Я не гребаный мальчик-который-не-мальчик-и-который-не-выжил, я теперь Спаситель! (гет)

Радости Генри, когда он увидел отца, не было предела.

Это они еще вовремя пришли в больницу. Нил, который был в полной растерянности, как он здесь оказался, встретился им прямо на входе, прямо за фикусом, в позе буквы зю. Кажись, Вейл слишком серьезно стал воспринимать свои обязанности, ну или просто боялся, что Темный внезапно явится и убьет его за то, что он недоглядел за его бесценным сыночком. Короче, бывший Франкенштейн чуть ли не силой попытался привязать Нила к кровати, а тот не оценив этого, слинял и был, в момент их приезда, на последнем этапе побега из Шоушенка.

Быстро оценив ситуацию, Эмма решила помочь ему в этом нелегком деле. Умирать он явно не торопился, в общем, как она и думала, да и спасала она этого Дюфрейна по большей части ради Генри и его папани, а воссоединение семейства в больнице ее как-то не вдохновляло, поэтому бросив на беглеца заклятие отвлечения, Эмма резко вытянула его наружу. И вот, уже за углом больницы случалась долгожданная встреча отца и сына.

— Папа! — счастливо завопил Генри, едва они скрылись от глаз мирного люда. После чего, кинулся к широко улыбающемуся Нилу на шею.

— Привет, парень! — с таким же энтузиазмом ответил Нил и покрепче схватив сына, поднял его над землей. — Ммммм, как же я рад тебя видеть…

Эмма, увидев две, столь похожие радостные от присутствия друг друга, моськи, окончательно избавилась от чувства вины за убийство неизвестного человека. Вид перед ней того стоил.

«Хотя, кое-кого не хватает…» — подумала Эмма и вздохнув, перенесла их к хижине.

— Ой! — подскочил Генри и замотал головой, удивленный такой резкой смене дислокации. — А мы где?

Нил тоже нахмурился.

— Эмма… — начал он, отпустив сына, и тоже непонимающе оглядываясь. Но тут открылась дверь хижины за его спиной и откуда вышел Румпельштильцхен собственной, так сказать, персоной.

— Бей… — изумленно выдохнул мужчина. Почувствовав, как за пределами домика кто-то появился, он настороженно вышел, опасаясь, что его нашла Зелена, но вместо ведьмы, выйдя на улицу, увидел своего сына, живого и пышущего здоровьем, и не только его. Рядом с Бейем был еще и его внук — Генри, а за ними с еле заметной улыбкой на губах и сияющей золотом, от заходящего солнца, гривой стояла Спасительница. Он даже на миг ей залюбовался, но присутствие сына быстро вытеснило из его головы все мысли о красоте Эммы Свон.

— Пап?! — ошарашенно воскликнул Нил и подошел к своему единственному родителю.

Последнее что он помнил перед тем, как проснуться в больнице, было отвратительное ощущение стремительно утекающей из его тела жизни и его паникующий отец, в своем темном обличии, баюкающий его на устланной снегом поляне. Хотя, еще он смутно помнил какую-то женщину с зеленой кожей и кричащую на заднем фоне Белль.

— Бей, — благоговейно сказал Румпельштильцхен и крепко обнял своего мальчика. Он зажмурился, чувствуя, как к глазам подступают горячие слезы. — Живой…

Нил тоже зажмурился и так же крепко обнял отца.

Все еще прижимая к себе сына, Румпельштильцхен открыл глаза и посмотрел на Эмму, которая подошла к Генри и сжала плечи мальчика. Он с искренней благодарностью посмотрел на белокурую женщину и напоследок сжав сына, отступил.

— Никогда больше так не делай, слышишь? — твердо сказал он Бейю.

— Папа… — начал было тот, но Румпельштильцхен не дал ему закончить. Он указал на сына пальцем и жестко произнес: — Нет, Бей. Никогда. Так. Не. Делай. Никогда.

Тот опустил плечи и согласно кивнул.

— Хорошо, не буду.

Колдун ему не поверил, так как Бей, по привычке еще оставшийся с детства, не смотрел на него, когда говорил, но пока он решил спустить тому это с рук.

Тут возникшую тишину прервала глухая трель телефона, доносящаяся из хижины.

— О, это мой, — хмуро сказала Эмма, узнав мелодию, которую специально поставила на родителей. Повернувшись к сыну, она сказала: — Постой-ка здесь.

Она вошла в дом, оставив всех мужских представителей одного семейства на улице, и стала искать настойчиво тарахтящий телефон. Найдя его, Эмма с неохотой ответила:

— Да, Дэвид? Чем ты сейчас хочешь меня «порадовать»?

— Мэри Маргарет рожает! — одновременно радостно и шокировано воскликнул Дэвид.

Но Эмма не разделяла его энтузиазма.

— Да, ладно? — издевательски сказала она. — Радость-то какая, — и хмуро закончила: — А от меня ты чего хочешь? Цветов и фанфар? Так она не моя жена.

— Эмма… — несчастно начал Дэвид. — Прекрати. Это же твой брат…

— Ну что ты от меня-то хочешь? Твоя жена и без меня родить может. А насчет радости по поводу рождения брата… Видать, мое собственное появление на свет было чересчур грустным, чтобы я могла разделить твой энтузиазм. Смотри, только и этого ребенка в какой-нибудь шкаф не засунь… Все, пока, — сердито закончила Эмма и повесила трубку. Она села на ближайший стул, и поджав губы, внезапно стукнула по столу кулаком.

Ей было так больно, черт возьми!

Рождение любого ребенка, по ее мнению, было чудом, но все же сейчас у нее внутри бушевало все что угодно, кроме радости. Ей отчего-то было так обидно. Ее собственное рождение вот, оба раза, было отнюдь не поводом для праздника. Первый раз она родилась во время войны, а второй раз ее сунули в шкаф и забыли на двадцать восемь лет, так сказать — до востребования. У нее непроизвольно потекли слезы по щекам, которые она тут же попыталась стереть. Эмма не рева и никогда ею не была, но сейчас слезы неиссякаемым потоком просто текли из глаз и не останавливались.

— Мам?.. — тихо спросил Генри, зайдя в хижину и увидев плачущую мать, сидящую на стуле. — Почему ты плачешь?

— Ничего, милый, — хрипло сказала Эмма и подозвала его к себе. Мальчик тут же быстро подошел и обнял ее. Она в ответ прижала мальчика покрепче к себе и попыталась успокоиться. — Все нормально…

Пока она обнимала сына, в хижину вошли и Румпельштильцхен с Нилом, которые лишь растерянно переглянулись.

— Точно все нормально? — неуверенно спросил Нил, засунув руки в карманы пальто. Он никогда не знал, что делать с плачущими женщинами и как их успокаивать, в принципе, тоже.

Эмма глубоко вздохнула и отодвинулась от сына.

— Да, все нормально, — сказала она. — Мэри Маргарет вдруг родить решила, вот и все.

Генри моргнул.

— Ну… Это же хорошо?.. — сконфуженно спросил он. Судя по лицу матери, это было отнюдь не так.

— Кому как, — пробурчала Эмма, стирая последние слезы.

— Вижу вы не очень-то рады появлению брата или сестры… — подняв бровь, спросил Румпельштильцхен.

Блондинка скривилась.

— А чего мне радоваться-то? Я вообще не понимаю, почему все так уверены, что это «событие» должно меня радовать, — холодно сказала она, но тут Эмма издевательски добавила: — Хотя нет, кое с чем своих дражайших родителей поздравить могу. А конкретно с тем, что этого ребенка им не придется положить в шкаф… Ради «высшего блага».

Против воли Румпельштильцхен ощутил прилив вины. Слыша горечь в голосе молодой женщины, которая именно по его вине осталась сиротой, ему впервые за долгое время стало стыдно. Обычно это чувство его не посещало, к тому же, когда он только создавал проклятие, он как-то не думал, что будет со Спасительницей до тех пор, пока не придет время ей вернуться к своим корням и нарушить проклятие. Сейчас, смотря на блондинку, он видел одинокую и обиженную девочку, которую все бросили и теперь просят с энтузиазмом праздновать рождение ребенка своих же родителей, ребенка, который получит все то, чего лишилась она.

— Ладно, — вздохнула Эмма и обратилась к сыну. — Хочешь пойти к деду с бабушкой?

— А ты? — участливо спросил Генри. Он — мальчик уже большой и прекрасно мог видеть, что матери было больно от того, как быстро родители заменили ее другим ребенком.

— Честно? Нет, — ответила Эмма, не желая лгать мальчику. Она встряхнулась, и сменив тему, добавила: — А знаешь что? — и глянув на мужчин, стоящих все еще около входа, она произнесла обращаясь уже ко всем: — Хотите я что-нибудь вам приготовлю? Я хочу кого-нибудь убить, поэтому мне нужно чем-то отвлечься. Принимаю любые заказы.

Нил удивленно поднял брови.

— Ты научилась готовить?

Эмма прищурив глаза, глянула на него, пытаясь превратить его в кучу пепла. Он умиротворяюще вскинул руки.

— О, да. Мама классно готовит, — счастливо махнул головой Генри, у которого аж слюнки потекли, стоило вспомнить, какой вкусной стряпней последние полгода кормила его мать.

Румпельштильцхен даже слегка улыбнулся, увидев, как мечтательно закатились глаза внука. А заодно он сделал еще одну мысленную заметку, уверенный, что новоявленный кулинарный талант Эммы Свон, был частью ее «багажа». Он хитро прищурился и спросил:

— И даже стейк?

Эмма насмешливо фыркнула, заметив озорной блеск в его глазах.

— Нда, — дразняще протянула она. — И даже стейк.

Нил предвкушающе потер руки и с широкой улыбкой сказал:

— Тогда нам два, — и повернувшись к отцу, шаловливо добавил: — Два ведь?

— Три, — с улыбкой до ушей воскликнул Генри и обнял мать за талию, строя жалостливые глазки. Обычно она не разрешает ему много есть жирного мяса, особенно после того, как закончила кулинарные курсы и стала кормить его исключительно домашней едой, но сегодня он надеялся на чудо. Увидев, как она опустила плечи и обреченно кивнула, он еще быстро добавил: — И пирог. И…

— Ого, юноша, притормози, — с усмешкой сказала Эмма и потрепала его по макушке. — Давай сойдемся на стейках и пироге, хорошо?

— Главное, чтобы пирог был без яблок, — со смешком сказал Румпельштильцхен.

Эмма тяжко вздохнула.

— Ну что с вами поделаешь… Прожорливые вы мои. Будут вам стейки и пирог… — и хитро посмотрев на колдуна, она добавила: — Без яблок.