Призрак в конце коридора (джен)

Утром на следующий день пришла телеграмма — мистер Реддл возвращался в город трехчасовым поездом. За завтраком царило гнетущее молчание, настроение у всех было подавленное: все ждали Страшного Суда и расплаты за свои грехи. Только Барти выглядел таким довольным, словно Рождество пришло на три месяца раньше; чем ближе подходил роковой час, тем счастливее становилась его улыбка. Ни у кого не было сомнений, что он ждет удобного момента, чтобы пожаловаться мистеру Реддлу и в красках расписать ему все преступления детей. Ремус уже сочинял оправдание для родителей: в том, что теперь-то его точно выгонят, он был уверен.

Ровно в три пятьдесят в дверь позвонили. Радостный Барти умчался открывать. Класс затаил дыхание. Даже вечно сонный мистер Биннс почувствовал, что что-то не так, и перестал бормотать под нос свою лекцию. В наступившей тишине все отчетливо услышали скрип двери и широкие громкие шаги — мистер Реддл.

— Сэр! — Барти заныл как ребенок, у которого отобрали конфету. Ремус мысленно приготовился собирать чемодан. — Сэр, вы не представляете, что случилось! Эти безответственные дети, они… они…

Шлеп! — странный звук остановил его на полуслове. Потом Барти не то всхлипнул, не то шмыгнул носом; голос у него стал еще жалостнее:

— Мистер Томас, за что-о-о…

Сидевший ближе всех к двери Чарли не выдержал. Игнорируя опешившего Биннса, он выполз из-за парты и сунул нос в холл.

— За вашу безответственность! — прогремел в холле мистер Реддл, и все вздрогнули: таким взбешенным он еще ни разу не бывал.

— Он его ударил! — прошептал изумленный Чарли.

— Как ударил, где? — рядом с ним мгновенно оказался брат.

— Н-но сэр…

— Сядьте назад, вы обои, — гневно зашипела на них Флёр, — у нас будут неп’гиятности!

Но было поздно, к братьям Уизли уже спешил Джеймс, а за ним и Тонкс. Урок был безнадежно сорван. А, черт с ним со всем, погибать, так вместе. Ремус тихонько вслед за Тонкс подобрался к двери и выглянул в холл поверх детских голов.

Барти держался за щеку, глаза у него были круглые и огромные. Мистер Реддл, уронив свой портфель, навис над ним, суровый и жуткий. Его обычно мягкое доброе лицо превратилось в камень.

— Меня не было всего несколько дней, — процедил он по слогам. — Я оставил вас за старшего, я думал, что вы понимаете, какую ответственность на себя берете!

— Но мистер Томас, — отчаянно надрывался Барти, — что я мог?! Эти дети, они…

— А кто за них отвечал?! — взъярился мистер Реддл. — За них отвечали вы! И вы меня очень, очень разочаровали, вы поняли?

От такого крика у него, похоже, закружилась голова: ему пришлось потереть виски и несколько раз глубоко вдохнуть. Переведя дыхание, он продолжил уже спокойнее:

— Да, Барти, вы не оправдали моего доверия, и боюсь, я не смогу больше поручить вам что-то серьезное. Позовите миссис Бербидж и подготовьте все к терапии — постарайтесь, чтобы в этот раз все прошло как надо.

— Д-да, сэр, — у Барти дрожал голос. Казалось, он борется со слезами. — Сию минуту, сэр.

Он торопливо направился к медпункту, но в дверях столкнулся с Чарити:

— О, Бар… Боже, что с вами?

— Ничего, — буркнул Барти, растирая уже покрасневшую щеку, и, проскользнув мимо, исчез за зеленой дверью медпункта. Недоумевающая Чарити обернулась, увидела мистера Реддла и побледнела.

— Сэр?..

— А, миссис Бербидж, — судя по тому, как дернулось его лицо, мистер Реддл явно давил в себе раздражение. — Спасибо, что написали обо всем — кажется, вы единственная, на кого я могу положиться в этом доме, кроме себя. Скажите Сьюзен или Лизе, пусть разберутся с вещами, я кое-что привез. Да, и еще, — он вытащил из кармана клочок бумаги. — Вызовите тех, кого я написал, в том порядке, в каком я написал, ко мне в кабинет. Минут через… допустим, десять. Вы поняли? Именно в этом порядке.

С этими словами он поднял с пола портфель, бережно отряхнул его и, даже не сняв пальто, широким шагом удалился наверх. Чарити пробежалась по бумажке глазами, посмотрела в сторону класса. Все как по команде бросились на свои места; когда она вошла, они сидели как ни в чем не бывало и только бормотания Биннса не хватало для полного правдоподобия. Впрочем, Биннсу, кажется, было глубоко все равно, слушают его или нет: он успел задремать и теперь тихо посапывал. Даже появление Чарити его не разбудило.

— Извините, что прерываю… — Чарити нервно протерла очки полой халата. — Ребята, вы, наверное, слышали, мистер Реддл вернулся. Он хочет поговорить кое с кем из вас. Сириус, Северус, Джеймс, Ремус, после урока не уходите никуда и сразу поднимайтесь на третий этаж — он будет вас ждать. Еще раз извините, мистер Биннс.

— Н-да-а, — покачал головой Джеймс, едва она ушла, — господа, я говорил вам, что нам крышка?

— Не нам, а тем кто действительно виноват, — язвительно вставил Северус и метнул на покрасневшего Ремуса злобный взгляд.

— Тогда почему же он хочет видеть тебя, а, Нюнчик? — Сириус улыбнулся ему с притворной ласковостью. — Что, неужели у тебя тоже есть свои маленькие грешки?

— Заткнись, Блэк!

— Прекратите оба, сейчас же! — огрызнулась Тонкс.

— А, что? — наконец проснулся Биннс. — Что за спор, молодые люди? Продолжаем лекцию, пишите: “ В эпоху Новейшего времени»…

Барти в классе не было, и Биннса больше никто не слушал. Всем было слишком интересно, что задумал Реддл.

— Почему он хочет видеть именно вас четверых? — не понимала Алиса. Она положила голову на руки и смотрела на Ремуса снизу вверх. — Что такого вы сделали?

— Не знаю, — честно признался Ремус, у которого внутри все холодело при мысли о том, что его вызывают в директорский кабинет. Конец света в мгновение ока стал удивительно близок. — Может, он хочет поговорить с теми, кто был больше всех замешан в… ну, во всем что случилось, пока его не было.

— А Снейп тогда тут причем? — фыркнула со своего места Тонкс. — И почему тогда он не хочет поговорить с Лили, например?

— Зато вероятность, что ее отправят домой, гораздо меньше…

— Думаешь, он хочет отправить вас всех домой? — испугалась Лили. Тонкс удивленно подняла бровь:

— С чего ты так уверен? Ему разве есть за что тебя выгонять?

Ремус чуть не сказал «да», но в последний момент передумал и замялся. Спас его бой часов, возвестивших конец урока. Бедный Биннс так и не успел дочитать свою лекцию.

Через пять минут Ремус, Джеймс, Северус и Сириус один за другим прошли пыльную галерею, ведущую к кабинету, и выстроились по обеим сторонам от двери с начищенной табличкой. Чарити предупредила, в каком порядке мистер Реддл хочет их видеть, поэтому Северуса выпихнули вперед. Северус, недовольный и мрачный, таращился на всех остальных с откровенным презрением — он до сих пор не верил, что ему может что-то грозить.

Ровно в четыре ноль пять из-за двери раздалось приглушенное «входите» и Северус, напоследок презрительно хмыкнув, исчез во мраке кабинета. Все затаили дыхание и стали ждать. Из кабинета не доносилось ни звука; охваченный любопытством Сириус не выдержал и приложил ухо к двери.

— Ну, ну что там? — тут же встрепенулся Джеймс.

— Да тише ты! — махнул Сириус на него рукой. — Не слышно ни черта! — Он опустился на колени и вжался ухом в замочную скважину. — Реддл что-то вещает. «Аккуратнее», «осторожнее», «хороший урок»… он ему нотации читает.

— Он… он очень сердитый? — робко поинтересовался Ремус, краснея до кончиков ушей. Сириус сначала только фыркнул, но потом все же сжалился:

— Да нет, не особенно. «Мой дорогой мальчик»… бр-р-р, меня одного тошнит от этих его слов?

— Слушай давай, не отвлекайся!

Однако разговор то ли стал тише, то ли вовсе прекратился — сколько бы Сириус не вслушивался, больше ему ничего не удалось разобрать. Неожиданно он изменился в лице, подскочил, но вернуться на место не успел, и дверь стукнула его по носу. Появившийся на пороге Северус окинул Сириуса подозрительным взглядом, заметил, как тот потирает ушиб, и довольно оскалился. Не говоря ни слова, он с достоинством удалился. Сириус закатил глаза:

— Чертов придурок…

— Сириус, заходите! — позвал из темноты мистер Реддл.

— Удачи, дружище! — Джеймс ободряюще похлопал его по плечу, и Сириус усмехнулся:

— Оставь свою удачу тем, кому она нужна, Поттер. Я и не таких видал.

Он вошел в кабинет с потрясающей самоуверенностью, словно это не его вызвали к директору, а он сам вызвал директора к себе на ковер. Ремус даже на секунду ему позавидовал — что ни говори, а держать себя этот дьявол умел.

Минуты тянулись медленно. Джеймсу для подслушивания недоставало не то храбрости, не то наглости, и мальчишки коротали время в тишине. Было слышно, как какая-то муха сонно бьется в окно. Ремус огляделся и увидел ее — прямо напротив, в углу оконной рамы. Муха билась в стекло мерно, точно метроном: бзз-тум, бзз-тум, бзз-тум… Это надоедливое жужжание неимоверно бесило. Он вытащил из портфеля какой-то листок и уже скрутил его трубкой, намеренный хотя бы прогнать муху куда-нибудь подальше, но в эту минуту дверь наконец распахнулась. Напуганная скрипом муха забила крылышками, еще раз врезалась в стекло и улетела.

Сириус шагнул из мрака на свет и потянулся; вид у него был абсолютно спокойный и такой же самоуверенный, как раньше.

— Ну, ну что? — кинулся к нему Джеймс. — Что он тебе сказал?

— Да я что, помню, что ли? — равнодушно пожал плечами Сириус. — Я его не слушал. Мне как только начинают говорить, какой я хороший и порядочный, у меня сразу в голове обезьянка в тарелки быть начинает. Ну знаешь, такая заводная. Оч-чень помогает от таких вот промывок мозгов.

— Но он не собирается отправлять нас по домам?

— Вроде нет… Пока, по крайней мере. Думаю, скажи он что-то такое, я бы точно запомнил. Поттер, тебя подождать?

— Будет очень любезно с вашей стороны, мой добрый друг, — к воспрявшему духом Джеймсу опять вернулась его дурашливая манера разговаривать. — Оглянуться не успеете, как я вернусь к вам! — и он исчез, шумно хлопнув дверью. Ремус остался с Сириусом один на один. Сириус взглянул на него как обычно — равнодушно и слегка надменно — и отвернулся. Кажется, в его глазах Ремус был не интереснее табуретки.

Сказал ли он про драку? Если сказал, то мне крышка. Этого Реддл мне уже не простит, ни за что не простит. Но, может, у меня еще есть шанс? Может, он промолчал? Пожалуйста, хоть бы он промолчал!

— Эм-м… Блэк? — Сириус удивленно поднял бровь. — Мне жаль, что позавчера все так сложилось. Правда очень жаль.

— Я знаю, — в голосе пустота. На изящном надменном лице — ни следа эмоций. — Ты это уже говорил.

— Да? С-серьезно? — Господи, я выгляжу как полный идиот. Он, наверное, и думает, что я идиот. — Ты… ты говорил с ним об этом?

— А я что, похож на самоубийцу? — лениво осведомился Сириус.

Ремус так и застыл с открытым ртом и мог лишь тупо моргать. Он окончательно запутался в происходящем и перестал понимать, когда с ним говорят серьезно, а когда издеваются. Сириус же счел вопрос закрытым и отвернулся к окну; при этом он слегка отодвинулся от Ремуса. Боится. Все-таки он боится. Твою ж мать. Когда дверь радостно заскрипела, выпустив на волю Джеймса, Сириус с облегчением вздохнул. Еле слышно — но Ремус готов был в этом поклясться. Ему стало совсем паршиво. Допрыгался, волчонок бешеный…

Джеймс предлагал подождать и его и пойти обедать всем вместе, но Ремус вежливо отказался — к великому облегчению Сириуса и не менее великому огорчению Джеймса.

— Ну, ты если что, зови на помощь! — напутствовал он, уже уходя. — Мы тебя в обиду не дадим, так и знай!

Ремус с трудом выдавил благодарную улыбку — какой Джеймс все-таки наивный. На душе кошки скребли. Очень хотелось умереть прямо на месте. Борясь с этим желанием, Ремус переступил порог и окунулся во мрак. Свет в кабинете по-прежнему давала лишь лампа на директорском столе. На краю сознания мелькнула и пропала шальная мысль: а не делает ли Реддл это нарочно, чтобы разговорить своих посетителей?

— А, Ремус, — промолвил мягкий голос из сумрака. — Вот и вы, наконец.

Ремус дернулся, когда ему на плечо легла тяжелая ладонь. Реддл стоял прямо за дверью, и темнота скрывала его лицо. Невозможно было разобрать, сердится ли он по-прежнему. И — Ремусу только показалось, или пальцы Реддла стиснули его плечо чересчур сильно? Возьми себя в руки, потребовал он, мысленно шикая на недовольного подобной близостью Волка. Не о чем волноваться. Чемодан уже стоит готовый, соберется он минут за десять, а если Реддл действительно великодушный человек, он не станет выгонять его с шумом и позором. Все будет быстро — а значит, почти не больно, в конце концов, он ждал этого с самого первого дня.

— Вы плохо выглядите, — негромко заметил Реддл, но в голосе его не было слышно обычной теплоты. Ремус почувствовал, как от смутного страха деревенеют колени. — Присядьте-ка.

Он подтолкнул Ремуса к знакомому стулу с высокой спинкой, а сам сел на край стола, сунул руки в карманы и задумчиво и мрачно уставился в темноту. Ремус сидел, как приличный мальчик сложив руки на коленях, и ждал допроса. В этот раз он был готов — он знал, как пойдет разговор, и собирался отвечать с достоинством. Хватит с него истерик, он давно не ребенок. Реддл заслуживает уважения.

Тем временем Реддл тряхнул головой, словно вышел из транса, и неожиданно сказал:

— Я слышал новости. Два припадка за такой короткий срок — не представляю, каково сейчас мисс Эванс… Как ее самочувствие?

Ремус растерялся. Каждый раз, именно тогда, когда он решал, что понял, что происходит, все переворачивалось с ног на голову.

— Она… держится, — Ремус осмелился заглянуть в лицо Реддлу и увидел на нем тщательно подавляемое, но все же не подавленное до конца волнение.

— Очень ослабла?

— Немного, — он вспомнил, с какой скоростью Лили примчалась вчера на место катастрофы, — но она быстро поправляется. Старается не падать духом.

Реддл покачал головой и нахмурился.

— Да, для нее упасть духом будет губительнее, чем для всех нас вместе взятых… Ремус, вы, кажется, успели стать близки с мисс Эванс?

— Я? — Ремусу мгновенно стало жарко и неловко. Кажется, Реддл все не так понял! — Ну, мы общаемся, но не думаю, что можно говорить о близости, сэр.

— О, Ремус, — слабо усмехнулся Реддл, — вы себя снова недооцениваете. Насколько я знаю, мисс Эванс не стала бы так рьяно защищать человека, который ничего для нее не значит.

— Мистер Реддл, сэр, боюсь, я не совсем понимаю…

— Она очень ценит вас, мальчик мой. Так же, как ценю я. Вы были рядом с ней в опасную минуту и, судя по тому, что я слышал, проявили себя в высшей степени мужественно и достойно.

— Но я просто делал то, что должен был, сэр, это сделал бы любой порядочный человек на моем месте. — У Ремуса кончики ушей потеплели от неожиданной и незаслуженной похвалы. Реддл с Лили, похоже, поспорили, кто заставит его покраснеть больше.

— Хотел бы я, чтобы другие рассуждали так, как вы, — вздохнул Реддл. — Но это нисколько не умаляет того, что вы сделали. Ремус, мне очень жаль, что меня не было рядом, — признался он, и тусклый свет лампы выхватил у возле уголка его губ скорбную складку, которой не было прежде. — И что вам пришлось переживать весь этот ужас в одиночку. Еще и случай с мистером Поттером… Простите меня, мой мальчик, что я об этом говорю, но могу я просить вас позаботиться о мисс Эванс, пока она окончательно не окрепнет? Ничего трудного, просто не бросайте ее, будьте с ней рядом — кажется, ваше присутствие помогает ей лучше лекарств.

Лицо Реддла дрогнуло, и губы сложились в усталую улыбку. Онемевший от изумления Ремус смог только кивнуть. Жар уже охватил все уши, и теперь медленно переползал на щеки. Реддл снова оказывался совсем не тем, каким представлялся. Насколько же велики границы его терпения?

— Чудесно, просто чудесно. Вы не представляете, как я рад, что могу на вас положиться. Был момент, когда я сомневался в вас, не буду врать — но вы доказали мне, что я ошибался. Ну-ну, будет, не краснейте так, — рассмеялся он и похлопал задыхающегося от смущения Ремуса по плечу, — вы же знаете, льстить я не стану. Да, и еще, Ремус: прошу простить мне мою наглость, но я хочу попросить вас еще об одной услуге.

— Какой услуге, сэр?

— Мне сказали, вы каким-то волшебным образом сумели наладить контакт между мисс Делакур и младшим мистером Уизли, и теперь они повсюду вместе. Я хотел бы, чтобы вы и дальше присматривали за ними — им необходим кто-то старше и опытней, кого они будут уважать, но не взрослый, кому будет проще довериться. У мистера Уизли, конечно, есть старший брат, но он сам еще такой ребенок… Что думаете, Ремус?

Сказать, что Ремусу не стало страшно в первую секунду, значило бы нагло соврать. Все его естество восстало и завопило в громком протесте. Он за собой уследить не может, он не справится с такой ответственностью — о каких детях может идти речь? Но едва первый истеричный вопль стих, проснулась совесть. Мистер Реддл проявил такое терпение и великодушие, что будет черной неблагодарностью не помочь ему. Раз он считает, что Ремус подходит для такого дела, значит так оно и есть, надо просто пересилить себя.

А если сил нет? — Значит, потрудись и найди их! Меньшее, что ты можешь сделать — выполнить эту просьбу и выполнить как следует. Мистер Реддл тебе доверяет. Ты что, хочешь подвести его снова?

Ремус посмотрел на мистера Реддла, в ожидании подавшегося вперед, встретился с его нетерпеливо блестящими глазами. Он слегка улыбался, будто заранее был уверен в ответе. Он рассчитывал на помощь Ремуса — а если так, как Ремус мог ему отказать?

— Конечно, сэр, я присмотрю за ними.

Реддл вздохнул с облегчением:

— Спасибо, мальчик мой, вы меня очень обяжете. Честное слово, не знаю, что бы я без вас делал. Я уже, по правде сказать, отчаялся, после всего, что натворил Барти…

Тут Ремус вспомнил обо всех своих подозрениях. Он замялся: сказать или нет? Мистеру Реддлу, наверное, не понравится, что на его помощника жалуются — но, может быть, Барти ничего такого и не сделал. У него специфическая манера общения, вдруг и методы лечения тоже особые? Робкий голосок памяти, подсовываший ему слова горничной, что чем больше людей страдает, тем счастливее Барти себя чувствует, Ремус слушать не стал.

— Сэр, по поводу Барти, — он нервно потеребил кончик бинта на заживающей ладони. — Я не хочу показаться стук… не хочу жаловаться, но мне показалось, что он ведет себя несколько странно. Когда случился этот… инцидент с Лили, он выглядел так жутко, будто нарочно ее провоцировал. Я уверен, я что-то не так понимаю — просто Барти это словно нравится, ну, издеваться над другими. Почему он так поступил? Зачем он сделал это с Лили? — он не сдержался и тихо добавил: — Она ведь могла умереть…

Ремус ждал, что мистер Реддл снисходительно рассмеется и скажет не волноваться, мол, все под контролем, все продумано. Но мистер Реддл молчал, прикусив губу, и недовольно покачивал головой. Наконец он распрямился, и у Ремуса екнуло в груди.

— Мне жаль, что я не могу вас успокоить, — голос мистера Реддла звучал устало и глухо, и Ремус впервые задумался над тем, что он вовсе не так молод, как старается выглядеть. — Видите ли, в разработанной мной терапии два уровня: непосредственный, через гипноз, и вторичный, через простое общение. Во время вторичной терапии нам приходится заставлять вас в малых дозах испытывать эмоцию-триггер, чтобы проверить, как ваш организм на нее реагирует после терапии, и научить его сопротивляться. Получается своего рода прививка. Барти общается с вами гораздо теснее меня, и мы условились, что он будет заниматься и вторичной терапией. Увы, — мистер Реддл сокрушенно развел руками, — он не справился и переступил черту, доведя мисс Эванс до припадка. Разумеется, он уже понес свое наказание, но сделанного не вернешь. Я очень, поверьте мне, Ремус, очень сожалею, что он обошелся так с вами. Надеюсь, больше такого никогда не случится. Это мой недосмотр, мне следовало лучше его контролировать…

— Что вы, сэр, — попытался успокоить его Ремус, — вы не виноваты, вы же были в отъезде. У вас не было никакой возможности на него повлиять.

— Может, вы и правы, — грустно согласился мистер Реддл. — У вас доброе сердце, Ремус — люди сейчас почти разучились прощать. А между тем это бесконечно важно, особенно уметь простить себя. Подумайте об этом, хорошо?

— Д-да, сэр, конечно… — Ремус понял намек и снова смутился. — Тогда, если я вам больше не нужен, могу я?.. Мы с Питером сегодня дежурим, сэр, он, наверное, меня уже заждался.

— Да-да, миссис Бербидж написала мне об этой придумке, — усмехнулся Реддл. — Интересная затея, я всегда был сторонником теории, что физический труд благотворно действует на организм. В разумных пределах, разумеется. Не смею вас задерживать, бегите.

О, с каким наслаждением Ремус выбрался из темного унылого кабинета в светлую галерею, каким чистым показался ему пыльный воздух после тяжелой духоты! Он подхватил брошенную у двери сумку, с трудом удерживаясь, чтобы не запеть от счастья. Мистер Реддл казался добрым волшебником из сказок, которыми Ремус зачитывался в детстве, — терпеливым, понимающим, благородно-одиноким и бесконечно верящим в людей. Теперь он просто не имеет права что-то испортить, нужно делать все так, чтобы даже Барти придраться не смог.

Только черта помяни — едва Ремус о нем подумал, Барти появился в галерее и, стремительно пролетев ее насквозь, хлопнул дверью кабинета. От нервов он слегка перестарался: дверь стукнулась о косяк, а затем с тихим скрипом приоткрылась обратно. Щель была крохотная, какой-то дюйм, но в галерею просочились голоса. Собиравшийся уходить Ремус замер как вкопанный.

— Покажи лицо, — тихо потребовал Реддл. По кабинету прокатилось эхо шагов, и он цокнул языком. — Прости, не думал, что будет так сильно…

— Все нормально, сэр, — Барти, еще несколько часов назад выглядевший так, словно от него отрекся любимый отец, звучал на удивление спокойно и даже… удовлетворенно? — Зато вышло по-настоящему, как следует. Знаете, мой отец бы вам позавидовал.

— Я уже говорил, что мне не нравится твое отношение к боли, — голос мистера Реддла стал холоднее, но Барти беспечно возразил:

— Боль — самый лучший способ почувствовать себя живым, я вам это тоже говорил.

Дальше Ремус слушать не стал; стряхнув с себя оцепенение, он осторожно добрался до конца галереи — а там побежал, что было духу, вниз. Вот те на, так Барти мазохист? Сказать ли об этом девочкам?.. Нет, лучше не надо: это личное дело Барти, вряд ли ему понравится, что Ремус сплетничает. Тем более, что на ребят его проблема никак не влияет. А вот про терапию, пожалуй, стоит рассказать, девочек это должно успокоить. В глубине души Ремус, конечно, понимал, что кто-то, например упрямая Тонкс, обязательно начнет с ним спорить, но правда была на его стороне, и он почти не волновался.

Питер Петтигрю, как он и думал, ждал его: сидел на нижней ступеньке лестницы, ведущей в кухню.

— Привет, Питер! — он вздрогнул от неожиданности, когда Ремус поздоровался, и уронил белый пузырек, который вертел в руках. — Извини, опоздал, у мистера Реддла задержался.

— Д-да ничего, — пробормотал смущенный Питер. Он, казалось, не привык к тому, чтобы на него обращали внимание. Ремус попытался припомнить его диагноз, но не сумел и мысленно пометил себе: обязательно выяснить у Чарити. А то им еще работать вместе, кто знает, как и на что он отреагирует.

Ремус толкнул дверь и первый вошел в кухню. Лоб у него моментально взмок от жары. Кухня была просторной, с низким потолком, и парой крохотных полуподвальных окошек; их распахнули настежь, но от жары это помогало слабо. В воздухе стоял крепкий запах трав и специй, от которого и Ремус, и Волк дружно расчихались. У прошмыгнувшего следом Питера заслезились глаза.

— О, вот вы где, наконец-то! — из дальнего конца, скрытого облаками пара, выступила фигура. Это оказалась та самая горничная, с которой Ремус разговаривал утром. Она тоже его узнала и обрадовалась: — Ба, кого я вижу! Ну, давайте знакомиться, я Сьюзен — но лучше Сью, так короче и ясней.

— П-питер… — пропищал Питер откуда-то у Ремуса из-за плеча.

— Пит, выходит, — усмехнулась та. — Будем знакомы, Пит. А про тебя, — она обернулась к Ремусу, — я все уже выяснила. Ты тот самый Люпин, на которого Барти жалуется все утро, верно?

— Да, верно, — Ремус постарался улыбнуться так же, как Сьюзен. Он решил, что лучше всего превратить все в шутку. — Удивлен, что он не ославил меня как-нибудь вроде «Этот Бессовестный Мальчишка».

— Да мы сами все в шоке. Ну а как тебя по имени, бессовестный?

— Ремус.

— Отлично, значит Рем. Ну-с, молодые люди, — она перешла на деловой тон, — вам успели рассказать, в чем ваши обязанности? Нет? Узнаю Барти: главное свалить ответственность на других, а объясняет пусть кто-нибудь, кто не он…

— Хватит, Сьюзен, — оборвал ее грубый голос. В кухню спустилась другая горничная, похожая больше на тумбочку в накрахмаленном фартуке и чепце. — Это повторяется не первый раз. Я требую, чтобы ты говорила о мистере Крауче с уважением.

— Да кто ж его не уважает-то, — проворчала Сьюзен. — Он поэтому и наглеет, что слишком много уважения для зеленого мальчишки…

— Сьюзен!

— Молчу, молчу… Знакомьтесь, кстати, это Миллисента, наша главная горничная. Если б не она, у нас бы тут давно наступила анархия и бардак.

— Потому что за вами глаз да глаз нужен, — сурово отрезала Миллисента, не уловив сарказма. — Дай тебе волю, так ты только и будешь делать, что курить да трепаться.

— Ну разумеется, а что ж мне еще делать… — Сьюзен обернулась к мальчишкам и тихонько подмигнула Ремусу. Тот подавил улыбку.

— Вот о чем я и говорю. Меньше слов, больше дела, у тебя еще капуста не чищена и морковь не резана! А вы что стоите столбами? Закатывайте рукава и вперед, будете посуду мыть.

Питер побледнел и нервно сцепил пальцы — испугался, что ли? Наверное, не умеет, вот и нервничает. Сам Ремус, опасавшийся того, что их привлекут непосредственно к процессу готовки, только с облегчением выдохнул. Подумаешь, посуду мыть, да с этим даже Сириус справится! Ремус решительно закатал рукава. Потом подумал и стянул повязки с ладоней. Заживающие ожоги тихо зудели. Мадам Помфри будет очень недовольна, если узнает, но кто ей скажет?

Посуды в раковине оказалась целая гора. Пожалев Питера, который затрясся, едва ее увидел, и уступив ему тарелки и чашки, Ремус принялся за кастрюли со сковородками. Над раковиной немедленно поднялся пар — приставший жир отходил неохотно, только после того, как посуду хорошенько обдавали кипятком. Примерно через пять минут Ремус почувствовал себя мокрым, точно угодившая под ливень дворняга. Пот струился по лбу, стекал по шее и забирался под воротник, противно щекоча спину между лопаток. И ведь не вытрешь, руки все в пене. Понятно теперь, почему на них свалили эту работу. Он безуспешно попытался сдуть прилипшую ко лбу челку, кое-как рукавом стер капли, грозящие вот-вот попасть в глаза, и продолжил тереть дно кастрюли. Искалеченные ладони болели все сильней. Рядом Питер отчаянно пыхтел, сражаясь с мокрыми чашками, которые так и норовили выскользнуть из рук и разбиться; лицо у него покраснело и походило на переспелый помидор. Волк глухо ворчал: ему тоже не нравились жара и пар, а от шума воды и звона посуды он не мог уснуть. Так тебе и надо, довольно подумал Ремус и взялся за огромный, весь в следах от чего-то пригоревшего, противень. Будешь своевольничать, я начну вне очереди на дежурства проситься. Угроза Волка, в отличие от прочих, неожиданно впечатлила, потому что он не стал насмехаться, а свернулся и демонстративно замолк. Обиделся. Думает, что это хорошее наказание. Ну-ну, пусть тешит себя.

— Ну, как успехи? — сквозь пар к ним пробралась Сьюзен, отряхивая с рук кусочки морковки. Результат ее впечатлил настолько, что она даже присвистнула: — Ничего себе! Это ты где так научился, Рем?

— Дома, — пожал он плечами. Чего это она, с каких пор вымытая сковородка стала достижением?

— С ума сойти, — Сьюзен покачала головой и потянулась в карман фартука. — А я думала, все мальчишки сейчас не знают, с какой стороны за губку браться…

Она выудила из кармана обрывок бумаги и небольшую коробочку, но даже не успела ее открыть.

— Сью, тебе же нельзя курить на кухне! — воскликнула какая-то девушка, должно быть, еще одна горничная. Господи, сколько ж их тут…

— Все можно, если осторожно и рядом нет зануды Милли, — весело отозвалась Сьюзен и ловко скрутила папиросу. Невидимая за завесой пара горничная номер три не сдавалась:

— А если она сейчас вернется?

— Да не вернется, расслабься, Лиз. Я с этой работой имею полное право курить круглые сутки, а то на Милли и старуху никаких нервов не напасешься.

— А кто такая эта старуха? — поинтересовался Ремус. Сьюзен затянулась и мрачно выдохнула дым в окно.

— Наша кухарка, миссис Руквуд. Жуткая старая гарпия — она служила здесь, еще когда дед Реддла был жив.

— Мистера Реддла, Сью! — нервно поправила Лиз. Голос ее звучал громче: она пробиралась сквозь пар к ребятам. — И не говори так о миссис Руквуд, тебя за это уволят!

— Во-первых, не уволят, потому что где они найдут другую такую дуру, которая согласится пахать на них днем и ночью? Вот то-то и оно. А во-вторых, нечего строить из себя почтение — ты же со мной согласна.

— Так-то оно так… — Лиз наконец вынырнула из пара. Она оказалась совсем юной, не старше Ремуса. При виде него Лиз охнула от неожиданности: — Святые угодники, это вы! Сью, ты почему не сказала, кто с тобой, я думала, ты с Бет болтаешь!

— Боишься, что они тебя уважать не будут? — Сьюзен стряхнула пепел в обрывок газеты с рыбьей чешуей и похлопала краснеющую Лиз по плечу. — Боже святый, да не дергайся ты, никто ничего никому не скажет. Правильно я говорю, мальчики?

Мальчики дружно закивали. Питер уже совсем сжался и склонился над раковиной, будто пытаясь стать как можно меньше и незаметней — новые люди его определенно нервировали. Что до Ремуса, то он сам не ожидал, насколько обрадуется знакомству со Сьюзен и Лиз. Приятно было после парадных лестниц и чопорных зал, в которых обитал недосягаемый мистер Реддл, оказаться в кухне среди таких же простых смертных. Сейчас он мог понять, почему Тонкс ведет себя так вызывающе. Все-таки иногда правила приличия — весьма обременительная штука.

— Так, ну вы это, знакомьтесь давайте, а то что замерли? — усмехнулась Сьюзен. — Лиз, это Рем и Пит. Ребята, это Лиз, наша младшая горничная.

— Ну что ты делаешь, Сью, знакомиться положено не так! — запротестовала Лиз. Вот она определенно ценила приличия превыше всего.

— А как? Ну-к, просветите меня, Ваше Сиятельство! Лиз у нас читает романы, поэтому она барышня с хорошими манерами, не чета нам деревенщинам, — пояснила Сьюзен мальчикам. Она сложила пальцы веером, закатила глаза и приняла, по ее мнению, томный вид. Лиз сжала белые острые кулачки:

— Прекрати издеваться, я серьезно! При знакомстве сейчас надо хотя бы руки друг другу пожать…

— Всего-то? А как же поклоны, реверансы, ручку даме облобызать?

— Ну Сью-у-у!

Вид у Лиз был такой серьезный и обиженный, что Ремусу, несмотря на всю комичность ситуации, стало ее жаль. Недолго думая он бросил недомытый противень обратно в пену, вытер руки — по ним прокатилась волна жуткой боли — и протянул Лиз ладонь:

— Если для тебя это так важно, то будем знакомы. Я Ремус.

— Да, — улыбнулась Лиз, — я вас знаю, вас уже весь дом знает…ой, простите, я забыла! — она пожала ему руку с ужасно торжественным выражением лица. Ремусу пришлось очень хорошо постараться, чтобы не фыркнуть от смеха вслед за Сью. — Элоиза, но все зовут меня Лиз, сэр.

— Брось, мы же с тобой ровесники, — удивился Ремус, — к чему тут «сэр»?

— Что вы, мистер Люпин, это же иерархия! Ее надо соблюдать! Если слуги будут панибратствовать с хозяином и его гостями, никакого порядка не выйдет, где же тут уважение?

Смеяться захотелось еще сильней — но где-то в глубине души Ремусу стало не по себе. Он был уверен, что встреться они с Элоизой где-то на улице, незнакомые друг другу, она бы прошла мимо него, вздернув нос: на уличных мальчишек смотрят именно так — и, заплатанные брюки были ли виноваты или вечные синяки и ссадины, но Ремуса упорно заталкивали в эту категорию. А сейчас, просто потому, что его позвал сюда мистер Реддл, Элоиза обращается к нему так, словно он какой-нибудь граф. Что за дурацкие условности, они же вроде бы живут в свободной стране! Ах, ну да, «вроде бы»…

— Послушай, Элоиза, — он удержал ее ладонь, — я могу привести тебе минимум три доказательства того, что мы с тобой абсолютно равны и в этих церемониях нет никакой необходимости. Не знаю, как другие, но я предпочитаю общаться… без условностей. Понимаешь?

Элоиза смотрела на него и хмурила лоб, стараясь понять. На секунду ему даже почудился скрип мыслей в ее голове. Наконец она кивнула:

— Ты… ты точно этого хочешь?

— Да. Определенно да. Кстати, почему тебя все зовут Лиз? Чем им не угодила «Элоиза»? По-моему, красивое имя.

— По-моему тоже! Но… — Элоиза грустно вздохнула и провела по убранным под наколку светлым волосам, — мистер Крауч считает, что это слишком шикарное имя для простой горничной.

— Что? — Чем больше Ремус пытался понять и принять Барти, тем больше узнавал такого, что принять было мягко говоря непросто. — Да с чего он так решил? Ты имеешь право зваться своим именем, а не каким-то сокращением.

— Может и так, сэр… ой, простите, сэ… простите, пожалуйста. Просто мистер Крауч считает, что если звать горничную таким благородным именем, она может чересчур зазнаться.

— И правильно считает, — грозно заявила невесть откуда возникшая Миллисента. Элоиза под ее взглядом испуганно пискнула и сжалась. Кажется, в штате Реддл-холла правила бал сила, причем сила грубая и крайне невоспитанная. — Я и вижу, что ты совсем распустилась. Глазки строишь вместо того, чтобы работать? А ну-ка марш наверх, нужно в столовой убрать.

— Да, Миллисента, конечно.

— И за сестрой своей следи, а то она опять попадается всем на глаза! — прикрикнула ей вслед Миллисента. Обернувшись, она сурово оглядела Ремуса с ног до головы, задержалась на его изношенном свитере и еле заметно скривилась. — А вам не следует с ней так разговаривать. Каждому свое место, и я не хочу, чтобы мои горничные отбивались от рук, ясно?

Н-да, встреться он на улице с Миллисентой, и та перешла бы на другую сторону улицы, лишь бы подальше. Ледяное презрение ко всему, что выбивалось за рамки ее представлений о том, «как надо», читалось на ее грубоватом квадратном лице невооруженным глазом. И человеческое отношение к слугам, похоже, лежало очень далеко за этими рамками. Ремус мог бы с ней поспорить. Мог бы настоять на своем, привлечь в свидетели Питера, пообещать дойти до Чарити — и действительно дойти, если бы понадобилось. Но он подумал об Элоизе и отказался от этой идеи: черта с два Миллисента послушает, только будет травить и унижать беднягу втрое сильней за его спиной. Тут нужно сесть и поразмыслить как следует, а не бросаться бездумно в бой. Поэтому Ремус только вежливо ответил:

— Ясно, мисс, — и вернулся к посуде. Недомытый противень мок в раковине; он как раз сполоснул его и взял широкий нож, когда в кухню, размахивая руками, вбежала четвертая горничная. Эта была совсем еще девчонкой, в которой Ремус узнал ту, что видел вчера с ведром на месте происшествия, — и, несомненно, ту самую сестру Элоизы, Беатрис. Беатрис едва успела затормозить и почти влетела в Сьюзен, дочищавшую капусту.

— Ой, девочки! — ее большие глаза стали еще больше от возбуждения. — Ой что я знаю!

— Лучше бы ты знала, как людям на глаза не попадаться, — проворчала Миллисента из угла, где она занималась какими-то бумажками. — Невозможно в наше время найти хорошую прислугу — ничего не умеют, ничему не учатся…

— Да брось, жалко тебе, что ли? Говори, Бет, — разрешила Сьюзен. Беатрис забралась на ближайшую табуретку и выпалила:

— А мистер Томас за маячками к военным ездил!

— Да ладно? — Сьюзен от удивления даже нож выронила. — И что, достал?

— Неа, он поэтому такой сердитый, они сейчас с Барти гадают…

— А я гадаю, когда ж ты перестанешь глупости всякие сочинять, — Миллисента сердито уставилась на нее, и ручка угрожающе вращалась в ее коротких пальцах. — Работать в этом доме хоть кто-то кроме меня собирается, а? Все только и делают, что болтают! Дождетесь, я расскажу мистеру Краучу, и вас всех выставят за дверь, лентяйки!

Беатрис быстренько прикусила губу, однако особенно напуганной не выглядела. Сьюзен так и вовсе была безмятежней некуда. Либо Миллисента была любительницей просто посотрясать воздух, чтобы держать подчиненных в узде, либо власти в доме у нее было куда меньше, чем она старалась показать. Во всяком случае, когда Беатрис, понукаемая ее окриками, слезла с табуретки и нехотя принялась развешивать вымытые сковородки по стенам, перспектива увольнения ее, похоже, совсем не тревожила.

— А маячки-то ему зачем? — шепотом спросила Сьюзен. Беатрис только того и ждала:

— А за детьми следить! Ну, чтобы ничего не стряслось и можно было их отпускать в город там и все такое.

— Значит, теперь нас никуда не пустят? — как бы невзначай тоже шепотом спросил Ремус.

— Ой, мистер Люпин, это вы! А я вас и не заме… — Миллисента громко прокашлялась, и Беатрис понизила голос: — Да нет, должны — говорю ж, они с Барти, с мистером Краучем, что-то выдумывают у него в кабинете. Ищут эту, альтернативу, во!

— А с чего ты взяла, что он именно к военным ездил? — допытывалась Сьюзен.

— Да они все какого-то полковника поминали, я и подумала… И у кого еще такие штуки можно найти? Только у военных! И у Реддла везде ж друзья — наверняка и в армии есть!

— Ну да, а глава разведки с ним виски по пятницам пьет, конечно.

— Я серьезно, Сью! И ты туда же!

— Ну что ты, что ты, я тебе как раз верю, — глаза у Сьюзен смеялись. Беатрис в доме всерьез не воспринимали. — Я ж не какая-нибудь Мисс Зануда, — мотнула она головой в сторону Миллисенты, которая снова куда-то удалилась. — Кста-ати, пока ее нет и нам не влетит — вы двое, есть хотите?

— Немного, — кивнул Ремус, — было бы хорошо что-то… Питер, стой!

Питер испуганно замер со стаканом в руке, который он почти успел подставить под струю горячей воды. Ремус с облегчением выдохнул.

— Никогда не наливай в такие толстые стаканы горячую воду. Лопнут.

— П-почему?

— Физика. Потом объясню. Я тебя не напугал? — уточнил он, заметив, что Питер изрядно побледнел. Тот сглотнул и поднял подрагивающую руку.

— Ты п-порезался, — он был как-то чересчур напуган для человека, увидевшего простой порез. Ремус опустил взгляд и несколько секунд тупо смотрел на длинный, через всю ладонь, след, пока от запаха ему не стало плохо. С ножа, который он сжимал в другой руке, в раковину капала кровь. По руке медленно разливалась новая боль; от нее даже губу пришлось закусить. Вот теперь мадам Помфри точно все узнает, и ему опять попадет. Но почему Питер так испугался, не настолько уж и страшный порез. Стоп, а если… В голове у Ремуса стали появляться смутные подозрения.

Сьюзен, увидев порез, только покачала головой и полезла в кухонную аптечку за бинтом. Она очень старалась быть серьезной, но ее губы так и норовили сложиться в улыбку «ну вы, мальчишки, и балбесы».

— Знаете что? Хватит с вас на сегодня, а то Милли еще визг подымет, что мы вас убить пытаемся. Бет, тащи обед нашим героям.

Как оказалось, в кухне был маленький укромный закуток, куда как раз помещался стол с двумя хромыми табуретками и где горничные прятались от Миллисенты, когда не было работы. Каждая забрала себе один из трех углов и приспособила для своих надобностей: на выступающем из стены кирпиче стояла жестянка с табаком, в соседнюю трещину была всунута пачка папиросной бумаги, на скошенном подоконнике лежал зачитанный до дыр роман в яркой обложке, под самым потолком покачивалась на крюке корзина, из которой торчали вязальные спицы.

— От крыс, — пояснила Беатрис даже раньше, чем ее успели спросить. — Чтоб не погрызли.

— А у н-нас есть к-к-крысы? — нервно пробормотал Питер.

— Да вроде нет — но с ними никогда не знаешь наверняка, вдруг заведутся! — Беатрис легкомысленно махнула рукой. Она не понимала, с каким человеком имеет дело. — Ладно, ждите, я сейчас.

Картошка была уже холодная, на мясе тоненьким белесым слоем застывал жир, но Ремус жевал так, что за ушами трещало. Жизнь научила его, что если перед тобой стоит полная тарелка, некогда привередничать. Ешь, пока можешь. Кто знает, вдруг через неделю отцу опять сократят жалованье на работе и вы начнете экономить на ужинах. Если перед тобой полная тарелка, ешь и будь счастлив. Питер явно рос в других условиях. Он уныло ковырял вилкой замерзающее мясо, уныло слушая, как Беатрис и Сьюзен вслух гадают, что придумает мистер Реддл вместо неполученных «следилок». Сошлись на том, что скорей всего привлечет местную полицию. Ремуса эта догадка нисколько не утешила: не то чтобы у него когда-то были проблемы с полицией, просто она не внушала ему доверия с тех пор, как он узнал, что отец Мальсибера — полицейский инспектор в их округе. А еще тот случай с Греем… В общем, полиция была последним, с чем Ремус хотел бы сталкиваться лишний раз.

Вечером после терапии в гостиную неожиданно заглянул мистер Реддл и попросил всех задержаться. Он принес с собой старый бейсбольный мяч, который нервно перебрасывал из руки в руку. Лицо его выглядело озабоченным.

— Ребята, я хотел бы перед вами извиниться, — объявил он, опускаясь на подлокотник пустого кресла. — Боюсь, по моему недосмотру произошло несколько неприятных инцидентов. Мне очень жаль, что вы пострадали, и даю вам слово, это больше не повторится. Но для этого мне понадобится ваша помощь. Вам знакома такая вещь, как групповая психотерапия?

— Вы имеете в виду, что мы будем сидеть кружком с постными лицами и жаловаться друг другу на свои беды, перебрасываясь мячиком, а все остальные будут дружно и наигранно жалеть? — саркастично уточнил Северус. Мистер Реддл пропустил мимо ушей его грубость.

— Не совсем так, Северус, — он улыбнулся. — Вы расскажете друг другу о своих… назовем это болевыми точками. Том, что причиняет вам неудобства и даже боль. И прежде всего, о своих триггерах. Это поможет вам выстроить свои границы, а окружающим — случайно вас не травмировать и не спровоцировать. Но отчасти вы правы, для этого нам понадобится мячик.

Сириус со скептическим видом поднял руку:

— И это поможет? Просто разговоры? А если кто-то использует то, что услышит, чтобы сделать больно нарочно?

— Я понимаю, открыться другим нелегко. Но, — мистер Реддл обвел комнату серьезным взглядом, — вы должны научиться доверять людям. Начните хотя бы друг с друга. Ну, кто хочет начать? Джеймс?

Джеймс немного неуклюже — ему мешала перевязанная рука — поймал мячик.

— Ладно. Если кто-то еще не в курсе — я Джеймс…

— Бонд, — пробормотал Северус так, чтобы слышали все. — Или кто-то правда еще не знал? Счастливчики, завидую…

— Моя болезнь называется ольн… — Джеймс запнулся и наморщил лоб, — оль-не-ра-бизм. Это значит, что у меня очень нежная гордость. Да-да, та самая — хрупкая мужская, — усмехнулся он в ответ на ухмылку Сириуса. — Я не люблю обижаться, если честно, на вас и не хочется вовсе, так что если вдруг я начну рыдать кровавыми слезами и декламировать Шекспира, то поверьте: это не я так сильно обижаюсь, это мой глупый мозг решил, что я слишком долго не страдал. Но лучше давайте не будем ссориться лишний раз, мало ли, что он сочтет за повод. И… — он порылся в карманах, вытащил свой нож и протянул Сириусу, — пожалуй, мне стоит от этого избавиться на какое-то время. А то ведь упаду еще снова, вы же знаете, какой я растяпа!

Он с натянутым смешком поболтал перевязанной рукой. Никто не засмеялся. Северус попытался снова всадить шпильку, но один испепеляющий взгляд Лили заставил его захлопнуть рот, так и не начав. Джеймс еще неловко поулыбался, потом вспомнил про мячик и передал его Сириусу вслед за ножом.

— Это подстава, Поттер! — наигранно возмутился тот. — Вот от кого от кого, но от тебя не ожидал… Ну хорошо, хорошо, если ты настаиваешь. Значит так, меня зовут Сириус Блэк, у меня магнеримия, и меня не стоит злить. Я не злой человек, знаете ли, — на секунду Сириус встретился взглядом с Ремусом. Тот содрогнулся. — Но не надо нарываться. Если, конечно, вы не хотите, чтобы я стал смеяться как сумасшедший до тех пор, пока не задохнусь. И не надо меня жалеть, договорились?

Стараясь побыстрее избавиться от мячика, Сириус не глядя бросил его на другой конец гостиной. Мячик достался Алисе.

— … называется эта гадость адхосимия. В общем, получается, что я на самом деле могу «остолбенеть от шока», — Алиса с невеселой улыбкой развела руками. — Паралич — это довольно неприятно, а тут еще и жутко больно, так что можно вы не будете меня шокировать лишний раз?

Мячик у Лили. Она смущенно ерзает в своем кресле. «Неловко об этом говорить, но мне опасно расстраиваться…» Мячик у Ксено. Прозрачные глаза смотрят сразу на всех и ни на кого, голос расслабленный, отрешенный, словно этот парень вообще не здесь. «Любопытство сгубило кошку и пытается погубить меня. Я реагирую на свет, если это важно. У меня в кармане всегда есть платок, просто накройте меня им, как клетку с попугайчиком». У него эммитерит. Мячик у Тонкс. Во всей ее позе — вызов, она сжимает мячик так, что костяшки белеют. «Не надо пытаться меня пристыдить, о’кей? А то очень не хочется каждый раз терять свою личность и получать по лицу, чтобы очнуться». У нее витофрания. Мячик у Регулуса. Сириус сверлит его взглядом, Регулус отворачивается. «Мне нельзя испытывать радость, поэтому я буду очень признателен, если вы не станете пытаться обрадовать меня. Потому что в противном случае я могу навредить». У него солидатия. Наверное, самый худший диагноз. Ремус понимает Регулуса, очень хорошо понимает, возможно, даже лучше, чем кто-то другой в этой комнате. Вот кому больше всех не повезло. Не иметь права даже на мимолетную радость, иначе превратишься в брызжущую ядом змею. Почти буквально. Эти следы на запястье — он поранился о свои клыки? Или сделал их сам, уже потом, в отчаянной попытке заглушить физической болью душевную? Мячик летает по гостиной от человека к человеку. Питер — кортеомия, страх. Флер — сенектоматит, отвращение. Билл — сцинтемптия, презрение. Северус — пассинвидизм, зависть. Чарли — лингвималия, скука. Чарли помогает музыка, и Ремус со вздохом думает: как жаль, что в доме нет пианино. Теперь, когда младшенькие под его опекой, нужно заботиться о таких вещах. Но, может быть, ему можно что-то напеть?..

Алиса толкает его в плечо и протягивает мячик, который Ремус забыл поймать. Остался он один.

— Эм-м, я… — Ремус поднял голову и увидел, как все выжидающе смотрят на него. Разумеется, всем хотелось услышать, что о себе скажет Полоумный Люпин. — Я…

Он не мог. Просто не мог сказать слова, которые всю жизнь были для него клеймом позора. И неважно, что все все уже знали — это было выше его сил. У Ремуса пересохло в горле, язык не шевелился. Губы Северуса дрогнули в ядовитой усмешке, Сириус закатил глаза, Барти кривился. Сейчас они поднимут его на смех. Трус, чертов трус, тебе нужно всего две фразы сказать, неужели так сложно?! Ремус опустил глаза.

— Простите. Я… я не могу.

Он бросил мячик рядом на диван, вскочил и вышел, не обращая внимания на встрепенувшегося Реддла. Хотел было сбежать к себе в башню, в безопасную комнату, но колени подогнулись, и он остался на площадке, прижавшись горячим лицом к холодной стене. И снова та же история. Он снова струсил и не смог сделать самую простую вещь. У всех это получилось, у всех, и только он сбежал, поджав хвост! На беззащитных Сириусов бросаться — это пожалуйста, а ответ держать — так это страшно!

Дверь со скрипом выпустила кого-то на площадку. Это был Ксено. Он отбросил с глаз белые волосы (они правда седые или просто такие светлые?) и привалился к стене с рассеянным видом. На Ремуса он не смотрел.

— Ты там только не плачь, ладно? Уныние портит карму и мешает перерождению в лучшую жизнь.

— Я не плачу, — Ремус быстро вытер глаза.

— Вот и молодец, — Ксено все-таки повернулся к нему. — Ты слишком паришься, понимаешь? Логично, что нам надо бы доверять друг другу.

По плечам пробежала дрожь, подбородок схватили невидимые ледяные пальцы.

— Извини, но моя логика подсказывает, что доверять нельзя н кому.

— Ладно, тогда забей на логику, — покладисто согласился Ксено, — это ерунда какая-то. В таком случае, как у нас, лучше послушать сердце, а не голову. А мое сердце говорит, что с людьми в этой комнате у нас все будет хорошо.

— На тебя снизошла божественная мудрость и у тебя открылись чакры, что ты так уверен? — Ремус почувствовал весь яд своей шутки, только когда сказал ее вслух, но было поздно.

— Можно и так сказать. Доверяй своему чутью, Люпин. Чутье почти никогда не ошибается.

— Хорошо сказано, Ксенофилиус, — мистер Реддл возник на площадке совершенно бесшумно. — Простите, но вы не оставите нас на минутку?

Ксено пожал плечами и с тем же рассеянным видом исчез в гостиной. Мистер Реддл с тревогой положил руку Ремусу на плечо.

— Я понимаю, вам тяжело. Но иногда нужно преодолеть себя и сделать шаг вперед, даже если очень страшно. Вас не обидят, за это я вам ручаюсь. Ну, Ремус, вы готовы вернуться?

Он должен. Он должен сделать этот шаг, если хочет вылечиться. Победить сейчас себя — чтобы потом победить Волка. Из таких маленьких шагов и складывается ведь путь к победе.

— Да, сэр, готов.

Мистер Реддл пропустил его вперед, тихо закрыл за ними дверь и жестом успокоил вскочившего на ноги Барти. Ремус сел обратно на диван, взял мячик обеими руками. А потом бросился вперед, как в воду.

— Меня зовут Ремус. Я — оборотень. Так обычно называют тех, кто болеет вестафилией. Мой триггер — это отчаяние. Я не хотел бы показаться невежливым, и если я вдруг ухожу, не принимайте, пожалуйста, на свой счет. Дело не в вас — просто у меня, скорей всего, случился кризисный момент, и я не хочу потерять контроль и причинить вам вред.

Кто-то фыркнул — Северус или Сириус? А может, оба? Ремус не смотрел в их сторону: он нашел глазами Лили, и та радостно показала ему большие пальцы. Ксено удовлетворенно кивнул. Мистер Реддл тоже выглядел довольным; он что-то говорил о важности доверия и умения открываться другим, о взаимопонимании и полной поддержке, но Ремус уже слушал его вполуха. Сердце тяжело бухало в груди. Все-таки он это сделал. Не с первого раза, но сделал. Он может меняться. И он докажет Барти, что тот ошибался на его счет.

— …Что ж, — мистер Реддл хлопнул в ладоши и поднялся, — надеюсь, этот разговор пошел вам на пользу. Думаю, будет лишним еще раз напоминать, что залог нашего успеха — это уважение и доверие друг к другу. Тому, кто будет использовать это доверие против других, придется лично столкнуться с моим неудовольствием, хотя я более чем уверен, что такого не случится. Через неделю мы с вами снова соберемся здесь на терапию…

— Что, и это все? — не слишком вежливо удивился Сириус. — Мы же только начали! Разве мы не должны сделать что-то еще?

— Вы уже сделали много. Продвигаться следует постепенно, Сириус, — мягко улыбнулся мистер Реддл. — Сегодня вы сумели преодолеть свои страхи, довериться друг другу — и увидели, как вы похожи. Теперь требуется некоторое время, чтобы подумать над этим, принять и подготовиться к следующему шагу. Но если у вас есть волнующие его вопросы, которые мы могли бы обсудить, обязательно расскажите мне, я запишу их для нашей следующей беседы. Хорошего вам вечера, дорогие.

— Ремус, это было сильно! — заявила Лили десять минут спустя. Они были у нее в комнате, и она рылась в ящике в поисках пропавшей спицы. Ремус, прислонившийся к косяку, хмыкнул:

— Ну еще бы: сбежать с групповой терапии может не каждый!

— Прекрати, я знаю, о чем ты думаешь! — Лили оторвалась от своего занятия и погрозила ему пальцем. — Ты вернулся. И сумел! Смелый — это не…

— …Не тот, кто не боится, но тот, кто преодолевает страх, да-да, я знаю. Послушай, давай не будем об этом, ладно? Мне кажется, я… я пока еще не готов к таким разговорам. Кстати, если я не ошибаюсь, кончик твоей спицы торчит из-за занавески.

— О, ну наконец-то! Кстати, я слышала, ты на днях читал малышам «Властелина Колец». Им не страшно?

— Дети не так пугливы, как мы думаем. Странно, но чем больше я с ними общаюсь, тем лучше это вижу. А к чему это ты? Тоже хочешь послушать про Фродо и Сэма? — Ремус усмехнулся. Лили и ее поразительное умение слышать собеседника не переставало его восхищать.

— Ну, не обязательно про Фродо и Сэма… У меня еще не дочитан тот сборник, который ты мне дал. А вязать в тишине тяжеловато. Дома я хоть радио включала…

— И на каком рассказе ты сейчас?

— На Черном Питере.Рассказ «Черный Питер», входит в состав сборника «Возвращение Шерлока Холмса».

— О-о-о, завидую!

— Ты так потираешь руки, словно меня ждет кровавое месиво.

— Все зависит исключительно от твоего воображения, Лилс. Ты будешь вязать тут или предпочитаешь библиотеку?

— Значит, ты согласен?

— Не могу отказать прекрасной даме! — развел руками Ремус. Лили рассмеялась и легонько чмокнула его в щеку:

— Обожаю вас, мой рыцарь!

Ремус не сразу осознал, что произошло. Несколько секунд его мозг суматошно обрабатывал новую информацию, которая так и грозила разорвать его изнутри. Эта девочка сделала ЧТО? И как на это реагировать? Это же было по-дружески, да? Ведь по-дружески? Пока Ремус пытался разобраться, язык сам собой решил прервать неловкую паузу. Самым идиотским вопросом из возможных:

— То есть Джеймсу так нельзя, а мне можно?

— Ты не придурок, а у Поттера придурковатость из ушей лезет, — веско заявила Лили, воткнув спицу в клубок — и этим словно бы утверждая несчастному Джеймсу окончательный приговор. — И давай не будем о нем, день слишком хороший, чтобы его портить разговорами обо всяких Поттерах. Бери книжку и пойдем в библиотеку.

До библиотеки они не дошли: на лестнице их поймала Чарити и велела заглянуть в кабинет мистера Реддла. На вопросы она отвечать отказалась, сославшись на то, что они сейчас сами все узнают. Лили эти туманные намеки заинтриговали, а Ремуса встревожили. Мистер Реддл, конечно, очень добрый, но когда тебя второй раз вызывают в директорский кабинет, невольно станешь паникером.

В кабинете уже был Регулус. Странно, а что он тут делает? Регулус был, пожалуй, самым тихим и спокойным из всех них — правда, его спокойствие очень смахивало на депрессию, описания которой Ремусу попадались в медицинских журналах. Он еще раз глянул на запястья Регулуса, где виднелись бледные следы порезов. Слишком ровные, чтобы быть следами от клыков или когтей. Регулус перехватил его взгляд и одернул манжеты светло-зеленой рубашки. Судя по его костюму, в семье Блэк вообще очень любили зеленый. Больше подумать Ремус ни о чем не успел, потому что где-то впереди хлопнула в сумраке дверь и послышались размеренные шаги мистера Реддла.

— О, вы уже здесь! Прекрасно, прекрасно. У меня для вас приятные новости. Миссис Бербидж все мне рассказала, мы немного посовещались, и она предложила ваши кандидатуры. Поздравляю, друзья!

— Простите, сэр? — Регулус слегка поднял бровь. — Боюсь, нам не сказали, с чем именно вы нас поздравляете.

— Ну как же, мы решили выбрать вас троих старостами — вам же говорили, что их выберут?

Мистер Реддл взял со стола что-то маленькое и подошел ближе. На его ладони лежали три симпатичных значка с большими буквами С, два красных и один зеленый.

— Миссис Бербидж сама их сделала. Зеленый, я полагаю, для Лили, — заметил мистер Реддл, пока ребята изумленно таращились на значки. Лили посмотрела на Регулуса, который уже взял свой, и предложила:

— Хочешь взять зеленый? Он к твоему костюму подойдет лучше, чем красный.

— Спасибо, — очень вежливо произнес Регулус и приколол зеленый значок к своему жилету. Ремус протянул руку за оставшимся. Ему понадобилось сделать над собой усилие, чтобы взять его. Снова возникло ощущение, что все происходящее — какой-то безумный сон.

— Замечательно смотрится! Очень внушительно. Дежурить вы будете по двое, меняться через одного. Спектр обязанностей, полагаю, вы обсуждали заранее: присматривать за остальными, следить, чтобы все жили мирно, не делали ничего опасного и незаконного. Если понимаете, что сами не можете справиться, не геройствуйте, немедленно зовите взрослых. Ну-с, еще раз поздравляю вас, — мистер Реддл крепко пожал каждому из них руку. — Ремус, вы помните о своем дополнительном задании.

— Да, сэр, конечно, сэр! — с чувством кивнул Ремус.

— Что за дополнительное задание? — поинтересовалась Лили, едва они покинули кабинет. Ремус объяснил в двух словах, и она восторженно захлопала: — Ух ты! Я тебе даже завидую, люблю общаться с детьми. Но ты это заслужил: ты же помирил Чарли с Флер!

— Надеюсь, мы с ними поладим… — пробормотал Ремус, вертя в руках значок. Приколоть его, вслед за Лили и Регулусом, он пока не решался. Ему доверили гораздо больше ответственности, чем он предполагал. Вероятно, мистер Реддл считал, что Ремус будет в состоянии повлиять на Сириуса, самого шумного и легко возбудимого, который явно не станет слушаться ни младшего брата, ни девочку. Однако, если Ремус правильно представлял себе характер Сириуса, тот станет нарушать правила еще активней, когда узнает, кого поставили за ним надзирать. Или, по крайней мере, будет все время над ним смеяться. И каким тогда Ремус будет авторитетом для малышей, если сверстники не будут воспринимать его всерьез?

К счастью или к сожалению, Сириуса куда больше интересовало другое назначение. Спускаясь на первый этаж, Лили и Ремус услышали приглушенный шум. В холле ссорились братья Блэк.

— Я не виноват, что меня сочли подходящей кандидатурой! — сквозь зубы цедил Регулус. Сириус набрасывался на него как петух на цыпленка и истерично размахивал руками:

— Ну конечно, конечно, ты у нас никогда и ни в чем не виноват! Ты у нас пай-мальчик, всеобщий любимчик, лучший сын — это я разочарование!

— Послушай, я не напрашивался, но отказываться только ради тебя я не собираюсь! Мне доверяют, я не хочу не оправдать чужое доверие, ясно?

— Яснее некуда! Малыш Регги почувствовал вкус власти, а? Ну как, приятно?

— Меня совершенно не радует эта твоя власть! Хочешь — иди скандаль с Реддлом, а меня оставь в покое! Потому что если ты не прекратишь орать, я скажу взрослым, что ты опять теряешь контроль над собой!

Лицо у Сириуса покраснело, будто брат отвесил ему пощечину.

— Ах ты маленький мерзавец… Предатель… — он закашлялся, схватился за грудь. Кашель перешел в хриплый смех, руки Сириуса задергались, как в конвульсиях. Регулус отшатнулся, Лили ахнула:

— У него припадок! Придержи его, пока он не упал! — она сложила ладони рупором и закричала: — На помощь! На помощь! Помогите, пожалуйста!

Ремус кубарем скатился по лестнице, отпихнул Регулуса в сторонку и подхватил Сириуса. Его рука беспорядочно молотила его по спине, смех не прекращался, зрачки и радужка превратились в две крохотных точки. И все-таки на секунду Ремусу почудилось в этих застывших глазах… удивление?

— Мисс Паркинсон, где вы? — рассуждать было некогда, Сириуса нужно было спасать. Неизвестно, какой у него срок: он может смеяться так полчаса, а может умереть через несколько минут. — Помогите, Сириусу плохо!

Паркинсон вылетела из медпункта и схватила Сириуса под вторую руку. Вдвоем они доволокли его до дверей; тут Ремуса остановили и отправили назад. Регулуса в холле уже не было, Лили сидела на лестнице и качала головой.

— Не думала, что они так быстро поругаются…

— Кто кричал? — раздался сверху низкий голос мисс Гойл. Ремус махнул рукой:

— Уже все в порядке, Сириус в медпункте, с ним мисс Паркинсон.

Мисс Гойл посмотрела на него, на согласно кивнувшую Лили, немного похмурилась, но вернулась назад. Видимо, совладать с поймавшим припадок Сириусом Паркинсон могла и без ее помощи.

— Какое-то сумасшествие, — вздохнул Ремус, опершись о перила. — Какой это за два дня, четвертый?

— Может, это просто кризис? — с надеждой предположила Лили. — Мы еще не обжились, не привыкли к новым людям, вот и нервничаем.

— Очень хочу в это верить… Скорей бы этот кризис закончился.

Неожиданно по холлу прокатился звук, от которого они оба вздрогнули: кто-то звонил в дверной звонок. Не дождавшись ответа, неизвестный вошел, и ребята увидели высокого пожилого джентльмена в сливового цвета костюме и такой же шляпе. У него была рыжеватая борода, пронзительные глаза и очень длинный и кривой нос, выглядевший так, словно его ломали минимум дважды. На носу посверкивали очки-половинки. Джентльмен огляделся, и, заметив Лили и Ремуса, приблизился и снял шляпу.

— Добрый день, молодые люди. Вы не скажете, мистер Реддл вернулся из своей отлучки?

— Да, он… — начала было Лили, но Ремус перебил ее:

— Зачем он вам, сэр? — он осмотрел на незнакомца, и ему не понравилось, как тот оглядывается по сторонам: словно что-то выискивает.

— Вы, я полагаю, один из пациентов Томаса?

— Допустим. А какое это имеет значение?

— Дело в том, что вы и ваши друзья прикреплены на время лечения к школе, которую я возглавляю. — Незнакомец протянул ему ладонь с длинными пальцами. — Альбус Дамблдор, директор городской школы Литтл-Хэнглтона.

— А, мистер Дамблдор, добрый день! — мистер Реддл выглянул из-за поворота лестницы и поспешно спустился к ним. — Увидел вас в окно. Вы насчет организационных моментов? — он без особого энтузиазма пожал Дамблдору руку. Кажется, тот ему не нравился.

— Да, как и договаривались.

— А, очень хорошо. Вы уже познакомились с нашими старостами? Это мисс Лили Эванс и мистер Ремус Люпин.

— Очень приятно, — Дамблдор улыбнулся в бороду. Улыбка у него была какая-то хитрая, нехорошая. — Рад познакомиться, но увы, мое время весьма ограничено. Я хотел бы сразу перейти к делу Томас, если вы не возражаете.

— Да-да, конечно, прошу за мной.

Они медленно направились наверх. На площадке мистер Реддл повернул голову, и Ремус увидел на его лице плохо скрытое раздражение. То ли визит Дамблдора пришелся очень некстати, то ли между двумя директорами отношения были не самые теплые. Сам Дамблдор продолжал улыбаться и оглядываться. Ремус про себя решил, что не доверяет этому человеку.