Однажды в Кеттердаме (гет)

Казу нравилось проводить время в обществе Инеж. Даже когда она цитировала ему сулийские поговорки, взывала к его совести и пыталась научить манерам. Нравилось наблюдать за ней, когда она кормила воронов на его окне, или точила ножи, сидя на подоконнике, или бесшумно двигалась среди теней, невидимая никому, кроме него. Но он никогда особенно не придавал этому значения. До того рокового дня, когда Инеж ранили и Каз, задыхаясь от ужаса, нес ее на руках на «Феролинд».

Конечно, Инеж и раньше получала ранения, но никогда такие серьезные. Никогда она не была настолько близка к тому, чтобы не выкарабкаться. И от одной мысли о том, что она может умереть, Каза охватывало отчаяние. Он пытался убедить себя, что просто беспокоится об успехе мероприятия — без Инеж в Ледовый Двор можно было даже не соваться. Убеждать получалось плохо.

Особенно после той неудержимой ярости, которая охватила его при виде виновного. Расправляясь с Оменом, Каз практически не помнил себя. Ему хотелось разорвать его на мелкие клочки за то, что он посмел тронуть Инеж. Посмел попытаться убить ее. Ярость застилала глаза, и он пришел в себя, только скинув тело Омена в море. Его команда, присутствовавшая при расправе, до сих пор косилась на него с опасением.

Бессонной ночью на борту «Феролинда», когда Каз ждал вердикта от Нины, он со всей ясностью осознал, насколько на самом деле Инеж дорога ему. Не из-за своих феноменальных способностей, не потому что она была его лучшим Пауком. Просто сама по себе.

И это понимание ужаснуло его. Чувства — это слабость, на которой он играл в противостоянии с врагами, всегда успешно. А любовь — самая большая слабость. Он не мог себе ее позволить, не мог позволить, чтобы из-за его слабости пострадал годами подготавливаемый план мести. Чтобы пострадала сама Инеж.

И потому он ни разу не навестил ее, пока она лежала в каюте, поправляясь после ранения. Даже если сидел рядом с ней, пока она еще была без сознания и не могла заметить его присутствия. И когда в каюте не было Нины. Потому он не ответил на ее вопрос, когда она достаточно окрепла, чтобы выйти из каюты.

Чего ты хочешь, Каз?

Тебя, Инеж, тебя.

Она не должна догадаться об этом. Никто не должен догадаться об этом.