Кем-то запримеченная революция (гет)

— Я буду лучшим Вашим учеником, Коннор! — юноша трепетно поклонился Коннору и тут же побежал выполнять задание.

Коннор лишь удручённо помотал головой, скрестив руки на груди.

— Я не подписывался на обучение, — тихонько буркнул ассасин.

Я хмыкнула и продолжила гладить назойливого кота. Его огромные зелёные глаза прикрывались от удовольствия. Наглое животное не желало покидать моих колен. В таверне кроме нас никого не было, время царило далеко не детское.

Юноша прибежал сюда, лишь ориентируясь на слухи. Надо отметить, что ему повезло, раз источники информации оказались настолько достоверными и он всё же нашёл Коннора. Мальчишке было около 16 лет, слишком беглым оказался взгляд, милым лицо и слабым удар. Тем не менее, он утверждал, что ему 22 года. Когда же я спросила, в каком году он родился, всё встало на круги своя. Он не смог ответить нужную дату, кроме своего настоящего года рождения. Можно было сделать вывод, что мальчик ещё и не совсем грамотен. Побуждение стать «кем-то», кто сражается за страну, появилось у него неспроста, но дело всё было в том, что он оказался совершенно не готов и не годен на великие подвиги, каких желал. Я бы скорее представила его в оркестре театра за скрипкой, чем с клинками у горла врага. И Коннор не был восхищён нежданным гостем.

Мы встретились в бухте Бостона, где я прождала Коннора около недели. Всё же отец и сын вместе были куда сильнее и умнее, чем отдельно. Чардж был настигнут и убит. Хэйтем помог Коннору с погрузкой на «Аквиллу» и перевозкой провианта и оружия в Бостон. Мужчина даже сопроводил Коннора до города и посидел с нами в таверне. Он выглядел очень усталым, но крайне довольным. И я была больше чем уверена, что причиной этому послужила не смерть Чарджа. С лица Коннора тоже не сходила улыбка, пусть он и пытался выдать её за иронию. Это было не так.

Скорее всего, любые колкости в адрес друг друга придавали отцу и сыну радость, нежели раздражение. Они тянули момент, ведь другого совместного дела могло уже и не возникнуть. Команда и рекруты Коннора сгружали всё с корабля в кареты, так как караван должен был отправиться утром. Вашингтон уже ждал. Коннор же готовился к возвращению в поместье. Ему натерпелось объясниться с Ахиллесом и принести ему извинения за грубость. Признаться, и я соскучилась по родственникам, поэтому согласилась с Коннором, что было нечастым явлением.

Хэйтем последний раз дерзко пошутил в адрес сына, отвесил нам поклон, поцеловал мою руку и удалился. Он умчался на лошади прямиком в Нью-Йорк, так как там его ожидали новые дела.

После этого-то и наведался юноша, преисполненный желания служить Братству. Юджин, а именно так звали юнца, кинулся в ноги Коннору и просил обучить его. Сейчас же, пока Юджин бежал до лавки торговца, Коннор поспешил собираться:

— Часть каравана уже в пути, нужно бы проверить, всё ли в порядке. Остальные, выдвигайтесь за нами без промедления! Не будем ждать утра! — скомандовал Коннор и допил свой чай. — Ещё бы не мешало переодеться…

Я расстроено вздохнула, отчасти не из-за того, что действительно расстроилась, а для того, чтобы привлечь внимание. Хотя, как мне казалось, Коннору очень шла форма капитана. Тёмно-синий камзол, треуголка, перчатки, рапира… И, конечно же, он не мог без своих подвязок на руках. Пожалуй, из всего этого подозрения вызывала лишь косичка. Это оказалось не особо важным. Всё же когда лицо его скрывал капюшон, оно было замечательным. Но и тут Коннор старался натянуть треуголку как можно сильнее, и она скрывала его глаза. Он так привык, я понимала. Наверное, Коннор бы мог стать капитаном корабля, возить товары. Он был бы именитым капитаном, если не ассасином. Мои мечты порою заводили меня слишком далеко, и пока я не выдумала, каков бы был дом капитана Коннора, вернулась в мир реальный. Как и ожидалось, на мой вздох последовала реакция Коннора.

— Что-то не так?

— Нет-нет, — ответила я и улыбнулась, довольная собой, — твоя одежда у меня, принести?

Один моряк из команды Коннора тут же возмутился:

— Коннор, переоденешься в поместье, какого чёрта мы будем тратить время?

Ассасин кивнул, расплатился с хозяином таверны и надел треуголку. Я схватила свою сумку и поспешила за ним. Коннор настоял на том, чтобы я ехала на отдельной лошади, а не с кем-то. Как он говорил, раз я решила обучаться, то всё должна была делать сама. Я не спорила, так как тут-то он точно был прав.

Как и ожидалось, Вашингтон был рад и доволен. Дело обстояло так: освободить форты от англичан, чтобы патриотам было где расположиться. Дело не из простых, но Коннор обещал свою помощь.

Он получил письмо, в котором ополчение призывало Коннора в Нью-Йорк. Подготовка к бунту была окончена. Команда отправилась в бухту поместья, рекруты — в Нью-Йорк. Как бы Коннор ни уговаривал меня вернуться домой, я отказывалась. Мы отправились снова в Нью-Йорк. Нас встретил уже знакомый доктор с товарищами.

— Уважаемый, мы имеем небольшую проблему с капитаном одного английского отряда. Он расхаживает по своему кораблю. Ему туда отводят всех подозреваемых, и он расстреливает их, — пояснил доктор.

— И выкидывает в воду, — подхватил его товарищ.

— Или отправляет родственникам по кускам! — добавил третий.

Просьба была такова: разобраться с тираном. Именно он и мешал продолжению бунта. Решили таким образом, что доктор с группой переоденутся в англичан и свяжут Коннора. Ассасин давно разыскивался этим капитаном, и их бы пустили на корабль. На том и порешили. Пока я отвлеклась на зов одного из больных в палатах доктора, Коннора избили. Не сказала бы, что сильно, но порядочно.

— Так будет куда правдоподобнее, — улыбнулся доктор.

— Не сомневаюсь, — Коннор сплюнул кровью и подал руки.

Всё было готово. Без ведома Коннора я отправилась за ними, поглядеть. Вдруг понадобилась бы и моя помощь? И она, надо отметить, понадобилась.

В порту всегда людно, но вот корабль злополучного капитана обходили стороной. Ещё бы, его бранные крики слышались за несколько кварталов от корабля. Я спряталась за ближайшую лавку, которая пустовала. Моей главной целью стало одно: наблюдать. Коннора провели быстро. Сразу же посыпались оскорбления в его адрес. Он был назван и полукровкой, и ублюдком, и многими другими словами, слух не ласкающими. Капитан недолго издевался над Коннором, так как тут же получил клинок в область сердца. Правда, резко оборванная речь капитана вызвала подозрения у англичан. Они поднялись на борт, и началась драка. Коннор никак не мог бросить товарищей, но он нашёл в карманах капитана что-то, что, увы, вылетело из его рук. Я увидела клок бумаги невзначай и поймала его. Ассасину не нужно было много времени, чтобы заметить это. Он вцепился в горло одного из солдат и крикнул:

— Беги скорее! Беги!

Я заметила, что к кораблю подбегает подкрепление со всех сторон, и мне не оставалось выбора, кроме как бежать по крышам. Залезла я быстро, и солдаты не смогли сбить меня камнями. Каблучки моих сапог приглушённо стучали о черепицу, и я слышала биение своего сердца. Настолько сильно я была напугана. Ведь я совершенно не представляла, куда бежать, как бежать и где прятаться. А проворные солдаты не упустили меня из виду. Несколько самых прытких из них бежали за мной по крышам.

Начался дождь, резкий и сильный. По небу прокатился громовой раскат, где-то в стороне Фронтира сверкнула молния. Я скрипела зубами от волнения, но бежала, прыгала с крыши на крышу, а самое главное — держала дорогой клочок бумаги у сердца. Черепица намокла от проливного дождя, и моё последнее приземление на очередную крышу могло оказаться последним в жизни. Я поскользнулась. Справиться со своим телом, которое и так тряслось от шока, я не сумела и полетела вниз. Визг разлетелся по ближайшим домам. Я крепко закрыла глаза, уже без надежд на спасение. Вряд ли бы Коннор снова поймал меня за руку, как это было в первый раз на башне колледжа.

Но вдруг я почувствовала чьё-то тепло. Меня прижимали к себе, да так крепко, что я не могла вздохнуть.

— Открой глаза, тихо-тихо, успокойся.

Я открыла глаза и узнала этот плащ. Я прижалась к мужчине и тихонько заплакала. Последнего я никак не ожидала, но, видимо, я не рассчитывала снова падать. Высоты я страшилась меньше, но вот падение вызывало у меня дичайшее волнение и страх.

— Успокойся, ну же! — Хэйтем поглаживал меня по голове.

— Не отпускайте, пожалуйста… — взмолилась я.

— Ну что ты, что ты! Как я могу?

Хэйтем завёл меня под какой-то навес и усадил рядом с собой. Он так и не отпускал из объятий. А я никак не могла успокоиться, одной рукой прижимаясь к мужчине, а другой сжимая клочок, который так понадобился его сыну.

— Когда на глазах женщины выступают слёзы, видеть перестаёт мужчина, так говорят. Не расстраивай других… Всё хорошо! — бодро говорил мне Хэйтем.

— Не отпускайте, пожалуйста…

Хэйтем лишь усмехнулся, но не отпустил. Когда мне было страшно или плохо, я бежала к отцу. Я не говорила ему причины, а просто прижималась к его груди. Никогда бы я не подумала, что буду прижиматься к другому мужчине, но между тем чувствовать себя так, будто сижу с отцом.

Кенуэй-старший не был мне отцом, не был другом, даже товарищем назвать его я не могла. Но на тот момент он оказался мне ближе всех, всех тех, кого я могла подпустить к себе. Мы просидели так до окончания грозы. Мужчина похлопал меня по плечу и поднялся с места.

— Прошу, осторожнее, дорогая! И… Думаю, не стоит говорить обо мне Коннору.

— Почему же, мистер Кенуэй?

— Он не будет особо доволен тем, что я оказался на его месте.

Я совершенно не поняла, что Хэйтем имел в виду:

— О чём Вы?

Но он уже бежал дальше по крышам, напоследок махнув мне рукой.

Я не забыла его рук и его тепла. Это осталось где-то глубоко во мне. Возможно, и в области сердца.

Как бы то ни было, а Хэйтем, может, и сам того не осознавая, выбил в моём сердце место для себя. Человек, мне совершенно противоположный, как я должна была считать, стал частью моей жизни. Самой странной частью и до сих пор мною не разгаданной.