На Божьей ладони (джен)

Его кузница-мастерская наконец-то была готова. Горн был заново обмазан глиной и обожжён, к нему были пристроены новенькие мехи, рядом появилась наковальня, вдоль стен выстроились стеллажи, а возле них встал большой рабочий стол, массивный и грубоватый, который столяр называл верстаком. На стенах и на полках расположились инструменты, большая часть которых была Грегору незнакома. Но сейчас его интересовали не они, а кусок железа, который он собственноручно извлек сегодня из печи в литейне. Предварительную проковку, чтобы удалить остатки шлака и угля из крицы, он тоже делал сам там, на месте, большим деревянным молотом. Уже тогда, ударяя по рыжему горячему и рыхлому комку, он начал понемногу добавлять магию, выжигая и переплавляя те зёрна, которые выглядели лишними.

Смитс стоял рядом и хмуро следил за его работой. В какой-то момент прохрипел:

— Подсобить?

— Сам, — буркнул в ответ Грегор. Ему было важно понять, почувствовать, как его магия взаимодействует с металлом. Ведь та капля, которую он подобрал в литейне в первый свой визит и накачал магией, так и не остыла. Она уже не была такой горячей, как в первый день, но всё ещё ощутимо грела ладонь, и выходило, что Грегор вот так, походя, почти случайно изготовил самый настоящий артефакт.

Артефакторику Грегор изучал и в Академии — кратким курсом, и позже, по настоянию деда, уже будучи подмастерьем. Проклятийнику, конечно, нужно уметь и обезвреживать артефакты, и зачаровывать. У него был приходящий учитель, тощий и дёрганый молодой артефактор, который, кажется, его боялся, чем неимоверно раздражал. Поэтому артефаторику Грегор не любил. Он научился необходимым навыкам, в основном, по обезвреживанию проклятых предметов, и совсем немного по зачаровыванию, но сейчас так и не смог вспомнить, работали ли артефакторы с расплавленным металлом. Сам он работал только со стабильными веществами, в основном, с кристаллами. Из книг по артефакторике в книжном шкафу поместья нашелся только ветхий столетней давности учебник Академии за пятый курс. Грегор его пролистал, но ответов на свои вопросы не нашёл. Нужна была настоящая библиотека, поэтому поиски пришлось отложить до возвращения в Дорвенну, а сейчас действовать наугад, вслепую.

Прокованную и очищенную крицу Грегор забрал в свою новую мастерскую, и теперь прокаливал в горне, готовясь вытягивать из неё прут. Вообще-то, обычно кузнецу нужен помощник — раздувать мехи, но Грегору не хотелось, чтобы кто-то мешался под ногами, поэтому он обошёлся сам, нанеся на рукояти мехов знаки «вверх» и «вниз» и запитав их магией. Пришлось, конечно, повозиться, подбирая временны́е интервалы, но теперь мехи сами вздувались и опадали, раздувая угли, и от горна шёл ровный плотный жар.

Железо раскалилось, порыжело, и Грегор выхватил его щипцами и уложил на наковальню. Под его ударами оно послушно проминалось и вытягивалось, а он понемногу вкладывал в удары чистую магическую силу и волю, примеряясь, чтобы не пережечь, не переуплотнить заготовку.

Ему пришлось трижды вытянуть полосу, затем согнуть её, скрутить и сварить, посыпая бурой, заново выковывая прут, прежде чем результат его удовлетворил. Структура выровнялась, большая часть примесей ушла, и прут светился ровным красным светом. Грегор прикинул его толщину по специальной мерке и принялся расковывать лепесток под втулку наконечника. Сначала он добавлял магию острожно, лишь слегка выравнивая внутреннюю структуру железа и распределяя зёрна, потом осмелел, стал вливать больше, не давая заготовке остыть и загибая раскованный лепесток на стальной оправке.

Обрубив прут и выковывая наконечник, он вливал ещё больше силы, не экономя резерв, перестраивая внутреннюю структуру металла, вытягивая плотный и тугой жгут твёрдых зёрен вдоль наконечника. Жгут норовил рассыпаться, и ему приходилось изо всех сил накачивать его магией и волей, вкладывая в материал нацеленность и устремленность. Усилия эти были непривычны, очень сильно отличались от обычного колдовства, лёгкого и воздушного, ему казалось, что он гнёт и месит голыми руками вязкий горячий песок, и материал сопротивляется, обжигает и просачивается сквозь пальцы. Ему пришлось почти дюжину раз нагреть наконечник, прежде чем он сообразил, что проще всего нужную структуру не собирать, как рассыпающиеся песчинки, а закручивать, как нить из пучка волокон. Но прежде, чем он приноровился, у него кончился резерв, и ему пришлось прерваться.

Внешне наконечник был готов, но с магической нацеленностью у Грегора, кажется, вышло не очень. Он повертел свою поделку в руках, взвесил и отложил в сторону. Лицо и рубаха его были мокры от жара горна и от работы, пот заливал глаза. Он напился воды, утёр лицо и намотал на лоб кожаный ремешок. Пожалел, что не запасся карвейном — резерв восстановился бы быстрее, а так пришлось ждать.

Второй наконечник дался проще — он уже приноровился выплетать и закручивать рыхловатую нить из твёрдых зёрен от основания до самого кончика, напитывая её магией и волей, вкладывая нацеленность, представляя, как стрела вонзается в центр мишени.

Во внутреннюю структуру третьего наконечника он попытался вплести фрагмент портального плетения, ту часть, которая отвечала за наведение на конечную точку, а после четвертого понял, что полностью вымотался и слишком сильно потратился, чтобы продолжать дальше.

Руки у него подрагивали, когда он, выпив остатки воды из кувшина, взялся за взвешивание и заточку своих наконечников. Нажимая на педаль, крутящую точильный камень, он выводил и заострял грани, подгонял вес наконечников под вес камешка, выданного ему Смитсом. Этот камешек служил эталоном для всех его наконечников, у Смитса в кузне их таких, одинаковых по весу, была подобрана целая миска. Уже заточенные, он снова накалил свои наконечники в горне и окунул в каменную ёмкость с маслом. Масло коротко с шипением булькнуло, и витиеватые узоры на металлических гранях стали отчётливее.

Потом, когда наконечники остыли, он насадил их на древки уже готовых, оперённых чёрными перьями стрел. Стрелы стояли в длинном узком коробе, задвинутом за стол, дюжина с белыми перьями, дюжина — с чёрными. Стрелы с белыми перьями были снаряжены наконечниками, которые он выковал без магии под началом Смитса, а чёрные ждали задуманных им магических наконечников. Грегор понял, что всю дюжину он сделать не успеет, но для проверки его задумки хватало и тех трёх, что он уже сделал. Самый первый наконечник он использовать не стал — уж больно перекошенным вышел его внутренний магический каркас.

Стрелком Грегор был неважным. Если из арбалета он немного учился стрелять ещё дома, то лук впервые взял в руки уже в армии по приказу Шелдона. Все возражения Грегора о том, что он маг, а не лучник, Шелдон отмёл, заявив, что офицер должен уметь делать всё то же самое, что и солдат, только лучше. Его не даже впечатлило, когда Грегор с сотни шагов снёс стрелковую мишень Могильной Плитой. Он только заставил его сделать эту барготову мишень заново. Поэтому Грегору, как и другим лейтенантам, пришлось-таки осваивать лук и подтягивать стрельбу из арбалета, но хорошим стрелком он так не стал. Лучшим его достижением было попадание в мишень в половине случаев с полусотни шагов. А за прошедшее с тех пор время он разучился и этому, так что навык пришлось восстанавливать заново.

По его приказу в дальней части сада ему обустроили стрельбище с соломенной мишенью и разметкой дистанции, и последнюю пару недель он иногда упражнялся в стрельбе из лука. Начать пришлось с дюжины шагов, но постепенно тело вспомнило давние умения, и концу отпуска он уже почти всегда попадал в мишень с трёх дюжин шагов и один раз из трёх с полусотни. В самый центр мишени, зачернённое углем яблочко, он, впрочем, попал лишь однажды.

Теперь, выйдя на отметку в полсотни шагов, он натянул тетиву на лук, заложил стрелу с белым оперением, прицелился… Стрела зацепила край мишени и повисла. Вторая ушла мимо, зато третья воткнулась в мишень всего на три пальца ниже яблочка.

Когда дюжина стрел с белым оперением кончилась, в мишени торчало шесть штук, если считать ту, что висела с самого края. Тогда он вложил в лук стрелу с чёрным оперением, прищурил правый глаз, поймал чёрное яблоко мишени концом стрелы и с мягким выдохом спустил тетиву. Стрела попала в яблочко. Вторая легла рядом. Он заложил третью, оттянул тетиву, прицелился и закрыл глаза. Тетива свистнула у щеки, и он открыл глаза. Чёрное оперение торчало точно из центра соломенной мишени.

У него получилось. Теперь осталось понять, что же именно у него получилось.

*

С Долински он объяснился накануне возвращения в Дорвенну. Вечером целитель подошёл к нему с ковриками для вендийской гимнастики и вопросительно заглянул в глаза. И Грегор не стал возражать. Оказывается, за эти дни он успел соскучиться и по гимнастике, и по разговорам, а уж массаж… После практики Долински сказал острожно:

— Ваш разговор прошёл … сложно?

— Да не то слово! — сердито отозвался Грегор. — Я едва не вляпался в гейс от призрака.

— О! — испугался Долински. — Об этом я не подумал.

— Об этом я должен был подумать сам. В конце концов, из нас двоих некромант — я. Я же знал, что призраки — опасные и коварные сущности, и к ним нельзя относиться так же, как к живым.

— Не мне спорить с некромантом, но я всегда думал, что душа после смерти становится… чище? Свободнее от земных страстей?

Грегор усмехнулся:

— Весьма поэтическое представление. Душа после смерти меняется и определенно становится свободнее. Но не чище, а… как бы… очищеннее. Сбрасывает груз не только страстей, но и ограничений, накладываемых обществом, скажем, таких пустяков, как стыд и совесть.

Долински посмотрел на него с ужасом:

— Это правда? Но я слышал…

— Это, конечно, только часть правды. И в конечном итоге всё зависит от конкретного человека. Душа, что уходит в посмертие — это ваша истинная суть, мэтр, воспитанная пройденным путём и усвоенными уроками, и если вы по сути благородный человек, останетесь таким и в посмертии, а если нет… Мне сильно повезло, что девица, с которой я имел дело, оказалась достаточно простодушна… Но больше в таких экспериментах я участвовать не стану.

Они помолчали, и Долински подавленно произнёс:

— Я приношу вам свои извинения, милорд. Я ошибся в выборе целительского средства, нарушил главную заповедь «не навреди!» и подверг вас опасности.

Он поклонился низко-низко, а потом продолжил негромко:

— Я должен открыть вам самую страшную тайну всех целителей, милорд. Ни один целитель не может никого исцелить.

— Ваши шутки…

— Увы, милорд, эта шутка — шутлива в очень небольшой степени. Целитель может лишь указать путь к исцелению, сопроводить и поддержать пациента на этом пути, но пройти по пути исцеления пациент всегда должен сам. Никто не сделает этого за него.

И Грегор понял, что не удивлён. Он сам виноват. Увлёкся сказками о дальних краях, высоких горах, древних учениях и чудесных мудрецах. А чудес-то не бывает, ему ли, магу, этого не знать. Теперь морок спал, и он оказался там же где был, когда его накрыло в библиотеке Академии над книгой этого барготова Нормайна. Его демон никуда не делся, и ему придётся справляться самому и жить с этим. Или не жить. Что ж, разве когда-то было иначе?

Впрочем, кажется, теперь он не один. Он пристально взглянул в светлые глаза Долински. В них мерцал серебристый отсвет, а яркий ободок вокруг зрачка словно стал шире. Ему вспомнилось горное озеро, тёплое сверху и холодное в глубине, то, где он нашел раненого мага, то, где впервые почувствовал себя свободным. И тот путь, которым вёл его Долински, совершенно точно был верным. Нормайн в своей барготовой книжке говорил примерно о том же, пусть и другими словами. А ошибки,… что ж, ошибки случаются у всякого. И тогда он сказал:

— Предложенный вами путь не был ошибочным, возможно один из шагов на этом пути был рискованным, но риск оправдался. Своё прощение я получил.

Долински просветлел.

— Завтра я возвращаюсь в Дорвенну, мэтр, и приглашаю вас с собой. Если вы согласны, конечно.

Целитель снова ему поклонился.

— Моя жизнь принадлежит вам, милорд, и если я вам нужен, я последую за вами, куда хотите. И если хотите.

— Хочу, — просто сказал Грегор. — А вы? Чего хотите вы, Никол?

Долински улыбнулся.

— Знаете, милорд, я не молод и странствую довольно давно. С некоторых пор я стал задумываться о доме, о месте, где мне захотелось бы остаться. С этой мыслью я путешествовал последние несколько лет, с ней же я зашел в Храм Странника на Северном тракте недалеко от ваших владений. Это очень необычный храм. Там такие удивительные настенные росписи… Одна поразила меня очень сильно, хотя в ней вроде и нет ничего особенного. Просто комната, камин, кресло, столик, книга… Я так сильно захотел оказаться в такой комнате и поставил свою свечу перед этой росписью… а когда очнулся в гостевой комнате, что отвели мне в вашем доме, я понял, что оказался именно там, где хотел. И хотя Странник довольно сурово со мной обошёлся, чтобы направить на этот путь, — он выразительно потёр затылок, — я ни о чём не жалею. И если вы меня не прогоните, я бы хотел продолжать помогать вам, и вашим близким.

— Что ж, возможно, мне и дальше понадобится ваша помощь, — признал Грегор, и это признание удивительно легко ему далось. — И, возможно, мне уже пора положить вам жалованье?

— О! Я не в силах отказаться! — воскликнул Долински, и Грегор не смог удержаться от смеха.

*

С самого утра настроение у Грегора было отвратительным. Его отпуск закончился, и ему пора было возвращаться в Академию к Магистрам, к обязанностям Архимага, к вороху бумаг, которые он теперь ненавидел ещё сильнее.

У него всё валилось у него из рук. Овсянка, к которой он относился вполне благосклонно весь месяц, сегодня казалась склизской и подгоревшей, он оступился на лестнице, и нога снова подвернулась и разнылась, а в довершение всего здешний камердинер умудрился испортить его камзол. Любимый камзол, между прочим! Весь месяц Грегор проходил в охотничьей куртке, привык к ней, оценил её удобство, а для редких вылазок в столицу использовал костюм Тима Клиффорда. Но сейчас надо было идти в своём собственном виде, прилично одетым, поэтому он приказал подать камзол, и теперь стоял перед зеркалом и с отвращением разглядывал своё отражение.

Что этот болван умудрился сотворить с его камзолом, что тот сел так сильно и теперь на нём не сходился? Бледный камердинер стоял рядом и блеял, что он «ничего такого не делал, только почистил и проветрил, вашсветлось!» И вот как теперь быть? Другого камзола у него здесь нет, а идти в куртке ему категорически не хотелось. Пусть нужно было всего-то пройти полсотни шагов по саду от портальной беседки до дома, где к его услугам будет огромный гардероб, но какого Баргота! От этого болвана не так уж много требовалось — у Грегора здесь не слишком много одежды, так нет, он умудрился напортачить на совершенно пустом месте! Всё-таки Грегор слишком распустил здешнюю прислугу. Он уже собирался приказать выпороть нерадивого камердинера, когда в дверь боком проскользнул Долински и, увидев Грегора, округлил глаза.

— Не вздумайте шутить, мэтр, — предостерёг его Грегор. — Я не расположен. Этот болван испортил мой любимый камзол.

Долински смиренно склонил голову:

— Если вы не расположены шутить, милорд, я, конечно, не стану. Но, смею заметить, во всём можно найти хорошие стороны.

— Неужели? — желчно отозвался Грегор. — И что хорошего можно найти в этом?

И он, поморщившись, махнул рукой в сторону зеркала.

— О. Массу хорошего, если позволите! Стоит только присмотреться!

— Начинайте, — мрачно разрешил Грегор. Что ещё ему оставалось?

— Во-первых, — радостно начал Долински, — ваш камзол в полном порядке.

— Разве? — неприязненно покосился на него Грегор и повел плечами так, что ткань выразительно затрещала.

— Во-вторых, вы заметно раздались в плечах за последний месяц. Махать молотом на свежем воздухе очень полезно для здоровья.

Грегор ошеломлённо посмотрел на своё отражение. В самом деле, если присмотреться, видно, что камзол по-прежнему безупречно сидит на бёдрах и на талии, да и длина его не изменилась, а вот в плечах… Камердинер сбоку от него истово закивал: «Раздались, как есть раздались, вашсветлость! В плечах!» Грегор оглянулся растерянно:

— А… тут есть портной?

К счастью, в поместье нашлась швея. Пухленькая, шумная женщина, увидев Грегора в камзоле, набросилась на камердинера:

— Ах ты, вахлак косорукий! Ничего тебе доверить нельзя! Такой прекрасный камзол испортил! Какая ткань! Какая работа!

— Достаточно, — остановил её Грегор. — Не могли бы вы, сударыня, подогнать мне камзол?

Пока швея расставляла ему камзол, бормоча по нос про замечательную ткань и тонкую работу, Долински погрел и помассировал ему ногу, отчего боль почти прошла, а свежие пирожки с яблоками совсем поправили настроение.

— Вот видите, милорд, во всём можно найти что-то хорошее! — благодушно улыбался Долински, дожевывая пирожок.

— Да. И что-то плохое тоже. Теперь мне придётся перешивать весь гардероб.

И они рассмеялись.

Когда камзол, наконец, был готов, они прошли через портал, поднялись на крыльцо городского особняка Бастельеро и зашли в дом со стороны сада. Навстречу им с визгом выкатилась Деми и сразу бросилась Грегору под ноги, обхватила лапами сапог, задрала мордочку, завиляла хвостом, выражая восторг всем своим существом. Долински подпрыгнул от неожиданности и в изумлении уставился на неё:

— О! Что это?

Грегор подавил усмешку:

— Познакомьтесь, мэтр, это — Деми.

— Демон?! Вы держите в доме демона?? Живого демона?? — карлонский выговор Долински стал заметнее. — Всеблагие боги, зачем вы создали некромантов?!

Грегор не выдержал и рассмеялся. Он поймал себя на том, что его стало очень легко рассмешить.

— А почему он белый? Я слышал, что демоны чёрные. Вы его так заколдовали? Это не опасно? — настороженно продолжал Долински. Кажется, он испугался всерьёз. Грегор даже устыдился своего смеха. Совсем немного.

— Успокойтесь, мэтр, это не демон. Деми — всего лишь собака.

— Собака? Это — собака?? Вы шутите, милорд! Какая же это собака? Это крыса, должно быть. Или сурок?

Грегор расхохотался в голос. Он поднял Деми на руки и та тут же потянулась вылизывать ему лицо. Грегор протянул её Долински. Тот отшатнулся:

— Хотя нет, это не грызун… У него зубы… Может, горностай? Или хорёк?

Деми, оскорблённая в лучших чувствах, ответила ему звонким возмущённым лаем. Это рассмешило Грегора ещё больше.

— Оно … лает? Это песец?

Грегор почувствовал, что не может больше смеяться. Кажется, у него в животе свело какие-то мышцы, о существовании которых он и не подозревал.

— Ох, Никол! Ради Благих! — простонал он.

— Вы не убедите меня, что это — собака! Иначе я совсем разочаруюсь в человечестве. Превратить благородное животное в такое вот — я даже не знаю, как это назвать!

— Ну, в чём-то я с вами согласен, конечно…

Холодное «Милорд!» погасило его веселье как выплеснутое в лицо ведро ледяной воды. Грегор поднял голову и встретился взглядом с милордом Алариком.

— Милорд! — ответил он в тон.

— Я вижу, вы вернулись. Как отдохнули, милорд?

— Превосходно, благодарю, милорд.

Грегор с трудом скрыл изумление, настолько разительно переменился облик отца. Если сам Грегор за месяц в деревне стал выглядеть несколько лучше — загорел, гм,… раздался в плечах, то милорд Аларик за этот месяц постарел, казалось, на дюжину лет. Сквозь его черты словно гротескная, скверно наложенная личина, вдруг ясно проступило сходство с лордом Стефаном. Он больше не был похож на благополучного и цветущего сельского дворянина, похудел, осунулся, и руки его тряслись мелкой, едва заметной дрожью.

«Он заболел? Или подцепил какое-то проклятие? Этого ещё не хватало! От его здоровья зависит, заберут ли у меня сына! И если король сейчас об Аларике Раэне не помнит, то Аранвен-то помнит наверняка! Он, что, таскал эти защитные амулеты на себе весь месяц?!»

Мощные защитные амулеты — это обоюдоострый меч. Как бы полно они не были заряжены, они всё равно подсасывают энергию у того, кто их носит. У магов — магию, у профанов — жизненную силу. И чем мощнее амулет, тем больше силы он забирает. За несколько часов, даже дней, не произойдёт ничего страшного, но неужели те, кто снабдил милорда Аларика этими артефактами, не объяснили ему, что их не стоит носить постоянно? Он же вырос в магической семье и сам должен понимать такие вещи!

— Ваша новая защита дома весьма впечатляет. Полагаю, вы сочли остроумным запереть от меня библиотеку? — желчно говорил меж тем милорд Аларик.

— Там такие опасные лестницы! А мы все так заботимся о вашем здоровье! — отозвался Грегор, рассматривая ауру милорда Аларика магическим зрением. — Вы всегда можете приказать, вам принесут любую книгу. Неужели кто-то из слуг осмелился игнорировать ваши приказания? Сообщите дворецкому, их накажут.

Аура милорда была странно тусклой. Нет, проклятий на нём не было, но что-то необычное зацепило взгляд Грегора, какая-то едва заметная вибрация в такт дрожанию рук, какие-то знакомые формы аурных компонентов…

И тут он понял! Понял сразу, полно и всеобъемлюще, что же видит перед собой! Защитные амулеты милорда были ни при чём! Ну, то есть, может они и усугубляли ситуацию, но дело было вовсе не в них! Дело было в том скрывающем амулете, что носил сейчас маленький Аларик Раэн! Недаром его описание в хранилище было сделано рукой деда! Грегор как-то вдруг и со всей ясностью понял, что до его сына этот амулет носила его мать. Валерия. Именно для неё дед его и создал. Он спрятал её от всего света и надел на неё этот амулет, вероятно, выдав его за защитный. Ну, в каком-то смысле, так оно и есть, но… Грегор представил себе, что должна была чувствовать девочка, а потом молоденькая девушка, когда на неё смотрит как на пустое место даже какой-нибудь мальчишка-разносчик из зеленной лавки, и ему стало жутко. Разумеется, в круг посвящённых этого амулета входили все домашние, но дед уже тогда был королевским некромантом и вообще заметной личностью, поэтому в доме наверняка бывало много тех, кто в этот круг не входил. Конечно, её прятали ото всех, но пойди-ка, спрячь магессу! Да ещё Бастельеро! Наверняка она выбиралась тайком из своих комнат, пыталась заговорить с кем-нибудь из гостей… Грегора на мгновение пронзила острая жалость к той несчастной девочке, его маме, которая пытается привлечь внимание какого-нибудь смазливого хлыща, якобы случайно попавшись ему навстречу, а он смотрит сквозь неё, не отвечает на её слова, игнорирует знаки… Что она должна была подумать, как себя почувствовать? А добавить сюда ещё фамильную гордость! Неудивительно, что она возненавидела весь мир, который от неё отвернулся, и цеплялась так болезненно за тех, кто по крайней мере её замечал… Ах, дед, дед, что же ты натворил!

Милорд Аларик входил тогда в круг посвящённых, и сейчас, когда амулет активирован вновь, среагировал на это. Судя по ауре, какая-то часть его жизненной силы вошла в резонанс с магией амулета, а поскольку теперь он из круга посвящённых исключён… Возможно, его и тянет туда, к мальчику, вернее, к амулету, и отталкивает от него. А ведь внук стал для него средоточием чаяний… Возможно, он даже встречал его несколько раз на прогулке или в доме, и какая-то часть его разума подчинялась магии амулета и забывала о встрече, а какая-то… тут Грегор не брался предсказывать последствия, слишком запутанным получалось взаимодействие. Но очевидно, что результат был достаточно разрушительным.

Грегору не было жаль отца. Он даже испытал вспышку мстительного удовлетворения, вспомнив, с какой жадностью тот смотрел на его, упиваясь его позором, когда принёс ему этот барготов указ о раздельном проживании с женой. Но этот амулет был опасен не только для милорда Аларика, но и для сына. Нет, сейчас, пока мальчик мал, все, с кем он имеет дело, души в нем не чают, и ношение амулета не будет иметь последствий, но это ещё одна и весьма веская причина развестись с женой как можно быстрее. После развода он тотчас снимет с сына эту гадость. Остаётся надеяться, что милорд Аларик дотянет до этого славного дня. Да, кстати!

— Никол, познакомьтесь — милорд Аларик Бастельеро. Милорд, это мэтр Долински. Идёмте, Никол, устроим вас.

Представлять дворянина простолюдину первым было, разумеется, грубостью необычайной, но Грегор повлёк сбитого с толку таким хамским представлением Долински за собой не дав ему сказать ни слова. Он даже не дал Долински толком поклониться, отчего тот растерянно оглядывался и бормотал на ходу извинения, а у лорда Аларика руки затряслись ещё сильнее.

В гостевом крыле, куда Грегор привел Долински, тот спросил осторожно:

— Милорд Аларик Бастельеро — ваш родственник?

— Отец, — буркнул Грегор.

Рот Долински открылся, но ожидаемое «О!» так и не прозвучало. Он только внимательно глянул на Грегора и промолчал, за что Грегор был ему благодарен.

— Выбирайте любую комнату. Разве только в той, крайней, живет Тим Клиффорд, но он подвинется, если хотите.

— Ну, что вы, милорд, я не хочу никому создавать неудобств. Мне подойдет любая комната, например, соседняя с милордом Клиффордом. Правда, если можно, я хотел бы занять две. Под спальню и под кабинет с лабораторией.

— Занимайте хоть все, мэтр. Лаборатория есть в подвале, я вечером вам покажу. А также познакомлю кое с кем.

— Ещё один родственник?

— Сын.

*

В Академию Грегор приехал в скверном настроении. Мрачно выслушал привратника, долго перечислявшего тех, кто находился сейчас в Академии. До конца вакаций оставалось меньше месяца, и большая часть преподавателей уже была на местах. В коридорах на него поглядывали настороженно, раскланивались принуждённо. Он отвечал короткими сухими поклонами. Заметил, что стиснул зубы так, что заныли виски, длинно выдохнул и с усилием разжал челюсти.

Навстречу ему попался иллюзорник в потертой жёлтой мантии, кажется, тот самый, что постоянно прятался от него по углам. Зубы снова сжались. Вот сейчас этот болван опять начнёт напоказ от него шарахаться. Но иллюзорник вдруг остановился посреди коридора, уставился на него как на Провожатого и воскликнул:

— Великий Безликий!

— Не имею чести, — буркнул Грегор. — Всего лишь Великий Магистр.

Сзади кто-то неуверенно хихикнул, а Грегор подумал, что эти слова могут стать девизом его деятельности на посту Архимага. «Всего лишь Великий Магистр».

Он поднялся на башню — ниже она стала, что ли? — ответил на приветствия секретарей и потребовал сводный годовой отчёт о работе Академии за прошедший год и за два предыдущих.

Пока один из секретарей суетился, подбирая документы, Грегор передал другому длинный список книг, учебных пособий, инструментов, материалов и ещё много чего для отправки в Карлонскую Академию. Он даже оплатил портал из собственных средств, чтобы уберечь ценный груз от дорожных превратностей. Там должно было получиться добрых три воза. Никто не сможет сказать, что он мало сделал для основания Карлонской Академии.

Грегор уже успел просмотреть приготовленные на подпись бумаги, когда секретарь, наконец, принёс ему отчёты. Толстенные папки заняли весь стол, и Грегор углубился в изучение счетов, ведомостей, и рапортов, в которых была собрана вся сложная бурлящая жизнь Академии.

Три часа спустя он разогнулся, разминая затекшую поясницу, встал, распахнул окно, и вдохнул пахнущий пылью воздух. Что ж, судя по отчётам, основным итогом года его работы на посту Архимага стало то, что он, кажется, ничего не развалил. Конечно, чтобы расшатать такой могучий организм, как Дорвенантский Магический Орден, нужно что-то большее, чем один неумелый Архимаг. У Ордена есть много средств, чтобы купировать последствия необдуманных действий — один Совет Магистров чего стоит. Он скривился от воспоминания о милордах Магистрах. Скверный из него вышел Архимаг. Архимаг должен быть политиком и дипломатом, то есть всем тем, что он ненавидел. Ему вдруг подумалось, какой чудесный Архимаг получился бы из Долински. Жаль, что это невозможно. Чужестранец, простолюдин, слабый маг… Он подошёл к полкам, взял тонкую папку с проектом своего «закона о простолюдинах», открыл, пролистал. Его единственная инициатива, да и та отвергнута. «Всего лишь Великий Магистр».

Держа папку в руках, он подумал, что так и не задал себе вопроса, с которого должен был бы начать работу над этим законом. «Если бы этот закон уже действовал на тот момент, когда Денвер стал составлять свой заговор, остановил бы он его?» Денвер дослужился до начальника Службы безопасности Ордена и понял, что выше не поднимется, как ни изворачивайся. Ни Магистром, ни, тем более, Архимагом ему никогда не стать. Он уперся в свой карьерный потолок и принялся взламывать его с помощью Баргота, не считаясь с тем, что может уничтожить и Орден, и Дорвенант. Остановило бы его, если бы этот потолок находился ниже? Грегор вспомнил тяжёлое квадратное лицо Денвера, поджатые губы, взгляд исподлобья и понял — нет, не остановило бы. Он, вероятно, дослужился бы до заместителя начальника Службы безопасности, досиделся бы до молодого, не слишком опытного начальника, и за его спиной всё равно провернул бы свой чудовищный план. И, может статься, закон Грегора обозлил бы его ещё сильнее и облегчил бы поиск сообщников недовольных таким положением дел.

Ему вдруг подумалось, что если его собственный начальник Службы безопасности сейчас составляет заговор против него самого, он, Грегор, ничего об этом не знает, и не узнает, пока его не придут убивать. И этот закон, будь он принят, никак на этот факт не повлиял бы. А он даже не знает, кто у него начальник Службы безопасности! Грегор взвесил папку в руках, подбросил, щёлкнул пальцами. Папка рассыпалась невесомой горсткой пыли. Ещё щелчок, и пыль исчезла. «Всего лишь Великий Магистр».

В дверь постучали. Грегор оглянулся. Секретарь доложил о приходе Магистра Волански.

— Просите.

Волански вошёл, остановился посреди кабинета и, склонив голову, принялся разглядывать Грегора как неведомый, но занимательный лабораторный образец. Оба его глаза обшаривали его с ног до головы, в них светился восторг.

— Милорд Магистр Волански, вы пришли обсудить одного из ваших преподавателей? Согласен, он полностью непригоден к работе. Похоже, он совсем перестал различать иллюзии и реальность. Раньше он просто шарахался от меня по углам, а сегодня спутал с Великим Безликим.

— Да, да, мальчик прав! Это очень красиво! Такая резкая перемена судьбы — большая редкость!

Он сделал несколько шагов, обходя Грегора по дуге, словно желая рассмотреть со всех сторон, а потом вдруг остро взглянул прямо ему в глаза, и от этого взгляда Грегора пробрал озноб.

— Поздравляю вас, милорд Великий Магистр! Теперь у вас всё может получиться! Да! Может получиться! — и он резко развернулся и пошёл к выходу. В дверях он едва не столкнулся с входящим в кабинет Магистром Бреннаном, хлопнул его по плечу:

— Не принимайте близко к сердцу, дружище!

Бреннан недоуменно посмотрел на Волански, потом на Грегора, потом они оба посмотрели на закрывшуюся за иллюзорником дверь и одновременно и очень похоже вздохнули. Грегор подумал, что будь здесь Долински, они оба сейчас уже хохотали бы, а с Бреннаном смеяться совсем не хотелось. Он указал на мягкую банкетку, стоящую перед столом, сам тоже сел за стол и сказал:

— Присаживайтесь, милорд Магистр. Вы по поводу объединённых закупочных ведомостей?

— Нет-нет. С ведомостями мы разобрались, — ответил Бреннан, сев на банкетку. — Это действительно оказалась удачная идея. Мы хорошо на этом сэкономили. Я по другому поводу.

Он помялся немного, потом осторожно продолжил:

— Вы заходили ко мне перед вашим отъездом… просили средство от головной боли…

— Да? — искренне удивился Грегор. — Ах, да!

Он нагнулся, пошарил в ящике своего стола и поставил перед Бреннаном флакон тёмного стекла.

— Вот. Благодарю, милорд Магистр. Мне очень помогло.

Выражение, с каким целитель разглядывал запечатанный флакон, было бесценно. Потом Бреннан медленно поднял на него глаза, а Грегор опять вспомнил Долински и попытался изобразить этот его невинно-безмятежный взгляд. Даже брови поднял домиком. Что уж там у него получилось — не известно, но Бреннан заморгал и смутился.

— Я, возможно, отнёсся к вашей жалобе недостаточно внимательно, мне следовало провести обследование, и если вы зайдёте ко мне…

— Не надо, милорд Магистр, — мягко перебил его Грегор. — Вы дали мне прекрасное средство и оно уже помогло. Не стоит к этому возвращаться, — он подвинул флакон ближе к Бреннану. — Возьмите, мне больше не нужно. Думаю, это пригодится кому-нибудь ещё.

— Грегор, — начал Бреннан с упрёком, — если вам нужна помощь целителя…

— …то у вас найдётся ещё много таких флаконов, я уверен. Благодарю, мне вполне хватило одного, милорд Магистр.

Бреннан укоризненно покачал головой, глядя на Грегора, потом встал и пошёл к дверям, сухо бросив через плечо:

— Как вам будет угодно, милорд Великий Магистр.

Барготов флакон так и остался стоять на столе. Грегор подумал, что зря обидел старика. Тот всегда хорошо к нему относился, а в последнее время… Что ж, в последнее время Грегор и сам бы держался от себя подальше. Поэтому он встал, взял несчастный флакон и окликнул:

— Милорд Магистр Бреннан!

Тот оглянулся. Грегор подошёл к нему и протянул флакон:

— Вот, возьмите всё же, не пропадать же добру. Я благодарю вас за визит, милорд Магистр. И если мне понадобится помощь целителя… я за ней обращусь.

Он не сказал, что обратится именно к Бреннану, и тот это понял. Но смягчился, кивнул, взял флакон, сунул в карман. Задержался на пару мгновений, разглядывая Грегора, особенно его голову, кивнул удовлетворенно сам себе и вышел.

А Грегор опять отошёл к окну и уставился в него невидящим взглядом. Двор Академии, всегда казавшийся ему просторным, сегодня показался маленьким и тесным. Мощёный двор перед его домом в поместье был гораздо меньше, но казался куда просторнее, потому что незаметно, безо всяких заборов, переходил в сад, потом в рощу, поле, и так до самых гор. Вся Дорвенна после поместья казалась ему низенькой и тесной. Он встряхнулся, отогнал эти мысли и снова уселся за стол, заваленный бумагами.

Можно, конечно относиться к Магистру Волански как к балаганному клоуну, но у Грегора было множество возможностей убедиться, что всё не так просто. Как он сказал? «Теперь всё может получиться»? Но это значит, что теперь ему не обязательно уходить. Он вполне может остаться Архимагом. Еще год — два… Ладно, не год — два. Скорее пять — шесть, и он врастёт в этот колоссальный организм Ордена, научится чувствовать его, его проблемы и нужды, научится определять правильную стратегию роста, выучит, кто у него начальник Службы безопасности, выучит всех, кто хоть сколько-то важен для Ордена, научится добиваться от них того, что нужно ему и Ордену… Нет, тут, пожалуй, вся дюжина лет понадобится… Управлять такой махиной как Дорвенантский Магический Орден, все равно что вести сразу восемь войн восемью армиями на восьми разных театрах военных действий. А он, получив звезду Архимага, был совершенно к этому не готов. Он даже Магистром Гильдии не побывал! Его кольнула обида на Магистра Эддерли, который попросту заткнул им дыру после смерти Кастельмаро. Нет, Грегор понимал, почему его наставник так поступил. Ордену был нужен защитник, и под рукой не оказалось никого более подходящего, чем он. И он принял это назначение, потому что видел в этом свой долг. Но потом его долг был выполнен, и он стал не нужен, что ему и дали понять совершенно ясно.

А теперь дали понять, что всё может получиться. Не «получится», а только «может получиться». Если он переломает себя, научится политике и дипломатии, научится льстить и изворачиваться, убеждать и манипулировать… У него опять заныли виски. Так знакомо и привычно. А в поместье у него ни разу не болела голова… Если он действительно впряжётся в этот воз, о поместье придётся забыть. Все его силы будут уходить сюда. На собственные исследования совсем не останется времени. На поместье, на его кузню и печи останутся редкие выходные и короткие вакации. Что можно сделать вот так, урывками? За один выходной даже горн толком не разогреешь… Нет, печи построят и без него. Но он этого не увидит, не поучаствует в первой плавке, не разберётся, что же за магические стрелы он смастерил… Ему стало тоскливо. Он всю жизнь жил долгом, делал то, что от него ждали, и он больше не хочет! Он выполнил свой долг, и хочет пожить для себя!

Конечно, есть риск, что поместье ему надоест, станет тесно. Что ему надоест возиться с металлом. Особенно, если окажется, что ничего нового он не открыл, и всё, что он сделал, уже давно известно. Он знал это за собой, и понимал, что если он сейчас оставит Академию, то вернуться уже не сможет. Даже простым преподавателем.

Но какого Баргота! Он и не захочет возвращаться! Если ему надоест возиться с металлом, он обязательно найдёт что-нибудь ещё. Мир велик, а он не видел и малой его части. Он всего-то заехал на пару недель в поместье, чтобы сменить обстановку, а нашел дело, которое всерьёз его захватило. Значит, его дело от него не уйдёт.

Решено. На следующей неделе традиционное заседание Совета перед началом учебного года, на которое соберутся все Магистры. На этом заседании Грегор и отдаст им ненужную ему звезду Архимага, а потом разведется с женой и уедет с сыном в поместье к своим горам и печам.

Но недаром говорят: хочешь насмешить богов — расскажи им о своих планах.