Тень (гет)

— Тебе налить? — спросил Фугаку, откупоривая крышку дорогого виски.

— Нет. Ты же знаешь, я за рулём, — содрогнувшись, ответил Итачи.

Мысли его путались и вертелись вокруг Изуми, он и не заметил, как погрузился в себя, отключившись от происходящего. Часы показывали одиннадцать, стол был уже убран и со стороны кухни доносились глухие звуки посудомоечной машины. Фугаку пригубил виски и, прищурившись, подошёл к висевшей на стене абстрактной картине. На большом полотне были изображены разноцветные геометрические фигуры: треугольники плавно переходили в квадраты и от их количества рябило в глазах.

— Не останешься?

— Нет, завтра на работу.

— Что ты в ней нашёл?

— Что? — недоуменно спросил Итачи и с испугом глянул на отца. К счастью, тот не заметил временного замешательства, поскольку пристально разглядывал полотно.

— В детстве ты мог часами на неё смотреть. Я все время хотел спросить — что в ней особенного? Я бы выкинул её, если бы не знал, сколько она стоит. Да и подарки не выбрасывают, — засмеявшись и отпив глоток, Фугаку повернулся к сыну и поставил стакан на стол.

— Я считал… — Итачи многозначительно сделал паузу и подошёл к картине, — фигуры.

— И сколько насчитал? — слабая улыбка дрогнула на губах.

— Не знаю, — пожав плечами, ответил Итачи и взглянул на отца. Лицо его было расслабленным, а обычно резкие, в какой-то мере грубые черты лица, казались теперь более мягкими при тёплом свете лампы, — каждый раз получалось разное количество, — он остановился, вспоминая, как ребёнком приходил в зал и искал покоя в геометрических фигурах и цифрах, пока мать с отцом ругались в соседней комнате, — смотря с какого угла на неё смотреть.

— Можешь забрать, если хочешь.

— Спасибо... Но не думаю, что найду место для неё в своей квартире.

— Ты всегда можешь переехать в нашу — городскую. Мы теперь там почти не бываем. Твоя мама больше предпочитает дом.

— Отец...

— Понял, — усмехнулся Фугаку и сел на стул, широко расставив ноги, — Забыл, что ты у нас самостоятельный. Ты виделся с Саске?

— Нет. Не думаю, что он жаждет со мной встречи после того, как я написал на него донос и отвёз в клинику.

— Ты сделал то, что должен был сделать давно, — твёрдо сказал отец, — Если бы ты не покрывал его всё время, ничего бы не случилось. Ему нужна была квалифицированная помощь. Ты лучше меня знаешь.

— Вы с мамой отвернулись от него, чуть позже я его предал. Не смог поверить, — приглушённым голосом выговорил Итачи. — Что если он не врал? Что если там действительно был человек?

— Да кто от него отвернулся, Итачи?! — повысив голос, зло прошипел Фугаку. — Саске всегда был вспыльчивым мальчишкой, которому не терпелось насолить отцу. Да, у нас в семье не всегда было гладко. Но нет безупречных семей! Мы все играем на публику. К тому же, мой статус требует от меня этого постоянно. В академии он затеял драку специально, чтобы показать всем нашу изнанку. Только он не меня калечил, а своё будущее. Я, как отец, не мог этого допустить. И пусть он считает, что я спасал свою репутацию, главное — его будущее. Затем свадьба с этой...

— Сакурой.

— Это было назло мне. Он знал, что я никогда не одобрю этот брак. И что? К чему всё привело?! Чтобы насолить мне, он сделал несчастной женщину и ребёнка. Затем ограбление квартиры. Я отозвал заявление, ради него. Это разрушило бы его карьеру. Теперь я жалею, что не подал на него в суд. Может тогда мой сын не был бы убийцей.

— Это была случайность. Ты же отлично знаешь, что пуля срикошетила.

— Случайность? — рассмеялся Фугаку и выпил залпом оставшийся в стакане виски, — случайность. Ты ни черта не знаешь, Итачи. Я создал эту случайность! Было два выстрела. Один действительно был в стену, но пуля осталась там, второй пришёлся прямо в голову. Он был обдолбан настолько, что не мог стоять на ногах. Он стрелял в призрак! В собственную галлюцинацию. Он убил её. Девушка была беременна, срок был маленький. Скорее всего, она даже не подозревала.

— Но в отчёте... — в замешательстве произнёс Итачи, не веря в услышанное. Как столько времени отец мог скрывать от него эту информацию?

— Отчёт? Ах да, отчёт! Ты не знаешь, чего мне стоило прикрыть его зад. Ты понимаешь, сколько ему светило...Ты понимаешь, что с ним бы было! Повезло, что в тот день на место приехали мои люди и мы смогли обыграть всё под несчастный случай.

— Твои люди?

— Да, мои люди. Можешь записать всё, а потом проинформировать своих.

— О чём ты? — непонимающе и ошарашенно спросил Итачи.

— Ооо, не надо! Не притворяйся, Итачи. Я давно осведомлен о том, что ты копаешь под меня и начальство повыше. Ты даже не знаешь, во что влез, глупый сын!

— Что? Ты… Когда ты узнал? Хах. Ну, конечно, она тебе разболтала.

— Она? О ком ты? — переспросил Фугаку и, нахмурившись, пытливо посмотрел на сына. Тот был явно растерян, взгляд бегал из стороны в сторону и пальцы нервно поглаживали манжету рубашки. Поняв, о ком идёт речь, он почесал переносицу и продолжил. — Нет, она ничего не сказала, только плюнула мне в лицо и, если бы я не отскочил, то расцарапала бы. Я знаю с самого начала. Твой внезапный интерес к моим делам, затем отдаление. Твои частые отказы помочь мне. Это началось четыре года назад, ты стал сотрудничать с отделом по борьбе с коррупцией. Так они себя назвали. Тебя завербовали, потому что ты сын прокурора и, возможно, владеешь информацией, которая им нужна. Я кое-кому перешёл дорогу, поэтому собирают компромат, чтобы воспользоваться им, если я снова что-то выкину. В принципе, они не ошиблись в тебе. Человека с таким обострённым чувством справедливости нужно ещё поискать. Однако, у всех есть слабости. Я всегда думал, что твоя слабость — Саске. А оказалось — семья. Ты же поэтому держишь её там, в подвале... Не можешь решить, оставлять ли в живых девушку, которая представляет для нас угрозу. Я развею твои сомнения. Она не одна из нас, что бы она не говорила, она не твоя сестра. Тех денег, что я ей дал, было достаточно, чтобы жить беззаботной жизнью. Но она, как её шлюха-мать, ненасытная.

— Ты врёшь! Это всё неправда! — выкрикнул Итачи, треснув по столу со всей силы, отчего пустой стакан опрокинулся и, скатившись со стола, звонко разбился.

Парень глубоко задышал, лицо его в мгновение посерело, а к горлу подступила тошнота, ноги онемели и он неподвижно стоял, всматриваясь в картину. Двадцать три квадрата, четыре ромба, тридцать шесть треугольников… Но облегчение так и не наступало. Перестав считать про себя, он отвёл взгляд, вслушиваясь в тихое тиканье настенных часов. Двадцать пять, двадцать шесть и на двадцать седьмой секунде он почувствовал руки отца на плече, которые железной хваткой вцепились в него.

— Это правда, Итачи. Спроси у неё, куда она дела шесть миллионов. Судя по твоему лицу, про деньги она тебе ничего не сказала, —самодовольно ухмыльнулся Фугаку, притянув сына за шею. Мужчина прошептал в ухо. — Она никто, Итачи. Девочка, которой нужны деньги. Которая пошла бы по нашим головам, лишь бы получить их. Расчётливая дрянь просчиталась, доверившись тебе. Смею предположить, ты был её слабостью. Я хочу сказать тебе лишь одну вещь — если я упаду, то упадут многие, в том числе и Саске. Поэтому подумай, стоит ли ворошить осиное гнездо. Люди, на которых ты работаешь, не белые и пушистые. Я думаю, ты и сам понял, что они ничем не отличаются от нас. Вам позволяют купаться в лягушатнике, но до океана вам никогда не добраться. Пора выбирать сторону, Итачи. И, я надеюсь, ты сделаешь правильный выбор.

— У вас всё хорошо? — озадаченно спросила Микото, ворвавшись в зал. — Я слышала, что-то разбилось.

Итачи отшатнулся от отца и взглянул на мать. Она встревоженно смотрела на них, прижимая правую руку к груди.

— Ничего страшного. Бокал случайно упал, — спокойно ответил Фугаку, поворачиваясь к жене. — Я думал, ты уже легла спать.

— Я хотела проводить Итачи. Если, конечно, он не остаётся на ночь.

— Я уже ухожу, мам, — на мгновение оправившись от потрясения, бездушно ответил он.

Торопливо выйдя из дома, он пару раз споткнулся на тропинке, едва не упав. Дорога к машине никогда не казался такой долгой, как сейчас. Ему не терпелось поскорее убраться подальше от чёртового дома, поехать к ней и вытрясти правду любой ценой. Из всех женщин, которых он знал — Изуми была самой обычной. У неё была миловидная внешность, приятный голос и кроткий нрав. В первый рабочий день она за какие-то тридцать минут смогла расположить к себе новый коллектив. В какой-то мере, он даже позавидовал, с какой лёгкостью ей удаётся общаться с людьми. Сколько он помнил, она всегда улыбалась, хохотала над идиотскими шутками сотрудников и начальства, хоть он не находил их забавными.

— Разве это было смешно?

— Нет.

— Тогда отчего ты смеялась, как будто это шутка года?

— Это было бы невежливо. Не все могут позволить себе прямолинейность.

— Полагаешь, что у меня особое положение, раз я позволяю...

— Нет, — мягко улыбнулась Изуми, заправив прядь за ухо. — Ты говоришь то, что думаешь, так как не нуждаешься в одобрении. А я не такая.

Как следователь она бы не состоялась: при выездах явно чувствовалось скованность и неуверенность, стреляла плохо, часто промазывала и реагировала на всё довольно медленно. Ему пару раз пришлось буквально спасать её от пуль в перестрелке. При должном распределении Изуми никогда бы не попала в восьмой отдел, но в тот год уволилось около четырёх сотрудников, двое лежали с ранениями в больнице и поэтому начальство решило закрыть брешь стажёрами. Единственное, что поражало, так это её выносливость и безропотное подчинение приказам. Как-то проходила с ушибленной лодыжкой всю смену, не сказав ни слова, пока он не заметил неестественно распухшую ногу. Она хорошо справлялась с бумажной работой, поэтому частенько они с Шисуи злоупотребляли её безотказностью и просили написать рапорт за них. Итачи предполагал, что через год или два она выскочит замуж за хорошего парня, бросит работу в полиции, посветит себя семье, родит парочку детей и будет счастлива. Поэтому он легко поверил в ее слова о том, что она случайно оказалась не в том месте не в тот час. Однако Изуми совершила ряд ошибок, после чего доверие к ней пошатнулось.

«Опасайся ничем не примечательных людей. Они довольно быстро усыпляют бдительность», — сказал ему как-то начальник.

Вначале его насторожило, что первые полгода её исчезновением активно интересовались многие люди. Были вовлечены следователи из других отделов; неоднократно поднимали архивы, проводили допросы, пересматривали записи с камер наблюдения. Еще и этот бывший заключённый, в своё время пристреливший человека, был особо заинтересован и первое время доставлял много хлопот своей слежкой. Из-за этого ему пришлось бросить её без достаточного количества еды и питья на три недели, что в дальнейшем привело к истощению. Позже гомон поутих, только уголовник оказался напористым и наведывался время от времени к ним в отдел. Предположительная связь Изуми с криминальным миром постепенно отпадала. Мадара был всего лишь человеком с искалеченной судьбой, страдающий алкогольной зависимостью и перебивающийся с копейки на копейку. Поверить в привязанность к юной соседке, которая была к нему добра, было просто. Свою ошибку Итачи понял слишком поздно — нужно было убить ее с самого начала. Теперь же она в действительности была опасна, так как знала слишком много. Спускаясь в подвал, Итачи пытался покончить с этим раз и навсегда, но каждый раз прятал пистолет за спину, усаживался на стул и разговаривал. Так прошёл месяц, другой, затем год, Итачи стал привязываться и, со временем, придумал план: подстроить её смерть, достать поддельные документы и, пригрозив, отправить за границу. Конечно, уверенности в том, что она будет держать язык за зубами не было, но страх перед смертью заставил бы.

Сейчас же всё представлялось в новом свете. Бесспорно, она была хитра. Возможно, всё это время втиралась в доверие, подстроила случай в ванной, соблазнила и выбрала позицию жертвы, чтобы он почувствовал за собой вину. Его вывернуло наизнанку от осознания, что она может быть его сестрой. Всё тело покрылось холодным липким потом и, открыв дверцу автомобиля, Итачи обессиленно плюхнулся в кресло. Следователь закрыл глаза и в задумчивости потёр веки.

— Всё ради денег, — усмехнувшись, прошептал он в пустоту, — ради грёбаных шести миллионов. Она всё терпела ради шести миллионов.

Теперь стало понятно, почему она тайно встречалась с Шисуи, почему признавалась в любви к нему. Видимо, хотела познакомиться с семьёй и выманивать деньги. О том, что у отца была любовница, он подозревал давно. Итачи хорошо помнил тот скандал между родителями: Саске тогда едва минуло пять, мать была в отчаянии и полна злости. После хлёсткой пощёчины отцу, она швырнула скомканное фото ему в лицо и злобно прыснула сквозь зубы слова о ненависти. Мама никогда не позволяла себе неуважительно разговаривать с отцом. Голос её был всегда мягким, заботливым и понимающим. Если Фугаку что-то не нравилось, она лишь склоняла голову и говорила, что всё исправит или извинялась за пересоленный, по мнению мужа, суп. Итачи всегда было интересно, что могло вывести мать из равновесия. Глаза в тот день у неё горели ненавистью, по щекам ручьём текли слёзы, а губы плотно сжались в тонкую полоску. Да и отец, обычно серьёзный и непоколебимый, подняв фотографию, побледнел и дрожащим голосом произнёс: «Тебе не стоило рыться в моём столе. Раз ты знаешь, мне больше нечего скрывать».Микото стукнула тогда по столу, отчего Саске выронил ложку и заплакал. Итачи взял плачущего брата на руки и поднялся в свою комнату. С того дня всё изменилось: отец с матерью либо не разговаривали, напряжённо молчали и бросали гневные взгляды; либо громко кричали, обвиняя друг друга во всех смертных грехах. Когда уставший отец возвращался с работы, Итачи хватал Саске за руку и поднимался в комнату, там он сооружал вигвам из собранных во дворе длинных палок и покрывал всё тонкой простыней. Он успокаивал брата, читая добрые детские сказки. Как-то, отодрав паркетную доску под кроватью, Итачи соорудил маленький тайничок, где они клали кусочки бумаги с нацарапанными сокровенными желаниями. У Саске тогда была лишь одна мечта — чтобы родители не разводились, а Итачи лишь хотел, чтобы брат был счастлив. Через год всё в семье улеглось. Однако между отцом и матерью пролегла глубокая трещина, которая с каждым годом становилась всё больше и больше. Они стали спать в разных комнатах, мало говорить и через силу улыбаться друг другу. Фугаку переключился на детей и, если они в чём-то не оправдывали ожиданий, то упрекал жену, заставляя мальчиков постоянно чувствовать за собой вину.

Повернув ключ зажигания, Итачи хотел было нажать на кнопку, чтобы открыть распашные ворота, но на секунду замер. Он выскочил из машины, забыв закрыть дверцу, и направился к дому. Идти через главный вход, привлекая внимание семьи, не хотелось. Но, поднявшись на третий этаж по боковой лестнице, мужчина вспомнил, что все замки в доме поменяны после ограбления Саске. Оставалось только спуститься вниз и зайти через главный вход.

Микото, завидев вошедшего сына, поднялась с дивана и отложила в сторону женский журнал.

— Ты что-то забыл, Итачи? — со свойственным ей беспокойством спросила она.

— Да, я кое-что хотел забрать из своей комнаты.

— А, — с неким подозрением протянула мать. Взяв в руки журнал, она неспешно прошла к книжному шкафу и поставила его на полку. — Итачи…

— Да, мам, — остановившись, отозвался мужчина.

— Всё хорошо?

— О чём ты?

— Ты был таким скрытным ребёнком, мне всегда было трудно понять тебя. Я чувствовала в тебе некую недоказанность. После твоего разговора с отцом я снова это почувствовала. Он что-то хочет от тебя?

— Всё в порядке, мам, — ответил парень как можно более сдержанно.

— Ты снова это делаешь, — чуть слышно прошептала Микото, подходя к непонимающе смотрящему сыну, — сжимаешь нижнюю губу, — немного грустная улыбка коснулась её тонких губ, дотронувшись до плеча, женщина продолжила, — в детстве ты всегда так делал, когда хотел что-то скрыть. Я это заметила. Я плохая мать... — голос её исказился, стал тонким и приглушённым, — я знаю, что плохая мать. Я потеряла одного сына, но не хочу терять второго...

— Тебе стоило тогда развестись, — грубо прервал Итачи, не дав матери обнять его. Руки её упали и повисли вдоль тела. — Тогда бы ты никого не потеряла.

— Тебе не понять... — тяжело прошептала она, сглотнув рвущийся наружу ком из обид. — Ты вроде хотел что-то забрать, — голос её стал прежним — безучастным.

Микото повернулась и, заправив за ухо волосы, подошла к окну, одёрнула тяжёлые синие шторы. Итачи с минуту смотрел на ровную спину матери, а затем отвернулся. Ему не хотелось её обижать или в чём-то винить, но необходимо было завершить разговор как можно скорее.

Нагнувшись, следователь посветил под кроватью фонариком от телефона и, сковырнув доску ключом, вскрыл когда-то детский тайник. Он достал небольшую пластиковую коробку и, смахнув рукой пыль, открыл крышку, поставив её на письменный стол. Сглотнув, он с некоторым беспокойством посмотрел на туго свёрнутый пакетик с белым порошком, разноцветные таблетки, ампулы и шприцы. Несколько секунд он колебался, правильно ли он поступает, а затем, схватив всё, положил в карман. Теперь он допускал, что Изуми просто могла не доверять ему. И это вполне ожидаемо — узнай он правду об отце, мог убить непременно. В таком случае, молчание было её гарантом. Никому, кроме Шисуи и Мадары, она явно не была нужна. Её никто не искал, за ней никто не стоял. Это отец подключил всех, чтобы найти. Она изначально вела борьбу одна, никому не доверяя. Детство у Изуми было сложное, на семье висели огромные долги, мать постоянно видели в компании мужчин. Вероятно, одним из этих мужчин и был Фугаку. Эта женщина пыталась шантажировать его, наверное, даже принесла фотографию Изуми, которую в последствии и кинула Микото в отца. Наверняка Изуми все узнала из какой-нибудь записки и всю жизнь росла с ненавистью и желанием отомстить семье Учих. Итачи изучал ее биографию как-то и наткнулся на отчет по двойному самоубийству. Отец пристрелил жену, а после — себя. Причину так и не выяснили, но Итачи догадывался, что послужило таким последствиям.

Должно быть, Изуми действительно нашла компромат на отца, а может быть просто блефовала, грозясь устроить скандал и втоптать в грязь. Этого Итачи не знал. Но в одном он был уверен теперь точно. В тот злополучный осенний вечер она наткнулась в переулке на него случайно. Увидев, как он приставил дуло ко лбу парня и выстрелил, она испугалась и, сломя голову, побежала. Соврала насчёт бабушки, потому что признайся она, что у неё никого нет, что её никто не будет искать, он бы её убил. Изуми никогда не расскажет ему правду, так как считает его своим врагом. Чтобы разговорить, придётся прибегнуть к крайним мерам, и если её правда действительно может навредить Саске, он, скорее всего, убьёт её без колебаний.