Кем-то запримеченная революция (гет)

Я, конечно, любила воду, но не в таких огромных количествах. Мы плыли несколько месяцев, и, как мне казалось, скоро у меня начнётся морская болезнь [1], от которой страдала моя подруга. Какой чёрт дёрнул её отправиться с нами, не знаю, но мне было не легче от того, что она мучается. К счастью, на корабле присутствовал отменный доктор, которому зачем-то понадобилось отправиться в Бостон ближайшим кораблём. Он и выхаживал девушку, как только мог, за что ему очень был благодарен мой отец.

Отец направлялся во Фронтир, а оттуда, минуя Бостон, в Нью-Йорк. Слишком долгое путешествие предстояло моему отцу, но тем не менее он не побоялся.

По образованию он был юристом. Хорошее образование на фоне смутного прошлого, увы, не каждому под силу. Я не совсем понимала, чем занималась наша семья до того, как отцу удалось выбиться в люди, так как была последним ребёнком в семье (не считая двух умерших, несостоявшихся, брата и сестры после меня).

Отца не устраивало на родине всё. Начиная от правящей власти и заканчивая молочником, торгующим рядом с домом. И он отправился искать какого-то странного счастья на землях, раздираемых на части Англией, Францией и Испанией.

Мы направились в те самые колонии, где не было и не будет покоя. Хотя в последнем я не была уверена. Но отца это не волновало, так как он был охвачен какой-то особой идеей на этот счёт.

У владельца поместья Дэвенпорт возникли проблемы с законом (это в стране беззакония-то?), и, хотя на земле колоний их решали с помощью оружия, отец схватился за возможность вырваться. Посетив некоего Ахиллеса Дэвенпорта, отец и придумал отправиться дальше, в Нью-Йорк, город, по его словам, который в будущем станет мечтой.

Откуда у отца были такие мысли, мне было сложно понять, но я была рада вырваться, как и он. Вообще, у нас было много общего именно с отцом, нежели с мамой. Мама сидела целыми днями в каюте, читая романтические книжки, поглядывая за моей подругой, и что-то бормотала с коком и доктором. Она не желала покидать Англию хотя бы потому, что там остались сыновья. Их она любила больше, чем меня, в том-то мои родители и расходились. Отец всегда хотел воспитывать дочь, пусть и неистово гордился двумя наследниками, которые продолжали его род.

Так мы и разделились на два фронта: мечтатели и реалисты. Мама очень тосковала, но было прекрасно видно, что мужа она была не в силах бросить. Из-за обязанностей и из-за привязанности. Всё же после стольких лет совместной жизни у них сохранилось что-то, похожее на любовь. Я на это надеялась, по крайней мере. Каким-то по счёту вечером, каким, я сбилась, если честно, мы уже должны были прибыть, чему я несказанно радовалась. Наконец-то ступить на землю было чем-то волшебным и несказанно желанным для меня. Кто же знал, что ступив на эту землю, я больше никогда не смогу покинуть её такой, какой была…

Отец стоял на корме и делал какие-то быстрые, короткие записи в дневнике, глядя вдаль. Плыть оставалось несколько часов, около восьми-десяти, а он всё не мог угомониться, так ему хотелось увидеть Новую землю.

— Отец? — я подошла тихонько, дабы не сбивать его мысли.

— Да, Литрис [2]?

— Что мы будем искать там?

— Каждый что-то своё, я думаю. Ты вправе сама выбирать, что искать. Я ищу истину, а ты что?

Я задумалась. По правде говоря, я не знала, чего искать. Я отошла от родителя и стала размышлять. Времени для этого у меня было предостаточно.

Все мысли прервал капитан корабля Смит. Он называл только свою фамилию, и она стала ему и именем тоже. Мы привыкли за эти месяцы. Всех это устраивало. Он всегда носил мятый китель чёрного цвета, такие же мятые штаны и потрёпанную треуголку. Зато всё это не мешало ему держать начищенными и ухоженными свои сапоги. Поговаривали, что эти сапоги являлись подарком самого короля. Но вот какого именно, никто не мог ответить.

— Юная леди, а не могли бы вы приспустить во-о-о-он ту парусину? — хрипло спросил меня капитан, прищурив один глаз.

Глаз этот он щурил всегда. Как рассказывали матросы, в одной из морских баталий осколок попал ему прямиком в глаз. Благо, глаз остался на месте, но видеть стал хуже, а из-за ужасной боли пришлось его щурить. Так и привык.

Капитан прекрасно выучил мою безотказность, и при том он знал, что я не прочь полазать по мачте, попрыгать по бочкам и поделать ту работу, за которую матушка часто бранила меня, называя мужиком в юбке. Но после того, как мне исполнилось шестнадцать, я не носила юбок (за исключением редких, очень редких случаев).

— Да, Смит, хорошо, — улыбнулась я и полезла по вантам вверх, принимаясь за дело.

Пока я помогала матросам с парусами, отец с капитаном подшучивали, что из меня получился бы неплохой мужчина, если бы уж не слишком женственное личико и нежные руки. Но руки эти привыкли к разной работе, а особенно цепляться за всё, что попадётся.

Я очень боялась высоты, но тем не менее лезла всегда как можно выше. Попытка борьбы со страхом давала мне повод для гордости. Частенько приходилось падать. Страх не пропадал окончательно, но сноровка хвататься, дабы спастись, стала отменной. На этот раз некто уберёг меня от падения, и я быстренько слезла назад.

— Умница, может, останешься в моей команде? — хохотнул Смит.

— Эм-м, нет, думаю, мне хватит моря на следующие несколько лет, — отмахнулась я и направилась в каюту, навестить подругу.

Отрывками я услышала беседу отца и Смита, шуточную, как мне показалось:

— Я ещё мечтаю выдать её замуж, чего уж греха таить, понянчить её детишек, — мечтательно проговорил отец.

— Там только замуж и выдавать, если не утащит какой-нибудь дикарь из ближайшего племени.

Я поморщилась, быстренько представив себе картину своего похищения дикарями и не приняв этот разговор всерьёз, спустилась к каютам.

Всюду суетились члены экипажа, кипела жизнь. Моряки предчувствовали скорое появление земли и не могли дождаться. Им хотелось как следует разгуляться в ближайшей таверне, насладиться выпивкой и женщинами. Все улыбались мне и, пробегая мимо, здоровались, приговаривая, что очень здорово ощущать землю так близко. Я не совсем понимала их ощущений, так как земли ещё не было и в помине, но не разделить их радость не могла. Ева, а именно так звали мою подругу, лежала на кровати, с головой укрывшись пледом.

— Эй-эй, как ты тут? — игриво спросила я, стягивая плед.

— Иди, развлекайся! — обиженно выпалила девушка, выдернув плед из моих рук.

— Ты чего?

— Я пролежала в этом ужасном состоянии, пока ты — да, да, ты бегала тут, развлекалась.

— Ева, я помогала команде, а не развлекалась, — сурово ответила я.

Ева была чуть младше меня, но куда образованнее и умнее. Пока я лазала по канатам и общалась с командой, она читала, что-то выписывала, наблюдала. Она оказалась очень смышлёной, поэтому-то отец и взял её, чтобы она помогала вести ему записи и дела. Да и тем более Ева сама желала увидеть новые земли. Семья Евы была в раздумьях, но так как прокормить ещё одного ребёнка, бабушек и дедушек и себя было сложно — родители отпустили дитя. Ева первые два месяца была очень счастлива, но после того, как вода стала действовать на неё угнетающе, она изменилась в лице, стала недовольна и раздражительна. Я очень надеялась, что всё это пройдёт, как только мы явимся в поместье.

На этом наш разговор был закончен. Долго и много спорить я не любила. А возможно, просто ленилась это делать. Чем больше я пыталась что-то доказать, тем больше я обижала дорогих мне людей. Как бы Ева не дула щёчки, я любила её и чувствовала досаду, нежели обиду за такой приём.

В соседней каюте сидела мама и смотрела в небольшое окошко. Она не сказала ни слова, хотя я пристально глядела в её сторону. Мне, в общем-то, тоже нечего было сказать, и я удалилась.

Кок Джеф снова пытался приготовить что вкуснее и приятнее на вид из совсем малого набора ингредиентов. Этим полнолицый мужчина и восхищал! Он умудрялся сделать из каши или рыбы деликатес, даже если это было совершенно не так. Что он там добавлял или нашёптывал, подавая еду, я не знала, но была уверена, тут не без особой магии, не без любви к своему делу.

Возле его стола лежала подстилка, на которой частенько отдыхали назойливые или вечно голодные матросы. Теперь же на неё улеглась я. Мужчина, разминая рыбу своими толстыми пальцами, взглянул на меня и улыбнулся. Я ответила тем же и достала книгу из тряпичной сумки. Эту книгу я наверняка не прочитала бы никогда, но сделать умный вид читающего человека мне было необходимо. Я уткнулась в книгу и заснула. Меня не меньше других утомил этот путь.

Примечания:

[1] — ощущения тошноты и укачивания из-за монотонных колебаний не только на воде, но вообще при движении (иначе "болезнь движения" или "кинетоз").

[2] — имя английского происхождения в значении — "путешественница по жизни".

Проснулась я в душной комнате, в камине догорали угольки. Рядом со мной сопела довольная Ева. На её лице сохранилась улыбка, видимо, в отличие от меня, она видела наше прибытие. Она прижимала к себе уголок пледа и, скорее всего, наблюдала самые счастливые сны в её жизни. Иначе и нельзя было подумать, видя эту лучезарную улыбку. Да, она явно была довольна.

Прибыли мы в зимнюю пору и, как заметил отец, в весьма неудобное время. Но как получилось, так и прибыли. Команда капитана Смита могла отплыть только с началом весны, поэтому они решили отметить хорошее прибытие. За окном слышались пьяные песни, переходящие в ор. Да, похоже, пройдоха Эдди снова будет драться с другими матросами. После песнопений с ним всегда происходило одно и то же — потасовка.

Я усмехнулась и нехотя вылезла из-под тёплого одеяла. Мало что удалось разглядеть за окном, так как всё стекло покрылось замысловатыми узорами, в которых я видела нечто чудесное. Часами можно было разглядывать узоры и искать в них что-то своё. Котов, пони или даже близких людей.

Накануне Рождества я всегда стояла перед окном родительской спальни и считала узоры, которые моё воображение смогло распознать. Я видела там много, но то, что осталось мне непонятным до сих пор, это фигуры, которых я не знала. Фигуры со скрытыми лицами. Я часто замечала и рисовала себе именно эти образы, но понять их смысл мне было тяжело, потому что в жизни я никогда подобных людей не видела. Часто мне снилось, что кто-то зовёт моего отца из дома, кто-то, чьё лицо скрыто за маской или шляпой… А может, чем-то другим. Но отец оставался. И во сне, и наяву.

Теперь же мне некогда было разглядывать узоры, хотя здесь, на Новой земле, они оказались куда больше и затейливей. Всё же желание узнать незнакомое место получше победило во мне все детские привычки.

Я тихонечко встала, чтобы не потревожить сладкие сны подруги, и на цыпочках выбежала из комнаты. Взору моему открылась просторная лестничная площадка и ещё три двери, каждая была либо завешана, либо закрыта. Видимо, там были чьи-то спальни или кабинеты, раз свободный проход закрывался. Любопытство моё переключилось на голоса, которые я услышала этажом ниже.

— Ахиллес, спасибо Вам огромное, что так приняли, это огромная честь для меня, после стольких лет…

— Ну что Вы, не стоит, — ответил хриплый мужской голос, — я очень рад Вас видеть, воочию, так скажем. Хотя наша переписка была хороша!

— Я собираю письма в мемуары, надо сказать. Не хилого веса получается книжка, — хохотнул мой отец и, кажется, отпил из стакана.

— Алистер, скажите, почему Вы так быстро согласились посетить меня? Не особо-то проблемное моё дело, да и… Скажу я Вам честно, заключается оно совершенно в другом!..

Я быстренько проскочила к лестничному пролёту и прислонилась к стене, чтобы слышать чётче. Спускаться и являть себя всем, кто находился в гостиной, я не хотела, но послушать, о чём беседуют взрослые, я была рада всегда.

— Хм, я очень заинтригован, мистер Дэвенпорт, — ответил мой отец на признание.

— Есть небольшие проблемы с той историей по поводу Томаса Хики [1]… Читали, Алистер?

— Ещё бы! Хитёр был, ирландский ублюдок! Кого повесили вместо него?

— Парнишку не повесили. Жив-здоров! — бодро ответил некий Ахиллес, но сразу прибавил, мрачно и сухо. — Я надеюсь.

— Парень — метис?

Я помотала головой, так как раскрытие некой тайны откладывалось на неопределённый период, и мужчины начали обсуждать Томаса Хики, который был убит с полгода назад, и какого-то парня, в этом замешанного. Чувствуя надвигающуюся скуку, я всё же решилась показаться. Я резво спустилась, прокатившись по лестничным перилам, что явно не понравилось моей матушке, вышедшей из залы. Она недовольно хмыкнула, когда я от неожиданности не ухватилась за дверной проём, а распласталась прямо перед её ногами.

— Литрис! Ты совсем потеряла чувство приличия! — прикрикнула на меня мама.

Я же, потирая ушибленный бок, поднялась и виновато взглянула в лицо родительницы. Она не ответила мне ни словом, ни какой-либо реакцией. Лишь гордо выпрямив спину и закинув голову к потолку, она минула меня и поднялась по лестнице.

— Но… Мам! — растерянно пролепетала я.

Я не удивлялась такой реакции, а точнее, её отсутствию. С каждым годом мама становилась всё апатичней, что серьёзно пугало меня. Ко мне она никогда не горела пылкой любовью, чего нельзя было сказать о моём отце и старшем брате. В них она души не чаяла. Любила всем сердцем.

Возможно, мне не хватало материнской любви, возможно, я была слишком требовательна, но почему-то в тот момент мне хотелось бы взять матушку за руку, которую она бы мне протянула, дабы помочь подняться. Но она просто прошла мимо. Я окинула взглядом лестницу и пожала плечами. Единственное, что мне оставалось, — смириться.

— Лита, доченька, иди скорее сюда! — подозвал меня отец. — Я должен тебя познакомить с этим замечательным человеком.

Я тепло улыбнулась отцу и подошла, всё ещё потирая то руку, то бок. Выглядела я крайне сконфуженно и неприветливо. Отец указал мне на своего собеседника.

Смуглый пожилой мужчина оглядел меня своими чёрными, как уголь, глазами. Седина уже касалась его заплетённых в косички волос, которые были собраны в хвост на затылке. Усы его были густыми, и, наверняка их ещё долго не коснётся седина. По морщинам и усталому взгляду можно было судить о его возрасте. Не меньше пятидесяти, но и не больше шестидесяти, как мне казалось. Мой отец выглядел моложе, возможно, так оно и было.

— Вас так удивляет моя специфическая внешность? — спросил меня мужчина.

— Нет, что Вы!.. — смутилась я.

Похоже, я слишком беспардонно уставилась на мужчину, казавшегося мне невообразимо тёмным.

— У меня карибские корни. А там не без солнца, знаете ли. Тут в колониях можно встретить разных людей. И различаются они не только по цвету кожи.

Такие ситуации, без споров, бывали с каждым. Но я попадала в них чаще других. Жуткое неудобство, чувство стыда и опущенные вниз глаза. Как всё это мне было знакомо. Отец лишь усмехнулся и легонько дёрнул меня за рукав, приглашая присесть рядом.

В гостиной было хорошо. Такого тепла и уюта я не чувствовала даже в родном доме. Никогда. Лондонский сквозной ветер, который врывался с каждым открытием окон или двери, не давал мне покоя. Он казался мне слишком холодным, противным. Тем не менее, на Новых землях теплее не было, но это обилие снега, совершенно иная мелодия вьюги и ветров мне нравились куда больше, чем дождливые раскаты родного Лондона. Я всё ещё была пристыжена, смущена и пыталась найти правильные слова, чтобы извиниться, когда мужчина вдруг похлопал меня по плечу и мягко обратился ко мне так, что я подняла на него глаза:

— Меня зовут Ахиллес. Можешь не бояться, ведь вы тут впервые. Могу я обращаться к Вам на «ты»?

Такой поворот событий удивил меня, надо сказать, приятно удивил, и я согласно кивнула. Так я познакомилась с хозяином поместья по имени Ахиллес Дэвенпорт. Всё, что он говорил, было очень интересно, мне же это казалось вдвойне интереснее. Всё вокруг было новым, неизведанным и странным. Деревья, покрытые снегом, к кроне которых можно было лишь проползти, а как бы и не проплыть по огромным снежным сугробам. Покрывшаяся небольшим слоем льда вода. Вьюжные песни, которые я слышала за окном. Потрескивающие угольки в камине. И тихие разговоры отца и Ахиллеса о делах, в которых я мало что понимала.

Примечания:

[1] — во вселенной АС: член ордена Тамплиеров, солдат Континентальной армии.

Общий язык с умным, образованным стариком нашла и Ева, которая взахлёб стала читать книги, Ахиллес умел мастерски подавать их под любую тему разговора. Прошло всего пару дней, а мне казалось, что мы провели в поместье несколько месяцев. Такая приятная атмосфера тут царила. Не нравилось мне лишь мамино недовольство, но отец списал всё на тоску по сыновьям. Я мало в это верила, но другого мнения мне не оставалось. Больше меня на тот момент интересовало устройство дома, угодий поместья, которые я ещё не успела изучить как следует. В Лондоне родной дом и все близлежащие к нашему были изучены мной досконально. Пока девушки сидели за правилами этикета и разучивали пируэты в танцах, я искала тайники под соседскими домами и сидела на крыше собственного.

Конечно, меня не оставили без девичьего образования, но что-то из того, что полагалось знать юной девушке, я вовсе пропустила мимо ушей. Прилежной невесты для достопочтенного жениха из меня никак не получалось. Но отец почему-то не противился этому так яро, как это делала матушка.

На третий день своего пребывания в поместье я решилась выйти наружу. Одеваться теплее было для меня дико, но иначе поступить нельзя, ведь обмороженные руки и ноги мне не особо нужны. Надев отцовский мундир, оставшийся у него ещё с незапамятных времён его службы британцам, напялив кое-как слегка большую для меня треуголку великолепного Смита, который утверждал, что в ней рассекала волны покойная его жёнушка, я вышла. Конечно, были понятны раздосадованные жалобы моей мамы о том, что холод царит несусветный, но я глубоко вдохнула свежий, резкий воздух. Странно, может, мне казалось, может — нет, но именно этот воздух я чувствовала переполненным свободой. Я глубоко дышала всей грудью, несмотря на то что холод обжигал горло.

Вскоре я привыкла, обойдя уже не на один раз весь дом. Протоптанная позади меня тропиночка забавно петляла из стороны в сторону, казалось поодаль бродил пьяница.

Да, я действительно металась из стороны в сторону, всё вызывало дичайший интерес. Что удивило меня больше всего — это топор, вонзённый в колонну около входной двери. Что это значило, я могла лишь догадываться, но я пристально могла рассмотреть, как он расположен, как его примерно вонзили, как сделан и украшен топор. Почему-то первая мысль, посетившая меня на тот момент, была о том, что Ахиллес что-то не поделил с местным индейскими племенами. Странно, они могли вонзить топор ему в голову, но никак не в колонну у дома. Предупреждением ли это было? Не ясно.

Всё же, восхитившись такой искусной отделкой топора, яркими перьями на нём, я пошла далее. Что восхитило меня более всего, так это он, тот самый вид, открывшийся мне в то самое мгновение. Я заворожённо глядела вниз не в силах понять, снится ли мне это.

Как выяснилось, дом стоял на высоком утёсе, и вид с этого утёса открывался шикарный. В бухте смирно стояли два корабля, чуть покачиваясь на спокойных и редких волнах. Дымок из избушки местного капитана вздымался вверх, вихрями он растворялся у верхушек деревьев. Да, там внизу, по другую сторону от меня, гуляла команда Смита с местными матросами. Скорее всего, та самая чёрная точка, которую мне удалось увидеть среди множества точечек, бегающих как муравьишки туда-обратно, и был Смит. Возможно, он снова кричал на Эдди, перебравшего с алкоголем в который раз.

Через месяц-полтора команда должна была отплыть, и мысль посетить Смита вдруг засела в моей голове. Но не сейчас, не тогда, когда было так необходимо удивляться и восхищаться.

Утреннее солнце радовало своими лучами высоко над головой, хоть и нисколько не согревало. Всё заливалось лучистым светом, от которого так игриво искрился снег вокруг. Свет заливал всё, и меня в том числе. Прикрывая глаза ладошкой, я подняла голову к небу и от восхищения, восторга и радости на миг забыла всё, даже как дышать. Парящий над заливом орёл, рассекающий небо, украл всё моё внимание. Такой красоты, таких просторов я ещё не видела. Такого счастья и такой свободы я никогда прежде не чувствовала. Конечно же, мне показалось, что я могу всё! Всё в этом мире мне под силу! Встать на краю утёса мне не удалось, поскольку столько неизвестного ожидало меня тут, возле дома, да и моя боязнь высоты никуда не делась, даже если учесть, что я была готова на многое в тот момент. Всё же падать с утёса куда выше и опаснее, чем с мачты или кормы корабля.

Следующим объектом моего исследования стала крыша дома. Надо полагать, что никаких лестниц и столбов, близких к дому, я не нашла. И пришлось импровизировать. Легче всего было залезть на балкон, а с него прыгнуть на крышу. Рассудить о том, как залезть на крышу у меня получалось почему-то куда быстрее и лучше, чем, допустим, решить, какое же платье больше подходит Еве или что приготовить на ужин для семьи. Частые шутки, что я должна быть пиратом или бандитом забавляли, но в то же время, я часто задумывалась, а в своё ли время и в том ли месте я родилась.

Может, я действительно предрасположена для какой-то мужской и грубой работы, а не для воспитания детей в будущем? Но в тот момент меня это интересовало меньше всего, так как лёд на карнизе балкона жалил холодом ладошки. Всё же я нещадно вцепилась в него руками и, запрокинув ноги на перила балкона, влезла на него. Не хватало только победного клича, но вместо этого я стала оглядывать местность с новой точки. Балкон не давал таких замечательных пейзажей для обзора, коих можно было наблюдать с утёса, но деревья, покрытые снегом, пробегающая мимо них лисичка, всё это радовало меня.

Я навалилась на ограждение балкона, наблюдая за зайцем, который, по-видимому, учуял присутствие лисы неподалёку, как вдруг позади меня скрипнула дверь. Я в ужасе обернулась, не зная, что делать.

— А, дорогая Литрис! — на балкон вошёл Ахиллес, прихрамывая на одну ногу.

Он опёрся на трость и пристально посмотрел на меня.

— Здравствуйте, мистер Дэвенпорт, — поздоровалась я, прикусив язык от неожиданности.

Было ясно, что на этом балконе я оказаться не могла просто так, когда он был закрыт изнутри. Я нелепо улыбнулась.

— Как ты тут оказалась? — на моё удивление спокойно спросил хозяин поместья.

— Я… Залезла, — честно призналась я.

Ахиллес удивлённо поглядел вниз, потом на меня.

— Как? Покажи! — заинтересованно попросил он.

Я не стала спорить и ловко спрыгнула в сугроб. Потом взглянула на старика и, глубоко вдохнув, решила повторить всё, что делала до этого. На этот раз получилось не так быстро и слажено, как то было в первый, и всё же я снова стояла перед стариком. Он пару раз хлопнул в ладоши, выказывая мне своё почтение.

— Извините меня.

— Ты, оказывается, блещешь не только скромностью, но и навыками ловкости! Отец не говорил тебе, откуда такие способности?

— При чём тут отец? Ведь это мои способности… — я с подозрением нахмурилась.

Ахиллес выдержал паузу и, вернувшись к двери, ответил, не оборачиваясь на меня:

— Ну, не сейчас, так потом… так потом.

* * *

Проснулась я от дикого визга:

— БОЖЕ МОЙ, АЛИСТЕР!..

Имя моего отца тут же заставило вскочить меня и в одной ночной сорочке прилететь на крик. Моя мама сидела в дверном проёме гостиной и рыдала, пока отец перевязывал раненую руку. Ахиллес же, опираясь на столик, протирал окровавленный клинок о свою одежду. У входа лежал труп какого-то мужчины в красном мундире.

— Отец? — я подбежала к родителю и стала помогать ему с перевязкой.

Никто не пытался объяснить хоть что-то. Ева испуганно выглядывала из-за другого дверного косяка, подрагивая и всхлипывая.

— Я так и знала, Алистер! — кричала мама, утирая слёзы.

— Габриэлла, замолчи, я прошу! — спокойно отвечал отец.

— Ты уже не настолько молод, чтобы снова возвращаться в это чёртово Братство! Я говорила, не стоит ехать сюда!

— Это мой долг, женщина! — гаркнул отец.

Ахиллес усмехнулся, оглядывая труп.

— Дорогая Лита, Вас не испугал этот мужчина?

— Надо сказать, испугал, но больше меня испугала кровь на руках отца.

Старик восторженно взглянул на меня и потянул труп за ноги на улицу. Кровавая дорожка осталась неприятно бить в глаза каждый раз, как взор обращался к двери.

— Что случилось, отец?

Папа лишь замотал головой и поблагодарил меня за помощь.

— Оденься, Лита! — беспомощно пролепетала мама, так и не меняя позы, в которой сидела всё это время.

— Мама… Давай я помогу?

Матушка не стала противиться, и я помогла ей подняться.

— Спасибо, дитя.

Я вернулась в комнату, руки мои подрагивали от шока и ужаса. Только что я увидела первый в своей жизни труп неизвестного мне человека. Мой отец был ранен, мама в истерике. Что это?

— Лита… Сюда! — подозвала меня испуганная Ева.

Я оделась на скорую руку, и мы спустились вниз. Ева пару раз дёрнула подсвечник на стене, как вдруг что-то скрипнуло и, как оказалось, в стене открылась дверь.

— Чего это? — спросила я.

— Открыла для себя недавно это место. Никто не знает. Пойдём скорее! — зазвала меня подруга.

Я, конечно же, пошла за ней, не раздумывая и не подозревая, что это место могло быть совершенно не для наших глаз. Нашему взору предстало маленькое помещение, больше похожее на тренировочную площадку. Вот манекены для тренировки рукопашного боя, вот какие-то принадлежности для боя холодным оружием. Вот бочки с порохом, вот какой-то странный наряд с капюшоном. Меня передёрнуло.

— Красота, не правда ли? Столько оружия! Какое-то странное… Смотри, клинок на верёвке! — Ева кинулась к столу с оружием, но я тут же остановила её, схватив за руку.

— Тихо! Это не наше дело. Как... ты нашла это?

— Пока ты бегала по снегу, я искала что поинтереснее внутри. Смотри! Кто это такие? — Ева указала на стенку напротив нас. Там висели портреты каких-то людей, подле которых краской были написаны имена.

Один мне был знаком, это точно. Томас Хики, о котором уже успели поговорить все в Англии. Имя его было перечёркнуто. С портрета на нас взирал нагловатого вида человек в треуголке. Казалось, он выпрыгнет из рамы и убьёт. Слишком уж странное ощущение напряжения, осадок оставлял его взгляд.

— Я знаю только Томаса Хики… Он был одним из держателей колонии для Короны.

— Хм, смотри! Хэйтем Кенуэй! Я знаю, кто это. Служил Короне, после был отослан сюда, в колонии, искать нечто… Даже документы Короны умалчивают об этом. Он уплыл около двадцати четырёх лет назад, похоже, так и не возвращался на родину.

Хэйтем Кенуэй был самым приятным из всех изображённых на портретах мужчин. Мягкая улыбка, утончённые черты лица, добрый взгляд карих глаз. Странно, как среди этих неприятных личностей оказался он. И тем более, его изображение было центральным. Выходит… Он был главным среди них. Но кто они?

— Они все служат Короне?

— Хм, вряд ли. Хотя как знать? Они не причислены к красным мундирам, но красные мундиры, похоже, повинуются им. Это элита, только элита для кого? Сегодня утром красный мундир, которого вынес мистер Дэвенпорт, ворвался в дом и грозил твоему отцу тюрьмой. Он вынес ему множество обвинений, в которых я мало что поняла, но главным было причисление к какому-то Братству…

— Братству?

— Да, твой отец обнажил клинок, и началась драка.

— Интересные персоналии, да?

Мы обернулись. У лестницы стоял Ахиллес, как всегда, опираясь на свою трость. Ева рванула наверх. Я же осталась, остановившись глазами на Хэйтеме.

— Приятный человек? — Ахиллес подошёл ко мне.

— Не знаю, мне кажется, да.

— На первый взгляд, думаю, всем так кажется. Мы с ними по разные стороны истины, Литрис.

— Что это значит? Что произошло сегодня, Ахиллес?

Старик засмеялся.

— По правде сказать, я не знаю, что произошло раньше. Но я этого ждал. Ваш отец, милая, хороший, талантливый человек. Специалист в своём деле. Отличный юрист, профессионал. Но есть одно «но», которое перечёркивает все его достижения, казалось бы, на благо Короны, и всех тех, кто подчиняется ей.

Я внимательно смотрела на изображение Хеэйтема и кивала, в знак того, что слушаю.

— Алистер является ассасином.

Я оторвалась от изучения Хэйтема и резко повернулась к Ахиллесу.

— Что?

— Ваш отец состоит в Братстве Ассасинов, Лита!

— Убийц?

— Ваша мама поведала об этом?

— Нет, она говорила, что они убийцы…

— Так и есть. Но и тамплиеры не лучше. Знаете что-нибудь о противоборстве этих сторон?

Я замотала головой в знак отрицания.

— Я вспоминаю события восьмилетней давности… — старик задумался, улыбнулся. Похоже, воспоминания пробудили в нём тёплые чувства. — Тогда на моём пороге стоял юноша, чуть младше вас, просил научить его. Он ничего не знал. Совершенно ничего. Но умел многое. И у него было желание. Есть ли оно у Вас?

— Смотря о чём Вы?

Ахиллес похлопал меня по плечу и предложил сесть. Мне предстояло многое услышать.

Услышать мне удалось не так много, и всё же я поняла, что самой большой и продолжительной войной была война именно ассасинов с тамплиерами. Мужчины на портретах были тамплиерами. А мы — ассасинами. Точнее, из моей семьи таковым был отец. На себе он решил прервать долгую цепочку нашего пребывания в Братстве. Ведь Братство рушилось за годом год. Но что-то изменилось несколько лет назад.

Поместье предводителя Братства зажило новой жизнью. Стали появляться новые рекруты. Люди пошли в бой за свою свободу. Кто был всему виной? Или… не виной… Во мне взыграло чувство какой-то непреодолимой гордости и счастья. Мой отец — борец за свободу! Он ассасин. Он убийца. Но убийца лишь тех, кто берёт на себя слишком много. Кто не даёт спокойно жить мирным людям. Чувство какого-то ещё неизвестного мне долга пристало к горлу, хотелось плакать, хотя почему бы?

Наш разговор прервала Ева, зазывающая нас наверх. Напоследок я взглянула на Хэйтема и вздохнула. Он же так и продолжил мягко улыбаться мне, провожая своими тёплыми глазами карего цвета.

— Мистер Дэвенпорт… К Вам пришли…

Ахиллес встретил гостя. Тот был очень усталым, и ему понадобилось много времени, чтобы отдышаться.

— Где-то по Вашим угодьям бегает лошадь… Она совсем выбилась из сил и опешила, мистер Дэвенпорт… — сказал мужчина.

— Кто послал Вас?

— Пол Ревир. Предупредить. К вам идут красные мундиры. Они ищут Вашего гостя. Также им бы хотелось найти во Фронтире предателей. Их меньше, чем во время первой битвы… Но вооружены они лучше. Выдвигаться планируют через пару дней. Нужно что-то… — мужчина перевёл дыхание, — Сделать! Мистер Ревир просил явиться в Бостон господина Коннора.

— Коннора нет, — сухо ответил Ахиллес.

— Как же так?

— Он уехал. В Нью-Йорк. К Вашингтону. Что я могу сделать, уважаемый? Мы встретим этих ублюдков, если они явятся, одного мы уже…

Посланник хохотнул.

— Что два пожилых мужчины, две девчонки и женщина сделают взрослым, здоровым воинам? Нужен господин Коннор! Он должен их остановить, дело касается и жителей Фронтира… Мистер Ревир отправил вместе со мной письмо… Как Вы думаете, где господин Коннор?..

Нехотя Ахиллес взял письмо и прочёл его. Он что-то вписал туда, снова завернул его в конверт и протянул посланнику.

— Ищите его во Фронтире по пути в Нью-Йорк.

— Мистер Дэвенпорт… Я отморозил себе руки… И, похоже, ногу… Я не могу.

Посланник и вправду выглядел паршиво. Ева помогла ему усесться в гостиной.

— Я вряд ли доберусь до него быстро, — пожал плечами Ахиллес. — Да и на лошади я давно не сидел…

— Давайте я! — вызвался отец.

— Вас ищут, Алистер. Не вариант.

Мама взяла отца за руку и прижалась к его груди.

— Мне некого даже послать, рекруты на пути в Нью-Йорк. До Бостона нужно донести весточку в любом случае. Остаётся надеяться, что Коннора ещё можно догнать, — обеспокоенно рассуждал сам с собой Ахиллес.

Я сжала кулаки как можно сильнее. Мгновение, и я решилась. Пока все спорили, а Ева выхаживала гостя, я оделась потеплее, напялила сапоги, стоявшие в потайной комнате. Они как раз пришлись мне по размеру. Главным на тот момент стало другое: решиться сказать остальным. Украсть письмо из рук Ахиллеса я не могла, нужно было, чтобы он сам отдал его мне.

— Я поеду! — выпалила я, войдя в гостиную.

Все обернулись на меня, и повисло молчание. Отец сжимал и разжимал кулак на раненой руке, мама непонимающе хлопала глазами, Ева была готова вот-вот заплакать. Один Ахиллес был доволен.

— Ни в коем случае, — отрезал отец.

— Но… папа!

— Никаких «но»! Девушка… Чтобы ты!.. Там метель, пурга и…

— Это наш долг, папа, долг Братства!

— Кто тебе сказал?..

— Я сказал, — прервал наш спор Ахиллес, подойдя ко мне. — Она должна была знать хотя бы минимум того, что ей полагается. Алистер, Вы один не справитесь. И сейчас всё зависит от того, насколько быстро Ваша дочь сможет найти Коннора, а он нейтрализует опасность. Тогда Вы тут же сможете отправиться в Нью-Йорк и там уже делать то, что положено!

Спор между отцом и Ахиллесом мог бы длиться вечно. Отец упирался, предлагал ехать сам, но его рука то и дело давала о себе знать. Снова слёзы матери, Ева кое-как отпоила её чаем и успокоила.

— Пусть она едет. Она в любом случае доедет быстрее нас всех! — подытожил посланник.

— Папа… Ведь мы можем всё восстановить. Справедливость, честь, свободу… И Братство! — шепнула я, обнимая отца.

Тот нехотя отпустил меня и накинул мне на плечи красный мундир.

— Это единственное, что я могу тебе дать в такую вьюгу. Избавься от него, как только сможешь, — хрипло сказал отец.

Ахиллес протянул мне письмо.

— За Братство, Ахиллес?

Старик кивнул и приобнял меня:

— Береги себя.

Ева кинулась мне на шею и стала говорить. Быстро. Коротко. Непонятно. Какое-то волнение, смятение перебивали её слова. Мама просто уселась на диване и опустила глаза. Как бы я ни пыталась заговорить с ней, она отворачивалась, молчала. Стало ясно, что она не меньше отца не хотела пускать меня. Но не согласиться с ним она не могла.

Я надела мундир, натянула на голову треуголку. Ахиллес приготовил мне лошадь. Позже отец протянул мне клинок и тихонько сказал:

— Не дай Бог тебе им воспользоваться.

Уже сидя в седле, я спросила Ахиллеса:

— Как мне узнать этого Коннора?

— Он сам тебя узнает.

— Что?

Но Ахиллес сильно ударил лошадь по боку, и она недовольно заржала, а после поспешила вперёд, в сторону Фронтира.

Моё умение сидеть в седле было куда лучше навыков в танцах или в обольщении мужчин, но лошадь моя то и дело фыркала, вставала на дыбы, так и желая сбросить меня. Как я понимала, въезд во Фронтир был совсем близко, когда наглая скотина встала на дыбы в очередной раз и я, на тот момент ослеплённая искрящимся снегом, упала на спину. Лошадь довольно заржала и убежала вперёд, в лесные угодья.

— Черта с два, поганая лошадёнка! — крикнула я вслед сбежавшей лошади.

Благо, сумка с письмом и провиантом была у меня. Пришлось идти на своих двух. Снег неумолимо мёл, бил в лицо. Было трудно дышать, тяжело идти, и вскоре ноги казались мне ватными, я их совершенно не чувствовала. Что-то придавало мне сил, какое-то убеждение, воодушевление. Я делаю что-то на благо семьи. И на благо людей, тут живущих. Я могу помочь! Всё же идти по протоптанной дорожке было куда удобнее и лучше, чем по огромным сугробам. Впереди показались две еле видные тени. Я схватилась за клинок. К чему оно было, когда с чем-чем, а вот с оружием у меня было не особо хорошо.

Тени превратились в фигуры, и я всё яснее могла рассмотреть, что, скорее всего, ко мне приближаются двое. Мужчины, как мне казалось. С ними я бы вряд ли управилась, но рука моя так и не отпустила клинка.

— Мы не причиним вреда! Не бойтесь! — крикнул мне один из них.

Надеяться, что он говорит правду, мне было куда легче, чем обнажить клинок. Я постепенно подходила ближе, закрывая лицо руками. Дышать и смотреть вперёд было до крайности невозможно. И поэтому, уже не в силах терпеть эти снежные удары по лицу, я уселась прямо на дороге.

— Англичанин, чёрт дери! Норрис, хватайте его! — гаркнул второй мужчина [1].

— НЕТ, НЕТ, НЕТ! — взвизгнула я, тут же сняв треуголку с головы.

Так называемый Норрис подал мне руку и улыбнулся.

— Non-non [2], что Вы, это прекрасная особа. Что Вы тут делаете, милая?

Норрис, судя по говору, был французом, что резко обратило меня в дружелюбную сторону. Я зналась со многими французами. Мой учитель французского до сих пор сидел у меня в памяти, хоть и любил он выпивать больше, чем обучать меня. Норрису было на вид не больше тридцати лет. Он поправил огромный рюкзак за спиной и отряхнул снег с моих плеч и колен. Второй мужчина был высок и огромен. Широк в плечах, с огромными ладошками-ковшами, которые могли загрести много снега. Ну, или бескомпромиссно свернуть мне шею одним движением. Я поморщилась и повернулась к Норрису.

— Вы, случаем, не знаете господина Коннора? — спросила я. Надежда на чудо умирала последней.

Мужчины переглянулись и ответили в один голос:

— Знаем.

— Мне нужно передать ему… письмо. Но я даже не знаю, в какой стороне его искать.

— Он помог мне найти стальную руду! — радостно ответил Норрис. — Это прямо по тропе, не сворачивайте. Не думаю, что он ушёл далеко, скорее всего, он уже расставил палатку на ночлег. К ночи вы можете добраться до него.

— Да, мы с ним столкнулись восточнее дороги на Бостон, — кивнул громила.

— Что же… спасибо вам! — поблагодарила я.

Мы обменялись всеми формальностями знакомства, я спасла от жажды так торопившихся в свои тёплые дома мужчин и побежала вперёд. Норрис и большой Дэйв проводили меня взглядом, откуда же им было знать, что ждёт меня дальше. Раз этот Коннор ещё не на пути в Нью-Йорк, я сумею перехватить его!

Так я прошла около трёх часов. От сильного ветра меня прятали деревья, по дороге идти было невозможно. Пришлось петлять тропинками в лесу, то и дело, проваливаясь в сугробы. Как только солнце поколебало своё устоявшееся положение в небе и поклонилось к горизонту, у меня возникло странное ощущение. Будто кто-то следил за мной. Так странно, учитывая, что такого ощущения я ещё никогда не испытывала. Такого сильного. Но почему-то я ясно понимала, что это именно оно.

Я частенько оборачивалась, глядела по сторонам, но совершенно не понимала, кто бы мог следить за мной в таком месте. Я ни с кем толком не была знакома, сделать что-то противозаконное не успела. Кому же тогда понадобилось следить за мной, как ни какому-нибудь голодному хищнику?

— Ты же сильная, сильная, сильная… — твердила я себе, когда страх стал брать надо мной верх.

Такого рода убеждение не особо помогало, но зато отвлекало, придавало стимул двигаться вперёд. Чувство страха не отступало, но было не так велико, как по началу. Очень тихо, чуть шевеля губами, я начала напевать песенки, с детства мне знакомые. Некоторые слова вспомнить было сложно, и я перебивала песню счётом. Больше двадцати секунд, досчитывая максимум до тридцати, второпях, я сбивалась и начинала заново. Вьюга задувала в уши, и слушать эти зимние песни было уже невозможно. Треуголка спадала на лоб, нисколько не согревала и вообще раздражала меня.

— Ну что же ты?.. — расстроенно бурчала я, поправив надоевший головной убор уже в который раз.

Снег становился мокрым. Передвижение от этого было всё труднее с каждым шагом. И это нисколько не поднимало ни настроения, ни дух.

Всё это начинало казаться сном, не более того. Сейчас я проснулась бы. Дома. В Лондоне. А лучше там, в той тёплой спальне в доме мистера Дэвенпорта. Но нет, сколько бы я ни зажмуривала глаза и резко ни открывала их, я была в этом лесу. Искристый снег, завораживающий красотой и маневренностью полёта, превратился в мокрые хлопья, которые при соприкосновении с чем-нибудь тут же таяли. Волосы мои намокли и взъерошились из-за постоянно съезжавшей треуголки, это жутко раздражало, и чёлка противнейшим образом лезла на глаза. Возможно, на тот момент я пожалела, что согласилась. Но, вспоминая всё, что говорил мне Ахиллес, как он мне это говорил, и глаза того самого Хэйтема, я вдруг встрепенулась. И поволоклась по сугробам с новыми силами.

Кто-то шёл по тропинке правее меня, кричал и гоготал. По моему предположению это были охотники, а возможно, разбойники. Я облегчённо вздохнула и мысленно похвалила себя за то, что предпочла идти по лесу. Всё же сугробы куда безобиднее странных мужчин, гогочущих уже где-то позади меня.

Мундир тоже взмок, и мне стало непосильно тяжело продвигаться. Всё же я оказалась девушкой, самой обычной и настоящей. И не было во мне никакой сверхсилы мужчины. Конечно, я была посильнее и мужественнее всех знакомых мне девушек, и всё же тяжёлый мундир, огромная треуголка, грубые сапоги и сумка через плечо тяготили мой путь. Я была не готова к такому пути. Но сворачивать не имела права. Ни в коем случае.

К реальности меня вернул треск веток, какой-то шум недалеко от меня. Я обернулась. Хруст откуда-то сверху заставил меня поднять глаза к небу. На ветке сидел ребёнок в странных для меня одеждах, похоже, из звериных шкур. Очень меня позабавила его чёлка, заплетённая в мелкую косичку. В руках его уже наготове был лук с натянутой тетивой. Он быстренько взглянул на меня и прошипел:

— Тс-с-с…

Я кивнула и прижалась к ближайшему дереву. Спорить с представителем, как оказалось, ближайшего коренного племени, я не решилась. Даже пусть и с таким юным представителем. Ему было не больше десяти лет.

Юнец явно целился во что-то. А, может, и в кого-то. Я затаила дыхание, вжавшись в дерево как можно сильнее. Любой шум с моей стороны мог нарушить планы мальчишки. А получить стрелу в лоб за помехи мне не хотелось. В такой тишине я смогла расслышать чьи-то приближающиеся шаги. И они точно не распознавались мною как звериная поступь. Слишком грубые, медлительные.

Я начинала различать среди хруста снега и хлюпанье воды в сапогах. Да, это был человек. По мощному топоту я сразу поняла, что шёл мужчина. Мне стало не по себе. Мальчик же прицелился и выпустил стрелу. Я вздрогнула, но не услышала ни криков, ни шума. Из соседних кустов с тонкими ветками выскочил олень и побежал в сторону мужчины. Испуганное животное не знало пощады и валило все кустарники и деревца на своём пути. Мальчик тихонько захихикал, когда послышались обрывки бранной речи и удаляющийся топот. Похоже, преследователь побежал назад.

Представитель коренного населения уставился на меня и махнул мне рукой с призывом лезть на дерево.

— Нет, — покачала я головой, — я не умею.

Тогда он спустился ко мне и помог подняться со снега. Я благодарно кивнула ему и стала в ступор. Я не знала, как общаться с детьми, а тем более с детьми индейцев.

— Ты… эм… отсюда? — неуверенно начала я расспрос.

Мальчик кивнул, рассматривая меня со всех сторон.

— А тот… Кто там был — он следил за тобой?

Мальчик покачал головой, его пальчики ощупывали полог мундира.

— Но за кем же тогда? За оленем?

Мальчик снова ответил отрицательно, и пальцы его отцепились от мундира. Он тыкал пальцем на меня.

— За мной?

Мой новый знакомый довольно засмеялся и закивал. Ответ был ясен.

— Но как давно?

Он стал говорить что-то на непонятном мне языке быстро и сбивчиво.

— Я не понимаю, прости, — развела я руками. — Как твоё имя? Как те-бя зо-вут? — по слогам проговорила я, в надежде, что он поймёт меня.

Но он не понял. Я несколько раз назвала ему своё имя, сначала я показывала пальцем на себя, потом спрашивала «А ты?» и показывала пальцем на него. Понял он лишь с третьего раза и произнёс:

— Кватоко.

Я тут же повторила. Кватоко довольно заулыбался и взял меня за руку.

— Куда мы идём?

— Друг, друг, — с трудом выговорил Кватоко.

Я доверилась мальчишке, хоть и понимала, что он приведёт меня, скорее всего, в своё племя, а там… Что там сделают со мной? Надежда оставалась на то, что там будут взрослые, с которыми я смогу поговорить на одном языке, и они помогут мне.

Мы шли довольно быстро, и я удивлялась, как прытко этот Кватоко прыгает по сугробам, лазает по веткам деревьев. Я восхищалась мальчишкой и совершенно не понимала в таком случае людей, которые по прибытию из Америки жаловались на индейцев.

Мне Кватоко показался очень милым. Его тёмные глазки быстро реагировали на любой шум, и он тут же натягивал стрелу на тетиву. Старался показать, что он охотник. Я поддавалась его игре, хвалила и старалась говорить как можно более понятно, помогая себе жестами. Ему нравилось моё внимание, похоже, этого-то ему и не хватало больше всего.

Итак, мы вошли в густой лес, блуждали среди деревьев и кустов. Кватоко пытался пристрелить зайца, но в итоге пушистое существо ломанулось в мою сторону, и я на каком-то интуитивном уровне кинула в его сторону клинок. Итог был неожиданным, и восторженно что-то вскрикнув на своём языке, Кватоко подал мне окровавленный клинок, сам же он держал в руках мою, но теперь уже его добычу. Впереди нас, где-то в получасе ходьбы (может меньше) виднелась скала или какое-то нагорье.

— Радунхагейду! — крикнул Кватоко.

Я дивилась его крикам, не понимая, что он говорит.

— Что ты?..

Вскрикнув, я упала на снег, так как кто-то позади толкнул меня в спину. Кватоко грозно натянул тетиву, но я замахала руками и закричала:

— Прочь! Беги прочь!

Мужчина оскалился и направил пистолет на мальчика.

— Бегом, малец!

Кватоко не двинулся с места. Я же сунула ему в руку первое, что попалось под руку, и шепнула:

— Беги домой, сегодня у тебя будет вкусный ужин.

Кватоко сжимал в одной руке зайца, в другой — мою ленту для волос. Он ринулся с места и что-то крикнул мне. Позже несколько раз отчётливо услышала эхо. Оно зазывало странное слово «Радунхагейду».

Мужчина стоял передо мною и пытался блеснуть умением владеть ножом. Получалось у него скверно.

— Ну, так от Дэвенпорта, значит?

— С чего бы вдруг? — грубо буркнула я.

— Дорогая, я слежу за тобой давно и прекрасно знаю… — мужчина вдруг прервал свою речь и обернулся. — Знаю, откуда ты идёшь и что у тебя есть.

— Ничего, совершенно, — спокойно ответила я, нужно было пятиться назад.

Попытка моя увенчалась успехом, недалёкий мужчина не замечал моего движения.

— Письмо, сука! — гаркнул он, почему-то очень волнуясь.

Я шустро вскочила и побежала прочь. Мужчина выругался и кинулся вдогонку. Он кричал различные угрозы, обещая убить, надругаться, уничтожить всех родных, расчленить. Я не принимала всерьёз этого скалообразного идиота, так как помимо умения перекидывать нож из руки в руку и наставлять пистолет на людей, он мало что из себя представлял. Но мне было страшно. Страх придавал силы бежать всё дальше.

Надежда на то, что я смогу спрятаться или мужчина устанет раньше, не покидала меня. Пока вдруг мою ногу не пронзила ужасная боль. Я рухнула в снег и завопила. В моей ноге красовалась стрела. Она прошла насквозь, и окровавленный кончик скрылся в сугробе.

— Ну, сука, попалась! — радостно сказал мужчина и схватил меня за шиворот.

Я вскрикнула громче, так как боль в ноге усилилась.

— ПИСЬМО, тварь!

— Иди к чёрту, урод! — крикнула я и плюнула мужчине на камзол.

Он уже занёс надо мной руку для удара, как вдруг сам получил удар. Он схватился за окровавленное горло, его слова превратились в сплошное бульканье. Я тут же рухнула назад в снег, а мужчина взлетел надо мною. Его тело тихонько покачивал ветер, а кровь окропляла снег под ним. Я с ужасом глядела на эту картину. Моя попытка отползти оказалась тщетна. Стрела не давала мне двигаться.

Шум, я обернулась и увидела человека, который уже готовился пристрелить меня из лука.

— СТОЙ! Пожалуйста! — я сняла с себя треуголку и закрыла ею лицо.

По звукам я смогла определить, что тетиву спустили. Незнакомец выбил треуголку из моих рук. Я сидела на снегу, закрыв лицо руками, и дрожала.

— Девушка? — удивлённо произнёс голос, принадлежавший молодому человеку.

Я подняла глаза и заворожено впилась глазами в фигуру в капюшоне.

— Не убивайте меня… я всего лишь должна передать…

— Давай сюда то, что несёшь, — бесцеремонно прервал меня тот.

— Не могу. Я должна отдать адресату.

— Кто он?

— Коннор. Его имя Коннор.

— Считай, ты счастливица. Я Коннор.

Как только капюшон спал на плечи, я смогла разглядеть этого мужчину. Нет, он не был мужчиной.

Молодой парень, даже юноша. Выглядел он довольно возмужавшим, но голос выдавал его. Слишком юный голос. Широкие плечи, могучая грудь, суровые черты лица, смуглая кожа. Тёмные волосы были собраны в хвостик, а у левого уха небольшая косичка, повязанная цветными нитками. В его одеянии много индейских элементов: тесёмки, нитки, плетеные украшения. Но и было что-то такое, чего я пока не совсем понимала. Белое одеяние с капюшоном и синие вшивки. Казалось, это просто незаконченный мундир. А с другой стороны, казалось, что это нечто совершенно мне незнакомое. Полы одежды со спины уходили под углом к ногам. На ремне какой-то странный знак, очень напоминавший мне тот, который я успела увидеть у Ахиллеса. Знак ассасинов.

Коннор нахмурил брови и присел подле меня на корточки. Его черты лица и тёмные глаза напоминали мне кого-то, но кого, я не смогла припомнить в тот момент.

— Прости, я ранил тебя. Негоже посылать девушку туда, где сражаются мужчины.

— Это мой долг, — слабо ответила я.

Коннор ничего не ответил. Он взял меня на руки и понёс в сторону скалы. Тепло, от него исходившее, тянуло ко сну. Я обвила его шею руками и молчала. Только скрежет моих зубов нарушал идеальную тишину. Ассасин же нисколько не смущался этим, я даже не почувствовала дрожи в его руках. Казалось, я для него была легчайшей ношей.

Вот так нелепо я узнала человека, который перевернул мою жизнь. Так я узнала Коннора, который боролся за свободу. За свободу, которой желали все. Желание, за которое платили дорого. Жизнью.

Примечания:

[1] — имеется в виду Большой Дэйв, кузнец, которого Коннор спас от красных мундиров.

[2] — франц. "Нет-нет".

Это была дикая и ужасная боль. Настолько нестерпимая, что я закричала и открыла глаза — так сильно испугалась собственного крика. В полудрёме я лежала уже около часа, не желая подниматься или говорить что-то.

Мне казалось, что я во сне, и вот-вот меня разбудит отец, матушка, Ева. Да кто угодно! Но сама я не проснусь. Нет, ни в коем случае. Я прислушалась. Вьюга закончилась. Было тихо. Кроме шороха бумаги и угольков, потрескивающих в костре, я ничего не слышала. Неба перед глазами не видела, а это означало лишь одно: я в той самой палатке, в которой была и вечером. Казалось, одна, но я прекрасно знала, что этот Коннор где-то неподалёку.

— Ты крутишься во сне, больше, чем вне его, — сурово произнёс голос справа от меня.

— Я надеялась, что это сон. Кошмар.

— Надеждам иногда свойственно не оправдываться, — голос Коннора звучал мягче, — не дёргайся! Я сменю повязку.

Только после этих слов я обратила внимание на своё положение. Я лежала укрытая пледом, собственным мундиром, а поверх этого всего ещё и белым одеянием ассасина. Я улыбнулась, так как позволить себе такую опеку могла разве что в лице родителей.

Коннор осторожно приподнял мою ногу и стал менять повязку. Я пригляделась к нему. Лицо серьёзно, непроницаемо. Он чуть хмурил брови и цокал языком, когда повязка слетала с нужного места. У него ямочки на щеках. При проявлении любой мимики на лице его щёки приобретали особенную красоту, какую-то дикую для меня. Сейчас я смогла приглядеться и к глазам виновника всех врачеваний. Тёплые, карие, таких я не видела. А почему-то казалось, что в моей жизни были такие глаза. Я не понимала, откуда у меня эти мысли. Волосы Коннора спадали почти до плеч, он ещё не успел собрать их в хвост. Он сидел передо мною в рубашке с цветными повязками на руках, расшитыми красивой тесьмой, в его образе не хватало лишь одеяния с капюшоном. Пока оно всё ещё лежало на мне.

— Спасибо, — пролепетала я, изучив нового знакомого.

— Скажешь спасибо мальчишке.

Я покосилась на Коннора, мне не совсем были понятны его слова:

— Что?

— Он позвал меня, — слова эти звучали крайне убедительно.

— Так… Радунхагейду — это…

— Да, это я, — кивнул Коннор. Он хлопнул ладонями одна о другую, чем и закончил все процедуры врачевания. — Ты быстро выговорила. И запомнила правильно. Я удивлён.

— Не вижу ничего сложного, — отмахнулась я.

Сказать, что мне польстили эти слова — ничего не сказать. Всё же имя это, которое я поначалу приняла за слово или за молитву, казалось мне слишком длинным и диким. Как и сам Коннор. Он не был похож на индейца, на какого-то особого представителя племени. В нём были и иные черты. Я бы больше склонилась к тому, что он слишком смуглый испанец или итальянец. Но для этого ему не хватало волос на лице. Наверное, он ещё ни разу не брился, и щетина вряд ли появиться на этом молодом лице в ближайшие годы. Широк был и его нос для представителя европейских стран. Зато разрез глаз полностью попадал под этот критерий. Да и говор его был слишком уж хорош. Скорее всего, Коннор в племени и не жил. Так, по крайней мере, показалось мне на тот момент.

— Ты не похож на индейца.

— Ты тоже.

— Я и не из племени.

— С чего ты взяла, что я оттуда?

— Эти повязки, перья, косичка. А?

Коннор улыбнулся. Я убедилась, что ямочки на его щеках были очень специфическими и сопровождались ещё двумя кожными складочками. Как только улыбка сходила, кожа лица становилась ровной, как и всегда. Тут я заметила и шрам на его правой щеке. А как говорилось, что шрамы красят мужчин, увидев его на лице Коннора, я полностью в это поверила.

— Допустим. Я метис. Ответ устраивает?

Наш разговор прервался, так как Коннор стал собираться. Он затушил костёр, собрал плед, на котором спал, стянул с меня своё одеяние. Одевался он на ходу, нацепляя ремешки, сумки, складывая стрелы в колчан. Он долго искал что-то ещё, и, как оказалось, это «что-то» лежало над моей головой. Томагавк с идеально выточенным лезвием в виде знака ассасинов, который надолго приковал мой взгляд к себе.

— Одевайся, — сказал мне Коннор.

Я послушно выполнила просьбу и уселась на земле. Коннор свернул палатку и уложил все вещи на коня, который по всем признакам горделивости походил на хозяина.

— Если не будешь шибко вертеться, то нога не будет болеть. Рана серьёзная, придётся повозиться. Пойдёшь прямо вниз, выйдешь на дорогу, и там тебя кто-нибудь да подберёт. Доберёшься до поместья.

— Что? — возмутилась я. — Ты меня бросишь тут? Одну? С простреленной ногой?

— Ты вполне можешь идти.

— НЕТ! — крикнула я, и эхо моё разлетелось по всему лесу.

— Можешь, вот точно, — Коннор сел на коня и поехал в сторону дороги.

Я в ужасе замерла. Мне было страшно оставаться одной, я не представляла, как буду добираться, и моя нога ужасала меня ещё больше. Всё же я встала и, сжимая кулаки, побрела вниз по протоптанной тропинке. Превозмогая боль, опиралась о каждое дерево и тяжело дышала. Хотелось сломать челюсть наглому метису, который оставил меня в лесу, считай, на смерть.

Прошла я так совсем не много, свалилась в ближайший сугроб и ждала смерти. От холода, от хищников, от разбойников. Я не плакала, но почему-то мне хотелось кричать от обиды. Умирать не хотелось, но и идти с такой болью не было мощи. Я закрыла глаза и стала представлять себе дом, как вдруг кто-то поднял меня и перекинул через плечо.

— Что происходит? У меня ничего нет! — визгнула я, инстинктивно заколотив кулаками по спине неизвестного.

— Я прекрасно знаю, — ответил Коннор и усадил меня на коня. — Мне было интересно, как ты отреагируешь.

— Ублюдок, — проскрипела зубами я.

Коннор усмехнулся. Мы отправились в путь. Я сцепила руки на его груди, так как упасть с коня мне не хотелось ни в коем случае. Ему, похоже, это нравилось, а возможно он довольствовался тем, что я оказалась в зависимом от него положении. Я чувствовала, что он крайне доволен. Это злило меня. Эта злость была какой-то особенной. Слишком уж идеальной. И так два путника держали дорогу на Бостон, совершенно не представляя, как много дорог им ещё предстоит увидеть.

— А ещё знаешь…

Я сидела с недовольной миной на лице и кивала.

Коннор оставил меня в трактире, но обещал вернуться, как только выяснит информацию о местонахождении отряда, направляющегося во Фронтир. Его конь уминал сено и мозолил мне глаза всякий раз, когда я смотрела в окно. Трактирщик спокойно дремал за стойкой, а со мной битый час пытался заговорить пьяница и игрок Ларри, который осушал бокал за бокалом. Я узнала столько ненужной информации, что мне не хотелось в тот день слушать кого-то ещё. Никого более. Лечь спать или сесть у причала и слушать море. Но только не Ларри!

Жена трактирщика осмотрела мою рану, дала пару рекомендаций и советовала пока не травмировать себя и не ходить. Через неделю (не раньше!) начинать какие-то попытки. По крайней мере, ходить я буду, это и радовало.

В любом случае, я решила поставить Коннора перед фактом и сделать всё возможное, чтобы он от меня не смог отделаться в ближайшее время. В голову мне стучалась крайне хитрая идея учиться именно у этого молодого ассассина. Я твёрдо решила продолжить дело отца и не подвергать его опасности. Но у меня не было ни навыков, ни опыта. И наставник в виде этого гордого метиса был лучшим вариантом. Да и собственная принципиальность не давала мне покоя. Он ранил меня — вот пусть и расплачивается теперь до моего полного выздоровления!

Конечно, я прекрасно понимала, что не смогла бы ничем помочь Коннору, но мне было жутко скучно сидеть в трактире и слушать байки стариков. Я развернулась на звук открывшейся двери. Коннор подошёл ко мне, расплатился с трактирщиком и взял меня на руки.

— Нашёл, что искал? — спросила я.

— Да, они уже в пути, стоит поторопиться. Я посажу тебя на корабль, и ты доплывёшь…

— Нет, — фыркнула я и сурово взглянула на ассассина. — Не поплыву на корабле! Я еду с тобой!

— Ты не можешь ходить, что уж говорить о том, чтобы сражаться…

— Я хочу ехать с тобой!

Коннор усадил меня на коня, и мы двинулись в путь. Бостон не впечатлил меня роскошью, но очень мне понравились местные жители, обиход. И эта некая бедность придавала особый интерес городу. В Лондоне всё было слишком шикарно, я дивилась простоте Бостона.

— Я посажу тебя на ближайший караван, выезжающий из Бостона, — усмехнулся Коннор.

— Что? Да ты просто козёл! — гаркнула я и начала бить Коннора по спине.

— Твои кулачонки не сделают мне ничего, а массаж мне бы не помешал, надо сказать, — нагло продолжал издеваться Коннор.

Мы находились у ворот, единственного препятствия на пути из Бостона во Фронтир. Я очень обозлилась и потеряла контроль. Поэтому каким-то неведомым образом я щипнула Коннора за руку и пнула коня в бок.

Оба отреагировали ожидаемо. Конь встал на дыбы и сбросил нас прямиком в стог сена. Коннор же вскрикнул и зажмурился от неожиданной боли. Я свалилась прямиком на него и яростно заколотила его по груди. Таким образом, мы перекатились за стог сена. Коннор скрутил мне руки и яростно проскрипел зубами.

— Какого чёрта ты творишь? — пискнула я от неожиданности.

— Ты хочешь, чтобы тебя убили при первой же возможности, я понять не могу? Что ты сделаешь с раненой ногой?

— Твои наглые речи вынудили меня…

— Да твои кулачки так слабо бьют, что это даже на массаж не похоже!

Я злобно прищурила глаза и уже приготовилась к новой атаке, как вдруг Коннор прижал меня к себе, и мы прыгнули в сено.

— Что ты делаешь? — прошептала я.

— Слышишь? Барабаны! Сюда идёт отряд.

Я дышала молодому человеку прямо в лицо, отчего мне становилось не по себе. Ему тоже было неловко, и он чуть отпрянул от меня, схватившись за томагавк.

— Сиди здесь и не высовывайся, пока я не закончу, ясно? — приказным тоном сказал мне Коннор.

— Хорошо, — я решила повиноваться.

Итак, мы оказались в весьма дурацкой ситуации из-за меня. Если бы мы проехали чуть дальше, Коннор бы услышал отряд и приготовил им ловушку на мосту через речушку. Но нет, я всё испортила, и теперь он должен был разбираться с врагами прямо на выезде из Бостона.

— Что бы ни случилось, не высовывайся! Если вдруг они одержат победу, подожди, пока они пройдут, выползай и ковыляй севернее. Там конюшня, сядешь и поедешь сама, ясно?

Я, не совсем осознав, что делаю, схватила Коннора за руку и шепнула:

— Ты должен вернуться.

Он кивнул. Звук барабанов был уже слишком близко. Ассасин кинул мне клинок напоследок и выпрыгнул наружу. Я не видела ничего, что там происходило, но мне хватило звуков. Как человек захлёбывается кровью, я поняла сразу, крики, шум, брань, всё это повергло меня в шок и заставило дрожать. Я крепко сжала клинок и ждала.

Тела падали на землю, оружие бренчало, клинки схлёстывались в поединке. Сколько было человек против одного Коннора, я и предположить не могла. Вдруг я услышала странные звуки, будто что-то надломилось и упало.

— Ну всё, ассасин, тебе конец!

Я выползла наружу и увидала нависшего над Коннором мужчину, который уже готовился пристрелить свою цель. Коннор же посматривал на сломанный клинок и на томагавк, выбитый у него из рук.

С трудом я встала и, не смотря на все предупреждения жены трактирщика, резко рванулась вперёд. Ногу пронзила боль, но в тот момент это волновало меня меньше всего. Мужчина не успел что-либо сделать, так как я уже сидела на нём и осознавала, что только что перерезала горло человеку. На мои руки плескал фонтан из тёплой крови. Тёплая кровь смешалась с моими не менее тёплыми слезами.

— Вставай, нам пора идти. Они шли не только в поместье, — Коннор помог мне встать.

— Я… убила… человека…

— И спасла меня, чувствуешь разницу? — Коннор поднял томагавк и улыбнулся мне. — Не стоит плакать, — он легонько коснулся моей щеки и вытер слёзы.

Я взглянула на него, но не сказала ни слова.

— Прыгай на спину.

Я непонимающе мотнула головой.

— Прыгай мне на спину, — повторил Коннор.

— Бэнджамин Чардж мешает нашим планам, Коннор, — так пояснил свою проблему человек по имени Джордж Вашингтон.

Коннор беседовал с ним уже около часа, меня в это время отпаивала чаем повариха, я отвечала на её вопросы в знак благодарности. Ей было так интересно узнать о жизни в Англии, я аж пожалела, что не наплела себе косичек, какая была у Коннора, и не сошла за девушку из племени.

Вашингтон руководил отрядом патриотов, боролся за права народа, за свободу. Отец всё бы отдал, чтобы встретиться с этим человеком. А он ходил недалеко от меня. И мне было всё равно. Он не казался мне ни идолом, ни кумиром. Он, в общем-то, тоже не обратил на меня внимания. Казалось, он совершенно не от мира сего. В это время мой красный мундир горел в костре, а на меня натянули самый маленький из тех, что нашли. Синий мундир патриотов мне нравился больше.

Задачей Коннора стало одно: найти некоего Чарджа и вернуть оружейные запасы патриотов назад. Чардж исчез несколько дней назад, и Вашингтон был уверен, что Коннор справится с задачей как можно скорее.

— Помимо оружия он мог выкрасть и ещё что-то, только мы пока не осведомлены, как подобает… Коннор, найдите его и выведайте всё, что сможете. Он проживал недалеко отсюда в небольшом доме. Это восточнее нашего положения, — на этом Вашингтон закончил и предался каким-то мечтаниям, глядя в небо.

Я радостно встала из-за стола и взглянула на Коннора. Но он был серьёзен и не поддался на мою лучезарную улыбку.

— Теперь-то ты точно едешь в поместье! — ассасин сказал, как отрезал.

— Но…

— Я так сказал!

Я глупо скривила лицо и отвернулась. В течение получаса нам снарядили в путь коня, и все уже готовы были проводить нас с миром, как вдруг Коннор опомнился и попросил ещё одну лошадь.

Солдат замешкался, так как был уверен, что одного коня нам вполне хватит. Коннор проворно обогнал солдата и вывел из конюшни первую попавшуюся на глаза лошадь. Без всяких слов он усадил меня на неё, вручил клинок и сумку с провиантом и коротко сказал:

— На северо-восток, Литрис!

Сделал он то же самое, что пару дней назад сделал и Ахиллес: Коннор ударил лошадь по боку. И та резко стартовала вперёд.

— Что с ней? Ведь она бежит совсем не туда, — взволнованно спросил Коннор конюха, когда заметил, что лошадь моя совершенно не поддавалась никакому управлению и бежала туда, куда ей вздумалось.

— Сэр, просто это лошадь мистера Чарджа. И, скорее всего, она бежит по знакомому пути, в сторону его дома.

Коннор выругался и тут же вскочил на коня.

— Попробуй остановить лошадь! — кричал мне Коннор.

Но все мои попытки, уговоры, поглаживания по гриве — это не дало никакого результата. Лошадь неслась по определённому маршруту без устали. Поэтому мне оставалось лишь вцепиться в узды покрепче и закрыть глаза.

Сколько мы проехали, я не понимала, но когда вдруг ветер перестал бить в лицо и стук копыт затих, я решилась открыть глаза. Лошадь смирно стояла у разваленного загона. Я огляделась, примерно в сотне метров от меня стоял полуразрушенный домишко.

— Ну же, НО! Едем к дому!

Но лошадь не двинулась с места.

— Хорошо, скотина. Я припомню! — буркнула я и слезла с лошади.

Тогда я нашла палку, которую использовала в качестве трости. Пройти сотню метров — это не несколько шагов. Поэтому палка мне изрядно помогла. Сумку я оставила на десятом шагу и дальше поковыляла налегке. Пройдя самую сложную дорогу в моей жизни, я упала, не дойдя до входа, дверь которого была выбита. Послышались голоса:

— У Чарджа длинный и гнусный язык, он мешает нам. А тебе нужно вернуть игрушки Вашингтона. Так давай же поможем друг другу?

— В чём подвох?

— Я могу тебя убить прямо сейчас и сделать всё сам. Или мы можем помочь друг другу и разойтись. Всего-то.

— Хорошо.

Секундное молчание прервал первый голос, приятный, взрослый:

— Я знаю, где его лагерь. Они специально сделали здесь бедлам. Идём, может, успеем их догнать.

Из дома вышел взрослый мужчина в богатом одеянии и треуголке, за ним выскочил Коннор. Мужчина улыбнулся при виде меня, Коннор же в ступоре остановился.

— Что за странные вещи происходят в этом мире? — восторженно спросил мужчина.

Я с ужасом взглянула в глаза мужчины. Им был Хэйтем Кенуэй. И вправду у него была завораживающая улыбка, красивые глаза и острые черты лица. Впалые скулы подчёркивали всю аристократичность его вида. Изменилось в нём, пожалуй, одно, в отличие от портрета: Хэйтем был седой. Хэйтем подал мне руку, я поднялась.

— Ты, Коннор, лучший из мужчин, раз решил, что можно оставить меня на бешеной лошади! — крикнула я на ассасина.

Хэйтем повернулся к Коннору и грозно спросил:

— Ты бросил девушку, Коннор?

Коннор же недовольно закатил глаза и пошёл вперёд. Он наклонился к свежим следам повозки на дороге, стал изучать их.

— Коннор, я вынужден переспросить тебя, так?

— Она должна ехать домой. Я отправил её, этого достаточно?

— Но она не дома, заметь.

— Да, я не дома! — полностью поддержала я Хэйтема.

— Возьми моего коня и поезжай тогда! Хм, Хэйтем, они выехали не так давно, следы свежие… Идём.

— Ваше имя, милая? — спросил меня Хэйтем.

— Литрис, сэр.

— Хэйтем Кенуэй к Вашим услугам. Позвольте, я помогу Вам! — Хэйтем снял треуголку и поклонился мне.

Так же обходительный мужчина усадил меня на коня Коннора и пожелал удачи.

— Я постараюсь дать своему сыну самый лучший урок ухода за женщинами, милая Литрис! Удачи Вам! — Хэйтем ещё раз поклонился мне и отошёл.

Время удивляться и скрипеть зубами пришло и для меня. Теперь я понимала, чьи глаза напоминал мне взгляд Коннора. Это были глаза Хэйтема.

— Северо-восток, Литрис! — крикнул мне Коннор напоследок.

Отец и сын исчезли в зарослях густого леса, а я помчалась обратно в поместье, в полном незнании, а увижу ли я ещё этого Коннора и таинственного Хэйтема.

Прошёл месяц. Произошло многое, но обо всём по порядку.

Наступила весна, и Ева довольно могла расхаживать по угодьям поместья, не страшась обморозить руки. Конь Коннора, данный ему в лагере Вашингтона, примчал меня домой за сутки.

Отец был счастлив видеть меня живой, но моя рана в ноге не давала ему покоя. Он считал, что кто-то мог надругаться надо мной и бросить на съедение хищникам. Я не рассказывала ничего, кроме того, что Коннор нейтрализовал опасность, и отец может больше не беспокоиться.

Ахиллес пытался выудить из меня, вернётся ли его ученик, но я не могла ответить. Я не знала. Про встречу с Хэйтемом я и вовсе боялась сказать.

Мама выходила меня, и уже через две недели я могла спокойно ходить, не опасаясь боли. Хотя бегать было сложновато. Но и это пройдёт, как говорила мама, недельки через две. Меня удивила такая забота обо мне с материнской стороны. Она действительно волновалась, пыталась что-то спросить и узнать. Правда, при очередном нашем взаимном недопонимании я быстро забывала о главном...

Но я теперь во всём пыталась подтвердить собственную самостоятельность и независимость. Моё небольшое приключение давало мне стимул. Теперь я твёрдо решила, что буду помогать Братству, вне зависимости от того, примут меня или нет. Ахиллес выслушал меня и согласился оказать помощь в «уроках для ума». Мы каждый день занимались двумя из уроков: философией, историей, литературой, техникой оружия. Каждый чередовался с другим. Увы, с «уроками для тела» Ахиллес помогать отказался, так как ловкость и прыть давно покинули его. Он обещал убедить Коннора обучать меня, если тот вернётся, конечно. Это и составляло мою основную надежду.

Отец был против, но я решила, что тут и спрашивать не стоит. Мы выжидали лучшего момента, чтобы пуститься в Нью-Йорк.

За всё то время, пока я лечила ногу, я успела познакомиться со многими жителями поместья. Получше узнала француза Норриса, который был пылко влюблён в здешнюю охотницу по имени Мириам. Я познакомилась и с Мириам, и та, как мне казалось, испытывает некую симпатию к Норрису. Но, увы, эти двое так страшились своих чувств и ответной реакции, что молчали.

Ева же успела узнать всех и с удовольствием водила меня по домам жителей, представляя каждого. Ей нравилось быть проводником. Но самым противным в её поведении стало то, что она пыталась выведать у меня, кто такой этот Коннор, и кто прострелил мне ногу.

— Коннор как Коннор, что ты хочешь ещё знать?

— Каков? Как выглядит? Стар? Молод? И что с твоей ногой всё же произошло?

— Я сто раз говорила, что это обычный воин. Только и всего.

— Ну, расскажи, как выглядит!

Мне было неприятно вспоминать Коннора, так как это заставляло что-то внутри меня ныть, а сердце колотилось быстрее. Я сожалела, что не смогла удержать упёртого ассасина подле себя и никак не помогла ему.

Я скучала, если честно. А почему, не знала. Моё лицо перестала посещать частая улыбка, и всё больше я сидела и глядела на портрет Хэйтема. Он был единственным напоминанием о своенравном Конноре. В моей ситуации стоило бы забыть его, но я наоборот тянулась к портрету и в воображении вырисовывала себе недостающий капюшон и косичку у левого уха.

— Ты не хочешь рассказывать, потому что боишься, что больше не увидишь или потому что там действительно неприятный тип?

Я отвернулась, тут же взглянув на пролетающего мимо орла. Орлы здесь не были редкостью, но видеть их в таком низком полёте мне ещё не удавалось.

— Он гнусный, страшный, старый и дикий идиот, вот.

Ева засмеялась.

— Очень старый?

— Да, у него ещё ужасная залысина, косые глаза и нос картошкой! Ужасен!

Ева спрашивала ещё и ещё, а я рассказывала ей более нелепые вещи о внешности Коннора. Я повернулась к подруге лицом, пятясь назад, и стала рассказывать оживлённо и весело. Размахивала руками и чуть ли не кричала от перебивавшего мою речь смеха.

— И главное — это косичка!

— Косичка? — удивилась Ева.

— Да, косичка. Мелкая такая косичка! — подтвердила я.

С ближайшего дерева взлетели все птицы, там до этого восседавшие, и ветка надо мной покачнулась.

— Чем тебе не понравилась косичка? Помнится мне, ты глаз от неё не могла оторвать, — сказал Коннор прямо над моим ухом.

Он был выше меня на голову, и поэтому ему пришлось чуть наклониться ко мне. Эффектное появление Коннора восхитило Еву.

— Эм, ну… И давно ты следишь за нами? — грозно спросила я.

— Достаточно, чтобы услышать о том, как я ужасен, стар и дурен, — Коннор говорил крайне несерьёзно, казалось, его даже забавляли мои россказни.

— Твоё счастье, что я ходить всё же могу… — прошипела я.

— Я не сомневался. Я Коннор. Как Ваше имя? — спросил он у Евы.

— Ева!.. — ответила та, явно в восторге.

— Очень приятно, Ева. Что же, Литрис, пробегись, скажи-ка Ахиллесу, что я…

— Иди-ка ты к чёрту! Сам беги!

— Я хотел осмотреть угодья, узнать, как дела у моих приятелей.

— Исключительно твои проблемы!

— Но я же стар и ужасен, как я добегу?!

Ева и Коннор разразились смехом.

— Смейтесь, смейтесь… — обиженно сказала я.

Ева согласилась сбегать до поместья и оповестить Ахиллеса о прибытии Коннора. Коннор же размял костяшки пальцев и подошёл ко мне.

— Ты обиделась?

— Нисколько, — ответила я, пряча лицо.

— Я не хотел тебя обидеть, извини. Я… думал, как ты добралась. Очень рад, что ты здесь.

— Ага.

Коннор положил руку мне на плечо, как вдруг я встрепенулась, но не от его прикосновения. Кто-то в лесу кричал.

— Слышишь? — спросила я и убрала его руку со своего плеча.

— Да.

— Ну, так бежим скорее!

Мы ринулись на крик, Коннор, конечно же, обогнал меня и уже крутился вокруг бедной Пруденс, которая схватилась за живот и не могла пошевелиться.

Пруденс жила с мужем на небольшой ферме недалеко от дома Ахиллеса. Они выращивали овощи, а также занимались скотоводством. При знакомстве с Пруденс я поняла, что ребёнка они ждали давно, и она была очень счастлива наконец-то забеременеть.

— Что такое, Пруденс?

— Коннор, она рожает! — крикнула я, подбегая к женщине.

Та кивнула и попросила Коннора скорее привести доктора.

— Давайте я помогу…

— Да она двигаться не может, Коннор! Скорее врача! — крикнула я снова.

Коннор ринулся за врачом, мистером Смитом. Я же всячески успокаивала Пруденс, но признаться честно, это были первые роды, которые я наблюдала. Темнокожая женщина изнемогала от боли, но мои речи заставляли её отвлекаться. Коннор оказался на редкость быстр и привёл не только доктора Смита, но и будущего отца.

— Прошу лишних оставить нас, отойдите! — Смит тут же приступил к делу.

Мы отошли, но как только я опёрлась о дерево, Смит подозвал меня к себе. Так быстро бегать и соображать мне не приходилось давненько. Всё же роды прошли хорошо, и отец смог, наконец, увидеть дитя. Родился крепенький сын, которого назвали Хантером.

— Вот вам и крёстная мама, — Смит указал на меня.

Я смутилась до такой степени, что щёки мои покраснели. Мы проводили счастливых родителей домой. Я потянулась, так как спина моя жутко затекла, пока я сидела подле Пруденс.

Коннор встал рядом со мной, лицо его чуть побледнело, пусть и на смуглой коже это было малозаметно.

— Коннор, да ты взволнован? — с иронией в голосе спросила я.

— Нисколько, — дрожащим голосом ответил Коннор.

— Да ты смущён? — ещё более иронично спросила я.

— Это было крайне неожиданно.

— Человек, который не боится убивать людей, испугался женских родов!

— Наверное, я поторопился, когда думал, что соскучился по твоим язвительным словам.

— Что? — я быстро сменилась в лице и взглянула на Коннора.

Но ассасин проворно схватил меня и перебросил через плечо. Я взвизгнула и, как уже вошло в традицию, заколотила его по спине. Удары мои вызывали в нём только смех, и таким образом я прокатилась на плече Коннора до поместья.

— Как малые дети, Боже мой! — усмехнулся мой отец.

— Они слишком молоды, чтобы не дурачиться, Алистер, — ответил ему Ахиллес, наблюдавший за нами, как и мой отец.

— Я впервые наблюдаю за Литрис такой искристый смех, не считая её детства, конечно.

— Я тоже впервые вижу подобное поведение за Коннором. Впервые в его жизни.

В тот день Нью-Йорк был крайне неприветлив. Погорельцы встречали приезжих угрюмыми взглядами, дети ныли от голода. Многие сидели по углам домов, точнее того, что от них осталось. Бедные жители бежали прочь в панике, прижимая к груди последнее одеяло.

А виною всему стал сентябрьский пожар 1776 года. Прошло более полугода, но никаких изменений не было. Пожалуй, лишь в центральных районах города и в портах жизнь нормализовалась, и то не совсем. Некоторые здания и вовсе остались нетронуты огнём.

На окраине же города, с которой заехали мы, всё было крайне плачевно и ужасно. Самым страшным было то, что и без этого бедствующие жители подвергались гнёту англичан, которых прибывало всё больше и больше. Колонизаторы не знали предела своей наглости, что повергло меня в дичайший шок. Ведь и я прибыла из Англии. Узнай эти бедные люди моё происхождение — разорвали бы меня на части.

А так, я шла подле Коннора, и тень его полностью скрывала меня от лишних взглядов. Наступила весна, тёплая и дождливая, чему я особо радовалась. Дождь вызывал у меня огромное восхищение. На этот раз я не надела красный мундир и могла выглядеть уже более похожей на девушку.

Ахиллес нашёл мне подобающее одеяние, не особо привлекающее взоры. Я шла в рубашке с кружевными рукавами, руки мои были в перчатках без пальцев, штаны заправлялись в высокие сапоги, и за спиной развивался синеватый плащ. Да, не самый женственный наряд, но надо сказать, весьма удобный. И практичный для моего обучения, которое, как я понимала, начиналось именно с нашего приезда в Нью-Йорк.

Коннор не был доволен моей просьбой, и уговоров Ахиллеса оказалось мало. Он ни в коем случае не соглашался обучать меня хоть чему-то, но я всё же пустилась за ним в Нью-Йорк рано утром, не сказав никому ни слова. Только я чувствовала пристальный взгляд на затылке. Наверняка Ахиллес наблюдал за моим побегом.

Отец оставался до сих пор дома, так как оказалось, именно в данный момент ему лучше не соваться в назначенное место: Чардж и его люди искали предателя. Хотя отец таковым не являлся, и его юридические дела никак не касались этих людей. Всё же, видимо, они узнали о нашем приобщении к Братству. Ни в коем случае отец бы не двинулся в путь ещё месяц-полтора, поэтому мне нечего было бояться.

Нагнала я Коннора на половине пути к Нью-Йорку. Он был недоволен и шокирован. Но отвертеться ему не удалось, и вот, мы шли по пустой улочке.

— Если ты надеешься, что я чему-то буду тебя учить или следить за тобой — зря. Я не собираюсь нянчиться с тобой, — бурчал Коннор уже в который раз, оглядывая развалины домов.

— Будто ты такой взрослый, — ответила я ворчливо.

— Постарше уж буду.

В городе Коннор предпочитал ходить в капюшоне, который скрывал половину его лица. Его вид восхищал! В профиль он напоминал парящего орла, так сильно его капюшон походил на клюв гордой птицы. Надо признаться, рядом с этим человеком, подобным орлу, мне было куда спокойнее, чем без него.

Я, кажется, начинала привыкать к его обществу. И мучиться в отсутствии этого общества. Я отмечала эту проблему, но решить её не стремилась. Я мало верила в неё.

Мы завернули на какой-то пустырь и тут же услышали мольбы откуда-то снизу. В полной копоти яме сидела женщина с ребёнком и молила о помощи.

— Прошу вас… Мне нужно к доктору, но я подвернула ногу… Прошу, помогите… Уже столько людей прошло. Неужели вам всё равно? Отнесите хотя бы малыша! — навзрыд умоляла бедная женщина.

Коннор подал руку и взял её на руки. За мной остался ребёнок. Это был малыш лет трёх-четырёх с небесно-синими глазами. Он прижался к моему плечу и закрыл уши. Похоже, его пугали звуки. Или он боялся услышать что-то ужасное. Женщина объяснила Коннору путь следования до доктора. Мы быстренько пробежали по пустырю и увидели заветную палатку, около которой уже располагался небольшой лагерь из носилок. Больные и раненые мирно спали.

— Здравствуйте, уважаемый! Спасибо вам! Её муж долгое время плакался мне. Сам он обгорел и не в силах был искать жену, — поблагодарил Коннора доктор.

С трудом и огромной неохотой ребёнок простился с моим плечом и отправился в палатку на осмотр. Коннор остался ждать доктора, якобы для беседы. Он скрестил руки на груди и глядел в небо.

— Везёт тебе на детей.

— Чего бы это?

— Кватоко, Хантер, теперь этот малыш.

— Ну то, что твой товарищ заприметил меня в лесу, то, что Пруденс родила малыша Хантера и то, что эти люди остались без крыши над головой — не я придумала, — задумчиво отвечала я.

Доктор прервал нашу незамысловатую беседу и стал просить Коннора помочь местным жителям. Если вдруг мы увидим больных или нуждающихся, помочь, поскольку гнёт колонизаторов даёт ужасное последствие: все бросают город и бегут. Также он предостерёг нас о болезни — по городу бродила оспа.

— Они греются под заражёнными одеялами, стоит жечь их тут же, — завершил свой рассказ доктор и взглянул на меня. — Вы будьте особенно осторожны, женщины умирают чаще от всяческих здешних болезней.

Я кивнула. На этом мы продолжили свой путь. Вечерело, и встал вопрос о том, где же мы будем ночевать. Всё же весенние ночи не казались такими уж тёплыми.

— И куда мы пойдём?

— Мы? Не знаю, я думал, ты детально продумала план пребывания здесь, — Коннор явно издевался.

— Смешно и забавно. Зачем ты здесь вообще?

— Хэйтем назначил встречу. Завтра. Мы найдём Чарджа.

— Хэйтем? Он твой отец, зачем же ты называешь его по имени?

Коннор не ответил. Мы подходили к более обжитой местности, где всё меньше пахло сыростью и гарью. Коннор петлял разными дорожками, я по пятам шла за ним.

И вот мы буквально упёрлись в большое здание, выполненное в готическом стиле.

— Королевский колледж… — прочитала я на табличке у входа.

— Что же… Отлично! — Коннор потёр ладони одна о другую и обратился ко мне. — Наш первый урок будет на ловкость!

— Ловкость? Ты же отказался меня учить! — я сильно удивилась и пыталась понять, в чём же подвох.

— Ну, я решил, что раз ты не желаешь от меня отставать, то, возможно, я мог бы попробовать… тебя… поучить. Давай, залезешь на крышу? — Коннор легонько подтолкнул меня к зданию.

Я глубоко вздохнула и стала продумывать стратегию. Я решила схватиться за оконную раму и по ней допрыгнуть до карниза нижнего балкончика. План почти удался, но рука моя соскользнула с карниза. Я полетела вниз и больно ударилась, приземлившись на руки и колени. Коннор же ловко допрыгнул до балкона и тут же залез на него. Я завороженно смотрела на ассасина снизу.

— Прыгай ко мне! — зазывал он.

С третьей попытки я додумалась прыгнуть на стенку и оттолкнуться от неё как можно сильнее. Крепким хватом Коннор поймал меня за руку и поднял к себе. Он детально объяснил мне принцип лазания по стенам и окнам, сказав, что моя идея залезть на одно и с одного прыгать на другое хороша, но не практична. Чем быстрее я буду ориентироваться, за что мне зацепиться, тем быстрее залезу. Меньше думать и большее делать. Следующим этапом я лезла на саму крышу с балкона. Коннор несколько раз заставлял меня спускаться обратно и залезать самой. Я готова была проклинать вредного метиса, но я прекрасно понимала, что это было моим желанием и моей инициативой. Он отыгрывался на этом. Вскоре я сама быстро залезла на балкон и с него поднялась на крышу. Но Коннору и этого было мало, он решил лезть на высокую обзорную башню колледжа. Он не знал о моей боязни высоты, и, похоже, для него это бы было сюрпризом. Он ловко карабкался наверх, на ходу объясняя, как и за что лучше зацепиться. Я же вцепилась в черепицу и не могла двинуться с места, так как глянула вниз.

— Лита, теперь цепляйся за… Лита? — Коннор уже стоял под крышей башни.

— Коннор, мне страшно… — взвыла я, поддавшись панике.

— Ты боишься высоты?

— Не совсем… Я лазала на мачту. На крыши домов… Но не на башни… — всхлипнула я, чувствуя, что вот-вот упаду.

Коннор что-то невнятно пробубнил на своём родном языке и спустился ко мне. Долго убеждать меня отцепиться не пришлось, потому что я вцепилась в плечи Коннора. Надо полагать, ему было тяжело подниматься, но он выдержал эту ношу. Теперь мы вместе стояли там, где ещё с минуту назад ожидал меня Коннор.

Вид открывался красивый, хоть и пустой. Широкие нивы были заброшены фермерами. Ощущение, что мы одни во всём мире, посетило меня. Я обернулась на Коннора, он оглядывал местность своим зорким взглядом. Ему не до впечатлений от красот природы, он высматривал солдат и вслушивался в любой шорох. Он обошёл всё здание быстрым шагом, казалось, он не бежит, а парит, настолько тихим был его шаг.

Я облокотилась на перила башни, ограждающие от падения, когда Коннор появился позади меня совершенно незамеченным.

— Спасибо тебе, — сказала я, как только почувствовала лёгкий ветерок позади.

— Если ты ещё и воды боишься, я буду разочарован.

— Нет, я очень люблю воду, — ответила я улыбнувшись. Его слова почему-то показались мне забавными.

— Первый урок окончен, Лита. На сегодня можешь отдохнуть, — Коннор снял капюшон и улёгся на полу, с удовольствием сняв всю тяжёлую ношу в виде оружия.

Я чуть помедлила, но когда до меня дошла вся суть слов, встрепенулась.

— Погоди-ка! Ты хочешь сказать… что мы будем ночевать ТУТ?

Коннор кивнул и прикрыл глаза. Я недовольно хмыкнула.

Надо сказать, такой поворот событий сильно рассердил, возможно потому, что отец на редкость разбаловал меня. Мне показалось очень странным и диким ночевать в башне колледжа, которая могла насквозь продуваться ветрами. Это было и небезопасно, и не комфортно. Но, увы, моему спутнику было всё равно, и он непринуждённо проверял работоспособность своих клинков и прочего оружия. Как только он снова закрыл глаза, предавшись, скорее всего, планированию завтрашнего дня, я решилась на странный шаг. Лихо перемахнула через перила и тут же пошатнулась. Высота всё ещё пугала меня, а я стояла на самом краю кирпичной крыши. С ужасом в глазах я попыталась пробраться к тому месту, откуда лез Коннор, но в моих начинаниях редко что было позитивным. Черепица подо мной предательски затрещала, и я соскользнула вниз. Благо, я закрыла глаза, чтобы не видеть приближающейся земли и не кричать, как вдруг почувствовала тёплую ладонь, крепко сжимавшую мою.

— Ещё раз так сделаешь — я свяжу тебя и отправлю в поместье с караваном, ясно? — грозно сказал мне Коннор.

Закивала я так часто, что казалось, упаду если и не я, то отвалится моя голова. Ассасин поднял меня обратно. На какой-то момент мне показалось, что я слишком близко прижалась к спасителю, я сразу же отпрянула и поблагодарила его.

— Я, конечно, прошу меня извинить, что мы не успели дойти до таверны. У меня нет с собой совершенно ничего, чтобы составить тебе более приличных условий. Но тут нас, по крайней мере, не поймает ночной патруль.

Присела напротив Коннора и стала наблюдать за ним. Когда он всё же разобрался со своим многочисленным оружием, какими-то приманками и зарядами, я уже дремала, хотя холод давал о себе знать.

Потом я частенько вздрагивала и пыталась усесться поудобнее, как можно ближе поджимая к себе колени. Так было куда теплее. Как я уснула, мне не запомнилось, лишь ощущение тепла заставило меня забыть о тревогах… Что это было за тепло, я так и не узнала, но я до сих пор подозреваю, что Коннор принял в этом немалое участие.

— Или ты лезешь дальше, или я просто бросаю тебя здесь! — таков был ультиматум Коннора с утра пораньше.

Я повисла на краю крыши небольшой церквушки и снова оцепенела. Как только я глядела вниз, весь мир рушился и страх одолевал меня. В этот раз Коннор не полез за мной, а наблюдал за происходящим с земли. С твёрдой земли, стоя на двух ногах и не боясь свалиться!

— Ну же! Не смотри вниз! Представь, что ты на корабле, внизу вода! Ты же любишь воду? Ну? Лезь же! — не унимался молодой человек.

Я в страхе глянула в небо и приятно удивилась. Вокруг церкви высоко над землёй парил орёл. Желание разглядеть его поближе тут же придало мне стимул. Я быстренько ухватилась за уступ, который почему-то раньше не видела, и залезла на крышу.

Постепенно, шаг за шагом, прыжок за прыжком, следуя всем советам Коннора, я залезла на самую верхушку церкви и взглянула на Нью-Йорк. Широчайшие просторы открылись моему взору, и удивлению не было предела.

Коннор повис подле меня и вглядывался в местность. Его целью было высмотреть возможных врагов, а не насладиться видом. Я чувствовала себя крайне наивной девчонкой, но была рада своему второму уроку. Тем более, спускаться оказалось куда легче. Правда, обогнать Коннора у меня получилось, но я ответила за эту дерзость ударом о землю. Рука моя соскользнула с последнего уступа, и я упала. Было невысоко, но удар оказался весьма болезненным. Но, как известно, в учении не без тумаков, поэтому я не стала жаловаться на боль.

Мы продолжили путь.

В пути нас застала ужасная гроза, от которой мы укрылись под навесом небольшого рынка. Народ делился разного рода сплетнями и слухами, что по себе составляло довольно живую атмосферу. Неистово радовались и патриоты — сегодня при помощи ассасинов они захватили форт в Нью-Йорке. Пленных англичан отправили по тюрьмам. Народ радовался не меньше.

Дождь был сильным, но непродолжительным. Коннор сел на лавочку и подозвал меня к себе:

— Хэйтем придёт с минуты на минуту. Я бы взял тебя с собой, но я решил, что лучше будет, если ты пойдёшь за нами. И отец бы… — Коннор поморщился при слове «отец», которое случайно выскочило против его воли. — Хэйтем бы не знал, что ты идёшь за нами. Если он вдруг решил меня подставить, ты придёшь мне на помощь. Хорошо?

— Отец не узнает, — ответила я.

Упорно я выделила именно первое слово. Коннор фыркнул.

Ждать пришлось и вправду недолго, так как Хэйтем подошёл из-за угла. Он не заметил меня, стоящую в отдалении.

Мужчина почтительно поздоровался с сыном. Я наблюдала горячий спор между родственниками. Коннор размахивал руками, Хэйтем же, спокойно держа руки за спиной, слушал, кивал, возражал. Он восхищал своим спокойствием и тёплым взглядом. Такой же достался и Коннору. Правда, глаза метиса оказались куда темнее, от этого и куда глубже. Разговор был окончен, Хэйтем похлопал сына по спине. Видимо, им удалось найти компромисс.

— Иди за мной, я покажу, где обитает Чардж, — позвал за собой Хэйтем и рванулся с места.

Коннор не успел напоследок взглянуть на меня, он побежал за отцом. Я постояла у прилавка, поправила плащ и направилась за ними быстрым шагом. Нагнать их оказалось не так и просто.

Пусть Хэйтем и был тамплиером, но он без всяких раздумий пользовался методами ассасинов. Они пробирались по крышам, Коннор иногда прыгал по деревьям. Мне лишь оставалось следить за крышами и угадывать, в какую же сторону побегут эти двое. Иногда они спускались на землю, проходили парочку закоулков и снова поднимались на крыши. Похоже, колонизаторы были не особо рады не только Коннору, но и Хэйтему тоже. Последний закоулок был преодолён, и Хэйтем, чуть выглянув из-за стены, сказал сыну:

— Мы на месте.

Мы стояли напротив пивоварни. Я залезла на крышу здания соседствующего и сверху глядела на отца и сына, которые стояли в проулке и обсуждали дальнейший план действий.

— Либо мы идём вместе, либо не идёт ни один из нас! — прошипел Коннор, схватившись за предплечье отца.

— Хорошо, ты что предлагаешь? Тебя они не впустят!

— Я найду патрульного, убью его и переоденусь…

Снова спор, который закончился колкой шуточкой Хэйтема. Коннор злобно взглянул на отца и убежал прочь. Хэйтем же упёрся спиной в стену и сел. Всё же силы в нём иссякали куда быстрее, чем в сыне.

Я не могла налюбоваться на мужчину, и причиной тому не было какое-то чувство. Причиной тому было удивление. Я никогда не видела ничего подобного. Ни такого человека, ни ситуации, которая связала его с сыном. Мне было чуждо и интересно всё, что они говорили, делали, видели. И каким бы ни был Хэйтем, знай бы я его лучше, но на тот момент он казался мне идеальным. Но идеал этот был по другую сторону от меня. От тех, к кому я себя спешила причислить.

К Хэйтему подошёл человек в тёмном мундире и потрёпанной треуголке. Я и не сразу признала в нём Коннора. Лицо его теперь было открыто, и выглядел он ещё мощнее, чем в одеянии ассасина. Стоило мне лишь отметить, что лицо Коннора настолько красиво, и зря он прячет его за капюшоном, как вдруг Хэйтем поднял голову и обратился ко мне:

— Дорогая, я думаю, мы не выйдем оттуда же, откуда зайдём. Прикроете нас?

Я испуганно глянула на Коннора. Тот кивнул.

— Да, мистер Кенуэй, — согласилась я.

— Обойдите здание, но осторожно. Там небольшой причал. Ждите там, дорогая.

Я так и сделала. На причале было очень тихо. Я свесила ноги к воде и стала наблюдать за своим отражением. Оно почти не искажалось, так как вода была спокойна.

Что я увидела? Пожалуй, ничего интересного. Всё ту же девушку, с которой я провела и проводила всю свою жизнь. Себя. Ещё пару месяцев назад, играя в карты с Эдди на корабле, я бы и не подумала о том, где окажусь и что мне предстоит увидеть, испытать. Всё произошло как-то слишком быстро, стремительно и странно.

Никогда бы я не подумала, что мой отец был причислен к Братству. Как оказалось, он работал в основном с бумагами, а не с жертвами. Но тем не менее перейти дорогу именитым тамплиерам он сумел не хуже, чем те, кто сражался с врагами лицом к лицу. Мои братья не обратили на это должного внимания и занялись мирскими делами. В итоге, я оказалась на перепутье. Бросить отца на произвол судьбы, когда он оказался на земле, где его, увы, не были рады видеть, либо встать на его место и бороться. Я не осознала полностью того, что сделала. Но пути назад не было, и вдруг, смотря на эту девушку, которая смотрела на меня, я поняла одно: я не смогу жить, как они. Как все те, кто торговал на рынке, бегал по улицам, искал работу, женился и выходил замуж, работал и воспитывал детей. Я не буду такой, как они.

Почему-то мне вдруг стало грустно, хотя никогда прежде я и не мечтала о мирской жизни. Мне хотелось приключений, радостей и свободы. Теперь, можно сказать, у меня частично что-то из этого появилось. Но похоже, я не совсем понимала, чем я за это плачу. Девушка в отражении грустно взглянула на меня и расплылась в водной ряби. Стены пивоварни затряслись, и с улицы послышались вопли:

— ПОЖАР!

Огонь полыхнул внезапно, резко. Я с ужасом глянула на крышу и поняла, что где-то там сейчас Хэйтем и Коннор. Мне стало жарко, но не от огня, который был далеко от меня, а от страха. Ведь если они не выберутся, то… То что мне делать?

Тут-то ко мне и пришла мысль о том, что я оказалась слишком зависима от Коннора и совершенно не представляла всей опасности того, что происходило. Я метнулась в сторону, так как в воду полетели щепки от поломанных ворот и какие-то доски. И вот в воде оказались и Хэйтем с Коннором.

— Мы же не знали, что тут! — рявкнул Хэйтем, отплёвываясь от воды.

— Теперь знаем! — не менее грубо ответил Коннор.

Я подала руку сначала Хэйтему, потом Коннору. Оба они отдышались и уселись на пристани. Треуголка Хэйтема плавала неподалёку, и я сию же минуту решила выловить её с помощью небольшой палочки.

— С тебя треуголка, сын, — улыбнулся Хэйтем.

— Держите, — тихонько пролепетала я и протянула мужчине мокрую треуголку.

Хэйтем удивлённо поглядел на меня и надел треуголку. Похоже, так его не удивляли давно. Коннор же не знал, какие эмоции испытать в первую очередь: удивление, отвращение или смущение.

— Спасибо, дорогая. Вы очень добры. И я крайне удивлён Вашим занятием, милая. И тем более в компании моего агрессивного сына, — Хэйтем потянулся к моей руке и легонько поцеловал её, я в смущении отвела глаза. — Знаешь, Коннор… Я ведь… Скучал по маме, я помнил. И до сих пор помню.

Коннор глядел на отца спокойно. Ни о какой ненависти не могло бы быть и речи. Я же не поняла ни слова из того, что сказал Хэйтем. И всё же таким грустным Коннора я ещё не видела.

— Чего же вы стоите? Бежим! Чардж опередил нас минимум на день пути.

— Я знаю хороший корабль. Встретимся в порту с утра, — ответил Коннор.

— Хорошо.

Хэйтем уже собрался бежать, как вдруг Коннор остановил его, схватившись за полог его плаща. Мужчина обернулся на юношу.

— До встречи, отец.

Хэйтем улыбнулся, отвесил нам поклон и убежал прочь.

— Я буду лучшим Вашим учеником, Коннор! — юноша трепетно поклонился Коннору и тут же побежал выполнять задание.

Коннор лишь удручённо помотал головой, скрестив руки на груди.

— Я не подписывался на обучение, — тихонько буркнул ассасин.

Я хмыкнула и продолжила гладить назойливого кота. Его огромные зелёные глаза прикрывались от удовольствия. Наглое животное не желало покидать моих колен. В таверне кроме нас никого не было, время царило далеко не детское.

Юноша прибежал сюда, лишь ориентируясь на слухи. Надо отметить, что ему повезло, раз источники информации оказались настолько достоверными и он всё же нашёл Коннора. Мальчишке было около 16 лет, слишком беглым оказался взгляд, милым лицо и слабым удар. Тем не менее, он утверждал, что ему 22 года. Когда же я спросила, в каком году он родился, всё встало на круги своя. Он не смог ответить нужную дату, кроме своего настоящего года рождения. Можно было сделать вывод, что мальчик ещё и не совсем грамотен. Побуждение стать «кем-то», кто сражается за страну, появилось у него неспроста, но дело всё было в том, что он оказался совершенно не готов и не годен на великие подвиги, каких желал. Я бы скорее представила его в оркестре театра за скрипкой, чем с клинками у горла врага. И Коннор не был восхищён нежданным гостем.

Мы встретились в бухте Бостона, где я прождала Коннора около недели. Всё же отец и сын вместе были куда сильнее и умнее, чем отдельно. Чардж был настигнут и убит. Хэйтем помог Коннору с погрузкой на «Аквиллу» и перевозкой провианта и оружия в Бостон. Мужчина даже сопроводил Коннора до города и посидел с нами в таверне. Он выглядел очень усталым, но крайне довольным. И я была больше чем уверена, что причиной этому послужила не смерть Чарджа. С лица Коннора тоже не сходила улыбка, пусть он и пытался выдать её за иронию. Это было не так.

Скорее всего, любые колкости в адрес друг друга придавали отцу и сыну радость, нежели раздражение. Они тянули момент, ведь другого совместного дела могло уже и не возникнуть. Команда и рекруты Коннора сгружали всё с корабля в кареты, так как караван должен был отправиться утром. Вашингтон уже ждал. Коннор же готовился к возвращению в поместье. Ему натерпелось объясниться с Ахиллесом и принести ему извинения за грубость. Признаться, и я соскучилась по родственникам, поэтому согласилась с Коннором, что было нечастым явлением.

Хэйтем последний раз дерзко пошутил в адрес сына, отвесил нам поклон, поцеловал мою руку и удалился. Он умчался на лошади прямиком в Нью-Йорк, так как там его ожидали новые дела.

После этого-то и наведался юноша, преисполненный желания служить Братству. Юджин, а именно так звали юнца, кинулся в ноги Коннору и просил обучить его. Сейчас же, пока Юджин бежал до лавки торговца, Коннор поспешил собираться:

— Часть каравана уже в пути, нужно бы проверить, всё ли в порядке. Остальные, выдвигайтесь за нами без промедления! Не будем ждать утра! — скомандовал Коннор и допил свой чай. — Ещё бы не мешало переодеться…

Я расстроено вздохнула, отчасти не из-за того, что действительно расстроилась, а для того, чтобы привлечь внимание. Хотя, как мне казалось, Коннору очень шла форма капитана. Тёмно-синий камзол, треуголка, перчатки, рапира… И, конечно же, он не мог без своих подвязок на руках. Пожалуй, из всего этого подозрения вызывала лишь косичка. Это оказалось не особо важным. Всё же когда лицо его скрывал капюшон, оно было замечательным. Но и тут Коннор старался натянуть треуголку как можно сильнее, и она скрывала его глаза. Он так привык, я понимала. Наверное, Коннор бы мог стать капитаном корабля, возить товары. Он был бы именитым капитаном, если не ассасином. Мои мечты порою заводили меня слишком далеко, и пока я не выдумала, каков бы был дом капитана Коннора, вернулась в мир реальный. Как и ожидалось, на мой вздох последовала реакция Коннора.

— Что-то не так?

— Нет-нет, — ответила я и улыбнулась, довольная собой, — твоя одежда у меня, принести?

Один моряк из команды Коннора тут же возмутился:

— Коннор, переоденешься в поместье, какого чёрта мы будем тратить время?

Ассасин кивнул, расплатился с хозяином таверны и надел треуголку. Я схватила свою сумку и поспешила за ним. Коннор настоял на том, чтобы я ехала на отдельной лошади, а не с кем-то. Как он говорил, раз я решила обучаться, то всё должна была делать сама. Я не спорила, так как тут-то он точно был прав.

Как и ожидалось, Вашингтон был рад и доволен. Дело обстояло так: освободить форты от англичан, чтобы патриотам было где расположиться. Дело не из простых, но Коннор обещал свою помощь.

Он получил письмо, в котором ополчение призывало Коннора в Нью-Йорк. Подготовка к бунту была окончена. Команда отправилась в бухту поместья, рекруты — в Нью-Йорк. Как бы Коннор ни уговаривал меня вернуться домой, я отказывалась. Мы отправились снова в Нью-Йорк. Нас встретил уже знакомый доктор с товарищами.

— Уважаемый, мы имеем небольшую проблему с капитаном одного английского отряда. Он расхаживает по своему кораблю. Ему туда отводят всех подозреваемых, и он расстреливает их, — пояснил доктор.

— И выкидывает в воду, — подхватил его товарищ.

— Или отправляет родственникам по кускам! — добавил третий.

Просьба была такова: разобраться с тираном. Именно он и мешал продолжению бунта. Решили таким образом, что доктор с группой переоденутся в англичан и свяжут Коннора. Ассасин давно разыскивался этим капитаном, и их бы пустили на корабль. На том и порешили. Пока я отвлеклась на зов одного из больных в палатах доктора, Коннора избили. Не сказала бы, что сильно, но порядочно.

— Так будет куда правдоподобнее, — улыбнулся доктор.

— Не сомневаюсь, — Коннор сплюнул кровью и подал руки.

Всё было готово. Без ведома Коннора я отправилась за ними, поглядеть. Вдруг понадобилась бы и моя помощь? И она, надо отметить, понадобилась.

В порту всегда людно, но вот корабль злополучного капитана обходили стороной. Ещё бы, его бранные крики слышались за несколько кварталов от корабля. Я спряталась за ближайшую лавку, которая пустовала. Моей главной целью стало одно: наблюдать. Коннора провели быстро. Сразу же посыпались оскорбления в его адрес. Он был назван и полукровкой, и ублюдком, и многими другими словами, слух не ласкающими. Капитан недолго издевался над Коннором, так как тут же получил клинок в область сердца. Правда, резко оборванная речь капитана вызвала подозрения у англичан. Они поднялись на борт, и началась драка. Коннор никак не мог бросить товарищей, но он нашёл в карманах капитана что-то, что, увы, вылетело из его рук. Я увидела клок бумаги невзначай и поймала его. Ассасину не нужно было много времени, чтобы заметить это. Он вцепился в горло одного из солдат и крикнул:

— Беги скорее! Беги!

Я заметила, что к кораблю подбегает подкрепление со всех сторон, и мне не оставалось выбора, кроме как бежать по крышам. Залезла я быстро, и солдаты не смогли сбить меня камнями. Каблучки моих сапог приглушённо стучали о черепицу, и я слышала биение своего сердца. Настолько сильно я была напугана. Ведь я совершенно не представляла, куда бежать, как бежать и где прятаться. А проворные солдаты не упустили меня из виду. Несколько самых прытких из них бежали за мной по крышам.

Начался дождь, резкий и сильный. По небу прокатился громовой раскат, где-то в стороне Фронтира сверкнула молния. Я скрипела зубами от волнения, но бежала, прыгала с крыши на крышу, а самое главное — держала дорогой клочок бумаги у сердца. Черепица намокла от проливного дождя, и моё последнее приземление на очередную крышу могло оказаться последним в жизни. Я поскользнулась. Справиться со своим телом, которое и так тряслось от шока, я не сумела и полетела вниз. Визг разлетелся по ближайшим домам. Я крепко закрыла глаза, уже без надежд на спасение. Вряд ли бы Коннор снова поймал меня за руку, как это было в первый раз на башне колледжа.

Но вдруг я почувствовала чьё-то тепло. Меня прижимали к себе, да так крепко, что я не могла вздохнуть.

— Открой глаза, тихо-тихо, успокойся.

Я открыла глаза и узнала этот плащ. Я прижалась к мужчине и тихонько заплакала. Последнего я никак не ожидала, но, видимо, я не рассчитывала снова падать. Высоты я страшилась меньше, но вот падение вызывало у меня дичайшее волнение и страх.

— Успокойся, ну же! — Хэйтем поглаживал меня по голове.

— Не отпускайте, пожалуйста… — взмолилась я.

— Ну что ты, что ты! Как я могу?

Хэйтем завёл меня под какой-то навес и усадил рядом с собой. Он так и не отпускал из объятий. А я никак не могла успокоиться, одной рукой прижимаясь к мужчине, а другой сжимая клочок, который так понадобился его сыну.

— Когда на глазах женщины выступают слёзы, видеть перестаёт мужчина, так говорят. Не расстраивай других… Всё хорошо! — бодро говорил мне Хэйтем.

— Не отпускайте, пожалуйста…

Хэйтем лишь усмехнулся, но не отпустил. Когда мне было страшно или плохо, я бежала к отцу. Я не говорила ему причины, а просто прижималась к его груди. Никогда бы я не подумала, что буду прижиматься к другому мужчине, но между тем чувствовать себя так, будто сижу с отцом.

Кенуэй-старший не был мне отцом, не был другом, даже товарищем назвать его я не могла. Но на тот момент он оказался мне ближе всех, всех тех, кого я могла подпустить к себе. Мы просидели так до окончания грозы. Мужчина похлопал меня по плечу и поднялся с места.

— Прошу, осторожнее, дорогая! И… Думаю, не стоит говорить обо мне Коннору.

— Почему же, мистер Кенуэй?

— Он не будет особо доволен тем, что я оказался на его месте.

Я совершенно не поняла, что Хэйтем имел в виду:

— О чём Вы?

Но он уже бежал дальше по крышам, напоследок махнув мне рукой.

Я не забыла его рук и его тепла. Это осталось где-то глубоко во мне. Возможно, и в области сердца.

Как бы то ни было, а Хэйтем, может, и сам того не осознавая, выбил в моём сердце место для себя. Человек, мне совершенно противоположный, как я должна была считать, стал частью моей жизни. Самой странной частью и до сих пор мною не разгаданной.

Рекруты и патриоты выпивали, как они выражались, «по-божески». Повода было два: один радостный, другой, увы, не особо.

С чего всё началось? Началось всё, надо полагать, сразу же после того, как Коннор помог освобождению Нью-Йорка. Власть колонизаторов стала несколько меньше, но не исчезла полностью. Как и просил Вашингтон, Коннор занялся освобождением фортов. Самым опасным для захвата оказался форт «Дивизион». Он же оказался последним в нашем списке. Я не участвовала в налётах на отряды, но помогала Коннору выслеживать цель, делала нужные записи. Капитан форта являлся заядлым фехтовальщиком из Франции. Потягаться с ним дорогого стоило, и поэтому Коннор решил выследить капитана и убить его тихо. Всё было готово, и Коннор отправился с полной уверенностью в победе. В тот день я тоже решилась выйти на разведку, так мне хотелось обмануть Коннора и поглядеть, как же он будет действовать. Снова я не спросила разрешения, но это почему-то не настораживало меня. Англичане находились в полной дезинформации, так как рекруты подделывали все письма, шедшие капитану форта.

Погода была замечательной, надо отметить. Я точно знала, что Коннор полезет по деревьям, чего я не умела, поэтому бежала по лесной тропинке. Как сказал мне Коннор, диких животных в этой местности не наблюдалось, и я могла не бояться.

Я добралась до форта без особых проблем. Но Коннор давно исчез из виду, и я начинала переживать. Сомнений в умениях Коннора у меня не было, но вот что-то предвещало беду, как мне казалось. Что-то не давало мне спокойно дышать. Я отгоняла мысли, как могла. Форт оказался неприступным не только из-за наличия водяного рва вокруг, но и из-за высокого забора, выставленного кольями.

— Средневековая крепость и та меньше охранялась… — фыркнула я и прыгнула на деревянный мостик, сколотый на скорую руку несколькими рекрутами.

Ворота оказались наглухо закрытыми, что показалось мне крайне странным. Обычно в это время можно было проскочить через восточные ворота, так как вся суета перемещалась на центральные. Но сейчас вокруг было тихо. До странного тихо.

Через частокол лезть я не собиралась, и единственное, что действительно привлекло моё внимание — это дерево, которое как раз свисало ветками за забор, во двор форта. Я смекнула, что стоило бы попасть внутрь именно так, в любом случае мне ничего не грозило. Наивные мысли, стало полагать, и любой, кто посчитал именно так, окажется правым. Проклиная все беды мира, я всё же залезла на дерево, расцарапав себе левую руку и щёку. Тонкие ветки дерева больно били в ответ на моё внезапное вторжение. Я утерла алую струйку со щеки и полезла по ветке, которая нависала прямиком над двором. То, что я увидела, повергло меня в ужас.

Все обитатели форта были в боевой готовности, капитан вместо того, чтобы прогуливаться в восточной части своей комнатушки, стоял с рапирой в руках и говорил что-то невнятное на ломаном английском. Я услышала шипение с другого дерева.

— Коннор? — с ноткой надежды в голосе спросила я.

— Женщинам тут не место, возвращайся назад, — тихо пискнул Юджин.

Похоже, он сам взялся за шитьё своего «костюма». Пародия на Коннора была не то, что ужасная, она оказалась паршивая. Капюшон напоминал пару мешков, сшитых вместе. Возможно, кстати, так оно и было. Я вспрыснула, так как эмоции было сдержать крайне сложно.

— Детям тут тоже особого места не находилось, — ответила я строго сквозь прорывающийся смех.

— Коннор сказал, что доверяет мне! И я хочу помочь ему, — гордо заявил юноша.

Стоит отметить, что его лазание по деревьям было куда лучше моего. Я попыталась сесть на ветке, так как на тот момент лежала на ней, крепко обхватив руками. Мальчишка же стоял на ногах и осматривал форт.

— Почему?..

Вопрос мой был прерван залпами. Француз обернулся на шум и закричал:

— Aux armes [1]!

Я знала французский, пусть и не в идеале, и прекрасно поняла, что капитан призывал солдат к оружию.

Юджин, надо сказать, побледнел, но хватки не потерял. Солдаты тащили двух рекрутов, которых нашли у северных ворот. Да, для всех стало удивлением, что форт оказался готов к нападению. Я знала этих двоих: Элис и Аарон. Крайне хорошая пара, и вот теперь их волокли по земле, еле живых от побоев. А ведь Элис мечтала о свадьбе где-нибудь в Италии. Я заскрежетала зубами от злости.

— Ошивались тут, капитан! Что с ними делать?

Капитан скомандовал одно: убить. Всё было приготовлено для расстрела, солдаты уже наметили цель. Как вдруг я услышала знакомый шум… Так мог бежать только он. Я обернулась, но не успела сказать и слова, как полетела вниз, прямиком во двор. Вместе с Коннором. Он явно не ожидал запнуться, но не растерялся, тут же поднял меня и пристрелил первого солдата.

— Держись спиной к моей спине, слышишь? — шепнул мне Коннор и сцепил свой ремень на груди с моим.

Как он сделал это так быстро, я могла лишь догадываться, но теперь я вынуждена была повторять за Коннором, так как на время я стала с ним единым целым.

— Я возьму на себя девку, а ты пристрели ассасина! — рявкнул громила с топором.

Я взвизгнула, когда увидела надвигающегося на меня мужчину с огроменным топором, но Коннор тут же среагировал и пригнулся. Я, конечно же, за ним.

— Задействуй ноги, я же буду драться руками. Смотри по сторонам… — речь Коннора прервал выстрел, от которого парень сделал резкий перекат. — Говори, кто и откуда бежит. Стань мною на этот момент!

— Но я совсем не ты! — ответила я и, к моему удивлению, среагировала на атаку солдата, который тут же получил от меня удар ногой по лицу.

— Уже почти я. Представь, что мы тренируемся!

— Мы не тренировались, Коннор!

— Так с почином, Лита!

Так мы метались из стороны в сторону, я отвечала солдатам ударами ног, кричала Коннору об опасности, Коннор же делал всё остальное. Мы добрались до ворот, которые нужно было срочно открыть. Коннор попытался отцепить меня от себя, но не успел, получив удар по лицу. Удержать на себе крепкого парня я долго не смогла, но пока он приходил в себя, я взяла инициативу кинуть в обидчика пару кинжалов.

— Ворота нужно открыть, придётся лезть вместе!

— Ты с ума спятил, Коннор? Мы не сумеем!

— Если ты будешь меньше ныть, всё получится!

— Я не ною! Это ты предлагаешь бред! Отцепи меня! — я дёрнулась, но тут же вернулась назад, причём колчан Коннора больно ответил мне ударом по спине.

— Отцепись сама, мне некогда!

— Мне тоже!

Ругались бы ещё довольно долго, если бы один из солдат не бросил дымовую бомбу. Мы с Коннором пали на колени и закашлялись. Послышались яростные крики, туман развеялся. Кто-то открыл ворота.

— ЮДЖИН К ВАШИМ УСЛУГАМ!

Коннор с благодарностью кивнул мальчишке, который стоял на лесах у ворот и гордо глядел вниз. Я не смогла отреагировать правильно, так как всё ещё не отошла от шока.

Рекруты вломились в стены форта, и началась бойня, самая настоящая и беспощадная. Я не знаю, сколько и чьей крови оказалось на моей одежде, так как потеряла счёт всем крикам и всхлипам, какие услышала. Коннор же верно шёл к капитану. Но хитрого француза нигде не было. Вскоре бойня утихла, англичане сдались.

Радостные патриоты поспешили поднимать американский флаг, хотя капитан так и не был убит. Коннор поспешил отстегнуть свой ремень, как вдруг остановился.

— Мсьё не хочет сразиться?

Коннор не ответил. Я понимала, что за моей спиной, перед лицом Коннора стоял капитан. Мы упали в это же мгновение. Коннор получил удар по голове чем-то потяжелее руки. Мы не вставали.

— Коннор?

Ответа не последовало.

— КОННОР?..

Но ассасин продолжил лежать. Я попыталась нащупать его руку, чтобы выявить хоть какие-то признаки жизни. Еле ощутимо я чувствовала дыхание Коннора, его грудь слегка вздымалась при вздохе. Он был жив. Капитан же не заметил меня за широкой спиной врага.

— Убить ассасин… Как же приятно!

Я стала отсчитывать секунды до выстрела. План был глуп, но очень благороден. Как только капитан нацелится на Коннора, я резко подамся вперёд и он застрелит меня, а не ассасина. Коннор очнётся от резкого залпа и убежит. Опять наивно. Но, по крайней мере, Коннор умрёт не раньше меня.

— Эй, сукин ты сын, сразись сначала со мной!

Я же подалась вперёд и увидела Юджина, который вскочил на бочку и уже летел в прыжке на капитана. От неожиданности француз отпрыгнул назад и выстрелил в воздух. Он запнулся о моток каната, мальчишка выхватил у Коннора томагавк и зарубил капитана. Француз дёрнулся в последней конвульсии и затих. Я заворожено наблюдала за этим. И в этот же момент я услышала щелчок и почувствовала необычайную лёгкость. Юджин отстегнул мой ремень.

— Спасибо, парень, ты умничка!

— Коннор будет гордиться мною, да? — с лица Юджина не сходила довольная улыбка.

Как вдруг лицо его резко сменилось, и он упал на колени передо мной. Мальчик схватился за живот и взглянул на окровавленную ладонь. Вправду, вся грудь и живот Юджина были в крови. Я приняла мальчика себе в руки и попыталась остановить кровь. Француз попал в цель, пусть и не в ту, которая была у него первоначально.

— Всё будет хорошо, Юджин. Ты должен похвастаться Коннору, помнишь? И родным.

— У меня нет родных, Литрис… Я пришёл сюда, потому что у меня никого не осталось.

— У тебя есть мы… — на моих глазах выступили слёзы.

Жизнь из мальчишки улетала за считанные секунды.

— Спасибо. Я зря был груб с тобой. Ты хорошая, я думаю. Вы дрались, как единое целое!

Я очень боялся, но когда увидел, как ты и Коннор… — Юджин сплюнул кровью. — Ты и Коннор… Сражаетесь. Вы тут же искоренили мои страхи! И теперь я не боюсь…

Я погладила мальчика по голове и взглянула в небо. Сегодня мир был несправедлив.

— Я бы хотел видеть мир. Много стран. Но я видел свободу, настоящую. И этого мне достаточно. Я оказался полезен стране, и большего желать было бы глупо…

Мои руки окрасились кровью юного Юджина, но я продолжала держать их на ране, надеясь на чудо. Со всех сторон послышались крики. Рекруты и патриоты кричали победное «Ура». Все, кроме нас троих. Юджин стал напевать какую-то грустную мелодию. Он попытался просвистеть что-то повеселее, но ему оказалось больно напрягать живот. Я взяла его за руку и стала звать на помощь.

— Не стоит, Литрис. Я просто хочу сказать, что Коннор…

— Что он? — я пыталась сдержать слёзы, голос мой подрывался.

— Он… — глаза Юджина тихонько закрывались. — Мы молодцы, Литрис. Мы молодцы.

Юджин испустил последний вздох, и рука его выскользнула из моей. Больше мальчик не дышал, не говорил, не видел. Он умер. Я прижала его к себе и взвыла, так громко, как только могла. Пожалуй, всё, что я могла узнать об этом храбром юноше, это то, что он был сыном фермера. Его светлые волосы замарались в крови, так как я гладила его по голове окровавленными руками. Как бы ни раздражал меня это недолгое время юноша, но я никак не могла пожелать ему смерти. Теперь же на моих руках лежал ни в чём неповинный мальчишка, благодаря которому мы смогли захватить форт.

Рядом лежал и Коннор, по губе которого стекала струйка тёмной крови. Я схватила тело Юджина, которое ещё не успело покинуть тепло, и подползла к Коннору. Мы просидели так не совсем долго. Нас нашли.

— Кто-то сдал нас, просто так их бы не предупредили…

— Да, что-то тут не чисто… Но кто предатель?

Такого рода разговоры разошлись по всему форту. Коннор очнулся скоро, никакой дополнительной помощи ему не потребовалось. Меня же не могли оторвать от тела мальчишки. Оно уже потеряло всё тепло и признаки жизни, но я никак не желала верить в смерть. Коннор сел подле меня и взглянул на тело Юджина.

— Он был доволен?

— Да, он был горд тем, что сделал.

— Это главное.

— Тебе его не жаль?

— Я не смогу его вернуть. Даже если захочу. Главное, что он не жалел.

— Как ты бессердечен! — всхлипнула я.

— То, что ты будешь баюкать труп на руках, не вернёт его к жизни. Мы не только убиваем. Мы и теряем. Ты не знала?

— Нет, — грубо ответила я.

Коннор же приобнял меня за плечи, отчего я встрепенулась, и по моей спине пробежали мурашки.

— Что ты делаешь?

— То, что должен.

Я забыла всю свою грубость и подалась к Коннору. Рекруты наконец-то смогли забрать у меня труп мальчика. Я не заметила этого, так как принялась рыдать на груди ассасина. Он молчал. Слова здесь были лишними.

Если бы я не знала, что Хэйтем и Коннор родственники, в тот вечер я бы точно стала подозревать их в этом. Слишком уж похожим было тепло их рук. Только в руках Коннора оказалось спокойнее. И дышал он чаще, и говорил наивнее, чем отец. Но его речи мне куда ближе.

Нам предстояло возвращение в поместье.

А пока рекруты и патриоты выпивали, как они выражались, «по-божески». Повода было два: один радостный, другой, увы, не особо. Мы захватили форт «Дивизион». Мы потеряли Юджина, который мечтал стать «кем-то» полезным для родины. Мечта его исполнилась, но он заплатил слишком высокую цену.

Наверное, мечты должны оставаться всего лишь мечтами, потому что за их исполнение приходится платить. А не каждый готов. И не каждая мечта стоит жизни.

Примечания:

[1] — франц. "К оружию!"

Мы подоспели, как оказалось, крайне вовремя. Вовремя, чтобы оказаться для всех сюрпризом. Коннор осторожно поставил огромную картину, замотанную рваными тряпками, подле стены и зашёл в гостиную. Предварительно он постучал по деревянному проему и заглянул в комнату. Как он и думал, Ахиллес сидел за столом и делал какие-то записи. Я же застыла у входа, не в силах двигаться дальше. Так сильно я устала и вымоталась. Тем более, с момента смерти Юджина прошло не больше трёх дней, отчего лучше мне не становилось. Я всё ещё винила в чём-то себя и уже сутки не разговаривала с Коннором.

Он резко, как мне показалось, высказался в адрес покойного, отчего я нашла повод обидеться. Не знаю, для какой именно цели мне нужен был этот повод для обиды, но чувствовала я себя паршиво.

Коннор же не стал делать никаких попыток просить у меня извинения. Похоже, он усвоил пару уроков своего отца и прекрасно понимал, что я всего лишь играю настроением.

— Коннор, здравствуй. Вернулся? — спокойно поприветствовал воспитанника Ахиллес.

Я улыбнулась. Давно я не слышала этого голоса.

— Я бы хотел извиниться, Ахиллес.

— Так сразу? Я принимаю твои извинения.

Коннор остался в дверном проёме, опустив голову.

— Я был не прав, — тихо произнёс ассасин.

— Я тоже был в чём-то не прав. Я виноват в том, что Братство распалось. Опустил руки. Но… В твоих силах всё сделать так, как оно было раньше.

— Ахиллес, а что… если мы объединим усилия?

Слова Коннора показались настолько наивными, что мне захотелось пожалеть его. Но Ахиллес только усмехнулся.

— Мы и тамплиеры?

— Да.

— Ты увиделся с отцом, не так ли?

Эти слова заставили Коннора замолчать и облокотиться на проём. Он молчал, теперь говорил Ахиллес. Он недолго рассуждал о невозможности примирения двух противоборствующих сторон. Коннор обрывал учителя короткими фразами, весь смысл которых сводился к одному: почему бы не попробовать? Вместе они смогли бы куда больше, чем все по отдельности. И тут я бы согласилась с Коннором, на которого я всё ещё держала обиду. Он был прав. Вместе действовать получалось куда проще.

Но я не могла не поддержать Ахиллеса, который не понаслышке знал о том, как сложно сладить с врагом. И, конечно, старик угадал. Весь энтузиазм о примирении Коннор получил от встречи с отцом. Они не могли отрицать родства, да и Хэйтем не особо-то отвергал сына. Сыну не могло это не польстить.

— Ты отправишься искать его, Коннор? — озадаченно спросил Ахиллес, скорее всего, он понял, что не стоит переубеждать пылкого ученика.

— Да, я отправлюсь. Но не сейчас. Я бы хотел поглядеть, что тут в поместье… Но скоро я выдвинусь в Нью-Йорк.

— Как раз Алистер через неделю едет в Нью-Йорк. Отлично, проводишь его с семьёй.

Я встрепенулась, услышав родное имя. Ахиллес радостно встретил меня и проводил наверх, в свободную комнату. Я сделала вид, что не заметила Коннора, и слегка пихнула его, когда поднималась по лестнице. Он же грозно глянул на меня, но промолчал. Поспать мне не удалось, так как ко мне зашёл отец, который долго отчитывал меня за то, что я сбежала, а потом спрашивал, чем же я занималась. Его интересовало, как проходило моё обучение. Похоже, он смирился с моим выбором и желал помочь.

Мама поругала меня за многое, припомнив даже самые незначительные мои шалости, но позже напоила меня и Коннора чаем. Коннор смотрел на меня, преграждал мне путь, куда бы я ни шла. Но все его попытки оборачивались лишь моим недовольством. Зачем я это делала, понять было сложно, пока не объявилась Ева, которая решила разделить со мной радости приходящего дня.

— Коннор сказал, вы потеряли юнца? — Ева подсела на лавочку рядом со мной.

— Да, было дело.

— Это прискорбно. Но вы же победили?

— Да, ещё бы.

— Это главное же.

— Неужели?

Ева засмеялась.

— Когда ты успела стать такой серьёзной?

Мы обсудили все события, которые успели произойти в поместье за время моего отсутствия. Но Ева не могла не затронуть тему, которую я затрагивать никак не желала.

— В чём заключается твоя обида на Коннора?

— Ты знаешь, он же сказал… — начала я историю, которую подруга слышала уже несколько раз.

— Нет, это бред. Тебе нужно его внимание?

— Что? — пискнула я.

— Внимание. Только ты не тем берёшь. Просила бы научить лазать тебя по деревьям. Попросила бы показать поместье. Предложила бы свою помощь. А ты… — Ева махнула рукой.

— Но… Я…

Сказать мне и вправду было нечего. Подруга оказалась права, как бы мне не хотелось то признавать.

— Твоя мама недовольна.

— Я знаю. Но что я могу сделать?

— Хм, ну… Допустим, сидеть подле неё и готовить приданное.

— Ты же знаешь, что этого не будет…

Мы немного помолчали.

— А знаешь, Коннор правда хорош. Только жаль, что вы тратите свою молодость на какие-то странные ценности.

— О чём ты? — слова подруги меня немного испугали.

— Ты считаешь, что он хорош. Я вижу.

Я выдавила из себя улыбку.

— Тут очень красиво. Тут происходит много событий. Но было бы здорово, если бы ты здесь была ещё и счастлива, не находишь это правильным?

Я кивнула.

— Твоя мама, кстати, получила письмо от тебя. Не знаю, говорила ли она тебе. Она написала ответ. Ты читала?

Я вдруг дёрнулась, будто проснулась от глубокого сна. Никакого ответа от матушки мне не приходило. Да и она мне не говорила об этом. Я действительно отправляла маме письмо. В нём я говорила, что извиняюсь за свой дерзкий поступок. Помимо этого я коснулась темы форта. Мне нужно было с кем-то поделиться… Тогда ещё Юджин был жив, и он оставил чернильное пятно на бумаге, за что получил множество брани в свой адрес. Но ответа я так и не получила. Как предположил Коннор, письмо могло просто не дойти. Но нет. Письмо дошло. Почему же мама не ответила?

Я поникла ещё больше. Желания говорить с кем-либо у меня не осталось.

На следующий день меня разбудил звонкий визг с улицы. Не было похоже, что кого-то убивают, скорее всего, кто-то радовался. Я выбежала на улицу босиком, прямиком в спальном халате, так как интересу моему не было предела. Охотница Мириам и рудокоп Норрис крепко обнимали Коннора.

— Что за радость? — спросила я.

— О, Мириам согласилась стать моей женой! — ответил Норрис и подозвал меня к себе.

Я поздравила счастливых влюблённых, но Коннора оставила без внимания. Мне было стыдно просить извинения. Поместье захватило одно событие — надвигающаяся свадьба. Даже Ахиллес принял участие в подготовке и стал думать, что же вручить в подарок молодожёнам. Такой суматохи я не видела давно. Наверное, это было самым лучшим и весёлым временем в поместье со времён появления здесь Коннора. Я меньше скучала, но какой-то странный груз мешал мне веселиться в полной мере.

Решили, что свадьба будет проходить по колониальным законам. Но на этот счёт у Мириам не оказалось родителей. Вопрос о том, кто будет вести девушку под венец вместо отца, решился быстро и как-то сам собой. Местный святой отец предположил, что эту роль отлично отыграет Коннор. Коннор — человек, который с местным законами бракосочетания вовсе не был знаком. Тем не менее он согласился. Конечно, на эту роль могли позвать и Ахиллеса. Мой отец мог бы согласиться, но против стала мама. И потом мне стало предельно ясно, почему же.

Через несколько дней подготовки всё было готово. Норрис расхаживал по дому в красивом мундире и пытался причесать непослушные волосы. Мужчины всячески помогали ему. Мама и Ева отправились в таверну, дабы приготовить стол. Я же осталась незамеченной. В день свадьбы я впервые за долгое время позволила себе платье. Простое тёмное платье, так как красивее невесты быть не подобало. Правда, сказать честно, я не собиралась появляться на свадьбе. Поэтому-то и убежала в лес при первой же возможности. Но кто же знал, что события поплетутся за мной? В то утро мама была крайне недовольна.

— Я бы хотела, чтобы мы праздновали твою свадьбу, — буркнула она мне.

— У меня нет жениха, мам. Да и вообще… я считаю, мне ещё рано выходить замуж! — легко ответила я.

— Рано? Молодости никогда не бывает много, дорогая. Вышла бы замуж за хорошего человека, мы бы вернулись домой…

— Стой! — я начинала злиться. — Ты желаешь моей свадьбы только за тем, чтобы вернуться домой?

Мама помолчала. Потом пожала плечами.

— Здесь не жизнь, это ужасное место. Я хочу, чтобы моя дочь ни в чём не уступала другим дамам!

— Ты просто хочешь домой, скажи это!

— Я хочу, чтобы тебе не дурили мозг всякие дикари!

Пришло моё время молчать. Но молчала я недолго, так как негодование вскипало быстро.

— По крайней мере, он сражается за мечту! А ты? Чем ты живёшь?

— Ты совсем потеряла уважение к родителям…

— А ты, по-моему, забыла, что верна отцу. И забыла, за что отец сражается! Забыла то, что вы скрывали от меня!

Похоже, я крикнула слишком громко, так как в комнату заглянула Ева, а потом и Коннор.

— Вон от меня, — мама отвернулась.

Я покорно вышла с полнейшим упадком настроения. Так вот и сидела на пеньке в лесу, смотрела на прозрачную воду в ручейке, думала о том, что будет дальше. А дальше могло быть всё, что угодно. В голову мне не пришло ни одной мысли за несколько часов.

Как вдруг я услышала чьё-то сбитое дыхание и бег. Момент, и я поймала за руку Мириам, волосы который выбились из красивой резинки. Выглядела она дико, испуганно.

— Мириам?

— Отпусти! — визгнула она.

Мы бы могли покататься по листве, подраться, но я просто дёрнула невесту за руку и сурово сказала:

— Успокойся! Что не так?

Мириам выпучила на меня свои тёмные глаза, но не стала кричать. Она присела подле меня. Как бы она ни пыталась начать говорить, все её слова перебивали слёзы. Я взяла невесту за руку и стала рассказывать нелепости из своей жизни. Их было много, учитывая то, что я всегда любила всякие неприятности. Точнее, они любили находить меня. Девушка более или менее успокоилась и рассказала мне всю суть своего побега.

— Я не хочу сидеть дома. Я не смогу!

Я лишь усмехнулась. Паника Мириам была глупой для меня.

— Но кто тебе сказал, что ты обязана где-то сидеть?

— Как… все эти семейные обязанности… Это же правда?!

— Ты любишь Норриса?

— Да, — ответила Мириам, вдруг преобразившись.

— А о каких обязанностях тогда речь? Он не запрёт тебя дома, если понимает, как это важно для тебя, — чувствовать свободу. Все обязанности для тех, кто выходит замуж по расчёту.

— Правда? — девушка, можно сказать, засияла, и тут же утёрла слёзы. — Спасибо тебе!

— Это для таких, как я. Но не для тебя.

Мириам хотела что-то сказать, но я услышала чьи-то шаги. К нам подошёл Коннор. Он уже давно искал Мириам. Я вручила невесту «временному» отцу и поспешила удалиться прочь.

— Литрис! Мы ждём тебя на церемонии! — окликнул меня Коннор.

Я обернулась и взглянула на него. Такого желания проклинать себя за ужасное поведение у меня ещё не было. Но я кивнула и молча ушла в другую сторону. Мириам же начала что-то говорить Коннору. Мой слух был не настолько хорош, чтобы слышать это.

Самыми счастливыми людьми поместья в тот день были Мириам и Норрис. Они танцевали всю ночь напролёт. После них, скорее всего, можно было посчитать малыша Хантера, который умудрился разыграться с Ахиллесом.

Мама со мной не разговаривала, но стреляла глазами по молодожёнам. Я прекрасно понимала, что она имела в виду. Она сидела в углу и пила вино, пока мужчины обсуждали свои охотничьи трофеи, а два заядлых друга-плотника рассказывали истории из жизни, где все дрались, а потом мирились. Для меня это казалось сказкой.

Ева обыгрывала в шашки и шахматы всех подростков и детишек постарше Хантера, позже она рассказывала им свои хитрости и учила разным уловкам.

Я была похожа на маму в тот момент. Только сидела в противоположном от неё углу и не пила вина. Я желала исчезнуть как можно быстрее и навсегда.

Швея Елена, женщина неописуемой красоты, надо отметить, подарила Коннору флаг поместья. Такой же она обещала сшить любому желающему. Это в особой степени приподнимало дух жителей. Отец же был так восторжен, что заказал Елене герб нашей семьи. Я не отреагировала на это так, как бы хотел отец. Дорогой и любимый родитель явно желал узнать у Коннора, что со мной, но Коннор, преисполненный какого-то особого благородства вдруг подошёл ко мне.

— Танцуешь?

— Нисколько.

— Я тоже. Есть другое предложение.

— Какое же?

Коннор подал мне руку. Было сложно не ответить. Он передал своё одеяние Ахиллесу, оставшись в рубашке и штанах. Даже излюбленный томагавк ассасин оставил в поместье, с собой у него был небольшой клинок. Все проводили нас заинтересованными взглядами.

Позже, судя по шуму и песням, все продолжили веселиться. Я же шла за Коннором, не совсем понимая, что он желает делать.

— Куда ты ведёшь меня?

— Раз ты пошла со мной, ты была готова идти туда, куда я поведу. Так?

Я улыбнулась ему. Впервые за несколько дней.

— Я должен был извиниться, наверное.

— За что? Это тебе бы стоило принять мои извинения.

— Юджин не должен был умереть…

— Не ты виноват в этом. Никто не виноват.

— Ты только из-за этого обижена?

— С чего бы тебе печалиться по этому поводу?

Коннор не ответил. Я привыкла к таким паузам.

Мы спустились по берегу вниз. Было безлюдно, и луна потихонечку вступала в свои права. Нас же ожидала небольшая лодочка. Коннор помог мне расположиться и начал грести куда-то. Мы удалялись от поместья всё дальше и дальше, и когда бухта стала еле различимой для глаза, я стала допытывать Коннора.

Мне было безумно приятно осознавать, что всё это он сделал для того, чтобы развеселить меня. Но я не совсем понимала мотивов. Мы проплыли в тишине около получаса, и Коннор остановился у маленького островка.

Островок-то, если приглядеться, находился совсем недалеко от суши. Можно было пройти вброд пешком. Но Коннор решил устроить такую вот морскую прогулку. Лучшего и тишайшего места я больше не припомню. На островке росли три огромных дерева, похоже, они видели побольше всех тех, кто тут побывал. Здесь не было совершенно никого, кроме нас. Красивые цветы, сочная зелёная трава осыпали всю поверхность небольшого островка. Я заворожено глядела на всё это.

— Монмутский островочек. Открыл для себя после смерти матери.

— Что? — подавленно переспросила я.

До этого Коннор мало чем делился со мной.

— Моя мать умерла, когда мне было пять лет. Пожалуй, это худшее, что могло произойти. Всему виной Чарльз Ли. И я до сих пор не могу свершить месть.

— А Хэйтем?

— Отец? Хм… Они не могли быть вместе. Он и сам не знал, что мама погибла. Наверное. Я предпочитаю поверить ему в этом.

Мы сели под самым большим деревом. Его ветки почти полностью скрывали нас.

— Я прощу прощения за своё ужасное поведение. Негоже так вести себя ассасину. Не так ли? — искренне произнесла я.

— Я не могу знать точно. Тебе не за что извиняться. Ты не была готова.

— А когда можно стать готовым к чьей-то смерти?

Коннор поглядел вверх, а потом вдруг коснулся моей руки. Он не знал точного ответа. В тот момент он казался мне в особенности красивым. Его лицо было задумчиво, глаза грустили, но не скорбели. Коннор что-то вспоминал. Но, скорее всего, его пылкий нрав и молодые годы могли побороть печальную ностальгию. У него была надежда. И это проявлялось во всех его действиях. Он верил в то нечто, которое могло сделать всех счастливыми. Только он и не подозревал, сколько придётся заплатить. Я тоже не знала об огромной цене.

— Я готов к многим смертям… Но, сказать честно, я не хотел бы терять близких.

— О ком ты? Ахиллес?

— Да, он дорог мне. Мой народ — вот что главное. Я обещал, что они будут защищены. Но… И… Мой отец…

— А что не так? Он тамплиер… И ты?..

— Ахиллес сказал, что я должен убить его.

Повисла небольшая пауза. Я почувствовала, как сильно сжимает мою руку рука Коннора. Несмотря на то, что ладошку покалывало от этого, я всё же ответила:

— Ты же знаешь, что ты не сможешь сделать этого… Сейчас, по крайней мере. Он не делал тебе зла. Нужно…

— Я хочу предложить перемирие. Взаимодействие. Может… получится? Как ты считаешь? — Коннор поглядел на меня как ребёнок. Настолько наивен был его взгляд.

— Ты должен попробовать. Ведь если не попробуешь, точно знать не будешь.

— А ты? Ты опечалена чем-то ещё? Не только смертью Юджина?

Откуда Коннор мог знать и чувствовать мои печали, я не понимала. Но говорить я не стала. Слишком ужасным для меня стало сказать о том, что мама требует моей свадьбы. И ещё одно «но». То, что я вовсе не решалась даже обдумать, не то что сказать.

— Я не хочу, чтобы ты грустила.

— Повторю вопрос: тебя-то почему это волнует?

— В моей жизни появился спутник.

В сердце моём ёкнуло. Мысли перемешались. Коннор мог сказать всё, что угодно. И всё это повергло бы меня в шок. Только потом исход был бы различен.

— Это… — я жадно вдохнула воздух. — Это хорошо. Этот человек — счастливый человек.

— Это девушка.

Я высвободила свою руку из руки Коннора. Тот лишь улыбнулся.

— Это вдвойне чудесно, Коннор. Ты решил поделиться со мной радостью?

— Я просто хотел бы сказать, пока ничего не решилось. Пока ответ моего отца неизвестен. Пока не подошло завтра. Я хочу сказать, что эта девушка — ты.

Я выглядела нелепо, скорее всего. Мои губы надулись от нелепой обиды, а щёки покрылись румянцем. Я взглянула на Коннора, выискивая в его глазах подвох. Но подвоха не было. Он улыбался так, как я успела полюбить. Я улыбнулась в ответ и отвела глаза.

— Мне нужно за многое извиниться. И за многое сказать спасибо.

С этими словами он поднёс мою ладонь к своим губам и оставил на ней лёгкий поцелуй. И это был не почтительный холодный поцелуй Хэйтема. Это было что-то другое… горячее дыхание Коннора обдало мне руку, и я вздрогнула от неожиданности. Мою руку трясло, и всё же я попыталась провести ею по лицу ассасина. Он же коснулся своей рукой моего лица, а другой зарылся в мои волосы.

— Я хочу, чтобы ты запомнила… я буду помнить, в любом случае… — прошептал он мне на ушко.

— Я запомню.

Эту клятву завершил поцелуй, самый неожиданный, но и в то же время самый желанный.

Мы не знали, что будет завтра, но мы точно знали, что происходило с нами тогда. Момент не был упущен. И правильно. Потому что события не спрашивают, с какой периодичностью им случаться. Они просто случаются. Хотя в объятиях Коннора это всё не имело значения.

Но всему хорошему свойственно кончаться. И та ночь сменилась утром. Утром, которое изменило всё.

Мама сидела в углу и подавлено плакала. Большего она сделать не могла, так как руки и ноги её были связаны. Она была виновата, и жалеть мне её было некогда. Я сама оказалась привязана к стулу и терпела очередной удар от Чарльза Ли. А всё начиналось довольно неплохо.

Наутро после свадьбы Мириам и Норриса я вернулась домой, не без помощи Коннора, конечно. Он поспешил покинуть меня, так как в его планах была встреча с отцом. Я же просто не была в силах сопровождать с утра пораньше своего Коннора, так как очень устала.

Да, с того момента я могла заявить, что он стал моим. И он в ответ мог заявить мне то же самое. Мой отец, похоже, решил поехать вместе с Коннором и оставил меня и маму в поместье.

Я проснулась как раз в обед. Матушка тут же стала примерять мне лучшие из платьев. Я не совсем понимала, для чего, но не стала противиться. По совету Евы, решилась предпринять попытку примирения с мамой. И она удалась. Мама просила сопроводить её в Бостон, так как она сильно заскучала и желала найти повод для веселья.

В Бостоне такой повод матушке найти было несложно. Я согласилась. Мама нарядила меня в платье цвета тёмной бирюзы и была этим жутко довольна. Мне её довольный вид сразу не понравился, заставил напрячься.

Оставив Коннору записку, я уехала с матушкой. Ахиллес подал мне небольшую сумочку и обнял. Казалось, он желал мне что-то сказать, но мама чуть ли не силком затолкала меня в карету. Нас проводили весёлыми криками.

Я долго не могла решиться сказать маме о том, что случилось ночью. Между тем мы приближались к Бостону. Я не могла представить, что когда-нибудь это случится, но... Это произошло, и теперь больше половины моих мыслей занимал Коннор. Мне бы хотелось себе объяснить всё логически, но никакой логики не было и в помине. Коннор, наверное, тоже пытался разложить себе по полочкам всё происходящее, но его мысли заняты и другими проблемами. Он был крайне рад моей взаимности, но насладиться ею сполна он не мог. Не хватало времени. Похоже, один лишь Ахиллес догадывался о наших преобразовавшихся отношениях с Коннором.

Пока я раздумывала над всем этим, мама довольно смотрела на меня. Мы подъехали к огромной усадьбе и там пересели на другую карету. Всё это показалось мне очень подозрительным.

— Куда мы едем, мам?

— К друзьям.

— Когда ты успела завести друзей? — я крайне удивилась, так как умение заводить друзей у мамы было на нуле.

— Пусть это будет моим маленьким секретом.

— Мама! Что за бред?

— Скоро узнаешь, — спокойно ответила мама.

Я хотела остановить карету, но мама схватила меня за руку и прошипела:

— Сделай матушке приятно, послушайся!

Я кивнула и замолчала. Это было самым правильным решением на тот момент.

Как мы появились в форте «Джордж», я не помню. По мощёным башням я его сразу же узнала. В пути я задремала, а очнулась уже тогда, когда мы заехали во двор. Меня передёрнуло. Коннор много раз говорил, что тут живёт Хэйтем. Но… Хэйтем тамплиер! Хэйтема я не увидела, зато нас встретили люди в красных мундирах. Они провели нас в большую залу и мама громогласно заявила:

— Дорогая, прошу любить и жаловать, господин Ли!

— Чарльз Ли? — переспросила я.

Перед нами явился мужчина. Всё что я запомнила, это густые усы и серые глаза. Такие светлые и такие хитрые. Он поклонился нам, но только он попытался коснуться моей руки, как я дёрнулась.

— Здравствуйте, юная леди! Дикая штучка, надо заметить, Ваша дочь! Ну, с кем поведёшься…

— МАМА! Что за чёрт? — выругалась я.

Я схватилась за сумку и не нащупала там ничего, кроме острия клинка. Ахиллес чувствовал опасность. И я была благодарна ему. Клинок я перепрятала и была готова к бою. Но не тут-то было.

Мама долго пыталась объяснить мне какой-то бред, пока в залу не вышел молодой мужчина. Он представился человеком, который готов забрать меня с мамой назад в Англию, но только в том случае, если я стану его женой. Всё встало на свои места.

Желание мамы оказаться дома, рядом с сыновьями, в родном месте, было мне понятно изначально чуть ли не с того момента, как мы ступили на корабль в лондонском порту. Я и не думала, что эта женщина, повидавшая куда больше меня, доказавшая свою верность за годы супружеской жизни, вдруг окажется такой наивной и податливой. Она была в огромнейшей панике. В особенности, когда речь пошла о возвращении отца в Братство. Точнее, это возвращение я взвалила на свои плечи, вызвавшись доставить Коннору письмо. Она не ожидала такого.

Мама познакомилась с Чарльзом Ли на монмутском рынке, где она, как оказалось, часто бывала в моё отсутствие. Чарльз и не подозревал о том, как удачно он сможет «разговорить» тоскующую по дому даму, которая явно мучилась одиночеством. Матушке же понравился галантный мужчина, который мог поддержать любую тему в разговоре и умел, как выделила мама позже, «слушать, в отличие от нас».

Под «нами» мама подразумевала меня и отца. Любая лесть могла тут же подкупить наивную особу, а Ли умел льстить. Во время нашего разговора он сделал больше попыток польстить, чем мог бы сделать любой юноша с дурной головой, дабы охмурить красавицу.

Ни о каких романтических отношениях между Ли и мамой не могло быть и речи. Всё же целомудренность перекрывала другие черты матушки. Этому она пыталась научить и меня. Но дружба, как казалось маме, весьма крепкая, заладилась. Частая переписка между Ли и мамой стала обязательным событием месяца, а то и недели. Чем руководствовался Чарльз до того, как мама выдала ему все мои тайны, — не особо понятно. Возможно, она правда заинтересовала его чем-то. А, возможно, он точно знал, с кем связался. В любом случае маме некому было пожаловаться на меня, ту самую дочь, которая пошла не по той дорожке, что мама уготовила мне изначально. Она скрывала все жалобы красивыми метафорами и умными речевыми оборотами, но Чарльз был не настолько глуп и впечатлителен. Он прекрасно понял, что я делаю и кому помогаю. Это и заинтересовало тамплиера более всего остального. Вскоре он догадался, за кем именно я стою и загорелся желанием увидеть меня. В поместье же думали, что мама переписывается со мной. Но я не получила ни одного ответа на свои пусть и редкие, но письма.

Вскоре мама стала обдумывать разные способы вернуться домой, и Чарльз умело подхватил тему. Он обещал маме убедить моего отца вернуться обратно. Но при одном условии: я должна дать согласие на брак с неким «женихом из Англии».

Действительно, многие уплывали из Америки, то же касалось и тамплиеров. Убить сразу двух зайцев, а то и трёх было крайне выгодно. Ли бы выведал у меня все планы Коннора, помог бы моей маме, наверное, и женил бы дурного на мордашку и на умишко товарища. Мама, кстати говоря, похоже, боялась мне говорить обо всём этом. И устроила «сюрприз». Видимо, и её наивная натура чувствовала подвох, но не знала, где он.

Но я оказалась крайне несговорчива. Как бы матушка ни уговаривала меня, ни убеждала, я яростно сопротивлялась. Внутри меня кипела ужасная обида на родительницу, а также обида сочеталась с ненавистью к коварному Ли. И меня дико раздражал незваный жених. Он и получил в первую очередь. Пока тот лежал без сознания, а рядом с ним разбитый табурет, я пыталась сбежать. Но Ли не церемонился. Он ударил меня по голове. Я потеряла сознание, даже не успев достать клинок. А очнулась я уже связанная на стуле.

— Скажешь планы полукровки? — грозно шипел Ли, как только я очнулась.

— Я не понимаю, о ком Вы…

Удар по лицу был не сильным, но болезненным. Я сплюнула кровью, так как прикусила щеку.

— Чарльз! Как Вы можете? — кричала из угла мама.

— Кто-нибудь, уберите её! Ваши визги не помогут, милая. Дочь оказалась непослушной девочкой, и дикари ей важнее семьи!

— Да вы куда более дикий и дурной, чем они!

За эти слова я получила очередной удар, уже сильнее. Маму увели, но напоследок она успела крикнуть мне то единственное, что я слышала так редко:

— Я люблю тебя, Литрис!

— Я тоже… тебя люблю, — хрипло ответила я в ответ.

Платье запачкалось в крови.

— Надеюсь, он придёт за тобой!

Эти слова были последними. Больше поговорить с матушкой мне не выдалось ни разу в жизни.

Слёзы выступили на моих глазах, но не от боли, а от обиды. Я поняла только в тот момент, в тот ужасный момент, как я люблю маму и как буду скучать по ней. Я сотни раз пожалела, что оказалась так далека от неё, что проводила с ней так мало времени. Возможно, мне стоило быть аристократкой, той самой, какой меня хотела сделать женщина, которую уводили от меня. Уводили навсегда. Но было поздно. Я выбрала другую дорогу, которая оставляла всё новые шрамы на моём сердце.

Когда крики мамы стихли, Чарльз продолжил допрос. Вскоре я ему надоела. Но предотвратить мой расстрел смог кто-то из тамплиеров. Я не различила, кто именно, так как силы покидали меня.

— Чарльз! Сколько ты будешь заниматься ерундой? Вашингтон отдал приказ! Пора выдвигаться.

— Хм, посадите эту в камеру… Я вернусь и закончу начатое. Где мистер Кенуэй?

— Наверное, нянькается с полукровкой!

— Если он вернётся, скажите, что я с дикарями. Точнее, был с ними.

Больше я не услышала ничего, так как потеряла сознание. Сколько я пролежала в холодной и ужасной камере, сказать было сложно. Скорее всего, половину дня точно. Я очнулась, но двигаться смогла только спустя полчаса.

Ли не избил меня до полусмерти, но он имел привычку оставлять очень болезненные следы, которые не ломали кости, не рвали мышцы. Но болели, очень долго и противно. Я попыталась выбраться, но все попытки были тщетны. Благо, у меня остался клинок, который никто не сумел обнаружить и забрать. Взломать замок не удалось.

Я запаниковала и готова была выть, лишь бы Коннор появился. Да он был занят своими делами и точно не догадывался о моём положении. Пока я искала различные способы сбежать, прошло немало времени. Я потеряла надежду. Оставалось ждать Чарльза Ли и его кары. Покарать он мог по-разному, но я бы желала обычного выстрела. Без разговоров и насилия. Желать большего от Чарльза было бы глупо.

— Где бы сейчас ни был Ли, как только он появится, отправьте его ко мне! Чёртов идиот! Я же говорил ему не высовываться!..

Я узнала этот голос сразу же. Хэйтем Кенуэй явно был вне себя от ярости. И шёл он не так далеко от камер. Выше этажом, но попытка была не такой пыткой, как ждать смерти.

— МИСТЕР КЕНУЭЙ!

На мой крик тут же подскочили тюремные часовые. Они начали угрожать мне кнутом, но этого было слишком мало, чтобы напугать меня.

— МИСТЕР КЕНУЭЙ! Прошу Вас!..

Я стала молить Хэйтема спуститься. Кричала недолго, так как камеру открыли солдаты и начали бить меня кнутом и кулаками, чтобы я замолчала. И у них это получилось. Замок вот-вот бы защёлкнули, но кто-то открыл дверь.

— Вы совсем изверги, или кто-то давненько мечтает получить пулю в лоб? — грозно крикнул Хэйтем.

Я облегчённо вздохнула, пусть дышать и было больно. Хэйтем усадил меня подле стены и присел напротив. Он бережно провёл ладонью по моему лицу, утирая кровь.

— Спасибо…

— Вы, милая, расстраивайте меня.

— Почему же?

— Женщине не подобает такой вид.

— Скажите спасибо Чарльзу Ли.

Хэйтем побледнел, но говорить ничего не стал.

— Коннор нашёл Вас? — спросила я.

— Нашёл. К сожалению, это было последнее, что он сделал.

— Что? — испуганно крикнула я.

Мужчина слегка улыбнулся.

— Дорогая, Вас пугает плохая весть о моём сыне? Не бойтесь. Он жив. Но наши с ним отношения больше не имеют развития.

— Как так?

— Я сказал ему то, что обязан был сказать уже давно. Он отверг и меня, и своего дружка Вашингтона. Уже бывшего дружка.

— Что вы сделали?

Хэйтем вздохнул. Наверное, мне лишь показалось, но его глаза грустили. Впервые так отчаянно и сильно. Впервые в жизни, возможно.

— Мы — ничего. А вот Вашингтон приказал сжечь деревни индейцев. Не знаю, как это для Вас, милая, но Коннор был не рад.

Меня забила мелкая дрожь.

— Зачем?

— Политика, только и всего. Каждому выгоден свой путь. И пока Ли ведёт индейцев на англичан, патриоты жгут деревни. Не станет ни англичан, ни индейцев. Выгодно, не правда ли?

— И Вы не помешаете этому?

— Не в моих силах. Да и незачем. Теперь.

С огромным усилием, но я дотянулась до руки Хэйтема и слегка коснулась её. Каким бы чужим ни был мне этот мужчина, я относилась к нему с каким-то странным трепетом.

— Я должна помочь… — пролепетала я, сама не зная, зачем.

Для меня многие вещи были странными и неожиданными, но то, что Хэйтем помог мне подняться и вывел из камеры, было пиком удивления. На тот момент, конечно. Руки его были холодны, похоже, на улице хлестал дождь, когда он приехал.

Мужчина не успел согреться. Он вывел меня во двор форта. У ворот он привёл лошадь. Мы молча стояли несколько минут, пока я не кинулась ему на шею.

— Возможно, я был не прав, когда смирился с тем, что его мать покинула меня. И он правильно делает, что причисляет меня к виновникам. Я виноват. Правда, в чём конкретно? Не знаю. Но я не хочу быть виновен дважды перед тем, кто отрёкся от меня. Я смирюсь. Но не стану брать на себя больше, чем должен. Уезжай, — Хэйтем выпустил меня из объятий.

— Но Чарльз…

— Я беру это на себя. Беги!

— Где он?

— Я не знаю… Спасает свои деревни… Вы, милая, должны знать, где его деревня… Или он не показал?

— Хэйтем… Моя матушка. Где она?

— Стало быть, та дама, которую Чарльз планировал отправить сегодня в Лондон, и есть твоя мама?

— Всё пошло не по плану. Он приказал увести её.

— Он не сделал бы ей дурного. Сегодня отплыл корабль. До Лондона. Стало быть, она там. Плывёт домой.

— А если нет?

— Я не могу говорить точно. Я не знаю.

Я кивнула и ринулась в путь. Хэйтем становился всё дальше и дальше от меня. Мне не хотелось покидать его, но я была обязана. Мне хотелось бы разузнать, где матушка, но не было времени.

Я спасена. И теперь самым большим долгом для меня было найти Коннора.

Вокруг творилось что-то неописуемое. Англичане формировались в отряды, в лесу бродили патриоты, которые тут же стреляли, как только видели какую-то активность. Крайне сложно пробиться через эту гущу ужасных событий, которые сменяли друг друга одно за другим. Одно хуже другого.

Всё шло к сражению. Я проехала много миль, но нигде не было никаких следов или признаков Коннора. Путь мой завершился внезапно. Кто-то подстрелил лошадь. Я успела отпрыгнуть, чтобы она не придавила меня и ринулась вперёд. Вслед мне полетел град стрел. Соплеменники Коннора не рады видеть меня.

Единственным местом, в котором я могла укрыться, стал лес. Подол моего платья изорвался, пришлось сорвать его совсем. Платье теперь напоминало какой-то удлинённый подъюбник, доходило мне чуть ниже колена. Даже самая нищая крестьянка могла бы поспорить со мной в ухоженности. Кровь засохла на платье, на лбу, на руках. Ссадины и синяки нисколько не красили эту картину. Волосы растрепались, и ветер легонько развевал их. А чёлка наглым образом лезла в глаза.

Мне хотелось кричать от страха, паники и безысходности. Где я могла искать Коннора среди огромного леса, где все настроены агрессивно? Меня убили бы могавки, взяли в плен англичане или истязали побоями патриоты. Выбора не оставалось никакого.

Я наткнулась на пару трупов патриотов, меня, казалось, затошнило. Больше всего я жалела о времени, которое прошло. Коннор, однако, будто чувствовал, что грядёт беда. Я искренне улыбалась при воспоминании о нашем вечере, но он не мог спасти меня в тот момент. Рядом не нашлось никого и ничего.

Я опомнилась от криков. Кто-то бешено кричал, а возможно, и рычал. Но не зверь. А человек. Я быстро ринулась на крик. К чему такая реакция, ведь меня могли просто прибить? Мало ли, кто это кричал? Но почему-то я не боялась. Кто-то волочил что-то по земле. Я подбежала ближе и вскрикнула. Я испугалась, правда испугалась. Коннор обессилено упал на колени подле трупа, который он так усердно тянул за собой. Как только ассасин упал, он снова издал грозный рык и ударил кулаком о землю.

— Коннор?

Он отреагировал на мой вопрос и поднял глаза. Мой вид его напугал не меньше, чем меня его вид.

— Что с тобой стряслось?

— Кто это? — я проигнорировала его вопрос, так как это было не так важно.

— Тот, кому я мог доверить многое.

Я присела рядом с Коннором и стала вглядываться в труп. Пожалуй, этот поселенец из племени Коннора был немного старше него. А может, и младше. Молодой человек, мощный и сильный, что даже Коннору оказалось не под силу унести его. Волевое лицо и шея были вымазаны в крови, а рана на шее так и продолжала кровоточить. Я прищурилась и повернулась к Коннору.

— Ты убил его?

Коннор не ответил и лишь прижал меня к себе, пряча лицо на моём плече. Ответ и не нужен был. Коннор не мог позволить себе слёз, но он хаотично мял землю в руке, тяжело дышал.

— Я помогу тебе, отнесём его вместе, хорошо, Коннор?

Ассасин не отозвался.

— Радунхагейду, я помогу тебе, слышишь?

Он не ожидал, что я могу назвать его настоящим именем.

— Что с тобой сделали, Литрис? Кто это сделал?

— Не важно. Давай унесём его домой…

— Это важно! Очень важно!

— Я расскажу тебе. Мы не можем бросить его здесь. Вставай.

Мы кое-как донесли тяжёлый груз до поселения. Соплеменники приняли павшего достойно. Коннор явно не желал долго оставаться там и покинул родное место. Я спокойно брела вдоль реки и вскоре уселась на большом камне. Больше моих сил не хватило ни на что. Коннор подоспел вовремя. Он скинул с себя оружие и поспешил к воде.

Я до сих пор не знаю, откуда столько нежности оказалось в этой «скале», но он старательно умыл меня, промыл раны и даже попытался поправить мою причёску, начав плести косу.

— Зачем ты это делаешь?

— Что именно?

— Мужчина не обязан делать это… это всё. Я могла бы сама…

— Мой народ не бросает женщину в беде. Женщина — высокое по своему духу существо. И это существо нужно беречь.

— Кажется, я начинаю любить вашу культуру всё больше, Радунхагейду…

Коннор же прижал меня спиной к своей груди и замолчал. Я отчётливо слышала как часто и сильно бьётся его сердце.

— Ты не виноват в том, что случилось. Ты бы никогда не убил его просто так.

— Литрис, что случилось с тобой? Кто это сделал?

— Чарльз Ли.

Слов не последовало, так как злостный скрип зубов сказал всё лучше слов. Чарльз Ли должен был умереть. Вопрос состоял лишь в одном: когда?

— Так ты не выловишь ни одного зайца. Смотри и учись! — гордо заявил Коннор и позвал за собой.

Я обучалась охоте. Прошло немало времени, а мы всё ещё вели себя как дети. Иногда. Когда позволял себе Коннор. А позволял себе он это не так часто.

В моей душе зарылась самая худшая печаль. Я грустила по маме. Слишком резко произошло всё то, что разлучило меня и родительницу.

Отец отправился вдогонку за кораблём, но попытка оказалась безуспешной. Кораблей в Англию отправлялось множество, а догнать все было невозможно. Отец не догнал.

Сколько бы лет ни прошло, я всегда чувствовала недостаток в маме. Проклинать себя было глупо, но я жалела, что не смогла сделать всё иначе. Так, как могло бы быть. Но, как могло бы быть, если не так, я и представить не могла. Альтернативный вариант всегда должен быть. Так учил меня отец.

Вскоре и он меня покинул. Конечно, я могла с ним отправиться дальше Нью-Йорка, куда-то туда, на земли, которые ещё не обжили как следует. Я могла вернуться с ним в Европу. Путешествовать по Италии или Франции.

Но я осталась с Коннором. Я выдумала себе отличный долг и исполняла его, во что бы то ни стало! Отец всё ещё надеялся найти маму и собирался заглянуть домой. Он скучал не меньше моего. Никогда бы никто из нас не представил того, что семья распадётся. Но так и случилось. Это терзало мне душу не меньше, чем тоска по матери. Пожалуй, главной причиной моего расставания с родными, но и главной отдушиной стал Радунхагейду. Я чаще старалась звать его именно этим именем. Коннор — это всего лишь псевдоним. Второе имя. Он желал считать себя Радунхагейду. Он считал себя ответственным перед своим народом, у которого бывал всё реже.

Сказать, что всё было чудно, ничего не сказать. Всё было так, как могло бы быть. Мы жили, не существовали, но к каждому мироощущению своё пояснение. Коннор желал найти Чарльза Ли. Мстить. Освободить свой народ.

А я… Чего желала я? Трудно сказать. Трудно определить, когда ты не можешь просто ответить, что любишь человека. Ты не можешь ответить ничего, кроме того, что твой долг быть с ним. Я любила этого наивного глупца. С каждым днём я привыкала к нему всё сильнее. К его тёмным глазам, смуглой коже, величавой груди, к этой косичке. Я различала его голос лучше остальных, слышала его за многие метры от меня. Я чувствовала его, а это немало. Но я понимала, что он глупец. Наивный. Глупый от того, что наивный. Он боролся, но самым большим моим страхом было то, что его борьба заведёт его в тупик. Я любила своего борца за свободу и не могла его бросить. Я любила всё в нём. Всю его доброту, всю его безрассудность. Он отвечал мне тем же. У нас не было достаточно времени. Мы были слишком заняты, чтобы любить.

Поэтому я и не могла ответить на вопрос: зачем? Зачем это всё, если я не могу гарантировать себе ни свадьбы, ни ребятишек, ни семейных ужинов за одним столом? Ничего. Только мгновение. Миг, когда он рядом. Миг, пока он не убежал в очередной раз. Миг, когда я не натянула капюшон на голову и не помчалась к очередным беженцам. Миг. Только он.

С отцом я вела активную переписку. Он рассказывал мне множество историй. Обо всём. Это держало меня на плаву. Ева со временем перебралась в Нью-Йорк, Коннор решил, что Ева неплохо могла бы проявить себя в Королевском колледже. Так оно и вышло. На все праздники она возвращалась в поместье, писала огромные по длине письма домой. Я тоже пыталась писать домой, в надежде, что мама ответит. Нет. Этого адреса больше не существовало.

Ахиллесу становилось хуже день ото дня. Жена местного плотника, Диана, чуть ли не переехала в дом старика. Она отпаивала его травами, водила на прогулки. Но вскоре старик перестал ходить. Никого не радовала такая картина. Каждый понимал, что ему осталось не так уж и долго. Я отказывалась признавать это. Мы привыкли к нему. Тёмные глаза старика затягивались плёнкой, он слеп. Этот недуг Диана всё же отогнала. И всё равно Ахиллес жаловался на отвратительное «пойло» Дианы.

Мириам нагнала нас внезапно, но не спугнула зайцев. Спугнула дичь я, своим криком. Коннор усмехнулся, от меня он не ожидал другой реакции.

— Коннор, Ахиллес зовёт тебя.

Ассасин кивнул и отправился за Мириам. Я решила остаться и попробовать поймать быстрого зверька. Спустя некоторое время у меня это получилось. Правда, зайца я поймала живого, накинувшись на него с ветки дерева. Убить не смогла, и поэтому тут же ринулась с брыкающимся животным к дому. Мне очень хотелось показать Коннору добычу. У входа стоял патриот. Я видела этого мужчину пару раз, он был из Парижа — единственное, что я запомнила. Хотя акцента у него совершенно не было, но эти утончённые черты лица, походка и запах, — всё выдавало его. Он учтиво поздоровался со мной и пропустил внутрь. Я молча кивнула в ответ и ринулась в залу. Меня остановила Диана.

— Он серьёзно разговаривает с Коннором… Похоже… Не знаю, недолго ему.

Я прислонилась к стенке и опустила глаза. Диана ушла на кухню делать очередное «пойло».

— Ахиллес, ведь я бы мог…

— Нет, ты не можешь! Что ты обещал старику, когда пришёл? Ты обещал уничтожить их всех! И он тоже входить в этот список!

— Но…

— То, что он твой отец, ничего не значит! Ты обещал!

Коннор не ответил. Он похлопал ладонью по постели Ахиллеса и вышел.

— Коннор, я…

Но тот прошёл мимо. На входе Коннора остановил француз.

— Мы долго готовились… Вы можете помочь, как я понимаю?

— Да, у меня есть идея, — ответил Коннор.

Они спустились вниз. А я всё стояла у стены. Позже я вошла к Ахиллесу. Заяц смирно сидел на моих руках.

— Литрис. Здравствуй.

— Ты не можешь заставлять его.

— Хм, он сам обещал.

— Ему было семнадцать лет, Ахиллес.

Старик усмехнулся, но от смеха ему стало больно. Он схватился за бок, чуть полежал, восстановил дыхание и продолжил:

— Какая тому разница.

— Ты просто нашёл того, кто бы сделал всё за тебя. Исправил твои ошибки.

— Возможно. Знаешь, что в тебе хорошо, Лита?

— Ну? — раздражённо произнесла я.

— Тебя любовь не слепит. Ты видишь всё вокруг. Вокруг него, правда.

— Ты используешь его!

— А он и не противится… Он сам пришёл ко мне, просил научить. Я научил его. Чему мог. Он ассасин. А они тамплиеры. Мы воевали столько, сколько эти ордена существуют! И не знаю я мира. И не будет с ними мира. Никогда. Раз он ступил на сторону ассасинов, надо полагать, он должен поступиться всеми чувствами. Хэйтем не откажется от своих принципов. Коннор тоже. Кто-то из них падёт от руки другого.

— Но вдруг они в чём-то правы? Почему вы не пытались понять друг друга?

— Потому что по обе стороны все глухи.

Большего знать мне не стоило. Ахиллес напомнил Коннору о его обещании. Долгом я бы это не назвала. Осталось два тамплиера. Чарльз Ли и отец Коннора. Хэйтем.

Мне не меньше Коннора не хотелось этой смерти. Но я, в отличие от возлюбленного, хотела сделать попытку побороться. Нарушить все законы и принципы. Спасти Хэйтема. И я твёрдо решила, что попытаюсь.

— Встретимся у входа в подземные тоннели. Форт «Джордж» будет наш! — француз явно ликовал, покидая дом.

Я сделала вид, что не расслышала прощания. Коннор был зол, но похвалил меня за добычу, пусть и живую.

— Тебе не обязательно делать всё по приказу Ахиллеса.

— Это не приказ. Это долг.

— Перед чем?

Коннор отправился наверх. Я же долго бродила вокруг дома, выпустила зайца и стала готовиться к одному: к проникновению в форт. Коннор бы не взял меня с собой, я знала точно. Но никто не мог мне запретить следить за ним.

Форт «Джордж» был самым крупным и хорошо защищённым по сравнению с другими фортами. Атаковать его с суши — ничего, по сути, не сделать. Коннор решил, что атаковать крепость с моря будет куда действенней. И вправду, пока все отвлекутся на море, Коннор проникнет из-под земли, по суше. Я же решила дождаться атаки форта и под шумок проникнуть через западные ворота, которые были бы брошены.

В тот день Ева приехала с учёбы погостить. Она прекрасно знала о здоровье Ахиллеса и привезла ему какие-то лекарства из Нью-Йорка. Старик несказанно обрадовался этому. Как мы любим цепляться за надежду любой ценой. И он не был исключением. Пока Диана пыталась разобраться, как и с какой периодичностью поить Ахиллеса теми или иными лекарствами, Ева решила побеседовать со мной. Похоже, мой удручённый вид заставил её поволноваться. Я была на нервах. На нервах в крайней степени, так как достаточно хорошо знала Коннора и прекрасно понимала, что тихой поступью он мог исчезнуть в любой момент. А этого допустить я никак не могла. Я уселась на лесенке перед входом и стала слушать пение птиц. Оно было прекрасно. Всё, что окружало нас в поместье, было великолепно. Жаль, что наслаждаться этим мы не могли. А может, просто не умели.

— У тебя вид не менее удручённый, чем у Коннора. Что происходит? — Ева подсела рядышком.

Я вздохнула, так как не видела никакого смысла врать.

— Да, так и есть. Я думала… Что всё будет не так.

— Что именно — всё?

— Вся моя жизнь.

— Ты жаждала приключений. Чего ты хотела? Принца, спасения из башни и много детишек?

Ева часто будила во мне реалиста, так как эта часть характера часто спала, уступая место утописту. И в тот раз она сделала то же самое, что и всегда. Пробудила меня. Странный ком подступил к горлу, но это не помешало мне ответить:

— Я никогда не думала, что всё обернётся так. Мама… Отец… Коннор.

— Ты не можешь всё бросить только потому, что ты растерялась.

— Я знаю. Знаю. Но, Ева… Это так… сложно.

— А никто не обещал, что будет легко. Ты нужна ему, — подруга взяла меня за руку и резко дёрнула. — Проснись! У него никого нет, кроме тебя.

— У него есть его народ. Народ, ради которого он и старается. Есть Ахиллес. Есть… эм… отец.

— Никто из них не желает сохранить ему жизнь так, как ты. Но ты не забывай и о своей жизни. Верни его к реальности.

Теперь уже я вцепилась в руку подруги. Желание пустить слезу не покидало меня всё это время, да вот только повода я не видела. Но только мой грандиозный план по сентиментальным минутам прервал молодой человек в тёмной мантии, который бегал вокруг поместья и делал какие-то пометки на огромном количестве листов в его руках.

— Оу, прости… — засуетилась Ева.

— Это кто такой?

— Я не могла его не взять. Он просто обожает неизвестного мстителя Коннора.

— И что же теперь?

— Он историк, записывает события. Но часто политики корректируют историю так, как им выгодно. Джон же пишет, как было.

— Эм-м, то есть баталии при ассасинах — это ему понятно?

— Он не знает, что вы ассасины. Он называет вас неуловимыми мстителями в капюшонах.

— Это так мило, — мне хотелось ударить этого Джона чем-нибудь потяжелее. Слишком уж он напоминал мне тамплиера.

— Нет, не мило, но правильно. Пусть потомки знают, благодаря кому они будут жить так, а не иначе.

— Тогда я надеюсь, что они будут жить хорошо.

Джон подошёл к нам, галантно представился и начал задавать множество вопросов, ежеминутно перебивая сам себя всяческими комплиментами и вздором восхищения в мой адрес. Это был высокий молодой человек, с аккуратной причёской, ореховыми глазами и приятной улыбкой. Всё же его назойливость меня раздражала. Еве было немного стыдно за такого неожиданного гостя, но она не могла и сказать прямо этому Джону, что он не к месту. Похоже, она дорожила им не меньше, чем мной. К вечеру Коннор спустился вниз и засобирался. Я была уже наготове, но виду не придала.

— Ты надолго?

Коннор не торопился отвечать. Он помедлил со сборами, потом резко притянул меня к себе и обнял. Ему не хотелось уходить, а мне не хотелось его отпускать. Он так и не выдавил из себя ни слова, хлопнув дверью. Пока я приходила в себя, Ева уже кричала с верхнего этажа, что Коннор мчится на лошади в сторону Фронтира. Я схватилась за накидку, натянула капюшон и выкрикнула «Прощайте», так, на всякий случай.

Прощаться было некогда. Я прекрасно понимала, что Коннор поехал за Чарльзом Ли. Но он не мог поймать его в который раз, кто же дал гарантию, что Ли попадётся на этот раз? За мной мог и помчаться тот самый Джон, но было не до того. Сейчас моей целью стало добраться до Нью-Йорка скорее, чем Коннор. Иначе я бы просто не смогла отследить его.

— Что бы ни случилось, Литрис… Не бойся… Не бойся… — лепетала я себе, жадно глотая воздух.

Залп пушек, снова пришлось прятаться. В форте явно не ожидали такого налёта, таких противников и такой сильной мощи ядер. Всё разлеталось в щепки, и мне казалось, что это не просто атака форта.

Всё напоминало какой-то апокалипсис. Никто даже и не думал смотреть, кто пробегает мимо, все пытались спасти собственную жизнь, так как перспектива оказаться под грудой камней никому не нравилась.

Пару раз я, похоже, видела того самого Джона. Как он без страха бегал по форту и делал заметки, можно было только догадываться. Общий хаос не давал сосредоточиться. А это весьма не помешало бы в ситуации, ведь если не погибнуть под камнями, вполне вероятно было погибнуть под чужими ногами.

Я проникла в форт быстро, незаметно. К сожалению, как я и ожидала, не смогла обогнать Коннора. Он исчез из поля моего видения на половине пути в Нью-Йорк. Добиралась сама. И подоспела крайне не вовремя, так как форт уже атаковали. Проклинать себя за медлительность было некогда, нужно было собраться.

Очередной залп выбил меня из реальности, так как ядро разбило строение неподалёку от меня, и звук был настолько сильным, что просто оглушил всех рядом. В ушах зазвенело, я зажмурилась и прижалась к земле.

— Вставай, вставай, ну, давай же!

Я узнала этот голос.

— Спасибо, Джон, — кротко ответила я.

— Тут такое событие, такое событие! Освобождение!

— Если бы всё было так просто!..

— Тут кто-то улепётывал от англичан, как я понимаю. Кто-то в капюшоне. Ваш?

— Кто?

— Я не знаю, но судя по всему, ваш.

— Куда?

Мысль о том, что это мог быть Коннор, тут же вернула меня в реальность.

— Вот кровавый след по стене, видите? Вот туда и побежал. От его руки след остался.

Я с ужасом вскрикнула и побежала вперёд. С моим испугом вдруг и пришло какое-то странное осознание, пусть таковым оно мне показалось лишь на тот миг. Осознанием того, что…

Передо мной вдруг открылась картина всего, что происходило. Несмотря на какие-то разногласия в понимании мира, в политике, в религии, в вере, рекруты поднимали на ноги оглушённых англичан, кто-то помогал доковылять до выхода и рекрутам. Джон носился от одного раненого к другому, что-то кричал, делал перевязки. Тамплиер ты, ассасин ли… Когда перед тобой опасность, почему-то и те, и другие рвались помочь. Помочь тому, кто оказался рядом. Они не спрашивали ни имени, ни принадлежности к ордену или братству. Они просто спрашивали: "Насколько плохо"?

Для меня этот момент стал решающим. Они спасали не только себя, как я видела это до того момента. Они спасали других. Я точно понимала, что нет никакого смысла убивать одного тамплиера, на смену которому придёт другой. Так же будет и с ассасинами. Смерть Хэйтема ничего бы не дала. Я должна была помочь им. Отцу и сыну.

В такие моменты почему-то всё желание бежать быстрее, изворачиваться проворнее и выживать нарастает, но вот получается всё куда хуже. Как бы я ни старалась бежать быстрее, почему-то ноги упорно отказывались меня слушаться. Толпа юных солдат, испуганных и бешеных от этого страха, сбила меня с ног. Я прокатилась по земле, мой клинок отлетел в сторону. Теперь, если кому-то бы вздумалось напасть на меня, это был самый выгодный момент. В рукопашную защищаться в разы сложнее, да и управляться с клинком у меня получалось лучше. Ещё один залп, похоже, последний, так как больше я не услышала ни одного. Меня отбросило в сторону, по щеке потекла струйка крови. Не так важно. Важно, чтобы они были живы!

На последнем повороте я поймала на ходу валящегося человека. Его окровавленный бок заставил меня ужаснуться.

— Коннор? — вскрикнула я.

Коннор устало глянул на меня, не в силах ответить. Он держался за рану, морщился от боли. Ассасин попытался, держась за стену, плестись дальше. Но я подхватила его под руку и потащила прочь. Коннор был не в состоянии сражаться, но его клинков я не могла достать.

— Дай мне томагавк, Коннор, — шепнула я.

Тот лишь замотал головой, крепче вцепился мне в плечо и закрыл глаза. Потерять его было недопустимо, я настаивала:

— На нас могут напасть. Коннор, дай томагавк. Мой клинок потерян.

Коннор снова замотал головой, за что получил от меня пощёчину.

— Чёрт возьми, ты желаешь подохнуть тут? Дай мне хоть что-то! Ты нашёл Ли?

Я не могла утверждать, плакал ли Коннор. А если и плакал, то от боли или от обиды? Коннор в третий раз замотал головой и уткнулся головой мне в плечо.

— Кто с тобой так? С кем ты сражался? Где Хэйтем?

На один мой вопрос не было получено ответа. Мы быстрыми темпами добрались до выхода и спустились к воде. Потихоньку разруха заканчивалась.

— Где Хэйтем, скажи мне, Коннор?

Но Коннор с каждой попыткой заговорить терял силы и увядал на глазах. Он достал из-за пояса окровавленный клинок. Такой я видела лишь у одного человека… И он бы никогда не отдал этот клинок по собственному желанию.

Я дико зарыдала, высматривая лошадь. Когда-нибудь мы все умрём. И с каждым это случиться по-разному. Кто-то от старости. Кто-то от глупости. Кто-то от печали. А может, от счастья. Не важно. Но всех нас неминуемо ждёт смерть. Но Коннору нужна была помощь. Я не успела сделать хотя бы часть того, что задумала. Я опоздала для всего.

Домчала Коннора до ближайшего убежища рекрутов, проконтролировала его лечение. Он уснул, держа меня за руку. Мне было стыдно. Я думала, что всё будет не так. Никакой пользы. Никакой победы. Коннор лишился, возможно, последнего, что у него было. И теперь в нём осталась лишь жажда мести. То, чего я так боялась. Была ли я виновата? Отчасти. Именно поэтому я вышла из комнаты, напоследок глянула на спящего Коннора и больше не вернулась. Ни в поместье, ни в убежище.

Я всячески помогала рекрутам, прятала их в небольшом домике в пригороде Нью-Йорка. Именно там я и сама пряталась, правда, от проблем и обязанностей. Так было легче. Намного легче. Я частенько посещала нью-йоркское кладбище. Мне было кого там навестить.

Скучала. Сильно скучала, но вернуться мне не позволяла обида. Обида на себя, в первую очередь. Конечно, пока Коннора выхаживали, и он был не в состоянии нормально передвигаться, я часто навещала его. Он постепенно продвигался к поместью, и пока ассасин спал, я приходила к нему, приносила лекарства. Коннор не знал об этом, никто не говорил ему. Да, такова была моя просьба. Конечно, он, наверное, думал, что я погибла. Но лучше так, чем он бы узнал о моём провале и слезах, которые были пролиты по его наивной глупости. Всё же тепло его имени, которое так часто вспоминалось мне по вечерам, никогда не таяло внутри меня, где-то под сердцем.

Желание делать что-то действительно стоящее покинуло меня, как и жизни тех многих, кого я успела полюбить. Единственное, что не угасало во мне — это надежда. Надежда грела меня день ото дня, придавая мне сил в моём бесполезном существовании. Одна из таких надежд оправдывалась, ведь Коннор до сих пор был жив. Но осознание того, что я могу потерять его в любой момент, не давало спокойно спать. Когда я была как можно дальше от него, в первое время было легче не думать о нём. Но теперь мне казалось, что быть не с ним куда сложнее, чем быть с ним под риском потерять его навсегда. Надежда давала мне сил, и она же пожирала меня изнутри. С каждым прожитым днём она увядала.

Я решилась помогать дряхлой старушке после моего побега. Она не требовала много и не имела никаких помощников по обширному хозяйству. За мою помощь она позволяла мне жить под крышей над головой. Большего мне и не было нужно. Вскоре старушка слегла и умерла без особых мучений, как оно частенько бывает в старческом возрасте. Она не имела семьи, никого, кроме кота. Поэтому я позволила себе остаться на каких-то незаконных правах. Земли старушки были слишком хороши, и я каждый день ждала гостей, которые бы пожелали отобрать их. Пока всё было тихо.

Я не могла появиться на глаза Ахиллесу или Еве. Они бы выдали меня Коннору. Даже рекруты не знали моего имени. Я жила чужой жизнью. Всё это было не тем, чего я когда-либо желала. И никогда меня не посещала мысль, что я буду жить, специально терзая себя. Никогда, до того момента, как я вдруг начала жить такой жизнью. Я не могла найти в себе смелости вернуться. Мне было и страшно, и стыдно. Я не желала больше терять.

В последнее время у меня появилось ощущение, что кто-то наблюдает за мной. Эти глаза выглядывали откуда-то из-за моей спины, но как только я оборачивалась или приглядывалась, никого не было. Отшельничество всегда пугало меня, а прибегнув к нему, я стала постепенно двигаться к паранойе.

Вскоре я получила известие о том, что Чарльз Ли мёртв. Теперь я могла точно сказать, где он. Скорее всего, горит в Аду. Эта новость дала мне вздохнуть спокойно. По крайней мере, я догадывалась, кто приложил к этому руку. Если я была права, то Коннор освободился от своей жажды мести. Он мог спать спокойно. Наверняка.

Гуляя по лесу, я заметила небольшое скопление людей, которое продвигалось на север. Они покидали своё селение, и в моей памяти тут же вспыхнула картинка, очень живая и яркая. Это селение было никаким другим, как тем, в котором родился Коннор. Его народ покидал родные места. Среди них не было Коннора. Но… Как? Моя попытка кинуться в ноги к Матери Рода не увенчалась успехом, так как меня отпихнули в сторону. Они не были настроены на беседу, но и не убили меня. Конечно, Коннор мог знать об их уходе. Но что-то мне подсказывало, что он вряд ли бы их отпустил.

Джордж Вашингтон перебрался в Нью-Йорк и праздновал победу над англичанами. Да, он уже считал победой то, что было заработано не его руками, не его кровью и не его потерями. Англичане стремительно уплывали на родину, не в силах больше сдерживать удар окрепших в силах патриотов. Становящееся государство ликовало.

Рекруты не успокоились, так как на смену Чарльзу Ли пришёл некто другой. Как я и подозревала. Тамплиеры утихли, отплывая вместе с англичанами. Но кто-то пытался установить свои правила в городе. Счастливчики сбегали, глупцы умирали от смертоносных ударов рекрутов и тех, кто был уже повышен до ранга ассасина.

В тот день я особо не удивлялась. Предупреждение о том, что в мою сторону идут патриоты, было мною получено. Но я не поспешила как-то приготовиться, что-то сделать. Отнеслась ко всему на удивление спокойно. Меня грубо разбудили с утра незваные гости, разбив окно тяжёлым камнем. Я спрятала клинок в рукав и спокойно вышла. Патриоты в своём поведении ничем не отличались от тамплиеров. Мужчины нагло расхаживали по угодьям, ломали загоны, устанавливали какие-то столбики, делали метки. Похоже, у Вашингтона были свои планы на это место. Я не претендовала на эти земли, но просто уйти мне не хотелось. Надеялась, если и не на смерть, то на грандиозную победу над патриотами.

В какой раз я убеждалась, что между нами слишком мало различий. Как ужасно вели себя тамплиеры, так же теперь вели себя и получившие власть патриоты. А когда-то при осаде форта они зализывали друг другу раны, в панике и ужасе вытаскивая ближнего из пекла. Я с грустью улыбнулась.

— Тут проживает старуха. Где она? — грубо спросил один из патриотов.

— Я не знаю, о ком вы. Тут живу я, — последовал от меня спокойный ответ.

— Ты не похожа на старуху.

— Вы тоже не похожи на патриотов. Ведёте себя не лучше англичан.

За дерзость я чуть ли не получила удар по лицу. Но свободное время я потратила с пользой, тренируя навыки защиты и нападения. Я перемахнула за спину патриота и ударила его клинком в голову. Кровь хлынула на мои руки. Так давно я не видела крови. И так давно я не чувствовала такой жажды этой крови.

Знаете, скорее всего, это затишье мне было необходимо. Я поняла одно: я не могу жить отстранённо. Мне нужен кто-то рядом. После смерти старушки я стала совсем одинока. И каждый божий день мечтала лишь об одном: Коннор придёт за мной. Эту же мечту яро отгоняла, в нежелании объяснять ему моего исчезновения, в нежелании вспоминать то, что было. Но теперь, когда я вдруг оказалась одна в этой, стало быть, опасности, я поняла, как мне не хватало его. Коннора. Как мне не хватало тихого голоса Ахиллеса. Как мне не хватало искристого смеха Евы. Как мне не хватало отца, переписки с ним. Его взгляда.

Не знаю, точно ли я решилась на тот момент вернуться к жизни, но патриоты, которые уже были готовы к моему расстрелу, решительно настроились его произвести. Я скрылась за трупом своей жертвы и ринулась на следующего врага. Того я не убила, но оставила замысловатый рисунок на его лице. Он дико кричал. Меня нисколько не забавляло это действо. Но оно возвращало меня к странной жизни. Той жизни, которая не являлась моей, пока я не ступила на эти земли. Я не стала убивать каждого из патриотов, мне не нужно было их смерти. Они проводили меня множеством залпов и бранью, пока я бежала прочь от них. Прочь, в такую родную для меня сторону.

Всё же я умудрилась потеряться в лесу. Вышла к высокому обрыву, который вёл прямиком в водяной ад. Вода внизу была спокойна. Но это не мешало разбиться о скалы. Вид завораживал. Я присела на краю и стала вдыхать этот воздух. Как же долго я не жила… Относительно долго, конечно. Вдруг я дёрнулась и чуть не свалилась вниз. К моему лицу что-то прильнуло. Я схватилась за лицо руками и нащупала лист бумаги.

— Что?.. — растерянно прошептала я, глядя на лист.

Аккуратный почерк, высокопарные слова, даты… Похоже, это были исторические сводки. «1782 год, Чарльз Ли найден мёртвым… 1781 год, осада форта «Джордж». Очень много личностей и событий я знала лично. Поэтому я сразу же встала и прошла вперёд. Передо мной открылся вид не то, что неприятный, но крайне дурной. Тот самый парень, историк, лежал на своих записях мёртвым. Похоже, его потрепали лесные волки, но он смог сбежать. Правда, не выжить. Я перетащила труп к лесу, и как только мне попалась первая неглубокая ямка, скинула его туда, присыпав листвой и землёй.

— Что же, Джон, ты хотя бы попытался… Надеюсь, ты успел сказать Еве несколько приятных слов, — попрощалась я с мертвецом.

Я уселась неподалёку, под деревом и стала читать записи Джона. Оказалось, он собирал множество рассказов очевидцев и даже, похоже, воровал чужие записи. А может, заимствовал себе при смерти автора. В любом случае, авторство любого из записей было подписано самим Джоном.

«Юная леди Литрис поразила своей боевой хваткой. На вид ей не более двадцати лет. Она была рождена в Лондоне, в далёкой Англии, где-то около 1760-го года. У девушки большие голубые глаза, аккуратное лицо с прямым носом и тонкими бровями. Девушка не груба, не особо высока, но сильна. Часто хмурится, имеет привычку язвительно шутить в сторону собеседника. Но эта девушка из Англии послужила многим для становления Америки, великой страны!»

Я усмехнулась. Такого описания себя я не ожидала. Джон даже пытался зарисовать каждый портрет, который он описывал. Меня он так и не дорисовал. Ну, оно и понятно. После шли перечисления битв и событий, где я участвовала, с датами, пометками, сносками на другие листы. Я поморщилась. Как много того, чего знать не стоило бы никому из тех, кто это мог прочитать. Как ни странно, даже упоминание о моём якобы романе с ассасином Коннором, было на этих листах. Я сжимала каждый лист и яростно откидывала в сторону. «Литрис потеряла свою матушку при попадании в плен к коварному Чарльзу Ли, который был одним из…»

— Как они смогут понять, идиот, чем тамплиер отличается от ассасина? — спросила я Джона, будто бы он был рядом. — Нет различий… Только в методах. Хотя… И тут можно поспорить.

Моя мама всегда пыталась научить меня правильному. То, что она считала правильным, должно было послужить уроком для всех. Так она считала. Когда-то она проводила много времени со мной. Но потом стала отдаляться. Конечно, Ли мог и убить её. Но я верила словам Хэйтема больше, чем своим догадкам. Я надеялась, что матушка жива. И то, что написал Джон, никак не могло касаться других людей.

«Коннор Кенуэй, внебрачный сын магистра тамплиеров Хэйтема Кенуэя, коварного и безжалостного тирана. Коннор избрал путь ассасина и стал на борьбу против отца. Коннор имел крайне специфическую внешность: широкий лоб и нос, тёмную кожу, тёмные глаза, пухлые губы и могучее тело. Он без страха и сомнения истреблял врагов, продвигая Америку вперёд. Хотя, конечно, не совсем понятно, как дикарь из племени смог покорить сердце холодной лондонской леди…»

И вправду, как? То, что Коннор был дикарём, конечно, абсурд. Но он был наивен. Я говорила это часто. Думала много об этом и поняла лишь одно: в молодости мы все, скорее всего, строим иллюзии по наивности. Так легче. Так проще. Так позитивнее. Автор узнал об орденах. Никаких мстителей в капюшонах для него не было. Джон старался не давать своей оценки в описании, и всё же с Коннором он обошёлся почему-то грубее, чем с остальными.

О Хэйтеме я даже не стала читать. Всё из того, что было написано, собиралось лишь по слухам и типичным мнениям. Он не был таков. Не тиран. Не коварный убийца. Он был выше этого. В эту же книгу попал и Ахиллес. И Вашингтон. И Ли. Все те, кто естественным образом не мог не принять участие в этой революции, в этой войне за свободу. Но книга повествовала в большей мере не о революции и становлении Америки. А о чём-то другом. Тамплиеры, ассасины, мохоки… Это не те личности, которых интересовала Америка. У них была своя война. Невесть за что. Невесть каким образом.

Я стояла на краю обрыва и бросала листы в костёр. Много сил было приложено, чтобы получить огонь. С каждым сожжённым листом мне хотелось плакать ещё больше. Сдерживалась.

— Я не думал, что могу мечтать о большем, — вдруг произнёс любимый голос за моей спиной. Я обернулась.

Прихрамывая, ко мне подошёл Коннор. Он выглядел устало, на боку, похоже, заживала новая рана. На нём не было привычного одеяния ассасина. Теперь его наряд больше походил на типичную одежду мохоков. Рубашка с подвязками, штаны, шитая обувь. Волосы Коннора были короче, появились новые шрамы на руках. Зато, на лице промелькнула такая искренняя улыбка. Настоящая и свободная.

— Здравствуй, Радунхагейду, — ответила я.

— Ты так умело пряталась, Литрис. Я искал тебя попеременно с тем, как искал Ли.

— Он был важнее?

— Он был целью. А ты, наверное, судьбой.

— Я скучала, Коннор.

— Я тоже скучал. Мне сказали, что на угодья старушки напали патриоты, но кто-то подал им «прекрасную» встречу. Я понял, что это ты.

— Ты давно понял, что я не умерла, так?

— Да, но ты не давала знать о себе. Видимо, ты так хотела?

— Не знаю… Я не хочу об этом. Как Ахиллес?

Ответа не последовало. Похоже, всё было понятно без слов. Я кивнула и отвернулась. Коннор с сомнениями попытался взять меня за руку. Я не противилась.

— Что это?

— Джон…

— Ты сжигаешь его подлинную историю?

— Не только его. Но и нашу.

Я бросила последний лист в костёр и заплакала. Лучшее, что могло со мной случиться, уже произошло. Коннор прижал меня к себе, как тогда, всегда, когда я нуждалась в нём больше, чем в ком-либо ещё.

— Я с тобой… — шепнул мне Коннор.

— Я же тоже с тобой! Я тоже! Твой народ, твои родители… ведь… Ты не один, слышишь?

— Я знаю.

— Это не конец.

— Конечно, это только начало. Нас ждёт ещё много свершений.

Мы тихонько направились прочь.

И вправду, впереди была жизнь. Наша

жизнь. И множество свершений. Очень много, прежде чем наступит ваша пора жить. Я решила, что даже из самых тёмных дней мы в состоянии взять самое лучшее. И это было правильно.

Последний лист подлинной истории догорел, и костёр медленно стал потухать. Никто и никогда не прочитает подлинной истории. Никто не узнает о том, как я полюбила «дикаря», как я прониклась уважением к его отцу-тирану. Никто не узнает, как мы потеряли юного Юджина, и чем мы заплатили за осаду многих фортов. Никто не узнает расположение многих могил, и никто не поймёт, что многие дороги, по которым они будут ходить в будущем, были залиты чужой кровью. Никто не узнает о том, какие же мы похожие, какие же мы близкие. Никто не услышит этой истории от другого, потому что она сгорела.

Мы — ассасины. Они — тамплиеры. Каждый из нас умел любить. И не важно, кто и как был назван в этих догоревших листах. Важно, как всё было на самом деле. Но ни один ученик не прочтёт об этом в учебнике истории. Они не узнают подлинной истории их государства, которое, как говорил мой отец, станет одной из сверхдержав. Это лишь будет небольшим эпизодом революции, которая не обошла стороной многих людей. Революции, которая оказалась запримечена кем-то. А о нас не будут складывать легенд. Потому что нас не было. Ни их, ни нас. Была революция, патриоты и колонизаторы. Никакой другой войны не было. Ни в нашей истории, ни до нас.

Мы всегда будем в тени тех, кто оказался на сцене ближе к зрителю. Нас нет, хотя мы всегда будем рядом с вами.

Мы ассасины, и для нас нет истины, ведь всё дозволено. Но эти слова нужно понимать правильно, а не так, как вы пожелаете…