Город из Лепестков Хризантем: Вода (гет)

Когда же моя голова и, в общем, все остальное тело скрылось под слишком большим для такого маленького мальчика одеялом, дальнейшие события я могла только услышать, но никак не увидеть. Шаркнула деревянная раздвижная дверь. Но в комнату никто не вошел. Тут же я услышала голос мальчика:

— Что-то случилось, мама? — сонно позевывая, проговорил он и локтем уперся как раз там, где одеяло закрывало мою голову, прижав мне волосы. Было больно, но я сдержалась, чтобы из-за своей глупости не выдать себя.

— Ты слышал, — голос госпожи Шитто был приглушенный, видимо, она разговаривала с мальчиком из за двери, не входя в комнату, — странные звуки? — ее голос звучал неуверенно. — Словно бы в твоей комнате кто-то икнул?

— Может быть, это я, мама, — не задумываясь, ответил мальчик. — Моя служанка часто втихаря говорит другим служанкам в доме, что я во сне издаю разные звуки и даже икаю, и потом они смеются надо мной.

Голос прозвучал слегка обиженно, но Шитто только холодно отозвалась:

— Хорошо. Спи дальше! — и я услышала, как дверь закрылась.

Знаете, лежа с этим сорванцом под одеялом, я инстинктивно морщила нос и ожидала, что от него будет сильно пахнуть рыбой или еще чем-то не очень приятным. Но к моему удивлению, его кимоно к которому я почти прижималась вплотную, пахло довольно сносно, и я почти сразу забыла, что парень-то на самом деле в большей степени рыба, чем человек. Плюс ко всему я старалась, лежа под одеялом, успокоиться, чтобы пузырьки не лились из моего рта бешеным потоком и тем самым не выдали меня. Я закрыла рот руками и старалась дышать очень, очень медленно и плавно, чувствуя, как большие грозди пузырьков сменяются маленькими и скапливаются под одеялом. И в момент, когда мальчик отдернул край одеяла, выпуская меня, вверх вырвался один огромный пузырь воздуха, который быстро полетел к потолку. Я наблюдала, как он ударился о потолок, разбился на несколько средних пузырьков и медленно стал просачиваться через щели в крыше.

— Все, она ушла, — улыбаясь проговорил мальчик. — Можешь вылезать.

Я быстро выбралась из-под одеяла и села на татами рядом с ним.

— Ты зачем мне помог? — в лоб задала я самый резонный вопрос. — Почему просто не выдал меня ей?

— А зачем? — ответил вопросом на вопрос мальчик, тоже поднимаясь на кровати и садясь по-турецки.

— Как зачем? — я удивленно выпучила глаза, и, если честно, такой его ответ меня немного разозлил. — Она же твоя мама! Она накажет тебя, если узнает, что ты помог мне, той, кто…

Я вовремя закрыла рот, потому что чуть не проговорилась, что я подслушивала под дверью его матери.

— Ну-у-у… — протянул он, лукаво улыбаясь. — Она мне не мать. Она третья жена моего отца и, скажем так, не очень подходит на роль матери. Мои воспитанием занимается в основном отец, а когда у него дела, то эти противные русалки, — он махнул рукой куда-то назад.

— Значит, тебе не нравятся русалки? — сделала я вывод, который, впрочем, оказался не вполне верным, как я через секунду узнала, — Но ты ведь и сам… Сам… — мне почему-то показалось, что назвать парня «русалкой» или «русалом» будет не совсем корректно, но этом я запнулась, желая, чтобы он сам дал название своему виду.

— Ты хочешь сказать, что я тоже один из русалок? — он как бы ответил за меня. — Не совсем! — и улыбнулся, — Когда-то мой отец был сыном богатой и знатной семьи Никигаеру, в которой род продолжался только между членами семьи, которая имела десятки ответвлений, да и запрещала родство с другими семьями. Проще говоря, он был первый, кто полюбил русалку, а русалка полюбила Жабу-сана, как бы это ни звучало комично. Был жуткий скандал, отец моего отца чуть не выгнал моих мать и отца на улицу, но за их любовь вступилась бабушка, которая сказала… — мальчик важно насупился, готовясь спародировать свою бабулю. — Если ты в течение года докажешь, что достоин содержать свою жену без помощи нашей семьи, я дам согласие на брак. И кинула ему горсть монет для начала. И знаешь! — с гордостью произнес мальчик, — отец не подвел. У нас у всех есть в крови что-то такое, что никогда не сделает нас бедными, и через год у отца были свое дело и большой дом в престижном квартале. Мама уже тогда носила меня под сердцем. И бабушка, не слушая деда, дала разрешение на свадьбу, и моя мать вошла в члены семьи Хикигаеру. Но она умерла при родах, и я родился единственным представителем двух видов, и не хочу… — его брови сошлись на переносице. — Не хочу, чтобы меня называли просто русалом, я все вместе и горжусь этим.

С этими слова мальчик упер руки в боки.

— А зачем ты мне все это рассказал?

— Просто… — мальчик, казавшийся таким уверенным, вдруг замялся и покраснел. — Просто я подумал, что ты тоже будешь смеяться, как другие. А вот я тебе все рассказал, и теперь ты знаешь правду.

— А почему я должна смеяться? И, в общем, другие что, тебе не верили, когда ты им рассказывал про мать? — удивилась я.

— Ну, я почти не обучался в школе, — с грустью ответил мальчик, — Там меня все дразнили вывертышем, раз у меня отец жаба, а мать русалка, и не верили, что такой брак вообще возможен. В конце концов, отец забрал меня домой и сам стал обучать наукам, чтобы однажды я занял его место.

— Хм, странно, — заключила я, почесав затылок. — Я совсем не вижу, что в тебе есть смешного. Если верить твоему рассказу, то ты больше похож на свою мать, чем на отца, и как по мне, так ты больше русалка, чем жаба. Как по мне, так ты вполне себе красивой парень-русал, — уверенно заключила я, чтобы поддержать мальчика, тоже ставя руки в боки, а потом добавила: — И, в общем, давай-ка знакомиться! Ты спас меня, а я даже не знаю твоего имени.

— Иши! — улыбнувшись, коротко бросил мальчик. Видимо, мои слова его несколько приободрили. — Это сокращение от Ишино. Меня назвали в честь матери. А тебя как зовут?

Глаза Иши засветились странным светом.

— Я Черная! — под взором его глаз, которые испускали такое странное свечение фанатической заинтересованности, я замялась, но через секунду таки протянула ему руку.

— Это еще зачем? — немного отшатнувшись, удивился Иши.

— Ну, так в моем мире люди знакомятся, пожимая друг другу руки, — я улыбнулась и поспешила его успокоить: — Не волнуйся ты, я тебя не съем.

Я было хотела схохмить, что не ем рыбу, но вовремя сдержалась, чтобы не поломать только что начинающие складываться отношения.

— А-а-а, — негромко протянул Иши.

Вид моей вытянутой руки, видимо, несколько смущал или вовсе страшил его, так что он с некоторой нервозностью медленно протянул свою.

Я, широко улыбаясь, схватила его руку и крепко пожала ее. Его ладонь был чуть склизкой и шершавой, я даже почувствовала, как перепонки между пальцами прильнули к моей коже. Мурашки, которые я поспешила скрыть, пробежали у меня по спине. Его рука к тому же была довольно холодной.

— Ну вот и познакомились, Иши Хикигаеру! — весело констатировала я.

— А хочешь, я тебе кое-что покажу? — с новым блеском в глазах произнес Иши, вскакивая с постели. — Это мой секрет! — шепнул он мне на ухо, подходя ближе. — Я даже болтливых служанок туда не пускаю.

— А кстати, почему ты сказал, что служанки шепчутся у тебя за спиной? — проговорила я робко, чуть покраснев, когда осознала, что лицо Иши на критическо-близком расстоянии от моего.

— Ну, я как-то слышал их разговоры, — Иши подошел к той двери, которая, как он говорил, была заперта, и дернул висящую под потолком бечевку. — Ну или, вернее, подслушал их, когда, как они думали, усердно занимаюсь каллиграфией. Та, что учит меня красиво рисовать, рассказывала другим, будто я храплю и булькаю по ночам, как старый сом под корягой. Мне стало обидно, — Иши насупился и опустил голову, пытаясь скрыть подступившее к горлу раздражение. — Но маме я ничего не сказал. Будь добра, открой дверь и заходи! — он ласково улыбнулся мне. — Я за тобой.

Я без труда отодвинула деревянную дверь в сторону и шагнула на крыльцо, которое вело, как мне сначала показалось, в очередной сад. Иши последовал за мной и закрыл дверь. С приглушенным стуком на дверь опустилась толстая балка, когда Иши закрыл ее. Я поняла, что он не врал, когда говорил, что дверь закрыта, и мне стало стыдно за свои мысли. Мы оказались на широком крыльце под покатой крышей на входе в очень удивительный сад. Тут не было больших камней. Не было аккуратно расчерченного песка. Не было и больших раскидистых деревьев, что склонили бы свои пышные кроны над землей.

Иши, радостный, пробежал по крыльцу и весело прыгнул босыми ногами в густую зеленую траву мимо нескольких каменных дорожек, что вели в разные концы сада. Мне сразу бросилось в глаза, что все деревья, которые росли в саду, были не очень большие или, лучше сказать, маленькие, а самое большое из них доставало мне до груди. И сам сад напоминал мне самый настоящий осенний сквер, когда осень уже вытеснила с листьев приевшийся всем зеленый цвет и раскрасила все в желтый, оранжевый, красный, бордовый. Я не могла отвести взгляд от этой красоты. Но каждый листочек мне показался очень странным, и я стала присматриваться.

— А-а-а, ты заметила! — весело проговорил Иши, глядя на меня своими большими рыбьими глаза, не моргая и улыбаясь. — Это был любимый сад моей матери. Она очень любила осень. Но когда умерла, все деревья умерли вместе с ней. Просто засохли, а листья опали, оставив только черные ветви.

Иши подошел к одному из маленьких деревьев, присел и слегка тронул кончиком пальцев оранжевые листочки, которые оказались вовсе не листочками, а крохотными журавликами, которые от его прикосновения встрепенулись, вспорхнули крыльями, но так и остались сидеть на своих местах.

— В память о матери, — медленно произнес Иши, — я сделал этот сад. Я посадил на место каждого листочка маленького журавлика, чтобы по следу из журавлей мама смогла найти себе путь в другой мир.

— Это… — я не могла подобрать слов. — Это… Великолепно!

Я не заметила сама, как последовала за Иши и тоже ступила босыми ногами в зеленую траву, такую мягкую и на удивлению теплую. Мне хотелось поближе осмотреть каждое дерево, увидеть, так сказать, столь тонкую работу вблизи. А когда же кончиками пальцев прикоснулась к дереву, где сидели желтые журавлики, то все вплоть до последнего вспорхнули со своих мест, закружились вокруг меня, затем взмыли в воздух. Я на мгновение испугала, что маленькие птички сейчас улетят прочь, но журавлики вернулись, описав круг уже вокруг Иши, и вновь уселись на свои места.

— И это ты все сделал один? — восхищенная увиденным, вдруг спросила я.

— Да, по большей части, — гордо ответил Иши. — Отец научил меня делать оригами, а потом я уже сам стал их делать. Не знаю, как получилось, но когда я сделал первого журавлика, он тут же ожил в моих руках, взлетел, уверенно махая бумажными крыльями, покружил и сел на ветку. После этого я понял, что дух мамы все еще со мной и помогает мне украшать ее сад. И знаешь что?

Иши вдруг замялся, его голос слегка потух, но я не видела его, стояла к нему спиной, разглядывая очередное дерево с сотнями красных журавликов на ветках.

— Что? — вяло спросила я, не отрываясь от дерева и робко протягивая пальцы, чтобы в очередной раз потрогать бумажных журавликов.

Они встрепенулись, маша своими крылышками, когда я чуть задела одного из них. По дереву пробежала рябь, но птички не взлетели.

— Смотри, они уже привыкли ко мне! — радостная, развернулась я к Иши чтобы сообщить это удивительную новость, и обомлела.

Передо мной стоял Иши и протягивал мне черный гребень, украшенный большим бумажным журавликом, который был не похож на остальных. Он был больше, белый, с черным на кончиках крыльев, вытянутая изогнутая шея, длинные прямые лапы. Он словно бы застыл в удивительном танце. Я пробормотала, слегка отстранившись:

— Ты чего?

— Я… — Иши замялся еще сильнее, и я увидела, как его щеки наливаются румянцем. — Я… Когда я тебя увидел, ты мне понравилась! — выпалил он на одном дыхании. — Это тебе подарок!

Иши так зарделся, что даже не смог поднять голову, чтобы посмотреть на меня. А я стояла в полнейшем ступоре, понятия не имея, что же сейчас делать. Нет, вру, я знала, что нужно делать, если парень дарит тебе подарок и признается в своих чувствах, я же все-таки была большой девочкой и уже имела отношения с парнями. Но только своего возраста. А вот когда тебе признается мальчишка с виду лет десяти, робкий и застенчивый, то тут я уже спасовала.

— Э-э-э… — протянула я, лихорадочно соображая, что делать. Мне еще ни дарили подарки ребятишки, которым я при других обстоятельствах приходилась бы старшей сестрой. — Спасибо!

Я с трудом выдавила это слово, причем мне самой не понравилось, как оно прозвучало, скорее как способ просто отделаться от парня, а не действительно поблагодарить его. Медленно я приняла подарок из его рук. Что и говорить, гребень был и вправду потрясающий. У мальчугана, должна признать, оказался талант на разного рода поделки и изделия из бумаги. Одни только маленькие журавлики стояли того, что получить первый приз на любом творческом конкурсе.

Но как только я взяла гребень, Иши вдруг отпрыгнул на шаг назад, повернулся ко мне спиной и стал тяжело дышать, словно бы только что отжался пять десятков раз без подготовки. Я дала ему время прийти в себя, а сама в это время разглядывала подарок. Через мгновение мне пришла в голову одна мыслишка, которой я должна была непременно воспользоваться. Я понимала, что Иши нелегко далось это признание, и я решила чутка пойти ему навстречу, чтобы приободрить. Я быстро собрала растрепанные после сна волосы в большой пучок и зафиксировала их гребнем, а потом весело произнесла, наклонив голову так, чтобы гребень был хорошо виден на голове.

— Ну как?

Я подождала, пока Иши все-таки повернется и бросит на меня хоть один робкий взгляд.

— Тебе нравиться?

Лицо Иши расцвело, словно бутон пиона. Он пробормотал, не отводя от меня своих огромных рыбьих глаз:

— Смотрится великолепно! — и, набрав в грудь побольше воздуха, снова выпалил одним залпом: — Можно я тебя поцелую?

Должна признаться, я впала в ступор во второй раз.

«А парень то рисковый!» — подумала я, нахмурившись.

— Так, Иши! — твердо сказала я, упирая кулаки в бока. — Не надо так быстро ломиться с места в карьер! С девушками так себя не ведут.