Из руин (гет)

Завтракая следующим утром, я услышала звуки родной речи, а именно отборный русский мат. Чем-то недовольный Долохов проявлял своё недовольство, не стесняясь в выражениях.

— Что случилось, Антонин? — поинтересовалась я, выглянув в коридор.

— Да боггарт, чтоб его! — раскрасневшийся Долохов снова забористо выругался.

Боггарт? Насколько я помнила Роулинг, это было смешно. Правда, помнила и то, что Молли Уизли, для которой боггарт превращался в трупы её родных, смешно не было. Долохову, судя по всему, тоже.

— Ещё и палочку, как на грех, эта бледная немочь вчера отобрала, — пожаловался Антонин. — А эти боггарты… Ты же помнишь: умом понимаешь, что это просто иллюзия и ничего за ней нет, но всё равно трясёт и ничего с собой поделать не можешь.

— И как же ты справился? — поинтерсовалась я.

— Огневиски стакан хлопнул, после него ничего не страшно, — осклабился Долохов.

— Неужели помогло? — мне что-то было сомнительно.

— Нет, конечно, Пиритс пуганул эту пакость, хорошо, что у него палочка осталась. Ладно, извини, что побеспокоил.

Мы вернулись в комнаты.

Передо мной встал вопрос, чем заняться. С косметикой я наигралась вчера. Повторять заклинания без палочки было неинтересно, а некоторые просто невозможно. Беллетристики, насколько я знала, у магов не водилось. Бытовые проблемы решала верная Флинки, причём гораздо лучше, чем если бы этим занималась я. Колдорадио нас не обеспечили. В покер я не играла, а то можно было бы составить компанию Долохову. Напроситься, что ли, в гости к Нарциссе? Авроры наверняка уже от них отстали. Один-два раза проверили, а дальше деньги Люциуса должны были обеспечить Малфоям относительный покой, за исключением тех дней, когда смена выпадала членам Ордена Феникса. Как бы мне с моей везучестью в такой день и не попасть. Решено, не будем навязываться сестричке, мне ещё следующие два года у неё торчать, если не случится ничего неожиданного, так что не стоит заранее портить отношения.

Промаявшись бездельем до обеда, я оделась потеплее и отправилась на прогулку. Было ещё сыро и холодно, но сидеть в четырёх стенках становилось невмоготу.

С тыльной стороны замка располагался когда-то великолепный, а сейчас запущенный парк. Дорожки растрескались и поросли травой, когда-то геометрически правильные формы крон буйно разрослись, кое-где путь перегораживали поваленные стволы, перебираться через которые удавалось с трудом.

Обходя грот с водопадом, я наткнулась на мага, сидевшего на камне у заросшего пруда. Услышав мои шаги, он поднял голову. Я узнала Родольфуса.

— Белла? — Родольфус вежливо наклонил голову и сделал попытку подняться.

Я остановила его взмахом руки и села рядом.

— Опять встал?

— На этот раз с разрешения Фасмера, — он улыбнулся. — Правда, палочку назад ещё не получил.

— А у меня Снейп вчера отобрал, — пожаловалась я. — И у Антонина. Может, и ещё у кого-то.

— Перестарались? — понимающе кивнул Родольфус.

— Хотим поскорее вернуться в строй. А ты разве нет?

— Разумеется, — равнодушно подтвердил муж.

Беседа не клеилась. Родольфус смотрел на тонкую струйку воды, с трудом пробивающуюся через забитое грязью и засыпанное мусором устье.

— Скоро весна, — задумчиво проговорил он. — Как бы я хотел встретить её в Лестрейндж-холле…

— Мы с Рабастаном говорили с Ивэном. Вернее, с портретом Ивэна, — поправилась я. — Он тебе рассказал?

— Упоминал, — всё так же равнодушно ответил Родольфус.

— Ивэн не прочь с тобой поговорить.

— Мне не о чём с ним разговаривать.

Вот те на!

— Мне жаль родителей Ивэна, и его жаль, он был слишком юн, чтобы умирать так рано и так глупо, и род Розье на нём пресёкся, но говорить мне с ним не о чём. Я не любил его, и он это знал.

Похоже, желания Ивэна и настрой Беллы не были для Родольфуса секретом.

— Когда получишь палочку, дай знать. Мне нужен партнёр для отработки заклятий.

Родольфус бросил на меня быстрый взгляд.

— Хорошо. Но не знаю, когда Фасмер решит, что пора. Если не хочешь терять время, может, потренируешься с кем-то из остальных, с Мальсибером или Пиритсом?

— А если после Азкабана у меня что-то не получится? Мне что, позориться перед ними? — возмутилась я.

— Плохо представляю себе, что у тебя что-то не получится, — он засмеялся. Я тоже невольно улыбнулась. У Родольфуса было удивительное умение поддержать и вселить уверенность. Такое дано только по-настоящему великодушным людям.

Какое-то время мы сидели молча, потом Родольфус взглянул на меня и встрепенулся.

— Белла, ты же совсем замёрзла!

И правда, а я так задумалась, что даже не почувствовала. Он осторожно взял мои пальцы в свои ладони и стал греть. Раздражение, нахлынувшее на меня, было таким сильным, что я непроизвольно отдёрнула руки.

— Извини, — негромко произнёс он, глядя в сторону.

— Родольфус, почему ты меня так раздражаешь? — выпалила я.

— Наверное, потому, что я люблю тебя, а ты меня — нет, — грустно улыбнулся он — Так бывает, в этом нет ничего удивительного.

— Но это не вся правда, не так ли? — Я чувствовала, что он что-то не договаривает. — Может, на тебе какое-то заклятие? Или на мне. Ты проверял?

Родольфус сложил ладони и провёл ими по лицу.

— Долгая история, — неохотно произнёс он наконец. — ты правда хочешь знать?

— Я не спешу. И я хочу знать. Это ведь и моя жизнь.

— Проверяться на заклятия подобного толка — обычная практика для наследников чистокровных древних родов. Но в Британии у меня ничего не находили. Нашли в Германии. Помнишь, я был там по делам Лорда, вёл переговоры.

Я на всякий случай кивнула. Впрочем, Родольфус всё равно на меня не смотрел.

— Древнее германское проклятие, в наши дни почти неизвестное, потому и не смогли определить. Накладывается до первого полнолуния на двоих. Одного привязывает, другого отталкивает.

— До первого полнолуния после свадьбы? -уточнила я.

— До первого полнолуния жизни, — пояснил Родольфус. — Сразу после рождения. У нас с тобой разница в двенадцать дней. Срабатывает не сразу, сначала идёт взаимное притяжение, а вот потом начинает работать как я описал.

— И кто же так удружил? — хотя об ответе я догадывалась.

— А ты знаешь многих волшебников, владеющих магией такого уровня? — задал он встречный вопрос.

— Двоих, — не задумываясь, ответила я.

— Дамблдор не был вхож к нам в дом, — покачал головой Родольфус.- И такая магия не в его стиле.

— Но зачем Лорду делать это с тобой? С нами?

— Со мной. Заклятие направлено в первую очередь на меня. Тебе не повезло соответствовать необходимым параметрам.

— Подожди, значит, если бы подходящей девочки не нашлось, то он не смог бы наложить заклятие? Всё-таки, это тебе не повезло.

— Как сказать, — хмыкнул Родольфус. — Лорд затейник, не нашлось бы девочки, мог и мальчика привязать.

— Ты шутишь, надеюсь?

Горькая усмешка Родольфуса говорила, что не шутит.

— И всё-таки, зачем ему это? — повторила я.

— Я думаю, зависть. Нищий полукровка из маггловского приюта, который до Хогвартса и не ел досыта, приворовывал по мелочи и никогда не знал ни родителей, ни других близких людей, и мой отец — наследник древнего рода с тысячелетней историей, из богатой семьи, обожаемый, выросший в любви и заботе. Они учились вместе. Отец был на два года старше, но Реддл — так раньше звали Лорда, — пояснил Родольфус, — теперь-то никто не помнит этого имени, а кто помнит, делает вид, что забыл, — Реддл уже тогда обладал огромной властью над людьми, умел их очаровывать и подчинять себе. Отец искренне им восхищался, часто приглашал погостить на каникулах, дарил вещи, книги. Но благодарности не дождался.

Меня это не удивило. Люди, подобные Тому Реддлу, винят в своих несчастьях весь мир, завидуют тем, у кого есть то, что им не досталось, и ненавидят тех, кто им помогает, потому что считают, что это и так должно было принадлежать им.

— Зависть переросла в ненависть, — Родольфус разделял моё мнение, — и желание уничтожить чужую жизнь, которая по случайному стечению обстоятельств была намного счастливее, чем его собственная.

Случайному? Как сказать. Наверняка в роду Лестрейнджей никто не привязывал к себе партнёра Амортенцией, — подумала я.

— Твой отец так и не узнал о проклятии? — спросила я.

— Он согласился, — коротко ответил Родольфус.

— ЧТО??? — я не поверила своим ушам. — Как согласился? Согласился, чтобы ты всю жизнь чувствовал себя несчастным?

— Согласился на ритуал. Он же не подозревал о его истинной сути. У родителей очень долго не было наследника, отец был последним в роду, целители лишь разводили руками. Реддл сказал ему, что есть ритуал, который может помочь. Тёмная магия, конечно, но ничего страшного, просто двоих детей с рождения надо привязать друг к другу. Правда, привязывать к мальчику отец вряд ли согласился бы, — Родольфус снова невесело улыбнулся, — это было уже слишком, а без его согласия ничего бы не вышло. Думаю, Лорд знал, что подходящая девочка будет.

— Что, и мои родители согласились добровольно?

— А почему бы им было не согласиться, Белла? Отец обрисовал им ситуацию так, как он её видел, по его словам выходило, что просто нашим семьям нужно договориться о браке наследников и подтвердить это согласие соответствующим ритуалом, который проведёт Лорд. Это обычная практика в древних чистокровных семьях, кроме ритуала, конечно. Лорд Сигнус охотно согласился: породниться с Лестрейнджами — не самый плохой вариант. Сначала всё было нормально, никто ни о чём не догадывался.

— И когда же всё началось? — я снова ляпнула, не подумав, что кому же это знать, как не мне.

Родольфус удивлённо взглянул на меня.

— Лет в двенадцать — тринадцать. Ты разве не помнишь?

— Оно происходило постепенно, я не заметила. Это как если лягушку опустить в холодную воду и поставить на огонь. Лягушка ничего не будет замечать, пока не сварится заживо.

По выражению лица Родольфуса я поняла, что пример яркий, но неудачный.

— Возможно. Не пробовал, честно говоря, варить лягушек. Со временем отец догадался, но было уже поздно. Да и никто из целителей, к которым он обращался, ничего у меня не нашёл. Я думаю, — после небольшой паузы добавил Родольфус, — то, что у родителей так долго не было детей, тоже каким-то образом подстроил Лорд. Это не так сложно, месть через наследников в магическом сообществе культивировалась веками, заклятий тьма. Обычно их несложно обнаружить и нейтрализовать, но если накладывал маг такого уровня, шансов нет. Когда он совершил то, что хотел, и потерял к отцу интерес, родился Рабастан, причём без всяких ритуалов.

Двенадцать-тринадцать лет. Возраст полового созревания. Гормональная буря, которая сама по себе немалое потрясение, плюс активировавшееся заклятие. Не исключено, что это сыграло немалую роль в безумии Беллатрикс.

— А ты не пробовал снять заклятие? — задала я вполне очевидный вопрос.

— Зачем? — озадачил меня Родольфус.

— Тебе нравится сложившееся положение вещей? — поразилась я.

— Я, конечно, поинтересовался такой возможностью. Всё оказалось очень и очень сложно. Это древнее и мощное заклятие, наложенное сильнейшим магом в первые дни жизни. Оно буквально вросло в меня, последствия непредсказуемы. Я могу просто умереть во время ритуала снятия. Могу выжить, но вообще перестать что-либо чувствовать — ни боли, ни страха, ни радости, ни надежды, ни удивления, ни любви, — ничего. Это всё равно что самому принять поцелуй дементора.

— В Азкабане такая способность могла бы пригодиться, — ввернула я.

— Может быть, если бы можно было от неё избавиться, выйдя из Азкабана. Но это навсегда.

Я поёжилась. Да, если навсегда, тут поневоле задумаешься.

— Ну и, наконец, все мои чувства могут обернутся своей противоположностью. Я возненавижу то, что люблю и полюблю то, что сейчас терпеть не могу. Этот вариант меня тоже не устраивает. Поэтому я решил оставить всё как есть. О тебе я тоже спрашивал, — добавил он тихо. — Не видя тебя, тамошние маги ничего не смогли мне сказать, но, думаю, что картина будет сходная.

— А почему ты мне сразу не рассказал?

— Когда, Белла? Ты же помнишь, что творилось после моего возвращения. Рейды, схватки, засады… Потом падение Лорда, арест. Мы с тобой тогда почти не разговаривали. Я вообще не помню, когда мы с тобой вот так сидели и спокойно говорили. Наверное, только в детстве.

— Тебе не кажется, что проклятие стало ослабевать?

— Иногда кажется. Я видел, ты испугалась, когда я сорвался с метлы. Спросила у Фасмера, что со мной. Раньше тебе было бы безразлично, ты бы этого даже не заметила. А потом всё становится как прежде. Будто волна откатилась от берега, но потом накатывает снова, и этого не остановить, не отменить…

Он замолчал.

Я хотела задать ещё один вопрос, но, едва открыв рот, оглушительно чихнула. Потом ещё раз. И ещё.

— Белла, ты совсем заледенела! — вскочил Родольфус. — Возвращаемся!

Его присутствие оказалось очень кстати, поскольку уже совсем стемнело, а перелезать через кучи веток и поваленные стволы, разыскивая дорогу в темноте, у меня не было никакого желания.

Я приказала Флинки наполнить горячую ванну и сидела в ней, пока не согрелась. Потом выпила горячий чай с лимоном, но что-то мне подсказывало, что эти меры запоздали. Я чувствовала, что заболеваю.

Увы, предчувствия меня не обманули, и моё утро началось не с кофе, а с боли в горле, полностью заложенного носа и слезящихся глаз. При попытке позвать Флинки изо рта вырвалось невнятное сипение, а по горлу словно полоснули ножом. Хорошо погуляла, ничего не скажешь.

Знаками показав эльфийке, что мне нужна бумага и перо, я написала записку Фасмеру с просьбой прийти, ткнула пальцем на имя и Флинки, напуганная моим состоянием, умчалась за целителем.

Увидев меня, Фасмер пришёл в ярость. Я даже не ожидала, что этот добродушный толстячок так рассвирепеет.

— Мадам Лестрейндж, — чеканил он, — вы показались мне достаточно здравомыслящей особой (какое заблуждение! — подумала я), я никак не ожидал от вас подобного легкомыслия! Четырнадцать лет вы подвергались голоду, холоду и лишениям Азкабана, вы держались из последних сил, ваши резервы практически исчерпаны. Сейчас, когда вы в тепле и безопасности, ваш организм занят восстановлением, вам нужен отдых, а вы подвергаете себя опасности, сначала неуёмным колдовством, теперь прогулкой по морозу, после которой не можете ни дышать, ни говорить.

— Просто дайте мне Бодроперцовое зелье, — с трудом прогнусавила я, морщать от боли в горле при каждом слове. Помнится, с его помощью проблемы простуды решались на раз-два.

— Просто Бодроперцовое зелье?! — Фасмер задохнулся от возмущения. — Посмотрите сюда!

Он ткнул пальцем в сторону столика, где высилась батарея разнокалиберных флаконов.

— Вам мало зелий? Почему вы все считаете, что любую проблему можно решить всего лишь глотком зелья, и не хотите думать, чем придётся расплачиваться за этот глоток?! Зелья не так безвредны, как вы привыкли думать. У них есть свои побочные эффекты, своё, не всегда позитивное влияние, зелья — не панацея! Лучшее, что вы можете сделать — поступать так, чтобы в зельях не было необходимости.

Понятно. Наш Айболит из когорты убеждённых зожников, сейчас начнёт доказывать, что солнце, воздух и вода — наши лучшие друзья, соль — белая смерть, сахар — сладкая смерть, движение — жизнь, лекарства — яд для организма. Впрочем, последнее он уже высказал.

Повозмущавшись ещё некоторое время, Фасмер оставил мне какие-то пастилки и ушёл, велев лежать и сообщив, что запрещает кому бы то ни было навещать меня. Посмотрев на себя в зеркало, я мысленно поддержала его решение. Распухший нос и слезящиеся глаза не располагают к приёму посетителей.

От пастилок боль в горле немного утихла. Я кое-как протолкнула в себя тёплый куриный бульон и вернулась мыслями ко вчерашнему разговору с Родольфусом.

Одержимость Беллатрикс Волдемортом, несомненно, тоже следствие проклятия и, скорее всего, случайное. Навряд ли Том Реддл планировал завести себе фанатичную обожательницу через 15-20 лет. Но отвращение к Родольфусу вызывало у Беллы необходимость в таком же сильном обожании кого-то ещё, а поскольку между Беллатрикс и Реддлом уже была связь, созданная при проведении ритуала, это обожание обрушилось на него. Вопрос в том, как дальше будет действовать проклятие. Ритуал наверняка проводился на крови и привязан к телу. Но сейчас в теле Беллатрикс моё сознание. Я отдаю себе отчёт в ненормальности и навязанности извне определённых ощущений, а значит, могу с ними бороться. Я знаю, что сознанием, работой мысли можно менять биохимические показатели, гормональный фон, вызывать физические реакции на несуществующие раздражители и ослаблять на существующие. Это, конечно, непросто, но возможно. Я уже могу, хоть и не сразу, справляться с раздражением, никакое проклятие не заставило меня возжелать Волдеморта в его нынешнем облике.

Вечером Фасмер заглянул снова, с неодобрением осмотрел моё горло и заставил выпить порцию зелья сна без сновидений, правда, не такую огромную, как в первый раз.

Уже засыпая я подумала, что Волдеморт, при всей изощрённости своих замыслов, проиграл. Он не смог лишить Родольфуса способности любить, пускай без взаимности.