Слизеринский Лев (джен)

Прошло пол-недели. Никому я не рассказал подробностей моего разговора со Львом. Полумна специально предупредила Гермиону, чтобы та меня не дёргала — а если остальные волшебники узнают, пускай и их остановит от расспросов. Если бы я и доверил кому-то секрет: то либо мисс Лавгуд, либо королям. Но пока мне хотелось оставить это между мной и Асланом.

Дни шли спокойно, солнце горело жарко — благо, все королевские костюмы были изготовлены из абсолютно натуральных материалов и тело в них не страдало. Полумна и Лаванда кормили лошадей, Эдмунд и Рон тренировались на мечах, Гермиона внезапно начала носить украшения из сокровищницы. Мы тесно общались с Питером, он научил меня обращению с оружием потяжелее шпаги, я объяснял ему будущее, он мне — прошлое. Благо, нам было не так трудно друг друга понять, ведь у Англии сороковых и Мира Крови есть немало общего. Куда сложнее было бы простому маглу понятно рассказать ребенку войны о компьютерах и кассетах. Что до пса — он вечно куда-то отлучался. Недалеко и ненадолго, но слова «А куда пропал Сириус?» то и дело звучали в этих стенах.

Однажды я находился в саду, в беседке среди розовых кустов, читал книгу и слушал, как жужжат пчёлы. Тогда ко мне подошёл пёс -по собственной воле, впервые за всю нашу жизнь в замке. Навис надо мной горой. Стоял и мялся.

— Разговор нужен. — сказал он мне, резко, будто выплюнул.

— А мне солнечный свет нужен. — холодно ответил я, переворачивая страницу.

— Ты так и будешь вести себя, как девочка обиженная? Столько лет прошло, а ты всё в детстве застрял. Джим уже давно мёртв, а ты его ненавидишь, Лили давно нет, а ты…

Я захлопнул свой томик, даже не заложив страницы.

— Что. Тебе. Надо? — процедил я, представляя в голове картины живодёрен и собак, идущих на мыло и пирожки.

Сириус уселся на землю, скрестив ноги по-турецки.

— Я хочу, чтобы ты наконец меня понял. Мы в одной лодке, но ты упорно это игнорируешь. Никогда ты других не слушал, так послушай сейчас.

Он недолго промолчал, поскрипел зубами.

— Ты сам прекрасно понимаешь, что было тогда. Это были детские игры, вот и всё. Да, иногда я был неправ. Знаешь, с моей семьёй у меня есть все права ненавидеть всякую змеиную шваль. Только вот я из мальчишеских забав давно вырос, а главное, не начал заниматься тем, что куда хуже, чем любые спущенные штаны или украденные вещи. Я настоящим живу, а ты всё во вчерашний день глядишь.

Я злился на этого наглого мерзавца, безусловно, но злился меньше, чем сам от себя ожидал тогда. Видимо, без метки мне легче давалось слушать напоминания о моём пожирательском прошлом.

— Ты с чего это начал? — спросил я наконец — С какого перепугу?

— С того, что мне жаль, ясно! Жаль, что ты так меня понял, жаль, что до тебя не дошло! Ну, прости, прости, ну не идеал я! — огрызнулся он — Поэтому кончай скулить и закапывай топор войны.

Если это были извинения, то не только крайне несвоевременные, но и худшие, что я когда-либо слышал.

— Знаешь, я считаю, что мир не разделен на хороших и плохих. В каждом есть и темная, и светлая сторона — главная, какую ты выбрал. — произнёс Сириус, поглаживая белый бутон одной из роз — Мне жаль, что ты выбрал тёмную, Сев. Но я верю, что и в тебе есть что-то нормальное. Поэтому теперь мы одна команда. Наши дети на нас возлагают надежды. И не только они. Наш вождь — тоже.

На словах про вождя я начал понимать. Сначала мне стало неприятно: ах, и ему тоже! Но после я вспомнил историю Лили, что тоже не хотела делиться Асланом, будто Он был плюшевым львенком. Одна уже так обожглась, мне не стоит. Как здесь говорят — Он не ручной лев.

А потом я спросил:

— Уже видел, получается?

— Я так и не понял, почему он сразу к нам не вышел. — отмахнулся Сириус — Но он действительно непохож на цирковых львов. Вообще я ожидал кого-то вроде Дамблдора, но нет... Я ему про одно, а он мне про совсем другое. Я так и не понял, в чём его цели.

«Не Он ли предложил Сириусу извиниться передо мной?» — подумал я.

— А какие должны быть у Него цели?

— Борьба за справедливость, Сев. Стремление достичь добра на свете. Да что угодно.

— Наверное, ты хотел бы, чтобы Он предстал перед тобой в гриффиндорском шарфе и значками движения за права эльфов на гриве. — ухмыльнулся я.

— Дурак ты. Вот я пытаюсь с тобой по-хорошему, а ты упёрся, как баран. — сплюнул Сириус в кусты.

Буквально этим же вечером о встрече Сириуса с Асланом узнали все. Полумна и короли радостно захлопали в ладоши, поздравляя его. Подняли бокалы, разрезали новый торт от Лаванды.

А он начал свой рассказ — и в его словах звучало столько уверенности в том, что Лев теперь принадлежит ему и говорит его устами. Такая гордость, быстрые театральные жесты. Хорошо, что он не знает, что Лев до этого являлся и мне.

Да, мне показалось, что так разбалтывать нечто столь драгоценное по меньшей мере не культурно — всё равно, что публично срывать одежду. Я не зря хранил в уме каждое слово Господина моего и каждое движение Его львиной головы. Мне казалось, что это будет предательство не только по отношению ко мне, но и к Нему. Но я смирился. В конце концов, пёс ведёт себя как мальчишка, желающий всем показать новую диковинку. Пока я рос и пестовал в себе стоицизм, строгость и сдержанность, ему пришлось сидеть в тюрьме, где из него высасывали все соки. Он не наигрался — и вот играет дальше.

Забавно, что мы оба так яро обвиняем друг друга именно в инфантилизме. Кто-то же из нас должен быть взрослым, верно? Ведь не может быть, чтобы в этом замке не осталось ни одного взрослого.

— По правде сказать, я ожидал от него большей уверенности в словах. Как будто он сам не знает, за что борется. Однако, некоторые лидерские качества, безусловно присутствуют.

— По-моему, никто не может быть более уверенным. — пожала плечами Люси — Мне кажется, Вы не совсем Его поняли.

— Я понял всё правильно. Битва за тех, у кого нет голоса, сражение за дело всеобщей справедливости, всё это в его идеологии мне нравится. Однако то, как он говорит об этом, слишком… Сложно подобрать нужное слово, но он как будто и согласен со мной, и нет.

— И в чём вы не согласны? — спросил Питер.

— Например, я ожидал узнать побольше о политике Колдуньи и её слабых местах…

Полумна прыснула.

— И что смешного? — обратился к ней Сириус.

— Вы как будто зачитываете статьи из «Пророка».

— Так выглядит взрослый мир. Аполитичное мышление приводит нас к тому, что на трон садятся тираны, озабоченные чистотой крови или…

Тут Сириус умолк ненадолго.

— Проклятье. — произнёс он и отклонился на спинку стула.

— Что такое? — спросила Лаванда участливо.

— Даже после часового разговора, я не могу понять, чего именно хотела эта Колдунья. Как построена её система превосходства, как она повела за собой народ, каковы её методы пропаганды. Он как будто избегал говорить о ней. Всё время менял тему. Вечный ad hominem, как будто я имею какое-то прямое отношение к теме разговора. И эта риторика… Иногда мне казалось, что он ненавидит Колдунью не за то, что она сторонница авторитарных идей, а за то, что она «не знает своего места»…

— Я думаю, что Его отношение сложно назвать «ненавистью». Даже если речь идёт о Колдунье. — по-слизерински усмехнулась Полумна (да что же они все меня пародируют?).

— Врага надо ненавидеть, если враг отнимает у тебя элементарные права. — покачал головой Сириус.

— Зачем ненавидеть пораженного врага?

— Затем, чтобы помнили. Но это мелочи. Видимо, лев довольно косноязычен, вот и всё.

Я не смотрел в сторону Полумны, но уже понимал, каким взглядом она его сверлит. У меня самого кулаки сжались.

— Я рад уже самому знакомству с вашим лидером. Раз мы застряли здесь, так доделаем то, что начали в нашей Англии. Поможем слабым и поработаем на наше будущее.

«Наше? Да ты тут несколько дней.» — проворчал я про себя, снимая ложечкой клубнику с верхушки моего куска торта.

— Я предлагаю тост! — поднялся вновь пёс, взмахнув рукой с бокалом — За Нарнию и магическую Англию! За дружбу и разнообразие! За львов!

— За львов! — чокнулись все, кроме меня и Питера; мы оба сослались на то, что больше не хотим пить.

* * *

За всё наше пребывание в замке, короли регулярно выезжали повеселиться на охоту, и чаще всего сопровождали их только Полумна и Рон. Последний особенно любил это дело, Эдмунд хвалил его за азарт. Гермионе и Лаванде было жалко животных, даже немых — и хоть Эдмунд пояснял им, что еда не падает с неба, до девочек это так и не доходило. Однажды, увидев принесённую Питером с вылазки тушу оленя, обе зареклись вовек больше не брать в рот мяса, настолько шоком это было для них, особенно для Лаванды, что бросилась в слёзы и Питеру пришлось её утешать. Но продержались они всего два дня: потом я увидел, как обе ночью бегают на кухню за кусочками мяса. И вздохнул с облегчением.

Сириус охоты не любил по схожей причине. Мёртвые олени вызывали у него не самые приятные ассоциации, особенно, если ещё и Питер приносил их на стол.

Однажды, впрочем, короли сумели заманить всех нас на вылазку в леса: с обещанием, что охота будет скорее театральной имитацией, а на деле все лишь покатаются на лошадях, споют, потрубят в рожки и, быть может, загонят зверя-другого с целью схватить, погладить и отпустить. Гермиона, Лаванда и Сириус согласились, а я просто давно обещал Илте научиться нормально держаться в седле при полевом галопе. Так мы и собрались вместе и погнали лошадей в леса.

С собой короли прихватили свору говорящих гончих, покрытых рыжими пятнами. Вид милых собачек немного поднял Лаванде настроение. Сириус попытался погладить некоторых из них, но они не дались ему в руки. Видимо, псу нужен авторитет, которого у Блэка нет и быть не может.

Сперва мы шли шагом; люди, лошади и собаки общались друг с другом. Сьюзен и Гермиона подняли тему войны: Гермиона хотела порадовать королеву тем, что Британию больше никто не атакует, но в результате сказала лишнего, упомянув и ядерное оружие, и последующее поведение русских, и прочие конфликты, что пошли чередом вслед. Королей это явно опечалило: да, они понимали, что наивно бы было считать, что эта война закончит все войны, но всё же было тяжело терять эту надежду на абсолютно безоблачное будущее.

Затем кто-то из королей заметил фигуру кабана между деревьями и мы хотели было начать погоню. В этот момент Илта услышала какое-то шуршание в кустах недалеко от нас и повернула голову. Спустя секунду мимо моей щеки, растрепав волосы, просвистела стрела, я дёрнул вожжи (что было необязательно: моя лошадь уже бросилась вскачь)...

Сразу вспомнилась битва с волками — и в банде, окружившей нас, тоже было несколько волков; а помимо них — люди с человеческими телами и головами псов, нечто вроде троллей или людоедов (большие, похожие на гору уродливые существа с широко раздутыми ноздрями), страшные и гротескные карлики с длинными носами и костлявыми пальцами, какие-то подобия не то людей, не то лягушек и ящериц… Из всех существ наиболее человеческие черты были у здешней ведьмы, смуглой растрёпанной девицы, оседлавшей дикую свинью.

Надо сказать, абсолютно базовые уроки обращения с оружием уже были даны не только мне и Рону, но и всем остальным, кроме Лаванды: то ли она слишком уж не хотела никому пускать кровь, то ли короли сразу поглядев на неё, решили, что лучше оставить ей то, что она умеет лучше всего. Да, никто из нас не достиг уровня близкого к умениям Пэвенси — и всё же у Гермионы был с собой небольшой арбалет, у Сириуса — кинжал… Я не знал, насколько хорошо они с ними обращались и на кого из компании я бы мог положиться. Так или иначе, сейчас для нас было первостепенной важностью оградить от опасности Лаванду.

Я обнажил меч и битва началась: мы закрыли щитом перепуганную мисс Браун. Надо сказать, в отличие от оборотней, что мы повстречали раннее, эти существа были куда более сплоченными и четкими в своих движениях. Ведь к местам поселения волков мы пришли сами: эти же застали нас врасплох в том месте, что должно было бы быть безопасным. У шайки была явная цель поймать и убить нас, они действовали резко и жестоко, но при этом и обдуманно.

Помню, что Рон хорошо отличился в пылу сражения — даже не пытался слишком вырваться вперёд, а повёл свою боевую энергию в нужное русло. В какой-то момент здешняя ведьма перестала только руководить воинами, а сама ринулась вперёд, в самое пекло: столкнулась лицом к лицу с Гермионой… Грейнджер застыла в парализующем ужасе, совершила один выстрел, промахнулась… Потом ведьму уже успел отбить кто-то другой. Я надолго запомнил, как внешне похожи казались в тот момент Гермиона и эта злодейка; как будто кто-то взял лицо Гермионы и стёр с него всё спокойствие и разумность, заменив его на дикий, необоснованный хаос. Видимо, сама Грейнджер тоже заметила этот эффект кривого зеркала: потому и всю оставшуюся битву вела себя ещё более неуверенно.

В один момент лошадь, на которой сидела королева Люси, замешкалась, что-то толкнуло её в бок, Люси выпала из седла, с одной ногой, застрявшей в стремени, и кто-то из чудищ, из тех, грузных и заплывших жиром, сумел крепко схватить её за косу и дернуть на себя. Моё сердце пропустило удар, я было рванулся к ним, но не успел, крик бедной королевы застыл в моих ушах…

Мне очень сложно описать эту сцену, потому что случилось всё невероятно быстро. Сириус сумел наклониться в седле, быстро ухватить мерзавца сзади и всадить ему в горло свой кинжал. Чудище захрипело, Люси успела освободиться из его лап и снова вскочила на лошадь… Блэк отбросил бездыханное тело огра на землю, убрал оружие, даже не утерев крови.

Питер и Эдмунд смогли отбить основную волну атакующих. Ведьма что-то лихо, по-дикарски выкрикнула, взмахнула рукой и хлопнула по крупу своей свиньи. Существа кинулись за ней в отступление: агрессивные чудища тут же обратились трусливыми зверушками. Собаки грозно лаяли им вслед.

Несмотря на то, что в этой битве ближе всех к смерти была Люси, наиболее травмированной выглядела Гермиона. В моей голове проснулся какой-то маленький злой шут, что так и дёргал меня за язык, подталкивал съязвить «Этих оборотней тоже будете защищать, мисс Грейнджер?», но, к счастью, я просто сказал:

— Приходите в себя.

Она молча кивнула в ответ.

Сириус спокойно поправлял седло на своём коне, как будто ничего и не случилось. Люси подошла к нему и поблагодарила: он равнодушно пожал плечами.

Видимо, я недооценивал его. Мне мерзко такое признавать, но этот пёс обладает и добрыми собачьими качествами — умением, или скорее, желанием защитить слабого в том числе. Его презрение к королям и их богатству не помешало ему позаботиться о жизни одной из них. Если бы он спас от смерти меня, я бы начал ненавидеть его ещё сильнее: как горделивого Джеймса, что использует благодарность, как путы, которыми можно связать врага. Если бы он спас Гермиону, Рона или даже незнакомую ему Лаванду, я бы прочитал это как простую гриффиндорскую солидарность. Но он спас ту, чей авторитет сам сперва не хотел признавать, кого за глаза считал избалованной толстосумкой, что принадлежит к ненавистному ему «молчаливому поколению», к которому принадлежали и его родители — главные его противники.

Я подошёл ближе. Выдавил из себя с отвращением:

— Благодарю тебя.

— И за что? — горделиво приподнял он бровь.

— Ты сам знаешь, за что.

— Ну, тогда всегда пожалуйста. Я поступил, как поступил бы любой гриффиндорец. — улыбнулся он.