что делали. И да, Брендон, я был очень рад с вами повидаться. Мой визит был направлен не только на выяснение этой информации, но и просто на то, чтобы увидеться со старым другом.

— Тем более что я сам тебя пригласил, — Брендон поднялся и вслед за гостем вышел в холл. — Розалина… Не говорила тебе ничего иного, кроме… Кроме помощи?

— А должна была что-то сказать? — нахмурился мужчина. Брендон оглянулся на вышедшую в холл жену. Та едва заметно кивнула ему.

— Нет, просто… Я подумал, не может ли она догадываться о том, что…

— Она искренне уверена в этом, — Реддл улыбнулся. На верху лестницы послышались легкие шаги. Девушка в голубом платье до колена и стареньких туфельках показалась на верхней ступеньке. Ее длинные густые локоны спускались по хрупким плечам. Брауны обменялись понимающими взглядами. Сказать Реддлу о том, что он выбор их дочери, они не могли. Розалина должна была сделать это сама, когда придет время. Или не сказать, как и вышло у Вирджинии… В любом случае, принимать это решение предстояло исключительно Розалине.

— Невежливо не провожать гостей, — смущенно улыбнулась девушка. Она торопливо сбежала по ступенькам и подошла к Реддлу и отцу. — До свидания, мистер Реддл! — девушка подняла на него огромные глаза в обрамлении пушистых ресничек. В их глубине сверкнуло что-то странное…

— До свидания, Розалина, — улыбнулся мужчина, скользнув взглядом по ее лицу. — Думаю, я поговорю с Дамблдором и со своим начальником и после Пасхи мы позанимаемся подготовкой к аврорату… — он покинул гостеприимный дом. Розалина, проводив его взглядом, ускользнула наверх. Обмакнув перо в чернила, девушка, прикусив нижнюю губку, начала писать письмо… Скомкав несколько листов пергамента с множеством перечеркнутых слов и даже целых абзацев, она лишь поздно вечером закончила письмо, просящее Наставницу Оливию о скорейшем визите и помощи. Помощи для Розалины крайне важной…

* * *

— Очень длинное письмо, — Оливия дочитала наконец текст и отложила пергамент в сторону. — Но если коротко, Розалина очень настоятельно просит помочь. Она сделала огромную ошибку и теперь не знает, как ее исправить. Долохов сделал ей предложение…

— И что же она ему ответила? — женщина, стоявшая спиной к ней у широкого окна, открывавшего вид на красивую оранжерею, в черном плаще в пол, сцепила в замок тонкие бледные пальцы.

— Дала согласие, — Оливия тяжело вздохнула. — До такого мы, как правило, не доводим, Анна. Вы сами знаете, насколько это опасно. Тем более в случае Розалины. Мы не знаем, как сильно ее дар скажется на его к ней отношении и без того. Так мало этой опасности — он сделал ей предложение!

— Я знала об этом, — холодно заметила женщина.

— Знали и не попытались воспрепятствовать?! Анна, он… Кто знает, что из этого выйдет? Я хотела дать совет, но вы не пускали меня… А ведь успей я раньше — этого не произошло бы! — Говьер вскочила на ноги. — Нельзя было доводить до этого и я говорила об этом!

— Это должно было произойти, — женщина в черном плаще медленно обернулась лицом к взволнованной валькирии. — Я знаю…

— Что именно? — Оливия подошла к Экале, заглянув той в черные глаза. — Что именно ты знаешь, Анна?

— Я знаю, что из этого выйдет… — Женщина вздохнула. — Знаю, что ты жалеешь девочку и переживаешь за нее, что ты боишься последствий. Но вспомни третье правило Кодекса.

— Чтобы спасти многих, иногда нужно пожертвовать жизнью одного… — прошептала валькирия.

— Именно, — Анна кивнула. — Розалина родит девочку, дочь. Этому ребенку суждено будет совершить немыслимый для нас поступок. Один она уже совершила, она разбила маховик. Я хорошо помню прошлую реальность, из моей памяти она не стирается… Эта девушка была воплощением зла на земле, Темной Валькирией…

— Мерлин, — Говьер тяжело опустилась на ближайший стул. — Она использовала дар во вред?

— Да. Более того, она едва не надела Диадему Света. Представь, что было бы, надень она ее… Мне удалось тогда скрыть от нее и Хранителей корону, ценой страшного сражения ее забрав, ценой многих жизней… Но было предречено кое-что… — она сглотнула и опустилась в соседнее с Говьер кресло. — В тот день, когда падет Темный Лорд, когда часы во Дворце Сов пробьют полдень, валькирии потерпят поражение и мир накроет тьма более страшная, Хранители Равновесия достигнут небывалого ранее могущества и им покорится мир. Все умы и сердца людей подчинятся им по приказу, отданному Темной Валькирией Диадеме Света…

— Но она ведь разбила маховик! Значит, все было совершенно плохо? И зачем это было ей-то это делать?

— Долгая история, — Тезла-Экала покачала головой. — Могу сказать лишь, что Темный Лорд тогда пал. Маховик разбит был еще до полудня. Она нарушила все древние заветы нашего Ордена, все традиции, все, во что мы верим и чему служим. Но у нее все же был выбор…

— Из-за выбора? — ахнула Оливия. Анна кивнула.

— Его смерть стала последней каплей на ее пути к исполнению второго варианта пророчества. К переходу на эту версию событий. Но сейчас она должна родиться снова, и при иных обстоятельствах. От тех же людей. И получить дар, став Валькирией Британии… Вот ради чего я отдала Розалину Браунам и почему Вирджиния по моему указанию передала дар именно ей.

— И что же… Что ждет Розалину? — Оливия тяжело сглотнула. В общем-то, ответа Анны не требовалось. Существовали всего несколько способов передать дар другой женщине. Самый распространенный и частый — смерть.

— Вот для этого и нужно было, чтобы их отношения зашли дальше, чем простые прикосновения и взгляды. Чтобы у него родилась прочная и большая надежда. Такая, которую не разорвет ее отказ… — отозвалась Анна. Говьер с тихим стоном закрыла глаза.

— Он ее и должен убить? — прошептала она. Экала, поднявшись, поправила воротничок платья, надетого под плащом.

— Да… Именно так. И он это сделает. И да, Оливия. С Розалиной поговорю я сама…

* * *

Февраль принес с собой мокрый снег и промозглый ветер. Тоскливое серое небо висело над замком, пока еще не обещая скорого прихода весны. Розалина с нетерпением ждала ответа Оливии или ее визита, отправив письмо в тот же день, как вернулась в Хогвартс.

Ее отношения с Долоховым становились все страннее и непонятнее, приобретая форму какой-то странной игры в любовь. Она по-прежнему ходила с ним в Хогсмид на выходных, делала вместе с ним домашние задания, сидела за одной партой, когда у Равенкло и Слизерина были общие уроки. Они играли в волшебные шахматы и заколдованные снежки. Но с каждым новым днем это все больше напоминало отношения, что были между ними до летнего первого поцелуя. Дружбу. Поцелуи, раньше сопровождавшие каждую встречу наедине, стали практически редкостью, и инициатором уже никогда не выступала Розалина. Напротив, прикосновения ее и ответы на его объятия становились все холоднее. Пропасть между ними стала шире, но тоненькая ниточка связывала прочнее стального троса… Одному из них суждено было стать убийцей, другой — жертвой… И каждый день приближал их к моменту, когда фигурки на чужой доске окажутся в положении, именуемом «мат»… И игра закончится.

Розалина всячески подавала намеки на то, что чувств к нему почти не осталось, что выбор, как следствие дара, заслонил уже все человеческое… Что отныне они не могли больше быть парой. Их роман, едва начавшись, подошел к концу. Она подавала намеки, пытаясь показать это наименее болезненно, но безрезультатно. Этих намеков Антонин не видел. Точнее говоря, скорее он и не хотел их видеть.

В это воскресное утро, однако, Розалина была одна, без Антонина. Все чаще их видели по отдельности, все реже — вместе. О том, что у Браун и Долохова что-то случилось, знала вся Школа, да и мрачная глубина из глаз Антонина уже практически не исчезала. Лишь когда Роззи, еще совсем недавно его Роззи была рядом, он немного менялся, становясь человечнее… Парень же, и раньше увлекавшийся темными искусствами, интересовался ими теперь еще больше и сильнее. И чаще, чем прежде, он составлял компанию Беллатрисе и Люциусу, интересовавшимся темной магией еще с первого курса. Дружба с Розалиной, обещания, даваемые ей, роман с ней — а ведь они перед Рождеством и даже в январе обсуждали свадьбу, ведь в декабре она даже мечтала, каким будет платье! — именно это удерживало его от общения с Блэк и Малфоем. Но чем меньше Роззи становилось в его жизни, чем страшнее была ее холодность и в то же время то, что она продолжала держать его рядом, тем больше он сближался с будущей Темной Леди.

Девушка медленно прогуливалась по внутреннему двору замка, наблюдая за первокурсниками, играющими в заколдованные снежки. Один из мальчишек, взъерошенный, в очках, слепил громадный снежок и кинул его в рыженькую девочку с зелеными глазами и множеством веснушек, в компании мальчика-слизеринца с крючковатым носом и болезненного цвета кожей гулявшую во дворе. Гриффиндорка, ойкнув, потянула друга за рукав в сторону от снежка. Роуз чуть замешкалась, посмотрев на девочку, и снежок угодил ей в плечо. Гриффиндорец, бросивший его, замер. Трое других мальчишек — его друзей — тоже.

— Я же говорил, Джеймс, не надо, — заметил мальчик с худым лицом, в стареньком пальто, стоявший рядом. Он выглядел гораздо серьезнее своих приятелей. Розалина медленно подошла к мальчикам, к ее удивлению не бросившимся наутек после проделки.

— Я мог бы и попасть, она сама! — отозвался мальчик в очках. — Сириус, скажи?

— Ну… — протянул красивый мальчишка с длинными черными волосами, в дорогом плаще. С серебряной пряжкой. Прямо как у Антонина… Осознав это, Розалина поморщилась. — Наверное…

— Минус двадцать баллов Гриффиндор, — Роуз убрала волосы назад, открывая значок старосты Школы. — Эта девочка с вами не играла, зачем вы бросили в нее снежок?

— Ну… это Лили Эванс, из нашей группы. Самая умная, — бойко отозвался мальчик по имени Джеймс. — Я не в нее, я в Нюниуса!

— Нюниуса? — нахмурилась Розалина. — Кто это?

— Снейп, со Слизерина. Плакса и нытик! И вечно жалуется на нас всем! Слизеринец же! — отозвался Джеймс. Сириус ухмыльнулся, четвертый мальчишка, низенький и весь какой-то похожий на крысу-переростка, подобострастно закивал. Мальчик в пальто вздохнул.

— Я говорил, что Джеймс не попадет, но он все равно кинул… Извините нас, пожалуйста. Вам не больно?

— Нет, — Роуз покачала головой. — Но, во-первых, невежливо давать людям клички! Во-вторых, не надо кидать такими громадными снежками даже в слизеринца, если он не играет с вами. Позовите его с собой, так ведь будет интереснее. И не все слизеринцы плохие! — прищурилась она. — Лично я знаю и хороших.

— Вы с Равенкло, — заметил мальчик в пальто, кивнув на ее значок на теплом плаще.

— Да. И можно на ты, я всего-то на семь лет вас старше, — улыбнулась Розалина. — Как вас зовут?

— Римус, — отозвался мальчик. — Римус Люпин.

— Джеймс Поттер, — мальчишка в очках гордо выпрямился.

— Питер Петтигрю, — пискнул тонким и довольно противным голосом четвертый мальчик. Розалине он отчего-то сразу дико не понравился…

— Сириус Блэк, — усмехнулся мальчик с длинными волосами. — А тебя как зовут? — подмигнул он. Роуз одарила его взглядом, способным заморозить на месте, и мило улыбнулась.

— Розалина Браун. Так вот, Джеймс, Питер и Сириус, берите пример с Римуса. Ваш друг серьезный и умный, это хорошо. И если вы еще раз будете обижать Лили и Северуса в моем присутствии, одному из вас я сделаю ослиные уши. Нужно не обижать людей, а дружить с ними! — она потрепала Римуса по волосам, тот смущенно улыбнулся. Роуз, приглядевшись к нему, поняла и еще кое-какие свои ощущения. И, чуть отведя его в сторонку, шепнула ему на ухо:

— У тебя хорошие друзья, Римус. Думаю, они не отвернутся, если ты скажешь им правду. Оборотней боятся, конечно, но некоторые люди могут вас принимать и тепло к вам относиться. Ты умный и славный, и не стыдись своей болезни, ты можешь быть гораздо человечнее, чем бывают некоторые люди, — девушка присела на корточки и обняла мальчика. — Держись таких людей — они всегда будут твоими верными друзьями. И я тоже, если ты хочешь со мной дружить. Хочешь? — мальчик кивнул.

— Откуда вы знаете? — глядя на нее большими честными глазами, прошептал Римус.

— Я валькирия. Как-нибудь я тебе расскажу, что это такое. Я тоже необычная, как и ты. А сейчас — беги к ребятам и играйте в снежки. Это очень весело!

— А ты поиграешь с нами?

— Как-нибудь попозже, мне сегодня надо написать огромное-огромное сочинение для профессора Флитвика, — она еще раз потрепала его по голове. — И молчок своим друзьям о том, кто я, ага? — мальчик с серьезным видом кивнул. — Если захочешь доброго совета, я всегда буду рада тебе помочь, Римус Люпин, — Роуз поднялась на ноги, отпуская мальчика к друзьям. Лили Эванс подскочила к ней.

— Извините, пожалуйста, что в вас попали. Эти мальчишки такие задиры! — странное чувство, которое было первого сентября, снова возникло. Что она должна откуда-то хорошо знать эту девочку…

— Ничего, я уже с ними поговорила, — улыбнулась Роуз. И внимание ее привлекла женщина в черном плаще в пол, появившаяся в обществе Дамблдора во дворе. Глаза девушки расширились, она оглянулась на девочку, пробормотав: — Извини, мне надо идти, — и робко приблизилась к молодой красивой женщине со строгим выражением лица, в наглухо застегнутом плаще. Длинные волосы достигали поясницы, спускаясь по спине и плечам. Черные глаза почти без тени эмоций озирали людей. Роуз, подойдя к ней, склонилась в почтительном поклоне:

— Тезла-Экала?

— Выпрямись, дитя мое, — улыбнулась женщина. Но и в улыбке этой не было ни следа эмоции. — Оливия рассказала мне о твоей просьбе, и я решила увидеться с тобой лично… Директор твоей школы любезно разрешил мне посетить ее, что я с огромной радостью и делаю, — однако ни тени той самой радости в ее облике не было. Лишь холодное спокойствие прослеживалось во всех ее жестах, взглядах и словах. Даже Дамблдор явно чувствовал себя неловко рядом с этой женщиной. Не говоря о самой Розалине, не решавшейся и поднять на гостью глаза…

— Мне хотелось бы спросить вашего совета наедине, Анна, — Роззи снова склонилась в легком поклоне. Экала обернулась к Альбусу, положив руку на плечо девушки.

— Мы с Розалиной побеседуем в теплицах, если возможно, я просила бы вас обеспечить нам уединение ненадолго. Вопрос, с которым Роуз писала Оливии, достаточно… личный.

— Конечно, — понимающе кивнул директор. Вскоре Розалина, робко шагая рядом с Анной, оказалась в теплицах. Никого не было рядом, поскольку по просьбе Анны им и в самом деле устроили уединение. Роуз поправила свою шапку с помпоном и сняла ее, комкая в руках.

— Розалина, Оливия рассказала мне о том, что ты приняла предложение юноши, не являющегося твоим выбором. И не знаешь, как быть теперь. Что же, я могла бы сказать тебе, что ты допустила страшную ошибку, но слова мои не исправят ее… Однако, как и Наставница Оливия, я очень рекомендую тебе сказать ему «нет» побыстрее.

— Я не могу… Мне… Мне страшно причинить ему боль…

— Тогда представь — ты не сумела отказать ему, и вышла за него. Но выбор занял твое сердце и ты живешь с тем, кого не любишь и не полюбишь никогда. Страдая сама, ведь выбор твой не рядом, заставляя страдать его… Я о юноше, что влюблен в тебя. Он ведь почувствует, что лед живет в твоем сердце по отношению к нему. Так ему будет лишь больнее. Он не сможет жить ни с тобой, ни без тебя. Жизнь его превратится в бесконечную муку… Ты хочешь такого?

— Нет, — в глазах Розалины, представившей себе все это, застыл ужас. — Не хочу.

— Ты любишь его и потому не можешь отказать? Любила ли ты его по-настоящему, стремилась связать с ним свою жизнь? Задумывалась о том, что желаешь пройти весь срок его жизни бок о бок, и после смерти его хранить в памяти своей? — девушка отрицательно покачала головой.

— Нет, — прошептала она. — Я любила его, наверное, я думаю, что это была любовь… Но сейчас в сердце моем выбор. Но ведь я не знаю, что выбор ко мне…

— Это знаю я, Розалина. Он не остался к тебе равнодушным, — женщина едва заметно улыбнулась. — И чувство это у него окрепнет…

— Вы правы. Лучше будет сказать ему, что нам надо расстаться, это будет честнее и правильнее. Правда же? — девушка робко посмотрела на Анну. Та с легкой улыбкой кивнула ей. Розалина, просияв, заспешила в замок, поблагодарив Анну за то, что та придала ей решимости и бормоча, что откажет ему как можно скорее. Но когда девушка уже покидала теплицу, Экала без тени улыбки поглядела ей вслед. Щелкнув пальцами, женщина прошептала несколько слов на латыни. И усмехнулась.

— Ты, конечно, хочешь отказать, милое дитя, и так было бы правильно и безопаснее. Но увы… Пока еще рано… — она усмехнулась, направляясь к воротам Хогвартса, под напуганными взглядами детворы. Цель ее личного визита была достигнута. Чары измененного сознания, которым предстояло сыграть свою роковую роль, на Роззи были только что наложены…

* * *

Розалина с тоской глядела в окно поезда. Она с февраля пыталась сказать «нет», но отчего-то каждый раз, когда решалась это сделать и пыталась сказать эти слова, у нее не получалось. Не то, чтобы не хватало решимости, нет. Не хотелось говорить. Состояние, которое она испытывала прежде, в то время, когда сомневалась в выборе и была в смятении, возвращалось в такие минуты с новой силой. При том, что когда она не помышляла этого сказать, прекрасно отдавала себе отчет в том, что ее тянет к Реддлу и она скучает по нему. Девушка с нетерпением ждала Пасхи, после которой снова увидит его… Он ведь обещал.

Она ему даже написала, в начале марта, дескать, успокоить, что Беллатриса на нее не взъелась. Хотя смотрит с ненавистью и задирала как-то пару раз, но явно опасается делать что-то хуже. Наверное, разнюхала как-то, что Роуз валькирия, и опасается. И ответ пришел. Почерк у него красивый, ровный, крупный. Писал, что очень рад новостям о том, что Розалина в порядке, передавал маме с папой привет. Розалина и письмо это сохранила и по воскресеньям перечитывала. И как будто бы он текст озвучивал, своим голосом…

И вот осталось уже совсем немножко, там и последний семестр. А она все никак не откажет Долохову. Плащ все чаще вспоминается, сжечь бы его, вот уж точно, вместе с пряжкой. Боялась, что все разрушит. А нет, не разрушил, ведь хочет же учить, и Экала говорила, что Розалина ему понравилась… Вспоминала все чаще поход в Тайную комнату, и объятия, теплые, домашние, совсем как папа ее в детстве обнимал…

— О чем думаешь? — Антонин. Сидит рядом, держит за руку. А ведь она его уже неделю не целовала. И на поцелуи не отвечала. Неужели не понимает? Неужели любит так сильно? Это она виновата, не надо было надежду давать… Ведь знала же, что не выбор, ведь боялась же. Вина прочными клешнями сжала сердце… А что у нее к нему помимо вины?

«Любовь? Так ведь нет. Жалко его, это да. Стыдно, совестно. Страшно — жизнь разрушила, лишь из-за своего дара. Не хотела, а разрушила. Любви нет. И была ли? Не знаю…»

— Ни о чем, — даже не обернулась. Отказать нужно, вот прямо сейчас. И так затянула донельзя, и ведь каждый день почти пытается, и решилась давно, а не может. Не идут эти слова, и хоть тресни… Напасть какая-то. Замолчали. Так, в тишине, и ехали всю оставшуюся дорогу. Напротив Бруксы сидели, хихикали, шептались. Роуз не хихикала. Настроения не было, да и какое тут могло быть настроение? Она ему жизнь испортила, и кто знает, чем это выльется? Хотела бы она знать, да откуда же?

«Завтра же, хоть клещами из себя выдавливать буду, скажу, что все», — решила уже почти в Лондоне. Встретил его отец. Поздоровался, теплее, чем обычно. Розалину даже обнял. Конечно, Антонин наверняка им сказал про свадьбу. Тетю Вирджинию огорчать жуть как страшно, но выхода нет. Она поймет, она добрая и умная. Антонин бы понял… Только бы понял…

Помогла миссис Долоховой с ужином, попела, а тете Вирджинии и так лучше стало, выглядит здоровее. После ужина попросила с ней кое-что обсудить. Женщина с радостью согласилась. Вышли в сад.

— Ты о свадьбе хотела? Тони мне на Рождество сказал, вы женитесь летом… — сияет. — Я так рада, что у меня такая невестка будет! Роззи, — девушка вздохнула. Она должна. Пересилила себя, только голос прозвучал, как чужой.

— Я с ним расстаюсь. Мне сделали выбор, и завтра я скажу об этом Антонину. Мне очень жаль, тетя Вирджиния, когда я согласилась, еще не знала, что выйдет так. Я буду вас навещать, если понадобится, просто… Я его не люблю. Не говорите ему, я сама завтра скажу.

— А любила? — закрыла глаза. Вспомнились его поцелуи, взгляд, и голос. И руки, нежные, теплые, родные. Это прошлое, этого никогда больше не будет. И отказ должен быть твердым. С трудом сдерживая слезы, покачала головой:

— Нет. — Когда открыла глаза, Вирджиния уже заходила в дом. Ни слова не сказала. Роззи вернулась внутрь, подошла было, но Долохова сделала вид, что ее даже не замечает. Пожелала семейству спокойной ночи и ушла в гостевую комнату. Так даже лучше. Вот бы и Антонин так. Так легче… И не так больно… Как уснула — даже не заметила…

Наутро позвала его к себе. Трудно, и язык как прилип к небу. Надо сказать, а страшно…

— Ты чего, Роззи? — обнял ее. — Что с тобой происходит? Милая?

— Ты… Пойми, пожалуйста. Ты еще встретишь девушку, которая тебя полюбит и с которой ты будешь счастлив. Не думай обо мне, отвлекайся, забывай, что мы с тобой по глупости напридумывали. Не надо… Найдешь девушку еще лучше, — долго говорила, просила не зацикливаться на ней и устроить свое счастье. Тяжело вздохнул, с болью посмотрел на нее. Понял.

— Ты встретила выбор? — Кивнула. — Этот аврор? — снова кивнула. Догадался. Сам…

— Роззи, но я… Но мы… Мы столько лет дружили, были лучшими друзьями, и что же теперь?

— Он — мой выбор. Ты для меня лучший друг, и всегда им будешь. Но люблю я его. И буду любить...

— А меня… Меня ты вообще любила? — в голосе Антонина слышится что-то, похожее на отчаяние.

— Я… Я не знаю, — хотела сказать нет, но снова не вышло. Что за напасть такая? Ведь хотела же? И знала, еще утром, что надо сказать. Она и правда не знает, любила ли, но отказ должен быть суровым. Все говорили об этом. И мама, и Оливия, и Анна. А оно вон как, не получается… Странно. И страшно. — Я правда не знаю… — на глаза навернулись слезы. Отвернулась, чтобы их скрыть. Нельзя оставлять надежду. Успокоилась, обернулась. Стоит рядом, плечи опустились, весь как-то поник и увял. В глазах слезы. Мерлин, неужели ему всю жизнь так страдать придется? И все из-за нее…

От чувства вины сердце разрывается. Опустила глаза, чтобы не смотреть. Наговорила каких-то глупостей вместо короткого отказа. Зря, очень зря, напрасно… Взяла чемодан, начала складывать вынутые вещи, не зря не стала распаковывать. Если сейчас останется — просто не выдержит на них смотреть, сердце разорвется. Лучше уйти, так как-то честнее и правильнее, лучше исчезнуть. Она и Оливия так всегда говорит, лучше рвать, пока не так больно и страшно, а ему и так больнее всех будет. Она же дар получила раньше всех, неизвестно, как на нем это скажется. Собрала чемодан, надела куртку, подошла уже с чемоданом в руке к нему. Все так же и стоит, молча. Коснулась его руки. Хотела сказать что-то вроде «прощай», а вырвалось другое. Совсем другое. «Прости»… Пока еще хуже не наделала, вышла из дома, тетя Вирджиния даже не посмотрела на нее, хотя сидела напротив двери в гостиную. Дядя Николас смотрит с осуждением. Ненавидят ее, наверное. И он тоже, конечно… А может, оно и к лучшему. Трангрессировала из сада, домой. Пробежала мимо мамы, отец по пути успел забрать чемодан. Рухнула на кровать, лицом в подушку, разревелась от боли и вины… Мама присела рядом, прижала к себе.

— Тише, родная, тише. Что случилось? Мы тебя уж не ждали…

— Я отказала ему. Наконец-то отказала. — Произнесла сквозь слезы. — Мне стыдно… Мне его жалко…

— Это пройдет, дорогая, — прекрасно понимая, что это не так и вина лишь ослабнет со временем, шептала Лили, прижимая дочь к себе. — Поплачь, милая, станет легче… Ты молодец, что отказала. Ты молодец…

* * *

На каникулах же увиделась с мистером Реддлом. Пошла в Косой переулок за чернилами, без родителей. Уж самой восемнадцать лет, не маленькая. А он как раз из аптеки выходил. Узнал, приветливо улыбнулся.

— Роззи? Каким ветром?

— Да вот, мистер Реддл, за чернилами выбралась, — показала ему только что купленную склянку.

— А я могу тебя порадовать, — он улыбнулся. — Дамблдор дал добро, и мое начальство тоже. Буду по субботам по полтора часа тебя тренировать. Аврорату очень понравилась идея принять на работу валькирию, но хотят, чтобы ты сама была в своем решении уверена. Все же… Работа не простая…

— Я хочу помогать людям и защищать их! — глаза девушки сверкнули так, что Реддл умолк.

— Ну вот о чем я и говорю. А где мама с папой?

— Дома. Я одна выбралась. Кстати вот, — она достала из сумочки кнат и протянула ему. — Все никак не отдам, извините.

— Розалина, Мерлина ради, не стоит! — отказался было. Но девушка буквально сунула ему монетку в руки. Пришлось взять.

— Мы договаривались! Так — честно.

— Ну хорошо, хорошо. Кстати, с прошедшим днем рождения, — кивнул в сторону книжного магазина. — В знак благодарности за помощь хочу тебе подарить кое-что. Зайдем?

— Нет! — Розалина замахала руками. — Нет и не думайте!

— А как насчет стаканчика сока? — улыбнулся Томас. — И я подробнее расскажу про будущие уроки.

— Нас не так… Ну… Не так поймут… — покраснела буквально до ушей. Смутилась, опустила глаза.

— Ничего страшного не будет, чары накладывать тоже не стану, особого секрета в нашем общении на этот раз нет. Все все поймут правильно, ты — моя подопечная, будущая аврор, и общаешься с состоявшимся аврором.

От сока она все равно отказалась, но согласилась на мороженое. Сели за столик у мороженщика, Розалина с огромным рожком, Реддл с пустыми руками. Девушка наблюдала за прохожими, слушая объяснения мистера Реддла. Взгляд выловил в толпе Долоховых, всех троих. Встретилась с Антонином глазами, прочла в его взгляде такой укор, что захотелось провалиться под землю. Отвернулась и встретилась глазами с Реддлом.

— Да, к слову, — он тоже заметил Антонина. Снова в голосе зазвучала холодность. — Как юноша к этому отнесется?

— Уже никак. Мы с ним… Мистер Реддл, вы не так тогда поняли, мы дружили. Ну, это было очень… — осеклась. Минуту помолчала и продолжила: — мы поссорились, так что он к этому уже никак не отнесется.

— Не из-за меня, надеюсь? — положил руку ей на плечо. Проницательные глаза изучали ее покрасневшее личико.

— Нет, мистер Реддл, — хотелось сказать так много, что он ее выбор, что она его… Но как? Стыдно и бессовестно. Поэтому не стала, не решилась: — Не из-за вас. Просто так сложилось…

* * *

Последние месяцы учебы пролетели как мгновение. С Тони сидеть было просто невыносимо, видеть его глаза, слышать отчаянные попытки что-то выяснить, как-то ее вернуть. Нечего там выяснять, выбор сделан и она его приняла. Все кончено. Даже села с Люциусом, тот просто ошалел, а потом ничего, как-то даже принял это, и ему оно вроде и понравилось…

Подготовка к Ж.А.Б.А, уроки с Реддлом — всего полтора часа, а уставала ужасно. Защитных и атакующих чар попробовала за это время — ужас. Даже Легилименцией занимались. А после занятий гуляли у Черного Озера и разговаривали, обсуждали ее успехи и неудачи.

Сложнее всего было его атаковать — причинять вред людям не в природе валькирий, через себя переступала с трудом, поэтому всю неделю придумывала себе легенду о том, что мистер Реддл — ужасный злой колдун, который хочет убить всех-всех на свете. Тогда атаковать получалось, и еще как. Один раз он даже сознание потерял, уже в конце мая, у них было последнее занятие — там же экзамены, к ним надо было готовиться… Роуз тогда перепугалась до смерти. Подбежала к нему, встала на колени, осторожно потрясла за плечи. Коснулась рукой щеки… Сердце замерло так, что даже испугалась — остановилось. Теплая щека. Совсем как в ее мыслях и снах, которые, как не гони, не уходили. Провела по его губам кончиками пальцев. По волосам. И сама ужаснулась своей нескромности, подскочила и хотела позвать мадам Помфри. Томас же слабо что-то промычал, садясь.

— Ну даешь, Роуз, — снова наклонилась к нему, молясь, чтобы он ничего тогда не почувствовал. Знал бы только папа, какая она бессовестная! Стыдно — ужас!

— Вы в порядке, мистер Реддл? — он кивнул, притянул к себе за плечо. Так близко, что она даже тепло его ощутила. И лица совсем близко, вот еще чуть, и соприкоснутся… Невольно потянулась к его губам, но тут же отпрянула, стыдясь своего порыва. Он вроде бы не заметил, ну или вид сделал, что не заметил.

— Да, в порядке. Ты молодец, так и надо, — улыбнулся, поднимаясь на ноги. Внезапно решилась на то, что уже долго хотела сделать. Подошла чуть поближе, теребя прядку волос. Опустила глаза.

— Мистер Реддл. Вы для меня много делаете, а у вас и так работы полно, наверное… В общем… Если хотите, конечно… Придете на мой выпускной? Мама с папой тоже придут, будут вам рады. Они мало кого знают из родителей ребят… — теребила прядку. Реддл довольно долго молчал, затем осторожно приподнял ее личико за подбородок. Заглянул в глаза.

— Ты уверена, что хочешь меня пригласить?

— Да… — прошептала, заливаясь краской. Но взгляд не отвела.

— Тогда я приду. Ладно, Роуз, на сегодня все, до выпускного, — ушел, помахав ей из двери. Только когда дверь за ним закрылась, до нее кое-что дошло. Он ведь тоже к ней потянулся тогда, к губам… Он ведь тоже…

* * *

— Мама, ну хватит! — Лили Браун улыбнулась, отпустив наконец Розалину, которой поправляла красивую прическу. Девушка легко покружилась в своем нарядном длинном платье, темно-зеленом, в пол. С красивым тонким пояском и камушками на лифе. Плечики открытые, и спина немножко. Наряднее у Роззи ничего еще в жизни не было. Ирма выбирала, а Ирма умеет…

— Красавица моя, красавица! — мама просто сияла, поправляя свое скромное праздничное платье и то и дело промокая глаза салфеткой.

— Роуз, ты у нас просто совершенство! — отец сиял, то и дело разглаживая воротник пиджака. Сестры не смогли быть, а жалко. Зато он пришел, в парадной мантии, среди других гостей. Роззи его уже видела.

— Пора, — позвал ее Брукс. Родители снова прослезились и убежали в Зал. Роуз надела мантию поверх платья, сжала руку Шарлотты. Та была в пышном красном платье, тоже в пол. И тоже заплаканная. И сама Роуз не удержалась… Семь лет как миг, а вот... Последний вечер… И как потом? Что потом? Неизвестно…

— Роззи? — Антонин. Они пару недель назад почти помирились, он вроде успокоился и попробовал просто с ней дружить. Взял ее за руку, вставая в шеренгу. — Ты как?

— Все нормально, — улыбнулась, вместе с остальными заходя в Зал. Их встретила буря аплодисментов…

Ни одного слова из долгой речи деканов и директора не запомнила, глаза застилали слезы, смотрела на директора, а видела расплывчатое пятно с бородой и в мантии. Услышала только свое имя, вышла как в тумане. Взяла диплом. Со всеми «Превосходно»… Новая буря оваций… Даже неловко как-то. Подбежала к маме и папе, папа забрал диплом, расцеловал в обе щеки. Реддл пожал руку. Руки теплые, сильные, уютные. Даже как-то спокойнее стало.

Блэк в черном платье, как всегда вся темная, высокомерно усмехнулась. Нарцисса, каким-то ветром тут оказавшаяся, тоже. Ну и плевать, не страшно. Отошла к друзьям, шутили, смеялись, и Антонин среди всех. Вроде бы и правда успокоился… И Роуз как-то легче стало и уютнее…

Вальс. Она его когда-то обещала Антонину, и он, наверное, сейчас ее пригласит. Только вот… Она же… Она ведь уже обещала, что…

— Мисс Браун, позвольте, — Реддл вынырнул из толпы, осторожно взял за руку и повел в вальсе. Разумеется, под предлогом того, что лучшая выпускница удостоилась чести танцевать с аврором, много внимания уделившим страшным событиям осени, уважаемым человеком. Рука легла на хрупкую девичью талию, вторая бережно сжимала ее ручку. Роуз робко положила руку ему на плечо.

Даже сквозь ткань платья ощущалось то, какая она теплая. Огромные глаза, скромная и такая родная и милая улыбка. И волосы, которые пахнут шалфеем… Родные. Почему-то такие родные…

Вальс закончился, а он этого чуть было не не заметил. Остановился, подвел к родителям. А ручка у нее такая маленькая, тонкая. И прическа необычно красивая. И это платье… Вся какая-то непривычная, но милая и теплая.

— Роззи, дорогая, веселись. Это твой праздник, — улыбнулась Лили. — Мы с папой познакомились с родителями Бруксов, нам не скучно! — обрадованно улыбнулась и убежала к остальным. Реддл остался.

— Томас, право, нам не скучно, — Брендон и Лили обменялись взглядами. — Если хотите, можете… Пообщаться с остальными.

— Да, Том, мы не обидимся. Тем более это Роуз тебя звала, — Брендон как-то странно вздохнул. — В общем-то мы и не против. Но никаких глупостей, а то...

— Вы о чем? — не понял Реддл. — Какие глупости? Мы с ней… Не думаете же вы, что я и Роззи…

— Нет, конечно. Просто предупреждаем, мало ли… — подошли Бруксы и Брауны отвлеклись. Оглянулся, но Розалины не увидел…

Нашел на галерее, опершуюся на перила. Задумчиво глядела куда-то на небо. Коснулся рукой плеча, хрупкого, худенького, теплого. Вздрогнула. И вечер какой-то прохладный, как бы не замерзла в одном платье-то.

— Все в Зале… Что случилось?

— Ничего. Я не очень люблю шумные празднования. Я как-то… Мне больше нравится вот так, на звезды смотреть, слушать, как листья шуршат. Это очень мирно и спокойно, такое… Уютное, знаете… — обернулась и оказалась вплотную к нему. Провел рукой по щеке, девушка шумно вдохнула и закрыла глаза.

— Ты необычная…

— Я же валькирия… — пробормотала, снова краснея.

— Нет, дело не в этом… Знаешь… — вздохнул. А в конце концов, чего себя и девчонку мучить? И так молчит уже сколько времени, а ведь скучал по ней страшно… И суббот с нетерпением ждал. Лучше уж точки расставить и все… — Роуз, ты мне нравишься… — вырвалось как-то само, повисло в воздухе. Глаза расширились, еще огромнее. Часто-часто заморгала. Не ожидала явно. Думал уже, что оттолкнет и убежит со скандалом, сочтя, что он бессовестный и наглый. Но нет. Обняла внезапно, прижалась. Такая хрупкая, теплая, чистая. Бережно приобнял в ответ, боясь повредить как-то.

— Вы мне тоже… — почти не слышно прошептала. — Мистер Реддл, я вам должна сказать… Вы… я… Вы мой… — хотела сказать про выбор, да не решилась. А вдруг не так поймет и решит, что на самом деле любви к нему у нее нет. А она ведь есть, есть же… Наверное… — Я вас люблю… — выпалила и сама испугалась. Вот уж точно нескромность! И что теперь?.. Кто за язык тянул?

Не ответил ничего, лишь притянул к себе чуть ближе, склонился и коснулся губами губ. Ответила. Губы у него теплые, чуть горьковатые, совсем как в мечтах…

И ведь правда, выбор сделан и жалеть о нем даже странно, не то что глупо. Зря она противилась так… И ему она нравится! Впервые за долгое время девушка осознала, что она счастлива. Почти без оглядки, просто, по-человечески, счастлива...

— Поступила! — с таким радостным возгласом Розалина подлетела к Реддлу, заходившему в коридор, отданный аврорату в Министерстве. Это было начало августа, и девушка только что прошла вступительные испытания и была принята на курсы авроров. Вместе с еще четырьмя молодыми людьми. Ежегодно на мракоборца поступали три-пять человек, эта работа считалась важной, полезной и достаточно уважаемой, и порой приходили даже маги, окончившие школу несколько лет назад. Чтобы тоже учиться на аврора… Правда, не все заканчивали курсы, поэтому реально пополнялся состав аврората примерно тремя четвертями из числа поступающих на трехлетние курсы… И, случалось, взрослые и опытные авроры погибали при исполнении заданий или получали такие раны, что выходили в отставку. Так или иначе, желающие тут работать молодые волшебники никогда не были лишними… — Я поступила! Первая валькирия в Англии, которая захотела стать мракоборцем. Мне так мистер Грюм сказал. И поздравил с тем, что поступила. И ему, и мистеру Скримджеру понравилось, что валькирия хочет стать аврором… И… — затараторила девушка, одетая в поношенные джинсы и свитерок с геометрическими фигурами. Реддл молча смотрел на нее, ожидая, пока поток ее слов закончится. Она еще довольно долго тараторила, вприпрыжку поспевая за ним, про то, какие чары ей пришлось применить на испытаниях, и как она сначала плохо атаковала мистера Грюма, а потом представила, как он обижает маглов, и атаковала так, что он и щитом закрыться не успел… И как ее потом после неудачи еще почти час испытывали на атакующие заклинания… Но в конце концов все-таки приняли…

— Роззи, — уже дойдя наконец до кабинета Скримджера, остановил ее Реддл. — Я очень рад, что ты поступила, правда. Значит, и я буду тебя учить, — он оглядел коридор, непривычно для аврората пустой, и притянул ее к себе, поцеловав в макушку. — Но сейчас мне очень нужно поговорить со Скримджером, я только что вернулся с одного очень важного допроса. Ты сейчас домой?

— Ну… Я хочу маме и папе похвалиться, что меня взяли, так что да. А что? — она чуть порозовела, быстро огляделась и две хрупких ручки обвили талию мужчины.

— Я после семи сегодня буду свободен. Если хочешь… — рука скользнула по ее щеке. — Как насчет небольшой прогулки и более подробного рассказа о твоих вступительных испытаниях? В Гайд Парке…

— Хорошо, мистер Реддл, к семи буду около Министерства, — два больших карих глаза смотрели на мужчину с выражением непередаваемой нежности. Что-то светилось в глубине их, и с каждым июльским днем разгоралось все больше. Реддл стал привычным гостем в доме Браунов, посещая Брендона и подготавливая Роззи к испытаниям… И хотя ее родителям еще ничего не говорили, о том, что отношения уже начались, они, зная, кто такая их приемная дочь, понимали, что происходит что-то необычное и что отношения Розалины и Тома потихоньку переходят в стадию чего-то большего, чем дружеская симпатия друг к другу. И, учитывая, что Реддл был выбором Роззи, это было естественно и препятствовать этому было невозможно. Лили и Брендон и не препятствовали… Ирма же и Джессика в этом году прибывали только в начале августа. И пока еще не прибыли.

— Томас, — легонько чмокнув ее в кончик носа, прошептал мужчина. Он уже больше месяца приучал ее звать его по имени, но девушка упорно продолжала все же называть его «мистер Реддл». Хотя оговорки «Томас» и «Том» у нее случались все чаще… — Ты уже можешь называть меня Томас…

— Да, конечно, — робко улыбнулась валькирия. — Значит, в семь буду около входа в лифт, — Розалина, приподнявшись на цыпочки, чмокнула мужчину в щеку и убежала в противоположную сторону, чтобы отправиться домой и обрадовать родителей приятными новостями. Реддл, со вздохом посмотрев вслед быстро удалявшейся спине, постучал в дверь кабинета Скримджера и, получив разрешение, скрылся внутри.

Розалина же со всех ног поторопилась к лифту наверх, в Атриум, откуда и собиралась отправиться домой. И, скользнув между закрывающимися перед ней дверьми, лицом к лицу столкнулась с молодым парнем в министерской мантии. Его длинные черные волосы были слегка растрепаны. Серые глаза скользнули по ее порозовевшему лицу. Руки крепче прижали к груди толстую папку с бумагами. Двери закрылись.

— Тони…

— Тебе куда? — проигнорировав ее едва слышный голосок, осведомился юноша.

— В Атриум. Я домой. Только что поступила на аврора, — она улыбнулась, не решаясь поднять на него глаза.

— Мне туда же. Устраиваюсь на работу, в Надзор. Пока что секретарем, ну а там и инспектором стану, — отозвался парень. Розалина отвернулась, чувствуя, что на глаза наворачиваются слезы. Целый месяц не виделись и даже писем друг другу не писали, но стоило увидеть снова — странно защемило в душе, словно что-то болело там, за прочно уже поглотившим ее даром. Что-то искреннее, человеческое, ушедшее навсегда. Ушедшее, но почему-то проявляющееся снова… Наложенные Анной чары делали свое ужасное дело, до конца не отпуская чувства Розалины, которые обязаны были пройти, но оставались.

— Это хорошо, твоя мечта сбудется, — улыбнулась Роуз. Вымученно. Антонин мягко взял ее за теплую ладонь. Лифт остановился и зашел кто-то еще, мужчина с тощей рыжей бороденкой и в очках.

— Я тебя поздравляю! — улыбнулся Долохов. Розалина посмотрела на него, в карих глазах блеснули слезы. — Ты же всегда мечтала поступить, и вот поступила! Кстати, ты сильно занята? — он чуть не уронил папку, которую продолжал прижимать к себе второй рукой. — Может, пообедаем и новостями обменяемся? Целый месяц не виделись!

— Ну… — лифт остановился и зашли две полненьких женщины в синих мантиях. Розалина отступила в сторонку, чтобы не столкнуться с ними. — Я хотела маме и папе сказать, что… И уже пять вечера… — забормотала она. Ей хотелось поскорее порадовать родителей, чтобы к семи успеть вернуться, ведь ее будут ждать. — И я очень устала, испытания все пришлись на сегодня, с семи утра тут, — выпалила она. Довольно громко, так, что женщины и мужчина с любопытством покосились на девушку в магловской одежде с золотой цепочкой на шее. Роззи осеклась и замолчала.

— Ну да, понятно, — грустно усмехнулся Долохов. — Ну а… как твой выбор поживает? — валькирия вздрогнула. Она ждала этого вопроса и боялась его. Боль снова вспыхнула внутри, вместе с осознанием того, что она испортила ему жизнь. Что он ведь ее все еще любит и будет любить…

— Нормально, — буркнула себе под нос, снова отвернувшись, и высвободила руку. — Даже хорошо, — Атриум! Наконец-то! Посмотрела на множество каминов и фонтан как на родник посреди пустыни. Спасение! Не придется при этих министерских важных волшебниках краснеть и объясняться на тему того, что произошло между ними. Того, что осталось в прошлом и о чем объясниться было уже просто нельзя, этого больше не было…

— Ну… Тогда… — вышел вместе с ней из лифта и зашагал к камину. Плечи опустились под мантией, рука, которой он держал ее за руку, безвольно упала. В глазах застыло выражение боли… — До встречи, как-нибудь столкнемся, может…

Не выдержала и коснулась его локтя, быстро отдернув руку. Сердце сжималось в комочек, хотелось провалиться под землю. Страшно, стыдно и больно. Больно — главное из ощущений… За него и за себя, что пришлось так сделать. И за мистера Реддла, ведь он так и не знает, что ее выбор, так и не решилась сказать правду, да и как такое скажешь? Как объяснить? Как объяснить, что за любовь такая, что ее свыше отвели. Вдруг решит, что она его не любит, и отвернется. И исчезнет… Как потом, ведь к нему так тянет… Ведь он — выбор. Человек, которого она всю жизнь будет любить, потому что он для нее… Особенный. Ведь валькирии любят не каждого, влюбляются лишь раз, в выбор. Вот только к Тони у нее было что-то, и она думала, это была любовь… Валькирии влюбляются лишь раз, и это может быть Долохов. Но это ничего не меняло и делало еще больнее… Тогда это значило, что она никогда не полюбит. Уже влюбилась, но выбор ей сделали другой… И этого — не исправить.

Розалина не знала, любила ли его, и сомневалась, что любила. Но сомневайся она или нет, выбор был другим. И то, как замирало сердце, когда он прикасался к ней, то, как часто она вспоминала за это время их первый поцелуй, то, как часто она, обняв подушку, думала о нем, предвкушая, что скоро он снова заглянет в гости и она увидит его и услышит, и украдкой, быть может, сумеет прикоснуться к его губам своими… Все это наводило ее на мысль, что она полюбила все же его, ведь поцелуи и касания Антонина были ей приятны, но нежности в сердце не вызывали. И сердце и дар согласны были с этими рассуждениями. Но что-то иное, и как будто чужое, в голове шептало, что она его любила и любит, заставляя ее сомневаться и не знать, так ли это. И держать его, не отпуская до конца. Она не давала обещаний, понимая, что их не может быть. Но не могла, хотя хотела и пыталась, сказать твердое «нет». Что-то внутри мешало, и девушка никак не могла понять, что же… И отказать не могла. Вот и сейчас, язык словно сам собой двигался и действовал, ей не хотелось, а язык действовал:

— Знаешь, давай в субботу в полдень в «Трех Метлах» посидим? Как раз и поболтаем…

— А твой выбор не будет против? — усмешка, но усмешка болезненная, вымученная.

— Не будет, — постаралась сказать уверенно, чтобы не показать, что сомневается в этом. Вроде удалось. На том попрощались и разошлись по домам.

* * *

Семь часов и одна минута. Небо хмурится, как назло. Розалина повела худенькими плечами в нелепом свитере с ромбами и кружочками, обходя полукругом старую телефонную будку.

Из нее выходили волшебники и волшебницы в мантиях и плащах, оглядывались кругом и трансгрессировали. Некоторые спрашивали, что Роуз тут делает. Пришлось немного обманывать, хотя делать это она никогда не любила. Говорила, что ждет папу, ее саму, и это было хорошо, пока не узнавали. Но…

— Роуз… — мужской голос раздался над ее ухом. Всего пять минут тут, а отвечать на вопросы пришлось уже раза три. А теперь ее еще и по имени назвали. Обернулась, делая вдох и краснея. Натан. Джессика в черной мантии стояла рядом с мужем, поправляя прядку распущенных волос. — Ты чего тут делаешь в семь вечера? — Натан, оглядевшись, втянул жену и ее сестренку в углубление стены ближайшего здания, чтобы скрыться от маглов, поскольку супруги Дафт были в мантиях. Роуз встала перед ними, еще больше загораживая.

— Привет, — пробормотала она. — Я… Я на аврора поступаю… Результатов жду… — покраснев от кончиков ушей по мизинцев на ногах, замямлила девушка. Джесс фыркнула.

— Роуз, я твоя сестра и вижу, когда ты начинаешь пытаться обманывать. На самом деле ты что тут делаешь?

— Результаты тебе еще пару часов назад должны были сказать, — добавил Натан.

— Жду. У меня сегодня встреча… Вы к нам скоро?

— В субботу вечером. Ирма когда прибудет? Не писала?

— Собираются в воскресенье, они все приедут, наверно… — улыбнулась, подумав было, что неприятные расспросы окончены. Но те и не думали кончаться.

— Это хорошо… А с кем встреча? — с любопытством спросила Джессика. Розалина только горестно вздохнула, обманывать не хотелось, но разве можно рассказать, с кем? Как-то неловко семье рассказывать, какие у нее теперь отношения с Томом. Да и… Не за углом склада какого-то это делать же! От необходимости что-то говорить избавила мужская тяжелая рука на плече и голос, послышавшийся над самым ухом.

— Добрый вечер, мисс Браун. Добрый вечер, миссис… — Том на пару секунд замолчал. — Дафт и мистер Дафт. — Он не был на свадьбах старших дочерей Браун, но на камине в гостиной стояли две красивые рамки со свадебными колдографиями Ирмы и Джесс. За время частых визитов к Брауну, которые он раньше не делал, общаясь с Брендоном в Министерстве и посещая Хогсмид и Косой Переулок, Реддл поневоле запомнил старших сестер. Тем более, что теперь было для него крайне удивительно, Ирма, Джессика и Розалина были чем-то похожи. Темно-каштановые волосы и карие глаза. У всех троих. Но вот лицо у Розалины было совсем другим, и теперь Реддл понимал, почему. Однако что-то неуловимо общее у них все-таки было.

— Добрый вечер, мистер…

— Реддл, — подсказала Розалина нахмурившейся Джессике. — Это папин друг, аврор. Я ждала мистера Реддла, он обещал…

— Я занимался подготовкой мисс Браун к поступлению, иногда получалось вечером вырваться к Брендону. Вот сейчас Розалина обещала рассказать мне, как прошли испытания, может быть, дам напоследок еще парочку советов, — Реддл пришел на выручку покрасневшей еще больше девушке. На нем была кожаная куртка и брюки, что и помогло еще лучше закрыть Джесс и Натана в их мантиях. Еще минут пять любезничаний с обеих сторон и супруги Дафт отбыли домой. Реддл же повернулся к Розалине, притянув ее к себе за талию. Бережно. Словно она была хрупкой веточкой и он мог легко ее сломать.

Роззи не была первой женщиной в его жизни, но она была первой, к кому было такое нежное и бережное чувство. Первой и единственной женщиной, которой удалось заставить опытного аврора и сурового человека вести себя как мальчишка, смущаясь и радуясь простым прикосновениям руки к щеке и легким поцелуям. Из-за этого-то странно бережного чувства он довольно долго молчал, до самого ее выпускного, боясь, что исчезнет что-то легкое и неуловимое между ними. Но все же не выдержал в ночь выпускного и не жалел об этом… Как оказалось, его чувства к ней, которая на момент первой встречи была совсем школьницей, были ответны. Вот и сейчас… Девчонка, совсем еще девчонка, всего восемнадцать лет. И все же в ее чистом и неунывающем, добром характере было что-то, делавшее ее особенной, выделявшее из других молоденьких девушек. Что-то такое, в чем в ней, в каждом движении и слове, проявлялся дар.

— Может, стоит рассказать твоим близким? — они трансгрессировали в парк, когда Томас задал этот вопрос. Розалина пожала плечиками.

— Я просто… Давай позже? — она чуть порозовела. — Я боюсь… — призналась девушка. Так и было, она на самом деле много чего боялась. Что мама, папа и сестры его не примут, боялась признаться, что он ее выбор, боялась потерять эту лишь только начавшуюся любовь, делавшую ее такой счастливой…

— Глупышка, — мужчина остановил ее, обнимая за талию одной рукой, второй перебирая длинные густые волосы. — Мама и папа поймут, я уверен. Хотя я и сам не понимаю, что во мне тебя так привлекло…

— Ты хороший, — Розалина прошептала это, пряча лицо где-то в районе его груди. — Валькирии любят только тех, у кого хорошее сердце, но кто сам себя удерживает от жизни и радости. Мы призваны такое исправить, — она сделала вдох. Он был ее выбором. Но не скажет же она ему прямо: «Тебя мне выбрали»… Нужно было хотя бы подготовить к этому. Да и обязательно ли ему об этом знать?

— Ты обещала рассказать, как прошли вступительные испытания, — заметил волшебник, чуть отстранив ее.

— Да. Мистер Реддл, — начала было девушка, однако Томас возмутился:

— Ты только что обращалась ко мне на «ты». Роззи, хотя бы наедине можешь уже называть меня по имени! — покачал он головой. Кивнула.

— Извини, — и, словно выдавливая из себя, пробормотала. От непривычки называть его так вслух голос дрогнул. Про себя она уже давно называла его «Том», еще после Пасхи, когда окончательно приняла то, что она любит его. Но вслух так называть пока ей случалось только в виде оговорок. И вот теперь пробормотала: — Том. Так вот… — она медленно прогуливалась вместе с ним по многочисленным дорожкам и аллеям парка, однако почти ничего вокруг не замечала, увлеченная рассказом. Реддл внимательно ее слушал, и в самом деле критикуя и давая советы и наставления. Так или иначе, а когда они сели на скамейку с красивой резной спинкой, уже начинало немного смеркаться. Поднялся ветерок и листья зашуршали, как будто шепчась. Роззи замолчала, прислушиваясь к их шелесту.

— Я люблю шорохи леса, — заметила она. — У нас вокруг городка растут леса, и хотя наш дом на отшибе, он ближе всего к лесам. Я часто туда ходила в детстве по вечерам. Там как-то… уютно…

— А в домике, где я живу, то есть рядом, озеро. Маленькое, грязное и неприятное. Оно все тиной заросло. Говорят, мертвое… — Розалина задумчиво подняла на него большие глаза.

— Ты всегда там жил?

— Нет, когда я родился, мама снимала небольшую комнатку в одном доме, где было очень много других жильцов. Потом она работала в трех местах, мы купили крошечную квартиру, с одной комнатой и кухней… Как то углубление, где прятались твоя сестра с мужем… А до этого мама жила с моим папой, у них был хороший дом…

— А что с ним случилось? — заморгала девушка. — Где он теперь?

— Не знаю. Он бросил маму до того, как я родился. Она… Он был красавцем, на маму и не глядел, и она напоила его Амортенцией или чем-то вроде этого… Поила долго, много лет, но когда узнала, что ждет меня, решила, что… Что за столько лет он ведь ее полюбил и он же не бросит ребенка. Она перестала давать ему зелье.

— И что же? — сглотнула Розалина. Томас мрачно пнул ногой камушек.

— Она ошиблась. Как только действие зелья прошло, он ушел от нее. Потом родился я и мама до самой смерти растила меня одна. Она ушла, когда мне было семнадцать, осенью. Я был на последнем курсе. А летом до этого и рассказала об отце… Она сказала, я на него похож, — горько усмехнулся мужчина.

— Он был волшебником? И мама тоже?

— Отец — магл. Мама была сквибом. Ну а где он теперь, не знаю… Она его тринадцать лет поила… — он развел руками. — Видимо, как у сквиба, зелье не накапливало эффекта.

Розалина сочувствующе смотрела на него огромными глазами и нежно гладила по плечу. В ее глазах заблестели искорки слез сопереживания.

— Это так… неприятно… Простите, то есть прости, что спросила… И теперь ты остался совсем один… — покачала она головой. — Ну… У меня есть еще сестры, кроме мамы с папой. Совсем одному, наверно, очень трудно.

— Было трудно, — поправил Томас. — Мне было трудно. Но теперь есть ты… — девушка опустила глаза, носком кроссовка рисуя на земле какие-то узоры. — И, если честно, я счастлив… — Розалина украдкой посмотрела на него, уголки губ чуть приподнялись. А небольшая ладошка легла поверх широкой теплой ладони.

— Уже поздно, — вздрогнула она, осознав, что начинает темнеть. — Мне, наверно, пора домой… А то мама и папа будут волноваться.

— Ну, в таком случае, до воскресенья, — улыбнулся Томас. — В воскресенье загляну к твоему папе, мы идем ловить рыбу. Ну и Лили пригласила меня на ужин…

— Тогда я уже жду воскресенья, — Розалина поднялась на ноги и робко обняла его за плечи. Мужчина сидел и валькирия сейчас была немного выше. Склонившись к его макушке, Розалина очень бережно поцеловала ее, неловко, все еще не веря, что он любит ее. Ей казалось, что этого не может быть… Что это просто наваждение, и оно вот-вот исчезнет, и окажется, что она еще в Школе и ей пора бежать на уроки. Но все-таки в ее глазах снова и уже совсем ярко вспыхнули те самые искорки, что впервые появились, когда она только-только увидела этого человека. — Томас… — прошептала она. — Красивое имя…

— Розалина — еще красивее, — отозвался аврор. — Ладно, Роуз, тебе и правда уже пора. Поздравляю с поступлением! — он встал со скамейки и деловито пожал ей руку. Ладонь была теплая, шершавая и в то же время нежная. Девушка не сдержала улыбки. Нежный поцелуй, неуловимый, легкий, трансгрессия и вечер в гостиной небольшого уютного домика, в обнимку с папой, распевающим все похабные пиратские песенки, которые только вспомнил, за бутылочкой сливочного пива, и повторяющим много раз, как гордится младшей дочкой. Поступила на аврора! Это — успех… А мама с клетчатым платочком то и дело промокает глаза. Розалина — гордость семьи, умничка и сокровище… Даже неуютно… Но все-таки по-семейному тепло и спокойно. И с ним — так же. Как второй папа, сильный, умный, уютный. Почему-то совсем не страшно и хорошо… Только одно пугает — нужно сказать, что он ее выбор. Страшно, ведь может не понять, и это волшебное что-то, что зародилось и еще только крепнет для них, исчезнет. Растает. Поэтому молчала и ждала момента, когда он сможет ее понять. А сможет ли? Если нет, она ничего не скажет, не надо это знать… Но и обманывать сложно, она не любит врать. И не умеет. Сказать придется, но это позже, потом, когда-нибудь. Не сейчас…

* * *

— А ну-ка давай рассказывай, что это мы тут пропустили, а? У тебя появился наш будущий зять? — Ирма, хитро глядя на младшую сестру, буквально затолкала ее в комнату, как только за Реддлом закрылась дверь дома Браунов. Натан и Тадеуш громко, на весь дом, обсуждали в гостиной какие-то странные решения польского и британского магических министерств, Брендон вставлял комментарии. Лили со вздохом увела малышей погулять перед сном, когда стало понятно, что разбушевавшихся мужчин уже не остановить быстро. Мистер Реддл урезонивал их добрых полчаса, пока еще оставался. Но куда там? Тадеушу и Брендону невозможно было закрыть рот, а Натан, попадая в их общество, менялся на глазах и из рассудительного мужчины превращался в болтливого и крикливого Брендона номер два… Мистер Реддл… Невольно улыбнулась, подумав, что снова назвала его по привычке. Томас, конечно. Том. Ее Том…

— Вот знала я, когда мы тебя в Министерстве встретили, знала! Не просто ты его ждала, маленькая хитрюшка! — Джессика с победной улыбкой принялась щекотать младшую сестру, к чему с радостью присоединилась и Ирма. — А ну-ка рассказывай сестрам, мы хотим знать все!

— Да. Джесси права. Мы хотим знать все-все-все! Как вы познакомились?

— Он к папе пришел, вы… Они рыбу ловили… Натан же с ними ходил… — бормотала Розалина, уворачиваясь от развеселившихся молодых женщин. Запрыгнула с ногами на кровать и закрылась подушкой. Как щитом.

— Мы все видели. У тебя глаза блестели! Светились. И улыбались вы так… Мама с папой не знают, что ли?

— Ну… — Розалина горестно смотрела на Ирму, усевшуюся на старенький стул, и Джессику, с ногами забравшуюся на кровать. Джесс с коварной улыбкой наставила на сестру волшебную палочку.

— Он твой выбор? — с любопытством, даже не скрываемым, поинтересовалась Ирма. — Да? Как это… Расскажи, Роуз, это же так… необычно…

— Выбор, — Розалина уселась на кровать, скрестив ноги. — Ну, я Джесси уже рассказала зимой, и тебе писала, — посмотрела она на Ирму. — Что я сама запуталась и не знала, как мне… Вот. И про предложение тоже.

— Он тебе уже предложение сделал? — Ирма чуть не упала со стула и удержалась только смешно замахав руками. — Но мама и папа же не знают…

— Да не он, — Розалина закатила глаза к небу. — Тебе так и хочется меня замуж отдать? — женщина закивала, убрав за ухо прядку темно-каштановых волос. — Зачем?!

— Платье красивое тебе будем выбирать, а я это люблю. Торт вкусный будет. Ты замуж выйдешь. А мы — повеселимся. Я и Джесс. Вот. А, и еще я люблю на свадьбах всякие вкусности кроме торта пробовать.

— Ну а я хочу еще одного племянника, Майкл и Ядвига уже подрастают. И тебя в нарядном платье. И колдографию нас с тобой потом пришлешь… И…

— Хватит! — простонала Роуз. — Я пока замуж не выхожу, меня не звали. Предложение Антонин делал, я говорила… — молодые женщины обменялись быстрыми взглядами. Роззи сидела с опущенными плечами, почти безучастно глядя на стену рядом с Ирмой. Джессика подвинулась ближе и обняла ее.

— Ну… В любом случае рассказывай. И выговоришься, и про выбор нам правда интересно. Сестра-валькирия — это прекрасно!

— Ага, — Розалина чуть-чуть улыбнулась. — Ну, как встретились, вы и так знаете, он расследовал дело с Миртл. А я помогала… — до глубокого вечера девушка рассказывала то, что произошло с ней за последний учебный год, начиная от происшествия с Василиском и заканчивая выпускным, когда ее впервые поцеловал он… В ее глазах то блестели слезы, то загоралось что-то светлое, волшебное, что и выдало ее сестрам и выдавало родителям, которым Роззи пока стеснялась рассказать… А еще она вдруг отметила, что голос перестал дрожать, когда она называла Антонина другом… Отвыкла за почти год так называть его. Ведь сейчас могла бы называть совсем по-другому. Могла бы. А хотела бы? И снова странная определенность, и эти мысли. Как будто чужие. Но ведь ее же, ее. Что происходит?!

Он расспрашивал вчера, что же все-таки случилось между ними и может ли это как-то вернуться. Есть ли шанс. И хотелось сказать «нет», твердое, чтобы отрезало и мысли о шансе, но вот только… Опять не получилось. Вот уж и правда какая-то напасть, и не отделаешься.

Ирма и Джесс и жалели сестру, боясь и представить, какой ужас она пережила. Она хоть и писала им, и рассказывала коротко, но сейчас все услышать, подробно, было страшно. И в то же врем радовались за нее, видя, как светятся ее глаза в присутствии Реддла и как она радостно улыбается. Они не знали, что такое выбор и насколько это любовь, но видели, чувствовали, что сестра счастлива, и искренне этому радовались…

Ну и, конечно же, все гости и жильцы дома все выходные то и дело поздравляли ее с поступлением на аврора. Сбылась ее мечта… И за последние несколько дней до того, как она пойдет учиться — курсы начинались с середины августа — Браунов посетили близкие друзья, дальняя родня со всех немыслимых уголков Англии, Уэльса и континента, просто друзья. Которых у общительной семьи было множество. И даже знакомые, которых у Браунов было еще больше. Для полноты картины в последний вечер перед ее выходом на новое обучение прилетел Совет Десяти Валькирий в полном составе и радушно поздравил свою сестру с успехом… У Розалины от обилия поздравлявших ее людей голова постоянно кружилась и девушка, скромная и не привыкшая к такому вниманию, все сильнее и сильнее смущалась…

Единственным, пожалуй, чья радость не заставляла краснеть и говорить, что тут заслуги-то ее нет, это мистер Скримджер и мистер Грюм ее приняли, решили, что у нее получится, если тренироваться, был Майкл. Его наивная детская радость и то, как он, вприпрыжку бегая около Роззи, напевал, что «Розалина будет аврор, Розалина будет аврор!» вызывала у Роуз улыбку и поднимала настроение. Постоянно, однако, в глубине души омрачаемое тем, что случилось тогда у нее и Долохова… И что, хотя она должна была и хотела прервать это, все еще продолжалось. Игра длиной в долгие годы лишь началась и остановить ее было не в силах Розалины. Быть может, по-настоящему остановить ее не смог бы даже единственный игрок этой партии. Толчок к цепочке роковых событий был дан… И свершение их оставалось теперь делом времени…

* * *

Октябрь принес дожди, туманы и холод. Розалина, ежедневно, кроме воскресенья, посещавшая курсы, одевалась все теплее с каждой неделей, уже натягивая на себя по утрам по два свитера и тепленькую куртку, подаренную в августе Джессикой и Натаном. С ними, кстати, она иногда пересекалась в коридорах и лифтах, и начинала еще больше чувствовать, что и она теперь тоже в Министерстве, и будет скоро тут работать...

По субботам после обеда, когда у нее кончались Зелья, тут, в аврорате, длившиеся полдня (а она-то думала, что школьного курса аврорам почти хватает), она ходила в Хогсмид, хотя сама и понимала, что не стоит этого делать. Но, как ни старалась она заставить себя прекратить эти встречи с Антонином и не писать ему, пусть и редко, раз в месяц, но руки и язык как будто сами действовали, без ее участия. Как чужие… Но сегодня был понедельник, ее новая учеба заканчивалась только в семь, и Розалина от усталости еле шла по коридору к лифтам. Мистер Скримджер вел занятия лично, и сегодня они учились отражать атаки со спины, невербальные… А она, как назло, никак не могла собраться… В голову лезли какие-то странные мысли, даже непонятно, о чем… Как будто бы предчувствие чего-то странного, а может быть даже страшного, в будущем. Но такие смутные и размытые, что за привычную для валькирий интуицию принять их было не то что невозможно, а даже глупо.

Порылась уже у самых лифтов в карманах и тяжело вздохнула — Летучего пороха нет, кончились запасы, а купить пока не на что. Она старалась не тратить больше тех денег, что получала на карманные расходы, сумма и так выходила приличненькая. Учитывая еще, что Джесс и Ирма помогали родителям. Но до ноября оставалась целая неделя, а денежку она возьмет только в начале ноября… А если купить Летучий порох, то не останется ничего на ингредиенты, а их тоже мало и они к концу недели могут быть нужны…

Трансгрессировать придется, не совой же через половину страны лететь, а в голове все еще путаница и сумбурность, мистер Скримджер отметил и ругался, что никак не сосредоточится. И правильно ругался, если бы он был темным магом, он бы ее раза три за испытания только убил, не считая многочисленные повреждения, которые мог бы нанести. То есть как сказать убил… Валькирию можно было убить точно так же, как и любого другого человека, с одним отличием. Она в большинстве случаев не погибла бы сразу, перед смертью валькирия должна была отдать дар. За исключением, конечно, тех случаев, когда от нее останется что-то уже никак не способное жить… Тогда дар, как считалось, исчезал, и когда назначали новую валькирию, наделяли вновь рожденным даром. Хотя Розалина не знала, случалось ли такое когда-нибудь. Но и бессмертие было невозможно. Если она была убита, это сопровождалось такими муками и болью, что она готова была расстаться с даром и уйти. Передав его, конечно, в достойные этого руки…

— Роззи, стой, — окликнул знакомый голос. Придержала лифт и Том, в мокрой мантии и с влажными темными волосами, нырнул внутрь. Поехали наверх… — Ты домой?

— Да, трансгрессировать придется… А почему ты мокрый? Там дождь? И ты же не с улицы…

— Это у нас с Аластором вышел не совсем удачный эксперимент, дождь в кабинете пошел, пустяки, — улыбнулась и щелкнула пальцами, высушив одежду. Посмотрел с благодарностью, как когда-то Антонин. Опять вспомнился, и так не кстати… От осознания какой-то неправильности этого и ненужности кольнуло в душе.

— Так лучше, правда? — взяла за руку. В лифт вошел мистер Стайлс, из отдела магического хозяйства. Лысый мужчина лет пятидесяти, полный и с щетиной на щеках. Вздрогнула, но руку Тома не отпустила, хотя мистер Стайлс был знаком с папой лично и иногда даже приходил в гости. Пора уже рассказать все родителям, пора. Том, быстро оглядев Стайлса, крепче стиснул ее руку в своей и притянул чуть поближе.

— Да, так лучше, — улыбнулся ей, ласково, уголками губ. Стайлс с любопытством их разглядывал, но молчал, что радовало девушку. Не надо будет объяснять, почему же она тут с мистером Реддлом за руку едет… А вот родителям надо теперь признаться, пока мистер Стайлс не опередил, а то нехорошо получится, и неправильно… Вот и Атриум. Выскочила, потянув за собой Тома. Как будто убегала от какого-то страшного чудовища, и пошагала к выходу. Но не успела и шагов на десять отойти, как Том ее остановил. Голова от этих странных мыслей закружилась, и никак не сосредоточится… А трансгрессировать вот так вот, в таком вот состоянии, очень страшно, расщепить может, а валькирии сами себя лечить не умеют. Не сразу расслышала и поняла, что Томас ей говорит.

— Роззи, — потряс за плечо. — Ты хорошо себя чувствуешь?

— Не очень… Устала ужасно, а завтра к шести, а дома сейчас гости, дальние родственники, шумные… — зевнула, прикрыв рот ладошкой. — Боюсь трансгрессировать. Отведешь домой?

— Брендон и Лили как-то обмолвились, что если будешь уставать и поздно освобождаться, можешь переночевать у меня, как друга семьи. У меня две комнаты, не бойся, — улыбнулся, заметив, что Розалина открыла было рот. — Так что ничего плохого они о нас не подумают, тем более сами разрешили. Правда вот у меня… Есть, наверное, нечего… Я готовить не умею…

— Я приготовлю что-нибудь, — улыбнулась девушка. — Ну, не знаю… Это как-то невежливо и… А вдруг они неправильно поймут? И…

— Нам и так все рассказывать придется, — вздохнул. — А то вместо нас Стайлс расскажет. Я давно предлагаю, тем более, — за время разговора вышли из Министерства, Том взял ее за руку и трансгрессировал вместе с ней на крыльцо старого деревянного дома. И завел внутрь, смутившись пыли и грязи, царивших снаружи. Внутри тоже было довольно пыльно, но все-таки почище… — Ну вот, живу тут, — зажег лампу в холле размером с небольшую каморку и пожал плечами. Розалина осмотрелась. — Купил чуть больше двух лет назад, продав квартиру. Он немного побольше… — рассказывать, зачем продавал квартиру и покупал дом, не стал. Не стоило ей знать, что он его купил, когда вроде бы начал встречаться с одной женщиной… Они быстро разошлись в разные стороны… Но рассказывать Розалине о тех, кто был раньше, язык не повернулся бы… Не хотелось обижать, заставлять ревновать и просто как-то показывать, что она — после кого-то. Конечно, она не подаст вида, не устроит скандал — кроткая, тихая, спокойная Роззи на такое просто не способна. Но все же будет переживать, думать об этом…

Она не после кого-то, она одна. И теперь так и будет.

— Ну… уютненько… — осмотрелась и выдавила улыбку. Поглядел на ботинок, валяющийся под вешалкой. Да уж, ничего не скажешь, уютненько. Главное на кухню первой не пускать, не показывать же грязную посуду. Чище всего — в гостиной… Даже можно сказать чисто, только вчера убирался. В спальне тоже, но не отправишь же туда молоденькую валькирию… Не поймет, испугается. А пугать не хочется. — А где кухня?

— Погоди минутку, — отвел в гостиную и нырнул на кухню. С утра торопился, чашка из-под кофе грязная, крошки на столе от хлеба… Но не так плохо, как боялся. Пара взмахов палочкой и все чисто. Вот теперь можно звать Роззи…

* * *

…Яичница с беконом пахла очень вкусно и ароматно. Больше ничего в холодильнике холостяка-аврора не нашлось, гости тут были явлением редким, а хозяин привык питаться на скорую руку. Но сейчас и свежезаваренный чай, и яичница были настоящим объедением. Ел медленно, наслаждаясь вкусом и запахом. Роззи, снявшая оба свитера — в доме было довольно-таки тепло, в гостиной горел камин, а на кухне Розалина только недавно готовила, — сидела в простенькой серой блузке без узора, со строгим воротничком, и темных джинсах, пряча под столом ноги в противного зеленого цвета носках… Почему их купили, она уже и не помнила, но носить их тоже пришлось. Девушка уже съела свою небольшую порцию и пила вкусный чай, ей же и заваренный, с сухими бисквитами. Ее настроение и самочувствие улучшилось, но идти домой теперь было уже немного поздновато — десятый час вечера. Мама и папа догадаются, где она, конечно же, раз разрешили. Тем более они и самой Роззи говорили то же самое. Вот и довелось воспользоваться разрешением.

Чистых полотенец нашлось прилично, выбрала самое большое и скрылась в душе, заперев, конечно, дверь. Даже не потому, что боялась, что Том что-то плохое ей сделает, а потому, что так — вежливо и принято, а ее воспитывали строго. Папа всего один раз позволил себе при ней петь похабные песенки… Магловские причем… Да и то недавно, и она уже взрослая. Ну а раз так принято, значит, так и надо делать…

После душа вышла снова в джинсах и блузке, в зале уже диван был застелен простенькой простыней, старой подушкой и тонким одеялом. Поблагодарила и нырнула под одеяло, под которым и сняла блузку и джинсы, аккуратно навесила на спинку. Помять не хотелось, еще целое завтра в них ходить… Том улыбнулся, потрепал по волосам и нежно поцеловал в лоб.

Притянула к себе и поцеловала в губы, нежно, но по-настоящему, закутавшись перед этим в одеяло получше, чтобы маечку не было видно…

— Я люблю тебя, Роззи, — прошептал совсем неслышно, но сердце у нее замерло. Любит ее… Так вдруг захотелось прижаться к нему, закрыть глаза и не отпускать целую вечность… Ее выбор… Но ведь Наставница Оливия говорила, что она может полюбить свой выбор. И она полюбила. Как минимум, ей очень хотелось в это поверить…

— Я люблю тебя, — шепнула в его губы, проведя рукой по теплой и немного небритой щеке. — Томас…

— Спокойной ночи… — задул свечу, которая горела на столике в гостиной, и ушел, закрыв за собой дверь. Вскоре уснула, улыбаясь. Всего несколько слов и взгляд, и для счастья больше ничего не нужно… Он ее любит… И она его. Ведь любит же. Хочет любить…

* * *

— Розалина Аманда Браун! — папа с искренним возмущением на лице смотрел то на нее, то на Тома. — Что это все значит, девушка?! Я утром ничего не подозреваю, в саду убираюсь, тут сова прилетает от Стайлса. Мисс Браун, мол, с мистером Реддлом за ручку в лифте ехали и за ручку из лифта вышли… Почему мистер Стайлс это знает, а я, отец мисс Браун, нет?!

— Папа, мы хотели рассказать, но…

— Розалина волновалась и набиралась решимости, — влез Томас. И ойкнул, получив по рукам тыквой для Хэллоуина.

— Два аврора боялись рассказать, что у них отношения. Ну у нас и защитники магического порядка! — Брендон потряс жилистым кулаком. — Ну она ладно, ну ты-то… Взрослый мужчина! Аврор! Меня, старика, боялся что ли?! И не зря?! Вы чем там тайком от нас с Лили занимаетесь?! — гремел мистер Браун. Лили пыталась урезонить мужа, бегая вокруг него с успокаивающими жестами.

— Ну, за руку гуляли, и… мис… Томас меня целовал. И мы обнимали друг… Ну… — покраснела валькирия так, что обошла бы по красноте помидор.

— И ничего кроме! — перебил ее Реддл. — Мистер Браун, ну не думаете же вы, что мы могли… — мысленно он завязывал Стайлсу руки бантиком. Они трансгрессировали к Браунам сразу после занятий Розалины, вечером во вторник, но их уже ждали. Вечером Том отправил сюда Патронус, чтобы Браун не переживали, где младшая дочка. Но утром пришло письмо от не в меру активного друга семьи.

Брендон жестом отозвал Томаса в сторону и оглянулся на напуганную таким приемом дочку.

— Том, что у вас с ней? Только честно? Ну… ночевка…

— Она спала в гостиной, я в спальне. Не думаешь же ты на самом деле, что я мог бы… Брендон?

— Просто она совсем молоденькая, и я не хочу, чтобы ей было плохо или причинили бы вред. Не хочу, чтобы она пожалела, что выбор…

— Выбор?! — непонимающе уставился на него Реддл. — Что значит выбор? — Брендон осекся и замолчал.

— Ну, что она тебя выбрала и теперь с тобой… Ну и ты все же взрослый мужчина… — он закашлялся.

— У меня, вроде бы, есть голова. Я не прикоснулся к ней, кроме поцелуев. И мы хотели все рассказать. Иначе и Стайлс бы нас за ручку не увидел, правда? — усмехнулся он. Браун кивнул. — Обещаю и впредь не причинять ей вреда, никакого. Тем более… она же встречалась с тем мальчиком, Долоховым? — Браун поперхнулся и немного помолчал, прежде чем ответить.

— Можно и так сказать. Они… Ну, как у всех подростков, симпатия и такое все. Но случилось так, что они поссорились.

— Из-за меня…

— Да нет, так просто сложилось, — покачал головой Брендон.

— В любом случае, я обещаю, что ни словом, ни действием не заставлю ее пожалеть о том, что она со мной. Никогда…

— Ты ее любишь? — Розалина и Лили зашли в дом, а Брендон снова угрожающе покачал тыквой. Реддл кивнул, без улыбки, серьезно. И Брендон пригласил Тома внутрь, поужинать с семьей. И в дверях заметил, тихо, так, что слышал его разве что только Томас:

— Значит, малышке повезло… Больше, чем Вирджи. Валькирии влюбляются только один раз, Том. Помни это. Роззи любит тебя. И помни, что любит она тебя по-настоящему, как никого…

— Это невозможно забыть. Она первая, кого я по-настоящему люблю, — улыбнулся аврор. — И, думаю, это не изменится…

"Как знать…", — уже не вслух отметил улыбающийся Брендон, покачивая тыквой. — "Как знать… Когда она скажет про выбор, все будет зависеть только от тебя… А скажет ли, к слову?"

* * *

Еще четыре месяца промчались, как сон, курсы в аврорате, дом, переписка с Антонином, раз-два в месяц, и раз-два в месяц встречи на часок в Хогсмиде. А один раз даже позвала погулять и его, и новую приятельницу, сокурсницу из аврората. Почему-то хотела познакомить, вдруг хоть немного отвлечется, полюбит другую и не будет так страдать. Видеть его глаза не могла, больно. Сократила общение, как сумела, но совсем прервать не получилось… Видела, что мучает, что не отпускает до конца, но ничего не могла с собой поделать. Совесть грызла постоянно, отравляя жизнь и мешая быть счастливой. А счастливой ее делал он…

Мама с папой приняли новость, Джесс и Ирма порадовались, что она наконец созналась родителям (те и так давно все знали, как мама потом шепнула на ушко). Натан и Тадеуш приняли Тома на Рождество в круг мужей сестер Браун. Рождество отметил с ними, сидел совсем рядом и прямо как тогда, год назад, ни он, ни Роззи не могли есть пирог, которым угощала большую семью Лили. От воспоминаний о том, первом ужине здесь же, в гостиной. Когда еще они не были парой… Когда еще оба смущались и нервничали, и сомневались.

День рождения Тома, тридцать три года. Подарила красивую чернильницу-змейку, дорогую и удобную. Как намек на Тайную комнату. Он впервые обнял ее тогда и иногда она засыпала, вспоминая тот поход. То, как противилась выбору сначала, а потом поняла, что хочет его принять… И теперь не жалела…

Иногда оставалась ночевать у него, начались ночные тренировки и первые задания за пределами аврората. С опытными наставниками, конечно. И сил порой не было, чтобы сосредоточиться и представить дом. Хотя к нагрузкам все лучше привыкала. А иногда специально притворялась, что устала, чтобы можно было вечером посидеть на небольшой кухне с чаем и сухими бисквитами, слушая дождь или глядя в окно на то, как падает снег… И разговаривать. Рассказывала о себе и своем детстве, научилась упоминать Тони (а как без него? Они же были друзьями и остались ими для нее), так, чтобы голос не дрожал. Расспрашивала Тома о его детстве, которое, совсем раннее, пришлось на войну между маглами. Отца, возможно, призвали, но Томас точно не знал… Сам он ее не помнил, помнил только, что маглам тогда жилось тяжело и плохо, как и им с мамой. Фамилия у него была от отца. Его тоже звали Том Реддл. А второе имя — дедушкино, маминого отца. Марволо…

А иногда просто сидела, положив голову ему на плечо, смотрела на огонь в камине и отгоняла мысли прочь. В такие минуты была почти счастлива, но только почти… В глубине души все равно жило что-то, мешавшее быть счастливой.

Вот и в этот раз осталась, хотя была суббота. Дождалась его и пошли вместе. Джим, приятель Тома, тоже из аврората, по этому поводу съязвил что-то вроде: «говорил я тебе, отучится она и вы еще вместе покажетесь», на что получил от Тома уши в виде бантиков, оставленные Реддлом до понедельника в качестве назидания. В аврорате уже давно все поняли, но как-то с пониманием отнеслись, привыкли даже. Скримджер, правда, поначалу недоволен был, но занималась на курсах с таким усердием, что постепенно и начальник оттаял и даже заметил, что Роуз — одна из двух лучших студенток на ее курсе. Из четырех, один парень еще в ноябре ушел, он года на два раньше школу окончил. Не понравилось ему, сложно…

Поставила на стол тыквенную кашу, улыбнулась, вспоминая тыкву, которой им папа в октябре угрожал. И со спины обняли теплые руки.

— Ты меня балуешь…

— Просто я умею готовить и люблю это делать, — обернулась к нему лицом и нежно поцеловала в губы. — Давай ужинать, — совсем уже привыкла и в роль хозяйки вживалась. Кухня теперь полностью была в ее распоряжении. Даже купила новые прихваточки и пару мелочей, и сразу стало как-то уютнее… А Том начал лучше за домом следить и ботинки под вешалкой, как в первый раз, больше не валялись. А в доме от ее присутствия стало уютнее и теплее.

Поужинали, на улице сильный ветер, снежинки все окно залепили. Но тут, дома, так хорошо и тепло. Дома?! Она же тут не живет еще… А ведь так хочется.

Как обычно, укуталась в одеяло, новое и теплое, для нее купил. Но почему-то не захотелось его отпускать. Прижалась теснее, целуя его, пальцы запутались в его волосах. Одеяло сползло… Теплая ладонь коснулась ее плеча, скользнула по спине, прикрытой только бюстгалтером. По телу пробежали мурашки, стало отчего-то очень жарко. Расстегнула верхнюю пуговку его рубашки, как-то невольно, сама не понимая, почему это делает… Не отстранилась, когда губы коснулись ее шеи… Не отстранилась…

* * *

Глаза открывать не хотелось, хотелось спрятаться под кровать и там теперь жить. Под вот эту самую кровать, на которой они спят… Теплые руки обнимают ее, и на плече у него так уютно. Но стыдно, стыдно за то, что ночью случилось. Нельзя было так, не принято же. И сделанного не исправишь. Все-таки открыла глаза и встретилась с его взглядом. Внимательным, нежным и виноватым. Ему, наверно, тоже неловко и стыдно… Только сейчас осознала, что на ней ведь ничего нет и скромно нырнула поглубже под одеяло… Совестно. И правда бесстыдница она, еще какая!

— Как ты? — прошептал, убирая ее волосы за ушко. — Роззи?

— Ничего, — выдавила улыбку. Вчера так нежно целовал ее, и так бережно… И предупреждал, что немного больно будет, и валькирии ведь терпимы к боли, а все равно вскрикнула… — Все хорошо, — прижалась к нему и всхлипнула. — Мама с папой убьют… Так же нельзя… Мы же не женаты… — гладил по затылку, целуя в макушку, пахнущую шалфеем. Совсем еще чистая, вот уж и правда ангелочек. Он-то как умудрился? Опытный человек, умный, аврор. А не удержался. Роззи, маленькая, родная. Его…

— Можно им не рассказывать. Ну а то, что мы не женаты… Это ведь только пока, — улыбнулся. — Роуз, родная, обещаю, мы будем вместе. Хочешь этого? — заглянула ему в глаза и молча кивнула. Хочет… По-настоящему хочет. И маме с папой не скажет, ни к чему. Укуталась в одеяло, отобрав уголок у него. И замерла, разглядывая широкий торс с шрамиком внизу справа. Тонким, белым… Вчера и не заметила… — Боевая рана, — понял, на что она смотрит, и усмехнулся. — Старая, уж шестой год. — И обмер, увидев, как по щеке катится слезинка и падает на шрам. На глазах исчез…

— Я же валькирия, — поцеловала то место, где был только что шрам. — Привыкай… Не все, конечно, но такие маленькие могу убрать… — Притянул к себе, нежно целуя. Валькирия, человек, вейла… Не важно. Просто его Роззи, его девочка… Его женщина…

* * *

— Я прошу твоей руки, — как гром среди ясного неба прозвучало 25-го марта, в ее день рождения. Подарил сережки с камушками, а когда мама с папой зашли в гостиную, где они и сидели, опустился на колено и… От этих слов даже сердце заколотилось как сумасшедшее… Теребила поясок платья, не решаясь и рот-то открыть. Не сказала — выдохнула. Да. Но в гостиной было так тихо, что услышали все. Обнял, крепко-крепко, а на пальчике — колечко, из серебра. Красивое… Помолвлена. И не так, как тогда, в школе, планы есть, а кольца — нет… По-настоящему. Вроде и не первый раз предложение делали, но отчего-то волновалась. Даже в первый раз — и то меньше. Наверное, все же здесь не только выбор. Любовь. Настоящая.

— Ну, раз Роуз хочет, мы тоже не возражаем, — мама прослезилась, а папа крепко пожал Тому руку. — Рад, что вы надумали. Розалине очень повезло с любимым. Настоящий мужчина… — поперхнулся. Знал бы Брендон, что тогда в феврале случилось, а теперь и еще раз, убил бы новой тыквой. Так что пусть лучше не знает. А теперь вроде как уже не так страшно, Роззи невеста. Его невеста.

Весь вечер обсуждали свадьбу, решили пожениться летом, в июле, когда тепло будет и красиво. Обвенчаться. Вечером проводила его и всю ночь сидела с мамой на кровати и мечтала — каким будет платье, кто будет среди гостей, что он ей скажет… Но даже сейчас, когда девушку переполняло счастье, что-то болело глубоко внутри. Сказала об этом маме, та отнеслась с сочувствием и пониманием. Расплата за дар…

* * *

— Не крутись! Розалина! — пока швея что-то наметывала и прикалывала, командовала Ирма. Платье шилось на заказ, придумала его Ирма, она и занималась его пошивом. За три недели до свадьбы начали, заказ был срочный и вот до свадьбы еще неделя, а платье готово и его теперь шлифуют. Джессика и мама, тут же рядом что-то тоже творившие со скатертями и салфеточками, переглянулись. — Не крутись, говорю. Ты должна у нас красивее всех быть! Даже не верю, замуж выходишь, — она хлюпнула носом. — Выросла наша маленькая сестренка…

— Ты ж сама ее сватала, — заметила Джесс.

— Все равно грустно. Маленькая наша, а вон замуж собралась. Теперь Ядвигина очередь…

— Эй, ей всего семь лет! — возмутилась Лили. Роуз прыснула, на что получила сердитый взгляд швеи.

— Так я подожду, — улыбнулась Ирма. — Ну люблю я свадьбы, хоть каждый год Джесс с Роуз замуж выдавай.

— Мы тебя будем выдавать! — хором огрызнулись сестры. Ирма покачала головой.

— Тадеушу, боюсь, не понравится.

— За него и будем, — хихикнула Розалина.

— Нет уж, — Ирма отскочила, замахав руками. — Я эту свадьбу по-польски больше не хочу, мне одной хватило! Не крутись ты! — Розалина подняла к небу глаза… Это несчастное платье она за два дня примеряла уже раз двадцать. Видеть его скоро не сможет… Хорошо еще у нее перерыв в занятиях полтора месяца, а то бы сейчас с этими хлопотами с ума сошла. А ведь мама, сестры, папа и сам Том помогают. И друзья тоже… Но все равно хлопотно…

— Так, надо приглашения написать и отправить, — отпустив швею, заметила Лили. — Роуз, займешься вместе со мной? Список своих гостей Том нам дал, мы тоже, вроде, определились уже… Ирма, ты уверена, что вам с Тадеушем эта сумма по силам, что на вас выпала? Джесс? — обе женщины только отмахнулись. Реддл вложил большую часть денег, а ведь копил долго, но для свадьбы не пожалел. Как только понял, что иначе от Ирмы не отделаешься и свадьба будет большая.

— Да, мама, — взяла список гостей со своей стороны и убежала писать приглашения. Все готовы были глубокой ночью, папа и Том завтра будут организовывать доставку адресатам, как вдруг рука сама собой обмакнула перо в чернила, добавила строчку в список гостей, а потом и приглашение написала. Позвала сову Натана, которая тоже у них находилась, на всякий случай, хоть и подальше от Роззи. Купил зимой. Отправила и лишь потом осознала, что только что натворила… Что за имя вписала, хотя не хотела, не собиралась, ведь жестоко, а она и так себя ненавидела за странную слабость. Антонин Долохов…

* * *

До свадьбы два дня, совсем скоро, и волнуется все сильнее, но отчасти из-за приглашения Антонину… Вдруг придет? Хоть бы нет, пусть обидится, пусть ненавидит, только бы не пришел. А ведь еще кое-что надо сделать, обязана. И лучше до свадьбы, обманывать сил уже нет. Трансгрессировала на такое знакомое крыльцо, постучала. Дверь открылась. Том с удивлением на нее посмотрел, в домашней рубашке и старых брюках. А ведь он сейчас в отпуске, точно. Удачно так, прямо к свадьбе все. Наверное, он заранее это все продумал.

— Роззи? — попросила выйти с ней и кое о чем поговорить. Согласился, взял под руку и до самого мертвого озерца шагали молча. Наконец остановилась на берегу, сделала глубокий вдох. Будь что будет, но обманывать нельзя. Он ведь почувствует недосказанность рано или поздно. Захочет ее оставить и уйти — лучше сейчас, пока не поженились. Давно стоило, но так страшно его потерять… Решилась. Опустила глаза, села на траву и начала рассказывать про выбор и то, как он делается и что валькирия к нему чувствует… Голос дрожал, как чужой.

Закончила, ощущая, что вся в слезах. Поднять глаза не решалась, и не видела, с каким понимающим взглядом он сидит. Догадывался еще со слов Брендона, в Хогвартсе нашел «Историю валькирий Британии», кое-что про выбор понял. Читать про Роуз не захотел… Месяц назад читал.

— Ты — мой выбор, — прошептала, закрыв лицо руками. Рассказала все, и про Антонина, и про то, как сначала противилась, ведь совсем его не знала… И как, когда начала узнавать, захотела принять выбор, и как теперь счастлива. Боялась, что уйдет молча, как тогда Долохова, но не ушел. Обнял за плечи, притянул к себе. Голос прозвучал хрипло:

— Скажи мне только одно… Я понимаю, ты не знаешь, любовь ли выбор или нет… Ты хотела бы, чтобы это была настоящая любовь ко мне? — заглянула ему в глаза. Влажные, а в глубине все равно какие-то искорки светятся.

— Да… — робко коснулась его руки. — Я хочу тебя любить. По-настоящему. Хочу верить, что это любовь…

— Я люблю тебя, Роуз, — спокойно, чтобы не выдать боль от прозвучавшей правды и обиду на какую-то несправедливость ее дара, произнес. — И мне достаточно знать, что ты счастлива и не жалеешь. Что ты хочешь любить. Если это большее в нашей ситуации, мне этого хватит.

— Ты… Мы…

— Послезавтра мы женимся, Роззи, — сжал ее ладошку в своей. — И этого ничто не отменит. Обещаю.

— Я люблю тебя… Насколько для валькирии возможно. И иначе не будет…

— Я знаю.

— Что-то старое, — Ирма коснулась колье на шее сестры, доставшегося ей от Лили, — что-то новое — серьги. Что-то голубое, то есть подвязка, заимствованное…

— Мои туфли, — встряла Джессика.

— И шесть пенсов. Магловские традиции соблюдены, а мы все-таки хоть и не маглы, но тоже англичане… — отмахнулась Ирма. Розалина вздохнула.

— Ты полячка, — улыбнулась она, снова повернувшись перед зеркалом, отражавшим молодую девушку в белоснежном платье, с аккуратно уложенной прической из темно-каштановых волос. Фата ложилась на пол, спускаясь от венка из белых искусственных цветов. Роуз взглянула на свое непривычно красивое личико, с не менее непривычным макияжем — ей накрасили ресницы и чуть заметно подкрасили губы, хотя девушка не красилась никогда… На глаза от волнения навернулись слезы, дыхание замирало, а сердце, напротив, колотилось как сумасшедшее. До свадьбы оставалось все меньше и меньше, всего несколько часов. Меньше двух часов…

— Ну и что? Я и британка тоже! — усмехнулась Ирма. — Ладно, Джесс, пошли одеваться, а то скоро на свадьбу идти… — женщины упорхнули, оставив Розалину наедине с ее мыслями и эмоциями в спальне, когда-то принадлежавшей ей. Но уже сегодня вечером она отправится в новый дом… Девушка сжала в руках медвежонка, с которым так любила играть в детстве.

Она заберет его с собой, наверное… В новую жизнь… Вот только новую ли? Сердце сжималось при мысли о том, что это могло произойти год назад, и она могла бы идти к алтарю совершенно с другим человеком. Когда она думала о том, чего уже никогда не будет, просто не может быть… И какая-то крошечная частичка души, человеческая, не усыпленная даром и выбором только из-за чар Анны, сжалась от болезненного осознания того, что это никогда уже не вернется. Даже если она захочет, даже если будет снова противиться сущности, живущей в ней, не сможет его любить. Не сможет дать то, чего он ждет, заглядывая в ее глаза с бесконечной болью и бесконечной надеждой на взаимность. Она должна была разорвать эту связь, заставить если не забыть о ней, то хотя бы суметь все же жить, хоть как-то, без нее… Она была обязана сделать это, отпустить, не удерживая, не причиняя боли. Но не могла… Какая-то почти безумная надежда, почти безумное желание быть с ним, не осознаваемое ей самой, останавливало в последний миг. Вина сжимала душу, стоило лишь вспомнить на миг его взгляд, когда она сказала, что им не дано быть вместе… Вина, жившая в душе даже тогда, когда она была почти счастлива. Но только почти. Быть по-настоящему, безоглядно счастливой, ей было не суждено… Расплата за дар.

— Хоть бы не пришел, — прошептала девушка, глядя на свое отражение. — Только бы не пришел… — она не виделась с ним с начала подготовки к свадьбе и не представляла, придет ли он на церемонию, которая была с каждой секундой все ближе. На ее венчание с другим человеком, которому принадлежало теперь ее сердце, которому принадлежала ее душа и с которым она проведет свою жизнь. Его, то есть, валькирии живут довольно долго, а Том к тому же старше… При мысли о Реддле захотелось впервые за утро улыбнуться — вспомнила смех, теплую улыбку, руки, обнявшие впервые тогда, в Тайной Комнате, и вдруг осознала, насколько же она по нему соскучилась и как сильно хотелось к нему, туда, в разбитый на лесной полянке, уютно окруженной деревьями, шатер, где ждали алтарь со скамейками и столы, поставленные по случаю свадьбы. Совсем немного осталось до мгновения, когда она станет миссис Реддл, и этого хотелось безумно. Хотелось стать женой человека, ставшего едва ли не самым дорогим на свете. Хотелось переступить вечером на законных основаниях порог небольшого домика. Их домика…

— Роззи, — в дверь постучали и заглянул папа, в новом сюртуке, с галстуком. Прокашлялся, немного нервно теребя рукав сюртука. Посмотрела на знакомое лицо с морщинками и ахнула, впервые в жизни заметив притаившиеся в уголках его глаз слезы. — Нам пора, малышка, — голос прозвучал как-то хрипло. Роуз сглотнула подкативший к горлу комок — пора.

Сейчас все начнется, когда они окажутся там, на полянке. От волнения вдруг слова клятвы напрочь вылетели из головы, а ведь учила их… Волнение лишь усилилось от осознания того, что папа волнуется, и впервые за всю ее жизнь едва ли не плачет. Хотя нет, он, наверно, и на свадьбах сестренок плакал… И вот ее очередь…

Когда медленно шли по шатру между скамейками, на которых уже расселись гости, к Томасу, ждущему ее рядом со своим другом, Джимом Норкиссом, бывшим в этот сказочный день шафером, к Джессике, Ирме и Шарлотте Кидс — подружкам невесты, к священнику, ждавшему ее, чтобы обвенчать их и соединить их судьбы, сердце глухо замирало. Клятва никак не вспоминалась, а фата, длинная, до пола, показалась какой-то чужой. Ядвига шла впереди, разбрасывая цветы, как самая маленькая из гостий. Майкл, который всю предсвадебную суматоху носился по дому, радуя всех кругом известием о том, что Роззи выходит замуж, включая саму Роззи, раз в сотый, вел себя на удивление тихо, сидя на первом ряду рядом с Тадеушем.

Нарядные девушки и женщины в красивых платьях и шляпках, мужчины в парадных мантиях и костюмах, некоторые едва-едва знакомые, а кого-то Роззи вообще впервые видела, как ей казалось — верно, гости Тома. Взгляд ее, шагавшей под руку с отцом между всеми этими людьми, ожидавшими, когда она станет женой любимого ей человека, невидяще скользил по их лицам, выискивая только одно лицо и не видя его. Тони не пришел! Все-таки не пришел! От осознания этого на мгновение даже возникло чистое незамутненное счастье в глубине души, сменившееся новой болью… Он не пришел. Значит, не отпустил из своего сердца, значит, злится и она причинила ему боль… Значит, заставила страдать…

Однако при взгляде на Томаса мысли, приносившие боль, растаяли, будто их и не было. Улыбнулась, увидев ту самую рубашку, с того Рождества, когда она впервые представила себе их свадьбу. Наверное, для него она тоже значит что-то особенное, раз он надел ее в этот день… Отец подвел ее к жениху и отошел, садясь рядом с мамой, одетой в красивое красное платье, промокая глаза салфеткой. Взялись за руки, стоя перед множеством гостей и священником-магом, венчавшим их сегодня, но как будто остались наедине.

Белоснежные шатры-палатки с золотистого цвета стульями и дубовыми столами, уставленными приборами, гости, множество каких-то лент, цветов, украшений вокруг исчезли, ушли куда-то в другой мир. Остались лишь теплые руки, сжавшие ее ладони, и темные глубокие глаза, внимательно, нежно и с безграничной любовью смотрящие на нее. Дыхание сбилось, и Том сделал нервный вдох тоже… Волновался, и руки чуть дрожали, и губу на секунду прикусил. Роуз до боли закусила нижнюю губку, чтобы справиться с замирающим сердцем. Всего минуты остались, и она — жена. Его жена.

— Когда я впервые увидел тебя, я заметил, какие у тебя красивые волосы, — она даже не заметила за своими мыслями, как он начал приносить свою клятву. — Это было моим первым впечатлением о тебе, но чем больше я узнавал тебя, твой характер, чем больше общался с тобой, всеми силами пытаясь удержаться в деловых рамках, тем сильнее ты была мне дорога, любимая. И перед всеми присутствующими хочется мне сказать, что каждой встречи с тобой я ждал с нетерпением. Для меня ты — ангел, озаривший мою жизнь, когда появилась в ней. И я клянусь, что буду поддерживать тебя в любом твоем начинании, оберегать и защищать, заботиться о тебе и принимать все твои достоинства и недостатки. Я буду любить тебя, пока мое сердце будет биться… И если что-то есть там, по ту сторону, то любить тебя я буду вечно…

— Я… — слова, которые учила целую неделю ночами, напрочь вылетели из головы. — С первых мгновений нашего знакомства меня потянуло к тебе, я видела твою смелость, силу, ум и то, что ты очень красив. И хотя я боялась признать и принять эти чувства, и смущалась своих чувств к тебе, такому взрослому и опытному человеку, я не жалею о том, что приняла их, — она сделала глубокий вдох. Мир сейчас существовал только для них двоих, и это ему, а не гостям, она хотела сказать, выразить, насколько сильно она его любит. Пальцы сплелись крепче. — Когда ты обнял меня впервые, ты знаешь, как это было, я на мгновение испытала счастье. И в ночь, когда впервые ты поцеловал меня, я осознала, наверное, до конца, как сильно ты мне нужен… Я клянусь быть твоей верной женой, клянусь заботиться о тебе и уюте и тепле нашего дома… Пройти рука об руку с тобой наш жизненный путь, сколько бы нам не было отведено, и любить тебя вечно, — когда на ее пальчике оказалось колечко, тоненькое, сердце на секунду замерло и часто-часто забилось. Джим, одетый в лучшую свою мантию, нервно кашлянул, выполнив свою задачу доставить кольца молодым лучшим образом и сейчас неловко переминаясь с ноги на ногу. Он, помогая лучшему другу и коллеге организовать свадьбу, и не думал, что волноваться так сильно начнет уже когда они все будут стоять у алтаря. Да и на мальчишнике проблем не было ровно никаких, их и было-то четверо — Джим, Томас, Аластор и еще Карл Кинди, давний приятель Тома. Потом, правда, присоединились Тадеуш, Натан и Брендон, но прошло все гладко. Посидели мужской компанией за рюмкой виски, поболтали, посмеялись, поздравили Тома с окончанием холостяцкой жизни… Зато теперь чуть ли не коленки дрожали у шафера, наблюдавшего за парой, обменивавшейся кольцами. Ирма и Джессика украдкой промокнули глаза, а Шарлотта, молоденькая подружка невеста, ее лучшая школьная подруга, почти нескрываемо плакала от радости за красивую молодую невесту, залившуюся таким милым румянцем… Джим на минуту даже позавидовал Тому, получившему такую прекрасную девушку в жены…

Более широкое кольцо на шершавом и немного неровном мужском пальце и, под умиленные и счастливые взгляды друзей и ее семьи, и под внимательные и иногда насмешливые взгляды приятелей и некоторых дальних родственников, губы молодой девушки в белоснежном платье в пол, украшенном серебристым узором в виде лилий, и мужчины в парадной мантии встретились. Муж и жена. Мистер и миссис Реддл. Отмеренные им судьбой годы счастья только что начали обратный отсчет, чего, конечно же, не знали ни Томас, ни Розалина, нежно касавшиеся губами губ друг друга и забывшие обо всем на свете…

* * *

Небольшая приглашенная по случаю такого торжества группа средней известности играла что-то, призывавшее к быстрым и веселым танцам, шутки и смех слышались за каждым столом, в том числе и за столом, где собралась семья невесты. Майкл и Ядвига, уплетая сладкие салаты и пирожки, спорили, кто из них первый будет жениться и какой большой у кого из них будет свадьба, да так увлеченно, что заслушались даже Джессика и Ирма, обсуждавшие до того то, как проходили их собственные церемонии.

Шарлотта, сидевшая неподалеку от Розалины, взяла на себя роль командующей мероприятием, давая невесте возможность вдоволь насладиться таким важным событием. На ее плечики легла роль главной подружки невесты, и девушка, искренне обожавшая подругу, всеми силами старалась не ударить в грязь лицом на таком важном для Роззи дне. Даже взяла отпуск — она работала в аптеке, помощницей продавца, — чтобы спокойнее позволить себе уделить максимум внимания подготовке к торжеству.

На всех троих подружках невесты были одинаковые темно-зеленые платья в пол и серебряные украшения, чтобы, как сказала Ирма, подчеркнуть их роль на этом мероприятии. Идея нарядов для немалой части гостей принадлежала, как легко догадаться, Ирме Ожешко. В общем-то, люди надевали вещи, на которые указывала им вездесущая пани Ирма Ожешко, не потому, что им хотелось, нередко, а потому, что иначе от женщины невозможно было отделаться никаким образом…

Казалось, веселье и радость царят кругом, не омраченные абсолютно ничем. И никто из тех, кто то и дело подходил к жениху и невесте, чьи руки соприкасались с нежностью, невыразимой словами, чтобы поздравить или сделать колдографию с счастливой парой, не замечал, как тревожно блестят карие глаза, скользившие по гостям, словно ища кого-то. Никто, кроме ее мужа, сидевшего совсем рядом, не видел этого, даже прибывшие в честь такого события сестры-валькирии Оливия и Гертруда. И даже заметь это кто-нибудь, едва ли кто-то кроме Оливии догадался бы, кого ищет ее взгляд. Томас же, внешне ничем не выдававший этого, догадывался… Он осознавал, что жить с этим пятном в прошлом Розалины, с тем, что произошло по вине ее дара с жизнью этого парнишки, Антонина, которому он искренне сочувствовал, им придется всегда. Что этот груз не исчезнет с ее души, даже если она того захочет. Да и с его тоже — он чувствовал себя виноватым в какой-то мере за то, что случилось. За то, что сердце и любовь девушки, ставшей его женой, отданы были именно ему. Любовь, делавшая его, несмотря ни на что, счастливым…

— Молодые, — шикнула Джессика, оказавшись как-то незаметно за спиной у сестры и зятя. — Ваш танец! — Розалина, очнувшись от каких-то своих мыслей, в которые была погружена, рассеянно улыбкой и стандартным «спасибо» отвечая на поздравления и пожелания, поднялась вместе с мужем и вышла в центр расставленных специально для того, чтобы сделать возможным первый танец молодой семьи, столов. Его рука легла на ее талию, совсем как во время их первого танца, на выпускном, вторая коснулась ее маленькой теплой ладошки, сжав ее тонкие пальчики. Роуз обвила рукой его шею, заглянув в его глаза. Вместе. Теперь они всегда будут вместе! Повел в танце, уверенно, легко… После него танцевала с папой, он как-то грустно улыбался и все желал и желал ей счастья, и радовался за нее. Захотелось вдруг и самой радоваться, жить, быть счастливой… Потом еще танцы, веселые, легкие, непринужденные. Свадьба совсем такая, как в ее мечтах, и он рядом с ней, держит своей теплой и сильной рукой за руку, обнимает за талию. Большой, теплый и уютный, как папа.

Уже темнело, когда утянула его из шатров, снова окинув их грустным взором. Она надеялась, что Тони не пришел на официальную часть, чтобы не слышать ее клятву, но придет потом. Не пришел… Радость, которую она испытала было при мысли о том, что он не пришел, сменилась тревогой за него и волнением. Почему не пришел?!

Сердце болезненно кольнуло при мысли о том, что она натворила, написав это приглашение. А вдруг он там… Вдруг что-то сделает с собой?! Она никогда себя не простит за это, никогда… Отогнала эти мысли, прижалась к мужу, обвив руками его талию, поцеловала в уголок губы.

— Я люблю тебя… — шепнула почти неслышно, целуя его щеку, нос, губы, приподнявшись на кончики пальцев. — Люблю тебя…

— Роззи, — его пальцы зарылись в ее волосы, перебирая их. — Родная моя, маленькая. Котенок, — целовал ее макушку, щеки, губки, сладкие, нежные… Он действительно любил эту девушку и готов был принять что угодно, если она будет с ним. Что угодно, и неважно, что осталось за ее спиной. Важно, что она с ним и будет с ним. И мужчина всеми силами заставлял себя верить в то, что она по-настоящему любит его. Но в голове билась мысль, жестокая, живущая в самых глубинах мозга, и неотвратимая. Выбор — не любовь…

«Она хочет меня любить, — думал он, когда, вернувшись домой с молодой женой, уложил своего уставшего за день котенка спать. — Мне этого хватит. Главное — хочет и счастлива со мной, остальное — неважно…»

Но все же что-то странное было не между ними, но вокруг. Что-то жуткое и неотвратимое… Они были счастливы вместе, но в глубине души обоих жил крошечный след того, чем омрачено было начало их любви и сама их любовь… И след этот не мог исчезнуть уже никогда…

И когда наутро Роззи, почти всю ночь спавшая тревожно, то и дело вздрагивая и подскакивая на супружеской постели, прильнула к нему после завтрака и виновато опустила глаза, Реддл не удивился. Он понимал, и это причиняло ему в глубине души боль, о чем она думала вечером, несомненно, постоянно себя одергивая, и что так беспокоило ее сейчас. Потому не удивился он и когда услышал ее виноватое:

— Том, я навещу Антонина. Я послала ему приглашение, — девушка, по чьим щекам катились слезы, сообщила ему, что против рассудка, воли и здравого смысла послала приглашение на свадьбу, в чем винила себя теперь. И Антонин не пришел. — Я боюсь, что он что-то сделал с собой, — прошептала она, прижавшись к мужу. — Не сердись, пожалуйста, но я должна убедиться, что он жив. Иначе я никогда себя не прощу… — она заглянула в его темные глаза своим карими вишнями, и поцеловала мужа в губы.

— Ты уверена, что оно дошло? — девушка мрачно кивнула. — Ну… Я понимаю, Роззи, я все понимаю, — шепнул он, сделав глубокий вдох. — И ни в чем тебя не виню. Я готов пройти этот путь с тобой, приняв и это тоже.

— Я люблю тебя, — ее рука скользнула по его щеке, теплая, нежная, ласковая. — Я очень быстро вернусь, обещаю. И мы с тобой отправимся в Эдинбург, на нашу медовую неделю. — Она потерлась носом о его щеку, и с улыбкой посмотрела на своего медвежонка, сидевшего на тумбочке у кровати. Она забрала его сюда вчера. Частичка родного дома там, где теперь будет жить она сама. В ее новом, пусть и крошечном, но все же родном доме…

* * *

— Тони, сынок, как ты? — Вирджиния Долохова заботливо склонилась к сыну, со слабым стоном открывшему глаза. Он вернулся поздно ночью, пьяный, и уснул, едва рухнув на диван в гостиной. Николас настолько ошалел от поведения Тони, что даже не нашелся, что сказать, а сегодня с утра не вышел еще ни разу из кабинета, и сидел там подозрительно тихо. Однако винить сына в том, что он шатался где-то почти до трех часов ночи, язык не поднимался ни у кого из родителей. Несколько дней назад сова, красивая, крупная, принесла письмо.

Долоховы как раз ужинали, почти молча, как и всегда, Виджиния по мере сил тормошила мужа и сына, устроившегося в Министерство, в Надзор, секретарем и теперь с энтузиазмом хлопотавшего на работе, мечтая стать настоящим инспектором. Но когда Николас отпустил сову, угостив ее орешком, и протянул письмо сыну… Тони побледнел, прочтя строчки, и еще раз пробежался по ним глазами. Рука дрогнула и выронила лист пергамента, красивый, праздничный. Антонин, чуть пошатнувшись, встал, опрокинув свой стакан с соком на светло-голубую скатерть, и, ни слова не сказав, пулей вылетел в холл. Шаги по деревянным ступенькам и страшный грохот наверху, чего-то тяжелого и явно только что разбитого. Долохова подняла на мужа недоуменные глаза, Николас как раз подобрал письмо и пробежался взглядом по строчкам…

— Не думал. Что она на такое способна, никогда не думал. — Он протянул жене написанное аккуратным ровным почерком письмо. Вирджиния прочла и схватилась за сердце, болезненно кольнувшее. Приглашение на свадьбу Розалины и некоего Томаса Марволо Реддла. Наверное, подумала женщина, того, из-за кого Роззи оставила Тони. Мальчик все каникулы просидел в доме, не выходя никуда, и когда единственный раз Николас вытащил их в Косой Переулок, кое-что подкупить, Антонин увидел там Розалину в обществе какого-то мужчины, настоял на возвращении домой и всю ночь просидел в своей комнате, запершись магией, молча… Вири тогда ужасно перепугалась за сына, но когда Николас умудрился все же открыть дверь и ворваться внутрь, Тони просто сидел на кровати, методично сворачивая и разворачивая свою колдографию с Розалиной. Когда он поднял глаза, женщине стало страшно — такого демонического мрачного блеска она прежде никогда в них не видела. Антонин, будучи поздним ребенком, живущим не в самой теплой атмосфере — Николас не любил его, ведь болезни ее были выявлены после рождения сыночка, всегда был мальчиком со сложным характером и очень противоречивой психикой. Но никогда прежде в нем не было так ярко выраженного зла. Вирджиния обожала единственного сына, но в тот момент она испугалась того, что проснулось в нем. Того, что проявилось в его глазах, жестах, интонации голоса… Во всем его облике…

Она не могла простить Розалине ее поступка, помня, как счастлив был сын, когда сказал, что его любимая Роззи теперь будет его женой, они будут вместе… И как он плакал впервые в жизни в тот день, когда Розалина сказала ему, что уходит к выбору… И каждый раз, когда она появлялась у них в доме — это случилось пару раз за прошедший год, Роуз навещала Тони, как друга, Вирджинию трясло от гнева и злости на девушку, продолжавшую мучать ее мальчика. И когда он упоминал, что виделся и разговаривал с Роззи, произнося ее имя всегда с нежностью, тоской и какой-то отчаянной надеждой, Вирджиния ненавидела несостоявшуюся невестку только сильнее. А уж те два эпизода с ее подружками, с которыми она пыталась познакомить ее милого сыночка, и которые вызвали у Тони тошноту, еще больше раскалили неприязнь женщины к девушке, которую она когда-то обожала.

Но приглашение на свадьбу было уже сверх любой меры. Издевательство, какому не было равных по мнению Вирджинии. Она помнила, что Тони всю ночь тогда сидел под дверью своей комнаты, после того, как разбил все стеклянное, что было в комнате, и от злости сломал тяжелую деревянную подставку под колбы и пробирки — приобретенную во время учебы, вопрошая кого-то шепотом, как она может так с ним поступать. Именно в тот день, когда пришло это приглашение, Николас впервые за годы крепко обнял сына, похлопал по спине и сказал, что Антонин сильный мужчина и выдержит это сумасшествие. Впервые и в последний раз в жизни он оказал сыну мужскую поддержку, показал, что верит в него и подставил плечо, на которое можно было опереться. Единственный раз…

И вчера Тони ушел вечером из дома потому, что это был день свадьбы, на которую он не пошел, день свадьбы Роззи...

— Плохо, — вздохнул Тони, морщась от головной боли, пока мать заботливо протирала его лоб мокрой холодной губкой. — Тошнит и голова болит страшно. Я, наверно, много вчера выпил… — он виновато взглянул на мать, но та в очередной раз вздрогнула. Она обожала Тони, заботилась о нем и опекала, как умела, но с того дня, как в его глазах появилось что-то мрачное и страшное, она начала бояться сына. Потому что это мрачное нечто не исчезало из его глаз никогда. И никуда…

— Ничего, малыш, сегодня воскресенье, полежи денек, — Вирджиния поцеловала сына в лоб и заметила, как он напрягся, глядя на дверь гостиной. Женщина обернулась туда же и застыла, уронив губку. Розалина, стоявшая в двери, сминая в руках платок, опустила глаза. В джинсах и потертой кофточке, но со следами красивой еще вчера прически и тушью на ресницах. И кольцо на пальце… Обручальное кольцо… Вчера она вышла замуж. Вирджиния медленно выпрямилась, открывая было рот, чтобы высказать этой маленькой дряни все, что думает о ней, но Антонин резким жестом прервал ее. В его взмахе показалась впервые такая властность, что у женщины и мысли не возникло перечить его указанию. Тони с трудом сел и кивнул матери на дверь:

— Выйди на минутку, ма, — посмотрел он на нее. — Розалина, видимо, поговорить о чем-то хочет… — Вирджиния, ощущая, что лучше не спорить сейчас, когда он в таком состоянии, бесшумно вышла из комнаты и поднялась наверх, проверить, все ли в порядке с мужем и почему он так тихо сидит…

* * *

— И чего тебе от меня надо? — скрестив руки на груди, осведомился Антонин, буравя Роуз глазами. — За подарком на свадьбу пришла? Я по почте пошлю, погоди, — он поморщился от головной боли. Розалина неслышно прошла к нему и села рядом, сочувственно на него глядя. И наморщила носик.

— Ты пил? — нахмурилась она, осознав, чем пахнет. Она никогда не одобряла алкоголь, сама вообще не могла пить, будучи валькирией, и когда они еще близко общались, когда между ними еще не было страшной пропасти выбора, не раз Роуз буквально орала на него, когда узнавала о забавах Малфоя с огненным виски, в которое тот пытался втянуть и Антонина. Результатом этих ссор стало то, что прежде Долохов не пил, лишь пару раз попробовав. Но теперь от него буквально разило выпитым вчера алкоголем.

— А тебе какое дело? — грубо отозвался он, резким движением отстранив руки, коснувшиеся было его лба. — Тебя должно заботить, пил ли твой муж… — язык с трудом поворачивался и голова ужасно болела, хотелось пить… И все же ему одновременно хотелось и прогнать ее и больше никогда не видеть, и чтобы она осталась еще на мгновение. Рядом с ним, совсем близко, со своими карими глазами и волосами, которые пахнут шалфеем… Он ощущал их запах так часто, когда они были вместе, когда он целовал ее, когда она, сидя под деревом в Школе, клала голову ему на плечо… Когда он любил ее. Он и сейчас любил ее, безумно тосковал и отчаянно и безнадежно желал вернуть, но он и ненавидел ее за все то, что она сделала с ним и продолжала делать.

— Я просто хотела убедиться, что ты… Ты в порядке… — она вздохнула, отводя глаза, влажные от непролитых слез. — Зачем ты пил?! Это вредно! И плохо! Я же столько раз говорила этого не делать! — рявкнула точно так же, как когда-то давно, в другой жизни, для них исчезнувшей навсегда… Тони метнул на нее сумрачный взгляд и вдруг осознал, что головная боль стремительно проходит, а в комнате раздаются странные чарующие звуки. Словно песня без слов… Песня Валькирии, Роуз часто раньше лечила его таким образом, и маму тоже. Но сейчас это казалось оскорблением, насмешкой над прошлым. И какое право имела она кричать на него? У нее есть муж, пусть на него и кричит. Хотя, конечно, на выбор она орать не будет, а вот на Антонина можно?! С внезапной злостью он довольно ощутимо оттолкнул ее еще дальше.

— Пью я или нет — тебя больше не касается, миссис Реддл! — обращение прозвучало в его устах как обвинение. В голосе скользнули одновременно боль, обида и ненависть. Но дальнейшего разговора не вышло, потому что сверху донесся отчаянный крик Вирджинии и стук, словно женщина упала. Долохов, голова которого почти уже прошла, метнулся наверх, взлетев по ступенькам меньше, чем за секунду… Розалина скользнула следом, безошибочно поняв по крику Долоховой, что дело не в самой Вирджинии, что та что-то увидела…

Николас сидел в кресле кабинета, как-то весь обмякнув на одну сторону, с полузакрытыми глазами. Казалось, не дыша. Лицо приобрело слегка синюшный оттенок, словно он задыхался, прежде чем упасть в обморок или же… Антонин заботливо усадил побледневшую мать на стул у двери, пока Вирджиния бормотала, начав задыхаться от волнения и приступа астмы, что-то про «умер».

— Он жив, — еще от двери заметила Розалина, моментально оказавшаяся около Николаса. Пальцы девушки коснулись шеи мужчины, неведомо откуда взявшееся зеркальце — у его полуоткрытого рта. Роуз, что-то проверив, обернулась к Долоховым:

— Дядя Николас жив, у него, наверное, сердечный приступ, я сейчас спою, чтобы уменьшить опасность, и отведем его в больницу… — она склонилась над мужчиной, открыв было рот, и вздрогнула, ощутив, как плечо стиснули сильные пальцы. Девушка непонимающе обернулась к Долохову. — Тони, я спою, это поможет, точно зна…

— Пошла вон.

— Что?! — девушка заморгала, глаза ее расширились. Долохов усмехнулся, взмахом палочки отправив в руку матери ингалятор, необходимый ей сейчас, чтобы дышать.

— Я сказал пошла вон. Из-за тебя мой отец при смерти, и маме плохо. Из-за твоей свадьбы и того, что ты вообще сюда притащилась. Тебя не звали, — его голос дрогнул от сдерживаемого гнева. — Пошла вон!

— Тетя Вирджиния? — девушка обернулась к Долоховой, снимающей приступ, что-то бормоча себе под нос. — Я помогу…

— Уйди из моего дома, дрянь, и больше не смей даже ногу на порог ставить, — едва начав нормально дышать, прошипела женщина. — Тони, малыш, ты сможешь доставить нас в клинику Мунго? — посмотрела она на сына, полностью игнорируя Розалину. Долохов же метнул на девушку такой взгляд, что желание спорить у нее исчезло моментально, уступив вине перед ним и желанию побыстрее исчезнуть… Розалина трансгрессировала, а вскоре Николас был доставлен в клинику, где врачам почти чудом удалось спасти ему жизнь. Вот только надолго ли, никто не мог предсказать — сообщив, что жить он будет, колдомедик шепнул Антонину, что из больницы Николас вряд ли выйдет быстро. Однако надеяться Долоховым еще ничто и никто не запрещало…

Отведя мать домой и уложив ее отдыхать, успокоив, что отец вот-вот поправится, Антонин ушел из дома, не в силах находиться сейчас в показавшихся после ее визита душными стенах.

Подумав немного, парень трансгрессировал было к Люциусу, но молодого лорда Малфоя дома не оказалось, и Долохов перенесся в Лютный переулок, бесцельно ошиваясь у лавочек с артефактами темной магии и ингредиентами для самых жутких и опасных зелий. Примерно полчаса такого шатания и заманивания его продавцами в их лавчонки и лачуги за спиной послышалось высокомерное:

— Антонин, а ты что тут делаешь? — он обернулся, глаза снова полыхнули мрачным огоньком, на губах появилась усмешка:

— Привет, Белла, — подмигнул он. — Так, осматриваюсь, интересно, чем торгуют, — Беллатриса кивнула с понимающей улыбкой, и показала на аккуратную сумочку, черную, в ее руках.

— А я вот решила кое-что подкупить, провожу опыты с… Знаешь, с какой магией, — она, все еще числившаяся на условном наказании, предпочитала пока что свое пристрастие к темной магии не афишировать. После того, как Реддл объявил, кто виновен в смерти Миртл, девушка, сообразив, что он и есть наследник Слизерина, раз управлялся со змеем, предложила ему выслушать ее идеологию, искренне предположив, что он мог бы возглавить их на этом пути. Фанатичное желание установить господство чистоты крови и превратить маглов в рабов волшебников жило в ней с детства, хотя до четвертого курса и не проявлялось… И вот оно проявилось, чудовищное и пугающее в самой сути своей. — Домовиков посылать глупо, да их у нас и всего-то двое, — покривилась она. — И эти тупые создания уже каждый по два раза приносили мне не то, что я хотела… Головы бы им срезать… — усмехнулась девушка. — Зайдешь в гости? Обменяемся новостями, расскажу про свои наблюдения и достижения, ты ведь тоже интересуешься… С мужем, правда, не пересечешься. Он где-то в поездке у меня, — махнула она рукой. Чуть меньше года назад Антонин был приглашен на свадьбу Беллатрисы и Родольфуса Лестрейнджа, двумя или тремя годами их старше, с которым Блэк сосватали родители для соблюдения чистоты крови. Хотя сама Беллатриса ровно никаких чувств к мужу не испытывала, она не сопротивлялась этому браку и союз заключен был быстро и без малейших осложнений.

Однако ни Родольфус, ни Белла не выказали ни разу ни любви друг к другу, ни даже какой бы то ни было заинтересованности друг в друге. Союз, заключенный исключительно по причине чистоты крови. Вполне в духе фанатично-аристократичного мировоззрения Блэк (бывшей Блэк) и ее семейства. Вероятно, думалось всегда по этому поводу Антонину, плохо знавшему Родольфуса, и для Лестрейнджей такое было вполне естественно.

— Знаешь, пойдем, — кивнул он, подумав о том, что матери стало лучше и она, скорее всего, весь день будет лежать в постели и вышивать или читать, и он, следовательно, до вечера абсолютно свободен. Отец в больнице, пока еще почти все время спит, так что визит к старой подруге он мог себе позволить. И позволил…

Поданный домовиками обед из настоящих деликатесов, рассказы Беллатрисы о том, что она изучила в темной магии за этот год, его рассказ о министерских новостях, о поездке прошлым летом в Германию с матерью и отцом на неделю, и о планах побывать во Франции и Италии… Время одновременно и тянулось, ведь это все же была не Роззи, за встречу с которой он готов был отдать все на свете, хотя и бесконечно злился на нее, и мчалось незаметно. По крайней мере, он не успел и заметить, как пробило семь вечера и Белла приказала домовикам подать ужин. Те, кланяясь и явно боясь секунду лишнюю быть в ее поле зрения, исполнили приказание. Беллатриса протянула ручку изящным жестом к фужеру вина.

— Итальянское, старое, Род выбирал, — сообщила она, облизнув нижнюю губку очень соблазнительным движением кончика языка. И внезапно обошла стол, приблизившись к Антонину. Ее руки мягко легли ему на плечи, пальцы скользнули к шее, под воротник рубашки. Парень вздрогнул.

— Бэлз, ты вообще-то замужем, да и я… — он осекся. А что, собственно, он? Ждет свою любимую Розалину, не встречаясь с девушками и ни разу еще не позволив себе быть с кем бы то ни было? Так и будет всю жизнь бегать за ней, плясать под ее указание и ждать? Она не давала ему никаких надежд, она сказала, что у него нет ни единого шанса, и не отпускала, навещая, присылая письма, которые он не знал, сжечь или хранить как хоть какую-то частичку ее… Внезапно он чуть не задохнулся от возмущения, осознав, что вчера была ее первая ночь в замужности. Значит, она с этим гадким Реддлом… Представив, как он целует Роззи, как она обнимает его, как платье сползает с ее плеч, как она закрывает глаза с другим, Антонин до хруста в костяшках сжал кулаки. Как часто он представлял, как после свадьбы прикоснется к ней, коснется ее шеи губами, как ее руки обнимут его за шею, притягивая к себе… И теперь все это случилось у нее, но не с ним… Злость на нее и обида за то, что эти мечты быть с ней, нежно касаться, не сбылись, захлестнули. Беллатриса чуть настойчивее, расстегнув две верхних пуговки его рубашки, касалась шеи тонкими бледными пальцами. Губы молодой женщины коснулись его уха, спустились к уголку губы. Вопрос о муже она проигнорировала…

— Бэлз, — рывком притянув ее еще ближе, Долохов с усмешкой посмотрел ей в глаза. — Ты замужем, помнится? — тепло его дыхания опалило кожу девушки, а губы почти коснулись ее губ.

— И что? Это по расчету, — она пожала плечами. — Он для меня значит… — она на долю секунды задумалась. — Да ничего не значит, — ее руки пробежались по пуговкам его рубашки, и девушка властно впилась поцелуем в его губы, скользнув руками по обнаженному торсу. Долохов, движимый злостью и ненавистью к Розалине, обидой и каким-то маниакальным желанием отомстить Роуз, страстно впился в ее губы, руки скользнули по талии…

* * *

— Для первого раза неплохо, — Беллатриса вытянулась на семейном ложе, укрывшись тонким одеялом, открывавшим обнаженные плечи. — Хотя странно, в двадцать лет — и впервые, — она с усмешкой посмотрела на приподнявшегося на локте Долохова, оценивающим взглядом окинув его торс и опустив глаза ниже, на скрытые одеялом ноги и низ тела, который она совсем недавно имела неплохую возможность оценить. Неплохо она и оценила, для неопытного мальчишки он был очень даже хорош… Беллатриса ухмыльнулась, осознав, что с неопытным мальчишкой она была впервые. Слакхгорн, которого ей удалось соблазнить еще в конце шестого курса, и выведывать у него во время таких вот встреч тайком побольше о порядком заинтересовавших ее крестражах, уж точно неопытен не был, как и еще двое ее дружков, помимо мужа, имевших счастье провести с ней время. Еще шире стала ухмылка при воспоминании о том, как она, тогда еще ненастойчиво, пыталась соблазнить его уже в школе. Тогда он носился со своей валькирией и это Беллатрисе не удалось. А уж от мысли о том, что она получила-таки то, что причиталось стерве Роззи, что она снова обошла ее, переплюнула, и, хотелось Белле думать, унизила, она вообще испытала эйфорию. Розалина и Белла с первых минут знакомства возненавидели друг друга прочно, на всю жизнь. Почему — не могла бы сказать ни одна из них, но факт был налицо.

— Ты же знаешь, почему, — отмахнулся он, поведя плечами. — Род о твоих проделках в курсе?

— Даже если и да, мне плевать, — ее глаза сверкнули в полумраке комнаты, освещаемой только свечами у двери. — Домовики молчат, потому что если откроют рот, их голова украсит стену моей спальни раньше положенного срока, — покривилась она. — Тебе пора, я устала и хочу спать, — в ее голосе зазвучала властность, с которой она обращалась с Люциусом и прочими своими дружками. В первые же месяцы после свадьбы она осуществила наконец свою задумку и основала организацию, о которой мечтала уже с четвертого или третьего курса. Сообщество волшебников, осознающих истинную суть учения Слизерина, его идей, волшебников, готовых управлять стадом более слабых людишек, просто обязанных быть рабами у ног господ. Чистота крови — вот что было по-настоящему важно и ценно для истинных волшебников, считали новоиспеченные Пожиратели Смерти (название придумали она и Люциус, после долгого консилиума). Возглавила эту группу Беллатриса, наиболее продвинувшаяся в изучении темной, как она считала, истинной магии, для настоящих чистокровных волшебников, для достижения идеи Слизерина о превосходстве чистоты крови и превосходстве волшебников над грязными маглами. Люциус же стал ее первым участником. А вот Долохов никак не соглашался войти туда окончательно, несмотря на все ее ухищрения. Наверное, сохранялось влияние этой мерзавки, Роззи. Беллатрису в случае Долохова мало волновал даже тот факт, что он — полукровка. Его отец (дурак, что женился на грязной магле, но плевать) — чистокровный. Антонин — очень способный волшебник для своих лет, это говорили преподаватели Заклинаний и Защиты от Темных Искусств в один голос. Это мнения придерживалась профессор МакГонагалл и даже Дамблдор, отмечавший, что и Беллатриса — очень сильная юная волшебница. И, пожалуй, Дамблдор был единственным, кого она по-настоящему опасалась в роли противника. А ведь когда она начнет активные действия, он станет ее противником. Поэтому упускать такие ценные кадры, как Долохов, нельзя никак…

— Я тоже устал, — огрызнулся было он. И вздрогнул, увидев тяжелый взгляд Беллатрисы.

— Тебе пора, — парень, кивнув и не сказав больше ни слова, отправился домой… Два месяца спустя Николас скончался от повторного сердечного приступа, не выйдя ни на день из клиники. Еще месяц спустя, оборвав после смерти отца всяческое общение с Розалиной, которую он винил в первом приступе Долохова-старшего, Антонин, навещая Лестрейнджей — Родольфус был дома, и тоже к тому моменту вошел в организацию жены, разделяя ее интересы и планы, официально вступил в ряды Пожирателей… А еще чуть меньше пяти месяцев спустя он, уже уволившись из Министерства и похоронив скончавшуюся во время очередного приступа астмы мать — та, как это часто случалось, забыла купить лекарства, после смерти мужа став совершенно рассеянной, отправился вместе с Беллатрисой, Родольфусом и Люциусом в путешествие по Европе, изучать темную магию дальше. Слизеринец окончательно превратился в темного мага, в Пожирателя смерти именно в тот год, когда Розалина стала женой другого. То, что удерживало его от этого поступка, оборвалось в день ее свадьбы с Реддлом. Толчок к развороту событий был уже дан…

* * *

— Мы решили, Реддл, что ты получишь диплом аврора годом раньше, чем обычно. В общем-то, по хорошему счету, девочка, ты уже работаешь. Дежурства ночные, в двух арестах участие принимала, — поведал Грюм, когда Розалина зашла в кабинет Скримджера, где ее ждали все взрослые опытные авроры, включая ее мужа. — Министр разрешение дал, так что…

— Миссис Розалина Аманда Реддл, поздравляем вас с получением диплома об окончании аврората и получением должности аврора, — важным тоном произнес Скримджер и пожал ей руку. Роуз сжала на мгновение маховик и улыбнулась.

— Спасибо! — она чуть покраснела. — Не стоило, наверное, так скоро, — пробормотала она, — но спасибо. Я очень… — она умолкла, не договорив. Муж обнял ее за талию, притянув к себе и забрав из ее дрожащих рук диплом.

— Ты заслужила, Роуз, намного обошла остальной курс, — заметил Норкисс. — Так что не стесняйся, все нормально. Тем более авроры-сотрудники все больше нужны, — помрачнел мужчина. — Молодые маги проказничают все чаще и опаснее, так что лишняя палочка, пара глаз, маховик…

— И интуиция и способности валькирии, — прервал его Грюм.

— Лишними не будут, — закончил Персиваль Джонсон, еще один опытный аврор. Роуз понимающе кивнула. Последний арест, некоего мистера Кортинсона, всего-то пятью годами старше самой Розалины, состоялся исключительно благодаря ее способностям управлять временем. Мужчина едва не ушел, очень сильно изранив одного аврора, с которым в тот день работали Реддлы (а они зачастую работали в паре, что было инициативой Тома), но Роуз остановила время на минуту и когда оно снова пошло, Кортинсон был связан и уже на пути к Азкабану. Роуз помнила, как он тогда плюнул ей в лицо со словами «мелкая тварь с маховиком… Я до тебя еще доберусь»… Однако добраться до нее ему было не суждено. В виду того, что он обвинялся в трех изощренных убийствах маглов и одном покушении на волшебника, плюс нападение на аврора, едва не стоившее последнему жизни, к нему был применен поцелуй дементора…

Мать с отцом, которых после работы навестили Реддлы, поздравили дочь с окончательным осуществлением ее мечты — она стала настоящей аврором, полноценным мракоборцем.

— Ну вот, хотела и добилась, — заметил Брендон. — Молодец, Роуз! Джесс в свое время хотела стать преподавательницей Заклинаний, но не сложилось. А ты вот наших дочек пере… — мужчина осекся и с широко раскрывшимися глазами посмотрел на Розалину, медленно опустившуюся в ближайшее кресло. — Наших старших дочек, я хотел сказать, — замялся Брендон.

— Я валькирия и я по глазам вижу, что вы мне врете, — тихо заметила Розалина, взглянув на мать. — Что значит ваших дочек? А я тогда кто?

— Ну что ж… — Брауны мрачно переглянулись. — Мы, конечно, думали, что это случится иначе, но пора тебе все-таки узнать правду, наверно, да… — Лили посмотрела на нее полными слез глазами. Брендон тяжело вздохнул, подумав о том, что оговорка на радостях после стольких лет будет им дорогого стоить… — Ты не наша дочь, Роззи.

— Очень глупая шутка, — покачала головой девушка. — Я бы сказала, дурацкая.

— Это не шутка, — выдохнула Лили. — Мы очень любим тебя и считаем родной, но все-таки ты не наша дочь, — она, опустив глаза, рассказала девушке, как забрала из рук Анны Экалы крошечную девочку, получившую дар, с карими глазами-бусинками. Как они, Анна попросила заранее, делали видимость того, что Лили ждет малыша, обманули даже дочек, попросив не приезжать на Рождество, в силу беременности и плохого самочувствия матери, а на Пасху они уже увидели новорожденную «сестренку». Брауны рассказывали, что очень любили малышку и она была им очень дорога. Розалина, прижавшись к плечу мужа, со слезами на глазах слушала, что на самом деле происходило с ее жизнью. И когда мама и папа умолкли, а она отчего-то даже узнав, что они не мама с папой, не могла воспринимать их иначе, спросила только:

— А моя настоящая семья… Вы знаете, кто это?

— Нет. Нам не сказали, — покачал головой Брендон. — Знаем мы только, что они маглы.

— Я маглорожденная?! — Розалина подняла на мать и отца широко распахнувшиеся глаза и перевела взгляд на Томаса, потрясшего ее за плечо. — Но почему Василиск не заметил этого? — спросила девушка. Реддл грустно покачал головой.

— Он заметил, я просто не сказал, — признался он. — Он говорил, что ты маглорожденная. — Все трое боялись, что у девушки случится истерика, что она обидится, рассердится или что-то в этом духе, но этого не произошло… Розалина скорее ушла в себя, задумавшись.

— Эванс, — пробормотала она наконец минут десять спустя. Остальные непонимающе на нее посмотрели.

— Что Эванс? — уточнил Брендон.

— У нас в Школе учится девочка, Лили Эванс. Теперь я, кажется, понимаю, что я чувствую, когда она рядом… Она моя сестра, видимо…

— Если ты теперь не захочешь нас видеть, мы поймем, — всхлипнула Лили. — Роззи, родная, мы виноваты перед тобой, но мы очень тебя полюбили и боялись, что ты от нас… — ее прервало то, что дочка обняла ее за шею и поцеловала в висок.

— Вы меня вырастили, а родителей я даже не видела никогда и не знаю, примут ли они тот факт, что я их дочь, и вообще ничего о них не знаю. Конечно, обидно, что меня обманывали, но вы все равно мои мама и папа, и Джессика с Ирмой все равно мои любимые сестры, — улыбнулась девушка. Брендон и Лили с облегчением вздохнули и, казалось бы, мир и покой в семье, породненной множеством лет, прожитых, и вполне счастливо, как настоящая семья, воцарился вновь. Но навязчивое желание познакомиться с родной семьей или хотя бы узнать, кто это, у Розалины осталось…

* * *

Работа мечты оказалась совершенно не такой, какой представляла себе Розалина. Уже после первого же месяца работы, когда она, случалось, по несколько суток не была дома, адски уставая, девушка начала осознавать, что работать в аврорате было не для нее… Особенно четко она осознала это в день, когда для того, чтобы задержать очередного мага, немолодого, применившего магию в присутствии магловских детей, согласно донесению, ей пришлось его атаковать… Волшебник оказал сопротивление и Розалине пришлось прибегнуть к заклинанию, которое сильно обжигало ему руки при контакте с волшебной палочкой. Но когда она накладывала его, руки ее самой так дрожали, и сердце так кольнуло… Может быть, вдруг подумала она, он вообще невиновен и она арестовывает хорошего человека. Что было еще ужаснее, ей пришлось слишком много уверять себя в том, что аврорат никогда не ошибается, чтобы работать. И подчас она, возвращаясь домой с очередного рейда, рыдала в подушку, жалуясь подушке и Томасу, ставшему ей самым близким человеком, что работа кажется ей слишком тяжелой и трудной…

Хотя для всех, кроме мужа, она прекрасно справлялась со своими обязанностями и была просто замечательным аврором. Девушка была почти для всех, кто ее знал, кладезью жизненных сил, и мало кто был в курсе, что работа, о которой она так мечтала, оказалась ей не по силам. Реддл тоже начал уставать от необходимости выполнения подчас грязной работы с применением Запрещенных Заклинаний и подлых трюков, и как-то раз еще осенью первого года работы жена, видя его усталость и недовольство, обронила «ты уйдешь из аврората», оказавшееся пророческим.

Той же осенью она посетила Дворец Сов в Афинах во время своего первого отпуска на несколько дней, и там в разговоре с Оливией по душам узнала, кто был ее настоящей семьей. Ее догадка о Лили Эванс подтвердилась. А еще Роуз почувствовала себя виноватой за то, что Оливию перевели в обычные валькирии за тот эпизод с ее щекой, хотя сама Говьер по этому поводу не слишком грустила.

Радовало Роуз и то, что Тони почти прервал всякое общение, и лишь редкие, раза два за год, встречи сохраняли безумие между ними. На письма он не отвечал и это радовало еще сильнее. Она и представить себе не могла, хотя пару раз Том уже говорил, что есть основания полагать, что Антонин числится в рядах новой организации темных магов, в существовании которой подозревалась все та же многострадальная Лестрейндж (бывшая Блэк) и ее муж, что это так. Она не могла, будучи под воздействием чар, поверить в то, что он превратился в жестокого и хладнокровного злодея. Да и он путешествовал по Европе очень много и едва ли мог при этом активно разбойничать в Англии, даже будь он злодеем. Как и Лестрейнджи…

И после визита к Совам она, даже не побывав дома, отправилась в Хогвартс прямо в официальном одеянии. Желание познакомиться с сестрой пересилило усталость…

Лили шла из библиотеки, прижимая к груди какую-то толстую книгу, а рядом с ней шагал тот самый мальчик-слизеринец, которого Роуз заметила еще на первом курсе. Отчего-то они напомнили ей ее саму и Антонина… В ту пору, когда они еще дружили близко, хотя для Роуз он остался тем, кем был всегда, лучшим другом.

— Здравствуйте, — улыбнулась Лили, ее веснушки мило выделялись на коже. — Вы…

— Розалина Реддл, — улыбнулась Роуз. — А ты Лили Эванс? — она оглядела пустой коридор. Мальчик, Северус, осторожно подергал подругу за рукав.

— Да. Я вас узнаю, кажется, — Лили забавно наморщила носик. — Это в вас тогда попал снежок, три года назад? Да? Вы были старостой Равенкло…

— Да, — Роуз улыбалась. — А ты — Северус Снейп, я тебя помню, — кивнула она мальчику. И, заметив его длинные спутанные грязные волосы, дружелюбно, без умысла, заметила: — кстати, я знаю хорошее средство, чтобы промывать такие волосы, как у тебя. Могу посоветовать, — в ней сказалось постоянное желание помогать окружающим, но мальчика оно явно задело и Северус, вспыхнув, быстро зашагал прочь. Лили окликнула его и мальчик поспешно остановился и как-то робко подошел ближе. — Извини, я не хотела тебя обидеть, — виновато посмотрела на него Розалина. — Ты довольно… — она оглядела сальные пряди и крючковатый нос на болезненного цвета лице. — Милый, — тактично закончила молодая женщина… В тот день она впервые пообщалась с младшей сестрой, узнала о семье, рассказала о своей работе и о том, что она замужем, но сказать, что она сестра Лили, так и не решилась. Еще несколько встреч, пара писем друг к другу — несмотря на разницу в возрасте, Роуз с радостью отметила, что сестра умная девочка, и они в некотором роде сдружились. Именно тогда-то Розалина и решилась открыть Лили, что она — ее старшая сестра. Девочка поначалу была в шоке, не в силах поверить, что это так, но все-таки чуть позже даже обрадовалась этому и в очередной визит Розалины в Хогсмид во время его посещения четверокурсниками, обняла девушку с радостным: «Сестренка! Привет!»… Вскоре Лили познакомилась с Томом и прочно вписалась в жизнь Розалины, однако знакомство последней с остальными Эвансами не удалось. Она навестила их на Рождество, но ни родители, ни вторая сестра, Петунья, не сумели принять факт их родства. А вот Лили сумела и сестры все же подружились… Незаметно для самой Розалины Лили стала одним из самых дорогих для нее людей. Во время визитов в Школу и Хогсмид она, к тому же, чуть ближе стала общаться с Римусом, который доверял ей и к которому у нее было самое дружеское отношение, и даже снова ей довелось пересечься с Джеймсом, по словам Лили «балбесом и задирой», и Сириусом. Окружение Роуз начало складываться постепенно именно тогда…

Весной она увиделась случайно с Антонином, на Косой Аллее, лил дождь и они оба по совпадению забежали в одно и то же кафе. Посидели за чашкой чая и немного поговорили, обсыхая. Но когда он в разговоре случайно обронил «и эти грязнокровки в Испании», что-то рассказывая о своих путешествиях, девушка, позеленев, резко встала на ноги.

— Я тоже грязнокровка, — прошипела она. — Мои настоящие родители — маглы… — она собралась уже уйти, но Антонин задержал, извиняясь. Из гложущего чувства вины перед ним, существовавшей и так, осталась. Коротко рассказала о полученной летом новости, вызвав новую порцию извинений. И что-то мелькнуло в ее глазах, когда уходила. Хотя наложенные чары заглушали в ней собственные мысли, подсознательно она ощутила, что этот человек изменился, и не в лучшую сторону. Вот только осознать этого ей было до самого конца не суждено…

* * *

Два с половиной года спустя * * *

— Поздравляю, миссис Реддл, — улыбнулась врач, взглянув на Розалину. — Вы беременны, — пожилая женщина улыбнулась шире, заметив, что в глазах молодой мелькнули искорки счастья. Они с Томом уже пару лет мечтали о ребенке, и вот сейчас прозвучали слова, делавшие Розалину счастливой. Она беременна. Девушка погладила еще плоский животик и улыбнулась еще счастливее, чем в первую секунду.

— Это точно? — выдохнула она. Доктор кивнула.

— Это… — Роуз опустила глазки и тут же подняла уже засветившиеся от счастья. — А какой срок?

— Примерно полтора месяца, думаю, судя по вашим словам и по симпт… Признакам.

— Спасибо! — женщина охнула, когда молодая валькирия обняла ее и расцеловала в щеки. — Спасибо огромное! — уже торопясь к выходу, прокричала Роззи.

— А мне-то за что? — недоуменно пожала плечами доктор, думая о том, что таких счастливых беременных девушек она уже давно не видела…

…Снова перечитала заявление, и улыбнулась. Поработает еще пару месяцев и как только животик начнет расти, уйдет, решила для себя. А вечером сообщит Томасу, конечно. Представила радость мужа, улыбнулась снова. И тут же над ухом:

— Реддл, сопровождаешь арестованного на суд, вместе с Норкиссом, — муж уже ушел из аврората, а она работает. Но после родов не вернется, не ее это. Силы измотала эта работа.

Когда коснулась руки арестованного, в голове вспыхнули видения преступления, в котором его обвиняют. Вот только он… Он его не совершал…

Иногда дар просыпался в самые неожиданные моменты, как сейчас. Мужчина поднял на нее несчастные глаза, увидев маховик.

— Ты же валькирия, скажи им, скажи, я не убивал, я не пытал, — закричал он, вырываясь из магических наручников Норкисса. — Скажи им. Проверь! Скажи! — не выдержала, заглянув в его глаза. В том, что ее видения — истина, сомнений не было. Попросила Джима подождать и поспешила к Скримджеру.

— Он невиновен! — заявила с порога, распаленная, взволнованная. Скримджер вопросительно выгнул брови.

— С чего решила? — жестко спросил он.

— Видение валькирии. Я видела все. Я видела убийцу и это — не он! — случилась ссора с начальником. Скримджер решительно отмахнулся от ее настойчивого «не виновен же». Арестанта увели, а Скримджер отвел Розалину подальше от двери.

— Его поцелует дементор и это — решено. Суд — формальность. Улики все показывают на него, так что…

— Я валькирия! — прошипела. Мужчина пожал плечами.

— Роуз, у тебя слова, у меня улики. Его поцелует дементор. Ясно? И впредь… — замолчал, когда девушка сунула ему под нос лист бумаги.

— Подпишите, — в глазах, всегда добрых, полыхнуло раздражение. Заявление об увольнении.

— Роуз, зачем?

— Во-первых, я беременна, собираюсь родить в нормальной обстановке. Во-вторых — просто подпишите и все, — в голосе прозвучала несвойственная ей злость. Подписал, предложил вернуться, когда подрастет малыш. Не ответила ни слова, собралась и молча ушла из аврората, чтобы больше не возвращаться. Осудили невиновного на поцелуй дементора. Она же его и арестовала, и не думала тогда, что творит… Это стало последней каплей.

Встретила мужа с работы вкусным ужином, обняла за шею, прижалась щекой к его плечу.

— У меня две новости, — шепнула. — Во-первых, я ушла из аврората. Во-вторых — я беременна!

— Первое: давно пора, а второе — я счастливейший человек на свете! — осторожно оторвал от пола, целуя в обе щеки. Счастливый смех послужил ответом… Мечты воплощались в реальность, а до рождения девочки, ради которой это все было затеяно, оставалось все меньше…

— Долохов? — молодой мужчина, практически парень, убрал приобретенные по приказу Лестрейндж ингредиенты, когда за его спиной послышался смутно знакомый женский голос. — Столько лет не виделись… — обернулся, скользнув взглядом по лицу молодой женщины с большой коробкой в руках. — Я Миллисента, ну, Брукс. Узнаешь? — улыбнулась она.

— Равенкло, один курс со мной, — улыбнулся он, узнав ее наконец. — Да, давно не виделись, все как-то дела и проблемы, — пожал он плечами. — Слушай, я сейчас тороплюсь. Давай в другой…

— У меня обед через час, я всегда в «Котле» обедаю, — заулыбалась девушка еще шире. — Если освободишься, подходи, поболтаем. Я уже давно никого из наших, кроме Шарлотты и Розалины не видела, — вздохнула она. При упоминании последнего имени молодой волшебник как-то странно напрягся и в его серых глазах сверкнули странные искорки. Розалину он не видел уже больше года, не писал ей… Он старался как можно меньше думать о ней, пытался разлюбить женщину, которая уже давно была замужем за другим, которая работала аврором, что автоматически раскидывало их по разные стороны медленно возникающей пропасти волшебной войны. И все же он ужасно скучал по ней и продолжал любить.

— Знаешь, я подойду, — улыбнулся он Миллисенте. — Вспомним Хог, пообедаем, — подмигнул он. И час спустя, отнеся покупки в дом Лестрейнджей, где Беллатриса в компании Малфоев проводила какие-то очередные опыты, Антонин уже сидел в трактире в обществе улыбавшейся жизнерадостной Брукс, рассказывавшей ему что-то о своей работе в Клинике Святого Мунго, что его вообще не интересовало. Услышать ему хотелось совсем о другом человеке, но из вежливости пришлось делать вид, что жизнь девушки ему крайне интересна. На расспросы о себе он уклончиво ответил, что он занимается бизнесом, хотя свой и не открыл. И честно рассказал, что некоторое время поработал в Надзоре. И осекся, осознав, что Миллисента коснулась его левой кисти. На предплечье выжжена была Метка, которую видеть ей не надлежало. Долохов мягко отстранил руку.

— Знаешь, — негромко произнесла девушка. — Я очень сочувствую тебе, ну… Та история с Роуз… Она, наверно, вам обоим нелегко далась…

— Обоим? — усмехнулся, подумав о ее муже и полученной любимой работе. Розалина ничего не потеряла, а вот его лишила фактически всего. Он ненавидел ее за это, и все же продолжал любить…

— Она тогда очень много плакала, — пожала плечами Брукс. — Не знала, как ей быть. Не сердись на нее, — он посмотрел в глаза девушки, блестящие, большие. Захотелось кинуть ей в лицо что-нибудь резкое за пробужденные воспоминания о Роззи и том времени, когда они еще были вместе. Но он удержался, вместо этого сжав хрупкую кисть в своей широкой ладони.

— Спасибо, Брукс. Сочувствие иногда тоже помогает, — выдавил улыбку. — Тем более это все старая школьная история, — пожал он плечами. — Кстати, о Браун ничего не знаешь?

— Как это не знаю? — Миллисента, казалось, порядком удивилась. — Мы с ней все-таки подруги… — она рассказала, что Роуз ушла из аврората, но когда Долохов услышал причину, ему захотелось убить принесшую эти вести Брукс прямо на месте. Опять-таки удержался, хотя и с немалым трудом. У Розалины несколько дней назад родился ребенок, и сейчас молодая мать с новорожденной дочкой жила у родителей, Браунов.

— Малышка, говорят, такая миленькая! — радовалась Брукс. — Я видела ее сестру, Джессику, вчера, вот она и рассказала, — продолжала девушка. Долохов извинился, сославшись на занятость, и отправился домой, стискивая кулаки. И едва оказавшись в своей спальне, с такой силой треснул кулаком по столу, выплескивая вскипевший в нем при известии о беременности Розалины гнев, что со стола попадало все, что стояло более-менее близко к краю. Звон стекла, треск деревянных и пластиковых предметов, грохот металлических, шелест бумаги… Эти звуки еще почти час заполняли комнату, отдаваясь эхом от стен. Остановился Антонин, тяжело и часто дыша и мысленно то проклиная Реддлов, всех троих, то взывая к совести отсутствовавшей Розалины, то рыча сквозь зубы что-то, сам не понимая, что именно, только когда в комнате не осталось ничего целого. Именно с этого дня его общение с Розалиной прервалось окончательно, и ожидало их теперь всего лишь две встречи. Одной из которых суждено было стать роковой…

* * *

— Ой, какая она миленькая, — восторженно улыбалась Лили, склонившись над малышкой, которую бережно, как сокровище, держала на руках Розалина. Джеймс согласно кивнул, через плечо молодой супруги (а они после школы поженились, начав встречаться на последнем курсе, что немало удивляло Розалину — Лили всегда отзывалась о «Мародерах» как о задирах и балбесах, и вдруг стала девушкой Джеймса) разглядывая племяшку.

— Будет красавицей, — улыбался он, разглядывая карие глазки, похожие на маленькие бусинки. Новорожденная Кэтрин, как назвала дочку Роуз, сопела носиком, на удивление не плача.

Розалина только вчера вернулась домой от Браунов, где ее маленькое чудо, долгожданная малышка появилась на свет. Лили и Джесс заботились о молодой женщине последние две недели беременности, протекавшей достаточно тяжело, и помогли прийти в себя после родов. И вот сейчас, когда малютке Кэтти исполнилось две недели, Розалина наконец-то вернулась к любимому мужу, а теперь еще и счастливому отцу, и уже на следующий день навестить их решили Поттеры и Римус, пока что запаздывавший. Женщина не сомневалась, что и пройдоха Сириус увяжется со всеми, и Петтигрю, вызывавший у нее симпатии не больше, чем Малфои — Люциус женился на Нарциссе Блэк, младшей сестре Беллатрисы. Об этом писали в «Пророке»… Как и о рождении у одного из помощников заместителя министра, Томаса Реддла, дочери. В новостной ленте когда-то писали и о его, тогда еще аврора, свадьбе, и вот теперь Кэтти, не успев появиться на свет, уже была упомянута в самой крупной и серьезной газете «Британского магического сообщества».

— Так, и что тут у нас? — в коридоре раздался шорох открываемой двери и голос Сириуса, громкий, чуть с хрипотцой. Томас, видимо, встретил подзадержавшихся гостей. В дверях гостиной, где Роуз с Поттерами и находились, возникли две высоких мужских фигуры, Римус и Сириус. Петтигрю, к облегчению Роуз, с ними не было.

— Тише, Бродяга, — улыбнулся Джеймс. — Не пугай малышку!

— Ничего, она не спит, — улыбнулась Розалина. Том зашел в крошечную гостиную, где окончательно стало тесно. Люпин осторожно приблизился к Розалине, заглядывая на руки молодой женщины. И постепенно лицо молодого человека в старой простенькой рубашке озарила светлая улыбка.

— Очень похожа на Розалину, — заметил он, осторожно прикоснувшись к крошечной ручке.

— Да, она будет очень красивая, когда вырастет, — согласился Сириус.

— А если она будет такой же доброй и светлой, как Роззи, — добавил Том, принимая из рук жены крошечного младенца, — то ей просто цены не будет… — и до самого ухода Поттеров и Сириуса с Люпином в домике Реддлов радовались появлению на свет малышки, ради рождения которой и была затеяна эта игра с жизнью Розалины. В тот момент счастье молодой семьи еще не было ничем омрачено. Но ненадолго…

Три месяца спустя в дом Реддлов явилась нежданная гостья. Розалина, присматривая за мирно посапывавшей трехмесячной дочуркой, бывшей ребенком на удивление тихим и спокойным, штопала вручную рубашку мужа, чтобы чем-то себя занять, пока Тома нет и Кэтти спит. С каждым днем, казалось, малютка становилась все больше и больше похожа на Розалину, такие же носик и губки, такие же глаза. И, как сказал даже Римус, недавно заглянувший к ним вместе с Джеймсом (Розалине всегда был симпатичен парнишка-оборотень, и она всегда искренне радовалась его визитам и возможности сделать для него хоть что-то хорошее), умные глаза. Как вдруг в холле послышался стук в дверь, исходящий, однако, изнутри дома. Роуз, схватившись непроизвольно за вечного спутника — маховик — выглянула в холл из спальни, где и сидела, и обмерла в дверях, встретившись глазами с Анной Экалой.

— Прошу простить мне столь нежданное появление, — коротко произнесла Анна. Роуз нахмурилась — Экала имела привычку появляться без предупреждения, тем более что в мирное время она редко покидала Башню Времени — место, где жила. А войны не шло уже несколько столетий, по крайней мере, крупной по всему миру. — Но причина, которая меня к тебе привела, для тебя, думаю, тоже важна, — добавила она.

— А что случилось? — Розалина бережно взяла на руки проснувшуюся и захныкавшую голодную Кэтти, собираясь ее кормить. Анна, в конце концов, женщина, не стоит стесняться… — что вас к нам привело? — улыбнулась молодая валькирия, усевшись в кресло в гостиной и предложив гостье второе.

— Диадема Света избрала своей… Повелительницей, скажем так, твою дочь… — черные глаза женщины скользнули по младенцу на руках молодой женщины. Розалина замерла, расстегнув только две верхних пуговицы блузки.

— Что? — выдохнула побледневшая женщина. Анна с сочувствием кивнула, покачав головой.

— Мне жаль, но это так, — отозвалась она. — Кэт — Избранная Диадемой, и, думаю, необходимости пояснять, что это значит, нет, — горько улыбнулась она.

— Я очень плохо знаю, что это такое и… Это опасно для Кэтти? — насторожилась молодая мать, инстинктивно прижимая малютку к себе, словно желая закрыть ее от возможных проблем собой, защитить и уберечь…

— Нельзя сказать однозначно, — ответила Анна. — Возможно, за всю жизнь это не окажет на нее никакого влияния, а возможно — будет очень важной частью ее жизни. Я не могу сказать этого точно, такого знания мне не дано…

— Но… Что-то ведь можно… Что-то же об этом известно? — от хорошего настроения Розалины и следа не осталось. Женщина укачивала хныкавшую Кэтрин, обеспокоенно наблюдая за Королевой Времени. — Хоть что-то?

— Можно, именно об этом я и хотела с тобой поговорить, — Анна поднялась с кресла и тихо подошла к женщине. — Можно? — осторожно взяла на руки малышку, тут же затихшую и карими глазками посмотревшую на женщину с длинными черными волосами. — Она очень миленькая, — улыбнулась Анна, бережно укачивая младенца. — Так вот, Роуз, тебе стоит посетить Трансильванию, там живет граф Матей, их семья много лет помогала валькириям укрывать Диадему от Хранителей, думаю, он сможет что-то о ней рассказать лучше, чем я, — женщина задумчиво взглянула на валькирию, когда Кэт засопела крошечным носиком, потянувшись ручкой к носу Анны. — Я предупредила о твоем возможном визите, думаю, Владислав, его так зовут, будет к нему готов.

— Хранители?! — Розалина от ужаса подскочила на ноги, всплеснув руками. — Они уже знают про Кэтти? Знают, что Диадема ее избрала? Она ведь… Она же просто маленькая девочка, она не сможет бороться… С ними.

— Ну зачем так бояться? — Анна улыбнулась, играя с крохотной ладошкой Кэтрин. — Я вполне успешно уже не одно столетие скрываю девочек, избранных короной, от Ордена Равновесия. Они не знают и могут за всю жизнь этой милой крошки не узнать, кто она такая. Но все же думать мы будем, когда ты поговоришь с Матеем, — закончила она, играя с насуплено ловившим ее палец ребенком.

— Да, я поговорю с ним в ближайшее время, — Розалина ненадолго задумалась. — Ну… В конце месяца у Томми будут несколько выходных, я сумею ненадолго отлучиться. Вы предупредите графа? — взяв на ручки дочку, посмотрела она на собравшуюся уходить Анну.

— Конечно, дитя мое, обязательно, — улыбнулась женщина и исчезла в воздухе. Кэт снова захныкала, напоминая о том, что ее так и не покормили, и Розалина, успокаивая себя тем, что у малышки все будет хорошо, должно быть хорошо, она же маленькая и беззащитная, ее просто не могут обидеть, все же занялась кормлением Кэтрин…

А через месяц она все же побывала в Румынии, где ее постоянные переживания немного были успокоены беседой с графом Матеем, рассказавшим, что способы скрывать малышку от Диадемы все-таки есть, пусть корона и у Хранителей. Все же это было лучше, чем постоянное опасение и страх. Пусть ценой жизни, как минимум, нормальной жизни, без проблем, ее дочери будет постоянная ложь, это все-таки лучше постоянной опасности. Того, что ее страх и волнение почувствовал тот, кто мог причинить ее дочери больше всего вреда, Розалина не представляла, впрочем, как и сам Владислав Матей, не знавший, что у его брата и невестки, живших в то время в родовом замке, был гость. Не знали оба и того, что Розалина, поприветствовавшая, уходя, невестку графа, отправившуюся с сыновьями на прогулку, встретилась таким образом с двумя мальчиками, сыгравшими годы спустя немаловажную роль в ее, Кэтти, жизни. Но тогда им было два года одному и три — второму.

А вот Верховный Хранитель, узнав новость о том, кто новая Повелительница Диадемы, этого не учесть просто не мог. Еще один чудовищный фактор жизни Кэтрин, частью которой стала игра с Розалиной, был только что запущен в действие. Хранители не могли добраться до младенца, но Верховный Хранитель отныне знал, кто это…

* * *

Лили в соседней комнате дремала, укачав Кэтрин, сладко сопевшую. Розалина стояла у окна, с распущенными длинными волосами, в светлом платье. Маховик поблескивал в лунном свете. Джеймс, сидевший у стола, нетерпеливо постукивал по нему пальцами.

— Почему я должен лгать ей, скажи мне. Я никогда не смогу назвать свою крестницу крестницей. Я буду врать всю жизнь. Почему, Розалина? Почему ты поступаешь так?

— Ты ведь хочешь, чтобы она была жива? Верно? Ты любишь малышку, Джеймс, я знаю… — боль слышалась в ее голосе. Безграничная боль…

— Я хочу, чтобы она была жива. Но разве это будет стоить ее жизни? — они совсем недавно крестили Кэтрин, тайно, ночью, но когда Роуз собралась завязать Джеймсу язык, заставив дать Непреложный Обет, тот внезапно воспротивился и потребовал объяснений, которые Роззи и пришлось ему давать.

— Да, Джеймс… Пойми, если бы я не сделала этого, они забрали бы ее. Она Избранная, а если она узнает правду, если все выяснится, они убьют Кэтти. Эти создания не знают жалости, Джеймс, — она помолчала некоторое время. — Я дала ей имя, которое будем знать лишь мы с Томом, ты, Анна Экала и Хранитель Тайны. Я скоро выберу его. Зная имя, они призовут ее к себе. Она не придет и они сами придут за ней… — «создания»… Называть этих людей людьми у нее бы язык не повернулся. Все, что она знала о Хранителях, не допускало возможности считать их людьми.

— Но почему она не должна знать?

— Знание Кэт станет знанием для них. Ты просто не понимаешь, с кем мы имеем дело. Они как дементоры. Забирают все лучшее и высасывают тебя по капельке, — это было не совсем так, и Розалина это знала. Хранители делали все возможное для того, чтобы люди испытывали страх, необходимый им зачем-то, убивали и мучили людей во всем мире, тайно, исподтишка. Но они были не дементорами… Отнюдь не дементорами… Однако Джеймсу женщина предпочла описать ситуацию именно так, чтобы точно заставить дать Обет. Она никогда не любила ложь, но спокойная жизнь ее малышки была гораздо важнее, чем осознание того, сколь многим людям теперь придется лгать и что теперь придется скрывать от всех. Из двух зол Розалина предпочитала выбрать меньшее.

— Тогда зачем им дочь валькирии? — недоумевал Джеймс.

— Есть одна вещь, что им нужна. Диадема Власти Света. Владеющий ей становится сильнее всех на свете. Он может подчинить себе ифритов, валькирий, великанов. Он волен выполнять любые свои желания.

— Но…

— В руках зла Диадема очень опасна. Она воскрешает мертвых, поворачивает реки вспять… Это самая опасная вещь в мире!

— Но при чем вообще тут Кэтрин? — прервал ее Джеймс.

— Раз в много лет Диадема выбирает себе владелицу. Она обязательно должна нести в себе свет. В основном это валькирии или те, кто ими станут. Так вот, диадема не попадает к ней, но любое желание такой девушки исполняется тут же. О ней словно заботятся свыше. И диадема тогда не опасна. В руках добра…

— И Кэтти стала такой вот Избранной? Но с чего ты это взяла? — не понимал Джеймс. Розалина вздохнула.

— История валькирий, милая книга. И там никогда не пишется то, чего нет на самом деле. Кэтти нужна им как Королева, которую выбрала диадема. Которая может заставить диадему творить зло. Но Кэтрин не станет. А убивший Королеву Диадемы, сам станет Королем, — именно так было написано в книгах, которые Розалина читала весь последний месяц. — А второе имя ей дано, чтобы они не могли через рассудок влиять на нее…

— Они, они. Да я все время слышу это «они»… А кто такие они? — голос Поттера выдал уже его раздражение.

— Ты желаешь знать их имя? Изволь. Хранители. Они знают, где Диадема. Это древний орден и они очень влиятельны. Они сильные! Порой даже слишком… — Розалина говорила спокойно, в полном соответствии с Десятым Правилом. Сейчас женщину наполняла надежда на лучшее, ведь они приняли меры. У Кэт все будет хорошо, иначе просто не может быть. По крайней мере, Роуз очень хотелось верить в это…

— Как они выглядят?

— Полагают, что как люди, похожи на людей. Но их плащи… Они скрывают лицо под ними, как правило… — Розалина ляпнула, не подумав. Хранители — люди. Да, они чудовища, но все-таки люди. Впрочем, Джеймсу об этом знать вовсе необязательно… Тем более что сегодняшние Хранители и правда никому не известны. Есть-то есть, вот только кто?

— Но ведь дело не в плаще. А вообще они кто? Люди?

— Нет, мы так не думаем… Понимаешь, есть такое дело… Их никто из живущих не видел. Как считается, конечно.

— Серьезно? — нахмурился Джеймс. Розалина слабо улыбнулась.

— Те, кто их видел, как правило, погибают во время такой встречи. Джеймс, я прошу тебя, ради Кэтти, — она серьезно посмотрела зятю в глаза. — Джеймс…

— Я дам Обет, — кивнул помрачневший юноша. — Конечно дам…

* * *

— С первым днем рождения, крошка! — Томас подхватил на руки одетую в миленькое зеленое платьице в горошек дочку, улыбавшуюся во весь свой ротик с несколькими зубками. Небольшая квартирка в одном из районов Лондона с трудом вместила собравшихся для того, чтобы поздравить именинницу гостей. Ирма жизнерадостно улыбалась, дразня весело засмеявшуюся малышку, Джессика вручала Розалине подарки, которые молодая мать не успевала отставить в сторону, а Натан с Тадеушем негромко диктовали Майклу и Ядвиге какие-то инструкции.

Тринадцатилетние подростки слушали, закатив глаза в потолок, но при отце не рискуя выразить свое мнение о «поучениях» более явно. Ядвига изредка оглядывалась на Розалину, улыбавшуюся мужу и сестрам и принимавшую подарки для Кэт. Игрушки, одежда, детские книжки, подарки для самой Розалины…

— Так, я думаю, мы все сюда не уместимся, — покачал головой Томас, оглядев гостиную, где и находились он и женщины, окружавшие крошку Кэтрин, с восхищением отмечая, что девочка и впрямь настоящая красавица. Тадеуш согласно поддакнул из кухни.

— Томас прав, тут слегка тесновато, — заметил он. Розалина с трудом удержалась от замечания о том, что Тадеушу с его ростом и шириной тесновато в любой комнате и квартирки Реддлов, и дома Браунов. Дом Ожешко, где ей довелось побывать зимой, на Рождество, с Томом и крошкой Кэтти, трансгрессию перенесшей на удивление легко (дочь валькирии, все же), был куда больше и просторнее, как поясняла Ирма — для Майкла и Ядвиги, чтобы деткам было, где порезвиться. Чем подростки до сих пор с удовольствием и занимались, особенно Майкл. Но у Реддлов, да и у Дафт, было стойкое ощущение, что простора захотелось «крупномасштабному» Тадеушу…

— Тогда идем к родителям, там мы все все-таки влезаем, — предложила Джессика, вручив Розалине последнюю коробку. — Вот, Роуз, это за все ее достижения за последние полгода.

— Мама! — Кэтрин, с которой принялся сюсюкать Натан, надоело внимание к ее персоне и ребенок расхныкался, пиная руки отца маленькими ножками. — Хочу! — по мнению всех женщин семьи Браун, включая Розалину, Кэтти являла собой буквально чудеса ребенка. Первое слово — в десять месяцев, первые шаги — в девять, и к году непоседа уже вовсю бегала по квартире, то и дело пытаясь что-нибудь натворить. А уж упорству, с каким милая девчушка с каштановыми волосиками стоила башенки и пирамидки, можно было позавидовать. Так или иначе, скучать Розалине не приходилось ровно с того момента, как Кэтрин сообразила, что если она агукает, то мама тут же появляется и начинает с ней играть или кормить… Или еще что-нибудь делает. Когда Кэтрин заговорила, Розалине забыть о том, что такое находиться вдали от Кэтрин, пришлось окончательно. К счастью, год выдался на удивление спокойным и молодую валькирю не дергали по делам Ордена Сов…

— Тебя даже дети боятся, — хихикнул Тадеуш, когда Натан отошел от малыша, «обиженно» насупившись. И улыбнулся во все тридцать два зуба, щекоча ребенка. Кэтрин, внимательно посмотрев на здоровенного дядюшку, оглянулась на папу, убедилась, что он улыбается, и легонько пнула руку Тадеуша ножкой, улыбаясь щербатым ротиком. — А меня — нет! — с гордостью произнес Ожешко, выпрямляясь. — Умничка, Кэт! Так ему, серьезному, и надо!

— А можно подержать? — Розалина и женщины с Ядвигой собирали все необходимое для празднования первого дня рождения Кэтти, оставшейся в окружении мужчин большого семейства. Майкл с любопытством поглядел на сестренку, забавно насупившую носик. За последние два года парнишка здорово вымахал в росте, будучи теперь почти по плечо взрослым Натану и Томасу. Хотя, учитывая рост Тадеуша, ему еще было куда расти. А три года назад, в десять лет, он проявил ифритские способности. И очень скоро стало понятно, что мальчик — ифрит.

— Только если очень осторожно, — улыбнулся Томас, передав малышку подростку, ахнувшему, когда ребенок оказался у него на руках.

— Эй, да ты тяжелая! — покачал головой Майкл. — И как Роззи тебя на руках так много держит?

— Тетя Роззи, — поправила из кухни Ирма, упаковывая сумку с продуктами.

— Просто Роззи, — буркнул Майкл, корча младше сестре рожицы. Кэтрин, возмутившаяся такому неуважению к ней, тут же ухватила брата за нос, пиная ножкой уже его.

— Бяка! — шмыгнула она носиком. Мужчины хором рассмеялись, еще больше обидев Кэтрин, тут же с такой настойчивостью затребовавшую Розалину, что бедная мать в секунду оказалась в гостиной и забрала свое разбушевавшееся чудо. Кэтрин, убедившись, что мама рядом и что ей больше не делают страшные лица, успокоилась и жизнерадостно залепетала что-то на своем языке, играя мамиными длинными волосами.

— И в кого она такая только? — улыбался Тадеуш, приобняв за плечи худенькую Ирму.

— Не в Роззи явно, — подмигнула женщина Томасу, потрепав сына по взъерошенным темно-русым волосам.

— Наверно, в меня. Но я себя в годик не помню, — отозвался Реддл. Семейство наконец-то полным составом отправилось в дом Браунов праздновать первый крупный праздник в жизни будущей валькирии Соединенного Королевства, Кэтти Реддл.

* * *

— Роззи, — когда женщина, сдав Кэтрин на попечение обожавшей маленькую внучку Лили, вышла в сад подышать свежим воздухом и посмотреть минутку на закат — скоро им с Томом пора домой, укладывать малышку спать, а в Лондоне на такой красивый закат не посмотришь, подскочила к ней Ядвига. — Розалина, а можно тебя кое о чем попросить? — потеребила женщину за рукав девчушка с двумя темно-русыми косичками. Роззи улыбнулась, приобняв племяшку за плечи.

— Да, Яди?

— Ты можешь взять меня в свои преемницы? Я очень хочу быть валькирией и помогать остальным. Правда сильно хочу. Можно же?

— Ну, — Розалина вздохнула. Существовало множество причин, по которой она не хотела брать Ядвигу в ученицы. Девушка не соответствовала критериям будущей валькирии и Розалина, при всей любви к своей семье, прекрасно это видела. — Яди, это невозможно. Да и ни к чему, я совсем молодая, не истратила свой Поцелуй, так что… Ты вовсе можешь не стать валькирией, даже если бы я и взяла тебя в преемницы. Но я и не могу, — пожала она плечами. Майкл, вышедший вслед за сестрой подальше от о чем-то споривших отца и деда, прыснул.

— Яди, ты, похоже, лимонадом обпилась, — хихикал он. — Наш папа — ифрит. Я — ифрит. Таких не берут в валькирии! — Ядвига пнула брата в щиколотку и тот покорно замолчал.

— Это правда, Роззи? — не отставала она. Валькирия кивнула.

— Майкл прав. Ты — дочка ифрита, причем крови. Такие не бывают валькириями. Да и в общем-то я не вижу необходимости учить кого бы то ни было, — покачала она головой. — Прости, но нет, Яди, — развернулась и зашла в дом, не заметив, что в глазах Ядвиги полыхнул огонек злости.

— Ненавижу, — прорычала девчушка сквозь стиснутые зубы. — Вечно все вокруг нее носятся, Роззи то, Роззи это. Мы когда маленькие были, и то так не бегали, как с ней, — буркнула она. Майкл нахмурился, глаза вспыхнули желтым огоньком. — Самая умная…

— Что-что?

— Я… Я просто от обиды… — Ядвига оглянулась на брата и тут же отвела взгляд. — Просто я и правда хотела, и обидно, что не получится… — она выдавила улыбку. — Пойдем? Там торт сейчас будет, вкусный, наверно, — она потянула брата в дом, стремясь сменить тему. Встречаться с пристальным взглядом его пожелтевших глаз Ядвиге не хотелось совершенно… Но кое-что из ее мыслей Майкл увидеть все-таки успел...

* * *

Два месяца спустя после дня рождения Кэтрин мир перестал быть прежним. Началась магическая война, и началась она с открытого разгрома нескольких магических кварталов, наиболее популярных среди маглорожденных волшебников и полукровок. Организация молодых волшебников и магов среднего возраста, называющая себя «Пожиратели Смерти», дала волшебному миру понять, что спокойной жизни больше не будет. Открыто Упивающиеся пропагандировали чистоту крови, господство над маглами и магическими существами и полное истребление грязнокровок, обвиняя их в неправедном получении волшебного дара. Аврорату здорово прибавилось работы, а молодые ребята, только-только впопыхах окончившие курсы, погибали, не успев толком и поработать. Опытные, суровые и закаленные авроры противостояли Упивающимся, как и многочисленные добровольцы, стремившиеся защитить своих близких и друзей. И все же это была война…

Не скрывались и имена руководства группы преступников, движимых общей идеей. Лестрейнджи, оба, Люциус Малфой, Яксли. Возглавила же эту весьма сомнительную организацию Беллатриса. И, что было самым страшным, поездки компании по Европе не остались бесследными, как и годы подспудной работы с Лютным Переулком и самыми страшными книгами Хогвартса, до которых Белла только умудрилась добраться. Владение темной магией у Упивающихся теперь было поистине жутким…

Розалину неоднократно звали в аврорат, но женщина уже давно решила для себя, что туда не вернется ни за что. Но когда глубоко уважаемый девушкой профессор Дамблдор основал Орден Феникса, а это случилось уже в первые месяцы войны, туда молодая валькирия вступила охотно и сама, и потом уговорила мужа, бывшего аврора, имевшего реальный опыт борьбы с темными волшебниками, вступить туда же. Так молодая валькирия Розалина Реддл стала членом Ордена Феникса, коим оставалась еще почти восемь лет, до самой своей смерти, внося самый активный вклад, который только могла, в деятельность Ордена. Своему призванию, нести жизнь и свет перед лицом опасности, она отдавала все, что могла. Истинная валькирия, как годы спустя сказала о ней Оливия, хороня свою любимицу и одну из лучших молодых валькирий за ее жизнь. Истинно несущая жизнь…

Когда Кэтрин было уже три годика и из капризной крохи она превратилась в озорную проказницу с темно-каштановыми кудряшками и умными карими глазками, у Поттеров родился сынишка, названный Гарри. Розалина присутствовала рядом с младшей сестрой во время его рождения и таким образом была рядом с Гарри уже с первых секунд его жизни… И когда через год стало понятно, что на малыша объявлена охота Пожирателями, из-за Пророчества Трелони, предвещавшего, что рожденному в последний день июля мальчику, а Гарри родился как раз в этот день, суждено сразиться с Лестрейндж и «ни один из них не будет жить спокойно, пока жив другой», Розалина твердо решила для себя быть рядом с сестрой и всячески ей помогать, и не представляя тогда, насколько роковым окажется для нее это решение…

Розалина была единственным, кроме Дамблдора человеком, поверившим виновному в том, что Лестрейндж услышала пророчество, Северусу Снейпу. Молодой человек, когда Альбус позвал Розалину, чтобы рассказать ей обстоятельства этой истории, при виде молодой женщины в белой мантии с маховиком времени на шее, зная уже, что она — валькирия, робко и настороженно смотрел на нее, признаваясь фактически в том, что предал ее сестру. И все же… Розалина внимательно смотрела ему в глаза, потребовав показать ей воспоминания, включив интуицию валькирии и прислушиваясь к ней.

— Я верю тебе, Северус, — произнесла наконец. — Не оправдываю, конечно, но верю, что ты не хотел… — при этих словах в темных глазах юноши впервые за всю беседу промелькнула тень какой-то надежды. Непонятно на что. — Но Лили тебя вряд ли простит, — эти слова уничтожили робкий огонек надежды за одно мгновение. Правда, но чудовищная в своей жестокости. Лили бы не простила, и все участники беседы понимали это слишком хорошо.

Вся жизнь маленькой семьи Поттеров оказалась уже с самых ранних дней Гарри сопряжена с необходимостью скрываться, прятаться, с постоянным страхом и опасением. И Розалина понимала, как им тяжело, как никто другой… Вся ее жизнь уже с первых месяцев жизни ее малышки сопряжена была со страхом за Кэтти… Который, разумеется, женщина всеми силами скрывала от дочурки. Огромной поддержкой для нее стал Томас, делавший все возможное ради спокойствия своей семьи, и беспрекословно давший Роуз Непреложный Обет. Он очень много работал, и к трем годам Кэтрин дослужился до заместителя министра. А к пяти годам дочурки Реддлы, пользуясь тем, что война вошла в фазу затяжного противостояния и можно было надеяться на лучшее и скрывать от малышей, что на самом деле они живут в мире, где идет война, занялись строительством дома в очаровательном небольшом городке Литтл-Хэйминге. Более просторного, чем их домик с тремя небольшими комнатками — они перебрались туда, сняв это жилье, когда Кэтти начала подрастать. Кэтрин же по достижению малышкой четырех лет отдали в магловскую школу, где девочку учили читать, писать и еще много чему. В магловскую школу в свое время ходила и Розалина…

Однако зимой того года, когда Кэтрин исполнилось пять, случилось непоправимое в жизни молодой женщины. Осенью до того она встретилась с Антонином, едва его узнав, и поговорила буквально пару минут. Однако и этой короткой встречи хватило для того, чтобы сердце молодой женщины с новой силой стиснуло болью. Безнадежная тоска и отчаянная надежда в его глазах ничуть не притупились за те годы, что они не виделись…

— Мама, а кто это был? — когда они отошли, спросила любопытная Кэтти, потянув ее за рукав.

— Просто один старый знакомый, — Розалина с горькой улыбкой посмотрела на дочку, похожую на нее как две капли воды. — Мы… учились вместе, — за этим ответом крылось много того, о чем не хотелось говорить счастливой малышке со смешными косичками. За этим коротким ответом скрывались месяцы пролитых в подушку слез, безграничная боль, рухнувшая дружба двух по-настоящему близких людей… Три судьбы, разрушенные общей бедой, жестокой игрой. История любви, разрушенной ради того, чтобы шахматная партия сложилась, как положено. В последнее время Розалина в глубине души признавалась себе в том, какова была на самом деле правда. Выбор — не любовь. И хотя она всеми силами стремилась уверить себя и Тома в обратном, в человеческой частичке души она осознавала жестокую правду. А признавшись себе в том, какой была любовь, она делала себе только больнее. Это — прошлое, которого больше не будет. Не может и не должно было быть…

Это случилось после Рождества… Розалине не суждено было узнать, сколько их было и как именно они это сделали, но случилось непоправимое. Она с горой подарков поспешила к матери и отцу… Вот уже два месяца все было тихо и она, оставив дочурку с Римусом, души в «крестнице» не чаявшим, и в тайны проделки Роуз не посвященным, на часок отправилась к родителям… Но на настойчивый стук в дверь не было ответа. С замершим сердцем молодая женщина положила руку на ручку двери и повернула, мысленно отдавая маховику команду. К ее крайнему изумлению, дверь оказалась не заперта. Однако это удивление минуты спустя сменилось истинным ужасом. Розалина прижала руки ко рту, опустившись на колени перед телом отца. Ей не нужно было прикасаться к нему, чтобы понять, что Брендон мертв. Она, валькирия в ней, поняла это еще только открыв дверь. Что в этом доме не было живого. Здесь царила смерть…

Лили была в гостиной, видимо, и застали ее там. А в ногах — их кошка, которую они завели, когда Розалина вышла замуж. Убитая, видимо, развлечения ради…

Час спустя Розалина сидела на кухне дома Браунов, отпаиваемая горячим чаем, укутанная в плед заботливым мужем, в сердечных объятиях Молли Уизли, матери уже семерых детей, четверо из которых были младше ее единственной дочурки, Кэтрин. Джинни, младшенькой, был всего годик. Долгожданная дочка в семье с шестью сыновьями.

— Роззи, бедная, — качала головой Молли, поглаживая по голове женщину, с молчаливым горем смотревшую на дверь кухни, за которой множество авроров и члены Ордена Феникса осматривали дом и тела ее приемных родителей…

— Это… — показавшийся в двери Джим кашлянул, покачав головой. — Роуз, ты… В общем, как показал осмотр, у них внутри… — замялся он. Розалина подняла на него полные боли карие вишни.

— Я знаю, Джим. Я валькирия. Я знаю, что у них все органы внутри разорваны, скажу больше, бедная кошка отделалась проще всего. Ей просто сердце остановили… — всхлипнула она.

— Пожиратели так не работают… Даже они так не работают, — покачал головой Джим. — Мы ума не можем приложить, что случилось…

— Это не Пожиратели, — Розалина горько улыбнулась, бессмысленно вертя в руках стакан с чаем. — К сожалению, те, кто это сделал, куда хуже Пожирателей. Закройте дело, Джим… — она до боли стиснула руки в кулаки, понимая, что виновные в этом никогда не будут найдены. — Вы их не вычислите… Это на том же уровне магии, что и мои сестры-валькирии.

— Ты… Ты знаешь, кто это?

— Враги валькирий. Не ваш профиль, — она закрыла лицо руками. Боль сжимала ее душу, пробуждая потаенные страхи в самом дальнем уголке сердца. Хранители… Наверняка они как-то узнали о Кэтти, ищут ее и запугивают ее семью. Вполне в их духе. Роуз понимала, что мама и папа не выдали ее, за что и поплатились. И от этого вина лишь сильнее стискивала сердце… Из-за нее. Это случилось из-за нее, и еще из-за Кэтти… Помогая людям, всеми силами стремясь помочь, исцеляя пострадавших от действий Пожирателей, делая все возможное и невозможное, чтобы защитить Лили, принимая участие во всех без исключения операциях Ордена Феникса, она не сумела помочь самым близким на свете людям… Несущая Жизнь принесла смерть своим родным. Чудовищная расплата за ее способности… Чудовищная потеря. Непоправимая беда…

Когда в начале лета супруги Дафт были найдены дома точно в таком же состоянии, Розалине хотелось выть, ногтями роя землю. Сестра и зять… Пусть не родная, но сестра. Вина, чудовищная боль, страх… В том числе за Ирму и ее семью. Двое детей, которым всего-то по девятнадцать лет, точнее и девятнадцать только еще будет осенью… Но Ирма, что оказалось каким-то чудом, не пострадала ни тогда, ни через год, ни позже… Хранители как будто остановились, чего-то выжидая.

Полной неожиданностью для Розалины стало то, что по завещанию все имущество Дафт отписано оказалось Кэт за небольшими исключениями для Майкла и Ядвиги. Женщина сначала пыталась отказаться от имущества, причинявшего боль, напоминая о погибшей сестре… Но Ирма настояла на том, что ничего не возьмет свыше воли покойной. Что Джес так хотела… Женщины всю ночь молча сидели, обнявшись, и плакали. Из некогда большой семьи остались лишь они. Двое из пятерых… После похорон матери и отца сидели у камина, с невидящими глазами, все три сестры. Теперь — двое. Всего двое…

Дом Розалина продала, потому что видеть его оказалось выше ее сил. Все деньги, полученные Кэтрин, положены были на ее счет. С дома же все ушло куда-то мужу, Розалине видеть все это не хотелось. Слишком больно было вспоминать, откуда эти деньги взялись… И хотя боль со временем притупилась, счастье стало для женщины недосягаемым понятием… Единственное во всем мире, что радовало ее теперь — муж и дочь. И женщина и представления не имела, что совсем скоро обратный отсчет ее жизни пойдет уже даже не на годы, на месяцы. Что следующая ее встреча с некогда лучшим другом, с человеком, которого она могла бы любить и когда-то была на самом деле в него влюблена, станет последней. Не только для них, но и в ее жизни.

* * *

— Кэтти, милая, это что такое? — Розалина, зайдя утром в комнату дочки, пораженно замерла. Девятилетняя девчушка с длинными каштановыми кудряшками повернулась к матери от окна.

Белая простыня с ее кровати была обмотана вокруг девочки в виде какого-то жуткого подобия тоги, а явно сорванная с карниза прозрачная тюль, закрывавшая окно спальни малышки, была непонятным образом вплетена в ее длинные, до поясницы, волосы. Учудить что-то подобное было вполне в духе маленькой Кэтрин, но обычно такие проделки она совершала в обществе дяди Джеймса. Одна — крайне редко… Розалина, у которой с раннего утра нарастало чувство странной тревоги, возникавшей все чаще в последнее время, словно предвестие какой-то чудовищной скорой развязки узла, в который была заплетена ее и ее близких жизнь, засмеялась, оперевшись на дверной косяк. Кэтрин, закутавшаяся в простыню и тюль, являла собой довольно-таки комическое зрелище.

— Я как ты, тоже невеста, — заявил ребенок, подняв на Розалину лицо. При виде последнего у женщины вместе со смехом потекли из глаз слезы. Где Кэтрин умудрилась с утра пораньше найти косметику, Розалине знать не хотелось, но девочка явно имела слабое представление о том, что тушь наносится только на ресницы, а не на все веко, и что на щеки губную помаду никто не мажет. Причем проделано все было так тихо, что Роуз, с шести утра не спавшая, ничего не услышала.

"Школа Джеймса", — подумала женщина, придумывая для мужчины справедливое возмездие. Он скрывал тайну крещения Кэтрин, но свое отношение к девочке — нисколько, очень много времени возясь и с ней, и с Гарри. В итоге озорство и вот такие вот чудеса для Кэтрин были чем-то обыденным, в порядке вещей. Как и то, что на Джеймсе можно разъезжать по дому, и то, что Поттер при малейшей возможности охотно учил девчушку летать на метле. Розалине его за это убить хотелось, но это было невозможно.

Кэтрин в этом году не пошла в школу, активность Лестрейндж вспыхнула с новой силой и это стало опасно. В итоге Розалина и Томас решили оставить ребенка дома. И изнывающая от безделья Кэтти начала искать себе развлечения…

— Невеста? — Розалина покачала головой, размышляя, чем смывать все это с ее маленького «чуда».

— Вот! — Кэтрин жизнерадостно показала матери большую колдографию последней в свадебном платье в окружении сестер, их мужей, Томаса и племянников. — Как тут! А тетя Ирма говорит, что девушка должна краситься, чтобы быть красивой!

— Так, пошли-ка умываться, моя маленькая невеста, — Розалина поймала весело засмеявшуюся дочку за руку, притянула к себе и поцеловала в на удивление чистый лобик. — Тетя Ирма говорила про взрослых девушек, а ты еще маленькая, — она нежно поцеловала ребенка еще раз и повела в ванную, ругая Ирму на чем свет стоит. «Одеяние» она с одетой еще и в пижамку Кэтрин сняла еще в детской. — Давай договоримся с тобой так, — она завела Кэтрин в ванную, присела около нее на корточки и взяла дочку за плечи. — Ты подрастешь, походишь в школу, станешь взрослой красивой и умной волшебницей и потом будешь самой настоящей невестой. Мы сделаем тебе самое красивое платье на свете, как у меня… Хорошо? — девочка кивнула, прижимаясь к маме и вымазав ее светло-голубой халатик в помаде.

— Я хочу быть как ты! — заявила Кэтрин, пока Роуз смывала с ее лица «макияж», отметив для себя, что спутанную гриву дочурки пора подстричь.

— И будешь. Но сначала мы немножко подрастем, — улыбнулась она, поцеловав Кэтрин в мокрый носик. — Хорошо? — девочка кивнула, утираясь теплым пушистым полотенцем.

— Папа говорит, что я на тебя очень сильно похожа, — гордо улыбнулась девочка. — Что я такая же хорошая, как ты… — Роуз промолчала, скрыв от дочери блеснувшие на глазах слезы.

"Если бы ты только знала, какая я на самом деле «хорошая»", — подумала женщина, вспомнив свое знакомство с Томасом. Кэтти этого лучше было не знать… По крайней мере пока. Не стоило…

Последний день жизни молодой валькирии только начинался, отмеряя даже не дни — часы ее жизни. Обратный отсчет перед окончательным матом на чужой шахматной доске. И Розалина, всеми силами загонявшая этот страх далеко-далеко, подсознательно ощущала, что новый рассвет она уже не встретит… Что часы спустя ее не станет. Наверное потому-то она не стала ругать Кэтрин… Чтобы хотя бы эти последние часы отложились в памяти ее дочери чем-то теплым и светлым…

* * *

Маленький город, скорее даже поселок. Почти на окраине — неприметный двухэтажный дом. В окнах первого этажа горит свет, но через занавеси он слабо виден. Вокруг дома, невидимо для соседей, сплошь и рядом обвиты защитные чары…

— Джеймс, им пора спать! — часы пробивают одиннадцать вечера и Розалина вздрагивает. Странная тревога в глубине души отчего-то начинает нарастать…

— Ну хорошо… — откликается мужчина, до того игравший с детьми со всей беззаботностью, на какую только был способен. После слов Роуз он слегка посерьезнел, выпрямился — они играли в тигра и тигрят, поднял Гарри на руки и позвал:

— Принцесса! Пора в кроватку!

— Хочу сказку! — объявила девчушка, покорно шагая рядом с Джеймсом.

— Я могу рассказать, — улыбается Розалина, чье сердце сжимается в комочек от предчувствия чего-то неотвратимого. Что с каждой минутой все ближе и ближе к ним…

— Нет! — девочка капризно надула губки. — Джеймс! Хочу Джеймса!

— Ну хорошо, Принцесса! Буду я… — девочка сияет и они трое скрываются наверху.

— Вот так всегда, — с улыбкой заметила им вслед Лили. — Никто иной, кроме Джеймса… Тебя пора короновать, Джейми, на титул короля. При нашей маленькой принцессе.

— А он и есть король! — девочка смеется… В последний раз в жизни Розалина слышит смех своей дочери. В последний раз…

Всего полчаса спустя в дом ворвались двое. Всего двое… И все же тревога, нараставшая с каждой минутой, обострилась до предела…

... — Пожалуйста, не надо! — взмолилась Лили. Джеймса не стало минуты назад, и уйти женщины не успели… Розалина приготовила палочку, но заклинание застыло на ее губах. Со спутника Беллатрисы соскользнул капюшон… Черные волосы, полубезумный взгляд — немудрено, он только что совершил первое в своей жизни убийство, серые глаза…

Томас уже не раз говорил ей, что Тони — Пожиратель, что это установленный факт, но она не верила. Даже когда Алиса Лонгботтом, которую запытали до безумия, описала внешность нападавшего, как «черные длинные волосы, серые глаза и волосы на щеках», когда Розалина умудрилась ненадолго чуть привести ее в чувство, женщина не верила в это. Когда Кэтти было шесть, Розалина попалась Пожирателям, измотанная гибелью сестры, где ее пытал Люциус. Даже услышав голос Долохова, она не верила в очевидное, думала, что голоса были просто похожи… Наложенные когда-то давно Анной чары делали свое страшное дело…

И сейчас, глядя в глаза Антонина, Розалина не могла поверить в то, что это все-таки правда. Ужасная правда…

Секунду спустя женщина пришла в себя, взмах палочки, движение губ, но слишком поздно. Закрыть щитом Гарри и Лили, дезориентировать Беллу не вышло. Не успела. Мелькнул луч Авады, и Лили метнулась навстречу собственной смерти. Закрыла собой сына. Слышится тихое недоуменно-жалобное «мама»… Кого угодно это тронуло бы, скорее всего. Но не Лестрейндж.

Розалина снова шепчет заклинания защиты для Гарри, стискивая палочку в руке. Если удастся спасти Гарри, она поцелует сестру. Однако новая вспышка зеленого света и громкий хлопок. Да, чары Лили вкупе с чарами Розалины сработали. Но не до конца. Гарри все равно умер. Все трое Поттеров…

В суматохе исчезновения Беллатрисы и смерти Гарри валькирия не заметила, как ребенок, до того мига жавшийся к ней, вдруг увернулся и выскользнул в коридор. Она не заметила, да и вроде бы самой страшной угрозы более не было. Долохов как-то слился с интерьером во время убийства Лили и Гарри. Но вот спутник Беллы девочку заметил. Он прошел мимо женщины, склонившейся над Гарри с последним, что та могла для него сделать. Поцелуй в лоб, и в легкие мальчика вернулось дыхание, сердце забилось. Родители мертвы, но он жив. Защищен поступком и колдовством матери и жив… Она позаботится о нем, Лили и она договорились, что если с одной семьей что-то случится — вторая заберет их ребенка к себе. Розалина, правда, знает, что это ее последние дни, чувствует. Но Том не оставит Гарри, она в этом уверена.

— Кэтти! Кэтрин! — поцеловав Гарри, Роза выпрямилась, и увидела, что дочки в спальне нет. — Кэт! — палочка сжата в руке, в душе худшие чувства. И злость на себя. Но нет, малышка жива… Она вжалась в стену соседней комнаты, с ужасом глядя на того, кто наставил на нее палочку. Мужчина усмехается, с откровенной ненавистью смотря на девочку. Розалина без раздумий нацеливается и произносит «Кру…». Но договорить не успевает.

— Авада Кедавра, — и луч по направлению к Кэт… Ни секунды не думая, Розалина бросилась к дочери, так быстро, как только могла. Оттолкнуть, закрыть собой, что угодно. Она не даст ему убить ее ребенка. Кем бы он ни был для нее раньше, и в глубине души всегда, — дороже Кэтрин у женщины не было никого. Единственная дочь, от все-таки любимого мужа… Она хотела его любить и любила. Ей хотелось верить, что любила… Именно падение женщины, а не девочки, привело убийцу в чувство. Ребенок, как две капли воды похожий на мать, кидается к телу, всхлипывая, напрочь забыв о нем. Но мужчина больше не поднимает палочку. В голове осознание, кого он только что убил. Что он промахнулся. Женщина еще жива, тяжело дышит, стискивая слабеющими пальцами палочку. Шепчет «Империо» и заставляет убийцу уйти. Не для того, чтобы спасти Кэтти, она как нельзя лучше понимает, что он и не тронет девочку. Чтобы спасти все же дорогого ей человека от заключения в Азкабан. Она знала, что он не был таким, знала, что его таким сделало… И понимала, что это меньшее, что она может сделать для него. Меньшее и единственное… Чары Анны спали после Авады, оставив ужасное осознание того, сколько ошибок она успела сделать и как они были жестоки… Это осознание и заставило дать ему уйти. Женщина до крови стискивала кулаки, лишь бы не кричать от чудовищной боли, разрывавшей тело. Не напугать Кэтрин, только не напугать еще сильнее…

* * *

Вопрос, кому передать дар, был решен для нее еще в младенчестве Кэтрин. Дар мог помочь ей защититься от Хранителей. Он был ей нужен. Да, за него придется заплатить, но он даст малышке больше шансов выиграть в этой борьбе. С последним вздохом она передала дар единственному человеку, любовь к которому не была обусловлена даром ни в малейшей степени. Своей дочери. Выдохнув, Розалина закрыла глаза. Финалом игры стала жизнь… Как и должно было быть… И где-то очень далеко женщина в длинном черном платье, отойдя от зеркала, закрыла лицо руками, не оглянувшись на валькирию в белой мантии, откровенно разрыдавшуюся после увиденного. Как бы необходимо это не было, как бы сознательно Анна, да и Оливия, не влияли на жизнь Розалины, то, что они сделали, причиняло обеим чудовищную душевную боль.

«Необходимо пожертвовать жизнью одного, чтобы спасти многих» — правило Кодекса валькирий. Одно из самых жестоких… Исполнение которого только что стоило жизни женщине, обреченной на смерть, когда она еще не родилась. А двум людям, мужчинам, вплетенным в паутину этого правила по роковой необходимости — человека, которого оба любили и который для обоих был смыслом жизни. Три судьбы, связанных нитью общей беды. Три человека, заплативших за чужую игру… Вот только, думала Анна, глядя на маленькую девочку с каштановыми кудряшками, рыдавшую, зарываясь лицом в испачканный помадой халат Розалины, три ли? Или все-таки больше?