The Fallen Angel (гет)

Вероника ведет себя тише воды, ниже травы, пока друг так бережно, можно сказать, даже по-своему нежно и очень аккуратно обрабатывал костяшки ее рук. Она не успела сказать ему ни слова с тех самых пор, как, вернувшись в школу, узнала лишь о том, что двое из группы ребят, что забили когда-то ее ногами, лежат в больнице с переломами. Пострадавшие не знали, кто на них напал, и не могли дать точных показаний. Морозова, что хотела было все списать на карму, не смогла так поступить из-за того, что знала нападавших, а Олег с Сергеем до последнего делали вид, что не при делах. И сегодня… она снова влипла.

— Прости, — тише извинилась она перед ним, на что мальчик лишь любопытно склонил голову в бок, сидя перед ней сейчас на корточках и обрабатывая ранки уже на ее коленях, от чего самой Веронике было стыдно даже просто на него смотреть. Она стеснялась, неловко отводила взгляд и несколько раз подряд уже говорила «Я сама», но все ее попытки его отговорить были безуспешны.

— За что? — закономерный вопрос вырвался сам собой. Птица был вне себя от злости, но продолжал вести себя так, словно не был в курсе, о чем она вообще, и скрывал настоящие эмоции за спокойной улыбкой.

— Ты сильно злишься? — с опаской спросила она, когда тихо шикнула, стоило мальчику намеренно чуть сильнее надавить ваткой на ее открытую ранку и подул на нее, как бы тем самым извиняясь. — Это… значит «очень»? — Разумовский не сдержал усмешки, когда Вероника восприняла одно лишь его действие за ответ.

— Мм… я не понимаю, о чем ты говоришь, Вероника, — безразлично пожав плечами, довольно-таки холодно ответил ее друг, всем своим видом говоря в точности обратное. — На что мне злиться? Ты все сделала правильно.

— Правда? — тише спросила она все с тенью сомнения, на что Разумовский лишь кивнул, все так же ни капли не изменившись в лице. — И ты… ничего не скрываешь?

— Я поступаю ровно так же, как и ты. Тебе не нравится? — с притворно-дружелюбной улыбкой спросил он, да настолько беззаботно, что это можно было бы воспринять так, как оно есть, но вот Морозова ясно чувствовала в его голосе сарказм и раздражение, скрываемые за этой очаровательной улыбочкой.

— Это противно, — тише призналась она, немного хмурясь. Само собой, никому не понравится, что их пародируют таким образом. Особенно учитывая то, что делала малышка это для их же безопасности. Кто знает, что бы случилось, окажись все иначе? Ей не хотелось жаловаться на свои проблемы, не хотелось доставлять их ее самым близким людям и… уж точно не хотела показаться жалкой в их глазах. Беспомощной.

— И почему же? — сложив руки на ее коленках, мальчик положил на них свою голову, но не прикрыл глаза, хотя очень хотелось, когда ладошка подруги только коснулась его головы.

— Потому что я не делаю того с целью обидеть тебя или тыкнуть на ошибки. И не рассказываю о проблемах, чтобы вас же не поставили на учет или не упекли вообще в колонию, — все-таки не выдержала она, говоря уже так, как оно есть. Глаза намокли от слез, но Вероника искренне пыталась не заплакать.

— И в итоге что?..

— Что? — тише спросила она, убрав от него руку.

— Ну, ты как бы сломала нос зазнавшейся соплячке-старосте и ее родители требуют твоего исключения или перевода в более слабую школу, как, цитирую: «Психически неуравновешенной девки, испортившей лицо нашей драгоценной девочки», — он бы изобразил кавычки, да вот только вставать сейчас не хотелось. — В то время, как ее дружки лежат в больнице и зализывают раны.

— Так и знача, что вы с Олегом все-таки причастны к этому, — на выдохе ответила она, вспоминая, как Волков все время уходил от темы, а Птица отнекивался словами вроде: «Они в любом случае получили по заслугам, так какая разница?» или «Если в мире есть хоть какая-то справедливость, то этих ублюдков в любом случае должен был кто-то наказать».

— Это имеет значение? — холодно поинтересовался мальчик. В его глазах горел недобрый огонек безумия и все вокруг всего на миг, но показалось таким жутким и пугающим, что девочка напряглась всем своим видом. — Заметь, что пострадали они больше, а к нам нет никаких вопросов.

— И… что ты хочешь этим сказать? Что я должна была точно так же нацепить маску, подкараулить и избить ее после школы? — скептично спросила Вероника, склонив голову в бок.

— Глупая, — выдохнул он, уткнувшись лицом в свои руки. — Надо было сразу сказать нам, а не действовать самой. Но ты опять сделала все по-своему, — по одному лишь его голосу было понятно, что Птица ужасно волновался, но и злился в то же время. Все накопившееся недовольство вместе с тревогами рвались наружу, но он подавлял их, не позволяя себе срываться на дорогом человеке. А порой очень хотелось.

— Прости…

— Что мне твое «прости»? — он все же поднял голову и посмотрел на нее с таким раздражением и с такой обидой, что Вероника только больше почувствовала перед ним свою вину. — Когда ты наконец-то перестанешь обесценивать свои проблемы? Когда начнешь по-настоящему мне доверять? — процедил ребенок, неосознанно сжимая руками ее коленки.

— Я не хотела жаловаться. И не хочу… показаться слабой. Не хочу, чтобы ты волновался за меня или же попался им. Я всегда боюсь, что вам может влететь. И что на моем месте сейчас мог оказаться ты, — горестно прошептала она, уже не пытаясь как-то сдержать слез, что одна за другой стекали по ее щекам, образуя мокрые дорожки. Все это время терпение было на пределе, а теперь оно просто лопнуло подобно натянутой струне, когда сил притворяться просто не осталось.

Ярость постепенно начала сходить на нет, оставляя после себя лишь тревогу и какой-то странный трепет. Птица молчал, не зная ни того, как же ее успокоить, ни того, что ему делать сейчас вообще, когда он завороженно смотрел прямо на нее, будто любуясь неким произведением искусства в той же самой картинной галерее.

— Когда-нибудь ты сведешь меня с ума, — только и слетело с его губ, когда он поднялся и так аккуратно поправил прядь ее волос за ушко. Хотелось бросить что-то вроде «Ты уже» или же снова извиниться, но слова просто застряли в ее горле и не желали выходить наружу. — Рони… ты ведь совсем не слабая, — тише произнес он с легкой улыбкой. Впервые за столько времени Птица улыбнулся ей по-настоящему, что хоть немного, но все же заставляло ее успокоиться. — Я ведь уже говорил. Ты сделала все правильно, — и черт возьми, он был так рад услышать то, что она настолько сильно волновалась за него. — Никто не должен терпеть подобное. И я рад, что в этот раз ты не пострадала, — Вероника молча обнимает его, сидя все на той же самой кушетке в медкабинете, когда Разумовский погладил ее по голове, словно пытаясь утешить всего лишь маленького непослушного ребенка. — Мы все уладим. Не переживай.

— Ты расскажешь Олегу? — тише спросила она, не зная, что и хуже. То, что ее всерьез могут исключить из-за какой-то дуры или то, что эту самую химеру в любой момент могут увезти вперед ногами.

— Нет, — он плавно качнул головой, тем самым словно говоря, что разберется с нею лично.

— Не надо, прошу тебя…

— О, об этом тебе лучше просить вовсе не меня, — с пугающей улыбкой ответил Разумовский.

«Сережа…» — сразу же возник нужный ответ в ее голове, когда Морозова только вспомнила о нем. О том, как он замкнулся, когда только услышал о ее проблеме в школе. О том, как он, кажется, перепугался и в первую же очередь попытался поговорить с ее классной руководительницей, о чем она узнала уже, непосредственно, от нее самой. И если судить по ее настроению да скорченной гримасе, стоило только заговорить о Разумовском… кажется, беседа их была явно не из лучших. И, возможно, та была уже не с Сережей, ведь Вероника понимала, насколько стеснительным был ее друг и до какой степени тот боялся учителей, чтобы вот так подходить к незнакомой взрослой тетке, которую шарахались все ученики, и твердо отстаивать свою точку зрения, снова и снова пытаясь доказать невиновность подруги.

— Сережа?.. — растерянно спросила она. — Что он задумал? — сейчас ей казалось, что действия Птицы предсказать было гораздо проще, чем ее очаровательного друга, что являлся самим воплощением доброты и справедливости в этом мире.

— Этого тряпка даже мне не раскрывает, — он развел руками, вспоминая их последнюю встречу лицом к лицу. Тогда маленький Сережа предпочел просто обвинить во всем его и попросил больше не лезть. Ни к нему, ни к Олегу и, тем более, к Рони. И Птица не знал, что бесило его сильнее. То, что тряпка пытается от него избавиться и ограничивает в действиях или же то, что он сам понятия не имеет о том, что тот задумал и… что следует предпринять. Одно он мог сказать наверняка. Возвращать контроль Сереже ему жуть как не хотелось. Но без него Рони сейчас не помочь. И понимание этого заставляло его передумать сотни раз в пользу того, чтобы дать мальчишке покомандовать.

— В смысле?.. — растерянно спросила Морозова, не понимая, как вообще это возможно. То он говорит ей, что знает о Сереже все и принимает все удары за него, то теперь выкидывает то, что они общаются и их мысли друг другу неизвестны.

— Рони, если бы… из нас в результате остался кто-то один, то кого бы ты выбрала? — и Птица мало того, что не стал ничего объяснять, но еще и дал ей лишний повод для волнения.

— Что за вопрос такой? — девочка нахмурилась, как бы всем видом давая понять, что он ей совсем не нравится. — Вы… что-то не поделили с ним? Я могу как-то помочь?

— Вангуешь, — горько усмехнулся он, пытаясь скрыть сейчас свое беспокойство. — Да, мы многое поделить все никак не можем. К примеру, наше тело, — закатил глаза Разумовский, ответив теперь уже с сарказмом. — И, конечно же, ты можешь нам помочь. Например, честным ответом.

— Хорошо, и какую же проблему мой ответ поможет вам решить? — она гордо задрала голову, как бы смотря на него снизу вверх, но ощущения были такими, будто все как раз наоборот. Но мальчик все равно ей не ответил. Молчал, видно, решив, что если он не скажет ничего, то она наконец признается. — Птиц, — с усталым вздохом позвала его Вероника. Лицо ее снова расслабилось, девочка берет своего друга за руки и слегка сжимает их, как бы тем самым давая понять, что не оставила бы его одного. — Скажи честно, что между вами происходит? — он вновь опускается прямо к ней. Морозова даже не сдвинулась с места, хотя близость с ним сейчас чертовски ее смущала. — Ты ведь знаешь, что я дорожу вами обоими. Вы — моя семья, и… — Птица переплетает ее пальцы со своими, сжимая ладони девочки сильнее. Он наклоняет голову в бок и девочка невольно замолкает, смотря в его золотистые глаза. Затем поддается чуть вперед, и Разумовский осторожно повторяет это действие, накрыв ее губы своими. Это был короткий невинный поцелуй, всего лишь прикосновение, но ощущения от него были такими, словно их окунули в обжигающую лаву. Волнение, страхи, боязнь одиночества… все это смешалось с ощущением чего-то противозаконного и неправильного, но и в то же время, обоим было просто хорошо. Вероника еще некоторое время пытается просто «отойти» от произошедшего, не до конца даже понимая, что только что произошло. А встретившись с его глазами вновь, Морозова сама повторила то же действие, мягко коснувшись его губ…

Примечания:

Дорогие мои, автор данного фанфика — жуткий паникер, для которого очень важен отклик его аудитории. Прошу вас, если не сложно, расскажите, нравится ли вам работа, есть ли в ней какие-нибудь недочеты и какое в целом впечатление она оставляет. Для меня это очень и очень важно ❤