Хонока (джен)

Она тусуется с Рин и Обито на пустой стоянке возле Учиха-ку. Обито практикует свою технику броска, пока она проводит Рин с другими упражнениями цигун.

“Я рада, что ты все еще приходишь к нам, Хонока-тян”, — говорит ей Рин. “Мы больше никогда не увидим Какаши”.

“Ах. Я видел его на днях.”

“Что?!” — Кричит Обито. Сюрикен с грохотом вонзается в землю рядом с ее ногой. “Ты видел этого ублюдка? Где?!”

“Третий Тренировочный полигон. Мы спарринговали. Его сенсей знает Орочимару-саму.”

“Сенсей этого ублюдка, должно быть, тоже какая-то большая шишка!”

“Он назвал Орочимару-саму "сан’. Его зовут Намикадзе Минато.”

Рин и Обито поворачиваются к ней, потрясенные.

“Желтая вспышка Конохи?!”

“Мн—его волосы были довольно желтыми”.

“Черт! Это так нечестно!” Обито разглагольствует.

Рин возобновляет упражнение, контуженная.

“Это объясняет, почему мы больше никогда не видим Какаши. Его сэнсэй активно участвует в военных действиях… Я надеюсь, что с Какаши все в порядке”.

Обито плюхается на землю, слишком возбужденный, чтобы продолжать тренироваться.

“А как насчет твоего сенсея, Хонока? Есть какие-нибудь важные миссии в твоем будущем?”

“Пока нет. Орочимару-сама все еще чем-то занят в лаборатории, я думаю. Он сказал, что отвезет меня сегодня снаряжаться, но его не было поблизости.”

Рин и Обито обмениваются скептическими взглядами.

“Хонока-тян… ты не должен был встречаться со своим сенсеем где-либо в определенное время, не так ли?”

“Хм. Я так не думаю?”

Маски для лица Обито.

“Я знаю, что я последний человек, которому следовало бы это говорить… но ты серьезно хуже меня, Хонока! Как ты ни разу не пропустил ни одного дня занятий и ни разу не опоздал, остается загадкой ”.

Бойлерная под ее спальней — отличный будильник.

“Ты уверен, что твой сенсей тебя нигде не ждет?” Рин напрягается.

Хонока думает. Возможно, он что-то упоминал, но она проходила мимо раньше, а он все еще был занят. Она пожимает плечами. Наверное, это не важно.

“Да… ты действительно уверен в этом, Хонока-кун?”

Рин вздрагивает, а Обито взвизгивает, вскакивая на ноги и размахивая руками, когда он снова чуть не падает.

Она бросает взгляд на своего учителя, сидящего на удобном пенечке в форме табурета, закинув одну ногу на другую — выглядящего для всего мира так, словно он был там все это время.

“Нет?” Не то чтобы он сказал ей остаться раньше — он просто сказал ей не путаться под ногами (и она этого не делает).

Он прищуривает глаза, глядя на нее, и широко жестикулирует.

“Пожалуйста, продолжайте”.

С самого начала она никогда не делала пауз в своей программе цигун, поэтому предполагает, что он разговаривает с Рин. Рин запинаясь продолжает с того места, на котором она остановилась, и Обито снова садится. Он находит цигун ‘смущающим’.

“Какая-то форма гимнастики?” — Спрашивает Орочимару, совершенно не впечатленный.

“Это называется цигун”.

“Чико?”

“Да”. Или достаточно близко.

“И вы являетесь создателем этого необычного упражнения?”

Хм. Она размышляет. Она делает так себе жест, который Орочимару начинает страстно ненавидеть.

“Объясни”.

“Монахи в местном храме делают нечто подобное”.

“Чем, по-вашему, отличается ваш метод?”

“…”

“Ну и что?”

Рин обливается потом рядом с ней, беспокойство скручивается у нее внутри. Ах.

“Они повторяют движения, но упускают суть”.

“И смысл в том, что?”

Она переходит к плавной последовательности тайцзицюань. Она не выпендривается или что-то в этом роде. Не совсем. То, чему она научилась у своего дедушки, — мелочь в общей схеме вещей.

“Смысл в том, чтобы перестроить ци, циркулирующую по всему телу, культивировать и сбалансировать ее — и избавиться от любых застойных энергий. Инь и ян находятся в постоянном движении внутри тела, и в сердцевине должна быть тишина ”.

Теперь он опирается подбородком на костяшки пальцев, рассматривая ее.

“Ты знаком с обычаями клана Хьюга?”

Она качает головой. “В нашем году нет хьюга”.

“Это, чико…Вы учите этому своих друзей здесь? Можете ли вы сказать, что они улавливают ‘суть’?”

“Рин добирается туда. Обито даже не попытается.”

Обито бросает на нее взгляд, который кричит ‘не втягивай меня в свои странности!’

“И чему эта чико должна была тебя научить?”

“Я подумал, что это может быть причиной того, что соотношение моей чакры один к одному. Но с тех пор, как Рин начала практиковать, соотношение ее чакр приблизилось к стабильному соотношению один к двум: одна часть инь-чакры к двум частям ян-чакры ”.

“В отличие от?”

“Когда она начинала, ее чакра была ближе к соотношению один к одному, со значительным отклонением”.

“Значит, твой чико оказался пагубным для нее”.

“Ах. Я думаю, это больше похоже… это вернуло соотношение ее чакры к естественному ритму?” Она думает, что Рин заставляла свою чакру стремиться к сбалансированному соотношению, основанному на том, что они узнали на занятиях, но, хотя сбалансированное соотношение идеально для оптимального использования чакры, большинство людей все еще склоняются к тому или иному.

“Ты согласен?” — спрашивает он Рин.

Рин прикусывает внутреннюю сторону губы. Она действительно беспокоилась, что сводит на нет свой с трудом заработанный прогресс, но…

“Формировать чакру стало легче с тех пор, как я начал изучать цигун у Хоноки-тян”. (Точка равновесия меняется от оружия к оружию, и большинство из них изначально не находятся в мертвой точке.)

“Неужели это так?”

“Да...”

Похоже, он исчерпал свой интерес к этому предмету — на данный момент.

“Пойдем, Хонока-кун. Ты опаздываешь на встречу по примерке доспехов.” Факт, который, без сомнения, провоцирует привередливую натуру ее учителя. “Вы, конечно, можете продолжать играть со своими маленькими друзьями. Меня не касается, предпочитаете ли вы обойтись без этого.

Ack—это тонкое ... разочарование? Чувство вины? (Он пытается вызвать у нее чувство вины?)Обито трет лицо, бормоча: “Я так и знал”.

“Увидимся позже, ребята — Рин, в следующий раз я научу тебя тайцзицюань. Продолжайте практиковаться каждое утро. Ты это получаешь”.

Рин и Обито неловко машут ей рукой. Язык их тела практически кричит "давай, тупица!".

Хонока и Орочимару прибывают к дыре в стене магазина доспехов. Он маленький, но лучший в Конохе — она считает, что в противном случае ее сенсей не выбрал бы его в первую очередь.

В магазине витает густое и приторное облако табачного дыма. Она давится, и Орочимару отвешивает ей подзатыльник; пожилая женщина за стойкой смеется — ее голос неожиданно легкий, как для ее возраста, так и для количества дыма, которое она, должно быть, выпускает через легкие.

“Выследил своенравного ученика, а, орочи?”

“Действительно. Я должен извиниться за наше опоздание, Мицуха-сама.”

“Не беспокойся об этом. Эти мои старые кости были не прочь сделать перерыв”.

Ее учитель все равно кланяется, и Хонока следует его примеру. Мицуха посмеивается над ними обоими.

“Я должен сказать — я никогда не ожидал, что проживу достаточно долго, чтобы снарядить любого ученика, которого ты сочтешь нужным взять, орочи”.

“С сожалением сообщаю вам, что меня вынудили”.

Его сухой юмор вызывает абсолютно музыкальный взрыв смеха у пожилой женщины. Она вытирает слезы с глаз, приходя в себя. Она легко и искренне показывает свое веселье.

“Хорошо, хорошо. Хонока-тян, не так ли? Возвращайся. Я сниму с тебя мерки, чтобы как следует подогнать, и посмотрю, нет ли у меня под рукой чего-нибудь подходящего на это время.

Ее ноги двигаются непрошеною походкой, и она ломает голову над неприятным чувством фамильярности, исходящим от пожилой женщины. Мицуха ведет ее в комнату за прилавком, легкой рукой направляя ее и улыбаясь — улыбается; посаженная, твердая. (Все пожилые люди в конце концов одинаковы, по той или иной причине.)

Она закрывает за ними дверь седзи и указывает Хоноке, чтобы она встала на деревянную платформу в центре комнаты.

“Дорого ли экипировать растущего шиноби?” — спрашивает она, пока пожилая женщина собирает свои инструменты. “Возможно, через пару месяцев я перерасту все, что ты для меня приготовишь”.

“Лучше заплатить за хорошую броню, чем ее не покупать”, — отвечает она. “Тебе не нужно беспокоиться об этом. Ваш сэнсэй довольно богат.”

“…”

Она велит Хоноке снять с нее верхнюю одежду и снимает с нее мерки. Она прищелкивает языком при виде особенно сильного синяка, осторожно проводя измерительной лентой по ее шее, затем по плечам.

“Сколько тебе лет, Хонока-тян?”

“Шесть. Мой день рождения восемнадцатого июня.”

“О, мне повезло — я знаю, когда ваш заказ будет готов”. Ровно, уверенно и немного поддразнивающе.

Она думает, что это иронично. Ее первым подарком на день рождения в этом мире станут доспехи, в которых она может умереть.

“Спасибо тебе, Оба-тян”.

Это вызывает у пожилой женщины сдавленный вздох. Это немного радостно, немного грустно. Горько-сладкий. Она заканчивает снимать мерки, и Хонока одевается.

“А теперь давай посмотрим, что у меня тут завалялось для тебя”.

В итоге она покидает мастерскую бабушки Мицухи с полным комплектом брони из проволочной сетки и составными щитками для рук и голеней. За который Мицуха отказывается платить. ("Однажды за эту броню уже было заплачено".)

Орочимару бросает на нее проницательный, но слегка впечатленный взгляд.

“Как тебе удалось очаровать Мицуху-саму за такое короткое время?” — спрашивает он.

Она поднимает бровь, глядя на своего учителя.

“Я назвал ее Оба-тян”.

“...” он фыркает. “Ты хитрый маленький дьяволенок”.

Они.