Тонкое искусство пофигизма (гет)

Пока Жанна Аркадьевна едет себе под быстро темнеющим небом к железным воротам усадьбы актрисы, мы тем временем сделаем отступление, чтобы разъяснить некоторые тайны нашей политики, а также представить людей, которым суждено сыграть ключевую роль в этой темной и запутанной истории.

Стоит начать с того, что коттеджный поселок, в который направили Жанну Ижевскую был необычный. Представлял из себя он скорее маленький город, нежели поселок. И объединив под своей опекой рядом расположенные деревеньки являлся их столицей. В этой небольшой столице были свои экономика и политика. Люди в ней жили закрыто, о жизни своей не очень то говорить любили. Да оно и понятно, жили там в основном люди, чьи профессии могли сильно пострадать от компромата. И то ли от желания жителей, то ли от денег огромных, был поселок охраняем так, что и птице сложно незамеченной пролететь, и зверю пробежать.Да только, собаку актрисы кто-то отравил… Но это мы в сторону ушли…

Держалось все в этом поселке-столице на четырех китах: депутате-председателе, его жене, следователе и еще одной известной нам персоне.

К стати, депутата-председателя нынешнего, Антона Антоновича фон Гаггенау, сначала приняли неодобрительно, потому что, пропитавшись духом московских реформ, задумал он перевернуть доверенный ему участок с ног на голову, причем утверждал, что, наоборот, поставит ее с головы на ноги. Однако на одном из званных вечеров… Попал молодой реформатор под влияние Максима Шаталина, смирил гордыню, остепенился, а в особенности после того, как женился на лучшей местной невесте. Для этого барону, конечно, пришлось перейти из лютеранства в православие, и его лучшим товарищем и консультантом стал Максим Викторович. До того прижился у нас господин фон Гаггенау, что, когда за примерное управление был «приглашен» в министерство — отказался, рассудив, что тут ему лучше. В общем, был баламут, да весь вышел. Раньше, бывало, по вечерам глинтвейн из маленькой фарфоровой кружечки попивал и сам с собой на виолончели играл, а теперь к клюквенной настойке пристрастился, на крещенье в проруби купается и после того из парной часа по три не выходит.

И, как положено настоящему русскому человеку, пребывает он под каблуком у жены. Впрочем у такой особы, как Людмила Петровна, находиться под каблучком отрадно и приятно, такого рабства многие бы пожелали. Родом она из Черемисовых, семейки богатой на столько, что о ней даже не знает налоговая. Девушкой Людмила Петровна была тонка и нежна мыслями, но после рождения четверых маленьких барончиков поменяла комплекцию и обзавелась приятной взору пышностью, отчего красота ее еще более выиграла. Ясноглазая, румяная, полнорукая, преодолев тридцатилетний рубеж, баронесса стала являть собой совершеннейший образчик истинно русской красоты, к которой немцы сухопарой и плешастой наружности (к числу коих относился и Антон Антонович) испокон веков проявляют душевное и телесное влечение. Людмила Петровна свою силу над мужем очень быстро поняла и стала привольно пользоваться ею по своему усмотрению, но вреда для области от этого до поры до времени никакого не было, потому что, будучи женщиной сердечной и чувствительной, госпожа фон Гаггенау все свои огромные силы отдавала благотворительной деятельности, так что даже и Жанна находил ее воздействие на супруга полезным. Правда, в связи с последними событиями Ижевская была вынуждена изменить суждение насчет женского влияния, но об этом не здесь, а чуть далее.

Пожалуй, единственным лицом, с влиянием которого Людмила, несмотря на все свои усилия, совладать так и не сумела, — был доверенный советчик барона Матвей Бердичевский, занимавший должность товарища прокурора окружного суда. История этого чиновника не совсем обычна и заслуживает быть рассказанной поподробнее.

Матвей Бенционович из бывших иудеев. До вхождения в лоно православной церкви звался именем Мордка, которое употребляют его недруги — конечно, за глаза, потому что близость Матвея Бенционовича к власти всем хорошо известна. Будущий наперсник появился на свет в самой что ни на есть лядащей семье, да в раннем возрасте еще и осиротел, вследствие чего, бфл отдан в интернат, а затем, ввиду редкостных способностей, и в гимназию. Жанна Ижевская рано приметила даровитого человека, по окончании гимназии помогла поступить в Санкт-Петербургский университет. Бердичевский не стушевался и в столице, закончил курс первым, с отличительным дипломом, и получил право выбирать любое место службы, однако предпочел Заволжск. Еще бы, умнейший человек и нисколько не прогадал. Кто бы он был в Петербурге? Провинциал, плебей жидовского роду и племени, что, как известно, еще хуже, чем быть вовсе без роду и племени. А у нас его приняли ласково. И место хорошее дали, и невесту сосватали. Ижевская всегда говорила, что мужчину делает жена, и для наглядности поясняла свою идею при помощи математической аллегории. Мол, мужчина подобен единице, женщина — нулю. Когда живут каждый сам по себе, ему цена небольшая, ей же и вовсе никакая, но стоит им вступить в брак, и возникает некое новое число. Если жена хороша, она за единицей становится и ее силу десятикратно увеличивает. Если же плоха, то лезет наперед и во столько же раз мужчину ослабляет, превращая в ноль целых одну десятую.

Для честности сказать, Ижевская хорошо разбиралась в математике. Слова не подумав произносила редко. И фраза эта, судя по грустным глазам Жанны Аркадьевны, была омыта горькими слезами. Ведь женщины, что место единицы занимают… А в прочем не буду уходить в философию и в трагедию жизни Жанны Аркадьевны. Речь сейчас о другом.

При желании Бердичевский мог бы занять и иную, более видную должность, хоть бы даже и председателя окружного суда, но по складу характера и природной конфузливости предпочитал держаться в тени; советы власти давал не в присутствии и не на ареопагах, а больше келейно, за чаем или тихой игрой в преферанс, до которой Антон Антонович был большой охотник. И обвинителем на процессах Матвей Бенционович тоже выступать не любил, ссылаясь на гнусавый голос и несчастливую внешность. Собою он и вправду был не красавец — кривоносый, дерганый, и одно плечо заметно выше другого. Его номинальный начальник окружной прокурор Силезиус, мужчина представительный, но очень глупый, читая в суде составленные Бердичевским речи, нередко срывал бурные овации, а Матвей Бенционович только вздыхал и завидовал.

Положение этого человека в поселке поддерживалось Шаталином- старшим (чего греха таить, с Ижевской) и губернатором, но вот третий из китов, прекрасная Людмила Петровна, хитроумного еврея не жаловала.

Увы, этому идиллическому, травоядному противостоянию пришел конец, когда на мирном заволжском горизонте возникла грозовая туча. Принесло ее холодным западным ветром со стороны лукавого, недоброго Петербурга.