Я не гребаный мальчик-который-не-мальчик-и-который-не-выжил, я теперь Спаситель! (гет)

Жизнь Гарриет Поттер была, откровенно говоря, дерьмовой, но в тоже время она была наполнена потрясающим везением.

Причем с самого начала.

Но обо всем по-порядку.

Гарриет Джейми Поттер (Боже, кто так называет ребенка?!), так уж случилось, родилась в ночь 31 июля 1980 года у молодой супружеской пары: Лили и Джеймса Поттеров.

Супер.

Именно с этого началась вся эта хрень. Ибо эти «персонажи» были не просто молодыми людьми, они были, мать их, волшебниками, которые из-за юношеского максимализма, вместо того, чтобы сидеть дома, несмотря на рождение ребенка, активно участвовали в войне. Да о чем тут говорить, они до этого и во время, таскались где надо и не надо.

Герои, блин.

Но что-то мы отвлеклись. Как уже было сказано, они были волшебниками, которые состояли в Ордене Подгорелой птички, то бишь, Феникса, чьим непосредственным руководителем был Альбус-поедатель-лимонных-долек-Дамблдор.

Чертов манипулятор.

Но для всех он был святым, настолько, что вышеупомянутая чета Поттеров, даже не усомнилась в его словах, когда он сообщил им, что их дочь может быть одним из кандидатов в победители Воландеморта. Великого и Ужасного. Сарказм подчеркнуть. Вот тут все окончательно полетело Мерлину под хвост. Ведь добрый дедушка Альбус был тем, кто яростно нес в мир «Высшее благо», даже если сам мир был против. Ну это и еще его популярность, как и влияние, с тех пор, как он «победил» своего «врага», Гриндельвальда, стала падать, не слыхано правда? Сарказм, кхм, сарказм. А что, как не еще одна война и победа над очередным негодяем могло бы поднять его авторитет? Правильно, могло и еще как. Но главным персонажем он больше быть не хотел и поэтому решил довольствоваться ролью мудрого наставника следующего идиота, извините, героя. К счастью, ему весьма удачно попалась на пути пьянчужка Трелони, которая даже умудрилась произнести реальное пророчество и подкинула тем самым ему парочку «кандидатов». Поттеры ли ему больше приглянулись или просто это была судьба, но все мы знаем, кого выбрали оба кардинала, что света, что тьмы.

Но как здраво рассудил самый мудрый и светлый, героев рождает трудная жизнь, бесконечная череда препятствий на пути и прочие мирские страдания, наличие родителей в этот образ не входит.

Организовать этим молодым дурням «трагическую гибель» оказалось не трудно. Слово тут, совет там, немного подкупа и шантажа, и вуаля! Ветер в голове Сириуса Блэка и его драматизм тоже весьма помог, и вот уже 31 октября 1981 года начался «героический» путь Гарриет Поттер, теперь уже круглой сироты, которая сама того не зная, стала известна в мире волшебников, как Девочка-которая-выжила.

Ну, что за дерьмовое прозвище?!

Первые десять лет жизни в доме Дурслей были адом. Прямо как все заказывал будущий «мудрый» наставник. Внушить чуть больше ненависти к сестре (хотя куда уж больше?) и Петунья со своим моржеподобным муженьком быстро превратила жизнь племянницы в не детские муки. Жизнь в чулане, обноски кузена, вместо одежды, непомерный список работы, побои и прочие «прелести» в тренировке духа будущего героя. Хреновые воспоминания, которые хотелось облить бензином и сжечь, но, к сожалению, память не дрова, так просто не спалишь. Но однажды случилось «чудо».

Наивная дурочка.

Она узнала, что волшебница!

Радость-то какая.

И вот начались ее, как она сама думала, «приключения».

Она нашла, вроде как, верных друзей (сарказм, все услышали, да?), сражалась с духом Великого и Ужасного, спасла Философский камень (который все равно уничтожили, так нафига?..) потом победила василиска (Джинни, твою мать! Ты же из семьи волшебников, не уж-то тебя не учили не трогать странные тетрадки?), спасла крестного (где он, мать его, шлялся первые тринадцать лет?! А, в Азкабане… Хреновое оправдание!), выиграла Турнир (дурацкие магические контракты и мудак Грюм, который оказался младшим Краучем!) и вот — апофеоз этой постановки: эпичное возвращение Волды-морды! Смерть Диггори даже затерялась на этом фоне. Потом был год протестов против лжи министерства и Отряда Дамблдора.

Зачем она в это вляпалась?!

Смерть Сириуса чуть окончательно не подкосила психику «героини», но она и не такое переживала. Шестой год был слегка даже скучным, зато поучительным. Вопреки распространенному мнению всех, и в частности «друзей», девочка-которая-все-никак-не-помрет любила учиться и довольно быстро «заглатывала» книгу за книгой, еще в детстве уяснив, что знания лучше беречь для себя и не показывать их другим, но вера в чудеса, в те времена, еще не полностью исчезла.

Бестолочь!

Смерть Дамблдора и последующий «отпуск» в почти всех лесах Англии в течение почти полутора лет, казалось, был страшным сном. Голод, недосып, плохое настроение и незнание, что делать дальше — были постоянными спутниками в этих путешествиях.

Наконец, наступил день Икс.

Битва за Хогвартс и окончательная смерть наивной и верящей в лучшее Гарриет Поттер. Сама битва может быть описана в двух словах: кровавая бойня. Почти целое поколение молодых волшебников так и остались среди этих стен. Когда-то бывшей убежищем для юных умов, школа превратилась в склеп. Но Гарриет все же победила в этой битве и проиграла по жизни.

Когда она случайно подслушала разговор, сразу после битвы в кабинете директора, между Дамблдором (который, барабанная дробь, оказался жив!), Уизли (предатели!) и Грейнджер (зазнайка!) на тему того, как они теперь будут делить ее, ее наследство, ведь она осталась жива (сволочь какая!) и о том, что вся жизнь ее была тщательно спланирована. Все это стало смертным приговором для гриффиндорской части ее души: храброй, верной и доброй, оставляя после себя лишь то, из-за чего с самого начала Шляпа хотела отправить ее в Слизерин, оставляя то, что помогало ей выживать в доме Дурслей: холодный расчет, хитрость, бесчувственность и гору сарказма. О, да! Когда-то это была чуть ли не ее доминирующая черта. Но попав в Хогвартс, она, что есть силы, старалась стать такой, как ее родители — истинной гриффиндоркой.

Нашла на кого равняться! Померли доверившись старому козлу и оставили сиротой собственного ребенка!

Так же тихо, как и пришла, она умотала восвояси, твердо решив в этот гадюшник больше не ступать ни одной ногой, рукой или чем-то еще. Но так как идти-то особо ей было некуда, пришлось направить стопы на площадь Гриммо. Заперевшись в этом «чудесном» доме, благо, хоть Критчер перестал быть маленьким засранцем и даже прибрался здесь, она впервые в жизни напилась, а потом разрыдалась. Все-таки не железная. Эта истерика продолжалась недели две, пока к ней не явилась… Нарцисса Малфой, собственной персоной! Вот уж кого она не ожидала увидеть.

Леди Малфой, кажется, была намерена даже ругаться и кинуться в бой, если надо будет, настолько решителен был ее взгляд в тот момент. Она ведь пришла просить за своего сына. Драко, так как у него была метка, был арестован, и просить помощи, кроме новоявленной героини, Нарциссе было попросту не у кого. Просить и не пришлось, Гарриет согласилась помочь, просто назло добрым и светлым, с которыми сражалась еще буквально месяц назад, плечом к плечу.

Как это не удивительно, но Малфой остался на свободе, кажется, даже не смотря на чудесное возращение из мертвых Дамблдора, вес слова победителя Волды-морды стоил куда больше, чем его.

В последующие годы, Гарриет даже подружилась с этим белобрысым придурком. Более того, к тридцати годам, он и его матушка, остались ее единственными друзьями. Компашка светлых не простили ей того, что она не померла в назначенный ими срок, но, когда буквально через год после окончания войны, поедатель долек довольно позорно откинул свои волшебные тапки, теперь уже по-настоящему, подавившись этими же самыми дольками, они притихли и ее более не трогали. А новых друзей она больше и не завела. Первых хватило. Гарриет вообще последующие годы жила весьма уединенно. Отучившись на артефактора, она целыми днями предавалась любимому занятию, которое в конечном итоге и стало ее концом в этой жизни и привела ее в следующее… мать его приключение.

«Как же у меня все болит…» — думала Гарриет… или Эмма? — «Что за?..»

Лежавшее, до сего момента, тело на двуспальной кровати в небольшой, но уютной квартирке, где-то в Манхэттене, вдруг подскочило и кинулось к ближайшему зеркалу.

— Ежики зеленые!.. — шокировано воскликнула женщина, глядя на себя в зеркало, что висело в ванной и из которого на нее смотрело незнакомое лицо в обрамлении растрепанных блондинистых волос. Или все же знакомое?

Тут женщина застонала и опустилась прям на кафельный пол. Ее голова буквально раскалывалась от мешанины, как чужих (или уже ее?), так и своих воспоминаний. Она тряхнула головой и попыталась сосредоточится.

Так…

Кажется, она (или Гарриет?..) вчера экспериментировала с песком времени, который содержался во всех маховиках времени, так?.. Вроде. Или собиралась сегодня сходить по магазинам? Черт! Это было так странно. У нее в голове будто было несколько наборов воспоминаний, причем все уже ощущались, как ее или не ее? Ааа…

— Стоп! — прошипела себе под нос она. — Сначала кофе, а потом стулья!

Тяжко поднявшись на ноги, блондинка потопала в сторону кухни, кажется. К счастью, тут память ее не подвела и кухня, как и кофе, быстро обнаружились. Сварив себе большой стакан бодрящего напитка и схватив блокнот, который заметила на стойке, она села за стол и попыталась сосредоточиться.

— Ну, я определенно сейчас Эмма Свон, да?.. — пробурчала женщина и принялась строчить в блокноте, пытаясь упорядочить все свои воспоминания. Сейчас уже маленько проснувшись, она все же больше поняла, что воспринимает себя, как Эмму, а не как Гарриет. К тому же, это имя ей никогда не нравилось. Странно, но чем больше времени она была, так сказать, в сознании, тем больше воспоминаний о Гарриет Поттер становились будто более тусклыми, особенно их эмоциональная часть. Зато память Эммы становилась все ярче, причем вся. Когда женщина вспомнила, что в этом явно альтернативном мире, потому что она явно больше не в Канзасе, то бишь, в ее изначальном мире, мире Гарриет Поттер, как она решила его называть, она — дочь Белоснежки и Прекрасного принца, то ржала минут десять, а потом столько же рыдала, когда вспомнила, что из-за дурацкого проклятия Питера Пэна, из всех людей, воочию, она их не увидит. Было такое чувство, будто она вновь стала сиротой. Уже в который раз. Третий, если быть точным. Сначала, как Гарриет, потом тут всю жизнь, как Эмма, а теперь по новой.

Но не все так плохо.

Вспомнив о Генри, ее сыне, она была бесконечно счастлива. Она еще, как Гарриет, хотела детей, но из-за проклятия, которое в нее прилетело во время битвы, вкупе с ее херовым детством, лишило ее всякой надежды на это, даже если бы она умудрилась с кем-то начать встречаться. Как бы это было не иронично, но, в той жизни, она так и осталась девственницей. Смешно, но жутко грустно.

К счастью, он сейчас был на экскурсии с классом и вернется только к концу недели, то есть через пять дней, что дает ей время прийти в себя настолько, насколько это возможно. Сдохнуть от неудачного эксперимента, а потом очнуться в новом теле, в новом мире… Оу, стоп! Такими темпами недалеко и в истерику скатится, а ей это было сейчас совсем не надо!

Соберись тряпка! Ты и не такое переживала!..

* * *

Эмма три дня просидела дома.

Да, да именно Эмма. Чем больше она здесь пребывала, тем больше память Гарриет Поттер превращалась скорее в набор знаний и фактов о той жизни, чем в реальные воспоминания. Честно говоря, она даже была рада. Та жизнь была дерьмовой и одинокой. Здесь было немногим лучше, но, по крайне мере, она здесь была не одна. Когда Генри впервые ей позвонил и она услышала его голос, такой настоящий, не по воспоминаниям… То едва закончив разговор, плакала, как никогда в жизни, обеих из них, не плакала. Она плакала о том, что все же отдала его, ведь на нее больше не действует заклятие Реджины и она прекрасно все помнит, эти воспоминания, к ее сожалению, эмоциональной окраски не потеряли, она плакала о том, что упустила всю его жизнь, а еще она оплакала ту маленькую девочку, которой когда-то была Гарриет Поттер. Она никогда не позволяла себе, себя же жалеть, но теперь, когда та жизнь стала словно и не ее вовсе, она позволила всласть порыдать над той сироткой. Здесь она тоже теперь была (или вновь стала?) сиротой, но как-то это было менее горько. Опять же, существование Генри, которого ей все больше не терпелось увидеть, наполняло ее теплом и смывало горечь. Да, свою сказочную часть семейства она, скорее всего, не увидит, но сын остался с ней, и в этот раз она его не отпустит.

Да и магия, ее единственный верный спутник, как выяснилось, ее не оставила, хотя и была теперь довольно странной. Этакой помесью магии того мира и магией Заколдованного леса. Впервые она это поняла, когда случайно разбив вазу, рефлекторно попыталась ее восстановить, что вышло весьма прекрасно, вот только вместо того, чтобы просто склеиться, как это было раньше, осколки окутало белой дымкой, а когда та исчезла, ваза была как новенькая.

Хотя нет, кое-что помимо магии и знаний от Гарриет осталось. Некоторые особо яркие черты характера и явно разные вкусы в мужчинах. Не то, чтобы у нее в прошлой жизни был так уж сильно развит подобный женский атрибут, но Уолш — определенно парень не в ее вкусе. К тому же, от него воняло, как от мокрой макаки. И как только прежде не заметила этого? Возможно, все дело было в том, что магия раньше в ней здесь дремала, да и пользоваться Эмма ей явно не умела, не то, что теперь. Поэтому не удивительно, что она послала Уолша, когда на четвертый день он приперся якобы обеспокоенный тем, что она не берет трубку. Он был странный, пахло от него отвратно, да и ее магия бунтовала в его присутствии, к тому же, он ей просто не понравился. Слишком уж скользкий и фальшивый.

Но самым эпичным событием стал первый выход в мир, так сказать. На пятый день, день, в который должен был вернутся Генри, Эмма собралась и потопала за продуктами. Раньше она была так себе кулинаром, но благодаря новообретенным знаниям все было иначе, и она была решительно настроена встретить своего мальчика домашней пищей, а не пиццей и прочим фасфудом. Но когда она возвращалась из магазина, то краем глаза заметила в витрине книжного магазина обложку с названием «Гарри Поттер и Дары Смерти» и чуть пакеты не уронила.

— Мерлиновы яйца, — тихо пробормотала Эмма, подойдя ближе. — Да вы должно быть шутите…

Одно дело знать, что отныне она первенец сказочных персонажей, а другое знать — что и ее прошлая жизнь, здесь, какая-то фэнтезийная книженция! Быстро войдя в магазин, она тут же направилась к полкам, где обнаружила, что эта макулатура существует, блин, в семи томах!

— Я не гребаный мальчик! — возмущенно бормотала блондинка, стоя возле одного из стеллажей книжного магазина и яросто листая последнюю книгу из знаменитой серии о «Гарри Поттере». Тут она краем глаза заметила свое отражение и опустив плечи, обреченно добавила: — И я очевидно больше не Поттер… Ну почему все шишки мне? Опять! Будто, что я теперь дочь чертовой Белоснежки было мало!..

Захлопнув книгу, она сердито засунула ее на место, чем напугала бедную бабуленцию, которая как раз выходила из отдела с книгами по кулинарии. Извинившись и выйдя на улицу, она глубоко вздохнула, пытаясь успокоится, после чего глянув вновь в отражение витрины, гордо вскинула голову и сказала:

— Блонд снова в моде! И к черту всяких бумагомарак, вроде Дж. Роулинг!.. И мальчиков-выживальщиков!..

И все так же высоко вздернув нос, пошла домой.

* * *

Генри был просто мечта, а не ребенок!

И даже его уже третий час не останавливающийся треп, не мог ее в этом разубедить. Когда она в первый раз положила на него глаз, то не смогла сдержать улыбки, как и не смогла сразу прекратить его обнимать. Бедняга парень, аж весь засмущался, когда его мать прямо на глазах всего класса расцеловала его в щеки и всего затискала! Но Эмма просто была слишком в восторге, чтобы это заметить.

У нее есть сын!

Эх, попади она в этот мир на десяток лет пораньше в жизнь бы его не отдала. Эмма сама по себе упрямица, а уж вкупе с тем багажом, который ей остался от Гарриет Поттер, ух!.. Но что уж теперь поделать?

А от восторга в его глазах, когда он попробовал ее отбивные, а потом и пирог, она чуть вновь не кинулась его обнимать. Еще никто, в обеих ее жизнях, так не хвалил ее стряпню!

— Мам, это было просто потрясающе! Почему ты раньше так не готовила? — сказал Генри с набитыми пирогом щеками. И это было правдой. Он любил свою мать, но готовила она так себе, не то что сейчас!..

— Потому что… кулинарные курсы успела закончить только к твоему приезду, малыш, — выкрутилась Эмма, потрепав мальчика по макушке и старательно следя за своей речью. Как выяснилось, британский акцент тоже частично достался ей от Гарриет, поэтому порой он проскальзывал в ее речи. И если внезапно улучшенные навыки готовки она могла объяснить, то акцент вряд ли.

После ужина они устроились на диване и просто наслаждались компанией друг друга. Эмма, за все свои жизни, столько об американских музеях не слышала! Ее парень был умным и любопытным ребенком, да и талант к описанию у него определенно был. Она аж заслушалась. Но когда Генри дошел до рассказа о музее самолетостроения, его стало стремительно клонить в сон. Он прямо так и задрых на середине своего же рассказа о Амелии Эрхарт, первой женщине прилетевшей через Атлантику.

Эмма поцеловала его в макушку, когда он окончательно умолк и тихо сказала:

— Я тебя больше никому и никогда не отдам, малыш… Я люблю тебя.

После чего, покрепче прижав к себе мальчика, сама провалилась в сон.

Следующие полгода были просто отличными.

Наконец окончательно став собой, упорядочив свою память и завершив так сказать слияние, Эмма взяла отпуск и поехала с Генри на свою теперь уже бывшую родину.

Ее сын был просто в восторге! Ведь это первый раз, когда он поехал куда-то за пределы Америки. Там, путешествуя по Англии и Шотландии, она все же не удержалась и заглянула в те места, где когда-то были те или иные магические улочки или поместья чистокровок, но ничего не нашла. Лишь там, где когда-то стоял Хогвартс, Эмма обнаружила слабые следы магии и уже почти полностью исчезнувшие руины замка, который, судя по всему, так и не достроили, да не большую рощицу, которая так и не стала Запретным лесом. Вероятно, магия здесь когда-то все же была, но все вымерли еще до того, как школа была достроена. Еще едва заметные следы волшебства она нашла и в Стоунхендже, но те были еще старее, чем на руинах.

Эмма, к своему изумлению, даже не расстроилась. Эти поиски были скорее интересом исследователя, чем ностальгическая поездка по местам памяти, так что все прошло гладко. Самое главное, что Генри был в абсолютном восторге, особенно от Кентерберийского собора, Тауэра и, естественно, Лондонского глаза, и это все что имело значение для Эммы.

Она несколько флешек заполнила фотографиями и видео из их путешествия. Только их. Да, она его не растила, зато сейчас собиралась сделать все, чтобы не потерять этого замечательного ребенка, а этот отпуск, даже если он все вспомнит, останется только в воспоминаниях у нее и него.

Они почти три месяца провели на Британских островах, но летние каникулы Генри были не бесконечны и им пришлось вернуться. Мальчик жутко расстроился, но после того, как Эмма пообещала, что на следующие каникулы они могут съездить сюда вновь, он немного взбодрился. И вот, вернувшись домой, когда они только стали привыкать к своей прежней жизни, в ее уютный мирок ворвался он.

Чертов капитан Крюк!

Какого хрена?! Она больше не хотела никакой магической херни в своей жизни! Эмма волшебством-то почти не пользовалась, а тут является это чудо! Да, когда этот пират разрушил ее мирное утро, она была готова применить Непростительное! К счастью, она быстро успокоилась и решила прикинуться валенком, сделав вид, что его не узнала. Тот вроде поверил, но не отцепился. Он еще два раза к ней являлся, этакий навязчивый продавец библий, пока не купишь — не отвалит.

— Ну, что ты от меня хочешь?! — наконец не выдержала Эмма, когда он приперся в кафе, где она выслеживала своего очередного клиента. Ей весьма понравилась работа охотником за головами, инстинкт наказывать подлецов и спасать сирых и убогих. Не зря же когда-то хотела быть аврором.

— Послушай, Свон… — начал Крюк. — Ты должна…

— Я у тебя ничего не занимала, поэтому фиг че тебе должна! — перебила его Эмма, со стоном понимая, что упустила свою жертву. — Слушай, Джек Воробей, ты мне работать мешаешь, — и схватив столовый прибор со стола, зловеще добавила: — Поэтому отвали, пока я не воткнула эту вилку тебе в зад.

— Ого-го! — воскликнул пират и поднял руки, ну технически только одну. И вдруг лихо ухмыльнувшись добавил: — Я и забыл какая ты горячая штучка!

Он даже пошевелил бровями. Эмме аж поплохело, смотря на заигрывание этого типичного мужлана.

— Что ты мог забыть? Всего раз-то поцеловались! — возмущенно сказала Эмма и выругалась, поняв, что проболталась.

Крюк подозрительно прищурился.

— Откуда ты…

Но что он там хотел сказать, Эмма не слышала, так как попросту сбежала.

Следующим утром он позвонил ей из участка, куда его загребли за то, что он дрых в парке. Это не Заколдованный лес, спать где хочешь нельзя.

— Выкладывай, размалеванная чушка, чего ты от меня хочешь? — устало сказала Эмма, встретив Крюка около участка, после того, как внесла за него залог. Она поняла, что он ее не оставит, а зная свою удачу, наверняка, опять нужно кого-то спасти.

«Чертов комплекс героя! И чего я этого пирата просто по-тихому не убила и не спрятала где-нибудь в парке?»

Как говаривал Малфой: нет тела — нет дела. Но гриффиндурство, по мнению этой белобрысой сволочи, так никогда в ней полностью и не умерло, и сейчас Эмма обреченно понимала, что хорек был прав. Она больше не считала себя Гарриет, но желание всех спасать ей и так было присуще, а теперь оно стало еще сильнее.

— Фу, как грубо! — фыркнул пират.

Эмма прищурилась и со всего маху стукнула его в плечо.

— Больно же! — воскликнул Крюк. — Что сразу драться?

— Крюк! — проскрежетала сквозь зубы Эмма, чувствуя, как в ней вновь возрастает желание применить Аваду.

— Лады, красавица, — мирно махнув рукой, сказал пират и хитро продолжил: — Я так понимаю заклинаньице Ее Величества не сработало?

— Как ты догадался? — с преувеличенно шокированным видом спросила Эмма, а потом сердито добавила: — Крюк, даю тебе две секунды, чтобы ты кратко и по существу сказал, какого черта ты здесь делаешь или я скажу копам, что ты меня преследуешь и тебя опять запрут.

Кажется, поняв что она не шутит, пират быстро изложил ей факты и причины своего пребывания здесь.

— Мерлинова борода… — простонала Эмма, упав на лавку и начав массировать виски. Этого ей только не хватало… Очередное проклятие, какой-то враг и прочая сопутствующая фигня…

Крюк непонимающе нахмурился.

— А разве у Мерлина была борода? Да и причем зде…

Тут Эмма резко пнула его под коленку и он с болезненным стоном упал.

— Черт, Свон! Больно же! — жалобно сказал пират, держась за свою пострадавшую конечность.

— Зелье, — внезапно твердо сказала Эмма и требовательно вытянула руку. — Отдай мне зелье и свали куда-нибудь до вечера, а потом придешь ко мне в квартиру, путь туда ты уже и так знаешь.

Крюк без вопросов отдал ей пузырек и соблазнительным голосом спросил:

— Аааа… Зовешь к себе в квартиру и даже выпивкой не угостишь? Ай-йай, плохая девчонка!

За что тут же получил еще один пинок, уже по ребрам.

* * *

Она не хотела, чтобы Генри все вспомнил. Она хотела, как бы это не было эгоистично, схватить сына в охапку и может даже вернуться в Англию, где никто их не знает и оставить все как есть, но она не могла. Это было жестоко, лишать своего сына памяти о женщине, которая десять лет о нем заботилась, об отце и всей остальной семье, особенно, когда он столько сил приложил, чтобы они все собрались. Что она была бы за мать такая? Эмма хотела, чтобы Генри ее любил, даже если она будет не единственной матерью для него, а не ненавидел, когда все вспомнит. Она была уверена, что рано или поздно это все равно бы произошло. А память об одиночестве была слишком свежа, чтобы отказываться от того, что у нее есть в этом мире.

Но, как мягко подойти к этому разговору, она так и не решила, поэтому просто подлила зелье ему в чашку с чаем, привычку пить который она вновь приобрела, пока была в Англии, и которую перенял Генри. Как только она сделала глоток, Эмма замерла. Ведь боялась возвращать Генри не только потому, что не желала делить его со всеми, но и потому, что теперь он мог заметить, что с ней, что-то не так. Некоторые черты ее характера все же перетерпели изменения, как и ее привычки, и даже речь. Генри — мальчик у нее умный, сразу может понять, что мама «сильно изменилась за лето», так сказать. Но Генри просто был в восторге, что вновь все помнит. Он тут же с нетерпением спросил, вернулся ли Сторибрук и когда они поедут туда.

«Ну, вот и чудно! Осталось только в самой себе наскрести хоть каплю подобного энтузиазма и в путь… Черт! И что я все-таки не прикончила пирата?..»

В Сторибрук они приехали только ночью.

К счастью для пирата, а он и не представлял насколько близко был к тому, чтобы стать хладным трупом где-то в канаве по пути в Мэн, она достаточно хорошо владела своей магией и приложила его заклятием сна еще на полпути до места назначения.

«Хотя запах рома, даже с помощью магии, из машины убрать можно будет, только лишь вымыв ее раз этак… десять», — вредно думала Эмма, проезжая мимо знакомых магазинов и домов. Она с содроганием смотрела по сторонам. Этот городишко больно уж напомнил ей Литтл-Уингинг, своим однообразием и атмосферой скуки повисшей над городом. Хотя, в отличие от Суррея — здесь это явно лишь видимость. Едва она пересекла черту города, как уже смогла почувствовать магию, буквально бурлящую вокруг. Та была не такой, как в ее прошлой жизни, там она пахла старостью и ощущалась, как… древность, что ли, а здесь все было по-другому, здесь магия была сильна и хаотична, как подросток, который был полон энергии, но еще не полностью осознавший, как управлять своими растущими конечностями. Сравнение странное, но уж какое было. В прошлой жизни, теорию магии и ее строения, она хоть и изучала, но здесь явно все было иначе, поэтому трудно было все подогнать под одну гребенку.

Оставив закемарившего Генри и все так же храпящего, как кабан, Крюка в машине, она пошла в сторону квартиры, где должны были обитать ее родители.

«Господи! Родители… Какое странное понятие для вечной сироты…»

Она не уверена, что ей с ними делать. Как Гарриет, она сначала восхищалась мужеством Лили и Джеймса, которые храбро сражались и отдали жизнь за нее, но с годами она их даже возненавидела. За их безрассудство, за их доверчивость, за… за то, что, по сути, они ее бросили. Могли ведь уехать, могли позаботиться сначала о семье… Но вместо этого решили показать, какие они герои, какие они… гриффиндорцы.

«Но эти хоть и живы, немногим были лучше…»

И то правда. Белоснежка и Прекрасный, как Лили и Джеймс были теми еще… героями. Они ведь тоже ее бросили. Да, ради общего блага, но… Черт! Как же она ненавидит это проклятое «высшее благо»! Эмма уже вторую жизнь подряд страдает из-за него, но почему она?! Она просто хотела иметь любящую семью и все! Почему ради всех, уже который раз, страдает она?!

За такими сердитыми мыслями Эмма не заметила, как оказалась около квартиры.

— Собачья печенка… Ну и что я им скажу? — тихо возмущалась она, разговаривая с дверью. — Как я в это влипла, блин?!

Еще раз пожалев, что не прикопала пирата в Гайд-парке, она все же постучала в дверь, мысленно подбадривая себя тем, что Реддла убила и василиска, что ей какое-то там семейное воссоединение…

Что не очень помогло, но думать больше об этом у нее не было времени, ведь дверь открыл никто иной, как ее папенька.

«Улыбнись, и подумай о кексиках…»

— Здравствуйте, — с улыбкой заправского консультанта втюхивающего ненужную косметику сказала Эмма. — Вы меня не знаете…

…как в общем-то и я вас.

— …но…

— Эмма… — вдруг выдохнул блондин и раздавил ее в медвежьих объятиях.

Ее охватило… необычное чувство. Никто, кроме Генри, в буквальном смысле не обнимал ее уже пару десятилетий. Умерла она как Гарриет, когда ей было тридцать восемь, и к тому моменту почти ни с кем, кроме Драко и Нарциссы, она и не общалась, а у аристократов обниматься не принято. Про обнимашки с Уизлями и прочей гриффиндорской шелупонью она предпочитала не помнить. Поэтому, да, ей было как-то неловко что ли.

«Я, кажется, стала социофобкой… Хорошо хоть не социопаткой».

— Ты здесь!.. — радостно прошептал он.

«Будто у меня был выбор…» — проворчала про себя все еще смущенная Эмма.

— Нда, я здесь… А вот как здесь оказались вы? Вот это вопрос… — проворчала она, отойдя от Дэвида, и сложила руки на груди в защитном жесте.

— Эмма! — воскликнул еще один голос и ее вновь обняли. Кто-то невысокий и очень пузатый. Судя по голосу — ее маман, аки Белоснежка.

— Охренеть!.. — подняв брови, сказала Эмма, увидев большой живот матери. — Вижу, времени даром вы не теряли…

«Обидненько, однако…»

И впрямь было как-то гадко. Она вроде и рада была за них, но в тоже время ей было жутко неприятно. Словно ее уже успели заменить.

«Но почему у меня вечно такой отстой с родителями?.. То умерли, то… это…»

— Мы сами не знаем, как так вышло… — пробормотал Дэвид, потерев затылок.

Эмма фыркнула.

— Н, да, а я у вас тогда как появилась?.. Или меня аист принес?.. — насмешливо сказала она.

«То-то ты такая стукнутая!..» — ехидно поддакнул ее внутренний голос, поразительно похожий на Малфоя.

Она тряхнула головой.

— Нет, мы буквально не знаем, — неуверенно сказала Мэри Маргарет. — Мы ничего не помним за последний год, то что год-то прошел мы поняли…

— По пузометру? — саркастично сказала Эмма, кинув выразительный взгляд на живот матери.

— Эмма!.. — укоризненно сказал Дэвид. — Не надо так…

— Как так? — холодно сказала Эмма. — Я ведь права.

— Милая, — начала Мэри Маргарет.

Блондинка только махнула рукой.

— Давайте прекратим пока говорить на эту тему, — сказала она. — Особенно, если вы не хотите узнать о себе много нового. Давайте лучше…

— Ты злишься на нас? — хмуро спросил Дэвид.

Эмма поджала губы.

— А что, мне от радости прыгать? — резко сказала она. — Вы тут соловьем заливали, как вы меня любите, а потом в Неверленде ты, — ткнув пальцем в Мэри Маргарет, — мамулик, заявила, что хочешь нового ребенка и вот, пожалуйста, не прошло и года, ты уже беременна.

— Эмма… — прошептала дрожащими губами Мэри Маргарет.

— Что, не нравится? — сказала Эмма. — Мне тоже, — она сжала виски и со вздохом сказала: — Господи! Вы прям, как Своны, все те годы назад… Они тоже не хотели, но когда вдруг узнали о скором прибавлении, тут же выкинули меня…

— Мы не собираемся тебя заменять, — твердо сказал Дэвид, который не ожидал, что их воссоединение перерастет в скандал.

— Да, куда уж?.. Мне уже тридцатка, выкинуть такую трудновато, — насмешливо сказала Эмма. — В шкаф-то сунуть было легче…

Тут Мэри Маргарет громко разрыдалась, а Эмма поджав губы, развернулась и ушла.

Ей должно быть жалко и стыдно, но это не так. Ее никому никогда не было жаль, ни в этой жизни, ни в прошлой. Все ее добрые жесты в тот раз ей бросили в лицо, еще и ушатом грязи сверху полили. Никто не ставил ее на первое место, ни тогда, ни сейчас, и она не будет, исключая может ее сына. Генри — это вся семья, которая ей нужна, остальные пусть делают, что хотят.

Вернувшись к машине, она тихонько разбудила Генри и оставив пирата на заднем сидении, злорадно осознавая, что к утру, когда заклинание выветрится, он проснется с занемевшей шеей, она повела сонного сына в сторону гостиницы, неподалеку от которой она оставила машину.

* * *

«Утро добрым не бывает…» — уныло думала Эмма, потягивая кофе из своего стакана.

Само утро, как таковое в принципе, было неплохим. Они с Генри рано встали и пред тем, как пойти в закусочную, выпустили Крюка из машины, который еле вылез из нее сгорбившись, как старая бабуленция, которая при этом явно работала в порту, судя по матам. Потом они бодро потопали дальше и по пути встретили Реджину. Та, при виде Генри, сначала побледнела, потом быстро задышала, но прежде, чем она успела что-то сказать, Генри просто обнял ее, отчего та и растаяла.

— Мисс Свон, — гордо вскинув голову, сказала Реджина, наконец оторвавшись от сына.

— Мадам мэр или Ваша Светлость? — передразнила ее Эмма.

Реджина закатила глаза.

— Смотрю, за время вашего отсутствия, в вас прибавилось сарказма, — насмешливо сказала она.

— Смотрю, за время моего отсутствия, вам всем отшибло память, — не осталась в долгу Эмма. Без кофе и чашки чая по утрам с ней лучше не говорить. Она в это время вредна и саркастична.

«Надо тебе такое тату на лоб набить», — вновь протянул голосом Драко ее внутренний демон. Черт! Кто б знал, что она когда-нибудь начнет скучать по этому хорьку? Но именно сейчас она поняла, что это и испытывает. Ей вдруг жутко стало не хватать этой блондинистой ехидны. Боже, сколько раз она его так называла, а теперь и сама стала блондинкой! Был бы он здесь, уже оборжался и не забыл бы бросить пару колкостей на эту тему. Эх, и как он там?.. Наверное похороны ее устраивает, если после ее экспериментов осталось что хоронить.

Тряхнув головой, она вернула свое внимание к Реджине.

— Ну, я так понимаю, что спрашивать, кто это сделал, бессмысленно? — безнадежно спросила Эмма.

Ведьма поджала губы.

— Очевидно. Хотя вот почему помните вы и Генри, мне знать сейчас хочется даже больше, — подозрительно сузив глаза, спросила она.

Эмма страдальчески вздохнула, чувствуя, что кофе она выпьет не скоро.

— Генри помнит, потому что Крюк где-то порцию зелья памяти раздобыл, а я… — протянула Эмма, не зная как отмазаться. — А я просто помню, ладно? Видать заклинание паршивенькое вышло.

— Мои заклинания всегда идеальны, — высокомерно сказала Реджина.

— То-то проклятие пало, — закатив глаза, сказала Эмма и жалобно добавила: — Может перепираться продолжим в закусочной? Мне срочно нужна порция кофе.

Реджина поворчала для приличия, но радость от встречи с сыном, который к тому же ее помнит, была сильнее.

Именно в закусочной, не смотря на благословенный кофе, ее настроение стало портиться. Ибо там ее уже ждали родители. Вот уж, кого она хотела видеть в последнюю очередь. Несмотря на прошедшую ночь, она все еще чувствовала то же самое, что и вчера, но счастливому воссоединению их с внуком мешать не стала.

— Эмма, — робко сказала Мэри Маргарет. Она всю ночь прорыдала после ухода дочери, чему свидетельствовали ее покрасневшие глаза. Ей было так горько и обидно от слов дочери, но в то же время она могла понять почему та так злится. Но все же обиды было больше.

— Эмма, — довольно прохладно сказал Дэвид, приобняв супругу. Он был недоволен поведением блондинки. Та, в их первую же встречу спустя год, довела Снежку до слез, а потом просто ушла. Будто ничего не случилось. Его это злило.

Генри, удивленный таким холодным воссоединением бабушки, очень беременной, кстати, и деда с его матерью, только растеряно переводил взгляд с одного родственника на другого.

Сама же Эмма только закатила глаза.

— Что, серьезно? Теперь вы на меня злитесь?.. — спросила она, по большей части обращаясь к Дэвиду, который все это время продолжал сверлить ее хмурым взглядом. — Да вы шутите? Вы двое не успели свалить в Заколдованный лес, как уже следующего ребенка заделали, а злитесь вы на меня? Ну знаете ли… А не пойти бы вам… лесом, Заколдованным.

После чего, попрощавшись с Генри, который еще по пути в закусочную сказал, что хочет провести время с Реджиной, она вышла, не обращая внимание на открывших рты посетителей от вида прилюдного скандала в семье Прекрасных, из закусочной, даже не оглянувшись на родителей.

После очередного «семейного» разговора, Эмма решила отвлечься и заняться тем, в чем она была хороша в обеих своих жизнях: разгадыванием тайн и спасением несчастных человеков, то бишь, местный люд. К тому же, она вроде как еще шериф, хоть ее здесь и не было почти год.

Так что выйдя из закусочной, она направила свои стопы в ломбард. Да-да, именно в бывшую обитель Темного.

Интереснейший персонаж.

Жаль, что ей больше не удастся поболтать с ним нормально, без скандалов. Это раньше Голд приводил ее в бешенство и вызывал недоверие, но сейчас, имея за плечами багаж знаний и памяти Гарриет, плюс бонус в виде ее характера, он вызывал в ней скорее понимание и интерес. Теперь она прекрасно могла увидеть в нем… себя, что ли. Такой же, когда-то в прошлом затюканный человек, как и она когда-то, который со временем превратился в хищника, пережившего боль и предательство, хищника, который стал слишком могущественным по мнению окружающих его людей, из-за чего на него стали смотреть по-другому, стали бояться бывшие «товарищи», и тааак стали смотреть, особенно, после смерти Дамблдора. Злобно, завистливо и опасливо. Он наверняка мог бы многое ей рассказать о местной магии, как и научить. Судя по Коре и Реджине, учитель из него что надо. Был.

Очередной облом.

Но сейчас не об этом.

Она всю ночь думала, как решить беду местных с памятью. В виду своего прошлого профессионального образования, как артефактор, она довольно неплохо знала зельеварение, знал бы Снейп, что она в конце концов чуть не стала зельеваром, умер бы уже от ужаса, и поэтому хотела попробовать сварить зелье, которое в ее прошлой жизни давали жертвам Обливэйта. Но с ингредиентами тут напряженка, и если где можно было бы их все же раздобыть, то кроме лавки ничего путного в голову ей не пришло. Здесь, конечно, может не оказаться нужных компонентов или зелье, как и ее магия, здесь может сработать по-другому или не сработать вовсе, но попытаться-то стоило.

Эмма думала, что ей придется вскрывать лавку, но как оказалось, она была открыта.

«Румпельштильцхен откинул свои колдовские тапки, но дело его кажись еще живет», — иронично подумала она, входя внутрь.

Оглядевшись по сторонам, она поняла, что «дело» живет явно с чьей-то помощью. Тут было чисто, да и ужастики все были на месте, включая тех жутких кукол, которые вызывали в ней дрожь с самого первого раза, как она сюда ступила ногой.

— Шериф!.. — удивленно воскликнула вышедшая из-за занавески Белль.

Кукольное личико, голубые глазища, высокие моральные принципы, книжный червь… Эмме она не нравилась от слова совсем. И дело даже не в том, что та слишком уж напоминала зазнобу Грейнджер, нет. Белль ей и раньше особо не импонировала. Просто девушка была какой-то не настоящей и лицемерной, по ее личному мнению. Потому что нельзя быть настолько высокоморальной леди и при этом жить с таким колдуном, как Румпельштильцхен, чья мораль как раз была весьма сомнительна. Белль ну настолько хороша, что аж ее второе я оказалась алкашкой и проституткой. Эмма никогда не верила во всю эту чушь про то, что противоположности притягиваются, вон ее родители отличный тому пример, и поэтому ее отталкивала эта приторная, как мед, принцесска с завышенным самомнением и фальшивым насквозь взором.

«Просто повезло ей, что Темный в нее по уши втрескался, а то так бы и пропала со страниц сказочной истории».

— Здравствуй, Белль, — холодно сказала Эмма и, махнув рукой, добавила: — И прощай.

Еще одна радость была в том, что ее заклинаниям больше не нужны были слова или палочка, стоило только подумать, при желании драматично махнуть крылом и готово. Вот и сейчас, стоило только подумать: «Петрификус тоталус» и замороженная тушка Белль уже валяется у ее ног. Плюс еще пару заклинаний: сна, забвения и можно приступить к делу.

Обыск хором Румпельштильцхена был… любопытным. Да, черт возьми, здесь был просто кладезь интересностей для любого артефактора! И волшебные палочки, которые, кстати, нагрелись в ее руках, и амулеты, как вредоносные, так и защитные, еще она нашла пару сейфов и шкатулок, которые без подробного изучения структуры защитных заклятий было не вскрыть и… и много чего еще, но ее цель была в другом.

Ингредиенты нашлись, но вот не все. Тут было полно редких трав, корений и субстанций, некоторые из которых она даже никогда не встречала, но вот простых травок, которые могут пригодиться, не было. Вот это было плохо. К тому же само зелье варилось не один день, а держать Белль вечно скованной было накладно, поэтому Эмма взяла то, что ей нужно, без зазрения совести она еще увела и котел с кулоном, работающий по принципу магической батарейки и который будет легко переделать в поисковой. Последний ей будет нужен для поиска отца Генри.

Нил ведь так и не объявился. Поэтому ее сын, да и она сама в какой-то мере, были обеспокоены его отсутствием, сутки всего прошли, но все же Эмма была полна решимости найти его тощую задницу, живую или мертвую.

Лучше, конечно, живую.

«Голд, думаю, был бы не против, а Белль и магией-то не владеет…» — здраво рассудила Эмма, и спокойно уменьшив все, что ей нужно, вышла из лавки, переступив по пути через обездвиженные телеса Белль. То, что она специально наступила той на пальцы, Эмма будет отрицать до конца своей жизни.

* * *

В течение следующей недели, помимо постоянного, действующего на нервы флирта пирата и ссор с родителями, ничего значимого не произошло.

Хотя нет.

Один из разбойников Робина Гуда, да, он, как оказалось, существует, а точнее Малыш Джон, превратился в гребаную летучую обезьяну. А Эмма, в обеих жизнях, не любила сказку про Дороти и Оз. Маленькая девочка путешествующая в компании трех мужиков, пусть даже один из них из соломы, другой из олова, а третий — лев, все равно, это звучит как какая-то детская порнография, бррр. Но, судя по всему, и эти чудилы были реальны, по крайней мере, крылатые мартышки точно существовали.

Еще одной новостью стало зелье. Само варево еще не было готово, но процесс шел, как ему и положено, осталось только найти недостающие ингредиенты. Эмма была не уверена в его эффективности, поэтому пока ничего никому не говорила. Да и как она это объяснит? Отмазку на этот счет она еще не придумала. Зато поисковой кулон закончить Эмма наконец смогла.

Взяв у Генри пару капель крови, чтобы кулон сработал, она пошла следом за ним, как только он засветился бордовым светом. Магия крови — самая легкая магия, в конце концов, и самая примитивная. Вся хреновость была в том, что за ним нужно было топать, пока не погаснет, а топать пришлось далеко.

Почти через пол Сторибрука и еще через часть леса, хотя это было и не плохо, там она нашла сладкую траву для зелья и ягоды падуба. Но все же, два с половиной часа, два с половиной, именно столько Эмма шлялась по одному только этому дурацкому лесу!

«Ненавижу эти чертовы леса! Все из них!» — яросто думала она, чувствуя, что ее ноги вот-вот отвалятся. Эмма после этого поклялась, что в жизни, не в одной из них, не ступит туда, где больше одного дерева, если это не парк. Никогда снова! Хватило прошлого «тура» по лесам Англии и Шотландии! Хватит!

Тут внезапно она сама не заметила, как вышла в чей-то двор.

Кажется, Эмма набрела на какую-то ферму, которая граничила, в буквальном смысле, с лесом. Едва она подошла к дому, как тут же ощутила магию, но не просто абы какую, а откровенно говоря темную. Все вокруг было пропитано этой вязкой тьмой со странным оттенком… зелени? Неожиданно, довольно жуткую тишину повисшую в округе нарушил стук открытой двери и последующих за этим стук каблуков. Эмма пригнулась и выглянула из-за угла.

Перед ней открылся вид на передний двор и на вышедшую из главной двери мадам. Она была высокой, рыжей, ее окружала аура высокомерия и от нее несло той же магией, что и от дома, а еще в руках у нее был поднос.

«Терпеть не могу рыжих!» — скривившись подумала Эмма, не кстати вспомнив о Уизлах. — «От рыжих одни проблемы!»

Тем временем мадам пресекла двор и остановилась перед дверьми, ведущими вниз. Она весьма театрально взмахнула свободной рукой и спустилась вниз. Минут десять ее не было. Но наконец, рыжая вышла наружу, но уже без подноса, вновь пресекла двор и исчезла в доме, драматично захлопнув за собой дверь.

«Рыжая бабёха явно темная ведьма, отнесшая в таинственный подвал, находящийся на ферме, которая стоит на самом отшибе города, поднос, скорее всего с едой. Вообще не жутко», — саркастично подумала Эмма и бросив на себя заклинание невидимости, выждала еще минут десять, после чего, пригнувшись, стала красться в сторону погреба Сатаны, мысленно проклиная всех рыжих людей на свете.

Потихоньку добравшись до погреба, Эмма слегка приоткрыла одну из дверей и быстро проскользнула внутрь. Она оказалась на первой ступеньке лестницы, ведущей в темное и жуткое нечто, то бишь, вниз. Все, как она любит.

Медленно спустившись, Эмма очутилась в небольшой комнате, в которой ни хрена не видела, еле слышный скребущий звук не улучшал мрачной атмосферки.

— Черт! — прошипела она, ударившись обо что-то лбом. О что-то горячее и, судя по всему, стеклянное. Она протянула руку, на ощупь нашла цепочку и дернула.

Подвальчик озарил тусклый свет.

Само помещение выглядело обычно, если не считать клетки около противоположной стены. Очень большой клетки. Судя по всему, из которой и доносился тот звук, который при включении света стих. Эмма смогла различить человеческий силуэт, застывший, как только лампа зажглась. Силуэт, который обитал за тем, что ей чрезвычайно напомнило… прялку?

«Да не может этого быть…»

Эмма подошла вплотную к клетке, чтобы утвердиться в своей догадке, как вдруг окутанная тенью фигура резко дернулась и уже через секунду оказалась перед ней.

— Мать моя — Белоснежка… — протянула Эмма, увидев наконец местного обитателя.

Она ожидала увидеть здесь все, что угодно. Адских псов, плененного Нила, танцующих хомяков, Воландеморта в конце концов, но не Румпеля-мать-его-штильцхена!

Тот был весьма растрепан, волосы всклокочены, а взгляд безумный.

— Здрасти, — выдала Эмма, не зная, как еще реагировать. У нее было странное ощущение, что с мужчиной, помимо очевидного, было что-то не так. Ее магия, вся, вдруг вздыбилась от чувства… неправильности, окружающего его.

Колдун пару секунд растерянно смотрел на нее, а потом его взгляд внезапно немного прояснился, и он выдохнул:

— Эмма…

«Вышло эротичненько…» — не к месту подумала она и тряхнула головой. Ее шиза сейчас здесь не к месту, тут и без того психов хватает.

— Была с утра, — пробурчала она и повнимательнее присмотрелась к ауре мужчины. Славненькое умение, которое к счастью осталось с ней, как и отличная память. Спасибо многочисленным Блэкам, которые не гнушались ни чем в улучшении себя и дел своего рода, ну до определенного момента. Ритуалы для того, чтобы обзавестись чуть ли не фотографической памятью, зрением, способностью смотреть на ауры, и… еще пару полезных штук, очень помогших ей во время учебы на артефактора, помогла провести Нарцисса. Спасибо ей. Святая женщина, по крайней мере, пока не начинала заводить свою шарманку насчет манер и тому, что леди, так или иначе, себя не ведут, или не начинала пытаться выдать ее замуж. Но Эмма, что сейчас, что как Гарриет — лэди никогда и не была, а тот мужчина, который мог бы ее заинтересовать, наверно уже помер, либо вообще не родился. Ну или прячется от такого счастья, как она.

— Ё-мазай, — пораженно выдохнула Эмма ругательство, подхваченное у одной русской ведьмы в те времена, когда она еще ездила по всемирным конференциям на тему артефакторики. Посмотрев на ауру колдуна, она наконец поняла, что ей так не нравилось. Ведь у него их было две. Причем вторая была похожа на первую и обе они чувствовались схожими с Генри. Магическая аура была, как ДНК, у родственников она всегда похожа.

— Ты чё, сына сожрал?! — воскликнула она, смотря на Румпельштильцхена, который хмуро и в то же время непонимающе смотрел на нее.

Ну теперь ясно, что с ним такое и почему он такой пристукнутый. Любая одержимость или слияние подобного рода, хреново действует на психику, она уж по себе знает. Но даже она-то уживалась лишь с осколком и то, чуть не поехала крышей, а тут две полноценные души.

— Нет, — обиженно сказал колдун и насупился.

Кажись, она его обидела.

«Психи — они такие ранимые», — умилившись подумала Эмма.

— Ладно, шотландская очаровашка, не дуйся, — примирительно сказала она. Строго говоря, он скорее всего в жизни Шотландии не видел, но его акцент вызывал в ней ностальгию и навеивал воспоминания о ее бывшем декане.

Минерва Макгонагалл — стальная шотландская леди, осталась, наверное, единственным хорошим воспоминанием у нее о Хогвартсе и доме Гриффиндор. Она никогда не предавала ее и даже ушла из школы, когда узнала, что Дамблдор жив и что он сотворил с ее учениками, ради своих амбиций и верований. Они, до конца жизни Минервы, обменивались письмами и Эмма, тогда еще Гарриет, искренне оплакивала эту сильную женщину, когда та умерла, так никогда полностью и не оправившись от того, что не смогла уберечь своих студентов, большинство из которых она пережила.

— Давай-ка тебя отсюда вытаскивать, — сказала Эмма, стряхнув печальные воспоминания, и начала искать замок. Лампочка, что здесь была, давала так мало света, что трудно было что-либо разобрать. Тут ее запястье было захвачено в довольно стальные тиски.

«Мощная хватка, а с виду и не скажешь…», — впечатлившись, подумала она.

— Ты не можешь мне помочь, хоть ты и Спасительница… — лихорадочно блестя глазами, сказал Румпельштильцхен, прислонившись лбом к решетке. Он зажмурился словно от боли и сквозь зубы продолжил: — Никто не может… Лишь смерть теперь подарит мне покой… Лишь тогда вечный крик сотен глоток, стихнет в моей голове…

— Сотен глоток? — тихо пробормотала Эмма. Что-то в этой фразе ее зацепило, но об этом можно подумать позже. Она была твердо намерена вытащить этого персонажа отсюда, а уж если что решила, так не разубедишь.

Стоп! Тут Эмма кое-что поняла. Он бы вряд ли сидел здесь добровольно, даже со съехавшей кукухой, а судя по дамочке, которая сюда приходила, та теперь является гордой владелицей некоего ножика для масла.

— У той мадам, что тебя навещала, твой кинжал, да?.. — обреченно простонала Эмма и стукнула лбом по решетке.

И как, блин, раньше не поняла?… Старость, наверно.

Румпельштильцхен только нахмурился. Его взгляд вновь стал немного рассеянным и несфокусированным.

«Все, кина не будет — электричество кончилось», — уныло подумала Эмма, заметив, что колдун, кажись, опять потерял связь с реальностью. Но падать духом было некогда, надо было сматывать удочки, пока рыжуха не вернулась.

Но судя по тому, что она знала о источнике власти Румпельштильцхена, то сколько его не уводи, все равно ведьма обратно сможет его призвать. Но… Та мадам еще не сталкивалась с Эммой. К тому же, если колдуна хорошенько вырубить, до тех пор, пока она кинжал не отыщет, то никуда смотаться он не сможет, сколько бы красная голова не драла глотку.

— Прости заранее, сладкий, но пора баиньки, — сказала Эмма, и прежде, чем тот успел дернуться, она положила ладонь ему на макушку и мысленно произнесла самое мощное заклятие сна, которое только знала. Но даже оно не сразу подействовало. Этот сукин сын был силен, и ей только с третьей попытки удалось вырубить колдуна. Тяжко вздохнув, она взмахнула рукой и перенесла бессознательную тушку Румпельштильцхена в его же хижину, где как раз варилось ее зельице. Ту, она временно приватизировала как раз для этой цели. Не в гостинице же ей, где она сейчас обитала, зелье варить. А хижина стояла пустая, никому не нужная, так почему бы и да?.. Прялку, после минуты рассуждений, Эмма тоже перенесла в хижину, глядишь тот очухается, будет его чем занять, пока она будет думать, как его с сыном разъединить.

«Чую, опять придется навестить ломбард, видела я там пару штукенций, которые можно переделать, создав из них непререкаемый барьер, который мой новый «друг» не смог пересечь, даже по зову… Черт! Надо же еще придумать, как проклятый кинжал достать. Одни проблемы и никакого просвета, все как я люблю», — прищурившись, подумала Эмма и со вздохом сама перенеслась в белой дымке прочь отсюда.

Румпельштильцхен, как она и думала, оказался интереснейшим человеком, даже несмотря на нестабильную психику. Вырубить у нее вышло его только на ночь, а утром, когда она явилась в хижину, уже нашла его за прялкой. Это его, кажись, успокаивало.

Эмма думала, что он даже не заметил, что место его дислокации слегка изменилось. Благодаря связывающим лентам*(и зачем ему такие девчачие побрякушки?), которые она «одолжила» после очередного похода за сокровищами в лавку Темного, и которые Эмма благополучно смогла переколдовать и сделать из них этакие колышки, заряженные магией, замкнув которые по периметру хижины, посредством привязывания к веткам ближайших деревьев, она смогла сделать барьер наподобие того, что ставили во время Турнира Трех Волшебников вокруг Кубка Огня, только этот не выпускал конкретного колдуна. Да, он пока и не дергался.

Зато, между его молчанием и безумным бормотанием, в моменты краткого просветления, Эмма смогла узнать, что рыжая, оказывается, старшая сестра Реджины. Злая Ведьма Запада, епта.

«А я-то думала, что только мои новые родственнички с придурью», — иронично подумала Эмма, добавив оставшиеся ингредиенты в котел.

Сегодня она оставила Генри с Реджиной, а родители, с которыми все также пребывала в состоянии Холодной войны, вроде, должны были встречаться с акушеркой. Ту где-то нашла Мэри Маргарет, Эмма, если честно, особо не вникала, ей об этом вообще Генри сказал. Она все еще обижена и зла на родителей. Да, может это по-детски и эгоистично, но ей было плевать. Она не собирается вдруг становиться хорошей старшей сестрой и начинать танцевать вокруг Мэри Маргарет. Слишком много раз кидали, бросали и предавали ее саму, чтобы становиться доброй для кого-то еще, кроме Генри.

Опять.

Хотя странно так утверждать, когда строишь планы победить ведьму, которая обрекла целый город на забвение и варишь зелье для горожан, чтобы излечить их от амнезии. Но весь город она не знала лично, да и местные не делали ей ничего плохого. А вот близкие родственники, да. А обиды близким Эмма прощала, ох, как долго. К тому же, ведьма может напасть на Генри, самого дорогого ей в этом городе человечка, поэтому нужно устранить Зеленку до того, как ей в голову подобное взбредет. Предупрежден, как говорится…

— Кстати, — вдруг сказала Эмма, нарушив повиснувшую в хижине тишину. — Ее что и впрямь зовут Зелена?

Честно говоря, она не особо надеялась на ответ. Проблеск ясного разума у колдуна был краток, тот самый, когда он ей сказал про новоявленную родственницу Реджины, и он быстро испарился. Теперь Румпельштильцхен вновь лихорадочно прял и что-то мурлыкал себе под нос, сидя перед камином. Эта его способность, обращать солому в золото, весьма заинтересовала Эмму, но она решила спросить об этом, когда он придет в себя.

«По крайней мере, он больше не напоминает пыльную барабашку», — со вздохом подумала Эмма, помешивая зелье в котелке, которое приобрело нужный на этом этапе серебристый цвет, когда молчание затянулось.

И то было правдой. Он теперь был чисто выбрит, свеж, вымыт, и в другой одежде. Пришлось, конечно, попотеть ради этого.

Так как кинжала, чтобы приказывать ему, у нее не было, а сама она в медсестру играть не собиралась, пришлось воспользоваться, на свой страх и риск, ситуацией и наложить легкий Империус, вкупе с мягкими увещеваниями, которые к ее радости подействовали. Румпельштильцхен — колдун весьма могущественный и в обычном его состоянии, вряд ли бы он даже чихнул от ее заклятия, пусть и Непростительного, но сейчас его разум был сильно расшатан, поэтому все выгорело.

Хижину она тоже привела в порядок. Бардак и грязь она ненавидела еще с тех пор, как жила у Дурслей, да и в приютах грязнулей не была. А все это вместе вылилось в ее новую манию чистоты.

Порой, иметь два набора воспоминаний, две разных жизни в голове, было жутко накладно. Память Гарриет, хоть и потеряла по большей части эмоциональную составляющую, и была, кроме знаний, будто старый, засмотренный до дыр фильм — знакомый до малейшей части, но все же это чужая жизнь, но порой все так перемешивалось, что она начинала теряться. А порой, особенно, если в тех частях и чертах, в которых они были и так схожи, все это обострялось до абсурда. Например, желание блюсти чистоту доходящее до одержимости, потребность спасать людей, везение на влипание в приключения… Все это стало будто помноженное на два.

Нда, печаль-беда.

Но ничего, прорвемся. Соседство в своей собственной тушке с Волан-де-мортом в течение восемнадцати лет пережила? Пережила. Отсидела в тюрьме? Отсидела. Да чего она только не пережила! И с этим тоже справится.

— Ирония судьбы, — внезапно тихо пробормотал Румпельштильцхен, не отрывая взгляда от золотой нити у себя в руках. — Зеленая Зелена.

Потом он тихо хихикнул и вновь затих.

— Она и впрямь зеленеет от зависти? — попыталась вновь втянуть его в беседу Эмма.

— Зависть — хуже ненависти, — еле слышно промолвил колдун.

— Это да, — протянула Эмма, невольно вспомнив Уизли. Те, ради ее денег, как только не танцевали вокруг нее… А она-то дурочка верила, что они и впрямь ею дорожат. Но на четвертом курсе с Ронникуса слезла его маска и он показал свою истинную завистливую сущность. И чего она, дура, его тогда простила?

Между ними опять повисло молчание. Вдруг Румпельштильцхен замер и твердо спросил:

— Зачем ты это делаешь?

«О, как… Поди вновь связь наладилась», — подумала Эмма, добавляя тысячелистник в котелок.

— Что делаю? — рассеяно пробормотала она, не отвлекаясь от зелья. Сейчас его нужно помешать три раза по часовой и два против…

— Помогла ты мне зачем? — требовательно спросил он и повернул к ней голову.

Глаза его были ясны и остры. Пелена безумия вновь временно оставила его. Он даже успел быстро оглядеться, будто только сейчас поняв, что он больше не в клетке.

Ответила Эмма только тогда, когда закончила мешать варево. Портить работу почти полутора недель, она отчаянно не хотела.

— А почему бы мне этого не делать? — спросила она, наконец посмотрев на него в ответ.

Румпельштильцхен наклонил голову и прищурился.

— Ты не Эмма Свон.

Блондинка от его слов замерла. Как он?…

— Что за чушь? Конечно, я — Эмма Свон, — твердо сказала она, не смотря, что все внутри нее затряслось.

— Эмма Свон, не то что зелье варить, магией пользоваться не могла. Не смотря на то, что у нее ее в избытке, — уверенно сказал он и встал со своего места. — А ты — варишь зелье, окружила этот дом такой магией, что я даже не слышу зова кинжала, что абсолютно невозможно, а потом с легкостью вывела меня из подвала, да еще и усыпить смогла, что тоже поверь мне — подвиг, и даже каким-то образом смогла повлиять на мой разум, чего я почти не почувствовал…

С каждым сказанным им словом, Эмма все больше бледнела, а колдун тем временем подошел в плотную, и твердо схватив ее за локоть, притянул к себе и жестко закончил:

— …Так что не лги мне и ответь. Кто ты?

Эмма поджала губы и упрямо ответила:

— Уж, поверь мне, я — Эмма Свон…

Но увидев его потемневший взгляд, который пока не торопился вновь затянуться пеленой сумасшествия, она обреченно добавила:

— …ну, с плюсом.

Румпельштильцхен нахмурился, но хватку на ее руке не ослабил.

— То есть?

— Странный вопрос от мужчины, который поглотил собственного сына, — фыркнув, сказала Эмма.

— Хмм, — протянул колдун, заинтересованно посмотрев на нее. — Откуда ты знаешь про… про это?..

Эмма устало вздохнула.

— Давай сойдемся на том, что да, я — Эмма Свон, только с небольшим багажом знаний, который мне достался, так сказать, случайно, пока ты в подвальчике у рыжей чалился и да, я знаю, что твоя крыша течет потому, что ты совершил несусветную глупость, зачем, кстати?.. — сказала Эмма, с любопытством произнеся последние слова, а потом тряхнула головой и добавила: — Короче, ты не обращаешь на это внимание, а я постараюсь тебе помочь, договорились? Ты же любишь заключать сделки? Вот пусть между нами будет заключена такая. Что скажешь?

Колдун вдруг печально вздохнул.

— Ты не можешь мне помочь…

— Почему это?.. — подозрительно спросила Эмма. — Я, конечно, понимаю, что ты любишь сына, но чтоб настолько…

— Ты не понимаешь, — резко оборвал ее Румпельштильцхен, вновь сильно сжав ее руку. — Если мы с Бейем будем разделены, то он… он умрет.

Последние слова он выдохнул с душераздирающей болью. Сердце Эммы против воли сжалось от жалости и сочувствия, при виде искреннего страдания на его лице.

— Объясни, — твердо сказала она, чувствуя, что период его сознательности скоро подойдет к концу.

И была права. Как только он в кратце успел ей рассказать, как именно вернулся и что натворил Нил (Вот бестолочь! Неужели не мог проверить информацию?), его вдруг скрутило от боли и колдун рухнул на колени, сжимая голову.

— Румпель?.. — вырвалось у нее изо рта. Полным имен называть его долго, а Голд, как-то больше не звучало, поэтому…

— Аааа, — тихо застонал он, зажмурив глаза. — Голоса, они так кричат…

Эмма опустилась перед ним на колени и мягко положила свои ладони поверх его рук, которыми он сжимал голову.

— Тихо, тихо, — сочувственно прошептала она. — Хочешь, я вновь тебя усыплю? На время это успокоит боль…

Он внезапно вырвал свои руки из ее ладоней и сжал ее плечи.

— Я согласен, — лихорадочно прошептал Румпельштильцхен, чувствуя, как его разум стремительно затуманивается уже привычной пеленой. — На твою сделку. Я согласен. Только спаси моего мальчика… Спаси его.

Эмма медленно кивнула и клятвенно, опять теряющего связь с реальностью колдуна, заверила:

— Хорошо, я сделаю все возможное. Обещаю. А теперь спи, страдалец.

И в несвойственном ей порыве нежности прижалась губами к лбу Темного, мысленно проговаривая заклятие сна. Тот быстрее, чем в прошлый раз, обмяк, и Эмма поймав его, аккуратно опустила на пол. Она с минуту разглядывала его разгладившееся от действия заклинания лицо и вновь тихо прошептала:

— Я клянусь, что спасу. Вас обоих. В конце концов, Спаситель я или где?..

Эмма твердо была намерена исполнить свою клятву, во-первых, потому что не хотела, чтобы ее сын лишился отца, а во-вторых, ей вдруг просто по-человечески захотелось как-то утешить и помочь этому необычному человеку со столь старыми глазами, и такой яростной любовью к своему сыну, которую он нес в своем, пусть и черном, сердце не одно столетие…

* — ленты, которыми Ингрид связала себя с Эммой и Эльзой.

Уложив уснувшего Румпельштильцхена на кровать, Эмма проверила на всякий случай барьер и перенеслась в квартиру ее родителей. Благо, зелье в наблюдении пока больше не нуждалось.

Вообще-то она не хотела сейчас участвовать в очередном скандале. Ее голова целиком и полностью забита мыслями о том, как помочь Темному и Нилу, а не нескончаемыми разборками с родственниками. Но настойчиво вибрирующий телефон из-за нескончаемого потока сообщений от Мэри Маргарет, которая вдруг возжелала ее непременно видеть на встрече с повитухой, не давал особого выбора.

Да нахрена бы ей было это надо?

Но тем не менее Эмма была уже здесь. Не убегать же теперь…

Постучавшись в дверь, она стала ждать. Через пару минут ей открыла Мэри Маргарет с широкой улыбкой на губах.

— Эмма!.. Ты пришла!.. — воскликнула она и затащила ее в квартиру.

— А у меня был выбор?.. — пробурчала себе под нос Эмма, покорно тащась за своей родительницей, которая притворилась, что не слышала ее бормотания.

— Садись, — сказала Мэри Маргарет, все так же продолжая улыбаться, хотя во взгляде, как и в голосе, проскальзывали приказные нотки.

«Прямо-таки командир пузатых войск», — мысленно продолжала ворчать Эмма, но вновь не стала спорить и просто уселась за стол, а оглядевшись, поняла, что кроме них здесь никого нет.

— Ну и где эта Мэри Поппинс? У меня день не резиновый, — недовольно сказала Эмма. — Кстати, Дэвид тоже где-то потерялся, что ли? Что я здесь одна, как дура, сижу?..

— Ты сидишь со мной, — сквозь зубы сказала Мэри Маргарет, которая уже устала оттого, что каждая встреча с дочерью за последние пару недель превращалась в скандал. Ее дочь за этот год так изменилась… Она прям уже не знала, как подойти к этой колючей женщине, которой стала Эмма. Эх, а ведь до той истории с Пэном все стало налаживаться…

— Но ты не моя жена, которая вот-вот родит, — фыркнула Эмма и откинулась на спинку стула, скрестив руки на груди.

Внезапно Мэри Маргарет стукнула по столу ладонью и резко сказала:

— Нет, я хуже. Я — твоя мать, которой нужна поддержка в данную минуту…

Эмма прищурилась и наклонившись к матери, жестко сказала:

— Нужна поддержка? Сходи к Арчи.

Сердце Мэри Маргарет вновь сжалось от боли. Даже, когда первое проклятие пало, Эмма не была так холодна и в кой-то мере жестока.

— Ну, что вы… Вашей матери в ее состоянии вредно нервничать и беспокоиться, — вдруг воткнулся в их разговор новый голос.

— Зелена, — с еле заметной улыбкой на дрожащих губах сказала Мэри Маргарет, повернувшись к вышедшей из ванной женщине, и не заметив, как ее дочь побледнела и широко распахнув глаза смотрела на ее повитуху. — Извини нас, мы…

— Хотели узнать не нужны ли тебе соления, — ехидно сказала Эмма, узнав в «повитухе» пленнительницу Румпельштильцхена.

— Не поняла… — возмущенно начала рыжая, гордо вскинув голову.

— Эмма… — одновременно с Зеленой устало начала Мэри Маргарет.

Но блондинка перебила обоих, саркастично произнеся:

— Да просто подвал-то у тебя освободился, вот и спрашиваю.

Зелена сузила глаза.

— У меня нет подвала, — настороженно сказала она, вся напрягшись.

— А Румпельштильцхен вот совсем другого мнения, — сказала Эмма, сделав особое ударение на имени колдуна.

Тут рыжую всю перекосило, мигом стерев с ее лица маску доброжелательности и показав ее истинную суть.

— Так это ты его украла! — собственнически заорала Зелена, совершенно на миг забыв, где она находится, и что доверившаяся ей Белоснежка, чьего ребенка она намеревалась заполучить, тоже здесь.

— О, боже… — тихо пролепетала Мэри Маргарет, поняв, что поверила отнюдь не доброй фее.

— Ого-го! — изумленно сказала Эмма, подняв руки и уловив в глазах рыжей какую-то извращенную привязанность при упоминании Румпельштильцхена. — Да, ты никак втюрилась, Зеленка? Ха! Теперь понятно, чего твоего бывшего учителя так перекашивает от одного только упоминания о тебе.

«Вот бедняга!.. Надеюсь, дальше морального насилия здесь не зашло», — жалостливо подумала Эмма, прекрасно осознавая, что если эта мадам приказала ему с помощью кинжала сделать что-то… аморальное, то выбора у того особого и не было.

Вдруг та зло вскрикнула и наколдовала во вскинутой руке огненный шар.

«Черт!» — выругалась Эмма, уклоняясь от горячего снаряда. Бросив незримое «Протего» в сторону матери, она кинула такой же шар в сторону Зелены.

Далее между ними завязалась короткая потасовка, которая из магического состязания переросла в типичную драку. В какой-то момент Эмме удалось сорвать с шеи Зелены ожерелье с большим изумрудом, а потом широким взмахом руки отправить ведьму в полет, прямиком в стеклянную стену ванной. Рыжая, не ожидавшая подобного, со звоном врезалась в стекло и судя по дальнейшему молчанию вырубилась.

— Тьфу ты, — плюнула Эмма, потирая ушибленный бок. — Ненавижу рыжих!

Но прежде, чем она смогла подойти к поверженной тушке, в квартиру ворвался ее героический папенька.

— Что происходит? Откуда шум? — крикнул Дэвид, вбежав в квартиру и тут же кинувшись к бледной, как мел, Мэри Маргарет.

— Чего орешь-то? — пробормотала блондинка. — Все враги повержены, так что отбой, боец…

Тут Зелена, видать, очнулась и исчезла в зеленой дымке.

— Чтоб тебя Фенрир задрал!.. — разочарованно воскликнула Эмма, не успев обездвижить рыжий отброс Запада, и повернувшись к растерянно моргающему Дэвиду, сердито добавила: — Это ты ее, своими криками воинственных гуннов, спугнул!.. Тоже мне, герой…

«Ну и где мне искать кинжал?! Эта зеленая истеричка, наверняка, теперь заныкается!..» — безнадежно подумала Эмма и топнула ногой. А ведь она была почти у цели…

— Не ругайтесь, — умиротворяюще сказала Мэри Маргарет, продолжая защитно обнимать живот, но тут прищурилась и вопросительно глянув на Эмму, спросила: — Лучше объясни, что здесь произошло. Кто такая Зелена на самом деле? И причем здесь мертвый Темный?..

Эмма еще раз сердито фыркнула.

— Если кратко, то здесь сейчас была немного агрессивная беседа на тему того, что держать людей в подвалах — это весьма аморально и незаконно. Зелена — это просто с*ка, которая с большой долей вероятности и есть та, кто вас всех обнулила, ну то есть вашу память, а Румпель… Ну, он вроде как жив. Кстати, о нем… Мне пора.

И прежде чем ее шокированные родители успели что-нибудь сказать, она исчезла в белой дымке.

— Когда она научилась так колдовать?.. — хрипло спросил Дэвид, увидев, с какой легкостью его дочь стала применять магию.

Мэри Маргарет не могла ему ничего ответить.

* * *

Уже привычно вырубив Белль, Эмма, в который раз за последние дни, отправилась в заднюю комнату ломбарда.

Пока они дрались с рыжей, ей в голову пришла идея, всепомогательный удар по тыкве как всегда помог прочистить мысли. Ну точнее, не идея, а воспоминание о том прекрасном(сарказм все услышали, да?) периоде ее юности, когда она шлялась по лесам Англии. А еще точнее о книжках, которые она уволокла с площади Гриммо перед тем, как оттуда смоталась.

Вопреки мнению Гермионы, она не была единственной, кому в голову пришло заколдовать сумку заклятием незримого расширения. Правда, она выбрала что-то менее приметное, чем дамская сумочка с бисером, которая весьма странно смотрелась у кучки оборванных и зачуханных подростков. Голод и отсутствие душа в те времена были привычным делом.

Но мы отвлеклись.

В маленький неприметный мешочек, который тогда таскала с собой ежесекундно, пока они были на Гриммо, она успела положить пару книг из библиотеки Блэков, в которых упоминались так или иначе крестражи. Те она читала только тогда, когда ее «Ко» не было поблизости. Нотаций на тему «Это же темная магия!» она слушать не хотела. Грейнджер наверняка бы такую прочла, удобно забыв, что сама стащила книги на эту же тему из кабинета Дамблдора, хотя… Если теперь хорошенько подумать, тот пожиратель долек, скорее всего сам зазнайке их отдал, ну да ладно. Главное, что она вспомнила про один ритуальчик, который там вычитала. Тогда он особо ее не заинтересовал, так как больше подходил для обмена жизни за жизнь, судя по всему его аналогом ее прошлая маман, то бишь, Лили Поттер, как раз и воспользовалась, обменяв свою жизнь на кровную защиту для своей дочери, но вот теперь он может ей помочь. Благо память у нее всегда была хорошая, даже до модернизации Нарциссы, и руны она запомнила, а вот других составляющих у нее не было, почему Эмма и отправилась грабить ломбард Темного.

Опять.

Но вот беда. Как разделить их, Эмма и так догадывалась. Это как раз была самой простой частью, а вот даже если ритуал, о котором она думает удастся воспроизвести… То чью жизнь пожертвовать, чтобы спасти Нила, да так, чтобы желательно он об этом никогда не узнал? Вот тут проблема. Как ни странно, мысль, что кого-то придется убить, Эмму не особо трогала. Еще в бытность Гарриет, она избавилась от чувства сожаления по поводу отнятия чужой жизни. Когда участвуешь в войне, там либо ты, либо тебя. К тому же тут на кону была жизнь отца ее ребенка… Стоило только подумать об убитом личике Генри, если Нил умрет… Так те ростки сожаления, которые все же пробивались в ее душе, тут же безжалостно дохли. Но если отнять чужую жизнь ради спасения отца Генри, она как-то сможет, но это не значит, что сам процесс убийства ей нравится. Все-таки Эмма не маньячка…

«Хотя, можно никого и не убивать, ну точнее убивать, но не лично», — задумчиво подумала Эмма, вспомнив, как в той самой комнате, в которой она сейчас стояла, Мэри Маргарет чуть больше года назад раздавила сердце Коры. — Этот жизненно важный орган тоже может сгодится… — и поняв, что ей придется сегодня грабануть еще и подвал Реджины, она со вздохом закончила свою мысль: — Эх, походу воровское прошлое все же никогда меня не оставит».

Не смотря на темноту ночи уже накрывшую Сторибрук, Эмма Свон кралась под светом лишь одной луны в сторону склепа Миллсов.

За пару часов до того, она, взяв все что ей нужно из лавки, и перед тем, как отправиться на «охоту за сердцами», заглянула в хижину. Колдун все так же мирно спал, уютно свернувшись калачиком в кровати, а зельице, находящиеся уже на последней стадии готовки, продолжало веселенько булькать в котле, переливаясь розовато-красным цветом. На всякий случай, Эмма еще раз наложила заклятие сна на Румпельштильцхена и укрыв его пледом (и когда она стала такой отвратительно заботливой? Опять), ушла на дело. Она знала, что Реджина была полностью занята Генри, который сегодня захотел переночевать у нее, поэтому решила не медлить с посещением подвальчика Ее Величества.

Вообще-то, сначала ей это причинило боль. Эмме, несмотря на ее прошлые рассуждения о том, что Генри не игрушка и у него много других любящих его людей, с которыми придется ей сына делить, а также что это жестоко — лишать мальчика другой его матери, все равно не хотелось этого делать, но сейчас она даже порадовалась, что Генри решил остаться сегодня с приемной матерью.

И вот она, как во второсортном фильме ужасов, топала по кладбищу к месту назначения, то есть ограбления. Ей не нравилось заниматься грабежом, но похоже это было в самой ее сути. Как Эммы, так и Гарриет. Стоит только вспомнить грабеж Гринготтса и последующий эпичный побег на драконе.

«Надеюсь в этот раз обойдусь более скромным путем отхода», — ворчала про себя Эмма.

Честно говоря, ей хотелось в данный момент лишь тупо завалиться в кровать и уснуть. Она жутко устала от событий сегодняшнего дня, отвыкнув жить в столь насыщенном темпе. Но что поделать? Хрен знает, сколько еще Румпельштильцхен продержится «соседствуя» со своим сыном. Такое состояние рано или позно, либо окончательно загубит его психику, либо они умрут. Оба. Они с Нилом и так слишком долго пребывают в состоянии этого неестественного симбиоза, поэтому каждая минута была на счету.

К ее удивлению, Реджина даже самые паршивенькие защитные чары не наложила на склеп. То ли забыла, то ли была абсолютно уверена, что сюда никто не сунется.

Наивная.

Спустившись вниз, Эмма стала искать бесхозные сердца. Долго рыскать по подвалу не пришлось. Несмотря на то, что Реджина клятвенно поклялась ради Генри измениться, от своей «сердешной» коллекции все же не избавилась и владельцам экспонаты не вернула. Синдром хомяка на лицо, так сказать. Сердце Эмма вытащила наугад и, мысленно извинившись перед беднягой, хотела уйти, но любопытство — вечный ее враг, вновь нанес удар.

Целый час она рылась в вещах бывшей Злой Королевы. В этом подвальчике оказалось тоже довольно интересно, хотя ломбард Темного ее впечатлил больше.

«Хотя, если захочу кого-то отравить, то всегда могу прийти сюда, — весело думала Эмма, рассматривая очередной пузырек с какой-то травящей гадостью. — Не зря говорят, что яд — это бабское оружие».

Закончив осмотр склянок и шикарного гардероба с уклоном в БДСМ, она наконец ушла, ночь все-таки, а завтра ее ждет вновь раскрученная на полную катушку карусель под названием: «Жизнь в Сторибруке и прочие приключения…»

* * *

За ночь Эмма смогла поспать всего пару часов, и уже в девять утра не выдержав этого издевательства, собралась и игнорируя звонки от родителей, которые стали сыпаться, как из рога изобилия, еще часов с семи, отправилась проверять зелье, да свою подневольную барабашку.

Вот только там ее ждал сюрприз.

Потому что вместо Румпельштильцхена на кровати мирно дрых Нил.

«Как я и думала, их состояние все хуже», — хмуро подумала Эмма, разглядывая лежащее перед ней тело. Такая, судя по всему, непроизвольная смена ролей, в их, пока, едином теле, знак мягко говоря отвратный. Ведь, если они уже неспособны контролировать, кто из них, и когда главенствует, то скоро их просто «разорвет» от таких стремительных киданий из стороны в сторону.

К счастью, для ритуала у нее теперь все было. Почти. Осталось только найти немного кровушки, можно животной, для рисования рун и вперед.

«Только бы символы не перепутать, а то повезет если помрем только мы, а не пол города в придачу», — самоуничижительно подумала Эмма.

Немного помучившись, она в непривычной для нее манере все же решила перестраховаться. Извлечь воспоминания о том моменте, когда она читала этот ритуал, без палочки оказалось затруднительно, но все же удачно. Сделать одноразовый думосброс из раковины, конечно моветон, но на безрыбье, как говорится… Прихватив блокнот и еще раз оглянувшись на Нила, на которого, судя по всему, куда сильнее действует ее заклятие сна, Эмма «нырнула» в воспоминания. Минут через пятнадцать она наконец закончила, зарисовав руны так, как только смогла. Воспоминания — штука не точная, времени ведь все же много прошло, да и ее собственное слияние тоже имело место быть, но придется обойтись тем, что есть.

Так как перемещать Румпельштильцхена, и Нила соответственно, было нельзя за пределы хижины, наверняка Зеленка уже весь голос сорвала зовя Темного, то придется шаманить здесь.

«И чего я на ритуалиста в свое время не училась», — ворчала про себя Эмма, рисуя руны на расчищенном полу хижины.

Ритуалы в которых она прежде участвовала, вольно и невольно, проводил всегда кто-то другой. Хотя с другой стороны, она хуже, чем Петтигрю? Эта жалкая крыса смогла вернуть Волду-морду, так что — ей не удастся провести какой-то там ритуальчик? Пфф, да щас. Место, конечно, было маловато, но придется довольствоваться тем, что имеется.

Закончив ваять символы кровью бедных птиц, которых она поймала неподалеку отсюда, спасибо Дурслям за «счастливое» детство, Эмма устало вздохнула и встала, наконец, с пола. Глянув на часы, она поняла, что провозилась почти два часа. На часиках то уже натикало почти полдень, а в четыре Эмма еще должна была встретиться с Генри. Беда-беда. Придется ускориться.

Перенеся взмахом руки Нила на пол, в ритуальный, так сказать, круг, и подготовив остальные составляющие, она начала читать заклинание, слова которого, в отличие от рун, с поразительной точностью отложились в ее голове.

С каждым произнесенным словом на латыни, по которой у нее, кстати, были одни «Превосходно» в школе, Эмма чувствовала, как все сильнее сгущается магия в воздухе. В хижине поднялся ветер, а руны стали наливаться бордовым светом. Мимолетно порадовавшись, что сообразила вынести зелье памяти на улицу, и спрятать его под лавочку, которая стояла на небольшом крыльце, Эмма продолжила ритуал.

Сначала все было в принципе не плохо, но в какой-то момент она поняла, что магии в воздухе стало словно не достаточно для той цели, в качестве которой руны здесь ее сконцентрировали и волшебство, как жизненные силы стали утекать уже из нее, но заметив рябь, которая стала пробегать по телу Нила, Эмма не стала останавливаться.

Когда перед ее глазами начало все плыть, слава Мерлину и всем прочим, руны особенно ярко вспыхнули, на миг скрыв своим мощным свечением Нила, после чего погасли, сердце бедняги, которого внезапно лишили жизни, развалилось, превратившись в прах, а ветер стих.

— Черт… — тихо прошипела Эмма, утомлено опустив голову и уперевшись руками в пол. Ее качало, как пьяного матроса, ползущего по палубе в шторм. Но собрав остатки сил, она подняла голову и посмотрела на уже два бессознательных тела перед ней.

С трудом и без стыда, Эмма доползла до Нила и убедившись, что тот определенно не собирался умирать, она, воспользовавшись остатками магии оставшиеся после ритуала, взмахом руки отправила его в больницу, на всякий случай, а сама рухнула без сознания рядом с Румпельштильцхеным, напоследок подумав:

«Да, я крута!.. Чуть не сдохла, но крута…»

Эмма пришла в себя, словно от резкого толчка. У нее все болело, в голове был шум, а глаза словно свинцом налились…

«Как же мне плохо…», — со стоном подумала она. Тут ее опять будто тряхануло, и Эмма наконец поняла, что ей это не кажется, ощутив чьи-то пальцы, которые как стальные крюки впились ей в плечи.

— …где Бей? — внезапно ворвался в ее уши голос, шотландский акцент которого усилился, вероятно, от волнения.

Эмма с трудом все же открыла глаза и тут же увидела перед собой пару черных от беспокойства и злости глаз. Румпельштильцхен нависал над ней и тряс за плечи, судя по всему, окончательно придя в себя, и поняв, что больше с сыном не связан.

— Да, не тряси меня, я же не маракас, буйный ты горец… — проворчала Эмма, чувствуя, что еще немного и ее от этой тряски вырвет. — Все нормально с твоим отпрыском, поди больничные харчи наяривает.

Румпельштильцхен нахмурился и стиснул зубы.

— Не нервничай, я его туда определила просто на всякий… — успокаивающе пояснила блондинка, видя, как на секунду его глаза обеспокоенно распахнулись.

«Славные глаза, кстати…» — мимолетно пронеслось у нее в голове и тут же остановила себя. Что за чушь? Когда это она стала любоваться чужими глазами?.. Особенно глазами Румпельштильцхена из всех людей? Походу у нее и впрямь сотрясение, истощение и прочее, что может вызвать такие глюки и нелепые мысли…

— Он жив?.. — тем временем неверяще спросил мужчина, продолжая над ней нависать, хотя выпустил уже ее плечи из своей хватки и теперь упирался ладонями в пол по обе стороны от ее головы.

Эмма сглотнула, неожиданно ощутив, как по телу пробегает приятная дрожь, а внизу живота вспыхнул жар, от такого близкого соприкосновения с мужчиной. С ней такого не было… Давно в общем не было.

— Очевидно. Иначе тушек на этом полу валялось куда больше, — фыркнув, сказала Эмма, изо всех сил игнорируя неуместные порывы своего тела. — А теперь, может ты уже вспомнишь, окаянный, что на свободе тебя один Бельчонок ждет и уже перестанешь висеть надо мной, как один из участников съемок дешевого порнофильма…

Румпельштильцхен изумленно похлопал глазами и сел рядом с ней.

— Какие у вас, однако, странные сравнения… — подняв бровь сказал он. — Это вероятно, часть вашего внезапного «наследства»?

Эмма закатила глаза и пыхтя тоже села. Перед глазами на миг все потемнело, но в общем и целом, жить можно.

— Мы же вроде договорились. Я твоего сыночку спасу, а ты рот держишь на замке, — пробурчала Эмма, прикрывая рукой рот, когда внезапно ее настиг зевок. — Я его спасла, он точно жив и здоров, так что…

— Это верно, — сказал Румпельштильцхен, положив руку на согнутую в колени ногу и указав на нее пальцем, хитро добавил: — Но. Мы не договаривались, что я сам спрашивать ни о чем не буду. Кстати, как мне знать, что ты не врешь и Бей правда жив?

Эмма насмешливо усмехнулась.

— Ну, выйди за пределы хижины и проверь, — сказала она, а потом театрально постучала пальцем по подбородку и с фальшивым сожалением добавила: — Ах да, ты же не можешь уйти отсюда, не рискуя вновь оказаться в плену у Зеленки Западной.

Мужчина сердито прищурился, но промолчал.

А что тут скажешь?…

Он и впрямь только здесь в безопасности от зова кинжала. Румпельштильцхен был так растерян… Его давно не посещало это неприятное ощущение. А с тех пор, как эта странная женщина в теле Эммы Свон вытащила его из подвала Зелены, он все больше и больше испытывал это чувство. Сначала она смогла с помощью неизвестной магии огородить его же хижину так, что приказы Зелены до него не доходили, если не считать далекого шепота на краю сознания, потом она смогла его усыпить, что неслыханно, ведь Темные не спят, ну в этом мире он все же спал, но очень редко, а теперь и это. Вопреки его внешнему недоверию насчет ее слов о том, что Бей жив, в глубине души он прекрасно понимал, что она не лжет и что его мальчик и впрямь выжил. Только за это он был безумно благодарен, ведь он искренне был уверен, что его сыну конец. Но все же любопытство его не оставляло, и он очень хотел знать, что это за такое странное создание, зовущее себя Эммой Свон.

— А у меня есть выбор? — съязвил Румпельштильцхен. — Кинжал-то сам себя не найдет, а я не могу же здесь вечно сидеть.

Эмма закатила глаза.

— Не трясись, красавчик, — сказала она, со стоном поднимаясь с пола. — Найду я твою побрякуху.

Румпельштильцхен возмущенно фыркнул.

— Это не просто, какая-то «побрякуха» как вы выразились, это…

— Источник твоей власти и воли, бла-бла, — понятливо сказала Эмма, махнув рукой. — Да, да, я знаю, что это такое.

Полностью разогнувшись и поведя плечами, она глянула на часы и выругалась.

— Вот же ж, вашу ж богу душу мать! Мне пора идти!

Но прежде, чем она успела выйти из хижины, Румпельштильцхен схватил ее за локоть.

— Куда это ты? — прищурившись, спросил он.

Эмма безрезультатно дернула рукой и устало сказала:

— Уже четыре, я обещала с Генри встретиться в закусочной! К тому же, разве не ты только что бурчал, что не веришь мне, что твой сынулька жив?

Она вытянула свободную руку перед собой и в ней тут же в белой дымке материализовался ее телефон. Эмма протянула его колдуну.

— Держи. Как только я встречусь с Генри, то сразу отправлюсь в больницу. Зная большой рот Вейла, о «чудесном» возвращение Нила знает уже весь город. Как только увижу твоего отпрыска, первым делом попрошу его тебе позвонить, чтобы он успокоил твое неуемное родительское сердце. Все, теперь я могу идти? — нетерпеливо спросила Эмма и вновь дернула рукой. В этот раз он ее отпустил, взяв телефон у нее из рук. — Чудненько.

Она вздохнула и заметив его нерешительный взгляд, добавила:

— Да не переживай ты так. Все будет нормально, найду я твой ножик, а ты пока просто побудь паинькой и посиди здесь, хорошо? Я вечерком еще загляну.

И уже у входа Эмма опять затормозила.

— Там на улице, сразу на веранде, стоит котел с зельем, которое должно помочь остальным вспомнить, что произошло за последний год. Будь другом, занеси его в дом и поставь на медленный огонь, пока оно синим не станет, хорошо?

— И давно мы стали столь близкими друзьями? — ехидно спросил Румпельштильцхен, пораженный таким обращением.

— С тех пор, как мы с тобой валялись в весьма компрометирующей позе на полу этого домишки, — иронично ответила Эмма и дерзко добавила: — Хотя нет, наверное, даже пораньше… Когда я умыкнула твой тощий зад из-под носа Зелены! Да, это будет более точный момент, лапочка… А теперь пойди и занеси дурацкое зелье! И, кстати, не заходи дальше деревьев на которых висят желтые ленты, если не хочешь вновь стать жителем подземелий.

После чего наконец ушла.

— Очаровательная дамочка… — пробормотал Румпельштильцхен, и не зная почему, послушно пошел на улицу за зельем.

* * *

— Мама! — с облегчением воскликнул Генри, завидев входящую в закусочную Эмму. Та должна была прийти еще полчаса назад, и он уже стал переживать. Сторибрук, конечно, не большой мегаполис, но приключения здесь можно найти, даже выйдя за хлебом.

— Привет, малыш, — улыбнувшись, сказала Эмма, и поцеловав в макушку сына, села напротив него за столик. — Прости что опоздала, но у меня есть для тебя сюрприз, который, я думаю, тебя очень обрадует.

Глаза Генри предвкушающе загорелись.

— Какой сюрприз? Где он? Когда можно будет на него посмотреть?.. И!..

— Воу, воу, — пораженно сказала Эмма, потонув под потоком вопросов, которые ее сын стал произносить со скоростью пулемета. — Притормози, артиллерист. Твоя мама уже не так молода, чтобы за тобой поспеть.

Генри надулся.

— И не дуйся, — примирительно сказала Эмма, и махнув головой в сторону двери, добавила: — А насчет сюрприза… Его ты можешь увидеть буквально через десять минут, если ты конечно хочешь?

— Хочу! — тут же воскликнул Генри и подскочил на сидении, совершенно забыв о своей гигантской стопке шоколадных блинов. — Куда идти?

Эмма при виде такого энтузиазма только тепло улыбнулась.

Радости Генри, когда он увидел отца, не было предела.

Это они еще вовремя пришли в больницу. Нил, который был в полной растерянности, как он здесь оказался, встретился им прямо на входе, прямо за фикусом, в позе буквы зю. Кажись, Вейл слишком серьезно стал воспринимать свои обязанности, ну или просто боялся, что Темный внезапно явится и убьет его за то, что он недоглядел за его бесценным сыночком. Короче, бывший Франкенштейн чуть ли не силой попытался привязать Нила к кровати, а тот не оценив этого, слинял и был, в момент их приезда, на последнем этапе побега из Шоушенка.

Быстро оценив ситуацию, Эмма решила помочь ему в этом нелегком деле. Умирать он явно не торопился, в общем, как она и думала, да и спасала она этого Дюфрейна по большей части ради Генри и его папани, а воссоединение семейства в больнице ее как-то не вдохновляло, поэтому бросив на беглеца заклятие отвлечения, Эмма резко вытянула его наружу. И вот, уже за углом больницы случалась долгожданная встреча отца и сына.

— Папа! — счастливо завопил Генри, едва они скрылись от глаз мирного люда. После чего, кинулся к широко улыбающемуся Нилу на шею.

— Привет, парень! — с таким же энтузиазмом ответил Нил и покрепче схватив сына, поднял его над землей. — Ммммм, как же я рад тебя видеть…

Эмма, увидев две, столь похожие радостные от присутствия друг друга, моськи, окончательно избавилась от чувства вины за убийство неизвестного человека. Вид перед ней того стоил.

«Хотя, кое-кого не хватает…» — подумала Эмма и вздохнув, перенесла их к хижине.

— Ой! — подскочил Генри и замотал головой, удивленный такой резкой смене дислокации. — А мы где?

Нил тоже нахмурился.

— Эмма… — начал он, отпустив сына, и тоже непонимающе оглядываясь. Но тут открылась дверь хижины за его спиной и откуда вышел Румпельштильцхен собственной, так сказать, персоной.

— Бей… — изумленно выдохнул мужчина. Почувствовав, как за пределами домика кто-то появился, он настороженно вышел, опасаясь, что его нашла Зелена, но вместо ведьмы, выйдя на улицу, увидел своего сына, живого и пышущего здоровьем, и не только его. Рядом с Бейем был еще и его внук — Генри, а за ними с еле заметной улыбкой на губах и сияющей золотом, от заходящего солнца, гривой стояла Спасительница. Он даже на миг ей залюбовался, но присутствие сына быстро вытеснило из его головы все мысли о красоте Эммы Свон.

— Пап?! — ошарашенно воскликнул Нил и подошел к своему единственному родителю.

Последнее что он помнил перед тем, как проснуться в больнице, было отвратительное ощущение стремительно утекающей из его тела жизни и его паникующий отец, в своем темном обличии, баюкающий его на устланной снегом поляне. Хотя, еще он смутно помнил какую-то женщину с зеленой кожей и кричащую на заднем фоне Белль.

— Бей, — благоговейно сказал Румпельштильцхен и крепко обнял своего мальчика. Он зажмурился, чувствуя, как к глазам подступают горячие слезы. — Живой…

Нил тоже зажмурился и так же крепко обнял отца.

Все еще прижимая к себе сына, Румпельштильцхен открыл глаза и посмотрел на Эмму, которая подошла к Генри и сжала плечи мальчика. Он с искренней благодарностью посмотрел на белокурую женщину и напоследок сжав сына, отступил.

— Никогда больше так не делай, слышишь? — твердо сказал он Бейю.

— Папа… — начал было тот, но Румпельштильцхен не дал ему закончить. Он указал на сына пальцем и жестко произнес: — Нет, Бей. Никогда. Так. Не. Делай. Никогда.

Тот опустил плечи и согласно кивнул.

— Хорошо, не буду.

Колдун ему не поверил, так как Бей, по привычке еще оставшийся с детства, не смотрел на него, когда говорил, но пока он решил спустить тому это с рук.

Тут возникшую тишину прервала глухая трель телефона, доносящаяся из хижины.

— О, это мой, — хмуро сказала Эмма, узнав мелодию, которую специально поставила на родителей. Повернувшись к сыну, она сказала: — Постой-ка здесь.

Она вошла в дом, оставив всех мужских представителей одного семейства на улице, и стала искать настойчиво тарахтящий телефон. Найдя его, Эмма с неохотой ответила:

— Да, Дэвид? Чем ты сейчас хочешь меня «порадовать»?

— Мэри Маргарет рожает! — одновременно радостно и шокировано воскликнул Дэвид.

Но Эмма не разделяла его энтузиазма.

— Да, ладно? — издевательски сказала она. — Радость-то какая, — и хмуро закончила: — А от меня ты чего хочешь? Цветов и фанфар? Так она не моя жена.

— Эмма… — несчастно начал Дэвид. — Прекрати. Это же твой брат…

— Ну что ты от меня-то хочешь? Твоя жена и без меня родить может. А насчет радости по поводу рождения брата… Видать, мое собственное появление на свет было чересчур грустным, чтобы я могла разделить твой энтузиазм. Смотри, только и этого ребенка в какой-нибудь шкаф не засунь… Все, пока, — сердито закончила Эмма и повесила трубку. Она села на ближайший стул, и поджав губы, внезапно стукнула по столу кулаком.

Ей было так больно, черт возьми!

Рождение любого ребенка, по ее мнению, было чудом, но все же сейчас у нее внутри бушевало все что угодно, кроме радости. Ей отчего-то было так обидно. Ее собственное рождение вот, оба раза, было отнюдь не поводом для праздника. Первый раз она родилась во время войны, а второй раз ее сунули в шкаф и забыли на двадцать восемь лет, так сказать — до востребования. У нее непроизвольно потекли слезы по щекам, которые она тут же попыталась стереть. Эмма не рева и никогда ею не была, но сейчас слезы неиссякаемым потоком просто текли из глаз и не останавливались.

— Мам?.. — тихо спросил Генри, зайдя в хижину и увидев плачущую мать, сидящую на стуле. — Почему ты плачешь?

— Ничего, милый, — хрипло сказала Эмма и подозвала его к себе. Мальчик тут же быстро подошел и обнял ее. Она в ответ прижала мальчика покрепче к себе и попыталась успокоиться. — Все нормально…

Пока она обнимала сына, в хижину вошли и Румпельштильцхен с Нилом, которые лишь растерянно переглянулись.

— Точно все нормально? — неуверенно спросил Нил, засунув руки в карманы пальто. Он никогда не знал, что делать с плачущими женщинами и как их успокаивать, в принципе, тоже.

Эмма глубоко вздохнула и отодвинулась от сына.

— Да, все нормально, — сказала она. — Мэри Маргарет вдруг родить решила, вот и все.

Генри моргнул.

— Ну… Это же хорошо?.. — сконфуженно спросил он. Судя по лицу матери, это было отнюдь не так.

— Кому как, — пробурчала Эмма, стирая последние слезы.

— Вижу вы не очень-то рады появлению брата или сестры… — подняв бровь, спросил Румпельштильцхен.

Блондинка скривилась.

— А чего мне радоваться-то? Я вообще не понимаю, почему все так уверены, что это «событие» должно меня радовать, — холодно сказала она, но тут Эмма издевательски добавила: — Хотя нет, кое с чем своих дражайших родителей поздравить могу. А конкретно с тем, что этого ребенка им не придется положить в шкаф… Ради «высшего блага».

Против воли Румпельштильцхен ощутил прилив вины. Слыша горечь в голосе молодой женщины, которая именно по его вине осталась сиротой, ему впервые за долгое время стало стыдно. Обычно это чувство его не посещало, к тому же, когда он только создавал проклятие, он как-то не думал, что будет со Спасительницей до тех пор, пока не придет время ей вернуться к своим корням и нарушить проклятие. Сейчас, смотря на блондинку, он видел одинокую и обиженную девочку, которую все бросили и теперь просят с энтузиазмом праздновать рождение ребенка своих же родителей, ребенка, который получит все то, чего лишилась она.

— Ладно, — вздохнула Эмма и обратилась к сыну. — Хочешь пойти к деду с бабушкой?

— А ты? — участливо спросил Генри. Он — мальчик уже большой и прекрасно мог видеть, что матери было больно от того, как быстро родители заменили ее другим ребенком.

— Честно? Нет, — ответила Эмма, не желая лгать мальчику. Она встряхнулась, и сменив тему, добавила: — А знаешь что? — и глянув на мужчин, стоящих все еще около входа, она произнесла обращаясь уже ко всем: — Хотите я что-нибудь вам приготовлю? Я хочу кого-нибудь убить, поэтому мне нужно чем-то отвлечься. Принимаю любые заказы.

Нил удивленно поднял брови.

— Ты научилась готовить?

Эмма прищурив глаза, глянула на него, пытаясь превратить его в кучу пепла. Он умиротворяюще вскинул руки.

— О, да. Мама классно готовит, — счастливо махнул головой Генри, у которого аж слюнки потекли, стоило вспомнить, какой вкусной стряпней последние полгода кормила его мать.

Румпельштильцхен даже слегка улыбнулся, увидев, как мечтательно закатились глаза внука. А заодно он сделал еще одну мысленную заметку, уверенный, что новоявленный кулинарный талант Эммы Свон, был частью ее «багажа». Он хитро прищурился и спросил:

— И даже стейк?

Эмма насмешливо фыркнула, заметив озорной блеск в его глазах.

— Нда, — дразняще протянула она. — И даже стейк.

Нил предвкушающе потер руки и с широкой улыбкой сказал:

— Тогда нам два, — и повернувшись к отцу, шаловливо добавил: — Два ведь?

— Три, — с улыбкой до ушей воскликнул Генри и обнял мать за талию, строя жалостливые глазки. Обычно она не разрешает ему много есть жирного мяса, особенно после того, как закончила кулинарные курсы и стала кормить его исключительно домашней едой, но сегодня он надеялся на чудо. Увидев, как она опустила плечи и обреченно кивнула, он еще быстро добавил: — И пирог. И…

— Ого, юноша, притормози, — с усмешкой сказала Эмма и потрепала его по макушке. — Давай сойдемся на стейках и пироге, хорошо?

— Главное, чтобы пирог был без яблок, — со смешком сказал Румпельштильцхен.

Эмма тяжко вздохнула.

— Ну что с вами поделаешь… Прожорливые вы мои. Будут вам стейки и пирог… — и хитро посмотрев на колдуна, она добавила: — Без яблок.

Румпельштильцхену было так хорошо, что аж немножечко стыдно.

Перед Белль.

Хотя… Кого он обманывает, ни черта ему было не стыдно! Ни перед Белль, о которой за последнее время и не вспоминал, что удивительно, ни перед кем-либо еще. Хотя бы потому, что те несколько людей, чье мнение его и волновало, сидели рядом с ним и со смехом кидали друг в друга хлебом.

К его удивлению, Эмма Свон оказалась не просто неплохим поваром, а потрясающим. Стейки, которые она для них приготовила были просто божественными. Каждый кусочек буквально таял во рту. Он уже давно с таким наслаждением не ел. Сам готовкой занимался редко, хоть и умел, а Белль, что в этом мире, что в Заколдованном лесу, готовить так и не научилась. А судя по тому, с каким рвением ел Бей на пару с Генри, они были в таком же восторге, как и он. Несмотря на сытость, он с нетерпением ждал еще и вишневый пирог, чей потрясающий аромат заполнял небольшую кухню хижины. А пока ждал угощение, он тайком посматривал на Спасительницу. Ее золотистые волосы были собраны в высокий хвост, свою знаменитую красную куртку она сняла, как и рубашку, оставшись лишь в майке и джинсах, в общем она выглядела довольно… по-домашнему, что ли. Особенно этому виду способствовали забавные тапки в виде гномов из местного мультика про Белоснежку, в которые она переколдовала свои сапоги.

Его все еще изумляло, с какой легкостью она использовала магию. Помнится, он с трудом смог заставить ее сделать простенький щит, когда его ранил Крюк, а тут она даже, кажется, не замечала, как рефлекторно колдует. Самомоющаяся посуда в раковине была тому доказательством.

Это еще один факт, который его поражал. Ее магия была какой-то странной. В некоторых аспектах она была похожа на магию привычную для Заколдованного леса, а в других — это было что-то другое. Но не только за этим он незаметно наблюдал.

Как-то раньше этого он не замечал, но сейчас вдруг понял, что у Спасительницы довольно красивая фигура и… прочие формы, которые весьма удачно подчеркивали узкие синие джинсы.

«Старый ты извращенец… Она — мать твоего внука, к тому же, тебя за пределами этого, вдруг ставшего уютным, мирка ждет Белль…» — мрачно подумал он, подперев рукой щеку.

Но впервые ему не хотелось оставлять этот маленький домик.

Даже ради Белль.

Как ни странно, ему хотелось застыть в этом мгновении. В мгновении, где рядом сидел его живой улыбающийся сын, который шутил с его внуком, а рядом с ними, как заботливая мать семейства, порхала Эмма. В мгновении, где он впервые за многие годы, даже за столетия, почувствовал семейную мирную идиллию.

— А вот и пирог, — довольно сказала Эмма, прервав его размышления. Она обошла стол, держа противень с готовым вишневым шедевром, и встав между Генри и Бейем, поставила на стол пирог. У него против воли потекли слюнки. Правда неизвестно отчего точно: от чудесного аромата домашней выпечки или от краткого проблеска оголенного бюста Спасительницы, который он увидел, когда она склонилась над столом, отчего у него невольно стало теснее в штанах.

«Черт!»

Даже было как-то неловко. Румпельштильцхена его возлюбленная Белль, которую он видел в куда более раздетом виде, так никогда не волновала.

— …будешь? — вновь ворвался в его мысли звонкий голос Спасительницы.

Он нахмурился и посмотрел на нее.

— О, смотрю ты снова с нами, — иронично сказала Эмма, стоя рядом с ним, и вздохнув, указала ножом, судя по всему, уже не в первый раз на противень с выпечкой. — Пирог, говорю будешь? Это ведь ты не забыл мне указать, пару раз, чтобы я не делала его с яблоками.

— Д-да, да, буду, — нахмурившись, сказал Румпельштильцхен, неловко дернув плечом.

Тут они уже в который раз за этот вечер услышали звук вибрации. Колдун краем глаза заметил, как блондинка до белых костяшек сжала в руках нож и с большим усилием, чем надо, продолжила резать пирог. За последние пару часов, как они здесь собрались, ее телефон звонил уже раз тридцать, если не больше.

— Может все-таки стоит ответить? — тихо сказал он.

Не то, чтобы Румпельштильцхен жалел Прекрасных, которые сами, пусть и потеряли память о последнем годе, но все же испортили и без того хрупкие отношения с дочерью. Они оба были молоды и пусть тогда думали, что первенца своего больше не увидят, все же могли повременить с рождением нового наследника, а не в чуть ли первый же день, после прибытия обратно в Заколдованный лес, настрогать нового ребенка. Но видя, как каждый раз немного тускнели блестящие от радости после воссоединения с отцом глаза Генри, а лицо блондинки искажалось в страданиях, он хотел как-то помочь. А лучше, чем дать совет: поскорее ответить на настойчивые звонки и хоть ненадолго отвязаться от родителей, он пока ничего не придумал.

— А может стоит ответить тебе, ужас ты сторибрукский? — сердито сказала Эмма, со звоном ставя перед ним тарелку. — Ты у нас тут с самым подвешенным языком, вот и поздравь как-нибудь этих… очаровательных людей, желательно как можно красочнее.

Нил и Генри на заднем фоне сконфуженно притихли. Они поразительно похоже вжали головы в плечи, напоминая двух детей, которые невольно стали свидетелями родительской ссоры.

— Я, конечно, могу, — с усмешкой сказал он. — Но боюсь, услышав мой голос, они могут подумать, что я ставлю на вас какие-нибудь изуверские эксперименты или уже закопал где-то в лесу, и звонить от того станут только больше.

Эмма захныкала, но взяла вновь зазвеневший телефон.

— Ладно. Я отвечу, — несчастно сказала она, и махнув на них рукой, добавила: — А вы пробуйте пирог. Что ли я зря с ним корячилась…

После чего вышла на улицу.

— Нда, — еле слышно протянув в наступившей тишине Нил. — Кажись, она теперь не скоро с родителями помирится… Лет этак через сто.

Он искренне сочувствовал своей бывшей девушке. Они может уже и не вместе, и вряд ли когда-нибудь сойдутся, хотя он все еще продолжал ее любить, ему жутко было ее жаль. Он, как никто, знал, что Эмма человек, который трудно сходится с другими и с неохотой дарит свое доверие. Доверие, которое единожды предав — уже будет трудно вернуть. Ох, как трудно… Ему ли не знать.

— Она обиделась, — грустно сказал Генри, ковыряя пирог. — И не только из-за нового ребенка.

Румпельштильцхен поднял бровь.

— Да неужели? И что же Прекрасные успели еще натворить?

— Они разозлились. И вместо того, чтобы попробовать помириться с мамой, они с тех пор, как мы приехали, только ссорятся с ней, — печально поведал ребенок. — Точнее, они, как бы пытались помириться, но все равно у них как-то мама оставалась виноватой… Будто их поражает сам факт того, что она посмела рассердиться на то, что у них будет другой ребенок…

Колдун закатил глаза на тупость королевской четы и невольно вздрогнул, услышав громкий треск пластика, донесшийся с улицы. Бей и Генри тоже встрепенулись, но он махнул им рукой, чтобы они не вставали, а сам встал из-за стола и вышел из хижины.

На улице было уже темно и веяло прохладой, но напряженно застывшую неподалеку от крыльца Эмму это, кажется, не волновало. Переступив через остатки телефона, чей треск они и слышали, когда незадачливый аппарат встретился со стеной домика, он застыл на первой ступеньке, так как дальше крыльца он уйти не мог, барьер не позволял. Барьер сделанный, кстати, из ленточек, которые ему достались от парочки сестер, одна из которых плохо владела даром замораживать все подряд, и которые хранились в его ломбарде, об явном ограблении которого, он еще потом серьезно поговорит с блондинкой, поэтому он просто ее тихо окликнул:

— Мисс Свон? Мисс Свон?… — но в ответ была лишь тишина. Он прикрыл глаза и твердо произнес: — Эмма…

Та дернулась, но не повернулась.

— Что-то случилось? — спокойно спросил он, подозревая, что тут было нечто большее, чем простой взбрык буйного нрава блондинки.

Наконец, Эмма тихо вздохнула и все так же не поворачиваясь, твердо сказала:

— Присмотри за Генри, да и за сыном своим. Никуда их не отпускай и сам отсюда носа своего не высовывай.

Румпельштильцхен прищурился, теперь уже всерьез обеспокоенный.

— Эмма, что произошло? — жестко спросил он, отчаянно сожалея, что она стоит так далеко и он не может к ней подойти.

Эмма рыкнула и стиснув кулаки по бокам, со злостью в голосе сказала:

— Зелена украла ребенка Мэри Маргарет. Поэтому я сейчас пойду ее убивать. Может даже медленно и весьма вероятно мучительно…

Она обернулась, и у него в груди отчего-то все перевернулось. По ее взгляду, несмотря на тьму ночи уже накрывшей Сторибрук, как и его окрестности, колдун ясно мог видеть, что она говорит абсолютно всерьез. И от этого ему стало как-то нехорошо. Эмма Свон никогда и никого не убивала, хотя и была весьма воинственной девушкой. Она была самим воплощением того, чем обычно могли похвастаться рыцари и герои, но сейчас ее глаза были холодны, а поза решительной. Сейчас она вдруг стала похожа на бывалого солдата, которому не раз пришлось отнять чью-то жизнь и это все ему очень не нравилось. Ему внезапно страстно захотелось ее остановить, не дать сгубить свое чистое сердце… Но уже явно она все решила.

— …к следующему полудню ты получишь свой кинжал и сможешь, наконец, умчаться в закат на розовом пони вместе со своей приторной принцесской, — тут она прищурилась и гневно добавила: — А если не досмотришь за моим сыном, то этот ножик окажется у тебя в заду.

И прежде чем он успел что-либо сказать, она исчезла в облаке серого дыма.

Эмма искала зеленую с*ку всю ночь.

Она перевернула всю ферму, а когда ничего там так и не нашла, кинула в дом заклятие «Адского пламени» и пару минут просто рефлексировала, смотря на горящий дом.

«Боже… Я так устала…»

Ритуал, проведенный днем ранее, иссушил ее силы, последующие ссоры с родителями и беготня в поисках ведьмы окончательно ее истощили, но она не собиралась сдаваться, пока не найдет своего брата.

Когда Дэвид с паникой в голосе сказал, что ребенок, который оказался мальчиком, был украден, Эмма испытала вину. Будь она в больнице, может бы и смогла успеть остановить Зелену, а может?.. Да, много еще может быть таких «может» и «если», и нет смысла об этом гадать. Главное сейчас найти ребенка.

Но куда идти дальше?..

«В лавку Темного», — сама себе ответила Эмма, ощутив ростки надежды, начинающие расцветать в ее душе, вспомнив, как именно Румпельштильцхен отыскал сына. — «Глобус, мне нужен глобус, а еще кровь Реджины».

Она тут же перенеслась в особняк мадам мэра, совершенно забыв, что сейчас как бы ночь.

— Ты спишь с плюшевым мишкой? — воскликнула Эмма, беспардонно войдя в спальню к Реджине и найдя ту в обнимку с этим представителем игрушечного мира.

— Ч-что?.. — тихо проворчала бывшая Злая Королева, сонно моргая.

А ведь ей снился такой сладкий сон… Там была она и Робин Гуд в костюме тарзана, они танцевали ча-ча-ча и пили самбуку…

— Ничего, — успокаивающие сказала Эмма и усыпила мадам мэра. — Спи, детонька.

«Кажется, заклятие сна — теперь мой конек…», — со смешком подумала она, понимая, что от переутомления ее уже начинает немного нести. Нацедив во флакончик пару капель крови у спящей мачехи ее матери, Эмма перенеслась прямо в ломбард. Совесть, за взлом чужого имущества, как и за поджог, ее уже нифига не мучила. К счастью, она еще в прошлый свой «визит» нашла этот полезный артефакт. Достав кофр с верхней полки, Эмма откинула крышку и бережно извлекла матовый глобус. Поставив его на стол, она, порывшись в карманах, нашла пробирку и открыв ее, капнула на глобус.

Сначала ничего не происходило.

Но потом глобус мягко засиял, и перед глазами Эммы появилась, на поверхности артефакта, карта Сторибрука, а тонкая красная струйка указала на… набережную?..

«Ну… Хоть какое-то направление…», — разочарованно подумала Эмма, и убрав глобус, в который раз за последний час, исчезла в серой дымке.

Она где-то с час рыскала по набережной, которая в городке, оказалась, ох, какая немаленькая. И когда горизонт стал приобретать розоватый оттенок, а ноги Эммы стали уже заплетаться, она наконец нашла Зелену в одном из лодочных сараев.

— …да, замолчи же ты! — шипела ведьма, на неперестающего хныкать ребенка, лежавшего в корзинке.

А ведь все-так хорошо начиналось!

В ее власти был Темный — ее бывший учитель, она втерлась в доверие к глупой Белоснежке, никто не знал, кто она такая, нужные элементы для ее заклятия она тоже весьма успешно добыла, а потом вдруг явилась эта блондинистая тварь!.. Эмма Свон! Чертов первенец Прекрасного и его бесполезной женушки! Мало того, что эта девчонка каким-то образом украла Румпельштильцхена, так она еще и умудрилась спрятать его так, что даже с помощью кинжала дозваться Темного стало невозможно! Еще эта стерва раскрыла ее прикрытие и украла ее кулон! Кулон, благодаря которому ее магия увеличивалась в несколько раз! Так мало того — она еще и наградила ее уродливым шрамом на щеке, который даже магией не убрать!.. И!..

Дальнейшие мысленные возмущения были прерваны голосом, уже ставшим ненавистным Зелене.

— А чужих детей, тебе в детстве не говорили, что воровать не хорошо? — ехидно произнесла Эмма, стоя у входа в сарай.

Она уже собиралась убраться с набережной, подумав, что глобус ее обманул, но вдруг в одном из лодочных цехов услышала плач ребенка. А так, как это место не очень-то было подходящим для прогулок с новорожденными, которых в Сторибруке было всего двое, она тут же поняла, что наконец нашла ведьму и маленького пленника этой психической.

— Ты!.. — со злостью прошипела Зелена и резко повернулась к Эмме лицом.

Блондинка присвистнула.

— Какая ты, однако, красавица-то… — со смешком сказала Эмма, увидев на лице ведьмы шрам, которые не красил ее и без того не шибко красивое лицо.

Зелена аж подпрыгнула на месте от злости.

— Это все из-за тебя!..

Эмма подняла бровь.

— Почему это из-за!.. — начала возмущенно она, но вдруг умолкла, поняв, на что та намекает. — Оу! Так полет в стеклянную стену был более чем… травмирующим, чем я думала. Ну, извини.

В ее тоне при этом не было и капли сочувствия, и Зелена это прекрасно слышала.

— Давай, давай, скалься, белобрысая тварь!.. — насмешливо сказала ведьма. — Тебе не долго осталось, я уже закончила то, зачем пришла и маленький выродок твоих родителей, которым они тебя заменили, мне в этом поможет!

Вдруг Зелена вскинула руку и переместила корзину с плачущим ребенком на пол, прямо в угл странной пентаграммы, которую Эмма заметила только сейчас.

— Ты что удумала, зеленое недоразумение? — настороженно спросила Эмма, вся подобравшись.

Участие во всяких ритуалах и жертвоприношениях, которые проводили всякие психи, никогда, на ее памяти, ничем хорошим не кончались. А эти символы и странные составляющие, типа сломанной рукояти меча или живого младенца, она вообще не могла сопоставить ни с чем, о чем могла бы слышать. Нет, может это что-то из местной магии, но все же, как это так сказать, попахивало, Эмме жутко не нравилось.

Та тем временем стала что-то бормотать себе по нос, а бледная пентаграмма стала светиться зеленым светом. В сарае стал подниматься ветер, а ее мелкий братан заревел так, будто хотел в будущем стать банши.

Но с Эммы было достаточно. Она устала, зла и жаждала крови. Пока Зеленка была отвлечена своим заклятием, которое бормотала с возбужденным выражением лица, Эмма подняла руку и сделала то, в чем была хороша еще в школе.

Зелена и сама не поняла, что с ней произошло. В один момент она с триумфом начала ритуал, который мог исправить ее жизнь, а в другой — ее скрутило от боли, а все тело будто сжало со всех сторон, как в компрессоре. Самодовольная ухмылка на лице этой чертовой блондинки и рев ребенка — это было последним, что она и увидела перед тем, как ее накрыла тьма. Мысль о том, как же это все несправедливо, она даже не успела додумать.

— То-то же, — довольно сказала Эмма, потерев руки и подойдя к месту, где только что стояла Зелена. Она присела и пошарила в куче одежды, оставшейся от ведьмы. Среди шмоток Эмма нашла кинжал Румпельштильцхена и… теннисный мячик, ярко зеленого цвета с рыжими полосками, в который она трансфигурировала Зелену. Трансфигурация — это был второй ее любимый предмет в Хогвартсе, предмет, в котором, к зависти Гермионы, она всегда была хороша. К тому же, здраво рассудив, она решила, что убийство — это все же как-то не очень гуманно. Мысль о том, что обращать живого человека в спортивный инвентарь тоже весьма аморально, она успешно проигнорировала. Пару раз Эмма, чисто из вредности, бросила мячик об пол, а потом наконец подошла к горланящему брату.

— Ну, и что ревем? — тихо сказала она, аккуратно взяв ребенка на руки. Эмма бережно покачала его и продолжила бормотать: — Успокойся, громовещатель. Твоя старшая сестра уже надрала злой тетке задницу и сейчас отнесет тебя к твоей мамашке. Только не реви и не рви мне перепонки, иначе я брошу тебя в воду.

Естественно, она не собиралась этого делать, а просто бормотала всякую чушь, которую воспроизводил ее уставший мозг, надеясь, что звук голоса просто успокоит маленького шалопая. Помогло.

Уже выйдя из здания, она поймала неподалеку бродящего Ворчуна, у которого, к ее радости, был допотопный, но рабочий сотовый. Позвонив уже в конец измаявшемуся Дэвиду, который, как и она, изображал гепарда и на спринтерской скорости бегал по всему Сторибруку в поисках не только сына, но и дочери, с которой не мог связаться.

— Эмма!.. — с облегчением выдохнул он, сидя за рулем машины. Он как раз решил вернуться к Мэри Маргарет, окончательно поняв, что больше пока ничего сделать не может, по крайней мере, своими силами, как вдруг зазвонил его телефон, а на экране отразился номер Ворчуна. Он поднял трубку, надеясь, что, возможно, гном мог что-то видеть, но вместо бывшего пьянчужки на том конце связи с ним заговорила его дочь. К его величайшей радости и облегчению нашлась не только Эмма, но и его новорожденный сын, поисками которого, вопреки своему неприятию насчет его рождения, его дочь, как и он сам, занималась всю ночь. Честно говоря, он уже грешным делом подумал, что Эмма проигнорировала пропажу брата, как и его рождение.

Но он ошибся и был чрезвычайно по этому поводу счастлив.

Быстро приехав к больнице, благо он был недалеко, Дэвид сразу увидел уставшую Эмму с братом на руках.

— Вы мои хорошие!.. — выдохнул он и обнял дочь вместе сыном. Эмма в его объятиях застыла, но он постарался не обращать на это внимание. Дэвид отошел от них и с улыбкой посмотрел на своих детей.

— Все? Нежности надеюсь на сегодня закончились? — пробурчала Эмма и протянула ему ребенка. — Держи свою пропажу.

Дэвид трясущимися руками взял сына и на миг забыл обо всем, но все же вовремя очнулся.

— Ты куда это собралась? — нахмурившись, спросил он, заметив, как его дочь попыталась по тихому уйти.

— Мне… нужно… Короче, мне пора, — поджав губы, сказала Эмма.

Тот факт, что она спасла маленького засранца, не значит, что она вдруг простила родителей или собралась нянчиться и восторгаться ребенком. Она все еще была обижена, зла и недоверчива. Поэтому, чтобы не нагнетать обстановку, хотела слинять и увидеть Генри, да и кинжал уже Румпельштильцхену вернуть, а потом завалиться спать на ближайшие дня два.

Но Дэвиду таков ее ответ не понравился.

— Эмма… Твой брат только родился, а потом его похитили. Твоя мать всю ночь с ума наверняка сходила и она будет рада, если оба ее ребенка вернутся к ней… — начал увещевать ей укоризненно он, но Эмма его остановила взмахом руки.

— Стоп! Стоп, стоп, — возмущенно сказала она, и указав головой на сверток, продолжила: — Я его вернула? Вернула. Вот и тащи его к своей жене. А меня к этому приплетать не надо. То, что я его спасла, не значит, что у нас все внезапно наладилось.

— Эмма!.. — сквозь зубы прошипел Дэвид, уже порядком подустав от такого поведения дочери.

Блондинка рыкнула.

— Не «Эмма» меня! Все! Разговор окончен!

После чего перенеслась к хижине.

Рассвет Румпельштильцхен встретил все на том же крыльце.

Как только Эмма ушла, он вернулся в дом и кратко пересказал, что произошло, отчего мальчишки в миг разволновались. Кое-как он их успокоил и отправил спать в запасную спальню. Те поворчали, но ушли в комнату, взяв с него обещание, что он их разбудит, как только Эмма объявится. Он заверил мальчиков, что именно это и сделает, хотя сначала сам должен был поговорить с блондинкой. Румпельштильцхен все еще не мог подавить странное чувство беспокойства за Спасительницу.

Но с чего бы это?…

Он не раз ее подставлял без всякого чувства стыда, как и обманывал, или использовал в своих целях… Так почему теперь он уже битый час сидел на ступеньках хижины и, все больше погружался в панику и беспокойство за эту несносную блондинку, напряженно всматриваясь в лес перед собой, каждые пять секунд при этом поглядывая на наручные часы? Этого он понять не мог.

Или не хотел.

Он был немного напуган тем, что если начнет копаться в себе, то найдет что-то такое, что ему не понравится. Найдет то, что может порушить его и без того хрупкое равновесие, которого ему столь недоставало.

Когда небо уже порозовело, а первые лучи солнца стали пробиваться сквозь деревья, он был уже весь как на иголках. Его правая нога стала нервно постукивать по ступеньке, а костяшки на руках, которые он сцепил в замок, побелели от того, как сильно он стиснул пальцы.

Наконец, неподалеку от него появилась знакомая дымка, и перед ним появилась Эмма. Жутко уставшая и, судя по всему, не в духе. Опять.

— О… — как-то заторможенно выдохнула она и слегка покачиваясь, подошла ближе. — Не спится, что ли?

— Я выспался, — прищурившись, сказал он. — Благодаря вам, кстати.

— А мы снова на «вы»? — ехидно сказала Эмма, потом устало вздохнула и воткнула в землю, прямо около его ног, кинжал. Да не просто кинжал, а его кинжал. — Держи свою «прелесть». Я, как и обещала, добыла его к полудню, — и посмотрев в сторону едва вставшего солнца, довольно добавила: — И даже раньше.

Румпельштильцхен тем временем сглотнул, внезапно ставшей вязкой слюной, и протянул дрожащую руку вперед. Он схватил рукоять и, вытащив кинжал из земли, посмотрел на лезвие, по которому вилась вязь его имени. У него не было сомнений, что Спасительница вернет его кинжал, больно та была упряма и ничего на полпути не бросала, но все же он был поражен. Приятно поражен. Он прикрыл глаза, ощутив прилив сил и вдохнув внезапно куда более сладкий глоток воздуха, воздуха, который на вкус был как свобода, после чего посмотрел на тяжко опустившуюся рядом с ним блондинку.

— Спасибо, — искренне поблагодарил он, а потом немного нахмурился и спросил: — Зелена?..

— Больше не проблема, — отмахнулась Эмма, утомленно потирая лицо.

Но Румпельштильцхен только сильнее нахмурился.

— Ты убила ее? — требовательно спросил он, почему-то не желая мириться, что Спасительница могла кого-то убить, даже Зелену, чью шею он хотел свернуть лично.

Эмма закатила глаза.

— Ну, даже если бы я ее и убила… Тебе-то что?.. — вредно пробурчала она. — Первый раз, что ли?

Колдун стиснул зубы.

— Так значит вам не в первой?..

— А твой сын, как по-твоему, жив остался? — зло сказала Эмма, и разведя руками, ехидно добавила: — Ангелы, думал, спустились? Случилось чудо? Или сама судьба вдруг решила одарить тебя благословением и не отнимать у тебя твое единственное дитя?..

Мужчина вздрогнул.

Он не дурак и прекрасно понимал, что всякая магия требует цены, но он не знал, когда заключал сделку с блондинкой, что та и впрямь сможет заплатить подобной «валютой» под названием чужая жизнь. Честно говоря, он не особо-то и верил, пока не увидел живого сына, что у нее вообще что-то получится, не верил, что Спасительница реально сможет выполнить условия их уговора. Но теперь, зная, что Эмма Свон именно это и сделала, отчего-то ему было горько и грустно, хотя он и был благодарен за то, что его сын жил.

Эмма тяжело вздохнула и повесила голову, скрывая за своими волосами свое лицо.

— Не бери в голову, — устало сказала она. — Никого это не волнует, и тебя не должно…

— Думаешь, меня не волнут цена, которую тебе пришлось заплатить? — стиснув челюсть, спросил он.

Блондинка горько усмехнулась и уверенно ответила:

— Нет. Тебя не волнует. Я вообще удивлена, что мы еще разговариваем. Я думала, едва ты схватишь свой бесценный кинжал, тут же свалишь к своей Белке.

Колдун поджал губы.

— Вижу, Белль не очень-то нравится вашей, своеобразной отныне, персоне. Могу я поинтересоваться, почему?

— Нет, — повторила Эмма, саркастично ухмыльнувшись. — Не можешь. Ибо я боюсь, каблук твоей принцесски сильнее вопьется в твой хребет, если от моих слов ты вдруг задергаешься и станешь больше ценить собственное достоинство.

Румпельштильцхен рыкнул от явного оскорбления, что его, что Белль, но прежде, чем успел ответить, дверь за его спиной распахнулась и оттуда выскочил растрепанный Генри.

— Мама! — радостно воскликнул он и крепко обнял, поднявшуюся блондинку.

— Мммм, привет, малыш, — нежно сказала она, и поцеловав мальчика в макушку, обняла его в ответ.

Вот уж кого за последнее время она была рада видеть всегда, так это своего сына, свою единственную радость.

Генри немного отодвинулся и спросил:

— Как бабушка? Как?..

— Все нормально, — напряженно ответила Эмма, не желая сейчас говорить о своих родителях. — Пропажу я вернула, а Зелена больше не причинит никому вреда.

Мальчик взволнованно посмотрел на мать, испуганный ее холодным тоном и тем, как она говорила о ведьме, но заметив ее уставший в остальном вид, промолчал, только еще крепче прижавшись к ней.

— Где твой отец? — спросила она, понимая, что Нила поблизости не наблюдается.

— Он спит еще, — сказал ребенок, наконец отпустив родительницу. — Мне его разбудить?

— Нет, — хмуро сказала Эмма и, слегка повернув голову в сторону все еще разозленного колдуна, холодно добавила: — Я думаю, ты и сам со своим отпрыском разберешься, — и вновь вернув внимание к Генри, уже мягче закончила: — А мы пока вернемся в гостиницу. Твоя старая мама очень устала…

Генри неохотно согласился. Его мама и впрямь выглядела очень уставшей. А с отцом он может и попозже еще пообщаться.

— Хорошо, мам…

— Мисс Свон… — внезапно угрожающе протянул за спиной блондинки Румпельштильцхен, но Эмма только завела одну из рук за спину, и показав ему всем известный оскорбительный жест, а потом исчезла вместе с сыном.

Колдун зло фыркнул, сильнее стиснув хватку на рукояти кинжала и резко встав, вдруг ударил кулаком в деревянную стену. А потом еще пару раз.

«Ну, что за невыносимая женщина!.. Взбаламутила все и исчезла…»

Его настолько переполнили разнообразные эмоции, что он даже не сразу понял, что разбил руку в кровь.

«Убил бы…» — бессильно подумал он, прислонившись головой к стене, о которую только что разбивал кулаки, прекрасно осознавая, что несмотря на свою последнюю мысль, этого он никогда, как раз, и не сделает.

Примечания:

Предупреждения: в своем диалоге в этой главе, Эмма будет немного перескакивать с одной личности на другую, говоря то от себя, то от Гарриет. Они теперь один человек, но воспоминания все же из разных жизней, которые героиня обе считает своими.

Следующие пару дней ознаменовались для Румпельштильцхена несколькими событиями.

Пара из них были довольно хорошими. Например, Бей его достаточно простил и даже пару раз приходил к нему в ломбард, чтобы они могли провести время вместе. Генри, кстати, тоже прибегал. Что поразительно, так он понял, что его наконец отпустил страх того, что Генри может стать его погибелью, и он всерьез стал наслаждаться обществом этого, не по годам умного, ребенка. А еще зелье, которое варила Эмма сработало и горожане все вспомнили, не то, чтобы кто-то знал, что его сделала именно она. Каким-то образом, она договорилась с Реджиной и все в городе думали, что это бывшая Злая Королева помогла всем все вспомнить. Рейтинг Реджины, как хорошего персонажа, прямо-таки взлетел после этого.

Другие события были менее приятными. Во-первых, Спасительница его старательно избегала. Хотя, судя по тому, что ему удалось вытянуть из внука, его мать сейчас избегала всех. Особенно, своих родителей. А во-вторых, он вдруг понял, через некоторое время после возвращения домой, что его стала раздражать Белль. Нет, она была все такая же милая, любознательная, и… занудливая, навязчивая, высокоморальная, склонная к чтению нотаций, девушка. Черт! Да ее чуть ли не первым вопросом, после того, как они воссоединились, было: «Не он ли убил Зелену?» Какая девушка, увидев любимого человека после года насильственной разлуки, такое спрашивает? Более того, она даже и словом не обмолвилась о Бейе, хотя присутствовала при открытии хранилища и знала, что тот должен был погибнуть, если бы он не сделал то, что сделал. Белль ведь знала, что для него нет ничего дороже сына, на поиски которого он потратил почти три столетия, и тем не менее осталась равнодушна к судьбе его мальчика.

«В отличии от некой блондинки, которая не побоялась обменять жизнь одного человека, на жизнь моего сына…» — ворчливо и против воли подумал он.

К тому же, несмотря на то, что она присматривала за ломбардом, Белль совершенно не заметила, что некоторые ингредиенты пропали, как и один слабенький, но все же артефакт в виде кулона, а про ленточки он даже и не вспоминал. Он даже не удержался и от души посмеялся, поняв, что Спасительница не только вскрыла его ломбард, но и порядком обшарила.

Дерзкая девчонка.

Легкий аромат духов которой, до сих пор витал в воздухе задней комнаты. Нежный аромат цветов с легкой ноткой корицы, грозы и того, что он мог охарактеризовать только, как волшебство. Невероятное сочетание, но весьма приятное, и к тому же странно… знакомое. Будто он уже ощущал этот чудесный запах. До того, как он встретил Эмму Свон, а точнее эту «новую» версию ее.

В один из вечеров он сам не понял, как оказался на вечеринке, посвященной рождению нового принца. Хотя нет, он знал, как там оказался. Невыносимо укоризненный взгляд Белль и страстное желание избежать очередной нотации, привели его сюда. И вот, Румпельштильцхен уже с час сидел за столиком в закусочной, неподалеку от двери, наблюдая за этим праздником жизни.

Прекрасные не отводили влюбленных взглядов от свертка в своих объятиях. Бей и Генри о чем-то шушукались и смеялись за барной стойкой. Реджина, кажись, наконец отпускала воспоминания о своем бесценном конюхе и вовсю флиртовала с Робином Гудом, который, благодаря Зелене, теперь тоже ошивался здесь. Остальные тоже были в разном состоянии веселости, кроме притаившейся в темном углу Эммы Свон, о которой вновь забыли собственные родители. С тех пор, как он пришел и впервые ее заметил, мрачно сидящую в углу и смотрящую в свой бокал, с чем-то явно спиртным, колдун понял, что он, кажется, в принципе единственный, кто ее заметил. Прекрасные за все это время ни разу, даже взглядом, не попытались найти дочь, полностью увлеченные своим новым ребенком.

«И они еще удивляются, почему дочь на них сердится…» — подумал Румпельштильцхен и постарался не вспоминать о том, как он вел себя с Бейем, когда приключилась вся эта история с Лейси.

Тут блондинка резко опрокинула в себя содержимое бокала и выскользнула из закусочной, все так же незамеченная никем из присутствующих. Он проводил ее взглядом, и прикончив содержимое собственного стакана, вышел вслед за ней.

На улице Румпельштильцхен сделал глубокий вдох прохладного вечернего воздуха и стал оглядываться в поисках Спасительницы. Сначала он подумал, что та просто куда-то перенеслась, потому что на первый взгляд, ее во дворике закусочной не обнаружилось. Но потом, он совершенно случайно заметил на миг мелькнувшую между забором белокурую гриву и понял, что та никуда не делась. Он медленно прошел по дорожке, и чем ближе подходил к забору, тем отчетливее ему были слышны тихие всхлипы. Такие глухие и отчаянные, какие издают лишь забитые и покинутые всеми дети, которые боятся, что их может услышать обидчик и причинить еще больше боли. Даже черное сердце Румпельштильцхена дрогнуло от этих душераздирающих звуков. Наконец, он подошел к забору и как можно тише вышел на тротуар.

Эмма сидела на асфальте, прислонившись к забору по ту сторону от закусочной, прямо напротив пустынной дороги. Она обнимала колени руками, и уткнувшись в них лицом, прикрытым золотистым водопадом волос, еле слышно плакала, едва заметно при этом вздрагивая. Его сердце вновь сжалось и сделав пару шагов вперед, он присел рядом с ней. Эмма тут же застыла. Она слегка приподняла голову и хрипло сказала:

— Уходи. Белль тебя наверное там заждалась.

Румпельштильцхен только вздохнул, понимая, что язвительность — это ее способ защититься от окружающей среды и людей, в ней живущих.

— Ничего, подождет, — спокойно сказал он и иронично добавил: — Она сегодня без шпилек, я могу и отдохнуть.

Вообще-то, его весьма задело то, что Эмма считала, что он — подкаблучник, который безропотно слушает Белль, но именно это ее колкое замечание помогло ему приглядеться и с нарастающим ужасом понять, что, возможно, со стороны так могло и показаться. И он все больше стал осознавать, что с Белль ему становилось все тяжелее и тяжелее, к тому же… К тому же, Румпельштильцхен стал ощущать, что с Белль ему не по пути. Ему не нравились эти новые, неизвестно откуда взявшиеся, чувства, которые рушили все его планы, обесценивали все те страдания и боль, которые он нес в своей душе три десятилетия, а так же лишали, как он думал, Истинной любви. Но чем больше он размышлял, тем больше понимал, что Истинная любовь не должна быть такой. Болезненной и мучительной. Стоит только посмотреть на Прекрасных, чтобы понять, что то, что было между ним и Белль, было отнюдь не настоящей любовью, да и не любовью вовсе, а какой-то созависимой связью. Но расстаться с убеждениями, в которые верил не один десяток лет, было довольно трудно и, пока, он этого, по крайней мере, полностью, так и не смог сделать.

Эмма вдруг фыркнула.

— Поздравляю. То-то я смотрю, сегодня ты дышишь полной грудью, — вредно сказала она все еще сиплым голосом.

Румпельштильцхен издал тихий смешок, но потом посерьезнел и твердо спросил:

— Почему ты плачешь?

Блондинка пару минут помолчала, а потом задрожавшим голосом сказала:

— Знаешь, когда-то я думала, что жизнь дерьмо, только в детстве… Я думала, что когда вырасту станет легче… Но чем старше я становилась, тем отчетливее понимала, что легче не становится, а дерьма становится лишь все больше… И так было в обеих жизнях…

— В обеих? — тихо спросил Румпельштильцхен, боясь спугнуть момент откровенности Спасительницы.

— Нда, — проворчала Эмма, слишком изнуренная, чтобы врать. — Пока мы жили в Нью-Йорке, я, так сказать, слилась душою и разумом с одной ведьмой из другого мира, которая погибла в результате своего же эксперимента. Дура. Несмотря на это, я все же осталась скорее Эммой, чем той женщиной, хотя и приобрела ее память, знания…

— И характер, как я понимаю, — еле слышно выдохнул Румпельштильцхен, не желая ее перебивать.

Эмма его проигнорировала и продолжила:

— Короче, ей, как и мне, то есть, теперь уже нам, не очень-то повезло в жизни: родители, те первые, так сказать, героические идиоты, которые благородно погибли «ради высшего блага» еще в первый год жизни меня той, другой, родственники последующие десять лет издевались, похлеще чем в приюте, потом была школа, где только ленивый не пытался прикончить, и как апофеоз — война. Благодаря дурацкому пророчеству, где упоминалось, что врага смогу победить только я, все взрослые подняли лапки и притворились опоссумами, ожидая, пока семнадцатилетняя девочка, в одиночку, их всех спасет!.. Твари! А когда все кончилось, и кончилось каким-то чудом удачно, выяснилось, что героиня мертвая лучше, чем живая!.. Героиня, чье наследство, а оно было немалое, уже поделили якобы верные товарищи, мудрый наставник, который, вроде как, был мертв, и который с самого начала лепил свою пешку, чтобы потом ей пожертвовать, и не рассчитывал, что пешка окажется столь живучей… Предатели! — тут она всхлипнула, но продолжила: — Я всего лишилась из-за него… Детства, семьи, веры в хоть что-то хорошее… Детей… Хреновое детство, наполненное голодом и побоями, в комплекте с ранениями и проклятиями, напрочь лишило этого… шанса, обрести хоть одного человека, который бы любил… Любил просто так. Ни за что… А потом случилось это… К счастью, все те воспоминания, о той, другой жизни, по большей части потеряли эмоциональную составляющую… Став, как знакомая книга… Знаешь сюжет наизусть, но это все же книжка… Но порой воспоминания все же оживают и довольно ярко… Радует только то, что я хотя бы не теряюсь… И все равно продолжаю осознавать себя, как Эмма Свон, хоть и с двумя наборами памяти. Иначе, я давно уже сошла бы с ума… Боже… Это даже звучит по безумному!.. Но кое-что в этих жизнях схоже… Особенно то, что мы обе сироты, я — сирота. Вечная. Что с мертвыми родителями, что с… этими. Одно счастье — здесь есть Генри… Ребенок, о котором я могла только мечтать… Почему я его отдала?!… Но все же мертвые, по крайней мере, не причиняют боли, а эти очаровательные люди, будто не понимают, что своими фонтанирующими любовью взглядами, которыми они смотрят на своего нового, не порченного, чистого ребенка, всаживают мне по самую рукоять в сердце ржавый нож, а прося любить его, проворачивают его с редким садизмом… Я так устала и мне так больно… За что судьба меня так ненавидит?..

Под конец речи она вновь разразилась этими мучительными рыданиями, которые сотрясали ее, когда он пришел. Душа Румпельштильцхена, вторя ее рыданиям, тоже стонала от боли. Ему вдруг сильно захотелось вернуться в закусочную и вырвать сердца Прекрасным, чьей великой и большой любви не хватило на собственную дочь, которая заплатила за их счастливый конец буквально… всем. Любви, которой эта глубоко несчастная женщина были лишена дважды. В этот момент он даже пожалел, что хотел узнать, что же с ней случилось и откуда у нее эти знания. Против воли у него перед глазами промелькнули воспоминания о собственном ужасном детстве. Румпельштильцхен, наверно, как никто, мог понять ее боль. Это чувство заброшенности, ненужности и полнейшего непонимания, почему с ним так поступают те, кто должен беречь и любить.

Он тяжко вздохнул и не обращая внимания на дорожную пыль, которая непременно испортит его костюм, встал на колени и притянул к себе блондинку. Эмма замерла, как пойманная пташка, но потом рвано вздохнула и, стиснув в руке лацкан его пиджака, прижалась к нему.

— Тшшш, не плачь, — ласково прошептал в ее волосы он. — Не лей слезы из-за тех, кто их не заслужил…

Дыхание Эммы немного замедлилось, а дрожь поутихла. Наконец, она немного отстранилась.

— Извиняться за порчу твоего бесценного костюма я не буду, — вредно пробурчала она.

Колдун едва заметно улыбнулся и притворно обидевшись, сказал:

— Ну, я так и знал…

Блондинка смущенно подняла глаза, и он замер. Их лица были буквально в сантиметре друг от друга, и ему неопределимо захотелось поцеловать ее, но когда их губы были буквально в миллиметре, внезапно в тишине раздался голос.

— Румпель?.. — окликнула Белль, выйдя из закусочной.

Он глухо зарычал, а Эмма горько усмехнулась и тихо сказала:

— Беги-ка ты к своей принцессе, и спасибо за утешение.

И прежде, чем он успел что-либо еще сказать, она исчезла прямо из его объятий.

Когда Белль нарушила трогательный момент между ними, Эмма тут же перенеслась подальше от… всего этого.

Мерлин! Они ведь чуть не поцеловались!

Как ни странно, ей было жутко обидно, что этого не произошло. Почему-то Эмма была уверена, что он хорошо целуется. Боже мой! О чем она думает?! Это же Румпельштильцхен! Дед ее сына! И довольно интересный мужчина… Черт! Кажись, она совсем стала сходить с ума от одиночества, хотя раньше такой фигней не страдала. Или просто в этом городе витало в воздухе слишком много любви, что даже она затосковала по мужскому вниманию… Да хоть по чьему-либо вниманию. Как бы это было не смешно, ее даже пират оставил в покое. Казалось, в Сторибруке вообще все резко забыли о ее существовании.

«Кроме Темного», — подумала она и в очередной раз поразилась, как ей вообще в голову пришла мысль: открыть свой большой рот и все ему выложить.

Идиотка.

Эмма тряхнула головой и решила больше не заниматься подобной чушью. Она и любовь? Да, ха-ха, три раза! Это смешно, как и идея о том, что между ней и Румпельштильцхеном может что-то быть. У него уже есть своя сказка и своя принцесса, своя Истинная любовь, и Эмме там нет места.

Как и везде.

Стерев остатки слез, и немного встряхнувшись, она поняла, что оказалась неподалеку от места, где Зелена пыталась нашаманить какой-то ритуал. Эмма с неудовольствием поняла, что так и не проверила все там. Мало ли, с чем эта зеленая истеричка собиралась заниматься колдунством. Вдруг, какие-нибудь ингредиенты сами по себе опасны и могут, скажем, взорваться и разнести тут все? А она за своими страданиями и забыла убедиться в том, чтобы все нужно там обезвредить и уничтожить.

«Все! Отставить истерики и депрессии!» — твердо сказала она себе и решительно собралась. Эмма вскинула голову и пошла в сарай.

К счастью, судя по всему, с ее разборок с Зеленкой, здесь больше никто не шарахался. Спасибо, за маленькие благословения! Но прежде, чем Эмма успела пройти глубже в сарай и осмотреться, ее вдруг кто-то дернул за плечо и прижал к косяку.

— Какого!.. — возмущенно начала она и хотела было ударить обидчика, или превратить его во что мерзкое, но неожиданно узнав нападавшего, Эмма лишь шокировано выдохнула: — Арчи!.. Что ты!..

Но обычно спокойный и понимающий психотерапевт, единственный на весь Сторибрук, с сумасшедшим блеском в глазах, язвительно и с отчетливым британским акцентом, которого у него прежде определенно не было, воскликнул:

— Не угадала… Поттер!

Внутри у Эммы все оборвалось. В этом мире она никому и никогда не называла эту фамилию, как и не записывала, да черт, она даже старалась не думать о ней. Так как Арчи узнал?.. Или он не Арчи?.

— Ты кто такой? — прошипела она и попыталась вырваться из захвата. Но мужчина или тот, кем он был одержим, а в этом Эмма уже почти не сомневалась, был силен и непреклонен.

Мужчина на миг дернулся, будто от судороги, отчего его очки съехали на бок, а потом он прорычал:

— А ты меня не узнаешь? Ай-яй-яй! Не стыдно не узнавать старых друзей?.. — тут он скривился и театрально начал передразнивать, судя по всему, себя же: — «О, Гарри, только ты можешь пройти дальше, ни я, ни Гермиона, а только ты!..»

Эмма вздрогнула. Несмотря на годы, она прекрасно помнила, кто говорил эти слова.

— Рон?! — изумленно сказала она, не веря, что именно этот крендель был ее призраком из прошлого. — Уизли, ты же сдох!..

Да не просто сдох, он покончил с собой. Через несколько лет после войны Уизли и Грейнджер поженились, а годиков еще, кажется, через пять, когда слава героя войны окончательно оставила рыжего, а из Аврората это недоразумение выгнали, он стал тем еще алконавтом и стал частенько поколачивать женушку. Ей об этом Малфой рассказал, сама-то она даже не интересовалась, как эти жалкие крысы живут. К несчастью для рыжего, женился он на зазнайке в маггловском мире, и в суд бывшая Грейнджер тоже подала там. Маггловская система правосудия — это вам не магическая, где до сих пор властвуют законы, по которым жены чуть ли не имущество мужей, поэтому тяжбы хоть и были долгими, но закончились тем, что Уизла посадили в тюрьму. Маггловскую, естественно. К тому моменту, от рыжего семейства почти никого не осталась: старшие умерли, Чарли свалил в Румынию, Билл во Францию, Джордж повесился в своем магазине в первую же годовщину войны, а Джинни свалила из Англии в поисках лучшей жизни, да так и пропала. Деньги, которые тот получил в качестве компенсации за участие в войне, тоже рыжик давно пропил, поэтому за свободу Ронникуса бороться было попросту некому, да и не за что. Вот и загремел ее «бывший» друг в места не столь отдаленные, без магии, без семьи и друзей, где и вскрыл себе вены, незадолго до того, как она сама попала сюда.

— Да, а теперь сдохнешь ты!.. — психованно крикнул он и попытался ее ударить.

Эмма увернулась и отскочила от него.

— Чего ради?.. — крикнула она и кинула в него огненный шар.

Тот увернулся и заорал:

— Если бы ты вовремя умерла, моя жизнь была другой!..

Блондинка аж открыла рот от такой наглости.

— Да, ты чай не охренел, рыжая чудила?! — воскликнула она, вдруг жалея, что все же не ворвалась в те далекие времена в кабинет директора и сразу всех тех предателей не поубивала. — Ты семь лет притворялся, что ты мой друг, как и вся твоя семейка. Улыбались, а сами планировали куда мои денежки потратить. Только и ждали, пока я сдохну!..

Она попыталась откинуть его в сторону, но эта свинота оказалась чертовски проворной, и увернувшись от заклятия, согнул ноги в коленях и с криком умирающего кабана, побежал на нее головой вперед.

— Едрена мандрагора!.. — выдавила Эмма, когда от неожиданного удара в живот рыжей тыквой упала на пол. Но почти сразу пришла в себя и вовремя успела перехватить руку с зажатым в ней ножом. Она застонала и приложила все силы, чтобы удержать ее. Рыжий запыхтел, но нож не выпустил.

— Ты не представляешь скольких усилий мне это стоило!.. — сквозь зубы сказал рыжий. — Меня каждый раз выворачивало, когда приходилось с тобой общаться!..

— Бедняга… Мне что, тебя пожалеть? — проворчала Эмма, и резко увернувшись, отпустила руку и та по инерции опустилась в пол около ее головы, а нож воткнулся в дерево. Потом она ударила его ногой и перевернувшись, встала. — Как ты вообще здесь оказался, призрак ты не доделанный?

Но Уизел только вновь дернулся, как от судороги. Эмма, увидев это, прищурилась.

«Походу, Арчи так просто не желает отдавать свою тушку!..» — подумала она, заметив, как тело психотерапевта стало дергаться, а лицо то и дело искажалось от боли. Чем-то это напомнило ей одержимого Квиррелла, что еще больше ее уверило в том, что Рональдус лишь паразит в тушке бедняги Арчи, а не полностью занявший чужое тело персонаж, изживший предыдущую душу. Но как это произошло?..

— Какая разница!.. — истерично воскликнул Ронни-мальчик, вновь восстановив хрупкий контроль над телом. — Я убью тебя! И это все что имеет значение, сука!..

Эмма поняла, что рыжий не только стал мстительным паразитом, но еще и чокнулся. Она прямо не знала, что ей делать. Убить его? Так пострадает лишь Арчи, который был единственным рыжим, который ей импонировал. Да и не заслужил этот добрый самаритянин такой участи. К тому же, убив тело, не факт, что сдохнет и этот хрен. Скорее всего он просто найдет новую тушку и, не дай Мерлин, навредит Генри, или еще кому.

Но пока она размышляла, эта ехидна внезапно напала, воспользовавшись ее отвлечением, и ударила ее ножом в живот.

«Господи, как больно-то…» — немного заторможено подумала Эмма и опустив глаза, посмотрела на вонзенный, по самую рукоять в ее уязвимую плоть, нож и стремительно расползающегося по ее голубой рубашке красное пятно. Она много раз была близка к смерти и пару раз даже умерла, но она никогда не думала, что ее земной путь будет окончательно прерван рукой одержимого психотерапевта. Одержимого Уизлом из всех людей.

— Наконец-то… — торжествующе сказал он и вынул нож, явно намереваясь еще раз ее ударить, но в этот раз Эмма была удачливее и взмахом руки отправила его в стену. Рыжий выронил нож и от удара отключился.

Но на этом силы блондинки кончились и она упала на колени, прижимая руки к животу.

«Слишком много крови…» — растерянно подумала Эмма, смотря, как из нее быстрой рекой вытекает жизненно важная влага. Перед глазами у нее все стало темнеть и двоиться, а во рту появился отвратительный привкус железа, указывающий на внутреннее кровотечение. Она так стремительно теряла связь с реальностью, что даже не заметила, как одна из рун неизвестного ритуала Зелены, который так и не был завершен, начала тускло мерцать зеленым светом из-за попавших на нее капель крови с ножа, что упал прямо на руну. А светиться начала уже не только она. Все руны стали мерцать, причем все сильнее и сильнее. Тут они одинаково вспыхнули по периметру пентаграммы, и посередине нее открылась зеленая воронка, до боли напоминавшая портал.

Наконец Эмма обратила на это внимание, а как было не обратить, когда ее стало затягивать в червоточину. От притяжения она сначала завалилась на бок, отчего болезненно застонала, но все же попыталась за что-то удержаться, хотя попытка была тщетна. И уже теряя сознание от боли и потери крови, Эмма Свон провалилась в портал и исчезла в неизвестности, напоследок подумав:

— «Как же я все-таки ненавижу рыжих!..»

* * *

Едва раненая блондинка упала в воронку, оставив за собой кровавый след, та тут же захлопнулась и исчезла, а руны на земле погасли.

В сарайчике повисла гробовая тишина.

«Как же все хорошо складывается… Еще немного и мой план начнет претворяться в жизнь», — с высоким смешком подумал шедший по лесу человек. Ну… Как человек… Таковым его можно было назвать только с натяжкой.

Он был среднего роста, его кожа была золотисто-зеленого цвета, волосы слегка вились и были длиною до плеч, а его необычные глаза, схожие с глазами рептилии, были остры, хотя и немного безумны. Почти вся одежда мужчины была сделана из кожи и его походка была пружинистая, не смотря на то, что если присмотреться можно было понять, что он уже не юноша.

Это необычное существо было известно на весь Заколдованный лес и даже за его пределами. Он был одним из самых могущественных колдунов, с которым многие отчаявшиеся души заключили сделку, имя его было длинным и заковыристым, но известное почти всем — Румпельштильцхен.

Когда-то он был простым прядильщиком, но ради своего единственного ребенка он стал тем, кто он есть сейчас — Темным, но магия, полученная им в процессе становления таковым, настолько вскружила ему голову, что он потерял своего сына и вот уже триста лет пытался его вернуть. Все это время он строил заговоры, расставлял пешек, заключал сделки, и вот наконец его план, столько лет лелеемый и тщательно выстроенный, стал воплощаться в жизнь.

Он, после долгих поисков и множества расплывчатых видений будущего, нашел ту самую пару героев, чья любовь будет одной из сильнейших на свете. Пару, которую он в каком-то смысле сам создал. Пару, что однажды станет воплощением Истинной любови и в союзе которой, придет время и появится дитя.

Его Спаситель.

Тот, что разрушит его проклятие и поможет ему найти Бейя. Но Спаситель должен для начала родиться и он постарается сделать все, чтобы его будущие родители сошлись. И первая встреча, которая не так давно состоялась и за которой он как раз сейчас и наблюдал, была довольна забавна.

Встреча принца, который пастух и вора, который являлся принцессой, хи-хи. Судьба — дама с юмором, не иначе.

Тут поток его мыслей нарушил вспыхнувший на миг зеленый свет в далеке, который почти сразу погас. Румпельштильцхен на миг замер, но существо он жутко любопытное, поэтому почти сразу возобновил шаг и направился посмотреть, что же это было. Судя по остаточным ощущениям в воздухе — это было что-то очень магическое и, как ему казалось, очень важное.

Выйдя на небольшую полянку, затерявшуюся среди деревьев-исполинов, он восхищенно застыл.

Там, на траве, лежала самая прекрасная из девушек на свете.

Ее длинные сияющие, как нити, что он прядет, волосы, как ореол лежали вокруг ее головы, ее кожа была белоснежна и даже издалека казалась мягкой на ощупь, а ее прекрасное лицо замерло в маске безмятежности. Тут он нахмурился, поняв, она была чересчур бледна, а ее алые уста были таковыми от крови. Колдун подошел ближе и увидел на траве вокруг нее кровавый багрянец, чьим источником явно была рана в ее животе.

«Кто мог ранить такое чудесное существо?» — рассеяно подумал он и после минуты раздумий вытянул руки над раной красавицы. Его золотистые руки на секунду замерцали фиолетовым светом и пятно крови на странном одеянии белокурой женщины стало уменьшаться. К его неудовольствию, чем бы ее не ранили, было, судя по всему, волшебным оружием, так как рана не желала полностью закрываться, даже с помощью его магии. Поджав губы, он наколдовал вокруг ее талии бинты, которые закрыли рану, и подхватив ее на руки, Румпельштильцхен перенесся в облаке красного дыма в свой замок, на миг поразившись своей доброте.

* * *

«Как же мне хреново…» — было первой мыслью Эммы, когда она начала приходить в себя. Хотя, сам факт того, что она еще очень даже жива, ее несказано обрадовал.

— Тише, не шевелитесь, а то потревожите швы, миледи, — ворвался в ее уши голос, поразительно похожий на… Белль?

Эмма резко распахнула глаза и тут же зажмурилась.

— Одну секунду, миледи. Я сейчас прикрою шторы, — вновь произнес голос.

Через секунду свет и правда померк, и Эмма смогла, открыв глаза, разглядеть то место, где она находилась. Это была большая комната, обставленная как экспозиция в Букингемском дворце или в одном из замков Англии. Роскошно, вычурно и очень… старинно. И чутка мрачновато. Темные каменные стены придавали общему виду довольно готичненький стиль.

«Прям как в Хогвартсе, — не в тему подумала Эмма и попыталась приподняться. Она тут же зашипела и упала обратно на подушки. — Черт! Больно».

— Миледи, вы потревожите рану… — укоризненно произнес девичий голос.

Эмма повернула голову и убедилась в правильности своей догадки. Перед ней и в правду была Белль. Только девушка выглядела не как обычно, а так… как Эмма видела ее на картинках в книге Генри, которую она перечитывала, пока ото всех пряталась в гостиничном номере. Как служанка… Румпельштильцхена. Да ну, бред. Ведь это все было в прошлом, еще до… Ритуал. Эта зеленая чушка, помнится, хотела изменить свою жизнь… Да нет! Не может этого быть!.. А если и может, то как уточнить? Как исчисляется время в местах ее рождения, Эмма понятия не имела, поэтому спрашивать, какой сейчас год, смысла не было. Хотя, если она и впрямь в прошлом и перед ней Белль, а у нее самой не просто глюки, то если логически рассудить, вспомнив информацию из книги сказок, то она была где-то за пару лет до собственного рождения. Белль, помнится, недолго пробыла в служанках у Темного и была она ею, как раз, незадолго до того, как на лес упало проклятие.

— …миледи? — кажется уже не в первый раз позвала ее Белль.

Судя по лицу девушки, не смотря на любезный тон, она была не очень-то довольна своей ролью няньки.

«И неудивительно, она же родилась принцессой», — подумала Эмма, еще раз оглядевшись, и старательно игнорируя голосок, который ехидно заметил, что она как бы тоже родилась принцессой.

— Где я? — выдала она тоном старой пьянчужки. Эмма даже поморщилась от противного звука собственного голоса. Она прокашлялась и повторила свой вопрос.

Белль немного замялась и, потеребив свой фартук, она явно боясь ее напугать, неловко ответила:

— Вы в Темном замке, миледи.

«Ну, как-то так я и думала», — мрачно подумала Эмма и застонала.

— Вам плохо? — спросила Белль, сделав к ней шаг.

— Нет, — твердо сказала Эмма, подавив начинавшуюся истерику, она все же села, игнорируя острую боль в животе и стянутость, наверное, швов. Поняв, что она одета лишь в белоснежную сорочку, она огляделась и добавила: — Здесь есть сменная одежда? Мне нужно переодеться.

Васильковые глаза Белль широко распахнулись, она испуганно огляделась, и наклонившись ближе к Эмме, прошептала:

— Нет, миледи. Хозяин сказал, чтобы вы не покидали постель.

«А хозяин, надо понимать, это Румпельштильцхен…» — подумала Эмма и вскинув голову, твердо спросила: — А еду хозяин мне приносить разрешил? А то я зверски голодна.

Белль поджала губы, но отрывисто кивнув, вышла из комнаты. Едва за ней закрылась дверь, Эмма, кряхтя и постанывая, выбралась из кровати и стала искать, что бы накинуть на себя. Она не робкий воробушек, ждать, пока колдунишка сам соизволит ее навестить, не собиралась, к тому же ей как можно скорее нужно вернуться домой. Эмма уже имела опыт путешествий во времени и не очень-то была рада тому, что его придется повторить. Если честно, то сейчас ей не хотелось видеть Румпельштильцхена, даже не смотря на то, что он ее еще пока не знает, но придумать к кому еще она может обратиться и попросить о помощи, Эмма не могла. К тому же, судя по сказкам, в этом мире колдун выглядел совсем не так, как в мире без магии, и ей было жутко любопытно его увидеть, особенно, ей хотелось лично убедиться, что здесь он и впрямь щеголял в кожаных штанах.

Когда она впервые прочла упоминания об этом интересном факте в книге сказок, ею тут же овладело желание это увидеть воочию. Эмма даже пыталась представить это, но даже ее извращенная фантазия не помогала. Как бы то не было смешно, но это наверное была главная причина, почему она вылезла из постели, не смотря на слабость и боль.

«Вот я извращенка… Нет бы подумать о том, как вернуться домой… Но вместо этого, у меня только Румпель в коже на уме…» — со слабым смешком подумала блондинка и обнаружив халат, накинула его.

Встать, к ее неудовольствию, у Эммы вышло только с третьего раза. Но упрямства ей не занимать, поэтому с трудом она все же встала и прижав руку к животу, потихоньку погребла к выходу, придерживаясь за все подряд.

Эмма минут десять бродила по темным коридорам.

«Тьфу ты, вот поэтому замки и ненавижу!» — ворчала она, остановившись перед очередной дверью.

Ходить ей уже надоело, да и рана то и дело продолжала взрываться болью. Это мудак Уизли умудрился для ее убийства найти не просто нож, а магический, благодаря которому раны, судя по всему, просто так не затягиваются, потому что сколько она не пыталась себя исцелить — ничего не вышло, только силы зря потратила.

Эмма сердито фыркнула и распахнула дверь. Да так и замерла.

Она конечно не Грейнджер, но библиотеки очень любила. В обеих своих жизнях эти места знаний не раз становились для нее убежищем от невзгод большого мира. Правда только как Гарриет она глотала книги быстрее, чем воздух. Особенно, она любила книги по магии, а здесь, Эмма была уверена, других и не было.

Да, да, она, кажись, набрела на святая святых Румпельштильцхена, его библиотеку и лабораторию в одном флаконе.

Эмма восхищенно оглядывая многочисленные полки с книгами прошла в глубь комнаты, даже забыв для чего она вообще встала с постели. На большинстве корешков не было названия, но от книг так и веяло волшебством. Тут она подняла голову и заметила на одной из верхних полок книгу, на которой все же было название «Сказания Заколдованного леса», которая тут же ее заинтересовала.

«Неужто в сказочном мире тоже есть сказки?» — с живым интересом подумала она.

Ей жутко захотелось это выяснить и заметив специальную лестницу, она тут же подошла к ней. Подтянув эту адскую, для ее ножевого ранения, конструкцию и игнорируя боль, подгоняемая любопытством блондинка полезла наверх.

«Однажды моя эта пытливость сведет меня в могилу…» — хихикнув, подумала Эмма, продолжая упорно двигаться в сторону книги, которую возжелала прочесть. К сожалению, лестницу она поставила немного далековато от нужного фолианта и когда добралась до нужной полки, ей пришлось тянутся к книге. Швы на ее животе протестующе заныли, но она уже была так близко…

Тут внезапно ступенька под ней затрещала и сломалась, а Эмма, тихо вскрикнув, полетела вниз. Если честно, она даже толком не успела испугаться, как полет уже был окончен и Эмма оказалась в чьих-то руках.

Она против воли вскрикнула от боли, но когда наконец посмотрела на своего спасителя, то оторопела.

Ее поймал Румпельштильцхен, вот только он совершенно отличался от того запакованного в Армани загадочного мужчины, которого она знала и видела в Сторибруке. Нет, черты лица были те же, как и цвет волос, которые здесь лежали в немного небрежных волнах до плеч, но вот его кожа, она сияла золотом в свете окна, напротив которого они оказались, и даже слегка зеленоватый оттенок ее не напугал, наоборот, Эмма восхищенно рассматривала ее, испытывая странное желание коснуться. Его глаза так же были очень интересны в этом мире. Не то чтобы они не были интересны в Сторибруке. Те темно карие глаза, что как крючки для душ, заставлявшие замереть любого, кто осмелился в них посмотреть: кого-то восхищенно, кого-то в страхе, но эффект был всегда силен, никто не мог остаться равнодушным, встречаясь с ним взглядом. Карие глаза, которые в полной мере унаследовал ее сын. Но здесь… здесь они практически излучали магию. Без сомнения, он был существом не от мира сего. Они, как и его кожа, сияли золотом и зеленью, немного напоминали глаза русалок, которых она когда-то видела на дне школьного озера. Эти глаза были полны острого разума, хитрости и легкого безумия, они, казалось, видели все и всех насквозь. Внимательные и сосредоточенные на деталях, как всегда, ищущие лазейки во всем, что его окружает. Хотя сейчас они, помимо всего прочего, были немного растеряны и поражены. Будто Румпельштильцхен сам не понимал, что он здесь делает и зачем ее поймал.

Эмма умильно улыбнулась, видя эту растерянность, чувствуя странную слабость. Почему-то он вдруг ей показался таким трогательным. Она вновь обратила внимание на его глаза и не понимая, что делает, коснулась его щеки, а потом против воли тихо выдохнула:

— Какие волшебные глаза…

Румпельштильцхен вздрогнул. Но прежде чем он успел что-либо сказать, блондинка потеряла сознание.

Он был в таком замешательстве!..

После того, как он принес в свой замок эту девицу и оставил ее на попечение своей новоявленной служанки, которую он взял в уплату за одну из сделок буквально пару дней назад, он просто позорно сбежал. Наваждение, которое им овладело, когда он нашел белокурую красавицу, его слегка отпустило, и он почувствовал злость. По большей части на самого себя.

«С чего ради я вообще кинулся помогать этой бродяжке?!» — бушевал он про себя, и даже обычно успокаивающе его занятие пряжей в этот раз не помогло. Он не разговаривал и даже не видел глаз этой незнакомки, а мысли о ней выкинуть не мог, все те пару дней, которые она здесь провела без сознания. На вторую ночь он не удержался и зашел в комнату, где обитала его «гостья», чтобы убедиться, что то помутнение рассудка, которое произошло у него в лесу, было лишь миражом, но стоило ему вновь взглянуть на девушку, которая в свете луны была столь же прекрасна, как и лучах солнца, он понял, что наваждение никуда не делось. Это еще больше его разозлило и мебели в одной из комнат его замка стало меньше, а вот хлама прибавилось.

На целые сутки Румпельштильцхен покинул собственный дом, чтобы проветриться и может заключить пару сделок. Вернулся он уже куда более в спокойном расположении духа, по крайне мере, он был спокоен, пока его служанка не сообщила ему, что их гостья проснулась и… сбежала. Ну, как сбежала… Она просто наглейшим образом вломилась в его библиотеку! Но он даже не успел разразиться гневной речью, увидев ее на лестнице, прислоненный к книжному шкафу, и тянущейся к одной из книг (это с ее-то ранением!), как вдруг ступенька, на которой стояла блондинка, хрустнула и та полетела вниз.

Его сердце в этот момент непривычно дрогнуло.

Он даже сам не понял, как оказался около шкафа и как поймал девушку. Он лишь запомнил пару широких изумрудных глазищ, которые едва встретились с его глазами, тут же утянули его в свой зеленый омут. Эти очи оказались столь же красивы, что и их обладательница. К его изумлению, в глазах девицы не было не капли отвращения к его внешнему виду, как не было и ужаса, скорее они были полны удивления и необычного в его сторону… восхищения? Когда блондинка вдруг подняла руку и едва ощутимо коснулась его щеки, он ощутил, как его пробила дрожь. А уж когда она тихо сказала про его глаза, глаза, которые всех других пугали, но судя по искреннему выражению глаз и лица белокурой красавицы, она была исключением. Внезапно, ее зеленые глаза затуманились и она потеряла сознание. Ощущение чего-то горячего, неожиданно намочившего его пальцы, сразу указало ему на то, что эта странная девица таки разорвала свои швы.

Румпельштильцхен вздохнул и перенесся в спальню, из которой эта неуемная душа не так давно сбежала.

«Чувствую, я еще настрадаюсь с этой незнакомкой…»

Вот только ни он, ни Эмма, не знали, что только что прошлое подверглось первому изменению.

* * *

Блондинка вновь очнулась в музейных хоромах.

«Черт! Свалилась без сознания, как кисейная барышня…» — чертыхнулась про себя она, вспомнив последний момент перед тем, как вырубилась. Эмма, морщась, села на кровати и, судя по проблескам лунного света на полу, который пробивался сквозь не полностью задернутые тяжелые шторы, поняла, что на сказочную землю уже легла ночь. Она потихоньку встала, не желая порвать наверняка новые швы, и потопала к окну. Полностью раздвинув шторы, она на миг подумала, что вернулась в Хогвартс. Вид отсюда был весьма схож. Густые леса на мили вокруг, заснеженные горы в далеке… Красота… Одна из немногих вещей, которая ей запомнилась из школы, в хорошем смысле, это был, как раз, потрясающий вид с любой точки древнего замка…

— Опять куда-то собралась, дорогуша? — неожиданно сказал ей на ухо высокий голос, вырывая ее из мыслей о прошлом.

Эмма вздрогнула и обернулась.

К несчастью для Румпельштильцхена, он еще не знал, с кем связался и поэтому от огненного шара, полетевшего в его сторону, увернуться смог не иначе, как чудом.

— Ты что, окаянный, совсем рехнулся? — возмущенно воскликнула Эмма, невольно прижав другую руку к животу, где швы вновь заныли от ее резкого движения. — Тебе не говорили, что подкрадываться к людям, как и врываться в чужие спальни, не очень-то прилично? А вдруг я тут в неглиже щеголяла?!..

Румпельштильцхен от такой наглости даже открыл рот. На него напали и обругали в его же доме за то, что он вошел в свою же спальню! Ну, технически он вообще не спал, но не это главное!

Он обиженно фыркнул.

— Вообще-то, милочка, это мой замок, и моя спальня, — проворчал колдун, поправляя рукава своей рубашки.

Эмма фыркнула и откинула падающую ей на лицо прядь волос.

— Ты еще обидься!

Когда Румпельштильцхен и впрямь сложил руки на груди, насупившись, и слегка от нее отвернулся, Эмма на это закатила глаза.

— Какой же ты ребенок…

— Невежливо кого-либо оскорблять, не назвавшись перед этим, — проворчал Румпельштильцхен, краем глаза поглядывая на наглую девицу. А то, что она именно таковая, он все больше стал убеждаться. Хотя, его заинтриговал тот факт, что она столь хорошо колдует. И не удивительно. За последние столетия всех более или менее стоящих колдуний здесь, обучил он, а эту белокурую бестию он видит впервые. Почему-то он был уверен, что она родом из Заколдованного леса, но если это так, то почему он ни разу ее не видел?..

Тут блондинка нахмурилась. Эмма была в растерянности, что ему ответить. Назвать фальшивое имя?.. Так он скорее всего поймет, что это ложь. А назвать настоящее она не сможет в любом случае, ведь тот узнать его должен именно от ее родителей… Так что же делать?.

Румпельштильцхен, заметив заминку блондинки, подозрительно прищурился.

— Только не вздумай мне врать, дорогуша, — угрожающе сказал он, резко подойдя к ней и указав ей в лицо пальцем.

Но Эмма не та кого просто испугать. Она лишь подняла бровь и выразительно посмотрела на указующий перст.

— А то что? — вскинув подбородок, протянула она. Вообще-то глупо собачиться с единственным кто мог ей помочь, но Эмма терпеть не могла, когда ей начинали указывать или угрожать. Когда подобное все же происходило, у нее на глаза словно падала пелена, а мозг терял связь с ее ртом.

Колдун резко скривился и схватив ее за шею, прижал к стене.

— А то, — зловеще прошипел он. — Я вырву тебе сердце.

Румпельштильцхен не знал, что им двигало в этот момент.

Внезапная отчаянная потребность узнать настоящее имя его златокудрой находки или… желание напугать ее, чтобы она сбежала туда, где он ее не найдет, и перестала тревожить его черную душу. Когда он спас ее от падения и от ее последующих слов, он с большим трудом смог уйти от нее. Им овладела тревога, что его золотая птичка опять куда-то упорхнет. Но все же он ушел и почувствовал, как в нем стала закипать бессильная ярость и злость: на эту девчонку, которая одним своим присутствием что-то пробудила в нем, а своим касанием растревожила его сердце, но так же он злился на себя. Что ему в прошлом было мало боли?.. Так почему же за три сотни лет он так и не научился на своих ошибках?.. Он отчаянно не хотел думать и пытаться понять, что за чувства стали давать ростки в его темной душе. Не надо ему этой боли, особенно сейчас, когда он был столь близок к тому, чтобы найти сына. Именно поэтому он возможно попытался ее запугать. Но эта странная особа оказалась не из робкого десятка.

— Да, попробуй, — язвительно сказала Эмма, сохраняя спокойное выражение лица. Она почему-то была уверена, что настоящей боли он ей не причинит. К тому же, даже если бы колдун попытался все же вырвать ей сердце, то сильно бы удивился. Прямо как Кора.

— А ты смелая, — насмешливо сказал колдун и, скривившись, добавил: — Или глупая.

Не смотря на свой дар к ясновидению, он, как и прибытие этой занозы и ее огненный шар, не смог вовремя предвидеть колено, стремительно летящее ему в пах. Он застонал от боли и выпустил тонкую шею из своей хватки. Подобного с ним уже давненько не было. Никто в здравом уме бы не посмел его ударить в столь… уязвимое место, но эта золотоволосая ведьма явно здравомыслием не страдала.

Когда колдун со стоном упал на колени, Эмма самодовольно ухмыльнулась.

Ишь ты, пугать ее вздумал!..

Она довольно ласково для той, кто только что ударила мужчину в его достоинство, обхватила его голову и елейным голосом сказала:

— Не вздумай меня больше пугать, Румпельштильцхен. Пуганая я уже. А если и впрямь хочешь знать кто я, то нам придется заключить сделку. Ты ведь это любишь?

Колдун зло фыркнул и схватил ее за запястья. Он медленно встал и прошипел ей в лицо:

— Да чего ради, я должен с тобой хоть что-то обсуждать, ты… наглая, невыносимая, дерзкая девица?!

Под конец тон его голоса возрос на несколько октав, а его необычные глаза лихорадочно заблестели.

Эмма лишь улыбнулась.

— Да потому, златокожий ты мой, что тебе лю-бо-пы-тно, — соблазнительно протянула она и наклонилась ближе к его лицу. Эмма с мстительным удовольствием заметила, как он вздрогнул, почувствовав ее дыхание на своих губах.

Колдун, тем временем подавив неуместные реакции своего организма, с неудовольствием понял, что самоуверенная леди была права. Ему было жутко любопытно: кто она такая? К тому же, его не оставляло предчувствие, что она очень важна.

Наконец, он выпустил ее руки и фыркнув, недовольно сказал:

— Ладно. И каковы же условия, вредная ты женщина?

Блондинка просияла.

— Да очень просты. Я — имя тебе свое не скажу в любом случае, ты и сам его, когда придет время, узнаешь, но вот кое-что, что может тебя заинтересовать, сказать могу, а взамен ты поможешь мне вернуться домой. Вот так.

— «Да очень просты», — высоким издевательским голосом передразнил ее он и закатив глаза, добавил: — Так не пойдет, дорогуша.

Эмма нахмурилась.

— Ты сам не понимаешь, о чем просишь. Но чтобы немного внести ясность, я дам тебе подсказку, — раздраженно сказала она и выдохнула ему в губы: — Я из будущего.

Глаза Румпельштильцхена широко распахнулись и он неверяще прошептал:

— Невозможно. Ты врешь.

Он не верил ни единому ее слову. Такой магии не существует, он бы знал.

— Я не вру, — неожиданно мягко сказала Эмма. — Я правда из будущего. Одна чокнутая ведьма создала заклятие, которое так и не смогла использовать сама, зато я оказалась в ненужном месте в ненужное время. Я вообще поражена, как она смогла его придумать… Но, даже тупицам бывает везет.

Румпельштильцхен поджал губы. Он видел, что девушка искренне верит в то, что говорит. К тому же, трудно было забыть то количество магии, которое висело в воздухе, когда он ее нашел. Но все же…

— Даже если ты не врешь, как ты ожидаешь, что тебе, — сказал он, и театрально взмахнув руками, показал на себя, а потом продолжил: — могу помочь я? Эта область магии не в моей компетенции. Даже у меня есть пределы.

Не то, чтобы ему нравилось это признавать, но это было так. Путешествия во времени — не его конек, да и вообще ничей.

Эмма поджала губы. Она и без него это знала, но все же должна была попытаться. Ее ждет Генри, а Эмма не могла вновь оставить своего мальчика.

— Но возможно, ты знаешь что-то… Не знаю. Артефакт там или зелье, которое может мне помочь повторить то заклятие, из-за которого я здесь оказалась? — неуверенно спросила она.

В ее прошлой жизни, как артефактору, ей встречались подобные штуки. Этакие зашифрованные носители, которыми пользовались волшебники и волшебницы, которые что-то изобрели и не желали этим ни с кем делиться. Параноики, короче. Типы, наподобие Грюма, которые не хотели оставлять записей или заметок. Состряпали ритуальчик или заклятие, сами им воспользовались, а все упоминания, кроме своей памяти и таких вот сохранялок, уничтожили. Капнули своей кровушки или четко представили в голове и вуаля!

Румпельштильцхен задумчиво прищурился. Что-то подобное ему кажется встречалось, но вот вспомнить он не мог…

— Ну предположим, что я знаю где взять подобный артефакт, но…

Эмма скривилась. Ну куда же без знаменитого и могучего «но».

— …что такого ты мне можешь сообщить, чтобы я тебе помог? — ехидно спросил он, драматично пошевелив пальцами.

«Нда… Кажисть в нем издох великий актер…» — весело подумала Эмма, заметив, как он театрален. Одни взмахи руками чего стоили. Потом она вновь вернула внимание к его словам и помрачнела. Ей придется что-то ему сказать — это факт, но вот что?.. Эмма ведь не хотела одним неосторожным словом переписать прошлое. Она тяжко вздохнула и решила начать выдавать информацию маленькими порциями.

— Сначала мы должны заключить сделку, — твердо сказала Эмма. — Ты и сам должен понимать, что мое нахождение здесь — ошибка и каждое мое слово может изменить… да все.

Колдун постучал себя по подбородку, а потом насмешливо спросил:

— И что же такого в будущем может быть, что я мог бы побоятся изменить?

Эмма сердито рыкнула.

«Вот неугомонный!..»

— Бей, — сквозь зубы выдавила она, прекрасно осознавая, что упоминание о сыне — единственное, что может его удовлетворить. — Ты ведь не хочешь его потерять? Опять?..

Темный весь застыл. Казалось, он даже не дышал.

— Бей… — еле слышно вымолвил он. Потом он дернулся и возбужденно спросил: — Так значит все-таки я найду его?..

Когда блондинка ничего не сказала, он подошел ближе к ней.

— Ответь!.. — требовательно воскликнул Румпельштильцхен.

Эмма только сочувственно посмотрела на него.

— Ты же понимаешь, если я скажу, как раз этого может и не произойти?.. — тихо спросила она. Эмме искренне было жаль это ему говорить. Она видела, как его лицо на миг посветлело от новости, что однажды в будущем он все же найдет своего мальчика, но все же не могла сказать ему больше.

Колдун нахмурился, а потом печально повесил голову.

— Да… Я понимаю… — пробурчал он. К сожалению, он и впрямь понимал и не хотел рисковать возможностью вернуть сына, но это не значит, что червяк любопытства не грыз его нутро. Он еще раз вздохнул и решительно добавил: — Хорошо. Я согласен на сделку.

Блондинка лишь с облегчением выдохнула, радуясь, что удалось таки уломать этого упрямца.

Следующие пару дней ознаменовались тремя событиями.

Во-первых, Эмма после заключения сделки с Темным, тут же потребовала вернуть ей ее одежду, отчаянно желая проверить не изменилась ли книга. О, да, она временно приватизировала сборник Генри, еще когда находилась на добровольной изоляции в гостиничном номере, решив куда внимательнее и подробнее изучить фолиант, да так та и осталась у нее в кармане в уменьшенном виде. К ее радости, все сказки были все еще на месте, по крайней мере, пока. Как-то еще убедиться в том, что прошлое не изменилось, Эмма не могла, поэтому решила ориентироваться хотя бы по книжке.

Во-вторых, в Заколдованном лесу начался период каких-то прямо-таки адских дождей. Ливень зарядил на следующий день, как она очнулась, так, до сих пор, и не кончился. Что не очень-то улучшало и без того с каждым днем все более и более хреновое настроение не только Эммы, но и остальных жителей замка.

А в-третьих, Эмма с изумлением поняла, что Белль ревнует ее к Румпелю. Иначе объяснить, то холодную еду, то хмурые взгляды, или пролитый, аж три раза, на нее чай, блондинка не могла. Поняв это, она не знала смеяться ей или плакать, ведь сам Румпельштильцхен, кажется, был больше заинтересован в допытывании у нее даже малейшей информации о будущем, чем Белль, с которой, если верить сказке, у них как раз сейчас должен был начаться конфетно-букетный период. Но между тем, не просто не было искр, даже наоборот: колдун с каждым днем все более сильно раздражался от присутствия брюнетки. Стоило только вспомнить, как он ее выгнал из столовой, потому что Белль уронила тарелки. Эмме даже стало жаль ее, да и заботиться о себе она привыкла сама, но прежде, чем она успела встать, Румпельштильцхен непреклонным голосом велел ей сидеть, не забыв добавить, что с ее плохо заживающей раной лучше не наклоняться и не утруждать себя работой, которой должна заниматься служанка. То как он выделил это слово, не слышал разве что глухой, так что не удивительно, что Эмма позднее наткнулась на рыдающую девушку в одной из комнат замка.

«Вот тебе и великая история о любви…» — со вздохом подумала Эмма и с ужасом стала ждать, когда книга изменится, как и ее будущее.

И это случилось.

Черт ее дернул упомянуть о чашке!

Она ведь просто хотела согреться, выпив чаю, который в этом мире был поразительно хорош.

А вот как все было. На третий день беспрерывного дождя и никаких сдвигов в ее возвращении домой, Эмма стояла около окна в большой зале, тоскливо смотрела на катившиеся по стеклу капли и небольшими глотками пила чай. Заварник на столе был уже наполовину пуст, а книга тех самых сказаний, из-за которых она свалилась с лестницы, все так же лежала непрочитанной неподалеку от подноса.

— Грустишь, дорогуша? — тихо спросил Румпельштильцхен, появившись рядом с ней. В этот раз он появился подальше от нее, во избежание огненных шаров. К неудовольствию колдуна, печаль белокурой женщины безмерно тревожила его. Ему не нравилось — это выражения тоски на ее славном личике, которым он все чаще стал тайком любоваться.

— А чему радоваться-то? — со вздохом сказала Эмма, не отрывая взгляда от окна, за которым все так же продолжала бушевать стихия. — Чем дольше я здесь, тем больше вероятность того, что в моем времени все изменилось…

— Но не только это тебя печалит, — утвердительно сказал он, видя тоску иного рода в ее глазах, тоску по дорогим людям или… человеку. Почувствовав неуместный всплеск ревности в груди, он с трудом его все же подавил и продолжил ждать ее ответа.

Эмма наконец повернула и слегка улыбнулась.

— Моя печаль, схожа с твоей, — мягко сказала она. — Я тоже скучаю по своему ребенку.

Честно говоря, Румпельштильцхен был удивлен. Он почему-то не ожидал, что у нее может быть дитя.

— У тебя есть ребенок? — изумленно спросил он.

Блондинка прищурилась и игриво сказала:

— Я думала, мы договорились насчет вопросов.

— Я помню, — усмехнувшись сказал он, и больше ничего не сказав, тоже отвернулся к окну.

Они с минуту помолчали, смотря на грозу, разразившуюся в который раз в небе.

— Сын. У меня есть сын, — еле слышно сказала наконец Эмма, все же нарушив тишину.

Румпельштильцхен лишь понимающе посмотрел на нее, прекрасно понимая ее тоску по своему ребенку. Вдруг он встрепенулся и вернувшись к своему более привычному, слегка безумному, я, он восторженно сказал:

— Хватит грусти и печали, нам пора на бал.

Эмма аж подавилась чаем.

— К-ка-кой еще бал? — растерянно спросила она, не ожидая такой стремительной смены темы.

— С танцами, выпивкой и маленькими закусками, — игриво шевеля бровями, сказал он, наклонившись к ее лицу. — Ну же, иди приоденься, Анна.

Имя он издевательски протянул, в очередной раз указывая, как он относится к ее фальшивому прозвищу.

Эмма лишь закатила глаза.

Как-то же она должна была назваться, верно? Анна Болейн почему-то была первой кто пришел ей в голову. Видать дали о себе знать ее бывшие британские корни. Вот она и ляпнула это имя. Они оба знали, что оно ненастоящее, но истинное имя, которое он с завидной регулярностью пытался у нее выпытать, Эмма сказать ему не могла. Вот он и издевался над ней, каждый раз противно растягивая имя, которым она назвалась.

— Мне нечего надеть, — жалобно захныкала она, если честно никуда не желая выходить.

Румпельштильцхен только выразительно посмотрел на нее.

— Ладно, — сдавшись сказала она и опрокинула в себя последний глоток чая. Вдруг Эмма вскрикнула, она поднесла руку к губе и, отняв ее, увидела на пальцах кровь.

— Что случилось? — обеспокоенно спросил мужчина и сделал к ней шаг.

— Н-ничего, — сказала Эмма и посмотрела теперь уже на чашку в своих руках. — Просто чашку неудачную взяла.

И впрямь у чашки был слегка отколот край, что сначала она и не заметила.

— А ну-ка, дай-ка ее сюда, — сказал колдун и выхватил из ее рук чашку. Он хмуро посмотрел на несчастный кусок фарфора и недовольно дернув носом, сказал: 

— И что она здесь делает? Давно было пора ее выбросить.

И взмахом руки он ее заставил исчезнуть в неизвестности, а Эмма в ужасе замерла, только сейчас поняв, что эта была не просто чашка.

То был символ Истинной любви Чудовища и Красавицы.

Темного и принцессы.

Румпельштильцхена и Белль.

«Проклятие! Что же я натворила?..»

К счастью или несчастью, Румпельштильцхен не обратил внимание на ее ужас, а лишь схватил за руку, вероятно потеряв терпение и куда-то перенес в клубах бордового дыма.

— Эй! А спросить разрешения? Вдруг бы меня укачало?.. — чисто из вредности стала возмущаться Эмма и внезапно обратила внимание на легкую стянутость в ребрах и талии. Она опустила глаза и поняла, что была одета в роскошное красное платье.

Блондинка медленно подняла глаза на самодовольно ухмыляющегося Румпельштильцхена и прищурилась.

— Что? — невинно спросил он. — Не нравится?

Честно говоря, колдун и сам был поражен, какое удачное платье ему удалось наколдовать. Девушка без сомнения в нем стала еще краше. Алый цвет ей определенно шел, а низкий вырез платья открывал чудесный, по его мнению, вид на ее белоснежные ключицы и подчеркивал высокую грудь. Благодаря поднятым волосам, ее красивая шея тоже была открыта, как и часть плеч. Такая же красная, как платье, помада ей тоже весьма шла.

— Нравится, — с неохотой призналась Эмма.

Вообще-то она не любительница платьев, особенно с корсетом, особенно с ее ножевым ранением, которое еще толком не затянулось, но платье и впрямь было чудесным. Она даже зеркало наколдовала, чтобы собой полюбоваться. Но даже платье не смогло унять ее тревогу, на счет того, что она, кажись, жутко облажалась. Но думать об этом у нее не было времени, так как непоседливый Румпельштильцхен устал ее ждать, и схватив за руку, вывел из сада, в который они и перенеслись. Слава богу, дождь наконец закончился, и ее новый предмет гардероба не пострадал, пока они топали к месту назначения.

Когда она наконец увидела замок, была впечатлена, а когда увидела его внутреннее убранство даже восхищенно вздохнула. Румпельштильцхен, все это время за ней наблюдавший, довольно улыбнулся, кажется, его миссия, по выведению девушки из ее состояния тоски, шла успешно.

— Король Джордж расстарался, — шепотом сообщил он ей, наклонившись к ее уху. — Даром, что на грани разорения.

Эмма растерянно моргнула и оторвавшись от созерцания золотистых украшений, тихо уточнила:

— А старается он так потому?..

— Потому что хочет выдать своего… кхм, сына… — иронично протянул Румпельштильцхен, сделав странный упор на слове «сын». — …за дочь короля Мидаса.

Блондинка замерла, поняв только сейчас, почему ей так знакомо имя короля дающего бал. Король Джордж, та самая скотина, которая вырастила из ее дядюшки ту еще сволоту, а когда тот не столь эпично откинул свои псевдо королевские тапки, он попытался женить ее папеньку, выдав его за своего сыночка, на принцессе Абигайл аки Кэтрин в Сторибруке.

«Блин! Если этот бал посвящен помолвке, то значит мои предки впервые встретились только на днях!..» — чертыхнувшись подумала Эмма и подобралась. Не хватало еще кого-то случайно толкнуть и еще больше все испортить. Ну, или наступить на ту самую пресловутую бабочку, чей взмах крылом может снести нахер все ее будущее.

— И почему у тебя в голосе столько иронии?.. — пробормотала Эмма, быстро оглядываясь по сторонам. Она вообще-то не ждала ответа, слишком озабоченная тем, что своим присутствием на этом балу может что-то еще испортить.

Румпельштильцхен лишь закатил глаза и обхватив ее за талию, потащил в самый центр зала.

Они ведь пришли танцевать или где?..

— Ой! — пораженно воскликнула Эмма, когда он ее протащил через зал. — Ты что делаешь, златоглазый?

— Веду тебя танцевать, — весело сказал он, и когда музыка вдруг заиграла громче, а по среди зала появились пары, Румпельштильцхен взял ее руку, а другую положил ей на поясницу и притянул к себе вплотную, соблазнительно выдохнул в ее алые уста: — Танцуй.

По телу Эммы пробежала дрожь.

— Я не очень-то умею это делать, — охрипшим голосом сказала она, безотрывно глядя в его глаза. И это было правдой. Единственный бал на котором она была, это был Святочный бал, который был абсолютно отвратен.

Тем временем, колдун наклонился еще ближе к ее лицу, а его необычные глаза немного потемнели.

— Тебе и не надо. Я буду вести, — глубоким голосом сказал он.

Тут парочки вокруг них закружились в танце, и они как-то незаметно влились в ритм. Пока они танцевали, их взгляды ни разу не оторвались друг от друга, Эмма буквально чувствовала, как нарастает жар между ними.

— Ты бросил на себя иллюзию? — спросила Эмма, надеясь ослабить напряжение. — Люди вокруг не очень-то удивлены твоим своеобразным присутствием.

И впрямь, местный люд если и смотрел на Румпельштильцхена, то только исподтишка или вовсе этого не делали. Уж кого-кого, а его было трудно не заметить.

«Особенно его заметили те дамочки в углу», — недовольно подумала Эмма, вспомнила, как парочка расфуфыренных мымр откровенно пялились на его зад затянутый в кожу. Если быть честно, когда она наконец смогла узреть сие зрелище, то была впечатлена. Румпельштильцхен в коже был очень даже горяч. И каждый раз когда он не видел, Эмма позволяла себе полюбоваться и запечатлеть в памяти этот вид. Но то, что это делают еще и другие "мадамы", ей отчаянно не нравилось.

Тут колдун издал один из своих знаменитых смешков и ответил:

— Нет, конечно, — тут он нахмурился и робко спросил: — А что, тебе стыдно быть со мной?

Румпельштильцхен, если быть честным, с замиранием сердца стал ждать ее ответа. Он знал, что красотой не отличается, даже будучи человеком привлекательным не был, а что уж сейчас-то говорить…

— Нет, — без колебаний сказала Эмма. — Не стыдно. Я просто спросила. Ты, знаешь ли, не такой уж и незаметный.

Он довольно усмехнулся, внутренне облегченно выдохнув, и высокомерно сказал:

— Да, я такой. Как и моя компания.

Последнее предложение было полно возмущения. Он, к своему большому недовольству еще едва войдя в зал, заметил восхищенные и вожделеющие взгляды почти всех особей мужского пола что здесь были, направленные на его прелестную спутницу. Румпельштильцхен даже пожалел, что создал столь примечательное и открытое платье. Лучше было создать то одеяние, которое носят женщины в Аграбе. Черное платье, закрывающее все, включая голову. Чтобы никто не видел и не украл. Его рука на талии девушки рефлекторно сжалась крепче и притянул ее ближе к себе.

Эмма тихо хихикнула.

— Да ты ревнуешь? — дразняще спросила она, хотя знала, что не должна. Не должна подогревать его интерес, не должна с ним флиртовать, ей бы лучше думать, как свести его с Белль… Но… Но она ничего не могла с собой поделать. Давно мужчины не смотрели на нее так, как он.

— Еще чего, — фыркнул Румпельштильцхен, внутренне сгорая от смущения и ревности.

Наконец танец был окончен, и они отошли к столику с едой. Эмма тут же закинула в себя бокал чего-то похожего на смесь шампанского и вина. Колдун увидев, как его спутница не поморщившись, стремительно принялась после первого бокала за второй, все выше и выше поднимал брови.

— Ты решила упиться до смерти? — изумленно сказал он и перехватил ее руку, тянущуюся за третьим бокалом.

Блондинка с сожалением во взгляде проводила разносчика выпивкой. Она так-то не алкашка, и сейчас пить даже не собиралась, но сотня мыслей в голове, что она все уже испортила и могла испортить еще больше, если не свалит домой, не переставали жужжать в ее голове, отчего та уже начала болеть.

— Нет… — тихо выдохнула она и опустила плечи. Эмма посмотрела на него и грустно сказала: — Ты же понимаешь, что, чем дольше я здесь, тем хуже?

Румпельштильцхен, с чьего лица пропала вся предыдущая веселость, стиснул челюсть. Это он как раз прекрасно понимал, хотя и старался от себя всячески отодвинуть мысли об этом на задворки сознания. Она уже вторую неделю была здесь, и даже это был большой срок. Его видения будущего всегда были туманны, но не так давно он понял, что они стали и вовсе неразборчивы. Ему не хотелось в это верить, но он знал, что это из-за ее присутствия.

— Да, я понимаю, — еле слышно сказал он, но прежде чем успел добавить что-то еще, почувствовал приближение Злой Королевы. Темный поджал губы, не особо желая встречаться со своей бывшей ученицей. Он наклонился к блондинке и прошептал: — Я ненадолго отлучусь. Не попадайся ей на глаза.

И исчез.

Эмма похлопала глазами.

«Ну и что это было?»— ошалело подумала она, но тут двери зала эпично распахнулись, ударившись о стены и вошла предводительница местных БДСМ-щиков, в которой, повнимательнее приглядевшись, Эмма узнала Реджину. Ей пришлось прикрыть рот, чтобы неприлично не заржать. Она помнила этот прикид, видела его в тайном гардеробчике, который нашла в подвале.

Всю последующую речь Реджины, Эмма даже не слышала. Кажись, алкоголь таки вдарил ей в голову, потому что все, чего она хотела сделать, так это рассмеяться. Чтобы этого все же не сделать и не опозориться, она бочком, по стеночке, выбралась из зала и вышла на наблюдательную стену, откуда открылся вид на начавшийся салют, Эмма сделала пару вдохов и выдохов прохладного, после дождя воздуха и подуспокоилась.

«Истерика меня все же нагнала», — подумала она, прекрасно понимая, что не так много выпила, чтобы ее так растащило.

Немного придя в себя, Эмма вновь загрустила. И даже чудесный салют ее не радовал. Она просто хотела домой. К Генри. Тьфу ты, да даже к родителям. Вот уж, по кому она думала, что не соскучится… Но нет, именно сейчас она поняла, что именно это и чувствует.

«Если вернусь, если будет куда вернуться, обязательно извинюсь перед Мэри Маргарет, хотя бы за то, что после возвращения ребенка сама к ней так и не зашла…» — решительно подумала Эмма, сжав в руках юбку.

Она еще не готова была полностью простить родителей, но наконец была готова сделать первый шаг.

— С вами все в порядке, миледи? — вдруг произнес у нее за спиной знакомый голос.

Эмма вздрогнула и медленно обернулась. Это был Дэвид. Ее отец. Его наряд соответствовал статусу принца, в качестве которого он здесь присутствовал, но не смотря на всеобщее веселье, в его голубых глаза застыла печаль.

«Не удивительно. Его ведь заставляют жениться на нелюбимой», — с долей сочувствия подумала Эмма.

— А с вами, милорд? — участливо и вежливо спросила она, вспомнив все те уроки манер, которые в нее вдолбила Нарцисса. — Или точнее сказать, ваше высочество?

Мужчина слегка улыбнулся.

— Можно просто Джеймс, — сказал он и подошел к ней на пару шагов ближе. — А вы?..

— Анна, — представилась Эмма, надеясь, что память у ее отца не так идеальна и однажды он о ней не вспомнит, и сделала небольшой реверанс.

— Приятно познакомится, леди Анна, — по-доброму улыбнувшись, сказал «Джеймс» и встал рядом с ней.

Несколько минут они просто смотрели на фейерверки, которые продолжали вспыхивать в небе.

— Какая трата денег… — тихо выдохнул он.

Эмма закусила губу, боясь ляпнуть что-то не то, но как всегда ее рот был быстрее, чем мозг.

— Вы не фанат торжеств? — спросила она.

— Нет, — усмехнувшись, сказал мужчина. — Как по мне, то все то, что было потрачено на этот праздник, лучше бы я потратил на людские нужды.

Блондинка против воли почувствовала, как в ее груди разлилось тепло. Ее радовало то, что ее отец так заботился о других.

«А ты только и делала, что фыркала на него в последнее время…» — прошипел ее внутренний голос. Эмма опять ощутила тоску по своим родителям.

— Вы очень заботливы, — с едва заметно улыбкой сказала Эмма. — Из вас выйдет хороший король.

И это был не сарказм, как и не ложь. Если верить историям и тому, как Дэвид вел себя в Сторибруке, он и впрямь хороший лидер.

— Спасибо, миледи, — тепло сказал «Джеймс».

Тут раздался топот чьих-то ног, быстро бегущих в их сторону. Они одновременно посмотрели в сторону лестницы, ведущей сюда. Не прошло и секунды, там появилась фигура закутанная в плащ. Увидев их, фигура замерла, как и они.

— Стой-ка! — внезапно воскликнул «Джеймс». — Я тебя знаю!

— Это вряд ли, — ехидно ответил незнакомец голосом… Мэри Маргарет?!

Эмма растерянно захлопала глазами.

«Говори ли же тебе, мысли имеют свойство материализоваться! Мечтала увидеть родителей — и вот тебе, получай!» — ошарашенно думала она, наблюдая за развернувшейся сценой.

А тут было посмотреть на что.

Ее маман лихо пнула пытавшегося ее поймать принца, и схватившись за веревку, которую Эмма даже и не заметила, так же ловко спрыгнула вниз.

— Я тебя найду! — крикнул «Джеймс», посмотрев вниз на стремительно убегающую воровку. Он повернулся к Эмме, и как-то чересчур возбужденно для того, кого только что пнула девчонка, сказал: — Простите, леди Анна, но мне нужно догнать этого вора.

И с дурацкой улыбкой на лице убежал.

Эмма, проводив его взглядом, покачала головой.

«Мои родители и впрямь, та еще парочка…» — со смешком подумала она, слегка улыбнувшись.

— Надеюсь ты не расстроилась, что принц убежал? — ревниво спросил Румпельштильцхен, который успел увидеть окончание спектакля этих будущих родителей его Спасителя.

Блондинка в притворной печали вздохнула.

— Немного… Но я уже успела привыкнуть, что мои кавалеры меня бросают, — и зыркнув на него, она выразительно еще раз вздохнула и добавила: — Вот только сегодня он уже второй.

Румпельштильцхен фыркнул.

— Я не убежал. Просто не хотел встречаться с определенными людьми.

— Дай угадаю, — иронично подняв бровь сказала Эмма. — Ты не хотел встречаться с той мадам, которой для полного образа не хватало только плети?

— Оу, дорогуша, я уверен, что она у нее есть, — хихикнув, сказал он и подошел к своей спутнице ближе, любуясь, как сверкают ее зеленые глаза.

Они пару минут посмеялись и когда собрались уходить, Эмма, краем глаза, заметила какой-то блеск.

— Это еще что? — с любопытством сказала она и морщась от боли, присела. Ее рана, конечно, заживала, но все же еще оставляла желать лучшего. А сегодня она и так слишком много двигалась для той, у кого дырка в животе.

Когда Эмма нашла на каменном полу то, что ее привлекло, и подняв, поднесла к глазам, у нее изо рта вырвался вздох ужаса, а ее лицо побледнело. Ведь у нее в руках было кольцо. Но не просто кольцо, а обручальное. То самое, которое носила ее мать.

«И которое сейчас должно быть у нее», — в оцепенении думала Эмма, кристально ясно помня историю своих родителей.

Найдя кольцо, Эмма не стала говорить Румпельштильцхену, что оно означает. Она просто сказала, что оно ее и что она его уронила. Судя по его недоверчивому лицу, колдун не очень-то ей поверил.

После этого, они вернулись в замок, и Эмма отговорившись тем, что ее рана разнылась, да и их поход на бал ее утомил, ушла в отведенную ей комнату, напоследок его попросив ускорить нахождение выхода из ее ситуации и в неожиданном порыве, она даже его обняла и поцеловав в щеку, поблагодарила за чудесный вечер.

Но вернувшись в комнату, спать ложиться Эмма не торопилась. Она знала, что должна, во чтобы то не стало, нагнать мать, прежде чем та продаст драгоценности, которые украла у своего будущего супруга, не то, чтобы она об этом пока знает, троллям. Эту историю она читала раза три и знала наизусть. К счастью, в книге даже была картинка моста, так что найти место будет не трудно. Она не хотела втягивать в это Румпельштильцхена, хватит и того, что его личную историю она уже порядком подпортила. И вообще, Эмма считала, что и сама может справиться. Благо у нее была магия и она искренне надеялась вернуться до утра.

Быстренько переодевшись в одежду, в которой сюда попала, Эмма еще раз внимательно посмотрела на картинку моста троллей и зажмурившись, перенеслась туда, молясь, что нарисованной картинки хватит для того, чтобы она оказалась около реального моста, а не стала кучкой летающих, по Заколдованному лесу, атомов.

Ее не разнесло, но больно было.

Все же, переноситься в место, где никогда не был — дело рисковое, но Эмма была отчаянной дамой, так что не удивительно, что она это провернула. Правда, чутка промахнулась и неудачно приземлилась. Очень неудачно. Ну, насколько можно считать неудачно то, что она в буквальном смысле материализовалась в метрах пяти над самим мостом и тут же бодро полетела вниз. Только чудом она успела ухватиться за одну из покореженных опор моста, прежде чем ее тушка полетела навстречу пустоте внизу, которая была зловеще затянута туманом. Полная луна в небе «прекрасно» дополняла этот симпатишный антураж.

Ее рана тут же запульсировала и она буквально могла слышать, как затрещали швы. Края раны и так плохо закрывались, а теперь Эмма была уверенна, кровь вновь хлынет веселым фонтанчиком из ее брюха.

«Гребаный Уизли! — с ненавистью подумала она и пожалела, что не может его убить, по причине того, что он уже откинул тапки. — Хотя я всегда могу изгнать его из Арчи, если он уже не оставил несчастное тело бедного психотерапевта, заточить в бутылке и засунуть в микроволновку!»

Как известно, призраки и духи не очень-то дружат с электрикой и всякими излучениями, вот и заодно можно будет узнать, что конкретно с ними случается, если их поставить на разогрев в это чудо современного мира.

Вот так, черпая силы из своих мстительных мыслей, Эмма, превозмогая боль, стала пытаться выбраться отсюда. Странное скрежетание откуда-то снизу, будто кто-то с когтями ползет вверх, добавило ей необходимое ускорение, и уже через пару мгновений она перелезла через остатки перил на полуразрушенном мосту, и со вздохом рухнула на покрытую мхом каменную кладку. Со стоном, Эмма поняла, что клацание ни только не стихло, но и стремительно стало приближаться. Собрав остатки сил, она подорвалась и в темпе вальса убралась с этого проклятого моста, решив перехватить Белоснежку по дороге сюда.

Вот тут-то она и поняла загвоздку в своем плане.

Когда точно сюда явится ее маман и с какой стороны, Эмма понятия не имела. Книга сказок все-таки не путеводитель по истории Заколдованного леса, где точно и зачем шлялись те или иные персонажи там не расписано даже отдаленно, не то что поминутно. Вот например, что Белоснежка делала в замке короля Джорджа, Эмма понятия не имела. То ли это осталось «за кадром» истории, то ли она одним своим присутствием изменила историю.

Делать было нечего, пришлось окопаться в кустах неподалеку от моста, и наколдовав бинокль с ночным видением, чтобы видеть другую сторону моста, если вдруг маман объявиться все же на той стороне, Эмма, как заправский шпион, принялась ждать.

И ждать, и ждать.

«Я сейчас усну», — жалобно подумала Эмма, потирая глаза. Сидеть в засаде, когда у тебя невыносимо пульсирует и дергает рана, которая, как она и думала, вновь начала кровоточить, было ужасно.

Но тут она услышала приближающийся стук копыт лошади, пониже присев в уже родных кустах, при этом морщась от боли, Эмма увидела в далеке медленно идущую лошадь с закутанной с головы до ног Белоснежкой в седле. У женщины в руке был тусклый фонарь для того, чтобы осветить себе путь, именно так Эмма смогла опознать, что это именно ее будущая родительница, а не какой-то чужак. До самого моста, в настоящем, бандитка не поехала. Она притормозила неподалеку и стала устраивать себе ночлег, вероятно, решив встретиться с троллями на рассвете. Те дальше моста не ходили, поэтому их можно было не бояться.

Это Эмме было только на руку. Она решила дождаться, когда мать уснет, и для верности наложив уже свое фирменное заклятие сна, вернуть той кольцо.

К счастью, Белоснежка была сильно уставшей и вырубилась уже через полчаса. Эмма подождав для проформы пару минут, с кряхтением выбралась из своей засады, и предварительно кинув заклятие на маман, стала красться в ее сторону.

Впервые вблизи увидев Белоснежку в ее естественной среде обитания, Эмма даже удивилась. Она как-то привыкла к коротковолосой Мэри Маргарет, и увидев длинную буйную и черную, как смоль, гриву, ей было как-то непривычно.

«Зато, легкий макияж «в бегах ты или нет» был где надо», — с хихиканьем подумала Эмма, заметив немного подкрашенные губы матери и едва заметно блестящие веки.

Мешочек с награбленным искать долго не пришлось, и аккуратненько засунув туда кольцо, Эмма с облегчением выдохнула и вернулась в замок Темного.

Едва перенесясь в комнату, она с усталым вздохом села на кровать и посмотрела на книгу. История родителей была на месте, хотя там появился новый отрывок, увидев который, Эмма, как ребенок, восторженно вскрикнула:

— Я теперь есть в книге!

И впрямь, теперь в фолианте появилась пару новых страниц, на одной из которых была описана ее краткая беседа с отцом, ну точнее, между принцом «Джеймсом» и таинственной леди «Анной», и даже картинка того, как они стояли и смотрели салют.

— А мне взглянуть можно, дорогуша? А то мне вдруг захотелось разделить твой восторг, — внезапно протянул вредный голос от двери.

Эмма прижала к груди книгу, с обреченным выражением лица обернулась и посмотрела на стоящего неподалеку Румпельштильцхена. Тот выглядел жутко недовольно и даже сердито. Он стоял, сложив руки на груди, и выразительно стучал носком своего сапога по полу.

— Ну? Покажешь или нет? — спросил колдун, и когда блондинка продолжила молчать, он прищурился и добавил: — Может хотя бы расскажешь, где гуляла?

Он, еще когда они вернулись с бала, понял, что с блондинкой, после того, как она нашла какое-то кольцо, было не так. И пары часов не прошло, как его беспокойство выросло в десятки раз и он не удержавшись, заглянул в ее комнату, даже не побоявшись угрозы в виде огненного снаряда. Но этого бояться не пришлось, ведь в комнате никого не было! Его черное сердце чуть не остановилось, когда он понял, что его златокудрая пташка таки упорхнула. Но прежде, чем он окончательно впал в панику и сделал какую-то глупость, строптивая девица сама явилась. Облегчение было кратким и оно быстро уступило место гневу.

— Я… — протянула Эмма, покрепче прижав к себе книжку. — Короче, я должна была исправить то, что напортила, вот.

После чего, она надулась и упрямо блеснув глазищами, отвернулась, ясно показывая, что ничего больше говорить не будет.

Румпельштильцхен устало вздохнул.

«Ну вот, что ему с ней делать?»

Он пораженно осознавал, что время, когда ее придется отпустить все ближе, а ему так этого не хотелось. Подойдя ближе, колдун присел рядом с ней.

— Исправила? — спокойно спросил он. — То, что напортила?

Эмма шмыгнула носом и тихо пробурчала:

— Это исправила.

— «Это»? — заинтересованно спросил Темный и утомленно добавил: — Что еще ты, дерзкая девица, успела испортить?..

Блондинка еще больше надулась, но потом все же тихо сказала:

— Почему ты так относишься к Белль? Неужто тебе не жаль девушку?..

Колдун издал смешок.

— С чего вдруг такой вопрос? Мы вроде о другом… — тут он настороженно прищурился. — А что меня должна была волновать эта девчонка?..

То как подобралась девушка, подтвердило его догадку. Вероятно, его служанка и впрямь должна была кем-то стать для него в ее будущем.

— Ну и кем конкретно? — требовательно спросил он, полностью повернувшись к ней.

— А то ты не догадываешься, — сердито фыркнула Эмма, не желая вдаваться в подробности. Ей было неприятно говорить о том, что он любит другую. Ну, или должен был полюбить.

Темный поджал губы. Конечно он догадался, но не очень-то хотел в это верить. Да и как? Служанка совсем не трогала его сердце, к тому же он уже успел привязаться к другой…

— Ты и впрямь все испортила, — уверенно сказал он, смотря на белокурую девицу, которая в первый же миг, как он ее увидел, умудрилась пробраться ему под кожу. В несвойственном ему порыве смелости он прикоснулся к ее щеке и наклонившись, с замиранием сердца, прижался губами к ее губам. Он боялся, что она его оттолкнет, но в то же время, не простил бы себе если бы не попробовал ее уста на вкус. Румпельштильцхен не дурак и понимал, что ему придется все забыть, он уже даже, скрепя сердцем, сварил зелье забвения. Наверное, оттого и был сейчас так смел.

Эмма его не оттолкнула, хотя и знала, что должна, более того, сама углубила поцелуй. Книга выпала из ослабшей хватки и упала, в миг забытая, на пол. Поцелуй становился все жарче и глубже, а потом его и вовсе стало мало.

До рассвета еще было несколько часов и темнота, все еще укрывающая Заколдованный лес, укрыла и двух обреченных любовников, у которых, кроме этих пары часов, ничего больше и не осталось.

Эмма проснулась от настойчивого луча солнца, лезущего ей в глаза. Она поморщилась и медленно открыла глаза. Но вспомнив, что произошло не так давно, вновь их закрыла, с трудом сдержав стон. Надежды на то, что ей все приснилось у нее даже и не возникало. Отчетливое ощущение отсутствия на ней одежды, кроме бинтов, которые туго стягивали ее живот, говорило громче любых слов.

«Как же я облажалась!» — подавленно подумала она.

Нет, все то, что между ними произошло — было… потрясающе. И это мягко говоря. Не смотря на страстное начало, Румпельштильцхен оказался очень нежным и обходительным любовником, но сам факт того, что они переспали, окончательно убили все возможности того, что тот теперь сойдется с Белль, нет, конечно, ему все и так придется забыть, но это не умаляло того, что все, что будет потом, может быть для него как иллюзия. Хорошая, но все же. А Эмма не желала для него подобного. Как бы ей было неприятно, ведь он должен был быть с другой, Эмма искренне желала ему счастья. Многие считали его Чудовищем, и в чем-то он им и был, но все же она знала, что он способен на любовь, способен на заботу, как и знала, что он просто хочет получить подобное в ответ, уже одно это его делало человечным и заслуживающим любви. Воландеморт вот, вообще был не способен чувствовать что-либо, кроме ненависти и злобы, и оттого был воистину страшным и ужасным. Истинным Чудовищем. А Румпель был другим и она хотела, чтобы он нашел свою настоящую любовь. Не навязанную иллюзию.

Даже, если не с ней.

Эмме порой хотелось рыдать от несправедливости, обеих ее жизней, но в то же время она уже давно смирилась, что любовь — это не то, что она получит когда-либо. Она была солдатом, избранной, девочкой-которая-выжила, Спасителем, а теперь она надеялась и матерью, но никогда чьей-либо возлюбленной. И последнее вряд ли когда-нибудь изменится.

Наконец, она вновь открыла глаза и стала искать колдуна.

Тот, вопреки ее опасениям, не ушел, а сидел на подлокотнике кресла, которое стояло неподалеку от окна, в одних только брюках и рубашке, расстегнутой до середины груди. Румпельштильцхен тоскливо смотрел на пики горы, видимые из окна, которые сейчас ослепительно сияли белизной из-за яркого, впервые за эти дни, сияющего солнца. Он не подал виду, что понял, что она больше не спит.

Эмма пару минут смотрела, как солнце освещает его золотистую кожу, а потом неторопливо встала, закутавшись в простынь. Она подошла к нему, и заметила, что в руках он вертел странную вещь, похожую на волшебную палочку, только та была будто из черного стекла и от нее странно веяла тьмой, она нахмурилась и тихо спросила:

— Что это?

Наконец, он посмотрел на нее.

— Твой путь домой, — страдальчески скривившись, ответил Румпельштильцхен.

Он не жалел о том, что между ними произошло, но ему было нестерпимо больно. Темный отчего-то чувствовал, что именно сегодня тот день, когда она уйдет и оставит его. А палочка Темной феи — это то, что должно было ей помочь воспроизвести заклятие, которое ее сюда привело.

Эмма отчего-то не почувствовала радости от этой новости, но знала, что не должна этого ему показать. Она протянула руку и ласково прикоснулась к его щеке.

— Ты же знал, что так будет…

Он обхватил ее руку и запечатлев на ладони мягкий поцелуй, прикрыв глаза, уткнулся в нее носом. Блондинка все же не сдержала печального вздоха, наклонилась и прикоснулась губами к его макушке. На миг между ними повисла тишина.

— Мы хорошо знакомы в твоем времени? — тихо спросил он.

Эмма усмехнулась.

— Я тебе не скажу, — покачав головой, сказала она этому хитрецу.

Румпельштильцхен надулся.

— Я все равно все забуду, — проворчал он.

— И я все равно не скажу, — дразняще сказала Эмма и уже куда серьезнее добавила: — Раз уж ты об этом упомянул. Ты же понимаешь, что не только должен будешь забыть о моем присутствии, но создать себе ложные воспоминания?

Они вскользь уже говорили об этом, но ничего конкретного. Эмма знала, что он должен забыть все, что произошло, и даже предложила стереть ему память, но он сказал, что и сам с этим справится.

— Да, — хмуро сказал Темный, и вдруг обхватив ее за талию, усадил к себе на колени. Он уткнулся носом в ее шею и едва слышно добавил: — Но это не значит, что мне это нравится.

— Мне тоже, — со вздохом сказала Эмма, и сама прижалась к нему, впитывая и запоминая эти мгновения.

* * *

В конце концов, им пришлось отпустить друг друга. Эмма переоделась в свою одежду, в которой прибыла, а колдун пошел за зельем забвения.

Он, конечно, мог переместиться, но его глупое сердце так стучало и желало оттянуть момент разлуки, что он решил все сделать по старинке. Ножками дотопать. Память Белль он уже подправил, и осталось дело за малым. Осталось лишь проводить Эмму и стереть память себе. Чудесную, пусть и короткую, наполненную золотом и дерзкими изумрудными глазищами, память.

Они встретились в холле, и одарив друг друга тоскливыми взглядами, исчезли в бордовой дымке. Румпельштильцхен перенес их на поляну, где он ее и нашел тогда.

— Живописно, — не удержавшись, ляпнула Эмма, оглядываясь вокруг и желая хоть как-то нарушить возникшую тишину.

— Не так давно, здесь были вещи и покрасивее, — выразительно глядя на нее, сказал он.

Эмма даже смутилась. Комплиментов ей никогда не делали, проклятый пират не в счет. То были хамские или чересчур наглые ужимки, от которых ей хотелось ему лишь врезать. Она тяжко вздохнула и собравшись с силами, спросила:

— Ну и что мне делать с ней?

И подняла руку, в которой была зажата палочка. Румпельштильцхен, еще в замке, ее отдал блондинке, которая едва коснувшись ее, нахмурилась. Палочка буквально вибрировала от темной магии, и ей это жутко не понравилось, но выбирать не приходилось.

Колдун неожиданно обхватил ее за затылок и впился в губы горячим поцелуем, несколько мгновений они лишь отчаянно целовались, но в конце концов им пришлось разомкнуть уста, и Румпельштильцхен прислонившись к ее лбу своим лбом, хрипло сказал:

— Вспомни заклятие и как можно точнее представь, а потом взмахни палочкой.

— И все? — также хрипло спросила она.

— И все, — со смешком сказал колдун и напоследок еще раз коснувшись ее губ, с болью в голосе добавил: — Не тяни, проклятие ты мое, а то я тебя не отпущу.

Эмма кивнула и отошла от него.

— Прощай, златоглазый, — с грустной улыбкой сказала она, и отвернувшись от него, сосредоточилась. Она посекундно попыталась вспомнить, что тогда бормотала Зелена и как выглядели руны.

Не прошло и минуты, как палочка в ее руках нагрелась и засияла. Эмма привычным, за долгие годы пользования подобным артефактом, жестом взмахнула ею, и перед ней открылся знакомый зеленый портал. На полянке тут же поднялся ветер и она кинув последний взгляд на Темного, прыгнула в портал. Еще до того, как воронка закрылась, Румпельштильцхен зажмурился и опрокинул в себя содержимое флакона, который сжимал в руках.

Воронка закрылась, ветер затих, а растерянный теперь колдун огляделся. Он с непониманием смотрел по сторонам, а заметив палочку на земле, подошел и подобрал ее.

— И что я здесь делаю? — недовольно сказал он, ни к кому конкретно не обращаясь.

Румпельштильцхен совершенно не помнил, как здесь оказался, хотя и чувствовал в своем сердце странную тяжесть и боль. Он сердито фыркнул на эти нелепые чувства и драматично взмахнув рукой, перенесся в бордовой дымке в свой замок, надеясь, что его новая служанка не побила еще один сервиз.

«Ну почему мне всегда так везет?!» — несчастно думала Эмма, прячась за мусорными баками.

Нет, само перемещение прошло удачно, и она и впрямь вернулась в Сторибрук.

Вот только не в то гребаное время!

Более того, она попала в те времена, когда ее прошлое я, не обремененное апгрейдом, еще даже не разрушило чертово проклятие, а значит магии тут было тю-тю. А так, как ее местное я, не могло шаманить, она тоже осталась без волшебства, причем без всякого. Дурацкие путешествия во времени. К счастью, до этого, если верить газете «Зеркало», которою она нашла в урне, осталось еще около трех недель. Все это время, Эмма, в очередной раз вспомнив свое воровское прошлое и грабанув продуктовый, просидела в лесу, в уже родной, блин, хижине.

Эти три недели тянулись, как резина.

Вломиться без магии в ломбард Темного, она не решилась. Поэтому поиски палочки тоже пришлось отложить, да и смысл? Магии-то нет. Эмма чуть с ума не сошла, хотя все же хорошее кое-что было. Рана, наконец, зажила, оставив после себя не очень симпотный шрам, но ей к таким украшениям не привыкать, да посещение пляжа в бикини, Эмма не планирует, так что ее это особо не трогало. Но вот тоска, которая с каждым днем все больше ее сжирала, а особенно по ночам, была ужасна.

Кто бы знал, что она так соскучится по этому проклятому бесу?

Знание, что конкретно того Румпеля, который знает ее, она вообще больше никогда не увидит, ведь даже вернувшись в свое время, тот не будет ее помнить, еще больше вгоняло ее в депрессию.

Когда же фиолетовое облако, слава Моргане, пронеслось через хижину, принося с собой благословенное ощущение магии, гудящей в ее жилах, Эмма чуть не завизжала от радости, но быстро придя в себя, она удалила следы своего присутствия в домике, и быстрее Уизли, бегущего за едой (а в школьные годы тот воистину мог составить конкуренцию любым спринтерам, если несся в Большой зал, боясь не нажраться, свинота бессовестная) помчалась в ломбард, надеясь все обшарить, пока Темный будет вершить свою страшную мстю Реджине.

В ломбард Эмма вошла уже, как к себе домой. Но так как в предыдущие рейды палочек она не видела, причем никаких, поэтому пришлось в темпе вальса обшаривать все по-новой. К сожалению, этот процесс забуксовал, когда она случайно пролила на себя, какую-то гадость.

— Вот гадство! — тихо прошипела Эмма, рассматривая отвратительное фиолетовое пятно на своей майке. К ее ужасу, магией убрать его не удалось. Тут Эмма вспомнила, что в одном из шкафов видела пару запасных рубашек хозяина сего магазина. Она пару минут колебалась, но здраво рассудив, что не с пятном же ходить и уж тем более не голой, без зазрения совести увела темно-синюю шелковую рубашку.

«Ничего, не обеднеет», — подумала она, тайком наслаждаясь мягкостью и гладкостью ткани. То, что она ее взяла еще и потому что она принадлежала Румпельштильцхену, Эмма будет отрицать до конца жизни.

Когда палочку она так и не обнаружила, Эмма потихоньку стала впадать в панику. Но остановив истерику, вспомнила, что не обшарила еще тайники. Она решила начать с самого большого сейфа. Взломать его было трудно, но Эмма это сделала. Она, черт возьми, Гринготтс ограбила, который прежде никто не грабил, Волда Морда не в счет, что ей какой-то сейф? К ее облегчению, там палочка обнаружилась, и не одна. Решив не рисковать, она стянула именно черную и вовремя. Едва она закрыла тайничок, и вернула защиту на место, в главном зале раздался звон колокольчика. Эмма быстренько оттуда смылась. Но магия что-то расшалилась и она оказалась не в лесу, а как раз за теми несчастными мусорными баками!

К сожалению, едва она из-за них вылезла, начали взрываться лампы и затрещали электропровода.

«Бл*дский рейф!» — сердито подумала Эмма, и тут, словно по щелчку, это чудовище вылетело из-за угла. Она в последний момент успела прыгнуть обратно за баки. А когда Эмма во второй раз попыталась выйти из-за помоек, мимо пронеслись ее родители вместе с ней. То есть… с прошлой ее версией. Она же уже упоминала, что ненавидит путешествия во времени?

В третий раз она все же вылезла оттуда и несколько раз бросив на себя очищающее заклятие, Эмма попыталась еще раз перенестись. Она вновь чутка промахнулась, но все же оказалась в лесу.

В этот раз состряпать портал, оказалось даже легче.

Но мерлинову мать за ногу! Она опять промахнулась! Причем в этот раз было все еще хуже. Эмма оказалась в Гайд-парке. В Нью-Йорке. В период, когда Сторибрук не существовал!!!

Слава тапкам Мордреда, фирменная удача не оставила ее, и Эмма оказалась там, где ее «обновление» уже произошло, так что магия была при ней, к тому же именно сейчас ее прошлое я, вместе с Генри, колесили по Британским островам уже неделю как, поэтому столкновения можно было легко избежать, но едрёный корень, ей придется торчать здесь почти три месяца!

Делать было нечего — пришлось ждать.

Жить в квартире, которую она занимала здесь, живя с Генри, как и показываться в том районе, Эмма не могла, поэтому пришлось искать другой выход. А выход оказался прост.

Квартира Нила. Та была и далеко от ее прежнего места жительства, если что, ее никто и не узнает.

Ей свезло и здесь, эту халупу еще никто не снял, более того, Нил оказывается стал более далеко смотрящим человеком и проплатил хату на год вперед, и до конца аренды осталось как раз два месяца. Ну чуть меньше, но для Эммы и того хватит.

Чтобы вновь не сойти с ума от скуки и не погрузиться в уныние, Эмма устроилась на работу. Охотником за головами она вновь устроиться не могла, а вот флористом — запросто. Наконец-то знания о садоводстве и цветах, тщательно вдолбленные в нее теткой Петуньей и профессором Спраут, пригодились.

К удивлению Эммы, простая и монотонная работа ее успокаивала, и последующие месяцы она восприняла как отпуск. По крайней мере, это успокаивало ее днем, а вот ночью она то бродила по квартире без сна, то рыдала в подушку. Кажись, печаль-тоска, как по колдуну, которого она оставила позади, так и по родным, особенно сыну, стала расти не по дням, а по часам, так как к исходу второго месяца, Эмма вообще стала вся дерганая, и даже работа с цветами перестала ее успокаивать. Пару раз, от волнения и нервного ожидания, когда уже Сторибрук появится, ее даже вырвало, а потом еще пару раз, когда она была на пути в город.

Перемещаться Эмма туда не решилась, все еще помня свой полет мимо моста, как и запах помойки, за которой она оказалась, промахнувшись с местом назначения, когда уносила ноги из ломбарда Темного. На машине было дольше, зато безопаснее. Когда время, наконец, пришло, она не стала ждать и минуты, взяла машину напрокат и покатила в Сторибрук, предвкушая скорую встречу с сыном.

В этот раз взламывать лавку не пришлось. Эмма даже в город не заезжала, а отправилась в ту часть леса, откуда перемещалась в последний раз, надеясь, что палочку никто не нашел, включая дикую живность, которая могла принять ее за ветку, и утащить волшебный артефакт для постройки гнезда, к примеру. Когда Эмма туда добралась, уже стемнело. Пришлось порядком повозиться и полазить на карачках пол пролеска с фонариком в зубах, прежде чем она отыскала таки палочку, которую здесь по глупости оставила.

Дура.

Кто бросает артефакты, которые могут помочь вернуться в прошлое, да и скорее всего не только это, посреди проклятого леса?!

«Я, конечно», — иронично ответила сама себе Эмма, вспомнив, как она бросила Камень Воскрешения в Запретном лесу. Со стоном поднявшись с колен, Эмма выпрямилась, и потирая ноющую спину, торжествующе посмотрела на палочку в своих руках. Покрепче сжав ее в кулаке, она уже привычно воспроизвела заклятие и с молитвой всем высшим, кто ее мог слышать, что в этот раз окажется именно дома, Эмма прыгнула в материализовавшийся портал.

Эмма еще никогда не была так рада видеть рыжего человека.

Когда она рухнула на деревянный пол знакомого сарайчика, по которому была размазана ее же, так и не успевшая запечься, кровь, Эмма была в полном восторге. Она была так рада, наконец, вернуться, что была готова целовать землю.

«Больше трех месяцев… Я шлялась по прошлому больше трех месяцев!» — пораженно думала она. Но кроме этого, Эмма вдруг поняла, что вот-вот увидит сына, хотя раздавшийся неподалеку стон вырвал ее из этих счастливых мыслей.

Она повернула голову и увидела все так же валяющегося около стены Арчи, ну или его тело, который стал приходить в себя. Эмма быстро встала и на миг покачнулась. Видать, путешествия по порталам времени, не очень здоровое для организма занятие. Но она быстро встряхнулась, и вся подобравшись, стала медленно подходить к мужчине. Тот как раз поднял голову и растерянно огляделся.

— Ш-шериф? — заикаясь спросил он, увидев ее. — Ч-что я-я з-здесь делаю?

Услышав знакомые нотки неуверенности в голосе психотерапевта, который так же заикался, когда разговаривал с Руби, а главное никакого британского акцента, Эмма с облегчением выдохнула и даже обняла рыжика.

— Арчи! Ты не представляешь, как я рада тебя видеть! — восторженно сказала она.

— Я… я… — начал вновь заикаться смущенный Арчи, но Эмма, широко улыбаясь, его перебила: — Не смущайся, я и впрямь рада тебя видеть. Кстати, почему мы еще здесь? У меня там брат родился, надо нам быстрее отправиться в закусочную и поднять за это тост!

После чего, она побыстренькому утянула в конец потерянного Арчи из сарая, пока он не заметил лужу крови на полу. Если бы она не была так увлечена заговариванием зубов, то заметила бы, что кровь — не единственное, что было необычное в сарайчике. Например, изморозь и лед, которые стали стремительно покрывать помещение. Но она была так занята, что и не заметила этого.

До закусочной она не дошла, а долетела.

Уже около двери, Эмма затормозила и сделав пару вдохов и выдохов, вошла. Смех Генри, это было первое, что она услышала, да и его счастливая моська, было первым что она увидела.

— Генри… — тихо выдохнула Эмма.

Господи! Как же она соскучилась по нему!

— Мам! — воскликнул мальчик, который едва ее заметив, подбежал к ней и крепко обнял. — Я тебя уже потерял! — тут он отодвинулся настолько смог, так как хватка его родительницы стала вдруг словно стальной, и нахмурившись, добавил: — Ты ходила переодеваться? И… Твои волосы… Когда они так успели отрасти?..

И впрямь, еще час назад его мать была одета совсем по-другому, а ее золотистые волосы достигали середины спины. А теперь на ней был другой наряд, а грива была почти до поясницы.

Эмма только засмеялась и еще крепче обняла сына. Она прикрыла глаза и прижалась щекой к его макушке, грустно осознавая, что он уже почти с ней одного роста и скоро совсем перестанет нуждаться не то что в одной матери, ему будут не нужны обе. Ее на миг затопила уже привычная тоска и печаль по тому детству сына, которое она безвозвратно пропустила.

— Я по тебе соскучилась, малыш… Так сильно, — прошептала она и с великой неохотой отпустила мальчика. Эмма положила руки на плечи ребенка и искренне добавила: — Я тебя люблю, очень, очень, ты же знаешь?..

Генри, видя серьезность на лице родительницы, мягко улыбнулся.

— Конечно, мам. Я тоже тебя люблю, — тут он прищурился и игриво добавил: — И я тоже скучал, но все же… Мы виделись час назад!

— А для меня словно прошло пару месяцев, — со смешком сказала Эмма и потрепала его по макушке.

— О, боже… — вдруг выдохнул Дэвид, стоящий неподалеку. Заметив вошедшую дочь, которую уже с полчаса искал, он внезапно кое-что вспомнил. Или точнее кое-кого. Оставив недоуменную супругу, он подошел ближе к дочери и внуку, и выпрямившись с несвойственным ему официозом сказал: — Рад снова увидеть вас, леди Анна.

Эмма на секунду замерла, а потом закатив глаза, дразняще ответила:

— И я вас, принц «Джеймс».

Услышав подтверждение из уст Эммы, что тогда, на балу, была и впрямь она, Дэвид потерял челюсть.

— Н-но к-как?.. Это же…

— Невозможно? — закончила Эмма, и усмехнувшись, добавила: — Уж поверь мне. Это очень даже возможно, — и выразительно вздрогнув, произнесла: — Но повторять это вновь не буду, ни за какие коврижки.

— Повторять, что? — спросила Мэри Маргарет, подойдя к ним.

Она была так рада видеть дочь. С того раза, как произошла драка между ней и Зеленой в их квартире, Эмму она больше не видела, хотя и знала, что это именно она нашла малыша. Она так плакала в ту ночь, боясь, что потеряла еще одного ребенка, и когда Дэвид к рассвету вернул ребенка, более того, сказал что его нашла Эмма, она была вне себя от радости. Правда, когда она в ожидании прихода своего первенца посмотрела на дверь, Дэвид ей печально сообщил, что их дочь не захотела заходить к ней. В тот момент она вновь ударилась в слезы. Белоснежка, с невыносимой болью в сердце, думала, что она все же проклята, так как рождение обоих ее детей было отнюдь не радостным событием. Боже… Она так устала от раздора в их семье… Почему они все должны ссориться? Она просто хотела, чтобы оба ее ребенка, как и внук, были рядом с ней, вот и все! Неужто так много просила?..

— Здравствуй, — тихо сказала Эмма, и немного помявшись, добавила:

— Мам.

Сердце Белоснежки чуть не остановилось от счастья. С тех пор, как дочь к ним вернулась, та ее больше так не называла. К тому же, впервые за это время, глаза, так похожие на ее собственные, смотрели на нее без холода и без обещания язвительных колкостей, которыми ее дочь стала фонтанировать в последнее время. Она всхлипнула и передав сына мужу, притянула дочь в объятия. Первые, с самого Неверленда. К облегчению Белоснежки, Эмма не оттолкнула ее, а просто обняла в ответ.

* * *

К счастью Эммы все нежности были не долгими. Она — человек к ним не привыкший, и слишком долгие обнимашки, слезы и слюни, вызывали у нее чувство неловкости.

Потом, ее родители гордо всем сообщили, оказывается ждали только ее, что их сына — нового принца, зовут Лео, в честь дедушки.

Были еще тосты за здоровье ребенка и прочие. Пока никто не видел, Эмма несколько раз тайком огляделась, ища Румпельштильцхена, но так его и не нашла. Как и Белль. Мысль, что те вместе ушли и то, что чем они могли сейчас заниматься, вызвала у нее очередной приступ тошноты. В конце концов, Генри устал, как и ее новоявленный брат, поэтому все потихоньку разошлись. Эмма даже согласилась переночевать в квартире родителей вместе с Генри, так как Мэри Маргарет выразила страстное желание, чтобы вся ее семья была сегодня с ней.

На удивление спала она в ту ночь просто отлично. Мелкий оказался спокойным ребетенком и никого не тревожил всю ночь. Вот только никто из них пока еще не знал, что спокойно было не всем.

Например, в истерике билась неизвестная блондинка в голубом, непонимающая, как она здесь оказалась и не контролируя себя, замораживала все подряд.

Неспокойно было и Белль, которая чувствовала, как ее возлюбленный отделяется от нее. С тех пор, как он смог каким-то образом вновь завладеть своим кинжалом и нашел способ разделить себя и сына, не убивая последнего, Румпель даже целовать ее лишний раз не торопился, не кидал более на нее нежных взглядов, не касался ее… а ведь когда-то он смотрел на нее так, словно она — целый мир. Стыдно признаться, но она стала ревновать его к Бейю, его сыну, и даже к юному Генри. Белль не дура, она прекрасно видела, что им он улыбался куда искреннее и легче, чем ей. Мысль, что она больше не была самым главным человеком в его жизни, была довольно… угнетающей. Она как-то привыкла, что чтобы не сказала ему или не сделала, Румпель все равно ставил именно ее на первое место. Даже перед собственной плотью и кровью. А теперь… Теперь было все наоборот. А на втором месте быть было… непривычно. Эти мысли не переставали ее мучить и не давали уснуть.

А вот сам Румпельштильцхен, конкретно в этот момент, когда все спали или мучились от мыслей, заперся в своем кабинете и пил. Он хотел на миг забыть о том, во что превратилась его жизнь, а еще он отчаянно хотел вернуться в хижину, в тот вечер, когда он, Бей, Генри и Эмма, все вместе были там. Колдун с печалью понял, что до тех пор, пока Прекрасный не дозвонился до своей дочери, именно те моменты были самыми счастливыми в его жизни за очень очень долгое время. А еще его мучило чувство неудовлетворения и сожаления, ведь ему так и не удалось украсть поцелуй у Эммы Свон. Он предчувствовал, что эти два чувства теперь будут только расти… Как это не удивительно, мыслей о Белль, спящей наверху, в ту ночь в его голове даже не возникали.

«Поспала ночь хорошо? Ну и хватит с тебя», — мрачно думала Эмма, убегая от гигантского снеговика с зубами.

Утром, под аккомпанемент детских криков, она только чудом успела домчаться до ванной, где ее бодро вывернуло наизнанку. Хотя ведь знала вчера, что третий кусок торта был лишним, но черт ее дернул его сожрать… Но это было не самым худшим.

Теперь, когда угроза над городом в виде Зелены, больше не висела, а память ко всем вернулась, Эмме пришлось вернуться к обязанностям шерифа. Переезд обратно в этот городишко она хотела оттянуть, но прогулявшись в прошлое, передумала и решила все же пустить корни здесь. Следовательно, к работе тоже пришлось вернуться, не то чтобы Эмма была против. Сидеть без дела было для нее равносильно самоубийству, поэтому ей это было даже в радость. Вот только она надеялась, что успеет немного обратно, так сказать, влиться в когда-то привычную колею, а не в первый же полноценный рабочий день улепетывать от зубастика из снега размером с многоэтажку!

Откуда это чудо взялось, никто не знал.

Им просто позвонили в участок и сообщили, что на одной из улиц бушует «нечто». Когда они с Дэвидом туда притащились — это конечно было последнее, что они ожидали найти. Хотя Эмма догадывалась, чьих это рук дело. Пока они прыгали, как горные козы, от этого «красавчика», она успела заметить выглядывающую из-за угла перепуганную блондинку, около ног которой образовался лед. Но прежде, чем Эмма успела ее нагнать, Дэвид от одного из ударов монстра отправился в полет и она отвлеклась, чтобы смягчить удар папани.

Монстра, в конце концов, она расплавила нафиг, а вот девчонку так и не нашла.

— Эмма, ты уверена, что сможешь это съесть? — удивленно спросила Мэри Маргарет.

Она была так рада, что помирилась с дочерью, которая сама позвала ее перекусить в закусочную. Они даже немного поболтали, пока ждали свой заказ. Когда дочь ей рассказала, что оказывается вчера ее здесь не было не час, а больше трех месяцев, которые та провела, прыгая по прошлому, она чуть не поседела. Но вот заказ принесли и они должны были приступить, но увидев порцию дочери, бровь Мэри Маргарет потерялась в волосах.

— А что? — непонимающе спросила Эмма, и пожав плечами, добавила: — Я голодная.

После чего, макнула один из ломтиков фри, который достала из большой кучи подобной жирной бомбы, в черничное варенье и положив его в шоколадный блинчик, с аппетитом стала есть.

Вообще-то, после того, как она «приобрела» кулинарный талант, Эмма перестала питаться в подобных заведениях, особенно фастфудом, но сегодня, после всей этой беготни, ей так захотелось сожрать все то, что было перед ней, что она забыла об этом.

— Ясно, — пробормотала Мэри Маргарет, покачивая маленького Лео и с изумлением смотря на дочь. Она сама, даже во время беременности, в обоих случаях, такой гадостью не питалась. Ну, да ладно, у Эммы за последнее время было столько стресса, что, возможно, это нормально.

— Ну, так что там с выборами? — сменила тему Эмма, закидывая в рот очередную фришку в варенье.

Мэри Маргарет застонала. Это была ее новая головная боль. Реджина, кажется, совсем ударилась в романтику, и даже повысившееся доверие со стороны граждан к ее персоне, не смогло ее вернуть в русло. Ну, точнее в кресло мэра. Бывшая Злая Королева решила взять отпуск, возможно даже бессрочный, и теперь все время проводила в лагере за городом с Робином Гудом и его маленьким сыном. Нет, Снежка была рада, что ее мачеха наконец-то нашла свою любовь, но мэром сама, когда у нее едва сын родился, а дочь начала с ней нормально разговаривать, становиться не хотела, но народ решил по другому.

— Я — новый мэр, — убитым голосом сказала Мэри Маргарет.

У нее настолько был несчастный вид, что Эмма не удержалась и засмеялась.

— Не смешно, — надувшись, сказала Мэри Маргарет. Тут малыш чихнул и Эмма хитро прищурившись, с улыбкой сказала: — Видишь? Даже этот маленький кабачок со мной согласен.

Мэри Маргарет закатила глаза.

— Прекрати называть брата «кабачком», — укоризненно сказала она.

— Он овальненький, пухленький и периодически пахнет так же, как тот неудачник, который мог бы додумать поесть этот чудесный овощ, — сказала Эмма, дожевывая блинчик. — Так что — да. Он — кабачок.

— Будь у тебя малыш, ты бы так не говорила, — хмуро сказала Мэри Маргарет и в ужасе умолкла. Она не хотела этого говорить, зная, как дочь себя корит, что отдала Генри, но это как-то само вырвалось.

Эмма бросила картошку обратно в тарелку услышав слова матери, внезапно потеряв аппетит.

Тема детей всегда было ее больным местом, особенно после слияния. Как Гарриет, она очень хотела ребенка и была достаточно богата, чтобы дать малышу все, что угодно, но к сожалению родить не могла. Она даже по врачам ходила, хотела родить от донора для себя, ходила как к колдомедикам, так и к маггловским докторам, но все было одно. Она — бесплодна, как пустыня Сахара. Голодное детство и ее отбитое везде, где только можно и нельзя, тело было не способно не только выносить, даже зачать. Это наверное была одной из главных причин, почему она стала затворницей. А вот как Эмма, она родить смогла, вот только дать ребенку в тот момент, ничего не могла. И скрепя сердцем отдала сына.

Вот такой вот парадокс.

Мэри Маргарет и представить себе не может, как она ей завидует. Эмма бы все что угодно отдала, чтобы у нее появился вот такой вот «кабачок», но тут хоть и могла родить еще раз… Но от кого?… В этот раз от чужака ребенка она не хотела, особенно, если учесть то, что уже который месяц в подушку рыдает, вспоминая одного колдунишку, в чьих объятиях провела три чудесных часа перед тем, как его оставить…

— Эмма… Прости… — выдохнула Мэри Маргарет, видя, как потухли глаза дочери.

— Ничего, — сказала она, и взяв ключи от машины со стола добавила: — Мне пора.

— Эмма!.. — крикнула ей вслед мать, но она ее уже не слушала.

* * *

Ночевала Эмма в участке.

Ключи от номера в гостинице она уже сдала, поддавшись уговорам, что ее комната свободна, а Лео достаточно маленький, что ему хватит и колыбельки.

Дурилка.

После неприятного инцидента в закусочной, она не хотела домой, к тому же Генри сегодня был на мальчишнике с отцом. Они тусовались в лагере Гуда, поэтому дома ее ждала бы наверняка родительская лекция или беседа по душам. А ни того, ни другого, Эмма слушать не хотела.

Вот и прикорнула на диванчике.

Когда она проснулась, то первое что почувствовала, так это тепло, а второе, что из окна еще не бьет свет, что означает еще ночь.

«Ну и нахрена я проснулась?» — сонно подумала Эмма и поглубже зарылась в мягкое уютное одеяльце.

Стоп!

Какое еще одеяльце? Она ведь уснула без одеяла вообще!.. Тут, помимо этого, Эмма почувствовала, как на нее кто-то смотрит. От чего ей этот пристальный взгляд показался знакомым.

— Вы закончили притворяться, что спите или дальше будете ломать комедию, шериф? — протянул знакомый вреднючий голос, от которого ее глупое сердце забилось быстрее и отнюдь не от страха.

Эмма приоткрыла один глаз и тут же увидела наглую морду владельца этого голоса, с этим специфическим акцентом. Румпельштильцхен сидел на стуле, прямо напротив нее, расслабленно сложив руки перед собой.

— Что вы здесь делаете?.. — проворчала она, отчаянно не желая покидать уютное местечко, и кинув взгляд на часы, которые висели у него за спиной, со стоном закончила: — В три часа ночи?

Он ухмыльнулся и сказал:

— Я думал шерифы работают круглосуточно? Судя по тому, что вы здесь…

Эмма фыркнула и вредно буркнула:

— Ну, я здесь. Чего надо-то?

Этот гад ухмыльнулся еще шире и ехидно сказал:

— Хотел подать заявление о краже.

Его ухмылка, как и озорной блеск в глазах, ох как ей не понравился, но в то же время, глубоко в душе, у нее все взбрыкнулось от радости. Все же, что не скажи, а Эмма соскучилась по этой язве.

«Эх, дура ты, дура… Все-таки втюрилась», — несчастно подумала она. Эмма столько времени упиралась и даже мысленно не позволяла себе думать о том, что могла что-то чувствовать к этому бесу… Но что упираться-то? Ведь от правды сколько не беги, все равно догонит. Да и не меняет это ничего.

— Ну и что у тебя пропало, бес ты проклятый? — устало спросила она, даже не делая попытки встать.

— Рубашка, — прищурившись, ответил он и выразительно глянул на нее.

Эмма мысленно чертыхнулась. Она и забыла, что именно сегодня напялила ту самую, стащенную из его ломбарда, темно синюю рубашку. В те два месяца, что она прожила в Нью-Йорке, она не раз закутывалась в эту рубашку, особенно, когда ей было грустно. Это ее как-то утешало. Сегодня она тоже в нее по привычке вырядилась.

Бестолочь.

— Купи новую, — сказала Эмма, прикинувшись валенком, и сделав вид, что она не поняла намека. — В чем проблема-то?

— Та была моя любимая, — упрямо сказал Румпельштильцхен.

Вообще-то, он сюда зашел, потому что попросту сбежал из собственного дома, в котором находиться уже не мог. Казалось, Белль все больше и больше превращалась в пиявку, которая его не оставляла в покое. А сегодня она вообще пришла в его спальню в одном пеньюаре, который видать остался у нее с того периода, когда она была Лейси. Раньше у них никогда не заходило дальше поцелуев, Белль всегда вела себя как примерная девочка, которая твердо была намерена расстаться со своей невинностью только после свадьбы, и он не настаивал, уважая ее решение. Как Лейси, она, конечно, была не столь примерна и даже пыталась затащить его в койку, но тогда он не хотел пользоваться тем, что она не помнит свою истинную личность, а теперь он просто ее не хотел. Поразительно, но ее почти нагое тело ни малейшим образом его не возбудило, более того, это весьма его разочаровало и еще раз показало ему, что Белль не смотря на свои утверждения, не так уж и высокоморальна и принципиальна, как всегда пыталась его убедить. Это ее лицемерие так его разозлило, что он холодно сказав не позориться, бросил ей халат, а сам перенесся подальше, желая вновь напиться. Но прогуливаясь по ночному Сторибруку, проходя мимо участка, Румпельштильцхен увидел тусклый свет лампы в офисе шерифа, и решил зайти, надеясь поймать Эмму.

Тихо войдя внутрь, он нашел спящего шерифа на диванчике, свернувшуюся в калачик. Она была так трогательна и мила во сне, что он против воли улыбнулся. Увидев, что она слегка дрожит, колдун наколдовал одеяло и хотел укрыть, но на миг замер, так и склонившись над ней. Он с изумлением понял, что на блондинке была его рубашка. Темно синяя, та самая, что пропала из его ломбарда, из шкафа, где он хранил пару сменных костюмов и рубашек, сразу после того, как пало проклятие.

«Ах, ты воришка…», — с нежностью подумал он и наконец-то укрыл блондинку.

А вот вид Спасительницы в его одежде, как ни странно, его как раз таки возбудил, в отличии от полураздетой Белль.

Боже… Что с ним происходит, черт возьми?

Укрыв девушку, которая что-то сладко замурлыкала себе под нос, почувствовав тепло, он сел напротив нее и стал ждать пробуждение шерифа. И вот. Дождался.

— Ну и что ты от меня-то хочешь, мул упрямый? — проворчала Эмма, мило морща нос и продолжая лежать, закутавшись в одеяло. — Поди выбросил свою рубашку, а меня теперь просишь ее найти.

Румпельштильцхен поднял бровь.

— Ладно, черт с ней, — сказал он, сдавшись. К тому же, ей рубашка шла даже больше чем ему, да и вид ему нравился. — Но написать заявление я хотел не только поэтому.

— Ну и чё еще случилось? — спросила Эмма и наконец села, закутавшись в одеяло. То было такое мягкое и теплое, что она не хотела с ним расставаться.

Колдун сдержал смешок, грозивший вырваться из его рта, при виде растрепанной и укутанной по самый нос Эммы.

— У меня в ломбарде завелся воришка, — серьезно сказал он, про себя весело посмеиваясь, прекрасно зная, что вышеупомянутый сидел перед ним.

— Ужас, — совершенно не впечатлено сказала Эмма и с притворным возмущением добавила: — Кто посмел?

— Вот и я хочу узнать, шериф, — сказал он и закусил губу, чтобы не рассмеяться.

— Я этим займусь, — спокойно сказала Эмма, естественно, не собираясь ничего делать.

Она встала и хотела пройти в офис, но колдун перегородил ей дорогу.

— Точно, шериф? Я ведь могу на вас положиться? — хрипло спросил он, вплотную подойдя к блондинке.

Эмма сглотнула.

— Конечно, — сказала она, чувствуя знакомый жар между ними.

Но момент был прерван, раздавшимся в участке звонком служебного телефона Эммы.

«Дементорова мать…» — ошалело думала Эмма, смотря большими глазами на возникшую, опять-таки, ледяную стену на границе города. Это новое чудо архитектуры, которое украсило дорогу, судя по всему, тоже, как и зубастик, творение той блондинки.

— Ого, — сказал приехавший следом за ней Дэвид. Вообще-то, она ему не звонила, но диспетчер видать, оповестил и его.

— Вот-вот, — согласилась Эмма, не отрывая взгляда от глыбы льда. — Я помру, пока растоплю эту хрень. Если только не брошу в эту «гору» заклятия «Адского пламени».

Дэвид странно посмотрел на нее.

— Заклятие «Адского пламени»? — подозрительно спросил он. Дэвид до сих пор так и не узнал, когда это его дочь стала столь искусна в магии или кто ее научил. А то, что ее кто-то учил сомнений не было. Слишком уж Эмма стала уверена в использовании своих сил. А это заклятие? Одно только название ясно указывает, что оно явно не светлое… Ох, как же ему все это не нравится. Он боялся, что его дочь изучает магию, которая ее погубит.

Темную магию.

Эмма мысленно выругалась.

— Не обращай внимания, — отмахнулась она, не желая вступать в полемику. Хорошо хоть она оградила ферму, на которой обитала Зелена, щитом и пепелище, которое там осталось после последнего посещения Эммы, никто не видел. И она надеялась, что другие горожане еще не скоро это увидят. Там ведь нихрена не осталось. Ни дома, ни остальных построек, ни деревьев, ни даже травы. Сплошное выжженное поле. И таким оно будет еще долго.

— Надо как-то это убрать, — решительно сказала Эмма, и подняв руки, скомандовала отцу: — Отойди.

Дэвид нахмурился, но отошел.

Блондинка сосредоточилась и потоки огня вырвались из ее ладоней. Они ударились о стену и медленно стали ее плавить. Через пару минут, часть растаявшей глыбы вдруг обвалилась, и Эмма поняла, что эта стена полая. Беспокоясь, что внутри могла быть та самая девушка, которая еще в прошлый раз ей показалась испуганной, Эмма прекратила использовать магию, и вновь сказав Дэвиду ждать ее здесь, вошла внутрь.

— Эй! Кто-нибудь здесь есть?.. — крикнула Эмма, проходя глубже в ледяную пещеру и зябко кутаясь в куртку.

К ее изумлению, пещера оказалась весьма глубока и здесь был жуткий дубак. Ее зубы стали тихо выбивать дробь, пока она топталась по этому мини-северному полюсу. Когда она наконец вошла в довольно большой… «зал», Эмма огляделась и заметила, что за одним из ледяных сталагмитов пряталась та самая девушка, которую она видела в городе.

— Привет. Не бойся, — спокойно сказала Эмма, боясь спугнуть блондинку. — Я не собираюсь тебе навредить.

— С чего это я должна тебе верить? — вскинув голову, сказала девушка дрожащим голосом. Она явно пыталась храбриться, но выходило у нее плоховато.

— Ну, потому что, не смотря на то, что твое клыкастое творение пыталось меня убить, я все же пытаюсь тебе помочь, — сказала Эмма и подняла бровь.

Блондинка, кажется, смутилась. Она слегка вышла из своего укрытия и Эмма смогла повнимательнее рассмотреть ее. Та была примерно с ней одного роста и комплекции, ее глаза были голубыми, а волосы платинового оттенка, но вот одета была так… словно она из Заколдованного леса. Хотя… Ее вид был странно знакомый, не только поэтому.

«Ну и неудивительно, что она боится. Если она каким-то образом свалилась из другого мира сюда, причем впервые, то страх вполне естественная реакция», — подумала Эмма, вновь передернув плечами.

— Я — Эмма, а тебя как зовут? — миролюбиво спросила она.

Блондинка замялась.

— Я… Я — Эльза из Эренделла, — наконец сказала она, гордо вскинув голову.

А вот Эмма впала в осадок.

«Да, ладно!.. Не может быть», — удивленно подумала Эмма, смотря на эту мультяшку. Нет, к сказочным персонажам она уже попривыкла, к волшебным тварюшкам тоже, но вот оживший мультик видит впервые.

— А у тебя часом нет сестры по имени Анна? — спросила Эмма на всякий случай.

«Эльза» тут же вся подобралась.

— Ты знаешь мою сестру? — требовательно спросила она, с едва заметной надеждой в голосе.

— Прости, но нет, — с сожалением сказала Эмма. — Хотя, если твоя сестра была в Заколдованном лесу, то можно поискать ее в Сторибруке.

Надежда, конечно, слабая, но ей хотелось как-то утешить девушку.

— В… в Сторибруке? — неуверенно спросила Эльза.

— Да, это город, где ты сейчас находишься, — сказала Эмма, для убедительности кивнув головой.

Эльза сглотнула и сделала еще пару неуверенных шагов назад.

— Ты и впрямь поможешь мне найти сестру? — с надеждой спросила она.

— Конечно, честно скаутское, — искренне сказала Эмма и протянула ей руку. — Пошли отсюда, потому что не знаю как ты, но я жутко голодная, да и холодрыга здесь.

— Ладно, — сказала Эльза, сделав глубокий вдох и схватив Эмму за руку. — Я тебе верю.

— Чудесненько, — с улыбкой сказала Эмма и потащила мультяшку на улицу, потому что насчет холода она не врала. Ей казалось, что еще немного и она там околеет. Да и жрать, правда было охота.

* * *

При виде ожившего персонажа из мультфильма, даже сказочный персонаж ака Белоснежка, потеряла челюсть. Хотя, кто был больше удивлен: Мэри Маргарет при виде Эльзы или Эльза, вкусившая впервые в жизни бургер, было так и не понятно.

— Кхм, Эльза, верно? — сказал Дэвид. — Ты уверена, что твоя сестра была в Заколдованном лесу?

Та проглотила очередной кусок бургера и печально произнесла:

— Она отправилась в неизведанные земли, чтобы найти мага, который мог бы мне помочь… Мои родители тоже когда-то отправлялись на подобные поиски, но погибли… Возможно, тот лес, о котором вы говорите и было тем местом, куда отправилась моя сестра…

— Помочь тебе? Чем?.. — заботливо спросила Мэри Маргарет.

— С даром, полагаю, — рассеянно сказала Эмма вместо Эльзы. Она хоть и дама взрослая, но мультик смотрела. Ее больше заинтересовала фраза о том маге, которого искали ее родичи. У нее появилось странное предчувствие, что она знает кто этот «маг».

— Да, верно, — согласилась Эльза, и нахмурившись, добавила: — Но как ты узнала?

— Мультик смотрела, — все так же рассеянно ответила Эмма, ища телефон.

Эльза моргнула.

— М-муфтик? — непонимающе спросила она, смотря на всех присутствующих.

— Мультик, — поправила ее Мэри Маргарет. — Это такие движущиеся картинки в телевизоре.

Эльза еще более растерянно посмотрела на нее, потому что, что такое «телевизор» она тоже понятия не имела.

Эмма, тем временем, нашла сотовый и оставив родителей объяснять их гостье о чудесах современной технологии, вышла из квартиры. Она несколько раз набрала нужный номер, но на том конце была тишина. Блондинка чертыхнулась и перенеслась.

* * *

После того, как Румпельштильцхен ушел из участка, он решил отправиться прямиком в ломбард. Домой являться ему все так же не хотелось. К тому же, он все чаще задумывается о переезде из-за этого розового чудовища, которое ему подсунула Реджина, не иначе, как в виде мелкой мести, когда накладывала первое заклятие. Он уже давно строил другой особняк, такой, какой нравился ему, благо он все еще являлся владельцем почти всей земли в Сторибруке. В том доме было достаточно места и он в тайне надеялся, что Бей согласиться покинуть наконец гостиницу и переехать туда. Да и комната для внука там найдется, что возможно еще больше убедит Бейя все же обосноваться там. Когда-то, еще до того, как он разочаровался в Белль, а его чувства к той стремительно стали гаснуть, Румпельштильцхен хотел, чтобы тот особняк стал их домом, но теперь он хотел этого в последнюю очередь. Казалось, ее последняя выходка стала последней каплей, и он окончательно уверился, что им нужно расстаться. Даже те остатки чувств к ней, что еще тлели в его душе, погасли.

Удивительно, но факт!…

А ведь он думал, что Белль — его единственная… А теперь только и мог думать, как бы поскорее от нее отделаться. Возможно, все дело было в его черном сердце?.. Которое, к его изумлению, после того, как он провел время слившись с сыном, пока больше его не тревожило. Больше не чернело. Особенно, когда он был рядом с сыном и внуком, с ними рядом было даже легче. А еще легче было рядом с Эммой Свон. Эта невыносимая женщина бесконечно его бесила, как и притягивала. А ведь раньше такого не было… Эх…

Так, за своими мрачными мыслями, он и не заметил, что больше не один.

— Румпель… — робко позвала его вошедшая Белль.

Стоявший к ней спиной колдун поморщился. И когда только ее голос стал так его бесить?..

— Белль, — прохладно сказал он и обернулся.

Девушка стояла в проеме, нервно теребя рукав и опустив глаза в пол.

— Я… Я хотела поговорить о… о вчерашнем, — прошептала она.

Румпельштильцхен облокотился на витрину и спокойно сказал:

— Ну, давай поговорим.

И они оба умолкли.

— Ты стал отдаляться от меня… — начала Белль.

— …И ты решила оголиться? — подняв бровь, сказал Румпельштильцхен.

Белль поджала губы. Она и сама уже сто раз пожалела о своей выходке, но она была в таком отчаянии!.. Девушка не хотела его потерять, да и предложение колдун не торопился делать, а ей то уже не шестнадцать! Это он бессмертен, а не она.

— Я сглупила, — призналась она, но тут же вскинулась и возмущенно добавила: — Но ты тоже виноват. Ты почти не обращаешь на меня внимание! Я чувствовала себя одинокой!..

С каждым ее словом брови Румпельштильцхена стремительно ползли вверх.

— То есть — это я теперь виноват? Отлично, — ехидно сказал он. — Я провел год в плену у чокнутой ведьмы, каждую минуту которого, когда я пребывал в ясном сознание, думая о том, что мой сын в какой-то мере уже мертв, и что я никак его спасти не могу, сын, кстати о котором ты и слова у меня не спросила, когда я вернулся, хотя знала, что этого не могло произойти, если бы Бей не погиб. Если бы мне не помогли, он бы умер!.. — его голос становился все громче, но злость и возмущение на нее он больше сдерживать не мог. — Ты же знаешь, что сын для меня дороже всего!.. А теперь смеешь меня упрекать, что я наконец с ним помирившись, наверстываю с ним время?.. Как и с Генри?.. Который мой внук, если ты вдруг забыла!..

— Но я же тоже тебя год не видела!.. Я — твоя Истинная любовь! — крикнула в ответ Белль.

Румпельштильцхен все больше поражался, как он раньше не заметил, что девушка такая эгоистичная лицемерка.

— Да что-то я все больше сомневаюсь, — резко сказал он.

Белль так и смолкла на полуслове.

— Что?.. — тихо выдохнула она.

Девушка ушам своим не верила! Ведь ей это кажется, верно?

— Что слышала, — грубо сказал Румпельштильцхен, чувствуя, как у него начинается мигрень.

— Это невозможно! — упрямо сказала Белль и даже топнула ногой. — Истинная любовь нерушима!

Все книги, которые она прочла об этом, так говорили.

— Значит, мы ошиблись, — тихо сказал колдун и вздохнул. — И между нами не было этого…

— Ты меня не любишь? — спросила Белль дрожащим голосом и подойдя к нему вплотную, пока между ними не осталась лишь витрина, твердо добавила: — Посмотри мне в глаза и скажи, что не любишь.

Ох, как она надеялась, что он не сможет этого сделать. Может просто он в какой-то опасности и пытался так ее уберечь?.. Да, наверное так и есть! Потому что Румпель не мог ее разлюбить. НЕ МОГ.

Но колдун наклонился к ее лицу, и решительно смотря ей в глаза, жестко сказал:

— Не люблю.

Сказав эти слова, Румпельштильцхен ничего, кроме облегчения, не почувствовал. Будто груз с души свалился.

Белль пораженно выдохнула и вдруг его ударила.

— Ненавижу тебя!.. — крикнула она и выбежала из ломбарда.

Колдун только облизал губу, на которой выступила кровь и посмотрел вслед этой истеричке. Но тут, посреди ломбарда, возникла знакомая белая дымка, и все мысли о Белль оставили его голову.

— Ого, — первое, что сказала Эмма, появившись в лавке. Увидев разбитую губу Румпельштильцхена, она не удержалась от возгласа. — Кто это тебя так?

Тот только ухмыльнулся и дразняще сказал:

— И вам здравствуйте, шериф. Снова, — и с ехидством добавил: — Нашли мою палочку?

Пропажа палочки Черной феи, в отличие от пропажи рубашки, его волновала довольно сильно. Это был могущественный артефакт, и только потому, что он был уверен, что Эмма не собирается использовать ее во зло, а в том что ее украла именно она, колдун не сомневался, эта строптивая мадам вообще, судя по всему, весьма комфортно чувствовала себя в его ломбарде, он еще не начал поиски, надеясь договориться и вернуть ее мирно.

— Твою «палочку»? — провокационно спросила Эмма, и перегнувшись через витрину, выразительно, без всякого стыда, глянула ему ниже пояса. — Да, вроде все на месте.

От наглости и беспардонности этой женщины у Румпельштильцхена отвисла челюсть.

— Ах, ты дерзкая девица, — пораженно сказал он и покачал головой.

Эмма довольно усмехнулась, но тут же посерьезнела.

— Мне нужна твоя помощь.

Увидев ее серьезный взгляд, он устало вздохнул.

— Ну, и что ты теперь натворила? — сказал колдун и ощутил странное чувство дежавю. Словно, что-то подобное он уже ей говорил. Хотя, с учетом того, с какой периодичностью эта женщина попадала во всякие передряги, может он ей это и говорил.

— Я? — с искреннем возмущением сказала Эмма.

«И почему все сразу думают, что если что и произошло, то сразу виновата она?!»

Румпельштильцхен только фыркнул.

— К тебе приходила за помощью девушка по имени Анна? — спросила Эмма, сложив руки на груди.

— Я что, должен помнить всех? — вредно сказал он.

Вообще-то к нему приходила одна такая девчонка, она хотела, чтобы он помог ее сестре контролировать дар льда, которым та владела, как и ее тетка до нее, но со сделкой у них не вышло. Мало того, эта пигалица завладела его кинжалом, благо не догадалась оставить его себе, а только отдала ему пару приказов.

— А что? — прищурившись, добавил Румпельштильцхен и выжидательно посмотрел на Эмму.

Блондинка не хотела ничего говорить, но с другой стороны смысл молчать?

— Кроме того, что ее сестра — Эльза, таинственным образом попала сюда и сначала возвела ледяную крепость на границе города, а теперь трескает бургеры в квартире моих родителей, уверенная, что я помогу найти ее сестру? — невинно сказала Эмма, и закатив глаза, саркастично добавила: — Нет, ничего.

— «Таинственным»? — переспросил он, игнорируя ее сарказм.

— Да, — нетерпеливо сказала Эмма, не понимая, чего он так уцепился за это слово. — Она…

Тут блондинка замолкла.

— Твою же!.. — громко начала она, но остановилась и ударила по витрине кулаком.

И как она раньше не поняла, что Эльза появилась здесь, одновременно с тем, как Эмма вернулась домой из прошлого? А ведь та упоминала, что первым делом попав сюда, очутилась в каком-то сарайчике! Так выходит Эльза тоже как-то попала в тот портал. Черт!

— Прежде, чем «жертвовать» моим имуществом в угоду вашему гневу, шериф, не могли бы вы меня просветить, что за озарение на вас снизошло? — иронично спросил Румпельштильцхен, смотря на сеть трещин, появившихся от ее удара на витрине.

Эмма помялась.

— Ну, скажем так… Я чуть-чуть прогулялась в прошлое, — неуверенно сказала она, где-то в глубине души желая все ему рассказать и вернуть его воспоминания, но нельзя. У него была Белль.

— Это невозможно! — тут же воскликнул Румпельштильцхен, опять почувствовал странное дежавю, словно… Он прищурился и указал на нее пальцем. — И куда конкретно ты «гуляла», невыносимая девица?

Почему-то у него возникло предчувствие, что он во время этой прогулки ее видел. Но забыл об этом. А ему это, ох, как не нравится…

— Не важно, — нахмурившись, ответила Эмма, хотя ее сердце и обливалось кровью. — Просто давай сойдемся на том, что — да, я была в прошлом. Спасибо, мать ее Зелене, которая-таки умудрилась создать подобное заклятие. Я, из-за этой зеленой истерички, несколько месяцев прошлялась по прошлому! Хорошо хоть не попалась…

— Несколько месяцев?… — изумленно выдохнул Румпельштильцхен. Сама новость, что Зелена, из всех людей, смогла придумать способ, как путешествовать во времени, его поразила до глубины души, а уж тот факт, что с того разговора около закусочной для Эммы, в отличии от него, прошло несколько месяцев, вообще лишил его дара речи.

Эмма мысленно застонала и в очередной раз обругала свой большой рот. Но вот кто ее за язык дергал, а?

— Забудь, — решительно сказала она, и решив немного приврать, на случай, если он вдруг удумает сам пошляться по прошлому, добавила: — То была одноразовая акция, которая уже закончилась. Но я не об этом.

Колдун все так же продолжая молчать, ошалело думал, как эта женщина умудрялась даже самые невозможные вещи говорить или делать с такой простотой и легкостью. Будто — это просто обычные будничные события.

Тут Эмма щелкнула пальцами перед его лицом.

— Эй, ты что уснул? — спросила она, заметив, что он отключился.

— С вами уснешь… — пробормотал Румпельштильцхен, стряхивая с себя задумчивость.

— А мы разве вместе ложились? — невинно спросила Эмма, старательно отгоняя от себя воспоминания о том, как они занимались любовью в его замке. К тому же, технически, они тогда и не спали, а лишь были в одной кровати.

Румпельштильцхен выразительно на нее глянул.

— Нет, — сказал он и дразняще добавил: — По крайней мере, пока.

Ему даже стало доставлять удовольствие этот их флирт, на грани приличий.

— А Белль не заругает? — издевательски спросила Эмма, стараясь не покраснеть. Сама виновата, нечего было с ним флиртовать. Теперь вот и получает ответочку.

— А это не ее дело, — довольно сказал Румпельштильцхен, наклонившись к блондинке.

— О, как, — фыркнув, сказала Эмма, чувствуя неуместное ликование. — Проблемы в раю?

Ответить он не успел. Настойчивая трель телефона отвлекла внимание Эммы от их «беседы».

— Дэвид, что-то случилось? — ответила она, а услышав ответ отца, громко воскликнула: — Что?! Сейчас буду!

Румпельштильцхен нахмурился.

— Что-то произошло? — спросил он.

Эмма сильнее, чем надо, нажала на сброс и сердито сказала:

— Людской бунт, вот чего.

«Ну, и как так быстро все узнали о том, что Эльза здесь?» — лихорадочно думала она. Эмма ума не могла приложить, как это случилось и зачем кому-то подставлять мультяшку. А именно это, явно кто-то пытался сделать. Следуя из того, что сейчас ей быстро протараторил отец: Эльза якобы пробралась в лагерь Гуда и попыталась убить маленького Роланда — сына Робина, охладив сердце мальчика. Реджина, бывшая там, успела предотвратить нападение, но не прошло и часа, как весь город уже об этом прослышал и все, как один, думали, что это их новенькая. Новенькая, о которой еще с утра никто не знал. Так как же тогда просочилась информация в массы, так сказать?..

— Чего в этот раз они бунтуют? — ехидно спросил Румпельштильцхен. — Реджина опять чем-то им не угодила? Иль новый злодей появился?

— Нет, блин, из-за бензина по пятьдесят баксов за галлон, — язвительно ответила Эмма. Она устало вздохнула и уже спокойнее добавила: — Кто-то пытался подставить Эльзу, и приняв ее облик, пытался заморозить сердце сына Гуда, и народ теперь бушует из-за попытки убить ребятенка. Ладно, мне пора, надо присмотреть за мультяхой и убедиться, что люд ее не растерзает.

И хотела уже перенестись, но колдун схватил вдруг ее за запястье, остановил ее.

— Что? — нахмурившись, спросила Эмма, стараясь не обращать внимание на жар от его прикосновения.

— Возможно, я знаю, кто пытался это сделать, — с неохотой ответил он.

— Но?.. — протянула блондинка. — Я так понимаю, ты мне это скажешь только за что-то?

Румпельштильцхен оскорбленно на нее посмотрел.

— Нет, я мог бы поделиться информацией и бесплатно, — обидевшись, сказал он.

— Да, ладно?.. — удивлено протянула Эмма. — Ну, давай, чертяка, жги. Только не слишком резко, а то гляди убьешь меня своим бескорыстием.

— И меня еще считают злодеем? — вредно буркнул он, не оценив ее юмора. — Ваш сарказм, вон вообще, как оружие массового поражения можно использовать. То, что порой вырывается из вашего милого ротика, может убить наповал похлеще любого огненного шара.

— Мой рот — это моя проблема, — отмахнулась Эмма, про себя полностью с ним соглашаясь. Порой то, что она ляпала, не приносило ей ничего, кроме проблем, но остановить себя у нее редко получалось. Именно поэтому она так хороша в боевых и защитных чарах.

— Да уж, точно, — согласился он с ней.

Блондинка раздраженно фыркнула.

— Может ты уже прекратишь ерничать и выложишь, что знаешь. Время-то не резиновое.

— Ингрид, — драматично сказал Румпельштильцхен и замолчал.

Эмма развела руками и непонимающе сказала:

— И?.. Судя по твоей загадочной физиономии, это должно было мне что-то сказать, но я сегодня туго соображаю, так что можно немного поподробнее.

— Это ее тетка, — пояснил он, выдержав театральную паузу. — У них одинаковый дар.

Спасительница потерла виски.

— А я-то думала, только у Генри такая стремная генеалогия, — пробормотала Эмма. Как же ей везет на семейные драмы. Она, если честно, даже не удивилась тому, что сказал колдун. Вот ни капли.

Румпельштильцхен тем временем нахмурился. Блондинка была, конечно, права. Такой семейной истории и разнообразия родственников разных мастей, как у его внука, даже он, за свои триста лет, ни разу не встречал, но все же слова Эммы звучали немного обидно.

— Нормальная у моего внука генеалогия, — насупленно сказал колдун.

Эмма лишь закатила глаза.

— Проехали. Так что там с этой… «Ингрид»? С чего ты взял, что она могла подставить собственную племянницу? — нетерпеливо спросила она, переживая, что пока Эльза одна, с той может чего случиться.

— Это долгая история, — мрачно протянул Румпельштильцхен.

Блондинка топнула ногой.

— Ну, раз так, то ты мне ее расскажешь уже в квартире моих родителей, — твердо сказала Эмма и прежде, чем он успел возразить, она схватила его за рукав и перенеслась.

— Она хочет, чтобы я стала ей сестрой… — мрачно пробормотала Эльза, когда узнала, что тетка пыталась ее подставить. Она искренне не ожидала, что та здесь.

— Видать, взамен прежних… — бесчувственно сказал Румпельштильцхен, за что получил неожиданный удар локтем под дых. Он вздрогнул и закашлявшись, возмущенно посмотрел на Эмму, которая совершенно без раскаяния посмотрела на него в ответ.

— Прекрати уже, — сказала блондинка, сложив руки на груди. Поведение колдуна порой напоминало малого ребенка, ей богу. Хотя, если вспомнить, каким тот был в Заколдованном лесу, то не стоит и удивляться.

Мэри Маргарет и Дэвид удивленно переглянулись. Они еще ни разу не видели, чтобы их дочь и Темный столь неформально вели себя рядом друг с другом.

— Ну и что нам теперь делать? — сказал Дэвид, хмуро поглядывая на слишком близко стоящих друг к другу дочь и колдуна. — Мы даже не знаем точно, что Ингрид и впрямь здесь.

— Здесь, здесь, — уверенно сказал Румпельштильцхен, потирая грудь.

Если честно, ему было не до хладных родственников. Его больше тревожила мысль о путешествии Эммы в прошлое. Чем больше он об этом думал, тем больше приходил к выводу, что видел эту нахалку в том самом пресловутом прошлом. Причем, он даже догадывался в какой период. Был у него необъяснимый провал в памяти, длинною почти в две недели, но в тот момент, почему-то, он не придал ему значения. Теперь он полагал, что сам себя заколдовал так, чтобы не вспомнить и не обращать внимания. Но теперь Румпельштильцхен буквально сгорал от любопытства. Он отчаянно возжелал узнать, что же тогда произошло. К счастью, он отлил небольшую порцию зелья, которое Эмма сварила для местных, хотел узнать его состав, но теперь оно ему пригодится по прямому назначению.

— Значит будем искать, — вздохнув, сказала Эмма.

Колдун тем временем распрощался с очаровательным семейством и отчалил в свою лавку, где тут же стал искать заветный пузырек.

Зелье искать долго не пришлось. Флакончик лежал прямо в ящике стола, и он, секунду поколебавшись, выпил его.

* * *

Поисковое заклятие удалось Эмме на славу, вот только кроме закрытого магазинчика мороженного, где никого не оказалось, она ничего не нашла.

Облом, короче.

Зелье поиска, которое явно посильнее будет, варить долго, но вот кулон, наподобие того, с помощью которого она нашла Темного, сотворить можно было без труда. Вот только предыдущий кулон, который она стянула у колдуна, был одноразовым и придется искать новый.

«Ну, как искать…» — со смешком подумала Эмма, подходя к ломбарду. В этот раз, она даже, как порядочный человек, вошла в дверь, причем не вскрывая ее.

Прогресс, мать его.

В лавке была полутьма, но, в принципе, это и неудивительно, ведь дело уже клонилось к вечеру. Хотя лампочки можно было и включить.

— Румпель? — крикнула она, слишком уставшая, чтобы быть абсолютно приличной, особенно для того, чтобы произносить его полное имя. — Ты что, все-таки уснул тут?

Она побродила по залу еще пару мгновений, даже под витрины заглянула, но так никого и не найдя, пошла в заднюю комнату. Там вообще было хоть глаз выколи.

— Ушел и лавку закрыть забыл, что ли? — пробормотала Эмма и хотела уже было наколдовать свет, как вдруг почувствовала, как к ней сзади кто-то подошел.

— Ну, здравствуй… леди Анна, — тихо прошелестел ей на ухо знакомый голос. — Пришла меня вновь обворовать, дерзкая девица?

Эмма вздрогнула. Ведь ей не показалось?..

Он все вспомнил!

Боже мой!.. Он все вспомнил… Но как?..

— Что же ты молчишь, проклятие ты мое? — тихо вздохнул Румпельштильцхен в ее золотистую гриву. Он стоял вплотную у нее за спиной и слабо сжимал ее плечи. Темный несмело вдохнул аромат ее волос и прикрыл глаза.

Когда воспоминания затопили его разум, он не знал — смеяться ему или плакать.

Тридцать лет… Тридцать лет он страдал из-за того, чего не было. Точнее было, но не с Белль… Даже фарфоровую чашку, как он теперь вспомнил, хранил не потому, что та напоминала о Белль, а потому, что об нее порезалась таинственная блондинка, которая за весьма короткое время успела пробраться ему под кожу, потому что ее касалась Эмма…

Боже, как же сладки были ее губы в ту ночь, когда она ушла, точнее вернулась в свое время, а уж как была нежна ее кожа… От одних только воспоминаний о том, что тогда между ними произошло, его бросало в жар.

— Как ты вспомнил? — непривычно робко спросила Эмма, против воли слегка прижавшись к нему.

— Это не важно, — выдохнул он и больше не выдержав, развернул ее к себе и впился в ее губы голодным поцелуем.

Эмма застонала и обвила руками его шею, ее пальцы запутались в его волосах. Но с трудом она все же оторвалась и хрипло спросила:

— А как же Белль?

Румпельштильцхен тихо засмеялся и поцеловав ее в нос, с улыбкой сказал:

— Я с ней расстался. Как раз, когда ты явилась утром, чудо ты мое…

— Оу, — жалостливо протянула Эмма и коснулась его губы, где еще утром была небольшая ранка. — Это она тебя так, да?

— Ага, — мурлыкнул он и слегка повернув голову, коснулся пальцами ее губ.

— Но, я думала… — все еще упрямо продолжала бормотать Эмма, и вопреки своим же словам, крепче к нему прижалась.

— Ты хочешь быть со мной? — горячо спросил он, смотря ей в глаза.

Эмма вздрогнула, увидев его лихорадочный взгляд. Она еще никогда подобного не испытывала, но хотела попробовать, поэтому решительно кивнула.

— Но я никогда прежде не была с кем-либо… Обычно все меня бросали… Единственные отношения и те кончились, как ты уже знаешь, ребенком и тюрьмой, я… — начала рассеяно шептать блондинка, но колдун ее остановил. Он тихо выдохнул, слыша испуг и неуверенность в ее голосе, и крепче обняв Эмму, прижался лбом к ее лбу и твердо сказал:

— Пожалуйста, выслушай меня, Эмма… я хотел бы найти способ убедить тебя в том, что мне нужна именно ты. Я понял, что нет ничего более ценного, чем время. Я уже потратил столько времени впустую и я не хочу делать эту ошибку с тобой, белокурая чаровница ты моя. Те чувства, которые, я думал, испытывал к Белль, ту боль и печаль… Ту любовь, которую я нес в своем сердце тридцать лет… Все эти чувства были к тебе… Я сам того не зная, любил тебя три десятилетия… И если ты захочешь, мое черное, довольно потрепанное сердце будет твоим… Оно уже твое…

Эмма абсолютно растерялась. Ей никогда в жизни, в обеих из них, не делали таких искренних и страстных признаний в любви. Поразительно, сердце ей разбивали много раз, а вот такой любви она никогда так и не испытала. Самое близкое к этим чувствам Эмма чувствовала с Нилом, но даже это не было и близко похоже на то, что сейчас у нее горело в груди. Ее сердце еще никогда так не бросалось вскачь от мужских прикосновений, объятий, поцелуев…

Может это и есть любовь?

Она не знала, но хотела узнать. Эмма застенчиво улыбнулась и прошептала: — Тогда я постараюсь его сберечь… — и притянув его ближе, она дразняще добавила: — Но в ответ хочу попросить тебя сберечь мое, потому что если я впущу тебя в свое сердце и ты разобьешь его… твое тело никогда не найдут. Уж поверь, кинжал твой мне, для того, чтобы тебя убить, и не понадобится.

Румпельштильцхен в этом и не сомневался. Но ему было плевать, он был слишком счастлив. Он, наконец, мог почувствовать, что его счастливый конец все же возможен и что он, как никогда, был близок к его воплощению в жизнь.

— Черт! Черт, черт, черт… — лихорадочно бормотала Эмма, все больше впадая в отчаяние. Ведь у нее случилось ужасное… У нее произошла беда, катастрофа, апокалипсис!

Ей было нечего надеть.

Для кого-то это было не так страшно, тем более глупо было этого бояться колдунье, которая могла наколдовать любое платье, но для Эммы это было горе горькое. К сожалению, ее обычно бурная фантазия, внезапно забуксовала, когда дело дошло до того, в чем идти на свое первое, за две жизни, свидание.

Да, да, Румпельштильцхен пригласил ее на свидание.

Настоящее.

Мерлин… Она же никогда не ходила на свидания! Что там делают?! Говорят? Пьют? Молча сидят? Целуются? Господи, ей нужен справочник «Свидания для чайников».

Срочно!

— Эмма! Спустись-ка вниз! — ворвался в ее объятый унынием разум голос матери.

Блондинка застонала, но пошла вниз.

— Ну, что? — недовольно спросила она, спустившись с чердака.

Мэри Маргарет, кормящая маленького Лео, немного поморщилась, расстроенная, что дочь вновь сердится. Одно радует, та пока не съехала и есть шанс вновь помириться. Тут входная дверь открылась и вошел Дэвид, неся пару коробок.

— Это еще что? — удивленно спросила Эмма, смотря на ношу отца.

— А это — привез курьер, — сказал Дэвид, ставя коробки на стол. — Для тебя.

— Для меня? — подняв бровь, сказала Эмма и с любопытством осматривая коробки, подошла ближе.

— Да, я расписалась, а Дэвид спустился за ними, но… Да, их привезли для тебя, — сказала Мэри Маргарет, тоже подойдя к столу. Она нахмурилась и добавила:

— Вот только отправитель не указан. Может не будем открывать, вдруг…

Но Эмма уже открыла плоскую большую коробку.

— …это опасно, — тихо закончила Мэри Маргарет и покачала головой. Порой ее дочь такая безбашенная… Не удержавшись, она заглянула в коробку, и еле слышно охнула:

— Боже, какая красота...

Мэри Маргарет ошеломленно хлопала глазами, изумленно разглядывая расшитое синими камнями платье, точнее только его лиф.

Эмма тем временем так пораженно и замерла. Ей и думать не надо было, чтобы понять, кто прислал платье. Ее губы вдруг задрожали от переполнивших ее эмоций. Никогда еще ей не делали подобных подарков. Да что там, Эмме вообще подарки редко дарили. Особенно такие явно дорогие и продуманные. Она с благоговейнием прикоснулась к лифу и один резким движением достала его. Эмма приложила его к себе и погладила мягкую ткань.

Ее губы против воли разъехались в улыбке.

— От кого это такие шикарные подарки? — спросил Дэвид и сложив руки на груди, подозрительно посмотрел на дочь.

— И по какому поводу? — с любопытством добавила Мэри Маргарет, уложив сына в колыбельку и открыв коробку поменьше, в которой оказались туфли в тон платью.

Эмма крутанулась и засмеявшись, радостно сказала:

— Я иду на свидание!

После чего умчалась наверх. Ей не терпелось примерить обновку.

Дэвид и Мэри Маргарет пораженно переглянулись. Они давно, да что там, еще ни разу не видели свою дочь такой счастливой.

— И с кем это она идет на свидание? — хмуро сказал Дэвид, не зная, что кроме пирата, который, слава фее, вроде отлип от его дочери, и Нила, который сейчас полностью погрузился в наверстывание времени с сыном, у Эммы нарисовался еще один ухажер. И богатый, судя по всему.

— С миллионером, видать, — ошалело сказала его супруга, показывая ему содержимое белой бархатной коробки. Там были длинные серьги с сапфирами из белого металла.

— Откуда в Сторибруке взяться «миллионеру»? — подозрительно спросил Дэвид, зная, только одного богача в этом городе, но это определенно не мог быть он. У того уже была своя Истинная любовь. Так кто тогда кадрит его девочку?..

Тут Мэри Маргарет ахнула. Дэвид проследил за взглядом супруги и потерял челюсть. На лестнице стояла его дочь, в прекрасном, но весьма откровенном и прозрачном платье. Ей очень шло, но в нем было все видно! Видно то, чего он не хотел, чтобы другие мужики, определенно не достойные его дочери, видели! Да и он сам не очень-то хотел видеть. Это его дочь все-таки, хотя и красивая.

— Ну, как вам? — спросила Эмма, спустившись вниз.

Когда она себя в зеркале увидела в этом платье, то была потрясена и смущена, но… Ей понравилось. Оно было на бретельках, длинным и лежало вокруг ног, поэтому при ходьбе придется придерживать, расшитое синими и белыми камнями, которые украшали темно синюю вышивку в виде цветов и листьев, с открытой спиной, но в остальном вся ткань, кроме той самой вышивки была прозрачной. Лишь только вставки на груди были телесного цвета. Как и пара трусиков, которые шли в комплекте, чтобы прикрыть все-то, что без подобного белья, будет прекрасно видно сквозь прозрачную ткань.

«Вот хитрюга развратная…» — с улыбкой подумала она, подняв волосы и смотря на свою спину в зеркало. Там вырез был тоже почти по самую ее… Короче, очень глубоким.

Родители будут в шоке. И они были.

— Ты никуда в этом не пойдешь! — тут же хором сказали они, едва ее увидели.

— Ооо, пойду, и еще как пойду, — довольно сказала Эмма, в которой разгорелся небывалый азарт и желание увидеть реакцию Румпельштильцхена, когда он увидит ее в платье, которое он сам для нее и выбрал. Даже боязнь слухов, которые, как она знала, непримерно поползут, если они пойдут в публичное место, ее больше не пугала. Ей наоборот захотелось, чтобы ее все увидели, как и увидеть ревность колдуна. Оооооо, как же это будет потрясающе. Это было как-то мелко, но ей вдруг захотелось, чтобы ей любовались, а колдун еще больше оценил и уберег, если он и впрямь ее любит так, как она его. Эмма больше не видела смысла лгать самой себе. Да, она втюрилась в эту скользкую и вредную лису. И ей не стыдно. Вот.

Дэвид тем временем стал, как светофор. То зеленый, то красный, то синий. У него чуть ли пар из ушей не пошел.

— Ты. В. Этом. Никуда. Не. ПОЙДЕШЬ! — рыкнул он, для выразительности ткнув в нее пальцем.

— Пойду, — твердо сказала Эмма и подойдя к столу, взяла серьги, увидев которые, на миг замерла, просто любуясь красивым украшением.

— Нет, я сказал! — возмущенно сказал Дэвид и для убедительности стукнул кулаком по столу, рядом с которым стоял, но Эмма молча лишь захлопнула футляр с сережками, и схватив туфли, исчезла в белой дымке.

— Эмма!.. — крикнул Дэвид, но было поздно.

Его строптивая дочь уже исчезла.

Он глянул на супругу, надеясь на помощь и поддержку, но та лишь утирала слезы и бормотала, как их девочка выросла и какой красавицей стала. Дэвид глухо рыкнул, а маленький Лео, разбуженный отцовскими криками, проснулся и завыл подобно сирене.

Едва увидев в платье, которое он ей послал и которое, он искренне думал, что Эмма не осмелиться надеть, Румпельштильцхен не был уверен, что они вообще куда-либо пойдут.

— Я так понимаю, тебе нравится твое творение? — с довольной усмешкой спросила Эмма и для лучшего эффекта повертелась, замерев спиной к нему, чтобы он еще лучше оценил вид, после чего через плечо весело на него посмотрела.

— Очень, — прохрипел колдун и облизнув пересохшие губы, подошел к ней. Его глаза почернели от похоти и возбуждения. Он провел подушечками пальцев по ее нагой спине и коснулся губами ее плеча.

— Мы, кажется, собирались идти ужинать? — соблазнительно сказала Эмма, слегка поведя плечом.

Румпельштильцхен глухо рыкнул и обхватив ее за талию, прижал к себе.

— Я не уверен, что настолько голоден, — прорычал он ей на ухо. — По крайней мере, есть я теперь точно не хочу. Сейчас меня обуревает голод другого рода.

Эмма закусила губу и откинув голову ему на плечо, томно посмотрела ему в глаза.

— Бедняжка, — с фальшивым сочувствием сказала она и прищурившись, хитро добавила: — Но придется тебе потерпеть, я девушка приличная и на первом свидание не занимаюсь ничем… развратным.

После чего слегка толкнула его ягодицами в пах, отчего он глухо застонал, и скинув его руки со своего живота, не оглядываясь, пошла на выход из ломбарда, где они и договорились встретиться перед тем, как пойти ужинать.

Оставленный позади разгоряченный Румпельштильцхен, чьи брюки стали весьма тесными, разочарованно рыкнул и ударив кулаком по витрине, пошел следом за этой невыносимой женщиной, пока ее кто-нибудь не украл. А то мало ли, красивая же чертовка.

И черт его дернул подарить ей это платье!..

* * *

До ресторана «Волшебная лампа» они добрались быстро. Вот только внутри, кроме них, к большому удивлению Эммы, никого больше не было.

— Мы что, здесь будем одни? — спросила она у колдуна.

— Да, — с озорством в глазах ответил Румпельштильцхен и театрально поклонился, махнув в сторону стола. — Не окажите ли вы мне честь?..

Блондинка закатила глаза, но не колеблясь подала ему руку.

— Окажу, так и быть, — и ехидно добавила: — Других-то кавалеров здесь все равно нет, — тут она драматично вздохнула, — даже платьем не перед кем похвастаться.

Румпельштильцхен прищурился и ласково сказал:

— Да, первый кто тебя в этом увидит, глаз лишится.

Эмма невинно похлопала ресницами и с притворной наивностью сказала:

— Думаешь, я настолько ослепительна?

Колдун только фыркнул.

«Вот неугомонная девчонка!..» — со вздохом подумал он, зная, что еще настрадается с этой непредсказуемой женщиной. Но в то же время ему с ней было непривычно легко и свободно. Румпельштильцхен никогда еще не чувствовал подобного. Этот их флирт и перепалки, доставляли ему бесконечное удовольствие, как и общество Эммы в целом. Его никто не поучал, не пытался его изменить, не осуждал его за использование магии, но в то же время не поощрял его темные наклонности. Эмма была так похожа на него, но в то же время так отличалась. Она была, как его противоположность. С ней ему хотелось и впрямь меняться, стать ей равным, а не насильно себя корежить и подстраиваться под кого-то, как это было с Белль.

Тряхнув головой, он вернулся к реальности.

— И зачем в Сторибруке столь шикарный ресторан? — тем временем спросила Эмма, оглядываясь вокруг, после того, как колдун помог ей сесть. — Ведь здесь, кроме тебя и Реджины, никого более или менее богатого и нет. И то вы оба ходите в закусочную.

— Ну почему, еще есть прокурор, — язвительно сказал Румпельштильцхен, намеренно упомянув о короле Джордже, который здесь вышеупомянутым и был, на бал к которому они вместе ходили в прошлом.

Эмма закатила глаза.

— Ах, да, как я могла забыть о засранце, которому ты продал моего дядю, — насмешливо сказала Эмма.

Румпельштильцхен обиженно нахмурился. Он не очень-то хотел начинать их свидание со споров об их же странной семейке.

— Технически, я только провел сделку и если бы, кстати, я этого не сделал, твой отец умер бы во младенчестве с голоду и холоду, — вредно буркнул он, положил салфетку себе на колени и махнув головой официанту, стоящем в тени. После чего вернул свое внимание к Эмме. — И вообще, может сменим тему?

— Выбирай любую, — с улыбкой сказала блондинка и повела плечом.

Подошедший официант неловко замер. Его глаза то и дело продолжали скользить к Эмме, а точнее к вырезу ее платья.

— Кхм, — выразительно кашлянул Румпельштильцхен и с убийственным выражением лица посмотрел на этого самоубийцу, в очередной раз жалея, что додумался подарить Эмме подобное платье.

Официант побледнел, увидев его взгляд, вжал голову в плечи и сглотнув, предложил меню. Как только они сделали заказ, он ретировал от греха подальше.

— Бедный парень, — с фальшивым сочувствием сказала Эмма, наблюдая за этим метафорическим боданием самцов. Она подмигнула колдуну и протянувшись через стол, коснулась его руки. — Но я все же люблю мужчин постарше.

— Ха-ха, — с притворной обидой сказал Румпельштильцхен, но тем не менее обхватил ее пальцы и сжал. Он хитро прищурился и наклонился вперед. — Кажется, я придумал тему, которую хочу с тобой обсудить, пока мы ждем заказ.

— Мне уже стоит бояться? — шепотом спросила Эмма, тоже наклонившись вперед.

— Почему ты сама мне ничего не сказала? — немного жестковато сказал он и крепче сжал ее руку, когда Эмма попыталась ее выдернуть из его хватки.

— Что не сказала? — спросила она, прикинувшись дурочкой. Эмма прекрасно поняла, что он имел ввиду то, что она не пыталась вернуть ему память.

— То, что мы виделись тогда, в прошлом, особенно после того, что с нами произошло перед твоим уходом… — протянул он слегка обиженным тоном.

— Может, потому что ты весьма бурно всегда показывал, как ты любишь свою бесценную Белль? — сердито сказала Эмма и вновь попыталась выдернуть руку. Она не хотела, чтобы их свидание начиналось с ссоры, но, кажется, это было неизбежным.

— Стой, — тихо, но твердо, сказал колдун.

— Нет, — жестко сказала Эмма и попыталась освободиться из его хватки. — Ты забыл, как чуть не убил человека из-за дурацкого куска покоцанного фарфора? Или как предпочел волочиться за бл*дской версией этой девчонки, вместо того, чтобы налаживать отношения с сыном, которого столько лет искал?.. Так чего ты теперь удивляешься, что я промолчала и не попыталась вернуть тебе память? Я думала, она твоя единственная! Я!..

— Дура, — вдруг сказал Румпельштильцхен и встав со стула, он подошел к Эмме, которая хотела встать со своего места. Колдун ее остановил и усадив обратно на стул, взял за руки и присел перед ней и прежде чем она вновь возмутилась, он продолжил:

— Чашку между прочим я из-за тебя хранил, буйная ты женщина! Но вот про остальное… — тут он уже тише и печальнее добавил: — Я уже сто раз об этом пожалел. Особенно, когда Бей выпустил меня из хранилища… Ты не представляешь, сколько раз я думал о том, что уж лучше бы Белль открыла его… Ее смерть, пусть и фальшивую, я уже пережил, а вот сына…

Эмма тяжко вздохнула, чувствуя, как вся злость в ее сердце иссякла.

— Не переживай, жив же твой отпрыск… — неловко попыталась утешить его она. Тут она нахмурилась. — Оууу… Кстати о нем. Ты же понимаешь, что когда он узнает, что его бывшая встречается с его отцом…

— Разбитый нос неизбежен? — несчастно закончил он и застонав, уткнулся лбом ей в колени.

Отчего Эмма только рассмеялась и ласково погладила его по голове.

— Не бойся, я тебя вылечу, — дразняще сказала Эмма и наклонившись, поцеловала его в макушку.

Румпельштильцхен тихо засмеялся.

— Моя Спасительница… — дразняще протянул он, подняв голову с ее колен.

Блондинка лишь улыбнулась и нежно коснулась его щеки.

— Вставай давай, а то бедняга официант все уронит, увидев, как великий и ужасный Темный стоит тут на коленях, — сказала она.

— Будто тебе это не льстит… — проворчал он, вставая и с озорством в карих глазах смотря на блондинку.

Эмма лишь закатила глаза и стукнула его по бедру.

Наконец им принесли еду, и они приступили к ужину.

— Мммм, как вкусно, — протянула Эмма, с наслаждением жуя кусочек нежнейшей рыбы.

Румпельштильцхен усмехнулся, делая глоток вина.

— Такое чувство, что ты давно не ела, — подняв бровь, сказал он, заметив, с каким аппетитом и быстротой та ест.

Эмма обиженно прищурилась.

— Тебе еды жалко? Я так и знала, — фыркнула она, но продолжила уплетать ужин за обе щеки. Эмма и впрямь чувствовала себя такой голодной… Правда вино что-то ей не пошло и она предпочла пить сок.

— Ну, по крайней мере, ты не стремишься накидаться в этот раз, — насмешливо сказал колдун, помня, как на балу она, один за другим закидывала в себя бокалы с алкоголем.

— Заткнись или я кину в тебя этот багет, — поморщившись, сказала Эмма и указала вилкой на корзинку с хлебом.

— Фу, как неприлично, — с усмешкой сказал Румпельштильцхен, зная, что эта женщина без труда выполнит свою угрозу. Чувство стыда вообще, кажется, ее редко посещало. — Боюсь представить, что будет, когда принесут десерт.

— Не вставай между голодной женщиной и ее сладостями, — угрожающе сказала Эмма, ткнув в его сторону ножом.

Колдун лишь засмеялся и умиротворяюще поднял руки.

— Буду знать, — весело сказал он и ехидно добавил: — Не хотелось бы вновь получить коленом между ног или огненный шар в лицо.

— Какие мы обидчивые, — саркастично сказала Эмма.

— Было больно!.. — наигранно воскликнул Румпельштильцхен, хотя и не соврал. Ведь и впрямь было больно. И обидно.

Блондинка томно закусила губу и хрипловато сказала:

— Мне тебя утешить?

— Я думал, ты — приличная девушка? — также сипло спросил он и наклонился вперед.

— Так я собиралась просто извиниться, — невинно сказала Эмма, похлопав глазами. — И может испечь тебе пирог…

«Вот негодница!..» — с весельем подумал Румпельштильцхен, качая головой, а вслух с притворной серьезностью сказал:

— Только пирог? Боюсь этого будет недостаточно. Тут, как минимум, нужен торт. Большой.

— Торт? Хмм, — протянула Эмма. — И не знала, что ты такой сладкоежка…

— Уууу, ты представить себе не можешь, — с едва заметной улыбкой сказал он, и драматично оглядевшись, он шепотом добавил: — Ты не единственная, кто может убить за сладкое.

— Да? Буду знать, — подмигнув ему, сказала блондинка и деловито добавила: — Кстати, какой торт ты хочешь в качестве компенсации за временно поврежденого твоего, кхм… «имущества»?

Мужчина закатил глаза.

— Неужто и впрямь торты умеешь стряпать? — скептически спросил он, хотя вспоминая ужин, которым она накормила его, Бейя и Генри, тогда в хижине, сомнения его поубавились.

— Выбирай любой, — смело сказала Эмма и предупреждающе добавила: — Пока я добрая, а то я могу быстро передумать.

В конце концов порешив, что с нее торт: трехслойный из шоколадного бисквита с шоколадным кремом, залитый шоколадом и шоколадной крошкой, который Эмма весьма метко для краткости наименовала «Шоколадной бомбой», они продолжили непринужденно болтать, пока не принесли десерт.

— Кто тебя ранил? — тихо вдруг спросил Румпельштильцхен, смотря с каким наслаждением Эмма уплетала пирожное. После того, как память восстановилась, его не переставал мучить этот вопрос. Едва воспоминания о их встрече, настоящей первой встрече, вернулись, он с ужасом понял, что она могла стать последней. Ведь там было столько крови… Не нужно быть гением, чтобы понять, что кто-то напал на Эмму буквально сразу после того, как она исчезла из его рук. И этого кого-то он страстно хотел наказать…

Эмма замерла, так и не донеся кусочек пирожного до рта. Вот уж о чем она говорить не хотела, особенно сейчас, так это о той жизни и ее призраках. Но она с бессильем понимала, что сейчас не отвертеться. Румпельштильцхен, как акула учуявшая кровь, теперь не отвяжится, пока она все не расскажет. Блондинка опустила вилку на тарелку и с тяжким вздохом посмотрела на колдуна.

— А я могу промолчать? — безнадежно спросила она, сцепив руки перед собой.

— Нет, — твердо сказал Румпельштильцхен, во чтобы то не стало решивший узнать правду и устранить угрозу, если таковая все еще имеется.

— Ну, примерно так я и думала, — иронично промолвила Эмма и пару минут подумав, еле слышно сказала: — Скажем так: на меня напал призрак прошлого. Очень далекого и уже почти не моего прошлого.

— Из той, другой жизни? — пристально смотря на нее, спросил колдун, все еще не способный забыть их разговор около закусочной. Это для Эммы прошло уже немало времени, а для него всего ничего, поэтому ее сумбурная наполненная болью и страданиями исповедь, до сих пор, была свежа в его голове.

— Нда, — утомлено сказала Эмма, внезапно почувствовав, как на нее навалилась усталость и адское желание свернуться калачиком в своей кровати. Радость и наслаждение от свидания, при упоминании о прошлом, улетучились, а горечь и боль вернулись, как и в тот вечер, когда она попала в прошлое.

— Ты все еще в опасности? — тут же спросил колдун.

— Нет, — ответила Эмма и поморщилась. — То есть, я не знаю.

Уизел ведь мог и не исчезнуть, а просто оставить Арчи и летать тут кучкой злобной энергии в поисках новой тушки.

— «Не знаешь»? — подняв бровь, спросил Румпельштильцхен и невольно напрягся. Ему не нравилось, что по городу может бродит неведомая опасность. Опасность, которая уже едва не стоила блондинке жизни.

— Нет, — проворчала Эмма и передернула плечами. Ей отчего-то вдруг стало зябко. Аппетит у нее окончательно пропал и ей захотелось уйти.

— Эмма… — тихо выдохнул колдун, видя, что девушка окончательно поникла и загрустила. Он не хотел портить их вечер, но не мог ничего с собой поделать: беспокойство за несносную блондинку было сильнее. Та была безрассудна и лишена какого-либо чувства самосохранения. Казалось, Генри был единственным, кто мог ее немного попридержать, но все же и этого было мало.

— Свидание было чудесно, и я тебе благодарна за него, — искренне сказала Эмма, но закусив губу и опустив глаза, она тихо закончила:

— Но я хочу уйти.

Румпельштильцхен приоткрыл рот, но закрыв его, лишь вздохнул. Ему было грустно от того, что он все испортил, но не хотел еще больше усугублять ситуацию. Он молча встал и обойдя стол, остановился перед Эммой, протягивая ей руку, чтобы помочь встать.

— Спасибо, — тихо сказала она и вложив свою ладонь в его руку, Эмма встала.

Они молча вышли на улицу, где Румпельштильцхен накинул блондинке на плечи свое пальто и еле слышно сказал:

— Мне жаль, что я тебя расстроил… И наш вечер так закончился.

Эмма вздохнула и посмотрела на него.

— Ты тут не причем. Я не соврала, когда сказала, что вечер был прекрасен. Просто, реальная жизнь как всегда ворвалась в самый неподходящий момент и напомнила, что у меня куча проблем…

Колдун с сожалением посмотрел на девушку и притянул к себе. Эмма тут же прижалась к мужчине и прикрыв глаза, тихо сказала:

— Отведи меня в хижину. Это, кажется, единственное место, где я сейчас могу чувствовать себя в безопасности.

Румпельштильцхен поцеловал ее в макушку, после чего они растворились в бордовой дымке.

Эмма проснулась одна.

Что было странно. Ведь после того, как они переместились в хижину, стало не до разговоров. Румпельштильцхен, кажется, чувствовал себя виноватым и с усердием стал ее утешать. Весьма старательно и страстно. Так, что Эмма и впрямь забыла обо всех своих проблемах. И об Эльзе, с ее чокнутой теткой, и о раздрае в своем семействе, обо всем. Ее тело до сих пор приятно ныло после подобных утешений. Но когда Эмма полностью проснулась, и сев на кровати, прикрываясь одеялом, огляделась, то поняла, что кроме нее в небольшой спальне никого и не было.

«Как и во всей хижине», — поняла с недовольством Эмма, обойдя домишко, кутаясь в одеяло. Она даже на крыльцо вышла, но никого и там не нашла.

Было как-то неприятно, что ее вот так, после всего того, что произошло ночью и произошло не раз, кинули. Но еще раз оглядевшись, Эмма заподозрила неладное. Галстук, жилетка, как и туфли колдуна, были все еще здесь. Не босой же он ушел?. Нет, конечно, магия есть и все такое. Обувь можно и наколдовать, но смысл?..

Эмма быстро и по-тихому перенеслась домой, прямо как была, в одеяле, и одевшись, перенеслась в ломбард, все больше начиная нервничать.

— Черт! Да куда же ты делся, неугомонный бес?.. — обеспокоенно бормотала Эмма, осматриваясь по сторонам. В торговом зале тоже никого не было, свет был потушен, а жалюзи все так же были задернуты. Стремительно войдя в заднюю комнату, случайно сорвав занавеску, блондинка увидела ту же картину. Пусто, темно и никого присутствия колдуна.

Вот теперь ею стала овладевать настоящая паника.

Чтобы Темный бросил свой бесценный, набитый всякой магической фигней ломбард? Да быть того не может! Ее оставить? Да, в это она еще могла поверить, но свои побрякушки…

Была еще надежда найти его дома, но там его тоже не оказалось.

«Ну не в закусочную за кофейком же он убег?» — лихорадочно думала Эмма, держась за забор, окружавший то розовое чудовище, в котором жил Темный, после того, как ее вывернуло наизнанку желчью.

Но и в закусочной того не оказалось.

Эмма так и упала на стул за барной стойкой, когда узнала у Руби, что Темный сюда, после вечеринки, больше и не приходил. Она вдруг почувствовала, что ей нечем дышать. Перед глазами все поплыло, а желудок снова скрутило.

«Мерлин… Ну куда же ты делся?..» — бессильно думала Эмма. Она не могла избавиться от чувства, что колдун попал в беду. Честно говоря, ее предчувствия еще никогда не подводили, но сейчас она хотела, чтобы это было так.

Как же она этого хотела…

Но к вечеру Эмма окончательно убедилась, что колдун бесследно пропал.

* * *

— Эмма!.. — облегченно выдохнул Дэвид, когда возвращаясь домой нашел сидящую на лестнице около квартиры дочь.

Он весь день ее искал.

После того, как она сбежала в своем экстравагантном наряде на свидание неизвестно с кем, Мэри Маргарет его еле успокоила. Но когда та не вернулась ни вечером, ни ночью, ни даже утром — паника овладела уже ими обоими. Он наперебой с женой то звонили, то писали Эмме, но та не отвечала. Лишь только Генри, вернувшемуся из импровизированного похода с отцом в лагерь Робина Гуда, она ответила на сообщение, пообещав к вечеру вернуться. И вернулась.

Тут он нахмурился, поняв, что Эмма была явно чем-то расстроена, а ее глаза были красными, словно от слез. Его защитные инстинкты мгновенно завопили по максимуму. Кто-то обидел его девочку — кто-то, значит, будет бит.

— Что случилось, милая? — обеспокоенно спросил он, присев перед дочерью. — Тебя кто-то обидел? Эмма?..

Вдруг блондинка всхлипнула и обняла его за шею. Дэвид от неожиданности даже на миг замер, но только на миг. Он крепко прижал к себе разрыдавшуюся дочь.

— Тихо, тихо, принцесса, — успокаивающие пробормотал он в золотистую гриву, цвет которой она унаследовала от него. — Кто тебя обидел? Скажи мне и я оторву ему ноги. Или руки. И голову…

Эмма тихо хихикнула сквозь всхлипы.

— Нет, не надо заниматься расчлененкой… — проворчала она, смущенно отстраняясь от отца. Ей стало стыдно за свою вспышку. Давно уже Эмма не была столь эмоциональна… Но страх за Румпеля, который, она теперь была уверена, пропал или еще хуже похищен, ведь кинжал, сколько она не искала, так и не нашла, все внутри нее перевернул. Эмма была как оголенный нерв, чуть тронь и все. Она начала быстро стирать слезы, которые все никак не прекращались. Да, и что в этом странного? Ее любимый мужчина пропал, может в плену, а она ничего не может сделать. Но и родителям ничего сказать не могла. Иначе точно случится очередной скандал, а это ей сейчас нужно в последнюю очередь.

— Что тебя так расстроило? — тихо спросил Дэвид, сжав прохладные руки дочери.

— Ничего, — сказала Эмма, шмыгнув носом.

Дэвид выразительно на нее посмотрел.

— От «ничего» не рыдают столь горько, — с мягким укором в голосе сказал он. И для убедительности провел по ее мокрой щеке пальцем.

Эмма тяжко вздохнула.

— Я не хочу скандалить… Пошли лучше внутрь, я по Генри соскучилась, — сказала она и прежде, чем отец ее остановил, встала и пошла в квартиру.

* * *

— Мам, — тихонечко позвал ее голос в середине ночи.

Эмма тут же села, повернулась к источнику звука. Она все равно не спала, мучившись мысли и перебирая варианты, как и где ей завтра искать Темного.

— Генри? — вопросительно спросила Эмма, увидев в дверях мнущегося сына, который давно уже должен был спать. — Ты же должен уже спать…

Мальчик лишь закусил губу и покрепче прижал к себе сборник сказок, который ему кажется не надоедало перечитывать. Блондинка распахнула руки и молча подозвала к себе ребенка. Он тут же нырнул ей под бок.

— Ну, что случилось? — ласково спросила Эмма, поцеловав его в макушку. — Неужто перечитывал сказку про Красную?

Генри хихикнул.

— Нет, — сказал он, а потом вздохнул. — Я тут перечитывал историю про бабушку и дедушку…

— В сотый уже раз? — спросила Эмма и подняла бровь. — Их живые версии, бегающие по дому, тебя не устраивают?

— Всегда полезно освежить память, — невинно сказал Генри, но тут же нахмурился. — Но я не об этом. Сказка про них чуть-чуть изменилась.

Эмма замерла. У нее появилось странное предчувствие, что она знает что конкретно там изменилось.

— И что же там поменялось? — хрипло спросила Эмма.

— Ты там появилась, — прямо сказал Генри, и посмотрев на мать, шокировано добавил: — И ты целовалась с дедушкой. Но я не понимаю, как…

Он быстро перелистал страницы и показал ей картинку. И впрямь, на изображение была она и Румпель, запечатленные во время их первого, настоящего, поцелуя. К счастью, у книжки походу была цензура и что было дальше тут не было отображено, как и не написано, что она выяснила, быстренько пробежавшись по соседней странице, а то психологическая травма ее сыну была бы обеспечена. Эмма вновь посмотрела на изображение и почувствовала, что на глаза вновь наворачиваются слезы. Она сама не заметила, как протянула руку и подушечками пальцев коснулась картинки.

«Ну, куда же ты делся, бес ты проклятый?..» — печально подумала она.

— Мам, ты плачешь… — тихо сказал Генри. Он не хотел расстроить родительницу, но похоже именно это и сделал. Как ни странно, его не злило, что его мама и дед, кажется, в какой-то момент встречались, и судя по слезам на глазах его мамы, все было серьезно.

— Нет, я… — начала Эмма и вытерла щеки. — Просто… — тут она нахмурилась. — Ты не очень-то, смотрю, возмущен…

Генри пожал плечами.

— Я уже давно понял, что вы с отцом не сойдетесь. Конечно, я не думал, что все так выйдет… Но я хочу, чтобы ты тоже была счастлива… Я так понимаю, Белль даже не настоящая его любовь… Но он не помнит, да? Здесь написано, что он выпил зелье забвения.

— Нет, он уже все помнит, но… — сказала Эмма и печально вздохнув, произнесла: — Но он пропал.

Мальчик нахмурился.

— Как «пропал»?

Он, честно говоря, был немного напуган. Когда дед в прошлый раз пропал, он оказался в плену. У них как раз стали налаживаться отношения, тот даже предложил ему подзаработать, после школы помогая ему в ломбарде, к тому же он знал много историй и в шахматы его играть научил, да и папа будет расстроен… Короче, Генри был встревожен. Он терпеть не мог, когда его родственники пропадали, это всегда означал очередной мини-апокалипсис в масштабах Сторибрука. Тут и Эльзы с ее теткой хватало.

— Я не знаю, милый… — тихо сказал Эмма, смотря в глаза сына, которые были столь похожи на глаза Темного. — Я весь день его искала… Но так и не нашла.

Генри закусил губу.

— А зелье поиска? Или тот глобус, с помощью которого мы нашли папу?.. Или?.. — быстро затараторил мальчуган.

— Стоп! Стоп! — изумленно сказала Эмма, останавливая поток слов сына. И мысленно выругалась. И чего только сама не попробовала использовать глобус? Ведь он помог ей найти Зелену.

Она поцеловала сына в лоб и воскликнула:

— Ты — мой маленький гений! Глобус! Как я могла про него забыть!

Тут Эмма прищурилась и пристально посмотрела на самодовольно ухмыляющегося сына.

— Только ты об этом молчи. Нам проблем с «ледышками» хватает. Хорошо? — твердо сказала она.

Генри поджал губы, но кивнул и ответил:

— Хорошо. Я буду молчать. Пока.

Но все ее надежды на глобус разбились в дребезги, как и сам артефакт.

Когда едва на горизонте задребезжал рассвет, Эмма не вытерпела и аккуратно встала, не желая будить Генри, который так и уснул в ее кровати, оделась и рванула в ломбард.

Но там ее ждало страшное разочарование.

Достав с полки кофр, и откинув крышку, Эмма резко втянула в себя дыхание и перевернула его, с ужасом смотря на осколки. Глобус выглядел так, будто по нему хорошенько прошлись молотком и не раз, так, как то, что она высыпала на стол, было похоже на мелкое крошево матового стекла и погнутого металла.

Эмма не знала, что ее больше напугало. То, что кто-то намеренно уничтожил артефакт, зная, что она может так найти Темного или то, что теперь она была точно уверена, что того похитили.

Но прежде, чем Эмма вновь позорно разрыдалась, зазвонил ее телефон.

— Алло? — сипло сказала она в трубку.

— Эмма, — сказал Дэвид со срочностью в голосе. — Ты должна приехать в участок.

Ее сердце на миг остановилось, но тут же возобновило бег. Отец не был бы так встревожен, если бы дело касалось Румпеля.

— Что случилось? — все же спросила она, хотя ей было сейчас искренне не до того.

— Я, кажется, нашел Ингрид, — сказал Дэвид и отключился.

Эмма пару раз растерянно моргнула и только потом поняла, что Ингрид — это та самая родственница Эльзы, которая пыталась подставить мультяху. Она так погрузилась в поиски колдуна, что совсем забыла о чужой семейной драме. Может это было эгоистично, но ей захотелось послать это все к черту и дальше искать Темного. Казалось, чем дольше того не было, тем больше ее сердце начинало обливаться кровью. Она, конечно, всегда знала, что любовь — штука болезненная, но не думала, что настолько.

Но и сдаваться она не собиралась. Как там всегда говорили друг другу ее родители? «Я найду тебя»? Ну, вот и она найдет своего невыносимого, но дорогого беса.

* * *

Но в участке ее ждал еще один удар.

— Выкладывай, — хмуро сказала Эмма, едва зайдя в офис. К ее недовольству тут был не только Дэвид. Ладно, почему здесь Эльза она могла понять, но вот что здесь забыла ее маман вместе с младенчиком и Реджина, которая как бы была в романтичном «путешествии» в лесах Сторибрука, с их местным северным тарзаном, обитающем там, то бишь Робином Гудом, она понять не могла.

Дэвид поднял бровь, услышав ее тон, но все же послушно ответил:

— Я проверил, кто хозяйка того магазинчика мороженого, который ты нашла. Ее зовут Сара Фишер, но Эльза смогла опознать в ней Ингрид.

— Ну, показывай, вдруг я… — начала Эмма, подойдя к сидящему за компьютером отцу и заглянув через его плечо на монитор, да так и замерла.

«Да не может этого быть!..» — шокировано подумала она, узнав светловолосую женщину на снимке.

— …я ее знаю, — изумленно закончила она вслух.

— Знаешь? — удивленно сказала Реджина. — В городе видела? Потому что я вот нет.

Последние слова бывший мэр проворчала с явным неудовольствием.

— Да, нет. Не в городе, — пробормотала Эмма, чувствуя, что ее сейчас вырвет.

Опять.

Да сколько можно?!

Она резко отвернулась и схватила ведро. К счастью, сегодня Эмма догадалась собрать волосы в хвост, иначе быть беде. Хватит и того, что ее прилюдно наизнанку вывернуло.

— Эмма? Ты в порядке? — обеспокоенно спросила Мэри Маргарет, которой совсем не нравилось состояние дочери. Ту уже не в первый раз тошнит, да и она в последние дни такая бледненькая…

— Кроме того, что моя бывшая приемная мать тоже оказалась сказочной чудилкой, с манией величия и стремлением к вредительству собственным родственникам и того, что я проблевалась при толпе народу? — сарказмом сказала Эмма, взмахом руки растворяя ведро. — Я чудесно себя чувствую.

— Приемная мать? — хором воскликнули Дэвид и Мэри Маргарет.

Очередное упоминание о том, насколько мало они знают о жизни дочери, причинило им невыносимую боль.

— Да, — простонала Эмма, сжав виски. От родительских упреков у нее разболелась голова. — Не долго, но была. Пока не толкнула меня под машину, потому что… Стоп!

— Под машину? — вновь рявкнули ее родители. Лео заворчал и они на миг отвлеклись, а Эмма смогла собраться с мыслями.

«Выходит, эта мадам уже тогда знала кто я! — ошалело думала Эмма, припомнив, как та хотела, чтобы она остановила несущуюся на нее машину… магией. — Блин! Да хоть кто-нибудь в моей жизни был, чтобы он не знал о том, кем я являюсь в реальности еще до меня самой?!»

Причем в обеих жизнях. Кажется, ей прям суждено все узнавать в последнюю очередь. Даже про себя.

— Она. Толкнула. Тебя. Под. Машину? — чеканя каждое слово, спросила Мэри Маргарет, страстно жалея, что у нее нет под рукой ее верного лука. Какая-то женщина, которая, вроде как, хотела стать родителем ее дочери, взяла и толкнула ту под машину?! Да она ее убьет!

— Да неважно, — отмахнулась Эмма. — Важно то, что она уже тогда знала кто я. Она говорила мне использовать магию, чтобы остановить машину, но тогда я все сочла за бред…

— Она хочет, чтобы ты стала третьей, — тихо сказала Эльза, до сего момента хранившая молчание, увидев направленные на нее вопросительные взгляды, она пояснила: — Сестрой. Она хочет, чтобы нас было трое.

— Фантастика! — язвительно воскликнула Эмма и нахмурившись, огляделась. — Кстати, мои верные други, где Генри?

Она только сейчас поняла, что они все здесь, а сына-то нету. Так с кем тот остался?

«Что я за мать такая?..» — сокрушалась Эмма, но судя по виду Реджины, та думала примерно в том же ключе.

— Он с Нилом, — успокаивающие сказала Мэри Маргарет, покачивая Лео на руках. — Они хотели сходить к Румпельштильцхену.

Последнее предложение было сказано с явным недовольством. Белоснежка была не очень-то в восторге, что ее внук стал столько времени проводить с Темным. Да, тот его дед, но это не значит, что она стала меньше переживать.

— Вот они удивятся. По крайне мере, Нил, — пробормотала Эмма, не понимая, о чем думал ее ребенок, таща отца к Темному, зная, что тот пропал. Она же просила держать это в тайне, особенно от Нила.

Дэвид нахмурился.

— Почему это? — обеспокоенно спросил он, переживая, что зря внука отпустил.

Эмма посмотрела на всех и устало вздохнула.

«Ну, все равно, рано или поздно узнали бы…» — утомлено подумала она, не способная собрать достаточно сил, чтобы что-то соврать, да и зачем?..

— Он пропал, скорее всего похищен, — тихо сказала она и сглотнула. Говорить это вслух, было как ножом по сердцу. — Я его уже второй день ищу…

— Похищен? — хмуро спросила Реджина, которая все еще помнила, как не так давно ее новоявленная старшая сестра с помощью кинжала управляла Темным. Кстати, о сестрице. Реджина все еще хотела узнать, куда та делась. Родная кровь все-таки.

— Скорее всего, — ответила Эмма, передернув плечами. — Кинжал в ломбарде я так и не нашла. Конечно, тот скорее всего был спрятан в другом месте, но…

— Может Белль знает где он? — невинно спросила Мэри Маргарет, еще не зная, что та и колдун разбежались.

— Это вряд ли, — фыркнув, сказала Эмма и сложила руки на груди.

— Что так? Она же вроде как его Истинная любовь, — не без иронии сказала Реджина, подняв бровь.

Эмма только вздохнула.

«Ну и что мне вот им говорить?..»

А ничего. Так она и порешила, упрямо держа язык за зубами.

Белль поди в прошлой жизни была банши.

Когда Эмма решила промолчать и покорно сходить к мисс Френч, она и подумать не могла, что ее барабанным перепонкам будет нанесен такой вред.

— …и слышать не хочу! — провыла Белль, и тряхнув волосами, скрылась среди книжных полок библиотеки.

Эмма поморгала, и засунув палец в ухо, потрясла им.

— Истеричка, — проворчала она и посмотрела на отца. Тот все ошеломленно смотрел на то место, где только что была Белль. — Вот тебе и любовь.

Она даже мысленно пожалела Румпеля.

«И как только он столько времени терпел эту сирену?.. Бедняжка. Найдется — расцелую»,— подумала она, стараясь подавить неуместный всплеск ревности от мысли, что те вообще когда-то были близки.

— Ндаааа… — как-то контужено протянул Дэвид.

Эмма с жалостью глянула на отца, который, кажется, не может поверить, что любовь может пройти. Наивный человек. К счастью, ей это не передалось.

— Ну, пошли что ли? — недовольно буркнула Эмма и толкнула папаню к выходу, тайком оглядев храм знаний, и печально вздохнула. Ее внутренний книжный червячок плакал оттого, что у нее нет времени здесь все изучить, да и местная библиотекарша не даст этого сделать. Печаль-беда.

Как только они вышли на улицу, им позвонила перепуганная Мэри Маргарет и сказала, что Эльза пропала.

«Сегодня будет хоть одна хорошая новость?!» — яростно подумала Эмма, но этот день был явно под девизом: «Чем дальше, тем хреновее».

Ведь ко всему прочему, Нил узнал, что отец исчез.

— Почему ты мне раньше не сказала? — крикнул он, как только Эмма вернулась в участок. — Он мой отец, черт возьми!..

Эмма от шока даже открыла рот.

— Извини?! В какой момент я должна была тебе это сказать? Я, блин, второй день уже не сплю, ищу твоего родителя, ищу Ингрид, которая оказалась моей, едва не ставшей, приемной мамашей, а теперь еще и ее племянница пропала, которой я обещала помочь! — крикнула она, чувствуя, как у нее начинают сдавать нервы. — Так что хорош на меня орать, а лучше помоги хотя бы последнюю найти! Или просто оберегай Генри, пока я буду делать свою работу!

Закончив свой спич, она, тяжело дыша, упала на стул.

— Ладно, может ты и права, — тихо сказал Нил, чувствуя себя виноватым. Хотя его можно понять, его отец пропал все-таки. Черт знает, где тот сейчас…

Эмма устало фыркнула и посмотрела на него сквозь пальцы.

— А бывают моменты, когда я не права? — колко сказала она.

Переглянувшись, они тихо засмеялись.

— Нил, — успокоившись, серьезно сказала Эмма. — Я найду твоего отца, но мне нужна твоя кровь. Хочу попробовать одну идейку.

* * *

Наваять поисковой артефакт, Эмме удалось не сразу. Кулоны все-таки в лавке не бесконечны, пришлось делать все с самого начала. К счастью, Дэвид вызвался добровольцем и вместе с Нилом и Гудом, отправились прочесывать город и его окрестности в поисках Эльзы. Генри остался у Реджины, как и маленький Роланд Гуд, который, кажется, скоро станет приемным братом ее сына.

Эмма весь день промучилась, но смогла к концу дня сделать слабенький артефакт поиска. Но ей и такого хватит.

Она надеялась, что хватит.

Но следуя за поисковиком, она, уже по традиции этого проклятого дня, чуть не попала в аварию. Черт ее дернул поехать на машине! Но выйдя из жука, который столь резко занесло в сторону, Эмма поняла, что причина отнюдь не в ее внезапно ухудшившихся навыках вождения, а в наледи, которая внезапно появилась на дороге. Очень внезапно. Мэн — штат отнюдь не южный, но и мороз, как в Арктике, тут не вдаряет, чтобы дорогу буквально за секунду покрыло столь толстым льдом.

Эмма настороженно оглянулась.

У нее появилось отчетливое ощущение, что за ней кто-то наблюдает. Как она подозревала, этим кем-то мог быть только один человек.

— Я знаю, что ты здесь… Ингрид, — твердо сказала она, смотря на окружавший ее лес.

— Ты помнишь меня? — удивленно прошептала женщина, вышедшая из-за дерева. На той было платье, полностью соответствующие ее образу «Снежной королевы». Блестящее, как свежий снег, и белоснежное, как молоко.

«По крайней мере, никакой кожи», — иронично подумала Эмма. Как она заметила, пребывая в Заколдованном лесу, там многие были склонны к подобному стилю, но лишь на Румпеле ей это понравилось. Как по ее личному мнению, только он выглядел в коже сексуально, а не так, будто он был членом клуба сказочных извращуг.

— Естественно, — хмыкнув, сказала Эмма. — Трудно забыть того, кому доверился чуть ли не впервые в жизни, а тот тебя в ответ под машину бросил.

— Признаю, это было ошибкой и мне жаль, — сказала Ингрид, делая пару шагов ей навстречу, умиротворяюще подняв руки. — Правда, Эмма. Мне так жаль…

— Да, без разницы, — прохладно сказала Эмма, махнув рукой. — Лучше скажи, где Эльза?

Ингрид поджала губы.

— Она в порядке, — жестковато ответила женщина. — Эмма…

Но блондинка отвлеклась и повернула голову в сторону машины, слыша, как поисковик на приборной панели стал тарахтеть все сильнее и сильнее, что явно указывало на то, что она, во-первых, близка, а во-вторых, сила артефакта подходила к концу, и если она сейчас за ним не последует, то тот просто сдохнет. Эмма вновь повернулась к Ингрид, но та пропала.

— Проклятие… — тихо сказала она, и еще раз оглядевшись, села в машину. Только мысль, что Ингрид она, как и мультяха, нужны живыми, успокоила ее и позволила продолжить поиск Темного.

Но и тут ее ждало разочарование.

Так как поисковик ее привел и сдох около границы города. Ледяную стену тут уже убрали, но Эмму это мало волновало, ведь Румпель был все еще черт знает где, а самое страшное, что он явно был за границей города.

Без магии, скорее всего без денег, без документов, может даже без своих воспоминаний и с его-то больной, за пределами города, ногой…

«Мерлин, как же ей теперь его искать?!»

Наконец, все события этого дня окончательно свалились на Эмму и она, согнувшись пополам, зарыдала.

Громко и навзрыд.

Она прижала руки к груди, чувствуя, что буквально задыхается от этих слез и боли, от которой ее сердце корчилось и стонало.

Давно ей не было так плохо!..

Ей страстно вдруг захотелось вырвать собственное сердце, чтобы это только прекратилось.

«Ну, что же я такая невезучая?!» — с болезненным стоном подумала Эмма, упав на колени, продолжая всхлипывать и задыхаться. Она была готова выть от несправедливости и жестокости судьбы по отношению к ней. Уже в который раз. Едва нашла любовь, о которой уже и не мечтала, как он пропал. Да еще упустила из виду девушку, которая ей доверилась, и нуждалась в ее помощи. О чокнутой Снежной королеве, которая вознамерилась сделать ее своей сестрой, Эмма даже не хотела вспоминать.

Ну, почему?! Ну, почему вечно я?!

Неделю спустя Эмма лежала на диване, завернувшись в одну из рубашек Темного, и смотрела в небольшое окно хижины на темнеющий, в наступающих сумерках, лес.

Тот хреновый день стремительно перерос в хреновую неделю.

После своей истерики, она еле доползла домой, но в ту ночь так и не уснула. Даже Генри, который чувствовал, как ей плохо и уснувший под ее боком, ей не помог. Поэтому, Эмма кое-как встала на следующее утро. Все-таки третий день уже не спала. Но и тот день ничего, кроме разочарования не принес. Как и последующие три дня. А вот на четвертый день ей наконец повезло.

Во-первых, Эмма нашла сбежавшую от тетки Эльзу, а во-вторых, все еще не рухнула где-нибудь в кустах от истощения. Спать она так и не могла, как ни старалась. Даже кинув на себя же свое «любимое» проклятие сна, и то она уснула лишь на два часа. От еды ее вообще стало воротить и тянуть к ближайшему туалету, ведру или урне. Хотя джинсы, вопреки ее «диете», наоборот стали ей маловаты.

Да еще и эти. Влюбленные парочки.

Казалось, будто назло, все вдруг впали, несмотря на очередную угрозу нависшую над городом, в романтичную эйфорию. То тут, то там, ей то и дело встречались целующиеся, держащиеся за руки и прочие милующиеся голубки. От этого, ей было так тошно, что хотелось сдохнуть. Ее родители, Реджина с Гудом, и Нил, который стал «тайком» встречаться с Руби. Болван. Она уже и так знала, что они начали встречаться. Все они как с ума посходили, оттого ей становилось все более тоскливо и тянуло поплакать. Эмма вообще стала поразительно плаксивой.

Истеричка, блин.

Но конец недели стал полным апофеозом всего этого.

Ингрид опять нарисовалась. Хрен сотрешь. Она завлекла ее и Реджину, которая,о чудо, оторвалась от своего нового бойфренда и согласилась ей помочь, в ловушку, как последних лохушек.

А все из-за Сидни Гласс, из всех людей!..

Этот лопух перешел на сторону Снежной королевы, как выяснилось, и помог той заманить их в башню с часами, где они, как тогда думали, смогли поймать нерадивую тетку Эльзы. Вот тогда-то это и случилось.

Проникновенная речь Ингрид про семью и их «связь» и то, что другие ее боятся из-за магии, которая столь могущественно бурлила в ней… И только она может понять ее боль и помочь… Черт! В другой любой день эта чушь не подействовала бы на Эмму, благо был иммунитет после многочисленных подобных «бесед» с поедателем долек, но в тот день усталость и тщательно подавляемая истерика дали о себе знать, и в неконтролируемой вспышке магии она вынесла стену участка, где и проходил допрос, переросший в агитации по вступлению в клуб блондинок имени Снежной королевы.

Хуже того, когда она, выбежав наружу из нового «прохода», увидела кучку своих родственников, которые там собрались, с испугу уронила фонарь на отца, за что мать на нее накричала.

Это было словно последней каплей.

Эмма почувствовала себя такой одинокой и всеми покинутой, вкупе со страхом за жизнь и безопасность Румпеля, который за чертой был отнюдь не бессмертным, все это буквально взорвалось у нее внутри, и она позорно сбежала, боясь, что навредит кому-то еще. Бедные деревья, которые вырвало корнем на поляне, куда она перенеслась, были тому доказательством.

И вот, под конец недели, она, спрятавшись ото всех в хижине, лежала на диване завернувшись в шелковую рубашку, которая все еще пахла одеколоном Румпеля, и тихо вздыхала. Но не только оттого, что весь город, а особенно ее родственники и собственный сын ее боялись, Эмме было так тоскливо, но в то же время…

«Мерлин! Ну сколько раз зарекалась о чем-то мечтать… Знала же что может материализоваться. И вот теперь, пожалуйста…» — думала она, переведя взгляд на столик перед диваном, а точнее на предметы лежавшие там.

Ее прям раздирали противоречивые чувства: страх, ужас, тоска, злость, шок, предвкушение и радость.

Причем все это терзало ее одновременно.

Страх и ужас Эмму мучили оттого, что она думала, что не справится, что не заслужила, что о себе не заботилась все это время, и что… Он может и не обрадоваться. Тоска… Ну, это уже привычное чувство. А злость была на саму себя. Как она этого раньше-то не поняла?! За почти четыре-то месяца! Ведь все признаки сходились, но она упорно этого не замечала, а ведь думала об этом буквально пару недель назад… Но все же радости, несмотря на шок, и все прочие чувства, было больше.

Когда-то это было ведь ее самым большим желанием!… И в этот раз, несмотря ни на что, Эмма не собиралась упускать этот шанс. И плевать на мнения остальных!

Но что ей делать сейчас?!

Румпель все еще черт знает где, а поисковое зелье, которое она начала варить еще на второй день после его пропажи, готово будет только через месяц!.. Более сильный поисковой артефакт тоже делать долго, да ей сейчас и вредно тратить столько сил, а Эмма и без того была истощена, а уж в ее-то состоянии… Она еще раз печально вздохнула и не торопясь встала.

Эмма вообще сейчас чувствовала себя как хрустальная ваза и старалась не делать лишних, как и резких, движений. Она с неохотой побрела к небольшой кухне, решив все-таки попить чаю и что-нибудь перекусить. Голодна она не была, но есть было нужно, а насильно впихивать в себя еду ей не в первой.

Уже размешивая в чашке сахар, она вдруг услышала, как к домику подъезжает машина. К счастью, свет здесь так и не включала, как и не разводила огонь в камине, просто кинув согревающее заклятие в хижине, поэтому незваный гость вряд ли поймет, что она здесь. Эмма вся подобралась и, оставив чашку, медленно подкралась к окошку, которое выходило на переднее крыльцо, и слегка отодвинув занавеску, выглянула наружу.

Прямо перед хижиной остановилась незнакомая ей машина, из которой вышла женщина в черном плаще и в накинутом на голову капюшоне.

«И кто это ко мне приперся?» — недовольно думала Эмма, смотря на странную дамочку, которая прижимая к груди небольшой сверток, настороженно повертела головой и потопала куда-то в лес.

Блондинка подозрительно прищурилась.

Что-то ей совсем это не понравилось. Она собрала волосы в хвост, переколдовала тапки в сапоги и, накинув куртку, тихо вышла из домика. Эмма кинула на себя заклятие тихих ног и заклятие незаметности, и тщательно смотря себе под ноги, потопала за подозрительной дамочкой.

Шли они долго.

«И куда ее только несет?» — ворчливо подумала Эмма, больше времени тратя на то, чтобы смотреть себе под ноги, чем смотря за бабехой впереди. Уже успело стемнеть и в отличии от этой «лэди» впереди нее, у блондинки фонарика не было.

Наконец та остановилась неподалеку от ручья, и подойдя к довольно большому дереву, ну, больше, чем все окружающие их деревья, и еще раз оглядевшись, опустилась перед ним на колени. Достав складную лопатку из кармана, та стала рыть ямку у самых корней дерева. Минут десять та ковырялась в земле, и наконец этого «садовода» удовлетворила ее работа, и взяв сверток, который дамочка притащила с собой, она положила его в углубление в земле и быстренько закопала. После чего напоследок постучала лопаткой по холмику, прикрыла его ветками, что валялись неподалеку, и бодро встав, пошла обратно.

Лицо в этой темноте Эмма так и не разглядела, да ей было это пока и не важно. Она, если что, номер машины запомнила, а вот то, что дамочка зарыла, ее интересовало куда больше.

Ночь, лес, подозрительный сверток… Ну и как это могло не вызвать у нее любопытства?

Дождавшись, пока незнакомка уйдет, а свет от ее фонарика — исчезнет, Эмма вышла из-за дерева, за которым пряталась, и наколдовав слабенький «Люмос», потопала к «кладу». Рыться руками, как и сидеть на холодной земле, Эмма не собиралась, она просто взмахом руки подняла землю и извлекла сверток. Ткань в ее руках слегка уже успела намокнуть от сырой земли, поэтому Эмма смогла ощутить что-то длинное и плоское внутри. Что-то что напоминало… нож.

Подавить внезапное предчувствие насчет содержимого свертка Эмма так и не смогла, и быстро развернув ткань, убедилась, что права.

Ведь внутри оказался волнистый кинжал.

Кинжал, с именем «Румпельштильцхен» на лезвии.

Засыпать рядом с любимой разомлевшей женщиной, после страстных занятий любовью — было прекрасно, но вот просыпаться от резкого зова собственного кинжала, который вновь украли — было отвратительно.

Румпельштильцхен даже осознать не успел, как уже стоял посреди дороги. Благо, кто бы не был похитителем его кинжала, тот додумался дать ему приказ одеться. Хотя и не полностью, судя по ощущению холодного асфальта под его босыми ногами. Он растерянно огляделся, понимая, что находился около границы города.

«Черт! Надо было прятать кинжал, а не оставлять его в сейфе!» — ругал себя он, с ужасом ожидая увидеть своего нового «хозяина».

— Здравствуй, Румпель, — раздался за его спиной голос последнего человека, которого он хотел видеть или слышать. Или ожидал увидеть.

Здесь.

Он медленно обернулся и посмотрел на Белль, которая стояла неподалеку от него, с упрямым выражением лица и с вытянутой вперед рукой, в которой был его кинжал.

Граница города, решительное лицо девушки, кинжал… У Румпельштильцхена появилось дурное предчувствие насчет того, что сейчас произойдет.

— Белль… — тихо выдохнул он, чувствуя, как все внутри сжалось от ужаса. — Что ты?..

— Молчи, — сказала она дрожащим голосом. Белль сглотнула и вскинула голову. — Я хочу задать тебе лишь один вопрос.

— На границе города? — ехидно сказал он, сжимая кулаки по бокам, чтобы та не увидела, как затряслись его руки.

Белль поджала губы.

— Ты меня и впрямь больше не любишь? — тихо спросила она, выжидающе смотря на него. — Ну? Отвечай же!

— Нет, — сквозь зубы выдавил колдун. — Не люблю.

— А любил ли?.. — выдохнула она, но тряхнув головой, добавила: — Нет, не отвечай. Я не хочу этого слышать. Мое сердце достаточно разбито…

— Твое разбито? — неверяще сказал он. — А мое сердце по твоему что, железное?

— У тебя его нет! — истерично крикнула Белль.

Румпельштильцхен изумленно посмотрел на девушку перед собой и поразился, как он вообще мог подумать, что когда-либо любил ее.

«Воспоминания любить было легче, со временем, образ в них становяться свят и все недостатки забываются», — горько подумал он.

— Чего ты от меня хочешь? — устало спросил колдун. И оглянувшись

к себе за спину, на черту, что обозначала границу, он сардонически добавил: — Мой ответ тебя ведь и не интересовал. Ты уже и так все решила.

— Так будет лучше, — упрямо сказала Белль, вскинув подбородок. — Ты — Чудовище. И я хочу убедиться, что ты больше никому не причинишь боли.

Против воли, Румпельштильцхен вздрогнул. Ее слова неожиданно больно ранили его. Он и сам знал каков, но все же вслух это слышать было мучительно, особенно сейчас, когда он только начал свои отношения с Эммой, ради которой и впрямь хотел измениться. И не только поэтому. Ведь он только примирился с сыном, сблизился с внуком, сходил с Эммой на первое настоящие свидание, которое, кажется, стало и последним… Все только начало налаживаться в его жизни, но теперь, судя по всему, этому не бывать.

«Прости меня, Эмма…» — с мукой подумал он, и следуя приказу Белль, сделал первый шаг назад.

— Белль… — попытался он образумить девушку, но та его вновь оборвала.

— Нет, хватит слов. Уходи из этого города. Забудь сюда дорогу, — твердо сказала шатенка. — И не возвращайся. Никогда.

Она сделала резкий шаг вперед, а он широкий назад, чувствуя, как магия кинжала, следуя приказу своей новой владелицы, буквально выталкивала его за черту.

От собственного бессилия и даже страха, перед неизвестностью, у него на глазах навернулись слезы, а легкие сжались, отчего ему стало не хватать воздуха.

Это так несправедливо!..

— И я теперь чудовище?.. — тихо просипел он, держась за грудь, когда до черты остался всего шаг. Один шаг назад, всего один, и его жизнь будет закончена.

Белль нахмурилась. А он зная, что ему больше нечего терять, продолжил:

— Ты выкидываешь меня из города, лишаешь всего… А как же мой сын?.. Внук?.. Ты же знаешь, как долго я искал Бейя…

— Им будет лучше без тебя, — жестко сказала Белль и громко крикнула: — Уходи!

И Румпельштильцхен сделал последний шаг назад за черту города.

Как только ее шок от находки немного прошел, Эмма тут же перенеслась в участок. На дворе ночь была, поэтому там вряд ли сейчас кто-то был.

Казалось, найденный кинжал придал ей новых сил. Сам факт, что имя на лезвии все еще было, немного Эмму успокоил. Есть имя — значит живой. К тому же, она вдруг поняла, что за всей этой магией и прочими волшебными факторами, забыла, что она вообще-то, блин, охотник за головами! Поэтому временно свернув свои магические поиски, Эмма решила использовать старые добрые, маггловские, так сказать, методы.

Тот факт, что она все еще шериф, очень даже был кстати. Хотя Эмме было интересно, как это до сих пор работало, если технически Сторибрук не существовал. Отголоски первого проклятия, поди, все еще действовали. Поступают же сюда товары и почта. Но это не важно. Сделать запросы в больницы и в полицию штата в середине ночи Эмма не могла, но вот просмотреть базы и узнать, не был ли найден неподалеку отсюда мужчина, подходящий под описание Румпеля, скорее всего с амнезией, вполне.

Но в базах, к ее огорчению, таковых не нашлось, как и мужчин в принципе. Да и женщин. В этой округе амнезийных товарищей в последние месяцы вообще не находили. Хотя, отчаиваться было рано, ведь перед тем, как информация будет занесена в базы, могло пройти время. Поэтому Эмма составила и отправила более подробный запрос в полицию ближайшего крупного населенного пункта, то есть в Портленд, с надеждой в сердце и верой в лучшее в душе. Запрос, к ее печали, будет рассматриваться в течение пары недель, но это все же лучше, чем месяц, который нужен для приготовления зелья поиска.

Чувствуя, как на нее вновь накатывает уже привычная, но вредная для ее организма, усталость, Эмма стиснула зубы и наконец решилась сделать то, о чем должна была озаботиться еще несколько месяцев назад, не будь она такой ненаблюдательной дурой.

Она взмахнула рукой и растворилась в белой дымке.

* * *

Кит Вейл, так же известный, как Виктор Франкенштейн, ненавидел воскресные дежурства.

Он всегда, если мог, старался избегать оставаться в больнице в воскресенье. Это были самые скучные и невыносимо долгие смены. Но в этот день он знал, что все будет по-другому.

Во-первых, его дважды облили кофе. Во-вторых, в неотложку поступил Лерой, который два часа ныл, что он умирает, хотя он просто сломал палец на ноге. И где это умудрился? И почему было столько нытья, особенно из уст гнома, который должен быть привыкшим к мелким травмам, работая в шахтах. Хотя возможно все дело было в симпатичной фее, в одежде монашки, которая прибыла вместе с ним, и только охала и ахала, сочувственно поглаживая руку гнома. Ну, а в третьих… В третьих, он это понял, когда посреди ночи его, во время обхода, а точнее похода за чашечкой кофе в местную столовую, где работала одна миленькая деваха, у которой были такие большие… глаза, поймала в одном из коридоров шериф Свон, собственной персоной.

— Вейл, — твердо сказала она, сжимая его локоть, в довольно крепкой и стальной хватке, для такой вроде с виду хрупкой женщины. — Мне нужна твоя помощь, как…

— Мужчины? — шаловливо сказал он и пошевелил бровями, за что тут же получил удар под дых.

Когда он смог наконец немного отдышаться, блондинка ехидно продолжила:

— Нет, как врача, некрофил недобитый.

Вейл обиженно поджал губы.

— Я не некрофил, — проворчал он, потирая живот. Удар у шерифа был, как и хватка. Ого-го какой.

— Да мне пофиг, — безразлично сказала Эмма и закатила глаза, уже жалея, что решила обратиться к этому недонекроманту доморощенному. Но к сожалению, других докторов она шибко близко не знала здесь, не то, чтобы с Вейлом они закадычные друзья, но этого фрукта она всегда сможет заткнуть, если что, или прикопать по тихому.

— Ну, так что нужно-то? — недовольно спросил он, все еще надеясь выпить кофе.

Эмма вздохнула и сжав кулаки, быстро сказала:

— Ты должен меня осмотреть. Молча и без вопросов. Кроме тех, что касаются моего организма, понял?

— А то что? — высокомерно спросил Вейл, подняв бровь и сложив руки на груди.

Но таким самодовольным он был ровно до того момента, пока его причиндалы не оказались в железной хватке шерифа.

— А то я оторву тебе все то, что я уверена тебе весьма ценно, — прошипела блондинка ему в лицо. — Договорились?

— Да, — просипел он, боясь, что его мини-Виктор вот-вот его покинет и останется в тисках чада Прекрасных.

Эмма выпустила все то, к чему предпочитала не помнить, что касалась, и широко улыбнулась.

— Чудно, у тебя время до рассвета, — жизнерадостно заявила она и треснула его по плечу.

Вейла перекосило от удара и боли в ущемлённым достоинстве.

— До рассвета? Осталось всего пару часов! Я не успею провести полное обследование, если, конечно, вас, шериф, не мучает что-то конкретное, — прошипел он, скрестив ноги, и морщась от боли.

Эмма вздохнула.

— Мне нужно, чтобы ты осмотрел меня по… женской части, — тихо сказала она, оглядываясь по сторонам.

Тот поднял брови.

— Я же не гинеколог, — возмущенно сказал он.

Блондинка выразительно глянула на него.

— А роды у моей матери ты принимал как? На ощупь и в темноте? Или случайно мимо пробегал и поймал моего брата, когда он выскочил из утробы моей маман? — язвительно спросила Эмма, помня, с каким смущением ее родительница рассказывала, что роды у нее принял парень, с которым та провела одну ночь.

Вейл фыркнул и поджав губы, махнул головой в один из коридоров.

— Хорошо, идем.

Спустя час унизительных расспросов о ее половой жизни, менструациях, пары колб крови и пребывание на дурацком гинекологическом кресле, терпя Вейла у себя между ног, как бы пошло это не звучало, Эмма, наконец, лежа на кушетке и почти не чувствуя холодного геля у себя на животе, услышала подтверждение того, о чем только вчера подумала.

— Вы беременны, шериф Свон, причем уже довольно… сильно, — ехидно сказал Вейл, водя датчиком у нее по животу. Который, кстати, едва ли вырос, хотя если она не ошибалась, уже должен был бы.

— Но почему живот почти не вырос? — хрипло сказала Эмма, не отрывая взгляда от монитора, где был виден уже почти полностью сформировавшийся малыш, хотя и очень маленький.

«Господи… Хотела свой личный кабачок, и вот получай», — немного истерично думала она.

Нет, она уже и так знала, что беременна. Восемь тестов, которые она сделала в хижине и которые все еще валялись на столике, ей это очень четко подсказали, но все же… Все же видеть это на мониторе УЗИ совсем по другому, нежели на пластмассовой палке пару полос. Ею вдруг овладел жуткий страх, что с ребенком что-то не так. Не так из-за нее. Ведь она за последние почти четыре месяца успела попрыгать по порталам времени, побегать от зубастиков из снега и… Да что она только не делала! Особенно то, чем нормальные беременные женщины не занимаются!

«Нормальные женщины и понимают, что они беременны, чутка пораньше, а не тогда, когда уже почти половина той самой беременности прошла!» — самоуничижительно подумала она и глянула на Вейла.

— Не беспокойтесь так, — умиротворяюще сказал он. — У некоторых женщин и до конца срока живот почти не виден. А может уже через неделю вы не влезете в любимые джинсы. Тут все зависит от того, как плод лежит. У вас он просто находится ближе к позвоночнику, вот поэтому ничего почти и не видно, но малыш здоровый, сердце у него весьма бодро бьется, чуть подрастет, перевернется, и новый гардероб станет вам необходим.

С неохотой, Эмма оторвала взгляд от монитора, вытерла гель с живота и встала с кушетки.

«Сиськи Морганы, я — буду мамой! Опять», — ошарашено думала она, переодеваясь в свою одежду за ширмой. Но покровительственно положив руки на едва заметный изгиб своего живота, Эмма решительно закончила свою мысль: — «Но в этот раз, я, во чтобы то не стало, не облажаюсь, кроха. Я буду самой потрясной мамой на свете. Той, которой никогда не было у меня. И уж точно никому тебя не отдам. Второй раз я так не облажаюсь. Я клянусь».

Вейл оказался прав.

Уже к середине второй недели, после приема, живот пришлось прятать под широкими кофтами. Конечно, можно было бы спрятать его под заклятием гламура, но Эмма не хотела тратить магию на это энергозатратное заклинание. Ее организм и так был истощен, а дополнительная нагрузка была сейчас только во вред. Она так и не смогла нормально выспаться, все еще продолжая мучиться от бессонницы, и даже снотворное, которое ей можно было бы в ее состоянии, и ради которого она в общем-то к Вейлу и пошла, не очень-то помогало. По крайней мере, к ней, отчасти, вернулся аппетит, но с учетом того, что ее все еще выворачивало наизнанку, это вряд ли могло считаться хорошей новостью.

Хотя, кое-что хорошее, ну не для Эммы, а для Эльзы, все же произошло. Сестра мультяхи — Анна, «таинственным» образом причалила в один из дней, вместе со своим бойфрендом, к берегам Сторибрука.

В сундуке.

Хотя здесь это было нормальным явлением.

На этом все хорошее, в общем-то, и кончилось. В остальном, на Эмму, как из рога изобилия, посыпались проблемы.

Для начала выяснилось, что Ингрид, при помощи какого-то зеркала (как же она ненавидела всяческие отражающие магические стекляшки!), хотела наложить на город очередное проклятие. Но самое хреновое было, как бы это эгоистично не звучало, в том, что на ее запрос так и не ответили. Ей бы о спасении города думать, но ничего кроме мыслей о Румпеле, где-то там бродящем, и их будущем ребенке в голову не лезло. Она даже кинжал стала везде таскать за собой. Глупость, конечно, но так ей казалось, что она ближе к Темному. Это все гормоны, не иначе.

Хотя, кое-что хорошее еще все же случилось. И оно как раз сейчас потихоньку скреблось в дверь ломбарда, куда Эмма передислоцировалась из хижины. В том домишке ей теперь было жуть, как тоскливо, да и зелье поиска, ее запасной вариант, варить здесь было удобнее. Да и вообще, кто ей мог запретить? К тому же, здесь ее искать будут в последнюю очередь.

— Лебедь, прием. Это мангуст, — тихо, но четко донеслось из-за двери. — Путь чист.

Эмма хихикнула и открыла дверь.

— Заходи уже, — с улыбкой сказала она сыну, и потрепав прошмыгнувшего мальчика внутрь по макушке, добавила: — Шпион ты мой.

Генри усмехнулся и торжественно протянул ей коробку.

— Я пиццу принес, — гордо сказал он.

— Спасибо, — искренне сказала Эмма, которая как раз жаждала пиццы.

Правда пиццу она бы хотела с M&M’s, но не все в этой жизни можно получить. В крайнем случае, можно насыпать сверху.

Тут Генри снял рюкзак, и вытащил оттуда пару банок мороженого, шоколад и… банку пикули? По мере того, как из рюкзака сына появлялась самая разнообразная еда, брови Эммы поднимались все выше и выше.

— И что это за праздник живота? — ошарашенно спросила она, смотря на заваленную банками, пакетиками и прочим витрину.

— Ну, я помню, что бабуля жаждала всего и сразу, причем в странных композициях и вот, — сказал Генри, поставив банку Нутеллы на витрину и выдохнул. Свой рюкзак из-за всего этого он еле донес. Аж устал.

Губы Эммы вдруг пересохли. Она не дура и прекрасно смогла понять намек сына, но как он?.. Она ведь еще никому не сказала.

— Генри… — хриплым голосом начала она.

— Мам, — твердо остановил ее не по годам развитый сын. — Я же не идиот, хотя еще и ребенок. Ты ведь беременна, верно?

— Да, — неуверенно ответила Эмма, чувствуя себя вдруг, как нашкодивший подросток. Она растерянно моргнула и тихо добавила: — Ты не злишься? Я хотела тебе рассказать, но…

— Нет, — пожав плечами, сказал Генри. — Я всегда хотел братика или сестренку.

После чего, спокойно вскрыл одну из шоколадок и откусил кусочек. А вот Эмма окончательно потерялась. Она так нервничала, готовилась к истерике, к злости… Но никак она не ожидала, что, во-первых, ее сын сам все поймет, а во-вторых, так спокойно все воспримет. Внезапно, на глазах у нее навернулись слезы от осознания того, какой у нее умный и проницательный ребенок, и она шмыгнув носом, обняла мальчика.

— Мам? Ты чего?.. — растерянно спросил Генри, увидев, как та расплакалась, но вспомнив, как бабуля рыдала по любому поводу до рождения Лео, затих.

Женщины, что с них взять.

— Прости, — неловко сказала она, отойдя от мальчика, и вытерла слезы. — Твоя старая мать стала той еще плаксой.

— Ничего, это наверное гормоны, — мудро заметил Генри, помня, как про эти «гормоны» шепотом говорил дед, когда бабушка расплакалась, увидев, как тот убил муху.

Эмма издала влажный смешок и потрепав его по челке, отчего он заворчал, сказала:

— Ладно, мужичок мой, давай-ка перекусим. Не зря же ты все это сюда тащил.

* * *

После их импровизированного пира, Генри неожиданно тихо спросил:

— Так никто и не позвонил?

Блондинка замерла. Она знала о чем ее спрашивает ребенок, сама же взяла и ляпнула, когда они впервые увиделись после того инцидента в участке. Знакомая волна печали тут же накрыла ее с головой. Ее саму этот вопрос безмерно мучил. И с каждым прошедшим часом ей становилось все хуже. Ведь Румпеля уже нет третью неделю!.. Эмме казалось, что еще немного, и она сойдет с ума от беспомощности.

Как только она открыла рот, чтобы ответить, ее прервала трель звонка сотового. Она с замиранием сердца взяла трубку.

— Алло, это шериф Свон? — спросил незнакомый мужской голос. — Вас беспокоит детектив Лайнус из полиции Портленда.

— Слушаю, — хрипло ответила Эмма и почувствовала, как у нее внутри все затряслось. Ведь ей звонил детектив, а не рядовой какой-нибудь, просто передающий информацию по ее запросу.

— Вы делали запрос около полутора недели назад о пропаже человека лет сорока-сорока пяти, русоволосого… — начал детектив.

— Да, да, я помню собственный запрос, — раздраженно ответила Эмма. Это, конечно, не очень-то вежливо хамить сотруднику при исполнении, но она была на взводе.

На той стороне связи тихо фыркнули, и куда более резко, чем до этого, сказали:

— Я веду дело о предполагаемой краже и аварии на северо-восточном шоссе, произошедшие около двух недель назад…

Эмма мимолетно порадовалась, что уже сидела. После слова авария, ей резко захотелось добежать до ближайшего ведра и расстаться со всем тем, что она по глупости не так давно съела. Но с трудом все же подавив этот порыв, как и истерику, она сосредоточилась на том, что продолжал говорить детектив.

— …судя по вашему описанию в отчете, пострадавший мужчина как раз и есть ваш пропавший. Мистер… Мистер Голд, если я не ошибаюсь?

— Д-да… — пролепетала побледневшая Эмма и быстро выпалила: — Он жив?

— Да, шериф, — тут же ответил детектив. — Но…

— Но?.. — жестко спросила она, искренне ненавидя, когда начинают вставлять это чертово «но».

— В связи с аварией, пострадавший был доставлен в больницу, где, к сожалению, впал в кому…

— Кому? — тихо прошептала Эмма, ощущая, как земля под ногами закачала.

«Нет… Нет, нет, этого не может быть…» — лихорадочно думала она, не веря, что судьба вновь могла так жестоко с ней обойтись. Обойтись с ним. Но не только поэтому ее обуревал ужас. Магия может вылечить многие раны, но кома — это последствия уже полученных повреждений, даже исцелив которые, человека в сознание можно и не вернуть. Мозг — все же штука деликатная. Вон, родители Долгопупса тому подтверждения.

— Верно, и…

— В какой больнице? В какой больнице он лежит? — вновь резко прервала Эмма детектива.

Там недовольно замолчали, но все же ответили:

— Больница святого Эндрюса. Пострадавший был доставлен туда под именем Джон Доу.

Когда Эмма добралась да Портленда — была уже ночь.

Она примчалась бы и раньше, но сначала ей помешал токсикоз, заигравший новыми цветами на фоне нервного стресса, а потом Генри заупрямился и ни в какую не хотел ее отпускать одну. Но все же она уговорила его и отправила домой, а сама отправилась сюда.

Без всякого чувства жалости, Эмма приложила Империусом несчастную медсестру на посту и узнала у той, где лежит Джон Доу. Но уже около нужной палаты замерла. У нее внутри все сжалось, а руки затряслись так, что Эмма с трудом смогла ухватиться за ручку двери.

«Господи! Да открой уже эту чертову дверь!» — рыкнула сама на себя Эмма и резко повернула ручку.

Она медленно вошла в палату и сглотнув, огляделась.

В тускло освещенной палате была лишь одна кровать, перед которой стояла задернутая ширма, из-за которой раздавался мерный звук больничных мониторов. Эмма сжала кулаки по обе стороны от себя и подойдя к ширме, сделала глубокий вздох и отдернула ее.

Она не удержалась от всхлипа и прижала руку ко рту.

Перед ней лежала ее вредная потеряшка — Румпельштильцхен собственной, весьма побитой персоной. Висок и бровь на правой стороне был рассечен, рука, тоже правая, была в гипсе и лежала у него на животе. На лице у него была кислородная маска, а ресницы едва заметно дрожали.

Эмма пересекла оставшееся пространство и подошла к нему. Она вытянула дрожащую руку и сжала ладонь его неповрежденной руки. Его ладонь, обычно теплая, сейчас была прохладной и неподвижной. Очередной всхлип сорвался с ее губ.

— Страдалец ты мой… — тихо выдохнула Эмма, и наклонившись, едва ощутимо коснулась губами его лба. — Что ж ты у меня такой невезучий…

К несчастью, это был не сказочный мир, да и не Сторибрук. Одним поцелуем пробудить тут не выйдет. Хотя Эмма в этот момент, если честно, об этом даже и не думала. На нее вдруг навалилась такая усталость… Она хотела бы его исцелить, но кроме поверхностных ран, ничего бы не смогла исправить. К тому же, Эмма последние силы потратила на то, чтобы перенестись сюда.

— Проснись, бес проклятый… — ласково сказала Эмма. — Я тут уже вся измучилась. Кто бы знал, что мне будет без тебя так хреново… А мне нервничать сейчас, ох, как вредно, — тут она тихо хихикнула и коснулась его левого виска. — Да, да. Твое прошлое златоокое я весьма шустрым оказался… — и тяжко вздохнув, Эмма едва слышно прошептала: — Я никогда еще такого не чувствовала… Что же ты со мной наделал?... Пережила предательство и не одно, войну, раны, пытки, несчастное детство, голод, побои, но вот без тебя едва пару недель протянула. Но я тебя прощу, если ты только проснешься…

Но в ответ была лишь тишина и гул больничных аппаратов. Эмма рвано вздохнула, и притянув стул, стоящий неподалеку, положила на него ноги. Она пристроилась рядом с ним и прижавшись спиной к боку колдуна, обняла безвольно лежащую руку. Беззвучные слезы текли из-под ее зажмуренных век, и плечи мелко тряслись. Но и это продолжалось недолго, усталость и стресс всех этих дней разом на нее навалились, и Эмма просто вырубилась, не смотря на неудобную позу.

* * *

Белль, выгоняющая его за границу, кажется, холод асфальта под его коленями, которые взорвались болью, когда он упал на них, особенно в искалеченной ноге… Вроде, потом он куда-то хромал… Самое четкое, что он помнил, так это свет фар и агония… Агония, которая словно лава, растеклась по его жилам, особенно с правой стороны, а потом пришла тьма. Благословенна тьма, дарящая покой и отнимающую всю боль, как и мысли.

Румпельштильцхен не знал, сколько он пребывал в этой темноте.

Но в какой-то момент она стала рассеиваться, и он вновь смог ощутить свое побитое и ноющее, везде где только можно и нельзя, тело, а мысли вялым потоком потекли у него в голове.

«Где я?.. И что со мной?..» — заторможенно подумал Румпельштильцхен, с трудом приподняв тяжелые веки. Казалось, те налились свинцом, и ему только с четвертого раза все же удалось открыть глаза. Перед его мутным взором первым делом появился белый потолок, судя по отдаленным звукам пищащих мониторов, больницы. Пару раз моргнув, он понял, что у него на лице была маска, и он рефлекторно попытался убрать мешающий ему предмет с лица, но не смог этого сделать. Его правая рука болела и кажется была заключена в гипс, а вот левую он просто не чувствовал, но прежде, чем он успел запаниковать, понял, что та просто затекла из-за странного веса на ней, от которого так же его левый бок нагрелся.

Он нахмурился, и с усилием повернув голову немного в сторону, посмотрел вниз. От вида светлой макушки женщины, которая лежала наполовину под его боком, а наполовину на стуле, обнимающая его руку, как любимую плюшевую игрушку, угол его губ против воли дернулся.

«А думал, что больше не увижу… — подумал он с радостным вздохом. — …старый ты дурак, забыл, что для этой женщины невозможного нет».

Он неуверенно пошевелил пальцами правой руки, и поняв, что кое-какая подвижность в его несчастной конечности все же сохранилась, неловко стянул с себя маску. После чего, прикоснулся кончиками пальцев к золотой гриве. Эмма тут же заворчала и вдруг резко села.

«Она выглядит такой уставшей и измученной», — с тревогой подумал Румпельштильцхен, а вслух просипел:

— Эмма…

Его горло было такое сухое, как и губы, что он едва смог выдавить из себя одно единственное слово.

— Румпель… — тихо выдохнула Эмма, и увидев, как он облизывает сухие губы, встала, на миг покачнувшись, отчего мужчина еще больше нахмурился, и подошла к тумбе, где стоял графин с водой. Налив немного в стакан, она вернулась на место и помогла ему сделать глоток.

— Спасибо, — искренне сказал он, чувствуя себя так, словно в жизни ничего вкуснее не пил.

— Пожалуйста, — хрипло сказала Эмма и поставила стакан на столик.

— Эмма… — вновь сказал он, но блондинка вдруг закрыла лицо руками, всхлипнула. Она наклонилась вперед и уткнулась ему лбом в плечо.

Румпельштильцхен даже растерялся. Но почти сразу опомнился и положил левую руку ей на затылок.

— Не плачь столь горько, принцесса… Я же не умер, — нежно сказал он, поглаживая ее волосы.

— Еще бы ты умер, — возмущенно проворчала Эмма, между всхлипами. — Я бы нашла способ, как тебя вернуть, чтобы самой потом убить.

Он тихо засмеялся и дразняще сказал:

— Не сомневаюсь.

— И правильно, — еле слышно буркнула она ему куда-то в плечо. — Ты мне еще алименты должен.

Рука Румпельштильцхена замерла.

— Что? — хрипло спросил он. — Повтори…

Эмма замерла, проклиная свой длинный язык и медленно подняла голову. Глаза мужчины были широко распахнуты и были полны неверия. Она сглотнула и взяв его левую руку, положила ее себе на изогнутый живот, предварительно задрав свитер.

— Я… — неуверенно начала она, но тут же умолкла. Ей вдруг стало так страшно… Эмма не знала, хочет ли он вообще еще одного ребенка и…

— Ты беременна… — изумленно выдохнул Румпельштильцхен, чувствуя под ладонью тугой изгиб ее утробы.

— Ну, наше прощание в Заколдованном лесу было весьма плодотворным, как ты уже заметил, — тихо сказала она, пытаясь прочесть по его лицу… да хоть что-то, но так ничего и не поняв, самоуничижительно добавила: — Я вот, к своему стыду, это только пару недель, как поняла. Хотя уже четыре месяца, как на сносях…

— Четыре? — все еще не придя в себя, спросил он.

Эмма нахмурилась.

— Ну, в прошлом, как я уже сказала я пробыла три месяца, а ты… — тут она на миг замерла, но тряхнув головой, тихо добавила: — Румпель… Тебя не было почти три недели.

Вот тут-то Румпельштильцхен, к своему огромному стыду, и отключился.

К своему ужасу, когда Румпельштильцхен очнулся, за окном палаты, где он лежал, уже вовсю светило солнце, но самое главное — Эмма пропала.

Он резко сел и почувствовал себя поразительно прекрасно, по сравнению с первым разом, когда проснулся. Даже рука, закованная в гипс, совершенно не болела, а пальцы свободно шевелились. Более того, боль в ноге, которая его мучила за чертой города и вообще везде, где он был лишен магии, была едва заметна.

«Работа Эммы, не иначе», — подумал он, но страх, что она исчезла, был сильнее. Память, к его счастью, все еще была при нем, но что толку?.. Он ведь совершенно из-за последнего приказа Белль и маскировочного заклятия на городе не помнил теперь, где Сторибрук и при всем желании его не найдет. К тому же у него нет ни денег, ни документов, он вообще в этом мире полный бомж.

Но все же именно мысль, что Эмма, неправильно истолковав его реакцию, могла просто вернуться домой и забыть о нем, пугала его до дрожи в коленях и болезненных судорог в груди.

«Боже мой… Я стану отцом!… И этого ребенка могу потерять, как и Бейя… Хуже того, я могу даже не узнать, будет ли у меня вновь сын или дочь…» — панически думал он, чувствуя, что еще немного и начнет задыхаться. Румпельштильцхен уже переживал пару панических атак, как их здесь называют, еще в пору своей человечности, до того, как стал Темным, и сейчас его, кажется, накроет снова.

— Румпель… — внезапно донеслось до него словно издалека. — Румпель!..

Тут его голову обхватила рука, и он понял, что прижимается к спокойно вздымающейся груди, в которой билось быстро, как пташка, сильное сердце, но успокоил его именно знакомый и родной аромат.

«Эмма здесь, она никуда не ушла…»

Он рвано вздохнул, и прикрыв глаза, обхватил запястье блондинки. Ощущение ее пульса у себя под пальцами и ее сердца у себя под ухом, окончательно избавили его от паники, которая едва его не накрыла, как приливная волна.

— Тихо, тихо, успокойся, — шептала Эмма в макушку мужчины, который очнулся быстрее, чем она думала, и кажется успел испугаться не на шутку, а заодно испугать и ее саму. А она ведь всего на пару часов отлучилась.

— Ты здесь… — тихо выдохнул он, и отпустив ее руку, резко задрал кофту Эммы. Румпельштильцхен прижался губами к ее животу, а потом еле слышно добавил: — Вы оба…

Эмма вздрогнула и сжала его немного отросшие волосы на затылке в кулак. Не сильно, но ощутимо.

— Вчера ты особого восторга от этой новости явно не испытал, — прохладно сказала она, смотря в окно, что было напротив, не желая встречаться с ним взглядом. — Даже в обморок шлепнулся.

Румпельштильцхен печально вздохнул.

«Так и знал. Обиделась…»

— Так то я вчера вышел из комы и тут же узнал, что стану отцом… — сказал он и подняв голову, выразительно посмотрел на блондинку.

Та лишь хмуро смотрела куда угодно, кроме него. Мужчина вздохнул и опустив голову, стал покрывать легкими поцелуями округлый живот.

— Не дуйся, — между поцелуями прошептал он. — Я просто был поражен, но это не значит, что я, — еще один поцелуй, — не рад.

Эмма немного оттаяла и робко спросила:

— Ты и впрямь рад, что у нас будет ребенок?

Внезапно, Румпельштильцхен обхватил за поясницу блондинку и уложил себе ее на колени. Эмма против воли вскрикнула и сердито посмотрела на теперь уже нависающего над ней мужчину.

— А если бы мне сплохело? — буркнула она и легонько ударила его в грудь.

Но тот только закатил глаза.

— Какая же ты у меня ворчунья, — ласково сказал он, и коснувшись ее щеки, нежно поцеловал.

— Уж какая есть, — немного задыхаясь, сказала Эмма, разорвав поцелуй. — Привыкай.

— Придется, — с притворным несчастным видом сказал он, крутя между пальцами прядь золотистых волос.

Эмма хихикнула, увидев знакомый, еще по ее путешествию в прошлое, драматизм.

— А то, — с улыбкой сказала она. — Других женщин в твоей семейке больше-то и нет.

Румпельштильцхен замер и подозрительно прищурился. Уж не намекает ли она…

— Мальчик? — хрипло спросил он. — У нас будет мальчик?

Эмма лишь едва заметно кивнула.

— Да, — тихо сказала она и ехидно добавила: — Так что береги меня.

Мужчина счастливо засмеялся и поцеловав ее в нос, сказал:

— Буду, и еще как.

«Мальчик… Еще один маленький мальчик, с которым я просто не могу допустить той же ошибки, что и с Бейем…»

* * *

Они появились на границе города.

В больнице Румпельштильцхен отчаянно не захотел оставаться, да и зачем?… Стоит ему только вернуть свою магию, и ему больше это и не понадобится. К его огромному облегчению, кинжал Эмма смогла где-то найти, правда, когда она спросила, кто его украл и как он оказался за чертой, он промолчал.

С Белль он хотел сам разобраться, а Эмме ни к чему лишние стрессы, их и так у нее предостаточно. Узнав, что ее родители вновь совершили глупость и оттолкнули дочь, которой нужно было понимание, а не это, ему опять захотелось Прекрасным вырвать сердца.

Ну что за идиоты?..

— Ну и долго будем здесь стоять? Я так-то замерзла, — проворчала Эмма, передергивая плечами.

Румпельштильцхен, опираясь на трость, которую блондинка притащила из его ломбарда, как и его одежду, фыркнул.

— Я пару недель бревном лежал, милочка. К тому же я благодаря магии и приказу ни черта не помню куда идти, — язвительно сказал он. — Так что веди, я дороги не знаю.

Эмма закатила глаза и схватив его за рукав, потащила за собой.

Едва они пересекли границу, Румпельштильцхен вдохнул полной грудью, чувствуя мгновенный прилив сил, и тут же выпрямившись, выкинул трость себе за спину, твердо встав на обе ноги и притянув к себе блондинку, впился в ее губы голодным поцелуем.

— И что это было? — пораженно спросила Эмма, чувствуя недостаток воздуха, хватая за плечи довольно ухмыляющегося колдуна. — Не то, чтобы я против, конечно…

— Вот и хорошо, — с ухмылкой сказал он. — Считай, что это компенсация за тревогу, и…

Эмма закатила глаза.

— Одного, пусть и головокружительного поцелуя будет маловато, за несколько недель страха, недосыпа, стрессов… — начала перечислять она, но еще один страстный поцелуй прервал ее спич. А потом был еще один, и еще…

* * *

Эмма откинулась на подушки, пытаясь отдышаться. Каждый мускул ее тела постепенно расслаблялся, заставляя ее дрожать от воспоминаний о том удовольствии, которое она только что испытала. Пот покрывал каждый дюйм ее тела, хотя ее раскрасневшаяся кожа уже начала остывать. Она уже не помнила, сколько раз они занимались любовью, но почему-то знала, что и не в последний раз. И она была этому только рада.

Нежный поцелуй обжег ее плечо, а потом и шею. Она нетерпеливо повернула голову, наслаждаясь его нежностью и умоляя о большем. Эмма зарылась пальцами в волосы на его затылке и легонько сжала. Она тихо мурлыкнула, когда он прикусил мочку ее уха. Услышав это, колдун тихо хихикнул и нависнув над ней, тлеющим взглядом посмотрел на нее.

— Ну, так теперь я прощен? — хитро спросил он.

— Нуууу… — протянула Эмма, невинно похлопав ресницами. — Уже почти.

Румпельштильцхен открыл рот и в притворном возмущении посмотрел на эту наглую женщину.

— Ах, ты негодница, — проворчал он, и опустившись ниже, положил ладони на ее округлый живот и нежно коснулся его губами, после чего тихо сказал: — Надеюсь ты, мой славный мальчик, не будешь так относиться к своему старому папе.

Он все еще не мог поверить, что скоро вновь станет отцом.

Казалось, еще пару месяцев назад он был в плену у чокнутой ведьмы, зная, что его сын, тогда еще единственный ребенок, уже в какой-то мере мертв, и страдал в редкие проблески сознания по Белль, но вот теперь он здесь, в своем доме, в постели с женщиной, с которой ожидал оказаться в таком положении в последнюю очередь и касался ее утробы, в которой рос его сын.

Его второй ребенок.

Еще один чудесный мальчик, с которым он не хотел допустить того, что он натворил с Бейем. Это эгоистично, но этот ребенок был словно его вторым шансом наверстать все то, что он пропустил со своим первенцем, вторым шансом, который он отчаянно не хотел упустить.

Вторым шансом для них обоих.

Но он ни о чем не жалел. Будь у него шанс все повернуть вспять, он бы им не воспользовался. Ни за что. Румпельштильцхен поднял взгляд на Эмму, которая нежно улыбалась ему, ласково касаясь его волос, и почувствовал себя абсолютно счастливым.

Как бы Темному ни хотелось и дальше нежиться в кровати с тихо сопящей под боком Эммой, кое-кто жутко хотел умереть, и кто он такой, чтобы отказывать в такой щепетильной просьбе? К тому же были еще те, кто страстно хотел услышать пару «бодрящих» слов и, как ни странно, тоже из его уст, ох, и заждались наверное…

Поразительно, да? (сарказм, кхм, сарказм)

Да и своих отроков, которые сейчас не дремали в уютной и теплой утробе своей матери, под ее даже во сне защитно лежащей на ней рукой, надо проведать.

Одного обнять и похвалить за то, что такой проницательный и понимающий ребенок (Эмма ему рассказала, что Генри и сам понял, что она беременна, и то, что Румпель и есть будущий отец, причем на счет последнего тот совсем не против), а второму надавать подзатыльников (оборотень в подружках у его сына?! Да еще и Руби Лукас?! Еще известная, как Красная шапка? Да не бывать тому! Таково его решительное и последнее родительское слово!).

Нет, он был рад, что Бей отпустил свои чувства к Эмме, и ему не придется за нее бороться с собственным сыном, но все же… Красная Шапка?! Румпельштильцхен даже не знал, что его больше ужасает. То, что его сын встречается с девушкой, которая периодически обрастает шерстью и обзаводится когтями, или то, что бабушка может оказаться его потенциальной родственницей.

Бррр…

Ему хватало очаровательных родственников, и новые были не нужны.

Румпельштильцхен нежно посмотрел на Эмму в своих объятиях, и аккуратно встав, не удержался и напоследок поцеловал ее оголенное плечо, после чего, наконец, пошел одеваться.

Его ждали дела. Неотложные и давно уже заждавшиеся его. Пора напомнить всем, кто здесь истинный хозяин, а то ишь ты, распустились за пару недель, пока его не было.

* * *

Утро в квартире Прекрасных, как и во все последние недели, было не шибко добрым. Мэри Маргарет пребывала в депрессии, а Дэвид потихоньку сходил с ума. Лишь маленький Лео был спокоен, еще недостаточно вырастя и не осознавая, в какой проблемной семейке он родился.

А все оттого, что их дочь, их первенец, после того инцидента около участка, ни дома, да и вообще в городе, так и не показалась. Лишь то, что внук им по секрету рассказал, что видел мать и с ней все в порядке, окончательно не добило горе-родителей.

Мэри Маргарет винила во всем себя.

И зачем она только накричала на дочь? Нет, она знала, что сделала это чисто инстинктивно, испугавшись за мужа и сына, но… Боже, боль в глазах Эммы была такой сильной!.. Та ее теперь точно никогда не простит! Тяжкое бремя мэрства и маленький ребенок не улучшали ее состояния.

Дэвид тоже пребывал в подобном же настроении. Горьком, печальном и несчастном. Казалось, все счастье ушло из их дома. Эх…

Что он за отец такой?

Надо было догнать дочь, обнять… А он?.. Замер, как дурак. Фонарь, упавший на него, ничего кроме пары синяков ему не принес, но ощущение было такое, что после падения этого осветительного столба он окончательно потерял дочь и лишился части своей души. Даже, когда он положил Эмму в шкаф, ему не было так плохо. Несмотря на раны, которые он тогда получил, несмотря на осознание, что в следующий раз, когда он увидит свою малышку, той уже будет двадцать восемь, ничто из этого не причинило ему такой боли, которая мучила Дэвида сейчас. Он не мог ни спать, ни есть. Даже сына он если и укачивал или обнимал, то делал это как-то автоматически.

«Господи! Ну почему мои дети так страдают?.. Отчего так страдаю я?.. — уныло думал он, помешивая в кружке кофе, которое он пил уже вместо воды почти каждые полчаса. — Неужели — это все карма?.. Плата за то, что мои родители отдали Джеймса?..»

Громкий стук в дверь прервал молчаливый завтрак Прекрасных. Дэвид и Мэри Маргарет переглянулись, ощутив слабую надежду, что, возможно, это их дочь вернулась… Но к двери они даже подойти не успели, как она распахнулась сама и в их квартиру вошел пропавший Румпельштильцхен собственной наглой и Темной персоной.

— Здравствуйте, мои очаровательные, так уж вышло, родственники, — издевательски протянул он, войдя в их квартиру, как к себе домой, и схватив стул, поставил его посередине квартиры, прямо напротив застывшей пары, и сел, сцепив перед собой руки, внимательно смотря на них потемневшими глазами.

— Что вы здесь делаете?.. — спросила Мэри Маргарет, рефлекторно встав перед корзинкой, в которой дремал ее сын. — И откуда вы здесь? Вы же вроде?..

— Пропал? — несколько насмешливо сказал он, и оскалившись, весело добавил: — Было такое. Но я снова здесь. Не без помощи вашей дочери. Кстати, из-за которой я здесь.

Прекрасные нахмурились и вновь переглянулись.

— Вы знаете, где Эмма? — настороженно спросил Дэвид и сложил руки на груди.

Ему это совсем не нравилось. Дэвид отчаянно не хотел, чтобы его девочка водилась с Темным, но подозревал, что именно благодаря тому, она стала так хорошо колдовать. Он искренне надеялся, что та не заключила с ним очередную сделку. Эх, наивный, знал бы он, как на самом деле дела обстоят…

— Оу, конечно, — с наслаждением протянул Румпельштильцхен, и ехидно смотря на чету Прекрасных, даже зная, что Эмма его потом за это убьет, не сдержался и добавил: — В моем доме.

— Что она там делает? — хмуро спросил Дэвид, покрепче сжав кулаки.

— Спит, — лаконично ответил Темный, закинув ногу на ногу, невинно посмотрел на будущих дедушку и бабушку своего сына.

Дэвид непонимающе свел брови, а Мэри Маргарет вдруг побледнела. Ее вдруг посетила сумасшедшая догадка…

— С чего это? — спросил Дэвид и настороженно посмотрел на самодовольно ухмыляющегося колдуна, который с весельем смотрел на него.

— Устала, — со вздохом сказал Румпельштильцхен и закусил губу, чтобы не засмеяться. Непонимание принца было таким забавным. Хотя Белоснежка, судя по ее лицу и расширившимся в ужасе глазам, начала догадываться.

— От чего? — затаив дыхание, спросила Мэри Маргарет, надеясь, что она ошиблась и ее девочка не…

Румпельштильцхен с жалостью на нее посмотрел и сказал:

— Я не думаю, что ты и впрямь хочешь знать ответ.

Мэри Маргарет только чудом смогла приземлиться на стул неподалеку от нее, а не на пол. А вот Дэвид все также продолжал смотреть то на побледневшую жену, то на Темного, у которого, если честно, не было большого желания тратить на них больше времени, чем нужно. Поэтому он нахмурился и холодно сказал:

— Ну, да ладно. Ты, Белоснежка, потом сможешь поделиться своими догадками с супругом и позже, сейчас я хотел бы поговорить о другом.

— О чем? — резко сказал Дэвид.

Румпельштильцхен фыркнул.

— О ваших родительских навыках. Я, конечно, и собственными не очень горжусь, но вы в последнее время явно стремитесь меня перегнать в этом анти рейтинге, — он развел руками и жестко добавил: — Вы — идиоты, о чем думали? И это я даже не имею в виду тот факт, что вы, не успев вернуться в Заколдованный лес, умудрились чуть ли не в первый день там сделать нового ребенка, хотя стелились тут перед Эммой и говорили, как ее любите…

Дэвид скривился, как от боли, поняв, на что намекает Темный, и указав на него пальцем, рыкнул:

— Не смей говорить, что мы не любим нашу дочь!..

— Тогда почему она за пару недель стала выглядеть столь измученной и уставшей, и пряталась в моем ломбарде? — насмешливо сказал он, и махнув в их сторону рукой, добавил: — От вас? Хотя нет, не отвечай. Я и сам знаю почему. Но даже не это меня волнует.

Он одним тягучим движением встал и подошел к ним.

— Меня волнует то, что из-за вас Эмма не перестает нервничать и психовать, что сейчас для нее особенно вредно. И если вы не способны стать для собственной дочери опорой и источником положительных эмоций, даже не вздумайте к ней подходить. Понятно? — категорично сказал Румпельштильцхен, указав на них рукой.

— Вредно? Почему?.. — просила Мэри Маргарет, ухватившись за это его слово. Ей отчего-то показалось странным, что колдун выделил именно его.

Румпельштильцхен насмешливо усмехнулся и сказал:

— Поздравляю, вы снова станете бабушкой и дедушкой.

Опять же предчувствие, что Эмма его за это убьет или как минимум покалечит, вопило похлеще любой банши в глубине его разума, но жажда лично сказать Прекрасным эту новость, оказалась сильнее. К тому же их лица того стоили.

Оставив Прекрасных переваривать новость о будущем пополнении в их разношерстном семействе, Румпельштильцхен пошел к следующему месту своего назначения.

К части ледяной стены, которую в лесу, в отличии от границы, еще не убрали.

Там, где, он был уверен, обитала Снежная Королева. Эта семья «ледышек» уже порядком ему поднадоели, он не мог дождаться, когда они отсюда уйдут. Все из них. А особенно эта дамочка, свернувшая кровь будущей матери его сына.

Да как только посмела?..

С тех пор, как колдун узнал, что вновь станет отцом, он решил, во чтобы-то не стало устранить все раздражители, которые волновали Эмму все то время, пока его не было. Та достаточно наволновалась, и теперь, когда он здесь, не собирался более подобного допускать.

Тишина, покой и положительные эмоции — вот распорядок оставшегося времени Эммы до родов и, как он надеялся, до конца жизни. Но Румпельштильцхен не настолько оптимистичен, чтобы забыть, с какой периодичностью этот город попадал в беду, как и забыть и о том, что Эмма чаще всего прибывала в первых рядах спасателей Сторибрука и его обитателей. Поэтому он хотел обеспечить безопасность его растущей семье, хотя бы на этот «нежный» период.

А там, как пойдет.

Войти в оставшуюся часть крепости, труда Темному не составило, как и найти Ингрид.

— Заклятие «Искаженного зрения»? — насмешливо спросил Румпельштильцхен, найдя ведьму перед зеркалом троллей, о котором он уже прежде слышал.

То отражало самое большое желание владельца. Хотя он слышал, что оно было разбито, но та похоже смогла найти осколки и восстановить зеркало.

Ингрид услышав его голос, резко обернулась, драматично взмахнув полами своего белого платья.

— Что ты здесь делаешь? — удивленно спросила она, помня последние слухи о том, что Темный пропал.

— Наношу визит, — желчно сказал колдун, остановившись неподалеку от нее.

Он сложил перед собой руки и окинул Ингрид непроницаемым взглядом.

Эмма лишь вскользь упомянула, что та натворила, но ему и этого хватило. Именно эта женщина вывела блондинку из себя, из-за чего та случайно свалила фонарь на своего отца. Тот не шибко пострадал, но это событие послужило тому, что между Эммой и ее родителями выросла пропасть, которая и без того между ними была. Нет, лично ему было плевать на чету Прекрасных, но Эмма, вопреки своим словам, явно страдала из-за разрыва с родителями, а ей это было только во вред.

Особенно сейчас.

— С чего вдруг такая «честь»? — тем временем сказала Ингрид, настороженно смотря на визитера.

Ей совсем не нравилось присутствие здесь этого существа, что здесь носило человеческую личину. Тот мог попортить все ее планы!.. Он уже и так спрятал ее ленточки, которые были столь ей нужны, а теперь и сам явился!

— Да с того, что ты посмела тронуть дорогого мне человека, — оскалившись сказал Румпельштильцхен, указав на нее пальцем. — А я терпеть не могу, чтобы трогали тех, кто мне дорог. Особенно женщину, которая под сердцем носит моего ребенка. Эмму Свон, помнишь такую? Ту, к которой ты питаешь болезненную привязанность?

Ингрид пораженно распахнула глаза.

— Ч-что?.. — неверяще вымолвила она, качая головой.

Снежная Королева не могла поверить словам колдуна! Эмма не могла носить дитя от него! Она должна была стать ей сестрой! Ее семьей! А не этому… этому… бесу!

— Ты лжешь! — громко воскликнула Ингрид, сделав шаг к колдуну. — Она не может!..

Румпельштильцхен, не впечатленный ее истерикой, поднял бровь и спокойно сказал:

— Отчего же не может? Очень даже может. Более того, наш с ней сын появится уже меньше, чем через пять месяцев.

Ингрид покраснела и выкинула руку вперед, намереваясь заморозить этого наглеца, но не с Темным ей тягаться.

Колдун без труда отклонил нападку Снежной Королевы, и взмахнув рукой, растворился в бордовой дымке, чтобы уже через миг оказаться перед ведьмой и одним резким движением погрузить свою руку ей в грудь.

Ингрид ошарашенно открыла рот, и опустив голову, с ужасом смотрела, как Темный медленно вытянул из ее груди ее же сердце. Прежде о подобном ей лишь приходилось слышать, но видеть или испытывать это ей было впервой. И, кажется, более и не придется, судя по зловещему выражению лица колдуна перед ней.

— Ты причинила ей боль и нарушила и без того хрупкое равновесие в ее семье, — вкрадчиво сказал Румпельштильцхен, держа сердце перед носом скривившейся Ингрид. — Семье, к которой ты не имеешь отношение и никогда не будешь. В отличии от меня. И хотя по большей части, кроме Эммы, нашего с ней сына, моего сына и внука, меня эта семейка не волнует, все же ты к ней, как я уже сказал, не принадлежишь…

Он стал неторопливо сжимать в кулаке спокойно бьющееся сердце, с наслаждением смотря, как Снежная Королева, согнувшись от боли, стала оседать.

— …Более того, ты даже своей семье не нужна, — ядовито продолжил Румпельштильцхен, наклонившись к Ингрид, из глаз которой потекли слезы.

— Это нечестно… — потерянно просипела Снежная Королева, понимая, что это конец.

Ее конец.

Бесславный и одинокий.

Такой одинокий… А ведь она лишь хотела, чтобы у нее были сестры, которые ее любили и не боялись.

Это были последние мысли той, что могла править Эренделлом, но все разрушила из-за своих же действий и решений.

— Жизнь — вообще штука нечестная, — тихо сказал Румпельштильцхен, раскрыв ладонь, из которой высыпался пепел, оставшийся от раздавленного сердца Снежной Королевы.

Темный пару мгновений просто стоял и смотрел на тело женщины, а потом взмахнул рукой. Павшую блондинку окутало дымкой, и она исчезла.

Точнее преобразилась.

Румпельштильцхен, присев перед тем местом, где не так давно стояла ледяная ведьма, поднял оставшийся среди одежд небольшой, мерцающий тысячью граней бриллиант, в который он превратил Снежную королеву.

Полюбовавшись своей работой, он встал и краем глаза вновь зацепился за зеркало. У него в душе возникло непреодолимое желание в него заглянуть. Несколько мгновений он колебался, но все же сделав оставшийся пару шагов до него, робко посмотрел в отражение.

Оно на миг стало мутным, а потом там появилось то, что он отчаянно желал воплотить в жизнь.

Его семья.

Все его мальчишки: оба сына и внук, и Эмма, рядом с ним.

Счастливая и любящая.

Его.

Румпельштильцхен едва заметно улыбнулся этой картине, и сделав над собой усилие, отвел взгляд и одним резким движением разбил эту манящую стекляшку. Ему не нужна была эфемерная картинка, когда реальность вот-вот станет куда краше.

Зеркало со звоном треснуло и осыпалось мелким крошевом к его ногам. Но ему уже было плевать. Все чего Румпельштильцхен сейчас хотел, так это вернуться к Эмме. Под ее теплый бок, и покрепче прижав ее к себе, забыть обо всем.

И с этими мыслями он покинул крепость, оставив позади пустую обитель.

Когда Румпельштильцхен вошел в дом и прошел в гостиную, то понял, что у него на кухне завелся воришка.

Симпатичный, одетый лишь в его рубашку «воришка», стремительно и без стыда уплетающий мороженое из банки, не отходя от холодильника. Он едва заметно улыбнулся, и тихо подойдя к нарушителю, обнял его со спины, положив ладони плашмя на округлившийся живот, и прижавшись к волнистым волосам щекой, дразняще сказал:

— Воруешь? Ай-яй-яй. Не стыдно? Это, между прочим, мое любимое мороженое, и эта банка была последняя.

Эмма закатила глаза, и посмотрев вниз на его руки, ехидно ответила:

— А пузожитель, чье временное место обитание ты сейчас обнимаешь, страдалец, между прочим твой тоже, — и глянув на него притворно обиженным взглядом, добавила: — Тебе что, мороженого для собственного ребенка жалко? Фу, какой ты мелочный.

И выразительно кинув ложку в банку, Эмма стала засовывать ее в холодильник. Румпельштильцхен фыркнул ей в волосы и забрав банку у нее из рук, поставил ее на стол рядом с холодильником и развернул к себе насупившуюся блондинку.

— Не дуйся, ворчунья моя, — ласково сказал он и поцеловал ее в нос. — Для вас, мне ничего не жалко.

Эмма хмыкнула и отвела взгляд, сложив руки на груди.

— Так я тебе и поверила, — обиженно сказала она.

Это, конечно, глупо, так себя вести, но Эмма была весьма недовольна, вновь проснувшись в одиночестве, и лишь только найденная на тумбочке записка не дала впасть ей в панику. Опять-таки снова. И вообще, у нее гормоны! Вот!

Колдун едва заметно усмехнулся на ребячество блондинки, и тяжко вздохнув, опустился на колени. Он задрал рубашку Эммы, и легко коснувшись теплой кожи живота губами, несчастно сказал:

— Не слушай свою маму, мой хороший. Она просто вредничает. На самом деле, если вы захотите, я вам хоть целое кафе-мороженое куплю.

Эмма оттаяла и провела рукой по его волосам.

— Не надо нам мороженого. Просто постарайся больше не пропадать, — сказала она и слегка улыбнулась.

Румпельштильцхен поднял глаза, и подмигнув ей, с улыбкой сказал:

— Договорились. Но мороженым все же стоит запастись.

Последние слова он едва слышно прошептал, но Эмма его прекрасно услышала, и легонько его стукнув, закатила глаза.

«Ну, что за наказание мне досталось…» — подумала она, не чувствуя при этом реальной злости, а скорее любящее раздражение.

* * *

Но вот уже через пару часов Эмма все же испытала всплеск настоящей злости.

— Как ты мог?! — громко рявкнула она, хватая с полки очередной предмет сервиза, и запустив его в колдуна.

То был уже ее не первый бросок, но и сервиз был не мал. Поэтому ей было где развернуться и выплеснуть свои эмоции. А их сейчас в ней бушевало немало. Примерно столько же, сколько было в ее родителях, которые, с глазами бешеных тараканов, примчались через полчаса после Темного в его же дом, и в две глотки заголосили о ее беременности, о которой она совершенно точно им не говорила. Откуда растут ноги, руки и прочее ей долго думать не пришлось. Довольный блеск в глазах Румпельштильцхена сдал его с потрохами.

— Может ты прекратишь портить мое имущество? — раздраженно воскликнул колдун, выглядывая из-за дивана, за которым прятался, в собственной гостиной от разозленной блондинки. — Давай поговорим, как цивилизованные люди, и прекратим этот нелепый скандал…

Едва он договорил, как очередная чашка из старинного, весьма дорогого сервиза полетела ему в голову, и он вновь нырнул за диван, за которым, к своему стыду, прятался вместе с Прекрасным. Тот явно не ожидал такого от своей дочери, и прокричавшись, теперь молча отсиживался.

— Это все твоя вина, — уже в который раз рыкнул Румпельштильцхен на принца, указав на того пальцем.

И какого черта они примчались? Да и еще в такой момент, когда они с Эммой весьма страстно мирились? Идиоты. Вечно они не вовремя!.. Он-то рассчитывал, что они только к вечеру очухаются и проглотят новость о пополнении в их семье, а они вон, уже меньше чем через час притащились!

— Моя? — возмущенно прошептал Дэвид, помотрев на колдуна. — Это ты, старый черт, мою дочь обрюхатил!..

Закончить он не успел, вздрогнув, когда пару блюдец разбилось над их головами.

— Милая, может и впрямь просто поговорим, а? — робко спросила Мэри Маргарет, которая пряталась в холле и периодически выглядывала из-за косяка.

Эмма издала невнятный крик и запустила сахарницей в сторону коридора.

Мэри Маргарет нырнула обратно в укрытие и примолкла. Она, конечно, знала, что скандал неминуем, но никак не ожидала, что дочь столь эмоционально отреагирует и станет кидаться в них посудой, и прочим стеклянным хламом, которой в гостиной Темного оказалось немало. Хотя, в то же время странно, что Мэри Маргарет не учла ее реакции, ведь сама только недавно была беременна и творила, черт пойми что.

Но посудой в родных она не кидалась точно!…

— Поговорим?! — неверяще воскликнула Эмма, сжимая кулаки и оглядываясь в поисках нового снаряда. — Вы ворвались сюда, начали орать, как я могла?!.. При этом быстренько забыв, что вы вообще-то со мной несколько недель не разговаривали! Мне нужно напомнить, почему?!..

— Ну, мы же не знали, где ты… — сказала Мэри Маргарет, не покидая холла во избежание, так сказать.

Эмма громко фыркнула и найдя статуэтку какого-то неопознанного животного, кинула его в стену около дивана, где прятались остальные диверсанты.

— У Генри могли спросить! — рыкнула она.

— Он сказал, что ты не хочешь, чтобы мы знали!.. — сказал Дэвид, неосторожно выглянув из-за дивана и едва не получив чашкой в лоб.

Румпельштильцхен насмешливо глянул на него, когда тот присел вновь рядом, и издевательски прошептал:

— А ты не думал, что она так хотела узнать, насколько вам не наплевать? Что ты за отец такой?.. Надо было искать дочь, чтобы она ни сказала!..

Дэвид сердито фыркнул и прошипел в ответ:

— Странно слышать подобное от человека, который потерял собственного сына из-за своих амбиций, а когда нашел, да еще и узнал, что есть еще и внук, предпочел волочиться за девчонкой, которая в тот момент думала, что она местная развратная пьянчуга, вместо того, чтобы налаживать отношения в семье!..

Колдун со злостью посмотрел на принца и хотел уже сказать что-то в ответ, как вдруг услышал, как ахнула Эмма и, вероятно, судя по очередному звуку битого стекла, что-то уронила на пол. Его сердце на миг замерло в ужасе, он быстро встал из-за дивана и посмотрел на блондинку. Та замерла, опустив голову, посреди гостиной, прижимая руки к животу, в окружении стекла, которое прежде было пузатым чайником, последним предметом сервиза, что пал в неравном бою со стеной, и кажется даже не дышала.

— Эмма?.. — тихо спросил Румпельштильцхен, опасаясь, что что-то случилось с ней и с ребенком. Он стремительно подошел к ней, даже не заметив, как босыми стопами прошелся по стеклу, и положив руки ей на щеки, поднял ее голову и посмотрел в изумленно распахнутые глаза. — Что?..

— Он толкнулся, — тихо сказала Эмма, перебив его. Она пару раз моргнула, и медленно улыбнувшись, добавила: — Румпель, малыш толкнулся!..

Она взяла его за руку и прижала ее к своему животу, где вновь толкнулся ребенок.

— Чувствуешь? — торопливо спросила она, наблюдая за тем, как глаза мужчины на миг расширились, а потом его губы изогнулись в улыбке.

— Да, — еле слышно выдохнул он, ощутив слабый пинок под кожей Эммы. — Чувствую…

В этот момент его сердце радостно забилось. Румпельштильцхен тихо засмеялся, и не убирая ладонь с того места, где впервые ощутил движение своего сына, он поцеловал блондинку, совершенно забыв о недавнем скандале, как и присутствии Прекрасных. Он был слишком счастлив, чтобы помнить о таких мелочах.

Его сын впервые начал пинаться!.. Так какое ему дело до кого-то еще?..

С родителями Эмма так толком и не помирилась.

Если честно, впервые ощутив движения малыша, ее сначала накрыла эйфория, которая быстро выветрилась, а на ее место пришла резкая усталость от недавней «битвы», и она просто свалилась без сознания.

Когда она пришла в себя, то оглядевшись, поняла, что, во-первых, лежит вновь в спальне Румпеля, а во-вторых, свернувшись в калачик, у нее под боком дрых Генри, как ни странно в пижаме и в обнимку со своей бесценной книжкой, которую он перестал таскать с собой еще до Неверленда.

Эмма ласково улыбнулась и провела свободной рукой по вихрастой макушке. Мальчик что-то заворчал, но не проснулся.

— Устал, бедняжка… Он вам сказки несколько часов читал, — тихо сказал Румпельштильцхен, стоявший в дверях комнаты, прислонившись к косяку, сложив руки на груди.

Он так испугался, когда она потеряла сознание!.. У него до сих пор руки подрагивали, если честно. Но слава богу, все обошлось и приехавшие парамедики сказали, что это всего лишь переутомление, и поставив ей пару уколов, они уехали.

Прекрасных же он просто перенес в их квартиру. У него не было времени или желания с ними беседовать. Они и так, скорее всего, уже утром вновь придут.

После этого, не прошло и часа, как в дверь раздался звонок, но к счастью, это оказался лишь Генри, с решительным выражением лица. Он явно собирался спорить и даже если нужно, пробиваться к матери с боем, но колдун лишь закатил глаза, узнав это выражение на мордахе мальчика и впустив его в дом, спокойно спросил: ел ли этот «воин» или голодным примчался.

Не ел, как выяснилось.

Поэтому пришлось кормить бойца, но только после того, как тот лично убедился, что его мать никто не съел.

Это было самое долгое время, которое Румпельштильцхен провел с внуком. Боже, он и раньше знал, но в те мгновения, казалось, что он вновь вернулся в далекое прошлое и перед ним был еще молодой Бей, а не Генри. К его удивлению, они довольно быстро нашли общий язык.

К вечеру Эмма так и не проснулась, а Генри наотрез отказался уходить. В общем-то колдун его и не выгонял, только наколдовал ему пижаму и отправил в гостевую ванну. Он же не садист, и не собирался укладывать собственного внука на уличном коврике, чумазого и в верхней одежде!.. Но до гостевой спальни, в отличии от ванной, мальчик так и не добрел, а уснул рядом с матерью, прямо во время чтения той, а точнее — ее животу, сказки.

— Сколько времени? — хрипло спросила Эмма, продолжая ласково гладить сына по волосам. — И как давно?..

— Весь день, — ответил Румпельштильцхен, сразу поняв, о чем спрашивала блондинка. Он оттолкнулся от косяка и тихо подошел к кровати. — Ты почти полсуток пробыла без сознания, милочка.

Эмма поморщилась.

— Не называй меня так. Это, и «дорогуша», заставляет меня рефлекторно желать съездить тебе, как минимум, по зубам, — проворчала она, на что колдун негромко засмеялся и присел рядом с ней.

— Даже боюсь спросить, что ты желаешь, как максимум сделать в таком случае, — дразняще сказал Темный, и застонав, наклонился вперед. Он на миг прислонился лбом к ее животу, а потом взял подушку и лег ей под другой бок. На него вдруг накатила такая усталость!..

— Правильно делаешь, — весело сказала Эмма и участливо добавила: — Смотрю, Генри не единственный, кто успел притомиться, а?

Румпельштильцхен тихо фыркнул и обнял ее поперек живота.

— Ты явно поставила себе цель, чтобы я окончательно поседел, дерзкая девчонка, — пробурчал он, уткнувшись носом ей в бок и покрепче прижав ее к себе. — Еще и спрашивает, устал ли я… Ха. Я уже не молод, а ты меня так пугаешь… Бессовестная.

Эмма закатила глаза и улыбнулась, слушая ворчание Темного. Она подняла вторую руку и зарылась пальцами в его волосы.

— Не ворчи, — ласково сказала она. — Я же не специально, — тут она сжала его волосы и немного сердитым голосом добавила: — И вообще, ты не думай, что я забыла, что произошло, хитрый ты черт. Вот зачем ты проболтался моим родителям про ребенка, а?

Румпельштильцхен поморщился и прикрыл глаза. Знал же ведь, что Эмма этого не одобрит, и вот! Второй акт наказания за длинный язык сейчас начнется.

— Может утром об этом поговорим? Я устал, весь испереживался… — жалобно пробормотал он и зашипел от боли. Эмма сильнее сжала пальцы в его волосах, но только на миг.

— Скажи: зачем, а об остальном, так и быть, утром поговорим, — милостиво сказала она. Если честно, Эмма уже не так сильно злилась, как утром, но это не значит, что она спустит колдуну эту выходку с рук. Тот — натура увлеченная, может еще чего отчудить, если подумает, что она это приняла. Нет, Эмма знает, что он не подарок и скорее всего еще не раз «поразит» ее своими выходками, да и пилить его, как Белль, и читать нотации, она не собиралась, но все же полностью закрывать глаза, на все это она не собиралась.

Колдун, тем временем, пробурчал, что-то неразборчивое в ткань одеяла, которым Эмма была укрыта.

— Что? — с тихим смешком спросила она, уже в который раз поражаясь, как в этом мужчине умудрялся уживаться прожженный интриган, манипулятор, убийца и ранимый, но в тоже время, немного капризный ребенок. Ее вредная бука, со склонностями маньяка. Невыносимая, но родная. И ее.

— Я говорю: «Я просто хотел, чтобы все знали, что ты носишь моего ребенка». И мне не стыдно за это, — буркнул колдун. Он слегка приподнял голову и сквозь упавшую ему на глаза челку робко на нее посмотрел. — А… а тебе?

Если честно, колдун с замиранием сердца ждал ее ответа, но ждать долго не пришлось. Эмма просто ему улыбнулась, отведя прядь волос с его лица, и нежно сказала:

— Нет, конечно, чертенок ты мой кареглазый. Ничего мне не стыдно, ни то, что я с тобой, ни за нашего, пусть и неожиданного, но уже любимого мальчика, который скоро появится на свет. Ты, Генри и наш сын — это все, что мне нужно, и если мои родители или еще кто — против, то это исключительно их проблема, — тут она тихо хихикнула и добавила: — Ну, еще и Нил. Этот балбес как бы комплектом идет, вместе с тобой и Генри, — Эмма улыбнулась и, коснувшись его щеки и макушки все еще спящего Генри, любяще добавила: — Мои кареглазые и очаровательные мальчики.

Темный улыбнулся и игриво спросил:

— Мне стоит начинать ревновать к Бейю?

Вообще-то, он был уверен, что именно этого ему делать и не придется, но не мог упустить шанса подразнить Эмму.

— Нет, — со смешком ответила блондинка и с притворным сочувствием добавила: — Но вот придумывать, как сказать ему, что у него будет младший брат, которого ему родит мать его собственного первенца, будешь ты. Как и рассказывать ему. Нил — это не мои родители, так просто, ради мимолетной прихоти, ему не ляпнешь. Нет, ты конечно можешь, но…

Румпельштильцхен застонал и вновь свернулся у нее под боком.

— Чую, сломанный нос мне все же обеспечен, — фыркнул он и обреченно добавил: — А ведь мы только более или менее помирились…

Эмма закатила глаза на его драматичность.

— Не хнычь, страдалец, — укоризненно сказала она. — Я уже не раз ему говорила, что между нами ничего быть не может и все в прошлом. К тому же, Нил с Руби вроде сошелся, так что о ревности и речи быть не может. Так что соберись и не ворчи. В конце концов, ты — мужчина или где?

Колдун вздохнул.

— Хорошо, я поговорю с Бейем, — сказал он и ехидно добавил: — Как уж тут отказаться? Особенно после такого подбадривания и вдохновения с твоей стороны.

Женщина слегка хлопнула его по голове, а потом вновь стала гладить его по макушке.

— Спи уже, ты вроде устал, — проворчала Эмма и сама прикрыла глаза.

Все-таки, несмотря на отключку, она все еще чувствовала себя уставшей, а Темный, хоть и поворчал, но тоже быстро затих, наслаждаясь ее неторопливой лаской.

Эмма остановилась перед дверью квартиры ее родителей на следующее утро, после своей небольшой истерики, и замялась.

Она не хотела первой делать шаг. В конце концов, Эмма — взрослая женщина, и ей не нужны нотации от родителей!.. Поздновато уже. Но и тянуть с этим блондинка не хотела. Ей вредно нервничать, и лучше уж поскорее решить все проблемы. Для начала она решила начать именно со своих родственников, а потом можно приступить к разборкам с Снежной Королевой, которая уже несколько дней не показывалась.

Наконец блондинка решилась и постучала в дверь.

— Эмма!.. — удивленно, но радостно воскликнула Мэри Маргарет, открыв дверь с младенчиком на руках. Она была так рада, что дочь сама пришла.

— Мам, — тихо сказала Эмма, дернув бровью. Кивнув в квартиру, она добавила: — Я войду?

Мэри Маргарет растерянно моргнула и поспешно сказала:

— Конечно! Конечно! Проходи!

Она отошла от двери и пропустила дочь внутрь.

— Это же и твоя квартира, — быстро сказала Мэри Маргарет и пинком закрыла дверь. — Кстати, почему ты не открыла своими ключами, я…

— Надо поговорить, — серьезно сказала Эмма, прервав словесный поток родительницы. Она огляделась и добавила: — А где?..

— Эмма?.. — выдохнул Дэвид, который как раз вышел из ванной с полотенцем на плече. Он быстро пересек пространство и обнял не ожидавшую такого дочь.

— Эээ, и тебе привет, — неловко сказала Эмма.

У нее вообще было такое чувство, что она внезапно вернулась в первые дни после падения первого проклятия. Все было какое-то не такое и странное.

Она отошла от Дэвида и засунула руки в задние карманы единственных брюк, которые, несмотря на эластичный пояс, безбожно жали и которые, кажется, придется отложить в дальний ящик, как и джинсы.

«Нужно обновить гардероб», — не к месту подумала Эмма, и тряхнув головой, вернула свое внимание к родителям. Те замялись и нервно переминаясь, застыли перед ней.

— Мы рады, что ты пришла, — тихо сказала Мэри Маргарет, жаждя прервать эту невыносимую тишину. Она нахмурилась и с беспокойством добавила: — Как ты себя чувствуешь? Ты…

— Хорошо, — прервала ее Эмма. — Я в порядке, но пришла я поговорить не об этом.

Тут она подняла бровь и насмешливо добавила:

— Ну, или точнее вы хотите, судя по тому, что вы вчера устроили.

— Мы устроили? — выразительно сказал Дэвид, сложив руки на груди. — Это не мы вчера кидали в родных посуду.

Эмма фыркнула.

— А чего ты ожидал? — желчно сказала она. — Я беременная женщина, взрослая, кстати, на которую вы вчера орали, как на нашкодившую школьницу!.. Мне уже тридцатка так-то стукнула, у меня есть сын-подросток, и от кого и когда мне рожать во второй раз, я могу как бы и сама решить!..

— Это да… — с неохотой согласилась Мэри Маргарет, уже привычно испытав боль из-за того, что она все пропустила в жизни своего первенца. Но тут она поморщилась и непонимающе протянула: — Но Эмма… Темный?.. Почему из всех мужчин именно он?!.. Боже, он же дед Генри!.. Ему уже несколько сотен лет!..

— Ну и что? — воскликнула Эмма, всплеснув руками. — Плевать мне на его возраст! Вы-то свою любовь нашли и радуетесь, так чем я хуже? Почему я-то должна страдать? Почему я не могу быть с тем, кто мне нравится?.. Потому что у вас с ним терки? Ну извините. Это как бы ваши проблемы, а не мои. Лично мне сейчас с ним хорошо, и у нас будет ребенок! Все, баста! Смиритесь с этим или этот разговор будет последним!

И резко развернувшись, она пошла к выходу.

Не выходит у нее долгого разговора с родителями. Ну никак. И чувствуя, как в груди вновь начинает загораться злость, Эмма решила просто уйти, не желая повторения вчерашней отключки, иначе Румпель ее точно к кровати до дня родов привяжет. Утром он уже угрожал ей этим, и Генри, предатель, его даже поддержал. Хотя чему удивляться? Тот его на завтрак мороженым накормил.

Факт того, что она сама завтракала тем же, она успешно проигнорировала.

А еще этот бесенок, с хитрым видом заправской зазывалы, пообещал взять Генри к себе на подработку...

Заманушник бессовестный!..

...в лавку, суля хорошую прибавку к карманным деньгам мальчика, которые ему и так давала и Эмма, и Реджина, да и Нил подкидывал, а порой и ее родители. И теперь Генри еще и от деда, который прядет золото, денежки перепадут.

Как чуяла Эмма, скоро ее сын будет вторым самым богатым в городе человеком. Хотя опять же чему удивляться? С его-то генами.

— Эмма!.. — позвала ее Мэри Маргарет, прерывая поток мыслей блондинки, идя следом. — Постой!..

Эмма повернулась уже в дверях и твердо сказала:

— Нет. Пока вы не сможете смириться с моим выбором и не примете, наконец, что я взрослая, не надо со мной говорить. Вы мне дороги. Правда, — тут Эмма указала на свой живот и добавила: — Но дитя, которое я сейчас ношу, мне дороже. Поэтому я хочу избежать всех стрессов, каких только могу, хватает и того, что до сего момента о себе не заботилась, а скакала как горная коза по всему Сторибруку и занималась спасением мультяшек, которые, кстати, все еще в опасности. Но если Снежной Королевы я избежать не могу, то вас запросто. И пока вы не перестанете быть источником моих негативных эмоций, именно это я делать и буду. Кстати, мы с Генри переезжаем к Румпелю. Пока.

После чего перенеслась, оставляя позади расстроенных и растерянных родителей.

— Мы облажались, — грустно, но уверенно сказала Мэри Маргарет, смотря на то место, где еще секунду назад была ее дочь.

Дэвид открыл было рот, чтобы возразить, но посмотрев на жену, опустил плечи и убито сказал:

— Да, мы облажались.

Белоснежка покачала головой и ушла в сторону спальни.

Сына уложить и пореветь.

Из квартиры родителей Эмма перенеслась прямиком к закусочной, чтобы утешить свой организм и утолить стресс.

Брррр!..

То есть наоборот. Вот.

Но когда она немного успокоенная огромной чашкой шоколада и фри с джемом, которое ей особо полюбилось в последнее время, с пончиками в руках и еще одной порцией горячего шоколада, вышла из закусочной и потопала по улице к участку, Эмма все-таки еще шериф, то так и замерла на перекрестке, с наполовину съеденным пончиком в руках, который уже был на полпути к ее рту.

Ведь в библиотеку, которая была прямо в поле ее зрения, только что вошел обладатель половины ДНК-а ее будущего сына.

Румпель-мать-его-штильцхен!..

Он. Вошел. В. Библиотеку.

Обиталище своей бывшей.

Белль-банши-Френч.

Бедный пончик так и остался не съеденным, а упал на землю, где и остался всеми забытым. Кроме Уильяма Сми, все еще пребывающего в форме крысы. Но Эмма ни на что больше не обращала внимания, а на всех парах понеслась в библиотеку, чтобы спрятать любовничков, и убить трупы.

То есть наоборот.

Опять же.

Кажется, из-за гормонов у нее стала беда с мысленным процессом.

«И с нервами!..» — яростно думала Эмма, у которой перед глазами появилась красная пелена. Злость, волной поднявшаяся в груди, отлично заглушало чувство предательства. Сейчас она старалась что есть силы держаться за эту ярость, чтобы просто не разрыдаться от боли.

Он ведь обещал не разбивать мне сердце! Обещал!..

Но уже перед дверью Эмма замерла, и сделав глубокий вздох, тихо вошла.

Сразу на входе, как и около стойки, никого не было. Блондинка прошла дальше, сжимая по бокам кулаки, и застыла. Эмма вдруг услышала стук чего-то твердого, ударившего о шкаф. Она подкралась к повороту и выглянула из-за шкафа, в проходе которого ей и показалось, что она что-то услышала.

От увиденного его сердце сначала болезненно сжалось, но когда она пригляделась, то подняла бровь.

Ведь Эмма увидела Румпельштильцхена, нависающего над Белль. В первый миг ей показалось, что он сейчас поцелует шатенку, но потом она поняла, что лицо мужчины было искажено явно не от страсти, а от ненависти, и его рука отнюдь не ласкает шею Белль, а стремительно выдавливает из нее жизнь. Тут она прислушалась и уловила слова Темного, который то шипел в лицо задыхающейся библиотекарши.

— …так неужто ты думала, что я не вернусь? Думала, что я тебе ничего не сделаю? — жестко сказал колдун и слегка ударил девушку головой о шкаф.

Белль задушенно ахнула, крепко вцепившись в его руку.

— Ты разбил мне сердце, — гордо прохрипела она.

Темный ядовито усмехнулся.

— И поэтому ты заранее успела сделать ключи от моего ломбарда и сейфа? Так, чисто случайно. А потом выкрала оттуда кинжал, разбила ценный артефакт, и выкинула меня из города? Без денег, без документов, даже элементарно без обуви? — оскалившись, сказал он. — Ах, ты…

Но Эмма едва осознав, что именно эта мадама и прогнала Румпеля из города, вышла из своего укрытия и рявкнула:

— Что?! Так это была ты!

Если честно, облегчения, что этот невыносимый колдунишка ее не предал, в ней было больше сейчас, чем злости, но Эмма не собиралась вот просто спускать этой дамочке с рук выгон отца ее ребенка из города, как и недели стресса, которые она пережила, и из-за которого она могла этого самого ребенка потерять.

— Эмма… — протянул Румпельштильцхен, на миг прикрыв глаза.

«Ну почему я не удивлен, что она здесь?» — устало подумал он, и впрямь не удивившись. Эта женщина была способна на все, включая появление в неожиданных местах. Хотя сегодня он питал слабую надежду, что успеет сам разобраться с Белль. Без участия Эммы. Но не судьба, видать.

— Что ты здесь делаешь? — все же спросил он, продолжая сжимать горло Белль, но смотря при этом на блондинку.

Эмма возмущенно поставила руки в боки.

— Мимо, блин, проходила, — запальчиво сказала она. — А тут, смотрю, ты. К своей бывшей наведываешься!..

Последние слова она уже крикнула, не заметив, как сделала пару шагов вперед.

Румпельштильцхен закатил глаза.

— «Бывшая» — это ключевое слово, душа моя, — терпеливо сказал он, не желая ссорится с Эммой. Той нервничать вредно. Тут он хмуро окинул ее взглядом и произнес: — Кстати, почему ты здесь? Ты же должна была идти на прием.

Эмма отмахнулась, а внутренне поморщилась. Она и впрямь должна была пойти на прием к врачу, но для начала решила зайти к родителям, а потом просто забыла. Склероз видать.

— Я забыла, — вредно сказала она, сложила руки на груди и обиженно добавила: — И вообще. Ты еще не объяснил мне, почему соврал. Я ведь тебя спрашивала, кто тебя выгнал… А ты!.. — тут она кивнула в сторону библиотекарши, которая недоуменно-испуганно смотрела то на нее, то на Темного, который так ее и не отпустил из своей хватки. — Хотел эту чушку выгородить?..

— Нет!.. — искренне возмутился Румпельштильцхен.

— Ха, да… — начала Эмма, но вдруг земля под ногами у нее завертелась, быстрее, чем ей положено.

— Эмма? — обеспокоено сказал колдун и, выпустив из своего плена шею вмиг забытой им Белль, быстро подошел к блондинке. Он вовремя успел ее поймать и прижать к себе. Темному уже совсем не нравились эти ее обмороки и головокружения.

«Точно отправлю в больницу, а потом укутаю в вату и дома запру», — проворчал он про себя, покрепче прижав к себе Эмму.

— Я в порядке, — буркнула блондинка, когда перед глазами перестало все плыть. Правда, несмотря на свои слова, она продолжала сжимать в руках пальто колдуна.

— Я вижу, — иронично сказал он, и на миг прижался губами к ее склоненной к его плечу макушке.

Белль, тем временем, за их спиной возмущенно сжала кулаки, опустив свою несчастную шею, которую терла.

— Так это на нее ты меня променял? — громко возмутилась шатенка, ткнув пальцем в сторону Эммы. — На бывшую подружку своего сына?!

Блондинка слегка оттолкнулась от мужчины и со злостью выпалила:

— Ты еще смеешь рот открывать и… Тыкать в меня своими перстами указующими, а, дамочка? Да ты чай не охренела?..

— Да, ты… — запальчиво начала Белль, тоже сделав шаг вперед.

Румпельштильцхен свистнул.

— Дамы, может прекратите? — резко сказал он, и повернувшись к Эмме, тихо добавил: — Тебе вообще нервничать вредно, или забыла, как грохнулась в обморок вчера?..

— Вредно нервничать?.. — непонимающе пробормотала себе под нос Белль, но тут ее глаза широко распахнулись и она повнимательнее посмотрела на живот стоящей перед ней блондинки. Под водолазкой женщины едва заметно, но уже показывался округлый животик.

Глаза Белль заволокло пеленой ярости, и… боли. Она посмотрела на колдуна и истерично выкрикнула:

— Ах, ты предатель!.. Я тебе свое сердце отдала, а ты!.. Обрюхатил мать своего внука!.. Твой сын об этом-то знает, а?.. Как он к этому относится?.. Сердца у тебя нет!.. Ты и впрямь чу…

Но договорить она не успела, как и не заметила кулака шерифа, стремительно летящий ей в лицо. Удар у Эммы всегда был что надо, и вот Белль Френч, так и не закончившая своего невнятного спича, валялась на полу своей библиотеки в полном нокауте, с разбитым носом и вся в крови.

— Ауч, — тихо сказала Эмма, тряся рукой. Было больно, но она бы все равно это сделала. Ишь ты, еще бы какие-то психички оскорбляли отца ее сына и деда ее первенца!

Кстати о нем… Что-то он притих.

Она повернула голову и посмотрела на Румпельштильцхена.

— Что? — непонимающе спросила Эмма, увидев его черный и горящий взгляд. Думая, что он в ярости на то, что она сделала с его бывшей подружкой, Эмма вскинула голову и упрямо добавила: — И я не собираюсь извинятся за это! Она хотела назвать тебя чудовищем! И мне плева…

Но договорить она, как и Белль, не успела. Правда по другому поводу.

Куда более приятному и страстному.

А конкретнее из-за голодного поцелуя, которым в ее губы впился Темный, который внезапно почувствовал прилив возбуждения и любви к этой невыносимой блондинке, которая была, наверное, первой женщиной, которая столь горячо защищала его от чужих обидных слов.

В последующие пару недель было спокойно.

Относительно.

Снежная королева таинственным образом исчезла, и ее родственники отчалили домой. А Румпельштильцхену, как он и предвидел, дал в нос его сын, когда узнал, что теперь подружкой его отца является его бывшая. Мать его сына. Которая скоро станет еще и матерью его младшего брата!…

В общем, скандал вышел знатный. С криками, руганью и дракой. Лишь когда Эмма притворилась, что теряет сознание, эти идиоты угомонились.

И вот теперь они сидели на кухне, отвернувшись друг от друга, и дулись, прижимая компрессы к «боевым» ранениям. Нил наотрез отказался от магического исцеления, а Румпелю запретила исцеляться разъяренная Эмма.

— Нравится бить друг другу морды, любите и с ранами ходить, — сказала блондинка, довольно грубо приложив пачку замороженного горошка к разбитой губе Темного и кинув флакон с перекисью в Нила.

— Ай, — воскликнул тот, когда бутылек прилетел ему в голову. — Мне что, травм сегодня мало?

Эмма фыркнула.

— Будто тебя кто-то бил, — язвительно сказала она.

И вправду, Румпель сына даже и не тронул, и пару ушибов и порезов того, были результатом их полета в кофейный столик. Стеклянный. А еще в шкаф. Тоже стеклянный. Но к счастью, тот уже был пуст, так как сервиз там стоящий уже расколотила Эмма. А то если бы там еще и посуда стояла — быть сотрясению отсутствующего мозга.

— А психологические? Ты хоть представляешь, сколько мне теперь придется ходить к психотерапевту? — жалобно заныл Нил.

Тут Румпельштильцхен внезапно опустил мешок с горошком и резко рявкнул:

— Бейлфайр, хватит ныть! Не позорься перед собственным сыном! И вообще. Почему ты с мисс Лукас можешь встречаться, а я с Эммой нет?

— Вот именно! — сказала блондинка, поддержав колдуна. — К тому же, балбес, ты потерял право меня ревновать, когда послушал гребаного Пиноккио!

От ее последних слов Нил болезненно поморщился. Он до сих пор об этом жалел. И не нуждался в лишних напоминаниях, что он — лох.

— Да, пап, ты с Руби счастлив, дед с бабушкой, моя приемная мама с Гудом, так почему бы деду с мамой не быть вместе? К тому же, у них уже ребенок будет. Это же здорово!.. — сказал Генри, сидя за кухонным столом между отцом и Румпельштильцхеном.

Он тоже был здесь, когда произошла эпичная драка между его родственниками мужского пола. Комнату смотрел. Да, да, с сегодняшнего дня у него вновь есть своя комната. Ну, еще одна.

В новом доме дедушки. Или теперь уже отчима?.. Надо будет потом уточнить.

А вот комната ему понравилась. С видом на лес. Генри вообще весь новый особняк понравился. Светлый и уютный. Дед его матери подарил, в честь рождения их будущего сына. И его брата. И брата его отца. Который так же будет дядей Генри.

«Надеюсь, в школе не будут больше задавать делать семейное древо», — с содроганием подумал Генри и тряхнув головой, вернул свое внимание к разборкам. Так же известным, как семейный разговор в их клане.

И тут же наткнулся на хмурый взгляд отца.

— Что? — непонимающе спросил Генри.

— Так ты за них? — с ноткой предательства спросил Нил.

— Бей! — вновь громко сказал Румпельштильцхен.

Нил дернулся и обиженно глянул на отца.

— Что «Бей»? Что «Бей»?! — сказал он. — Думаешь, это легко принять?..

Эмма фыркнула.

— Да, господи, прекрати вести себя, как ребенок. Даже Генри уже все принял, так что хорош истерику закатывать, — раздражённо сказала она.

Нил пару секунд помолчал, а потом опустил плечи и вредно сказал:

— Ну да, черт с вами, — тут он прищурился и глянул на Эмму, — а если еще меня и стейком, как в прошлый раз накормишь, я даже не буду вредничать.

Эмма изумленно распахнула рот от столь наглого шантажа.

— А жирно вам не будет, мистер? — ехидно сказала она.

— У меня моральная травма! — воскликнул Нил.

— И стейк поможет ее исцелить? — скептично спросила Эмма.

Нил томно вздохнул.

— Такое трудно чем-либо исцелить, — драматично сказал он, и выпрямившись, хитро добавил: — Но обезболить может.

— А еще пирог, — вставил Генри, и на поднятую бровь матери невинно пояснил: — У меня тоже травма. Не каждый день увидишь, как отец с дедом дубасят друг друга.

Эмма шокированного огляделась на эти три наглые, кареглазые морды за столом, и тяжко вздохнув, устало спросила:

— Стейка, я полагаю три, и пирог?..

— Без яблок, — закончил за нее хор голосов.

Она покачала головой и посмотрела на Румпеля.

— Все в тебя, — выразительно сказала Эмма, указав на Нила и Генри.

Колдун издал притворный тяжкий вздох.

— И не говори. Умные и довольно симпатичные молодые люди, — с озорством сказал он. — Сам в шоке, что смог дать им жизнь.

Эмма закатила глаза и пошла к холодильнику.

— От скромности ты определенно не помрешь, — желчно сказала она. — И кажется ты забыл добавить к ранее перечисленному: манипулятивные, хитрые, склонные к воровству и драматизму.

Румпельштильцхен фыркнул.

— Говорит женщина, чья мать промышляла бандитизмом, да и сама сидела в тюрьме, — сказал колдун.

Эмма достала стейки и язвительно сказала:

— Из-за твоего сына сидела-то, который, кстати, не так давно набил тебе морду. И вообще, треплюшки, хорош бубнить, быстро встали и стали мне помогать. Я не молодею, а будущий член вашего клуба хитрюшек не перестает меня пинать. Так что бегом оторвали свои попы от насиженных мест и вперед. Овощи сами себя не помоют, и вообще. Я вам сейчас быстро работу придумаю… Ишь ты!... Распустились!

Мужчины удивительно послушно встали и принялись выполнять ее поручения.

На том скандал был исчерпан и в доме воцарил мир.

По крайней мере, пока.

Примечания:

Пока на этом конец. Извините, но пока у меня туго с вдохновением. Возможно позже я напишу продолжение, или вновь стану выкладывать главы здесь. Но сейчас... Не могу. Так что в данный момент оставляю у этого рассказа открытый финал, который надеюсь в скором времени перестанет таковым быть) Спасибо.