Гарри Поттер и книга-игра „Лабиринт времени” (джен)

Гермиону Шляпа отправила на Рейвенкло. Неожиданно, вслед за ней распределился на факультет умников и Невилл Лонгботтом, сэр. Ха-ха! Будет разрыв шаблона у нашего мерцающего глазками директора. Я, конечно, со своей единственной неразлучен, то есть — тоже к воронятам.

Вечером мы с Гермионой отправились на свидание с деканом Филиусом Флитвиком — парнем ушлым, глубоко законспирировавшимся и жутко обрадовавшимся нашему появлению в Хогвартсе. Обсудив школьную политику и наше с мисс — пока мисс — Грейнджер участие в ней, выпив горячего шоколаду, мы отправились по комнатам. Я — в общую с Голдштейном. Имя мальчика я не услышал, боюсь назвать его неправильно потому, что в каждой из моих жизней его звали немного иначе. Гермиона — с Падмой Патил, одной из индийских близняшек. Парвати, её сестра, распределилась, непонятно зачем, на Гриффиндор. Ну и ладно, будет у нас персональный шпион в стане «врага». Без кавычек.

Первая неделя прошла обычно. Мы изображали вместе с Гермионой зашуганных, выросших в маггловском мире детей, попавших в сказку и всеми силами пытавшихся вписаться в, так сказать, волшебное общество. Слушали с широко раскрытыми глазами профессоров, старательно записывали их откровения насчёт предмета, пачкаясь до локтей в чернилах, ломая кончики перьев и всё в том же духе. Чистокровные из нашего факультета удивлялись лично моей неосведомлённости о реалиях волшебного мира, а вечером к их родителям летели совы с письмами. Пока не наступила пятница и у нас утром, на общем с факультетом Хаффлпафф занятии по Зельеварению не случился Северус Снейп, собственной злобной, обиженной на весь свет персоной.

С ходу он наехал на меня с издёвками, придирками и вопросами из материала за седьмой курс Зельеварения. А я решил оставаться в роли, выбранной нами с Гермионой, этакого простачка, аккурат по Станиславскому. Позеленевшее от гнева лицо с глазами, блестящими от чувства превосходства надо мной, одиннадцатилетним первоклашкой, но сыном личного школьного врага и школьной подруги-изменницы, говорили о том, что я справляюсь со своей ролью на «отлично». Нависнув надо мной, уважаемый декан Слизерина, профессор и взрослый мужик к тому же, орал во всю глотку, какой я, Гарри Джеймс (произносилось это имя с шипением, мало отличающимся от парселтанга) Поттер (брызги слюны чуть ли не выполоскали меня), тупой и никчемный неуч, подобие своего придурковатого отца. Ба-а-а, ещё чуть-чуть и я… И тут он перешёл все мыслимые и немыслимые границы:

— Вы такой же недостойный, как ваша шлюховатая мать…

И я позволил себе произвести «стихийный детский выброс». Котлы, полные горячего, лишь чуточку не дотягивающего до точки кипения варева, взлетели, опрокинулись и вылили содержимое на макушку одной отдельно взятой сальноволосой головы. Кроме того, что эта голова превратилась в один большой пузырь, она потеряла свой волосяной покров целиком, до последнего волоска.

С колокольным звоном десяток с лишним латунных котлов упали кучей на каменный пол. Почему-то, в месте их падения оставшаяся жидкость разлилась и, перемешавшись, дала неожиданную химическую реакцию. В результате в полу образовался небольшой кратер с ярко-красными краями. Очень интересно, но от дальнейшего созерцания сего продукта коллективного труда первокурсников Хогвартса меня отвлек их, так же коллективный, бег из класса.

Заметив периферийным зрением шустро выбегающих из класса учеников самого умного — вороньего, и самого разумного — барсучьего, факультетов, я поддался общему движению. Цапнув свой рюкзак, я не самым последним удрал с места происшествия.

Под бег трусцой рядом с Невиллом и Гермионой, я поинтересовался:

— К декану?

— Куда же ещё? — вопросом на вопрос ответила девочка. — Мамочки, Гарри, ты сдержался и не убил гада!

Да, да! Знаю, что сдержался с трудом, но план есть план, нет?

— Я бы отпинал сортирного червя этого сальноволосого ногами в отместку — запыхаясь, выдал Невилл. — А ты только облил его смесью зелий…

— От фурункулов, по идее! — воскликнула Гермиона, заливаясь смехом.

— Ага-ага, от фурункулов… Отчего тогда в полу лунный кратер образовался, ха-ха… В жизни не поверю, что ничего туда не подбросил зловредного, — понизил голос Невилл, но не сдержавшись, в конце захохотал во весь голос.

Подземелья были уже далеко позади.

Бегущие впереди и за нами барсуки и воронята, послушав наш разговор, присоединились к нам, хохоча взахлёб. Ой, что будет!

* * *

Закономерно, всех нас — рейвенкловских и хаффлпаффских учеников первого курса — немедленно вызвали на ковёр к директору. С нами прибыли и наши деканы.

Не стану повторяться в описании обстановки директорского кабинета. Всё было по-старому — величаво, напыщенно и не соответствующе статусу своего безродного обитателя. Сам же он восседал в своей фиолетовой бархатной мантии на позолоченном кресле за необъятным рабочим столом на самом верхнем уровне трёхступенчатой башенки и мерцал оттуда на нас, провинившихся мышей, глазками из-за очков-половинок.

Я, шифруясь, оглядывался с разинутым ртом на это великолепие — что интерьера, что одеяний Дамблдора.

Резкий крик Фоукса прозвучал раздражающе громко и отвлёк меня от разглядывания директорской персоны. Всплеснув крыльями несколько раз, он взлетел с высоко расположенного насеста и, сделав круг над нами, грохнулся на плечо Гермионы. Та, как бы испуганно пискнув, присела под его тяжестью и тихо прошипела на парселтанге: «Предатель!», да настолько тихо, что её услышала только птица и я, давно отличающийся изрядным слухом.

Гермиона говорила свободно на парселтанге?! Уоу! Вот это новость!

Феникс, горестно вскрикнув, взлетел и поднялся под самый потолок директорской башни. Там, пропищав ещё раз, вспыхнул и загорелся алым пламенем. А через секунду сверху к ногам Гермионы посыпалась кучка пепла, среди которой зашевелился и запищал маленький голенький птенчик. Девочка, присев на корточках, издала агукающий звук, подняла малыша на ладошках и, прежде чем Дамблдор смог что-либо сказать или как-либо отреагировать и помешать ей, приблизила его к своим губам и поцеловала в клювик. Клювик был маленьким, да остреньким и легко прорезал нижнюю губку девушки, из ранки просочилась капелька крови, которую феникс немедленно выпил.

Это случилось на глазах троих взрослых и целой стайки маленьких волшебников и было неотвратимо, как… ха-ха-ха, оплата налогов у магглов.

Яркий белый кокон окружил мою Гермиону и птенца феникса и ей не оставалось ничего другого, кроме как сказать высоким голосом:

— Называю тебя Фэн-хуань и отныне ты будешь моим фамильяром!

— Мисс Грейнджер, что вы себе позволяете? — простонал директор Дамблдор и грохнулся назад на кресло-трон, почувствовав внезапную пустоту в сердце и отлив могущества магии от себя.

То, что эта магглокровная пигалица сделала только что, было недопустимо и на порядок более роковым, чем глупый инцидент с Северусом во время его первого занятия с факультетом Поттера. Но, что было важнее всего остального — оно было неотвратимо.

Я увидел плескавшееся в глазах Дамблдора отчаяние. В этом я был полностью согласен с ним — без феникса его авторитет среди волшебников сильно сдавал.

— Ой, господин директор, я нечаянно! — воскликнула моя хитруша, округлив полные слёз глаза цвета морской волны. — Но я… мне показалось, что он… птенец заговорил прямо у меня в голове и я…

— Альбус, сам знаешь, что фениксы, как и волшебные палочки, сами выбирают своего волшебника! — вмешался в защиту своей студентки декан Рейвенкло Филиус Флитвик. Тем временем все наши девочки окружили Гермиону, таращась от восторга на Фэн-хуаня. Феникс на факультете — это такое небывалое преимущество! — Мисс Грейнджер не была в курсе, что надо отдать тебе воскресшего птенца, она в своём незнании невинно подчинилась воле волшебного создания. Не могла не подчиниться. Дело сделано, Альбус! Кстати, вернёмся к поводу, по которому ты призвал наших с Помоной первоклашек. Рассказывайте, дети!

Профессор Спраут, скрестив на мгновение взгляд со своим коллегой, подтолкнула рукой Сьюзан Боунс:

— Мисс Боунс, расскажите Вы, что случилось сегодня на занятии с профессором Снейпом, — ласково потрепала она девочку по плечу.

— Всё, как было, профессор?

— Всё точно так, как было, милая.

— Профессор Снейп набросился на Гарри Поттера чуть ли не с первой минуты, мэм! — начала Сьюзан. — Стал опрашивать его по материалу седьмого курса, представляете? Естественно, Гарри ответы на его вопросы не знал и откуда ему их знать, да? Ну, первое же занятие… Потом профессор Снейп стал обзывать Гарри очень нехорошими словами, мэм… — рыжая голова девочки опустилась и она что-то неразборчиво продолжила говорить.

— Говорите громче, мисс Боунс! — рявкнул наш декан и Сьюзан встрепенулась.

— Он назвал его никчемным, избалованным неучем, подобием его отца-придурка. До этого Гарри держался молодцом, пока Снейп не назвал его маму…э-э-э-э, … — она замялась в нерешительности и подняла свои заплаканные глаза, но профессор Спраут кивнула обнадёживающе ей и та продолжила. — Он назвал маму Гарри шлюхой, мэм!

Последнее слово она произнесла тоненьким прерывающимся голоском и разрыдалась, бросившись в объятия своей деканши. Со стороны Филиуса прозвучало глухое рычание вперемешку с угрозами на гобледуке в адрес декана факультета Слизерин. Альбус выглядел отрешённым, вертя большие пальцы собранных в домик ладоней.

— Думаю, всё было не так плохо, — высказался он наконец. — Северус не мог такое в присутствии учеников первого курса выговорить.

— Думаю, вылетит твой протеже файерболлом из замка, Альбус! — воскликнула Помона Спраут. — Я взяла воспоминание об инциденте у всех своих первоклашек и отправила их в ДМП, лично Амелии Боунс.

Услышав это, директор вскочил с места, гневно сверкая глазами. Мазнув взглядом по ряду сгорбившихся первоклассников, он сжал губы в ниточку и крикнул:

— Дети, бегом по гостиным…

— У них ЗОТИ, — возразил Филиус Флитвик, сделав шаг вперёд, чтобы закрыть нас собой.

— Идите на ЗОТИ! — повторил директор и мы поспешили ретироваться, сбившись в кучу. — И никому ни слова, это приказ директора!

Мы наперебой стали бормотать «Да, директор Дамблдор! Конечно, господин директор!», а я, уходя последним, оставил метку-подслушку на рукоятке двери. Она развеется через пять минут, но всё-таки…

— Помона, кто тебе позволил совершить такое, не спросив у меня разрешения? — взорвался криком директор Дамблдор, в мгновение ока потеряв свой вид уставшего от жизни дедули, после того, как за мной захлопнулась дверь. — Северуса уволят как профнепригодного и у нас освободятся сразу две очень важные должности. Где мне взять опытного зельевара, который согласится на условия контракта, как у Северуса? — продолжил кричать Дамблдор. — Всё могло бы остаться в стенах замка, я бы позволил Северусу отнять у Рейвенкло до пятидесяти баллов, не больше, и назначить Поттеру отработок до конца семестра…

— Его-то за что наказывать, Альбус? Гарри ничего плохого не сделал, это обычный стихийный детский выброс… Разве это мальчик назвал матушку Северуса шлюхой? Нет, это Северус так назвал Лили, маму Гарри… — вступился Филиус. — Как по мне, забудь о Северусе, Альбус. Он больше не то, что преподавателем, а и кем-либо ещё в Хогвартсе не будет…

— Но я теряю своего шпиона в стане Пожирателей! — воскликнул Дамблдор и дёрнул свою длинную пушистую бороду.

Звякнули колокольчики и в руке директора остался целый пучок белых волосков.

— Идите! — рявкнул он и спалил в воздухе свои выдернутые из бороды волоски. — Я отправляюсь в Министерство, чтобы оправдать Северуса!

И он быстренько бросил в камин горсть порошка, вспыхнул зелёный огонь, директор вскочил в него, вскричав напоследок:

— Министерство магии, кабинет Корнелиуса Фаджа.

* * *

После обеда нас ожидало первое занятие ЗОТИ и наша первая встреча с вместилищем основной части души Тома Риддла. Волде… нет-нет, Квирреллморт, жди меня!

Если директор Дамблдор ожидал, что подселенец в затылке Квиринуса Квиррелла будет давить на содержимое в моём шраме, то он очень в этом плане ошибся. Шрама-то не было! Помните? Обруч Ока Всевидения уничтожил хоркрукс в шраме на лбу ещё в первый миг моего «возвращения» в точку (1). Я приехал в Хогвартс чистым от филактерии… Так, стоп! Стоп!

Чья же это филактерия, чей хоркрукс? Если, следуя моим воспоминаниям и последующим действиям, мальчик Гарри в ту роковую ночь Хэллоуина умер, его душа была выбита Авадой, а её место в башке заняла частица нападавшего? Это означало только одно — хоркрукс в шрам на моём лбу прикрепил кто-то другой, не Волдеморт. Ибо тот обуглился до чёрного порошка, остаток его духа вылетел из пепла чёрным дымком и в дальнейшем в таком виде мало, что мог сделать в материальном мире. Значит, Дамблдор подсуетился, когда Хагрид принёс меня-малютку к нему. Дело за малым: выпроводить ничего не смыслящего полувеликана топить горе в алкоголе, потом спокойно, без нервов, устроить некий ритуальчик и прикрепить к руне, вырезанной на лбу, свой хоркрукс.

Это наводит на жуткие, совершенно сумасшедшие выводы. Кого вселил в затылок Квиррелла директор? Или он рассчитывает на то, что вселенец будет не с хоркруксом взаимодействовать, а с самим содержанием моей башки? Значит, директор подозревает, что во мне обитает не оригинальный дух Гарри Поттера, а частица духа Тома Риддла? Вот так получается.

Наличие вселенца в затылке профессора не способствовало качеству преподавания. Он заикался, как во всех моих о нём воспоминаниях. Он пытался объяснить свои трудности разговорной речи встречей с вампиром в Албании. Дальше та встреча переросла в якобы паническую боязнь кровососов, поэтому профессор носит чалму, битком набитую чесноком. Чеснок висел повсюду в кабинете ЗОТИ, но для опытного мага его легенда о способе защиты от вампиров трещала по швам. Чем, например, мог запах чеснока помешать кровососам? Ничем. Нападут, обескровят, исчезнут. Прежде чем запах чего-либо догонит их.

Мы с Гермионой присели за последнюю парту и оттуда начали с конкретным исследовательским интересом наблюдать за мучениями Квиррелла.

— Ощущаешь присутствие подселенца под чалмой? — шепнула мне она, когда учитель повернулся спиной к классу, чтобы написать палочкой тему нашего первого занятия.

Я насторожился и начал искать в себе отклик, связь или что-то в этом духе — головную боль, хотя бы — с явным подселенцем в мужчине. В моих первых трёх жизнях всякий раз, когда Квиррелл появлялся поблизости, мой шрам загорался такой жгучей болью, что я становился буквально ни на что не способной тряпкой.

Теперь я не чувствовал ничего. Даже намёка на ощущения, схожие с испытанными, когда я переступил порог лачуги Гонтов. Это опять порождало подозрения — пищу для обсуждения с Гермионой и, попозже, Филиусом.

Я покачал головой, подумав, что раз мне ничто не мешает, я могу сосредоточиться на теме урока. Но, поведение Квиррелла было, по меньшей мере, странно. От него, как и раньше, несло запахом чеснока, он хмурился и корчил страдальческие рожи, заикался — это всё было знакомо. Но говорил он интересно и вполне нормально ввёл нас, первачков, в тематику своего предмета.

Ничего нового для меня он не сказал, но я не для обучения сюда приехал. Мне нужна была Выручай-комната, чтобы найти диадему Ровены. Надо было ещё и с Драко Малфоем поговорить, старый дневник Тома Риддла найти опять же.

В конце занятия я, намеренно мешкая, ждал, чтобы профессор Квиррелл подошёл поближе — узнать, почему я задерживаюсь. Так и произошло. Я несколько раз ронял то учебник, то перо, то ещё что-то и преподаватель вышел из-за кафедры.

— М-мм-мистер По-пот-т-тер, вам что-то н-нужно? — протараторил он, топая ко мне, когда вдруг схватился за голову и начал стенать.

Вау!!! От нашей близости его, а не меня, замучили головные боли! У меня — ничего. Глухая стена. Вывод какой? А простой. Подселенец духа Волдеморта в затылке Квиррелла есть, но я сильнее его. Я сильнее всех их. Объяснение фактов наблюдения может быть только одно — в этом мире, во время нападения на мою семью в Годриковой лощине, своей Авадой лорд Волдеморт не выбил из тельца Гарри Поттера всю его душу. Только часть. А оставшийся кусочек притянул к себе то, что прилетело из бросившего Смертельное проклятие, став почти что цельной. Теперь она состояла из двух разных частей, двух разных волшебников, но суммарно это давало более цельную субстанцию, названную душой, чем у подселенца в черепной коробки Квирелла.

А в шрам Дамблдор, по логике рассуждений и навеянных Обручем воспоминаниям, вселил свой хоркрукс. На данный момент уничтоженный Обручем Всевидения.

Это всё — мои предположения. Другого объяснения у меня нет. Но я прожил несколько разных жизней, в каждой из них всё могло пойти не так, как я думаю.

* * *

На следующее утро Дамблдора в Большом зале не было. Зато, за преподавательским столом, блистая абсолютно лысой и безбровой головой, сидел наш школьный зельевар, сверля меня обжигающим ненавистью взглядом. Студенты, обалдевшие от внешнего вида декана факультета Слизерина, тихо шептались между собой, временами поглядывая и в мою сторону.

А за что меня-то Снейп ненавидит? Разве я отправил воспоминания первоклашек в ДМП? Не-е-ет! Это декан барсуков, если что, сделала. Но, как обычно, всех собак на меня вешали. Виток за витком, друг детства моей матери ненавидел и ненавидел меня, её сына, и возмещал мне свои детские обиды. Надоело, если что. До зелёных чёртиков надоел мне этот закомплексованный придурок, который так и будет отравлять мою жизнь, пока находимся с ним в границах одного квадратного километра. А зачем мне такая радость?

Если директор Дамблдор справится с обелением своего ручного ПСа и того не вытурят со всех занимаемых должностей в школе, я сам его втихаря выключу из круга лиц, допущенных к проживанию на территории замка. Тогда на его место назначат или Слагхорна, или ту тётку, нашу с Малфоем родственницу, которая имела Мастерство в Зельеварении… Андромеду Тонкс.

О! Надо с кузиной Нимфадорой познакомиться официально и вправить ей мозги. Не пристало дочери Рода Блэк стыдиться своего имени и работать аврором. Ей надо на приёмах блистать, быть моей Гермионе подругой. Вот, делаю в своей голове заметку, чтобы не забыть.