↓
 ↑
Регистрация
Имя/email

Пароль

 
Войти при помощи
Размер шрифта
14px
Ширина текста
100%
Выравнивание
     
Цвет текста
Цвет фона

Показывать иллюстрации
  • Большие
  • Маленькие
  • Без иллюстраций

Тень (гет)



Автор:
Фандом:
Рейтинг:
R
Жанр:
Драма, Детектив, AU
Размер:
Макси | 1 050 389 знаков
Статус:
В процессе
Предупреждения:
Насилие, Нецензурная лексика, ООС, Читать без знания канона можно, Принуждение к сексу, AU
 
Проверено на грамотность
В главном управлении уголовного розыска закрывают дело двухлетней давности о пропавшей девушке, хоть многое в этом деле не сходится.

Отстранённый от должностных полномочий  три года назад Учиха Саске, возвращается в полицию, мало кто радуются такому положению дел, в особенности, Хьюга Неджи.

Хината, в попытке начать новую жизнь, переезжает в новый город и случайно врывается в напряженные отношения следователей.
QRCode
↓ Содержание ↓

Часть 1.

Было раннее утро, когда Шисуи размашистой походкой вошёл в отделение. Люминесцентная лампа в коридоре раздражающе мерцала, гудела и потрескивала. Он слегка поморщился, проходя мимо источника света и, остановившись напротив двери, запустил руки в карман пальто, нащупывая ключи от кабинета. Дверь не поддавалась, пришлось пару раз толкнуть её плечом, отчего та со скрежетом распахнулась. Её давно нужно было поменять, с тех самых пор, как один разъяренный посетитель одним ударом ноги выбил ее из петель. Начальство последние годы то и дело урезало бюджет, денег на ремонт здания и на покупку нового оборудования не хватало. Что уж говорить, если они стали экономить даже на хороших кофейных зёрнах, которые были так необходимы для поддержания бодрого состояния в ночные часы или при очередных переработках.

— С возвращением. Как отдохнул? — прощебетала девушка, прежде чем он успел шагнуть в кабинет.

— Спасибо, Сакура. Довольно хорошо. Ты случаем не к нам? — весело ответил мужчина, слегка улыбнувшись.

Девушка была лучшим судмедэкспертом: она никогда не ошибалась в причинах смерти и в моменте её наступления. Несмотря на миниатюрную фигуру, мягкие черты лица и весёлый нрав, Сакура с лёгкостью могла вскрыть тело и досконально изучить «внутренний мир» человека, не скривившись при этом ни капельки. Когда работникам отдела требовалось срочное заключение, девушка всегда шла к ним навстречу, брала их дело даже если у неё был выходной или сильная загруженность на работе. Она некогда приходилась невесткой Итачи, немногословного и серьёзного напарника Шисуи. После довольно тяжёлого развода, Сакура смогла сохранить хорошее отношение с бывшим родственником. За это мужчина проникся к ней симпатией и уважением, позволяя себе некую фамильярность при разговоре. К слову, бывший супруг её, Учиха Саске, в прошлом был подающим надежды молодым следователем, но из-за одного инцидента был отстранён от службы на неопределённый срок. Шисуи хорошо помнил то время, когда с приходом «юного дарования», весь женский состав отделения строил глазки и был до невыносимости приветлив и услужлив. Впрочем, он так и не понял секрет невероятного успеха у слабого пола. Пожалуй, красивое лицо вкупе с контрастирующей холодностью, отстранённость и категоричность сыграли свою роль. Сакура тогда только начинала свою карьеру на должности ассистента, когда на пороге морга появился симпатичный парень. Девушка влюбилась как шестнадцатилетняя студентка, а через несколько месяцев юный следователь был окольцован. Со стороны они казались счастливой и влюблённой парой, никто представить себе не мог, что через два года последует громкий развод, всепоглощающая любовь превратится во всепоглощающую ненависть, а перспективный следователь сдаст свой значок и попадёт в реабилитационный центр для наркозависимых.

— Как раз к вам, — зевнув, сказала девушка и, словно опомнившись, прикрыла рот ладошкой. — Итачи просил отчёт о вскрытии. Было по пути, решила завести.

— Редко ты нас так балуешь. Спасибо, — ответил Шисуи, приняв папку из рук. Если Сакура и привозила документы лично, то обычно лишь ради разговора с бывшим деверем. В большинстве случаев это касалось Саске. Итачи редко когда обсуждал брата с напарником, ходили слухи, что его младший брат успешно прошел курс лечения и сейчас борется за право опеки над четырехлетней дочерью, которую он не видел с пеленок. — Кофе?

— Если он такой же ужасный как у нас, то, пожалуй, откажусь, — засмеялась Сакура и через мгновение замерла, будто решаясь сказать что-то важное. — Саске вернулся, — глухо произнесла она.

— Вот как.

— Итачи… ничего не говорил?

— Нет.

— Сегодня приступает.

— По-до-жди, — растягивая слова, проговорил Шисуи, — Ты хочешь сказать, что он вернулся в полицию?.. — обычно круглое лицо мужчины вытянулось в удивлении, он положил папку на стол и нервно потёр лоб.

— Да. Наруто хлопотал за него. Взял под своё крыло.

Шисуи слегка присвистнул, снял пальто и повесил на вешалку. Новость его ошарашила и в какой-то мере показалась абсурдной. После всего того, что произошло с Саске, он никак не ожидал его возвращения, тем более в убойный отдел под руководством Наруто Узумаки.

— Там же Неджи, — нахмурив брови, пробубнил он, коснувшись подбородка рукой.

— Мне всё равно. Пусть хоть поубивают друг друга. Саске приходил ко мне вчера и сказал, что пятнадцатиминутные встречи с дочерью под моим присмотром его не устраивают и что он подаёт на опекунство. Я не понимаю, чего он добивается. Ребёнок ему не был нужен, а сейчас прямо стал примерным отцом. Как я могу доверить ему дочь? Я всё ещё не могу забыть, как он оставил её одну с настежь открытыми окнами и ушёл искать дозу.

— Может он изменился.

— Хотелось бы верить, но он всё такой же эгоистичный ублюдок.

— Когда-то ты его любила.

— Я была молодая и глупая.

— Ты поэтому сюда заехала. Думаешь, Итачи сможет на него повлиять?

— Да. Оставлять на целый день ребёнка с ним я не могу. Да я с ума сойду, если это сделаю! Ты не представляешь, через какой ад я прошла. И почему, когда моя жизнь только начинает налаживаться, тут снова появляется он? Может он так мстит мне…

— На твоем месте я сильно не рассчитывал бы на Итачи. Как-никак, Саске с ним не разговаривает с тех пор как его насильно отправили в клинику.

— И что же ты мне прикажешь делать? — сложив руки перед собой, раздражённо сказала Сакура.

— Я бы не стал так сильно переживать. С его-то послужным списком. Ты думаешь, он выиграет суд? Максимум, на что он может рассчитывать, так это проводить время с дочерью в присутствии посторонних.

— Даже страшно представить, что у него может получиться добиться своего. Ты же знаешь Наруто, он обеспечит ему лучшую характеристику.

— Если учесть, что он берёт Саске в свой отдел, а там, как-никак, Неджи, то драки в первый рабочий день не избежать. Ты же помнишь, что творилось в тот день и на похоронах. Думаешь, Неджи с распростёртыми объятьями примет его? Скорее всего, спровоцирует на очередную драку, а Саске, сама знаешь, взорвётся как пороховая бочка, что сразу же скажется на его репутации. Он и так исчернил свою жизнь, драка будет подтверждением его неготовности приступать к работе. Честно, не знаю, о чём думает Наруто.

— Сомневаюсь, что Неджи будет провоцировать. Всё-таки столько времени прошло, он, может, всё забыл и простил.

— Не думаю. Он потерял девушку, которую любил. Такое не забудешь, особенно когда перед тобой будет каждый день маячить человек, из-за которого всё это произошло.

— Да, но следствие доказало, что это действительно была случайность.

— Тот, кто потерял близкого человека, в случайности не верит, — невесело произнёс Шисуи, сев в кресло.

— Я… мне жаль, — виновато произнесла Сакура, замявшись, — я… слышала, что его поймали, и он сознался. Это ужасно. Страшно представить, что с ней произошло.

Шисуи откашлялся, нервно раскрыл папку, пробежался по ней глазами и положил в шкаф. Ему не хотелось говорить о случившемся, слишком личной и неприятной была тема. Он поднял опустившуюся голову и заметил обручальное кольцо с маленьким бриллиантом на тонком женском пальце.

— Когда свадьба?

— Планируем весной, — просияв, ответила Сакура. — Сейчас не лучшее время, сам понимаешь.

— Поздравляю. Он славный парень.

— Знаю. Жаль, что поняла это слишком поздно, — девушка быстро взглянула на большие настенные часы и охнула. — Без пятнадцати восемь, мне нужно бежать. Хорошего дня!

Цокая каблуками, Сакура помчалась по длинному коридору к выходу. Когда звуки стихли, Шисуи откинулся в кресле, заведя руки за голову, закрыл глаза и свёл густые брови к переносице, пытаясь отогнать возникший перед глазами образ.

— Я чашки купила. Вам какую? — раздался мягкий голос за дверью.

Следователь словно ошпаренный вскочил с места и выбежал в коридор, напугав тем самым хрупкую девушку, прижимающую к груди две разноцветные кружки. Она посмотрела на него растерянным взглядом и открыла аккуратный рот в немом вопросе. Шисуи шумно и разочарованно вздохнул.

— О, кто вернулся! Как отдохнул? — спросил коллега из кабинета напротив, панибратски похлопав его по плечу. — Знакомься, это Аямэ. Отправили на пару месяцев в наш отдел на практику.

— Нормально, — недружелюбно процедил Шисуи, продолжая смотреть на девушку с тёмно-каштановыми волосами, собранными в хвост. — Вас всех в академии заставляют покупать кружки?!

Девушка непонимающе покосилась на него, не зная, что ответить на столь странный вопрос. Она лишь пару раз взмахнула ресницами, ожидая поддержки у следователя, к которому приставлена.

— Какая муха тебя укусила? — озадаченно произнёс мужчина, чувствуя напряжение коллеги.

Шисуи шёл тридцать второй год, за его плечами насчитывалось около двадцати пяти раскрытых дел. Его считали одним из лучших следователей отдела. Несмотря на это, он никогда не задирал нос: если требовалась сотрудничество с другими службами, легко взаимодействовал, в отличие от других коллег. Предполагали, что в будущем он вполне мог возглавить отдел. Сам же Шисуи к власти не стремился и на льстивые комплименты сотрудников лишь шутливо отмахивался. Делом его жизни были расследования и он, как ни странно, всё ещё верил, что своими действиями может изменить мир к лучшему. Все, кто с ним работал, отзывались о нём как об учтивом и уравновешенном человеке, с которым приятно иметь дело, поэтому было странно видеть его таким взвинченным.

— Простите… извините меня. Я сегодня не с той ноги встал, — опомнившись, пробормотал мужчина, прошелся рукой по густой шевелюре, слегка взъерошив волосы. — Мне нужно работать, — и, откланявшись, громко захлопнул дверь.

Следователь окинул кабинет быстрым взглядом и ухмыльнулся, заметив аккуратно расставленные папки на полках и монетки, сложенные в пирамиду на письменном столе. Чертов Итачи.

Его напарник был до ужаса педантичен и любой беспорядок выводил его из себя, хоть он никогда не показывал это, но порой чувствовалось, как тот прожигает взглядом спину за неаккуратно поставленный стакан или неряшливо брошенную папку. Возможно, именно поэтому от него не ускользали самые мелкие детали и напарники раскрывали больше преступлений. Шисуи нравилось работать с Итачи. Он хорошо помнил тот день, когда они познакомились.

Высокий худощавый юноша в темно-синей форме возник в проёме двери, не решаясь войти.

— Я Учиха Итачи. Для меня честь работать с Вами, — сказал он слишком официально, словно несколько раз репетировал свою речь перед зеркалом.

Шисуи тогда засмеялся от такого формального тона и протянул руку для приветствия.

— Можешь звать меня Шисуи. Добро пожаловать.

Парень был молчаливым и отстранённым. Нельзя было не отметить, что он всегда крайне серьёзно относился к делу и порой до утра засиживался в кабинете, пытаясь связать все собранные сведенья в единую цепочку. Они быстро нашли общий язык и уже через пару месяцев стали не просто напарниками, но и лучшими друзьями. Все удивлялись их слаженности и готовности прикрыть друг друга в любой ситуации.

Слабый аромат кофе постепенно распространился по помещению. Несколько раз обругав начальство на чём свет стоит за прижимистость, он добавил три ложки сахара, чтобы не чувствовать отвратительный кислый вкус кофейных зёрен. Взгляд его тёмных глаз стал печальным, когда зацепился за пробковую доску с многочисленными фотографиями пропавших людей. Только от одной выцветшей, распечатанной на чёрно-белом принтере с оторванным уголком, у него до боли сжалось сердце. Он подошёл ближе и нежно провёл по изображению, что-то шепча под нос. Миловидная девушка смотрела на него, мягко улыбаясь. Такой он её и запомнил — нежной и вечно оптимистичной. И даже зная горькие факты статистики, гласящие о том, что если не нашли человека в течение семидесяти двух часов, то, скорее всего, найдут уже труп, он верил на протяжении двух лет, что сможет снова увидеть её улыбку и услышать ласковый, звенящий голос. Шисуи прошёлся по надписи, которую сам же написал когда-то красным маркером — «25 октября?». Буквы потускнели и приобрели грязно-розовый цвет. Он хотел было снять фото с доски, так как ему уже не было места на ней, но резко отдернул руку, завидев знакомый силуэт в чёрном плаще сквозь жалюзи.

— Снова без зонта, — неодобрительно сказал Шисуи, скрестив руки на груди.

Итачи откинул капюшон и стал расстёгивать резиновый плащ. Капли дождя, до этого застывшие, упали на пол, образовывая небольшие лужицы. Он брезгливо посмотрел на ботинки и низ брюк, поморщился, обнаружив грязные подтеки, после устало взглянул на напарника, который был в отличие от него бодр и готов к долгому рабочему дню.

— Привет. Давно приехал? — сипло спросил он, протягивая руку.

— К семи. Сакура заезжала. Привезла заключение.

— Отлично. Как съездил?

— Относительно хорошо. Пришлось отбиваться от надоедливых тётушек, которые так и норовили устроить свидание с одной из дочерей. Мать была счастлива. А вообще, все эти юбилеи утомительны.

Итачи насупился и устало рухнул в кресло, выдвинув ящик, достал полотенце и промочил влажное лицо. В последнее время его мать постоянно говорила, что ему уже пора жениться. Он вполне был доволен своей холостяцкой жизнью и не спешил обзаводиться семьёй.

— Не завидую, — понимающе протянул он. — Жуткая ночь сегодня была. Четыре трупа в двадцать пятом. Три ножевых, один передоз. Я к начальству, а потом домой. Сегодня ты без меня. Справишься?

— Да ты шутник! — расхохотался Шисуи и бросил папку с заключением на стол напарника. — Бывай! — но смех постепенно начал сходить на нет, стоило мужчине услышать знакомый громкий голос в коридоре. Следователь оттянул ворот рубашки, чтобы поглубже вздохнуть. — Твою налево, он снова пришёл… В прошлый раз он тут нам всё разгромил.

Итачи хотел было что-то ответить, но не успел. В кабинет ворвался рослый, широкоплечий мужчина с растрёпанными мокрыми волосами и, швырнув на стол газету, которую подсунули сегодня в его почтовый ящик, басом заорал на весь кабинет:

— И как это понимать, чёртовы олухи?! Дело закрыто?! Вы что тут делаете? Просиживаете штаны целыми днями, а она может быть жива!

Этот странный незнакомец появился в отделении два года назад и вышиб дверь одним пинком. Они с Итачи сидели и отмечали на карте точки, где мог находиться пропавший вчера ночью ребёнок, попутно обсуждая юную практикантку, которая отправила с утра сообщение, что ей срочно нужно уехать к бабушке, так как та попала в больницу. Они, конечно же, посочувствовали ей, написали, чтобы она не спешила и пробыла с бабушкой столько, сколько нужно. Но завидев гору документации, втайне лелеяли, что бабушка быстро поправится и практикантка в скором времени вернётся к выполнению своих обязанностей.

— Какая к чёрту бабушка?! — кричал бугай во всё горло, отчего задрожали стёкла. — У неё нет никакой бабушки! Кот! Кот — единственный, кто у неё был! Она бы его не оставила! Вы идиоты!

Он стал стучать по столу кулаками, требуя открыть дело о пропаже человека.

— Простите. А вы кто? — предельно вежливо спросил Итачи после того, как прошёлся быстрым взглядом по взлохмаченным и запутанным длинным волосам мужчины, по небрежно застёгнутому старому пальто, которое было испачкано машинным маслом. Он никак не мог понять, что могло связывать их напарницу и этого на вид сорокасемилетнего мужчину, больше напоминающего алкоголика в завязке.

— Какая нахрен разница, кто я?! Поднимай свой тощий зад и организовывай группу по поиску!

— Простите, но если вы не будете нормально себя вести, вам придётся покинуть кабинет или, в противном случае, мы будем вынуждены вывести вас отсюда.

Мужчина зашипел, в последний раз стукнул кулаком по столу и, усевшись на стул, широко расставил ноги. Предмет жалобно под ним заскрипел. Откашлявшись, он облокотился локтем о стол, и почти вплотную приблизившись к Итачи, с сумасшедшим оскалом произнес:

— Можешь звать меня Мадара, сынок.

— Хорошо, господин Мадара. Кем вы приходитесь Изуми?

— Сосед.

— Почему вы решили, что она пропала?

— Ты что, идиот? Тут каждая секунда на счету! Я говорю, нет у неё бабушки!

— Изуми работает с нами. Она сегодня утром отправила сообщение, что бабушка попала в больницу. Почему вы так уверены, что у неё нет бабушки?

— Я точно в этом уверен! Подожди… сегодня утром? — задумчиво прошептал мужчина и начал хмуриться. — Нет-нет, что-то тут не сходится. Шерстяной орал, когда я пришёл. Она исчезла раньше.

— Кто такой шерстяной? — обеспокоено спросил Шисуи.

— Кот. Она всегда оставляла его мне, если куда-то уезжала.

Шисуи с Итачи напряженно переглянулись. Постепенно охватываемые чувством тревоги, мужчины накинули уличную одежду и сорвались с места. Этот странный не внушающий доверия незнакомец, вероятно, во всём был прав. Никакой бабушки у неё не было, выросла она в приюте, рано лишившись родителей. Странно было осознавать, что проработав с Изуми около года, напарники о ней ничего не знали. Квартира у неё была полупустой, но книжная полка была завалена книгами по праву — видимо, девушка хотела в будущем стать прокурором. На кухонном столе они обнаружили форму для выпечки и рецепт наполеона, словно она собиралась печь торт и, выйдя за продуктами, исчезла.

— Он сознался, господин Мадара, — сдавленно произнёс Шисуи, смотря в хмурые глаза.

Мужчина напрягся, а затем выплюнул:

— Чушь!

— Мы нашли её цепочку и одежду в коробках. Экспертиза показала, что вещи действительно принадлежат ей.

— Ты видел тело?

— Нет. Убийца не помнит, куда его дел. Он много чего не помнит.

Мадара направился к выходу, затем со всей силы ударил хлипкую дверь, утробно прорычав:

— Это не он! Её бы он запомнил! Вы работали с ней. Вы должны знать, что она бы ему глотку перегрызла, но ни за что не сдалась бы. А он говорит, что не помнит. Чушь! Бред собачий! Если бы он ее действительно убил, то запомнил бы. Вам лишь бы закрыть дело! Видимо, только меня в этой комнате интересует, что с ней случилось. Не знаю, кого из вас она любила, но вы того не стоите.

Шисуи догнал его в коридоре и, схватив за локоть, заговорил:

— Даже если это не он… Почему… почему вы так уверены, что она жива? Прошло два года.

— Потому что кто-то отчаянно пытается доказать факт ее смерти.

— Кем она была для вас?

— Соседкой, которая нагло оставляла у меня своего кота.

Глава опубликована: 05.11.2024

Часть 2

Кабинет ещё никогда не выглядел столь маленьким и тесным, как сегодня. Грязно-белые стены сужались и сдавливали в тиски, а обшарпанный потолок, казалось, вот-вот обрушится на голову и похоронит заживо под завалами бетона, ворохом неподписанных документов и грудой нерешённых дел. Мужчина запрокинул голову и шумно выдохнул, понимая, что назад дороги нет — остаётся лишь надеяться и ждать, что всё обойдется и принятое, на первый взгляд, безумное решение в итоге окажется правильным. Взъерошив светлые волосы, он поднялся и посмотрел в окно. Небо, уже неделю затянутое серыми тучами, наконец разразилось слабым ноябрьским дождем.

Осень в этом году выпала дождливой и серой, жёлто-красные листья быстро опали, засоряя ливневые стоки, тем самым обнажили не только страшные крючковатые ветви деревьев, но и главную проблему — куда уходят деньги налогоплательщиков, если улицы несколько дней тонут в грязной воде.

— Входите, — сказал Наруто, услышав тихий стук в дверь. Так стучалась Каори, его секретарь, которая, скорее всего, принесла очередную стопку бумаг на подписание.

Дверь отворилась, он встретил вошедшую широкой улыбкой, располагая к себе добрым настроением и слегка расслабленным видом. За всё время работы в третьем отделе Каори успела послужить трём руководителям, но столь доброго и понимающего начальника у неё ещё не было, поэтому, заходя к нему, сердце её всегда наполнялось теплотой, а голос становился мягким. Она не хотела, чтобы он покидал их, хотя отлично знала, что отдел, в котором девушка сейчас работает, является перевалочным пунктом, предназначенным для провинившихся или уставших следователей, чтобы они привели свои мысли в порядок, отдохнули и ринулись через какое-то время в бой — избавлять мир от плохих парней. В третьем отделе ничего не происходило, за год могло быть только два или три интересных дела. В основном, следователи прозябали от скуки и протирали штаны на стульях, пили кружками чай или кофе, то и дело обсуждая семейные проблемы или восьмой отдел, которому не повезло с проблемным двадцать пятым районом. Когда слишком молодой для руководящей должности следователь с опозданием вошёл к ним в отделение и бодро представился, все вокруг переглянулись, скептически оглядывая растрёпанные светлые волосы, помятую рубашку и небрежно завязанный галстук. Они мысленно оценивали, насколько жизнь в отделе изменится с приходом нового начальства и как это отразится на их мирном укладе.

О Наруто Узумаки ходили разные слухи, но их объединял один факт — молодой следователь всегда оказывался в эпицентре важных событий и притягивал он обычно шлейф из разнообразнейших неприятей и проблем. Начинал он свою карьеру в восьмом отделе, вместе со своим другом Учиха Саске, который пользовался дурной славой, не столько из-за наркотиков, сколько из-за того, что убил свою напарницу. Впоследствии было доказано, что пуля срикошетила от стены и пробила мозг, лишив девушку жизни мгновенно. Наруто в то время уже был переведён в девятый отдел и работал в паре с Хьюга Неджи, который являлся женихом той самой погибшей девушки. В очередной перестрелке Наруто ранили в плечо, а он, не дожидаясь полного выздоровления, стремительно рвался на работу. Неспособное угомонить нрав следователя начальство перевело его в третий отдел и назначило там главным, чтобы с бюрократической волокитой разбирался и думать забыл о всяких там перестрелках и погонях.

С приходом нового начальника обстановка в отделе стала лучше. Простой в общении и добродушный Наруто быстро покорил сердца и даже приход через несколько месяцев серьёзного и немногословного Неджи не изменил ситуацию. Тот просто приходил и закрывался в кабинете, иногда выезжал на места преступления и был предельно лоялен к коллегам, хотя многие замечали во взгляде высокомерие. Впрочем, он работал один и никто не рвался к нему в напарники, а Наруто не спешил приставлять к бывшему напарнику кого-то. И всё шло хорошо, пока однажды не прошелся по отделу неприятный слушок, что Узумаки обивает пороги в главном отделении и просит восстановить своего некогда провинившегося друга. Многие не верили этим сплетням, крутили у виска, когда слышали; некоторые думали, что это правда, но надеялись на адекватность главного департамента, который не восстановит Учиху и, тем более, не направит к ним.

Главный офис с усмешкой рассмотрел просьбу Наруто и бросил заявление в шредер, который безжалостно разрезал то на мелкие куски. На протяжении двух месяцев каждый день Узумаки приходил в отделение, просил о встрече и оставлял заявление, что заставило сдаться начальство и одобрить восстановление, но с одним условием: Учиха Саске будет под пристальным контролем Узумаки и при малейшем скандале его отстранят от работы.

Услышав эту новость, Хьюга Неджи побелел от злости и ворвался в кабинет начальника, громко хлопнув дверью. Все замерли в предвкушении громкого скандала.

— Как это понимать?! — крикнул мужчина, попеременно сжимая кулаки.

— Успокойся, — не повышая голос, сказал Наруто и дёрнул за цепочку вниз, опуская жалюзи.

— Успокоиться?! Как ты себе это представляешь? Ты хочешь привести к нам убийцу! Хочешь, чтобы я пожал ему руку!

— Он не убийца.

— Он убил её! Если бы он в тот день не обдолбался, она была бы жива.

— Ты не знаешь, что происходило в тот день. Он утверждает, что в комнате кто-то был, поэтому он и выстрелил.

— В крови было достаточно наркоты, чтобы ему привиделось.

— Он сожалеет, Неджи. Он правда сожалеет. Это тоже его убивает, как и тебя. Каждый заслуживает право на второй шанс. Он сильно изменился — когда ты увидишь его, ты всё поймёшь. Это не тот Саске, которого ты знал.

— Второй шанс? Ты издеваешься?

— Разве ты не совершал ошибок, из-за которых пострадали люди? — с нажимом спросил Наруто, серьёзно посмотрев голубыми глазами на Неджи. Хьюга сглотнул и отвернулся, не выдержав зрительного контакта. — Тебе тоже показалось, что мальчишка достал оружие. Ему было восемнадцать. Ты ведь помнишь?

— Помню, — выдавил из себя Хьюга и упёр взгляд в шкаф с папками, — но… Это не одно и тоже. Тот пацан был преступником, а я действовал согласно протоколу…

— В тот день ты был на поводу своих чувств, а не протокола. И ты отлично это знаешь. Я прикрыл тебя и соврал под присягой, потому что не хотел терять друга. Тот мальчишка был мне никем, он был наркоманом, который обокрал и ударил свою бабушку ради новой дозы, — Узумаки остановился и ослабил галстук, — но он не заслуживал смерти, как и ты не заслуживал всего того, что могло бы произойти. Тогда мне не было дела до справедливости, я хотел спасти человека, который мне дорог. Я выбрал тебя. Понимаешь, Саске изменился. Сильно. Хочет начать жизнь с чистого листа, вернуть опеку над дочерью, стать хорошим отцом. Я не прошу простить его и забыть всё, что произошло между вами. Я лишь хочу, чтобы ты понял его и дал ему второй шанс. Время лечит, возможно, когда-нибудь тебе удастся простить его.

— Хорошо. Я постараюсь. Но это не ради него, а ради тебя, — Неджи повернулся по направлению к двери, рука уже потянулась к холодному металлу ручки.

— Он будет твоим напарником.

Мужчина не обернулся, взгляд на мгновение потерял осмысленность, но он быстро взял себя в руки — хуже и так уже быть не может.

— Тогда передай, чтобы не путался под ногами.

Когда все худшее уже случилось — Неджи пришлось пустить в свой кабинет Учиху и даже обмениваться с ним короткими фразами — отдел внимательно вслушивался в любой шорох, ожидая драки или, еще хуже того, перестрелки.

Каори вошла в кабинет к начальнику, осторожно ступая, и положила на письменный стол папку с бумагами.

— Я всё оформила, нужно только подписать и я отвезу в департамент.

— Как там?

Секретарь непонимающе посмотрела на начальника своими небольшими карими глазами и нахмурила тонкие брови, и, только поняв о чём речь, наклонилась к нему через стол и заговорщицки произнесла:

— Молчат.

— Молчат?

— Да, ни звука.

— Я надеюсь, они не поубивали друг друга, — озадаченно произнёс Наруто, — пойду, проведаю.


* * *


Ноги Неджи отекли и слегка покалывали. При его высоком росте было трудно с комфортом ездить в автобусе, а в час пик это было просто невыносимо. Мужчина довольно давно не пользовался общественным транспортом, но за неделю до поездки у машины вышел двигатель из строя, пришлось сдавать в ремонт, выложив приличную сумму, и подбирать более дешёвое жильё, чтобы не сидеть на воде и рисе. Он взглянул на часы, выстроил в голове маршрут, рассчитал время и, прежде чем отправиться на работу, решил заехать домой, переодеться, так как уловил на одежде лёгкий запах табака и пота. Наруто хотел дать ему отгул, но он отказался, поскольку не привык увиливать от работы, как некоторые коллеги. К тому же Учиха Саске должен был приступить к своим должностным обязанностям, а Неджи просто не мог допустить, чтобы тот с надменным видом по-хозяйски ходил по его кабинету.

Ему потребовалось два месяца, чтобы свыкнуться с мыслью, что он будет работать с Саске бок о бок и не приходить в бешенство только при одном его упоминании. Хьюга запахнул чёрную болоньевую куртку, закинул рюкзак за плечи и направился в сторону метро.

Светало, небо окрасилось грязно-розовым цветом, тусклый свет фонарей освещал пустую дорогу — город ещё спал. Прежде чем спуститься в метро, он окинул взглядом аккуратный тротуар, вдоль которого были высажены голубые туи, взгляд его зацепился за газетный ларёк, хозяин которого выставлял свежий выпуск газет с кричащими заголовками. Неджи прищурился, заметив знакомое лицо, и подошёл ближе, чтобы рассмотреть заголовок.

— Жаль. Такая молодая, ей бы жить да жить, — с грустью в голосе сказал газетчик и потёр свои пухлые руки.

— Пала жертвой «коллекционера», — прочитал Неджи вслух, нахмурившись, и перевернул страницу.

Он был мимолётно знаком с девушкой, она как-то заезжала к ним в девятый отдел, завозить кое-какие документы. Мягко улыбаясь, почти шёпотом, она спросила его, где находится Майто Гай. Он тогда подумал, что для восьмого отдела она слишком мягкая и робкая, а через несколько месяцев узнал, что она исчезла. Следователь и подумать не мог, что эта милая девушка будет жертвой столь жестокого убийцы, отрезавшего часть плоти своей жертвы. Трофей или забавы ради? К горлу подступила тошнота, Неджи закрыл газету. Хватит думать об этом.

— Будете брать?

— Нет, спасибо. Хорошего дня.

При спуске в метро повеяло холодом и сыростью, мужчина одернул воротник куртки, достал из кармана темно-синих джинсов проездной и хотел было подойти к турникету, как его остановил тонкий женский голос.

— Простите! Извините… У Вас не найдётся немного мелочи? У…. у меня карта, а тут технические неполадки. У меня есть немного, — робко произнесла девушка, буквально вывернув карман пальто и вытянув оттуда несколько монет. — Вы не подумайте ничего такого … Я… Мне действительно не хватает пару монет на билет, я всё верну.

Неджи бросил быстрый взгляд на незнакомку — среднего роста, в широком кремовом пальто под овчину, в спортивных тёмных штанах и кроссовках, за спиной объёмный рюкзак и сиреневый чемодан рядом. «Приезжая» — сделал вывод следователь, так как туристы в их городе очень большая редкость. Если только нелёгкая занесёт их в этот скучный, ничем не примечательный город. Он никогда не понимал, что движет людьми, которые решили сюда переехать: работы тут немного, средние зарплаты довольно низкие, никаких перспектив и развлечений. При желании, он бы уехал отсюда куда подальше, но тут была Тени, а бросать её одну, хоть и в сырой земле, для него значило предать.

— Но если у вас нет… то извините за беспокойство, — девушка приняла долгое молчание за отказ и поклонилась, рассыпав каскадом по плечам темные длинные волосы.

Мужчине стало неловко из-за того, что он долго рассматривал девушку. Запустил руку в карман, он нащупал купюру и сразу же протянул ее девушке.

— Должно хватить.

Незнакомка подняла голову, большие серые глаза смотрели на него с благодарностью, пухловатые щёки покрылись лёгким румянцем, а губы изогнулись в улыбке.

— Эм… Спасибо большое, — прошептала девушка, пытаясь выдрать у него из рук купюру.

Неджи, опомнившись, разжал пальцы, и к своему стыду заметил, что слишком долго удерживал зрительный контакт, посчитав девушку привлекательной. После Тени он не обращал внимания ни на одну девушку, они были ему неинтересны, никто не мог затмить образ любимой. Однако в этой незнакомке было что-то необычное, манящее. Тихий голос, миловидное лицо и этот румянец так сочетались, что невозможно было отвести глаз.

Мужчина резко развернулся, отгоняя навязчивую мысль взять у неё телефон, и направился к турникету.

— Простите! — услышал он за спиной. — Телефон. Дайте мне Ваш телефон, чтобы вернуть деньги.

— Не нужно, — ответил он, не оборачиваясь, подавляя желание развернуться и прокричать заветные цифры.

— Спасибо! Спасибо Вам большое!

Неджи махнул рукой на прощание и запрыгнул в вагон, который увозил его от незнакомки к вечно серым будням и тоске.

Глава опубликована: 05.11.2024

Часть 3

Громкий звон будильника разнесся эхом по пустой комнате. Из-под лёгкого одеяла вытянулась рука, пытаясь нащупать телефон, что протяжно пищал и действовал на нервы. Сбросив одеяло, мужчина резко поднялся и опустил босые ноги на ледяной пол, отчего зашипел, как ужаленная змея. Выругавшись пару раз про себя, он провёл пальцем по разбитому экрану и бросил телефон на смятую простынь. Беспокойство охватило его, когда он представил сегодняшний день. Саске зашёлся хриплым кашлем и, протерев глаза, пару раз моргнул, сбрасывая оставшуюся дрему. Встав с кровати, он схватил серую футболку и спортивные штаны, шаркая ногами, направился в ванную.

Ровно шесть месяцев назад Учиха, наплевав на свои принципы, топтался на месте, переминаясь с ноги на ногу напротив двери старого друга, не решаясь позвонить. Он только поднял руку, чтобы дотянуться до звонка, как дверь внезапно распахнулась и на него уставились ярко-голубые глаза.

— Саске, — опешив, произнёс Наруто, застыв на месте. — Ты почему… Ты что… Господи, Саске. Я так рад тебя видеть, — мужчина крепко схватил того за плечо, тепло улыбаясь. — И давно ты тут стоишь? Проходи, хоть чаем напою.

— Наруто, — произнес Саске, вглядываясь в мягкие черты. За два года старый друг не изменился — всё те же горящие жизнью глаза, широкая улыбка на загорелом лице, разве что появилась небольшая сеточка морщин под глазами и трехдневная щетина. — Я… — сглотнув слюну, продолжил Учиха и отвел взгляд в сторону, — Я… Пришел, чтобы изви…

— Будет тебе! — весело выпалил Узумаки, прервав его, и буквально втащил в дом.

Наруто ещё со школы знал, как трудно давались извинения Саске. Повздорив из-за пустяка и намылив друг другу лица, Учиха никогда не шёл мириться первым. Ходил с угрюмым лицом, не разговаривал и могло показаться, что ссора его не волнует. Вот только Узумаки знал, что друг страдает сам от себя и ведёт внутреннюю борьбу — между гордыней и признанием своей ошибки. Поэтому он всегда шёл мириться первым, протягивал руку, добродушно улыбаясь.

Саске нравилась эта черта в Наруто, порой он ловил себя на мысли, что завидовал, с какой лёгкостью друг смотрел на вещи, умел прощать и помогал всем, кто нуждался в помощи. Сам того не ведая, Узумаки сплачивал людей вокруг себя и создавал атмосферу уюта и тепла, разбавлял напряженную обстановку глупыми шутками и не боялся быть смешным.

Они росли и некогда детские перепалки перерастали в конфликты. Однажды, после очередной ссоры, Наруто не пришёл мириться, за что позже корил себя: если бы он только понял, что с Саске происходит что-то неладное в тот период; если бы он понял, что ему нужна помощь, а не наставления, то, возможно, удалось бы предотвратить ту страшную трагедию, раз и навсегда разрушившую жизни дорогих ему людей.

— Помоги мне восстановиться, — пробормотал Саске, отчаянно пытаясь не встречаться с другом взглядом.

Мужчина растерялся и потупил взор. Ему было непривычно видеть Учиху таким. Сломленным. Он помнил самоуверенного, с нахальной улыбкой и дерзким взглядом парня, со стальными нотками в голосе. Сейчас же тот выглядел изнеможённым и побитым жизнью человеком, со сдавленным голосом и небрежно выглаженной рубашкой. С каждым брошенным словом, полным отчаяния и боли, он становился всё меньше и меньше. В груди у Наруто защемило, Саске стал похож на маленького потерянного ребёнка, которого хотелось обнять и поддержать. И он не раздумий согласился помочь, ведь если тогда не смог, то сейчас, когда жизнь дала ему второй шанс восстановить дружбу, он сделает всё возможное и невозможное, чтобы вернуть прежнего Саске.

Сейчас, смотря на себя в зеркало, Учиха не понимал, что двигало им, когда ноги сами повели его к дому Узумаки. Было ли это отчаянье или непреодолимое желание вернуться, вынырнуть из вечно гнетущих мыслей, мучительных воспоминаний, пожирающих его изо дня в день; или же всматриваясь в тёмные глаза дочери, он хотел увидеть восхищение и признание родного отца.

За свою недолгую карьеру он успел натворить много дел и восстановление в должности следователя было лишь призрачной мечтой на горизонте. Благодаря усилиям Наруто, мечта обрела очертания. Узумаки подарил ему надежду. Надежду на будущее, которую он потерял.

— Да чтоб тебя! — со злостью крикнул Саске, сжимая бортик раковины, когда кран отчаянно загудел и затрясся, изрыгая ржавую воду.

Теперь он понял, почему аренда была такая низкая. В комнате было холоднее, чем на северном полюсе. Мастер уже третий день не мог дойти до его квартиры, чтобы продуть трубы, сливной бачок сломался, а навесной шкаф на кухне упал, разбив всю посуду. С финансами было туго и потратиться на нормальное жильё не было возможности. Скрипя зубами, он повторял себе как мантру под нос, что как только накопит достаточно, то непременно съедет с квартиры, где даже чихнуть страшно, ведь всё может рассыпаться как карточный домик.

Электрочайник перестал шуметь. Бросив пакетик чёрного чая в чашку со сколом, единственную уцелевшую из всей посуды на данный момент, Саске залил кипяток и рассеянно оглядел кухню. В ней было пусто, как в его жизни. Он только сейчас заметил, насколько старой была комната. Когда-то белый потолок отливал желтизной, над плитой красовалось масляное пятно, кафель был в жирных разводах и в кое-каких местах дал трещину. Кухонный стол и гарнитур были потасканными, в царапинах и с отбитыми уголками. Вмятины украшали паркет.

Саске провёл пальцем по выпуклому следу от кружки и улыбнулся, вспомнив, как Сакура ругала его, упирая руки в бока. Интересно, подумал он, что бы она сказала, увидев, как он живёт? А что бы сказали отец и мама? Родители, скорее всего, даже не перешагнули бы за порог квартиры или развернулись бы сразу, как подошли к обшарпанному подъезду. Чрезмерно чистоплотный Итачи упал бы в обморок, хотя нужно отдать ему должное, на работе он проявлял стойкость, бегая по неблагополучным кварталам и, порой, вызволяя его из злачных мест. А Сакура за пару дней свила бы уютное гнёздышко. Она частенько с силой затаскивала его в магазины, где витал едкий запах аромасвечей, и щебетала, мягко касаясь руки, о том, что это полотенце будет сочетаться лучше с кафелем в ванной. В такие моменты он размякал и умилялся вместе с ней красивому узору на ткани и проводил рукой по ворсистому полотенцу, которое на ощупь было мягким и нежным. Сейчас же он избегал эти места, словно боялся окунуться в воспоминания и осознать, что он своими руками разрушил мир, к которому всегда стремился.

От пронзительной тишины стало тошно, найдя пульт на подоконнике, он включил телевизор, который, к его удивлению, работал.

— «Коллекционер», державший в напряжении город в течение трёх лет, наконец-то пойман. Жители могут спокойно выдохнуть. Жертвами убийства становились, как правило, девушки. На данный момент он сознался в восьми убийствах, но найдены лишь 4 тела жертв. Стало известно, что младший следователь — Изуми, пропавшая два года назад, пала жертвой «Коллекционера», — с печальным лицом вещал ведущий новостного канала.

Саске побелел и стиснул зубы до скрежета. Он открыл окно, впустил холодный воздух, и, прислонившись лбом к окну, задрожал. Воспоминания об Изуми нахлынули на него, бессвязные картины всплывали перед глазами. Он знал её совсем недолго и, как ни странно, проникся к ней симпатией. Кроткая и вежливая, слишком хрупкая для работы в полиции, она пришла к ним в отдел на стажировку за год до трагических событий. У неё были приятные черты лица, миниатюрный носик, красивые миндалевидные глаза и родинка под правым глазом, которую девушка старалась прятать под удлинённой чёлкой. Изуми неоднократно помогала ему с бумагами, могла прикрыть перед начальством. Часто приносила выпечку и угощала весь отдел, не оставив себе и кусочка. Уже находясь в клинике, до него дошли слухи о её загадочном исчезновении, и он понимал, что исход дела будет печальным, но узнать, что бывшая коллега умерла мучительной смертью, было невыносимо трудно.


* * *


Неджи вошёл в кабинет не в лучшем настроении. По возвращении домой его окатила ржавая вода из душа, вдобавок упало зеркало в ванной и машина, которая должна была быть готова к его приезду, всё ещё находилась в ремонте. Он распахнул дверь и увидел за монитором тёмную макушку. Вытянув шею и ослабив воротник белоснежной рубашки, пытаясь скрыть раздражение, он приглушённо сказал:

— Это мой стол.

— Хорошо. Не знал, — ответил спокойно Саске, поднимаясь.

Неджи напрягся, ему стоило огромных усилий сдерживать себя. Руки так и норовили разукрасить лицо своему новому напарнику, но данное обещание удерживало его. Неприязнь к Саске началась задолго до смерти Тен-Тен, правда, была больше похожа на соперничество, чем на ненависть. Самоуверенный, порой нахальный парень из параллельной группы постоянно бил рекорды по стрельбе, так же был лучшим студентом академии. Возможно, поэтому Неджи слабо верилось, что Учиха мог попасть мимо преступника. Дальше простого рукопожатия их общение никогда не заходило. Оба молчаливые и скупые на слова, они лишь могли говорить на языке силы, каждый раз доказывая свою значимость. Порой даже судьи уставали от их игры в баскетбол и тайно лелеяли, чтобы один из них сдался и ушёл с площадки, чтобы наконец-то завершить игру.

— Как ты с ним работаешь? — спросил он как-то Тен-Тен, когда она, уставшая, вернулась с дежурства.

— Он хороший парень, Неджи, что бы ты о нем не думал. И вы чертовски похожи характерами, так что наладить с ним отношения было не так уж и трудно.

— И чем же мы так похожи? — Неджи не хотелось походить на этого человека ни граммом своего «я».

Тен-Тен закатила глаза, и, лукаво глядя на мужчину, произнесла:

— Ещё один вопрос о Саске и я стану подозревать тебя в нездоровом интересе к своему коллеге.

— «Золотые мальчики» мне не особо нравятся, у меня другие предпочтения. Я бы выбрал Шисуи, к примеру, — Неджи рассмеялся и, наклонившись, поцеловал её в щёку.

— Ах ты… мне уже стоит волноваться? Зря ты так о Саске, он отличный следователь, ничем не уступает Итачи или Шисуи. Когда мы на выездах, я всегда знаю, что он прикроет мне спину. К тому же с семьей у него, явно, проблемы.

— Тебе виднее. В академии, однако, за драку исключили ни в чём не повинного парня, который не был зачинщиком. Несправедливо, не находишь?

— Согласна. Но может быть Саске и сам был не рад такому решению. Да и в отдел он попал не за красивые глазки. Я бы не сказала, что он кичится тем, что его отец прокурор. Иногда мне кажется, что именно статус отца его и угнетает, — задумчиво произнесла девушка.

По мере того как фигура подымалась, лицо Неджи изменялось и принимало выражение удивления и жалости. В прошлом красивые точёные черты лица стали резкими, бледная кожа приобрела землистый оттенок, под глазами пролегли тёмные тени. Саске всегда был высоким и хорошо сложенным, но сейчас, из-за слегка ссутулившихся плеч и худобы, словно потерял в росте десять сантиметров. Хьюга в какой-то степени растерялся и отвёл взгляд. Учиха, заметив замешательство, слегка ухмыльнулся и быстро сел за стол напротив, спрятавшись за большим монитором. «Лучше бы врезал», — подумал Саске.

Не так он представлял их встречу. Последний раз он видел его на похоронах, тот разбил ему нос и сломал три ребра. «О чём ты думал, когда пришёл?» — говорил ему Итачи в машине, везя его в больницу. Саске не знал ответа. Может быть, смотря в серые глаза, полные ненависти и презрения, харкаясь кровью и чувствуя боль в лёгких, он искал подтверждения, что кто-то ненавидит его больше, чем он себя. Он не искал прощения и знал, что Неджи не умеет прощать.

Наруто вошёл без стука, осторожно открыл дверь и замер, вслушиваясь в гробовую тишину. Его взгляд метался от одного сотрудника к другому, которые словно приросли к своим стульям и компьютеру, даже не замечая постороннего.

— Кхм. Привет. С возвращением, Неджи. Как поездка? — громко спросил Наруто, отчего двое встрепенулись и уставились на него.

— Побыл клоуном. «Золотые мальчики» всегда уходят от ответственности. Я сразу понял, чем дело закончится, когда его перевезли в другой город. Выставили меня хреновым следователем, который собрал лишь косвенные улики. Сказали, что я не имел права задерживать подсудимого и, тем более, допрашивать без адвоката. Ничего не меняется. Деньги решают все.

Наруто прикусил щеку, виня себя за оплошность. Он и забыл, что Хьюга ехал на заведомо проигрышное дело — обвиняемый был сыном министра.

Саске заскрипел зубами, услышав знакомое выражение и осознав, кому эта длинная речь адресована. «Золотым мальчиком» за глаза его называли в академии, после драки, из-за которой исключили ни в чем не повинного парнишку. Отец тогда постарался замять это дело как можно скорее. Допустить, что сын беспристрастного прокурора будет исключён за подстрекательство, драку и распитие спиртных напитков было недопустимо. В то время, наглотавшись каких-то непонятных таблеток, в нём проснулась смелость бунтовать против отца. Правда, он и не подозревал, чем в последствии это всё обернётся.

— Скоро обед. Не хотите вместе сходить в кафе? — пытаясь разрядить обстановку, весело сказал Наруто.

— Нет! — в унисон ответили двое.

— Ну… хорошо. Только не прожгите монитор. У нас нынче финансовый кризис, новый не светит, — почесав затылок, Наруто нервно засмеялся и вышел из кабинета.

День, на удивление, прошел мирно, но никто из них не решался уйти первым. Хьюга пару раз забарабанил пальцами по столу. Учиха же достал папку из шкафа и, перебирая листы, стал пристально изучать. Посмотрев на часы, Неджи молча встал, застегнул куртку и вышел. Саске выждав минут двадцать, вышел следом.

Мелко покрапывал дождь, в свете фонарей казалось, что с неба сыплется серебряная пыль. К вечеру температура упала и немного подморозило мокрый асфальт. Автобуса всё ещё не было и, поёжившись, Неджи выдохнул, выпуская облачка пара. Кто-то подходил к остановке, и, резко обернувшись, он обнаружил, что это Саске. Жёлтые фары замелькали вдали и они вместе запрыгнули в пустой автобус. Двоих не покидало нехорошее предчувствие, когда они вышли на одной остановке и шли по тротуару на расстоянии вытянутой руки.

— Твою же мать, Наруто, — прорычал Неджи, когда увидел, что Саске остановился у квартиры пятьсот шесть.

Учиха приподнял бровь, заметив, что Хьюга подходит к пятьсот седьмой. Ситуация показалась ему настолько абсурдной, что он впервые за долгое время рассмеялся в полный голос.

— По-твоему, это смешно? — серьёзно сказал парень, прервав смех и приближаясь к нему.

— Комично.

— Съезжай нахрен с этой квартиры! Я не собираюсь жить рядом с тобой.

— Сам съезжай, если не нравится, — ответил Саске, смотря на него чёрными глазами.

— Неужто папочка бросил сына на произвол судьбы и тот теперь вынужден скитаться по дешёвым квартирам? — съязвил Хьюга и в мгновение был отброшен к стене. Саске приблизился к нему вплотную и, схватив за ворот куртки, зло прошипел:

— Заткнись. Я не…

Сильный удар пришёлся по лицу, отшатнувшись, он упал на ступеньки. Рот наполнился кровью, и сплюнув тягучую вязкую слюну алого цвета на лестничный пролёт, он протёр разбитые губы тыльной стороной ладони. Схватившись за металлические прутья, Учиха поднялся и поравнялся с Неджи, пристально всматриваясь в холодные глаза. В них вновь полыхала ненависть, Саске стало легче, в груди разгорался огонь. Дышать стало труднее, он раздул ноздри, шумно вдыхая воздух.

— Не провоцируй, — цедил каждое слово Хьюга, — Я обещал Наруто и не хочу его подводить. Он, в отличие от меня, верит в твои изменения. Для меня ты всё ещё остался куском дерьма.

— Мне плевать, что ты думаешь обо мне. Но никогда… Слышишь? Никогда не упоминай моего отца, — хрипло сказал Саске, ещё раз сплюнув скопившуюся во рту кровь.

Глава опубликована: 05.11.2024

Часть 4

— В сентябре трубу прорвало, на прошлой неделе у тебя приступ гастрита был. Позавчера голова разболелась, а сегодня к тебе подруга приезжает. Ах, да, забыл! У тебя ещё каблук как-то сломался, было подозрение на перелом ноги. Что еще?.. Спасала бабушку от грабителей, потеряла кошелёк по дороге на работу. Не кажется ли тебе, что слишком много событий происходит вокруг тебя? — гневно смотрел мужчина на стоящую напротив девушку.

— Ой, вы тоже это заметили, господин Нара? Меня просто преследуют неприятности на каждом шагу! Мне кажется, Сасори наслал на меня порчу, ну или, как её там, куклу Вуду. Вы же знаете, он меня на дух не переносит, — перегибаясь через стол, прищурив лисьи глаза, полушёпотом сказала блондинка.

— Я что, по-твоему, идиот? — спокойно ответил хозяин кафе, скривившись.

— Что вы! У меня и в мыслях не было, — всплеснув руками, ответила девушка и, улыбнувшись аккуратно накрашенными губами, снова наклонилась. — Просто вы не верите во всё это, а я, между прочим, человек суеверный. Вот и говорю вам — как он пришёл, так вокруг меня стали происходить странные вещи.

Парень закатил глаза и хотел было откинуть голову, как внезапная боль прострелила шею, он мучительно застонал и прошёлся рукой по вороту чёрного свитера. Вчера перетащив все коробки в кладовую, он, взмыленный и уставший, вышел во двор покурить. Дул холодный осенний ветер и пяти минут было достаточно, чтобы застудить шею.

— Что с вами? — с долей беспокойства в голосе спросила сотрудница.

Её глаза василькового цвета изучающе прошлись по его лицу и, поняв в чем дело, она коварно закусила губу, съедая часть яркой помады. Девушка быстро вскочила со стула и юркнула за спину начальнику, опустила руки на его плечи и мягко сжала.

— Твоя череда неприятностей, кажется, заразна. Как же болит, — проскулил мужчина и потянулся за пачкой сигарет на краю стола. Сейчас они казались ему невообразимо далеко, почти недосягаемы. — Ты что творишь?! — взбеленился Шикамару, почувствовав адскую боль по всему телу, когда её тонкие пальчики скользнули за толстый ворот и с силой надавили на шею.

— Это поможет, — как ни в чём не бывало произнесла девушка.

— Твою мать, Ино! Иди уже встречать свою подругу.

— Правда! — быстро убрав руки, воскликнула она.

Девушка наклонилась и поцеловала директора в колючую щёку, оставив лёгкий алый след. Шикамару уловил терпкий аромат её духов с лёгкой горчинкой. В их первую встречу она пахла по-иному.

В самый жаркий месяц лета со звоном дверного колокольчика в лёгком ситцевом сарафане она ворвалась в его увядающее кафе, смешивая аромат кофе с морем и ирисами. Он отлично знал, что из этой эффектной блондинки не получится образцового работника, но, засмотревшись, как лучи полуденного солнца мерцали в золотистых волосах, был очарован и согласился. Кое в чём, правда, мужчина не прогадал. Благодаря ей продажи выросли и пусть посетителями были одни мужчины, которые приходили с ней пофлиртовать, она каким-то образом могла втюхать им не только чашку кофе, но ещё никому не нужные эклеры и мятный чай.

— Завтра не забудь прийти. Тебя некому заменить. Без опозданий, пожалуйста. Надеюсь, с приездом подруги твоя полоса невезения закончится.

— Хорошо-хорошо. Спасибо вам большое! Вы самый лучший начальник, — проворковала Ино, забавно растягивая улыбку на все лицо.

— Как же… как же, — процедил мужчина, потирая больную шею.

Увидев, как Ино выходит из комнаты в приподнятом настроении, Сасори перестал протирать чашки и зло сверкнул глазами, за что она одарила его презрительным взглядом. Девушка откинула длинные волосы за плечи, выпрямила спину и, гордо вздернув аккуратный носик вверх, уверенной походкой прошла мимо него. Ему показалось, что прежде, чем открыть дверь, она фыркнула. Эта девица его раздражала, он терпеть не мог людей безответственных и не пунктуальных. На его памяти, она ни разу не приходила вовремя. И если бы он был тут начальником, то она была бы уволена на следующий день. Однако кафе было не его, а он был всего лишь другом директора, которому требовалась помощь.

— Ты снова её отпустил, — раздражённо сказал Сасори, заметив, как Шикамару поставил коробку на стол и, достав резак, стал распаковывать. — Зачем ты вообще её нанял?

— Премию года за лучшего сотрудника она не получит, но, согласись, с ней дела пошли в гору, — спокойно ответил парень, извлекая из коробки кофе в серебристой упаковке.

— С этим я согласен. Но ты же понимаешь, она буквально села тебе на шею и думает, что может из тебя верёвки вить, — выходя из-за стойки, сказал Сасори. — О, кенийский, — одобрительно пробурчал, взяв пачку.

— Да, заказал две недели назад. Ты весь месяц о них говорил, я не выдержал, — произнёс Нара, положив руку на плечо друга. — Со следующей недели у неё не будет времени даже вздохнуть, так что пусть погуляет.

— А она об этом знает? — ухмыльнувшись, спросил Сасори. Друг молчал и, не дождавшись ответа, он продолжил. — Здесь у тебя кто останется? На меня не рассчитывай, я тебе только в этом месяце помочь смогу.

— Возьму кого-нибудь. Я бы закрыл кафе, уж слишком оно убыточное и проблемное, но отцу нравилось это место.

— Раньше тут был вполне живой район. Помнится, мы с бабушкой ходили сюда поесть мороженое. У вас оно было особенно вкусным, — с нотками ностальгии проговорил Сасори, запуская руки в свои огненно-рыжие волосы.

— Да, это был фирменный рецепт. Не помню, как звали ту женщину, но секретный ингредиент ушёл вместе с ней. Спасибо, в этом месяце ты меня выручил. Могу отблагодарить бесплатным кофе, — слегка улыбнувшись, сказал Шикамару, протянув пачку.

— Может пожизненным кофе? — приподняв бровь, сказал друг. — Ты поосторожней с Ино, конечно, она девчонка красивая, но от таких только беды.

— Ты о чём? Боже, неужели ты подумал, что я в неё…— тихо засмеялся Нара, — не спорю, красива, но ветрена. Такие как она требуют слишком много внимания. Если я и влюблюсь, то уж выберу кого-то поспокойней.


* * *


Город показался Хинате слишком мрачным и неуютным: хмурое небо, голые деревья и холодный ветер, пробирающий до костей. Трудно было представить, что солнечной и теплолюбивой Ино могло понравиться это невзрачное место. По правде говоря, хоть она и считала её своей единственной подругой, Хината порой ловила себя на мысли, что ничего о ней не знает, в то время как та была посвящена во все её секреты. Ино умела увиливать от важных тем. Она с лёгкостью могла направить разговор в другое русло, ловко избегая подводных камней. Иногда, когда подруга о чём-то рассказывала из своей жизни, Хината всегда чувствовала привкус лжи, но ни разу не обвинила её в обмане и старалась как можно меньше спрашивать о прошлом. В какой-то момент ей стало неважно, кем была Ино до их встречи, главное то, кем она являлась сейчас. За стервозной внешностью пряталась добрая и умеющая сопереживать девушка, способная взвалить на свои хрупкие плечи часть чужих проблем. Она появилась в самый сложный период жизни Хинаты и буквально вдохнула в неё жизнь. И ей хотелось, чтобы подруга однажды открылась перед ней и освободилась от своей боли, которую прятала за десятью замками.

Хината посмотрела на часы — она добралась до центра слишком рано, не хотелось беспокоить подругу звонком, так как знала, как та любит поспать подольше. Поэтому, взяв чемодан, девушка осмотрелась, где бы переждать часок-другой. Торговый центр открывался с десяти и ближайшие кафе также были закрыты. Она прошла пару метров и остановилась, когда в нос ударил запах свежей выпечки. Взяв круассан и чашку чая, девушка устроилась за небольшим столиком возле окна. Горячий чай согревал. Несмотря на то, что шёл ноябрь, на улице было очень холодно. По стеклу забарабанили мелкие капли дождя, она вспомнила, что забыла включить в список вещей зонт и с обидой закусила губу.

Отец всегда говорил, что ей нужно быть собранней, а она так и не научилась. Непрошеные слёзы навернулись на глаза при этой мысли. Его уже давно не было, но память о нём всё ещё жила. Он был требовательным, но иногда закрывал глаза на мелочи, возможно, уставая от её вечных ошибок. Всё же она никогда не была образцовой дочерью, хотя всегда стремилась ею стать. Хината никогда не думала о смерти родного человека, ведь он не был стар, статный, всегда уверенно вышагивал вперед, а гордая осанка никогда не превращалась в опущенные плечи. Казалось, есть еще много времени, чтобы исправить ошибки прошлого и доказать, что она — истинная дочь своего отца.

Нельзя подготовиться к смерти. Погибни отец, как герой, образ которого всегда маячил перед глазами, ей было бы легче принять его смерть, но некогда неуязвимый и гордый Хиаши, был подстрелен и истекал кровью, как побитый дворовый пёс в подворотне. Возможно, это был один из тех людей, кого он посадил за решётку, а может, это был очередной преступник, за которым он гнался. Стоя в холодном морге перед столом, на котором лежало тело отца по горло прикрытое простыней, Хината жадно вглядывалась в синюшное лицо и пыталась заглушить рыдания, узнавая знакомые черты. Тогда, попросив оставить её наедине с ним, дочь хотела сказать ему последние слова, но они застряли поперёк горла. Она также не смогла произнести их, стоя у его гроба. И только когда яркое пламя охватило его, девушка поняла, что никогда не сможет ему сказать, как сильно его любила. Теперь Хината понимала, что каждый раз уходя из дома, он мог не вернуться. Понимала жестокость и хладнокровие отца по отношению к ней, он всего лишь хотел подготовить её к суровой реальности мира. Правда, раздавая строгие наставления, Хиаши упускал из виду, что его мягкосердечной дочери требовалась поддержка и понимание. Звонок телефона отвлёк от воспоминаний.

— Привет. Ты где? — раздался радостный голос. — Я возле торгового центра, но тут никого. Ещё не доехала.

— Привет, я сейчас выйду. Зашла в пекарню, — быстро слезая со стула, сказала Хината.

— Подожди-подожди. Я знаю, где это. Сейчас быстро прибегу.

Через время запыхавшаяся Ино ворвалась в помещение в поисках подруги и, заметив знакомый профиль, радостно заключила ее в объятия.

— Как я рада тебя видеть, Хината.

Холодный нос щекотал шею и девушка, сжав плечи, тихо засмеялась. Она крепко обняла Ино, вдохнув аромат знакомых духов.

— Давно сидишь?

— Да нет, только приехала, — соврала Хината.

— Фух, я бежала со всех ног! Директор не отпускал. Извини, если заставила долго ждать. И это все твои вещи?!

— Да, я не хотела много брать.

— Хорошо. Если что, здесь докупим что нужно. Ну что, ты готова начать новую жизнь? — сверкнув глазами, спросила девушка. — Ты не представляешь, как я рада, что ты решила переехать. Здесь до безумия скучно, мне даже не с кем погулять!

Ино снимала однокомнатную квартиру недалеко от центра, но достаточно далеко от работы. Ей понравился район — в пешей доступности были парк, торговый центр и спортивный зал.

— Вот мы и пришли. Проходи и чувствуй себя как дома, — весело сказала подруга, открывая дверь и пропуская Хинату.

Квартира была небольшая, но уютная. Было заметно, что недавно делали уборку, так как чувствовался запах моющих средств.

— Это твои полки, — открыв шкаф купе, сказала Ино. — Можешь разложить здесь свои вещи. А здесь мы будем спать, — пробормотала она, указывая на бордовый диван. — Ты же не против? Если что, я куплю надувной матрац.

— Что ты! Меня всё устраивает.

— Вот и отлично. Ты тогда в душ, а я сварю какао. Вчера, пока не видел этот злыдень, стащила с работы.

— Ино?!

— Что! Ты просто не знаешь, какое оно вкусное, — взмахнув руками, рассмеялась подруга.

Постепенно оттаивая в уюте квартиры, с Хинаты спадало напряжение и возвращался былой оптимизм. Все будет отлично, а этот город и смена обстановки помогут ей начать новый этап жизни с чистого листа. Размочив уставшее тело в горячей воде, девушка откинула голову на бортик ванной и мечтательно уставилась в потолок.


Примечания:

Вот и закончился один день и все герои наконец-то оказались в одном городе, чтобы в скором времени пересечься.

Глава опубликована: 05.11.2024

Часть 5

Толстый кот с тёмной лоснистой шерстью грациозно перескочил через коробку с инструментами, кинутую и благополучно забытую у порога кухни нерадивым хозяином. Вальяжно подёргивая длинным хвостом, он прошёлся по комнате, пока не надумал подойти к мужчине за порцией внимания и, если повезет, корма. Потеревшись о ногу и издав утробное «мяу», животное было грубо отпихнуто к стене. Кот повёл куцей мордой, сморщил нос и, принюхавшись, учуял знакомый неприятный запах, что вынудил его отбежать подальше от хозяина. Оказавшись на кухонном столе, без страха быть наказанным, он стащил сардельку и быстро ретировался.

Шерстяной, так его называл мужчина, знал, что когда по комнате распространялся запах алкоголя, хозяин утрачивал бдительность и не носился с тапком по всей квартире, чтобы отнять у него честно добытый кусок колбасы. Урча и жуя свой обед на пыльном полу под кроватью, кот вспоминал свою прежнюю хозяйку — она кормила его лакомствами, позволяла лазать где угодно, чесала за ушком и разрешала спать рядом с ней. Несмотря на то, что новый хозяин был не ласков и вечно шпынял его по углам, кот к нему привык. Он привыкал ко всем, кто его забирал. Доев, животное довольно облизнуло моську длинным языком и растянулось на линолеуме — помахивая хвостом и погружаясь в приятный кошачий сон.

Когда темно-пурпурные лоскуты покрывали осеннее небо, Мадара, подобно человеку с обостряющимся ревматизмом при низком атмосферном давлении, заваливался в кровать, зарывал себя под толстым слоем одеяла и беспробудно спал. Мужчина не испытывал боли в суставах или сердце. При его образе жизни, он, как ни странно, обладал отменным здоровьем. Мадара страдал от тягостных воспоминаний, которые с первыми каплями осеннего дождя на сером асфальте, отчётливо проявлялись перед глазами. Как камни в карманах утопленника, они тянули его на дно душевных переживаний. Пара бутылок сравнительно дешёвого пойла отлично справлялись, туманя сознание и притупляя чувства.

В прошлом Мадара дал обещание одной немного наивной дуре по соседству, что больше не возьмёт в рот алкоголь. Впрочем, если верить СМИ и полиции, соседки уже нет в живых и эта глупая клятва теперь не имела никакого смысла. Да и дура эта тоже нарушила часть их устного договора, так что теперь он точно не обязан никому. Мужчина громко чихнул, ненароком зацепив ножку хлипкого стола, на жёлтую скатерть из кружки плеснулся кофе с ромом.

— Как ваша работа? В последнее время вы ходите совсем угрюмый, — мягко спросила Изуми, протягивая кружку чая.

— Осень, милая. Случилась осень. Она не несёт ничего хорошего, — прокуренным безжизненным голосом сообщил он, громко стукнув чайной ложкой о тарелку, отламывая кусок торта.

Осень ему не нравилась совсем — ни ранняя, ни поздняя. Будь его воля, он бы вычеркнул этот сезон из календаря. В золотую пору постоянно случалось что-то дурное, после чего небо плакало беспросветным дождём и вымаливало его прощение. Сентябрь забрал отца, ноябрь — мать, оставив их с братом на попечение меркантильной тётушки, которой было плевать на них, но не на приличное пособие, выплачиваемое государством. Затем эта чертова осень забрала единственное, что у него осталось — брата, и оставила его посреди холодных мокрых улиц.

— Человеку свойственно лучше запоминать плохие вещи и отчаянно искать в них закономерность. Если вы попытаетесь вспомнить, то обнаружите, что осенью с вами неоднократно случались и хорошие вещи.

Крошка от торта попала мимо трахеи и Мадара зашёлся глухим кашлем, сотрясая стены.

— Вы бы поменьше пили и курили, — обеспокоенно проговорила Изуми, похлопывая махонькими ручонками по широкой спине.

— А то что? Кому какое дело, жив я или мёртв? В мастерской сразу найдут мне замену.

— Я… Мне есть дело. Да и кто приглядит за Хиро, пока меня нет? — посмеялась она. — Вы знаете, я выросла в детском доме, — смех в момент сменился грустью, голос её на мгновение задрожал и стал глухим. Мадаре пришлось наклониться, чтобы расслышать слова. Изуми спустила кота с колен, небрежно стряхнула шерсть со спортивных штанов и, повернувшись к окну, продолжила. — Родители погибли, когда мне было семь. Я не помню тот день. Не помню, что я делала, какая погода была. Но самое страшное то, что я совсем не помню их. Абсолютная пустота. Там… все ребята постарше рассказывали о своей жизни, а я нет. Если бы не фотографии, я бы, наверное, подумала, что у меня и вовсе не было мамы и папы. Как-то в сентябре к нам пришла семейная пара, молодые такие были. Красивые. Помню, на женщине было горчичного цвета пальто и красный шарф. Я сразу загорелась, подумала, что они могут меня удочерить. Помню, что в какой-то момент женщина повернулась ко мне, посмотрела на меня большущими чёрными глазами и залилась слезами, многократно повторяя: «Бедный, бедный ребёнок. Если бы я только могла… если бы…». Она подошла ко мне и обняла с какой-то дикой любовью, потом сняла с себя золотую цепочку, вложила в мою ладонь и попросила простить ее и принять этот подарок. Я не знаю, за что она просила прощения: может, ей было стыдно, что она не могла меня забрать, ведь обычно берут младенцев, а взрослых детей — практически никогда. Эта цепочка всё время со мной и эта женщина всегда перед глазами. Странно, да? Ни мама, ни папа, ни наша совместная фотография, а незнакомка и её подарок, — Изуми повернулась к нему, прошлась влажными чёрными глазами по его небритому лицу и горько улыбнулась. —Вы тоже останетесь в моих воспоминаниях, как добрый сосед, присматривавший за котом.

Мужчина задумчиво уставился в стену, долго собираясь с мыслями. Но только Изуми собралась нарушить возникшую тишину, он сказал:

— Хорошо. От сигарет не откажусь даже под дулом пистолета, но пить брошу.

— Обещаете?

— Обещаю постараться.

— Тогда, если продержитесь год, я испеку торт. Какой вы любите?

Мадара к сладкому был безразличен. Но, по неведомой причине, трескал её торты за обе щеки, хотя готовила она их ужасно — крем все время был приторно сладким, а бисквит зачастую не пропекался. Нынче, сидя у неё на кухне, он многое не мог объяснить. На протяжении нескольких лет он жил на отшибе города в старой квартире, ни с кем не общался и, тем более, не заходил ни к кому на чай. Даже на работе он обменивался с коллегами только парой фраз. Единственным слушателем была бутылка, которая всегда верно ждала его на столе. Всё изменилось, когда напротив его двери возникла молоденькая тощая девушка с глупой улыбкой в обнимку со страшным чёрным котом.

— Наполеон, — ляпнул он первое вспомнившееся название.

Она мягко улыбнулась ему, в груди приятно потеплело.

— Ты тоже обещай.

— Что?

— Что не помрёшь осенью.

— В любой другой сезон, значит, можно? — расхохоталась она.

— Дура.

— Обещаю.

Мадара вынул из кармана потертых штанов мятую пачку сигарет и, зажав пожелтевшими зубами фильтр, чиркнул спичкой о коробок. Закурил. Тонкая струйка дыма витиевато поползла вверх, постепенно превращаясь в небольшое сизое облако. Он запрокинул голову на засаленное кресло, сомкнул веки, тёмные мешки под глазами стали отчётливо видны при свете дня. Во рту смешался мерзкий вкус никотина, алкоголя и кислого кофе. Он на мгновение скривился и снова затянулся. Серый пепел падал на линолеум, медленно прожигая его. Стук. Мужчина от неожиданности резко подскочил, выронив зажжённую сигарету. Птица со всей дури врезалась в окно и, свернув шею, неподвижно лежала на подоконнике кверху лапами. Он затушил сигарету тапком и, открыв окно, взял маленького воробья в руки. Тушка была ещё тёплой.

— Что за глупое создание, — сказал он, со всего размаха швырнув его на улицу. Птица полетела далеко и через несколько мгновений плюхнулась в лужу. Мадара брезгливо протёр руку о синюю футболку и выплеснул содержимое чашки в окно. Кто-то снизу возмущенно гаркнул, мужчина оскалился. Мелкие капли забарабанили по стеклу.

Лови её, Мадара! — с горящими глазами кричал брат, бегая с полотенцем по комнате.

Серая маленькая птичка, случайно залетевшая в дом через окно, металась как сумасшедшая в поиске выхода. Широко открыв крошечный клюв, она жадно хватала воздух и из раза в раз врезалась о стекло, не замечая открытую форточку.

— Я поймал! — ликующе вскрикнул Изуна, набросив полотенце на животное.

— Осторожно, не повреди. Они очень хрупкие.

— Знаю.

Мадара зажмурил глаза, отгоняя непрошеные воспоминания. Посмотрев на часы, он с досадой заметил, что опаздывает на работу. Махнув рукой самому себе, он поплёлся в комнату одеваться, параллельно что-то бормоча под нос — если бы не срочный заказ одного слишком серьёзного парня, он бы остался дома, сославшись на внезапную головную боль. В прошлый раз начальнику удалось убедить клиента, что автомобиль не готов из-за отсутствующей детали, которую пришлось заказывать, в этот раз отвертеться не выйдет. Да и быть уволенным с пятой по счёту работы не хотелось.


* * *


— Ну и денёк! — устало воскликнул Шисуи, бросив на рабочий стол стопку папок. — У нас здесь дел по горло, а он заставляет сидеть и разбирать бумаги. Его что, с третьего отдела перевели?

— Новая метла метёт по-новому, — задумчиво изрёк Итачи, перебирая документы и аккуратно складывая листок к листку. — Насколько мне известно, он перешел с главного штаба.

Данзо Шимура возглавил восьмой отдел две недели назад и за последние дни взыскал «особую любовь» от штатных сотрудников, каждый день устраивая многочасовые собрания и требуя каждодневные письменные отчёты.

— С главного штаба? Интересный поворот. Что же он натворил? Ну, теперь, по крайней мере, понятна любовь к бумагам, — пробурчал Шисуи, шмыгнув носом. — Ты слышал, что допросы теперь будут проводиться строго по протоколу? Так мы точно не посадим ни одного преступника.

Дверь распахнулась и в кабинет, запыхавшись, влетел совсем юный следователь, только недавно приставленный к ним.

— Вы слы… слышали? — отрывисто, с горящими глазами спросил парень.

— Что?

— Следователь из девятого нашёл пальцы. Возможно, принадлежат одной из жертв «коллекционера».

Шисуи замер, Итачи обеспокоенно взглянул на коллегу и, отодвинув бумаги в сторону, сдавленно спросил:

— Когда?

— Сегодня утром. Говорят, нашли одно из его захоронений, — парень сделал небольшую паузу и, пройдя к своему столу, взял в руки массажный резиновый мячик и сильно сжал, понизил голос, — Насколько я понял, там не только пальцы… Экспертиза ещё не определила, кому что принадлежит. С вами всё хорошо? Вы побледнели…

— Не мог бы ты оставить нас? — спокойным тоном спросил Шисуи, быстро вернув самообладание. — Нам с Итачи нужно кое-что обсудить.

— Э… Хорошо, — с досадой ответил парень, понимая, что посплетничать не удастся. Ему было невдомёк, что новость огорошила коллег. Он работал в отделе всего несколько дней и не был в курсе всех событий.

Как только дверь за ним прикрылась, Шисуи повернулся к напарнику.

— Ты думаешь…?

— Я не знаю, — потерев переносицу, тихо произнёс Итачи. — Всё кажется таким странным. Это не может быть правдой. Когда начинаю думать, что с ней могло произойти, мне становится страшно. Она была... такой невинной. Знаешь, она как-то призналась, что влюблена в меня. Призналась по-детски, наивно. Я сказал ей тогда, что она чувствует ко мне вовсе не любовь, лишь благодарность за то, что спас её как-то при обходе двадцать пятого района и что она обязательно найдёт своё счастье. Возможно, я поступил жестоко. Тогда я к ней не чувствовал ничего кроме уважения. Порой я думаю, как бы сложилась её жизнь, если бы я принял её чувства.

— В том, что с ней случилось, ты не виноват.

— Я знаю, но порой не могу избавиться от чувства вины. Я позвоню Сакуре, может она что-то знает. Ли, как-никак, из девятого.


* * *


Люди, проходя мимо, то и дело косились, останавливались и, притронувшись к его опустившимся плечам, спрашивали, все ли хорошо. Мужчина кивал в ответ, желая лишь, чтобы они убрались и оставили в покое. Отвинтив крышку уже второй бутылки крепкого виски, он поднес ее к губам, не касаясь горлышка. Спиртное обжигало, он зашелся кашлем. Кто-то брезгливо бросил ему: «Чертов алкоголик» и пнул одну бутылку, та со звоном покатилась по коридору и, ударившись о панельную стену, остановилась. В любой другой день он бы ответил, но сегодня не было сил что-то сказать. Он лишь опустил голову на согнутые колени и зарылся пальцами в волосы.

— Ты что тут делаешь? — удивленно спросил Мадара, ткнув ботинком сидящего возле его двери следователя, которого когда-то окрестил идиотом.

— О, вы пришли…

— Что ты тут делаешь? Есть новости?

— Нет, — виновато ответил тот и отвел взгляд.

— Тогда вали отсюда.

Шисуи, резко схватившись за ногу рослого мужчины, попытался подняться, но рухнул, почувствовав подступающую тошноту.

— Ты жалок. Тебя так унесло с двух бутылок? — насмешливо сказал Мадара, и схватив того за ворот пальто, поднял. — Какого хера ты пришел?!

— Хочу поговорить.

— Два года назад ты достаточно со мной наговорился, когда обвинял меня в её исчезновении. Так что вали или займись наконец-то делом.

— Ваше прошлое… оно наводило... Я пр... проверял вар… варианты…

— Ты упустил время.

— Да знаю я, знаю! Расскажите…

— Что рассказать? Сказку на ночь?

— О ней, — Шисуи будто моментально протрезвел и, схватив за грудки мужчину, яростно затряс. — Расскажите о ней! Расскажите! Хоть что-нибудь! Мы были любовниками… Мы спали вместе! Но я о ней ничего не знаю… Она после себя ничего не оставила, только вопросы, вопросы, вопросы… Вы понимаете? Я не могу так больше! — голос его сорвался, задрожал, по щекам потекли слезы боли и безысходности. Он отпустил руки и прижался спиной к холодной стене, потихоньку сползая.

— Она пекла дерьмовые торты, — сказал Мадара, сжалившись.

— Отвратительные, — рассмеявшись сквозь слезы, сказал следователь.

— Вот видишь, ты уже о ней много знаешь.


* * *


Изуми неподвижно лежала в кромешной темноте. Она сроднилась с ней и теперь, прищурившись, могла разглядеть бутыли с водой, пачки печенья, вонючий матрас со старым пледом и ненавистное ведро, куда приходилось справлять нужду. Его не было довольно много времени, она понимала это по заканчивающимся запасам еды. Смутные догадки, что с ним что-то случилось, не давали покоя. Если он умрёт, то что будет с ней? Сгниёт здесь, во мраке, ужасной смертью, переступив все немыслимые границы от голода? Может она умерла и это ее расплата за все совершенные грехи при жизни?

Изуми потянулась к бутылке и, сделав первый глоток, с ужасом поняла, что вода стала тухнуть. Он уже бросал её на произвол судьбы, а после, стоя на коленях над её ослабленным телом, молил о прощении. С тех пор он стал оставлять еду и воду с запасом. Изуми пересчитала печенье и потрясла бутыль. «Если буду экономить, то хватит недели на две. И как эти недели считать в непроглядной тьме?» — усмехнулась она про себя. А когда вода закончится, ей, изнывающей от жажды, снова придётся пить собственную мочу, мерзкий солоноватый привкус которой будто до сих пор ощущался на языке. Так она протянет ещё пару дней, а затем и мочу пить будет невозможно — она лишь будет вызывать еще большее обезвоживание организма, что приведет к летальному исходу. Умирать от собственной глупости уж точно не хотелось. Девушка нервно засмеялась и слёзы прыснули из глаз. Закусив до боли губу и скуля, Изуми резко поднялась. Тремя обрубками вместо пальцев она размазала солёные дорожки по щекам и перестала дрожать. Даже в этом кромешном аду ей дико хотелось жить. Может он ещё вернётся? Её палач и спаситель. А до тех пор ей остаётся сделать всё возможное, чтобы продлить свою жизнь.

Глава опубликована: 05.11.2024

Часть 6

Принтер бесперебойно работал вот уже целый час, ненасытно глотая белоснежные листы бумаги и выплёвывая их обратно. Наруто, задумавшись, неподвижно сидел за компьютером и монотонно щёлкал мышкой, отправляя очередной документ на печать.

— Чёрт, — спохватившись, пробурчал начальник третьего отдела, когда бумаги с шелестением полетели на пол. Он поспешно присел на корточки, подбирая разбросанные листы, почесал затылок и болезненно простонал, осознав сколько времени придётся убить, собирая всё по порядку.

Минувшую неделю Наруто был чрезвычайно рассеян: забывал бумажник, документы или телефон дома, постоянно опаздывал на работу и даже умудрился пропустить весьма важное собрание в главном управлении, из-за которого получил выговор и косые взгляды коллег в спину. Причина этой рассеянности и вечной задумчивости была черноволосой, молчаливой и однажды утром пришла на работу с пурпурными синяками на скулах и разбитой губой. Саске Учиха не затруднился объяснить вкрадчиво, что же с ним произошло, но все прекрасно понимали, что увечья появились явно не в следствии падения с кровати. Отношения двух дорогих людей Наруто не могли не беспокоить, но мужчина боялся обо всём расспросить, опасаясь, что своими действиями усугубит ситуацию. По крайней мере, у них хватило ума не устраивать разборки прямо на рабочем месте. В отделе напарники вели себя сдержано и ни разу публично не затеяли потасовку. Коллеги не слишком радовались такому раскладу, ведь не первый день жили в предвкушении грандиозного скандала и за дверьми делали ставки, кто все же станет инициатором.

Небрежно кинув стопку бумаги на стол, Узумаки взглянул на часы и радостно просвистел себе под нос незатейливую мелодию — время обеда. Мужчина наспех запахнул светлую куртку и торопливо покинул кабинет. Порой Наруто надоедало давиться холодными полуфабрикатами из холодильника и его голову посещали несвойственные ему мысли: чтобы еда всегда была вкусной и приготовленной с любовью, нужно завести отношения. Однако он быстро отгонял эти мысли. Последние отношения были достаточно болезненными и изматывающими. Поначалу было приятно возвращаться в чистый дом, где тебя ждал ужин, выглаженная одежда и человеческое тепло. Прижаться посреди холодной ночи друг к другу и поговорить о мелочах было, пожалуй, лучше, чем заниматься любовью. Они были молодыми, незрелыми. Что она, что он жили иллюзиями. Он только начинал свою карьеру и пропадал целыми днями на работе, а ей, безумно влюблённой, всегда не хватало его внимания. Постепенно то тут, то там проскальзывали упрёки по поводу вечного отсутствия, работы, заработка. Обиды росли как снежный ком, который в итоге раздавил их обоих. Возможно, начни они отношения сейчас, всё было бы по-другому, кто знает? Жизнь — это череда ошибок. Лишь одно Наруто уяснил ясно — на одной влюблённости отношения долго не протянут, и без отсутствия должной опоры им рано или поздно придёт конец.

— Саске, — завидев друга в конце узкого коридора, весело окликнул Наруто, подняв руку в знак приветствия, — на обед?

Учиха обернулся и безмолвно кивнул, сунул руки в карманы пальто и, поздоровавшись с мимо проходящей сотрудницей, отошёл чуть левее от двери. За ним сразу показался Неджи, который, неудобно зажав папку подмышкой, закрыл кабинет на ключ и проверил надёжность, пару раз дёрнув за металлическую ручку.

— Ключ есть? — сухо спросил Хьюга, слегка приподняв левую бровь.

— Да, — ухмыльнувшись, ответил Саске. Эта манера постоянно спрашивать его и без того очевидные вещи, сначала раздражала, теперь же забавляла.

— Я могу опоздать. Приступи к делу № 46.

Саске кивнул и сжал кулаки в карманах сильнее. Хьюга всю неделю неоднократно указывал ему, что и как делать, но ведь Учиха был далеко не стажером и в состоянии сам разобраться с бумагами. Он терпел наставления, хотя порой так хотелось вставить слово. Саске понимал, чем это «слово» может обернуться для него, поэтому, скрипя зубами, соглашался и выполнял работу.

— Неджи, ты тоже на обед? — дружелюбно вклинился в их странный диалог Наруто.

Хьюга крепко пожал протянутую руку друга и, пристально посмотрев на него холодными серыми глазами, повёл головой.

— Нет, звонили с мастерской, машина готова. Хочу съездить.

— Здорово. Всё равно не забудь пообедать, — положив руку на плечо коллеги, заботливо сказал Узумаки.

Покинув здание, Наруто с Саске молча шли к единственному в округе магазину. Район был новый, а инфраструктура — неразвитой, вот и приходилось бегать туда-сюда за булочкой или пачкой сигарет. Спустя пять-шесть лет всё тут, возможно, зацветёт новыми красками: появятся торговые центры, откроются забегаловки, ночные клубы и отели на одну ночь. Некогда безмятежный и спокойный, район превратится в шумную тусовку для маргинальной молодёжи, а следователи третьего отдела будут гоняться по узким улицам за преступниками и разгонять шпану по подворотням. А пока перед глазами туда-сюда сновали лишь беззаботные школьницы в коротких юбках, лёгких куртках и кроссовках на босу ногу.

Погода, невзирая на наступивший холод и скорый приход зимы, была прекрасной. Сияло яркое солнце и замёрзшие лужи немного подтаивали. Слабый холодный ветер слегка морозил щёки. Кучки воробьёв сидели на ветках обнажённых деревьев и наперебой щебетали. Наруто глубоко втянул студёный воздух, что незамедлительно вызвал приступ кашля.

— Как работается? — спросил Узумаки, переходя дорогу.

— Скука смертная твой третий. Сегодня, — Саске сделал паузу и недовольно почесал нос, — ездили к одной бабке. Ей привиделось, что кто-то ломится в окно. А это был пакет. Зацепился за ветку дерева.

Наруто улыбнулся, подавив смешок, в уголках его глаз проступили морщинки. Он запустил пальцы в светлые волосы, взъерошил и без того растрёпанную шевелюру. Быстро перепрыгнув через небольшую лужу, осмотрел свои недавно купленные ботинки и брюки. «Не заляпал», — с облегчением подумал он.

— Так это ещё нормально. Помнится, приехал на вызов: кто-то с третьего этажа выкинул кожуру от банана на дорогую машину, пришлось разбираться. Была ещё жена, которая раздолбала любимую приставку мужа, застав того за изменой. Хотя бы не звонят, чтобы провели расследование, кто слопал йогурт в холодильнике. Ты только представь, сколько было бы вызовов!

— Да уж. Не знал, что работа в третьем так отличается. Вроде в одном городе живём. А здесь жизнь... другая... Помнишь будни в восьмом? Вот там что ни день, так кошмар. Мне, временами... кошмара этого... не хватает, — на выдохе полушёпотом промолвил Саске и упёрся взглядом вдаль, выправив жёсткий ворот чёрного пальто.

Наруто рассеянно кинул взгляд на старого приятеля, не зная, что сказать. С Саске всегда было тяжело общаться. Когда-то, от одного сказанного ненароком слова, тот мог впасть в бешенство или, напротив, закрыться, не говорить с ним неделю или две. Разумеется, от вспыльчивого подростка нынче мало что осталось и теперь единственные эмоции, которые проявлял Саске — сдержанность и холодность. Найти общую нить с нынешним другом было труднее, тот словно угас внутри. Узумаки задумчиво потёр лоб, разгладив морщины на лице, и решил не спрашивать, отчего же тому не хватает кошмаров. «Придёт время, сам расскажет. Если захочет».

Кто-то мёртвой хваткой резко вцепился в куртку блондина, пытаясь утянуть его вниз, и мужчина едва успел ухватиться за ручку двери, чтобы не упасть.

— Твою же... — раздался громкий женский голос сзади.

Хватка ослабла и, обернувшись, Узумаки увидел девушку в белоснежном драповом пальто, поднимающую со ступенек лестницы разбитый телефон.

— Ненав-вижу-у-у...

— С вами всё в порядке?

Незнакомка подняла голову, как будто только заметив, что рядом с ней кто-то стоит, сдула с лица упавшую прядь и сердито сверкнула светло-голубыми глазами. Красивое лицо её исказилось от гнева. Она резко поднялась, расправила плечи и, уперев руки в бока, шумно выдохнула и почти прокричала:

— В порядке ли я?! Да вы смеётесь! Я ношусь по этой дыре около часа, в поисках... В поисках чего, спросите вы? В поисках швабры! Швабры! Понимаете? Наш начальник... этот пи... забыл её купить. И вот когда я наконец-то нахожу магазин, я ломаю каблук любимых сапог и разбиваю телефон. И как вы думаете, в порядке ли я?!

Ино протараторила это за долю секунды и, осознав, что только что выплеснула весь накопившийся на неделю негатив на ни в чем неповинного человека, вспыхнула и опустила глаза. Утро понедельника началось с ошеломляющей новости. Начальник открывал кафе в новом районе и решил как бы невзначай сообщить ей, что придётся первое время стать там за главную: работать одной, убирать, вести учёт и обслуживать параллельно посетителей, так как денег пока на новых сотрудников нет. По её лицу было видно, как несказанно рада она была услышать эту новость. Ей захотелось в туже секунду уволиться, однако Шикамару, будто предугадывав такой исход событий, заявил, что отдаст практически всю выручку за первый месяц ей. Так же напел, что на новом месте чаевых будет больше, так как недалеко находился следственный отдел, где полно одиноких мужчин, которые, очевидно, не скупятся на хорошие чаевые. Реальность он, разумеется, приукрасил, да и кому, собственно, эта реальность нужна. Ино, нахмурив светлые брови, призадумалась. Деньги были нужны, новую работу с хорошей зарплатой трудновато было найти в этом городе, а тут нужно потерпеть всего лишь месяц или два, пока они раскрутятся, а там, того и гляди, ждут перспективы. Закусив губу и хитро прищурившись, девушка согласилась, сама не ведая, на что подписывается.

Саске, приподняв бровь, спокойно выслушал монолог, по его мнению, съехавшей с катушек женщины. Наруто, нервно потирая шею, озадаченно смотрел на неё и пытался осознать, чем вызвал столь странную реакцию. Всё-таки женщин он так и не научился понимать.

— Думаю, что нет, — помедлив, боязливо сказал Узумаки.

— Вот именно!

— Я могу вам чем-нибудь помочь? — замялся парень и неожиданно широко и добродушно улыбнулся.

Девушка откинула светлые волосы назад, потёрла покрасневший маленький носик и мило ему улыбнулась, прихрамывая и проходя мимо незнакомцев:

— Спасибо. Я сама справлюсь.

Глупая улыбка не сползала с его лица. Он притронулся до подбородка, глядя вслед уходящей девушке, и подметил, что уже три дня не брился. Отчего-то в голове возникли слова бывшей, что щетина ему не идёт. Он оценивающе осмотрел себя в отражении витражного стекла и сделал заметку, что по приходу домой надо непременно привести себя в порядок.


* * *


— Я тоже длительное время не мог привыкнуть, а сейчас я будто размяк. Правда, порой скучаю по хорошему делу. Хотя лучше бы этих дел не иметь. Как с Неджи работается? — стоя у холодильника в магазине и выбирая обед, ненароком спросил Наруто.

Учиха пожал плечами и потянулся за коробкой. После стычки на лестничном пролёте они старались друг друга не провоцировать. Он не был любителем перетереть кому-нибудь косточки или пропустить после работы кружку пива с напарником. Сидеть в кабинете в полном молчании было даже приятно.

— Уживаемся. Мы теперь соседи. 

— Соседи? В каком смысле? — непонимающе спросил Наруто, параллельно читая надпись на контейнере «гуакомоле». Так и не поняв, что за гуа и камоле, он осторожно вернул коробочку на полку.

— Снимаем квартиру в одном доме.

— Серьёзно? Это как так получилось?

— Сам удивляюсь. Чистая случайность.

— Теперь понятно, где ты получил этот синяк.

— Я же сказал…

— Можешь не врать мне. Это было предсказуемо. Неджи… он хороший парень, но ему тяжело. Ты и сам всё понимаешь.

— Понимаю и не знаю, чем он тебе обязан, раз согласился на твои условия.

— Может я просто хороший друг или начальник. Не советую брать. Соус отвратный, — сказал Наруто, бросив взгляд на перекус, который выбрал Саске. От кайенского перца, съеденного в тот раз, живот крутило весь день, работать было просто невозможно. — Я пока займу очередь.

Подходя к кассам, Узумаки неожиданно увидел ту самую прекрасную незнакомку. Она стояла с длинной ультрамариновой шваброй и держала в руках сапоги. Бросив взгляд вниз, Наруто улыбнулся: обута она была в дешёвые домашние тапочки и выглядела крайне забавно и нелепо. Первый раз столкнувшись с ней, он подумал о девушках, которые стоят у входа в дорогие клубы рядом с дорогими машинами или магазинами, обитают на сайтах знакомств, где чёрным по белому написано, что они хотят и что могут дать взамен. Сейчас же она предстала перед ним в ином свете, земной и почти что досягаемой. Он вновь по-глупому улыбнулся и, подойдя к ней сзади, громко спросил:

— Все же нашли?

— А?!— поёжившись, вскрикнула девушка от неожиданности.

— Швабру, — уточнил он, указывая на предмет.

— Ну да, нашла, — уже спокойно ответила Ино и отшатнулась, припоминая свою позорную речь. Ей захотелось провалиться под землю.

— У вас есть карта нашего магазина? — спросил кассир, пробив товар.

— Нет.

— Швабра идёт по акции, скидка пятьдесят процентов. Не хотите ли оформить?

— У меня есть, — прервал Наруто и протянул карту.

— Спасибо. Извините, что накричала на вас. Просто день тяжёлый, — нервно прошептала Ино, бросив в пластиковый пакет сапоги. Она виновато улыбнулась и, зашаркав тапочками, пошла по направлению к выходу. Резко затормозив у самой двери, она повернулась на носочках и радостно прокричала. — Хорошего дня!


* * *


Шикамару расставлял стулья, когда Ино с шумом и пыхтя вошла в помещение, демонстративно бросая пакет и швабру к его ногам. Нара лениво поднял голову и с интересом осмотрел её с ног до головы: растрёпанная, в совершенно нелепых тапочках, она выглядела до невозможности смешно.

— Что случилось? — силясь сохранить серьёзный вид, спросил хозяин кафе. — Неужели одна из твоих нелепейших историй, в конце концов, претворилась в жизнь?

— Это совсем не смешно.

— Что случилось? — переспросил он и похлопал по карманам своих джинсов, к огромному сожалению не обнаружив там сигарет. Парень разочарованно вздохнул, сложил руки на груди и, облокотившись о барную стойку, приготовился слушать долгую и явно невесёлую историю своей нерадивой сотрудницы.

— Вы должны оплатить мне такси и дать денег на новую обувь, — заключила она, побарабанив ноготками по столу.

— Такси я оплачу. Но с чего это вдруг я должен оплачивать твою обувь?

— С того, что из-за вас я сломала каблук в поисках чёртовой швабры!

— Я много раз тебе говорил — не умеешь ходить на каблуках, не носи.

— Я умею ходить, — расстроено произнесла Ино.

Девушка обижено топнула ногой и развела в сторону руки. В васильковых глазах заискрилось негодование, Шикамару невольно улыбнулся. Он и сам не знал, почему постоянно провоцировал её на эмоции. Она так быстро выходила из себя и как-то по-детски злилась на него. В насупившем виде, в хмурых сведённых к переносице бровях, в искусанных от злости губах, в резких жестах и в дрожащем голосе, срывающемся на крик было своё очарование. Ино капризно скуксилась, поджала губы. Обида нахлынула на неё, она вспомнила старшего брата, который то и дело высмеивал любое её действие, выставляя её дурой и неумехой. Ей захотелось скрыться от осуждающих глаз, чтобы собрать себя по частям и снова выйти с обезоруживающей улыбкой. Девушка быстро соскочила со стула и юркнула в подсобку.

— Осторожно, там скользко! — только и успел крикнуть парень, прежде чем раздался оглушающий грохот.

Он подорвался к ней, включив свет, и обнаружил на полу распластавшуюся в форме звезды Ино. Мужчина присел на корточки и обеспокоенно хлестнул по щекам девушку, затряс её за плечи, пытаясь привести в чувства.

— Это уже не смешно, — с особой тревогой в голосе, прошептал Нара.

Удар был явно сильным, а пол — бетонным. С опаской он приподнял голову девушки и запустил руки в шелковые волосы — внешних повреждений не было. В голову сразу стали приходить самые ужасные последствия этого удара. Как-то в школьные годы, парень из параллельного класса Шикамару носился по узким школьным коридорам и, поскользнувшись о пролитую учениками воду, неудачно упал. Он проломил себе череп и сломал шею. Капли пота проступили на напряжённом лице мужчины и он стал нервно оглядываться по сторонам в поисках чего-то, что могло помочь. Утерев пот со лба, он заметил подле себя пластиковую бутылку. Ино тяжело разомкнула веки и болезненно простонала как раз в тот миг, когда в неё плеснули холодной водой.

— ВЫ ИДИОТ! — завопила она, оттолкнув его и размазав чёрную тушь по лицу. — Я же открыла глаза, какого чёрта...

— Я не видел.

— Это вы специально. Все вы видели!

— Голова не болит? Может вызвать врача?

— Только врача для полного счастья мне не хватает.

Шикамару, полностью растерявшись, двинулся к стеллажу, достал из коробки пачку бумажных салфеток и слегка подрагивающими пальцами протянул ей. Девушка выхватила их из его рук и со злостью стала рвать упаковку, но та не подавалась. Это было последней каплей. От обиды на всех и вся, она швырнула её в стену и, поджав ноги к груди, горько заплакала.

— Эй, ты чего? — взволнованно произнёс Нара и, подняв брошенную пачку, быстро её распечатал.

— Просто оставьте меня.

— Хочешь... чаю заварю?

Ино не ответила, только шмыгнула носом и закрыла лицо руками.

— Ты можешь ехать домой, — растеряно проговорил он, — езжай на такси, я всё оплачу. Если станет плохо, вызови скорую.

— Правда? — приподняв заплаканное лицо, произнесла Ино.

Шикамару кивнул и помог подняться с пола. Сейчас она была такой маленькой и уязвимой, что руки сами потянулись к её лицу, чтобы вытереть размазанную тушь. В порыве мужчина крепко обнял её.

— Ты только не реви. Хорошо? И сапоги оплачу, только в пределах разумного.

Она уткнулась ему в грудь и сжала в кулачках его тёплый свитер. Мягкий запах духов, смешанный с табаком, ударил в нос. Хмыкнув, она глубоко вдохнула его и потёрлась щекой о грудь начальника. Она так давно не была с мужчиной, так давно не ощущала этого спокойствия, которые дарили крепкие объятия. Несколько секунд она позволила себе постоять вот так, а затем, оттолкнув, выпуталась из объятий.

— Я пойду, —  спокойно произнесла она и мягко улыбнулась. —  Пришлю вам счёт. Не переживайте, не слишком большой.

Ино медленно сняла с вешалки пальто и, запахнув, стала вызывать такси. Шикамару с минуту застыл, смотря на неё: былую истерику как ветром сдуло. Он задумчиво наклонил голову на бок: черт возьми, его ведь только что, словно дурака, обвили вокруг пальца, чтобы выбить выходной и деньги! Устало вздохнув, он ухмыльнулся и почесал переносицу.

— О, уже приехало! До свидания! —  сказала девушка и махнула рукой.

Сердце её бешено билось, когда она быстро запрыгнула в такси.

—  Не смей, Ино, — прошептала она себе под нос, сжимая грубую белую ткань. —  Никогда. Ты приносишь лишь страдания.

Глава опубликована: 05.11.2024

Часть 7

Резкий запах выхлопного газа, смешанный с едкими парами краски, резины и железа ударил в нос, когда Неджи отворил тяжёлую стальную дверь автомастерской. Отовсюду доносились неприятные для уха звуки: свистели станки, жужжал вулканизатор, противным эхом отзывалось железо, падая о наливной пол. Мужчина поёжился и приподнял плечи в попытке прикрыть уши, когда что-то пронзительно взвизгнуло. Невысокого роста паренёк лет девятнадцати на вид подбежал выяснить, что ему нужно, но громкий рёв заведённого в двух шагах мощного двигателя поглотил вылетающие слова. Хьюга наклонился и прокричал, что пришёл за машиной, которая должна была быть готова к девяти часам. Парень закивал и, нескладно улыбнувшись и нелепо натянув тёмно-синюю кепку, указал худой рукой в дальний правый угол. Быстром шагом Неджи прошёл через ряды машин и нахмурился, заметив под капотом своего автомобиля торчащие в разные стороны ноги в грубых кожаных ботинках.

— Добрый день. Мне сообщили, что машина готова, — громко, не выдавая своего раздражения, сказал Неджи.

— Так и есть. Можешь забирать. Прослужит лет семь, если будешь с ней по нежнее, — захрипел мужчина, выползая из-под капота. Поднявшись, он обтёр вымазанные в моторном масле руки о засаленную, почти чёрную тряпку и запихнул их в карман рабочего комбинезона. Похлопав крупной ладонью по серебристому капоту, он напряжённо посмотрел на клиента. — Хорошая модель, на самом деле. Не думал, что ещё увижу. В своё время за ней охота была. Срок выходит у каждого, однако. От отца перепала?

Неджи кивнул, скользнул взглядом по рослому мастеру, задержался на косматых собранных в низкий хвост чёрных волосах и выпирающему острому кадыку. «Ему бы людей пугать, а не машины чинить.» Прошёлся вдоль машины, чтобы осмотреть её на внешние повреждения — вроде всё нормально, можно принимать работу.

Отец гордо вручил ему ключи, когда он раскрыл первое, на его взгляд, пустяковое дело, но для отца оно значило намного больше. Помнится, папа тогда крепко обнял его, похлопал по спине и утёр слезы гордости со стареющего лица.

— Мадара, как там красный фиат? — крикнул кто-то с другого конца.

— Чёрт, — выплюнул тихо мужчина. Не любил он ремонтировать «женские» машины и постоянно откладывал работу, находя более важные дела. — Есть сигарета? — грубо спросил он, отдаляясь от серебристого авто.

Неджи машинально похлопал по карманам куртки, тут же одёрнув себя — курить ведь бросил, ещё когда с Тен-Тен встречаться начал. Она говорила, что запах табака не нравится (на самом деле причина крылась в её отце, который умер от рака лёгких).

— Не курю.

— Тогда бывай. Только поласковее с ней.

Откинувшись в кожаном кресле, Неджи забросил в бардачок папку и завёл двигатель, тот, в свою очередь, благодарно заурчал. Глубоко вдохнув слабый аромат хвойного ароматизатора, который обволакивал весь салон, он расслабился. Как-то Тен-Тен случайно взяла по акции, спутав с туалетными. Хьюга не был любителем всякой всячины для машины, но выбрасывать было жалко, и невзрачная коробочка в скором времени перекочевала в салон. Как ни странно, аромат подошёл машине и словно сросся с ней. После смерти Тен-Тен Неджи продолжил покупать его, крепко схватившись за эту маленькую нить, которая напоминала ему о девушке. Временами его бросало в холод от мысли, что их снимут с производства. Как-то психолог, которого он вынужден был посещать из-за инцидента, посоветовала избавиться от всех вещей, что напоминали о любимой. Тогда впервые за долгое время он действительно вышел из себя.

—  Вы ничего не понимаете! Ни черта... не понимаете. Не смейте… Не смейте! Слышите? Не смейте указывать, что мне делать и как жить! — кричал он, брызжа слюной, а желваки на его лице ходили ходуном.

Перевернув хлипкий стеклянный столик, который вдребезги разбился, Неджи упал на колени и заплакал. Слёзы непоправимой утраты стекали по щекам и падали крупными каплями на рубашку, въедались в бирюзовую ткань и обращались в тёмные разводы. Было проще верить в то, что Тенни просто ушла и скоро вернётся. Отрицать смерть было легче, чем примириться с ней. Её вещи всё так же лежали на полках —  красная зубная щётка стояла в стакане рядом с его чёрной, тапочки лежали в том же положении в прихожей, как она их оставила. Протирая полы или пыль с тумбочки, он всегда аккуратно приподнимал вещи и возвращал в исходное положение. Порой он брызгал духами простынь и зарывался в подушку, представляя её.

— Извините, — обрывисто прошептал он, не осмеливаясь поднять взгляд, когда немного пришёл в себя и понял, что натворил.

—  Всё в порядке, — успокаивающим голосом, без осуждения говорила женщина. Карие глаза её смотрели на него с пониманием и, дав ему время выплакаться, она отстранила его от работы на два месяца, выписала таблетки и поставила на учёт к психотерапевту, которого он посещает по сей день. Правда, уже гораздо реже.

Неджи плавно выехал на трассу и бросил взгляд на соседнее кресло. Он резко надавил на педаль газа, отчего машина взревела, стремительно мчась вперёд. Кто-то просигналил ему, когда он стал лавировать между автомобилями. Шины свистели и запах жжёной резины заполнил салон. Свернув с трассы в глухой переулок, он притормозил и высыпал в дрожащие руки горсть таблеток. Закинув голову, Неджи шумно глотнул их.

— А ты делал это в машине? — игриво спросила Тен-Тен, наклонившись к его уху.

— Что делал? — непонимающе спросил он, отвлекаясь от дороги, и залился краской, поняв, о чём идёт речь.

Губы дрогнули в смущённой улыбке и отрицательно качнув головой, парень потёр шею. Ему было стыдно признаться, что до неё у него была только одна девушка. Первый его раз произошёл после выпускного и он был настолько пьян, что ничего не помнил. После — пару раз, в спешке, пока сосед по комнате в общежитии уходил ненадолго по делам. С Тен-Тен всё было иначе, с каждым разом он открывал для себя новый мир наслаждений. Она считала его опытным партнёром и иногда закатывала сцены ревности смеха ради. Неджи нравились её лёгкость и непосредственность. Она говорила без капли стеснения о сексе, тем самым порой вгоняя его в краску, ставя в тупик.

— Правда, что ли? — надув щёки, спросила она. — Может попробуем? — хитро улыбнувшись, девушка провела рукой по шершавой ткани брюк молодого человека, отвлекая его от дороги.

— Что, прямо здесь? — вспыхнув, спросил Неджи, и лишь сильнее вцепился в руль, пытаясь сосредоточиться на дороге, а не на руке, что ненавязчиво поглаживала его ногу.

— Нет. Тут людно. Найдём более тихое место, — довольно проворковала девушка, убрав руку и улыбнувшись, откинулась на сидение.

Секс в машине ему не понравился. Он не мог расслабиться: хоть было довольно темно и безлюдно, казалось, что вот-вот постучат в окно, завидев как автомобиль шатает из стороны в сторону. Тен-Тен же наоборот обстановка заводила и она кусала губы, сдерживая вздохи и стоны.

Кто-то робко постучал в окно, Неджи встрепенулся и, повернувшись, замер. За стеклом стояла та самая девушка, которая совсем недавно попросила у него мелочь на проезд. «Судьба» — промелькнуло в голове. Последнюю неделю милый образ незнакомки не выходил из памяти. Он всё думал, добралась ли она до места без злоключений, не потерялась ли и встретятся ли они вновь. Хьюга опустил окно и со всем интересом уставился на неё, не зная, что сказать.

— Простите... Я... У меня телефон... сел, — борясь со смущением, проговорила Хината. Она корила себя за рассеянность. Ведь знала же, что зарядки не хватит! Но она так торопилась, чтобы встретиться с риелтором, что напрочь упустила из виду такую важную вещь, как внешний аккумулятор. — Вы случайно не знаете, где здесь ближайшая остановка? Я заблудилась и некого спросить. Простите, пожалуйста.

Неджи слегка нагнулся и прищурился, чтобы прочитать название улицы. Это был спальный район, днём увидеть тут прохожих было почти невозможно, через два квартала находилась его квартира, а до ближайшей линии метро идти было минут пятнадцать.

— Далековато. Я вас подвезу, мне по пути.

Девушка замялась и огляделась по сторонам, выискивая кого-нибудь поблизости. Нервно затеребив замок лёгкой тёмно-серой куртки, она сделала шаг назад. 

— Не бойтесь. Я из полиции, — сказал Неджи, показав значок.

Она шире распахнула свои серые глаза, удивлённо охнула и улыбнулась. Как неловко вышло. Ему, наверное, неприятно видеть недоверие в её глазах. Бесшумно открыв дверь, девушка забралась на заднее сиденье и тихо уселась, боясь лишний раз привлечь к себе внимание.

— Спасибо вам. Мой отец тоже работал в полиции. Он следователь... Был, — сказала она, выдержав паузу.

Хьюга хотел было спросить, что случилось с отцом, но вовремя остановил себя, поняв, что лезть с расспросами в чужую жизнь неприлично. Он посмотрел на внутреннее зеркало заднего вида, чтобы убедиться, действительно ли это та самая незнакомка. Детские щёки, маленький, слегка покрасневший на морозе курносый носик, пухлые губы, придающие лицу наивность и некую непорочность —  без сомнения, это была она. Хината поправила белую вязаную шапку, которая съехала на лоб и взъерошила чёлку. Ему внезапно стало довольно обидно, что она его не узнала.

— Вы не местная, я прав?

— Да. Это так заметно? — виновато откликнулась девушка, дунув на замёрзшие ладошки.

— Нет, просто мало кто гуляет по этому району. А если и гуляет, то не теряется.

— А…

— Будьте осторожны, выбирая места для прогулки.

— Мне показалось, здесь довольно тихо. Я поэтому этой дорогой и пошла.

— Так и есть. И если что-то случится, вряд ли кто-то поможет. И как город? — резко перевел тему Неджи, пытаясь согнать напряжённую обстановку в салоне.

Хината улыбнулась, вглядываясь в дорогу, и пожала плечами:

— Не знаю пока, я здесь всего-то с неделю. Особо никуда не выходила. Подруга говорит, что здесь нет развлечений. Мне как раз подходит.

— Не нравятся развлечения?

— Я попросту к ним не привыкла, — зевнув и прикрывая рот рукой, сказала она и прислонилась головой к окну.

— Подруга права. Город довольно обычный, но есть пару мест, куда можно сходить, — произнёс парень, заметив грусть в её глазах.—Планетарий, например, но не ради самого планетария, а из-за восхитительных блинчиков с кленовым сиропом в кафе неподалёку. Центральный парк ещё. Сейчас, конечно, некрасиво, но с весны парк расцветает, проводятся фестивали, ярмарки...

— О, вот и метро! Можете здесь остановить, — резко прервав его, сказала Хината. Ей хотелось как можно скорее выскочить из машины, тревога охватила её; руки начали непроизвольно трястись, тело покрыло ледяным потом, губы стали подрагивать.

— Вы уверены? — спросил он, остановившись у обочины.

— Да, я дойду. Спасибо большое, — старалась как можно беспечнее произнести девушка, вылезая из машины. Ей было неловко перед парнем. Он помог ей, старался быть вежливым, и даже пытался разрядить обстановку, а она грубо прервала его. «Господи, подумает, что я чокнутая», — мелькнуло у неё в голове, когда она быстрым шагом направлялась в сторону метро.


* * *


Саске не было на месте, когда Неджи вошёл в кабинет. Бумаги по делу №46 лежали на его столе. Хьюга не удивился, что напарник не стал дожидаться окончания обеда и приступил к работе, как только поел. В отличие от других сотрудников, они не могли оставаться подолгу без дела. Дверь скрипнула в тот момент, когда он взял листок, чтобы прочитать отчёт.

— В этом деле кое-что не вяжется, — вместо приветствия сказал Учиха, держа в руках белую кружку, над которой млел пар.

— Что? — с удивлением спросил Неджи и пробежался быстро по буквам.

Пару предложений было подчёркнуто чёрной ручкой, а на полях виднелся аккуратный почерк: «Мужчина из 0956 квартиры поменял показания. Сказал, что возможно был слишком пьян и попутал с громкой музыкой. Из соседней квартиры неоднократно поступали жалобы на квартиру 1055. По словам жильца, там творится какая-то вакханалия. Никто не обратил на его жалобы внимания, так как он больной старик и вечно на всех жалуется. Другие квартиры (0954, 1053, 1054) также жаловались на стуки и громкую музыку, также заявляли, что парень из 1055 постоянно водит «продажных девок», но затем резко сменили показания. На данный момент все жильцы, которые жаловались на квартиру 1055, съехали, остался только тот больной старик из квартиры 0955. Странное совпадение».

Неджи оторвал взгляд от листа и с тревогой глянул на Саске. Тот, в свою очередь, отпивал из кружки кофе и морщился, словно это был лимонный сок или какая-нибудь несусветная гадость.

— Чёрт, — выразился негромко Хьюга и бросил бумагу на стол. Дело № 46 было закрыто полтора года назад, когда его ещё не было в отделе. И если бы от безделья они не стали просматривать старые дела, то могли бы упустить, на его взгляд, возможного опасного преступника, который может быть виновен в исчезновении девиц лёгкого поведения. В народе его прозвали «Невидимый», потому что он не оставлял следов и нигде не был замечен на камерах.

— Я слышал, что в четырнадцатом районе неделю назад пропала ещё одна девушка, — задумчиво бросил Неджи.

— Да, и в тот же день поступил звонок от того больного деда из квартиры 0955. Он жаловался на громкую музыку и гул с этажа выше.

— И что? Кто-нибудь выезжал?

— Нет. В системе пометили «не реагировать» на из ума выжившего старика. Страдает деменцией. Я понимаю, что сейчас мы не имеем право ехать туда, но...

— Мы едем. Кто проживает в 1055?

— Кабуто Якуши — студент медицинского университета. Стипендиат.

— Навестим старика.

Напарники торопливо вышли из здания и направились к парковке. Саске топал по правую руку от Неджи и кашлял. С утра он ощущал недомогание, сейчас же его порядочно морозило, а от принятого недавно терафлю клонило в сон и он то и дело жмурился и открывал глаза шире.

— Я на своей. Возьми служебную, — словно опомнившись, сказал Хьюга.

— Ты же в курсе, что меня прав лишили? — пробурчал Саске.

Неджи замер, уцепившись за дверную ручку и недолго думая о чем-то, разжал пальцы. Ему не хотелось сажать в свою машину Учиху, но служебные он терпеть не мог —  они были старые, постоянно тарахтели, внутри пахло бензином, и к тому же могли заглохнуть посреди дороги в самый неподходящий момент.

— Учиха, есть хоть что-то, где ты не накосячил? Только не запачкай мне.

— Ты на свои ноги посмотри, — сказал тот, ухмыльнувшись.

Хьюга опустил взгляд, поразившись тому, что как-то умудрился изгадить тёмно-синие брюки и ботинки, даже не заметив. Быть может, думая о незнакомке, которая быстро выскочила, вляпался в лужу. Он так и не узнал её имени и не взял телефон, а потом его охватила дикая вина перед Тен-Тен, ведь не должен он думать о ком-то, кроме нее.

Лифт не работал и, слегка запыхавшись, они поднялись на девятый этаж. Звонка не было, Неджи забарабанил по металлической двери. С той стороны донеслось шарканье и щелчок. Дверь приоткрылась на длину цепочки и в небольшой щели возникло худое морщинистое лицо старика.

— Чего надо? Ничего покупать не буду.

Следователь достал значок и показал, тихо спросив:

— Можно войти?

Дедушка распахнул дверь, приглашая незнакомцев. Он потёр острый нос и утёр пальцы о мешковатую жёлтую майку. Старик был лысым, с большими тёмными пятнами на голове и очень худым, словно скелет, обтянутый сухой пергаментной кожей. Почесав костлявыми пальцами-шарнирами ногу, он скрипучим голосом сказал:

— Я лично звонил вам неделю назад. Но никто не приехал. Этот ирод слушает свою адовую музыку и постоянно гремит. Вчера стучал непонятно зачем. Что ж вы только сегодня очнулись? Поздно уже, стихло все.

— Стихло?

— Да, он укатил. Я поймал его утром, на лестнице. Сказал, что если ещё раз включит свою поганую музыку, то вызову полицию. Он замахнулся на меня, но не ударил. У эдаких кишка тонка, я знаю. Заявил, что если я ещё раз рот открою, то пристрелит меня, а если меня что-то не устраивает, чтобы съезжал. Это он намеренно делает, чтобы изжить меня.

— Дед, где балкон? И есть отвёртка и нож? — спросил Саске.

— Балкон там, — показал старик на комнату слева. — И там на полках инструменты лежат, в коробках нужно покопаться. А нож на кухне. Сейчас принесу. А к чему тебе?

— Да так, проверить кое-что хочу.

Когда хозяин дома, тарахтя, исчез на кухне, Неджи схватил Саске за руку и процедил сквозь зубы:

— Только не говори мне, что ты собираешься лезть через балкон. Во-первых, это взлом с проникновением, а во-вторых, это девятый этаж.

— Предлагаешь дожидаться, пока нам выдадут ордер на обыск? Ты же понимаешь, что у нас совсем ничего нет на этого парня, вряд ли нам его выдадут. Когда мы шли, я заметил, что у всех пластиковые двери, а они спокойно открываются. Если там ничего нет, мы просто тихо уйдём, никто ничего не заметит. Ты жди у двери, я открою.

— Вот нож, — протянув деревянной рукояткой вперёд, сказал старик.

— Просто доверься мне и жди у двери. Я открою, — сказал Учиха, скрываясь из виду.

Видно было, что старик сводит концы с концами. В комнате было пусто, будто нет у него родственников, которые могли бы навестить и составить компанию. Кровать, приставленная к стене с комканным одеялом, небольшой палас, старый огромный шкаф, дверца которого была перекошена, неаккуратно сложенная одежда и пару картин на выцветших обоях. Открыв балконную дверь, Саске перегнулся через парапет и оценивающе опустил глаза вниз. Затем поднял голову и осмотрел верхние этажи. Сбоку находилась ржавая пожарная лестница и, облегчено вздохнув, он перелез через перила и схватился за ступень, которая заскрипела под ним.

Когда-то он также крался в дом своих родителей, чтобы взломать сейф отца. Он знал, что комбинация кода состояла из дня рождения всех членов семьи по порядку, поэтому не составило бы труда незаметно вытащить деньги и ценные вещи. Проблема была в другом: после того как он стащил колье матери и пару дорогих статуэток из коллекции, родители перестали пускать его в дом. Тогда, подкараулив, когда они уедут на очередной званый ужин, он позвонил соседке и сказал, что случайно закрыл дверь, вынося мусор и оставил ключи в замочной скважине. Никто из соседей, собственно, не подозревал, что сын известного, многоуважаемого прокурора был наркоманом — отец неоднократно прикрывал все его промахи, боясь общественного осуждения и прессы под окнами. Для честного прокурора налички в сейфе было слишком много, Саске давно подозревал, что тот был не совсем чист на руку и тем самым хотел насолить ему ещё больше, не оставив ни копейки. Конечно, поначалу открыли дело, но поняв, что к чему, Фугаку быстро забрал заявление, так как это грозило большим скандалом и подрывом авторитета.

Саске ввёл отвёртку между створкой и рамой и слегка стал расшатывать, пока не появилась небольшая щель. Надавив на цапфу ножом, дверь отворилась. Он снял обувь и почти бесшумно прошёл в квартиру. Эта была обычная комната студента — письменный стол, заваленный грудой книг и исписанными тетрадями, стул с мягкой подкладкой, книжный шкаф, доверху забитый книгами с медицинскими названиями и пару небольших незамысловатых фигурок, похожих на египетских богов. Саске вышел из комнаты и прошёл в коридор.

— Обувь сними! — прошептал он, когда впустил своего напарника внутрь.

Неджи вошёл в ванную —  было чисто до блеска, пахло щёлочью и порошком. Чутье Хьюга подсказывало ему, что здесь явно что-то происходило и, присев на корточки, он тщательно начал осматривать содержимое всех шкафчиков, поочерёдно открывая дверцы. Там было множество сложённых друг на друга тазиков и больше ничего.

— Твою ж... — донеслось из комнаты.

Ворвавшись на кухню, Неджи пристально смотрел на Саске, который блевал в мусорное ведро. Затем он перевёл взгляд на открытый холодильник, заполненный эмалированными кастрюлями.

— Лучше не смотри. Вызывай... всех, — подавив подступающую рвоту, проговорил Учиха.

Комнату заполнил омерзительный кислый запах и, открыв кран, Саске сполоснул рот и лицо, стараясь отогнать стоящие перед глазами обрубленные части тела, которые поедали мелкие личинки. Неджи тем временем объяснял по телефону место и причину вызова, разводив руками из стороны в сторону. Завершив разговор, он обеспокоенно бросил взгляд на напарника, который облокотился о стену и едва стоял на ногах.

— Ты как?

— Я выйду на воздух. Не могу больше здесь находиться…

— Саске... Езжай домой. Я тут сам разберусь, здесь работы на несколько часов. На тебе лица нет.

— Ты уверен?

— Да. Спасибо, ты хорошо поработал, — сказал Неджи и по-дружески положил руку на плечо напарнику.


* * *


Саске сел в автобус и, выйдя в центре города, слонялся по улицам без цели пару часов, пока ноги не привели его к дому бывшей жены. Сакура больше не жила в дешёвой однокомнатной квартире по соседству с крикливыми соседями-пьянчужками. Теперь это был благополучный район с коттеджными домами, красивой мощёной дорожкой в стиле девятнадцатого века, вечно зелёной изгородью, украшенной переливающимися мелкими огнями и опрятными палисадниками. Вдоль дорожки были расставлены резные скамьи. Присев на одну из таких, Саске устало вздохнул. В окне напротив зажёгся свет и, прищурившись, он увидел Ли, который, улыбаясь во все тридцать два зуба, катал на своих плечах его дочь. Он знал, Ли хороший парень и против него ничего не имел, но увидев, как дочурка хохотала, вцепившись в его чёрные волосы, Саске стиснул кулаки и заскрипел зубами — ревность кольнула в самое сердце. Через несколько минут возникла Сакура в домашнем фартуке и стала накрывать на стол. Ли что-то сказал, она засмеялась и, схватив кухонное полотенце, шутливо ударила его по ягодицам. Затем они все вместе сели ужинать, тепло улыбаясь друг другу и беспечно беседуя. К горлу подступил ком. Это могла быть его семья, не будь он в своё время полным идиотом. Сейчас же ему не было здесь места. Резко встав, он направился к автобусной остановке —  сегодня был тяжёлый день. Очень тяжёлый день.

Саске зашёл в плохо освещённый подъезд и, поднимаясь по лестнице, услышал слабое бормотание, пыхтение и позвякивание ключей. На лестничном пролёте стоял чемодан и несколько пакетов, а невысокая девушка, нынче новая соседка, пинала дверь, пытаясь открыть её. Саске повернул свой ключ и хотел было зайти домой, но вспомнил, что в своё время тоже намучился с замком, который постоянно заедал. Сжалившись над бедной девчушкой, он хрипло сказал:

— Нужно пнуть чуть выше, затем повернуть, удерживая.

Девушка повернулась и, убрав налипшие на лицо тёмные пряди, посмотрела на него усталыми серыми глазами.

— Вы что-то сказали? — растерянно произнесла она. Было видно, что мучилась она с дверью не первый час.

Саске подошёл, со всей силы пнул дверь и, навалившись на неё, повернул ключ.

— Вот, — сказал он, вкладывая ключ в её ладонь.

Она восторженно посмотрела на своего спасителя и по-детски захлопала длинными ресницами.

— Ах, спасибо! Я... я... не знаю, как вас отблагодарить…

— Советую сменить замок для начала, чтоб не греметь у двери посреди ночи.

Глава опубликована: 05.11.2024

Часть 8

Чтобы добраться до двадцатого этажа, нужно пройти триста шестьдесят ступенек, в среднем это занимает десять минут. Если воспользоваться лифтом, то он доставит за шестьдесят шесть секунд, но при учёте, что он не будет останавливаться. Остановки занимают от четырёх до восьми секунд, вот тут Итачи никак не мог найти точное число: все-таки длительность зависела от человека, который входил в лифт. Вначале он пытался делить людей по внешнему виду, возрасту, полу, профессии, чтобы найти хоть что-то общее между каждой категорией и вычислить более точное время остановки. Однако, всё было впустую. Вне зависимости, к какой категории они относились, вели они каждый раз себя по-разному: иногда мешкались, иногда быстро запрыгивали и нажимали на кнопку, а порой, заговорившись с кем-то, и вовсе могли забыть нажать нужный этаж или стоять несколько секунд в проёме, удерживая лифт и прощаясь. И это мужчину безумно раздражало. Сегодня же Итачи повезло: добравшись ровно за шестьдесят шесть секунд, он довольно улыбнулся. До двери его отделяло ровно четыре шага и два поворота ключа. Выключатель щёлкнул, холл наполнил блёклый свет: Итачи не любил яркий, поэтому, при въезде, выкрутил все лампы и заменил их новыми, низковольтными. Аккуратно сложив обувь на подставку, он повесил ключи на крючок и снял пальто. Пройдя в ванную, он посмотрел на своё отражение в зеркале и приподнял острый подборок, пытаясь разглядеть царапины, что едва виднелись при определённом освещении. Три. Недовольно цокнув, мужчина достал расчёску из стакана и острым концом прошёлся по коже, процарапывая ещё одну тонкую линию. «Четыре», —  Итачи облегчённо вздохнул.

В душевой кабине Итачи простоял минуту, а затем включил кран и упёр руки в стекло, встречая поток холодной воды. Ледяные струи, словно иглы, вонзались в кожу, помогая отвлечься от мыслей. Когда он перестал чувствовать боль, отключил воду и начал считать, сколько капель упадёт. Девяносто две. Глубокий вздох облегчения эхом отскочил от мокрых стен. Чётное. Ему не придётся включать и считать заново. Накинув на голое тело белый халат, он босиком прошёл в спальню, шлёпая мокрыми ногами по паркету, бросил телефон на кровать и, опрокинувшись следом за ним, раскинул руки в стороны и бездумно вглядывался в темноту, пока не показались очертания люстры. Сто двадцать два. Опять взялся за старое. Итачи зажмурился и разноцветные мушки заплясали перед глазами. Это всё она. Лживая. Сука. Вновь выбила почву из-под ног и заставила искать стабильность в цифрах. Сегодня стало очевидно, что Шисуи с Изуми связывали далеко не рабочие отношения. Он это понял, когда взглянул на бледное лицо друга. «Почему же я никогда этого не замечал? Всё было как на ладони. Может раньше мне было всё равно? А сейчас? Что изменилось?».

Губы обсохли, Итачи лениво облизнул их и вспомнил солоноватый вкус кожи, смешанный с мылом. Он почувствовал лёгкое покалыванье на кончиках пальцев ног. Вопросы один за одним появлялись в его голове, не позволяя отвлечься: почему она спала с одним, а признавалась в любви другому? И вообще, спали ли они? Что за игру она вела? Дыхание его участилось, грудная клетка нервно вздымалась. Пальцы почувствовали гладкость шелковых простынь и дрогнули: её кожа тоже была гладкой, но по-другому. Когда он со всей силы сжимал её поясницу и утыкался носом в мокрые волосы, наслаждаясь запахом, он совсем не думал о гладкости её кожи. Вопросы вновь зароились в голове: почему же они скрывали свою связь? Или это она заставила Шисуи врать? «Определенно, она. О боже, это была она». Махровая ткань скользнула по возбуждённой плоти и тяжёлый хриплый вздох отразился в стенах одинокой спальни. «Что же я чувствую? Боль. Наслаждение. Безысходность». Итачи приподнялся и стал считать. Цифры, цифры, цифры. Они вытесняли её, помогали мужчине ненадолго забыть.

Капли воды ровной струйкой стекали по выгнутой женской спине, и без того прекрасное тело вдоль позвонков украшали шесть симметричных родинок. «Считал ли Шисуи? Видел ли?». Итачи до посинения сжал простынь, напрягся всем телом.

«— Я... Вы мне нравитесь... Нет, я люблю вас!»

Голос бархатный, кристально чистый звенит в ушах. Мокрые мягкие волосы в руках, прерывистое дыхание, почти неслышный стон —боли. «Его ты тоже любила? Кому из нас ты врала? Знал ли он тебя настоящую? Знал ли он тебя?» Маленькая грудь, свободно вмещавшаяся в ладошку. Приятная на ощупь. Тело его содрогнулось и он обессилено опрокинулся на кровать.

«— Мож..но мне нем..но...го побыть одной?»

Тёплое вязкое семя медленно стекало по ноге. Мерзко. Он прикрыл глаза, судорожно дыша. Теперь он точно перестал понимать себя. Веки его подрагивали и крупные капли пота проступили на напряжённом лбе.

Сквозь тишину раздался оглушительно громкий звонок и Итачи нервно провёл рукой по постели в попытке устранить неприятный звук. Взяв телефон в руки, мужчина провёл ладонью по лицу. На экране ярко светились имя и номер звонившего: «МАМА». Приняв вызов, Итачи встретился с молчанием на той стороне. Сил что-либо говорить первым у него не было.

— Итачи? — в голосе чувствовалась тревога.

— Да, мам, — только и смог вымолвить он.

— Ох, я уж подумала, что не туда попала. Как ты? Я две недели не могу до тебя дозвониться. Мог бы хоть раз набрать. Видишь же пропущенные.

— Прости. Работа. Шисуи уезжал, я был за двоих. Что-то случилось... дома?

— Да нет, у нас как всегда. Я слышала, — Микото прервалась на долю секунды и сделала глубокий ровный вдох. Теперь Итачи понял, зачем она, собственно, звонит, — Саске вернулся в... полицию. Это правда?

— Да, — сухо ответил он.

— Ты виделся с ним?

— Нет, ты же знаешь, мам.

— Да… Я просто подумала... может… Ай, неважно. Не бери в голову. Ты приедешь сегодня на ужин? Мы хотим кое-что обсудить с тобой. Мы решили продать дедушкин дом, там всё равно уже никто не живёт.

— Разве дед не завещал его Саске?

— Саске отказался от наследства, когда попал в клинику.

— Значит, отец...

— Ездил к нему. Так ты приедешь?

— Я не знаю... Я устал, сильно.

— Понимаю. Но если надумаешь, приезжай. А, и чуть не забыла: отец просил передать, что крысы перегрызли провода в доме деда. В подвале сгорел генератор.

Глаза Итачи расширились в ужасе, он нервно сжал телефон и, пытаясь унять дрожь в голосе, спросил:

— Во сколько ужин?

— Как обычно, в семь.

Не посчитав нужным ответить и попрощаться, мужчина скинул вызов и швырнул телефон на кровать. Схватившись за голову, он пытался успокоиться. В такой ситуации нужно оставаться с холодной головой, думать расчётливо и не паниковать. Глаза его от злости налились кровью, и он сквозь зубы прошипел:

— Чёрт! Чёрт! Чёрт!

Теперь всё катилось псу под хвост. Он так глупо попался. На что он надеялся, скрывая её в подвале дедовского дома? Теперь отец знает и будет шантажировать, придётся быть ему услужливой собакой. Нужно было просто убить её в самом начале, а не разыгрывать чертов спектакль на протяжении двух лет. Почему он поверил тогда, не смог убить? Нужно было сразу пристрелить ее, когда он понял, что она соврала. А если она все рассказала отцу? Своим глупым поступком он подставил не только себя, но и всю команду. Они так долго работали вместе над одним делом, а он разрушил все одним необдуманным действием. Точнее, бездействием.

Сделав четыре глубоких вдоха, Итачи оделся в выглаженную рубашку и брюки с идеальными стрелками. Накинув пальто, он вышел из квартиры. Может, она ничего не смогла сказать: Итачи не приезжал три недели и опыт подсказывал, что столь длительное его отсутствие будет ему на руку. Когда он впервые так долго не появлялся, Изуми настолько истощилась, что не могла ясно мыслить и шевелить пальцами, пришлось даже капельницу ставить, чтобы привести её в чувства. Итачи резко затормозил. «Крысы, проводка, сгоревший генератор. Может, она умерла?». Задумавшись, какие же чувства он испытывает от внезапно озарившей мысли, Итачи нервно потёр шею и совсем потерялся. Совсем недавно ведь сам желал ей смерти, а сейчас… Испытывает что-то другое. «Сожаление?». Хотелось развернуться и ехать прямиком загород, но здравый смысл говорил, что надо ехать к отцу. Если тот её обнаружил, то наверняка спрятал.

— Итачи, проходи. Ты так исхудал, с этой работой нормально не питаешься, — прямо с порога проворковала мать, помогая повесить пальто. Хоть сын её давно вырос, но привычка поучать и чрезмерно заботиться о нем осталась. — Ты садись за стол, отец уже там. Индейка вот-вот испечётся.

Знакомые стены дома всегда давили на него, поэтому, как только он стал зарабатывать, то съехал на съёмную квартиру и дышать стало легче, не смотря на ничтожные размеры и отсутствие тех предметов роскоши, что были в родном доме. Пройдя к проёму, Итачи провёл рукой по зазубринам на дереве и улыбнулся: когда-то он измерял рост Саске, оставляя засечки папиным военным ножом, за что потом частенько получал выговор от матери. Здесь, собственно, ничего не изменилось, только их с братом комнату переделали под гостевую. Взгляд упал на журнальный столик из красного дерева, который одиноко стоял у стены. Раньше на нем стояла дорогущая китайская ваза, но её разбил Саске, когда узнал о том, что из-за него исключили студента. Помнится, мать тогда слишком испугалась и бегала по дому, убирая за сыном разбросанные в гневе вещи, причитая под нос. Отец же выдержано стоял и ждал, когда сын успокоится, а затем сказал ровным голосом: «Пошёл вон». Мама плакала всю ночь, но ничего не сказала в знак возражения. И так было всегда и во всем — что бы ни сказал отец, с ним никто и никогда не смел спорить. Что бы он ни делал, что бы ни говорил, он во всём всегда был прав.

Ужин был на удивление спокойным. Мать то и дело заводила разговор о женитьбе и детишках, а отец её поддерживал и даже предложил присмотреться к дочери главного прокурора, которая была «недурна собой и с хорошими манерами». Итачи даже показалось, что волнительного разговора с отцом так и не состоится и произошло что-то, что спасло его от разоблачения. Но как только все допили чай и Микото скрылась на кухне за грязной посудой, отец достал свои любимые сигары и вышел на балкон, взглядом приглашая сына за собой.

У них был просторный мраморный балкон, обставленный большими кадками с фикусами. Несмотря на холодную погоду, мама почему-то их не занесла. Поставив локти на парапет, Фугаку затянулся и выпустил большой клуб дыма, всматриваясь в тёмную даль, и приглушенно сказал:

— По правде говоря, я от тебя такого не ожидал.

— Отец...

— Не перебивай. В последнее время ты отдалился от семьи. И твоё нежелание сотрудничать со мной было понятно. Я тебя не осуждаю за это решение, но, честно, мне было обидно узнать, что ты не на моей стороне. Семья, какой бы она ни была, должна всегда держаться вместе. Сначала Саске, затем ты. Отвернулись. А я на многое шёл, чтобы обеспечить вам двоим достойную жизнь. Я, по правде говоря, разочаровался, — прочистив горло, сказал Фугаку и смахнул пепел с кубинской сигары в хрустальную пепельницу. — Но то, что я увидел вчера, меня потрясло. Я думал, что никогда больше не увижу её. Когда она бесследно исчезла, я лишь облегчённо вздохнул. Все эти два года я все гадал, где она может быть, боясь, что она вернётся вновь, но она будто канула в лету. Мог бы и сказать мне, сын.

Итачи изучающе смотрел на профиль отца и не понимал, откуда он знает Изуми, в голове забегали тысячи вариантов, он нервно сглотнул, пытаясь не выдать напряжение, и продолжил слушать.

— А на днях, когда сказали, что её убил коллекционер, я наконец-то смог забыть о ней, успокоиться. И вчера, спустившись в подвал и увидев её… Так это был ты, ты держал её там все эти два года. Я благодарен тебе за это, ты спас нашу семью, — сказал отец и, повернувшись, положил руку на плечо сына и крепко сжал. — Ты сделал правильный выбор, я горжусь тобой. Но так продолжаться не может, нужно что-то решить с ней. Оставлять её в живых —  всё равно что сидеть на пороховой бочке. Знай, если нужно подтасовать факты, я тебе помогу.

— Спасибо, отец, — кое-как проговорил изумленный Итачи в спину уже уходящего с балкона отца.

Изуми каким-то образом была связующим звеном буквально во всем, чего не понимал Итачи. Она могла дать ответы на все возникающие вопросы, но все время молчала и утверждала, что она по случайности оказалась не там, где нужно. Если раньше Итачи допускал тот факт, что она не врала, то после разговора с отцом он понял, как ловко она все это время обводила его вокруг пальца. Мужчина устало потёр переносицу и проговорил в пустоту:

— Кто ты такая, Изуми? Что связывает тебя с моим отцом?


* * *


— Откуда это? — Шисуи поцеловал тонкую бледную полоску на запястье. — Ты не похожа на ту, что режет вены.

— В детстве по глупости порезалась, ничего необычного.

— Расскажи мне, — приподнявшись на локте, прошептал он и поддел мизинцем тонкую бретельку, спуская её с плеч.

— Что?

— О себе, о детстве, да хотя бы об этом шраме.

— Зачем? — слегка нахмурившись, спросила она и Шисуи почувствовал напряжение в женском теле.

Хоть они условились, что связывать их будет только секс, ему хотелось большего. Он нежно провёл шершавым пальцем по линии подбородка и поцеловал ниже губ, пытаясь её расслабить.

— Хочу знать тебя.

Изуми потёрлась о слегка колючую щёку, обнимая крепкое тело одной рукой. Вторая, рисуя узоры на мужском животе, уверенно спускалась вниз. Когда тонкие тёплые пальцы поддели резинку трусов, он болезненно простонал, а она горячо прошептала ему на ухо:

— Разве тебе недостаточно тех знаний, что уже есть?

— Хотелось бы больше, — игриво сказал он, перехватив её волосы и перебрасывая через плечо. Оголив тонкую шею, он провёл по коже языком, оставляя влажный след и пробуя на вкус. Прям как сливочное мороженое.

— Тот, кто хочет больше, в итоге всё теряет.

После секса они обычно подолгу нежились в постели: он любил целовать её упругий живот, водить пальцами по выпуклой бедренной кости. Ему нравилась, как бездумно она перебирала его жёсткие волосы и тихо хихикала, когда они щекотали кожу. Но в тот раз всё было по-другому: словно резко что-то вспомнив, она выползла из-под одеяла и, прикрывая маленькую грудь рукой, стала искать бюстгальтер. Дурацкая привычка прикрываться всегда забавляла Шисуи — её тело было изучено им вдоль и поперек, он поцеловал каждый его сантиметр. Мужчина не дал натянуть ей футболку, провёл ладонью вдоль позвонков и стал целовать родинки, требуя продолжения.

— Шисуи, мне надо идти.

Он ухватил её за талию и повалил на кровать, игнорируя напряжённый взгляд девушки.

— Ещё немного. Давай полежим, вот так.

Изуми обречённо вздохнула, но переменилась в настроении и расслабилась под тёплыми руками, что приятно согревали тело.

— Меня не одобрили, — с грустью в голосе произнесла девушка и уткнулась в подушку. — Отправляют в третий. Скорее всего, Итачи решил.

— Это я попросил о твоём переводе в третий.

— Что? Зачем? — возмущённо произнесла она, скинув с себя его руки.

— Восьмой не место для тебя.

— Что? Я не понимаю...— Изуми соскочила с кровати и заходила из стороны в сторону, на глазах у неё проступили слёзы и она стала нервно покусывать свои губы, — значит я, по-твоему, способна только чай попивать да бумажки сортировать?

— Нет. Я ни разу не думал в этом ключе. Ты способная, но мне будет спокойно, если ты будешь в безопасности.

— А меня ты не хотел спросить? Чего хочу я? — прокричала она, ткнув пальцем себе в грудь. Девушка схватила джинсы со стула, и, нелепо прыгая на одной ноге, стала натягивать их.

— Я знал, что ты будешь против. Но я волнуюсь каждый раз, когда ты берёшь наряд.

— Ты не имел права! Я знала... знала, что этим всё закончится. Не нужно было всё начинать. Мы договорились не лезть в жизнь друг друга, ты обещал!

Он подошёл к ней и хотел было обнять, но она оттолкнула его.

— Отойди.

— Изуми, ответь честно! Ты хочешь остаться в восьмом из-за него? — зло прокричал мужчина, выходя из себя.

Лицо её изменилось в удивлении и, утерев слёзы, она схватила куртку и выбежала из квартиры. Прежде, чем дверь закрылась, девушка гневно бросила:

— Ты идиот, Шисуи!


Примечания:

Итачи у меня невротик и к тому же демисексуал.

Ну вот, почти все мужские персонажи более менее раскрыты.

Интересно узнать, за какой линией интереснее наблюдать? Кому больше симпатизируете?

Глава опубликована: 05.11.2024

Часть 9

Приятная музыка доносилась из квартиры пятьсот восемь, лёгкий мотив ласкал слух. Разомкнув веки, Неджи потянулся к телефону: не спеша пролистал новостную ленту, проверил почту, куда уже успели прислать электронные квитанции за электричество и отопление (к слову, последние дали только вчера, хотя обещали ещё месяц назад). Скинув одеяло, он сел на кровати, отчего та прогнулась и противно заскрипела, и упёр взгляд в коробку, до сих пор не распакованную. Она всё так же пылилась на тёмно-коричневом комоде. Там были вещи Тен-Тен, точнее, та малая часть, которую он не в силах был выкинуть после переезда. Это были безделушки, которые для неё что-то значили, а значит, были важны и для него. У Тен-Тен была дурацкая привычка собирать всякую всячину: рождественские статуэтки, подаренные не слишком близкими коллегами; засушенные цветы, зажатые страницами старых книг; открытки с пожеланиями; блокноты с понравившимися цитатами; камни, подобранные у реки.

— Какой ты камушек? — спросила Тен-Тен, распуская собранные в кубышку волосы.

— О чём ты? — непонимающе спросил Неджи и накинул на её мокрые после купания плечи полотенце.

Она взяла его руку и вложила в открытую ладонь горстку разных камней, недавно собранных у берега: невзрачные серые с шершавой поверхностью, гладкие тёмно-горчичные с жёлтыми и зелёными прожилками, небольшие белые с сероватыми впадинами и плоские чёрные продолговатой формы.

— Закрой глаза.

— Зачем?

— Боже, Неджи! Неужели так трудно сделать что-то без лишних вопросов?

Он откинулся на гальку, перебирая камни, прикрыл глаза от палящего солнца. Никого кроме них не было на этой стороне берега, вокруг было тихо, река слабо шумела, нежно перекатывая свои воды.

— Представь, что ты камень и почти всю свою жизнь неподвижно лежишь на дне речном. Время от времени сильное течение поднимает тебя и вместе с илом ты плывёшь неведомо куда, не видя света. Вода стачивает тебя, шлифует...

— Какая-то депрессивная жизнь у камней, — смеясь, сказал парень и слегка приоткрыл глаза. Взгляд упал на неё: обычно ровные волосы слегка завивались после мелкого дождика или купания в реке. Он положил камушки на одежду, что лежала рядом и, притянув к себе девушку, обнял её. Тен-Тен положила острый подбородок на его широкую грудь и мягко улыбнулась:

— Слышала, вы продвинулись по делу «Спящих».

— Тенни, — прервал Неджи, приподнимаясь на локтях. Камни больно впились в кожу. Лицо до этого спокойное стало серьёзным.

Заводить отношения с кем-то из конкурирующих отделов всегда было чревато неприятными последствиями, вплоть до отстранения от службы. Как-то раз молодой следователь из десятого ненароком сболтнул лишнего своей девушке из четвёртого и, при ссоре, в порыве, она выложила всё своей команде, подставив парня, о чём впоследствии жалела. Не то чтобы Хьюга не доверял Тен-Тен, в глубине души он искренне верил, что она с ним никогда бы так не поступила, но всё же этот случай засел в памяти, заставляя проводить толстую линию между работой и личной жизнью.

— Извини. Было любопытно. Не хмурься, — проронила она, разглаживая небольшие морщинки на его лбу. Отводя от него взгляд, девушка провела тонкими пальцами по плотному узорчатому покрывалу, прихлопнула комара, размазав по светлой коже кровь. — Я хочу уйти из полиции.

— Уйти? Что-то случилось? — обеспокоенно спросил он, наклонился вперёд и приобнял за плечи. — Учиха обидел? Я могу поговорить с ним.

— Что? Нет. Он тут ни при чём! Я знаю, что ты его недолюбливаешь, но он хороший напарник.

— Тогда что?

— Мне надоело... постоянно о чём-то умалчивать или бояться спросить. И разве это жизнь? Так, урывки. Целыми днями на выездах, постоянная беготня по подворотням и моргам. Вечно недовольные лица людей, которые сыплют проклятия или грозятся убить, как только выйдут из тюрьмы. Это вечное напряжение, суета... Ты не хочешь, чтобы я уходила?

— Я... никогда не думал об этом...Чем ты займёшься?

— Может стану хорошей женой для начала... Если ты, конечно, меня возьмёшь.

Неджи вспыхнул и закрыл лицо рукой. Они съехались спустя неделю после знакомства. Это было странно и волнительно одновременно, особенно для него, как для человека, всегда принимающего взвешенные и обдуманные решения. Он легко и быстро предложил жить вместе. Всё было так естественно и просто, что у него ни разу в мыслях не возникало, что ей хотелось бы узаконить отношения.

— Я ведь дурак тот ещё. Ты действительно хочешь выйти замуж за такого болвана?

— Хочу. Ты ведь мой дурак, — прошептала в губы и нежно поцеловала.

Натянув футболку и штаны, Неджи поплёлся в ванную, чувствуя себя разбитым после вчерашнего. Из вытяжки резко потянуло горелым пластиком, а за стенкой раздался высокий женский голос:

— Ооо, чёрт! Я, кажется, угробила твою кофеварку! Ну кто делает пластиковые ручки на таких вещах? И это... ты только не сердись, я вроде и блины угробила.

— Ничего страшного, Ино. Ты лучше в душ иди, а то на работу опоздаешь. А я всё исправлю, — раздался тихий женский.

Хьюга улыбнулся будничному разговору, вероятно, двух подруг или сестёр. Слышимость была отличная, сразу стало понятно, насколько тонкими были стены: казалось, ударь кулаком и можно было проломить их. Умывшись тёплой водой, Неджи медленно нанёс крем для бритья, и лезвие, только что промытое в проточной воде, коснулось щеки. Но не успел он сделать и движения по небритой коже, как за стеной раздался грохот и оглушительный крик. Через мгновение последовал второй. Следователь впопыхах выбежал в коридор и хотел было постучать в дверь, как она сама резко отворилась, чуть не разбив ему нос. Две девушки, крича и пища, в чем мать родила вывалились из квартиры и припечатали мужчину к холодной стене подъезда. Дверь квартиры пятьсот шесть открылась и обеспокоенный, взлохмаченный, в боксерах и наизнанку надетой голубой футболке выскочил Саске. Он перевёл взгляд на Неджи, прижатого к панельной стене: лицо его было вымазано в белом креме, взгляд довольно растерянный; затем на девушек, которые дрожали, то ли от холода, то ли от страха, прижавшись друг к другу. Одна стояла в нижнем кружевном белье, а другая — в майке и коротких шортах, что едва прикрывали пышные бедра. Девушки не замечали посторонних, которые откровенно пялились на них, потирали плечи и переминались с ноги на ногу.

— А у вас довольно весело, — откуда не возьмись появилась светлая макушка Наруто, который застал всю честную компанию на лестничной клетке так не вовремя.

С утра он решил заехать к друзьям и лично сообщить, что Кабуто Якуши поймали два часа назад. Также поблагодарить за хорошую работу — во вчерашней суматохе это не удалось сделать.

Девушки резко обернулись и с ужасом взглянули на троих парней, а затем громко закричали. Ино спрятала Хинату за спиной и залилась краской, понимая, что стоит перед ними в откровенном белье. Узумаки внимательно посмотрел на девушку, черты лица которой показались знакомыми. Серьёзно задумавшись, он насупился, пытаясь припомнить, где уже её видел.

— А! Девушка со шваброй! Это же ты! — воскликнул он, указывая на Ино.

— Какой ещё шваброй? — прошипела она, непонимающе смотря на парня, втянув шею и пытаясь прикрыть грудь.

Он скользнул взглядом по хорошо сложенному телу, непроизвольно облизнул губы, уперев взгляд в почти прозрачные чёрные кружевные трусы. Только сейчас заметив смущение девушки, Наруто торопливо снял пальто и протянул ей, отвернувшись. Лицо его стало пунцовым.

Неджи с Саске стояли на карачках, убивая разбегающихся во все стороны рыжих тараканов с длинными усиками. Каждый из них проклинал Узумаки, который со свойственным ему альтруизмом вызвался спасать девушек, а сам тем временем переложил всю работу на них и мирно попивал чай, время от времени хохоча. Скрипя зубами два напарника убили последнего — особо прыткого, и вздохнули, надеясь, что их не заставят убирать раздавленные трупики насекомых. Хьюга вошёл на кухню и, убрав волосы назад, торжественно сказал:

— Мы закончили.

Все дружно повернулись и улыбнулись столь радостной новости. Ему показалось, что у него выбили воздух из лёгких, когда он заметил сидящую в углу девушку с застывшей в руке кружкой. Незнакомка моргнула пару раз и, закусив нижнюю губу, внимательно посмотрела на него, слегка нахмурив носик.

— Ладно. Спасибо за чай, девчонки. Неджи, пойдем. Эй, Неджи…

— А... — только и успел произнести мужчина, как друг развернул его на сто восемьдесят градусов.

Заглянув в ванную, Узумаки собирался окликнуть Саске, но замолк, завидев весьма комичную ситуацию. Учиха стоял весь мокрый напротив раковины и пытался заткнуть футболкой бьющуюся фонтаном воду. Слипшиеся пряди чёрных волос свисали с лица, капая на и без того продрогшее тело, а лицо было таким злым и сосредоточенным, что, казалось, он точно убьёт первого попавшегося под руку.

— Кран прорвало, — крикнул Учиха, морщась. От ледяной воды немели пальцы, и он в мыслях проклинал этот день, эту квартиру и себя, вздумавшего ополоснуть руки.

— Надо перекрыть, — вбежав и оглядываясь, серьёзно сказал Неджи.

— Я что, по-твоему, идиот? Я не нашёл его! В этом чёртовом доме его нет! А если и есть, то не факт, что не отвалится, когда ты к нему притронешься!

В это время у Наруто зазвонил телефон, который тот без замедления думал отклонить, чтобы помочь друзьям. Но, завидев на экране, что звонят с главного управления, он принял вызов. Пока Узумаки яростно наматывал круги по коридору, размахивая руками и ероша волосы, мимо ураганом пронеслась Ино, которая опаздывала на работу. Быстро надев куртку и сапожки, она что-то крикнула подруге и выпорхнула из квартиры.

— Мне нужно бежать, я снова забыл про собрание. Вы тут помогите. Считайте это своим заданием. Хината уже вызвала сантехников, — оперев руку о дверь, проговорил Наруто и вышел из квартиры следом за блондинкой.

Хината металась по квартире в поисках вещей: взяв одеяло и стянув простынь, она бросила их на залитый в ванной пол. Последнее, что ей хотелось, это затопить соседей. Саске пару раз чихнул и ослабил хватку, холодная струя ударила прямо в лицо.

— Пылесос. Есть пылесос? — крикнул Неджи, смотря на обеспокоенную девушку в проходе.

— Пылесос? Я... только переехала и не успела купить, — стала оправдываться она, нервно стискивая край светлой футболки. — Есть веник, от предыдущих съёмщиков, наверное...

Хьюга махнул рукой и выскользнул из квартиры, а спустя некоторое время влетел вихрем с гофрой для пылесоса. Кое-как установив и обмотав пластиковую трубу, они перенаправили основной поток воды в ванную. Конечно, проблему они не решили, ведь вода всё так же утекала и заливала пол, но уже не так быстро — до приезда сантехников можно было продержаться, не затопив дом. Саске сел на бортик в ванной и зашёлся грудным кашлем, не в силах остановиться. Босые ноги касались мокрого одеяла, которое как губка поглощало жидкость. Соседка, встав на колени, поставила красный тазик под раковину и нервно начала собирать растекшуюся лужу вафельным полотенцем. Она кусала губы и убирала падающие на лицо волосы, ледяная вода обжигала. Неджи крепко держал гофру, чтобы она не вылетела от напора, руки его покраснели от холода. Сантехники приехали минут через двадцать, повозились с краном десять минут, содрали приличную сумму и довольные уехали.

— Подождите, — остановила Хината парней у выхода. — Из-за меня у вас ужасное утро. Я не знаю, как могу вас отблагодарить, но… Я приготовила завтрак. Вы, наверное, голодные.

— Спасибо, но нам нужно идти, — холодно ответил Саске, делая шаг вперёд и открывая дверь.

Ему казалось, что если он хоть на секунду задержится в этой проклятой квартире, то что-нибудь обязательно случится и ему придётся остаться здесь навечно, разгребая чужие проблемы. Живот предательски заурчал у него, а через мгновение у Неджи. Оба сделали вид, что не слышат.

— Я... я... в контейнер всё положу, — выпалила Хината, слишком поздно поняв, что никаких контейнеров у неё нет.

— Хорошо, — сказал Хьюга, смотря на растерянную соседку. Отказывать в такой простой просьбе, как принять благодарность в виде завтрака, было невежливо. Казалось, что если они откажут, то она расплачется прямо у них на глазах.

Саске удивлённо вскинул бровь и громко чихнул. Незнакомка засеменила на кухню, раздалось тихое шуршание, через несколько минут она вернулась с целлофановыми пакетами.

— Извините... Контейнеров нет, поэтому я положила всё сюда... И вот, это вам сироп от кашля. Он хорошо помогает, — Хината протянула руку с лекарством в сторону Саске, а потом беспокойно перевела взгляд на Неджи и запустила руку в карман шорт. — А это… Простите, я вас сразу не узнала… Вы меня выручили тогда…

Неджи глянул на протянутую купюру и хотел было уже отказаться, но то ли от неведомо откуда взявшейся радости, что его узнали, то ли не в силах отказать, он взял деньги и развернулся. Саске изумлённо вздёрнул брови и ухмыльнулся. Уже попрощавшись с девушкой и стоя подле дверей своих квартир, Учиха язвительно бросил:

— Не знал, что ты такой мелочный.

Хьюга повернулся к нему, зло сверкнув глазами и хотел было что-то сказать, но промолчал, поняв, как это выглядело со стороны. Объяснять что-либо не хотелось, да и не обязан он был оправдываться перед ним. Тяжело вздохнув, Неджи зашёл в свою квартиру.

Мгновением позже Саске уже сидел у себя на кухне, переодевшийся во все сухое, пил горячий чай и согревался. Он так давно нормально не завтракал, что сам не заметил, как быстро исчезли омлет и блинчики с кленовым сиропом с тарелки. Кашель снова одолел его и, заглушив чаем боль в горле, он потянулся к небольшой бутылочке из коричневого стекла. Отвинтив крышку, он сделал глоток и приторно-сладкий вкус солодки растёкся на языке. В штанах завибрировал телефон, достав его, Саске помрачнел.

«Если хочешь увидеть дочь, приходи в четверг. Я буду дома. На выходные мы уезжаем».

Учиха сжал телефон, едва не сломав его и отпив чай, напечатал:

«В четверг я не могу. Сегодня?»

«Сегодня я не могу. И я отвезла её к своей маме. Туда не приезжай, тебе рады не будут. Значит увидишься с ней на следующей неделе».

«Я постараюсь приехать в четверг».

«Ты постараешься или приедешь? Что мне сказать дочери?»

Саске зло шикнул и уронил голову на руки. В четверг ему нужно было ехать на собрание анонимных наркоманов, поговорить со своим куратором, посетить психиатра и сдать анализ, что он чист. Это всё могло затянуться на целый день.

«Постараюсь приехать до того, как она ляжет спать».

«Хочешь, чтобы я целый день угробила в ожидании тебя?»

«Не будь сукой, Сакура».

«А ты перестань быть ублюдком»

Саске представил перекошенное от ненависти лицо бывшей жены и устало вздохнул. Лишь бы телефон в порыве злости не разбила.


* * *


Что-то защекотало нос, Шисуи поморщился и перевернулся набок. Когда над ухом раздалось сопение и чей-то шершавый язык лизнул ушную раковину, парень соскочил с кровати и, запутавшись в одеяле, с грохотом упал и больно ударился копчиком о пол. Большой тёмный кот, восседавший на подушке, смотрел на него жёлтыми глазищами, правда, быстро потеряв к нему интерес, стал вылизывать себя, издавая причмокивающие звуки. Шисуи, затаив дыхание, обвёл взглядом комнату, попутно вспоминая, каким образом здесь очутился. Судя по общему беспорядку, куче носков под письменным столом и скомканной одежде в шкафу, который, ко всему прочему, был без дверцы, можно было заключить, что обитель принадлежала мужчине. Попятившись назад, парень споткнулся о джинсы и едва не упал, успев схватиться за острый угол деревянного стола. Голова закружилась и загудела, почувствовав пустынную сухость во рту, Шисуи облизнул потрескавшиеся губы и ощутил жуткий запах перегара. Он выдвинул стул и, плюхнувшись в него, стал потирать виски, пытаясь унять ноющую боль; лёгкое жжение раздалось в области солнечного сплетения, и мужчина приложил ладонь к телу, пытаясь найти источник неприятного ощущения. Только спустя минуту до него дошло, что он почти полностью раздет и абсолютно не помнит, как тут оказался.

— Проснулась спящая красавица, — неожиданно раздался низкий голос, заставив его дёрнуться.

Парень поднял голову и сощурился, стараясь сфокусировать замутнённый взгляд. Облокотившись о дверной косяк, в растянутой серой футболке и потасканных спортивных штанах, стоял ухмыляющийся Мадара. Ухмылка больше походила на злой оскал, правда, в домашней одежде он не выглядел громоздким и устрашающим. «Точно домовой» — пронеслось в голове, и это странное сравнение дико рассмешило его. Если бы не подступающая тошнота, он бы засмеялся в голос.

— Туалет справа по коридору. Хилый же ты парень.

Пока Шисуи, склонившись над унитазом, выблёвывал последствия вчерашней ночи, память потихоньку просачивалась сквозь головную боль. Это Мадара его напоил! Этот чёртов мужик достал из кухонного шкафа две бутылки рома и ещё какой-то хрени и насильно заставил пить, всё время провоцируя, что Изуми не могла выбрать эдакого дохляка. На четвёртом стакане ему уже было нехорошо: он еле волочил языком, мысли путались и терялись. Затем, выхватив стакан у Мадары, следователь залпом выпил «особо крепкое» и окончательно потерял связь с реальностью.

— У вас есть что-то от головы? — прохрипел Шисуи, проходя из ванной на кухню.

— Вот, возьми, — сказал Мадара, протянув гранёный стакан с жидкостью желтовато-зеленого цвета. Доверия она не внушала.

— Что за гадость? — скривился мужчина от гадкого вязкого привкуса, осевшего на языке.

— Гогль-могль от тяжёлого похмелья. Пей залпом, неженка.

— Похоже на кошачью мочу, — заявил Шисуи, сполоснув стакан в раковине.

— Ты пробовал кошачью мочу?

— Нет. Это образно, — отмахнулся следователь, поняв, что над ним насмехаются. — Это вы меня раздели?

— Я похож на пидара? Это ты вчера устроил чёрт знает что, хвастаясь мышцами и кубиками пресса.

— Я… Что?!

— Что слышал. Я даже испугался за себя, поэтому закрыл тебя в спальне. Мало ли что можешь натворить. Твои вещи в зале.

— Извините, — виновато проговорил парень, понимая, что из-за него Мадаре пришлось спать на диване. — Я не знаю, что вчера на меня нашло. Я, наверное, устал... от... ожидания.

— Яичницу? — спросил Мадара, вынимая из холодильника филёнку.

Шисуи отрицательно покачал головой: казалось, если хоть крошка попадёт в раздражённый желудок, его вывернет наизнанку. Пройдя в зал, он быстро взял с дивана вещи и наспех натянул, слегка покачиваясь. Глянул на часы, было без четверти двенадцать. «Хорошо, что сегодня выходной, отосплюсь и приведу себя в порядок». Взгляд Шисуи невзначай упал на бумаги, что лежали на широком подоконнике за тонкой занавеской. Неведомая сила потянула его и, немного отодвинув тюль, он покосился на лист. Следователь узнал себя, Итачи и ещё пару человек из полиции: над каждым имелся знак вопроса и тянулись синие линии к центру — к фотографии Изуми, вырезанной из газетной статьи.

— Что это? — нетерпеливо спросил Шисуи, держа в руках лист.

— А на что похоже?

— Вы подозреваете нас с Итачи? Почему?

— Вы же подозревали меня, отчего я не могу?

— У вас судимость, вы...

— Убил человека. И если ты тщательно изучал моё дело, то должен был понять, что это была месть. Я действовал по справедливости, потому что такие как вы закрыли тогда на все глаза. Я тебе не безумный серийный убийца, — жёстко отрезал Мадара, поджигая фильтр сигареты. — Преступления совершают и полицейские. Только мотивы у всех разные. Вам попросту легче скрыть, — отомкнув окно, мужчина смахнул пепел. Во дворе никого не было. — Изуми была в курсе. Однажды я признался ей, что сидел. Она не испугалась, не смотрела на меня осуждающе, напротив, наши отношения стали лучше, мы сблизились: она звала меня в гости, поила чаем, оставляла кота и даже носилась посреди ночи в аптеку, когда слышала кашель за стеной. Знаешь, что она мне сказала тогда? — понизив голос и подойдя вплотную к Шисуи, спросил Мадара.

— Что? — прошептал следователь, ощущая горький запах табака. — Что она сказала?

— «Блюстители закона творят вещи и похуже». Я жалею, что не спросил её тогда, почему она так думала. Возможно, это и была та самая нить, которая привела бы меня к ней. В последнее время я чувствовал, что у неё что-то тяжёлое на сердце. Ходила вся в себе, вечно обеспокоенная. И никогда не признавалась, в чем дело — списывала на работу и натянуто улыбалась. Я особо-то и не лез, каждый имеет право на свои скелеты в шкафу. К тому же, жизнь в детском доме научила прятать свои слабости.

— Она не любила говорить о себе, — перебил Шисуи, протерев ладонью лицо. Он опёрся головой о стену, чуть повернулся, наблюдая, как за окном плывут, гонимые ветром, сизые облака. — Я тоже замечал, правда, списывал всё совсем не на работу. Ей нравился Итачи... а не я. Но Итачи не интересны женщины.

— Я знаю.

— Вы следили за ним?

Мадара кивнул, усаживаясь в кресло, подпёр подбородок и хищно оскалился.

— Женщины — это твоя слабая сторона.

Шисуи онемел от удивления, волна стыда окатила его. Он не знал, куда себя деть, вспоминая, что творил после трёх месяцев ожидания. Тогда казалось, что случайные связи помогут снять напряжение, хотя бы на время заглушить чувства. Поначалу это помогало, ощущения вытесняли внутреннюю тревогу, а затем его с головой накрыло чувство вины и отвращение к самому себе.

— Я не... это не совсем... Я любил Изуми, но…

— Любовь любовью, а обед по расписанию, — Мадара сжал губы в тонкую полоску и, задрав подбородок, вызывающе посмотрел. — Говоришь, спала с тобой, думала о другом, — неожиданно расхохотался во все горло. — Думаешь она из тех, кто играет чужими чувствами? — успокоившись, мужчина хрипло откашлялся и потянулся к бутылке с недопитым алкоголем и сделал глоток.

— Я, — парень резко замолчал, перевёл взгляд с окна на Мадару, приложил ладонь ко лбу, — не знаю. У нас всё началось спонтанно. Мы почти неделю провели вместе в другом городе, собирая сведенья по одному довольно трудному делу. Оно измотало нас. Очень, — сглотнув и засунув руки в карманы брюк, мужчина опустил голову и тихо продолжил. — Это был перепихон. Мы...

— Не особо хочется знать, как и где ты ей присунул, — отвернувшись, пробурчал Мадара и сжал руки.

— Я не знаю, когда именно у меня возникло это странное чувство. Когда стёрлась грань, которую я между нами прочертил. Это я предложил встречаться без обязательств. Понимаете, с нашей работой невозможно построить нормальные отношения. Мало кто из девушек выдержит постоянное отсутствие мужа, что говорить о парнях. А заводить отношения с коллегами по работе не запрещается, но и не приветствуется. Это как прострелить самому себе ногу. Но против природы не попрёшь, беспорядочные знакомства выматывают, хочется постоянства. Найти кого-то, кто согласен только на секс, довольно трудно, — в горле пересохло, взяв со стола стакан и наполнив его, он выпил воду. — После... поездки мы не разговаривали неделю. Точнее, не затрагивали то, что между нами произошло. Она вела себя как обычно, словно ничего не было. А мне хотелось повторения. Меня влекло к ней. И как-то, оставшись с ней наедине в кабинете, я и предложил ей эти отношения. Она так легко согласилась, что я немного опешил, думал, влепит мне пощёчину и пристыдит. А спустя некоторое время меня стало распирать от нежности. Я стал ловить себя на мысли, что мне хочется обнять её при людях, поцеловать, хотя бы в щёчку, прошептать какую-то глупость ей на ушко, чтобы она улыбнулась. Единственное, что я мог сделать — шутливо закинуть кубик сахара в кофе и помочь достать папки с верхней полки. Мне стало недоставать времени с ней. Пару часов пролетали быстро и она испарялась. Меня стало задевать, что она не хочет остаться на ночь. Я хотел знать её вне работы, послушать пару рассказов из жизни, прогуляться по парку, как обычно, наверное, делают влюблённые парочки. Когда ей выпадало ночное дежурство с Итачи, я осознал, что не переживаю за неё, а ревную. Я понимал, что не имею на это право. В какой-то момент мне захотелось, чтобы о нас узнали. Мне хотелось отношений с ней. Хотелось разрушить тот уговор, который сам ей и предложил. Но ей... ей... не нужны были отношения. Её всё устраивало, — он протёр глаза, хриплый голос становился все тише. Вошедший кот подошёл к нему и потёрся о ногу. — И тогда я подумал, что если её переведут в другой отдел, то в скором времени её влюблённость в Итачи исчезнет и останусь только я. Это было моей самой большой ошибкой, из-за этого мы с ней повздорили как раз перед её исчезновением. Я тогда и подумал, что она придумала историю с бабушкой, только чтобы не видеться со мной пару дней. Я такой идиот. Я... если бы я... — голос его задрожал, как хрустальное стекло, а глаза наполнились болью и отчаяньем, — задержал её хотя бы на пару минут, может быть, это спасло бы её, — он опустился на корточки и почесал кота за ухом, в комнате раздалось тихое мурчание. Мужчина посмотрел на животное и грустно улыбнулся. — Не знал, что вы его у себя оставили. Думал, сдали в приют или на улицу выгнали. Я хотел его забрать, но с моим графиком он бы помер через неделю.

— Странного ты обо мне мнения, парень, — сказал Мадара, приподняв брови. — Я что, похож на человека, который бросит бедное животное на произвол судьбы? Да и кота бы я тебе всё равно не отдал. Мы с ним как-то сразу нашли общий язык. И Изуми я обещал приглядывать за ним в её отсутствие.

Шисуи поднял голову и улыбнулся. Этот странный человек открылся перед ним совсем с другой стороны. Его внешний вид, прошлое и манеры отталкивали, но в глубине души он был добр и одинок.

— Вы не обижайтесь, но я раньше голову ломал над тем, что вас связывало. Даже предположил, что вы были близки. Все гадал, что она в вас нашла. Вы ведь так рьяно искали её, не как простой сосед.

— А всё оказалось проще, — задумчиво ответил мужчина и почесал нос.

Проще не было, по крайней мере, для Мадары. К Изуми он чувствовал далеко не дружеские чувства. По началу она его раздражала своей наивностью, иногда беспечностью, а затем сердце, давно не бившееся, стало оттаивать и согреваться под доверчивой улыбкой или мягким прикосновением женских рук. Они были из разных миров и отделяло их почти пятнадцать лет. Он был судим с жизнью под откос, а у неё жизнь только начиналась. Встреть он её раньше и будь она хотя бы на восемь лет старше, он бы, несомненно, за ней приударил. Только в своих грязных фантазиях он мог прикоснуться к её дрожащим губам и сжать в объятьях худенькое тельце. Мадара посмотрел на парня и горько ухмыльнулся: молодой, в расцвете сил, красивый, с безупречным прошлым и настоящим. Как глупо было на что-то надеяться.

Глава опубликована: 05.11.2024

Часть 10

Мокрый снегопад накрыл город в полночь и создал на дорогах настоящую катастрофу: транспорт вяз в узких переулках, на трассе, сталкивался друг с другом из-за плохой видимости, а снегоуборочные машины работали бесперебойно, но так и не могли справиться с обильными осадками. Впрочем, к рассвету всё стихло и с первыми лучами солнца белый снег превратился в серый кисель, но свинцовые тучи все равно угрожающе нависали над городом, грозясь вот-вот разродиться стеной дождя или белой пеленой снега.

Сасори припарковал недавно купленный автомобиль напротив кафе и только собрался переходить дорогу, как мимо проезжающая машина окатила его с ног до головы мерзкой жижей. В помещение он зашел раздражённый, не поздоровавшись с другом, прямиком направился в туалет оттирать грязь с пальто и брюк. Когда он вышел, Шикамару стоял за барной стойкой и обслуживал клиента, на что Акасуна лишь неодобрительно покачал головой и сел за один из свободных столиков. Он взглянул на дорогие наручные часы, купленные когда-то в командировке на свои первые заработанные деньги от проекта, и проверил время отбытия поезда. Вчера ночью ему было выслано долгожданное письмо-приглашение на съезд архитекторов и дизайнеров, он незамедлительно купил единственный свободный билет на поезд. С утра решил заехать к другу, отдать ключи от старого кафе, извиниться, что больше ничем не может помочь, вернуться домой, собрать чемодан и вечером уехать на вокзал.

— Ну, что скажешь? — спросил Шикамару, бросив кофейный жмых в мусорное ведро.

Сасори неспешно поправил манжету бордовой рубашки и слегка приподнял тонкие тёмные брови:

— Неплохо.

— И это всё?

— А что ты ожидал услышать, выкрасив стену в этот ужасный цвет «детской неожиданности»?

— Ино сказала, что этот цвет освежит помещение, — проговорил Шикамару, пожав плечами.

— О, она у нас знаток, — язвительно прыснул он. — Где, кстати, на этот раз её носит?

— Опаздывает. На дорогах чёрт-те что творится. Сделать кофе?

— Нет времени, — торопливо сказал парень. Опомнившись, он достал ключи из кармана брюк и положил на тёмный кофейный столик. — Советую побыстрее найти нового сотрудника. Желательно парня. Женщинами ты не можешь руководить.

— Ты надолго? — полюбопытствовал Нара, забрав ключи.

— Примерно две недели, но если проектом заинтересуются и удастся собрать команду, может, на месяц или два.

Шикамару проводил друга до машины и, подняв руку, попрощался. Стоя под козырьком заведения, он прикурил сигарету и задумчиво посмотрел на дорогу, медленно затягиваясь. Ему вспомнились дни, когда он мальчишкой сбегал с урока физкультуры и, разместившись на крыше школы, засыпал. Там же всегда сидел Сасори, мальчик из параллельного класса: кто-то называл его «ботан», кто-то «псих», кто-то «странный». Для него же это был обычный подросток, сбегающий, наверное, как и он, с нелюбимых предметов и постоянно что-то пишущий в своём блокноте. Никто из них так бы и не заговорил друг с другом вплоть до окончания школы, если бы учитель случайно не обнаружил их, назначив совместные отработки.

Чёрная потрёпанная ауди остановилась посреди дороги, и Нара не обратил бы на это внимание, если бы из неё не выскочила улыбающаяся Ино. Лицо водителя он не мог разглядеть, были видны лишь растрёпанные светлые волосы. «Парень?» От неожиданной догадки Шикамару поёжился и, затянувшись последний раз, затушил сигарету об урну, удивляясь, почему это предположение его огорчило.

— Ох, простите за опоздание. Тут такое произошло! Вы не поверите! — хлопая глазами, протараторила девушка.

На каблуках она была почти его роста, и он заметил несколько светлых веснушек на лице, пока ещё не скрытых тональным кремом; светлые пушистые ресницы, непокрытые чёрной тушью, трепетали от волнения; взгляд голубых глаз, мягкий и наивный, был устремлен прямо на него. Он открыл дверь, пропуская вовнутрь девушку, и одарил ее слабой улыбкой. Сасори бы сказал, что он неисправимый идиот, раз до сих пор ведётся на её уловки. Как сирена чарующими песнями заманивает путников, так и Ино своими глупыми рассказами очаровывала и парализовывала его. Возможно, неумение управлять женщинами и постоянно уступать было как-то связано с авторитетом матери в семье, где ни отец, ни сам Шикамару не смели перечить и всегда подчинялись. Однако с Ино у мужчины не возникало чувства внутреннего дискомфорта, наоборот — он веселился. Его жизнь была до одури проста и предсказуема, а её — наполнена вечными приключениями и забавными, прой абсурдными историями.

Выйдя из подсобки, сотрудница глянула в зеркало и стерла большим пальцем красную помаду, вышедшую за пределы аккуратных губ. На талии стянулась слегка мятая форма сиреневого цвета — она шла к лицу блондинки и выгодно подчёркивала стройную фигуру и длинные ноги.

— Так что случилось? — с неким нетерпением спросил хозяин кафе, присев около барной стойки и подперев голову рукой.

Ино рассказала всё в красках — эмоционально, размахивая руками и корча смешные рожицы. Дослушав удивительную историю, Шикамару прыснул смехом и тыльной стороной ладони протёр уголки глаз от проступивших слёз.

— И ты оставила подругу одну в компании странных соседей?

— Если вы позволите, то я легко могу вернуться и проследить за всем.

— Думаю, следователи не обидят. Так значит тот парень в машине...

— Наруто Узумаки. Представляете, такой молодой, а уже начальник. Я, в общем, отдала ему флаера, что лежали в сумке. Вы только подумайте, сколько посетителей придут, если он раздаст их в своём отделе!

— Ино, — рассмеялся Шикамару, поняв, что эта девушка своего не упустит, осуждающе покачал головой. Почему-то внутреннее волнение спало, как только он узнал, кто был в машине и напряжённые плечи расслабились. — Неужели ты думаешь, что начальник полиции будет раздавать флаера?

— А что такого?! — округлив глаза и хлопая ресницами, как маленький ребёнок, воскликнула девушка. — Он просто поставит их на видном месте. К тому же, второй стаканчик кофе бесплатный, — прощебетала Ино, отпивая горячий напиток.

— Бесплатно… Это же расточительство.

— Это маркетинг, — приподняв бровь и возведя указательный палец к потолку, деловито сказала Ино. — Вот увидите, господин Нара, со мной ваше кафе будет только процветать.

— Ну-ну, — протянул он, обречённо вздыхая. — Может хватит на вы? Чувствую себя стариком.

— Фух, — облегчённо вздохнув, девушка потянула руки вверх и встала из-за стола, — а я всё думала, когда это произойдёт, а то надоело соблюдать все эти формальности.

— Но мы не друзья, это не даёт тебе...

— Права опаздывать на работу, — закончила она, прищурившись.

Задорная улыбка заиграла на её губах, отчего мужчина поперхнулся собственной слюной.

К удивлению Шикамару, начальник отдела действительно выполнил просьбу его непутёвой сотрудницы. В обеденный перерыв по тротуару потянулась вереница людей, и через несколько мгновений пустое кафе наполнилось шумом, гамом и хохотом. Они сметали с буфета пирожные, тортики и сдобные булочки. Нара только и успевал расфасовывать всё по бумажным пакетам, к счастью, мало кто засиживался — взяв заказ, они тут же быстро покидали заведение. Обслужив последнего клиента, Шикамару устало плюхнулся на стул и протёр салфеткой вспотевший лоб, он с интересом наблюдал за Ино, которая была полна сил и энергии. Оживлённо протирая столы и покачивая бёдрами в такт неспешной музыке, девушка порхала между рядами в теннисных туфлях.

— Ино, — окликнул он, уперев подбородок в ладонь. Девушка обернулась, выпрямившись и приподняв красивые брови, вздёрнула нос. — Твоя подруга... Ей нужна работа?

— Я поговорю с ней. Думаю, согласится.


* * *


Хината оглядела ванну и, измученно вздохнув, сползла по стене вниз. Не так она себе представляла переезд. Первый день, а уже успела доставить столько хлопот соседям, вдобавок испортила привезённое вчера посреди ночи подругой одеяло. Вытянув ноги и сняв мокрые носки, она потянулась к валявшейся на полу футболке и обтерлась сухой тканью. Девушка негромко чихнула и, ободряюще хлопнув себя по бёдрам, поднялась. Нужно было поскорее приводить квартиру в порядок, а не распускать сопли, печалясь об испорченном дне.

— Хината, — позвал отец, заходя в её комнату.

Он редко так делал, но сегодня, видимо, всё было против неё.

— Да, отец, — выскочив из кухни, ответила дочь, держа в руках венчик.

— Это что? — спросил Хиаши, хмурясь и указывая на письменный стол и пол. Повсюду были разбросаны вещи, а на столе покоились сваленные в кучу бумаги, тетради, карандаши, скомканная школьная форма, небрежно брошенная на стул.

Хината закусила губу, боясь сказать правду: неделю назад она взяла книгу из библиотеки и благополучно её потеряла, а этот беспорядок — лишь отчаянные поиски и нехватка времени убрать за собой, так как завтрак тоже лежит на ней. Лучше пусть назовёт её неряхой, подумала она, чем рассеянной. Её рассеянность часто злила отца. Хината нервно затрясла венчиком и пара капель яичного желтка упала на белую футболку. Хиаши, завидев это, цокнул и тяжело вздохнул.

— Беспорядок в комнате — беспорядок в голове, — сказал он и строго посмотрел на дочь. — Приберись.

— Конечно, — ответила она, опустив взгляд.

— Я сегодня задержусь, так что после подготовительных сразу домой. Ни к каким друзьям. Я понимаю, выпускной класс и хочется погулять, но сейчас довольно неспокойно на улицах. Как придёшь, сразу напиши.

— Хорошо, отец, — еле слышно ответила девушка, ковыряя носком пол.

«Как будто у меня есть друзья», — с обидой подумала Хината. Одноклассники боялись к ней подойти из-за отца, который с начальной школы смотрел на всех с подозрением и угрожающе, когда встречал дочь у ворот. А в средней школе редко отпускал на мероприятия, а если и отпускал, то забирал ровно через час или два, когда веселье только начиналось. В старшей школе на неё вообще перестали обращать внимание и она сидела на последней парте, сгрызая карандаш от одиночества.

— Твой учитель... Забыл, как его зовут. Сказал, что ты вчера ушла с уроков, никого не предупредив. Что случилось? Раньше я за тобой такого не замечал.

Хината склонила голову ещё ниже, скрывая пылающее от стыда лицо волосами, ей хотелось провалиться сквозь землю, но не объяснять отцу причину ухода.

— Хината, — выдержано сказал Хиаши, дав понять, что отступать не намерен. 

— У... у меня... эти дни начались,— быстро выпалила дочь последние слова, — А я не взяла...

— Понятно, — растерянно проговорил Хиаши, — сказала бы учителю.

— Не могла, он тоже мужчина и... и... мне... было неловко, — дрожащим голосом прошептала девочка и шмыгнула носом, пару капель солёных слёз упали на пол.

Хиаши подошёл к ней и прижал к себе, прошёлся рукой по длинным шелковистым волосам, пытаясь собраться с мыслями. Воспитывать дочь было тяжело, он столько всего не знал и не мог понять — что нужно сказать дочери в такой ситуации? Хоть он и был её отцом, но задушевных бесед у них никогда не было, отчасти это было обусловлено его достаточно жёстким характером и работой. Ему даже в голову не приходило, что его дочь давно не девочка. Наверное, матери ведут беседы и объясняют всё или отводят к врачу, ведь это важный и болезненный этап в жизни каждой девушки. Он возвёл глаза к потолку и хриплым голосом сказал:

— И давно у те...

— Пап! — воскликнула Хината и оттолкнула отца, забежав в свою комнату и попутно закрыв дверь.

Она так давно не называла его «папой», что он, опешив, встал как вкопанный. Вероятно, перейдя в третий класс, дочь стала отдаляться от него и появилось в её речи сухое «отец». В столь юном возрасте на неё свалились все заботы по дому и она, как маленькая хозяйка, орудовала шваброй, готовила завтрак и ужин. Он только сейчас понял, как быстро она повзрослела и сколько всего навалила на свои хрупкие плечи. Когда она была ещё малюткой, он брал её на работу на ночные дежурства. Все относились с пониманием, даже сочувствием — жена Хиаши и любимая мама Хинаты была убита преступником, едва отмотавшим срок в тюремной камере. А потом, как только она перестала проситься к нему в кровать, испугавшись шороха под окном, он стал оставлять её одну в пустом доме.

Хиаши припал к двери, пытаясь подобрать нужные слова. Он почесал переносицу и, не осмелившись открыть дверь, гнусаво сказал:

— Здесь нечего стыдиться! Я на работу. И если что-то... В общем, можешь пропустить курсы.

Спустя неделю отец потащил её в женскую консультацию и просидел всю очередь рядом, терпеливо ожидая. Повсюду были расклеены медицинские плакаты репродуктивной системы, факты о вреде абортов, о беременности и как диагностировать рак груди. Хината не отрывала глаз от пола и, вжавшись в стул, хотела поскорее покинуть клинику. Сидеть с отцом было некомфортно и смущающее. Когда дочь вошла в кабинет, Хиаши в нетерпении стал осматривать помещение — в руки попала какая-то брошюрка со стола и была тут же нервно отброшена в сторону еще более смущённым мужчиной. Хинате и про современные методы контрацепции рассказывать придется? К этому он точно не готов. Постояв с минуту у стола с брошюрами, мужчина всё-таки решился взять одну из них и быстро засунул злополучную вещь в карман пальто — им придётся обсудить многое: и секс, и важность презервативов.

— Как у тебя с мальчиками? — осторожно начал Хиаши, когда они сели в машину.

— Что с мальчиками? — непонимающе прошептала Хината, смотря на дорогу.

— Есть ухажёры? Нравится кто-то? — поинтересовался почти шёпотом.

— Пап! — воскликнула дочь и закрыла лицо рукой, поняв, к чему клонит отец, — Я не...

— Хорошо-хорошо, — торопливо прервал он и бросил на колени дочери брошюрку.

Хината вся залилась краской и быстро бросила ту в бардачок.

— Что бы не говорил парень, всегда...

— Пап.

Всю дорогу они ехали молча и дома избегали смотреть друг другу в глаза.

Глянув на ценник, Хината нерадостно вздохнула и вернула клетчатый плед на полку. Продвигаясь между высокими рядами, девушка отвлеклась на вибрацию в кармане и мимоходом задела женщину, стремительно идущую в другую сторону. Низко поклонившись и проигнорировав раздражение и недовольство, девушка вышла из магазина. Отойдя в сторону, она уселась на краешек деревянной скамейки в торговом центре и вынула телефон, непонимающе уставившись в яркий экран. Затем охнула, прикрыв рот ладошкой. Ей писал господин Сенджу Хаширама, давний друг отца, который возился с ней на протяжении года, а она совсем забыла написать ему о том, что благополучно доехала. Отправив сообщения с извинением и последние новости, девушка сглотнула и наклонилась вперёд, подобрав кем-то потерянное детское колечко с клубничкой из страз. Телефон повторно завибрировал — на этот раз звонок — и девушка сразу же взяла трубку, поздоровавшись с господином Сенджу.

— Если нужны будут деньги — не стесняйся. Я помогу чем смогу. А что, Ино тебя уже выгнала из своей квартиры, раз ты на съемную перейти решила? 

Хината тихо хохотнула, покрутив колечко и поставила его на поручень.

— Нет, что вы! Я сама не хотела стеснять её.

— Удачи тебе тогда. Не забывай писать старику.

— Спасибо вам за все.

— Не стоит меня благодарить, Хината. Я был в долгу перед твоим отцом и подвёл его, выполнив единственную просьбу слишком поздно. Когда я думаю о том, что произошло с тобой, во мне вспыхивает злость и обида на самого себя. Всего этого с тобой не произошло бы, если бы я открыл письмо вовремя. Не пойми меня неправильно, я верю в тебя, но мне будет спокойно, если ты продолжишь посещать психотерапевта.

Девушка нервно всхлипнула, пытаясь сдержать поток слез, так отчаянно рвавшийся наружу, и быстро распрощалась с другом отца. Как только гудки на том конце оборвались, Хината заплакала — воспоминание об отце и всех жутких месяцах без него больно отзывались в душе. Интересно, что бы он сказал, узнав, во что вляпалась его дочь и кем стала? Она громко всхлипнула и стала судорожно утирать рукавом слезы. Господин Хаширама был прав —ей нужен был врач, от накатывающих неприятных воспоминаний никто не застрахован, и однажды она может сорваться и вернуться в тот кошмар, из которого её так долго вытаскивали.

— Рок, я понимаю, — раздалось над ухом и на скамью резко присела девушка, тяжело вздыхая и поставив бумажный стакан с кофе рядом, она достала из сумочки зеркало и поправила идеально уложенные волосы. — Можно хоть что-то сказать по делу... Да, он попросил. Ты же знаешь, он может помочь. Я понимаю, что тебе нельзя разглашать. Они были коллегами и имеют право хоть что-то знать. Почему до сих пор не сверили? Кто делает экспертизу? Да ты шутишь! — громко воскликнула незнакомка, отчего Хината вздрогнула и отодвинулась. — Что? Когда? Когда нашли тело? Сегодня утром? Неужели… — пальцы её задрожали и она задёргала замок куртки, — Нет... Пока рано о чём-то говорить. Господи, бедная девочка, — женщина отключила звонок и рвано выдохнула, сгоняя кровь с лица. Повернувшись в сторону, она сразу наткнулась на заплаканные серые глаза. — С вами всё в порядке?

— Да, — ответила Хината, удивлённо смотря в изумрудные глаза незнакомки.

— Ох, у вас кровь пошла, — сказала она, указывая на нос.

Хината дотронулась указательным пальцем до верхней губы и посмотрела на бордовую кровь.

— Вот, возьмите салфетки. Нет-нет, не запрокидывайте голову. Немного наклонитесь вперёд. И часто у вас носовые кровотечения?

— Раньше были часто, — гнусаво произнесла Хината, — последний год не беспокоили.

— Ходили к врачу?

— Да.

— Что сказали?

Хината растерянно посмотрела в сторону, не зная, что ответить. История про её кокаиновую зависимость в прошлом была слишком уж откровенной, поэтому стоило придумать диагноз поспокойнее.

— Вегетососудистая дистония.

Глава опубликована: 05.11.2024

Часть 11

— Тебе налить? — спросил Фугаку, откупоривая крышку дорогого виски.

— Нет. Ты же знаешь, я за рулём, — содрогнувшись, ответил Итачи.

Мысли его путались и вертелись вокруг Изуми, он и не заметил, как погрузился в себя, отключившись от происходящего. Часы показывали одиннадцать, стол был уже убран и со стороны кухни доносились глухие звуки посудомоечной машины. Фугаку пригубил виски и, прищурившись, подошёл к висевшей на стене абстрактной картине. На большом полотне были изображены разноцветные геометрические фигуры: треугольники плавно переходили в квадраты и от их количества рябило в глазах.

— Не останешься?

— Нет, завтра на работу.

— Что ты в ней нашёл?

— Что? — недоуменно спросил Итачи и с испугом глянул на отца. К счастью, тот не заметил временного замешательства, поскольку пристально разглядывал полотно.

— В детстве ты мог часами на неё смотреть. Я все время хотел спросить — что в ней особенного? Я бы выкинул её, если бы не знал, сколько она стоит. Да и подарки не выбрасывают, — засмеявшись и отпив глоток, Фугаку повернулся к сыну и поставил стакан на стол.

— Я считал… — Итачи многозначительно сделал паузу и подошёл к картине, — фигуры.

— И сколько насчитал? — слабая улыбка дрогнула на губах.

— Не знаю, — пожав плечами, ответил Итачи и взглянул на отца. Лицо его было расслабленным, а обычно резкие, в какой-то мере грубые черты лица, казались теперь более мягкими при тёплом свете лампы, — каждый раз получалось разное количество, — он остановился, вспоминая, как ребёнком приходил в зал и искал покоя в геометрических фигурах и цифрах, пока мать с отцом ругались в соседней комнате, — смотря с какого угла на неё смотреть.

— Можешь забрать, если хочешь.

— Спасибо... Но не думаю, что найду место для неё в своей квартире.

— Ты всегда можешь переехать в нашу — городскую. Мы теперь там почти не бываем. Твоя мама больше предпочитает дом.

— Отец...

— Понял, — усмехнулся Фугаку и сел на стул, широко расставив ноги, — Забыл, что ты у нас самостоятельный. Ты виделся с Саске?

— Нет. Не думаю, что он жаждет со мной встречи после того, как я написал на него донос и отвёз в клинику.

— Ты сделал то, что должен был сделать давно, — твёрдо сказал отец, — Если бы ты не покрывал его всё время, ничего бы не случилось. Ему нужна была квалифицированная помощь. Ты лучше меня знаешь.

— Вы с мамой отвернулись от него, чуть позже я его предал. Не смог поверить, — приглушённым голосом выговорил Итачи. — Что если он не врал? Что если там действительно был человек?

— Да кто от него отвернулся, Итачи?! — повысив голос, зло прошипел Фугаку. — Саске всегда был вспыльчивым мальчишкой, которому не терпелось насолить отцу. Да, у нас в семье не всегда было гладко. Но нет безупречных семей! Мы все играем на публику. К тому же, мой статус требует от меня этого постоянно. В академии он затеял драку специально, чтобы показать всем нашу изнанку. Только он не меня калечил, а своё будущее. Я, как отец, не мог этого допустить. И пусть он считает, что я спасал свою репутацию, главное — его будущее. Затем свадьба с этой...

— Сакурой.

— Это было назло мне. Он знал, что я никогда не одобрю этот брак. И что? К чему всё привело?! Чтобы насолить мне, он сделал несчастной женщину и ребёнка. Затем ограбление квартиры. Я отозвал заявление, ради него. Это разрушило бы его карьеру. Теперь я жалею, что не подал на него в суд. Может тогда мой сын не был бы убийцей.

— Это была случайность. Ты же отлично знаешь, что пуля срикошетила.

— Случайность? — рассмеялся Фугаку и выпил залпом оставшийся в стакане виски, — случайность. Ты ни черта не знаешь, Итачи. Я создал эту случайность! Было два выстрела. Один действительно был в стену, но пуля осталась там, второй пришёлся прямо в голову. Он был обдолбан настолько, что не мог стоять на ногах. Он стрелял в призрак! В собственную галлюцинацию. Он убил её. Девушка была беременна, срок был маленький. Скорее всего, она даже не подозревала.

— Но в отчёте... — в замешательстве произнёс Итачи, не веря в услышанное. Как столько времени отец мог скрывать от него эту информацию?

— Отчёт? Ах да, отчёт! Ты не знаешь, чего мне стоило прикрыть его зад. Ты понимаешь, сколько ему светило...Ты понимаешь, что с ним бы было! Повезло, что в тот день на место приехали мои люди и мы смогли обыграть всё под несчастный случай.

— Твои люди?

— Да, мои люди. Можешь записать всё, а потом проинформировать своих.

— О чём ты? — непонимающе и ошарашенно спросил Итачи.

— Ооо, не надо! Не притворяйся, Итачи. Я давно осведомлен о том, что ты копаешь под меня и начальство повыше. Ты даже не знаешь, во что влез, глупый сын!

— Что? Ты… Когда ты узнал? Хах. Ну, конечно, она тебе разболтала.

— Она? О ком ты? — переспросил Фугаку и, нахмурившись, пытливо посмотрел на сына. Тот был явно растерян, взгляд бегал из стороны в сторону и пальцы нервно поглаживали манжету рубашки. Поняв, о ком идёт речь, он почесал переносицу и продолжил. — Нет, она ничего не сказала, только плюнула мне в лицо и, если бы я не отскочил, то расцарапала бы. Я знаю с самого начала. Твой внезапный интерес к моим делам, затем отдаление. Твои частые отказы помочь мне. Это началось четыре года назад, ты стал сотрудничать с отделом по борьбе с коррупцией. Так они себя назвали. Тебя завербовали, потому что ты сын прокурора и, возможно, владеешь информацией, которая им нужна. Я кое-кому перешёл дорогу, поэтому собирают компромат, чтобы воспользоваться им, если я снова что-то выкину. В принципе, они не ошиблись в тебе. Человека с таким обострённым чувством справедливости нужно ещё поискать. Однако, у всех есть слабости. Я всегда думал, что твоя слабость — Саске. А оказалось — семья. Ты же поэтому держишь её там, в подвале... Не можешь решить, оставлять ли в живых девушку, которая представляет для нас угрозу. Я развею твои сомнения. Она не одна из нас, что бы она не говорила, она не твоя сестра. Тех денег, что я ей дал, было достаточно, чтобы жить беззаботной жизнью. Но она, как её шлюха-мать, ненасытная.

— Ты врёшь! Это всё неправда! — выкрикнул Итачи, треснув по столу со всей силы, отчего пустой стакан опрокинулся и, скатившись со стола, звонко разбился.

Парень глубоко задышал, лицо его в мгновение посерело, а к горлу подступила тошнота, ноги онемели и он неподвижно стоял, всматриваясь в картину. Двадцать три квадрата, четыре ромба, тридцать шесть треугольников… Но облегчение так и не наступало. Перестав считать про себя, он отвёл взгляд, вслушиваясь в тихое тиканье настенных часов. Двадцать пять, двадцать шесть и на двадцать седьмой секунде он почувствовал руки отца на плече, которые железной хваткой вцепились в него.

— Это правда, Итачи. Спроси у неё, куда она дела шесть миллионов. Судя по твоему лицу, про деньги она тебе ничего не сказала, —самодовольно ухмыльнулся Фугаку, притянув сына за шею. Мужчина прошептал в ухо. — Она никто, Итачи. Девочка, которой нужны деньги. Которая пошла бы по нашим головам, лишь бы получить их. Расчётливая дрянь просчиталась, доверившись тебе. Смею предположить, ты был её слабостью. Я хочу сказать тебе лишь одну вещь — если я упаду, то упадут многие, в том числе и Саске. Поэтому подумай, стоит ли ворошить осиное гнездо. Люди, на которых ты работаешь, не белые и пушистые. Я думаю, ты и сам понял, что они ничем не отличаются от нас. Вам позволяют купаться в лягушатнике, но до океана вам никогда не добраться. Пора выбирать сторону, Итачи. И, я надеюсь, ты сделаешь правильный выбор.

— У вас всё хорошо? — озадаченно спросила Микото, ворвавшись в зал. — Я слышала, что-то разбилось.

Итачи отшатнулся от отца и взглянул на мать. Она встревоженно смотрела на них, прижимая правую руку к груди.

— Ничего страшного. Бокал случайно упал, — спокойно ответил Фугаку, поворачиваясь к жене. — Я думал, ты уже легла спать.

— Я хотела проводить Итачи. Если, конечно, он не остаётся на ночь.

— Я уже ухожу, мам, — на мгновение оправившись от потрясения, бездушно ответил он.

Торопливо выйдя из дома, он пару раз споткнулся на тропинке, едва не упав. Дорога к машине никогда не казался такой долгой, как сейчас. Ему не терпелось поскорее убраться подальше от чёртового дома, поехать к ней и вытрясти правду любой ценой. Из всех женщин, которых он знал — Изуми была самой обычной. У неё была миловидная внешность, приятный голос и кроткий нрав. В первый рабочий день она за какие-то тридцать минут смогла расположить к себе новый коллектив. В какой-то мере, он даже позавидовал, с какой лёгкостью ей удаётся общаться с людьми. Сколько он помнил, она всегда улыбалась, хохотала над идиотскими шутками сотрудников и начальства, хоть он не находил их забавными.

— Разве это было смешно?

— Нет.

— Тогда отчего ты смеялась, как будто это шутка года?

— Это было бы невежливо. Не все могут позволить себе прямолинейность.

— Полагаешь, что у меня особое положение, раз я позволяю...

— Нет, — мягко улыбнулась Изуми, заправив прядь за ухо. — Ты говоришь то, что думаешь, так как не нуждаешься в одобрении. А я не такая.

Как следователь она бы не состоялась: при выездах явно чувствовалось скованность и неуверенность, стреляла плохо, часто промазывала и реагировала на всё довольно медленно. Ему пару раз пришлось буквально спасать её от пуль в перестрелке. При должном распределении Изуми никогда бы не попала в восьмой отдел, но в тот год уволилось около четырёх сотрудников, двое лежали с ранениями в больнице и поэтому начальство решило закрыть брешь стажёрами. Единственное, что поражало, так это её выносливость и безропотное подчинение приказам. Как-то проходила с ушибленной лодыжкой всю смену, не сказав ни слова, пока он не заметил неестественно распухшую ногу. Она хорошо справлялась с бумажной работой, поэтому частенько они с Шисуи злоупотребляли её безотказностью и просили написать рапорт за них. Итачи предполагал, что через год или два она выскочит замуж за хорошего парня, бросит работу в полиции, посветит себя семье, родит парочку детей и будет счастлива. Поэтому он легко поверил в ее слова о том, что она случайно оказалась не в том месте не в тот час. Однако Изуми совершила ряд ошибок, после чего доверие к ней пошатнулось.

«Опасайся ничем не примечательных людей. Они довольно быстро усыпляют бдительность», — сказал ему как-то начальник.

Вначале его насторожило, что первые полгода её исчезновением активно интересовались многие люди. Были вовлечены следователи из других отделов; неоднократно поднимали архивы, проводили допросы, пересматривали записи с камер наблюдения. Еще и этот бывший заключённый, в своё время пристреливший человека, был особо заинтересован и первое время доставлял много хлопот своей слежкой. Из-за этого ему пришлось бросить её без достаточного количества еды и питья на три недели, что в дальнейшем привело к истощению. Позже гомон поутих, только уголовник оказался напористым и наведывался время от времени к ним в отдел. Предположительная связь Изуми с криминальным миром постепенно отпадала. Мадара был всего лишь человеком с искалеченной судьбой, страдающий алкогольной зависимостью и перебивающийся с копейки на копейку. Поверить в привязанность к юной соседке, которая была к нему добра, было просто. Свою ошибку Итачи понял слишком поздно — нужно было убить ее с самого начала. Теперь же она в действительности была опасна, так как знала слишком много. Спускаясь в подвал, Итачи пытался покончить с этим раз и навсегда, но каждый раз прятал пистолет за спину, усаживался на стул и разговаривал. Так прошёл месяц, другой, затем год, Итачи стал привязываться и, со временем, придумал план: подстроить её смерть, достать поддельные документы и, пригрозив, отправить за границу. Конечно, уверенности в том, что она будет держать язык за зубами не было, но страх перед смертью заставил бы.

Сейчас же всё представлялось в новом свете. Бесспорно, она была хитра. Возможно, всё это время втиралась в доверие, подстроила случай в ванной, соблазнила и выбрала позицию жертвы, чтобы он почувствовал за собой вину. Его вывернуло наизнанку от осознания, что она может быть его сестрой. Всё тело покрылось холодным липким потом и, открыв дверцу автомобиля, Итачи обессиленно плюхнулся в кресло. Следователь закрыл глаза и в задумчивости потёр веки.

— Всё ради денег, — усмехнувшись, прошептал он в пустоту, — ради грёбаных шести миллионов. Она всё терпела ради шести миллионов.

Теперь стало понятно, почему она тайно встречалась с Шисуи, почему признавалась в любви к нему. Видимо, хотела познакомиться с семьёй и выманивать деньги. О том, что у отца была любовница, он подозревал давно. Итачи хорошо помнил тот скандал между родителями: Саске тогда едва минуло пять, мать была в отчаянии и полна злости. После хлёсткой пощёчины отцу, она швырнула скомканное фото ему в лицо и злобно прыснула сквозь зубы слова о ненависти. Мама никогда не позволяла себе неуважительно разговаривать с отцом. Голос её был всегда мягким, заботливым и понимающим. Если Фугаку что-то не нравилось, она лишь склоняла голову и говорила, что всё исправит или извинялась за пересоленный, по мнению мужа, суп. Итачи всегда было интересно, что могло вывести мать из равновесия. Глаза в тот день у неё горели ненавистью, по щекам ручьём текли слёзы, а губы плотно сжались в тонкую полоску. Да и отец, обычно серьёзный и непоколебимый, подняв фотографию, побледнел и дрожащим голосом произнёс: «Тебе не стоило рыться в моём столе. Раз ты знаешь, мне больше нечего скрывать».Микото стукнула тогда по столу, отчего Саске выронил ложку и заплакал. Итачи взял плачущего брата на руки и поднялся в свою комнату. С того дня всё изменилось: отец с матерью либо не разговаривали, напряжённо молчали и бросали гневные взгляды; либо громко кричали, обвиняя друг друга во всех смертных грехах. Когда уставший отец возвращался с работы, Итачи хватал Саске за руку и поднимался в комнату, там он сооружал вигвам из собранных во дворе длинных палок и покрывал всё тонкой простыней. Он успокаивал брата, читая добрые детские сказки. Как-то, отодрав паркетную доску под кроватью, Итачи соорудил маленький тайничок, где они клали кусочки бумаги с нацарапанными сокровенными желаниями. У Саске тогда была лишь одна мечта — чтобы родители не разводились, а Итачи лишь хотел, чтобы брат был счастлив. Через год всё в семье улеглось. Однако между отцом и матерью пролегла глубокая трещина, которая с каждым годом становилась всё больше и больше. Они стали спать в разных комнатах, мало говорить и через силу улыбаться друг другу. Фугаку переключился на детей и, если они в чём-то не оправдывали ожиданий, то упрекал жену, заставляя мальчиков постоянно чувствовать за собой вину.

Повернув ключ зажигания, Итачи хотел было нажать на кнопку, чтобы открыть распашные ворота, но на секунду замер. Он выскочил из машины, забыв закрыть дверцу, и направился к дому. Идти через главный вход, привлекая внимание семьи, не хотелось. Но, поднявшись на третий этаж по боковой лестнице, мужчина вспомнил, что все замки в доме поменяны после ограбления Саске. Оставалось только спуститься вниз и зайти через главный вход.

Микото, завидев вошедшего сына, поднялась с дивана и отложила в сторону женский журнал.

— Ты что-то забыл, Итачи? — со свойственным ей беспокойством спросила она.

— Да, я кое-что хотел забрать из своей комнаты.

— А, — с неким подозрением протянула мать. Взяв в руки журнал, она неспешно прошла к книжному шкафу и поставила его на полку. — Итачи…

— Да, мам, — остановившись, отозвался мужчина.

— Всё хорошо?

— О чём ты?

— Ты был таким скрытным ребёнком, мне всегда было трудно понять тебя. Я чувствовала в тебе некую недоказанность. После твоего разговора с отцом я снова это почувствовала. Он что-то хочет от тебя?

— Всё в порядке, мам, — ответил парень как можно более сдержанно.

— Ты снова это делаешь, — чуть слышно прошептала Микото, подходя к непонимающе смотрящему сыну, — сжимаешь нижнюю губу, — немного грустная улыбка коснулась её тонких губ, дотронувшись до плеча, женщина продолжила, — в детстве ты всегда так делал, когда хотел что-то скрыть. Я это заметила. Я плохая мать... — голос её исказился, стал тонким и приглушённым, — я знаю, что плохая мать. Я потеряла одного сына, но не хочу терять второго...

— Тебе стоило тогда развестись, — грубо прервал Итачи, не дав матери обнять его. Руки её упали и повисли вдоль тела. — Тогда бы ты никого не потеряла.

— Тебе не понять... — тяжело прошептала она, сглотнув рвущийся наружу ком из обид. — Ты вроде хотел что-то забрать, — голос её стал прежним — безучастным.

Микото повернулась и, заправив за ухо волосы, подошла к окну, одёрнула тяжёлые синие шторы. Итачи с минуту смотрел на ровную спину матери, а затем отвернулся. Ему не хотелось её обижать или в чём-то винить, но необходимо было завершить разговор как можно скорее.

Нагнувшись, следователь посветил под кроватью фонариком от телефона и, сковырнув доску ключом, вскрыл когда-то детский тайник. Он достал небольшую пластиковую коробку и, смахнув рукой пыль, открыл крышку, поставив её на письменный стол. Сглотнув, он с некоторым беспокойством посмотрел на туго свёрнутый пакетик с белым порошком, разноцветные таблетки, ампулы и шприцы. Несколько секунд он колебался, правильно ли он поступает, а затем, схватив всё, положил в карман. Теперь он допускал, что Изуми просто могла не доверять ему. И это вполне ожидаемо — узнай он правду об отце, мог убить непременно. В таком случае, молчание было её гарантом. Никому, кроме Шисуи и Мадары, она явно не была нужна. Её никто не искал, за ней никто не стоял. Это отец подключил всех, чтобы найти. Она изначально вела борьбу одна, никому не доверяя. Детство у Изуми было сложное, на семье висели огромные долги, мать постоянно видели в компании мужчин. Вероятно, одним из этих мужчин и был Фугаку. Эта женщина пыталась шантажировать его, наверное, даже принесла фотографию Изуми, которую в последствии и кинула Микото в отца. Наверняка Изуми все узнала из какой-нибудь записки и всю жизнь росла с ненавистью и желанием отомстить семье Учих. Итачи изучал ее биографию как-то и наткнулся на отчет по двойному самоубийству. Отец пристрелил жену, а после — себя. Причину так и не выяснили, но Итачи догадывался, что послужило таким последствиям.

Должно быть, Изуми действительно нашла компромат на отца, а может быть просто блефовала, грозясь устроить скандал и втоптать в грязь. Этого Итачи не знал. Но в одном он был уверен теперь точно. В тот злополучный осенний вечер она наткнулась в переулке на него случайно. Увидев, как он приставил дуло ко лбу парня и выстрелил, она испугалась и, сломя голову, побежала. Соврала насчёт бабушки, потому что признайся она, что у неё никого нет, что её никто не будет искать, он бы её убил. Изуми никогда не расскажет ему правду, так как считает его своим врагом. Чтобы разговорить, придётся прибегнуть к крайним мерам, и если её правда действительно может навредить Саске, он, скорее всего, убьёт её без колебаний.

Глава опубликована: 05.11.2024

Часть 12

Машина неслась по трассе, рассекая грязную жижу во все стороны. Дворники быстро бегали по лобовому стеклу, сметая мокрый снег. Серый вольво впереди резко остановился и Итачи едва не впечатался в задний бампер, но сумел быстро среагировать и тормознуть. Проезжающий мимо грузовик просигналил, а недовольный водитель отвлёк Итачи от навязчивых мыслей, что никак не хотели покидать голову. Вдалеке засветились оранжевые треугольники и синие огни дорожных инспекторов. Сбросив скорость, он встал в нарастающую пробку, нервно постукивая по рулю и глядя на часы.

Полночь. С такой дорогой доберётся до загородного дома, в лучшем случае, к двум. Начинать с крайних мер ему не особо хотелось. Возможно, удастся разговорить её без применения силы. Он усмехнулся абсурдности своего предположения, ведь она не говорила правду ни под дулом пистолета, ни когда он отсёк ей пальцы. Выехать из загородного дома придётся в шесть утра, чтобы к восьми быть на работе. Вздремнуть сегодня, очевидно, не выйдет. Последнюю неделю его мучила бессонница: стоило закрыть глаза, образ Изуми всплывал в сознании. Чем дольше он её не видел, тем ярче и навязчивей становились видения. Итачи досадливо цокнул и посмотрел вперёд — инспектор в светоотражающей жилетке прошёл к одной из машин и, постучав в окно, что-то начал показывать.

На заднем сиденье послышалось копошение, Итачи затаил дыхание и осторожно потянулся к оружию.

— Герда! — вскрикнул мужчина, удивляясь тому, как долго не замечал её присутствия. Скорее всего, бессонница и нервное напряжение сделали его невнимательным.

Герда — ротвейлер, подарок отцу на юбилей. Собака была уже стара, медлительна, пускала слюни и засыпала на ходу. Два года назад, когда у неё возникли проблемы с пищеварением и со зрением, Фугаку планировал её усыпить, но Микото не дала, искренне привязавшись к породистой суке.

Собака издала гортанный звук, протиснулась между передними сиденьями и потянулась мордой к Итачи, пытаясь лизнуть. Он, улыбнувшись, почесал за ухом и отпрянул, чёрные глаза-бусины посмотрели на него с теплотой, и розовый шершавый язык прошёлся по руке. Собака зарычала, когда в окно постучали. Итачи опустил стекло.

— Доброй ночи, — сказал инспектор дорожно-патрульной службы.

— Добрая ли? — протянул Итачи, слабо улыбнувшись.

— Сущий кошмар, — засмеялся пожилой мужчина, одутловатое лицо сделалось на мгновение приятным. — Ваши документы, пожалуйста.

— Что-то случилось? — осведомился следователь, преднамеренно сверкнув полицейским значком, когда вынимал водительские права. Это всегда производило эффект и все последующие вопросы разом же отпадали.

— Вы из полиции?

— Уголовный розыск.

— Вот как? Значит по вашей вине мы сегодня патрулируем, — шутя, проронил мужчина.

— По моей?

— Два часа назад сказали проверять всех въезжающих и выезжающих. Разыскиваем студента. Не знаю, что он мог такого натворить, чтобы поставить всех на уши. Не слышали?

— Не в курсе.

— Вам случаем не на пятьсот шестую трассу?

— Нет.

— Это хорошо. Там крупная авария, всё встало. Здесь вы ещё долго стоять будете. Подождите секунду, постараюсь вас пропустить, — инспектор нажал на рацию, отчего она зашипела. — Останови встречку, кое-кого пропустим. Ну вот, проезжайте. Доброй ночи, Учиха Итачи, — протянув документы, сказал мужчина и отошел в сторону.

Как только задняя дверь машины отворилась, собака забежала во двор, нюхая припорошённую снегом землю. Фыркнув, Герда пропала в ближайших кустах. Взяв пакет с едой, Итачи помедлил заходить в дом: нужно позвонить Шисуи и попросить, чтобы он заменил его на работе. Протяжные и долгие гудки раздались в трубке, а набрав несколько раз и не добившись результата, Итачи сдался и убрал телефон. Время было позднее и напарник, видимо, находился вне дома, в противном случае ответил бы сразу же. Скорее всего, сидит в баре и угощает какую-нибудь красотку выпивкой.


* * *


— Ты не умеешь расслабляться, Итачи! Нельзя постоянно работать, — сказал Шисуи, давая знак бармену. — В нашей работе помогают развеяться хорошая выпивка и секс. Два джин-тоника! — заразительно улыбнувшись, прокричал он парню за стойкой. — Та красотка в красном пялится на тебя битых пять минут. Ты ей явно нравишься. Не туда смотришь, вооон в том левом углу, — бармен поставил два стакана перед ними. — Мартини для той леди, пожалуйста, — прищурился Шисуи и довольно поставил локти на барную стойку.

Итачи обернулся и кинул взгляд на девушку: примерно 25 лет, яркий макияж и алая помада. Она хитро улыбнулась и подмигнула, получив бесплатный коктейль. Провела наманикюренным пальцем по ободку бокала, извлекла вишню и соблазнительно съела, запрокинув голову назад и высунув кончик языка.

— Что творит, — поперхнувшись, возбужденно прошептал напарник.

Итачи через силу улыбнулся, выпив залпом весь стакан, потёр лоб, чувствуя себя не в своей тарелке.

— Я отойду на минуту.

Было страшно признаться, что его не будоражат ни женщины, ни мужчины. В академии парни закрывались в туалете и дрочили на журналы с грудастыми молоденькими моделями, а он бился о стенку, не понимая, что с ним не так. Ещё в школе мальчишки, собираясь у кого-то дома, смотрели порно и подробно обсуждали, с кем и в каких позах пробовали заниматься сексом. Итачи всегда молчал, изредка поддакивая в ответ на их рассказы, но на самом деле он никогда не понимал, как секс может быть таким активным предметом обсуждения, когда вокруг происходит масса других интересных вещей.

Он даже подозревал, что гей: нашёл парня в сети, с которым они переписывались месяц, после встретились. Тот долго и напористо целовал его, не позволяя отстраниться, дышал ему прерывисто на ухо и говорил идиотские вещи, о которых вскоре хотелось забыть и никогда не вспоминать. Итачи ничего не чувствовал, кроме языка, который касался гланд, и холодных рук, уверенно блуждающих под свитером. От всего этого к горлу подступала тошнота и он со всей силы скинул парня, когда тот просунул руки под джинсы.

Уже учась в академии, в один из воскресных вечеров, он снял девушку и повёл в мотель. 

— Тебе не нравится? — спросила она, чувствуя его отстранённость.

— Да, — честно ответил Итачи, повалившись на кровать и прикрыв глаза рукой. — Можешь идти, я оплачу, как договорились.

— Ты чего? Скажи, что тебя возбуждает и я всё сделаю, — прошептала девушка, присев на край кровати. 

— Я не знаю.

— Не стесняйся, ты даже не представляешь, какие причуды я воплощала. Когда тебя увидела, подумала, что секс будет необычным.

— Почему?

— Ты красивый, а у таких самые странные фетиши.

— Хотелось бы их иметь, — он приподнялся, застигнув ширинку и вынул две купюры. — Как договаривались.

Девушка уверенно взяла деньги и запихнула в кружевной бюстгальтер. Свет уличных фонарей, пробившийся сквозь шторы, освещал её: несколько слоёв чёрной туши, пухлые розоватые губы, припудренное лицо и немного дряблая кожа на шее, которая выдавала её возраст.

— Как хочешь.

— Дело не в тебе. Я не получаю от секса удовольствие, просто совершаю механические действия и всё. На той неделе я с девушкой расстался, так как секс у нас был раз в два месяца. Я подумал, может, если партнёр будет более опытный, то и ощущения будут другими.

— Тебе нравилась та девушка? — спросила незнакомка, взяв сумку со стула, и начала в ней копаться. Достав самокрутку, она подкурила и глубоко затянулась, запрокинув голову. Затем протянула косяк ему.

Итачи пожал плечами и тоже затянулся, падая на подушки. Густой дым начал заполнять комнату, он прикрыл глаза и, прежде чем передать сигарету, затянулся еще пару раз. В голове стало вязко, тело расслабилось, появилась лёгкость. Он почувствовал, как пальцы прикоснулись к телу, почти невесомо пропорхнули над грудью и влажные губы соприкоснулись с кожей. Дрогнув и стиснув покрывало, он томно простонал, по венам растеклось приятное тепло. Веки словно налились свинцом и он с трудом мог разлепить их, в полумраке он видел лишь покатые плечи и светлые волосы, рассыпанные по телу, слышал своё хриплое тяжёлое дыхание, чувствовал ноющую, пульсирующую боль внизу, ощущал тяжесть чужого тела на своих бёдрах и впервые ему не хотелось считать. Дёрнувшись вверх, он погладил её по бедру и крепко сжал, а затем медленно стал погружаться в негу.

— Это помогает расслабиться, но лучше не злоупотреблять, — услышал он с конца комнаты. Сил подняться не было, лишь перевернуться набок. — Не заморачивайся так — если тебе не нравится секс, то не стоит им заниматься. Кто знает, может, встретишь ту единственную, к которой потянет.

Услышав, как хлопнула дверь, он уснул.

Возле туалета два охранника разнимали нетрезвых посетителей, у стенки стояла приземистая девушка в клетчатой короткой юбке и ботфортах, размазывала слёзы по лицу. Итачи обошёл их и вошёл в туалет, звуки музыки здесь были почти неслышны. Подойдя к раковине и включив воду, он долго наблюдал, как она пенится и стекает в слив. Пытаясь прийти в себя, он умыл лицо и побил по влажным щекам ладонями. Кто-то вошёл, Учиха обернулся и увидел перед собой высокого крупного мужчину с землисто-сероватым цветом лица, что говорило о проблемах с почками или печенью. Его далеко посаженные маленькие глаза смотрели в упор на Итачи.

— Сигареты не найдётся? — спросил он, неестественно улыбнувшись и выставляя на показ желтоватые зубы.

Следователь выудил пачку из кармана и протянул, предварительно открыв коробок.

— Спасибо, Итачи. Забыл купить, а поблизости ничего.

— Откуда вам известно моё имя? — мужчина окончательно пришел в себя и неотрывно смотрел на своего собеседника.

— Мне много чего о тебе известно. Но это не лучшее место для разговоров, не находишь? Выйдем, — сказал мужчина, зажав между зубами сигарету, и поспешно покинул общественный туалет.

Итачи непонимающе смотрел вслед странному незнакомцу: что-то подсказывало ему не идти, но любопытство взяло верх. Уверенно продвигаясь сквозь толпу, он увидел краем глаза напарника, который уже пересел к девице в красном и поглаживал её обнажённую спину, что-то шепча на ухо. Девушка сидела вполоборота и обольстительно улыбнулась, завидев его. Учиха резко отвернулся и направился к выходу. На улице было свежо после летнего дождя и пахло прибитой пылью. Итачи стал лихорадочно искать взглядом незнакомца и заметил его у фонарного столба, белёсые ночные мотыльки кружились над его головой.

— Кто вы?

— О, не знал, что здесь рядом продают сосиски, — проигнорировав вопрос, мужчина направился к небольшому киоску напротив. — Не против, если я сначала поем, а потом всё расскажу?

Продавец стал жарить длинную телячью сосиску на гриле и поливать пивом, послышалось лёгкое шипенье и запах жаренного мяса вперемешку с дымом. Взяв щипцами подрумяненную сосиску, мужчина положил её между маленькой булкой, обильно полил горчицей и посыпал сверху жареным луком.

— Восхитительные. Не хочешь? — причмокивая, спросил незнакомец и отёр горчицу с губ большим пальцем.

— Нет.

— Зря. Многое теряешь, — наклонившись слишком близко к уху, прошептал незнакомец и довольно ухмыльнулся, заметив боковым зрением, как напарник Итачи раздосадованно выходит из бара и уходит в сторону остановки. — Кисаме Хошигаки, отдел по борьбе с коррупцией.

— И чем же я заинтересовал ваш отдел?

— Связями и безупречной репутацией.

— Вас интересует мой отец? — с опаской спросил Учиха, сунув руки в карманы брюк.

— Нет. Нас интересуют люди, с которыми он дружит. И мы хотим, чтобы ты работал с нами.

— Работать «кротом» и копать под своего отца? Отказываюсь, — отрезал Итачи и повернулся, чтобы уйти.

— Я и не прошу тебя копать под отца. Как я и сказал, он мало нас интересует. Нам нужны люди, с которыми он знаком. Ты тоже их знаешь. Мягко говоря, они не чисты на руку, Итачи. Через год выборы, они хотят прийти к власти нечестным путём. Если ты согласишься помочь нам, обещаю, втягивать в дело твою семью никто не будет. Такой себе иммунитет, неплохо, ведь так? Но помни — с тобой или без тебя, мы все равно добьёмся своего.

— Тогда зачем вам я?

— С тобой будет быстрее.


* * *


Лампочка затрещала, сверкнула слабая искра. Изуми быстро укрылась под одеялом, когда услышала шаги за дверью и звон ключа. По непокрытым ногам пробежал холодок.

Итачи широко распахнул дверь, чтобы хоть как-то избавиться от вони, щипало в глазах и носу. Задержав дыхание и замотав нос шарфом, он приблизился к девушке.

— Изуми, — ласково прошептал он и присел на корточки рядышком, — Изуми.

Рука выскользнула из-под одеяла. Длинная цепь забренчала, соприкасаясь с трубой. Парень схватил худое запястье и защёлкнул наручник. Эту меру он ввёл, когда она начала предпринимать попытки побега. В первый раз Изуми огрела его ведром по голове, но, к её огромному сожалению, дверь оказалась закрытой. Во второй — чуть не проткнула ему ногу вилкой: с тех пор он стал приносить только силиконовую детскую ложку и пластиковые тарелки.

Итачи осмотрелся: оставалось несколько пачек печенья, а вот воды было недостаточно, что огорчило — он ведь все идеально просчитывал. Поднявшись, он взял ведро с испражнениями и вышел.

Услышав, как шаркает по бетону веник, Изуми стала неспешно выползать из своего укрытия. Веки её были сомкнуты, когда она села на постели. Слегка приоткрыв их, зашипела, яркий свет резанул по глазам. Наклонив голову и закрыв лицо засаленными волосами, она продолжала неподвижно сидеть.

— Воды, — сиплым голосом сказала пленница, но Итачи, занятый уборкой, не услышал. Девушка откашлялась и что есть сил прохрипела ещё раз. — Воды.

Итачи подошёл к ней, открыв новую бутылку, прислонил горлышко к её губам. Она демонстративно повела головой, выхватив свободной рукой воду. Мужчина видел, как дрожали её руки, пытаясь удержать указательным и большим пальцем пластик. Девушка шумно и жадно глотала, вода стекала по подбородку вниз и мочила грязный свитер.

— Пей медленнее, — сказал он и кончики пальцев коснулись её лица: на правой щеке и скуле виднелся синеватый синяк и верхняя губа была разбита, покрыта толстой коркой засохшей крови.

Изуми дёрнулась, почувствовав лёгкое прикосновение, и выронила бутылку.

— Твой отец сказал, что тут пахнет хуже, чем на помойке. А я уже и не чувствую вони — привыкла. Удивительное создание человек — ко всему привыкает… К отвратительной еде, тухлой воде, бегающим крысам и к хождению в ведро. Почему пленникам не ставят биотуалеты? Тебе самому приятно убирать за мной? — спросила она и махнула рукой. — Неважно. Уже неважно.

Итачи, сохраняя молчание, протянул контейнер с едой и уселся рядом на стуле. Первые несколько минут она всегда говорила что-то бессвязное, прыгая с одной темы на другую, поэтому он попросту слушал в пол уха, изредка кивая головой.

— Раньше я сильно боялась темноты. Дома спала с тусклым светильником, а тут ты, уходя, каждый раз выключаешь свет. Раньше моё воображение рисовало монстра, который появится во мраке и поглотит меня. Он виделся мне повсюду, и я даже слышала его дыхание, чувствовала его руки на себе. Со временем я привыкла, поняла, что монстры темноту не любят. Темнота для слабых, в ней можно укрыться, раствориться. Монстры любят свет, любят нежиться в тёплых лучах, так они больше походят на людей. Но отбрасываемая ими уродливая тень выдаёт их, — прошептала она и поковыряла ложкой в контейнере, убирая мясо в сторону и смешивая подливку с рисом. — Мясо организм не усвоит… Знаешь, я тут подумала и решила, что крот.

— Ты кто? Крот? — задумчиво переспросил Итачи.

— Крот — млекопитающее, которое живёт под землёй, Итачи. Прям как я. В школе делала доклад про кротов. Ты знаешь, они очень полезные животные, если только не обитают в саду. Если крот появляется в саду, то он сразу становится вредителем. Прорывая свои ходы, повреждает корни плодовых деревьев, портит газон, — смолкнув, она посмотрела на него в упор и ему показалось, что уголки её губ приподнялись в ехидной усмешке. Он сморгнул. — Двойной агент у нас — ты. Не бойся, я тебя не выдала твоему отцу.

— И почему? — спросил он, закатав рукава чёрной рубашки по локоть.

— Времени не хватило. Он был так потрясён, увидев меня здесь, что убежал так быстро, как это возможно в его возрасте. Я не поняла, на радостях или от страха. Вкусно, — медленно прожевав, сказала она.

— Мать готовила.

— Вот как. У вас было что-то вроде семейного совета и вы решали, что со мной делать? — губы её дрогнули и она молча заплакала. Сглотнув режущий горло ком, протёрла слёзы рукавом длинного вязаного свитера. — Твой отец сказал, что прошло два года. Это правда?

— Да, — Итачи озадаченно потёр лоб и встал со стула. Сколько бы она ни спрашивала, он никогда не говорил ей дату. Чем меньше она знала о внешнем мире, тем быстрее должна была признаться во всём, — И про...

— Два года, — Изуми шмыгнула носом и закрыла рот ладошкой, дыхание стало рваным и слова вылетали со свистом. — Я... не заметила... Время здесь... время здесь не имеет ни начала, ни конца. Два года! Этого просто не может быть!

— Пройдёт ещё два года, если ты не расскажешь мне правду, — прервав, Итачи присел на корточки и положил руки на её согнутые колени. Она с ужасом посмотрела на него и, скинув с себя руки, вскочила. Контейнер с едой перевернулся. Цепь брякнула и натянулась, наручник больно врезался в кожу. — Изуми...

— Какую правду ты хочешь услышать?! Какая правда устроит тебя?! Я сказала правду! Я всё... всё тебе рассказала! Я ничего не знаю. В тот день я пошла в магазин покупать ванилин. Я хотела испечь наполеон. Мадара почти год не пил... я обещала испечь торт. Ванилина не было... Чертового ванилина не было! Я зашла в этот переулок, чтобы накормить одного бездомного кота. И услышала, как кто-то зовёт на помощь. Я оказалась там случайно. Поверь мне, пожалуйста. Прошу, поверь! Господи, я рассказывала тебе тысячу раз правду. Но она тебе не нравилась. Так какую правду тебе рассказать?!

— Не строй из себя дурочку, — прокричал он, схватив её за локоть и потянул вверх, отчего ей пришлось встать на носочки. — Ты отлично понимаешь, что я хочу от тебя услышать.

— И что?! Ты бы поверил и отпустил меня? Обнял бы по-братски и отпустил, — повысила голос Изуми и стала вырываться из хватки, но он лишь сильнее сжал, отчего она издала тихий писк.

— Всё могло быть иначе.

— Иначе? Ты не поверил бы мне. Я не уверена, что прожила бы эти два года, скажи тебе правду. Признайся тебе тогда или сейчас, у меня будет лишь два варианта: пуля в голову или этот подвал. Я стала случайным свидетелем твоего преступления, а впоследствии узнала, что ты тайный агент. Я не дура, ты никогда меня не отпустишь, потому что облажался!

— Ты моя сестра?

— В тебе проснулся стыд? Гложет чувство вины за то, что хотел сотворить с родной сестрой?!

— Я не хотел тебя! — перекричал он и, наклонившись к ней, зло прохрипел в ухо, — не хотел! И никогда не захочу такую как ты, — пытался убедить больше самого себя, чем её.

— Ври себе и дальше, — прыснула она, стараясь отстраниться. — Ты бы точно залез мне в трусы, если бы я тебя не остановила.

— Тебе ли говорить о принципах и стыде? Ты приехала в этот город с одной целью — разрушить нашу семью. Ты вымогала деньги. Ты хотела использовать меня. Призналась в любви, а тем временем крутила роман с Шисуи.

— Нет, нет... всё не так, — мотнув головой, прошептала девушка и посмотрела на него бесхитростно, чёрные выразительные глаза увлажнились. — Я ничего не планировала... Я ничего не знала... Обещай, что поверишь мне. Как бы странно всё не звучало, обещай, что поверишь мне, — в голосе слышалось отчаянье и она заискивающе смотрела на него.

— Сначала скажи, — холодно перебил Итачи, прищурившись, — что ты нашла на отца? Да, не спорю, скандал с дочерью на стороне подмочил бы его репутацию, но не настолько, чтобы желать смерти. Так что ты нашла, Изуми?

— Я не знаю.

— Ты хочешь лишиться ещё двух пальцев?!

— Нет, Итачи. Прошу, поверь мне. Я не знаю, правда, не знаю. Я не просила денег. Я даже не знала, кто он. Твой отец сам нашёл меня, назвал мою мать шлюхой и лгуньей. Сказал, что такое отребье как я не может быть его дочерью. Он всучил сумку, пригрозив, чтобы я убиралась из города и никогда не возвращалась.

— Ты взяла деньги?

— Да... то есть я не знала, что там. Я... Пойми меня, я остолбенела, он просто отдал сумку и уехал. Я хотела вернуть их и приходила в здание суда, но его постоянно окружали люди. А через три дня я наткнулась на тебя в переулке и подумала, что ты пришёл за мной, но вскоре поняла, что ты меня с кем-то путаешь и явно ничего не знаешь обо мне. Я скажу тебе, где деньги, — сглотнув, прошептала Изуми. — Можешь забрать, мне они не нужны. Мне от вашей семьи ничего не нужно.

— Что за чушь? — усмехнулся Итачи, наклонив голову набок. — История с тортом звучала более правдоподобно. Я знаю, где ты жила, откуда приехала. Хочешь сказать, ты по чистой случайности оказалась здесь? Хочешь сказать, ты не знала, что он твой отец?

— Нет... нет... — замотала она головой, задыхаясь. Слёзы градом катились по щекам. — Этот человек не может быть моим отцом, — захлёбываясь, прокричала она. Тело стала бить мелкая дрожь , свободной рукой девушка била его по груди, пытаясь вырваться из крепкой хватки. — Не прикасайся ко мне! Убери руки! Ненавижу! Ненавижу вас всех!

Итачи выпустил. Ему впервые по-настоящему стало страшно. Её истерика была на грани безумия, а от крика переворачивалось всё нутро. Она дёргала прикованную руку со всей силы так, что тупая сталь резала кожу.

— Прекрати! Ты себя калечишь! — схватив её за плечи, встряхнул он, но она лишь сильнее стала кричать и с яростью вырываться. Итачи замахнулся и со всей силы ударил по лицу.

Изуми резко затихла, отшатнулась и тронула челюсть. Мелкие красные пятна проступили на светлой коже. Подняв рассеянный взгляд, прошлась руками по жирным волосам и прошептала:

— Я грязная... Мне нужно в душ. Я хочу смыть грязь.

Итачи подошел к ней и отстегнул наручники. Бросив мимолётный взор в сторону ванны, мужчина сглотнул.

Месяц назад Итачи долго стоял под дверью и терпеливо ждал, пока Изуми принимала душ. Постучавшись и не услышав ответа, он с излишней осторожностью вошёл. Итачи обнаружил её, свисающую через бортик ванной, в одном нижнем белье — либо упала, либо потеряла сознание от усталости. Торопливо подойдя, он наклонился к ней, чтобы поднять, и в это мгновение Изуми резко направила на него душевую насадку и, искусно воспользовавшись замешательством, ударила локтем в солнечное сплетение, но не успела добежать до двери, как поскользнулась и с грохотом упала. Он повалил её на живот и вжал в кафель, когда она собиралась подняться.

— Это было глупо.

Изуми стала извиваться, как змея, в попытке освободиться. Пальцы заскользили по влажной коже, отчего он сильнее сжал поясницу, пытаясь удержать. Она застонала от боли. Мокрые волосы разметались по плечам и спине, он собирался было заломить руки, чтобы надеть наручники, как в глаза бросились две родинки в ложбинке позвоночника. Аккуратные, размером с бисер, на одинаковом расстоянии друг от друга. Убрав волосы в сторону, взору открылись шесть симметричных родинок вдоль позвонков. У него перехватило дыхание и, проведя рукой по спине, он уткнулся носом между лопатками и глубоко вдохнул запах травянистого шампуня и мыла. По телу пробежали мурашки, а сердце стало бешено стучать, внизу неприятно заныло и рука скользнула вниз под чашечки бюстгальтера. Упругая грудь помещалась в ладошку, была мягкой и приятной на ощупь. Ему до дрожи захотелось сжать её.

— Итачи, прекрати, — вывел из транса её жалобный голос, и он разом отпрянул от неё, помогая подняться.

— Можно мне… немного побыть одной? — с мольбой в голосе и пряча лицо за волосами.

Он ничего не ответил, словно заворожённый, смотрел как по светлой коже стекают тонкие струйки воды, как впитываются в тонкую ткань нижнего белья. Тяжело сглотнув, он вышел.

— Двадцать минут. Одежда на стуле, как всегда. На этот раз без глупостей, — сказал парень, отгоняя воспоминание.

Постучав в дверь, он услышал доносящийся с конца комнаты голос. Изуми сидела на стуле в углу, сцепив руки. Его чёрный свитер был ей великоват и она буквально тонула в нём, выглядев ещё меньше, чем была на самом деле.

— Итачи, — полушёпотом произнесла она и слабо схватила его за предплечье.

— Что? — выглядела она потерянной и смотря на её дрожащие губы, все в груди сжималось.

— Есть чем обработать руку? Саднит.

Взглянув на порез от наручника, он скривился. Через несколько минут вернулся с небольшим рулоном бинта и спирта. Присев, намочил ткань и слегка прижал к запястью. Девушка шикнула и он слегка улыбнулся, посмотрев на неё снизу вверх. Остановившись взглядом на её чёрных глазах, он замер. Свободная рука прошлась по его голове, пальцы медленно стали зарываться в волосы, доставляя приятную боль. По телу пробежал табун мурашек, глаза неотрывно следили за её лицом, боясь упустить ее из виду, пытаясь словить каждую эмоцию. Через секунду он ощутил удар коленом по носу.

Изуми со всех ног побежала. Скользя по половицам, она выбежала в небольшой коридор с тусклым светом. Судорожно дёргая дверные ручки, она неслась от одной двери к другой, и вот, наконец, одна из них со скрипом отворилась. Комната, залитая холодным сумеречным светом, никуда не вела. Вся мебель была покрыта белой тканью, а пол был устлан полиэтиленовой плёнкой. Она подбежала к окну — старое, деревянное, с облупленной краской, шпингалеты которого заржавели и намертво пристали к своим местам, оно будто смеялось над ней. Быстро содрав ткань с ближайшей поверхности, её взору предстало тёмное пианино и, взяв круглый стул, что стоял рядом с ним, она разбила окно. Голые ноги приземлились на битое стекло, кожу больно закололо. В нос ударил холодный морозный воздух и от свежести у неё закружилась голова. Девушка несколько секунд простояла, оглядываясь и привыкая, а затем побежала вперёд, оставляя кровавые следы на снегу. Завидев машину у забора, она двинулась к ней. Секунда, и вот она лежит на спине, придавленная кем-то. Открыв глаза, Изуми застыла от страха: здоровый ротвейлер навис над ней, тёплое дыхание опаляло кожу лица и с жёлтых острых клыков стекала пенистая слюна. Из пасти доносилось зловещее утробное рычание. Казалось, вздохни, и он перегрызёт тебе шею. В глазах заблестели слёзы, досада волнами пронеслась по телу. Так далеко ей ещё никогда не удавалось дойти. Сжав губы и кулаки, она собиралась биться насмерть, лишь бы снова не очутиться в этом подвале наедине со своими мыслями.

— Герда!

Псина яростней зарычала и больно вдавила лапами в грудь. Изуми подняла руку, когда раздался выстрел. Собака протяжно заскулила ей в ухо и затихла, несколько раз прохрипев. Что-то тёплое растеклось по телу. Она вспомнила Шисуи: немного жёсткие волосы, щекотавшие кожу, и тяжесть головы на её животе. С неба летели крупные хлопья снега, и она только сейчас заметила, что на дворе зима. По крайней мере, хоть одно обещание она выполнит. Тёплые слёзы заструились из глаз, заливая уши. Итачи заботливо убрал собаку, по телу разнёсся холодок. Она провела рукой по свитеру и взглянула на окровавленные ладони. Он смотрел на неё сверху вниз, подчёркивая своё превосходство, утирая тыльной стороной ладони густую кровь с лица и держа в руках пистолет.

— Встать сможешь?

Изуми ничего не ответила, лишь прикрыла глаза. Снежинки мягко падали на кожу и медленно таяли, принося чувство забытой свободы и лёгкости. Она и забыла, каково это — быть свободной. Жаль, что лишь временно. Изуми услышала, как он опустился вниз и слегка приоткрыла глаза, повернув голову. Он сел на снег, вытянув одну ногу.

— Ты бы далеко не убежала. На что надеялась? До ближайшего населённого пункта идти минут тридцать. Я бы поймал тебя через несколько метров.

— Я хотя бы попыталась, — надломлено сказала она. Сквозь тёмные нависшие облака проскользнул лунный свет.

— Хороший удар. Ты сломала мне нос.

— А ты мне — жизнь.

Он ухмыльнулся, посмотрев на неё, убрал в сторону волосы, открывая лицо. Повёл большим пальцем по разбитой губе и подбородку.

— Я этого не хотел.

— Мне жаль, что ты пристрелил собаку.

— Она была уже старой и со дня на день умерла бы.

— Что теперь будет... со мной?

— Не знаю, — сказал он, поднимая её.

Положив её на кровать, он приподнял спортивные штаны, оголяя щиколотки. Ноги кровоточили и в некоторых местах блестела стекольная крошка. При пустяковых порезах он мог бы и сам обработать, но тут явно требовался врач. К тому же, она расшибла голову, и вязкая темно-бордовая жидкость пачкала подушку.

— Я... То признание было правдой, — тихо прошептала она, когда он обматывал её ногу бинтом. — Я была влюблена в тебя, — посмотрев исподлобья, он перешёл ко второй ноге. — Ты заслонил меня от пули собой.

— На мне был бронежилет.

— На мне тоже.

— Она попала бы тебе в шею.

— Никто ничего подобного не делал для меня. Это тронуло. Когда я призналась, ты так осторожно отверг, чтобы не задеть мои чувства… Из-за этого ты стал нравиться мне ещё сильнее. Я хочу, чтобы ты знал — тогда мои чувства не были ложью. Итачи… Где ключи от машины? — спросила она, наведя на него курок.

— Не стоит этого делать, Изуми, — спокойно произнёс следователь, поднимая руки в мирном жесте.

— Где ключи от машины?

— Ты не выстрелишь.

— Почему... почему ты так думаешь?

— Ты не убийца.

— Легко ли убить человека? — спросила она как-то Мадару на кухне, пока мыла посуду. Он закурил, помолчав с минуту, встал, посмотрел в окно и положил тарелки в сушку.

— Почему спрашиваешь?

— Интересно, — она закрыла кран и обтёрла руки о фартук.

— Легко, если ненавидишь.

— А что потом? Что вы почувствовали после того, как убили? Свободу?

— Пустоту.

Руки её задрожали и, сильно зажмурившись, Изуми спустила курок. В тишине комнаты раздался слабый щелчок. Она в ужасе распахнула глаза и выронила оружие.

Итачи взял пистолет и засунул в брюки. Кровать тихо скрипнула, когда он присел совсем рядом и, обхватив руками её голову, притянул ещё ближе, заглядывая в глаза.

— Там была только одна пуля и я потратил её на собаку. Я знал, что ты стащила его, когда я укладывал тебя на кровать. Просто сделал вид, что не заметил.

— Зачем?

— Чтобы не сомневаться.

— В чём?

— В том, что я с тобой сделаю, — сказал он, прежде чем оглушить её.

Это был последний человек, к которому он бы обратился, однако, вести Изуми в больницу или частную клинику нельзя. Других подпольных врачей кроме Орочимару он не знал. Тот, в своё время, лишился лицензии из-за довольно жёсткого обращения с пациентами. Сейчас жил, припеваючи, на другом конце города, в большом коттеджном доме, латая мафиози и всякую шваль, которая не скупилась на деньги и терпела любую боль.

Светало, когда следователь подъехал к его дому и позвонил в видео-домофон. Врач пёкся о своей безопасности и оградил себя от внешнего мира высоким забором с колючей проволокой и дюжиной охранников.

— Вот так сюрприз! — с нарочитым притворством прохрипел Орочимару, запахивая белый халат. — Что же привело самого Учиху Итачи ко мне? Хотя, смотря на тебя, начинаю понимать.

— Я привёз кое-кого.

— Снова братца?

— Нет, — отрезал следователь и зло посмотрел на врача, жёлтые глаза которого в предвкушении прищурились.

— И кого же?

— Это не важно. Ты обработаешь раны, и сегодня днём я заберу её.

— Днём? Ты же знаешь правила, — приподняв левую бровь, прошипел Орочимару и опёрся о стену.

— Поговаривают, что за малые деньги где-то в этом районе можно достать органы. Даже не знаю, верить этому или нет.

— Днём так днём. На что только не пойдёшь ради дружбы со следователем, — ехидно улыбаясь, Орочимару развёл руками.

Итачи принял душ, переоделся в выглаженный костюм и выпил чашку крепкого кофе прежде, чем выйти на улицу. Пройдя к автомобилю, он оценил вмятину, оставленную от фонарного столба, завёл мотор и поехал на работу.

Глава опубликована: 05.11.2024

Часть 13

— Нужно подписать два документа, — сказала Каори, вытянув из папки пару листов. Она свела тонкие брови к переносице и быстро прошлась по написанному, уверяясь, что достала нужные бумаги.

— Что ж, — щёлкнув ручкой, протянул Наруто и поднял голову в ожидании.

Секретарь аккуратно поставила документы на стол и указала пальцем, где нужно поставить подпись. Узумаки хотел было бездумно черкнуть, как, собственно, всегда и делал, но замер, слегка склонив голову набок. Каори прижала папку к груди и зажмурила глаза.

— Заявление на отпуск... Инузука и Акимичи. Кто так распределяет отпуска? На той неделе я подписал три заявления, они выйдут на работу только через полторы недели, еще два сотрудника на больничном. Если я сейчас это подпишу, у нас никого не останется. Вдруг что-то случится?

— Я согласна с вами. Но тут такое дело… — Каори замялась и нервно облизала губы, съедая слой бледно-розовой помады.

— В общем, отдел кадров немного напортачил с графиком отпусков. У Инузука и Акимичи переработки и, плюс ко всему, их должны были отпустить в отпуск еще два месяца назад.

— Подождут полторы недели и отпустим.

— Нет, — покачала головой женщина и присела на стул, поправив форменную юбку. — Через три недели ожидается трудовая инспекция — переработки их не обрадуют точно. Проблем не хочется. Тем более у Инузука сестра замуж выходит, ему нужно ехать на свадьбу, а у Акимичи дочь вчера родилась, ему хочется побыть дома с семьёй. К тому же в нашем отделе всегда спокойно, не считая недавнего дела... Но какова вероятность, что случится что-то серьезное? Думаю, не больше процента, — Каори вновь замолчала и облизала губы, припоминая, каких еще аргументов можно придумать для начальника. — И у нас же теперь два опытных следователя — Хьюга и Учиха, которые могут заменить четырёх!

— Ну, хорошо. Надеюсь, справимся, — улыбнулся Наруто и глаза вновь засияли ярким голубым цветом. Он поставил подпись и протянул бумаги. — Нужно что-то организовать и поздравить их.

— Эм… Мы уже отметили, — пряча взгляд, пробормотала Каори, — вчера. Вы почти целый день провели в главном управлении... Мы оставили вам кусочек торта, но, кажется, кто-то уже съел его…

— Вот оно как, — с лёгкой грустью ответил начальник, почесав затылок. — Видимо, был вкусный.

— Очень! — с восторгом сказала секретарь и тут же закусила язык. — Между прочим, покупали в кофейне, флаеры которой вы раздали накануне.

— Значит сходили?

— Да, кофе там превосходный, а профитроли просто божественны...

— До обеда ещё два часа, а у меня уже сосёт под ложечкой из-за твоих рассказов.

— Извините.

Забрав документы, женщина неслышно покинула кабинет и засеменила к коллегам — радовать их замечательной новостью. Наруто открыл документы на рабочем столе и, пытаясь удержать концентрацию на них, несколько минут усердно что-то редактировал. Не удалось — мышка полетела в стену, а ее владелец откинулся на кресло и прикрыл лицо руками. В тишине кабинета было слышно, как сухая ветка скрежет по стеклу, размерено тикают настенные часы и завывает ветер, просачиваясь через щель оконной рамы. Узумаки, подойдя к окну и притронувшись рукой к низу подоконника, недовольно цокнул. Щель была большая. Сразу стало понятно, что начальство поскупилось на материалы и лишь для галочки в отчётности установила новые окна (правда, новизна их была под сомнением — при открытии они часто заедали, а на пластике были видны царапины). Пока не наступили холода, нужно было залатать дыры герметиком или монтажной пеной. Наруто, конечно, сообщит об этом на очередном собрании в главном управлении, однако всё может затянуться на несколько месяцев, а все его сотрудники к устранению этой проблемы уже слягут с простудой.

Выйдя из кабинета, Наруто улыбнулся коллегам и пошел в сторону рабочих мест Саске и Неджи. Остановившись напротив двери, он долго не решался войти. За дверью было тихо и, если бы не включённый свет, пробивающийся сквозь жалюзи, он бы подумал, что там никого нет. Они даже не заметили, как он вошёл.

Нахмурившись, оба с серьёзным видом, каждый за свои столом, сидели и читали рапорты прошлых лет. Узумаки был уверен, что ничего интересного там нет: очередная бабушка или дед жаловались на молодёжь и их вечеринки, либо на пропажу денег, которые впоследствии нашли на антресолях. Наруто, облокотившись на дверь, с хлопком закрыл её и поёжился от холода, сложив руки перед собой.

— У вас тоже продувают окна, — Неджи и Саске оторвали взгляд от бумаг и посмотрели на начальника, который сегодня вместо привычного пиджака и брюк, был в сером кардигане и джинсах. — Бросьте, ребята, неужели вы не чувствуете холода?

— Нет, — ответил Саске, вспоминая, в каком холоде он сегодня проснулся. С отоплением вновь произошла какая-то беда, трубы были ледяными и не было горячей воды. Кабинет казался очень тёплым, и, по правде говоря, ему не особо хотелось возвращаться в стылый дом. Он даже подумывал заночевать здесь.

Мучительный кашель вновь настиг Учиху, и он потянулся до заветного пузырька, чтобы подавить приступ. Неджи повёл плечами и поправил воротник свитера, косо глядя на Саске — тот уже сделал три глотка из склянки и завинтил крышку.

Наруто подошёл к окну, провёл рукой между створкой. Сифонило в районе петель.

— Вы идёте на обед? — по-доброму спросил Наруто. Засунув руки в карманы джинсов, он присел на край подоконника.

— Я закажу, — ответил Саске и громко чихнул. Достав салфетки, он что-то пробормотал и утёр нос.

— Будешь? — достав шоколадный батончик из нижнего шкафчика, спросил Неджи. Наруто кивнул.

— Только не говори, что я ем твой обед, — широко улыбнувшись и порвав обёртку зубами, сказал Узумаки. Откусив, он блаженно закрыл глаза. — Запфыл позафтракать.

— Признайся, что проспал, — протянул Учиха, смотря на друга, который с академии совсем не изменился — всё такой же неряшливый и непоседливый парень, который опаздывал на пары, забывал причесаться и ходил в помятой футболке и рубашке, из-за чего постоянно получал нагоняй от преподавателей.

— Я не проспал! — протестующе ответил Наруто, проглотив.

— Конечно-конечно, — ухмыльнувшись, протянул Неджи. — Видимо, много важных дел помешали найти носки одного цвета и заправить рубашку.

— Вот чёрт, — стыдливо выругался Наруто, смотря на разноцветные носки. Он зажал батончик между зубами и стал поправлять рубашку.

— А ты, Саске, будешь? У меня ещё есть, — Неджи помахал сникерсом, вынутым из ящика.

— Не любитель сладкого, — холодно ответил Учиха, не понимая намерений коллеги.

— Судя по тому, как ты лакаешь сироп, я в этом сильно сомневаюсь.

Саске шикнул и что-то нервно чиркнул на листе.

— Ты хоть понимаешь, что его нельзя пить в таких количествах? Тебе нужно показаться врачу.

— Не знал, что ты так печёшься о моём здоровье.

Наруто с интересом наблюдал за перепалкой, стараясь не вмешиваться. Это было какое-никакое общение — однозначно лучше, чем гробовое молчанье.

— Твой кашель не даёт мне поспать нормально.

— Не знал, что у тебя такой чуткий сон.

Наруто посмотрел на Неджи — тот сильно стиснул ручку между пальцами и в серых глазах заиграла злость. Резко спрыгнув с подоконника и закинув обёртку в урну, начальник встал между столами.

— Неджи прав, тебе стоит сходить к врачу. Да и недалеко это все — вон, через дорогу клиника есть. Постарайся не дотянуть до больничного, а то мы точно не протянем без людей. Максимум, смогу на пару дней отпустить. И, кстати, у меня тут идея возникла — может сходим вечерком куда-то вместе? Или можем у меня дома посидеть…

— Я пас. Сегодня собрание жильцов, — сказал Неджи и вернулся к чтению документа.

— Собрание жильцов? — нахмурив тёмные брови, спросил Саске.

— Ты не читал объявление внизу?

— Я никогда их не читаю.

— Зря. В девять вечера в квартире 303. Будут обсуждать проблемы дома. Я бы не пошёл, если бы этих проблем не было так много и это, пожалуй, единственный шанс достучаться до администрации. Не знаю, что за хрень у них творится, но я чуть не помер от холода сегодня ночью. Пришлось включать духовку и греться на кухне.

— А что у соседок?

— Каких соседок?

— Забыл, как их зовут. У них ещё кран прорвало.

— Мне откуда знать?

— Ты что, даже не поинтересовался?

— Как ты себе это представляешь? — с раздражением ответил Неджи.

— Я посреди ночи должен был стучаться в дверь и спрашивать, не замёрзли ли они от холода и предлагать им погреться у меня? Меня бы приняли за соседа-извращенца.

— Я бы постучал. А вдруг у них что-то ещё случилось. Понятно всё с вами. Я в магазин, куплю монтажную пену.

Наруто вместе с Саске вышли на улицу. Холодный, колючий ветер щипал щёки и руки, Узамаки уже пожалел, что не взял перчатки. Обернув дважды серый шарф, он направил Саске в больницу, а сам пошел в противоположном направлении. Магазин со стройматериалами был в двух кварталах. Громко хохочущие дети, завидев его, поздоровались и пробежали мимо. Наруто улыбнулся сам себе и посмотрел им вслед. Через несколько лет они станут взрослыми и обрастут проблемами, исчезнет этот беззаботный смех. В груди тоскливо защемило и его обычно солнечные глаза наполнились грустью.

Временами ему хотелось вернуться в детство, стать беспечным мальчишкой, у которого и была лишь одна проблема — не попасться матери на глаза из-за полученной двойки. Тогда было так просто собраться с друзьями у кого-то дома, посмеяться от души, играя в настольные игры, прятаться с ребятами где-то в закутке, пить пиво, курить косяк, обсуждать девчонок, материться и считать себя достаточно взрослыми. Они хотели поскорее вырасти, думая, что быть взрослым — круто. Кто ж знал, что это полный отстой. Взрослый — всё тот же ребёнок, просто уже никому не нужный, кроме самого себя. Почему-то именно сейчас, идя по безлюдной улице, он почувствовал себя безмерно одиноким среди кружащихся, словно пыль, снежинок. Карман завибрировал. Достав телефон, он бодро ответил:

— Привет, Гаара. Что-то стряслось?

— Сегодня поднимали дело, — прошептали в трубку.

— Вот оно как. Снова нашли, к чему придраться?

— Я не присутствовал. Имей в виду, что в скором времени тебя и Неджи пригласят побеседовать. Вам не стоило соваться в дело со студентом. Их это разозлило.

— Я уже понял, — понуро ответил Наруто, вспоминая, что вместо похвалы получил выговор от начальства. — Я должен был отдать дело четвёртому отделу. Ребята вломились без ордера. Там много всего нарушено. Но соблюдай бы мы правила — никогда бы не поймали его!

— Я знаю... Но они не любят самодеятельности. Хотел предупредить, чтобы подготовился к допросу, ты особо не переживай насчёт него. Сам понимаешь, зачем они это делают...

— Чтобы указать, где моё место, — со злостью сказал Наруто, пнув бордюр.

Узумаки сделал глубокий вдох и выдохнул, успокаиваясь. Перед глазами возник злополучный октябрьский день, когда он принял решение, которое перечеркнуло всю его жизнь. Он никогда не сожалел об этом, потому что был уверен, что поступил правильно. Но иногда, ложась в кровать, он думал, мог ли он поступить иначе.

— На тридцать пятой улице произошла авария, из-за чего всё движение встало. Можно объехать... сказал радиоведущий, прежде чем Наруто переключил канал. — В семь вечера ожидается дождь, — нажав на кнопку еще раз, он услышал, Ooh, she's a little runaway. Daddy's girl learned fast, — Наруто стал хлопать рукой по бедру в такт музыки, кривляться и завывать.

 Только не это, — мучительно протянул Неджи и выключил музыку. Ты паршиво поёшь. Хочу провести последний час рабочего дня без твоих потуг на певца, это травмирует мои уши.

 Ты такой зануда, Неджи, — обиженно сказал Узумаки и откинулся на кресло, положив руки за голову, — сегодня и так целый день была скука смертная, а ты даже повеселиться не даёшь. И как тебя девуш... — осёкся парень, и тут же замолчал, вспомнив, что напарник несколько месяцев назад потерял свою девушку.

 Тоже считала меня занудой, — серые глаза стали отрешёнными.

 Может сходим куда-нибудь после работы?

 Мне нужно отца навестить в больнице.

 Что-то случилось?

 Сердце прихватило, но всё обошлось, — пробормотал Хьюга, заворачивая влево и потёр переносицу.

 Ты мог бы взять отгул и провести время с отцом. Мир не рухнет, если ты... — с осторожностью сказал напарник, так как тот работал сверхурочно уже который месяц.

— Всё в порядке, Наруто, не переживай. Мне просто нужна работа, чтобы забыться.

 Кто-нибудь есть на пересечении двадцать третьей улицы? — прошипели по рации, прерывая разговор.

 Хьюга и Узумаки поблизости.

 Отлично. В третьем доме в квартире 303 совершено ограбление. Есть пострадавшие. Скорая будет на месте через полчаса, желательно приехать раньше.

 Приняли. Подожди, — задумчиво произнёс Узумаки, — это не наш район.

 Знаю. Но в восьмом что-то стряслось, вроде сотрудник пропал, все на ушах ходят. Попросили помочь.

 В каком смысле пропал?

 В каком смысле пропадают люди, Узумаки! Так ты едешь или нет?

 Один день в диспетчерской попросили посидеть, а ты уже нервный, Рок, — захохотал Наруто.

 Посмотрю на тебя на следующей неделе, каким весёлым ты отсюда выйдешь. Поосторожней только, всё-таки двадцать пятый район...

 Вот чёрт, я жилет сегодня забыл.

 Если тебя подстрелят, то я заберу твоё кресло.

 Мечтай, Рок, расхохотался Наруто и отключил рацию.

 Чувствую, кому-то сегодня влетит, — сказал Неджи, подъезжая к самому неспокойному кварталу города.

 Не начинай. Ты же знаешь, как я не люблю эти жилеты.

 По должностной инструкции...

Ай, Неджи, замолчи, — опрокинувшись на кресло, завыл Наруто.

 Думал, больше его не увижу, — прошептал следователь, смотря через окно на унылые серые здания.

 Никогда здесь не был. Выглядит...

 Безнадёжно.

 Здесь безопасно оставлять машину?

 Надо припарковаться подальше. Здесь, в лучшем случае, ее закидают тухлыми яйцами и помидорами. В худшем, мы останемся без машины.

Он отъехал подальше и, поставив машину за магазином, напарники вышли.

<i>Под</i> козырьком дома на лестнице сидели две девчонки в красных болоньевых куртках. У одной под глазом красовался пурпурный синяк, у другой были ссадины на руках. Они раскуривали косяк и запивали пивом. Увидев полицейских, они свистнули, захохотали и показали средний палец.

 Они же школьницы.

— На которых уже целое дело: проституция, торговля наркотиками, мелкая кража. Каждый третий тут либо с гепатитом, либо со спидом. Будни в восьмом - это вечные разборки с пьяницами и наркоманами. Каждый день тут поножовщина или передоз.

 Знаю… Тени рассказывала.

 Наруто, — девица с выкрашенными в ярко-красный цвет волосами и в ядовито-зелёном полушубке бросилась на шею Узумаки, — Ты куда пропал?! Сто лет тебя не видела!

— Привет, Карин, — сказал он и по-дружески обнял её, — перевели. А ты не изменилась.

 Скажешь тоже. Вы случаем не в 303?

 Туда.

 Это я вызвала. Этот дурень ударил свою бабку, забрал кошелёк и удрал. Я приложила лёд. Не думаю, что она будет писать заявление, хоть и надо. А то малец вообще обнаглел. Слушай, одолжи сотку. Я верну, обещаю, — широко улыбнувшись, сказала она.

 Можно не возвращать, — достав две купюры, протянул Наруто.

 Ты просто душка, — чмокнув его в щёчку, девушка спрыгнула по лестнице вниз.

 Не смотри на меня так. Это Карин, она моя палочка-выручалочка. Когда-то проходила курсы первой помощи. Девчонка неплохая, живёт тут с парнем, который время от времени попадает за продажу травки.

Как и сказала девушка, бабка не стала подавать заявление против своего внука-наркомана. Наруто побеседовал с ней, Неджи смотрел на фотографию молодого худосочного парня в рамке. Выходя из подъезда, Неджи заметил дёргающегося парнишку в синей толстовке у стены и сразу узнал. Он направился к нему, но парень от испуга дал дёру. Хьюга побежал, не обращая внимание на крики Наруто. Забежав в глухой переулок, он вытащил оружие и выкрикнул:

 Стой или выстрелю!

Парниша остановился, но не повернулся.

 Неджи, остановись. Убери оружие! — запыхавшись, сказал Наруто.

 Я не хотел... я не хотел... — дрожа, повторял парень. Первые капли дождя разбились об асфальт.

 Подними руки, — зло прошипел Неджи и слова потонули в раскате грома. Где-то сработала сигнализация у машины. Резко потемнело и через секунду обрушился шквалистый ливень.

 Я не хотел... Мне просто нужны были деньги, а она… Не хотела их давать… Я просто толкнул ее, я не хотел ее убивать…

— Ты не... — не успел выкрикнуть Наруто, как парень упал ничком в лужу.

Узумаки замер, не понимая, что произошло. Косые холодные струи дождя хлестали по лицу, Неджи стоял как вкопанный, промокший до нитки и пристально смотрел на распластавшееся на асфальте тело. Было видно, как дрожали его руки и губы. Подбежав к парню, Наруто пытался нащупать пульс на шее.

 Дерьмо!  выплюнул он, схватившись за волосы.

 Он мёртв. Чёрт, Неджи! Какого хрена!

Неджи не отвечал, тогда Наруто вскочил и, схватив за грудки друга, хорошо встряхнул. Стеклянный взгляд сменился ужасом и он сдавленно ответил:

 Я... Мне показалось, он потянулся за оружием.

 У него не было оружия! — закрыв лицо руками, сказал Узумаки и зашагал влево и право, рассекая дождь, размышляя, что делать.

 Но я видел... Он потянулся...

 Выстрели в меня, — серьёзно сказал Наруто, вложив ему в руки свой пистолет.

 Что? — непонимающе спросил Хьюга, протирая лицо от воды.

 Скажем, что он выхватил у меня оружие, выстрелил и ты выстрелил в ответ.

 Нет... Я скажу правду... Я должен. Они поймут.

 Слушай меня, Неджи! — прижав его к стене, прошипел Наруто. Таким злым и серьёзным его лицо не было ни разу. Он сдавил грудную клетку Неджи и, прижавшись к уху, продолжил. — Парню уже ничем не поможешь, а тебя посадят. Ты подумал о своём отце? Что с ним станет, когда он узнает? Подумал о своём будущем? Хочешь оказаться за решёткой?

 Нет...

 Тогда стреляй!

Плечо болезненно заныло. Скривившись, он дотронулся до старой раны и понял, что прошёл магазин. Через дорогу было кафе, в котором горел мягкий, тёплый свет. За окном девушка в коричневом платье аккуратно расставляла стулья и, обернувшись и завидев его, приветливо помахала рукой. Смущённо улыбнувшись, Наруто перешёл дорогу. В нос ударил сладкий запах ванили, корицы и кофе.

— Привет. Я сразу тебя узнала, — проворковала Ино, подходя к барной стойке. — Решил к нам заглянуть?

— Не планировал, но ноги сами меня привели.

— Куртку можно повесить. От работы отлыниваешь? Для обеда как-то рановато.

— Подловила, — бесхитростно ответил Наруто, стряхнув капли с намокших волос.

— Выбирай, что хочешь. Угощаю, в качестве благодарности.

— Да я ничего такого не сделал, — сев за высокий стул и подперев рукой подбородок, он прищурился.

— Не скромничай. Выбирай, я не каждый день такая добрая.

— Тогда на твой вкус.

— Хм... Это перекладывание ответственности?

Хохотнув в кулак, Наруто поёрзал на стуле и ребячливо улыбнулся.

— Хотел хоть раз не принимать решение.

— Значит, это действительно правда, — загадочно улыбнувшись и обхватив пальцем подбородок, проговорила девушка.

— Что правда?

— Что мужчины, которые занимают высокие должности, любят, когда женщина доминирует.

Наруто закашлялся, покраснев с головы до пят, не понимая, как она пришла к такому выводу. Тёплая ладошка упала на плечо и дружески похлопав, Ино засмеялась.

— Я пошутила. Ты выглядел потерянным, хотела приободрить. Раз уж ты перекладываешь ответственность на меня, то я выбираю морковный торт и чай с мятой и апельсином.

— Забыл спросить тогда. Ты с какого города приехала?

— Видно, что я приезжая? — Узумаки заметил, как она вся напряглась, хоть и пыталась скрыть всё за шутливым тоном. Он много раз слышал это дрожание в голосе на допросах, когда подозреваемые пытались утаить свой страх.

— У нас тут девушки посуровее будут и говоришь ты не как здешние — тянешь гласные вверх. Твоя подруга тоже не отсюда, но вы не в одном городе выросли. Её речь отличается от твоей. В твоей больше развязности. Я замечал такую манеру речи у девушек, которые выросли на улице.

— Так я арестована за то, что тяну гласные и иногда говорю плохие словечки? — соблазнительно прошептала ему в ухо Ино, отчего по телу пробежались мурашки и его бросило в жар. Он не заметил, как подрагивали её руки, когда она ставила чашку чая на стол.

— Извини. Я... Это привычка.

— Я с южного маленького провинциального городка. Если назову, даже не поймёшь, где это. А у тебя что за секрет? Как в таком юном возрасте добился должности начальника отдела? Если я не ошибаюсь, то следователи получают её к тридцати годам, а тебе на вид лет двадцать пять.

— Счастливый случай, — улыбнулся он, отпив ароматный чай. — Угощайся тоже.

Телефон завибрировал, на этот раз звонила Каори и сообщила, что к трём ему нужно быть в главном управлении. Обречённо вздохнув, он купил черничный пирог для сотрудников и, попрощавшись, вышел.

* * *

Саске вернулся через пятнадцать минут с лекарствами и застал Неджи, стоящего посреди кабинета. Он напряженно и отчасти взволнованно читал что-то в телефоне. Услышав шорох пакета, он оторвал взгляд. Серые глаза пробежались по Саске, остановились на секунду и снова вернулись к телефону.

— Что сказал врач?

— Бронхит. Что-то случилось?

— Девятый отдел нашёл обуглившийся труп.

— В городе появился новый маньяк? — с удивлением спросил Саске, подходя к нему.

— Пишут, что у тела нет трёх пальцев.

Саске нервно сглотнул и протянул руку, чтобы взять телефон. Неджи дал ему, а сам сел на стул, постукивая по столу указательным пальцем.

— Что думаешь?

— Полная чушь, — выплюнул Саске и поставил телефон на стол. — Коллекционер не сжигал тела. К телам он относился довольно бережно. Помнишь первый труп девушки, которую нашли? Он же одел её во всё новое и похоронил как куклу, обсыпав лепестками роз. Да, он оставлял себе на память несколько понравившихся частей тела, но он не уродовал их. Не думал, что это скажу, но у него было чувство вкуса.

— К тому же всех жертв объединяло одно — они все были эскортницами. Труп сжигают только в одном случае...

— Когда хотят усложнить опознание тела, — перебил Учиха и, сомкнув руки в замок, положил на них подбородок.

— Вначале я думал, что это подражатель, но подражатели не подкидывают кумирам свои трофеи. Эти психи любят хвастаться количеством жертв, но я уверен, что если сейчас показать ему, что она была убита таким способом, он сразу же будет отрицать свою причастность.

— Мы имеем дело с психом, который хочет, чтобы это убийство засчитали коллекционеру. Либо он разозлился, что убийство приписали коллекционеру и поэтому он сжёг труп.

— Одно нам известно точно. Настоящий убийца на свободе. Следствие закроет дело со всеми нестыковками. Город и так в панике и жителей надо успокоить хорошими новостями, — невесело проговорил Хьюга, потерев лоб. До скрежета в зубах хотелось курить.

— Если это серийный убийца, то вскоре будет новое тело. А если нет, то...

— Все забудут, а убийца будет разгуливать на свободе, смеясь полиции в лицо. Ты знал её? Она же из восьмого.

— Немного, — замялся Саске, — Мы нечасто пересекались, работала в группе брата и Шисуи. Она была милой девушкой. И если она не пала жертвой серийного убийцы, я даже не знаю, кому могла она перейти дорогу.

Кто-то прошёл по коридору и они заговорщицки затихли, смотря на дверь. Никто не вошёл и, перейдя на шёпот, они продолжили разговор.

— Если тело опознают и всё сойдётся, то дело сто процентов закроют, — сказал Неджи, запрокинув ногу на ногу. — Нам нужно помешать.

— Это нам на руку. Убийца расслабится и совершит ошибку. Нам необязательно действовать в открытую. Мы можем собрать все доказательства, а затем анонимно подкинуть прессе. Дело третьему отделу, конечно, не передадут, но поднимут снова.

— С чем ты собираешься работать? У нас нет доступа к архивам.

— Это я беру на себя.

— Уверен, что сможешь достать?

— Не думаю, что Шисуи и Итачи будут согласны с закрытием дела. Идиотами они никогда не были. Только у меня одна просьба.

— Какая?

— Не говори Наруто. У него и так проблем много, он будет против затеи. Придёт время, мы всё расскажем, но не сейчас.

— Согласен, — сказал Неджи, вставая.

Глава опубликована: 05.11.2024

Часть 14

От всеобщих негодующих возгласов трещала голова. Скрипя зубами и нервно постукивая пальцами по колену, следователи сидели на неудобных стульях, ожидая окончания собрания. Когда седовласый мужчина радостно со всеми попрощался, поблагодарив за внимание, все, облегчённо вздохнув, двинулись к выходу. Саске с Неджи тут же были отброшены волной ворчливых, проворных бабушек, которые сильно спешили к показу заключительной серии многострадальной саги — наблюдать завершение злоключений Анхелы и долгожданную свадьбу с Пэдро. Получив пару раз локтем в бок, следователи прислонились к стенке, решив все-таки пропустить поток. Когда опасность миновала и комната опустела, они молчаливо направились к квартирам.

Крупные апельсины, подскачившие, словно упругие резиновые мячики, прямо к ногам, заставили отвлечься от своих мыслей. Неджи машинально присел на корточки, чтобы собрать их, и тут же услышал знакомый голос проблемной соседки сверху. Он замер с резким осознанием того, что в толпе людей высматривал её лицо и каждый раз оборачивался на протяжный дверной скрип. Он выронил апельсины из рук, вновь ощутив давно забытое чувство ожидания и приятного облегчения с нежным трепетом в груди. Страх пробил вслед за осознанием — с сердцем неладно, слишком уж близко оно к состоянию влюбленного, а испытывать всю гамму чувств от безмерного счастья до всепоглощающего горя снова ему уж точно не хотелось. Чувство вины перед Тен-Тен потянуло за тонкие нити заштопанное сердце и отдалось неприятной болью.

— Простите, — протянула Хината, сбегая по лестнице вниз, — пакет выскользнул из рук... Надеюсь, они не упали вам на голову?

Саске закатил глаза, заприметив злополучную соседку, и хотел было выплюнуть что-нибудь едкое, но Неджи опередил. Резко поднявшись и протянув собранные апельсины, он сказал:

— Тебя не было на собрании.

— Какое собрание? — взгляд её стал серьёзным. — Я что-то пропустила?

— Если у тебя нет обогревателя, то советую приобрести, — сказал Саске, поднявшись на одну ступень. — Отопления не будет ещё неделю, если не больше. Котёл взорвался.

— Ох, — проблеяла девушка, уже считая в уме, во сколько обойдётся покупка обогревателя. Она уже достаточно много потратила на обустройство дома, лишние расходы были некстати. Хоть Ино нашла ей работу, но до зарплаты почти месяц, а просить взаймы у подруги было стыдно. Хината окинула взглядом усталых и измученных соседей и подумала об отце — у него часто был такой же вид. Он приходил за полночь, открывал холодильник и разогревал еду в микроволновке, успевая выключить ту прежде, чем раздастся противный писк. Тогда, лёжа в кровати и натянув одеяло повыше, Хината не думала, что ему, скорее всего, было одиноко сидеть на кухне и давиться едой.

— Я хочу пригласить вас на ужин. Если... конечно, у вас нет других планов. Я только переехала, город не знаю. Да и из друзей только одна подруга. А мы с вами соседи, и вы так выручили в прошлый раз, а я толком-то и не отблагодарила, — голос её дрожал и звучал искренне, она то отводила взгляд в сторону, то снова смотрела в упор с теплотой.

Неджи видел, как тяжело даётся ей общение с ними, почувствовал её потерянность, испуг. Он никогда не переезжал, поэтому ему было невдомёк, каково это. Однако Тен-Тен однажды рассказывала, что когда с отцом переехала, то первое время испытывала неведомый страх, словно под ногами выбили почву. Всё вокруг было незнакомое — чужое. Ей казалось, что она никогда не сможет вписаться в этот город, найти друзей и наслаждаться жизнью. Тогда она сказала: «Город — это живой организм. Человека, пришедшего извне, он будет воспринимать как вирус, отторгать. И чтобы прижиться, приходится приспосабливаться».

— Мы придём, — мягко ответил Неджи и слабо улыбнулся, Хината широко и радостно улыбнулась в ответ.

— Приходите через час, — сказала девушка и упорхнула вверх по лестнице.

В планы Саске не входили посиделки у соседки со своим не очень-то дружелюбном напарником. На самом деле ему казалось, что связываться с данной особой себе дороже: чувствовалось на каком-то интуитивном уровне, что за ней по пятам идут неприятности. С недовольством посмотрев на Неджи и невербально показывая ему, как он недоволен его решением за двоих, Саске поднялся в квартиру. Уже там он смог свободно растянуться на кровати и в полной тишине бездумно смотреть в потолок. С минуту пролежав, он достал телефон из кармана и, пролистав контакты, замер на имени «Итачи», не решаясь позвонить.

На протяжении двух лет он не решался набрать номер и поговорить. Итачи часто писал сообщения, рассказывая что-то о дочери, писал, что не держит на него зла и будет рад, если он хоть раз возьмёт трубку и с ним поговорит. Но Саске никогда не брал трубку. Всепоглощающее чувство стыда руководило им в те моменты, когда на экране высвечивалось имя брата. Тогда, в порыве ярости, когда от него все отвернулись, он бросил много чего нелицеприятного брату в лицо, о чём впоследствии сожалел. Если он в сердцах сказал все те вещи, значит действительно в тот момент верил в то, какой гадкий у него брат. В отличие от Неджи, Итачи простит и примет с распростёртыми объятьями. В глазах Хьюга он видел неприязнь и призрение, с этим ему жилось проще и легче, потому что там внутри не было ничего, кроме грязи. В глазах брата же он увидит любовь и от одной этой мысли его выворачивало. Разве можно любить того, кто столько дерьма натворил?

Учиха никогда не думал, что окажется по ту сторону решётки. Что на запястья наденут наручники, отведут в изолятор и будут допрашивать, как преступника, на протяжении четырёх часов. Сидя на жёстком стуле, ножки которого намертво вбиты в пол, он ожидал, когда железная дверь отворится и наконец-то войдёт его адвокат и дознаватели. Они будто специально задерживались, чтобы немного поиграть на нервах. Он не принимал более десяти часов и уже чувствовались первые признаки ломки: поднималась температура и на лбу начал проступать пот, руки и ноги непроизвольно подёргивались, тусклый свет над столом резал глаза, отчего они слезились. Дверь отворилась и, подняв голову, он с облегчением вздохнул, увидев Итачи. Брат выглядел потерянным и обеспокоенным. Поставив на стол бумажный стакан с кофе, Итачи присел напротив и закатал рукава белой рубашки.

— Двойной эспрессо, будет как раз кстати.

Саске потянулся к стакану и посмотрел на зеркало Гезелла, гадая, кто находится в помещении для наблюдения. Заметив, куда направлен взгляд, Итачи почесал переносицу и вздохнул:

— Там никого. Я кое-как выбил встречу, хоть меня здесь быть не должно.

— Отец? — сдавленно спросил Саске и потупил взор в стол.

— Да.

— Я не хочу, чтобы он...

— Ты не в том положении, чтобы ставить условия! — резко прикрикнул Итачи, сцепив пальцы в замок над столом. — Я не могу вести следствие. Конфликт интересов, сам понимаешь, — Саске ухмыльнулся и протёр лоб дрожащей рукой. Это не укрылось от взгляда брата, он моментально нахмурился. — Ты что, снова взялся за старое?

— Нет, я же сказал, что завязал.

— Поставь руки на стол и посмотри на меня.

— Итачи...

— Когда?

— Месяц назад.

— Чёрт! — воскликнул старший брат, подскочив из-за стола и уперев руки в бока. Пара глубоких вдохов немного помогли вернуть самоконтроль. — Ты обещал мне, что больше не притронешься к этой дряни. Ты клялся...

— Когда Сакура сказала, что подаёт на развод, — сглотнув, Саске закрыл глаза рукой, — я сорвался. Мне было херово...

— Ты бы мог прийти ко мне.

Саске молчал, не пытаясь объяснить, что проще принять дозу и на время развеяться, забыться.

— Ты был под кайфом, когда вошёл? Отвечай!

— Да, я был под кайфом! Я знаю, о чём ты сейчас подумал и к какому выводу пришёл, поэтому не хотел говорить! Я... я не убивал её! Это был не я! — закричал Саске и слёзы потоком хлынули из глаз, он сгорбился и плечи его задрожали. Итачи растерялся, не зная, что предпринять. Саске плакал в детстве, когда родители ругались, а повзрослев, казалось, утратил эту особенность навсегда. Итачи подошёл к нему и положил руку на плечо. — Не убивал... Я не мог, — отчаянно всхлипнул младший брат. — Она сказала, чтобы я посидел в машине, пока она проверит помещение. Вызов был пустяковый… Времени прошло не так много, минут пять, и было поразительно тихо. В кармане был порошок и я решил принять, пока ждал. Затем я заметил человека. Рослый такой, в плаще и в дурацкой шляпе. Выглядел он странно для этих мест, выделялся. Он зашёл в подъезд, а через некоторое время я услышал грохот. Я выскочил, вбежав по лестнице, ворвался в дом. Тен-Тен стояла неподвижно посреди комнаты, стол был опрокинут и множество бумаг рассыпаны по полу. Кто-то стоял у окна и держал её на мушке. Я не видел лица, только серое пальто и руки в чёрных перчатках, мешала стена. Недолго думая я выстрелил, а затем она резко упала... Я… я не понял, что происходит... Было много крови, я сразу побежал к ней, увидел пробитый висок… С того ракурса я не мог попасть... Это был не я...

— Ты видел человека, идущего к подъезду, до того, как принял или после?

— После... Но это не было галлюцинацией. Я видел его отчётливо. Почему ты мне не веришь? — вцепившись в волосы, возмущенно-надрывно спросил Саске.

— Боже, брат! — взмолился Итачи, запрокинув голову назад, он смотрел с мольбой в потолок, словно пытался разглядеть спасительный знак свыше. — Я бы хотел тебе верить. Ты не знаешь, насколько сильно хочу, чтобы это было правдой. Ты не представляешь, как сильно я тебя люблю... Но моя любовь... довела тебя до этого...

— Там был человек... Проверь регистратор, он должен был попасть в кадр. Я не вру, поверь...

— Прекрати это! Я уже видел запись, там никого, кроме тебя! Это всё твоё воображение.

— Нет!

— Но ты не стрелял в неё.

— Я же говорю, там был...

— Ри-ко-шет, — по слогам проговорил Итачи и, присев на стул, уронил голову на руки.

— Рикошет? О чём ты?

— Пуля отлетела от стены и пробила ей висок. Несчастный случай. Косвенно, ты её не убил. Адвокат договаривается, чтобы тебя выпустили под залог. Сумма не маленькая, но отец готов внести деньги. Когда завершится следствие, тебя выпустят и снимут все обвинения, решив, что возможно ты среагировал на какой-то звук. Ты вернёшься к работе и будешь жить прежней жизнью, заедая свою совесть купленным в подворотне белым порошком, но я этого не допущу.

— Что ты имеешь в виду?

— Я поступлю так, как должен был поступить давно. Я скажу, что ты наркоман.

— Итачи, я ведь потеряю всё. Ты же понимаешь? Я завяжу, клянусь. Поверь... В этот раз... — умоляюще сказал Саске, схватив за руку брата через стол.

— Нет. Так больше не может продолжаться. Смерть Тен-Тен не только на твоей совести, но и на моей. Если бы я не вёлся на все твои обещания, а поместил в клинику, то она могла быть жива. Я люблю тебя, Саске, и не хочу терять. Я должен тебя спасти, — закончил Итачи и отдёрнул руку. Он встал, и уверенным, быстрым шагом направился к двери, боясь задержаться и передумать. Стакан пролетел мимо него и с грохотом врезался в стену, расплескивая кофе. Обернувшись, он на мгновение замер. Саске смотрел на него свирепо, будто зверь. Вены на лбу вздулись, глаза пылали гневом.

— Любишь?! Не пори чушь! Когда любят, так не поступают. Ты разве способен любить? Ты будто долбанный робот, только и можешь исполнять приказы. Хочешь меня спасти? Сначала спаси себя!

— Остановись, Саске. Не говори того, о чём потом пожалеешь.

— Разве я неправ? Да у тебя даже с девушками не получается завести отношения!

Дверь оглушительно стукнула и Саске снова остался один.

Хината беспокойно вставала, постоянно бегая на кухню, приносила то перечницу, то салфетки. Порхала над столом, пододвигая к ним блюда, и продолжала бы елозить на стуле, если бы Неджи не сказал довольно жёстко, чтобы она успокоилась и тоже что-то поела вместе с ними. Было по-домашнему вкусно и Саске уплетал третью по счёту тарелку с жаркое. Девушка рассказывала о своём отце и, слушав её в пол-уха, Саске понял, что тот работал в полиции и был убит. Учиха посмотрел на напарника, который, не отрывая глаз от соседки, вел беседу. Еда в его тарелке была почти не тронута, стало понятно, что девушка ему нравится. По-хорошему, надо было найти причину и уйти, оставив их наедине, но почему-то он упрямо сидел и накладывал салат. Невольно Саске стал наблюдать за девушкой. Она была довольно симпатичная — привлекательное лицо и формы, которые трудно было скрыть даже за мешковатой одеждой. Было видно, что воспитывалась в строгости, была зажата, постоянно за что-то извинялась и продолжала говорить с ними на «вы», хоть они давно перешли на «ты». Он усмехнулся, представив, как будут развиваться отношения напарника и соседки. Сначала они отходят на свидания, вежливо общаясь, а поцелуются только к двадцатому или, если там совсем все плохо, после свадьбы. Сколько Учиха помнил, Хьюга был слишком чопорный и правильный, поэтому не был популярен среди девушек, несмотря на то, что был красив. Когда Тен-Тен сказала, что встречается с Неджи, он был удивлён, не понимая, что могло привлечь живую Такахаши в сдержанном Хьюга. Соседка подходила ему больше, она была словно тихое озеро, в водах которого можно потонуть, даже не заметив; Тен-Тен — бурлящей горной рекой, несущейся бешеным потоком к скалистым берегам, о мощные камни которых можно расшибиться.

Такахаши вошла в кабинет с огромной тяжёлой коробкой и, пыхтя, поставила ту на стол.

— Это ещё что? — спросил Саске, недовольно приподняв бровь.

— Чем задавать глупые вопросы, лучше бы помог. Работа, вот что! — сдув чёлку со лба, напарница стала нервно вытаскивать протоколы. — Нужно всё отсканировать.

— Это что, шутка?

— Я, по-твоему, шучу?

— Я тебе говорил — не маячь у кабинета начальника.

— Маячь не маячь, всё равно бы дали.

— Отдай Изуми, она выполнит всё. У нас и без этих бумаг дел много.

— Отдай Изуми! Поверить не могу, вы мужики — все такие сволочи. Девчонка третий месяц работает, а Итачи с Шисуи скинули всю документацию на неё, — возмутилась Тен-Тен и плюхнулась в кресло, потянувшись за кружкой с чаем. Заметив, что на поверхности плавает мошка, она фыркнула и вернула ту на стол.

— Новенькие всегда отдуваются.

— Да, но это чересчур. Позавчера забыла кошелёк и пришлось вернуться. Время было недетское, а в их кабинете горел свет. Захожу к ним, а она там одна сидит за кипой документов. Если бы не я, сидела бы до утра и оформляла. Вчера накричала на этих умников, надеюсь, больше такого не повторится. Да и к тому же, Шисуи с Изуми уехали в какой-то город, искать какого-то свидетеля. Как хорошо, что скоро свалю с этого дурдома.

— Куда свалишь? Переводят? — настороженно спросил Учиха. Ему не хотелось менять напарника, с Такахаши работалось легко, без конфликтов.

— Ухожу надолго в отпуск.

— Залетела что ль?

— Что? С чего ты взял?

— Ты сказала в отпуск надолго, я лишь предполагаю.

— Увольняюсь. Есть что-то поесть? — прищурилась Тен-Тен, высматривая на столе соседа что-либо съестное.

— Ты это серьёзно? Увольняешься? Что будешь делать?

— Для начала выйду замуж, — засмеявшись, сказала девушка и показала обручальное кольцо на пальце.

— Станешь домохозяйкой, нарожаешь десять детишек и будешь счастлива? Да ты умрёшь со скуки.

— Сколько яда в твоих словах, Саске. Если твой брак не удался, не значит, что мой тоже. Между прочим, ты приглашён на свадьбу.

— Не думаю, что Неджи будет рад мне.

— Будет, не сомневайся. Не понимаю, почему вы так друг друга недолюбливаете. Если бы вы переступили через свои детские обиды, уверена, смогли бы неплохо сработаться.

На столе появился торт, взяв большой нож, Хината стала осторожно резать на куски и раскладывать по блюдцам.

— А где ты училась? — спросил Неджи, забирая из рук свой кусочек торта.

Саске заметил, как дёрнулась её рука и, подняв голову, он в упор посмотрел на неё, цепляя детали. Она почесала кончик носа и направила взгляд в сторону.

— Эм, я не закончила... Отчислили на втором курсе. Смерть отца, сессия и... навалилось всё. Может попробую поступить в этом городе.

— Всё хотел спросить, почему в этот город переехала. По сравнению с тем, где ты жила, наш — дыра дырой.

— Я не знаю, — сглотнув, сказала Хината, всё так же пряча глаза. — Ино переехала, и мне захотелось что-то поменять в жизни.

— Странный выбор, — взяв чайную ложку, Саске отломил небольшой кусочек. Он не знал, заметил ли Неджи, но этот «безобидный ангелочек» явно что-то скрывала. Он обязательно выяснит что, но позже, а сейчас он не прочь насладиться чаем со сладким тортом.

Глава опубликована: 05.11.2024

Часть 15

Повесив на дверь табличку «Закрыто», Ино радостно стряхнула фартук и бросила его на стол. День закончился, а начальник так и не появился (судя по всему, и не появится). Девушка поставила любимый плейлист и, собрав волосы в кубышку, стала поднимать стулья. Директор находился в поисках менеджера по чистоте, а пока решил доплачивать за уборку ей. Ино с радостью согласилась — лишние деньги никогда не помешают. Помещение было маленькое и убрать его не составляло большого труда. Оттерев пару пятен с витрины и пройдясь по стойке, девушка зашла в подсобку за шваброй. Плеснув воду на пол, стала зигзагами водить туда-сюда, размазывая жидкость. Увидь сейчас это «старая карга», мысленно усмехнулась Ино, то точно бы отвесила леща.

— Кто так моет?! — возмущалась женщина в домашнем халате, скрестив руки перед собой.

На некогда красивом лице были видны морщинки, а светлые волосы пожухли, потускнели и больше не отливали золотым светом. Джун Тсукури разменяла четвёртый десяток и как-то зимним вечером, зайдя на форум одиноких сердец, познакомилась там с Иноичи Яманака. У обоих за плечами был тяжёлый развод и дети — подростки с трудным характером. На протяжении нескольких месяцев они вели переписку, где время от времени обсуждали детей и проблемы воспитания. А затем потянулась вереница встреч, закончившаяся браком. Не сказать, что они испытывали друг к другу любовь, но между ними была симпатия и уважение. Да и после сорока мало кто надеялся испытать то трепетное забытое чувство, от которого на кончиках пальцев отдавало лёгким покалываньем. Первым делом они думали о детях, и именно создание семьи, на их взгляд, являлось главным решением всех проблем. Сыну — нормальный отец, на которого можно ровняться; дочери — мать, с которой можно поговорить о вещах, что не обсудишь с отцом. Сын воспринял новую семью спокойно, чего не скажешь о падчерице. Девочка была избалована, ревновала к отцу. Когда Иноичи был дома, она вела себя как примерная дочь, но стоило ему уйти на работу или уехать в командировку, то в неё словно вселялся бес: неуважительное отношение, игнорирование просьб и частые истерики. Порой, доведённая до белого каления женщина, жаловалась мужу на падчерицу, но тот с трудом верил в её рассказы, и лишь отмахивался, говоря, что она преувеличивает. «Дай ей немного времени. Она привыкнет», говорил он за завтраком.

— Если не устраивает, сама мой. Я в служанки не нанималась! — негодующе повысила голос Ино, тыкая в неё шваброй. В её размеренную жизнь с отцом ворвались два незнакомца, которые, что ни день, устанавливали свои правила, и указывали ей, что следует делать и как. Раздражало. Нет, её до жути бесила «новая семья», в особенности — Джун. Смотря на неё, Ино искренне не понимала, почему отец выбрал такую замухрышку. Синий чулок. Называет её избалованной, а сама вырастила сына-оболтуса. Только вот ему всё прощают, а ей приходится отстаивать свои личные границы.

— Ты как со мной разговариваешь, маленькая дрянь? — не сдержавшись, сказала женщина. Тут же пришлось закусить язык — она старалась не опускаться до ругательств, но эта пигалица вытаскивала на свет всё худшее в ней. — Отец тебя совсем испортил. Вырастил непонятно кого. Ну ничего, я тебя научу, как...

Дверь резко распахнулась — вернувшийся с подготовительных курсов сын остановился на пороге. Дейдара обвёл взглядом присутствующих. Судя по всему, они снова ругались, поэтому он лишь сделал музыку в наушниках погромче, игнорируя домочадцев. Когда мать объявила, что собирается замуж, он обрадовался — наконец-то её контроль, в последнее время слишком сильный, ослабнет и он сможет свободно вздохнуть. Мать также сообщила, что у него появится сестра и эта новость осчастливила его еще больше, ведь это гарантировало стопроцентное переключение внимания с него на кого-то другого. На первых порах в милой и ласково улыбающейся девочке было трудно разглядеть настоящие исчадие ада, от которого было даже больше проблем, чем от матери.

— А ты кого вырастила? Бесполезное создание, которое целыми днями то и делает, что шляется на улице и дрочит на порно-журналы, которые прячет под матрацем, — противно скорчив рожу, проговорила Ино и пнула ведро. Мыльная вода выплеснулась на пол и, растекаясь, впиталась в зелёный палас.

Джун в ужасе посмотрела на сына, шея покрылась красными пятнами: то ли от стыда, то ли от злости. Она была очень набожной и когда первый раз обнаружила эти развращающие юные умы журналы, то всыпала по первое число. Дейдара нахмурился, непонимающе посмотрев на мать, стянул наушники.

— Ты что, онанируешь? Хранишь журналы под матрацем?

— Я что? Какие журналы? — переспросил сын, фальшиво изображая удивление. Ему скоро стукнет восемнадцать и пора бы матери понять, что он не только мастурбирует, но и занимается сексом. Однако он осознавал, что в её глазах был всё ещё маленьким мальчиком, которого нужно защитить от «безнравственного мира». Если это дарует ей спокойствие, он готов был изображать примерного сына. — Ино, маленькая сучка, — сказал он сквозь зубы, когда мать быстром шагом направилась в его комнату. Его сводная сестра была настоящим бедствием, рылась в его комнате, пока его нет, под предлогом работы на компьютере.

— А Ино утром стащила деньги из кошелька, чтобы купить себе духи, — прищурившись, громко прокричал он, чтобы остановить надвигающую катастрофу. Ему было пофиг на журналы — под матрацем, помимо них, спрятан блок сигарет и травка, а уже их ликвидация привела бы к большой потере денег и, возможно, к домашнему аресту.

— Что? — не дойдя до комнаты, Джун свернула влево и направилась на кухню.

— Не стащила, а одолжила! И вообще, отец уехал, оставив деньги и мне, я взяла только то, что мне положено! — возмущалась падчерица, намазывая клубничный джем на хрустящий тост.

— Вот вернётся отец! Я... я…

— Всё ему расскажу, — закончила девушка, коварно улыбаясь. Откусив тёплый хлеб, она села на стул и довольно закинула ногу на ногу.

— Да ты посмотри на себя! Девятый класс, а красишься как... — возмущалась Джун, не в силах произнести это слово, — дворовая девка! А эти короткие юбки! Настоящий кошмар!

— Сейчас все ходят в мини-юбках и красятся. Это модно! Тебя послушать, Джун, то получается все девчонки из нашего класса шлюхи и попадут в ад, — прыснула она. Победа была за ней — Джун покраснела, запыхтела и, крича проклятия, выбежала из дому.

Дейдара зашёл на кухню, перепрятав свой тайник. Он кинул на сестру недовольный взгляд и открыл холодильник, выискивая что-нибудь вкусное.

— Ещё раз будешь рыться в моей комнате, я клянусь, я испорчу всю твою одежду, — пробурчал брат, взяв бутылку питьевого йогурта.

— Да пошёл ты, неудачник! Ни ума, ни фантазии.

— Заткнись. Будешь много говорить — получишь.

— Эй, это мой йогурт! — соскочила с места Ино и сделала несколько попыток забрать бутылку, но Дейдара был намного выше и, решив позабавиться, поднял руку над головой.

— Хм, так это был твой? А я все гадал, кто пьет йогурт с таким галимым вкусом. У отбросов и еда на вкус, как дерьмо, — с насмешкой сказал Дейдара и бросил напиток в урну.

— Ты урод! — завизжала она и хотела было врезать ему со всей дури, но он успел схватить её и заломить за спину руки.

— Ещё раз стащишь мои сиги — я разобью все твои тени. Поняла, а?

— Только попробуй и я сломаю все твои уродские скульптуры.

— Уродское — твоё лицо!

— Сам ты урод, — крикнула она, приподняв ногу, и ударила в пах, — и уясни, я тебя не боюсь. Испортишь мои вещи — я испорчу твои. Скажешь, что курю — я скажу, что ты приторговываешь травкой. Око за око, зуб за зуб.

— Сучка, — скорчившись, сказал он.

— Что есть, то есть. Не отрицаю, — сказала Ино и, поправив задравшуюся футболку, прошла в зал.

Телефон, поставленный на стол, неожиданно завибрировал, отчего Ино подпрыгнула и выронила швабру. Холодок пробежался по спине и страх ледяными мерзкими щупальцами обхватил ноги, пробираясь всё выше и выше к сердцу, намертво сковав его. Звонивший не числился у Ино в контактах, номера она не знала. Выключив музыку, девушка оцепенела. «Нет, он не мог позвонить. Он никогда меня не найдёт», успокаивала она себя, закрывая глаза и медленно выдыхая. Ладошки покрылись потом, а пальцы дрожали. Телефон продолжал вибрировать.

— Доброй ночи, Ино, — раздалось на том конце. Девушка облегченно вздохнула и попыталась убрать остатки волнения в голосе.

— Ох, господин Сенджу, давненько вы мне не звонили. Я уж подумала, что померли. Возраст и всё такое...

— Ох, только не говори, что соскучилась, а то буду звонить чаще, — рассмеялся он. Ино представила, как его лицо покрывается мелкими морщинками и лёгким румянцем.

— Думаю, переживу. Что-то случилось? — лёгкость в голосе сразу улетучилась.

— Мы вроде с тобой договорились, что вы с Хинатой будете жить вместе. Не пойму вот только, почему она съехала, не прожив с тобой и недели.

— Я не могу держать её на поводке. Она взрослая девушка и вправе сама решать, как ей жить, — ответила Ино, закусив нижнюю губу. — Вы носитесь с ней как курица с яйцом. Совсем в неё не верите...

— Не забывай, что эта «взрослая девушка» сидела на кокаине полтора года. А по опыту могу сказать, что бывших наркоманов не бывает. И дело совсем не в том, верю ли я в неё или нет. Ты не знаешь, что может послужить триггером. Сорваться снова в пропасть — легко. Я не должен был её отпускать. Слишком рано и опасно, но ты обещала, что присмотришь за ней. Найди психиатра и уговори её посещать собрания для анонимных наркоманов. Так она почувствует, что не одна. Не забывай, ты обещала.

— Я своё обещание сдержу, но и вы про своё тоже не забывайте. Долго я ещё буду скрываться без документов?

— Ино... Имей терпение. Сделать новые документы, не привлекая внимания, довольно сложно, требует много времени.  К тому же у меня сейчас появились некоторые проблемы с делом. Если ты будешь следовать моим инструкциям, то...

— Что значит проблемы с делом? Только не говорите, что всё идёт к чёрту, — паника охватила её, дыхание сперло. — Я... Я доверилась вам! Вы сказали, что дело в шляпе. Господи, если он выйдет, — вытерев ладошкой вмиг проступивший на лбу холодный пот, Ино облокотилась о стену, — он... убьёт меня.

— Мы не так всесильны, как они. Если ты будешь соблюдать все меры, обещаю, он никогда до тебя не доберётся. Поняла? — твёрдо спросил он.

— Да.

— Тогда я вынужден попрощаться. Не забывай про обещание, — раздались короткие гудки.

В дверь постучались. Вздрогнув, Ино прижалась к стене сильнее, боясь повернуть голову. Зажмурив глаза и сжав руки в кулачки, девушка шумно выдохнула и сделала шаг. За стеклом стоял Шикамару, держа в руках огромную коробку, которая закрывала всё лицо. Нацепив беззаботную улыбку, Ино открыла дверь, впуская начальника.

— Что так долго? — возмутился он, ставя коробку на кафельный пол.

— Совсем недолго, — насупилась она.

— Я минут пять пытался достучаться.

— Ох, простите, что заставила «Ваше величество» подморозить зад, — съехидничала сотрудница и взмахнула рукой, отвернувшись к пыльным полкам и переведя внимание на их уборку.

— Это что-то новенькое, — пробурчал Нара. — Случилось что-то?

— С чего ты взял?

— Не знаю, но как только я вошёл, сразу почувствовал напряжение.

— Просто устала.

— Я всё-таки хочу оформить тебя официально. Поэтому жду паспорт и трудовую книжку, — вытащив ещё одну кофеварку, он поставил ту на стол, убирая упаковочный пакет.

— Тогда я ухожу, — произнесла девушка и уголки её красивых губ опустились. — Я решила работать у тебя только потому, что всё будет неофициально.

— Почему ты так не хочешь работать на законных основаниях? Как будто скрываешься от кого-то.

— Почему... почему сразу скрываюсь? Просто официальная работа — это налоги. Мне важна каждая копейка, тем более с такой зарплатой. Да и не люблю я налоги эти платить непонятно кому. Дармоеды-чиновники лишь забирают эти деньги себе в карман, а сами и мизинцем не ударят, чтобы как-то улучшать наш город, — протараторила Ино давно заготовленную речь.

— Ух, не знал, что ты такая бережливая, — приподняв в удивление бровь, сказал Шикамару и бросил взгляд на урну, где торчали несколько осколков, — но, видимо, моего имущества это не касается. Может начать вычитать с зарплаты? Глядишь, и тарелки биться перестанут.

— Глядишь, и утром недосчитаешься сотрудника, — пропела девушка, пройдясь тряпкой по поверхности.

Нара тихо засмеялся. Как ни крути, он не мог противопоставить ей что-либо. Из любой ситуации она находила выход и знала, как ответить.

— Я поговорил с твоей подругой. Хорошая девушка и совсем не похожа на тебя. Мне понравилась, так что завтра придёт к тебе. Расскажешь и покажешь всё сама, меня не будет до понедельника. Я могу на тебя всё оставить?

— Конечно, не похожа. Я, вообще-то, в единственном экземпляре. Куда-то уезжаете? К своему противному другу?

— Он совсем непротивный, — улыбнулся Шикамару и почесал покрытую лёгкой щетиной щёку. — Никуда я не уезжаю, совсем наоборот — приезжает кое-кто. Нужно встретить и показать город. Я буду на связи, но желательно меня не беспокоить.


* * *


Выходя под предлогом покурить, Шисуи мысленно проклинал Итачи. История, рассказанная им по телефону накануне, просто вводила в ступор. Не знал он, что напарник такой невезучий — врезаться в фонарный столб, расквасить нос и заболеть в придачу — дело сложное даже для него. Тем более, на его памяти, Учиха ни разу не брал больничный, а если и болел, то обходился отгулом на пару дней. На самом деле, он бы отлично справился без Итачи, только в свете последних новостей ему было ужасно паршиво — кусок в горло не лез, а от назойливого и болтливого новичка, который каждые пять минут заваливал вопросами об Изуми, хотелось лезть на стену.

Сделав пару коротких затяжек и выдохнув дым, он стряхнул пепел. После того как обнародовали результаты экспертизы (обнаруженные пальцы принадлежали Изуми), он потерял сон. Не первую ночь ворочаясь в постели, представлял, какую ужасную боль она при этом испытывала. Грёбаный псих говорил, что ему нравилось смотреть на искажённые болью лица: «Только сорвав все маски, можно узреть истинную красоту». Как бы ему ни хотелось верить, что она ушла из жизни быстро и безболезненно, ему придётся признать — умирала она мучительно и долго. Глаза заслезились и он сморгнул с длинных пушистых ресниц слёзы. От никотина подступила тошнота и, сплюнув горькую слюну, он бросил сигарету на асфальт и затушил ботинком.

Заметив неприметный заброшенный парк, Шисуи двинулся туда и присел на деревянную скамью, спугнув перед этим пару сизых голубей. К ноге подбежала бродячая собака и, виляя рыжим хвостом, неторопливо обнюхала брюки. Погода, на удивление, была тёплой. По голубому небу медленно плыли серые облака, временами закрывая небо и отбрасывая густую тень. Здесь было тихо, и лишь издали доносился глухой гул автострады. Хотелось потонуть в этом моменте, уйти от информационного шума и наспех состряпанных статей горе-журналистов. Прикрыв красные от усталости глаза, он облокотился о спинку и задремал.

Он ещё никогда не был так зол. Войдя в кабинет, раздражённо бросил папку на стол и угрюмо посмотрел в дальний угол комнаты, откуда доносились клацающие звуки. Изуми сидела, выпрямив спину, и сбивчиво что-то печатала. Итачи взглянул на него с интересом и слегка приподнял брови, молча спрашивая: «Что случилось?».

— Чуть не завалил дело!

— Ты? — поперхнулся Итачи, откладывая бумаги в сторону. — Не верю.

— Я работал над ним три месяца, три месяца окучивал его и когда я был на волоске от чистосердечного, она...

— Вы слишком напирали, — встав из-за стола, перебила Изуми.

Стул противно процарапал пол, от звука Итачи поморщился и перевёл взгляд на коллегу. Большие чёрные глаза зажглись в гневе, милое лицо внезапно стало суровым и серьёзным. И куда делась робеющая девушка, которая две недели назад призналась ему в любви?

— Напирал?! Ты куда пришла работать — в полицию или детский сад?

— Так нельзя вести допрос! В суде он мог бы сослаться на то, что показания были даны под давлением! — упорствовала девушка, не сбавляя обороты.

— Ты мне будешь говорить, как надо работать?! — возмутился Шисуи и сделал шаг по направлению к ней. — У меня было тридцать минут, чтобы выбить признание от преступника до прихода его адвоката. Если бы я не выгнал тебя, то слил бы дело и он бы снова ускользнул!

— Он не преступник, а подозреваемый! Вот именно, вы выбиваете признание! Попираете все нормы закона! Я против такого допроса.

— За невинными лицами прячутся умелые манипуляторы. Если ты не можешь это разглядеть, то задумайся, стоит ли тебе вообще здесь работать.

— У вас просто нет совести, раз вы можете посадить потенциально невиновного человека.

— Моё дело собрать улики и, в лучшем случае, добиться признания! Остальное решает судья и присяжные, — твёрдо проговорил Шисуи. — Если что-то не устраивает — можешь уходить. Мы никого не держим. С таким подходом, как у тебя, у нас весь город будет в преступниках.

— Вот и пойду! — зло выплюнула Изуми, выбежав из кабинета.

— Чёрт! — прошипел Шисуи, запуская руки в кучерявые волосы.

— Слишком резко, на тебя не похоже, — сказал Итачи, закончив наблюдать за перепалкой.

— Знаю. Переборщил. Не стоило приходить сюда на эмоциях, — произнёс следователь, потирая переносицу указательным пальцем. — Сейчас найду ее и извинюсь.

Найти Изуми было нетрудно — стояла на заднем дворе и, скрестив руки, ходила взад и вперёд, нервно покусывая губы и что-то бормоча себе под нос. Заметив следователя, она наспех утёрла слёзы тыльной стороной ладони и как ни в чём небывало стала поправлять белую блузку.

— Извини, если обидел. Говорил сгоряча. А потом понял, что сам был такой, когда только пришёл. Правильный, — мягко проговорил он и вытащил из кармана плитку шоколада, которую кое-как выпросил у Тен-Тен. — В качестве извинения. Почему ты смеёшься?

— Вы случаем не у Тен-Тен её забрали? — улыбнулась она, разглядывая упаковку.

— Откуда ты узнала? — недоумённо спросил он.

— Я ей вчера подарила в качестве благодарности. Она помогла с документами.

— Вот чёрт! Хитрюга ничего не сказала. Между прочим, обменял на день выходного, — рассмеялся Шисуи. Оставалась последняя надежда — сделав бровки домиком и жалостливо посмотрев на неё, он спросил. — Простишь?

— Я тоже должна извиниться. Я... мне не стоило так с вами разговаривать, — шмыгнув носом, она вернула шоколадку. — Думаю, можно обменять на ваш выходной.

— Да чёрт с этим выходным. Вернёмся и кофе попьём с шоколадом. Если честно, ты меня удивила.

— Я?

— Можешь быть твёрдой, если уверена в своей правоте. Думаю, через год будешь нас с Итачи строить, — девушка залилась краской и тихо захихикала. — Хочешь поехать со мной завтра?

— Разве я не буду мешаться и раздражать?

— Если будешь, высажу на обочине, доедешь сама. Шучу, — хохотнул он и щёлкнул её по носу.

— Ай, больно же! — возмутилась напарница, ударяя его в плечо.

— Не вешай нос. Трусишь?

— Поеду, — резко ответила Изуми и решительно посмотрела на него влажными глазами.

— Тогда бери вещи на три дня. Выезжаем в восемь утра. Только, пожалуйста, без больших чемоданов.

Когда Шисуи поставили в известность, что нужно опросить несколько свидетелей по делу десятилетней давности, а также найти несостыковки в показаниях, он обречённо вздохнул. Он не любил такие дела за утомительно долгую дорогу, вынужденные беседы с местной полицией и монотонную работу с бумагами в пыльных архивах. Да и ездить часто приходилось в одиночестве или с неопытными стажерами, ведь начальство не хотело отпускать двух и более важных сотрудников из отдела.

Они ехали более трёх часов, ноги понемногу стали отекать. Подрезав несколько машин на трассе, он позволил себе превысить установленный скоростной режим. Изуми спала, плотно скрестив руки перед собой, голова её то падала вперёд, то набок, рассыпая длинные каштановые волосы по плечам и груди. Шисуи временами поглядывал на неё — в нештатской одежде она выглядела совсем юной и беззащитной. Тонкие запястья и хрупкие плечи совсем не вязались с работой в полиции.

— Не против, если остановимся? Травить тебя никотином в машине как-то не хочется. Ты и так тощая... — сказал следователь, сбавляя скорость.

— Не тощая я совсем. Просто кость неширокая.

— Экономишь на еде, наверное? Или на диете сидишь?

— Нет, — ответила она, отворачиваясь.

— Здесь нет ничего постыдного. Я экономил первое время, пока от физических нагрузок чуть коньки не отбросил. Поэтому лучше питаться нормально, — выйдя из машины, он обошёл её и достал пачку сигарет из карманов потёртых джинсов. Изуми вылезла следом и сладко потянулась, почувствовав свободу и свежий воздух. Выдыхая дым, Шисуи бросил взгляд на нее — льняные бежевые шорты обнажали стройные икры. Выглядела Изуми красиво, очень гармонично.

— Почему полиция, Изуми? Насмотрелась сериалов и решила, что всё будет, как в кино?

— Я хотела работать в прокуратуре, но в своём городе не прошла отбор. Долго искала работу, отправляла резюме во все возможные организации. И вот предложили должность следователя. Я подумала, что следователь тоже может стать прокурором. Я понимаю, — затихла она и собрала волосы в хвост, — что не совсем гожусь на эту работу — плохие физические показатели, неважно стреляю и на выездах часто медлю. Из-за моей медлительности Итачи чуть не погиб, — проглотив ком в горле, Изуми посмотрела на дорогу, белый автомобиль с шумом проехал мимо. — Но если вы дадите мне время, то увидите, что я способна на многое. Я обязательно исправлю все показатели.

— Почему прокурор? — Шисуи бросил сигарету на гравий и, откашлявшись, сел в машину.

— Насмотрелась сериалов, — шутливо отмахнулась девушка, сорвав пару придорожных мелких цветочков, и захлопнула дверь.

Трёхдневная командировка растянулась на неделю. И всё бы ничего, если бы не постоянные звонки от начальства, которое отчитывало его каждый божий день за медлительность. Они и так прозябали целыми днями в холодном тесном подвальном помещении, где пахло сыростью, плесенью и пылью, читая протоколы и выискивая нужные им сведенья. Порой даже забывали поесть, полностью погрузившись в процесс. Но разве это объяснишь начальнику, которого только и волнуют результаты. Шисуи, отдёрнув рукав рубашки, посмотрел на часы и с шумом отодвинул коробку.

— Изуми, всё, перерыв. Пошли ужинать!

— Подождите. Я, кажется, нашла... Вот, смотрите, тут и... — она вскочила и стала бегать вокруг стола, яростно поднимая бумаги. Наконец, найдя уже пожелтевший лист, она подбежала и, слегка прижавшись к его бедру, ткнула пальцем в слова. — Видите? Один свидетель. Заметить трудно, но показания немного меняются, и... вот здесь... Свидетель явно не уверен или чего-то боится.

— Дай посмотреть, — Шисуи быстро прошелся по написанному и в радостях приобнял ее за плечо и чмокнул в щечку. Девушка смутилась от такой бурной реакции. — Умничка! Предлагаю поесть и поехать к нему, если он, конечно, ещё живёт здесь, — взяв со стула пиджак, он бодро направился к выходу. Мысль, что их задание наконец-то подошло к концу и они уже завтра могут вернуться домой, безмерно радовала.

— Заказывай побольше. Сама говорила, что будешь исправляться. Начни с набора веса. Командировочные всё покроют, — приободряющее проговорил Шисуи, возвращая меню на стол и широко улыбаясь красивой официантке, которая кокетливо вертела ручкой и изредка бросала игривые взгляды.

— Тогда ещё кусочек шоколадного торта, — сказала Изуми, закончив изучать меню. Девушка светилась от счастья, что смогла, на этот раз, быть полезной. Мечтательно посмотрев в окно, она вздохнула, провожая взглядом мимо проходящих людей.

В отличие от него, напарница быстро ела, и пока он доедал грибной суп, который, на его взгляд, готовили здесь просто божественно, она уже закончила есть десерт. Он с удивлением посмотрел на неё. Пухлые губы были в шоколаде и, улыбнувшись, Шисуи только хотел намекнуть ей об этом, но она, опередив его, аккуратно протёрла рот салфеткой и тут же нетерпеливо уставилась на него. В глазах вспыхнуло недовольство, стоило ей взглянуть на его тарелки, ещё нетронутый салат и ростбиф. От чего-то ему захотелось немного позлить её и, подозвав официанта, следователь заказал блинчики с черникой. С противоположной стороны раздался раздосадованный вздох. Когда официант ушёл, Изуми повернулась к окну и, убрав волосы за ухо, стала нервно дёргать ногой. Ему нравилось, когда она злилась: супилась, сводя красивые брови к переносице и аккуратный маленький нос у неё слегка подрагивал, как у кролика. За неделю он хорошо её изучил, но в памяти остались совсем ненужные факты, например, что она часто прячет крохотную родинку под левым глазом, которая ей очень идёт; что ресницы у неё недлинные, но густые; что кожа у неё светлая, чистая, без единого бугорка и царапинки; что, когда она смущается, щёки приобретают бледно-розовый оттенок; что еле уловимый ягодно-древесный аромат ей очень подходит.

— Это дело закрыли десять лет назад, Изуми, свидетеля может и не быть в живых. Если он здесь, мы его найдём, если нет, то с этим мы уже ничего поделать не можем. Если я ещё минут пятнадцать буду есть, то ничего не изменится. Мы целый день сегодня ничего не ели, и непонятно сколько сейчас времени проведём со свидетелем. Работать на голодный желудок — так себе перспектива. Ты хорошо поработала, Изуми, поэтому закажи кофе, наслаждайся, и дай мне спокойно поесть.

— Я не могу так, — мучительно простонав, она встала из-за стола. — Я на улице вас подожду.

— Ох уж эти зелёные следователи, — прошептал в пустоту Шисуи и попросил счёт. Когда-то и он был таким — наивным и нетерпеливым, а позднее покрылся бронёй, каждый день сталкиваясь с жестокостью. И она тоже скоро изменится — исчезнет в глазах задорный огонёк и чистота, с которой она смотрит на вещи. От размышлений над ним нависла лёгкая грусть и, оставив чаевые приветливому персоналу, он поспешно вышел. Солнце садилось за горизонт, и безоблачное небо постепенно окрашивалось в бледно-сиреневое, люди прогуливались и беззаботно болтали. Изуми сидела на корточках и запускала руки в белую шерсть самоеда, который, высунув язык, приветливо ей улыбался. — А ты время зря не теряешь. Уже друзей завела?

— Вы уже поели? — вставая, удивлённо спросила она.

— Не в моих принципах заставлять девушку ждать, — весело ответил он и, покрутив ключи от машины в руках, быстро спустился и направился в сторону парковки.

— Поехали, а то он и вправду помрёт за эти пару минут.

— Спасибо, — прошептала она ему в спину, едва поспевая.

— Потом отблагодаришь.

Подъехав к ветхому дому, палисадник которого зарос бурьяном, а ранее красивый забор повалился на землю, Шисуи понял, что свидетель здесь больше не живёт. Соседка с нелепым чепчиком на голове, вышедшая вынести мусор, им и поведала, что хозяин уже четыре года как помер, а его дети, давно переехавшие в мегаполис, никак не могут этот дом продать.

Командировка резко оказалось напрасной и те сведенья, которые они обнаружили, невозможно было теперь обнародовать в суде. Изуми поникла, но Шисуи пытался приободрить её, сказав, что в этом нет её вины и они сделали всё возможное.

— Доброй ночи, — невесело проговорила она, прислонив ключ-карту к электрозамку.

— Изуми, — остановил он её. Почему-то вспомнились стройные ножки в шортах, тонкие запястья и мягкие губы. Шисуи подошел к ней и осторожно поцеловал. А она робко ответила, мягко касаясь кончиками пальцев его щёки. Прервав поцелуй, он немного отстранился и заглянул ей в глаза — в них, в отличие от его взгляда, не было желания, лишь интерес с легким испугом. Она не оттолкнула, не дала пощёчину, не накричала, и поэтому он позволил себе смелость — толкнул её внутрь и закрыл дверь.

В прихожей было темно, а выключатель найти не удалось, поэтому следователь просто потянул девушку на себя и, прижав к себе плотнее и схватив за подбородок, поцеловал уже настойчиво и страстно. В темноте было тяжело сориентироваться — запутавшись в собственном пиджаке, брошенном на пол, Шисуи чуть не упал. Он запустил руку под ее рубашку и нащупал упругую грудь, обтянутую спортивным лифом. С трудом просунув ладонь под плотную ткань, он больно сжал полушарие, на что Изуми отреагировала быстро — расцепила поцелуй и громко вскрикнула, пытаясь оттолкнуть его. Воспользовавшись секундным замешательством, Шисуи резко развернув её к стене, отчего она чуть не потеряла равновесие. Колени её подогнулись и, если бы не сильные руки, ухватившие её за поясницу, она рухнула бы на пол. Шисуи провёл рукой по упругому животу, плотно прижимаясь к ней пахом и давая знать о своём возбуждении, он боролся с застёжкой на её брюках. Ткань заскользила по коже, спускаясь вниз.

Почувствовав настойчивые руки в трусах, девушка плотно сжала бедра и напряглась всем телом, не желая, чтобы он проник дальше. Следователь огладил упругие ягодицы и прошёлся языком по ушной раковине, опаляя горячим дыханием. Стоило ей немного расслабиться, как он проник в неё пальцами, сильно надавливая на клитор. Изуми вскрикнула и часто задышала, выгнув спину. Вспомнив про резинку, Шисуи выругался про себя, поняв, что оставил ту в бардачке.

— Есть презерватив? — голос сорвался на хрип и стал гнусавым.

— Нет, — тихо произнесла она, срываясь на стон, когда он немного согнул палец. Она не была достаточно мокрой, а в штанах болезненно пульсировало и, не в силах больше терпеть, он стянул с неё трусы.

— Не против, если без? Не бойся, я вовремя, — сказал он, запуская в неё второй палец.

Она выгнула спину и всхлипнула, покачала головой, давая согласие. Слегка приспустив брюки с боксерами, он сплюнул на руку, размазывая вязкую слюну по всей длине. Немного задрав её рубашку и пройдясь рукой по оголённой спине, надавил, заставив ещё больше выгнуться и задрать зад. Она вскрикнула, когда он резко вошёл в неё, и попыталась оттолкнуть, но Шисуи лишь сильнее сжал её за бока, насаживая на себя. Было тепло и тесно, стенки сжимали его, даря болезненно-мучительное наслаждение, заставляя двигаться глубже и быстрее. Он слышал своё хриплое дыхание, шлепки тела о тело, её редкие стоны и всхлипы. Рубашка промокла от пота и противно липла к телу, штаны скатились вниз, и грубая ткань неприятно щекотала кожу, невыносимое напряжение скопилось внизу живота, он схватил её за волосы и потянул на себя, резче двигаясь. Чувствуя приближение, он выскользнул и, обхватив рукой член, пару раз передёрнул, изливаясь в ладонь. Опираясь рукой о стену, он пытался перевести дыхание. Как только оргазм минул, Шисуи натянул брюки и подхватил девушку на руки, обессиленно заваливаясь с ней на кровать. Тонкая полоска света от неплотно задёрнутых штор разрезала комнату пополам. Убрав с её лица налипшие пряди, он нежно поцеловал, извиняясь за грубость, погладил тыльной стороной ладони нежные щёки. Приподнявшись, он расстегнул рубашку и невесомо коснулся живота тёплыми пальцами. Шисуи склонился над её телом и нежно провел языком по коже, чем вызвал трепетную дрожь. Сейчас бы включить свет и увидеть её нагую, подумал он, поддевая пальцами неудобный лифчик.

— Что ты делаешь? — с испугом спросила девушка, скидывая его с себя. Сбежав на изголовье кровати, она стала нервно застёгивать рубашку.

— Хочу доставить тебе удовольствие, — игриво прошептал он, ласково пройдясь по голени.

— Я... я не хочу, — схватив Изуми за лодыжку, следователь потянул ее на себя. Нависнув над ней, он ловко устроился между ног.

— Шисуи... Я сказала, что не хочу, — запротестовала девушка, упираясь ладонями в грудь, не давая приблизиться. В темноте глаза её блестели.

— Всё хорошо... — успокаивающим шёпотом произнёс мужчина и отвёл её руки от себя.

— Если не хочешь, я не буду. Но это не честно, — прошептал он в губы, потеревшись носом. — Я хочу, чтобы и ты получила удовольствие, — парень влажно поцеловал и, услышав протяжный стон в ответ, прошелся рукой вниз по лобку, слегка задев клитор. — Здесь так темно, что я всё равно ничего не увижу. — промурлыкал на ухо, водя круговыми движениями по бугорку, девушка приподняла таз и всхлипнула, он довольно улыбнулся. — Не надо стесняться. Тебе хорошо? — вводя палец, спросил он, смотря ей в глаза. Она закусила губу и кивнула. — А так? — ехидно посмотрев, спросил он, надавив на небольшую бугристость внутри неё. Изуми громко простонала, выгнулась дугой, широко расставив ноги. Он задвигал пальцем быстрее и слегка задевал ладонью клитор. Она захныкала и стала сжимать простынь. Вскоре Изуми сама насаживалась на пальцы, когда он останавливался, виляла бёдрами, громко стонала и хаотично ёрзала по постели. Когда она со всей силы вдавила пятки в кровать и вся напряглась, Шисуи понял, что она близка и стал совершать более интенсивные движения. Изуми попыталась его остановить, больно вцепившись в руку, хотела отстраниться, но он не дал, крепко схватив её за бедро. Через некоторое мгновение девушка вскрикнула, содрогнулась и заплакала. Он непонимающе смотрел на неё, вытирая мокрую ладонь о брюки. На его памяти не было девушки, которая после оргазма заходилась плачем, обычно они могли смеяться, царапаться, громко кричать.

— Изуми, — обеспокоенно произнёс он, вставая с кровати и присаживаясь рядом, он боялся притронуться к ней. — Я... причинил тебе боль? Сделал что-то не так?

Она закрыла лицо руками, отрицательно покачала головой и, перевернувшись набок, продолжила плакать. Он с минуту сконфуженно сидел, затем поднялся, приподняв конец покрывала, накрыл её. Шисуи прилёг рядом и бережно стал гладить её по спине, что-то шепча. Вскоре всхлипы стихли и, убедившись, что она заснула, он тихой поступью вышел из комнаты, бесшумно закрыв дверь.

Утром он с ужасом осознал, что переспал со своей коллегой и от этого понимания ему было плохо. Приняв холодный душ, он осуждающе посмотрел на себя в зеркало, взъерошив полотенцем мокрые волосы.

— Что ты ей скажешь? Привет, Изуми, хорошо вчера потрахались. Не могла бы ты забыть вчерашнюю ночь и сделать вид, что ничего не было? — сказал он, скорчив рожу и тыкая в гладкую поверхность. Обычно у него были лёгкие, поверхностные или разовые отношения, где каждый уходил с рассветом, взяв своё. Никаких обид, истерик, выяснений отношений. Шисуи боялся, что с Изуми этот номер может не прокатить. Во-первых, она девушка явно неопытная и могла принять его близость за симпатию и скорее всего надеялась на продолжение, вырисовывая в голове воздушные замки. Во-вторых, девушка она ранимая и своим отказом он мог бы её обидеть и прибавить в копилку комплексов ещё один. В-третьих, они работают вместе и видеть каждый день её осуждающее лицо будет невыносимо трудно. Надев выглаженную рубашку и заправив ту в брюки, он решил, что не отошьёт её сегодня, пригласит на пару ужасных свиданий и скажет, что не сошлись характерами.

Собрав все вещи, он вышел из номера и, стоя около двери Изуми, нерешительно постучал, проговаривая про себя внутренний монолог. Дверь открылась и перед ним возникла сонная напарница в пижамных шортах и тонкой футболке. Глаза у неё были припухшие, а волосы взлохмочены, как у чертёнка.

— Доброе утро, — зевая, протянула девушка и облокотилась о дверной косяк. Когда попытка понять, кто стоит перед ней, удалась, сонная пелена спала с ее глаз и она в ужасе отшатнулась. — О Господи! Простите, пожалуйста! Я... я проспала. Пять минут и я соберусь.

— Доброе... — только и успел произнести Шисуи, прежде чем перед его носом закрылась дверь. «Простите», крутилось в голове. Вчера ведь спокойна перешла на «ты», а тут снова «простите». Может быть спросонья, решил он, спускаясь заводить машину.

Стоило ему сесть, как он завидел быстро бегущую девушку с рюкзаком. Изуми замахала ему рукой и он, выехав с парковки, подъехал к ней.

— Ещё раз извиняюсь, я забыла поставить будильник, — запыхавшись, сказала она и села вперед.

— Быстро ты однако. Даже в армии так быстро не собираются.

— Скажите тоже, — засмеялась она и включила музыку.

Всю дорогу она посапывала и, когда просыпалась, говорила с ним уважительно о всяких пустяках, а он не решался заговорить о случившемся. Лишь когда они подъехали к городу и она попросила его высадить у метро, Шисуи набрал побольше воздуха в легкие и спросил:

— Изуми... насчёт вчерашней ночи. То, что случилось...

— Разве вчера что-то случилось? — отстегнув ремень безопасности, перебила Изуми, серьёзно посмотрев ему в глаза.

— Эм, нет… Ничего не случилось? — полувопросительно Шисуи взглянул на нее, совсем не узнавая вчерашнюю девушку, которая стеснялась своего тела и плакала от оргазма.

— Тогда до свидания, — мягко улыбнувшись, девушка выскочила из машины и быстро скрылась в подземном переходе.

И хоть это был лучший исход, на который он не смел даже надеяться, отчего-то ему стало грустно и досадно. Может быть, оттого что его отшили прежде, чем он отверг кого-то; а может быть, где-то в глубине души он желал продолжения.

Кто-то навис над ним, загородив солнце, и зашёлся грудным кашлем. Устало разлепив веки, он несколько раз сморгнул, чтобы убедиться, не кажется ли ему, что перед ним стоит Учиха Саске и оценивающе смотрит на него сверху вниз. Но ему не показалось —этот немного надменный с холодным прищуром взгляд он узнает всегда.

— Неважно выглядишь, — прочистив горло, выдавил Саске, вытягивая руку для приветствия. Видимо, время всех меняет, подумал он, оглядывая вымотанного Шисуи.— Стало быть, в восьмом наступили лучшие дни, раз ты прохлаждаешься в парке?

— Ты не лучше, — ухмыльнулся Шисуи, крепко пожав руку. — Смотря что считать лучшими днями. Слышал, ты вернулся, работаешь в третьем.

— Да, — скривился бывший коллега и, сев на скамью, вытянул длинные ноги. — Кто бы мог подумать?

— Какими судьбами? Ты же явно не по захудалому парку пришёл гулять, проехав через весь город. Будешь? — спросил Шисуи и, достав пачку, вытянул сигарету.

Саске отрицательно покачал головой и спрятал руки в карманы темно-синего пальто. Взгляд его задумчиво устремился вдаль.

— Итачи... тут?

— На больничном.

— На больничном? — переспросил Саске, не веря своим ушам.

— Самому не верится. Хочу после работы заехать, проведать. А то мало ли... Не хочешь поехать со мной? Я знаю, он не особо любит непрошеных гостей, но если ты будешь со мной, он будет рад, — проговорил следовать и зажмурился, когда солнце резануло по глазам, выплывая из завесы облаков. Он сломал сигарету, так и не закурив ее, и бросил в железную урну, что стояла рядом.

— Я как-нибудь сам, — отчуждённо проговорил Саске, протерев лицо рукой. — Я вообще по делу...

— Какому? — сведя густые брови к переносице и с любопытством посмотрев на него. — Не припоминаю, чтобы наши отделы где-либо пересекались.

— Это не связано с отделами. Это... личное.

— Слушай, просто извинись перед ним, — перебил Шисуи, положив руку на плечо, приободряющее похлопал. — Он любит тебя и не держит зла.

— Я не... Это не про Итачи. Я читал новости, тот обгоревший труп...

— Это не она. Экспертиза всё ещё проводится, — резко и холодно вставил следователь.

Саске настороженно посмотрел на него, подмечая, что недавно спокойное лицо исказилось болью и в усталых глазах мелькнуло чувство, непонятное ему.

— Скажи мне, какова вероятность, что труп с обрубленными пальцами и эти самые пальцы не совпадут? Это определённо она. Только убил её, явно, не коллекционер, и ты прекрасно это понимаешь.

— Это не она. Не Изуми, — прошептал Шисуи, уверяя, скорее всего, самого себя. Каждый раз читая новостные сводки, он повторял про себя одно и то же из раза в раз: «это не она», потому что если Изуми обретёт тело, то превратится в прах и развеется. Исчезнет. Раз и навсегда. У него не останется даже призрачной, абсурдной надежды, что она жива и ждёт, когда её найдут. А это просто жестокая шутка длинною в два мучительных года.

— Зачем ты пришёл, Саске? Сказать, что там, в морге, её тело?

— Нет. Ты знаешь, чем всё закончится?

Шисуи встал и всё вокруг стало в момент блёклым и серым.

— Знаю.

— И ты смиришься с этим?

— Что ты предлагаешь? — сухо спросил он, пнув лежащий на асфальте мелкий камень. Тот со свистом полетел в сторону, вальяжно расхаживающие голуби испуганно взлетели.

— Ты и Итачи не сможете незаметно вести расследование. А я, навряд ли, привлеку внимание. К тому же у меня больше свободного времени. И... не пойми меня неправильно, но вы с Итачи были с ней близко знакомы и, возможно, упустили что-то важное. Мне нужны материалы по делу.

— Зачем тебе это? Ты знал её от силы два месяца.

— Не знаю, — пожав плечами сказал Саске. — Может, мне не всё равно.

— Мы передали всё девятому отделу, — вздохнув, Шисуи посмотрел на Саске. — Это больше не наше дело. Я делал копии, они лежат у меня дома, но всё до коллекционера. Заезжай в пятницу, после восьми. Насколько мне известно, это дело сейчас ведёт Рок Ли, и если хочешь все материалы, то тебе нужно переговорить с ним.

Шисуи долго смотрел вслед уходящему Саске. Когда его длинная фигура скрылась за поворотом, он, развернувшись, перешёл дорогу. «Может, я действительно что-то упустил».

Глава опубликована: 05.11.2024

Часть 16

Медленно поднимаясь по лестнице, Саске размышлял над словами Шисуи. Действительно, какое ему дело до Изуми? Знал он её всего ничего и друзьями они никогда не были. Пересекались пару раз на работе, приветствовали друг друга в коридоре. Если бы не фотография, день ото дня мелькающая в новостях, он бы, наверное, не вспомнил, как она выглядела. Так зачем ему рисковать своей размеренной жизнью, вести тайное расследование, за которое по голове не погладят? Может, он всего-навсего хотел оправдать своё никчёмное существование, поймав настоящего преступника? Или отдать должок за сказанные ею когда-то простые, возможно, фальшивые, но такие нужные слова, брошенные в здании суда после вынесения приговора?

Суд был закрытым, и ни одна собака не забежала бы на слушанье. В этом отец постарался на славу и за это Саске был ему благодарен. Ему не особо хотелось встречаться с коллегами, семьёй, журналистами; видеть осуждающие или полные жалости глаза, наполненные лживым сочувствием. Изуми сидела на скамье в коридоре, но стремительно поднялась, когда он с адвокатом прошёл мимо. Тогда он решил, что её послал Итачи, чтобы она доложила о его состоянии, поэтому недовольно нахмурился и шикнул, когда девушка засеменила за ними следом. Адвокат остановился у мраморной широкой лестницы, пожал ему руку и удалился, завидев старого приятеля.

— Саске, — послышалось за спиной, и он поспешно стал спускаться. — Подожди, Саске, — каблуки звонко постукивали, — тот... Тот человек, как он выглядел? — он резко затормозил, Изуми пролетела на две ступени вниз, прежде чем остановилась.

— Пожалуйста, расскажи мне... — девушка смотрела на него встревоженным взглядом, тяжело дыша.

— Передай ему, что его взяла... — выплюнул он, сделав два шага и задев её плечом. Изуми крепко схватилась за перила, чтобы не упасть.

— Кому?

— Ты издеваешься? — рыкнул он, развернувшись и схватив её за локоть. Саске начал трясти ее, как трясут наркоманов, чтобы пришли в себя. — Передай ему, что его глупый брат признал, что стрелял в галлюцинацию, признал, что наркоман и нуждается в лечении. Понятно?!

— Итачи тут ни при чём, — нахмурив брови, сказала Изуми и отвела взгляд вниз, будто наблюдая за копошащимися внизу людьми. — Извини за наглость… Я сама пришла. Ты уверен, что тебе привиделось? — полушёпотом спросила она, опасливо оборачиваясь назад.

— Я был под кайфом... И я убил её... — выдавил Саске, непонимающе рассматривая девушку. Взгляд цеплялся за все детали, лишь бы не смотреть в ее глаза — верхние пуговицы накрахмаленной блузки были расстёгнуты, тонкая нить золотой цепочки сверкала на светлой коже...

— Я знаю, каково это, — прошептала девушка, мягко коснувшись его руки. — Когда тебе не верят, — Изуми тяжело сглотнула, и уставилась на него понимающим взглядом, — очень легко подвергнуть сомнению всё происходящее.

— Это какая-то игра? Если не Итачи, то мой отец послал тебя? Мать? — зло ухмыльнулся он, сбрасывая с себя её тёплую ладонь.

— Прости, — прошептала Изуми и, отойдя в сторону, спустилась на одну ступень, — если задела. Я зря пришла... Я просто хотела сказать, что понимаю тебя и вер...

— Идите вы все к чёрту со своим понимаем! — его терпение кончилось и теперь раздражение превращалось в ярость. Он быстро сбежал на лестнице, хотелось как можно скорее оставить это мерзкое место и неприятный диалог.

Секретарь остановил его у двери, задумавшийся Саске нервно дернул головой в ее сторону:

— Простите, прошу вас немного подождать. Вы пришли на пятнадцать минут раньше. В кабинете сейчас...

— О, — Саске растерянно посмотрел по сторонам. Здесь он всегда терялся: белые стены, кафельный пол, горшок с кремовыми орхидеями на стеклянном журнальном столике, белый кожаный диван, большие фотографии на стенах с безмятежной природой — все было пропитано фальшью насквозь. Немного напоминало клинику, в которой он провёл больше года, оттого доставляло еще больше дискомфорта.

— Кофе? Чай?

— Нет, — отмахнулся он и сел на диван, сцепив руки в замок. Взглянув на часы, он недовольно цокнул — секундная стрелка, на его взгляд, слишком медленно двигалась. Ему хотелось побыстрее убраться отсюда, так как идеальная картинка стерильного мира, напрочь оторванная от реальности, нервировала.

Дверь открылась, вышедший оттуда пожилой мужчина торопливо поправил очки, протер лысеющую голову платочком и направился к секретарю. Саске внутренне напрягся —пора заходить. Он прикрыл глаза, проходя мимо картины в стиле Роршаха — черно-красные кляксы вгоняли его в панику, словно он вяз в едкой масляной краске.

— Рада снова вас видеть. Прошлый сеанс был отменён. Я полагаю, на то были веские причины, — сказала Цунаде. Её медовые глаза не излучали тепло, смотрели на него изучающе, оценивали.

— Да, — ответил следователь, неосознанно поёжившись, засунул руки в карман чёрных брюк и уселся в кресло.

— Я не доложила начальству. Однако, если это повторится, я вынуждена буду сообщить, — жёстко сказала женщина, щёлкнув механической ручкой. — Как прошло возвращение на работу?

— Неплохо, — сухо ответил он, цепляясь взглядом за шарики Ньютона, которые покачивались из стороны в сторону, тихо постукивая.

Цунаде недовольно посмотрела на него исподлобья и, облокотившись о спинку удобного кресла, сложила пальцы домиком.

— Вы говорили, что вам придётся работать со следователем, девушка которого была вашей напарницей и погибла при исполнении. Как прошла встреча?

— Если я здесь, живой и без переломанных рёбер, можно прийти к выводу, что довольно неплохо, — съехидничал Саске.

Женщина громко вздохнула, закатив глаза — ужасно хотелось рявкнуть, смотря на это самодовольное лицо, но пришлось сдержаться. Саске был одним из самых сложных пациентов на её практике. Если бы не начальство, которое буквально заставило взять его к себе, она с радостью направила бы его к другому врачу. Учиха Саске раздражал своим упрямством и полной закрытостью. Первое время они могли часами сидеть в молчании и наблюдать друг за другом. Ей приходилось вытаскивать из него слова клещами, прощупывать его болезненные места, а затем давить на них, чтобы увидеть хоть какую-то реакцию. Цунаде не нравился такой подход, но это был единственный способ разговорить его. После нескольких сеансов она сказала начальству, что Учиха Саске вполне готов к работе, отпустив пациента на все четыре стороны и вздохнув с облегчением. Казалось, задача была выполнена, но начальство огорчило — надо было курировать следователя еще на протяжении года, сдавая подробные отчеты о его состоянии. Цунаде была осведомлена, кому он приходился сыном и предполагала, откуда исходила столь пристальная, на её взгляд, чрезмерная опека.

— Работа превыше всего. Личное остаётся за дверью, — пробормотал Саске, прерывая молчание.

— Вы проделали большую работу над собой — достойно уважения.

Ухмыльнувшись, он посмотрел на закрытые жалюзи, затем взгляд резко метнулся на круглый кактус в небольшом коричневом керамическом горшке на её рабочем столе, заскользил по книгам и сертификатам на настенной полке, и остановился на красивых руках, с вызывающим для её возраста красным маникюром. Ей было около пятидесяти, но на вид он дал бы ей сорок. Она была в хорошей форме, видно было, что ходит в спортзал и на косметические процедуры. Представив, как её большие груди колышутся на беговой дорожке, он тихо фыркнул, пытаясь подавить вырывающийся наружу смешок. 

— Вам кажется это смешным?

— Нет, — растерянно сказал он, испугавшись, что она прочла его мысли. — Вы сказали, словно учитель, который хвалит ребёнка за хорошо выполненную домашнюю работу, — выкрутился Саске, почесав нос.

— Вас хвалили в детстве?

— Да, — нахмурившись, ответил следователь.

— Что вы чувствовали при этом?

— Какая разница? И при чём тут моё детство? Какое отношение это имеет к моей работе? Напишите моему начальству, чтобы хвалило меня больше?

— Если это поможет вам, то да, — спокойно ответила Цунаде и положила руки на стол.

— Не уходите от вопроса. Что вы чувствовали?

— Облегчение, — выдыхая, произнёс следователь.

— Облегчение? — приподняв в удивлении светлые брови и что-то чиркнув в тетради, она с интересом взглянула на него. — Почему именно это чувство?

— Хватит. Я не хочу говорить об этом, — завозившись в кресле, Саске нервно скрестил руки перед собой и закинул ногу на ногу.

— Хорошо, — озадачено произнесла женщина и, поняв, что он больше ничего не сообщит, решила сменить тему. — Вам всё ещё снится тот сон?

— Нет, — сглотнул он, пытаясь придать голосу оттенки равнодушия — ей лучше не знать, какую картину он видит каждую ночь: лужа густой, вязкой крови, расползающаяся по полу, пачкает его кожаные ботинки, оставляя на них тёмно-бордовые отпечатки; мутные, ввалившиеся глаза и приоткрытый рот с застывшим вопросом; рослый человек в сером пальто за стеной. Он настолько к этому привык, что уже и не знает, какими бывают нормальные сны. —  Теперь только кашель не дает уснуть.

— Вы уже поговорили с бывшей женой, братом, родителями? — поинтересовалась Цунаде. Он как-то обмолвился, что хочет подать на совместное опекунство. И она очень надеялась, что он сможет уладить этот вопрос полюбовно, так как перспектива таскаться по судам её не слишком радовала.

— Я бы хотел опустить личную жизнь.

— Вам неприятно?

— Я не готов обсуждать её с вами, — тяжело вздохнув, Саске посмотрел на неё в упор, как бы прочерчивая границу между ними.

— Придётся. Вы же подаёте на опекунство, а моё заключение будет иметь весомое значение. Сказать вам правду?

— Что из меня никудышный отец?

— Я не знаю, какой из вас отец. Да и вы сами этого понять пока не можете. Вы только делаете первые шаги, а какой из вас отец, покажет время. Но если говорить о судьях, то они не столь благожелательны, как я. По правде говоря, закон не на вашей стороне, какой бы хорошей ни была характеристика с работы и материальное положение. Вы проиграете дело, если не разбавите сухие факты рассказами от близких о вашем чудесном исправлении.

— Я что, перепутал кабинет? Вы мой адвокат?

— Нет, Саске. Но я была свидетелем множества таких дел: плачущие, издёрганные дети; уставшие, но всё ещё готовые перегрызть друг другу глотки, лишь бы насолить, выместить свои обиды, родители.

— По-вашему, я хочу насолить Сакуре?

— По крайней мере, складывается такое впечатление. Она отсекла вас, живёт своей жизнью (по вашим словам, довольно счастливой жизнью). Вы многое потеряли, а дочь является для вас маяком, который будет светить даже в холодном безбрежном океане. Страх осознания, что скоро единственный маяк будет светить для кого-то другого, лишает человека здравомыслия, заставляет чувствовать зависть, злость, несправедливость. Желание добавить бывшей жене, например, ложку дегтя в бочку меда.

— Замолчите! — вскипел Саске, резко вскочив с кресла и неожиданным рывком приблизившись к столу. — Рассуждаете обо мне, как будто знаете всё. Страх, зависть... Что ещё вы мне припишете? — Цунаде спокойно наблюдала за его реакцией — лицо и шея стали покрываться красными пятнами, ноздри раздулись, на лбу от напряжения вздулись вены, дыхание стало тяжёлым, прерывистым. Ей показалось, что он задыхается. — Подпортить жизнь бывшей жене? Я... я рад за неё, правда... У нас с ней были тяжёлые отношения. Я был ужасен! Она достойна счастья, я не хочу портить ей жизнь. Я просто хочу встречаться с дочерью без свидетелей.

— Вы говорили об этом Сакуре?

— Да, я сказал, что короткие встречи с дочерью при посторонних меня не устраивают и что я подаю на опекунство!

— Пфф, — не сдержавшись, прыснула женщина и откинулась на спинку кресла. — Вы удивительный человек — Учиха Саске. Если бы вы сказали ей то, что только что сказали мне, я уверена, у вас было бы куда больше шансов добиться мирного решения этого вопроса без суда.

— Она бы не стала меня слушать! Она меня ненавидит!

— И вы решили говорить с ней на языке закона? Повышая тем самым свою значимость в её глазах. Может, всё-таки, стоит поговорить нормально? И что вас смущает в свидетелях?

— Я вижу их взгляды.

— Взгляды?

— Да, они смотрят на меня как на преступника, считают меня опасным. Считают, что я могу навредить собственной дочери, — сжав кулаки, проговорил Учиха, отвернувшись к окну. Сквозь жалюзи просачивались тонкие струйки света и в тёплых лучах медленно плавали пылинки.

— Они вам говорили об этом? — сложив пальцы ромбиком, спросила она.

— Нет. Но я чувствую их презрение и недоверие.

— А вы себе доверяете?

— Что вы, чёрт возьми, от меня хотите?! Хотите сказать, что я параноик и везде вижу только недоверие? Да вы знаете, каково это — два раза в неделю сдавать мочу на наркотики? Ссать под присмотром, потому что подозревают, что я могу подсыпать соль. Посещать вас, чтобы вы покопались в моей голове и пришли к выводу, что я не пристрелю очередного напарника! Вы думаете, за моей спиной не говорят «О, это же Учиха Саске — тот наркоман, убивший свою коллегу, избивавший жену и оставивший грудного ребёнка с открытой форточкой зимой», «А, это же сын прокурора, которого всегда отмажут, в какое бы дерьмо он ни влез! Ох, бедный отец! В семье не без урода»? Думаете, я не слышу эти мерзкие шепотки? — закончив, он провёл рукой по волосам, откидывая их с лица назад.

— Во-первых, я ничего от вас не хочу, — спокойно начала Цунаде, вставая с кресла. Во-вторых, я не называла вас параноиком. Люди в лаборатории и, в частности, я просто делаем свою работу. Как и вы свою, расследуя дела. В-третьих, вы действительно слышали эти разговоры? И, наконец, в-четвёртых, вы так и не ответили на мой вопрос. Вы себе доверяете?

— Я так понимаю, сеанс окончен, — гулко сглотнув и приподняв подбородок, сказал Саске и посмотрел на настенные часы. — Я могу идти?

— Как пожелаете. Жду вас на следующей неделе.

Цунаде, устало вздохнув, поправила белый кардиган и убрала бумаги в выдвижной шкаф. Надо впустить свежего воздуха в этот кабинет, пока он не задушил ее окончательно. В дверь осторожно постучали и секретарь бесшумно вошла, поставив чашку чёрного кофе на стол. Уходя, она сообщила, что Хьюга Неджи перенесён на восемь вечера. Цунаде поблагодарила девушку и, как только дверь закрылась, достала сумочку и нащупала мини-бутылочку с бренди. Плеснув в напиток янтарную жидкость, она устало плюхнулась на разноцветные декоративные подушки, хаотично разложенные на диване. Потерев круговыми движениями виски, безуспешно попыталась унять пульсирующую боль в голове, которая преследовала её с самого утра.

— Ох, ну что за день, — скорбно простонала женщина, плотно прижимая подушку к лицу, и тут же её убрала, поняв, что испортила вещь тоналкой и помадой. Покарябав длинным ногтем, она недовольно цокнула и закинула подушку на соседнее кресло.

С Неджи было непросто, но относительно легче по сравнению с Саске. Он был более сдержан, осторожен, следил за речью, и это наводило её на мысли, что история с самообороной была далека от истины. Откровенности она от него тогда не добилась, да и следствие не смогло его ни в чём уличить. По правде говоря, Цунаде было неважно, виновен он или нет. Ей хотелось помочь пациенту, хоть пришёл он не по собственной воле, а по приказу начальства. Следователь не мог оправиться от потери любимой и, вдобавок ко всему, явно переживал шок от убийства человека. Главной проблемой Хьюга Неджи было то, что он до сих пор жил прошлым и испытывал вину за каждый счастливый день в настоящем. Другими словами, он умер три года назад вместе с Тен-Тен Такахаши, и Цунаде не знала, как его воскресить.

Женщина достала тетрадь, усевшись удобно в кресло, взглянула на часы — восемь вечера. В дверь постучались. Неджи никогда не опаздывал, и эта черта ей всегда импонировала.

— Добрый вечер, — слабо улыбнувшись, сказал он. Мужчина присел на диван и закинул ногу на ногу.

— Добрый вечер, — улыбнулась Цунаде, заметив небольшую перемену в его взгляде, в котором теперь трепыхалась жизнь. — С нашей последней встречи прошло довольно много времени.

— Да, честно говоря, не думал, что к вам вернусь. Если мне не изменяет память, вы передали меня другому психотерапевту, —ответил следователь, ослабляя чёрный галстук.

— Вы обижены на меня за это?

— Нет, я в недоумении. Неужели наверху решили, что я могу навредить сыну прокурора? — потерев пальцами переносицу, спросил он. — Только не делайте вид, что вы не знаете, что мы с ним теперь напарники. Ведь поэтому я здесь.

— А вы считаете, что можете навредить своему напарнику?

— Я думал, это ваша работа — определять, — ухмыльнулся Неджи, откинувшись на спинку дивана.

— А вы стали язвительны, — прищурившись, подметила Цунаде.

— Наверное, постоянное нахождение с Учиха делает меня таким.

— Вам неприятно с ним работать?

Следователь посмотрел на дверь, озадаченно потёр шею и, пожав плечами, спокойно произнёс:

— Я думал, что когда увижу его, то сорвусь и переломаю рёбра. Представить не мог, как буду с ним работать. Но... когда увидел, то почувствовал лишь жалость. Он был похож на побитого бродячего пса, — Неджи замолчал и прикрыл глаза, голос его стал гнусавым— Он был совсем не тем, кого я знал раньше. Жизнь расставила всё по местам.

— Что вы имеете ввиду?

— Я хотел, чтобы он тоже что-то потерял. Хотел, чтобы он страдал, мучился.

— По-вашему, он страдает?

— Счастливым я бы его не назвал.

— Он говорил с вами о случившемся?

— У него хватило ума этого не делать, — Неджи встал и неспешно подошёл к книжному шкафу, что находился в углу. На полках вразнобой были сложены книги по психологии и, вытянув одну с красной обложкой, он без интереса пролистал страницы, задев рукой чёрный нефритовый шар на хлипкой подставке. Тот с шумом покатился по полке и упал бы на пол, если бы следователь ловко не поймал его. Поставив шар на место, мужчина вернулся на диван и громко чихнул.

— Вы так и не ответили на вопрос. Вам неприятно работать с Учиха Саске? — спросила Цунаде, приложив палец к виску.

Неджи наклонил голову набок и почесал указательным пальцем длинную жилистую шею, будто раздумывая над вопросом.

— Знаете, Тен-Тен говорила, что он хороший следователь, с этим я согласен, — женщина, подметив, что он говорит о девушке в прошедшем времени, довольно улыбнулась и тут же нахмурилась, когда он достал из кармана пиджака обручальное кольцо и провёл по золотому ободку длинными, красивыми пальцами. — Если отбросить всё личное, то работать с ним вполне комфортно.

— Вы всё ещё носите с собой кольцо?

— Да, не могу выбросить. Ходил несколько раз к могиле, оставлял и возвращался за ним, — сдавленно произнёс Неджи, продолжая рассматривать изделие. — Она мне больше не снится. Наверное, обиделась.

— Обиделась?

— Я предал наши с ней воспоминания: переехал, избавился от большинства её вещей, — слёзы застыли в уголках глаз и он утёр их большим пальцем. — Оставил её... позади. Когда она сказала, что хочет уйти со службы и выйти за меня замуж, я испугался. Я почувствовал страх перед семейной жизнью, страх, что всё будет иначе. Странно, да? Разве любящие друг друга люди должны испытывать страх?

— Перемены всегда пугают, Неджи. Это вполне нормально.

— Мы должны были пожениться после её увольнения, но она решила немного повременить. Я не задумывался тогда, что сподвигло её на это, возможно, она сомневалась и решила оттянуть предстоящее событие. Я помню только, что почувствовал облегчение, словно мне открыли окно в наглухо закрытой комнате. Я думал только о себе. Я так и не надел его на её палец... — следователь провёл рукой по лицу, шумно выдохнув, и вернул кольцо в карман. Посмотрев на часы, он встал, поправив пиджак. Голос его стал твёрдым, от былой грусти и боли не осталось и следа. — Вы спросили, могу ли я навредить своему напарнику. Я отвечу вам — нет. Если кто и способен навредить Учиха Саске, то только он сам.

Цунаде дописывала отчёт, когда дверь тихо скрипнула. От неожиданности женщина подпрыгнула на стуле, выронив ручку. Время было позднее, здание было безлюдно, за исключением ее и пары охранников.

— Зачем так пугаться? — сказал высокий мужчина, появившийся в проёме двери.

— Знали же, что я приду.

— Я думала, что заеду в департамент и передам отчёт лично, — приподняв светлую тонкую бровь, сказала женщина, поставив руку на документы.

— Вас не поставили в известность? — с интересом спросил мужчина, подойдя к её столу.

От него пахло табаком и веяло холодом, он нагнулся к ней, позвонки его громко хрустнули, и маленькие далеко посаженные глаза посмотрели на неё в упор, заставляя поёжиться. Женщина сглотнула, притягивая документы к себе.

— Я так полагаю, в главном управлении частенько забывают сообщить что-то важное.

— О да, — хищно улыбнулся он, показывая желтоватые зубы. —Они решили не нагружать вас лишней работой, теперь я лично буду забирать отчёты.

— Как заботливо с их стороны. Не хотят ли они передать моих пациентов другому врачу?

— Что вы, — громко захохотал мужчина и развёл руками. — Лимит заботы ограничен. К тому же, вы хороший специалист, если не брать в расчёт распитие спиртного на рабочем месте.

— Другими словами, единственный специалист, который не будет лезть в ваши дела под угрозой лишиться работы из-за распития спиртного на рабочем месте.

— Вы умная женщина, Цунаде. Вы всегда мне нравились, —подмигнул он, плюхнувшись в кресло и с наслаждением вытягивая ноги. — Как наши мальчики, не перегрызли пока друг другу глотки?

— Довольно неплохо, я бы сказала, что никакой угрозы нет. По крайней мере, господин Фугаку может не волноваться — его сыну ничего не угрожает, — проговорила женщина, передавая документы через стол.

Мужчина, улыбнувшись, взял документы и, подперев пальцами подбородок, задумчиво сказал:

— Если бы вы записывали сеанс на диктофон, было бы намного лучше.

— Если бы я и записывала, то с вами бы не делилась. Это поставило бы крест на моей карьере.

— Цунаде, на ней уже давно крест. Просто пока его никто не видит, — мужчина встал и, подняв маленький кактус на уровень глаз, широко улыбнулся. — Вот думаю тоже завести. Они же неприхотливы? Доброй ночи, Цунаде.

Женщина с облегчением вздохнула и, достав бутылочку с бренди, выпила всё до дна. Танцы с бубнами вокруг Саске и Неджи ей не нравились. Дурное предчувствие растеклось по груди и, накинув зелёное пальто, она поспешно выбежала на улицу, краем глаза заметив, как Кисаме надевает кожаные перчатки на углу и придерживает плечом телефон, о чём-то разговаривая. Женщина развернулась и пошла в противоположном направлении.

Глава опубликована: 05.11.2024

Часть 17

Примечания:

Не особо приятная глава...


— Вот, собственно, и всё, — закончила длинный монолог Ино и глянула на подругу. — Не забывай улыбаться и всё будет тип-топ.

— Спасибо, — поблагодарила Хината, расправив складки на выглаженном фартуке, — за всё!

— Что ты! Это такие пустяки, — отмахнулась блондинка, достав коробку из холодильника. Поставив на стол, она аккуратно открыла ее и нагнулась, заглядываясь на красивый торт с клубничным желе. Облизнувшись, потянула за подложку. — Торт-суфле лучше резать тёплым ножом, — пояснила девушка, включив горячую воду, и подержала под ней метал пару минут. — Ммм, вкусный, — Ино с удовольствием съела с ножа тонкий кусочек. — Хината, доставай тарелки, поедим.

— Мне кажется, Шикамару не будет рад, — настороженно произнесла подруга, нахмурив брови.

— Шикамару? Ты видишь здесь Шикамару? — деланно произнесла девушка, заглядывая то в шкаф, то за стойку. — Кажется, его здесь нет, — заговорщицки шепнула она на ухо.

— Ты уверена, что он не разозлится? — хихикнула Хината и потянулась за тарелками.

— Я уверена, что он даже не заметит!

— И всё-таки, это как-то неправильно.

— Можно подумать, мы совершаем преступление! — закатив глаза, пробурчала подруга.

— Это всего лишь торт! К тому же, мы должны знать, что предложить клиенту, если он спросит нашего совета. Да и этот маленький кусочек окупится ещё в четыре раза. Разве я не права?

— Права, — Хината одобрительно кивнула, улыбнувшись про себя. Все-таки у Ино талант в убеждениях — может склонить на свою сторону даже самого дьявола.

Разложив по тарелкам торт, Ино двинулась к столикам, закрыв попутно дверцу шкафа бедром. Хината заварила кофе, посыпав корицу на молочную пенку. До открытия оставалось минут тридцать и у них было достаточно времени, чтобы позавтракать и поговорить о пустяках. Яманака потянулась на стуле и, сделав глоток, посмотрела на подругу, которая, обхватив двумя руками кружку, наблюдала, как плотная пенка постепенно оседала.

— Что-то случилось?

— Кое-что вспомнила.

— Что-то хорошее? — хитро прищурившись, спросила Ино, ткнув подругу в плечо.

— Папу, — прошептала девушка грустно, но с теплотой улыбнувшись.

Ино дёрнулась, задела локтем чашку и тарелку и посуда разлетелась по полу крупными осколками. Кофе растёкся по кафелю, а минутой ранее красивый торт превратился в розовую кашицу. Хината побежала за тряпкой и совком, а, вернувшись, увидела раздосадованную Ино на коленях, собирающую осколки в мусорное ведро. На глазах девушки проступали слёзы и она то и дело сметала их тыльной стороной ладони, морща нос.

— К счастью, — ободряюще сказала Хината, погладив по спине Ино. Девушка непонимающе посмотрела на неё, ещё больше размазывая чёрную тушь под глазами. —  Посуда бьётся к счастью или скорому замужеству.

— Скажешь тоже, — хохотнула она, поднимаясь. — Вот счастье-то привалит, когда Шикамару выставит счёт за всю разбитую посуду. Теперь вместо того, чтобы наслаждаться кофе, придётся мыть пол.

— Я могу вымыть, а ты можешь мой кофе выпить, я к нему даже не притронулась.

— Я, конечно, наглая, но не до такой степени. Доедай торт, а я тут приберусь.

— Я помогу...

— Кыш-кыш, — шутливо замахав перед собой тряпкой, отогнала девушку от себя. — Хината, — закончив убираться, Ино подошла к протирающей стол подруге и, отодвинув стул, села напротив неё, —я тут подумала... Только не пойми меня неправильно, я просто волнуюсь... Ты не думала о том, чтобы снова начать ходить к психологу или посещать общество анонимных наркоманов? Если тебе нужна поддержка, я всегда тебя выслушаю. Ты же знаешь, —Хьюга обратила все своё внимание на пятно на стол и усиленно стала его натирать, — ты всегда можешь на меня положиться, — Хината закивала и отвернулась к окну, но Ино перехватила её руку, сжимая ладонь. — Но я не специалист, а то, через что ты прошла, просто так не забывается.

— Я знаю, — растерянно пригладив чёлку, Хината села за стол и стала водить пальцем по гладкой поверхности, — дядя Хаширама тоже мне об этом говорил.

— Дядя Хаширама? — с удивлением спросила Ино, приподняв бровь. — Кто это?

— Не знаю, помнишь ты или нет, но мы встретились как-то с ним, гуляя по парку. Высокий такой... Он ещё смеялся над твоими шутками, пока не подошла его жена.

— Аааа, тот старик!

— Да не старик он вовсе, — возмутилась Хината, сведя брови к переносице. Он был ровесником её отца и выглядел довольно неплохо. Подтянутый, с упругой походкой и ровной осанкой. Если бы не проступающие на лбу и в уголках глаз морщины, трёхдневная щетина и усталый взгляд, то можно было бы дать ему лет сорок, если не меньше.

— Да ладно тебе, для меня все мужчины старше сорока — старики. Это твой дядя? — округлив глаза, Ино перевесилась через стол.

— А, нет, — улыбнувшись, Хината замахала руками перед глазами, — он друг отца. Когда-то они учились вместе. Даже не знаю, что бы со мной было, не встреть он меня тогда.

— Вот оно как, — протянула подруга и посмотрела на дверь — через стекло было видно, что к ним подходит первый посетитель. — Если хочешь, я могу поискать хорошего специалиста или пойти вместе с тобой.

— Я справлюсь, — уверенно сказала девушка, повернувшись, когда дверь со звоном открылась, — спасибо.

Хината сидела на диване, подогнув под себя ноги, и смотрела на запечатанный конверт на столе, не решаясь вскрыть. Ладошки запотели от волнения и сердце готово было выпрыгнуть из груди. Напротив сидел Хиаши, положив руки на колени, переводил взгляд с дочери на конверт.

— Я могу... Если ты боишься, — кашлянув в кулак, отец прервал затяжную паузу. Несмотря на сдержанность, голос слегка подрагивал, выдавая беспокойство.

Дочь отрицательно покачала головой и быстро схватила конверт, распечатала. Поджав губы и закрыв глаза, она трусила взглянуть на результаты.

— Поступила, — раздалось над головой и тяжёлая, но тёплая рука легла на её плечо, — молодец.

Хината распахнула глаза, не понимая, как отец оказался за спиной, и посмотрела на результаты. Запрокинув голову, она взглянула на отца, который улыбался и, казалось, сдерживал заблестевшие в глазах слезы. Поспешно отвернувшись, он зашёлся кашлем и прошёл в ванную, чтобы взять себя в руки. Грудь его распирало от гордости, ему хотелось подбросить её к потолку, как в детстве, когда она бежала к нему, шлёпая по полу босоногими ногами. Но радость постепенно сменялась лёгкой грустью осознания, что дочь выросла и совсем скоро покинет дом, уедет в другой город и заживёт самостоятельной жизнью, будет навещать его только на каникулах. А вскоре и сама заведёт семью и забудет про своего старика. Вот они — родители — вырасти, воспитай, а потом отпусти. Сердце сжалось от этих мыслей, и он, нервно растерев грудь рукой, ополоснул лицо холодной водой. Мысли потоком сменяли друг друга и накатывал страх, что дочь не справится с самостоятельной жизнью. Понимая, что рядом не будет напутствия от более мудрого человека, Хиаши страшился, что его маленькая Хината может связаться не с теми людьми, не сможет решить свои проблемы сама, вляпается в какую-то историю. Она же такая наивная и добрая, сколько раз он пытался искоренить эти качества, сделать её более жёсткой, но всё безуспешно.

— Раз уж у меня выходной, то почему бы нам не пойти куда-нибудь? — спросил Хиаши, вернувшись в зал.

Хината от неожиданности чуть не выронила книгу и, распахнув шире большие глаза в удивлении, захлопала ресницами. Она не помнила, когда отец предлагал провести время вместе. Ей всегда казалось, что ему некомфортно находиться с ней долгое время наедине, поэтому он работал допоздна, а в свободный день либо не вылазил из кабинета, либо уезжал куда-то под предлогом неожиданно возникших дел.

— Куда бы ты хотела? Ну, знаешь, я не в курсе, куда сейчас ходит молодёжь.

— Я... Я не знаю, — замялась она и тут же испугалась, что секундное промедление может стоить ей такого дорогого дня в компании отца. Ей хотелось ухватиться за этот порыв и провести с ним немного времени. — Здесь неподалёку есть кафе, можно туда, — протараторив и пряча глаза под густой чёлкой, Хината затеребила замок серой толстовки.

Хиаши скептически оглядел здание: невзрачное, с нелепыми расклеенными розовыми зайцами на витражных окнах, увядающие петунии в горшках у входа, задрипанный коврик с надписью «welcome». Он хотел было уточнить, уверена ли она, что хочет именно здесь обедать, но затем быстро отогнал эти мысли, подумав, что ничего не понимает в нынешних вкусах. Открыв дверь и пропустив дочь, он вошёл в помещение и сразу прищурился. Было темно и потому появившаяся откуда ни возьмись девушка с фонариком напугала его. Спросив, сколько человек, она повела их к столу. Хиаши высоко поднял брови в недоумении, посмотрев на дочь, которая была удивлена не меньше и нервно кусала губы. Над письменным столом зажглась тусклая лампа и осветила книги, бумаги, скрепки и прочие канцтовары, разбросанные по поверхности.

— Вы впервые у нас?

— Да, — ответила дочь, сильнее сжимая ремешок сумочки.

— Присаживайтесь и обустраивайте стол, как вам хочется. К нам часто приходят студенты, чтобы поработать над совместными проектами, поэтому не обращайте внимание на лёгкий хаос. Вот наше меню, когда будете готовы к заказу, поднимите руку и я подойду.

Хиаши растерялся от обилия новомодных названий в меню и, чтобы не попасть впросак, просто ткнул пальцем в первое попавшееся, когда подошла официантка. Он кинул взгляд на дочь, которая, прислонив пальцы к губам, внимательно изучала лист.

— Извини, — пробормотала под нос Хината, склонив голову.

— За что?

— Я не думала, что здесь так...

— Оригинально, — закончил он и поёрзал на жёстком стуле. — Правда эти табуретки могли бы сделать более удобными.

Хината тихо хихикнула, удивляясь, что отец попробовал пошутить и не сказал ничего обидного в духе «Другого я от тебя и не ждал». Украдкой она взглянула на него — серые глаза излучали приятный свет, а обычно напряжённые и опущенные уголки губ были сейчас немного приподняты, делая суровое лицо более мягким и расслабленным. Она не помнила, когда видела его таким умиротворённым. Отец всегда был для неё недосягаемым, а сейчас казался таким родным и простым. Смотря, как он потирает подбородок и потерянно кладёт скрепки в органайзер, она улыбнулась и помогла ему прибрать стол. И почему они раньше никуда не выходили и не проводили время вместе? Почему именно сейчас, когда ей скоро уезжать, она почувствовала связь между ними, от которой щемило сердце и хотелось почувствовать себя вновь маленьким ребёнком в сильных объятьях отца?

Хиаши наблюдал, как дочь, остужая суп, смешно дует на ложку, и вспомнил её совсем малышкой. «Ух, голячо, папа. Голячо», — говорила она, когда он пытался накормить её перед работой. Тогда он брал ложку, загребал кашу и дул на неё, чтобы она быстрее остыла, а она, смотря на него, смеялась и повторяла.

— Ты всё ещё не ешь морковь? — сказал отец, заметив, как она вылавливает её из супа и перекладывает в тарелку. Дочь посмотрела на него виновато и заправила выбившую прядь за ухо. — Помню, как ты опрокинула на меня чашку с морковным пюре, прям перед работой. А затем залилась плачем, словно это тебе испортили всю одежду.

— Я?

— Да, мне даже было обидно. Я так долго его готовил, по рецепту, что дали сотрудницы на работе.

— Наверное, тяжело было растить меня одному. Почему ты не женился снова?

— Я... — он явно замялся, пытаясь сконцентрировать взгляд на чем-то, что не было её глазами. Хиаши ковырнул салат вилкой, пытаясь совладать с эмоциями и спрятать проступившие постыдные слезы, —  я любил твою мать. Да и кому нужен следователь, который пропадает целыми днями на работе, приносит мало денег, да ещё и...

— С ребёнком в придачу, — продолжила Хината. Её затопила вина, что отец не устроил свою жизнь из-за неё и что сейчас, когда она уедет, никто о нём не позаботится. И зачем только она согласилась послать документы в этот университет? Училась бы в своём городе и жила бы вместе с отцом.

— Я никогда не думал о тебе, как об обузе. Не отрицаю, первые три года мне было трудно, но ты была спокойным ребёнком, если исключить твои редкие капризы.

— Капризы? — удивилась Хината. Она всегда думала, что была неприхотливым ребёнком, старалась не создавать проблем.

— Плакала по ночам, если я вставал с кровати. Упрямо барабанила дверь, чтобы мы пошли гулять в непогоду, отказывалась есть манную кашу. Я правда поздно понял, что варил её неправильно. Просто бросал всю крупу в кипящее молоко, не знал, что её нужно помешивать. Когда ты пошла в садик, тебя словно подменили.

Хината закусила губу, ей очень хотелось бы помнить заботливого отца. Однако память подбрасывала лишь тусклые воспоминания, наполненные постоянным ожиданием: вот она сидит с воспитательницей, которая недовольно поглядывает на часы, ждёт отца; вот она одна, бродит по пустым, тёмным коридорам школы в ожидании отца; вот они спешат домой, он надевает ранец на плечо и берёт на руки, чтобы быстрее добраться; вот он оставляет её одну и бежит на работу; вот они делают уроки и он злится на её медлительность и на криво выведенные буквы; вот она смотрит на красивые игрушки, не смея попросить его купить.

Когда они вышли на улицу, солнце было в зените и раскалённый сухой воздух обжигал ноздри и лёгкие. Асфальт под ногами плавился, напоминал мягкую жвачку и, пройдя два квартала, Хиаши остановился, чтобы купить колотый лёд. Расплатившись и поблагодарив продавца, он протянул холодный стаканчик с ледяной стружкой, покрытой клубничным сиропом, дочери.

— Помнишь фонтан с рыбками? — он указал на детский парк через дорогу.

Дочь непонимающе посмотрела и отрицательно махнула головой, отправляя в рот сладкий лёд.

— Этот фонтан я ненавидел, ты постоянно говорила «к лыбкам, лыбкам». Не оставляла мне выбора, приходилось делать круг перед работой, чтобы ты на них посмотрела. По вечерам мы часами сидели на скамье и смотрели как из неподвижных рыбок брызжет вода. Я однажды заснул и проснулся от криков. Ты забралась на парапет и, видимо, поскользнулась и грохнулась в воду, а потом долго болела. После этого мы никогда не приходили сюда, — сказал он, вспоминая, как сорвался и побежал на детский плач, как колотилось его сердце, когда он посреди ночи нёсся по городу с ребёнком на руках, тело которого горело и лихорадило.

Телефон завибрировал в кармане и Хиаши раздосадовано шикнул, сомневаясь, ответить или нет. Отойдя в сторону, отец всё-таки взял трубку. Ворот его лёгкой льняной рубашки был мокрым от пота и, расстегнув одну пуговицу, он оттянул пальцами воротник. Хината озадаченно смотрела на его изменившееся выражение лица и понимала, что их небольшая прогулка подошла к концу.

— Извини, с работы. Мне нужно ехать. Если хочешь, можешь пригласить друзей или пойти куда-либо. Главное — возвращайся к девяти, — бросив мороженое в урну, виновато произнёс он.

— Пап, — протянула Хината, останавливая вечно ускользающего отца. Ей хотелось сказать ему, что она его любит, но слова, подступившие к горлу, так и не были произнесены, — удачи.

Рабочий день закончился, и подруги, с облегчением вздохнув, проводили последнего клиента, пожелав доброго вечера с улыбкой. Ино уговаривала пройтись по торговому центру, но единственное, о чём мечтала Хината, была горячая ванна, толстый плед и чашка травяного чая. Пообещав обязательно пройтись в следующий раз, она попрощалась с подругой и направилась к остановке. Мороз щипал нос и щёки и, переминаясь с ноги на ногу от холода, девушка старательно дула на ладошки, быстро потирая их, и попутно корила себя за забытые перчатки на тумбочке и надетую лёгкую куртку. Хината осмотрелась вокруг — ни души, лишь светофор напротив одиноко переключался с красного на зелёный, пропуская несуществующих пешеходов, пиликал, отсчитывая секунды. Мелкий снег, освещённый жёлтым светом уличных фонарей, кружился в спокойном танце, плавно оседал на подмёрзший асфальт. Машины и пустые автобусы проезжали мимо, время от времени скользя, тормозили на зелёный свет.

— Садись, — сказал мужчина, поднимая тонированное окно. Хината потянула за ручку, и горький запах сигарет, алкоголя и дорогого мужского одеколона ударил в нос, — назад.

— Мы так не договаривались, — проговорила девушка, испуганно переведя взгляд на водителя, — вас трое.

— Отсасывать будешь не мне, а ему, — захохотал он, повернувшись к пассажиру и указав на парня в чёрной футболке, который вальяжно раздвинул ноги и раскинул руки на кремовой спинке кожаного салона. — Мы просто смотрим, сделаешь хорошо, может, ещё подзаработаешь. Если не нравится что-то — проваливай. Возьмём другую.

Хината обернулась назад — ярко накрашенные девушки зло смотрели на неё, сверля глазами. Они называли её неженкой и постоянно отбивали у неё клиентов, нагло вмешиваясь в разговор и называя цену пониже. Новеньких здесь не любили, так как у каждой девушки была уже обжитая территория, где она чувствовала себя чуть ли не королевой. И если бы не протекция, то её уже давно избили бы где-то за углом, сказав, чтобы носа здесь не показывала. Здесь, на улице, приходилось бороться за каждого клиента и это было непривычно, ведь раньше они сами приходили к ней и большинство из них были богаты и ухожены, а тут обитал лишь сброд, от которого можно было подцепить, в лучшем случае, какую-то венерическую болезнь.

Подавив подступающий к горлу страх, она запрыгнула в салон, захлопнув дверь. Какузу ясно дал понять, что «благотворительность» закончилась и если не будет денег, то ни порошка, ни комнаты ей не видать. Её не страшила ночь на улице или на вокзале, но ночь без кокаина ввергала её в ужас.

— Первый раз что ль? — рассмеялся парень, громко щёлкая жвачкой.

— Нет.

— Приступай тогда, чего ждёшь? Или мене показать, где он находится? — она потянулась к замку на джинсах дрожащими руками. — Не-е… Садись туда, — указав на узкое пространство между сиденьями и лопнув надутый шар, сказал парень, приподняв брови, — и сними майку, хочу видеть их, — пока она уселась, оголив пышные груди, парень стянул штаны, выставляя своё сморщенное достоинство. — Поцарапаешь, выбью зубы. Поняла? — властно проговорил он, схватив её за волосы. Кивнув, она обхватила член пальцами в кольцо, приподнимая его и заводя вверх, а затем обхватила губами, проведя языком. Ей хотелось блевать от прелого запаха, исходящего от гениталий, поэтому, задержав дыхание, она взяла глубже и стала стремительнее двигаться, чтобы быстрее закончить.

— Ты, блядь, без резинки? — вскричал второй парень с переднего сиденья.

— Заткнись, — он схватил её за волосы, приподнял таз, толкаясь глубже. Жёсткие лобковые волосы защекотали нос и губы. Тошнота комом уже подступила к горлу и, уперев руки в сиденье, Хината попыталась отстраниться, но парень не давал, сильнее надавливая на голову. Девушка замычала, слюни стали стекать по подбородку, а на глазах проступили слёзы.

— Ебанутый, эта шлюха у кого только не отсасывала.

— Заткнись и приступай, — замки на дверях щёлкнули, и машина плавно тронулась. Чья-то рука, приподняв короткую юбку, прошлась по кромке кружевных трусов. Паника охватила её, вцепившись со всей силы ногтями в бёдра парня, ей удалось освободиться от его хватки. Не успела она откашляться, как несколько крепких пощёчин пришлись по щеке, от удара звенело в ушах, и она повалилась между сиденьями. Машина неслась куда-то, а звуки громкой, тяжёлой музыки заглушали крики и звуки хлёстких ударов. Ей казалось, что на теле не осталось живого места, а резкие, грубые толчки разрывали всё внутри, она обессиленно лежала под ним, раскинув ноги, в надежде, что вскоре всё закончится. Машина остановилась, открыв дверь, её швырнули на обочину, как ненужную вещь и бросили ей в лицо вещи, попутно пнув по животу. Сил подняться не было, и она лишь свернулась калачиком на обочине, закрываясь от внешнего мира и громко рыдая. Нет, она не плакала от боли, что буквально пронзала всё тело, она плакала от унижения и тех мерзких слов, что они плевали ей в лицо. Она плакала от обиды, что после всего того, что с ней сделали, ей не заплатили, да ещё забрали сумку, где оставалось немного порошка. Всхлипнув, она приподнялась и, сжав траву под собой, стала нервно её рвать, размазывая слёзы, сопли и грязь по лицу. Несколько машин проехали мимо, громко сигналя и освещая её побитое тело тусклым светом фонарных ламп.

— Папа, — закричала она, запрокидывая голову и всматриваясь в бездонное ночное небо. — Папа, помоги! — надрывно прокричала она, и вскоре рыдания снова задушили её. — Спаси меня, папа… — холодный ветер безжалостно бил в лицо, ноги дрожали, не давая убежать от всего этого, скрыться, спрятаться. В мягком шелесте деревьев, доносящимся с лесополосы, она услышала строгий голос отца: «Поднимись и иди». Хината замерла, перестав плакать, и оглянулась. Никого, лишь длинная пустая дорога и колыхающиеся вдалеке тёмные деревья. «Поднимись и иди», донеслось настойчивее, и она, поднявшись на негнущихся ногах, неуверенно сделала шаг и побрела вдоль дороги, пока её тело не начало трясти то ли от холода, то ли от начинающейся ломки. Когда сил совсем не осталось, Хината упала посреди дороги и закрыла глаза.

— Её нет в нашей базе, — услышала она сквозь сон, кое-как открыв глаза. Взгляд уткнулся в белый потолок и, повернув голову на источник шума, девушка увидела светло-зелёную ширму. Видимо, она в больнице. Опустив глаза вниз, Хината увидела руки, покрытые страшными пурпурными пятнами, и тянущиеся вверх прозрачные трубки от капельницы. Во рту было сухо как в пустыне, хотелось пить, но голос на выходе превращался в тихий свист, причиняя лишь боль и дискомфорт. Проведя языком по зубам, она сглотнула.

— Ты хорошо проверял?

— Отпечатки нигде не сошлись. Она ни разу не привлекалась. Мы уже как три дня пытаемся выяснить её личность, остаётся только ждать, когда она придёт в сознание. Я подумал, что она сбежала от... — голос перешёл на шёпот и Хината не смогла расслышать слова. — Сай же говорил, что там есть девушка, и я подумал... Поэтому я вас и вызвал с отпуска.

— От Сая нет вестей?

— Уже как пять дней.

— Хорошо. Иди, я разберусь.

Ширму резко задёрнули, и яркий свет резанул глаза, девушка болезненно зажмурилась и простонала, пытаясь отвернуться.

— Очнулась, — сказал высокий мужчина и прошёл за ширму, доставая оттуда стул. Присев рядом с изголовьем, он улыбнулся. Даже сквозь лёгкую пелену на глазах Хинате удалось разглядеть приятную внешность. Он убрал упавшие на лицо волосы назад, и потянулся к внутреннему карману пиджака. — Наверное, стоит представиться — Хаширама Сенджу, начальник отдела нравов, — достав удостоверение и замаячив им перед её глазами, проговорил он.

Хината попыталась приподняться, но ей не удалось, боль прошлась по телу, и она лишь скорчилась, зажмурив глаза.

— Не стоит вставать. Врачи сказали, у тебя перелом рёбер и ещё...

— Воды, — сипло произнесла девушка. Хаширама встал и через некоторое время вернулся с пластиковым стаканом, наполненным водой. Он нажал на какую-то кнопку, и кровать немного приподнялась. Поправив подушку под головой, он прислонил стакан к губам девушки, и Хината, сделав глоток, почувствовала жуткую боль в горле. Отвернувшись, она зашлась кашлем. Он обеспокоенно посмотрел на неё карими глазами и слегка дотронулся до её плеча. — Всё в порядке?

Она кивнула и с трудом сглотнула.

— Хината, — хрипло произнесла она, смотря на него в упор, не решаясь произнести фамилию. — Меня зовут Хината Хьюга, — и лицо его жизнерадостное вдруг стало серьёзным, взгляд изучающе прошёлся по ней, подмечая все детали.

— Твоего отца... — встав, приглушённо произнёс он, — случаем не Хиаши зовут?

— Вы знали моего отца?

Он закрыл глаза рукой, а затем, обречённо посмотрев в потолок, прошептал:

— Знал.

— Я не видела вас на похоронах. Все, кто его знал, пришли, — сказала она, поглаживая пальцами шершавую простынь.

— Как? Когда?

После всего пережитого ужаса, одно воспоминание об отце заставило вздрогнуть всем телом и сжаться под непонимающим взглядом тёплых карих глаз. Разбитые губы, покрывшиеся коричневой коркой, задрожали. Мужчина, быстро считав настроение и без того разбитой девушки, пересел к ней на кровать и осторожно прижал к груди, успокаивая и поглаживая Хинату по волосам.

Автобус остановился и, быстро запрыгнув внутрь, она прошлась карточкой по валидатору и прошла к пустеющим задним сиденьям. Несколько раз дунув на руки, она достала телефон из рюкзака и подключила наушники. Хината включила аудио-книгу по биологии и достала блокнот с карандашом. Разговор с соседями натолкнул её на мысль, что надо двигаться дальше и всё-таки поступить в университет, чтобы продолжить своё обучение. Для этого нужно было вспоминать всю школьную программу, но, к счастью, времени было достаточно, чтобы подготовиться к летним экзаменам.


Примечания:

Люблю тему родителей и детей, а Хиаши в особенности)

P.S Не спрашивайте когда следующая глава. Главы стабильно будут выходить раз в месяц. Если будет больше свободного времени, то чаще)

Глава опубликована: 05.11.2024

Часть 18

Магазины с люксовой одеждой всегда привлекали Ино. Ей нравилось, когда продавцы услужливо улыбались, как с жадным интересом зажигались их глаза, стоило ей пройти между рядами и пропустить между пальцев мягкую и дорогую ткань. В такие моменты она чувствовала себя королевой, где бесчисленное количество слуг наблюдают за каждым её движением. С пустым кошельком, но с полной уверенностью, что в нём находится, по крайней мере, миллион, она взяла красивое платье и лёгкой походкой, стуча каблуками зимних сапог, прошла в примерочную. Здесь, в помещении три на четыре, она придавалась мечтам, смотря в отражение зеркал, подсвеченных холодным светом. Вот она идёт по подиуму и тысячи камер, направленных на неё, мерцают ярким светом, словно софиты. Шёлковая ткань струится по телу, обволакивает, подчёркивает все достоинства её фигуры, фанаты тянут руки, чтобы к ней прикоснуться, мужчины смотрят восторженно и вожделенно, хищно прищурив глаза. Водитель распахивает перед ней дверь лимузина и, кланяясь, подаёт руку, помогая ей запрыгнуть в салон, где уже налито в дорогой бокал лимитированное шампанское.

Неожиданный стук в дверь вернул девушку на землю и, прижав к себе чёрное платье, Ино прислонилась головой к стене. Сердце бешено стучало в испуге.

— Извините, вам всё подошло? Если нужно, я принесу подходящий размер, — донёсся милый голос за дверью.

— Принесите, пожалуйста, кремового оттенка, — проворковала девушка, выглядывая через щель и протягивая платье.

— Хорошо. Подождите минуточку, — широко улыбаясь, ответила консультантка, поспешно направляясь в зал.

— Ох, простите. Мне срочно нужно идти, можете отложить его? Я завтра за ним приду, — сказала Ино, застав идущую по коридору с кремовым платьем в руках девушку.

Она быстро зашагала к выходу, на ходу застёгивая своё пальто, но не успела выйти, как здоровый охранник, преградив путь, зло на неё посмотрел, отчего она нервно сглотнула и остановилась.

— Откройте, пожалуйста, сумку, — громко сказал мужчина, заведя руки за спину.

— Что, простите? — спокойно спросила девушка, мягко улыбаясь. В зале сразу стало на пару тонов тише, а проходящие мимо люди стали оглядываться на блондинку. Ох, ну не таким образом она хотела быть в центре внимания!

— Откройте, пожалуйста, сумку, — повторил охранник и, сделав шаг вперёд, буквально навис над ней. По спине пробежался знакомый холодок. Сглотнув и отбросив волосы назад, она вздёрнула гордо подбородок и с вызовом посмотрела. Чёрные глаза его приобрели недобрый блеск, а без того тонкие губы сжались в ниточку. — В противном случае, мне придётся вызвать полицию, — Ино закусила нижнюю губу, побледнела, прижав сумку к груди, и медленно потянула замок, но замерла, когда услышала бодрый и знакомый голос. Сердце стало быстро отстукивать, и вскоре горячая кровь забурлила по венам, а почти мёртвое лицо покрылось румянцем.

— Полиция уже здесь, — охранник обернулся, приподнял бровь и с интересом стал разглядывать молодого человека напротив. Если бы не значок, он никогда не признал бы в нём полицейского. — Простите, моя девушка не любит показывать сумку. У неё там полный бардак. По ней не скажешь, но она ужасная неряха, — прошептал Наруто на ухо мужчине, суровое лицо которого тут же расплылось в улыбке. Охранник пожал плечами и пропустил девушку.

— Что ты ему сказал? — шёпотом спросила Ино, взяв его под локоть и слегка повиснув на нём.

— Что у тебя в сумке настоящий кошмар, — ответил парень. Резкий запах цветочных духов защекотал нос и он нервно утёр его.

— Что?! — ткнув пальцем в плечо, вскрикнула девушка.

— И эта вся благодарность?

— Спасибо, — остановившись, виновато произнесла она. Выпустив его руку, взглянула на детей в сухом бассейне, которые весело тонули в разноцветных шариках. — Ты не подумай, что я… Что я что-то украла. Я бы показала, просто это довольно неприятно. Люди… Они так смотрели на меня… Как будто я…

— Я ничего такого не думал, — широко улыбнувшись, сказал Наруто и запустил руки в карманы джинсов. — Просто завидел тебя, решил подойти, поздороваться. Сумки мало кому нравится показывать. А охранникам нужно создать видимость работы.

— Вот ты где! Я решил, что ты свалил, — надувшись, прокричал симпатичный мальчонка лет восьми с тёмными растрёпанными волосами. Болоньевая куртка цвета хаки была расстёгнута, а поверх, как удавка, висел тонкий вязаный шарф. Он с интересом взглянул на незнакомку и, сощурив тёмные глаза, громко сказал: — Это твоя девушка?

— Что? Нет! — покраснев и замахав рукой, поспешно ответил Наруто.

— Я так и думал. Кто обратит внимание на такого болвана, как ты?

— Это почему? — улыбнувшись, поинтересовалась Ино.

Наруто, словно рыба, стоял и смешно ловил воздух ртом, не смея ответить на колкость.

— Ну… — протянул мальчишка, — дядя Наруто может и симпатичный, как говорит моя мама, но у него вечно нет денег и он постоянно занимает у нас до зарплаты. А ещё он жу-уткий грязнуля — в комнате ужасный бардак, везде разбросаны носки и тру…

— Эй! — прервал его Узумаки и, закрыв рот ладошкой и нагнувшись к уху, прошептал, — Если ещё что-то скажешь, то не куплю тебе чипсы и скажу матери, что ты выпросил у меня сникерс.

— А вообще, несмотря на всё, дядя Наруто вот такой человек! — воскликнул ребёнок, улыбаясь щербатым ртом, поднимая большой палец вверх. — А не хотите с нами в кино? — мальчуган хитро прищурился, удачно сменив тему.

— В кино?

— Это детский мультик про машинки или монстров. Тебе будет не интересно.

— Никакой он не детский! — возмутился ребёнок, уперев руки в бока и с вызовом посмотрев на дядю. — Мама Кёна сказала, что он очень интересный и что она с удовольствием бы его посмотрела ещё раз. А сестра Хироки так вообще три раза смотрела, а ей, между прочем, тринадцать! Так что если ты ничего не понимаешь, то лучше бы молчал, дядя Наруто! — закончив, он скрестил руки на груди и обиженно надул губы.

Ино позабавила реакция мальчика и, негромко хохотнув в кулак, она решила, что провести этот день в такой компании — чудное решение. Очень уж хотелось поддержать этого ребёнка, а в кино девушка не ходила уже целую вечность. Если припомнить, то последний раз — в девятом классе. Они с подругами накрасились, надели каблуки, чтобы выглядеть старше и выше. Однако несмотря на боевой раскрас, билеты им не продали, попросив показать паспорт. Пришлось умолять Дейдару купить билеты, а затем мыть полы в его комнате почти месяц и отдавать свой любимый йогурт (который он назло просто сливал в унитаз!) Сопливый фильм о любви со множеством эротических сцен не стоил всех этих унижений.

— Так он твой племянник? — мальчишка сидел на чёрном кожаном диванчике и болтал ногами, ударяя друг о друга тяжёлые ботинки.

— Нет. Его мать моя соседка. В прошлом году развелась с мужем и теперь разрывается между работой и ребёнком. Она меня часто выручает. Хорошая женщина, жаль, не повезло с мужем, — проронил Наруто, стоя в очереди за попкорном. От сливочно-сладкого запаха мучительно засосало под ложечкой. — Тебе какой — карамельный или солёный?

— Карамельный.

— Два карамельных и один солёный, — продавец, быстро вбив на табло, подсунула терминал для оплаты. — Он смышлёный паренёк, учится хорошо. Правда частенько проказничает, из-за чего мать вызывают в школу для бесед. Если она не успевает, то просит меня. Вот сегодня решил сводить его в кино, он меня целую неделю достаёт рассказами о нём.

— Значит ты ему вместо отца?

— Нет. Скорее, вместо старшего брата. Может быть вселенная исполняет мои желания, ведь я никогда не хотел быть единственным ребенком в семье. А у тебя есть братья или сестры? — девушка в жёлтой футболке и с кепкой на голове наполнила последний стаканчик.

— Нет, — быстро ответила Ино, посмотрев вниз под ноги. — А почему ты хотел их иметь?

— Чтобы не чувствовать себя одиноким. Мои родители любили меня, но иногда я думал, что было бы здорово делиться с кем-то секретами, заботиться друг о друге. Тебе никогда не хотелось их иметь?

— Нет, я эгоистка, — отшутилась Ино и, взяв два больших стаканчика, направилась к девятому залу.

Мультфильм был забавным, Ино посмеялась от души. Быть может это детский смех так заразил её, а шутки на самом деле были глупыми, но девушке было не важно — впервые за долгое время Ино смогла расслабиться. Откинувшись удобно в кресле и вытянув ноги, девушка поедала попкорн и запивала его холодной колой. Изредка поворачивая голову в сторону Наруто, она улыбалась и тыкала его в плечо, когда тот начинал засыпать и сопеть. Он улыбался ей в ответ, проводил руками по светлым волосам и тёр воспалённые от недосыпа глаза.

Распрощавшись с ними у выхода из торгового центра, девушка не спеша направилась домой. Улыбка не сходила с её лица, а сердце затопила душевная теплота. Открыв дверь и раздевшись, Ино плюхнулась на кровать. По потолку и стенам промчались тени от проезжающих автомобилей. Перевернувшись набок, она уткнулась лицом в подушку, крепко обнимая её. Может быть жизнь забросила её сюда не случайно. Может быть это тот самый пресловутый шанс на новую жизнь, где всё можно начать с чистого листа. Скоро старик Хаширама пришлёт документы и всё наладится. Ей не нужно будет скрываться и жить в постоянном страхе, что он её найдёт. Ино посмотрела на сумку, что лежала на тумбочке и, потянувшись, открыла её. Запустив руку в аккуратно сделанную прорезь внутри, достала шёлковую майку с кружевом. «Какая же я дура», — подумала девушка, проведя рукой по гладкой ткани. Говорит о шансах, а сама совершает одни и те же ошибки. Завтра она непременно вернёт вещь и извинится. Хотя бы в этот раз она сделает всё правильно.

— Если не умеешь, то не стоит браться, — высказал Дейдара, хмуря свои светлые брови. Ино смотрела на него, нервозно покусывая нижнюю губу и поочерёдно стискивала кулаки от злости. Поступив в достаточно престижный университет (этот засранец был талантлив), он стал ещё более заносчивым и смотрел на неё свысока. Но, как ни странно, он был единственным человеком, к которому она обращалась, чтобы выпутаться из очередной передряги. Пожалуй, потому что он всегда говорил цену за свои услуги.

— Третий раз за месяц. Это рекорд. Ты действительно дура. Я думал, в твоей головушке есть хоть немного мозгов. Видимо, ошибался. Одно тряпьё да косметика, — закончил он, больно ткнув сестру пальцем в лоб.

— Заткнись, — процедила девушка сквозь зубы и яростно смахнула его руку.

— О, — сощурил лазурные глаза брат, недовольно цокнув и склонив голову набок. Проходящие мимо девушки в коротких плиссированных юбках шепнули что-то друг другу на ухо и смущённо улыбнулись, когда он подмигнул им. За последние два года Дейдара довольно сильно изменился. Прибавил в росте, подкачался и точёные черты лица стали более жёсткими и привлекательными, лёгкий пушок с щёк сменился щетиной, которая придавала некую мужественность. — По телефону ты была такой паинькой. Ох, так умоляла прийти к тебе на помощь, клялась, что выполнишь любую просьбу, лишь бы милый папочка не узнал, что его драгоценный цветочек ворует дешёвое тряпьё. Мне, между прочим, пришлось из-за тебя пропустить лекцию.

— Говоришь так, словно делаешь это даром. Я всю прошлую неделю шасталась с твоей мамой по городу, чтобы ты трахал лохматую дуру, которая только и знает, что пронзительно кричать: «Ох, Дей… Ох, быстрее».

— Ммм, что это? Ревность? Хочешь вместо неё, а?

— Какой же ты всё-таки мерзкий. Говори, что ты хочешь, и я пойду домой. Только если снова нужно сплавить в школе травку, то я хочу хотя бы десять процентов.

— Ты такая ненасытная, — протянул он и сел на скамью в парке, похлопав рукой по деревянной дощечке рядом с собой. Ино нервно уселась рядом, закинув ногу на ногу и скрестив руки. Дейдара же, наоборот, был слишком спокойным и насмешливым — приобняв девушку за плечи и убрав прядь её волос за ухо, он лизнул её мочку уха и шепнул, — Я ещё не решил, что именно я хочу от тебя.

Сестра покраснела и с ужасом посмотрела на него, в его глазах плескался смех. Спустя мгновение он разразился диким хохотом, схватившись за живот.

— Ты бы видела свою рожу, ха-ха!

— Ты дебил, — вскочив со скамьи, бросила девушка и быстро зашагала прочь, мелкие камушки под ногами захрустели. Он мгновенно её догнал и, схватив за руку, притянул к себе.

— Да ладно, я пошутил. Ну, не дуйся, Ино, — сказал он, развернув к себе и схватив её за подбородок, заставил смотреть в глаза. — Когда ты дуешься, то становишься похожа на чихуа-хуа. А я не люблю этих мерзких собак. Мир?

— Убери руки! Если ещё раз так сделаешь, я скажу отцу, что ты меня домогаешься. Я школьница, придурок! Я думаю, что мы в расчёте!

— Хорошо, — поднимая руки вверх и показывая ладони, сказал Дейдара, — но вопрос, кто кого домогается, я бы оставил открытым.

— О чём ты? Я… Я ни разу к тебе не приставала!

— Да, не приставала, но… — сказал он, сжав губы и обойдя её вокруг, прищурился и потёр подбородок, — соблазняла. Эти короткие шорты, юбки, топы, выпирающие соски под майкой. Так и кричат «Трахни меня». Думаешь, я не замечаю, как ты на меня смотришь?

— Я… Я не думала ничего такого, — покраснев, проговорила она. Неожиданно её шорты показались слишком короткими. — Не буду же я дома носить бюстгальтер! И вообще, ты мой брат!

— Брось, Ино, какие мы с тобой родственники? Впрочем, ты меня не привлекаешь, — выплюнул он и зацепил большими пальцами карманы джинсов. Посмотрев по сторонам и убедившись, что никого рядом нет, он продолжил. — Может ты сама не понимаешь, но всем своим видом хочешь, чтобы кто-то залез тебе в трусы. И совет на будущее: с жадными глазами и такой одеждой, что на тебе сейчас, ты никогда не сможешь стащить что-то из магазина, — он развернулся и, поправив белую футболку, прошёл мимо неё.

— Подожди… Это Том Форд? — сказала Ино, только сейчас заметив на его запястье плетёный кожаный браслет с латунной застёжкой. Дейдара потёр кисть, ехидно улыбнувшись. — Как ты… Как ты это делаешь? Научи меня! Я видела твои вещи, на травке столько не заработаешь. Я бы могла подумать, что ты завёл себе какую-то богатую бабу, которая тебе всё это покупает за хороший секс, но знаю, что это не так.

— Я их покупаю, Ино, не ворую.

— Бред. На травке ты можешь заработать максимум на развлечения. Я не дура, Дей, — она приблизилась к нему и, схватив за руку, посмотрела с мольбой. — Пожалуйста, научи, буду отдавать пятьдесят процентов. Мне нужны деньги, хочу уехать из этого города.

— Кто сказал, что это травка? — он оглянулся, за высокой изгородью послышались голоса. Облизнув губы, убрал назад падающие на лицо светлые волосы и с минуту подумав, сказал. — Семьдесят процентов мои. Будешь справляться — соглашусь на шестьдесят. Если согласна, то пойдём более в тихое место.

— Согласна, — решительно кивнула Ино и последовала за ним.

Заброшенный скейт парк всегда внушал страх. Аляпистые граффити на стенах, потрескавшийся асфальт с пробивающейся травой, жестяные банки из-под пива и энергетиков, окурки, использованные шприцы и презервативы. Здесь в последнее время мало кто катался, а если и осмеливался, то оставался без скейта и кошелька. Ино поёжилась, с осторожностью и брезгливо перешагнула в босоножках через шприц.

— В это время здесь никого нет, — протянул брат, подав руку.

Взобравшись на ступени, Ино бросила рюкзак и уселась на него. Дейдара усмехнулся и хмыкнул.

— Что? Тут довольно грязно.

— Я уже подумываю, что зря согласился.

— Только не говори, что твоя работа — копаться в куче мусора.

— Хорошо, но обещай мне, что если не согласишься, то никому не расскажешь.

— Обещаю, — приложив руку к сердцу и закатив глаза, сказала Ино.

От внезапно подувшего прохладного ветра, кожа на ногах покрылась мурашками, и она непроизвольно прошлась по ним рукой, разгоняя кровь.

— Нет. Так не пойдёт. Я тебя знаю. Ты должна рассказать мне свой жуткий секрет.

— А если твой секрет не такой уж жуткий на самом деле? Ты будешь меня шантажировать потом. Или вообще ничего не расскажешь, — хитро прищурившись, девушка ударила своим плечом его плечо.

— Как хочешь, Ино. У тебя не так уж много времени, чтобы заработать. Если мы не будем доверять друг другу, — сказал он, взяв мелкий камень возле ног, перекатил в руках, — то ничего не получится, — взгляд упал на её голые острые коленки и прошёлся вверх, вдоль бёдер, остановился на голубых шортах.

— Это я украла деньги отца. Сломала руку и попросила друга ударить по лицу, чтобы убедительнее было ограбление на улице. Он бы отдал их твоей матери. Это мои деньги, он откладывал их на моё обучение. Я их спрятала, не тратила, — сказала сестра, сложив руки домиком перед лицом.

— Ну ты сучка, Ино. У твоего отца чуть приступ тогда не случился.

— Ты хотел секрет — я рассказала. Так что давай без осуждения.

— Хотя именно такая, как ты, мне и нужна, — бросив далеко со всей силы камень, прошептал под нос Дейдара. Издалека послышались голоса молодых ребят, собравшихся покататься на скейте, и лай бездомных собак. — Полгода назад в клубе я познакомился с парнем, мы пару раз курнули и выпили, а вскоре он предложил мне работу. На первый взгляд, пустяковую. Собрать кое-какую информацию на какого-то мужика. Я целую неделю за ним следил — мужик обычный, небольшой бизнес, семья, сбережения. Собственно, как у всех. В воскресенье бывает в барах и пропускает по стаканчику вместе с коллегами. Ничего необычного. Я всё рассказал, он заплатили столько, что я чуть не подавился пивом. Было странно, но я не стал расспрашивать, — сглотнув, сказал он. Ребята скатились с рампы, громко восклицая и матерясь. — Деньги мне были нужны, чтобы попасть на курс знаменитого скульптора. Через некоторое время мой новый знакомый снова позвонил и попросил собрать информацию ещё на одного мужика. И снова ничего необычного — лет пятьдесят, небольшой бизнес, семья. На мои вопросы, зачем ему это, он отмахнулся, сказав: «Меньше знаешь — крепче спишь». Мне стало интересно и я начал следить за этим мужиком. Где-то через неделю заметил его в компании с девушкой. Она висла на нём, хихикала, а тот светился от счастья. Подумал, вот козёл, любовницу завёл, когда есть жена и дети. И уже собрался уйти, как что-то щёлкнуло в голове. Что-то в девушке было странным, её манера речи, движения и глупое хихиканье не соответствовали одежде и макияжу. Она напомнила мне тебя, когда ты хотела выглядеть взрослее, — Ино недовольно фыркнула, — и, проследив уже за ней, я выяснил, что она школьница. В общем, к чему я это все — ребята шантажом выманивают деньги у простых мужиков, простофиль, что пускают слюни на несовершеннолетних. И я даже представить не могу, сколько они просят за молчание, но, судя по моему заработку — довольно много.

— То есть ты предлагаешь работать на этих ребят и спать с мужиками?! — возмущаясь, вскочила Ино. — Я тебе не…

— Мы будем работать вместе, только ты и я. Спать ни с кем не надо. Ну, если сама не захочешь, — произнёс шутливо Дейдара, пожав плечами. — Нам нужны просто компрометирующие фотографии и всё.

Сосед сверху, видимо, решил заняться ремонтом на ночь глядя и включил сверло. Ино насупилась, прижимая подушку к ушам. Через мгновение девушка уже вскочила с кровати, испугавшись грохота за стенкой. Наспех надев толстовку и спортивные штаны, девушка яростно выпрыгнула из квартиры. Надо было скорее преодолеть лестничный пролет и высказать все нерадивому соседу, пока не спал запал. Она и сама не понимала, что так сильно разозлило: пронзительный звук сверла, напоминающий бормашину в кабинете у стоматолога; глухой стук, напомнивший, как падает тело с высоты; или же собственная глупость, которая чуть не испортила новую жизнь. Чем могла бы обернуться её шалость, не появись Наруто в тот момент? На звонок девушка уже давно нажала, но дверь по-прежнему не открывали, хотя из квартиры доносилось тихое копошение. А что, если это сосед что-то сверлил и упал, а теперь лежит и умирает? Ей придётся вызвать скорую, а если он умер, то придёт полиция, будут допрашивать, попросят документы. Она вынуждена будет показать их, так она засветится в базе, так он найдёт её и убьёт. Глупая навязчивая мысль заставила девушку стремительно развернуться, но соседская дверь уже распахнулась.

— Добрый вечер, — спокойно сказал темноволосый мужчина, изогнув в удивлении бровь. Под глазами и переносицей виднелись пурпурные пятна и выглядел он очень уставшим. И если бы не синяки, она назвала бы его привлекательным. Комплекцией он напоминал чем-то Дейдару: высокий, жилистый, с острым кадыком.

— Эм, добрый, — растерялась Ино, тут же забыв на мгновение, зачем пришла. Мужчина прошёлся по ней холодным взглядом чёрных глаз. — Вам не кажется, что для ремонта довольно позднее время выбрали? Этот грохот меня напугал, — Ино манерно прислонила одну руку к груди.

— Грохот? — напряжённо переспросил сосед и бросил взгляд к комнате, одернув ворот черной футболки.

— Эм, да! Такое ощущение, что труп с кровати упал, — сосед сглотнул, и адамово яблоко дёрнулось вверх-вниз.

— А вы слышали, как падает труп? — с хрипотцой спросил он, сверля её глазами. Ино на мгновение стало жутко и она поёжилась, обхватив себя руками. Что-то в этом мужчине настораживало и кричало «Держись от него подальше!». От него пахло лекарствами, спиртом и чем-то знакомым, но она не могла вспомнить запах.

— Видела в фильмах. Делайте свой ремонт днём, а не когда я прихожу уставшая с работы и хочу отдохнуть. В противном случае, я вызову полицию, — вздёрнув подбородок и серьёзно посмотрев на мужчину, Ино вспомнила слова охранника.

— Извините, что причинил неудобства. Не знал, что у вас будет слышно, — выдавив подобие улыбки, всё так же холодно проговорил сосед. — Меня зовут Итачи, я сам из полиции, — он протянул руку. Взгляд Ино упал на запястье, которое было в крови. Быстро заметив это и поняв замешательство, мужчина стер кровь указательным пальцем. — Поранился, когда полка грохнулась. Собственно, это не труп, — рука его была холодная, а хватка сильная. — Так когда вас нет дома, чтобы не беспокоить? Решил на больничном привести квартиру в порядок.

— С девяти утра до восьми вечера.

— Учту. Извините ещё раз за беспокойство, — темные глаза блеснули в проеме, когда мужчина закрывал перед растерянной блондинкой дверь.


Примечания:

Сегодня поняла, что истории почти год) Пользуясь случаем выражаю благодарность бете и читателям, которые продолжают следить за историей.

P.S. Очень надеюсь завершить её к новому году)

Глава опубликована: 05.11.2024

Часть 19

— Дядя Наруто, почему мы стоим? — возмутился мальчишка, дёргая мужчину за рукав куртки.

— Может по мороженому? — спросил Узумаки и скривился от резкой боли в ноге. Женщина, пробегавшая мимо с огромными пакетами, наступила ему точно на пальцы толстым каблуком.

— Ладно… Только маме не говори, что мы мороженое ели.

— Почему?

— Горло заболит.

— У-у-у! Тогда ни о каком мороженом не может быть и речи, — взъерошив мальчишке волосы, сказал Наруто и толкнул дверь.

— Ну почему? — раздосадовано захныкал ребёнок, злясь на свою глупость.

— Как насчёт бургера?

— Согласен, — Конохомару сразу забыл о сладком и радостно улыбнулся. — Тебе нравится эта тётя?

— Какая тётя? — оглянувшись по сторонам, спросил Узумаки.

— Ну… Та, с которой мы кино смотрели. Она очень даже ничего. Старовата правда…

— Думаю, услышав это, тётя бы тебя убила, — хохотнул Наруто, забирая горячий бургер.

— Красивые тёти часто бывают опасными, — прошептал он себе под нос.

— Ты что-то сказал?

— Твой бургер. Посиди здесь немного, я кое-куда схожу и быстро вернусь.

— Опять?.. Я думал, мы вместе поедим, — мальчишка уже вовсю уплетал полученный фаст фуд и говорил с набитым ртом.

— Поедим, конечно, если ты не будешь есть его так, будто не ел несколько месяцев. Не торопись и сиди тут. Я быстро.

— Знаю я твоё быстро, — вздохнул парнишка, откусывая горячую булку с котлетой. Кетчуп капнул на куртку, но внимание, казалось, теперь приковывал только тёплый аппетитный бургер в руках. Громко чавкая, ребёнок уселся на лавочку.

Мужчина торопливо шёл вперёд, всматриваясь в вывески магазинов и, найдя ту самую, направился к охраннику, что стоял у входа.

— Помните меня?

— Ты тот, что с девушкой тут был? Помню, помню.

— У меня к вам дело, — потерев шею, сказал Наруто. — Я кое-что хочу проверить. Проблема в том, что моя девушка клептоманка. Она долгое время ходила к психологу, терапия успешно сказалась на ней, но сегодня я засомневался. Вдруг она снова взялась за старое? Не хочу с ней ругаться, если это не так.

— Во дела, — просвистел охранник, удивлённо таращась на парня.

— Любовь зла, — улыбнулся Наруто, обречённо пожав плечами. — Если это возможно, могу ли я просмотреть видео с камер? Они же у вас есть? Если она что-то взяла, я всё оплачу.

В заваленной коробками маленькой подсобке, в самом углу стоял небольшой стол с компьютером. Отодвинув кружку с жутким налётом внутри, Наруто поморщился и придвинул монитор к себе. Он стал быстро проматывать видео: то вперёд, то назад; замедлял и ускорял. Перематывал моменты с ней, но ничего не находил. Неужели он ошибся? Не может быть. Её виноватый взгляд, бледность и слегка дрожащие губы говорили об обратном. Он много раз видел подобную реакцию и, ошибки быть не могло, Ино точно что-то украла. В последний раз перемотав запись, он потёр глаза и остановил на моменте, где девушка берёт номерки, обратив внимание на какой-то белый предмет, что, сливаясь со светлым пальто, скользнул в сумку.

Вскоре снятый магнит и оторванную бирку продавцы нашли под пуфиком.

«Должно быть, я сошёл с ума», — мужчина прислонил карту к терминалу. «На кой черт я сливаю столько денег на едва знакомую девушку?.. Более того, она — воровка!». Как служитель закона, он должен был отвести её прямиком в участок, а он повёл её в кино и мило беседовал на протяжении всего мультфильма. А теперь ещё придётся поплатиться за свою неожиданную доброту — кусок белой ткани стоил добрую треть его заработной платы. До конца месяца ему предстоит прожить на бомж-пакетах. И почему так дорого за какое-то тряпье? Это же преступление, магазины нужно судить за такую ценовую политику! Немудрено, что людям приходится воровать — за такие деньги только олигархи могут позволить себе одеваться в торговых центрах. «Боже, Наруто, что ты делаешь? Ты пытаешься оправдать преступницу?»

Конохомару уснул на коленях под стук колёс и тряску вагона. Временами ребёнок просыпался и дёргался, на что Наруто поглаживал по плечам, успокаивая. Однако, когда пришло время вставать, он не смог разбудить мальчишку даже лёгкой щекоткой. Узумаки, невольно позавидовав такому сну, взял его на руки и отнёс домой. Вручив матери драгоценное дитя, он перекинулся с женщиной парой слов, вкратце рассказывая, как прошёл вечер, и распрощался, отказавшись от чая.

Включив в квартире свет, следователь широко зевнул, помассировал разболевшееся плечо и недовольно нахмурился. Оно неприятно ныло, каждый раз возвращая Наруто воспоминаниями в тот дождливый день. Прошло много времени, но врачи все как один говорили, что такие ранения остаются на всю жизнь и временами могут доставлять беспокойство. Ему же казалось, что боль была постоянной, а порой невыносимой. В такие дни он проклинал Неджи за то, что тот задел кость, выстрелив не под тем углом из-за дрожащих рук. А ведь всё могло закончиться куда лучше. Теперь же дорога в девятый или десятый отделы закрыта, а всё из-за паршивой руки, что не поднимается даже выше уровня плеч. В третьем отделе он надолго, и всю последующую жизнь ему придётся иметь дело со скучными делами или разгребать бумаги в главном управлении. Ни о каких погонях не может быть и речи. Детская мечта стать храбрым полицейским превратилась в бюрократический ад несчастного одинокого человека.

Неджи не знал, какую цену пришлось заплатить напарнику за его свободу, а Наруто всё время отшучивался, говоря, что уже устал от напряжённых будней и что работа в третьем — настоящий подарок. Узумаки знал — правда добьёт друга и вгонит в ещё большую депрессию. То, что сделано, уже не вернёшь.

Выпив обезболивающие, он хотел было принять душ, а после разлечься на диване, включив фоном телевизор, чтобы заснуть, но противный звонок телефона перечеркнул его земные желания. Устало закатив глаза и почесав переносицу, он полчаса пытался объяснить нерадивому сотруднику, где находятся нужные документы, но терпение лопнуло, мужчина надел куртку и отправился в отделение. Пробыв там час, выпив кружку кофе со сладкими пончиками, он, пожелав удачной смены, вернулся наконец домой.

Заглянув на кухню, мужчина недовольно покосился на раковину, где со вчерашнего дня лежала грязная посуда. «Возможно, купить посудомоечную машину будет лучшим решением в моей жизни», — подумал он, оттирая засохшие кусочки пищи. Скинув с дивана вещи, он плюхнулся лицом в мягкую подушку и включил телевизор. Триллер, что шёл по включённому каналу, то и дело привлекал внимание своей нагнетающей музыкой, не давая заснуть и заставляя приоткрывать глаза.

Закинув ногу на подлокотник и взяв с журнального столика эспандер, Наруто стал попеременно сжимать его то в одной, то в другой руке, думая об Ино. А настоящее ли это вообще имя? Кто она и зачем приехала в ничем не примечательный городок? Обычно такие девушки, как она, бегут в мегаполис искать счастье. Если верить её подруге Хинате, они наоборот переехали сюда из самого центра. Удивление промелькнуло в его голове ещё при знакомстве, но сейчас он начал что-то подозревать. В одном мужчина был уверен точно — Ино не была воровкой, по крайней мере, профессионалом ее трудно было назвать. Обычно у воров всё слаженно и они явно натренированы невозмутимо реагировать на любые обстоятельства — будь то даже бриллиант, случайно найденный в чужой сумке.

Но и простой девушкой Ино не была: умела ловко манипулировать людьми, невинно хлопая глазами и обаятельно улыбаясь. Могла заболтать, смутить, изворотливо уходя от каверзных вопросов. Она походила на аферистку, к которым он испытывал неприязнь. Они пользовались наивностью людей в своих корыстных интересах и поймать их всегда было сложно — ловко подметали следы. Правда смотря в удивительно красивые глаза Ино, он сомневался, что она плохой человек. Возможно, из-за Хинаты у него складывалось такое впечатление. Подруга была простой, правильной, и в мягкости её голоса было много душевной теплоты. Вероятно, они тщательно продумали образ, чтобы провернуть аферу века, однако в это верилось с трудом. Скорее всего, Ино работала одна: нашла наивную девушку для отвода глаз и втёрлась ей в доверие, получив статус подруги. Дескать, смотрите, с кем я дружу. Мысль, что Ино может скрываться в их непримечательном городке, также посетила его, но тут же затухла. Стала бы она так рисковать сегодня ради куска ткани? Если только она не азартный человек. Как-то, пойманный на краже парнишка рассказал, что делает это ради бушующего адреналина. Возможно, ей было скучно, и таким образом она решила развлечься.

Если она опасна для общества, то он обязательно её посадит, неважно, испытывает он к ней симпатию или нет. Он должен был сделать это сегодня, после просмотра видео, но зачем-то решил дать второй шанс. Почистив зубы и приняв душ, мужчина лёг в холодную кровать, но перед глазами все мелькало то испуганное, то улыбающееся, то ехидное лицо; зарывшись в подушку, он вздохнул. Ему нужно выяснить, кто она. Для этого он попробует втереться в доверие и сыграть роль наивного паренька, а потом уже и решит, как поступить.


* * *


Как только Сакура выключила свет, на потолке зажглись фосфорные звёзды. Рок наклеил их, когда дочь стала просыпаться посреди ночи и биться в истерике, боясь монстров, что выползают из шкафов. Такая простая вещь подарила им долгожданный полноценный сон.

Иногда, смотря на Ли, Сакура сама не верила в своё счастье. Простой, добродушный Рок принял дочь как свою. От его заботы всё в душе расцветало. В начале, когда они сошлись, она лишь испытывала к нему уважение. Тогда, с младенцем на руках, совершенно потерянная и эмоционально истощённая, девушка не знала, как жить дальше. Родители Саске винили во всех бедах её, хотя употреблять наркотики он стал задолго до их встречи. Единственную внучку они до сих пор не признали. Итачи предлагал помощь, но ей не хотелось принимать хоть что-то от этой семьи. Брат мужа ей нравился, он всегда помогал и несколько раз выручал в критической ситуации, но она давала себе отчёт, что всё это было сделано не из-за симпатии к ней, а из любви к брату. Чтобы она лишний раз чего не сболтнула либо не пошла с заявлением в полицию.

Просить своих родителей о помощи девушка не могла: они были против раннего брака, а вернуться к ним значило признать своё поражение. Проигрывать Сакура не любила. Тогда и возник Рок, с искренней улыбкой и душой нараспашку. От угловатого, неказистого паренька, что бегал за ней ещё в студенческие годы, ничего не осталось. Это был мужчина, за широкой и крепкой спиной которого чувствуешь полную безопасность.

Со временем появилась симпатия, а затем любовь, но не та разрушающая и неистовая, что была с Саске — тёплая и нежная, как весенний цветок. Эта любовь ютилась в мелочах, от которых хотелось улыбаться и плакать от счастья. Ли, просыпаясь, поднимался почти бесшумно, брал вещи со стула, аккуратно накрывал торчащие из-под одеяла ноги тонким пледом и выходил в зал переодеваться, чтобы не разбудить. В обычной жизни шумный и неуклюжий, он проявлял чудеса, ходил на цыпочках и готовил завтрак без единого шороха. Если приходил раньше с работы, всегда что-то готовил, а если позже, то, каким бы усталым ни был, выгонял её с кухни и мыл посуду. Отпрашивался пораньше или брал выходной, чтобы присутствовать на празднике в детском саду. Если задерживался, то всегда звонил и сообщал об этом, чтобы не переживала. Именно поэтому сейчас Сакура взволнованно поглядывала на часы и кусала губы. Набрав ещё раз номер и десять раз проверив сообщения, она с тревогой в груди прошла на кухню и включила воду, перемывая и без того чистые тарелки. «С ним что-то случилось?» — ёкнуло у неё в груди и, обтерев мокрые руки об одежду, она вновь достала телефон и трясущимися руками набрала отделение. Приятный голос секретаря сказал, что старший следователь ушёл два часа назад. Сакура сглотнула и, сев на стул, уронила голову на руки. «Два часа назад… Даже при учёте пробок он должен был уже вернуться. Его машина на днях барахлила, может, что-то случилось на дороге? А если он попал в аварию?» Сердце вновь гулко ухнуло в груди. Осознание, что она может его потерять, оглушило её так, что она не услышала, как повернулся ключ в двери.

— Какого чёрта! — взвизгнула Сакура, когда выбежала в коридор, услышав шуршание, и увидела на пороге Саске. Странно было смотреть на него и чувствовать клокочущую и разрывающую изнутри холодную ненависть. Когда-то это же сердце при виде него трепетало и сгорало от страсти. Обескураженная, она тут же ощетинилась как дикая кошка. — Что ты тут… Убирайся! — старые обиды вспыхнули в ней с удвоенной силой. — Ли?! — вскрикнула она, завидев за его спиной будущего мужа.

— Не кипятись, Сакура, — улыбаясь, сказал он, смахивая с волос снег, — ребёнка разбудишь. Я всё объясню.

— Что он тут делает? — скрипя зубами, полушёпотом спросила она, указывая пальцем на бывшую любовь.

— Я пригласил, — просто и прямо ответил Ли, повесив куртку на крючок.

— Что? Почему? — зелёные глаза заискрились злостью. Саске кашлянул в кулак, неловко сняв обувь.

— Ты проходи, Саске. Я с ней поговорю, — Учиха с сомнением взглянул на бывшую жену, осторожно сделал шаг, и тут же был остановлен.

— Никуда он не пройдёт. В этом доме ноги его не будет.

— Сакура, — нежно сказал Рок, подойдя к ней. Бережно взяв её за руку, успокаивающе посмотрел ей в глаза, — он только взглянет на дочь и оставит подарок, а затем уйдёт.

— Она уже спит! Такие вещи нужно обсуждать со мной! Я её мать, а ты не её отец! — вскипев, воскликнула она и тут же прикрыла рот ладонью, пожалев, что в порыве ярости наговорила лишнего. «Саске просто своим присутствием умудряется подпортить мне жизнь», —мелькнуло у неё в голове.

— Всё верно… — проглотив ком и отпустив руку, отрешённо проговорил Ли, — поэтому я и пригласил его.

— Вторая дверь слева. Две минуты, — зло шикнула она на Саске, указав направление.

— Рок… Я не хотела этого говорить, извини, — виновато обняв его со спины, женщина уткнулась лицом в рубашку. — Он выводит меня из себя, я сразу с ума сходить начинаю.

— Всё хорошо, Сакура. Всё хорошо, — мужчина провёл ладонью по сцепленный рукам, тяжело вздыхая.

— Что-то случилось? — озадачено спросила она, обойдя его и заглядывая в глаза.

— Нет, всё нормально. Батарейка села, не мог сообщить, что задержусь. Извини, — ответил он, отводя взгляд.

Рок никогда не умел врать, а сейчас он что-то скрывал. Ей это не понравилось, ведь у них не было никаких секретов между собой. Неприятная дрожь прошлась по телу и, скрестив руки на груди, она хотела его допросить, но появившийся Саске сбил её.

— Я пойду, — хрипло сказал он, надевая обувь. Ли тут же направился к нему, и Сакура последовала за ним. — Спасибо, — Учиха протянул руку и Рок крепко её сжал. — Спасибо, Сакура, — выдавил он из себя, — что разрешила увидеть.

Сакура, широко раскрыв глаза, в удивлении заморгала, не зная, что сказать. Она так и не нашла подходящих слов и, лишь когда дверь захлопнулась, тихо прошептала:

— Да не за что…

Глава опубликована: 05.11.2024

Часть 20

Рок Ли устало зевнул, закончив писать рапорт. Отпив порядком остывший кофе, он оглянулся. Кабинет был пуст, кресла задвинуты, столы завалены папками, коробками и бумагами, а следователи куда-то испарились.

— Неужели ушли на собрание?! — спохватился Ли и, стянув пиджак со спинки стула, подорвался к выходу, налетев на мимо проходящего секретаря.

— Ох, слава богу, вы ещё не ушли, — с облегчением вздохнул парень, сжимая папку в руках.

— Ушёл? Куда? — непонимающе нахмурил густые брови Ли и подозрительно покосился на секретаря. С опаской взглянув на часы, следователь издал протяжный, в некотором смысле, угрожающий стон. Теперь настала очередь секретаря удивляться: он так же скосил брови и отошёл на два шага назад. Так, на всякий случай. Из-за наплыва странных и громких дел все в отделе с ума посходили, а Рок Ли был известен тем, что мог вырубить противника одним ударом.

— Майто Гай просит вас срочно зайти к нему, — Ли одобрительно кивнул и стал рыскать по карманам. Не обнаружив телефон, мужчина закатил глаза и вернулся в кабинет.

— Очень срочно! —напоследок крикнул секретарь и скрылся за дверью.

— Да понял я, понял, — пробурчал под нос Рок. Если Гай и вызывал его к себе, то это было чрезвычайно важно и надолго. Ли безмерно уважал начальника — тот был трудоголиком, днями напролёт торчал на работе, требуя такой же отдачи и от своих подчинённых. Раньше Рок Ли с радостью коротал здесь одинокие ночи, но сейчас дома ждет семья, а из-за его безалаберности Сакура будет сильно переживать. Найдя телефон под бумагами, он улыбнулся и тут же схватился за голову.

— Да вы издеваетесь! — взвыл мужчина, смотря на давно потухший экран. Он бы позвонил через стационарный, но Сакура, как назло, совсем недавно сменила номер, а он не успел выучить. «Сегодня она меня точно убьёт», — подумал старший следователь, обречённо идя по коридору.

Майто Гай разменял пятый десяток и на его суровом квадратном лице временами появлялась добрая широкая улыбка. Несмотря на возраст, его волосы были удивительно густыми и чёрными без единого седого волоска, в отличие от закадычного друга — Какаши Хатаке, который весь покрылся сединой.

«Это бюрократия тебя довела» — смеясь, говорил Гай, когда встречался с ним в воскресенье в баре. — «Остался бы следователем, был бы в форме. Вот нужно было тебе лезть в главное управление?». На самом деле Майто и сам хотел свалить с должности начальника и уйти на пенсию, только вот до пенсии ещё как до луны, а если и валить, то в главное управление. А там ещё хуже: ходить строго по струнке, следовать и отдавать приказы, будто ты тренированная собака. Здесь же хотя бы какая-никакая свобода. Иллюзорная, правда, но не удушающая.

При виде Ли на лице у Гая появилась та самая редкая улыбка. Этот некогда мальчишка напоминал ему себя в юности. Такой же упорный, не пасующий перед трудностями, любящий своё дело и отдающий всего себя ему. Однако у Ли было чистое и доброе сердце и здесь, в полиции, именно это мешало продвигаться вверх по карьерной лестнице. Если бы не внезапный уход Неджи, то должность старшего следователя ему бы никогда не светила. На Неджи Гай возлагал большие надежды — целеустремлённый, рассудительный и спокойный, обгоняющий по всем показателям своих коллег, он мог однажды занять его место. Но судьба сыграла с ним злую шутку, навсегда оставив его в рядовых следователях. Но, кажется, такая перспектива не особо волновала бывшего подчинённого. Несколько раз он пересёкся с ним в главном управлении, и в его глазах он не увидел ничего кроме холодной пустоты. Этот молодой человек больше походил на пустую оболочку, вынужденную проживать один день за другим. От этого сердце Майто обливалось кровью.

Жестом указав на свободный стул у рабочего стола, Гай вздохнул, предвкушая долгий и неприятный разговор. Ли был правдолюбом, как когда-то Наруто, но второй, однажды приняв неверное решение, навсегда остался в должниках у начальства. Ведь никто так и не поверил в историю о самообороне. И было бы желание, это можно было бы с легкостью доказать — провести более тщательную экспертизу, найти свидетелей. Но иметь при себе сотрудника, которым можно управлять, было намного выгоднее, поэтому все быстро замялось.

Однако с Ли дела обстояли иначе — у этого паренька, казалось, не было слабых мест, его идеальная репутация не давала рычажков, на которые можно надавить. Гай уже пожалел, что доверил это дело команде Рока, с другими подчинёнными было бы легче замять. Но кто же знал, что дело примет такой оборот.

— Что-то случилось? Ты куда-то торопишься? — спросил Гай, чувствуя напряжение следователя.

— Нет, — твёрдо ответил Ли и, сев на стул, положил руки на стол и сцепил их перед собой.

— Это хорошо, — задумчиво проговорил начальник, вытащив папку из выдвижного ящика и доставая бумаги. Ли закусил губу, представляя рассерженную Сакуру.

— Результаты экспертизы. Всё сошлось. Тело принадлежит Учиха Изуми, пропавшей два года назад.

— Так быстро?! — удивлённо произнёс следователь, забирая протянутое заключение. Обычно на такие вещи уходило больше месяца. — Она была жива шесть месяцев назад, — на выдохе сказал Ли, пробегаясь по строчкам судмедэкспертов. — Смерть наступила по причине травмы головы… тупым предметом, — Ли закрыл глаза рукой и положил бумаги на стол.

— Дело нужно закрыть… — умолкнув на полуслове, Гай посмотрел на Рока в предвкушении вопроса.

— Закрыть? — встрепенулся он, непонимающе смотря на начальника.

— На верху хотят быстрее судить «коллекционера», поэтому подослали подмогу, чтобы ускорить экспертизу. Суд состоится через неделю.

— Но это не «коллекционер». Вы же сами понимаете, что это не он! — возмутился следователь, привстав со стула.

— Почему ты так в этом уверен?

— Не его подчерк.

— По-твоему, он не мог убить эту девушку? — начал аккуратно Гай. — Да, её смерть необычна, но, как мы знаем, другие жертвы не имели никаких травм, кроме отрезанных частей тела. «Коллекционер» выкачивал из них кровь и создавал «мумии». Предположим, что девушка сопротивлялась, завязалась драка и он ударил её, от чего она и умерла. Разозлившись, что всё идёт не по плану, он мог сжечь тело как ненужный ему материал. Все улики были найдены у него в логове. Это о чём-то, да говорит.

— Но не забывайте, что «коллекционера» мы нашли по наводке. Этот кто-то и мог их подбросить. Возможно «коллекционер» работал не один. Я бы поверил в вашу версию, не будь у неё отрезаны пальцы. Отрезанные части говорят о том, что жертва в его коллекции. Если он разозлился, не логично ли было сжечь и пальцы? К тому же все жертвы были проститутками. Мне нужно ещё раз допросить подозреваемого.

— Больше никаких допросов. Дело нужно закрыть. Подозреваемый уже давно во всём сознался.

— Но я уверен, что если показать ему это, он будет отрицать свою причастность! — ткнув пальцем в ужасающие фото обгоревшего и иссохшего тела, сказал Рок. — Убийца на свободе и если мы закроем на это глаза, то скоро в новостях будет снова мелькать информация о пропавших девушках. Я понимаю, город напуган, и его надо успокоить хорошими новостями. За последний месяц слишком много громких дел, но это не лучшее решение. Я не могу закрыть дело. Даже не просите!

— Ли! — прикрикнул Гай, стукнув по столу, и под толстой кожей на лбу вздулась вена. — Сверху не просят, а приказывают! Если они хотят, то получат, с тобой или без тебя, понял?! Или мне объяснить более доходчиво?

— Это неправильно и вы это знаете, — проговорил сквозь зубы Рок, проведя рукой по лицу. Он собрал все листы в папку и протянул начальнику. В холодной комнате стало невыносимо душно. — Я закрою дело, если вы приказываете, но новая жертва будет не только на моей совести.

— Тело могут забрать завтра, свяжись с родственниками, — с облегчением сказал Гай, ощутив, как гора упала с его плеч. Он сделал, что от него требовали, не прибегая к угрозам. Бросив бумаги в ящик, он закрыл тот на ключ.

— Она сирота, — стоя у закрытой двери, вполоборота, промолвил Рок.

— Вот как. Сообщу в главное управление, они возьмут расходы на себя, организуют похороны. Всё-таки она была не чужой.

— По делу фигурировал некий Мадара — сосед, бывший уголовник. Кажется, они были близки. Может стоит сообщить ему?

— Какая ирония: бывший уголовник и следователь. Хорошо, свяжись с ним.

— Ирония заключается в том, что мы — следователи, ради выслуги перед начальством, попираем правду и скрываем факты, — выплюнул Рок, чувствуя подступающую тошноту. Ему был противен он сам и всё окружение.

— Подумай о будущем, Ли. О своём будущем! Девушка мертва, а у тебя вся жизнь впереди. Если память мне не изменяет, то скоро у тебя свадьба. Вот и займись подготовкой. Мёртвых нужно придать земле, и это единственное, что мы можем сделать.

Ли вышел из кабинета, чувствуя себя оплёванным. Схватив куртку, выбежал, на ходу одеваясь. Морозный, отрезвляющий ветер ударил в лицо, глаза заслезились от холода. Хотелось до скрежета зубов курить, но он дал слово Сакуре, что больше не притронется к этой отраве. Добежав до парковки, он ударил вечно заедающую дверцу и запрыгнул в салон, в котором было холоднее, чем в морозильной камере. Заводя мотор, поёжившись и потирая ладони друг о друга, Ли слушал, как двигатель протяжно гудел и прогревался. Постучав по рулю пальцами, он плавно вырулил направо и помчался подальше от места, где впервые в жизни поступил так, как выгодно начальству. Уже подъезжая к дому, он внезапно вспомнил, что Сарада сегодня утром просила купить киндер. Представив её радостный визг с утра, он дал назад, проехав две улицы, оставил машину на обочине, в надежде быстро купить шоколад.

Злосчастные яйца с сюрпризом внутри продавались у кассы, и это радовало, так как не нужно было обходить весь магазин. Встав в очередь, он схватил несколько. Перед ним стоял высокий мужчина в чёрном пальто, на ленте рядом лежали три киндера. Ли усмехнулся, подумав, что дочь или сын, скорее всего, тоже выклянчили подарок. Эти маленькие чертята умели добиваться своего. А всему виной была реклама, которая всплывала после просмотра мультфильма.

— Ваша карта не проходит, — сказала продавщица мужчине, что стоял перед ним.

— Не проходит? Почему не проходит? — голос его показался знакомым, хоть был сипловат. Где-то он уже его слышал.

— А я знаю?! — ответила кассирша, лопнув маленький розовый пузырь из жевательной резинки. Девушка смотрела на него с презрением, выгнув тонко выщипанную бровь.

— Может пин-код не тот ввели, а может карта не ваша, — незнакомец начал шариться по карманам в поисках налички и повернулся боком.

— Саске?

— Ли?

— Вы будете оплачивать или нет? — вмешалась продавщица, побарабанив по стойке длинными чёрными ногтями.

— Сейчас, — потянувшись во внутренний карман пальто, Саске вынул бумажник. На грязный пол упал значок следователя. Быстро нагнувшись, он поднял его, протерев рукой. Ли впервые видел его таким потерянным и несобранным.

— Ты к нам?

— Я не… Не знаю, если честно. Сакура навряд ли меня впустит… Но раз мы с тобой пересеклись, — Учиха замолчал, отводя взгляд, слова давались ему с трудом. Он глотал слюну, делая долгие многозначительные паузы. Девушка смотрела на них, нетерпеливо хмурясь. Кто-то позади Ли ткнул ему корзиной в спину и как-то трагически вздохнул.

— Не мог бы ты это передать моей дочери?

— Время, конечно, поздноватое, но Сарада может и не спать. Она часто поздно ложится. Особенно если Сакура разрешит посмотреть «Щенячий патруль», — широко улыбнулся Ли, положив руку на плечо бывшему одногруппнику.

По лицу Саске пробежала тень печальной улыбки, а в душе стало поганей некуда. Он понятия не имел, что такое «Щенячий патруль», во сколько его ребёнок ложится спать, во сколько просыпается; что любит, что не любит; чем занимается. Он в действительности не знал о дочери ровным счётом ничего, и между ними, кроме общих генетических данных, не было ничего общего. Но ему хотелось стать частью её жизни. Иронично, ведь когда Сакура сообщила ему о беременности Сарадой, он настаивал на аборте. Сейчас, смотря на Ли, такого открытого и добродушного, он почувствовал болезненный укол совести. Перед ним стоял человек, который вправе называть его дочь своей. Ему никогда не стать таким, он просто придаток, который должен исчезнуть со временем.

Продавщица закатила глаза, вдыхая, и недовольно заговорила:

— Может вы заплатите за своего друга? А то мы будем стоять тут три года!

— Не надо, я нашёл, — сказал Саске, передав крупную купюру.

— Мельче нет? У меня нет сдачи.

— Я оплачу, — вмешался Рок, вытаскивая карту.

— Не надо. Сдачу оставьте себе, — кассирша присвистнула, вздёрнув бровь.

— Может ещё что-нибудь возьмёте?

— Нет, — холодно ответил Саске, запихнув киндеры в карманы пальто.

— Я на машине. Оставил её там, — сказал Рок, указывая на дорогу и тут же замер, увидев, как эвакуатор погружает его старый автомобиль. — Да что за день! — крикнул он, прежде чем рвануть с места. Не успев пробежать и пяти метров, мужчина подскользнулся и больно ударился о мусорный бак. Когда Саске подошел к коллеге, тот сидел на холодной земле и печально смотрел в сторону уезжающего автомобиля.

— Ты как? — спросил Саске, помогая встать. — Если поедешь сейчас, сумма будет небольшая.

— Да чёрт с этими деньгами, — отряхивая брюки и потирая пятую точку, Ли болезненно поморщился. Прихрамывая, он сделал пару шагов. — Пошли домой. Тут недалеко, пятнадцать минут от силы.

— Я знаю.

— Прости. Забыл, что ты у нас уже бывал. Как работа? — спросил Ли, запустив руки в карманы и нащупав там раздавленные шоколадки. Он прикусил щёку изнутри и возвёл глаза к хмурому тёмному небу. Крупные снежинки размером с ватный диск упали на лицо. Он не знал, о чём говорить с Саске, как с ним себя вести, но понимал, что для будущего его семьи важно наладить с ним отношения. В академии они учились вместе в одной группе, но не общались. Учиха всегда держался особняком. Рок не считал его «зазнавшимся засранцем» или «золотым мальчиком», как считали многие, но и симпатии к нему не испытывал. Однако он уважал Саске за упорство, которое порой доходило до фанатизма, когда дело касалось экзаменов. Многие списывали его оценки на врождённый талант, который, несомненно, был, но он видел, как тот покидал библиотеку поздно вечером и оттачивал стрельбу в тире. Бесспорно, жизнь сильно потрепала Учиха Саске, но в нём всё ещё была холодная красота, которая отталкивала и притягивала одновременно. И Ли терялся, чувствуя себя не в своей тарелке. Он никогда не обладал давящим природным магнетизмом.

— Работается, — усмехнулся Учиха и смахнул с лица упавшую крупную снежинку.

— Как Наруто? Всё такой же непоседливый? — ему было интересно узнать о Неджи, но, посчитав это бестактным, Ли промолчал.

— Его и могила не исправит. Я слышал, что ты ведёшь дело «коллекционера», — решил попытать счастья Саске. Если не получится, то придётся в этом направлении поработать Неджи, они вроде с Ли были в хороших отношениях.

— Вёл.

— Значит, закрывают. Я так и предполагал. Ты согласен с этим?

— Нет, но я не могу ничего поделать. Его закроют со мной или без меня.

— Ли… Ты не мог бы передать материалы дела мне? — Рок резко остановился.

— В каком смысле передать? Не понимаю. Дело передают в третий отдел? Но мне сказали закрыть его.

— Никто ничего не передаёт. Я лично хочу докопаться до истины.

— Но это противозаконно! И зачем тебе это?

— А разве законно закрывать дело, когда там ни черта не сходится? — вспылил Саске, тут же пожалев о внезапной вспышке. — Извини, ты не виноват. Будь на твоём месте я, мне бы тоже пришлось закрыть. Честно, я не знаю, зачем это мне. Не знаю, куда меня всё это приведёт, но я чувствую что… что-то во мне кричит докопаться до истины.

Ли стоял напротив своего дома, обдумывая слова Саске. Кухонное окно, что выходило на улицу, залилось ярким жёлтым светом, а вскоре появилась Сакура, взяв тарелки, она двинулась к раковине. Сердце его забилось сильнее и обдало теплом. Он хотел бы видеть её счастливой и поэтому решил рискнуть всем, что у него было. Если обнаружат утечку информации, то его не просто понизят в должности, но и отберут значок, но если Саске пойдёт на его условия, то он облегчит её жизнь.

— Хорошо, я сделаю копию дела и передам тебе, только если ты согласишься забрать заявление об опекунстве. Я обещаю, что поговорю с Сакурой и ты сможешь видеться с дочерью чаще, не уверен, что без свидетелей. Но я постараюсь сделать всё возможное. Ни я, ни Сакура тебе не враги. Просто ей нужно свыкнуться с мыслью, что ты изменился. Таскаясь по судам, ты ничего не добьёшься, только травмируешь ребёнка и разозлишь её.

Саске прокашлялся и, прищурившись, посмотрел на коллегу. Ли заботился о некогда его семье и понимал ситуацию лучше, в отличии от него, и в нём не было ни капли эгоизма. Если его дочь будет воспитывать такой человек, то она непременно вырастет хорошим человеком.

— Ты действительно их любишь. Я буду работать аккуратно, никто не узнает об утечке. Спасибо, что заботишься о них, — сказал Саске, с грустью взглянув на дом. — Мне лучше уйти, передай ей, — вытащив из кармана три яйца, он вытянул руку вперед.

— Нет, Саске. Ты купил, ты и дари. Ты всегда будешь её отцом. Если она спит, то положи на тумбочку рядом с кроватью, а утром я скажу, что их принёс ты.

— Ты хороший человек, Ли, — проговорил Саске, глотая неожиданно появившийся ком в горле. Не хватало еще сопли пустить, совсем жалким выглядеть уже точно не хотелось.

— Мне бы хотелось им быть.


* * *


После долгого разговора с Цунаде, Неджи решил заехать к отцу. Он давненько у него не был, только созванивался, чтобы узнать о здоровье. Заехав в магазин, он купил фрукты, пирожное и жаренные крылышки. От последнего отец с ума сходил. А сам Неджи их люто ненавидел. От одного запаха его мутило. Помнится, после смерти матери они каждый день их ели, пока он не научился готовить. Поднимаясь по лестнице, Хьюга смотрел под ноги, чтобы не навернуться, ступеньки порядком обледенели. Позвонив в звонок, он услышал шарканье и тихое покашливание. Дверь распахнулась и на пороге возник высокий, но уже не такой крепкий отец. Седины в волосах стало больше, щёки впали, лицо озарила улыбка и мелкие морщины усеяли кожу. Его серые глаза, которые раньше отливали холодной сталью, поблёкли, стали почти тусклыми.

— Сынок, я так рад тебя видеть, — сказал он, обнимая и хлопая того по спине. — Ты так редко заезжаешь к своему старику, что на языке вертится вопрос: не случилось ли чего?

— Нет. Прости, уезжал в командировку. Не помню, говорил ли тебе, — спокойно ответил сын, ставя пакеты на пол. — А затем всё закрутилось…

— Упоминал. Какие дела, однако, творятся! Сколько живу здесь, ни разу не было такого кошмара. Ты случаем не был знаком с этой девушкой? — спросил Хизаши, смотря на сына.

— Совсем немного. Тен-Тен с ней работала в одном отделе.

— Вот как, — протянул отец и направился в зал. — Какое горе для родителей! Узнать, что твой ребёнок… — он умолк, заходя на кухню. — Я поставлю чайник.

— Отец, я ненадолго, — крикнул Неджи, сняв обувь.

— Ну хоть чай ты со мной выпьешь?

Хизаши жил скромно: на зарплату юриста по земельным вопросам в захудалой фирме особо не разживёшься. После трагической гибели жены он ничего не приобрёл в дом, кроме, пожалуй, нового телевизора. Старая квартира давно требовала ремонта, обои по углам потихоньку расходились, придавая дому неопрятный вид. Когда Неджи приходил к отцу, то чувствовал присутствие и запах матери. В шкафах до сих пор можно было найти её вещи, Хизаши всегда говорил, что она с ними и охраняет их от невзгод. В чём-то они с отцом были похожи — оба не умели отпускать прошлое.

— Ты расследуешь эти дела?

— Нет, я не отношусь к этому отделу, — ответил быстро Неджи и тут же замолчал, отвернувшись к окну. Взгляд его упал на сиреневый бархат фиалок, что цвели на подоконнике. Мать любила эти невзрачные цветы и, когда он случайно задел их и горшок разбился, отец долго сетовал на его криворукость. На следующий день весь подоконник был устлан этими цветами.

— Правда? Мне казалось, что твой относится к этому району, — с сомнением сказал Хизаши, настороженно смотря на сына.

— Забыл сказать, что меня перевели, — сглотнув и почесав нос, как нив чём не бывало, ответил Хьюга. У отца было слабое сердце, лишние тревоги были не к чему. Неджи не рассказывал о своём отстранении, переводе в другой отдел, о затяжной депрессии и убийстве восемнадцатилетнего мальчишки. Когда отец приезжал его проведать и заставал дома в ворохе вещей, которые принадлежали Тен-Тен, он лишь понимающе хлопал его по плечу, оставлял еду и уходил. Ему была хорошо известна эта поедающая изнутри боль утраты. — Как ты справился, пап?

— С чем?

— Когда мамы не стало, где ты взял силы жить дальше?

— У меня был ты, сынок, — с грустью ответил Хизаши, опустив глаза и поставив чайник на стол. — Мне было ради кого жить, — Неджи бездумно покрутил чашку. — И ты обязательно найдёшь человека, который даст тебе сил. У тебя впереди длинная жизнь и, прошу, не закрывайся от других. Не бойся полюбить снова.

— Ты же не смог, пап.

— О, я полюбил другую женщину. Ты тогда только поступил в академию, и я решил, что это не лучшее время для отношений. У тебя был такой трудный возраст и ты мог расценить всё как предательство. Я мог бы тебя потерять.

— Почему ты мне об этом не говорил? Я бы никогда так о тебе не подумал, отец.

— Зачем говорить о том, что не случилось? — Хизаши неспеша отпил чай и облокотился спиной о стену. — Твоя мать была удивительной женщиной и моей первой любовью. Я бережно храню о ней воспоминания и благодарен ей, что она подарила мне тебя. Но она была не последней моей любовью. Я более, чем уверен, что она хотела бы видеть меня счастливым. Тен-Тен тоже бы этого хотела.

— Папа, я так устал, — сказал Неджи, уронив голову на стол. — От удушающего одиночества.

Хизаши подошёл к нему и, обняв за плечи, поцеловал в макушку.

— Я знаю, сынок. Знаю.

Глава опубликована: 05.11.2024

Часть 21

Автобус ехал слишком медленно, а затем и вовсе увяз в пробке. Пассажиры нервно ёрзали на сиденьях и шипели как кошки. Если бы мужчина, сидящий на соседнем кресле, её не толкнул, то Хината и не заметила бы, что автобус стоит уже как полчаса. Отложив блокнот в сумку, она дунула на заиндевелое окно и потёрла его ладошкой, но кроме вереницы машин с красными фарами, ничего не увидела.

— Простите, вы не подскажете, где мы сейчас?

— Всё там же! — пыхтя и досадливо почёсывая бороду, ответил мужчина.

— Там... это где?

— Проснулась что ль? — в голосе звенело раздражение, девушка виновато опустила глаза. По полу растекалась грязная вода. — Мы рядом с госпиталем.

— Э... Спасибо. Значит не проехала.

— А тебе куда?

— В сторону старого центра.

— Сочувствую.

— П…почему?

— Ты посмотри, какие пробки! В лучшем случае, доберёшься через два часа. А всё из-за снега: чиновники, как всегда, экономят на технике и персонале. А страдаем мы! И куда уходят все налоги?

Девушке было стыдно прервать собеседника или вернуть наушники в уши, поэтому пришлось выслушивать жалобы незнакомца на местную власть. От его недовольных возгласов и болтовни трещала голова и она, перебирая пальцами край куртки, кивала и озиралась по сторонам в поисках спасения. Кое-кто из пассажиров, прислонившись к окну, спал скукожившись; другие же либо читали книги, либо уткнулись в телефоны. Автобус заводился, дребезжал и, поскользив пару метров по мокрому снегу, вновь затихал.

— Ну, удачи, — сказал мужчина и тут же выпрыгнул из транспорта, как только открылись двери. Хината стыдливо ему улыбнулась, осуждая себя за гадкие мысли, что несказанно рада избавлению от утомительного собеседника.

Её остановка была почти конечной и когда в салоне не осталось людей кроме неё, Хината почувствовала неловкость, а затем и вину перед водителем за то, что живёт так далеко. Это было глупо, ведь он бы всё равно туда поехал, с пассажирами или без. Она, крепко сжав лямки рюкзака, сошла на остановке. Снег завалил тротуар выше щиколотки, и, возможно, к утру стоило ожидать сугробы по колено. Крупные мокрые хлопья били в лицо, заслоняли глаза. Хината натянула капюшон, смахнув с лица воду. Она на минуту остановилась и взглянула на дома — в окнах то тут, то там загорался свет, мелькали люди. Белый пух лениво кружился в жёлтом тёплом свете, оседал на провода, подоконники, голые ветки деревьев. На её лице появилась улыбка, а в глазах заблестели слёзы счастья. Впервые за долгое время она ощутила внутри себя чувство покоя и защищенности. Словно из окон этих домов наблюдал отец и улыбался в привычной ему манере, сложив перед собой руки. Она сделала шаг, затем второй. Внутренний ребёнок проснулся в ней и, не доходя до подъезда, она бросила рюкзак в сугроб, упала в снег, раскинув руки в стороны. И яркое воспоминание из детства окутало её тёплым покрывалом.

— Пап, ты умеешь делать снежного ангела?

— Кого? — переспросил отец, наклоняясь.

— Снежного ангела, — пробурчала Хината в шарф и поправила съехавшую на лицо вязаную шапочку. — Если не умеешь, я научу. Воспитательница показала.

— Ну, показывай, — Хиаши остановился и отпустил руку дочери, засунув свои в карманы тёмного пальто.

— Вот так, главное — лечь правильно, — она легла на спину. Его красивое лицо нависало над ней, и она потянула руки, чтобы его коснуться. Её красная варежка, облепленная снегом, мазнула по гладко выбритому подбородку. Отец еле заметно улыбнулся. — Ты тоже ложись. Воот здесь, рядышком, — и он, тяжело вздохнув, лёг рядом, раскинул руки и ноги в стороны и по её команде задвигался.

По небу проплывали тёмные облака, закрывая луну, и при каждом слове изо рта вылетало облачко пара и растворялось в морозном воздухе. Отец дотронулся до её руки и крепко сжал, и ей показалось, что он тихо засмеялся.

— С вами всё хорошо?

Хината резко открыла веки. Знакомые серые глаза смотрели с беспокойством. Она прищурилась и тихо чихнула. На мгновение ей показалось, что это отец, но это был сосед из пятьсот седьмой квартиры.

— Неджи, — еле слышно прошептала девушка, прежде чем комок снега упал на её губы, превращаясь в кашицу. Приоткрыв рот, она облизнула и съела снег. Следователь часто-часто заморгал и его бледное, серьёзное лицо окрасил лёгкий румянец. Он тут же отвёл взгляд и выпрямился, а она продолжала лежать.

— Хината, — сказал он, смутившись, что сразу не признал соседку. Он бы её не заметил, если бы случайно не обернулся у самого подъезда. Недалеко, на площадке, неподвижно лежал человек, из-за чего парня охватило волнение и он рванул вперёд, спотыкаясь о рыхлый снег. Неджи боялся не успеть и обнаружить окоченевшее тело. Приблизившись, он с облегчением выдохнул. Она дышала. Тёмные длинные волосы разметались по снегу, шапка съехала в сторону, а длинные пушистые ресницы были покрыты инеем. «Неджи», — его давно не звали так нежно, отчего что-то встрепенулось в груди, охватило неведомым волнением, жар прилил к лицу и, испугавшись, он тут же отпрянул.

— Что ты делаешь? — надломлено спросил он, не узнавая собственный голос.

— Снежного ангела, — всё так же тихо ответила соседка, закрыв глаза. Следователь молчал, не зная, что сказать. Уходить не хотелось, но и оставаться было глупо. — Ты делал снежного ангела?

— Делал.

— В детстве я часто их делала, но как подросла, перестала. Считала, что это глупо. Ты тоже так считал?

— Не знаю, — ответил он, пожав плечами, — я об этом не думал.

— Если хочешь, можешь вспомнить. Обещаю, я никому не скажу! Иногда ведь можно... позволить себе быть ребёнком.

И отчего-то Неджи опустился, лёг на спину и раскинул руки. Он прикрыл глаза — смотреть в небо было невыносимо трудно, крупный тяжёлый снег падал на лицо, таял и скатывался водой. Он не двигался, вслушивался в тишину. Всё вокруг замерло, как сегодня на кладбище. После разговора с отцом он поехал к Тен-Тен, смёл ладонью снег с мраморной поверхности, прошёлся тёплыми пальцами по гравировке. И не почувствовал ничего, кроме резных вмятин в камне. Ничего. Неужели он её забывал, неужели он начинал её отпускать? Поцеловав свои пальцы и трепетно пройдясь по надгробию, он ощутил лишь холод. Слёзы навернулись на глаза, и он быстро их смахнул. Неджи сидел у могилы, вслушивался в тишину, и от неё всё внутри выворачивало, леденело, хотелось бежать. Сейчас же тишина была иная — тёплая, убаюкивающая. Ему не место среди мертвецов, он всё ещё живой и осознание этой простой истины выбило воздух из лёгких.

— Если поймать снежинку языком, можно загадать желание, — голос у соседки был приятным, ласкал слух. Следователь высунул язык, удивляясь самому себе, ведь у него даже заветного желания нет.

— С вами всё хорошо? — от знакомого голоса тело словно ударило током. Неджи знал, что если откроет глаза, то встретится с угольно-чёрными, в которых, кажется, поселилась сама тьма.

Саске нахмурился, а затем брови его поползли вверх от удивления. В этот самый момент Хьюга захотел провалиться сквозь землю. Но неловкость будто сковала все тело, не давая подняться.

— Саске! — удивлённо воскликнула Хината и по-дурацки улыбнулась, узнав соседа из квартиры пятьсот шесть.

Учиха мнётся на месте, не зная, как уйти. Он считал, что парочка упилась и заснула в сугробе, и хотел растормошить их. Но, по-видимому, он помешал свиданию. Саске удивлён, что Неджи приступил к активным действиям, ему думалось, что напарник долго будет осознавать симпатию к соседке. Похоже, ошибся. Нутром ощутив напряжение, он съёжился — совершенно не хотелось вступать в перебранку. Он был слишком вымотан за сегодня. По-хорошему, ему бы делать ноги, но взгляд упёрся в девушку. Её распахнутые большие светло-серые глаза, растрёпанные волосы, волнующий приоткрытый рот, показались вновь до одури знакомыми. Саске, склонив голову набок, попытался вспомнить, где её видел, но память отказывала ему. От досады он сжал губы в тонкую полоску.

— Извините, что помешал, — прохрипел следователь, заливаясь кашлем, и быстро развернулся ко входу в подъезд.

— Саске! — окликнул Неджи, отряхивая одежду.

Нога скользнула вперёд и Учиха понял, что лишается опоры и падает назад, больно ударившись головой. Перед глазами на короткий миг всё темнеет.

— Эй, Саске... Саске, — ледяные руки треплют его по щеке. В холодных серых глазах плещется волнение, — сколько пальцев видишь? — он убирает руку напарника в сторону и, постанывая и скривив лицо, приподнимается на локтях. У него нет никакого сотрясения, а вот Неджи походу ударился головой, раз печётся о нём. Следователь протягивает руку и он хватается за неё — без посторонней помощи ему не подняться. Краем глаза он замечает, как соседка летит к ним, надевая рюкзак на ходу. Саске опускает голову и понимает, что под ними каток, припорошенный снегом, он собирается сообщить, но становится слишком поздно. Девушка, поскользнувшись, цепляется за Неджи, тот пытается удержать его и в итоге все втроём с шумом и воплем падают. Они валяются в двух шагах друг от друга, и смех раздирает горло. Снег неожиданно перестаёт идти.

— Она что, пьяная? — сипло спросил Саске и покосился на напарника. Тот, усевшись, потёр голову и бросил взгляд на девушку, которая всё ещё тихо хихикала.

— Вроде нет.

— Мне удалось договориться. Дело будет у нас через пару дней, — не без гордости заявил Учиха, вглядываясь в пасмурное небо, — экспертиза закончена, дело закрывают.

— Как мы и предполагали, — выдохнул Неджи и густой пар окутал его лицо. — Когда похороны?

— Полагаю, скоро все отделы оповестят об этом.

— Надо пойти… вдвоём. И наблюдать. Если убийца на воле, он не упустит такую возможность...

— Знаю, — обречённо согласился Саске и, почесав нос, представил скорую встречу с братом. Шисуи непременно расскажет о его просьбе и он не знал, как тот отнесётся ко всему. Итачи всегда старался оградить его от неприятностей, только от его заботы временами хотелось на стенку лезть. Внутренне он опасался, что брат донесёт обо всём начальству, однако тешил себя надеждой, что этого не произойдёт, ведь так он может подставить под удар своего напарника и его — Саске, которому только недавно дали второй шанс.

— Простите, из-за меня вы упали, — соседка поднялась и, сняв шапку, стряхнула с неё снег. — Я думала, удержусь…

— Твоей вины здесь нет, — проговорил Неджи, потерев глаза.

— Да, но если бы я не бежала...

— Не нужно всегда всё брать на себя. Люди могут воспользоваться этим, — сказал Саске, пробегаясь по девушке беглым взглядом.

— Я знаю... Это просто привычка... Значок выпал, — она наклонилась и потянулась за вещью, кончики её волос коснулись его лица и неясные, яркие, расплывчатые образы замельтешили в голове. Когда он был под кайфом, то видел мир так же. Он сглотнул. Эти серые глаза смотрели на него затуманено, невинно, а пухлые розовые похотливо приоткрытые губы издавали глухие, томные стоны. Что за чёрт? Он что, с ней спал? Да, он несколько раз трахался под кайфом не с Сакурой. Но соседка не жила здесь тогда. Да и все девушки в его окружении принимали наркоту. А она не похожа на наркоманку. Слишком застенчивая, скромная и правильная. Может, он действительно ударился головой? Проведя пару раз по волосам в поисках раны, он раздражённо отогнал развратные виденья. Его уже давно не тянуло к женщинам, казалось, лечение напрочь отбило сексуальное влечение. Понемногу он начинал понимать Итачи, который как-то поделился с ним своей тайной. Возвращение либидо его обрадовало, всё это время он чувствовал себя неполноценным и уязвимым. Но в то же время этот факт и огорчил — без этого жилось как-то проще.

— Что-то случилось? — спросил Неджи, заметив минутную растерянность и смятение в вечно хмуром взгляде чёрных глаз. Опустив руку на плечо напарника, он хорошенько встряхнул того. Странно, сейчас он не чувствовал к Саске ненависти. «Неужели за короткое время, что мы провели вместе, я проникся к нему симпатией? Нет. Определённо, нет. Это жалость». Порой по ночам, лёжа в кровати и вслушиваясь в непрекращающийся грудной кашель, он отбрасывал в сторону его косвенную причастность к смерти Тен-Тен. И видел перед собой человека, хорошего следователя с прекрасным будущим, который собственноручно смыл всё в унитаз. Саске никогда не избавиться от дурной славы, шлейф непрекращающихся слухов и подозрений будет идти за ним по пятам. Иногда Хьюга сравнивал себя с ним и находил много общего — оба они были убийцами. Один был одурманен наркотой, второй ненавистью к этой наркоте. Оба причинили боль и отняли жизнь. Он видел слёзы бабушки, её внук был торчком, но она любила его. Возможно, тот бы исправился и жил нормальной жизнью. Ведь Саске смог перебороть. Имел ли он право его ненавидеть, когда и сам был не без греха? Вероятно, именно это и хотел показать ему Наруто.

— Извините... — замялась Хината, стоя у двери и пытаясь повернуть ключ, — я... не успела сменить замок. Не мог бы кто-нибудь из вас помочь мне открыть, пожалуйста.

Саске с Неджи переглянулись и вместе подошли к двери, наваливаясь на неё. Учиха пнул, а Хьюга быстро крутанул ключ и, вытащив его, вложил в тёплую ладонь.

— Спасибо... и извините за беспокойство.

— Прекрати извиняться, — закатив глаза, пробурчал Саске. — Лучше скорее смени замок.

Хината закусила губу и юркнула за дверь, ещё раз сердечно поблагодарив мужчин. Она улыбнулась, радуясь тому, как ей повезло в этот раз с соседями.

— Как украли? Ты, наверное, шутишь, — прокричала девушка, дёргая себя за волосы. — Мне конец! Ты слышишь? Из-за тебя мне конец. Знала же, что нельзя тебе довериться, — паника отражалась на её лице и губы дрожали от ужаса.

— Прости... Прости меня, пожалуйста, — придерживая ушибленную руку, вторила Хината. — Я не знаю, откуда он появился, он выхватил сумку, толкнул меня и побежал. Я не смогла догнать его... Нам нужно пойти в полицию и всё сообщить.

— Никакой полиции! — неистово вскрикнула девушка, сгрызая ногти, и стала нервно ходить по комнате. — Чёрт! Чёрт! Твою же мать... он убьёт меня. Чёёёрт! Нужно бежать. Нет, он найдёт меня. Я влипла... Я по уши в дерьме, — она рухнула на пол и, поджав под себя ноги, размазала тушь по лицу.

— Я не думаю, что твой парень будет так злиться из-за сумки. Я куплю тебе новую, это ведь моя вина... — попыталась утешить девушку Хината, абсолютно не понимая, что происходит.

— К чёрту сумку! Там был товар и деньги! Дерьмо!

— Товар? Какой товар? — отшатнулась Хината в сторону, прижимаясь к стене.

— Но в одном ты права. Это твоя вина, — оскалилась девушка, обнажая зубы. Она резко поднялась, схватив за грудки Хинату, прислонилась к ней лбом, — и ты мне поможешь выпутаться из этого.

— Я... Я не понимаю, Эйко. Какой товар? Неужели ты...— в ужасе прошептала Хьюга, пытаясь отстраниться.

— Да. Это именно то, о чём ты подумала. И не смотри на меня так! Уж извини, у меня нет заботливого папеньки, который после смерти оставил счёт в банке. А квартиру и обучение нужно как-то оплачивать. Мой отец хрен на меня забил и оставил лишь долги. Думаешь, я от хорошей жизни стала этим заниматься?

— Эйко... Но это опасно. Если тебя поймают, то посадят.

— Я знаю, но у меня нет другого выхода. Нужно оплатить лечение матери, а то её отключат от аппарата. А я... я не могу дать этому произойти, понимаешь?

— Я помогу тебе! Сколько нужно денег, чтобы покрыть? — Хината нервно сглотнула, обняв подругу.

— Я не знаю... много...— вновь захныкала от отчаянья девушка.

— Я сниму деньги, что оставил отец. И от дневной подработки кое-что удалось скопить. Мы как-нибудь справимся.

— А если этого не хватит?

— Что-нибудь придумаем.


* * *


Толстые плотно задёрнутые шторы не пропускали свет. Табло часов красным отражало 07:59 утра и, приподнявшись на локтях, Итачи отключил будильник, прежде чем он запищал. Мужчина опрокинулся на подушку, сонно зевнул и, почувствовав острые коленки, упирающиеся ему в бок, замер, не понимая, кто мог быть в его постели кроме него. Тихое ровное дыхание доносилось до уха. Сонная дымка мгновенно исчезла. Эта была Изуми, которую он привёз два дня назад к себе в квартиру. Над её транспортировкой пришлось изрядно попотеть. Вначале он хотел запихнуть её в чемодан, но было бы подозрительно два раза тащить огромный чемодан мимо охранника. Как и ожидалось, проблем на работе с выходом на больничный не было. Начальник и сотрудники, увидев его отёкшее пурпурное лицо и побитую машину, сразу же отправили его в больницу, поверив, что он врезался в фонарный столб. Да и трудно было не поверить, ведь в ту ночь и в самом деле была жуткая пурга. У Шисуи в тот день был выходной, и, судя по всему, тот сейчас страдал от похмелья, раз не брал трубку всю ночь и утро. Это облегчило ему задачу, ведь напарник мог заметить что-то неладное, а он сам мог допустить ряд ошибок, так как собирался впопыхах и мысли крутились только вокруг Изуми. Пришлось немного постоять в очереди на рентген и пообщаться с врачом. Изуми действительно сломала ему нос, но обошлось без смещения, чему он был несказанно рад. По пути к Орочимару он заметил, как сотрудник магазина в красной робе складывает пустые коробки у двери. Тот с радостью отдал ему самую большую.

— Это же та девушка, — прищурив желтоватые глаза, прошипел доктор, наблюдая, как Итачи укладывает обездвиженное тело в коробку из-под холодильника и накрывает толстым одеялом. — Та, которая пропала. Не помню, кажется... два года назад?

— Это не твоё дело, — огрызнулся следователь, потянувшись за скотчем.

— Не моё, — согласился Орочимару, протягивая пакет с таблетками. — Держи, у неё сотрясение. К счастью, пластины не повреждены и гематом нет. Ей нужно соблюдать постельный режим, но, судя по всему, с этим проблем не будет. Никаких активных действий, — ухмыльнулся он и Итачи понял, к чему тот клонит, но не стал что-либо отрицать. Чем меньше тот владеет информацией, тем лучше. — Возможна дезориентация, тошнота, рвота, головные боли и потеря памяти.

— Потеря памяти? Ты это серьёзно? На какое время? — только этого ему не хватало.

— Я предполагаю. Ты же не хочешь оставлять её у меня... Видимо, боишься, что она разболтает твои грязные секреты. Поэтому перечисляю, что может ожидать тебя. Если бы ты не ударил её прикладом во второй раз, то легко бы отделался. И что ты ей вколол? Что-то из барбитуратов, верно? — Итачи кивнул. — Играешь с огнём, мальчик. Если хочешь, чтобы она протянула чуть дольше, лучше переходи на нейролептики. И раны на ногах. Не забывай обрабатывать. Порезы глубокие, но связки не задеты.

— Хорошо, — сказал он, погружая коробку в багажник, предварительно опустив спинки заднего дивана и сдвинув переднее сиденье на максимум.

— Ты меня удивил, — мерзко улыбнулся Орочимару, — даже я на такое не способен. Чуть не забыл — купи утку или памперсы для взрослых.

— Зачем?

— Не думаю, что она сможет дойти до туалета.

— Есть хлороформ?

— Есть, но я уже сказал, поосторожней с ним. Девчонка у тебя тощая, переборщишь с дозировкой и больше не проснётся.

— Это будут уже мои проблемы.

— Как знаешь, — снова прищурившись, сказал мужчина и быстро зашёл в дом. Минут через пятнадцать вернулся с небольшой склянкой. Итачи опустил окно. — А она тебя неплохо уделала. По ней и не скажешь, что она...

— Говорят, ночью поймали студента. Вроде как сплавлял кому-то органы... — лицо Орочимару тут же сузилось и в глазах блеснул недобрый огонёк. — Похоже, кое-кому придётся искать нового поставщика, — Итачи поднял окно, повернул ключ зажигания и развернулся, выезжая. В молчании Орочимару он был уверен, этот скользкий тип был любопытный, но за пределы своего убежища редко выходил.

Заплатив немного денег алкоголику за углом, он попросил его помочь донести холодильник до грузового лифта, чтобы это смотрелось более правдоподобно. Когда он принёс домой коробку, то с облегчением вздохнул. Полдела было сделано, теперь осталось придумать, как удерживать её в своей квартире, не вызывая подозрений. Ведь рано или поздно Изуми поймёт, где находится, и обязательно начнёт действовать, стоит ему уехать на работу. Двадцать четыре часа он не может находиться дома, чтобы следить за ней. Взгляд упал на небольшую кладовую, где он хранил ненужные ему вещи. Если обить стены звукоизоляционным материалом и поставить прочную дверь, то можно держать её здесь пока он на работе. Конечно, это съест и без того маленькое пространство, но для Изуми подойдёт. Аренда у него уплачена за год, поэтому хозяин квартиры не появится здесь в ближайшее время. А через несколько месяцев он её точно разговорит, если посадит на героин. И почему эта идея не приходила в голову раньше, ведь за дозу наркоманы готовы и мать родную продать. Уложив девушку на кровать, он заказал все необходимые материалы и стал освобождать кладовку. Когда он закончил, то заскочил в спальню, включив приглушённый свет. Изуми лежала на боку, поджав под себя перебинтованные ноги, и упиралась носом в собственную блевотину, кислый запах которой разносился по комнате. На светлом покрывале растеклось тёмное пятно. Она описалась. Подойдя к ней, он перевернул её на спину, убрал испачканные налипшие пряди и, сняв наволочку, обтёр лицо. Изуми дрожала всем телом, по щекам текли слёзы, она непонимающе смотрела на него и пыталась что-то сказать, но речь была несвязная и больше походила на мычание. Ему стало её искренне жаль. Подавленность, граничащая с отчаяньем, исказила её лицо. Сейчас она походила на раздавленного, беспомощного ребёнка и, прижав её к себе, он потащил её в душ. Ноги её не держали, руки не слушались. Возможно, с дозой транквилизаторов он действительно переборщил. Опустив её на пол душевой кабинки, Итачи стал стаскивать с неё одежду, она медленно замотала головой и слёзы полились пуще прежнего, не в силах что-то сказать, она жалобно заскулила, пытаясь прикрыть нагое тело руками. Но через пару неудачных попыток овладеть своим телом, Изуми закрыла глаза и прижалась к стеклу лбом.

Струйки тёплой воды стали стекать по сгорбленной спине, Итачи, намылив мочалку, стал бережно тереть ей плечи и спускаться. У неё была небольшая, но красивая округлая грудь с розовыми ореолами, и под левой грудью было рванное родимое пятно, напоминающее птицу; впалый пупок, а рядом в двух сантиметрах друг от друга находились две родинки, по которым Итачи, не удержавшись, провёл пальцами; жёсткие тёмные лобковые волосы, худые бёдра и ягодицы. Водя мочалкой по телу, он ненароком касался её кожи пальцами и тогда у него возникало дикое желание припасть к ней губами, а когда проводил по внутренней части бедра, то непроизвольно, всем телом наваливался, прижимая её к стеклу. Он ощущал, как сильно горело его лицо и билось сердце. Её же всю трясло, и она издавала что-то похожее на жалобный писк.

В тот день она ничего не ела и не пила, видимо, испугалась, что может обделаться в штаны. Её ещё раз вырвало, на этот раз желчью, а к ночи разболелась голова, от которой она выла как волк и утыкалась лицом в подушку. Вколов обезболивающее и лёгкое седативное, Итачи наконец увидел умиротворенное лицо заснувшей девушки. На второй день всё повторилось, только движения становились более уверенными, взгляд осмысленным, однако речь несвязная, хотя уже можно было различить звуки. Она лежала и наблюдала за всем, Итачи понимал, что она осмысливает, где находится и, возможно, в голове уже выстраивает план побега. Боясь, что она может его обмануть, притворяясь немощной, он давал ей снотворное, чтобы больше спала.

— Ты должна поесть, — сказал он, пытаясь всунуть ложку в рот, Изуми резко вобрала еду и плюнула в лицо. Итачи опешил и раздражённо швырнул контейнер в сторону, убрав руками ошмётки каши. — Сделаешь так ещё раз и я, честное слово, выбью тебе зубы, — процедил следователь, выходя из комнаты. Она победно улыбнулась, ставя его слова под сомнение. Он не понимал, что творилось в её голове и откуда она брала силы на борьбу с ним.

Мужчина скатился чуть ниже, почувствовал жар её тела, тёплое дыхание опалило его шею. Его сердце забилось чаще, он глубоко вдохнул, она пахла хвойным мылом, как и он. Лежать вот так рядом друг с другом было приятно и если бы она что-то сонно не промямлила, то он продолжил бы лежать и вслушиваться в ритм своего сердца. Он провёл рукой по её волосам и, встав с постели, накрыл её одеялом. Когда она спала, то выглядела безобидно и мило.

Умывшись и позавтракав, Итачи посмотрел на материалы, что привезли вчера, и взъерошил волосы. Затем взяв бинт, воду, спирт, йод направился в спальню. Было проще обработать ноги, пока Изуми была в отключке. Он, развязывая повязку, слишком резко дёрнул, отодрав запёкшуюся кровь, что прилипла к марле, нога дёрнулась, и он дёрнулся вместе с ней, почувствовав боль. Струйка крови стала стекать по пальцам. Когда он обрезал ей пальцы гильотиной для сигар, то не чувствовал ничего подобного. Это состояние его встревожило и, быстро закончив обрабатывать, он выбежал из комнаты на балкон. Холодный воздух отрезвлял, запустив руку в волосы, взял пачку сигарет с подоконника и выкурил две. «Неужели я начинаю проникаться к ней сочувствием?», промелькнуло у него в голове, прежде чем он вернулся в комнату. Нужно было поскорее со всем заканчивать, пока не стало слишком поздно.

Изуми проснулась к полудню и снова лежала в постели, ничего не говоря. Ему показалась, что она смирилась с тем, что он меняет ей подгузник, видит её обнажённую, купает, одевает. Она больше не тратила силы на бессмысленную борьбу, крики и стоны. Просто повисала в его руках, как тряпичная кукла. Взгляд у неё был затуманенный и нечитаемый, и, вглядываясь в её тёмные большие глаза, он не мог понять, о чём она думает. Сегодня её не рвало, и она съела абсолютно всё, без свойственных ей фокусов. Затем снова уснула, приняв снотворное, а он продолжил уплотнять стены. И всё шло хорошо, пока он не включил сверло и в дверь не позвонили. Звонок раздался оглушительным набатом. Всё внутри него заледенело. Мужчина секунду не двигался, не зная, что предпринять и осмысливая происходящее. А затем, подорвавшись, влетел в спальню и включил свет. Изуми лежала на полу и ползла к двери как червь. Итачи тут же схватил хлороформ, смочил им валявшуюся на полу футболку и прижал к её носу. Девушка замычала, пытаясь убрать его руки и больно впилась ногтями в запястье.

— Сука, — прорычал он, не ослабляя хватку. Сладковатый запах разлетелся по комнате, руки Изуми безвольно упали на пол.

— Добрый вечер, — как можно спокойнее сказал следователь, возвращая самообладание, изогнув в удивлении бровь, он рассматривал девушку напротив. За всё время, что он здесь жил, они никогда не пересекались. Молоденькая блондинка рассматривала его в ответ. По её всклокоченным волосам и явно наспех накинутой одежде (толстовка была надета шиворот на выворот), он сделал вывод, что она либо спала, либо ложилась спать и он её явно разбудил. Голубые глаза полыхали яростью.

— Эм, добрый, — растерянно ответила девушка. Он вновь прошёлся по ней беглым взглядом, оценивая, насколько она может быть опасна. — Вам не кажется, что для ремонта довольно позднее время выбрали? Этот грохот меня напугал, — девушка манерно прислонила одну руку к груди. «Актриса», ухмыльнулся Итачи, но виду не подал.

— Грохот? — напряжённо переспросил он и, повернувшись, бросил взгляд к комнате, там была тишина. Одёрнув ворот чёрной футболки, он вновь посмотрел на незнакомку.

— Эм, да! Такое ощущение, что труп с кровати упал, — Итачи сглотнул. «Что она несёт?».

— А вы слышали, как падает труп? — голос подвёл и перешёл на хрип. Девушка поёжилась, обхватив себя руками. «Странная реакция, она чего-то испугалась».

— Видела в фильмах. Делайте свой ремонт днём, а не когда я прихожу уставшая с работы и хочу отдохнуть. В противном случае, я вызову полицию, — вздёрнув подбородок и серьёзно посмотрев на него, яростно сказала девушка. «Умна и изворотлива», — сделал вывод Итачи.

— Извините, что причинил неудобства. Не знал, что у вас будет слышно, — следователь выдавил подобие улыбки. — Меня зовут Итачи, я сам из полиции, — он протянул руку. Взгляд соседки упал на запястье, которое было в крови. Быстро заметив это, он выругался про себя, быстро стерев кровь указательным пальцем. — Поранился, когда полка грохнулась. Собственно, это не труп, — рука её была тёплой и хрупкой, если сдавить сильнее, то точно сломает. — Так когда вас нет дома, чтобы не беспокоить? Решил на больничном привести квартиру в порядок.

— С девяти утра до восьми вечера.

— Учту. Извините ещё раз за беспокойство, — быстро закрыв дверь, он выключил свет.

В детстве чувство защищенности и покоя дарили не объятья и утешающие слова матери, а темнота. Стоило выключить свет, и уродливое, раздражающее окружение исчезало. Зловещие жуткие тени растущих перед окном деревьев ползли по стенам, потолку, постели, но они его не ужасали, так как были честны в своём уродстве и намереньях пробраться в комнату. Микото всегда удивлялась его привычке подолгу сидеть в одиночестве во мраке и тишине и, по правде говоря, это её пугало.

— Разве дети не должны бояться темноты?

— Что ты хочешь этим сказать? — раздражённо смотря на жену, стоящую в проёме двери, ответил Фугаку, снимая очки и потирая усталые глаза.

— Иногда... он меня пугает.

— Пугает? — ухмыльнулся мужчина, подойдя к жене и взяв её за плечи, поцеловал в лоб. — Ты просто устала, дорогая. Ложись спать. У меня завтра суд, я должен подготовиться. Итачи обычный ребёнок, просто немного умнее своих сверстников. Разве все дети должны бояться темноты?

— Нет, но... Он... понимаешь, не такой, как все. Он никогда не жалуется, и я не понимаю, о чём он думает, а когда он на меня смотрит... мне становится не по себе. Он словно видит меня насквозь, — прошептала последние слова Микото и в ужасе закрыла рот.

— Боже, Микото! — взвыл муж, подняв глаза к потолку. — Сколько можно? Ты должна забыть, понимаешь? Забыть. Ты принимаешь таблетки? — из детской послышалось хныканье, а затем ор. — Зато Саске такой, как все, иногда мне кажется, что он рождён мне в наказание, — обречённо вздохнул мужчина. — Успокой его, мне нужно подготовиться к делу. И выбрось из головы всю эту чепуху.

Глава опубликована: 05.11.2024

Часть 22

Он с отвращением вошёл в квартиру, в которой стоял затхлый запах. Шисуи не помнил, когда в последний раз убирался и выкидывал мусор. Скинув обувь и небрежно бросив пальто на диван, следователь окинул комнату брезгливым взглядом и направился в кухню. Стол был завален одноразовыми контейнерами для еды, на дне которых расползлась плесень, заставлен бутылками с наполовину выпитым спиртным, а тарелка с окурками и пеплом особняком стояла на подоконнике. Мусорное ведро возле плиты было завалено жестяными банками из-под пива. Ему стало мерзко от всего вокруг, от самого себя. «Что бы сказала Изуми, увидев всё это?».

Мужчина достал мусорный пакет из выдвижного шкафчика, сгрёб всё со стола, вылил в раковину весь алкоголь, что у него был, с неприсущей ему злостью вышел на улицу и выбросил в мусорный бак. Как только он вошёл в дом и захлопнул дверь, то скатился по стенке и заплакал. Сегодня Саске ткнул его носом в правду, которую он до последнего не хотел признавать — Изуми больше нет. Она мертва. Его хрупкая и порой упрямая Изуми мертва. И это её изуродованное, обуглившееся тело лежит в холодном морге с биркой на большом пальце. Воздуха! В лёгких он резко закончился и, жадно ловя его ртом, как беспомощная рыба, угодившая в рыболовные сети, он пытался дышать. Если раньше неизвестность выводила его из себя, не давала ему потонуть в водовороте собственных переживаний, то сейчас неизбежная развязка давила на него, расплющивала, размазывала по асфальту и проезжала по нему грейдером.

— Прости меня, пожалуйста, — завыл он в пустоту, глотая солёные слёзы. — Прости меня, — яркий свет лампы ударил по глазам, стоило ему опрокинуть голову. — Пожалуйста, прости, что не нашёл, — плечи его содрогнулись и он закусил запястье, чтобы заглушить вырывающийся на волю отчаянный вопль.

Казалось, кто-то вспарывает ему грудную клетку тупым ножом.

— Ваш отчёт, — сказала Изуми, ставя бумаги на стол. — Проверьте, может что-то упустила.

— Э… Спасибо, — растерявшись, проговорил Шисуи, с осторожностью взяв рапорт.

Он не знал, как вести себя с ней после случившегося. Тысячу раз корил себя за то, что поддался минутному порыву, и миллион раз, ворочаясь в кровати, прокручивал злосчастную ночь в голове. Тогда он был довольно груб с ней и думал лишь о себе. Обычно он не позволял несдержанность по отношению к женщинам, если они сами не просили этого. Многим нравился напор и грубость, порой жестокость, но Изуми просила его остановиться и, возможно, сейчас она чувствовала к нему отвращение и считала конченым садистом. Может её кроткий нрав не позволял сказать всё ему в лицо? Может поэтому она упорно продолжала делать вид, что ничего не произошло? Если бы она сама заговорила об этом, Шисуи хоть что-то сказал бы в свою защиту, попытался бы исправить ситуацию. Ему нужно поговорить с ней, расставить все точки над i, извиниться и доказать, что он может быть нежным. О чём он думает, чёрт возьми? Не зря их предостерегают от отношений с сотрудниками — почти каждый день видеть коллегу, с которой переспал, довольно странно, но делать вид, что между ними ничего не произошло — нелепо.

— Шисуи, ты идёшь на обед? — Итачи появился в двери с папкой в руках, отвлекая мужчину от мыслей.

— Да, подожди меня, — вскочив со стула и бросив бумаги на стол, крикнул Шисуи. Пачка сигарет, что лежала на столе, незамедлительно полетела в карман брюк.

— А ты, Изуми?

— Я? — удивилась девушка, подскочив на месте, и тут же отвела взгляд от Итачи, забрав обратно рапорт. Это не укрылось от Шисуи и он внутренне пожалел девушку. Она явно была неравнодушна к напарнику. Однако он ни разу не видел коллегу в компании девушек, но частенько встречал в нерабочее время в компании рослого мужчины из главного управления. — Эм… Я хотела немного поработать.

— Идём обедать. Голодный обморок на рабочем месте нам ни к чему, — вкрадчиво произнёс Итачи, взглянув на наручные часы, и постучал по циферблату два раза.

Было странно слышать это от него, ведь напарник всегда избегал обедать с сотрудниками, он не любил разговоры и в кафе всегда садился в закуток, подальше от людей. Когда Шисуи звал его с собой, то они ели напротив друг друга в гробовом молчании, слыша лишь звук пережёвывания еды. А об обеде со стажёром не могло быть и речи. Шисуи удивлённо уставился на напарника, не веря своим глазам.

— У вас что-то случилось? — пробегая взглядом по коллегам, спросила Тен-Тен и тоже вошла в кабинет. — Вы какие-то странные. Ладно, проехали. Где можно найти материалы по делу семьи Андо?

— Зачем оно тебе? Оно закрыто, — ответил Итачи, подозрительно нахмурившись.

— Знаю. Но начальство, походу, решило убить нас, погрузив в бумажные дела. Может, хотят от нас избавиться. Не знаешь, не грядёт ли сокращение? Хотя мне уже всё равно, со дня на день подам заявление на увольнение. Так дело ваше было?

— Ты увольняешься? Какого чёрта, Тен? Нас что, снова ожидают переработки? — воскликнул Шисуи, садясь обратно в кресло. — Вот дела, только подумаешь, что жизнь наладилась, так сразу она даёт тебе подножку. Ты из-за парня своего? Так можно же попросить перевод и к нам зашлют, возможно, Рока. Слышал, он хороший парень. Зачем уходить?

— Устала я, хочу пожить нормально.

— Устала? — хохотнул следователь, покрутившись на кресле. — Это я могу сказать, что устал. Сказать, сколько лет я за этим столом?

— Значит Саске вновь без напарника останется, — Итачи опёрся об стену, уткнувшись взглядом в пустоту.

— Он большой мальчик, справится, — сказала Такахаши, положив руку на плечо мужчине.

— Жаль, конечно, но дело твоё.

— Так семья Андо была ваша?

— Ааа… Нет, — отмахнулся Шисуи, — им занималась команда Ран.

— Вы где-то накосячили? — приподняв бровь, Итачи прислонил к подбородку скрученную в трубочку папку. — С чего начальству давать вам бумажную работу?

— Что бы мы, и накосячили?! — воскликнул откуда ни возьмись появившийся Саске. — Может это вы накосячили?

— Малец, следи за языком… А то я не возьму в расчёт, что Итачи твой брат. Поройтесь в архивах.

— О нет, — взвыл Саске, поднимая глаза к серому потолку и представляя сырые и пыльные подвалы. — Изуми, не поможешь?

— Саске! — вскрикнула Тен-Тен и попыталась дать подзатыльник напарнику, но тот быстро увернулся, спрятавшись за спиной брата. — Мы с тобой это уже обсуждали!

— Что? Это бесценный опыт.

— Порой ты такой мудак.

— У тебя что, ПМС? С утра злая как собака. То кофе не такой, то пахнет чем-то, то я папки не так сложил. Успокойся, напарница.

— А у тебя небось секс был впервые за несколько месяцев! Такой радостный, что аж кости ломит, — показав средний палец улыбающемуся Саске, Тен-Тен тут же покраснела, смотря на вскинутые от удивления брови Итачи.

— Ух ты, какие у вас хорошие отношения в паре.

— Хорошие у нас отношения, — в унисон сказали двое и зло сверкнули глазами, повернувшись к Шисуи.

— Я и говорю — хорошие, — хохотнув, следователь показательно развёл руками.

— Вы слышали? — подбежал один из стажеров с горящими глазами.

— Пока мы слышим только тебя, — холодно ответил Итачи, явно недовольный тем, что людей в кабинете с каждой минутой становится всё больше и больше.

— Ещё одна девушка пропала.

— У тебя хоть когда-то хорошие новости бывают?

— Это похоже на закономерность, — протянула Тен-Тен. — Может серийный убийца?

— Трупов пока нет, так что серийный похититель, который явно создаёт себе гарем, — пошутил Шисуи и вышел из кабинета. — Идёмте, а то за разговорами обед пропустим.

Они сидели втроём, каждый уставился в свою в тарелку. Итачи безучастно ковырялся в салате, Изуми наматывала спагетти на вилку, а Шисуи медленно размешивал суп ложкой, не в силах поднять взгляд на девушку, что сидела напротив. Официантка принесла кофе, поставила сливки на стол и тут же исчезла, не решаясь развеять тишину.

— Как командировка?

— Бесполезная, — ответил следователь, играясь с зубочисткой.

— Сразу понятно было… Чего они хотели? Лишняя трата времени.

— Они говорят — мы делаем, — сказал напарник, сделав глоток терпкого кофе.

— Изуми, не хочешь завтра в ночь поехать со мной в двадцать пятый? — Итачи убрал тарелку на край стола и махнул официанту. Шисуи откашлялся, поперхнувшись.

— Да, но… Вы уверены? В прошлый раз я… — растерялась девушка, чуть не упустив кружку из рук.

— Если тебе так нравится работа с бумажками, мы с Шисуи сделаем тебе одолжение и напишем отличные рекомендации для перевода в третий отдел.

— Нет! Я пойду, не пишите!

— Зачем ты так с ней? — вздохнул Шисуи, когда девушка ушла в туалетную комнату. — Она старается, просто ещё от шока не отошла. Ты, помню, два дня отходил после первой перестрелки.

— Она либо поборет свой страх, либо будет всю жизнь писать отчёты. Если второе — это дело её жизни, то в нашем отделе ей делать нечего. Да, я отходил два дня, а она уже как месяц избегает выезда. Думаешь, это нормально?

— Нет, но как-то жёстко.

— Не ты ли говорил, что здесь не детский сад? Ты как-то размяк после командировки, Шисуи.

Последующие дни Изуми ходила, как в воду опущенная. На лице всё реже играла улыбка, из рук всё валилось. Девушка была рассеянной и отчёты писала из рук вон плохо.

— Что-то случилось в двадцать пятом? — осторожно спросил Шисуи, когда они остались одни в кабинете.

— А… Что? Нет, ничего не случилось, всё хорошо.

— Какие-то проблемы?

— Нет, почему вы спрашиваете?

— Ты ведёшь себя странно. И может хватит мне выкать? По-моему, мы можем спокойно перейти на ты. Ты не хочешь поговорить о том, что случилось между нами? — Шисуи подошёл ближе и слегка повернул её монитор в другую сторону, отчего она вспыхнула и быстро отвела взгляд.

— Разве что-то случилось? — пытаясь состроить из себя дурочку, переспросила девушка.

— Я был так плох?

— Нет, — покраснела она и заёрзала на стуле, стараясь избегать его настойчивого взгляда.

— Тогда… Не хочешь повторить? — выпалил он и прикусил щёку изнутри, понимая, что ляпнул. Он выжидающе посмотрел на неё, а затем продолжил, сам не веря своим словам. — Я знаю, что тебе нравится Итачи. — Изуми удивлённо захлопала глазами и вцепилась в рукав белой блузки, сжав губы. — Он не ответит тебе взаимностью, — девушка опустила глаза и хотела было что-то сказать или возразить, но он не дал. — Можешь любить кого хочешь, меня не волнует. Я не буду лезть в твою жизнь, ты в мою… Никаких разговоров. Только секс, — она расширила в удивлении глаза и ему показалось, что перестала дышать. — Если кто-то из нас захочет закончить, то просто скажет об этом. Расстаёмся без слёз и истерик. И на работе мы просто коллеги. Согласна? — закончил он, находясь от себя в немом шоке. Представив, что она сейчас влепит пощёчину, следователь зажмурил глаза и стиснул зубы.

— Я согласна, — Изуми нервно сглотнула и окинула его влажным взглядом.

— Согласна? — распахнув в удивлении глаза, спросил он. Шисуи не верил своим ушам и ошарашенно моргал, не находя слов. Казалось, весь мозг превратился в кашу.

— Только у меня одно условие, — тихо прошептала Изуми, наклонив голову и взяв ручку с письменного стола.

— Какое?

— Если я скажу остановиться, ты остановишься.

Он убирался всю ночь. Поменял и выгладил простыни, зачем-то выстирал всю одежду, протёр тряпкой всю пыль (даже за батареей), вымыл полы и аккуратно сложил вещи на полках. С утра сходил в магазин, купил тапочки, женский шампунь, гель для душа с ароматом ванили, и зубную щётку. Так, на всякий случай. Когда стрелки часов приближались к трём, Шисуи нервно потёр вспотевшие ладони о колени. Она опаздывала, и он нервно усмехнулся, подумав, что она решила так над ним пошутить. Ведь такая девушка, как она, никогда бы не согласилась на его предложение. Его охватила паника и сердце запрыгало испуганной белкой, когда раздался звонок. Он почувствовал себя девственником, ожидающим своё первое свидание. Открывая дверь, он заметил, как дрожали его пальцы. Изуми в лёгком белом сарафане и накинутом на плечи голубом кардигане, стояла с пакетом в руке и не решалась войти.

— Привет. Это тебе… к чаю, — она протянула пакет, он неловко взял и закрыл дверь.

— У меня есть вино, — забегая на кухню сказал Шисуи и достал два бокала, которые тоже купил сегодня утром.

— Я хочу быть трезвой.

Он сел рядом на диван, не зная, что делать. Ему захотелось вернуться в тот день и заткнуть себе рот. Всё было настолько абсурдно, что даже не верилось в происходящее. Между ними уже был секс, но тогда он был спонтанным, а сейчас мужчина был в полной растерянности — приступать сразу к делу или стоит немного поболтать? Ведь обычно всё это происходило не так — девушки флиртовали, вступали в некую игру, чтобы в итоге получить желаемое, и это распаляло, добавляло непредсказуемости, заводило.

— Чем ты обычно занимаешься в свой выходной? — задал вопрос он и мысленно себя пристыдил за столь банальный.

— Я думала, никаких разговоров. Ты же сам говорил, — она нахмурила брови.

— Да, ты права.

Ему было неловко, у него всё время потели ладони. Поцелуи были неумелые, они буквально обслюнявили друг другу лицо. Застёжка лифчика решила над ним поиздеваться и поддалась только с третьей попытки, он запутался в собственной футболке, чуть не упал с дивана и кое-как вскрыл пакетик с презервативом. А уж то, как он пытался его надеть, заслуживало отдельного комедийного фильма. А когда всё закончилось, Изуми быстро натянула одежду и, под предлогом срочных дел, сбежала, оставив его голого в постели. Это был худший секс в его жизни, он был полным кретином. Неудивительно, что она решила побыстрее уйти.

Придя в себя, он встал с пола и прошёл в свою комнату. Выдвинув полку, вытащил толстую папку с бумагами и сел за стол, тщательно перечитывая все заметки, рассматривая фотографии её комнаты. Маленькой и пустой комнаты.

Он сложил все листы обратно и, надев пальто, вышел на улицу. Прежде чем отдать все материалы Саске, ему хотелось вместе с Итачи просмотреть их и пройтись по старым следам. Может они действительно что-то упустили, а Итачи всегда был внимателен к деталям. Он уже представил недовольное лицо коллеги, ведь тот крайне не любил, когда к нему приходили без предупреждения.


* * *


Немного постояв в темноте, Итачи прошёл в спальню. Изуми валялась у двери на боку, в том же самом положении, в каком он её оставил. Вначале он подумал, что она мертва, и на секунду обмер, решив, что мог переборщить с хлороформом. Прислонив палец к сонной артерии и почувствовав лёгкую пульсацию, он с облегчением выдохнул. Взвалив её на себя, бросил на кровать и перевернул на спину. Кожа при тусклом свете приобрела землистый оттенок, губы были сухими, покрылись тонкими белыми чешуйками с розовыми трещинками. Под ногтями запеклась его кровь, ему нужно срочно срезать их. Взяв маникюрные ножницы, он положил её костлявую руку себе на колени и, пройдясь по костяшкам её пальцев, начал медленно срезать под ободок. Когда он взял другую руку с тремя обрубками вместо пальцев, то тошнота подступила к горлу. Он совсем не хотел этого делать, но это был лучший вариант, чтобы замести следы. Конечно, можно было обойтись и одним, но у тела девушки, что он нашёл в двадцать пятом, не было трёх пальцев.

— Зачем тебе столько льда? — Изуми приподнялась с матраца и настороженно глянула на ведро, инстинктивно сжавшись в комок. Под глазом всё ещё был пурпурный синяк после их последней драки. — Как-то поздновато прикладывать лёд, — он молча подошёл к ней, достав наручники, и приковал левую руку к трубе. — Что… Что ты делаешь? Итачи? Почему ты молчишь? — глаза её в панике быстро забегали, голос стал срываться на хриплый крик.

Он придвинул ведро чуть ближе и закатал ей рукав до плеча, она отшатнулась, прижалась к стене так, словно в ней было её спасение. Достав из пакета шприц, надломил ампулу и вколол обезболивающее. Итачи не знал, насколько оно сильное, подействует ли, и куда, собственно, колоть, но надеялся, что хоть немного сможет облегчить боль.

— Что это, Итачи?! — стараясь не обращать внимания на её крики, он схватил её правую руку, прикованную на длинную цепь, и опустил в ведро вместе со своей. Лёд больно колол кожу. Изуми пыталась вырвать руку и противно скребла наручниками по батарее. — Итачи! Итачи! Я не чувствую пальцы. Мне холодно! Я ничего не знаю, Итачи! Поверь мне, пожалуйста! Я ни с кем не связана! Это случайность, просто случайность, — он вынул руки, достал гильотину для сигар, бинты и кляп. Пальцы неприятно покалывали.

Изуми, осознав, к чему всё идёт, начала бренчать цепью и трясти трубу в надежде освободиться. Её глаза отражали немой ужас, который он видел сотни раз у людей, когда приставлял тем дуло ко лбу.

— Пожалуйста, пожалуйста, Итачи… Остановись, не надо. Я не знаю… Ничего не знаю! — затрясла головой Изуми, когда он попытался просунуть в рот кляп, сильно надавив на челюсть. Она захныкала и слёзы хлынули из глаз, когда ему это удалось. Её пальцы всё ещё не потеряли чувствительность, слабо, но реагировали на касания. Её утробный крик заглушил хруст, бордовая кровь хлынула и потекла по рукам, маленький тонкий палец с торчащей костью упал между ног. На втором она потеряла сознание, и её голова уткнулась ему в шею. Её ногти на левой руке стёрлись, царапая бетонную стену, и оставили кровавый след.

Закончив, он накрыл её одеялом и сел на пол у стены, запустил руки в волосы, медленно выдыхая. Изуми заставила его понервничать, кажется, он начинал понимать, почему отец желал от неё избавиться. Скорее всего «дочь» довела его до ручки и на деньгах бы не остановилась. Раз она хотела вернуть шесть миллионов, значит, её интересовала только месть. Только вот какой мести она хотела? Как много она знала об их семье? Хотела ли она навредить Саске? Интересно, если бы она в действительности была его сестрой и жила с ними, изменились бы родители? Крылась ли нелюбовь родителей к собственным детям в ней?

Для отца он всегда был средством для достижения целей. Кажется, он был рождён для исполнения его заветной мечты. А Саске явно был рождён матерью, чтобы удержать отца. Они для обоих были лишь средством. Средством, которое не оправдало возложенных ожиданий. В начальной школе отец любил дать ему ремня за плохую оценку, мать всегда оставалась безучастной. Боль от ремня почти не чувствовалась, а холодные, равнодушные глаза матери пронзали его сердце. Порой ему казалось, она могла задушить его подушкой, и поэтому он засыпал, когда слышал лёгкий храп из соседней комнаты. Когда Микото ходила с животом, а во чреве её развивался Саске, она поглаживала округлость, улыбалась и напевала песню, а когда он касался его, то старалась как можно скорее убрать его руки, словно он мог навредить собственному брату. Отец никогда не бил Саске, мало интересовался его делами, и, если ругал, то попрекал мать. Итачи был рад, что младший избежал этой участи, но однажды брошенные слова брата заставили его содрогнуться: «Тебя он хотя бы бил. А я для него пустое место». Тогда он сгрёб худое тельце в охапку и пообещал себе, что будет любить его всегда.

Итачи не понимал мать, которая за всю жизнь не встала на сторону детей и постоянно потакала желаниям отца. Лишь раз она позволила на него накричать и обвинить в чём-то, и причиной были не они, а потенциальный ребёнок на стороне. Он всегда задавался вопросом, почему мать не перечила отцу, почему не развелась, почему не ушла. Неужели любовь к отцу делала из неё безвольную куклу? Ведь она была из богатой семьи и вся карьера, построенная отцом, была начата благодаря её связям. Пригрози она ему, всё могло бы в одночасье измениться. Вся его семья походила на фарс и смотря на счастливые улыбки в семейных альбомах, он хотел всё разорвать и сжечь. Всё это было фальшивкой и счастья в их доме никогда не было. Отец ошибался в своём выводе, считая, что он выбрал семью.

Если Изуми хочет уничтожить его семью, он даже поможет. Но если уничтожению подлежит и Саске, то сам сотрёт её в порошок. Только младший брат заслуживал любви, он всегда был честен с ним.

Звонок в дверь снова заставил содрогнуться и вскочить на месте. Изуми спала и не двигалась, он же ничего не делал, чтобы спровоцировать шум. Неужели соседка что-то заподозрила? Он, крадучись, на цыпочках, прошёл по коридору и, споткнувшись о коробку, с грохотом упал.

— Итачи, я тебя слышал, — раздалось за дверью, и он с ужасом поднялся. «Какого чёрта Шисуи здесь делает?!».

Шисуи — это не соседка с нижнего этажа, напарник действительно представлял опасность. Если он что-то поймёт, то прикопается и не отстанет, пока не выяснит. Итачи быстро закрыл спальню, пробежался по комнате взглядом, наспех запихнул материалы, оставив лишь коробку с инструментами, разбросал по полу шурупы, сдвинул немного диван. Подходя к двери, он заметил на запястье кровавые полумесяцы от ногтей и, взяв спортивные штаны с полки, пошарил в карманах и нащупал напульсник.

— Привет. Я, конечно, понимаю, что без предупреждения, но заставлять так долго ждать…

— Извини, уронил коробку с шурупами, хотел собрать.

— Ого, выглядит ещё хуже, чем рассказывали, — сказал он, указав на лицо.

— Да, не повезло.

— Ты решил ремонтом заняться? — перепрыгнув через коробку, поинтересовался следователь, прищуриваясь в тусклом свете.

— Диван скрипел, решил прикрутить, — ответил Итачи, косясь на дверь спальни. Он не знал, как долго Шисуи будет здесь и на какое время хватит хлороформа.

— Я не вовремя? У тебя похоже кто-то есть.

— Что? — нервно сглотнул следователь, напряжённо смотря на коллегу.

— Можешь не скрывать. Я давно знаю, — Шисуи простодушно улыбнулся и потёр шею.

— Знаешь? — непонимающе переспросил Итачи, пристально смотря на Шисуи. — И как давно ты знаешь? — выдавил он из себя полушёпотом.

— Не помню… Пару раз видел его с тобой в баре и как-то на улице. Он же из главного управления, я прав? — Итачи сглотнул, нахмурил брови, абсолютно не понимая о чём говорит коллега. — Не переживай, я не осуждаю и никому не расскажу. Если ты любишь человека, разве важно, какого он пола? Извини, что помешал. Я пойду лучше. Может однажды ты нас познакомишь, — Шисуи положил руку на его плечо, крепко сжал и развернулся.

— Что-то случилось?

— Видел Саске.

— Саске? Когда? Где?

— В парке, возле нашего отдела.

— Что он там делал?

— Искал нас. Он просил дать ему материалы по делу Изуми, — в глазах потемнело и зазвенело в ушах.

— Его предают третьему?

— Нет, скорее всего, его скоро закроют. Ты же сам понимаешь. Он хочет сам провести расследование и найти убийцу.

— Что? Это не законно. Зачем ему это? Он знал-то её от силы три месяца, они обмолвились за всё время парой фраз.

— Я сам был удивлён. Но ты же знаешь его лучше меня, он наверняка бунтует против системы.

— Я надеюсь, ты не отдал ему бумаги. Я знаю, что ты делал копии.

— Я ему отдам, — подняв папку, сказал он.

— Если об этом узнают, то вас обоих вышвырнут из полиции, — негодовал Итачи, пытаясь переварить информацию.

— Он знает, на что идёт. Я тоже. Я… люблю Изуми.

— Что?

— Люблю её, — выдохнул он, открывая дверь. — Я не смог её спасти. Последнее, что я могу для неё сделать, это найти настоящего убийцу. И я надеюсь, что ты не будешь мешать, потому что понимаешь — не справедливо вот так на всё закрывать глаза.

Дверь закрылась, и комната погрузилась в тишину.

— Если бы это была любовь, ты бы почувствовал, — прошептал он. — Ты бы почувствовал, что за стенкой бьётся её сердце.

Когда Итачи вошёл в спальню и включил свет, Изуми лежала с открытыми глазами, моргая, сжимая губы, и слёзы стекали по щекам. И тогда он понял, что такое любовь. Захлопнув дверь, он закрылся в ванной и включил воду в раковине в надежде, что та сможет заглушить его отчаянный крик.


Примечания:

Следующая глава будет о Мадаре. И возможно будет в марте, так как навалилось много дел. Не теряйтесь* )

Глава опубликована: 05.11.2024

Часть 23

Примечания:

Что ж, до марта ждать не пришлось)

Надеюсь вы готовы к такому повороту событий, а может кто-то уже и предполагал)

На одну тайну стало меньше, а может и больше)


Перед глазами всё расплывалось, и Мадара опёрся рукой о гладкую стену, чтобы не упасть. И без того узкое пространство коридора в момент сузилось, зажало его в каменные тиски, не давая дышать. Дрожащими руками, в панике, мужчина пытался оттянуть ворот потрёпанной чёрной футболки, что как удав обвила шею. Он попробовал выровнять дыхание, которое сейчас было прерывистым и свистящим, как после бега на дальние дистанции. С усилием, глубоко вздохнув, превозмогая боль в груди, он открыл рот, но тяжёлый густой воздух застрял в горле, не позволяя насытить лёгкие, жаждущие кислорода. Сердце неистово билось и ему казалось, будто оно раздувается при каждой попытке вдохнуть и вот-вот лопнет. Жжение в груди возрастало, растекалось кислотой. Согнувшись пополам и обронив телефон, Мадара бросил взгляд в сторону кухни, где до боли в глазах мерцал ярко-желтый свет.

С каждым шагом комната отдалялась от него всё дальше и дальше, и вскоре превратилась в маленькую горошинку, исчезнув в могильном тумане. Он прикрыл глаза — разноцветные мушки тут же заплясали в темноте. Тревожный голос, доносящийся из динамика, о чём-то спрашивал, но шум и звон в ушах заглушал слова. Он попытался дотянуться до телефона, но вместо этого растянулся на полу. Не в силах подняться, водя носом и подбородком по грязному линолеуму, пытаясь ползти, он думал о смерти в собственной квартире, от этого на искривлённом от боли лице появлялась злая усмешка. Он представил, как через некоторое время жильцы, проходя мимо его дверей, пожалуются на странный запах; как полиция несколько раз постучит, прежде чем выломает дверь и зажмёт носы от смрада разлагающегося тела. Как в новостях, возможно, вскользь, упомянут об очередной одинокой смерти, и приведут статистику за год.

Его похоронят где-то на задворках, а, возможно, кремируют, выбросят куда-то прах, так как за ним никто не придёт, и он исчезнет раз и навсегда из этого мира в немом молчании, не оставив и следа своего существования.

— Чёрта с два! — прокряхтел он, поднимаясь на локтях. — Чёрта с два! — прокричал, вспоминая слова Изуми, и впервые за долгое время понял её страх. — Не сейчас. Не сегодня, — прошипел Мадара, перевернувшись на спину и взглядом упираясь в потолок.

Шерстяной, распушив свой чёрный хвост, показался в коридоре. Он прошёл по стеночке, жалобно мяукнул и, подойдя к хозяину, ткнул влажным носом в лицо, с интересом посмотрел на мужчину жёлтыми глазами, а затем, приподняв лапку, дотронулся до грубой кожи. Мадара оскалился и засмеялся: паника сходила на нет и дыхание постепенно возвращалось в норму. Кот, вскоре потеряв интерес, вальяжно направился на кухню и, прежде чем запрыгнуть на стол, встревоженно обернулся. Хозяин всё лежал на полу, тяжело дыша. Обнюхав тарелки и чашки, животное разочаровано фыркнуло и, перебравшись на подоконник, водя хвостом по столу, стало наблюдать, как за окном летят крупные хлопья снега.

— Разве вас не пугает, что вас никто не вспомнит? — сказала Изуми, подперев рукой подбородок. Ресницы её еле заметно задрожали и, подняв взгляд, она посмотрела на него в упор, изогнув красивые губы в грустной улыбке.

В такие моменты он порывался заключить её в свои объятья, трепетно пройтись кончиками пальцев по её щеке, коснуться губами её губ и, прижавшись лбом к её лбу, вслушиваться в её тихое дыхание. Он не знал, как она это делала, но смотря на хрупкие плечи, тонкие запястья и искрящиеся тёплым светом глаза, в нём просыпалась давно позабытая нежность. Колючая душа сворачивалась маленьким ёжиком под убаюкивающий голос, и всё вокруг приобретало нежные, мягкие краски. Рядом с ней ему хотелось быть лучше, хотелось жить и оставить позади своё тяжкое и беспросветное прошлое.

— Мы приходим в этот мир одни и уходим в одиночестве. Чего тут бояться? Тебе мёртвой будет всё равно, помнят тебя или нет. В души, парящие над телом, я не верю.

— Я тоже не верю, но всё же... Как-то грустно становится, когда я представляю, что на мою могилу никто не придёт. Никто не всплакнёт обо мне, не вспомнит забавный случай, не посмеётся. Получается так, словно тебя и не было на этом свете.

— И часто ты такое представляешь? — озадаченно спросил он, не понимая, почему молодой девушке приходят мысли о смерти. Раньше он замечал, что её что-то тяготит, не даёт дышать полной грудью и тянет куда-то вниз, но боялся спросить, понимая, что она не ответит и, возможно, ещё больше замкнётся в себе. Ему ли не знать, как больно вскрывать покрытые сухой коркой раны.

— Раньше — часто. Сейчас, думаю, кое-кто всё-таки будет меня вспоминать.

— Не против, если закурю? — спросил он, зажав между мозолистыми пальцами сигарету.

Она качнула головой и поставила перед ним пустое блюдце. Он распахнул окно, опираясь локтями о подоконник, выпустил дым. Вид, что открывался на главную дорогу, отличался от вида в его квартире — вечно оживленный и шумный.

— Встречаешься с кем-то? — поинтересовался он, отмечая про себя, что ему неприятно об этом думать.

Мадара понимал, что такому, как он, не светит будущее с ней, но где-то в глубине души в нём теплилась надежда. Если он приведёт себя в порядок, полностью завяжет с выпивкой, найдёт хорошую работу, а может, даже откроет свою мастерскую, как раньше мечтал, то, возможно, она увидит в нём заботливого мужчину. Да, он бывший уголовник, но разве один раз оступившись, он не имеет права на счастливую жизнь? Тем более, рассказав ей правду, он не увидел испуга в глазах. Она наоборот будто больше прониклась к нему симпатией. Да, он старше её, но разве таким браком сейчас кого-то удивишь? Ведь если любишь человека, становится неважно его прошлое. А она его непременно полюбит, он станет лучшей версией себя, он из кожи вон вылезет, но добьётся её, а затем попробует уговорить бросить полицию, так как опасная работа совсем не для неё. А если не получится, то он смирится и будет ждать её со смены. Он даже научится готовить что-то сложнее яичницы. Они будут жить вместе — тихо и мирно, по выходным выезжать загород, а раз в полгода — за границу. У них обязательно будут дети, шебутные и своенравные, которых они будут журить и баловать.

— А? С чего вы взяли? — голос её дрогнул и, даже не смотря на неё, он ощутил, как щёки покрылись румянцем смущения.

— Ты сама сказала, что кое-кто всё-таки будет тебя вспоминать, — стряхнув пепел в блюдце сказал он, и посмотрел на людей, толпившихся на остановке и ожидающих свой автобус.

— Это я о вас. Вы же... будете меня помнить? — кротко спросила она, подойдя со спины и коснулась его плеча. От лёгкого, невесомого касания по телу разлилось тепло.

— Буду, — коротко ответил он и, затушив сигарету, закрыл окно, — если для тебя это важно. Но всё же в тебе что-то изменилось. Ты не так напряжена, как обычно, — Мадара поймал ее растерянный взгляд и усмехнулся. Контакт разорвал противный кашель, рвавшийся из горла после горького дыма сигарет. Он шумно прокашлялся и спустил наглого кота со стула. Тот от досады цапнул его за руку и побежал галопом. Это животное совсем обнаглело и не ведало страха.

— Изменилось?

— Да... После своей командировки тебя будто перестало что-то тяготить, — она непонимающе нахмурила брови. — Я не особо хорошо разбираюсь во всём этом, но тебя что-то... Нет, ты чего-то боялась, — её лицо побледнело, напряглось и он уже пожалел о сказанном. — Возможно, я не прав. Забудь, — резко оборвал он речь и, проведя рукой по подбородку, посмотрел на полупустую вазочку с песочным печеньем. В кои-то веки у Изуми вышло сделать его не приторно-сладким.

— Мне нужно идти, — Мадара взял печенье и с хрустом откусил.

— Может и изменилось, — сказала она, догнав его в прихожей. Он надевал ботинки и искал лопаточку для обуви. — Я встретилась со своим главным страхом, — он в непонимании поднял на неё глаза, Изуми закатывала рукава клетчатой рубашки и сжимала губы, — и, кажется, начинаю с ним бороться, — решительность в голосе удивила его и, криво улыбнувшись, он попрощался, так ничего и не спросив.

Сейчас же он хотел повернуть время вспять, расспросить об иногда проскальзывающей грусти в её глазах; о страхах, которые преследовали и, возможно, не давали жить; о недоверии полиции и даже неприязни к ней, в то время как она хотела связать свою жизнь с этой сферой. Тогда ему казалось, что не стоит торопить события, у них достаточно времени узнать друг друга получше, но ему ли не знать, как порой коварна бывает жизнь, и что завтра может и не наступить. Просто ему всегда казалось, что с такой, как она, не может случиться что-то плохое, что такие, как она, поцелованы богом.

— Вас плохо слышно, повторите, пожалуйста, — раздался женский голос по комнате. Мадара, приходя в порядок, дотянулся до телефона.

— Ког…да можно заб…рать тело? — спросил он еле слышно, язык не слушался и заплетался, как у пьяного, хоть с утра он был трезв как стёклышко. В последние дни его вовсе не тянуло к выпивке.

— Можно сегодня. Подходите к пяти, мы подготовим все бумаги. Не забудьте паспорт.

Мадара отключил телефон и, положив правую руку на грудь, продолжил смотреть в потолок. Губы дрожали и глаза, отвыкшие от слёз, наполнились влагой. Он размазал солёные дорожки по колючим, грубым щекам и стиснул зубы, подавив всхлип. До последнего он верил в чудо. Верил, что увидит её живой и невредимой, нутром чувствовал, что это не конец. Однако жизнь снова дала ему под дых и он совсем не был готов к удару. Что за глупая вера в чудеса, совсем ему не свойственная? Если она мертва, то единственное, что он может сделать для неё сейчас — это похоронить и помнить, смеяться и плакать, как она и желала. Он похоронит её рядом с братом, там как раз есть свободное место, и будет приходить если не каждый день, то раз в неделю точно, и рассказывать о прожитом дне. Глупость ещё та, но ему казалось, что ей будет приятно.

Поднявшись, он прошёл на кухню и достал с верхней полки жестяную банку из-под кофе, вытащил свернутые, перевязанные резинкой деньги. Сбережения на новую жизнь. Мужчина горько усмехнулся, поняв, для чего они были на самом деле предназначены. Отсчитал приличную сумму, запихнул в карман штанов и, выкурив сигарету, выключил свет. Кот вышел вместе с ним, подёргивая хвостом, и остановился у входной двери, смотря на замок. Мадара взял его на руки, погладил холку и тихо сказал:

— Больше не жди. Она не придёт...Теперь мы остались вдвоём, только ты и я, — Шерстяной забрыкался, возмущённо замяукал и, больно укусив руку, освободился. Пробежав по комнате, спрятался под кроватью. Мадара вздохнул и, подойдя к шкафу, достал свой лучший костюм.

Выходя из дома, он вспомнил, что забыл позвонить Шисуи. Скорее всего этот парнишка уже знал обо всём, но предупредить, что он сам займётся организацией похорон и заберёт из морга, всё-таки стоило. Тот долгое время не брал трубку, а десять минут спустя перезвонил. На том конце трубки молчали, но было слышно тяжёлое дыхание и Мадара почувствовал боль, которую испытывал сейчас Шисуи. «Даже ему было трудно принять факт её смерти, а ведь именно он уверял меня, что Изуми больше нет в живых. Уверял, а на деле — не верил».

— Я... — начал Мадара, остановившись посреди дороги. Люди недовольно обходили его, задевая плечом, но он не шелохнулся. Белые хлопья снега покрыли его спутанные тёмные, жёсткие волосы. — Мне позвонили... Еду в похоронное бюро, а затем за ней. Если хочешь, то можем вместе поехать в морг.

— Простите, — выдохнул парень, — я не могу... Не смогу. Знаю, что неправильно, но я не могу на неё взглянуть, — и Мадара его понимал — не каждый осмелится взглянуть на обгоревшее тело. На чужое — возможно, но не на родное, любимое.

— Какие цветы она любила?

— Я не знаю, — сдавленно ответил Шисуи, и он услышал, как тот сглотнул слюну.

— Думаю, ей бы подошли белые лилии.

— Или тюльпаны... Белые. Когда вы будете там?

— К пяти.

— Я приеду, только подожду снаружи. Я оплачу все расходы...

— Нет. Я всё оплачу сам, — прервал Мадара. Он решил, что купит самый красивый гроб и завалит его цветами.

Он присел на скамью рядом с Шисуи и, положив пакет с кремовым платьем и кожаными белыми туфельками на асфальт, достал из кармана пальто пачку сигарет. Шисуи молча взял одну и поджёг, смотря под ноги. Мадара скользнул взглядом по парню, отмечая про себя, что с последней встречи тот словно постарел на три года. Лицо осунулось, посерело и живые чёрные глаза потускнели.

— Вы меня осуждаете? Считаете слабаком? — потушив окурок, спросил следователь. — Я видел вещи и похуже, но это... не одно и то же.

— Нет. В своё время мне было трудно смотреть на брата... Я долго не решался. Я тебя понимаю.

— Я знаю, что там увижу. Но я хочу запомнить её живой, — на глаза навернулись слёзы и голос стал тише.

— Всё хорошо, — положив руку на плечо, также тихо сказал Мадара. — Похороны завтра в два. Я справлюсь, только пообещай мне одну вещь, — следователь поднял влажные глаза, — не топи боль в алкоголе. Она бы не хотела видеть тебя таким.

В морге он был лишь раз, когда забирал брата. Что сейчас, что тогда, это мрачное место вселяло трепещущий ужас. Поднимаясь по ступенькам, он останавливался, смотрел на железную дверь, оттягивал момент. Люди с полными скорби лицами выходили, прижимали платки к лицу, плакали, опирались друг на друга. Сбоку подъезжали машины, выкатывали гробы или же тела на каталке. Коридоры, покрытые белым кафелем, были до безобразия чисты, и от царящей вокруг тишины пробегала дрожь. Казалось, он слышал жалобный вой покойников, что жаждали отсюда выбраться. Оформив все бумаги, он наконец вошёл к ней, к той, которую ожидал почти два года. Мужчина в белом халате и в очках поздоровался и срезал бирку на большом почерневшем и иссохшем пальце и, подойдя к голове, не решался отдёрнуть простынь.

— Не могли бы вы оставить меня одного? — мужчина понимающе кивнул и вышел.

Тишина зазвенела в ушах с ужасающей силой, он посмотрел на железные шкафчики, от которых отражался тусклый свет лампы, и, сделав несколько шагов, подошёл.

— Здравствуй, — сказал он, захватывая мозолистыми пальцами конец простыни, — моя девочка, — он должен быть сильным, должен. Он не оставит больше её одну, наедине со страхами. Отдёрнув тонкую простынь, Мадара охнул и отвернулся, тошнота подступила к горлу. Каким бы ужасным ни было тело, это была Изуми. Солнечная, улыбчивая девушка и он не смеет от неё отвернуться. Подавив приступ тошноты, он повернулся, закрыл рот рукой и заплакал. Всхлипы отражались от кафельных стен и наполняли комнату зловещим звуком. — Я с тобой, малышка, — сказал он, дрожа всем телом, и дотронулся до иссохшей руки. — Я тебя помню, а значит ты была... Спи спокойно, девочка, — он слегка огладил череп пальцем. Мадара никогда не верил в души, парящие над телом. Но сейчас он всем сердцем хотел, чтобы так оно и было.

В голове отбивали молотом и, скривившись, он повернулся набок, закрыл лицо подушкой. Но шум и боль не утихали, а назойливая трель звонка словно дрель сверлила виски. Он сбросил одеяло на пол и с трудом, со скрипом, поднялся с кровати, пнув пустые бутылки. Только после дешёвого пойла ему бывало так хреново. Обычно он пил что-то подороже, но месяц назад его уволили, деньги постепенно заканчивались, а новая работа пока не появилась. Мадара никогда не считал себя алкоголиком, так как те пили что попало, а он всё-таки ещё выбирал ассортимент. Считал тягу к спиртному временным явлением и вполне закономерным при его-то беспросветной жизни. Звонить с неким жестоким коварством продолжали и, пошатываясь, он натянул истёртую до дыр футболку со штанами и огрызнулся, ругая на чём свет стоит незнакомца. Со свойственным ему раздражением, мужчина открыл дверь, чтобы хорошенько врезать проходимцу.

— Доброе утро, — он зажмурился от сильной головной боли и, открыв глаза через мгновение, увидел перед собой хрупкую, миловидную девушку с глупой улыбкой на пол лица. Выглаженная белая до голубизны футболка, брючки с аккуратными стрелками, собранные в аккуратный хвост волосы. Видал он таких дур в юности. Думали, что жизнь — это бесценный дар и с ума по нему сходили, читали нотации о вреде курения, алкоголя и распутстве, но сами с большим энтузиазмом раздвигали перед ним ноги. Может так хотели его спасти? Он так и не понял, что у них в зефирных головах, но вдавливать их в свою помятую кровать бывало, порой, приятно, хоть и пахли они ванилью, которую он терпеть не мог. Он ещё раз оглядел её с ног до головы и, дыхнув на неё перегаром, зарычал:

— Ты кто, мать твою, такая?

Незнакомка отшатнулась на полшага и наморщив свой аккуратный нос, захлопала своими большими глазами, нервно потирая мочку уха. Сейчас она была похожа на маленького зайчонка, а он на Серого Волка, который вот-вот съест добычу с потрохами.

— Ваша соседка, — проблеяла она, поворачиваясь влево и указывая на дверь.

— Ты пришла сказать, что ты моя соседка? Хорошо, я понял, можешь идти, — немного смягчившись, сказал он, продолжая кривиться от головной боли. Она была милой, и небольшая родинка под глазом добавляла очаровательности.

— Извините за беспокойство, — набрав воздух в лёгкие, девушка сжала руки в кулачки, и лицо её в мгновение стало серьёзным. — Я понимаю, что ворвалась так внезапно и рано. Я хотела познакомиться раньше, но никак не заставала вас дома.

— На кой чёрт мне это надо? — огрызнулся он, хотелось быстрее закончить разговор и пойти поссать.

— В жизни разные ситуации бывают и порой только соседи могут помочь, — мягко стелет, подумал он и, помассировав висок, громко чихнул.

— Слушай, чего ты от меня хочешь? Говори или проваливай. Избавь только меня от этого дерьма взаимопомощи.

— Не могли бы вы мне помочь? — он ухмыльнулся — хитрюга ещё та. — Можете присмотреть за котом? Мне нужно уехать на два дня. Я бы его оставила одного, но переживаю, что могу задержаться.

Мадара закашлял в кулак. Какой нахрен кот?

— Нет, — резко ответил он, закрывая дверь. Кошек он не любил больше всего, эти продажные животные забудут о своём хозяине, если другой накормит колбаской повкуснее. Другое дело — собаки.

— Пожалуйста, — жалобно проблеяла она, подставляя ногу и удерживая рукой дверь. Настырная, подумал он. И откуда в ней столько силы? — Мне больше не к кому обратиться. Я уже обошла два этажа. Все отказались. Вы моя последняя надежда.

— Которая умрёт вместе с ногой, если ты её не уберёшь, — оскалился он.

— Я заплачу вам! Скажите, сколько вам нужно?

— Заплатишь? — ослабив хватку и с интересом выгнув бровь, спросил он. Деньги сейчас были как раз кстати.

— Да. Сколько захотите.

— Тысячу, прямо сейчас, — прищурившись и сложив руки на груди, сказал он, бросив на неё дерзкий взгляд.

— Тысячу... прямо сейчас? — замялась она, хватаясь за карман. Красивые глаза заблуждали в поисках решения. — Я... У меня есть, но дома. Я сейчас сбегаю. А можно частями? Просто... немного сейчас туго с деньгами и мне нужно оплатить...

— Ты сказала, что оплатишь сколько захочу. Я говорю тысячу, — прервал он её, повысив голос.

— Хорошо... Подождите, пожалуйста, — сказала она и бросилась к своей двери.

Он стоял, опираясь о косяк и думал, как потратит деньги, если эта дура действительно даст тысячу за присмотр кота. Девушка, запыхавшись, выскочила из квартиры, хлопнув дверью и подбежав к нему, протянула банкноты. Он для достоверности пересчитал, наклеил на неё ярлык идиотки. Хотя, если кот породистый, может, и стоит таких денег.

— Спасибо большое. Вы меня спасли, — снова улыбнулась она, сдув с лица выбившуюся прядь. — И вот ключи. Я покажу вам, где лежит корм, если вам нетрудно пройти… Я его прячу, а то проказник везде его находит.

— Подожди, — опешил он, — ты совсем дура или притворяешься? Ты хочешь дать ключи от квартиры незнакомцу? Это что, шутка такая? А если я обворую тебя? 

— Да там красть нечего, — отмахнулась девушка и наклонила голову набок, — если только книги.

— Ты совсем идиотка. Я могу снять копию ключа и однажды ночью вломиться к тебе.

— Но вы этого не сделаете, — сглотнула она, испуганно посмотрев на него.

— Откуда ты знаешь? Может я убийца.

— Как-то непохожи, — вздёрнув подбородок, сказала девушка. Эта пигалица совсем не разбиралась в людях. Ему даже стало её жаль. — Вы внушаете доверие.

— Внушаю доверие? — Мадара нервно засмеялся.

— Да. Несмотря на то, что от вас несёт как от скотины. Вы не вызываете во мне ничего негативного, — резко сказала она, смотря на него не моргая. Он на мгновение опешил от этих слов.

— Неси своего кота сюда. В твой дом я ни ногой, — раздражённо сказал он.

— Только, пожалуйста, не оставляйте окно или дверь открытой. А то сбежит. Я его на улице подобрала недавно, он ещё не привык к дому.

— Ты что, за какого-то бездомного кота отвалила тысячу? Покорми его колбаской и вытащи на улицу. Увидишь, через два дня он всё ещё будет тут ошиваться. Не стоило из-за этого так заморачиваться. Возьми свою тысячу.

— Нет. Я его не брошу, понятно? Уберите деньги, я его сейчас принесу.

Так к нему перекочевал лоток, специальный плед, какие-то игрушки и большая пачка корма.

— И можете ему вот это подсыпать в еду? Ветеринар сказал, что это от паразитов, — стыдливо проговорила девушка, словно они были у неё, а не у кота.

Ей-богу, дура, подумал он, смотря на страшного чёрного кота с ободранным ухом, патлатой тусклой шерстью и зашуганным видом. Симпатичная дура.


* * *


— Мадара, — стаскивая одеяло, Изуна не унимался в попытках разбудить брата, но тот лишь сильнее засопел и, облизнув пересохшие губы, перевернулся набок и поджал под себя ноги. Россыпь мелких родинок, будто созвездия на спине, привлекли внимание и, опустив руки, он плюхнулся рядом, не решаясь до них дотронуться. В детстве, при слабом свете, лёжа на жёсткой кровати с серыми мятыми простынями, он любил их соединять. Брат говорил, что это карта сокровищ и, если он разгадает, то они непременно отправятся на их поиски, покинут ненавистный дом и станут богатыми. Ворчания тётушки за стеной о том, какой обузой они являются, в одночасье стихали, и он погружался в мир грёз, созданный братом.

Изуна прикрыл глаза и, повернувшись набок, указательным пальцем провёл линию вдоль позвонков. Воспоминания об ужасном времени в маленькой затхлой квартире тут же возникли перед глазами, он даже услышал резкий писклявый голос, почувствовал вкус прогорклого масла на языке и тут же отдёрнул руку. Взглянув на всклокоченные волосы брата, которые сейчас напоминали ему гнездо, улыбнулся, и слеза радости скатилась по его щеке. Бесконечная благодарность заполнила его грудь и, не удержавшись, он прильнул к нему в крепком объятии. Мадара что-то невнятно простонал и уткнулся лицом в подушку, продолжив спать. Встав с кровати, Изуна взял свой школьный рюкзак, криво вырвал из тетради листок и, оставив на столе записку со смешной рожицей, что бутерброды в холодильнике, вышел из дому. Чердак над гаражом теперь стал для него домом, в который хотелось вернуться.

— Уже в школу? — сказал старик, выглянув из окна.

— Доброе утро, — спрыгнув с последней ступеньки и поправив рубашку, весело сказал школьник, задрав лицо вверх. — Да, уже опаздываю. Брата не смог разбудить, — виновато пожав плечами проговорил Изуна.

— Всё нормально, пусть спит. Заработался, позвоню в мастерскую, скажу, что берёт выходной.

— Я побежал, дядюшка, — старик улыбнулся и махнул рукой.

С приходом этих детей жизнь старика обрела смысл. Несколько лет он жил как мертвец и надеялся по ночам, что костлявая его заберёт и он встретится, наконец-то, с женой и сыном, которые бросили его на этой земле слишком рано. Случайной ли была встреча с ними или предначертана выше, он не знал, но принял двух беспризорников как подарок небес. Возвращаясь летним вечером с работы, он по привычке зашёл в магазин — купить что-нибудь к чаю. Проходя между стеллажей, он обратил внимание на подростка, запихивающего под футболку детскую машинку. Обычно он часто наблюдал такое и проходил мимо, оставляя всю ответственность на охранника или на удачливость вора. Это не его дело, он не должен вмешиваться. Однако сейчас он замер, не смея шевельнуться, и наблюдал, как вскоре после машинки под футболкой исчезли цветные карандаши и простая тетрадка. Заметив, что за ним следят, парнишка остановился, подняв взгляд, увидел старика. Чёрные глаза стыдливо посмотрели на него и, попятившись назад, он собрался бежать. Старик ухватил его за выцветшую футболку, и всё содержимое тут же с грохотом упало на пол. На шум прибежал сотрудник и непонимающе посмотрел на них.

— Всё хорошо? — с тревогой в голосе спросил мужчина в синей форме и подошёл поближе.

— Да, — почесав седой затылок, ответил дедуля, — внук вот, случайно уронил, — в испуганных глазах рослого мальчишки тут же отразилась благодарность.

— Спасибо, но не стоило, — сказал подросток низким, но ещё неокрепшим голосом, принимая пакет, когда они вышли из магазина. Чёрные, полные грусти глаза, крупные черты лица, высокий рост и крепкое телосложение прибавляли несколько лет, но лёгкий пробивающийся пушок над губой и на щеках, юношеские угри выдавали в нём подростка.

Сердце старика сжалось, когда он взглянул на него. Таким мог бы быть его нерождённый сын. Потускневшие глаза его вмиг стали влажными.

— Откуда ты? И где твои родители?

— Отца... сбила машина. А мама болела и вскоре последовала за ним, — парнишка потупил взор в землю и крепко сжал пакет. Из-за угла появился красивый мальчонка в неопрятном виде и, с тревогой посмотрев на них, сжал в худых руках пластикового робота. — Всё хорошо, Изуна. Он не обидит, — сказал подросток, придав голосу мягкости.

Хоть они и отличались друг от друга, но с первого взгляда можно было признать в них родственников. Те же самые чёрные, густые волосы, топорщащие в разные стороны, красивые тёмные глаза. Правда в младшем было больше утончённости и хрупкости: тонкие губы, правильно очерченные брови, аккуратный маленький нос.

— Твой брат? — подросток кивнул. — Я живу один, над гаражом есть небольшой чердак, вам с братом места хватит.

Так они и остались у него. Младшего кое-как устроили в школу, оплатив небольшой взнос, а старший наотрез отказался туда идти и уговорил старика взять его помощником в автомастерскую. Мальчишка был умный и смекалистый, схватывал всё на лету и через некоторое время он мог оставлять ему заказы, зная, что тот всё выполнит на совесть. Со временем настороженность спала и подросток рассказал про тётушку, которая изживала их со свету, кормя испорченными продуктами, содержа в ужасных условиях и обвиняла во всех смертных грехах. Как он по вечерам копался в мусорках у магазинов в поисках чего-то съестного. Последней каплей послужил день, когда она подняла руку на брата и он, придя в ярость, отшвырнул её со всей силы к стене. Тогда-то он и испугался, что может в один день её случайно убить, собрал вещи и, стащив немного денег, взял брата и сбежал из дома, зная, что тётушка их искать не будет. Они два месяца скитались по городам, ночевали на вокзалах и автобусных станциях, садились на электрички и ехали куда глаза глядят, пока деньги не закончились. Тогда-то он и начал воровать в супермаркетах и стаскивать бумажники у туристов, за что его сейчас мучила совесть. Несмотря на его грозный вид и нелюдимость, мальчишка был хорошим, с добрым сердцем и безумно любил младшего брата, говоря, что тот иной и если будет учиться, то обязательно станет уважаемым человеком.

Мадара проснулся к обеду, когда крышу накалило солнце, и от духоты в комнате стало тяжело дышать, а тело покрылось лёгкой испариной. Он лениво перевернулся на спину, сонно потерев глаза, взглянул на часы. Был полдень. Дрёму как рукой сняло, когда он понял, что проспал. Подпрыгнув, он схватил штаны с пола и, быстро натянув, вбежал в маленькую ванную. Посмотрев в зеркало на припухшее ото сна лицо, цокнул и, плеснув ледяной водой, ударил по щекам, которые уже покрылись жёсткой щетиной. Наконец-то наивный пушок ушёл, и он больше стал походить на мужчину.

Сотрудницы бара, в который он приходил убираться перед открытием, подмигивали ему и бросали игривые взгляды. Поначалу он не понимал намёков, но вскоре до него дошло, что они не прочь познакомить его со взрослой жизнью и превратить его в настоящего мужчину. Ровесницы, шестнадцатилетние девчонки, также были не прочь встать взрослыми вместе с ним, но они не привлекали его. Угловатые тела, невинные взгляды не вызывали в нём тех бурных чувств, что он испытывал, смотря на грудастую, с пышными формами барменшу с ярко накрашенными губами. Мужики в мастерской иногда подшучивали над его девственностью и говорили, что при такой внешности любая даст, стоит только намекнуть. Он не был романтиком и уж точно не ждал ту единственную, с которой свяжет свою жизнь, просто Мадара боялся показаться неумелым идиотом. А уж от перспективы прослыть «скорострелом» его бросало в дрожь. Друзья на работе говорили, что ему не стоит на этот счёт заморачиваться, что первый раз почти у всех выходит комом, но он лучше поможет себе рукой, чем опозорится перед женщиной. Вытащив мятую футболку из бельевой корзины, он принюхался и с отвращением отвернулся — она пахла кислым потом и машинным маслом. Времени найти что-нибудь посвежее не было и он с отвращением её надел, с головы до ног обрызгав себя дешёвым дезодорантом с ароматом морского бриза.

Он бежал сломя голову по дороге, боясь получить нагоняй. Мадара боялся испортить свою репутацию надёжного парня и потерять работу, а ещё страшнее было подвести старика, который поручился за него. Несмотря на то, что его часто подкалывали и разыгрывали, коллектив ему нравился и он с радостью туда шёл. К тому же, там хорошо платили. Для него, неопытного мальчишки — это были большие деньги.

— Эй! — услышал он и, остановившись, нервно посмотрел по сторонам. — Эй, да, да, ты... Подойди, — махая руками, кричала женщина с той стороны пыльной дороги возле красного кабриолета.

Мадара в удивлении вскинул брови. Это был Мазерати, который он встречал только на страницах журнала с ценой, от вида которой кружилась голова из-за огромного количества нулей. Он подбежал и чуть не задохнулся от восторга. Мазерати, настоящий Мазерати был перед ним. Ох, эти агрессивные передние фары, наклонённый бампер, кожаные сиденья — у него буквально потекли слюни, не удержавшись, он дотронулся до капота, прикрыв глаза. Так хотелось услышать звук его мотора.

— Эй, — щёлкнули пальцами перед глазами, — земля, приём. Я понимаю, что ты в шоке увидеть в глухомани такую красотку, но всё же, может, обратишь на меня своё внимание?

Он открыл глаза. Перед ним стояла красивая женщина с ярко-алой помадой на губах, выкрашенными в пепельный цвет волосами и большими миндалевидными глазами, под которыми растеклась тушь, скорее всего, от плача. Она хищно прищурилась и, осмотрев его с головы до пят, вздёрнула маленький аккуратный носик.

— Кажется, я проколола шину, — хрипло и с ухмылкой произнесла она и, достав из кармана чёрных дорогих брюк пачку сигарет, вытянула длинными ногтями с красивым бардовым маникюром сигарету и зажала между зубов, достав серебряную зажигалку, подожгла фильтр. — Куришь? — спросила она, элегантно выпустив тонкую струю дыма. Парень отрицательно качнул головой. — И не начинай, — стряхнув пепел, слегка засмеявшись, проговорила женщина и поправила золотую цепочку на шее.

— Если у вас есть запаска, я поменяю.

— Нет у меня ничего. Здесь есть вообще автомастерская или как там её…

— Шиномотажка. Да, я как раз там работаю.

— Ооо, — протянула она, бросив окурок на асфальт, наступила на него, затушив. Красивые лакированные туфли на высоких каблуках блестели на солнце, — как мне повезло.

— Прокол вроде небольшой. Если есть насос, я подкачаю немного, и можно будет доехать до мастерской, она недалеко, — сказал парень, надавив пальцами на шину.

— Насос? — выгнув красивые тонкие брови, спросила она, не понимая, о чём он говорит.

— Может, в багажнике есть?

— Может, — пожав острыми оголёнными плечами, ответила незнакомка. Шёлковый тёмно-зелёный топ пошёл волнами от лёгкого дуновения ветра. Мадара с облегчением вздохнул, обнаружив насос.

— Садись за руль, — скомандовала женщина, когда он потянул за ручку боковой двери.

— Ты же умеешь водить? — ехидно улыбнулась она, надевая солнечные очки.

Мадара кивнул. От волнения, что он сядет за руль Мозерати, руки его вспотели, а сердце застучало в бешеном ритме. Он повернул ключ, мотор тихо загудел, чем привёл в дикий восторг и, откинувшись немного на сиденье, он надавил на газ, почувствовав в этот момент себя Богом.

В мастерской парни присвистнули, увидев его на машине и даже отложили инструменты в сторону, поправляя кепки. Их глаза ещё больше расширились, когда эффектная блондинка вышла из автомобиля и, цокая каблуками, подошла к ним, приветливо улыбнувшись. На мгновенье их рты открылись в удивлении, и они не могли подобрать слова, краснея, как помидоры. Когда она ушла, спросив про местный бар и какой-нибудь отель, коварно подмигнув Мадаре, стали расспрашивать его, где он подцепил богатую красотку. К вечеру машина была готова, но хозяйка сказала, что придёт за ней завтра, поэтому все работники, завершив рабочий день, восхищённо смотрели на красный кабриолет.

— Как же я тебе завидую. Ты сидел за ним, — протянул один из мужчин, с мучительной завистью смотря на автомобиль.

— А ей ты определённо понравился, Мадара, — сказал другой, встряхнув его за плечо. — Не теряй времени и как следует оттр...

— Дурак ты, — сбросив его руку с плеча, возмущённо сказал он и покрылся красными пятнами — то ли от смущения, то ли от злости. — Тебе показалось... Такие, как она, никогда не обратят внимание на...

— Ой, дурак тут только ты, Мадара. Она тебя глазами пожирала! Ты себя в зеркале видел? Был бы бабой, сам бы отдался, — все вокруг хором засмеялись. — Видимо, ходить тебе девственником до самой свадьбы.

Мадара пнул покрышку и выбежал из мастерской, обтирая испачканные в машинном масле руки о футболку.

— Ты что обиделся, Мада? Мы пошутили, — слышал он вдогонку.

Иногда их шутки выводили его из себя, отчего он быстрее убегал, чтобы как следует не расквасить их смеющиеся лица. Он долго бродил по округе, пиная камни и жестяные банки, встречающиеся по дороге, и даже не заметил, как наступила ночь. Спохватившись, он быстрее направился домой. Проходя мимо бара, Мадара заметил уже пьяную незнакомку с дороги, в окружении полупьяных мужчин. Она стояла у стены и, выкуривая сигарету, нервно смеялась. Один из мужчин приобнял её за талию, женщина с возмущением откинула руку, чем вызвала негодующие возгласы. Нужно было спасать её от набежавшей толпы стервятников и, прокашлявшись, Мадара громко закричал:

— Вот ты где? Я тебя везде ищу, — незнакомка расправила осунувшиеся плечи и, вздёрнув подбородок, шагнула вперёд.

— Спасибо, малыш, — сказала она, навалившись на его плечи. От неё пахло спиртным и дорогими терпкими духами.

— Я вам не малыш, — возмутился он, пытаясь скинуть её руки.

— Ой, не злись, — хохотнула она, погладив холодными пальцами его щёку. — Ты настоящий мужчина. Правда. Не каждый осмелится. Проводишь до номера? А то я на ногах не стою.

— Зачем так напиваться, — раздражённо сказал он, испытывая неприязнь к пьяным людям. Они казались слабыми и уязвимыми.

— Ох, — споткнувшись простонала она и оцарапала ногтями шею, ухватившись за него, — я запивала свою несостоявшуюся любовь. Свою мечту... Своё разочарование, — голос её задрожал, и она опустила подбородок на его плечи. — Трудно признать, что человек, которого я любила больше жизни... трус, — она отстранилась, размазав тушь по лицу. — Не то что ты. Скажи, — она посмотрела на него в упор и в глазах заблестела обида и невообразимая боль, — я похожа на шлюху? — Мадара захлопал глазами. — Значит, похожа. Он тоже так сказал, — засмеялась она, запрокинув голову и посмотрев на тёмное звёздное небо.

— Совсем нет. Вы очень красивая и быть пьяной вам совсем не идёт.

— Ты такой хорошенький, — грустно улыбнулась она, склонившись к нему и поцеловав в щёку. Красный след помады отпечатался недалеко от приоткрытых в удивлении губ.

— Жаль, что такой молодой, а так бы забрала тебя с собой.

— Идёмте в отель. Вы пьяны и несёте всякие глупости, — сказал он, схватив её за руку.

— Может быть. Может быть... — протянула незнакомка и, вновь навалившись на него, пошла.

Подойдя к номеру, он открыл дверь и втащил её. Стоя у двери, женщина обняла его и нежно на ушко прошептала слова благодарности. Дыхание защекотало кожу, и табун мурашек пробежался по его спине. Он замер, не зная, что делать. Её нос стал нежно водить по шее, а затем она зарылась пальцами в жёстких волосах и притянула к себе, впиваясь поцелуем, кусая губы. Всё внутри него трепетало, мучительно больно и тесно становилось в области паха. Он прижал её к себе, неумело целуя, он чувствовал её полуулыбку, ощущал себя слишком неумелым перед ней, но сейчас ему было плевать на всё это. Он хотел её, хотел сжать её в объятьях, вдавить в постель, снять эти дорогущие тряпки и провести своими шершавыми пальцами по гладкой, слишком белой коже.

— Как тебя зовут? — прохрипел он, прижав её к стене.

— Разве это важно? — она прикусила нижнюю губу и запустила руки в его штаны.

— Ва…жно, — с трудом выдохнул он, — я хочу знать о тебе немного больше...

— Тот, кто хочет больше, в итоге всё теряет, — с болью сказала она в губы, увлекая его вглубь комнаты.

И он замолчал, полностью отдавшись в её власть. Наутро только царапины на спине и несколько крупных купюр у прикроватной тумбы говорили, что всё это было на самом деле. Он не думал, что она хотела оскорбить его, оставив деньги, просто по-другому она не знала, как его отблагодарить. Эта странная женщина, утончённая и дикая, с печалью в больших глазах, ещё несколько лет будоражила его сознание, затем затерялась среди бесконечных лиц женщин, которые были у него после неё. И лишь запах терпких духов, смешанный с алкоголем, преследовали его долгие годы, но и они вскоре стёрлись из памяти со временем. Только он не догадывался, что в ту ночь они с незнакомкой создали новую жизнь, которая так торопилась на свет, что родилась недоношенной и отчаянно цеплялась за жизнь в стеклянном инкубаторе. Что мать, смотря на улыбающуюся дочь, будет вспоминать юного простодушного мальчишку, искать его через несколько лет по всему захолустному городку и, плача уткнувшись в руль, сожалеть, что так и не спросила его имени.


Примечания:

Это была самывая выматывающая для меня глава, писалась в несколько заходов. Следующая глава будет скорее всего в конце марта или в мае, так как тоже не простая. Мы медленно, но верно двигаемся к завершению и от этого даже грустно)

Глава опубликована: 05.11.2024

Часть 24

Примечания:

С 1-м апреля:)


Слегка потянувшись в постели, Ино резво спрыгнула и, пройдясь босиком по ворсистому серому коврику, подошла к окну. Торжественно распахнув шторки, охнула — солнце, будто днем, ярко освещало улицу. Сказочные хлопья снега тихо кружились за окном, дорога, магазины, крыши домов были покрыты толстым белоснежным покрывалом, дворники ходили туда-сюда, сгребая лопатами снег с тротуара и разбрасывая его на проезжую часть. Девушка, опомнившись, подскочила на месте и бросилась к прикроватной тумбочке.

— Чёрт... чёрт...чёрт! — завизжала она, нервно тыкая пальцами потухший экран телефона, который не реагировал на касания. Вчера, вернувшись домой, она совсем забыла поставить его на зарядку. Бросив бесполезный мобильник на смятую подушку, девушка забегала по комнате в поисках зарядного, сбрасывая вещи на стуле и вытряхивая всё содержимое сумки на пол. Заглянув под кровать и приподняв одеяло, она опрокинулась на постель, от злости уткнулась лицом в подушку и забарахтала ногами, поняв, что оставила зарядку в розетке на работе.

За два года совместной работы они достаточно много накопили, так что как только окончили школу, она стала уговаривать Дейдару переехать в мегаполис, ссылаясь на то, что им нужна рыба покрупнее (а там, и дураку понятно, её больше). Да и затеряться в крупном городе проще, если что-то пойдёт не так. Брат не горел желанием покидать дом — ему оставалось два года до окончания университета, и большие города ему не нравились из-за суматохи, столпотворений и шума. К тому же со всем этим он хотел завязать, а накопленные деньги пустить на раскручивание своего имени и открыть небольшой магазин со своими скульптурами. Ино этот расклад не устраивал, она бы непременно уехала одна, если бы не трусила, ведь она ни разу в своей жизни не покидала свой город без брата — они часто ездили на электричке в пригород в поисках «дурачков». Да и отец не отпустил бы её одну в другой город учиться, а если она уедет вопреки всему, то заставит его волноваться. А этого ей делать совсем не хотелось, у него и так в последнее время были проблемы с сердцем. Однако если бы с Ино поехал Дейдара (с которым за последние два года они сдружились), то отец был бы спокоен, да и ей было бы легче освоиться.

— Я не брошу учёбу, — твёрдо сказал он, оторвавшись от эскиза, который тщательно вырисовывал уже битый час.

— Красиво, — Ино заглянула в блокнот через плечо брата.

— Даже не пытайся подмазаться.

— Я от чистого сердца!

— Хм... Если и есть у тебя сердце, то явно нечистое, — хохотнул парень, запрокинув голову и покрутившись на стуле.

— Идиот!

— От идиотки слышу.

— Я серьёзно, Дей. Ты думаешь, этих денег хватит, чтобы раскрутиться? Думаешь, что кто-то будет покупать твои скульптуры здесь? Люди здесь лучше купят две коробки пива, чем прикоснутся к чему-то прекрасному. Тебе нужно в столицу или в город покрупнее, там непременно тебя заметят. Ты же можешь взять академ, покажешь свои работы профессионалам, может, найдёшь спонсоров. Я уверена, что именно там тебе нужно развиваться. Да и денежек заработаешь.

— Если бы я не знал тебя, то подумал бы, что ты действительно обо мне печёшься, — улыбнулся он и прищурил глаза. — Уж больно сладко поёшь. Лучше готовься к вступительным и завязывай со всем. Ты уже не школьница и старая схема не прокатит, а новая довольно опасна.

— Ты же знаешь, я не сдам вступительные и этих денег недостаточно, чтобы покрыть моё обучение, — Ино отодвинула небрежно брошенные вещи и присела на край кровати. — Дей, пожалуйста, всего год, и ты меня больше не увидишь. Без тебя мне не справиться!

— Ладно, только никакой самодеятельности, ты будешь чётко следовать плану и во всём слушаться меня. Поняла? — Ино закивала и, благодарно улыбнувшись, бросилась к нему на шею. — Ино! Только без нежностей.

— Спасибо.

Родители, как и ожидалось, были против. Джун закатила истерику, сказав, что Ино настропалила её сына и из-за неё тот бросает университет. Отец долго уговаривал дочь, но впоследствии сдался, решив, что она довольно взрослая, чтобы принимать решения. Иноичи протянул конверт с деньгами. Их было немного, но это всё, что он смог скопить. Отец всплакнул, сажая Ино в поезд, и, сказав пару напутственных слов Дейдаре, пожал руку. Обнял крепко дочь и погладил по голове, как в детстве. Сказал беречь себя и не ввязываться в неприятности, и, что бы не случилось, она в любой момент может вернуться домой, где всегда ей будут рады. Но девушка уже тогда решила для себя, что в родной город больше никогда не вернётся, поэтому, обняв его сильнее, уткнулась в широкую грудь и прошептала, что любит его. Что обязательно заберет любимого отца, как только обустроится в незнакомом месте. Иноичи тихо засмеялся.

Раньше Дейдара часто переезжал с матерью, поэтому, в отличие от Ино, не разделял восторга. Сестра жадными глазами осматривала всё вокруг — её приводили в восторг небоскрёбы, которые, казалось, касались облаков, красивые витрины, чудные кафешки, неоновые, пестрящиеся по ночам вывески, вечно спешащие куда-то люди с картонными стаканчиками кофе в руках. От бешеного ритма города, нескончаемого потока машин и вечно горящих улиц она сходила с ума. Ей до безумия нравилась, словно кипучая магма в жерле вулкана, раскаленная и обжигающая, но такая яркая жизнь. Дейдара смеялся над ней, когда она в десятый раз тащила его то в парк, то на смотровую площадку, или на премьеру какого-то фильма, но почти всегда соглашался составить ей компанию. Ему нравилась такая Ино — непосредственная, настоящая.

Первый месяц они то и дело развлекались, тратя попусту деньги, совсем забыв о своей первоначальной цели. На второй месяц, словно опомнившись, стали работать над новым планом, который требовал больших затрат, поэтому, решив сэкономить на жилье, они сняли уютную двухкомнатную квартиру подальше от центра. Собственно, новый план ничем не отличался от старого, разве что в нём теперь было больше лоска и играть им теперь нужно было по-крупному с серьёзными людьми. Богатые директора компаний, у которых половина имущества оформлена на скучных пожилых жён, часто проводили свои ночи в компании молодых, красивых, но глупых любовниц. Они кормили их завтраками, что непременно разведутся, одаривали не столь дорогими бриллиантами и возили один-два раза в год за границу, чтобы те тихо лелеяли свою несбыточную мечту. Охмурить одного из них и притвориться полной дурой не составило бы Ино и труда. К тому же, крутясь вокруг да около, можно было перехватывать нужную информацию, которую потом с радостью покупали конкуренты и завистники (а их у богатых людей ой как много!). Основной и непосильной задачей было найти нужного человека — не слишком опасного, который готов будет отвалить приличную сумму за молчание (как правило, обиженные жёны могли причинить урона намного больше), и без насилия.

Дейдара с неохотой и стыдом признался, что подрабатывал жиголо и знает, как найти нужных людей. Прикупив дорогую одежду, они стали посещать теннисные корты, дорогие рестораны и бары. Он учил Ино, как нужно одеваться, вести себя, держаться, а она послушно всё впитывала.

— Ты что скисла? — в один из таких дней он завалился рядом с ней на диван с газировкой в руках и ткнул банкой в лицо, предлагая напиток.

Ино молча отодвинулась и протянула ноги к себе, уронив на острые коленки подбородок.

— Что-то случилось? — парень тихо отхлебнул свою газировку, внимательно всматриваясь в лицо сестры.

— Дей, — тихо сказала она, рассматривая выкрашенные в алый цвет ногти на ногах.

— Что? Ты меня пугаешь.

— Я же ни с кем...

— Что ни с кем? — Дейдара непонимающе сдвинул белёсые брови.

— Не спала.

— И?

— Ты можешь... это... Со мной…

— Совсем дура?! — поперхнувшись, воскликнул он, тут же закашлявшись.

— Ну, Дей... Я же должна буду с некоторыми... ну, ты понимаешь. А какая из меня роковая красотка, если я даже член не видела вживую?

— Могу показать, — захохотал он и, поставив жестяную банку на журнальный столик и взяв салфетку, промокнул футболку.

— Я серьёзно, Дей, — возмутилась Ино, встав с дивана, и ударила его маленькой подушкой по голове. — А тебе лишь бы поржать надо мной!

— Я не буду с тобой спать, — холодно сказал он. Она ему нравилась, и он понимал, что если переспит с ней, то не захочет ни с кем её делить. Их совместному бизнесу придёт конец. А зная Ино, долго он её не удержит и всё закончится на печальной ноте. — Иди в клуб, подцепи кого-то. Делов-то. Я думал, тебя уже трахнул кто-то из одноклассников, а ты у нас, оказывается, непорочная дева.

— Идиот.

В тот день она не вернулась домой, напившись до беспамятства, поехала с каким-то симпатичным парнем к нему домой. Всё произошло настолько быстро, что она тупо лежала, смотря в потолок, и думала, что первый раз слишком приукрашивают. Сходив через две недели еще на парочку свиданий, Ино пришла к выводу, что секс — это полный отстой и все эти фильмы для взрослых — сплошной обман.

Первой жертвой был господин Тамака, владелец небольшой финансовой компании. Ино было его жаль. У него было двое взрослых детей, которые учились в лучшем университете страны, и жена — чопорная и закрытая женщина, которая то и дело проводила всё своё время с подругами в клубах, где они распивали чай и обсуждали сплетни. Господин Тамака был глубоко несчастен в браке, так как не нашёл взаимопонимания. С женой они почти не разговаривали, за ужином могли обменяться сухими фразами и поделиться новостями о детях. Его благоверной принадлежало почти 60 процентов акций компании, загородный дом и кое-какая недвижимость за границей. Господин Тамака очень редко хотел близости, в большинстве случаев он выкуривал сигару, которую доставал из серебряного с красивой гравировкой портсигара, наливал виски и, сделав пару глотков, садился около Ино, уложив голову на её колени, рассказывал смешные истории о своих детях, а затем засыпал. Дейдара тем временем стал окучивать его жену, сказав, что они могут сорвать двойной куш. Так и вышло: жена и муж, пытаясь скрыть факт измены, отвалили немалую часть своего состояния.

Отдавая конверт с деньгами брату с сестрой, господин Тамака лишь с грустью в голосе сказал, что отдал бы эти деньги и так, ведь впервые почувствовал себя счастливым. «Жаль, что все это оказалось обманом». Ино поспешно бросила конверт в сумку и ушла в противоположную сторону, за громким стуком каблуков пытаясь скрыть свое полное опустошение.

Вторым был господин Танеширо — владелец табачной компании, противный дядька, страдающий циррозом печени. Изо рта его воняло тухлыми моллюсками, из-за чего Ино приходилось во время поцелуев задерживать дыхание и чистить зубы раз пять, чтобы избавиться от запаха. Он был дотошным, строил из себя невесть что, и часто называл её глупой. Каждый раз, когда он уходил, она представляла, как скривится его худощавое морщинистое лицо после осознания, что дураком все это время был только он.

Таниширо был скуп, поэтому отдавал деньги дрожащими руками и брызжущей во все стороны слюной, проклиная Ино и всю ее жизнь. Если бы не дикий страх перед женой, на которую было оформлено почти всё, дабы избежать больших налогов, они не получили бы ничего.

Третий был низкий, полноватый чиновник Мо. Он был флегматичен, апатичен и за тремя жировыми складками прятался маленький член, который, похоже, впал в депрессию. У господина Мо не было жены, но был один жуткий секрет — ему нравилось целовать ступни Ино, и он приходил в дикий восторг, стоило ей его обматерить.

Четвёртого Дейдара наотрез отказался искать, сказав, что пора остановиться. Денег, что они заработали, хватило бы на покрытие обучения и проживание с лихвой, если жить скромно.

У брата дела пошли в гору, он и впрямь нашёл фирму, которой понравились его эскизы, и они заказали пару слепков для начала, отчего он был безумно счастлив, отчего даже купил сестре золотой браслет с топазами под цвет её глаз. Целыми днями Дейдара пропадал в арендованной мастерской, порой ночуя там. Ино было откровенно скучно: сидеть за учебниками она долго не могла и поэтому, если стояла хорошая погода, брала сумку и отправлялась гулять. Порой она скучала по тому адреналину, который испытывала, обводя вокруг пальцев богатых пожилых мужчин, скучала по этим потерянным глазам, скучала по власти, которую она имела над ними.

— Прошу прощения. Можно?.. — сказал молодой человек, отодвигая стул. Не сказать, что он был красив (скорее, вполне обычен) — светлые волосы, тёмные глаза. Но что-то в нём было притягательно опасное.

— Нет, — ответила Ино, поднимаясь. — Я уже ухожу.

— Ох, простите, я вас потревожил.

— Нет, я правда собиралась уходить, — почему-то стала оправдываться девушка, перекинув сумку через плечо.

— Я переехал недавно, не могли бы вы мне составить компанию и показать немного город? — мужчина поправил часы на руке. Ролекс? Стоимость их Ино определила, по меньшей мере, в миллион.

Он назвался Горо и был достаточно мил, владел строительной компанией и решил на время переехать, чтобы легче было курировать новый проект. Они обменялись телефонами.

Как только Ино вернулась домой, то проверила информацию, которая тут же совпала со всем, что он сказал. На тот момент её совсем не смутило отсутствие фотографий. Через неделю он пригласил её на свидание в самый роскошный ресторан, который она когда-либо видела, а через две недели — к себе домой, в особняк за городом. Там было много слуг в отглаженных чёрных костюмах, которые то и дело кланялись, стоило встретиться с хозяином; множества медных ваз, амулетов, развешанных то тут, то там; от всего вокруг веяло сыростью и холодом. Горо светился от счастья, показывая и рассказывая про свою коллекцию дорогих часов, антикварных вещиц и старинных монеток. Взгляд Ино упал на медальон — на серебристом круге, красными и чёрными топазами был украшен треугольник. Эта вещь ей так понравилась, что ей непременно захотелось её забрать. Притворившись, что у неё закружилась голова, девушка отвлекла Горо и быстро стащила медальон.


* * *


— «Джашин», — донесся голос репортера из телевизора. Ино с Дейдарой, умирая от скуки, переключили своё внимание на мужчину за экраном. — Самая жестокая криминальная группировка.

— Переключи, а! Будут сейчас всякие гадости показывать, — сказал брат, откинувшись на подушку. Ино замерла, увидев знакомый символ. — Эй, ты меня слышишь?

— Вчера под мостом были найдены два истерзанных до неузнаваемости тела с отметинами на спине, что говорит о причастности «Джашин», — Дейдара выхватил пульт и, скривившись, выключил телевизор.

— Фу, теперь есть не смогу.

— Дей… — замерев и ничего не видя перед собой, безжизненно прошептала она.

— Что с тобой? — брат нахмурился и помахал ладонью перед её глазами.

— Я влипла... Что мне делать, Дей? — слёзы хлынули из глаз, руки задрожали. Дейдара замер на мгновение, а затем соскочил, запустив руки в свои светлые длинные волосы.

— Нет. Только не говори... Не говори, что ты...

— Там был Горо, я узнала по часам...

— Кто, чёрт возьми, этот Горо?

— Не важно... Уже не важно, — закрыв рот рукой, промычала она и, дёрнув за цепочку, показала медальон. — А если он мёртв из-за этого... Меня тоже убьют.

— Дура! — закричал Дейдара, ударив кулаком дверь. — Тебе мозг для чего дан? В себя поверила... Теперь со своим дерьмом разбирайся сама, — зло сверкнув голубыми глазами, сквозь зубы процедил парень и со всей силы хлопнул дверью.

Дешёвая картина с видом на море сорвалась со стены на пол, а распухшая от слёз Ино вздрогнула на диване.

Размазав сопли по лицу, она, сгорбившись, подошла к двери и нагнулась к упавшей картине, подняла её, взглянув на яркие, лазурные краски, и снова заплакала, сотрясая воздух. Как бы ей ни хотелось это признавать, но брат был прав. Он во всём и всегда был прав, а она была полной дурой, решив, что сможет справиться без него и сейчас не имела никакого права просить о помощи.

— Дей, — еле волоча ноги, прошептала Ино, войдя на кухню. Брат сидел, сгорбившись, опираясь локтями о стол и обхватив голову. Думал.

— Молчи. Когда ты стащила?

— Два дня назад.

— Ты называлась своим именем? Только не говори, что да, пожалуйста.

— Нет... Нет, я сказала, что меня зовут Норико.

— Уже хорошо, — выдохнул Дейдара, всё так же не поднимая головы.

— Адрес, телефон?

— Адрес — нет, телефон — да.

— Идиотка.

— Она не зарегистрирована на меня. Левая сим-карта.

— Кроме этого Горо тебя кто-то видел? — она широко раскрыла глаза. — Я спрашиваю, видел!?— она закивала, закрыв рот рукой. — Какая же ты дура! Почему ты всё портишь, Ино! Быстро собирайся, только самое необходимое и деньги. Быстро!

Её всю трясло, она достала рюкзак с полки и машинально стала запихивать одежду, которая, не желая проталкиваться вглубь сумки, постоянно вываливалась на пол.

— Чёрт! Ино, что ты делаешь?! Самые необходимые! Иди, достань деньги и документы, я сам соберу вещи, — он выхватил у неё рюкзак.

Руки её дрожали, когда она порола ножницами подушку, куда вшила деньги. Несколько раз девушка осеклась и порезала пальцы, охнув, слизала кровь и продолжила. Пух, смешанный с синтепоном, разлетелся по комнате, она пару раз чихнула и, достав из-под письменного стола паспорта, закинула те в рюкзак. Дейдара бегал по комнате в поисках своего телефона.

— Чёрт с ним, куплю новый.

— Я могу позвонить.

— На беззвучке. Времени нет, нужно уходить как можно скорее.

— Может... мне пойти и вернуть? Извиниться. Может всё обойдётся, — сказала она, натягивая джинсы.

— Не тупи, такие люди не прощают.

Когда она подошла к двери и повернула ключ, дверь резко распахнулась, и кто-то со всей силы её втолкнул. Пролетев по коридору, Ино больно ударилась о стену. В глазах потемнело.

—  Привет, малышка, — раздался громкий голос над ухом. — Будем знакомы, — Ино не могла поднять голову, чтобы взглянуть на человека. Казалось, череп раскололся на две части. Мужчина схватил её за волосы и приподнял. Хищные, кроваво-красные глаза смотрели на неё с ликованием, он по-звериному облизнул губы и со всей силы ударил лицом о стену.

— Не трожь её!

— Твоя сучка? — последнее, что услышала девушка, прежде чем потерять сознание.


* * *


Ино наспех оделась, закинула украденную майку и, чуть не попутав обувь и забыв надеть шапку и шарф, выбежала из дома. В спешке не было смысла: зная Хинату, которая обязательно пришла вовремя (если не на 30 минут раньше), подруга уже обнаружила опоздание Ино. Однако ей не хотелось выглядеть совсем уж беспечной и причинять беспокойство. Хьюга, наверное, звонила ей с утра раз десять и сейчас в её голове выстраивалась череда теорий, что же могло случиться с подругой. Ино старалась идти быстрее, но рыхлый снег под ногами и неудобные сапоги на высоком каблуке мешали ускориться. Поскользнувшись, она шмякнулась лицом в сугроб и, проклиная всё на свете, стала убирать ошмётки снега с лица.

— Поосторожней, — крикнул кто-то вслед, когда она чуть не сбила человека на тротуаре. Но ей было всё равно — в двухстах метрах уже маячило метро.

Стряхнув снег с волос и пальто возле турникета, она стала рыться в сумке в поисках карты. Вся ситуация стала порядком напрягать, когда, кроме ключей, влажных салфеток и косметики, она не нащупала ничего: ни кошелька, ни мелочи, которая часто покоится на дне сумки.

— Ино! — ее громко окликнул голос, который, несмотря на гул въезжающего вагона, легко и быстро узнался.

Девушка не могла определиться — притвориться, что не слышит или все же обернуться.

— Ино, — раздалось совсем рядом.

Вариантов не было, и она подняла голову, нацепив на лицо удивление — широко распахнула глаза и мило улыбнулась.

— Шикамару! — он стоял перед ней в изумрудном шарфе, тесно намотанном поверх синего пальто.

— И тебе привет, — улыбнулся он, рассматривая её. Она снова была без косметики, с застывшими хрустальными каплями воды на светлой коже и белёсых ресницах. Глаза её при тусклом свете напоминали весеннее холодное небо. — Разве ты не должна быть на работе? — слегка приподняв бровь, без злорадства, спросил он.

— Ох, я только что оттуда. Закончилась корица, вот за ней и поехала, — ослепительно улыбаясь, протараторила девушка.

— Неужели съели пять килограмм корицы за такое короткое время? — решил подыграть парень, заведомо зная, что она врёт.

— Ох эти прожорливые следователи — едят корицу ложками. Говорят, помогает сохранить концентрацию.

— Проспала — так и скажи, — Шикамару по-доброму глянул на девушку и почесал свой гладковыбритый подбородок.

— Ты не поверишь, — не удержавшись, парень громко засмеялся, отчего проходящая мимо толпа резко на него посмотрела. Слишком много Шикамару на квадратный метр, неужели у босса приключилось что-то хорошее?

— Уже верю, — он размотал свой тёплый шарф и петлёй накинул ей на шею. —Простудишься. А за отгулы я не плачу.

— Спасибо, — опешив и растерявшись, прошептала Ино, машинально поправив рукой шарф. В нос забился запах табака и мускуса. — А как же ты?

— Переживу. Мне пора идти, до встречи, — махнув рукой, мужчина поднял ворот пальто.

— Подожди! Я забыла кошелек дома… Не мог бы ты одолжить немного на проезд? — Ино отвернула голову в сторону, словно стена напротив была куда интереснее собеседника.

— Можешь вычесть из моей зарплаты, — теперь бурчание совсем походило на шепот.

— В двойном размере.

— С чего это в двойном? — тут же повернувшись, возмутилась она.

— За экстренность ситуации. Проценты за скорость. Я шучу, но уверен, будь на твоём месте я, ты бы выдвинула такие условия, — ухмыльнулся он, достав кошелёк из кармана, и протянул пару купюр.

— Я бы так не поступила, — взяв деньги, мягко сказала Ино.

— Вот как! Значит, я ошибся, — девушка, подойдя к автомату, выбила жетон.

— Я бы взяла в тройном размере, — пройдя через турникет, коварно улыбнувшись и подмигнув, выпалила девушка, — за безвыходность.

— Чертовка, — смеясь, сказал себе под нос Шикамару, потирая лоб и смотря вслед уходящей Ино


* * *


Дверь квартиры пятьсот восемь со скрипом отворилась и вышедший Неджи, повернувшись, поздоровался с соседкой, которая была закутана сверху донизу как снеговик: несуразный, почти в пол, фиолетовый пуховик, длинный красный шарф крупной вязки, скрывающий половину лица, и белая шапка с меховым помпоном наверху. Несмотря на нелепость внешнего вида, выглядела она довольно мило. «Мерзлячка, наверное», подумал он и про себя улыбнулся, представив, как она расхаживает по дому завёрнутая в одеяло с тремя вязаными носками.

— Доброе, — слегка поклонившись, ответила Хината.

Громко чихнув, девушка потянулось рукой к лицу, неловко поправляя (насколько это было возможно в теплых варежках) съехавшую на пол-лица шапку. Постоянно ледяная комната и вчерашняя выходка со снежным ангелом дали о себе знать — проснулась она с осипшим голосом, заложенным носом и першением в горле.

— Доброе утро, — откашлявшись, сказал Саске, в это же время выходя из квартиры.

Трое звякнули ключами, закрывая двери. Ключ у Хинаты застрял и она, пыхтя, пыталась его вытащить, постоянно втягивая носом сопли.

— Проблемы? — через плечо спросил Неджи. Саске, закрыв дверь, почему-то стоял в проходе. Запустив руки в карманы пальто, наблюдал за бесполезными потугами соседки.

— Угу.

— Давай помогу, — подвинув Хинату в сторону, Неджи навалился на дверь и с лёгкостью вынул ключ.

— Спасибо.

— Купи замок, я тебе установлю, — сказал Саске, поняв, что пока она вызовет мастера, пройдёт три года, а эти танцы с бубнами у двери его порядком стали раздражать.

— А какой нужен?

— Я куплю сам, деньги потом отдашь.

— Ты у нас мастер на все руки, — усмехнулся Неджи, застегнув куртку.

— Отстань, — буркнул себе под нос Саске, спускаясь по ступеням.

У кого-то ночь удалась — об этом свидетельствовала подмороженная жижа на одном из лестничных пролетов. И, видимо, этот кто-то захотел, чтобы у Саске удалось утро — устроил зрелище мерзкое и весьма нелицеприятное. Хотя бы не воняет. «Вот если бы летом наблевали, то аромат был бы жуткий, да еще и рой мух вокруг собрался б».

Отвернувшись, мужчина быстро прошел злополучный участок. Странно, но блевота всегда напоминала Саске о прошлом — порой его часто выворачивало от принятой дозы за углом или ломки в дедовском доме. «И как только у Итачи хватало терпения вытирать за мной пол?».

Неджи скривился и решил, что как только финансы ему позволят, он тут же съедет с этой ужасной квартиры с вечно обосанным подъездом.

Хината задержала дыхание и, сгорбившись, прошла мимо. Если бы люди умели читать мысли друг друга, то они с Саске определенно посмеялись бы с этой ситуации — мысли девушки в этот момент тоже остановились на воспоминании из прошлого. Когда-то ее очень сильно рвало в лифте от выпитого спиртного. Или от экстази, принятого в тот же вечер. А может быть от всего сразу.

— На работу?

— Э… Да, — опомнившись, ответила девушка.

— Я подвезу, мне по пути.

— Правда? — девушка очень обрадовалась, представляя, как медленно ехала бы в автобусе при такой жуткой погоде.

— Не буду же я врать.

Фонарные столбы все разом потухли и всё погрузилось в утренние сумерки. Тусклый свет солнца едва проглядывал сквозь нависшие серые тучи. Саске ускорил шаг, хрустя по снегу, и обошёл их.

— Вы разве не вместе работаете?

— Вместе, — ответил Неджи, смотря на удаляющегося напарника.

— И ты его не подвезёшь?

Неджи нахмурился и замялся. Определенно, придумай он нелепую отмазку в духе «ему нравится общественный транспорт» или «нам сегодня не по пути» — выглядел бы полным идиотом. А раскрывать Хинате истинные причины, пересказывая трагические события своей жизни — нет уж, извольте. Поэтому он решил переложить тяжелую ношу на Саске, точно зная, что тот откажется.

— Саске! — мужчина непонимающе обернулся на оклик. — Давай подвезу.

— Хорошо, — к его удивлению, выдавил Саске, направляясь к парковке.

Учиха сегодня не горел желанием торчать на остановке битый час в ожидании автобуса и к тому же было интересно узнать поближе загадочную соседку, чей образ не давал спать всю ночь. Хината опередила его и села на заднее сиденье. Подумав, что подсаживаться к ней будет странно, Саске открыл переднюю дверь. Неджи завёл мотор, чтобы немного согреть машину, и вышел, достав щётку, стал смахивать снег с крыши и лобового стекла. Сквозь прозрачную поверхность встретились два взгляда — нейтральные угольные глаза и недовольные серые. Окна стали запотевать.

— Пристегнись, — сказал Неджи, когда они выехали с парковки. Саске закатил глаза и натянул ремень безопасности.

От напарника исходил слабый приятный аромат, напоминающий женский парфюм. Учиха потёр нос, вспомнив Тен-Тен: ему всегда нравились ненавязчивые духи напарницы, в то время как Сакура предпочитала резкие, тяжёлые. Саске закусил губу, пробежавшись взглядом по сконцентрированному на дороге напарнику. Вина за содеянное, причинённую ему боль, которую Хьюга не мог до сих пор пережить, захлестнула его. Он понимал, что цены у этого искупления нет. В холодной машине ему стало невыносимо душно и тесно, он, расстегнув ворот пальто, ослабил галстук. Посмотрев в зеркало переднего вида, взглянул на Хинату, которая, прислонившись к стеклу, смотрела на дорогу. «Нет, не может быть, чтобы мы спали. Она бы, наверное, помнила. Но почему видения такие яркие?».

— Ты правда никогда до этого не была здесь? Даже проездом? — решил прервать удушающую тишину Саске.

— Да... А что такое?

— Просто спросил. Странно... В наши края редко переезжают по своей воле.

— А что не так? Можно подумать, у нас всех тут сослали, — вмешался Неджи. — Город как город, таких тысячи по стране. Да, не столица, но, в целом, не так уж и плох.

— Не так уж и плох, — ухмыльнулся Учиха.

— А что тебе не нравится?

— Мы на десятом месте по преступности. Двадцать пятый район уже который год —гнойный нарыв этого города, а местные власти закрывают глаза, потому что на этом сами неплохо зарабатывают.

— В каждом городе есть свой двадцать пятый...

— Ино просто ткнула пальцем в карту, без умысла, — вмешалась Хината, чувствуя напряжение в воздухе. — Она сказала, что это вызов себе. А я последовала за ней, — все затихли.

— Твоя подруга, откуда она? С юга? Вы явно с ней не в одной песочнице играли.

— Эм, — Хината замялась. На самом деле она понятия не имела, откуда родом Ино и чем она занималась до их знакомства. А говорить о том, что их дружба завязалась после встречи на одном из собраний пострадавших от насилий, показалось неуместным.

— Она что, на допросе? Ты её в чём-то подозреваешь? — сквозь зубы процедил Неджи и дёрнул ручник, остановившись на светофоре.

— Не заметил, — прошептал он себе под нос. — Что у вас в кафе продаётся? — решил сменить тему Саске. Девушка тут же просияла, мечтательно посмотрев вверх.

— Кофе, тортики, эклеры...

— А помимо сладкого что-то есть? — в унисон сказали оба, недовольно шикнув друг на друга. Хината тихо захихикала, прикрыв рот.

— Сладкое и кофе, конечно, хорошо, но нам, следователям, хочется нормальной еды. Если сделаете комплексные обеды, отбоя от посетителей не будет, — сказал Хьюга, посмотрев в зеркало.

Машина свернула на узкую улочку, чтобы объехать образовавшуюся на дороге пробку. Неджи заметил, как из подъезда, покачиваясь, вышел мужчина, а за ним явно подвыпившая или обкуренная женщина, и недовольно цокнул. Автомобиль ехал медленно из-за нерасчищенной дороги, то и дело буксовал, переваливался с боку на бок. Он уже тысячу раз пожалел, что решил объехать пробку. Когда они миновали две улицы, он с облегчением вздохнул.

— Я высажу тебя здесь. К кафе не подъеду, — сказал следователь, остановившись на обочине. Вдалеке замаячила снегоуборочная машина.

— Спасибо, — вылезая, сказала Хината и засеменила в сторону кафе.


* * *


Хината расставила стулья, выложила всё на витрины, приняла новую партию пирожных. Шёл десятый час, а подруги, как и посетителей, не было. Может, проспала или застряла где-то в пробке, подумала девушка, десятый раз подряд протирая стойку. Стоять одной было скучно, даже ритмичная музыка не бодрила. Зевнув, она села за стол и достала блокнот, стала учить термины по биологии, которые только вчера выписала. Спустя полчаса, она еще раз набрала подругу — безуспешно, лишь непрекращающиеся гудки. «Может, позвонить директору?», — закусив губу, подумала Хината и тут же отложила эту мысль в дальний ящик, решив, что так подставит Ино. «Просто опаздывает, на дорогах чёрт-те что». Но успокоить себя оказалось куда сложнее и грузные мысли продолжали лезть в голову безостановочно. А что, если что-то случилось? Может, она в больницу попала? А если она вчера не вернулась домой?

Из удручённых мыслей её вывел звон дверного колокольчика и толпа клиентов. Наступил обед. «Я не справлюсь одна, не справлюсь...», — запаниковала девушка, расфасовывая по пакетам пирожные, параллельно отвечая на вопросы клиентов и включая кофеварку. «Это провал!», — кипело у неё в голове, смотря на приходящих людей.

— Плавнее, Хината, — Хиаши терпеливо посмотрел на дочь.

— Я... Я не могу. Это не для меня, — руки вспотели, держа руль, лёгкий мандраж охватывал её с каждым метром. Она не знала, как вообще можно контролировать эту махину.

— Не газуй так сильно, — слегка повысив голос, сказал отец. Испугавшись, она перепутала педали, и резко затормозила. Храни господь человека, придумавшего ремни безопасности!

— Я... не могу, — её трясло, и она стала в панике отстёгивать ремень, но из-за дрожащих пальцев, ей это не удавалось. — У меня всё равно не будет машины.

— Успокойся, — холодным тоном сказал отец, накрыв своей ладонью её руку, — вдохни глубже, выдохни. Все хорошо, — Хината закивала головой, зажмурив глаза. — Может машины и не будет, но в жизни всякое может приключиться. Ты все сможешь. Страх в твоей голове.

— Я её не чувствую…

— А она тебя чувствует, каждое твоё резкое движение отражает, поэтому помягче.

С последним уходящим посетителем влетела Ино, вся взмыленная, в снегу, с растрёпанными волосами. Хината устало протёрла взмокший лоб, радуясь, что со всем справилась.

— Прости! Прости, пожалуйста! Я проспала, зарядку оставила, телефон сел, — сумбурно протараторила подруга и, отодвинув стул, села и протянула длинные ноги. — Уф, ну и погодка. Я бежала, теперь аж горло горит.

Хината молча налила воду в стакан и поставила на стол.

— Ты просто прелесть, — сделав глоток, Ино развязала шарф и бросила на колени. — Я вся взмокла и дезик не взяла, теперь от меня будет вонять потом, — поморщившись, девушка встала со стула и повесила на крючок одежду. Подойдя к Хинате, Ино обняла ее и положила подбородок на плечо. — Сегодня случаем не четверг?

— Нет.

— Обычно по четвергам всё идёт наперекосяк.

— Я взяла с собой духи, — погладив по спине подругу, Хината мягко улыбнулась.

— Значит точно не четверг.

— Я волновалась, хотела уже звонить директору. Рада, что с тобой всё хорошо.

— Не поверишь, встретила его в метро. Ну прям ужас какое невезенье. Ты такая горячая, — отстранившись и приложив ладонь ко лбу, Ино обеспокоенно посмотрела на розовощёкую подругу. — Да у тебя температура! Я сейчас переоденусь, а ты собирайся домой и никаких «но»! Иди лечись. Шикамару в ближайшие дни не появится, так что завтра не приходи.

— Но всё-таки... А вдруг...

— Я что-нибудь придумаю, не беспокойся. После работы кое-куда заеду и сразу к тебе.

— Не стоит, я сама справлюсь.

— Не сомневаюсь, но когда кто-то приносит тебе тёплый чай в постель, болеть становится приятно.


* * *


Ино наспех переоделась и вышла к Хинате, что уже одетая сидела на стуле и ждала подругу. Она подошла к ней, поправила шапку, вывернула капюшон и, задумавшись над чем-то, сказала:

— Поедешь на такси.

— Ино, у меня нет таких денег.

— Да, счётчик накрутит прилично, — нахмурившись и поморщив аккуратный нос, проговорила подруга. — Что же делать… — ударив кулаком о ладонь, девушка посмотрела в окно, и сквозь пелену снега узнала знакомый силуэт. Колокольчик в скором времени звякнул и Наруто, стряхнув с куртки и светлых волос снег, вошёл в кафе.

— Привет! — бодро сказал он, широко улыбнувшись и замявшись, продолжил стоять у прохода.

— Привет! — радостно ответила Ино, кокетливо поправив волосы.

— Привет. Я пойду, — встав со стула, неловко сказала Хината.

— Сиди, — остановив её, сквозь зубы шепнула Ино, заговорщицки подмигнув. — Я нашла нам бесплатное такси, — Хината, распахнув глаза, сглотнула. — Как дела?

— Бывало и получше.

— Проблемы на работе?

— Начальство чудит, — простодушно улыбнулся он, рассматривая уже опустевшие витрины. — Я опоздал?

— И такое бывает? Начальство чудит над начальством, — Ино встала за стойку и пожала плечами, сощурившись при прямом зрительном контакте. — Боюсь, у тебя нет выбора, кроме как купить страшно дорогой, но страшно вкусный бисквит «Кастелла».

— Раз нет выбора, — Наруто растерялся, не зная, что и возразить. Лишь признал про себя, что вообще-то и не собирался ничего покупать, просто зашел, чтобы поболтать с Ино и немного отдохнуть от сегодняшней суматохи. — Заверни с собой, пожалуйста.

— Такой уж сегодня день, — выбивая чек и трагически вздохнув, проговорила девушка.

— Что-то случилось? — обеспокоенно спросил Наруто, слегка наклонив голову набок.

— Хината простудилась. Ей плохо, а такси вызвать не можем. Сам видишь, из-за непогоды никто не хочет сюда ехать, боятся увязнуть где-то на дороге. Выбора нет, придётся тащиться на остановку и мёрзнуть в автобусе, — Наруто обернулся, посмотрев на понурую девушку, что-то прикинул в уме.

— Я могу её довезти.

— Серьёзно? Тебе несложно...

— Совсем нет.

— Это так… мило с твоей стороны! Огромное тебе спасибо!

Открывая дверь перед Хинатой и пропуская девушку вперед, Наруто никак не покидало чувство, что его только что искусно обвели вокруг пальца.


* * *


— Итачи, какого хрена ты творишь?! — громко кричал Шисуи в трубку, кое-как отбившись от репортёров, которые оккупировали участок. Вспышки фотокамер всё ещё сверкали перед глазами, ор и шум звенели в ушах. Выгнав из кабинета стажёра, он закрыл дверь и опустил жалюзи на окнах. — Что за цирк ты устроил?

— Не понимаю, о чём ты говоришь, — невозмутимо сказал Итачи, смотря на рядом спящую Изуми.

— Всё ты понимаешь. Мы столько лет работаем вместе, не держи меня за идиота, — в дверь стучались. — Занято, чёрт возьми! — он сел на стул, закрыв лицо рукой. — Из-за тебя Рока отстранили, возможно понижение. Вся карьера под хвост. Он может даже не говорил с Саске, может, он ему отказал! Ты об этом подумал?!

— Подумал, — ответил спокойно Итачи, пропустив длинные ломкие волосы сквозь пальцы. Изуми, словно почувствовав сквозь сон касания, потёрлась носом о подушку и положила руку под щёку. Она так крепко спала, в то время как Шисуи орал в трубку во всё горло. Это было удивительно. Он провёл большим пальцем по губам, слегка оттянул нижнюю. Вчера ночью он подумал обо всём, взвесил всё, продумал каждый шаг брата и Рока и пришёл к выводу, что Ли передаст дело, если Саске заберёт заявление об опеке. Саске согласится, понимая, что всё равно проиграет в суде. Поэтому, узнав у Кисаме, что сверху уже поступил приказ о закрытии дела, Итачи сделал пару звонков репортёрам, которые, словно голодные стервятники, накинулись на новость. Утечка информации. Страдает, как всегда, слабое звено — им оказался Ли.

— Почему не сдал меня?!

— Потому что ты — мой друг, — ответил он. «Информация, которая у тебя есть, не опасна. Я вёл с тобой это дело и замел все так хорошо, что не прикопаешься».

— Ты думаешь, он скажет тебе спасибо?

— Нет. Возможно, возненавидит.

— Тогда зачем?

— Любить — значит жертвовать.

— Да пошёл ты! — Шисуи бросил трубку.

— Любить — значит жертвовать, — шёпотом повторил Итачи, положив голову на подушку и проведя рукой по скулам. Заведя волосы за ухо, он провёл пальцами по подбородку, шее, придвинулся ближе. Её тёплое дыхание ощущалось на его губах. Кончик носа слегка коснулся её носа. — Спасибо, что научила.

Изуми резко распахнула глаза.

Глава опубликована: 05.11.2024

Часть 25

— Помолчи, — прошептал Неджи, слегка наклонив голову в его сторону и смерив его строгим взглядом.

— Вы считаете это бредом? — вскрикнула пожилая женщина. Её глаза вспыхнули гневом, и она со злостью ткнула пальцем в грудь Учиха. Саске ошарашенно раскрыл глаза, удивляясь наглости, и тут же стиснул зубы, чтобы ненароком не оскорбить явно выжившую из ума женщину. За короткий период работы в третьем отделе он привык к чудаковатому району, но сегодняшнее дело било все рекорды по глупости. Это же надо вызвать следователей, сказав, что на её жизнь покушаются, а по факту оформить обычный донос на бывшую подругу (теперь уже — злейшего врага), которая кормила птиц под её окнами. Однако больше всего во всей этой ситуации бесила наглость потерпевшей и её высокомерный взгляд, словно они мальчики на побегушках. Видимо, пересмотрев сериалы, в которых работу следователей слишком приукрашивают, она возомнила себя героиней, требуя всю следственную группу и немедленного ареста злоумышленницы.

— Да. Вызывать полицию из-за...

Неджи шумно выдохнул и, прикрыв глаза, зажал переносицу длинными пальцами. Он отлично понимал гнев Саске, и сам послал бы женщину с этим бредом куда подальше, только по печальному опыту знал, что такие затаскают по всем инстанциям, и придётся целый месяц писать объяснительные перед вышестоящими.

— Из-за чего, а? Из-за чего? Ну же, говори! — не унималась женщина, и следователям показалось, что в уголках её морщинистого рта вскипала белая пена.

— Вы не даёте вставить мне слово, — протестующе ударил Саске по хлюпкой стене. Старые пластиковые часы, выгнутая стрелка которых давно замерла на единичке, пошатнулись.

— Хам! — крикнула она так громко, что оба следователя подпрыгнули на месте. — Вы слышали это? Слышали? Как он со мной разговаривает! Немедленно включите в протокол! И это человек, который должен соблюдать порядок, чтить закон, защищать! Я буду жаловаться вашему начальству и в министерство.

Ноздри Саске стали раздуваться от гнева, глаза забегали по комнате. Его ещё никто так не нервировал. Хотелось заткнуть ей рот и запереть в ванной, пока не успокоится. Он набрал в лёгкие воздуха, и только хотел было ответить ей, да так, чтобы её редкие седые волосы встали дыбом (и пусть его за это уволят, но он выскажет всё, что о ней думает), но…

— Саске! — холодно прикрикнул Хьюга, чувствуя, что напарник вот-вот сорвётся.

Тен-Тен говорила о его вспыльчивости и редких вспышках агрессии. Возможно, наркотики сказывались на поведении, хотя ещё в академии Саске не отличался ангельским терпением: мог нагрубить преподавателям, если был не согласен с оценками; затеять потасовку с ребятами, услышав что-то обидное в свой адрес. Скорее всего, подумал Неджи, эта черта была присуща ему с детства, не мог же он сидеть на дури с академии. Родные бы заметили еле уловимые изменения. Или же нет?

Может, Тен-Тен была права, и с семьёй у него были непростые отношения. Однако в это было трудно поверить, ведь семья всегда отмазывала сына. К примеру, Наруто со своим неугомонным характером был постоянно на волоске от отчисления, его даже отстраняли от занятий и наказывали общественной работой. И так было с каждым, кроме Саске. Лишь одна деталь всегда озадачивала Неджи: на выпуск приходили со всей семьёй, но в тот день он видел только его мать и брата, а сам Саске выглядел потерянным, сжимая в руках диплом и прищуриваясь, выискивал в шумной толпе кого-то. Возможно, Фугаку ничего никогда не предпринимал, и администрация умалчивала инциденты, так как семья Учиха спонсировала академию и была в то время одной из самых богатых семей, так как владела почти семьюдесятью процентами акций по добыче драгоценных камней. Сейчас же они не обладали большим богатством и былым влиянием, продав все свои активы. Поговаривали, что у единственной наследницы не оставалось иного выбора, история с младшим сыном пошатнула доверие партнёров и те стали выводить свои деньги. Чтобы люди не потеряли свои рабочие места, она продала все акции, оставив себе лишь маленькую долю.

Неджи схватил напарника за руку и потащил к лестничному пролёту. Тот, к его удивлению, не сопротивлялся и молча шёл, и только когда они перешагнули порог квартиры, Саске с раздражением дёрнул руку.

— Просто стой здесь.

— Я надеюсь, ты в здравом уме и не собираешься открывать дело? — рявкнул Учиха, поправив пальто.

— Просто постой здесь. Я разберусь. Я не горю желанием всем этим заниматься, но, если мы сейчас уйдём, она действительно на нас накатает жалобу. Не сомневайся в этом. За это попадёт не только нам с тобой, но и Наруто, ему сейчас только скандала для полного счастья не хватает.

Саске кивнул и, проводив взглядом напарника, повернулся к перилам. Хьюга был прав, у Узумаки и без них дел по горло, чего стоило сегодняшнее утро.

Едва переступив порог, Неджи с Саске почувствовали неладное. Обычно вальяжно расхаживающие сотрудники притаились в кабинетах как мыши. Любители поговорить у кофейного столика отсутствовали. Нахмурившись, два следователя вошли в кабинет, не понимая, что произошло. Повесив пальто на крючок, каждый подошёл к своему столу, но не успели они сесть, как Каори, влетев на всех парах, вся раздражённая, пригласила в главный кабинет на летучку. Сказав с неприсущей ей нервозностью: «Только вас и ждут», она вылетела из кабинета. Хьюга закатил глаза: «Стоило опоздать на пять минут, так сразу заметили». На вопросы секретарь не отвечала, цокала каблуками и отмахивалась, бормоча под нос то ли проклятья, то ли список своих дел.

Наруто стоял у окна, сложив руки на груди, недовольно окинул их строгим взглядом, а затем, дёрнув подбородком в сторону стульев, пригласил сесть. Он был не в духе и по его помятому лицу и воспалённым глазам можно было сказать, что он провёл бессонную ночь, а по неправильно застёгнутой верхней пуговице рубашки — что собирался впопыхах.

Коллеги несколько презрительно посмотрели на двух растерянных мужчин. Никто не питал к ним особой симпатии, считая их высокомерными из-за их молчаливости. Взвинченность сотрудников пугала. Сев на стул одновременно, они поставили руки на стол и сомкнули в замок, напряглись, думая, что где-то напортачили.

— Начнём, пожалуй, — выдохнув и посмотрев на часы, проговорил начальник. — Для тех, кто не в курсе последних событий. Произошла утечка информации по делу «коллекционера», кто-то поделился новостью о закрытии дела с прессой, — Саске вздрогнул, Неджи услышал, как заскрипели его зубы. — Сейчас идёт следствие. Рок Ли и его группа на данный момент отстранены, — Учиха нервно потёр лоб, уперев глаза в стол.

— Неужели я... — пробормотал следователь и тут же умолк, поняв, что сказал вслух.

— Главное управление обеспокоенно таким отношением к работе, поэтому предупреждаю: никакого общения с прессой, избегайте или не отвечайте на вопросы журналистов; не рассказывайте семье о делах, которые вы ведёте. Работа должна остаться на работе. И последнее. Всем придётся сдать телефоны на проверку.

— Что?! — раздался недовольный гомон по комнате.

— Это не обсуждается! — прикрикнул Наруто, и все тут же стихли, доставая мобильные из карманов пиджаков и брюк. Каори подошла с коробкой и стала собирать гаджеты.

— Как видите, я тоже сдаю, — сказал он и показательно вынул телефон. — И... Похороны девушки, нашей коллеги… Простите, забыл, как её зовут…

— Изуми, — вставил Саске.

— Да, точно, Изуми, — Наруто благодарно посмотрел на друга. — Похороны назначены на завтра в два часа. От нашего отдела должны присутствовать два человека. Может кто-то с ней близко общался?

— Я, — поднял руку Саске.

Наруто удивлённо раскрыл свои голубые глаза.

— Мы работали вместе какое-то время, она же из восьмого.

— Я, — вдогонку сказал Неджи, отчего Узумаки поперхнулся слюной и непонимающе глянул на Хьюга. — Тен-Тен... была её подругой.

— Раз всё выяснили, собрание окончено. Приступаем к своей работе, телефоны получите в конце рабочего дня. Саске, — подозвал тихо начальник, когда все двинулись к выходу. Учиха медленно подошёл к нему, заведомо зная, что тот скажет, — без глупостей, ладно? Там, скорее всего, будет Итачи, не устраивай семейные разборки, это всё-таки похороны.

— Не беспокойся, — кивнул он.

Вернувшись к женщине, Хьюга прошёл в зал и, достав документы с ручкой, сел на диван. Ему хотелось побыстрее всё оформить и свалить с этого дурдома. Он с брезгливостью окинул заляпанный стол и, отодвинув от себя чашку с явно скисшим молоком, придвинулся ближе. Ноги упёрлись в крышку стола, пыльное покрывало съехало со спинки дивана и, сморщившись, он чихнул.

— Твою же... — зашипел он, когда молоко, растёкшись по столу и слегка пропитавшись в лежащие рядом квитанции, стало стекать на его чистые и выглаженные брюки. Неджи тут же замешкался, услышав в коридоре шорох. Нужно было срочно что-то предпринять, пока женщина не обнаружила беспорядок. — Что за день, — не найдя поблизости ничего подходящего, кроме старой потрёпанной книги с топорщащимися жёлтыми листами, он вздохнул и, проклиная всё на свете, протёр стол рукавом пальто.

— Я хочу, чтобы он извинился, — заявила тучная женщина, вваливаясь в комнату.

— Что?! — округлив серые глаза, воскликнул следователь.

— Пока он не извинится, я ничего подписывать не буду.

Неджи стиснул зубы покрепче и покинул комнату, его терпение было на исходе. Наверное, если бы не появившаяся вовремя соседка под окнами, он бы не выдержал и что-нибудь разбил. Отведя в сторону перепуганную нарушительницу, предложил проехать вместе с ними (просто для видимости) и, высадив через пятьсот метров, сказал, чтобы кормила птиц в другом месте.

— Как ты это выносишь? — прошептал Учиха, проглотив слюну и нервно почесав переносицу.

— Приходится терпеть... С другой стороны, разве мы не этого добиваемся?

— В каком смысле?

— Мир без преступности, убийств, краж, — Саске, посмотрев на напарника, ухмыльнулся. — Идеальный мир — скучный.

— Эта утопия никогда не станет реальностью, пока существует человек, — Неджи согласно кивнул.

— Не думаю, что это Итачи, — сказал Хьюга, тормознув на светофоре.

Тен-Тен рассказывала, как старший брат заботился о младшем и ей, как единственному ребёнку в семье было завидно. «Хорошо, когда у тебя кто-то есть. Кто-то любящий тебя вопреки всему, принимающий таким, какой ты есть», — как-то размышляла она, рассказывая, как Итачи заступился за Саске перед начальством, когда тот сильно косякнул с делом.

Помнится, Неджи это задело. Он тогда сказал Такахаши, что тоже любит её такой, какая она есть, на что она ребячливо засмеялась, сказав, что на такую любовь способны только родные люди и что он её настоящую не знает, и вполне может разлюбить через некоторое время, увидев все ее недостатки. Пусть его иногда раздражала её привычка не заправлять постель или оставлять после себя волосы, забитые в стоке ванной; тащить посреди ночи в круглосуточную забегаловку, чтобы поесть лапшу или бургер у вокзала; смеяться громко в людном месте, привлекая внимание; материться как мужик, если ударится пальцем о дверной косяк, но он любил её, потому что в этом была его Тенни.

Иногда он размышлял над её словами. Смог бы он переступить через свои жизненные установки и пойти ради неё на преступление, как пошёл ради него Наруто? Скорее всего — нет. И Итачи казался ему таким же, ему довелось пару раз пресечься с ним по работе, и он произвёл на него впечатление сдержанного, рассудительного и верного своим принципам человека. Трудно было поверить, что он может ради брата подставить другого человека. К тому же, именно Итачи первым доложил о пристрастиях Саске к наркотикам и дал показания в суде, требуя немедленного отстранения того от дел. Ведь если бы не он, то всё бы замяли и брат продолжил бы работать как ни в чём не бывало. Неджи понимал, что такое решение далось ему тяжело, но поступить иначе справедливый человек не мог. И именно Итачи пришёл к нему в тот злополучный день и принёс извинения, хоть его вины в этом не было.

— В главном управлении могли продать информацию и получить хорошие деньги, — продолжил Неджи после длительной паузы.

— Это он, — Саске забарабанил по колену пальцами, смотря на медлительных людей, переходящих дорогу. — Я знаю - это Итачи. Мне нужно было с ним поговорить. Теперь из-за меня пострадал Рок.

Неджи повернулся к нему, с удивлением отмечая на лице напарника тень вины и сожаления, и впервые за долгое время он увидел в нём человека, а не избалованного мальчишку. И это его напугало. Загорелся зелёный и он надавил на газ.

— Разве мы не должны были свернуть налево? Этот запах, — принюхавшись, Учиха обернулся на задние сиденья. — По-моему, та женщина что-то оставила — пахнет кислым молоком.

— Это от меня, — едва слышно проговорил Хьюга, потупив взор.

Саске вопросительно вскинул брови.

— Долго рассказывать. Я заеду к отцу, быстро переоденусь.

Ехать к себе на квартиру, учитывая сегодняшние пробки, было бы неразумно, а проходить целый день в одежде с мерзким запахом, который, казалось, разъедал нос, было невыносимо. У отца хранилось пару вещей, он оставил их на тот случай, если придётся заночевать у него. И пусть это были джинсы, свитер и старая болоньевая куртка с вечно заедающим замком, всяко лучше, чем то, что сейчас на нём.

Когда они подъехали к старой многоэтажке, Неджи вышел из машины, искренне надеясь, что отец дома. «Вот, значит, где вырос Хьюга Неджи», подумал Саске, с интересом взглянув на серое здание с захламлёнными балконами и неочищенными порогами у подъезда. Хоть этот район был относительно спокойным сейчас, но в прошлом тут частенько случались кражи, убийства и ширялись наркоманы, ожидая за углом очередную жертву, к которой можно приставить дуло и забрать бумажник. «Может, видя вокруг себя такое, Неджи и пошёл в полицию, чтобы бороться с беззаконием, наводить порядок».

Саске задумался, что же его самого подтолкнуло пойти в академию, ведь в нём никогда не было дикого желания сделать мир лучше (в отличие от Итачи, который мог целыми днями рассказывать о том, как изменится всё вокруг, не будь преступлений). Может быть, он пошёл туда, чтобы позлить мать, которая лелеяла надежду, что он продолжит дело деда и встанет у руля большой компании. Возможно, из него вышел бы хороший руководитель, кто знает? Однако ему не хотелось выполнять роль послушного маменькиного сынка на протяжении жизни. Вероятно, он пошёл в академию, чтобы обратить на себя внимание отца, который впервые был удивлён его решением и искренне порадовался за него, когда он сдал экзамены. Тогда почему все последующие его поступки были сделаны назло отцу и навсегда отвернули его? Значит ли это, что он никогда не хотел его любви и признания?

Откинувшись на спинку кресла, он прислонился к окну и прикрыл глаза. Тишина вокруг пугала и, потянувшись к радио, он пролистал несколько новостных каналов, пока не поймал музыкальную волну. Когда в динамиках раздались слова песни, мужчина тихо засмеялся.

«Such a lonely day

And it's mine

It's a day that I'm glad I survived»

Мать любила слушать неторопливую, спокойную музыку. Звуки бас-гитары и барабанов выводили её из себя. Стоило ему включить в своей комнате рок, как она врывалась и выдёргивала из розетки шнур от динамиков. Когда Итачи отправляли в летний лагерь, а отец уезжал в командировку, она ставила на всю мощь Шопена и под вальс с бокалом вина кружилась по комнате, смеясь и плача. В такие моменты она его пугала, и он спускался, чтобы её успокоить. Он никогда не говорил отцу или Итачи о её странном поведении в их отсутствие, так как каждый раз давал ей обещание, что сохранит маленький секрет.

Раньше он любил мать, но чем старше он становился, тем сильнее чувствовал к ней неприязнь, так как стал замечать её отчуждённость к Итачи, словно это был не её ребёнок. Его всегда поражала её избирательная холодность к брату. Когда тот возвращался со школы и рассказывал о своём дне, она замыкалась в себе, натягивала искусственную улыбку, накладывая обед, и машинально повторяла, какой он хороший мальчик. Она никогда не целовала брата в щёку или макушку, не приходила к нему в комнату, чтобы пожелать спокойной ночи. И почти не обнимала, а если и делала это, то с некой безучастностью. Это было странно. Разве мать могла не любить собственного ребёнка? Или у них в семье были распределены роли: отец должен был любить Итачи, мать — Саске? В глазах папы всегда отражалась обречённость. Может быть, они с братом были камнями в его одежде, которые тянули его на дно. Как-то он спросил маму, любил ли её папа. Микото сразу изменилась в лице и впервые в жизни влепила ему пощёчину.

Он не заметил, как по щеке скатилась скупая слеза. Выключив поспешно радио, вышел из машины и, пройдясь вокруг, посмотрел на окна домов. Холодный воздух отрезвлял и воспоминания постепенно исчезали за завесой белого снега.

— Там, случаем, не сын Фугаку стоит возле твоей машины? — спросил Хизаши, стоя у окна и смотря на двор с высоты третьего этажа. Неджи натянул джинсы и застегнул ширинку.

— Мы работаем вместе.

— Не хочешь поговорить? — отец приподнял брови и озадаченно потёр подбородок.

— Не сегодня.

— Сейчас он стал больше походить на своего отца в молодости.

— Ты был знаком с Фугаку Учиха?

— Да, мы учились в одном университете. Посещали вместе лекции одного профессора. Он был стипендиатом, сдержанным и зацикленным на учёбе. С другой стороны, выходцу из двадцать пятого района ничего не оставалось, как учиться, чтобы выбраться из этого болота.

— Ты точно говоришь о Фугаку Учиха?

— Да, в это сложно поверить, но он из двадцать пятого.

— Почему никто об этом не говорил?

— Когда-то об этом говорили много, — усмехнулся он. — На каждом углу трещали, что какой-то пройдоха заполучил самую богатую девушку и влился во влиятельную семью.

— А прокурор не промах.

— Не думаю, что Фугаку к этому шёл намеренно. Он был простым парнем, хотел стать адвокатом и защищать выходцев из двадцать пятого, так как мало кто там может позволить себе адвоката. После выпуска я встретил его лишь однажды в прокуратуре по делу твоей матери. Выглядел он неважно и по его осунувшемуся виду и потухшим глазам, я понял, что не такой он жизни хотел.

— Он вёл дело мамы? Ты не говорил...

— Нет, тогда он был лишь ассистентом прокурора. Если бы на тот момент он занимал должность прокурора, думаю, что дело дошло бы до суда и этого наркомана судили, как положено, а не списали бы на несчастный случай. Многие недолюбливают Фугаку из-за того, что он поднялся снизу и утёр нос многим богатым людям. Но нельзя не отметить, что как только он занял должность прокурора, почти половина дел стали доходить до судьи.

— Не знаю, пап. Может я не питаю к нему симпатии из-за его сына, но мне он кажется довольно скользким человеком, — сказал Неджи и стал возиться с замком на куртке, который расходился, стоило дойти до середины.

— Ты просто не знаешь, что творилось до его прихода. Как отец я его понимаю, я бы тоже тебя отмазывал от всего... Будут свои дети — поймёшь.


* * *


Сакура узнала новости лишь к полудню, когда вышла отдохнуть после очередного вскрытия. Раньше она и представить не могла, что с лёгкостью сможет выбросить окровавленные перчатки, вымыть руки и стереть из головы картинки недавно выпотрошенных внутренностей, забыть противный, пробирающий до костей звук пилы при вскрытии черепа, и буквально через минуту наслаждаться кофе со сливками или зелёным чаем, и с некой циничностью рассказывать анекдоты о смерти. «Привыкнешь», —сказал как-то пожилой мужчина, когда она, побледневшая, вышла на улицу подышать после первого вскрытия. Она привыкла не только к синюшным телам, но и к счастью, которое у неё появилось, поэтому дошедшая до её ушей сплетня напугала её.

Харуно стала набирать Ли, чтобы убедиться в наглом вранье, но он не брал трубку. «Это всё Саске! Чёртов Саске!», — пробежалось у неё в голове красной лентой, связав его приход, задумчивость Рока и сегодняшнюю новость. Слишком многое совпадало. Сейчас всё в ней кипело, хотелось громить, ломать и дать в морду каждому, кто осмелился сказать о продажности её жениха. Рок был самым честным человеком, которого она когда-либо встречала. Он никогда бы на такое не пошёл. Зная его характер, она не на шутку обеспокоилась, как бы чего он не натворил с собой. Ведь Рок никогда не выплёскивал агрессию на окружающих, всё всегда копил в себе. Если она, не сдержавшись, могла что-то ляпнуть, за что впоследствии корила себя, то он никогда не позволял оскорбления и даже повышение голоса. Эта его черта одновременно восхищала и раздражала, так как она не понимала, что он чувствует.

С Саске было легче, его эмоции читать было довольно просто. Вначале она думала, что он просто вспыльчивый, но слишком резкие перемены настроения от полного спокойствия, радости до нервозности настораживали с первой встречи. Предпосылки задуматься, что с ним что-то не так, были ещё до свадьбы, когда она случайно обнаружила в его кармане сосудосуживающее средство, подметила дёрганость на прогулках, вечно текущий нос и частые кровоизлияния. Тогда она не придала этому значение, отгородилась от правды, списав всё на напряжённую работу и воспитание. Она была влюблена и на многое закрывала глаза. Когда он пришёл домой в третьем часу и от него разило алкоголем и дешёвыми женскими духами, она закатила истерику, и он впервые поднял на неё руку. Тогда она не ушла от него, а сказала себе, что сама виновата.

Сакура не собрала вещи и не покинула дом, даже когда в квартире стали пропадать сбережения, а на её вопросы он лишь хлопал дверьми и кричал, что только деньги её интересуют. Харуно не влепила пощёчину, а проглотила горький ком из обид, когда он попросил её сделать аборт, ставя под сомнение своё отцовство. Она не ушла от него даже тогда, когда он выставил её с плачущим ребёнком на улицу из-за того, что у него болела голова от постоянного ора. Она не звонила Итачи и не сообщала о том, что его брат, снова закрывшись в ванной, нюхает кокс. Потому что Саске клялся, стоя на коленях, плакал, говоря, что скоро завяжет, и если она расскажет Итачи, то тот точно отправит его в клинику и доложит начальству, а это убьёт его. И она слепо верила ему, хотела верить, потому что помнила его нежным и мягким, с лёгкой редкой улыбкой на губах, помнила его утренние осторожные касания, смущённое лицо, неуклюжие ухаживания и чистый, тихий смех. Если Саске сидел на наркотиках, то она была зависима от него.

Лишь когда она однажды вернулась с магазина и обнаружила дочь на подоконнике с настежь открытыми окнами, она осознала, что ради ребёнка ей нужно разрубить туго затянутую верёвку на своей шее. Это было тяжело, но она справилась и из всего дерьма её вытащил Рок, которого она раньше никогда не воспринимала всерьёз. Он казался ей некрасивым, недалёким и надоедливым, шумным стажёром, который каждую неделю появлялся в здании то с пончиками, то со стаканчиком кофе, то с цветами, рассказывал глупые истории и смотрел на неё так влюбленно, а её тошнило от осознания, что такой человек может о ней мечтать. Её по сей день грызла совесть и передёргивало от самой себя за такое поверхностное отношение к нему, ведь Ли был самым достойным человеком. Это она была его недостойна.

Отпросившись с работы, она поехала к нему в отдел, где улыбчивый секретарь сказал, что они с Майто Гаем уехали час назад в главное управление. Улыбка секретаря ещё никогда не казалось ей такой издевательской. Доехав до главного управления, она увидела Гая, спускающегося по лестнице с озадаченным лицом. Мгновенно вбежав, она схватила за руку начальника, чем сильно удивила Гая такой фамильярностью. Несмотря на то, что девушка была лучшей в своём деле и многие её уважали, большинство отмечало её бестактность и заносчивость.

— Где он? Где Ли? — на повышенных тонах, вся взмыленная, спросила Сакура, со злостью смотря на пожилого мужчину.

— Уехал двадцать минут назад.

— Куда? — нетерпеливо спросила она, заскрипев зубами. Суровый мужчина, проходящий мимо, непонимающе на них посмотрел. Гай отдёрнул руку и поправил рукав.

— Представления не имею.

— Вы... думаете...— охнула она, в ужасе распахнув зелёные глаза. — Как вы могли засомневаться в нём?! Вы для него были как отец! — со слезами сказала Сакура, вспоминая, как тепло отзывался о начальнике Ли.

— Сакура, — встряхнув её за плечи, прикрикнул Гай, — держи себя в руках! — вся эта история вокруг Рока ему тоже не нравилась, но вчера Ли позволил довольно громкие высказывания и из-за обиды мог пообщаться с прессой.

В утечку информации из главного управления слабо верилось — там каждый трясся за своё место. Он сам никому не говорил о деле. Оставался лишь Рок. Если бы это произошло два месяца назад, то никто не обратил бы на это всё внимание, дело бы замяли. Такое частенько происходило. Однако недавняя самодеятельность третьего отдела заставила главный отдел засомневаться в своём авторитете, решив, что следователи страх потеряли и, к тому же, дело «коллекционера» стало громким и им необходимо было принять довольно жёсткие показательные меры. Року просто не повезло. Отстранение от работы на три месяца и ни о каком повышении в ближайшие два года можно было не мечтать.

— Мне жаль. Позаботься о нём, пожалуйста.

— В отличии от вас, я его не оставлю, — сжав в тонкую полоску губы, выплюнула Сакура и, развернувшись, сбежала по лестнице.

Приехав домой, она надеялась обнаружить Ли, но его не было. Нервно сгрызая ногти, Сакура сидела в полной темноте и поглядывала на телефон, который по-прежнему молчал.

— Он в порядке, в порядке, — шептала она себе под нос и вздрагивала от каждого шороха. Когда телефон зазвенел, она вскочила, чуть не выронив его из рук.

— Сакура Харуно, — после развода она вернула свою девичью фамилию, раз и навсегда разрывая связь с Учиха. Теперь только фамилия дочери мозолила ей глаза.

— Да, — пискнула она, услышав хрипловатый голос женщины, и слёзы градом потекли по щекам. — Только не говорите, что с ним что-то произошло... Пожалуйста...

— Я не понимаю, о чём вы, но если вы через пятнадцать минут не явитесь в детский сад, то явно что-то произойдёт. Ваш ребёнок останется на улице. Воспитатель ждёт сорок минут, вам придётся оплатить...

—Да, да, — затараторила Харуно, с облегчением вздохнув. В этой суматохе она потеряла счёт времени. — Простите! Я сейчас приеду!

Она взяла дочь на руки, выходя из такси. Дома было всё так же темно, Сарада без конца болтала о сегодняшнем дне и о каком-то мальчишке, который попытался забрать у неё игрушку. Сакура кивала, слушая вполуха и восклицала, но в мыслях была далеко. Усадив её на специальный стул и положив цветные карандаши с альбомом на стол, она открыла холодильник, достав овощи и мясо.

— Ужин сам себя не приготовит, — пробурчала она себе под нос, разделывая филе курицы.

Она обжаривала лук до золотистой корочки, когда услышала тихий скрип двери. Всё внутри неё замерло, и она зажмурила глаза. Шорох, доносящийся из зала, успокаивал. Ей хотелось выбежать к нему, обнять и накричать за то, что заставил волноваться, но она этого не сделала, а продолжила пассеровать лук деревянной лопаточкой на медленном огне, всем своим видом показывая, как она зла на него. Зла за то, что в трудную минуту он не искал поддержки у неё. Словно они не семья. Он всегда только отдавал и ничего не просил взаймы и этот неравноценный обмен коробил её. Значило ли это, что он ей не доверял, или не считал их отношения достаточно серьёзными? Шум воды в ванной комнате и тишина, длящаяся минут пятнадцать, настораживала. Сакура выключила конфорку и, слив с кастрюли воду, стала толочь картофель, вливая в него жирные сливки.

— Папа! Смотли, что я налисовала! — крикнула Сарада, заметив его в проёме, и начала размахивать листом со своими каракулями из стороны в сторону.

— Ух ты! Какая красота! — подойдя к ребёнку, восторженно воскликнул мужчина, всматриваясь в разноцветные линии. — О, это явно облако, — ткнув пальцем в синий круг, сказал он.

— Это бала...шек.

— Барашек?

— Вот это уши, а это ножки.

— Теперь и вправду вижу барашка, — взъерошив её тёмные волосы, он поцеловал ребёнка в макушку. Сакура тихо засмеялась и быстро утёрла концом фартука непрошеные слёзы.

— Ужин готов, убираем всё со стола, — повернувшись, улыбнулась Харуно.

Ли, бледный и вымотанный, смотрел на неё и улыбался. Его руки были перевязаны, и через бинты проступала кровь. Она знала, он сбил костяшки до мяса. Сколько он может на себя взвалить, прежде чем сломается?

— Ты ничего не хочешь мне сказать? — придвинув стул, спросила она, испытующе смотря на него.

— Говорить-то нечего, — безоружно улыбнулся он, проведя рукой по лицу.

— Рок.

— Не сейчас, не при ребёнке.

Она вымыла посуду и, выключив свет на кухне, прошла в спальню и села на кровать. Ли вошёл в комнату, как только уложил дочь спать и, расстегнув рубашку, стал стягивать одежду.

— Я могла бы обработать.

— Не стоит волноваться, — посмотрев на кулаки, сказал он, оставшись в футболке и семейных трусах, — пустяки.

— Ты всё так и оставишь? Не будешь бороться?

— Да. Это не имеет смысла, всё уже решили. К тому же дали три месяца отпуска.

— Почему ты не пришёл ко мне?

— Не хотел беспокоить.

— Не хотел беспокоить?! Да я целый день как на иголках! Я столько себе напредставляла, — подлетела она и ударила его в грудь. Мужчина закашлялся. — Прости, не рассчитала силы.

— Ты уверена, что судмедэксперт? — засмеялся он, потирая грудную клетку.

— Почему ты такой невыносимо... хороший, — она резко зарыдала и крепко обняла его. Он был таким огромным, а она такой маленькой в его руках. — Больше никогда так не делай. Мы же семья. И если тебе хочется плакать — плачь, я не буду смеяться.

— Если ты меня ещё раз ударишь в солнечное сплетение, то точно заплачу.

— Ли!


* * *


Ино непонимающе хлопала накрашенными ресницами, переваривая всё, что сказал менеджер, а затем пулей выбежала из торгового центра, сбив пару-тройку покупателей с ног и получив вдогонку проклятия. Она непременно бы им ответила что-либо малоприятное, если бы не была поглощена своими мыслями. Ведь ещё никогда она не чувствовала себя так глупо, как сейчас. Её выводил из себя факт того, что, на вид простодушный следователь, оказался совсем не простым, а она явно потеряла хватку, приняв всё за чистую монету. Всё это время, проведённое в кино и сегодня днём, он изучал её, считал воровкой или преступницей. Интересно, когда он заподозрил неладное: с самого первого дня знакомства, или позже? Любопытно, нашёл ли он что-то на неё?

— Ты такая дура! — недовольно буркнула Ино под нос, ударив себя по лбу. — Пф-ф, должность начальника не за красивые глазки дают. И что же теперь ты будешь делать? Он же всё видел и явно не поверит, что майка случайно к тебе попала. Клептоманы не возвращают вещи. Может кинуть ему в лицо пакет и закатить истерику, сказать, что это было задание от психолога по раскрытию тайных желаний? — усмехнулась она. — Нет, слишком театрально. Не купится, — она дошла до остановки, всё так же бормоча, и заходила взад-вперёд, потирая подбородок, привлекая внимание прохожих. — Может выложить всю правду? Он же следователь. Нет, слишком рискованно. Если пробьёт по базе из любопытства, то меня вычислят. А там уже никакой Хаширама не поможет, —автобус подъехал, и она запрыгнула в него и тут же вылетела, вспомнив, что совсем забыла купить таблетки для Хинаты.

Всё-таки район, который выбрала подруга для проживания, немного пугал своей безлюдностью и заброшенностью, и, если бы не упрямое желание Хинаты жить отдельно, она бы никогда не одобрила снятие жилья в этом месте. Пусть плата была низкая, но жить в доме, который, кажется, пропах нафталином, сомнительная выгода. В первый раз Ино не на шутку перепугалась, что она специально выбрала такой район, чтобы быстрее найти наркотики, ведь именно в таких местах их проще достать, но немного поуспокоилась, поняв, что здесь живут следователи, а значит место более-менее безопасное.

Хоть Хината держалась молодцом и сказала, что справится сама, Яманака всё же нашла информацию о собрании анонимных наркоманов и выписала адрес. Вот только не знала, как подсунуть бумажку, не задев чувства. Хинате действительно нужна была поддержка со стороны людей, которые изо дня в день борются с зависимостью. Ей, девочке из благополучной семьи, с хорошим воспитанием и строгими взглядами отца, необходимо было осознать, что идеальных людей нет — все ошибаются, и принять себя такой, кем она являлась сейчас, а не такой, кем хотел видеть её отец.

Ино, в отличие от Хинаты, не нуждалась в одобрении или поддержке. Поэтому на предложение Хаширамы обратиться к психологу она отреагировала громким смехом, сказав, что если у него есть лишние деньги, то лучше пусть он потратит их на нее, чем будет пускать их на ветер. Как бы ей ни хотелось оправдать себя, она всегда была лишь красивым яблоком с гнильцой внутри, которое разрасталось с каждым годом. Её никто не вводил в заблуждение, доверчивой она никогда не была. Во всём, что с ней случилось, виновата лишь она сама. У неё был выбор закончить всё, не причинять боль и не творить всех тех вынужденных мерзких вещей, не калечить жизнь Дейдары, но она этого не сделала, потому что цеплялась за жизнь. И её навряд ли мог кто-то упрекнуть в этом желании. Однако, она всё же решила исправиться, выбраться из обволакивающей трясины безысходности. Не ради себя, а ради брата, который уже давно лежал на дне болота. Жаль, что он так и не понял, что она хотела его спасти.

Почувствовав пинок в живот, девушка простонала и выплюнула багровый сгусток на бетон. Густая кровь во рту вместо слюны, с отвратительным привкусом метала, затопила горло. Ино захлёбывалась. Ей казалось, что внутренности пропустили через мясорубку и там в животе образовался фарш. Боль пронизывала всё тело, не было сил кричать или плакать, только слегка придвинуть ноги к груди, чтобы хоть как-то защититься от побоев, действовать на чистых рефлексах. Кто-то, приподняв за волосы, дал пощёчину, в ушах зазвенело: стоны, крики брата, хруст костей и смех — дикий, почти звериный, смешался в жуткую какофонию звуков.

— Я же сказал, не по лицу, — раздалось эхом по холодному помещению. У неё замерло сердце, и она зажмурила глаза. — Не порть мордашку, может сгодиться для... — мужчина подошёл к ней и, взяв её за подбородок, покрутил, как вещь, оценивая ущерб. После недовольно цокнул, проведя пальцем по распухшей скуле и рассечённой губе.

— Не... ру...ки, только не... ру… — прохрапела она еле слышно, видя, как кто-то отбивает пальцы брата лакированным ботинком. Дейдара лежал на полу, потеряв сознание. Его волосы были пропитаны кровью и облепили лицо. — Пож...ста. Это я... Он... не... причём, — бардовая кровь стекла по подбородку и шее, голос дрожал.

— Не слышу! Ты что-то сказала?! — громко и иронично прокричал голос над ухом, тряся её голову, которая раскалывалась от боли.

— Он ни при чём. Это я! — крикнула она, собрав все свои силы, и сплюнула кровавый сгусток на бетонный пол. Багровая вязкая нить потянулась за ней, задрожала. Ино вытерла подбородок, размазывая кровавую жижу по лицу. — Я. Он не причём, только я.

— Иииноооо, — смакуя каждую букву ее имени, прошептал мужчина, — я знаю.

— Тогда зачем... наказываешь его?

— Я наказываю тебя, детка, — прошептал он на ухо так, что мурашки ужаса прошлись по спине. — Разве не большую боль ты испытаешь, чувствуя, что из-за тебя кто-то страдает? Разве тебя это не разрывает?

— Чушь, — попыталась улыбнуться она, но из-за боли простонала, скривив губы.

— Ты плохо врёшь, — снова схватив её за подбородок, прошипел он и довольно оскалился, когда она вздрогнула от сильного хруста. —Хочешь всё прекратить? — его свирепые глаза прищурились, и он склонил голову набок, ожидая ответа.

— Да.

— Тогда сыграем, — он достал револьвер и, помахав перед ней, открыл барабан, извлёк все патроны, оставив всего один. Оглушительно щёлкнул. — В рулетку. Если будет осечка, то я отпущу тебя и его, обещаю. Если нет, то только его, — он приставил дуло к своему виску, и его пепельные волосы упали на лицо. Ино закрыла глаза с замиранием сердца, вслушиваясь в звуки вокруг. Щелчок, и дикий хохот затопил всё. — И всё-таки Бог меня любит. Теперь твоя очередь, — вкладывая револьвер ей в руки, сказал он. —А тебя он любит?

— Как видишь, нет, — ответила она, пытаясь не заплакать, он жутковато расхохотался. Её руки тряслись, сжимая револьвер, и она не в силах была приставить его к виску.

— Трусишь? — издевался он, придвинувшись к ней ближе. — Так и знал, что ты маленькая трусливая сука. Стреляй, или станешь моей сучкой на побегушках. А этот, — он пренебрежительно указал на Дейдару, — будет выполнять всё, что я скажу.

Когда Ино почувствовала холодное дуло у виска, её всю затрясло от страха. Слёзы покатились из глаз, губы задрожали, всё вокруг замерло, боль исчезла, и на секунду всё стихло. Она представила скорбное лицо отца и Джун, и ей хотелось увидеть их, попросить прощение за то, что трепала нервы и вела себя как избалованная девчонка. Значит вот так она закончит. Вышибет себе мозги, и её тело будет валяться где-то в сточной канаве. Оно окоченеет, посинеет, станет уродливым, одутловатым. Отец её точно не узнает, и хорошо. Она ещё даже жить не начала, а тут уже готовится умирать. Не справедливо. Жизнь не справедлива! Она хочет жить, пусть она тысячу раз пожалеет, но она выберет жизнь.

— Я буду твоей.

— Не слышу. Что ты мямлишь?

— Буду твоей сучкой.

Он покатился со смеху и, уходя, приказал людям прекратить бить.

Хината открыла с третьего звонка. Закутавшись предварительно в одеяло, растрёпанная, полусонная, она показалась в дверях. Ино поёжилась, не понимая, почему дома холоднее, чем на улице, и недовольно топнула ногой, когда услышала рассказ о случившемся. На уговоры переехать к ней на пару дней подруга не поддавалась, упрямо сопротивлялась, доказывая, что не такой уж и лютый холод в помещении. И если станет совсем морозно, она включит духовку. Уложив её в постель, Яманака принесла горячий чай и купленный в магазине суп. И пока Хината ела, тихо причмокивая, Ино думала, как спасти её от предстоящей холодной ночи. Ехать в торговый центр за радиатором было поздно и оставался лишь один способ раздобыть его (точнее, отжать у соседей напротив).

— Ты кого-то ждёшь? — с интересом спросила Ино, выходя в коридор.

— Нет, — сипло раздалось из спальни.

— Я открою?

— Да.

— Эм, добрый вечер, — растерянно сказал Саске, не ожидая увидеть странную блондинку, которая смотрела так, словно имела на него свои планы.

От женщин, подобных Ино, он всегда старался держаться подальше. Как-то в школьные годы он вычитал в одном научном журнале, что самки богомолов откусывают голову самцу после спаривания, чтобы восполнить в организме количество белка для кладки яиц. Именно такой ему показалась эта девушка: расчётливой и готовой пожертвовать чужими интересами ради достижения своей цели.

— Привет, — мягко улыбнулась она и быстро пробежалась по нему взглядом.

— Хината дома?

— Да, — кивнула Ино и, прищурившись, помассировала мочку уха. — Какое-то дело?

— Купил замок, хотел установить.

Саске не знал, почему, но после работы прямиком отправился искать подходящий замок для соседки. Может, потому что не хотел иметь за собой должок из-за сиропа от кашля, или в какой-то мере чувствовал долю вины за сорванный кран. Он, вероятно, сорвался бы и без него, но всё же сломался на нём, и где-то в глубине своего подсознания Учиха допускал мысль, что слишком резко открыл кран, чем вызвал гидроудар и именно по его вине девушке пришлось выложить немаленькую сумму за починку. А небольшая услуга в качестве замены замка помогла бы ему успокоить совесть.

— Саске? — удивлённо сказала Хината, появившись в коридоре, закутанная в одеяло, как мумия.

— Я не вовремя...

— Что ты! Устанавливай замок, мы совсем не против, — протянула Ино, шире открывая дверь. — Что-нибудь надо принести?

— Нет, нужна только отвёртка. Она у меня есть.

— Апчхи, — раздалось в квартире. Саске нахмурился.

— Простудилась, — пояснила Ино. — Не удивительно, такой холод. У вас тут совсем о людях не думают. Ночью, между прочим, обещают минус восемь. А она не говорила мне, — девушка наклонилась к нему ближе и шепнула на ухо. — Не любит просить денег. Я бы купила ей, только уже, скорее всего, всё закрыто. А у тебя есть радиатор? — прямо в лоб спросила она.

— Да, — на автомате ответил следователь, не понимая, к чему она клонит.

— Не одолжишь на одну ночь, а? Заночуешь у своего друга. Ну же, не будь таким жестоким, она же замёрзнет, — Учиха захлопал ресницами. — Хината, у тебя такой хороший сосед, узнав, что ты не купила обогреватель, решил одолжить тебе до завтра, — громко крикнула Ино, прямо смотря на ошарашенного Саске.

— Правда?!— радостно воскликнула Хината, приподняв полы одеяла и тепло посмотрев на него.

—Да, — сглотнул Учиха, не зная, что ответить. «Да что с этой квартирой не так?»

— Спасибо большое, — осипло пропищала соседка, слегка наклонившись вперёд.

Он сменил замок и вручил ключи. Когда Саске выкатывал новенький радиатор из своей комнаты, Неджи возвращался домой с пакетами, полными продуктов. Напарник непонимающе на него глянул, гадая, с чего ему вечером приспичило катать обогреватель по коридору. Учиха не удосужился ответить на его немой вопрос, однако возникшая на лестничной клетке Ино тут же разъяснила ситуацию. Хьюга ещё раз посмотрел на Саске, тот пожал плечами, как бы говоря — так вышло.

— Эм, чуть не забыла, — у Учиха дёрнулась бровь. — Ты не мог бы сказать мне адрес вашего начальника — Наруто? Он кое-что просил ему передать.

— Я могу передать, — сказал Неджи, ставя пакеты на пол и доставая ключ.

— Это личное, — неловкая и обворожительная улыбка появилась на красивом лице девушки.

Два следователя стояли как вкопанные, уставившись на Ино, не понимая, когда Наруто успел закрутить роман с подругой соседки.

— Я могу дать его личный номер, — Неджи достал телефон и стал искать в телефонной книге Узумаки.

— Тогда это не будет сюрпризом, — намотав на палец прядь волос, ответила Ино, загадочно смотря в сторону и покусывая губы.

— На пересечении пятой, девятиэтажка, 6 этаж, квартира 77, — отчеканил Учиха. Вначале ему не хотелось говорить адрес. Он очень сомневался, что у Узумаки с ней близкие отношения. Но в их знакомстве и будущей холодной ночи виноват Наруто, поэтому пусть тоже мучается, подумал Саске.

— Спасибо, — подпрыгнула на месте Ино, и тут же исчезла, хлопнув дверью.

— Думаешь, они встречаются? — с подозрением спросил Неджи, смотря на закрытую соседскую дверь.

— Слабо верится.

— Тогда зачем сказал?

— Он в последнее время нервный, может поможет...

— Вот в это слабо верится, — сказал Неджи, и оба ухмыльнулись.

Хината сидела на краю кровати и, вытянув руки, блаженно грела ладошки. Она была похожа на маленького, потерянного ребёнка и Ино, не удержавшись, плюхнулась рядом с ней, обняла, и клюнула носом в щёчку. Когда Хаширама сказал сблизиться с ней, она сопротивлялась, не питая симпатии к людям, у которых было всё, но они буквально просрали своё будущее, спасаясь от реальности в иллюзорном мире миражей.

— У неё нет друзей, — сказал Хиширама, сидя на стуле, отпивая чай напротив неё.

— Мне-то какое дело, — фыркнула Ино и, сложив руки на груди, недовольно и демонстративно повела голову назад, рассматривая блёклые стены. — У меня их никогда не было и живу вполне себе.

— И это неправильно. Ино, не упрямься, — мягко сказал он и девушка тут же посмотрела в его нежные карие глаза.

Яманака в первую их встречу отметила для себя, что он довольно симпатичный мужчина, которому идёт возраст: мелкие морщинки, щетина и проглядывающая в тёмных волосах седина. Голос у него был приятный, бархатный, обволакивал и успокаивал, хотелось сразу довериться ему, рассказать о своих проблемах и, прижавшись к его широкой груди, почувствовать на теле мягкие, немного шершавые ладони. А когда он улыбался или смеялся во всё горло, то непроизвольно в её груди всё наполнялось теплом. Иногда она ловила себя на мысли, что хочет оказаться с ним в постели, почувствовать его губы, тёплые руки между ног, как тогда в электричке. Она думала, что он должен быть чутким и нежным любовником. Однако на все её уловки он не вёлся и считал ребёнком, высмеивая любые попытки соблазнить. Ино безумно злило такое отношение. А сейчас её просто выбешивало, что, отсутствуя почти две недели и оставив её в этой квартире без возможности выйти, он подсовывает ей фотографию какой-то пигалицы с глазами испуганной лани и просит сблизиться.

— Я в няньки не нанималась.

— Я и не прошу, просто поговори с ней. И тебе, кстати, тоже пойдёт на пользу посещение собраний.

— Я не жертва! Понятно? — крикнула Ино, вскочив с дивана.

— Понял, — сказал Хиширама и встал со стула, — спасибо за чай. Больше приставать не буду, — и сунул фотографию в нагрудный карман пиджака.

— Кто она?

— Дочь старого знакомого.

— Она важна тебе? — закусив губу и смотря в пол, спросила Ино.

— Я в долгу перед её отцом.

— И это всё?

— Я женат, Ино, — ласково произнёс мужчина, застегнув пуговицу пиджака.

— Мало кому это мешает.

— Я люблю свою жену и уважаю, — искренне ответил он. — Мне жаль, что ты видела лишь одну сторону — плохую. Не все мужчины такие подлые.

— Хорошо.

— Что хорошо?

— Давайте адрес, я пойду на собрание. Но ничего не обещаю, поэтому не питайте ложных надежд.

— Конечно, — просияв, сказал он и достал блокнот, быстро написав и вырвав листок, — спасибо.

— Пока не за что.

Собрания были скучными, и если бы не дядечка психолог, который смешил её своим серьёзным и скорбным лицом, выслушивая сопливые истории из жизни пострадавших, то давно бы бросила эту затею. Она сомневалась, что этому старику понятна вся боль своих подопечных. Через линзы толстых очков он не видел разверзшийся ад в их душах.

— Тебе смешно? — тихо спросила «молчунья», когда в конце сеанса психолог попросил всех взяться за руки. Ино смутилась и спрятала улыбку, наклонив голову.

— А тебе?

— Нет. В этом нет ничего смешного.

— Неужели?

— На сегодня закончили, всем хорошего вечера. Увидимся на следующей неделе, — они расцепили руки.

— Эй, подожди, — крикнула Ино, беря свою сумку со стула. Слова «молчуньи» её задели, и она хотела объясниться. К тому же первый раз за всё время эта девушка с вечно опущенной головой и обгрызенными ногтями заговорила. Нельзя было упускать такой шанс. А то она уж подумала, что Хаширама решил над ней подшутить и подсунул немую. — Ты осуждаешь меня?

— Да. Он, как может, старается им помочь, и они, рассказывая свои истории, хотят встретить понимание, а не осуждение.

— А ты разве не смеёшься над ними?

— Что? — поправив упавшую на глаза чёлку, сказала девушка, непонимающе хлопая серыми большими глазами. — С чего ты взяла?

— Ты ничего не рассказываешь. Считаешь себя выше их? Да ты хуже, чем я!

— Я не... не нуждаюсь в сочувствии. Я не жертва! Я сама во всём виновата, — выпалила «молчунья» и двинулась вперёд, шагая размашистым шагом.

— Стой же, — пытаясь догнать её на высоких каблуках, — ты такая быстрая. Спортсменка что ль?

— С отцом бегала, — еле слышно сказала она, и глаза вмиг увлажнились.

— Как тебя звать? А то я тебе придумала прозвище — молчунья.

— Ты что... Ты...— пыхтя, стала возмущаться девушка.

— Не злись, я всем придумываю — привычка. Можешь и меня как-то обозвать, не обижусь. Так как мне тебя называть?

— Хината.

— Я Ино. Тогда почему ты ходишь сюда?

— А ты? — поправив лямки рюкзака, Хината испытующе посмотрела ей прямо в глаза.

— Скажем так, мне нравится этот старик. Я его ярая фанатка, — вскинув руки, сказала Ино. Хината засмеялась в кулачок, и этот невинный жест заставил Яманака улыбнуться. — Не хочешь поесть гамбургеров на ночь глядя?

Ино полюбила и привязалась к Хинате. Несмотря на то, что с ней случилось, эта хрупкая девушка сохранила мягкое доброе сердце и веру в людей. И она прониклась к ней уважением. Правда её самобичевание немного раздражало, хотелось встряхнуть, отбросить все её комплексы и заставить любить себя. Ведь она была прекрасна в своей простоте.

— Он правда сам отдал радиатор? — поинтересовалась подруга, взяв кружку с тумбочки и отпив противное лекарство, сморщилась.

— Честное слово. Сказал, что переночует у напарника.

— Странно.

— Что?

— Мне показалось, что у них натянутые отношения, — протянула Хината и откинулась на подушку, потянув одеяло на себя.

— Хм, а, по-моему, самые обычные. Тебе что-то принести?

— Нет. Кажется, я сейчас усну.

— Спи. Я приберусь на кухне и пойду... Ключи возьму? Теперь же у тебя пара.

— Не останешься?

— Прости, есть кое-какое дело.

— Но уже поздно.

— Не переживай за меня. Ты же знаешь, я себя в обиду не дам. Выключить свет?

— Да, спасибо.

Ино вымыла посуду и, расставив всё по своим местам, слегка приоткрыла дверь в спальню. Убедившись, что подруга спит, закрыла наглухо. Взяв пальто и сумку, она медленно оделась в прихожей, тщательно застегивая пуговицы на одежде. Взгляд упал на фотографию в рамке, что стояла на тумбе у зеркала, и у неё закружилась голова. Она быстро перевернула её, не в силах больше смотреть. Перед ней тут же всплыло его красивое суровое лицо с тонкой струйкой крови на бледной коже, холодные серые глаза, в которых было столько боли и сожаления перед смертью, она почувствовала его ледяные пальцы на своих щеках и тёплые слёзы хлынули из глаз.

— Прости меня, старик, — прошептала она, закрывая рот рукой, и взяв рамку в руки посмотрела в его глаза. Здесь он был так молод, что она его не узнала в первый раз, только потом взглянув в знакомые черты, осознала, что натворила и как жизнь, спутав всё, привела её к той, у кого ей нужно вымолить прощение. — Прости, пожалуйста. Если бы я только знала, что всё так обернётся... Я не знала, что он убьёт тебя. Не знала, — затрясла она головой. — Я передам, правда передам твои слова ей, когда буду готова. Можешь и ты передать моему старику, что я любила его, — выдавила она, размазывая тушь под глазами.


* * *


Наруто, вернувшись домой, бросил одежду куда попало и, найдя в груде вещей более-менее чистую футболку и спортивные штаны, зашёл в душ. Горячие струи воды расслабляли мышцы и, быстро оттирая себя мочалкой, которая не вспенивалась, думал о Ли. Ему было искренне жаль бывшего коллегу, и он гадал, кому он мог не угодить, что так быстро сняли с должности. Ещё раз убедившись во власти главного отдела, он заскрипел зубами. Выйдя из душа, следователь прошёл на кухню и, печально открыв холодильник, простонал, вглядываясь в пустоту. В животе урчало, а сегодняшний торт он подарил Каори, которая целый день носилась с телефонами и так на него косилась, что, не выдержав, он протянул пакет. Вытащив из шкафа коробку с сухим раменом, он поставил чайник. Мужчина думал о девушке, которую убили, и ему стало невыносимо грустно оттого, что над смертью никто не властен и он тоже может умереть в любой момент: собьёт машина, подстрелят на работе или от болезни на больничной койке в полном одиночестве.

Когда в дверь позвонили, он пыхтел над рамёном, который обжигал горло. Подумав, что это Конохамару, он вальяжно прошёл по коридору, попутно втягивая лапшу и пачкая бульоном футболку.

— Ино?!— удивлённо воскликнул Наруто, застыв с лапшичкой во рту.

— И тебе привет, — улыбнулась она, поёжившись от холода.

— Как ты... Что ты тут делаешь?

— Ты же у нас следователь, вот и догадайся, — съехидничала она, кокетливо заправив волосы за ухо. — Я так и буду стоять? Даже не пригласишь, или у тебя кто-то есть?

— Эм, я… — растерялся он, посмотрев назад в прихожую и вспомнив, какой бардак в доме, покраснел. — Одну минуту, —проговорил он и, вложив коробку с лапшой ей в руки, закрыл перед её носом дверь.

Девушка вскинула брови от лёгкого шока, первый раз встречая такую реакцию. Не зная, что делать с лапшой, она продолжала стоять, пялясь на глазок в надежде, что дверь распахнётся. Наруто же быстро накрыл кровать одеялом, сгрёб носки, одежду и закинул в стиральную машину, убрал парочку журналов и томик любимой манги в шкаф, а затем, принюхавшись к своей одежде, поморщился и брызнул дезодорант, который был на исходе. Почесав затылок и поправив футболку и штаны, открыл дверь, всё так же не понимая, зачем она пришла. Хоть он считал себя довольно симпатичным парнем, однако не питал иллюзий на свой счёт. Женщин он привлекал, но не таких, как Ино. Учитывая, что она была не так проста, ей явно было что-то от него нужно.

— Прости, теперь проходи.

— Ах, вот как живёт начальник отдела, — протянула девушка, оглядывая и изучая простую квартиру, где ни о какой роскоши не было и речи. Холостяцкий беспорядок, который он усердно пытался прикрыть, говорил о том, что девушки у него явно нет. Однако это ещё необходимо было выяснить в процессе разговора. Направляясь к нему, она обдумывала многое и решила, что Наруто Узумаки ей может пригодиться в дальнейшем. Кто знает, сдержит ли Хаширама своё слово?

— Чай? — неуверенно спросил Наруто, надеясь, что у него он есть.

— Нет. Я ненадолго. Вот, держи. Твоё, — сказала она и достала пакет с майкой. — Раз купил, тебе и носить.

— Ино, я... — пролепетал он, заглядывая внутрь и вспомнив злосчастную майку, за которую выложил половину зарплаты.

— Мог бы и сказать, что считаешь меня воровкой, а не разыгрывать этот спектакль в кино. Обидно, это был самый лучший вечер в моей жизни, — хлюпнула носом она.

— Я не...— потеряно говорил Узумаки, не зная, что сказать, как себя вести. Он совсем не ожидал, что она узнает об этом, и терялся в догадках: говорит она искренне или ломает перед ним комедию. Он абсолютно её не понимал. — Я не хотел тебя обидеть. Возьми это в качестве компенсации.

— Нет, забирай.

— Но зачем она мне?

— Я-то откуда знаю?! Подаришь кому-то.

— Кому?

— Девушке?

— Но у меня её нет!

— Значит, найди! — крикнула Ино и швырнула пакет на диван. — Я хотела тебе сказать кое-что, чтобы расставить всё по местам и развеять твои догадки насчёт меня. Когда я училась в школе, то часто творила всякие глупости: прогуливала уроки, воровала вещи из дорогих магазинов. Я делала это не из-за того, что моя семья была неблагополучной или бедной, мне просто казалось, что это круто. В глазах одноклассниц я видела восхищённые взгляды и мне это нравилось. Моя мать умерла, когда я была ребёнком и отец воспитывал меня один, а потом он женился, и моя жизнь внезапно перевернулась. Мне хотелось выделиться, привлечь его внимание, пусть даже таким способом.

— Ино, тебе не обязательно рассказывать мне об этом, — прервал он её, чувствуя себя неловко.

— Я была плохим ребёнком, — всхлипнула она и утёрла слёзы. — Я не знаю, что на меня нашло в тот день. Не знаю, почему стащила эту вещь. В надежде, что отец мне позвонит? Он ведь видеть меня не желает после всего. Я принесла ему много боли. А потом я пришла домой и поняла, что совершила ошибку. Что это неправильно. А сегодня, когда я понесла вещь назад, мне сказали, что ты заплатил за неё. И мне стало так противно от самой себя, я так на тебя злилась. Ты должен был сказать, что обо мне думаешь, а не улыбаться!

— Ино, я просто... Это привычка. Профессиональная деформация. Я тогда и не думал, что ты воровка. Я просто проверил.

— И? — он молчал. — Что ты думаешь сейчас?

— Я не знаю, — честно сказал Наруто.

— Я не преступница...Знаю, ты думал об этом, — посмотрев на него исподлобья, сказала она. — Я не плохой человек, но и хорошей я бы себя не назвала, поэтому лучше держись от меня подальше. И спасибо, что не завёл дело на меня, — она развернулась и выбежала из квартиры.

Наруто опустился на диван, пытаясь осмыслить их разговор и, взъерошив волосы, откинулся на спинку. «И почему меня так задели её слова? И почему мне совсем не хочется, чтобы она думала обо мне плохо?»


Примечания:

Хах, не знаю даже пролился ли свет на события в прошлом или же наоборот, все стало ещё сложнее)

Глава опубликована: 05.11.2024

Часть 26

Примечания:

Я не вытерпела и написала главу про Микото, раскрыв один секрет из прошлого. Ну сколько уже можно тянуть, подумала я)


Клининговая служба, приходящая три раза в неделю, покинула дом, оставив после себя сверкающие чистотой комнаты и химозный запах отдушки. Распахнув окна настежь, выветривая тошнотворный аромат, Микото поднялась. Комнаты сыновей после перехода в старшую школу были перенесены на третий этаж. Муж заявил, что так они будут ощущать себя более независимыми, а она не стала возражать. Он мужчина, ему виднее. Проходя мимо комнаты Итачи, она остановилась, замявшись. «Что же ему понадобилось в тот день? И выглядел он встревоженным. Неужели с Саске снова что-то случилось?» Старший сын был нечастым гостем, женщина могла подсчитать на пальцах, сколько раз за два года он навестил их дом, и, если ее не подводила память, в свою комнату он ни разу не поднимался. Его визиты всегда были короткими, большую часть времени они молчали, вслушиваясь в звон посуды, затем говорили о работе и о личной жизни. Он никогда не раздражался, коротко отвечал и уходил в себя. Она беспокоилась, что Итачи ещё ни с кем не завёл отношений, опасалась, как бы не остался совсем один. Ведь быть вечной нянькой для младшего так себе перспектива. Микото надеялась и верила: найдётся девушка, которая полюбит его и возместит то, что она так и не смогла ему подарить, поскольку в сердце матери не нашлось места для ребёнка.

Женщина любила своих детей разной любовью: младшего — тёплой и чистой; старшего — вынуждено, сдержанно. Итачи был плоть от плоти и кровь от крови её, вылез из неё с криком и визгом, но более чуждого ей человека Микото ещё не встречала. Сморщенным комочком его положили ей на живот, и она почувствовала тяжесть, кою ощущала по сей день. Странно, сын ни разу не поставил ей в упрёк, что она была черства и суха. Может он никогда и не чувствовал зияющую пропасть пустоты между ними? Одно лишь, с чем он не мог примириться — это то, что она не развелась. По его мнению, всё сложилось бы иначе, будь два родителя порознь. Кажется, прозорливый мальчик был слеп, когда дело касалось отношений. В нём будто бы частично отсутствовал винтик, помогающий понимать чувства людей. «Всё сложилось бы по-другому, не будь тебя, Итачи», — отвечала она про себя.

Микото с опаской приоткрыла дверь, словно боясь увидеть сына на кровати с книгой в руках, в синей футболке и домашних шортах. Она чувствовала себя не в своей тарелке, когда глаза ребёнка со взглядом стареющего взрослого смотрели на неё: то ли осуждающе, то ли сочувствующе. Зажмурившись, женщина вошла. Дневной свет, пробиваясь сквозь тонкую салатовую тюль, мягко освещал комнату: книги со школьных времён всё ещё лежали на полках, грамоты с олимпиад висели на стене, и пучок золотых медалей свисал с крючка. Она прошлась по комнате, поправила плотную ткань покрывала и, подойдя к письменному столу, выдвинула стул. Присев, Микото открыла шкафчик и с интересом взглянула на стопки тетрадей в надежде прочитать детские заметки сына, чтобы хоть на крошечный шаг стать к нему ближе. Пролистывая страницу за страницей, Учиха натыкалась лишь на чистые, белые листы без единой помарки — Итачи так и остался перед ней закрытой книгой. Разочарованно положив всё на место, она встала и хотела было уйти, как хрестоматия с детскими сказками привлекла внимание. Женщина часто читала её Саске, когда тот не мог уснуть, некоторые она всё ещё помнила наизусть — его любимые. А вот какие сказки нравились Итачи, она не могла припомнить, может, оттого, что читала их раз или два, пока это стало невыносимо. С ним всегда возился Фугаку, приходил с работы и, взяв томик, присаживался на край кровати. В четыре сын уже мог и сам читать книжки с красочными картинками на полстраницы, и ему не нужен был никто. С трудом вытянув тёмно-коричневую книгу из плотного ряда на полке, Микото покрутила ту в руке и провела пальцами по позолоченным буквам. Открыв её и обнаружив сделанную в фотокабинке фотографию, она удивилась. На одной части — Саске, положив руку на плечо брату, скорчил рожицу; на второй — поставил рожки; на третьей — взлохмаченные сыновья улыбались во все тридцать два зуба. Она никогда не видела столько радости на лице старшего сына. Зажав рот рукой, женщина с ужасом вскрикнула. Она впервые разглядела в Итачи ребёнка, а не источник всех её бед. «Что же я сотворила?», — шептала она в тишине, разражаясь рыданьями.

Разлив какао по чашкам, Микото поставила их на стол и тут же одёрнула себя, отодвинув кружку от младшего сына. Три месяца назад он пролежал в больнице с вирусным гепатитом, и сейчас должен был соблюдать строжайшую диету. Женщина понятия не имела, где он мог подцепить эту болезнь, когда в доме была стерильная чистота, а школа — одной из лучших в городе, да и сам сын был ещё тот аккуратист. «Но с кем не бывает», — успокаивала себя Микото, уезжая с ним в машине скорой помощи.

Её подруги, совсем недавно узнав о желтухе, скорчили такие лица, словно она нерадивая мать, у которой в доме всё вверх дном и мухи ползают по продуктам. Ей было обидно, что за столько лет они не сложили о ней должного мнения. Она хотела упрекнуть их, но проглотила всё, не желая раздувать из мухи слона. У неё и так после замужества мало кто остался. Если бы не компания отца и не новая должность мужа, то с ней бы, наверное, даже не сидели за одним столом. Женщина посмотрела в сторону лестницы, обречённо вздохнув — муж не спускался, сегодня предстояло важное слушанье и, по-видимому, он решил пропустить завтрак и перед работой посидеть за бумагами. Микото не любила, когда он так делал. Несмотря на то, что они уже давно ночевали в разных спальнях и их брак был далёк от идеального, она всё ещё пыталась сохранить образ счастливой семьи перед детьми, которые уже были в курсе их холодных отношений. Тем не менее, было неправильно пускать всё на самотёк, и она продолжала создавать иллюзорную картину, в надежде, что однажды дети поймут: брак — это не всегда любовь до гроба, а череда компромиссов и погребённые под пеплом реальности амбиции. Ни она, ни муж не хотели такой жизни, ведь мечтали они совсем о другом, но несколько неверных решений привели их в пункт невозврата. Увы, с этим багажом теперь приходилось мириться и жить.

Недовольно размазывая джем по хрустящему тосту, Микото посмотрела на старшего сына. Он с прямой спиной сидел за столом и, словно зрелый мужчина, читал газету. Если бы не след от какао над верхней губой и школьная форма, то можно было принять его за студента. В свои шестнадцать он был довольно высок, худощав, с тонкими красивыми запястьями. Его чёрные глаза бегали по буквам, жадно поглощая слова, а на вытянутом скуластом лице не было и тени каких-либо эмоций. Ещё будучи младенцем, он пугал её своим тихим нравом: редко плакал и капризничал, никогда не просился на руки. И смотрел на неё взрослыми глазами, укоризненно, как бы говоря: «Я знаю тебя, мама. Знаю, кто ты!». В такие моменты ей хотелось выколоть ему глаза, чтобы больше не встречаться с ними взглядом.

Говорят, что у матери с ребёнком возникает особая связь, но с Итачи этого не было. Может быть, потому, что он был нежеланным, или потому, что у неё так и не появилось молоко. Она хотела сделать аборт, как только выяснила, что на втором месяце беременности. Фугаку тогда с силой забрал её из больницы и уговорил оставить ребёнка. Микото только окончила университет и беременность не входила в её планы, да и отец с дедом, узнав, от кого понесла, по голове бы не погладили. Фугаку был беден и из двадцать пятого, в их семье таких презирали и считали за людей второго сорта. Однако она влюбилась, как только столкнулась с горящими жизнью глазами молодого парня. Ей нравилось проводить с ним время, слушать его идеи об изменении правовой системы к лучшему, и разделять в чём-то максималистские взгляды. Рождение ребёнка и вхождение в их семью уничтожило бы его изнутри, потушило бы огонь в душе и, кто знает, может по прошествии лет, он её за это возненавидел бы.

— Ты не должна принимать такие решения одна, — сказал Фугаку, крепко сжимая её руки. И он был прав, оба были виноваты в произошедшим (пренебрегая контрацепцией), и ответственность должны были разделить пополам.

— Мне страшно. Я не готова стать матерью. Да и какая из меня мать? — всхлипнула она, и парень крепко прижал её к себе.

— Дурочка, — прошептал он и поцеловал в волосы. — Ты будешь прекрасной матерью. В тебе же столько любви. Знаю, тебе страшно. Мне тоже страшно. Это я должен волноваться, выйдет ли из меня нормальный отец, — горько усмехнулся он, прижимаясь своим лбом к её, и провёл нежно пальцами по влажным щекам. — Моего папу уж точно нельзя брать за пример для подражания: кроме побоев, он ничего не оставил.

— Этот ребенок всё изменит, — сказала она, положив руку к плоскому животу.

— Изменит, — согласился Фугаку и накрыл своей рукой её.

— Сейчас не время. Мы же хотели потом… Когда станем на ноги, станем независимыми…

— Никогда не бывает подходящего времени.

— Мой папа убьёт меня, если узнает. Он никогда не согласится, — замотала она головой, снова плача.

— Я всё улажу.

— Как? — с сомнением посмотрела она на парня, утерев солёные дорожки.

— Доверься мне, — улыбнулся он, поцеловав губы, — и не переживай, всё будет хорошо. Я обещаю.

Рю Учиха был своенравным и жёстким человеком, правда, если сравнить с Озэму Учиха — его отцом, был немного мягче. Несколько раз ей представился случай лицезреть, как они с дедом отчитывают сотрудников компании, и тогда она открыла их с другой стороны — неприглядной. Они всегда были к ней добры, а после развода часто баловали, задаривая подарками. Микото исполнилось восемь, когда мать внезапно покинула дом, даже не попрощавшись. На все её бесконечные вопросы о маме, о желании разузнать, когда она вернётся, он отвечал: «Никогда». Её воспитание легло на плечи няни и гувернантки, которые так боялись отца, что теряли в его присутствии дар речи. А она ещё ребёнком не понимала, как бывает страшен папа в гневе, поэтому закатывала истерики перед обслугой, шантажируя их тем, что, если не дадут ещё один шоколадный пудинг, она непременно пожалуется отцу. Когда ей исполнилось тринадцать, её жизнь кардинально изменилась. Отца словно подменили, он стал холоден и требователен, а за каждую недостойную оценку или поведение ругал так, что ей хотелось сквозь землю провалиться, или вообще не рождаться. Он распланировал её будущее, выбрав за неё факультет — международное право, по окончании которого она должна была уехать на стажировку за границу, а затем взять на себя бразды правления зарубежным филиалом, так как Рю не доверял тамошнему руководству. На его взгляд, они явно дурили с отчётами и обворовывали. Он явно не ждал от дочери такой новости — беременность просто портила все его планы.

Поэтому, когда отец с Фугаку закрыли дверь от кабинета, Микото заходила по коридору дома, сгрызая ногти и прислушиваясь к малейшему шороху. Отец вышел и, не взглянув на неё, прошёл мимо. По его лицу было видно, как он разочарован в ней, однако он ничего не сказал. Через две недели сыграли свадьбу, господин Учиха не поскупился на торжество и собрал весь бомонд. Ещё неделю город только и говорил о роскошном празднестве и женихе, а затем всё утихло и забылось. Микото никогда не спрашивала мужа, как ему удалось уговорить отца, впрочем, смена фамилии на Учиха говорила о многом — Фугаку больше не принадлежал себе.

Время шло, Фугаку врастал в семью, и вскоре мало кто мог признать в нём паренька из двадцать пятого, словно он изначально был в ветке семейного древа. Её живот рос и уродовал стройное тело, к тому же постоянная мигрень делала день невыносимым. К вечеру Микото вся оплывала, её лодыжки опухали, а чётко очерченное лицо расползалось на глазах. Она старалась не смотреть в зеркало, чтобы не ненавидеть себя и ещё неродившегося ребёнка. Итачи ещё до рождения забрал благосклонность отца, любимого, положение в обществе и будущее. Глупо было винить в этом ребёнка, но ей нужно было скинуть на какого-то неудовлетворённость жизнью и беспощадные изменения. Легче было сбросить всё на того, кто не мог ей возразить. Все девять месяцев нося дитя под сердцем, она не чувствовала ничего, кроме холода внутри и дискомфорта во всем теле. Когда Фугаку приходил домой с работы и, ложась в кровать, водил с любовью тёплыми руками по животу и пытался услышать сердцебиение, прикладывая ухо, подбирал имена, Микото мечтала о выкидыше. Однажды, спускаясь по лестнице, она споткнулась и упала, и ужаснулась самой себе, что инстинктивно не подставила руку, чтобы уберечь живот. Всё обошлось, но этот случай так въелся ей в подсознание, что по ночам, в полной тишине, она слышала тихий детский голос в утробе: «Убийца, убийца, убийца».

— Интересно, они поняли, что умерли? — сказал Итачи себе под нос, отложив газету в сторону и, взяв ложку, зачерпнул пшённую кашу с тыквой. Когда он узнал, что брату нужно соблюдать диету, то попросил мать готовить ему тоже самое, чтобы поддержать дух. Она была удивлена, но возражать не стала и иногда добавляла в его тарелку немного сахара.

— О чём ты? — сонно протянул Саске, ковыряясь ложкой в постной каше и мысленно уговаривая себя запихнуть эту гадость в рот. Тыкву он ненавидел и мама не разрешала положить щепоточку соли или капелюшечку варенья, чтобы хоть как-то сгладить отвратный вкус.

— Студенты отправились в поход в горы, ночью в этой местности ударил мороз, они уснули и не проснулись. Семь тел нашли вчера, растерзанных волками. Кровищи было море.

— Ого! — протянул младший сын и потянулся за газетой.

— Вам рано такое читать, — опомнившись от воспоминаний, сказала Микото и вырвала газету из рук, отправив ту в мусорный бак. Её пальцы дрожали, и она протёрла рукой мокрый лоб.

— С тобой всё хорошо, мам? Мам? Тебе плохо? — обеспокоенно произнёс Итачи, положив ладонь ей на плечо.

Её всю трясло. Она скинула его руку и повернулась к нему, его чёрные глаза прищурились, будто изучая. «Убийца», — зазвенело в ушах, и она отшатнулась, чуть не упав. Сын быстро подхватил за локоть.

— Мам, что с тобой? Я позову папу.

— Паап, — протянул громко Саске, встав из-за стола.

— Не надо звать отца, просто долго стояла у плиты. Пойду пройдусь… Сынок, не говори о таких вещах за столом, — мягко сказала женщина, через силу улыбаясь.

Она прошла в ванную и, включив воду, стала считать, успокаиваясь. Досчитав до ста, ополоснула лицо и, взяв бутылёк с верхней полки, проглотила две таблетки. Через некоторое время голос стих и она услышала низкий баритон мужа на кухне.

Успокоившись, Микото покинула комнату сына и начала искать телефон. Её сердце впервые за долгое время заныло об Итачи и она как истинная мать почувствовала, что ребёнок нуждается в ней, словно он тонул в реке, захлёбывался в грязной воде, тянул руку и звал на помощь. Короткие гудки отдавались раздражающим эхом в ухо.

— Что же это я, — проговорила женщина, — он, наверное, занят. Всегда говорил не звонить в рабочее время, — спрятав телефон в кармане брюк, она быстро закрыла все окна.

Муж, уходя, сказал, что вернётся поздно и к ужину его не стоит ждать. Через полгода должны состояться выборы мэра, и он хотел принять участие, а для этого нужно было заручиться хорошей поддержкой. Поняв, что дети не воплотят в жизнь утраченные мечты, они решили осуществить их сами.

— Я всегда видел в Итачи себя, — сказал он как-то ей за столом, наливая в бокал виски, — друга, единомышленника. Думал, что всегда будет на моей стороне, моей опорой, моим продолжением, — она внимательно слушала, лицо мужа было бледным с застывшими печальными глазами, каштановые волосы падали на лоб и он резко откинул упавшие пряди. Ей было интересно, что он скажет о старшем сыне, в котором души не чаял и всячески защищал. — Но я никогда не видел в нём сына. А дети, порой, приносят разочарование. Не оправдывают ожиданий… Причиняют боль, становятся оружием, способным тебя уничтожить, — Фугаку замолчал, осушил залпом бокал и повернулся к жене. — Только мы остались друг у друга.

Когда её любимый и обожаемый Саске нанёс удар в спину, подсев на наркотики, уничтожил компанию, которую её прадед собирал по кирпичикам, отрёкся от неё, как от матери, до неё дошли слова мужа. Оставшись наедине друг с другом, в огромном доме, наполненном слезами, обидами, разочарованием и теперь уже удушающей тишиной и одиночеством, они нашли в себе силы простить, зацепившись за тусклый огонёк тёплых воспоминаний в бездне тёмной души — полюбили заново. Эта любовь была зрелая, пахла ноябрьским костром из прелых влажных красно-коричневых листьев на промозглой земле. Тлеющая тонкой струйкой дыма в сизом воздухе.

Пробивающаяся в волосах седина мужа делала его привлекательным. Хоть кожа и утратила упругость, стала грубой, а на лице уже пролегли несколько глубоких морщин, он всё ещё был удивительно красив, подтянут и столь же желанен, как в молодости. Делить вновь одну постель спустя столько лет, чувствовать тепло рядом, слышать мирное сопение и исследовать уже увядающие тела было удивительно, трепетно и вожделенно. Сейчас Фугаку был более внимательным, его поцелуи были наполнены смыслом и нерастраченной нежностью. Теперь он наконец-то был весь её — с головы до пят, потерянный, сломленный — возрождающийся, и это было всё, чего она так давно жаждала.

«Обойдусь йогуртом на ужин», — подумала она и, присев на диван, взяла журнал со стеклянного столика. Пролистав несколько страниц о моде и не зацепившись взглядом за новые образы, хозяйка скучающе вздохнула. Затем потянулась за записной книжкой и посмотрела, когда собрание акционеров зарубежного филиала, в котором у неё сохранилась доля. С двадцатью процентами она, естественно, ничего не решала, но соприкасаться с делом жизни деда и отца было приятно и волнительно. К ней относились с уважением, но без ужасающего трепета, так как изначально не исходила от неё давящая аура силы и власти. Фугаку много раз советовал продать долю и основать что-то своё. Микото упиралась, цеплялась за прошлое, ностальгировала. Компания была памятью об отце и дочь не могла так просто с ней расстаться. Собрание должно было состояться на следующей неделе в два часа дня, поставив три восклицательных знака напротив, женщина закрыла блокнот. Проходя мимо плазменного телевизора, занимающего почти всю стену, она от скуки взяла пульт и нажала на кнопку включения, решив послушать новости. Молодая женщина в синем пиджаке и кремовой блузке с неброским макияжем рассказывала о будущем проекте жилого дома, торговом комплексе и парке аттракционов на отшибе города. Микото тут же вспомнила, что муж скупил там часть старых построек несколько лет назад, сказав, что скоро там земли взлетят в цене. Вложение было сомнительным, но он так убеждал её, что пришлось отдать кругленькую сумму. Годы шли, обстановка не менялась, и она уже решила, что деньги вылетели в трубу, но сегодняшняя новость сулила большую прибыль. Жена ещё раз удивилась прозорливости мужа и, улыбнувшись самой себе, хотела было выключить телевизор, как на экране появилась фотография девушки с крохотной родинкой под глазом.

Микото сразу узнала её. Не могла не узнать. Улыбчивая девчушка с приятным, успокаивающим голосом в строгой офисной одежде появилась на пороге её дома два года назад и всколыхнула залёгшие на дно воспоминания о подруге детства Хазуки, которую она искренне любила и ненавидела. И которую убила без малого двадцать лет назад. Дочь Хазуки, словно дух неупокоенной подруги, тенью проступил на ровных стенах её дома. Микото вскрикнула и закрыла рот, тут же соскочив с дивана, выбежала на улицу.

— Оставь меня… Оставь меня в покое! — закричала женщина, упав на колени, и схватилась за волосы. Ей показалось, что на белоснежном рыхлом снегу проступили алые капли. Ладони вспотели, кровь застыла в жилах, противный скрежет зубов с булькающим звуком залязгал в ушах.

— Накрой меня… Ми, не хочу… чтобы она меня видела. Накрой меня… Прошу…

В глазах потемнело, и она упала лицом в снег.

— Можно я буду звать тебя Ми? — тут же сказала гостья в голубом платье с большими красными яблоками. Её длинные каштановые волосы отливали янтарём на солнце, а тёмные глаза с озорством, игриво смотрели на неё. Микото недовольно нахмурилась и намотала локон жгуче-чёрных волос себе на палец. Дедушка привёл незнакомку домой и, не объяснив ничего, оставил у порога, а сам ушёл говорить с кем-то по телефону. Девочка знала, как её зовут, была выше её ростом и вела себя так, словно была хозяйкой дома, и это безумно раздражало.

— Нет.

— Почему? — наклонила она голову и улыбнулась, отчего на её щеках проступили ямочки. Микото быстро отвела взгляд, она всегда хотела такие же, они делали лицо таким милым. Но сколько она не улыбалась, они не проступали.

— Потому, — скрестив руки, она хмыкнула.

— Здравствуйте, — помахала маленькая гостья рукой домработнице. — Я Хазуки, буду у вас жить, пока маме делают грудь для деда Озу. Дед Озу любит большие, так говорит моя мама. Позаботьтесь обо мне, — склонив голову в поклоне, прокричала она, отчего домработница округлила глаза, залилась краской и, быстро подбежав, схватила её за руку.

— Вы что такое говорите!

— Я не хочу, чтобы она жила с нами!

— Микото! — прикрикнул появившийся в дверном проёме дедуля. — Это Хазуки, она будет жить с тобой в одной комнате.

— Но, де…

— Никаких но. Я уехал, видите себя хорошо.

— Пока-пока, — фамильярно сказала девочка, отчего Микото чуть не подавилась. Даже она не могла позволить себе так прощаться с дедом.

Хазуки сильно отличалась от круга её подруг — она не ходила ни на какие кружки, не изучала иностранные языки и даже не умела играть на пианино. В её маленьком чемодане было мало вещей, и все они были простого кроя из хлопка. Она не играла в куклы, смеялась громко за столом и постоянно говорила странные вещи, отчего няня только и успевала затыкать ей рот. У Хазуки колени были все в шрамах, ногти в заусеницах и волосы с секущимися концами. Она ходила по дому и восторгалась простору комнат, мягкости кровати и лёгкости подушек с лебединым пухом. Первые дни Микото избегала новую соседку, похожую на дикарку, а затем они сдружились. Ну невозможно было не подружиться с девочкой, которая ходила хвостиком, доставала вопросами и заразительно хихикала. Хазуки была из другого мира: свободного и простого, без множества правил и условностей. Её непосредственность подкупала, и через несколько дней они уже, прижавшись друг к другу, лежали в одной кровати и рассказывали истории.

— А где ты живёшь? — спросила Микото, вычерчивая в воздухе круг.

— У моря, — перевернувшись на живот и подмяв подушку под голову, ответила девочка, задрыгав ногами, сбросила с себя тонкое покрывало.

— О, я ни разу не видела моря вживую.

— Шутишь?!

— Нет, правда. А какое оно?

— Ну, как твой бассейн, только без краёв, — задумчиво сказала новоиспечённая подруга. — Так не объяснишь, надо видеть. Попроси деда Озу, пусть в следующий раз возьмёт тебя с собой. У нас, правда, не такой дом, как у тебя, но нам же много и не надо. Вот уместились в одной кровати даже.

— А откуда ты знаешь дедушку и почему называешь Озу? Он же Озэму.

Девочка приподнялась на локтях и положила голову на правое плечо.

— Не знаю, мама зовёт его: «Озууу, милый, ты такой проказник».

— Проказник?! Дедушка и проказничает? — округлив глаза, с ужасом посмотрела на неё Микото. В голове не укладывался образ дурашливого деда. — Ты врёшь! — засмеялась она, ударив её по руке.

— Честное слово. Я постоянно слышу, когда они закрываются в спальне. У него ещё шаловливые руки.

— Что? — хихикнула Микото. — А зачем они закрываются в спальне?

— Ну… Спят на одной кровати и репетируют.

— Репетируют?

— Ну мама так говорит, когда я слышу крики. Моя мама хочет стать актрисой. Она у меня модель и очень красивая. Когда мы идём по улице, все оборачиваются. А где твоя мама?

— Не знаю, — пожала плечами Микото. — Папа сказал, что она не вернётся. Она тоже была красивой, хоть и не была моделью. Наверное, люди бы тоже оборачивались, если бы она выходила на улицу.

— Она не выходила на улицу?

— Неа, сидела постоянно в комнате и рисовала странные рисунки.

— Она была художницей, — с восхищением сказала Хазуки и обняла подругу.

— Наверное. Папа ничего не рассказывает о ней, и злится, если я спрашиваю. Я скучаю по ней.

— Ми, ты так вкусно пахнешь, — уткнувшись носом в копну чёрных волос, произнесла Хазуки, — пироженкой, — и защекотала. Обе со смехом повалились с кровати. — Ты такая красивая, Ми.

— Я? — переводя дыхание, Микото с удивлением выгнула бровь.

— Всё в тебе красиво. Мне никогда не стать такой, — с непонятной для неё грустью проговорила подруга.

— Ты тоже красивая, Хазу.

— Я о другом. Наверное, ты не поймёшь, а я не смогу объяснить.

Через два месяца Хазуки уехала, оставив в её сердце ноющую пустоту. Когда подруга садилась в машину, она вложила в её руку золотую цепочку матери, которую всегда носила на своей шее.

— Так мы всегда будем рядом, — поцеловав подругу в щёку, Микото помахала ей рукой.


Примечания:

Да простят меня фанаты Микото, у меня она не совсем хорошая, как собственно и все.

Глава опубликована: 05.11.2024

Часть 27

Постепенно комнату стал окутывать холод, Саске надел третий свитер и двойные носки. Натянув не особо толстое одеяло повыше, он прикрыл глаза. Не спалось. В голове крутились слова наглой блондинки, что ночью ожидается минус восемь, и с каждой минутой, казалось, он слышал, как мороз, хрустя, подбирается к квартире. Как некстати вспомнился рассказ Итачи о семерых студентах, замёрзших до смерти. Отдёрнув одеяло, Саске сел на постели, решив сегодня не спать.

Потирая озябшие руки, он проклинал соседку, у которой мозгов не было купить радиатор, и себя, попутно, что не смог отказать (не обязан же он был спасать какую-то дуру). Мужчина прошёл на кухню. В горле засвербело, и вскоре он разразился громким грудным кашлем. Вязкая мокрота коснулась языка, и следователь побежал в ванную сплёвывать. Как же его всё достало: холод, старая квартира, девушка с лестничной клетки, кашель, раздирающий лёгкие, и работа с полоумными людьми. А чего он хотел? Согреться. Бросив в кипяток пакетик зелёного чая, Саске сел на стул и посмотрел в окно, где чернела ночь, а на стекле отражалось его осунувшееся лицо и кухня.

Он подумал о Сакуре. Скорее всего, бывшая жена сейчас на него злилась и проклинала, если Рок рассказал об их сделке. О Ли, попавшего под раздачу, об Итачи — одиноком брате, у которого кроме работы ничего нет. Он понимал его беспокойство насчёт своего будущего, но не принимал. Брат всегда заботился о нём, в какие-то моменты заменял отца и мать, помогал и прикрывал, до последнего был на его стороне и, даже когда в него летели плевки и оскорбления, тот молчал. Итачи был хорошим человеком, таким ему теперь уже никогда не стать. В первое время, в клинике, особенно в период ломки, когда его выворачивало изнутри, и всё из него вытекало мерзкой слизью, мышцы и кости невыносимо болели, пальцы скручивало от судорог, голова трещала и размазывала реальность перед глазами, он ненавидел брата всеми фибрами души: проклинал в бреду за то, что тот подверг его адовым мукам. Только пройдя, казалось, тысячный сеанс у психотерапевта, избавившись от всего дерьма в организме, вернув ясное сознание, обретя истинную свободу, Учиха понял, что Итачи поступил правильно, как настоящий брат. Саске знал, это решение не далось ему легко, но, если бы он не сделал этот шаг, кто знает, может, его уже не было в живых. Прежде чем говорить Шисуи и просить Рока, ему следовало объясниться с братом, поблагодарить за всё и попросить поверить в него, отпуская в свободное плаванье. Он больше не маленький мальчик, нуждающийся в заботе и поддержке, не подросток, бунтующий и ищущий понимания, а взрослый — поломанный, несовершенный, осознавший свои ошибки, и пытающийся себя починить. Этот путь ему нужно пройти самому, без чьей-либо помощи. И Итачи тоже пора бы начать жить своей жизнью, подарить кому-то свою заботу и вздохнуть хоть раз полной грудью, не сковывая себя высокими идеалами и чужими ожиданиями.

Он не видел брата довольно давно, и оттого, что завтра на похоронах они встретятся, его охватило волнение. Саске сделал глоток горячего горького чая. Интересно, как он изменился за это время? Всё так же ночует на работе и бегает по двадцать пятому, или с кем-то встречается? Что он скажет ему, когда подойдёт? Как посмотрит в глаза? Начнут ли они общение с приветствия, или может они помолчат друг напротив друга несколько минут, а затем, отойдя от любопытных глаз, обнимутся, как в детстве, после долгой разлуки?

В летнее время у Фугаку было больше работы, чем обычно. Многие брали отпуска либо отгулы, чтобы урвать парочку солнечных дней и провести время с семьёй. Только преступлений в летние месяцы не было меньше, даже наоборот, возрастали в геометрической прогрессии. Припекало ли голову солнце, тем самым толкая людей на проступки, или это просто случайность, никто не мог дать точный ответ. Однако следователи с приходом первых жарких дней, ненавидя всё на свете, брались за голову и носились по городу в поисках правонарушителей, а адвокаты и судьи сидели за стопками бумаг, изучая дела. Поэтому отца, за редким исключением, дома мало кто видел. Саске в какой-то степени был этому рад — утренних перепалок между родителями становилось меньше.

Дедушка Рю забирал их с мамой в середине лета в загородный дом: огромный и старый, как и он сам. Там слышался зловещий треск сосен и беспрерывное пение птиц. Саске обожал дедулю: тот всегда возился с ним, брал на прогулки в лес, где они искали на стволах деревьев пустые скорлупки цикад и жука носорога. Он также возил его к себе на работу и разрешал посидеть в огромном кожаном кресле, разговаривал с ним как со взрослым. Они могли часами обсуждать новые серии мультфильма или новую игру, в такие моменты дед казался ему молодым. Мама с утра куда-то уезжала и возвращалась под вечер, к ужину. Её глаза, насколько помнил Саске, были красными от слёз. У Итачи с приходом лета начинались соревнования по плаванью, поэтому за город его никто не брал — слишком хлопотно было отвозить его каждый день на тренировки.

После начинались олимпиады, и, как объясняла мама, они уехали, чтобы не отвлекать его от учёбы. Саске было жаль брата, тот лето за летом проводил за скучными книжками. Но Микото уверяла, что брат любит общество книг больше, чем общение с людьми, и его никто не заставляет проводить за ними целый день. Поэтому, когда у Итачи заканчивались соревнования, его отправляли в лагерь, чтобы он мог пообщаться со своими сверстниками. Учителя сетовали на его замкнутость и нежелание участвовать в общественной жизни школы, отец беспокоился о социализации ребёнка, и решил таким образом приобщать к обществу. Почему-то Саске всегда не покидало странное чувство, что от брата избавлялись. По выходным мать никуда не уезжала, проводила всё время дома: готовила его любимые блюда, разрешала есть сливочное мороженое в огромных количествах и выкидывать морковь из супа. Она словно превращалась в другого человека — свободного, счастливого и переполненного жизнью. Они смотрели страшные фильмы, прижавшись друг к другу, ходили на прогулки, устраивали пикники и выезжали в парк аттракционов. Саске нравилась такая мама, но он испытывал вину и дикий стыд перед Итачи за все это, ему хотелось, чтобы брат был рядом, и разделил с ним эти счастливые дни, увидел искреннюю, наполненную теплотой улыбку матери.

— Возьмём в следующий раз Иту, — доедая картофель фри, сказал Саске, с мольбой смотря на мать.

— Да, — немного подумав, ответила Микото, с любовью приглаживая взлохмоченные волосы сына, — обязательно возьмём.

— Мам.

— Что такое?

— Ты можешь… — сын замолчал и вытер пальцы влажной салфеткой. Мягкий шелест листвы ласкал слух и солнце сквозь прорези соломенной шляпы падало на бледное лицо матери озорными веснушками.

— Что такое? Скажи мне.

— Можешь… любить брата так же, как меня? — осмелившись, произнёс мальчик, с опаской посмотрев на маму исподлобья. Она нахмурилась, и её чёрные глаза были сродни бездонной ночи. — Ты его совсем не любишь, не целуешь, не обнимаешь.

— Сынок, — мягко улыбнулась она и коснулась его лица. Он ощутил лёгкое дрожание её пальцев. — Итачи уже вырос, а когда был маленький, я с ним точно так же ходила везде и дёргала за щёчки, — сказала она, снова улыбнувшись, но уже фальшиво. Потянув ребёнка за маленький аккуратный носик, мама чмокнула его в лоб.

— Правда?

— Конечно. Скоро и ты вырастишь, и я не смогу так просто к тебе подойти, ты будешь фыркать и отбиваться, как кот, нежелающий ласки.

— Ты будешь отправлять меня в лагеря как брата?

— Если захочешь.

— А Итачи хочет?

— Я… не знаю, чего он хочет.

— Можно мы вместе с ним пойдём в кино?

— Одни?

— С тобой и папой, деда можно взять.

В августе Итачи неожиданно возник с Фугаку в загородном доме. У отца было удручённое, измотанное лицо, он держал сумку за плечом и ослаблял галстук. Брат стоял рядом, губа его была разбита и пара мелких царапин красовались на скулах. Саске побежал и кинулся к нему на шею, тот в ответ сжал его в объятьях. Отец сказал, чтобы долго не вис, так как Итачи себя плохо чувствует. Позже, подслушав разговор родителей, он понял, что брат подрался в лагере и его попросили покинуть место как можно скорее. Конец лета они провели вместе, и это было самое счастливое время, которое он помнил. Даже Фугаку раз в неделю приезжал к ним, привозил конструктор и, разложив его на полу, они присаживались рядом и собирали его, как настоящая семья.

Неджи ворочался в постели и не мог уснуть. Его мучала не бессонница, а кашель напарника за стеной. Он уткнулся лицом в подушку, чертыхнулся, а затем, соскочив с кровати, направился к выходу, надевая тапки. Ему всё равно, замёрзнет ли тот в своей холодной квартире или нет, говорил он себе. Кашель — это всё из-за него. Действует на нервы. Может, если тот согреется, покашливания прекратятся. Разумеется, его поступок благороден, но стоило подумать, прежде чем делиться радиатором. Не думал же Саске в действительности, что он согласится пригласить его в свою квартиру и делить с ним диван? Уму непостижимо. Ведь он, Неджи, и сам мог поделиться обогревателем и поехать ночевать к отцу. И почему эта мысль не пришла в голову раньше? Может из-за того, что он был поглощён мотивом его широкого жеста? Этого треклятого Учиха он совсем не понимал: порой он бесил, иногда вгонял в ступор, временами ему было его жаль, а подчас хотелось, чтобы тот помер. И почему он о нём вообще думает? Это ненормально. Неджи постучал в дверь. Нахмурившись, Саске вопрошающе взглянул на него. В трёх свитерах и наспех накинутом пиджаке на плечах напарник выглядел до смеха несуразно. Хьюга сдержал вырывающуюся наружу ухмылку и едкий комментарий, придав лицу больше серьёзности, переступив через себя, сказал:

— Собирайся.

— Куда?

— Ко мне…

— Мне не холодно, — сложив руки перед собой и опираясь о дверной косяк, заупрямился Саске, хоть он был совсем не против провести остаток ночи в тёплой квартире.

— По тебе видно. Не ломайся как девка, — выплюнул Неджи, отчего лицо Учиха полыхнуло яростью. Тот сжал кулаки и закусил нижнюю губу. — Ты мне спать мешаешь из-за кашля.

— Ну уж извини, не я стены такими сделал. И думаешь, приду к тебе и всё пройдёт?

— Я не намерен тебя уговаривать. Либо ты идёшь, либо кашляй в подушку.

Учиха взял одеяло и, стащив тонкий матрас с кровати (не будет же он спать в его постели, лучше на полу), направился к квартире напарника. Неджи с удивлением на него посмотрел, когда тот втащил свои пожитки, но ничего не сказал — такой расклад его вполне устраивал.

Квартира Хьюга ничем не отличалась от его собственной, разве что была на несколько градусов теплее и в ней было больше мебели. Да и выглядела она, согласился про себя Саске, более уютной. Бросив вещи на черно-коричневый ковёр в мелкую полоску, он огляделся вокруг. Везде был порядок: книжки на книжной полке были выставлены в аккуратный ряд по убыванию, стол чистый, без единой пылинки, и диван, на вид немного потёртый. Неджи выкатил радиатор из спальни, быстро закрыв дверь. Саске смекнул, что напарник не хотел, чтобы тот видел комнату. Боковым зрением, мельком Учиха заметил коробки, проклеенные скотчем. Неджи прошёл на кухню и, достав что-то из холодильника, поставил в микроволновку, та через минуту запищала, и напарник вошёл в зал, протянув кружку. Саске сидел на своём матрасе, облокотившись о диван и прищурившись. От скуки читал корешки книг напротив.

— Молоко с содой… помогает успокоить кашель, — Учиха с сомнением взял кружку и, покрутив в руке, с отвращением сделал глоток.

— Ты уже не в том возрасте, чтобы корчить рожи, — ухмыльнувшись сказал Хьюга и Саске захотелось дать ему в лицо.

— Ты хоть сам дерьмо это пробовал?

— Да… В детстве мама давала, когда болел.

— Мне давали сиропы, — выпив залпом, зачем-то вставил Саске и вскоре пожалел о сказанном. Хьюга был уязвлён.

— Смотря у кого какое детство было.

— Что ты хочешь этим сказать? Избалованный ребёнок богатых родителей? — завёлся Учиха.

Ему хотелось раз и навсегда поставить точку. Надоело, что Неджи смотрел на него сквозь призму социального положения родителей. Словно у него не жизнь была, а сказка, где всё исполнялось по его желанию. Он ходил в такой же горшок, ну может чуть получше, и жопу рвал ради хороших оценок в школе, чтобы не позорить родителей и поддерживать образ прекрасной семьи, где все друг друга любят и заботятся. От этого всего выворачивало, хотелось, чтобы люди копнули глубже. Увидели обман, что в их семье за каждый неверный шаг отчитывали и тыкали лицом в собственные ошибки, как маленького котёнка в собственное говно, приучая ходить в лоток. Кто-то ещё осмеливался рассуждать, как им с братом повезло родиться в столь влиятельной семье и списать все их заслуги на врождённый талант. Родиться в их семье — это не везение, а проклятие. Что бы ты не делал, кого бы ты из себя не представлял, настоящего тебя никто никогда не увидит.

— Я ничего такого не говорил.

— Но ты об этом думаешь.

— Может быть, — не стал отрицать Неджи, и потёр шею.

— Может мы проясним?

— Что?

— Я не выбирал семью и никогда не просил прикрывать мой зад!

— Да что ты? Тогда почему не… — Хьюга замолчал, сильно сжав челюсть, понимая, что их словесная перепалка может перекочевать в драку.

— Не признался в убийстве Тен-Тен? — закончил Саске, встав и без страха взглянул в серые глаза. — Потому что это был не я!

— Так ты себя успокаиваешь… Рикошет, несчастный случай! — яростно, зверски, схватив его за свитер, прошипел Неджи. Глаза помрачнели, стали сродни свинцовым грозовым тучам, на шее проступили вены. Тонкая жилка запульсировала на лбу.

— Нет! — крикнул Саске и, схватив его руку, со всей силы оттолкнул от себя. Тот попятился, чуть не упав, но быстро выпрямился. — Не несчастный. Это было убийство!

— Вот именно, Саске! Это было убийство! Если бы ты не был обдолбан, она была бы жива, — перешёл он на шёпот, тонкая слеза скатилась по щеке. — Ты… ты, — он поднял руку, указав на него, — убил её. Ты не должен был выходить с ней на задание обдолбанным!

— Не должен был, — повторив полушёпотом последнюю фразу, Саске быстро утёр предательски выступившие слезы. — Не было и дня, чтобы я об этом не сожалел. Ты не знаешь, сколько раз я прокручиваю тот день в голове, сколько раз пытаюсь собрать всё по крупицам… Переиграть, — он присел на край дивана и, опустив голову, зарылся руками в волосы. — Если бы она тогда донесла на меня…

— Что? — опешив, произнёс Неджи, и опёрся рукой о шкаф, ноги подкашивались. Смутная догадка, что Тен-Тен знала о состоянии напарника, сейчас подтверждалась и он не был готов к правде.

— Она заметила, что я сижу на коксе раньше, чем мой брат, и никому не донесла.

— Ты врёшь, чтобы выгородить себя, — Хьюга часто задышал и опустился на пол, словно его тело покинула душа.

Порой, ночные дежурства были насыщенными с постоянными вызовами и разборками до рассвета, а иногда — тишь да гладь, как сегодня. Время тянулось мучительно медленно, не найдя ничего интересного, Саске пролистнул сухой отчёт и взглянул на Тен-Тен. Она читала книгу, поскрипывая креслом. Размяв шею и зевнув, отложила в сторону и заметила его взгляд. Увидев ее тёплую улыбку и привычный прищур глаз, он на время очаровался напарницей. Вспомнив первый день знакомства, ухмыльнулся самому себе: невысокая девушка, с раскосыми карими глазами, влетела в кабинет и с размаху, крепко пожала ему руку. На первое своё фи, что приставили девчонку, он получил со всей дури подзатыльник. Рука у неё была тяжёлая. Они как-то с первой недели поладили, словно были давно знакомы. Тен-Тен в нём не видела никого, кроме напарника. Она не стеснялась подколоть, указав на ошибку, смачно высморкаться, пошло пошутить, материться как последний сапожник, и съесть коробку пончиков, не заботясь о фигуре.

— Что такое? У меня за спиной инопланетяне танцуют ламбаду?

— Нет, — усмехнулся Саске, представив себе зелёных человечков. «И как ей это взбрело в голову?».

— Тогда почему улыбаешься?

— Да так, вспомнил, как ты в первый день меня огрела.

— О, извини. Больно было? — Саске кивнул. — Ну, у тебя было такое лицо, — она скорчила рожицу, закатив глаза, — что руки чесались — хотелось влепить затрещину.

— Я выйду, — прервал он, чувствуя, что руки начинают немного подрагивать, — покурить.

— Да, конечно, — ответила Такахаши, — а я за кофе.

— Возьмёшь и мне.

— Без сахара, как всегда?

Закрывшись в кабинке туалета, Учиха достал порошок, который отобрал у нарика в двадцать пятом, обыскивая карманы. Опустив крышку, сел сверху. Свернув купюру в трубочку, в предвкушении посмотрел на белую пыль в пакете. Кто-то зашёл, послышалось журчание, а затем вода хлынула из крана. Дверь захлопнулась. Вдохнув через нос, он откинул голову назад. Было хорошо, чертовски хорошо. Усталость как рукой сняло и его переполняли эмоции, хотелось бежать марафон. Ещё несколько минут он приходил в себя, а затем закапал в глаза капли, чтобы скрыть расширенные зрачки. Тен-Тен не было на месте, но её звонкий голос вперемешку со смехом доносился из общей комнаты. Он уселся в кресло и, потирая нос, прикрыл глаза. Тело расслабилось и ему казалось, что он парил.

— Твой кофе, — вытаскивая его из нирваны, прокричала Тен-Тен и вложила в руку стакан.

— Спасибо, — ответил он, медленно открывая глаза.

— На чём ты сидишь?

— На стуле, вроде бы, — непонимающе ответил он, а затем, поёрзав, добавил. — Ан нет, на кресле.

Такахаши, отодвинув с края стола бумаги, села на уголок и нагнулась к нему так, что он разглядел радужки её карих глаз с ореховыми крапинками.

— За дуру меня не держи.

— Как давно ты заметила? — тут же выпрямившись, встревоженно произнёс Саске.

Она отодвинулась, взяв настольный календарь возле компьютера, прислонила указательный палец к губе.

— Месяца три назад.

— Что ж не донесла? — отвёл он взгляд. Тен-Тен спрыгнула и двинулась к своему столу.

— Не моё это дело… Пока не моё. Но если выйдешь из-под контроля, донесу.

— И ты вот так всё оставишь?

— Ты не маленький, а я не мамка. Меня как-то закинули в отдел по борьбе с наркотиками, жуткое место, скажу тебе. Так вот, вроде бы отдел по борьбе, а двадцать процентов сотрудников на этой дряни сидят. Говорят, помогает не свихнуться. И все закрывают глаза, главное план выполняют, начальство довольно. Все счастливы. Я как-то привыкла, — пожала она плечами. — Ты мне нравишься, Саске, обещай, что не увижу тебя ошивающимся в подворотне в двадцать пятом. Не хочу видеть такой судьбы.

— Думаешь, я с жиру бешусь?

— Я? Каждый находит разные причины подсесть, но часто не находится причин соскочить, — развела она руками, и села на стул, смотря в потухший экран монитора. — И долго ты?

— С академии.

Тен-Тен присвистнула.

Столько вопросов без ответов крутились в голове Неджи один за другим: как она могла так халатно относиться к работе? О чём она думала? Почему не доложила начальству, не поделилась с ним информацией? Хотелось бежать к её могиле и кричать там до срыва голоса, чтобы она разъяснила ему всё.

— Я был обдолбан. Я признаю, но… Я не мог. Не мог убить её. Никто мне не верил. Когда все вокруг утверждают, что это была галлюцинация, начинаешь задумываться и приходить к такому же выводу… Ты сегодня сказал, что Изуми была подругой Тен-Тен, и сейчас… Что-то щёлкнуло, — он прислонил палец к своему виску. Неджи непонимающе на него посмотрел. Саске выглядел встревоженным, возбуждённым и нёс какой-то бред. — Как в фильмах. Понимаешь? Щелчок и размытая картина приобретает очертания… Последний пазл складывается воедино. Изуми — ключ. Они что-то искали и их убрали.

— Что ты несёшь? Я сказал, что они подруги просто для того, чтобы Наруто ничего не заподозрил. У Тен-Тен не было подруг.

Саске, не слушая его, описал круг по территории комнаты, поджав губы, задумчиво пробежался глазами по стенам. Если бы Неджи не знал, что напарник чист, то подумал бы, что он под кайфом.

— Нет, нет, они общались. Можно сказать, сдружились за несколько недель до её смерти. Она же поздно приходила домой в последнее время?

— Эм, — задумался Неджи, припоминая её отговорки, что много работы.

— И она хотела уволиться, а потом резко передумала, решив немного задержаться.

— Да, — ему тогда показалось это странным, но он не хотел торопиться со свадьбой, поэтому не придал значение.

— Что-то её остановило, что-то связанное с Изуми, — цепляясь за тонкую призрачную нить, говорил Саске. Хьюга нахмурился, не понимая ничего. — И эти отчёты… Эта волокита с бумагами, так и сыпались на нас, словно мы напортачили. Оставленный бумажник, — речь была прерывистой, бессвязной, а затем он резко замолчал и повернулся. Его чёрные колючие глаза смотрели сквозь него, как будто видели там картину прошлого. — Изуми писала отчёты за Итачи и Шисуи. Тен-Тен так злилась на них… С этого всё началось. С той ночи, — он ударил кулаком о ладонь и просиял. — Тогда она приходила ко мне, а я, идиот, не придал этому значения. Нагрубил. Слишком поглощён был собой. Она хотела знать… Она подозревала кого-то…

— Да кто, чёрт возьми, к тебе приходил?! — не выдержав, спросил Неджи и встал со стула.

— Изуми. Расспрашивала о том, кого я видел, несла бред про понимание, что знает, каково это, когда тебе не верят. Я отмахнулся от неё, посчитав это жалким жестом сочувствия. Я тогда сам не понимал, где реальность, где фантазия, — Саске прошёл к порогу, а затем медленной походкой двинулся вперёд, остановился и прислонив палец к губам в знаке молчания, прищурился.

«Саске, беги!», — услышал он крик Тен-Тен и резко вытянул руку на уровень глаз.

— Бам, — громко сказал он, его зрачки расширялись, лицо стало мертвенно-бледным. По телу Неджи пробежался холод. — Бам, — а затем Учиха упал на колени, его затрясло, и он, коснувшись лбом пола, полушёпотом произнёс. —Два выстрела, первым был не мой, — его плечи содрогнулись, и он заплакал. — Я не убивал… не убивал.

Неджи, стоя посреди комнаты в оцепенении, наконец поверил.


* * *


— Вы уверены, что хотите снять всю сумму? — сказал представитель банка, незаинтересованный в оттоке денег. Мужчина лёгким покашливанием попытался привлечь внимание клиентки.

— Что, простите? — встрепенувшись, ответила Хината, нервно сжав рюкзак на коленях. Мужчина повторил вопрос, изучающе пройдясь по девушке. — Эм… Да, — запнулась она, уверенности в голосе не было, он предательски дрожал.

Нет, конечно, она не уверена в правильности своего решения, и находится в ужасе от всего. Она оглянулась по сторонам в поисках какого-то знака, но ничего не заметила: люди сидели на скамейках из искусственной кожи под кондиционером и протирали платком мокрые шеи и лбы.

Отец открыл счёт на её имя с приличной суммой, как только она поступила, и отправлял деньги каждый месяц. Он всегда говорил, что это деньги на учёбу, на тот случай, если она слетит со стипендии. Серое лицо отца в морге с закрытыми глазами возникло перед ней, и она с трудом подавила в себе рвущиеся наружу слёзы.

— С вами всё хорошо? — нахмурившись, спросил мужчина.

— Да.

Банковский работник, достав стопку денег, пропустил через детектор валют. Затем, набрав что-то на компьютере, распечатал бумаги и, прочитав их несколько раз, поставил галочки.

— Распишетесь, где указал. Вы теряете проценты, сняв деньги сейчас, если бы через месяц, то…

— Я… знаю, — Хината взяла ручку и поставила подпись.

После похорон начальник Хиаши, седовласый старик, подошёл к ней и, приобняв за плечи, с прискорбным лицом сообщил, что квартира была выдана отделом и отец не успел её выкупить, поэтому как можно скорее нужно освободить помещение. Ввиду её положения, ей дали щедрые две недели. Однако, она не могла так долго отсутствовать в университете, поэтому уложилась в три дня. За три дня она освободила квартиру, в которой прожила почти восемнадцать лет. Голые стены с проступающими в некоторых местах гвоздями, осиротело смотрели на неё. «Вот, что остаётся после смерти — обнажённая пустота», — подумала Хината, закрывая дверь.

Она увезла почти все нужные вещи, когда переезжала. Помнится, отец бережно складывал тяжёлые коробки в машину, летнее солнце жарило и отсвечивало серебром от автомобиля. Соседка сверху явно жарила рыбу, открыв окно нараспашку, и запах, смешанный с чесноком, витал вокруг, раздражая нос. Отец постоянно спрашивал: «Ты точно всё взяла? Ничего не забыла?» и спускался с коробкой. Эти вопросы раздражали, она, поджав губы, кивала и шла за новой. Сейчас же дочь думала о том, что он, возможно, хотел сказать ей что-то другое, но, скорее всего, не мог подобрать нужные слова. Его рубашка промокла от пота, а лицо пошло красными пятнами. Он, поднимаясь по лестнице, прижимал белый носовой платок к лицу. У отца была белая тонкая кожа, как у неё, поэтому даже слабые солнечные лучи обжигали. Ей всегда хотелось иметь красивый ровный летний загар, а не прятаться под зонтиком, чтобы не ходить потом красной помидоркой. Папа как-то в шутку сказал, что такой тип кожи встречается чаще всего у аристократов, но они ими не были, жили от зарплаты до зарплаты, поэтому Хината считала всё это несправедливым. Хотя кто знает, может папа был из состоятельной семьи. Его брезгливость, манеры и идеально прямая спина наталкивали на такие мысли. Хиаши никогда не говорил о родственниках. Были ли они вообще? А если и были, то кем? Но одно то, что за столько лет никто не появился на пороге их квартиры, не помог отцу, когда он потерял жену, и не прислал дешёвую открытку на День Рождения или Новый год, говорило о том, что если и были, то явно до них не было дела. Раз отец ни разу не упоминал о родственниках, значит на то были свои причины.

Самым сложным для Хинаты было войти в комнату отца. Она при его жизни заходила туда редко, чтобы прибраться: вытереть пыль и вымыть полы. У него была небольшая комната, тёмная. Соседний дом падал тенью, и ветки каштана заслоняли всё окно и скребли стекло в ветреную погоду. Из-за вечного сумрака помещение походило на гробницу. Она пыталась в своё время хоть как-то внести краски: сменила тёмные тяжёлые шторы на лёгкую светлую тюль (дешёвую, правда, но красивую), купила аспарагус с пушистыми зелёными листьями. Наверное, ему понравилось, правда, отец никак не прокомментировал перемены.

Она открыла шкаф, высокий, почти до потолка, старый с позолоченными маленькими ручками и от него повеяло запахом порошка с отдушкой морского бриза за триста йен и тяжёлым одеколоном, аромат которого нельзя было убить даже часовой стиркой в машинке. Не хватало только лёгкого дыма сигарет, чтобы воссоздать запах отца. Она знала, что он курит, даже мятные конфеты не могли приглушить никотин. Кого он хотел обмануть? Мысль о том, что папа где-то прячется от неё, выкуривая папиросу, как мальчишка, заставила улыбнуться.

Взяв стул, она встала на него и, сгребая всю одежду с полок, бросила на кровать, а затем, рухнув в ворох вещей, зарыдала. Хината прижала к себе голубую футболку, зашитую в некоторых местах, и засмеялась сквозь слёзы. Вспомнилось, как она всхлипывала на диване напротив него, размазывая сопли по лицу, а папа, не обращая внимания, орудовал иголкой, латая дыру. Платье было совсем новое в мелкую голубую клеточку с красивыми рукавами-фонариками, она порвала его о забор, бегая от вредных мальчиков, пугающих пойманной саранчой. Было так обидно, что она поносить его не успела, и уже всё испортила. Казалось, отец разозлится и больше не будет ничего покупать, но он, ничего не сказав, молча штопал. Впрочем, после этого мальчишки к ней не подходили на пушечный выстрел, а платье она проносила два сезона, пока не выросла. После у неё было много миленьких вещиц, но то заштопанное было её любимое. «И почему я не вспомнила об этом раньше?», — подумала она, погружаясь в сон. Проснулась от стука в дверь — соседка принесла еду, выразив свои соболезнования. «Хорошим он был человеком, — протянула женщина, — любил тебя. Ты держись. Жизнь она такая — непредсказуемая». Закрыв дверь, Хината растеклась по стене, не в силах встать.

Самым сложным было разбирать его письменный стол, имитацию под красное дерево. Там она находила вещи, которые не ожидала найти: открытку, сделанную на день матери со своим размашистым подчерком: «папа — это мама», детские рисунки, молочный зуб, который должна была забрать зубная фея из-под подушки, браслеты из бисера, которые плела. Зачем он их хранил? Фотографии мамы, удивительной красоты женщины, но ей абсолютно чужой. Рядом с ней отец выглядел счастливым. Интересно, каким бы он был, будь мать жива? Свои фотографии, сделанные в младенчестве, где мама и папа держат её на руках. И старую, потёртую книжку, в самом углу полки, с выпирающими страницами. Она открыла и тут же захлопнула— там аккуратным подчерком были выписаны рецепты детских блюд. Почему такие вещи вскрываются так поздно, когда ничего не изменить? Почему узнаёшь человека только тогда, когда ничего уже не исправить? Хината покинула город, взяв с собой маленькую коробку, остальное раздала на благотворительность. И это всё, что он после себя оставил.

Выйдя из банка, девушка направилась домой. Эрика грызла ногти и сидела в углу с распухшими глазами. Когда она поставила пачку банкнот на стол, подруга оживилась, бросилась на шею и расцеловала.

Жизнь текла своим чередом. Размеренно и спокойно. Эрика продолжила оставаться на сомнительной работе, а Хината после учёбы подрабатывала официанткой в кафетерии недалеко от университета. Она иногда жалела, что отдала подруге всю сумму, когда с ужасом представляла, что лишилась стипендии. Деньги, которые она получала за подработку, не покрыли бы обучение. На носу были последние семестровые экзамены, и она стала засиживаться в библиотеке до её закрытия и уходила с рассветом из дома, поэтому совсем не заметила, что Эрика куда-то исчезла, забрав все вещи. Лишь когда арендодатель появился в дверях, она осознала, что подруги след простыл. Беспокоясь, как бы с ней чего не случилась, она пару дней потратила, опрашивая круг её знакомых (странных людей, торчащих на дури). Те разводили руками, говорили, что не знают. Ходили слухи, что она кому-то задолжала большие деньги. На вопрос, что стало с её матерью, люди смеялись, говоря, что Эрика выросла в детском доме и ни о какой матери не может быть и речи. А была ли Эрика? В этот момент Хината поняла, что её жестоко обманули, обобрав до нитки.

Хината слетела со стипендии, недобрав трёх баллов, и в этот момент её мир рухнул. Она панически смотрела на результаты, моргая, пытаясь убедиться в реальности, не веря своим глазам, но сколько бы она ни закрывала глаза, цифры не менялись. Это была катастрофа, которую она не могла остановить. Деньги за обучение нужно было внести через месяц, но где их взять? Может взять академ, скопить немного и продолжить, а дальше что? Если она снова провалится со стипендией, как она будет покрывать обучение? Разбитая, она поднималась по лестнице и не обращая внимания, что вокруг стоят сомнительные мужчины, достала ключи и не с первого раза попала в замочную скважину.

— Эрика?

— Что, — обернулась она. Трое мужчин в чёрной одежде крепкого телосложения с татуировками на шее смотри на неё как волки на ягнёнка. Она нервно сглотнула, не в силах сделать шаг. Её парализовал страх.

— Эт не Эрика, — вздохнула, — подруга её, — всё напряглось.

— Вот как? — сказал самый высокий, крупный и устрашающий мужчина из них, и потёр шрам, прорезающий пол лица от уха до уха. Розово-фиолетовый, неровный, неаккуратный коллоидный рубец выглядел до омерзения жутко на загорелой коже. Потускневшие зелёные глаза, как у слепого или мертвеца, внушали чудовищный трепет. — Поговорим? — она выпучила глаза, он усмехнулся. — Только мы с тобой, они постоят здесь, — его рука открыла дверь и втолкнула в квартиру. — Уютно.

— Я… Я не знаю где Эрика, — заикаясь, пролепетала Хината, прислонившись к стене. — Она… меня обманула.

— Свою подругу? — цокнул мужчина и покрутил в понимании головой. — Нехорошо. Она и меня обманула, смылась с моим товаром. Я потерял деньги.

— Сочувствую, — ляпнула она, он расхохотался, оголяя крупные белые зубы.

— У Эрики не было семьи. Можно сказать, друзья — это семья. У меня нет времени искать эту сучку. Поэтому ты, как её единственная семья, расплатишься.

— Что? Подождите… Нет, мы не друзья! — задыхаясь, прерывисто говорила Хината. Казалось, её закрывают в гробу и опускают в яму.

— Люди говорят, что друзья. К четвергу собери пять миллионов йен, и я тебя больше не побеспокою.

— Но у меня нет таких денег, — слёзы хлынули из глаз, руки затряслись. — У меня вообще нет денег.

— Ууу, — взяв её за подбородок, он дёрнул её голову в одну сторону, затем в другую, оценивая, и провёл загрубевшим пальцем по влажным губам, — у такой милашки и нет денег, — она громко всхлипнула. — Что, ни с кем не трахаешься? Многие студентки так подрабатывают, а с таким личиком отбоя не будет.

Хината в ужасе захлопала мокрыми ресницами, и её стала бить дрожь.

— О, вот это сюрприз, — он снова расхохотался. — Будешь работать на меня? Эрика была дилером, искала клиентов и сплавляла дурь, отработаешь всё и отпущу.

— Нет, — сквозь зубы процедила она.

— Тогда пущу по кругу. Соглашайся, пока не передумал, — его взгляд стал серьёзным и жёстким. — Я не шучу, когда дело касается денег.


* * *


Фугаку зашёл в кабинет, сев за стол, достал из сейфа помятую, всю в изломах фотографию. На него смотрела девочка с щербатой улыбкой и двумя хвостиками. Она смеялась. Он закрыл рот рукой, подавляя рвущийся изнутри крик боли, а затем разорвал снимок на мелкие кусочки и выбросил в урну.

— Ты не моя… Не моя дочь… Чужая, — прошипел он и, закрыв глаза, горько заплакал. — Не моя… Не моя.

Он мог бы сделать анализ, чтобы убедиться, развеять сомнения, но не хотел, потому что, если всё сошлось, он не смог бы с этим жить, не перенёс, пустил бы себе пулю в лоб. Он вспомнил глаза Хазуки, наполненные нежностью и любовью, и названной дочери — полные ужаса и ненависти, испепеляющие, готовые убить, уничтожить, и сжал кулаки.

— Ты не моя дочь, — сказал он твёрдо и уверенно, выдыхая и утирая постыдные слезы.

В кабинет постучали, и Фугаку, откинувшись на кресле, крикнул, чтобы вошли. Секретарь принёс кипу бумаг на подпись и напомнил о собрании в десять. Он черкнул ручкой и, встав из-за стола, попросил позвать уборщицу, чтобы вынесли мусор из кабинета. Жизнь продолжалась и прошлому больше не было здесь места.

Глава опубликована: 05.11.2024

Часть 28

По радио предвещали дождь, и старший следователь Хьюга Хиаши усмехнулся, усаживаясь за стол и глядя на голубое небо — в прогноз сложно было поверить. Сентябрь был в разгаре и радовал тёплыми безоблачными днями. Летний зной сменился приятной осенней прохладой, запахом жухлой травы и пылью. Дороги и парки пестрели жёлто-красными цветами, и люди то тут, то там фотографировались, сидели на лавочках, урывая последние тёплые деньки. Его жена, Кими, отключив мультиварку и наложив в тарелку порцию риса, покрыла его омлетом, залила всё томатным соусом и поставила на стол. От аппетитного запаха желудок в предвкушении заурчал.

— Не забудь взять зонт. Он в прихожей в правом нижнем шкафчике, — мягко сказала девушка, положив руку на его плечо.

Они недавно поженились и цветы на подоконнике в плетёных корзинках с разноцветными ленточками всё ещё были свежи, только розы сморщились и почернели. С работы его никуда не отпустили, из-за дела, которое он вёл вместе со своим напарником Хаширамой. Месяц назад они сели на хвост набирающей оборот секте «Джашин». Хьюга был свидетелем её основания, но и подумать не мог, что в будущем она будет представлять угрозу.

Примерно два года назад Хиаши жил один и снимал квартиру за чертой города (в целях экономии), линия метро была в пяти минутах ходьбы от дома, поэтому добираться до работы не было муторно долго. Сиди себе сорок минут на жёстком сиденье и спи, пока кто-нибудь не положит свою голову на твоё плечо. Как-то, возвращаясь поздно вечером, при выходе из метро он заметил на ступенях пожилого человека с седой бородкой в чёрном театральном плаще. На его спине белой краской был выведен круг с перевёрнутым треугольником внутри. Незнакомец подошёл к нему и вручил флаер, на чёрном фоне красовалось солнце и надпись: «Джашин укажет путь». Хиаши передёрнуло — очередная секта, которых за последнее время стало неимоверно много. Порой его беспокоило бездействие властей, закрывающих глаза на организации непонятно что проповедующие. В большинстве случаев в секты вступали люди уязвимые: потерявшие близких, отчаявшиеся, смертельно больные, одинокие и заплутавшие. Они тонули в своём горе и готовы были идти за кем угодно, если им обещали спасение. Такими людьми проще всего манипулировать, а затем вытягивать деньги раз за разом. Вскоре Хьюга стал замечать, как в здании напротив (старом клубе, сдаваемом кому попало), по четвергам собирались люди в тёмных одеждах и со знакомой символикой на спине. Лица у них были поникшие, полные скорби, плечи опущенные, и веяло от людей каким-то необъяснимым холодом, пробирающим до костей, стоило пройти мимо. Он даже как-то попросил Хашираму проверить их — мало ли что творится за стенами клуба? Но напарник встретил его предложение без энтузиазма: он недавно женился и ждал первенца, а несогласованный обыск привёл бы к проблемам с начальством. Терять стабильный заработок совсем не хотелось. Впрочем, через два месяца сходки у клуба прекратились и Хиаши с загруженностью и вовсе забыл про них, пока через год он не обнаружил алтарь с жертвоприношениями, на котором красовался уже давно знакомый символ. Это были животные (пока животные!), умерщвлённые особо жестоко, что настораживало. Нужно было что-то предпринять, пока не стало слишком поздно.

В то время как они доказывали начальству необходимость открыть дело совсем не по статье «Жестокое обращение с животными», после которого организация отделается всего лишь простым штрафом и общественными работами, «Джашин» стремительно разрастался, и не прошло и двух лет, как они влезли в криминальный бизнес, госструктуры, СМИ. За ними числились дела по торговле людьми, оружием, наркотикам, и проституции. Так как многие известные и влиятельные люди были связаны с «Джашин», и в самой полиции также подозревали несколько человек, причастных к секте, была организована тайная группа из семи человек, которая помимо основной работы по ночам или в выходные дни вела расследование, скрываясь от посторонних глаз в овощном амбаре фермы. Выйти на след «Джашин» было сложно — они были везде и как бы нигде, мастерски заметали следы, и, почувствовав что-то неладное, сразу же убирали слабое звено. После долгой и упорной работы, они сели на хвост одного мужчины, назвав его «связующий». Тот выбивал деньги с должников и поставлял молоденьких девушек (на вид им едва ли исполнилось семнадцать) для влиятельных людей: среди них были прокуроры, политики, бизнесмены. Конечно, они бы с радостью задержали бы этих уродов, но по факту на руках у них ничего не было. Девушки, испугавшись, могли сказать, что вступили в половой контакт по собственному желанию и эти мерзавцы отделались бы лишь скандалом, который через некоторое время затух. А за выбивание денег с должников без телесных увечий нельзя было предъявить обвинение. Поэтому они выжидали, когда «связующий» совершит ошибку или выведет на людей, контролирующих наркотрафик.

Кими о работе мужа не знала. Для неё он оставался рядовым следователем, ведущим пустяковые дела и время от времени задерживающимся до поздней ночи на работе из-за большой текучки. Собственная ложь коробила его, заставляя чувствовать себя виноватым, но по-другому поступить было нельзя. Не то чтобы он не доверял Кими, просто рассказав правду, он подверг бы её опасности, и она каждый день переживала бы за него. Постоянно врать было неприятно, но необходимо. Новость о том, что не будет даже «медовой недели», девушка восприняла спокойно, с понимающей, но с печальной улыбкой, сказав, что лишние траты сейчас ни к чему, да и куда в сентябре поедешь. Хиаши тогда обнял её крепко-крепко и поцеловал, поблагодарив небеса за то, что послали такую чудесную жену.

Они познакомились задолго до этих событий. Он тогда только вступил в должность следователя и обустраивал свой стол, раскладывая бумаги. Его напарник где-то болтался, судя по смеху, отсиживался в соседнем кабинете, пугая стажёров, молоденьких девушек, только окончивших академию. У Хаширамы хоть и была дама сердца, но он непрочь был пофлиртовать с другими, правда дальше этого у них никогда не заходило. Ему просто нравилась атмосфера (как говорил сам Сенджу: «Только с ними я могу позволить вести себя глупо и беззаботно»). Хиаши, порой, завидовал напарнику — такой лёгкости он никогда не мог себе позволить. Хоть, по словам друга, многим женщинам он нравился, однако все его считали «сухарём», не способным выразить привязанность или любовь, и его холодные серые глаза одновременно притягивали и отталкивали. Он не знал, как вести себя с девушками, как к ним подойти, о чём говорить. Отношение отца к матери было не лучшим примером, который стоило перенять.

Кими ворвалась в его кабинет по ошибке — её вызвала соседняя бригада для составления фоторобота, девушка видела, как грабитель перелезал через окно соседнего дома. Её большие раскосые глаза, тёмно-серые с голубоватым оттенком, напоминающие раннее осеннее небо, смотрели на него в недоумении, когда он едва слышно произнёс, что никого не вызывал, и не имеет понятия, о чём она говорит. Не понимая, почему сердце его в момент заколотилось, стоило ей приблизиться к нему, он отошёл назад, испугавшись, что оно может выпрыгнуть из груди. Голос его стал неуверенным, в горле пересохло, язык онемел, и он едва ли мог произнести пару слов. А девушка всё задавала вопросы, недовольно взирая на него, и без конца поправляла свои чёрные с синеватым отливом, струящиеся по плечам, волосы.

— Вы думаете, мне делать нечего? Я же сюда с другого конца города ехала, поменялась сменой!

— Я не думаю, что вам делать нечего... Я думаю, произошла ошибка и вы явно попутали отделение или кабинет. Я точно знаю, что не вызывал вас.

— Подождите. Вот, — она достала телефон и показала сообщение, — 66 кабинет, видите?

— Но у меня 69.

— Вы хотите сказать, что я не различаю 66 и 69!?

— Нет... но, — он замялся, думая, не попутал ли сам кабинет. Проходя мимо неё, он уловил сладкий аромат выпечки, и желудок некстати заурчал. Выйдя за порог кабинета, он прикрыл дверь и увидел, что цифра 9 болталась, превратившись в 6. — Я провожу до 66, — улыбнулся он, — тут чёрт попутал. Как вас зовут? — поинтересовался Хиаши, прежде чем она скрылась.

— Кими, — бросила она.

Они с Хаширамой сидели в кабинете, вбивая последние данные о деле, когда в дверь постучались. Оба подозрительно переглянулись.

— Входите, — сказал напарник.

— Извините, — послышался тонкий голосок, и тёмная голова показалась в проёме, — сегодня утром я вела себя не особо вежливо, и хотела извиниться, пригласив вас на чашечку кофе.

Хаширама поперхнулся и посмотрел на Хиаши, тот, в свою очередь, покрылся румянцем и смущённо опустил глаза.

— Совсем не против, — выпалил он, краснея пуще прежнего.

— Мой номер, — протянула бумагу Кими. — Позвоните, когда будете свободны. До свидания.

— И когда ты успел? — широко улыбнулся Хаширама, как только дверь закрылась. — А ты у нас не промах...

— Помолчи.

— Но...

— Просто помолчи, — холодно сказал Хиаши, смерив напарника стальным взглядом.

Так потянулись долгие встречи, прогулки по парку, совместные походы и, пожалуй, в кинотеатре не осталось сеанса, который они не посетили бы. И всё это затянулось бы надолго, если бы Кими не взяла инициативу в свои руки и не предложила съехаться. Так у них было бы больше времени друг на друга и они сэкономили бы на жилье. Хиаши давно хотел предложить ей подобную затею, но вначале стеснялся, а затем сомнения стали одолевать его. «Правильно ли жить вот так — без регистрации брака? И если я предложу ей замужество, согласится ли она? А что, если узнав меня в быту, Кими разлюбит меня и бросит? Не стану ли я чёрствым и жестоким, как отец, искалечивший жизнь мамы?» Лицо Хиаши помрачнело и, закрыв его руками, опустив плечи, он всё рассказал.

Хьюга родился в семье банкира, его отец взял себе в жёны девушку из сельской местности без приданого. Говорили, что в молодости она была красива и за её руку и сердце боролось много достойных мужчин. Однако она выбрала самого недостойного из всех. Образ из рассказов и тот, который въелся в его память, разительно отличался. Смотря на неё, он едва ли мог разглядеть в ней признаки былой красоты. Худая, буквально высушенная женщина, с затравленным и вечно виноватым взглядом, опущенной головой и втянутыми плечами, семенила за отцом, боясь вздохнуть. Её голос всегда был безжизненно тусклый, движения вялыми и, смотря на неё издали, ему казалось, что она медленно умирала. Лишь когда отец активно жестикулировал, тыкал носом каждый раз в её происхождение, она резко выставляла локти вперёд, защищая лицо, скукоживалась, сжималась в комочек. Ребёнком он не понимал этот причудливый жест матери. Лишь когда ему исполнилось тринадцать и она ушла из жизни (по собственной воле окончательно раздавленная отцом), он также вытягивал руку, чтобы уберечься от побоев. В такие моменты он мечтал о совершеннолетии и своём побеге, на который каждый день откладывал деньги, выданные отцом строго на нужды. Как только он окончил школу, Хиаши забрал документы и, сев на поезд, уехал куда глаза глядят, и больше не возвращался. Иногда его одолевало любопытство: как там отец? Жив ли он? Искал ли его? И в порыве он начинал искать информацию, а потом резко одёргивал себя, ведь ту дверь он давно заколотил.

Кими утёрла его слезы и, взяв лицо в руки, серьёзно смотря, сказала:

— Ты — это ты. Хиаши, милый, ты никогда не станешь кем-то другим...

— Говорят, склонность к насилию передаётся генетически. Что, если однажды...

— Ты такой зануда, — мягко улыбнулась она. Он так любил её тёплую улыбку, реанимирующую после тяжёлых дел, вселяющую нечто светлое в душу. — И, кстати, я ещё не соглашалась на брак. На мой взгляд, нам немного нужно привыкнуть в быту, скопить денежек. А вот уже потом думать о создании семьи.

Выбрал он для женитьбы не самое удачное время, как высказывалось недовольно начальство, но тянуть уже было нельзя: Кими хотела детей (не менее трёх!), а для этого нужно было начать как можно скорее. Дети, по мнению Хиаши, должны быть зачаты только в официальном браке, никак иначе. О двухнедельном отпуске Хьюга, естественно, не мечтал, тем не менее, рассчитывал хотя бы на пару тройку дней. Однако, когда и на скромную просьбу отгула отказали, он немного расстроился, но понимал, что дело, которое они расследуют, не терпит никаких отлагательств — на кону тысячи жизней, если не больше. С основной работы его отпустили на неделю, поздравили всем бюро, одарив цветами, тортами и шоколадом. Свадьбы как таковой не было — так, скромная церемония в кругу близких друзей.

Уютную утреннюю идиллию нарушил громкий звонок телефона. От неожиданности Кими охнула и подскочила на стуле. Хиаши отодвинул тарелку с недоеденным омлетом и встал, положив руку на плечо жены, тихо сказал:

— Это меня, — в такую рань другого ожидать и не стоило.

Звонок затих, а затем начал трезвонить по новой. Так делал Хаширама, тем самым сообщая, что дело срочное. Сняв трубку, Хиаши откашлялся.

— Дуй в отдел как можно быстрее, — бросил напарник. Ни тебе здравствуй, ни до свидания.

— Что произошло?

— «Связного» кокнули...

— Как? — еле проговорил Хиаши. Неужели они поняли, что за ним следили? Теперь месяца бессонных ночей и проделанная тяжёлая работа коту под хвост. Он прислонился лбом к стене, шумно выдохнув. Они вернулись к начальной точке. Где же они прокололись, где были неосторожны?

— Застрелили у торгового центра, при свидетелях...

— Что?— удивился Хьюга. Подчерк был не «Джашин», те действовали очень аккуратно. Может это сообщение, что им нужно держаться подальше, что они следующие?

— Времени нет, Хиаши. Быстрее, его везут к нам... в отдел, — с придыханием, торопливо говорил напарник. — Мы можем его допросить, пока дело не передадут другой бригаде. Я уже выбил встречу...

Хиаши тут же повесил трубку, схватив с крючка пиджак, наспех надел ботинки и выбежал из дома, не попрощавшись с женой и не закрыв дверь. Из такси он вылетел, взобравшись быстро по лестнице, добежал до кабинета, со всего размаха открыв дверь. Хаширама ходил по комнате, сгрызая колпачок ручки.

— Ну наконец-то! — протянул следователь и, взяв его за локоть, потащил в коридор, наклоняясь, чтобы его не услышали посторонние. — У нас десять минут, чтобы расколоть паренька. Не под запись, понял?

— Что-то известно?

— Молчит как рыба. Отказался от адвоката, хочет написать чистосердечное. Тут явно нечисто, он засланец.

— Документы при нём?

— Нет, и в нашей базе он не числится. Не привлекался нигде.

Подозреваемый сидел на стуле, положив руки в наручниках на стол. Когда они вошли, он даже не повернулся, продолжая рассматривать свои пальцы. Такое часто встречалось у людей, испытавших сильный шок. Они замыкались и словно абстрагировались от реальности, пытаясь совладать со своими эмоциями и осознать совершённое. Первое, что бросилось в глаза, был юный возраст убийцы. Это был паренёк лет двадцати, может, двадцати двух, крупного телосложения с широкими плечами. Его потёртая кожаная куртка, чёрные джинсы и копна длинных засаленных волос относила его к молодёжи, увлекающейся роком. Полиция их не любила, они были вечным источником проблем: дебоширили, участвовали в массовых потасовках, обязательно что-то ломали в знак протеста, устраивали громкие концерты, мешая людям спать, и частенько злоупотребляли синтетическими наркотиками и алкоголем. Хиаши, отодвинув стул, сел, продолжая подмечать детали и составлять портрет. Хаширама сел вслед за ним.

Руки у подозреваемого были крупными, неухоженными, огрубевшими, ногти изломаны с торчащими заусеницами. Под ободком скопилась грязь, а кое-где на пальцах проступали тёмно-серые пятна. Вначале Хиаши подумал, что это глина, но потом понял, что мазут или масло, которое въелась в кожу. Юноша, возможно, работал в автомастерской.

— Здравствуй, — парень никак не среагировал, его тёмные волосы закрыли лицо, мешая считывать эмоции. — Старший следователь Хьюга Хиаши и Хаширама Сенджу.

— Бумагу. Я напишу признание, — низким с приятной хрипотцой в голосе сказал юноша, слегка приподняв голову. У него был волевой подбородок, придающий серьёзный вид и добавляющий возраст; красиво очерченные скулы, густые брови и чёрные непроглядные глаза, под которыми пролегли тёмные тени, либо от бессонных ночей, либо от вредных привычек.

— Сейчас, как раз готовят кое-какие документы. Но до этого нам нужно немного побеседовать. Как к тебе обращаться? — мягко начал Хиаши, понимая, что жёсткий напор лишь усугубит ситуацию.

— Мадара.

— Мадара, я сниму наручники, если ты обещаешь вести себя хорошо, — от этих слов подозреваемый ухмыльнулся, издав тихий смешок.

— Если вы трусите, можно не снимать.

— Хорошо, — холодно ответил Хиаши и, подойдя к нему, щёлкнул замком, парень потёр запястья. — Сколько тебе, двадцать три?

— Двадцать два.

— Ты отказался от адвоката, почему? — начал Хаширама.

— Я не трус. Я убил человека и не собираюсь оправдываться. Влетел один, — указав взглядом на дверь, — сказал, чтобы я всё отрицал и молчал. Послал его на хер. Я не собираюсь, слышите? —он повысил голос. — Не собираюсь ничего отрицать. Этот урод получил то, что заслужил. Я не сожалею. Как же он корчился и просил о помощи, когда я прострелил ему колени. Я хотел, чтобы он и дальше мучался, но набежали люди, стали кричать, вызывать скорую... для этого куска дерьма. Я не мог ждать. Иначе ему всё бы сошло с рук. Я знаю, такие всегда выходят сухими из воды.

— Что сошло с рук?

— Убийство брата, — они затихли.

— Маэда убил твоего брата? Когда?

— Третьего сентября... Он...— после долгого молчания Мадара продолжил, — повесился. Мы почти собрали всю сумму, не хватало совсем чуть-чуть, — ему стало тяжело дышать. — Он... — Хиаши вспомнил, как нашёл мать с перерезанными венами в ванной, бортики со стекающей кровью и свой крик. — Всем всегда было плевать на нас. Я говорил полиции, что это не самоубийство... Его подтолкнули, довели до этого. Но вы ничего не сделали, вы бездействовали. Он же был ещё ребёнком, — сглотнул юноша слюну и голос надломился, руки задрожали, — глупым мальчиком мечтающим о красивой жизни. Он не мог... не мог оставить меня, — опустил голову парень, и капли слёз покрыли стол.

— Кто вёл расследование?

— Неважно... Уже неважно.

— Важно, — сказал Хаширама, ударив по столу.

— Это другая префектура.

— Что значит другая префектура? — спросил непонимающе Хиаши.

— Я из префектуры К.

— Подожди, ты хочешь сказать, что приехал из К?

— Да.

— Но Маэда никогда не был в К, по крайней мере, последние полгода точно, — закрыл лицо рукой Хьюга и от досады цокнул. «Парень убил не того».

— Всё верно, Маэда никогда не был в К. Но мой брат был здесь, этот дурень поехал к нему. Маэда руководил всем. Жалкий трус, действовал чужими руками. Дерьма кусок, — сплюнув на пол, процедил Мадара. — Я убил кукловода, а не марионеток, которые к нам приходили, требуя денег, угрожая.

— Почему ты так уверен в причастности Маэды?

— Когда людям выбиваешь зубы гаечным ключом, они сразу же говорят тебе правду, — кровожадно улыбнулся он, смотря безумно на следователей.


* * *


Старик умер внезапно, но его смерть не была неожиданностью. Последнее время он был совсем плох, лежал в кровати, ничего не ел, жаловался на дикие головные боли. По утрам Мадара кое-как впихивал ему в рот кашу или суп, хоть тот противился и выплёвывал всё обратно. Тихой ночью, когда звёзды на небе были особо яркими, и в воздухе витал тонкий аромат цветов, старик испустил последний вздох. Мадара вошёл в дом и, стоя у кровати свернувшегося в калачик тела, уронил тарелку. Та вдребезги разбилась, испачкав пол кашей. Был апрель, почки на деревьях набухли, некоторые были покрыты розоватыми бутонами, и всю дорогу до кладбища их сопровождало заливистое пение птиц, словно природа прощалась, провожая в иную жизнь. В тот день они с Изуной плакали, нет, не на похоронах, а в комнате над гаражом. Старик был добр и, протянув руку в трудную минуту жизни, вернул веру в людей и показал надежду. Братья ничем ему так и не отплатили. Казалось, для него было счастьем просто находиться рядом с ними.

С уходом старика начались проблемы — государство конфисковало имущество, и их быстро выселили, так как прав у них не было. Землю купил какой-то предприниматель, снёс дом и начал строительство. Они часто приходили на развалины и смотрели, как их счастливые дни тонут в вязкой жиже бетона; как возводятся новые стены — для кого-то другого. Они не знали, почему ощущали при этом тоску, безысходность и пустоту, словно уничтожалось что-то важное и ценное в их душах, ведь это была обычная комната над гаражом, из кирпича, арматуры и бетона.

Начальник Мадары предложил переехать к нему, пока они на ноги не встанут. Повысил зарплату, и каждый в мастерской старался помочь. Мадаре нравился этот спокойный, тихий городок с отзывчивыми и добродушными людьми, но, думая о будущем брата, он понимал, что пришло время для переезда. Зарплаты здесь были маленькие, несмотря на то, что он подрабатывал в баре, скопить не удавалось. Школа, форма, поездки, питание съедали почти всё. Поэтому, дождавшись окончания следующего года, они со всеми душевно распрощались и уехали.

За лето объездили несколько городов, и лишь в одном Мадара нашёл себе хорошо оплачиваемую работу с бесплатным жильём (не самым лучшим, но вполне пригодным для жизни). Это было общежитие с общим туалетом на этаже и кухней, душевая была на первом и состояла из пяти кабин, поэтому в жаркие дни тут скапливалась очередь (до самого магазина, что находился через дорогу). И так бы продолжалось и дальше, если бы Изуна не стал выдавать талончики, а затем бронировать время для каждого блока. Вначале люди восприняли всё в штыки, но позже благодарили.

Здесь жили работяги компании: кто-то — семьями, кто-то — бригадами, кто-то — один. Некоторые работали на стройке, другие — на заводе. После тяжёлой рабочей недели жильцы любили пропустить бутылочку: за одной тянулась вторая, а за ней — третья. Поэтому по выходным общежитие шумело и гудело: то тут, то там завязывались драки, доносились крики и билась посуда. Мадара не раз участвовал в местных потасовках и даже кому-то сломал нос и руку, но закончилось всё полюбовно — двумя бутылками крепкого. Изуне не нравились все эти сходки: шум в начале пугал, а затем раздражал. Со временем брат стал отдаляться: появились приятели, с которыми он проводил большую часть свободного времени; в его шкафу лежала пачка презервативов, с каждым днём пустеющая и аспирин, чтобы быстро прийти в себя после вечерних посиделок. Речь стала грубая, хамоватая, и, чем старше они становились, тем сильнее ощущалась разница между ними. Иной раз, лёжа в одиночестве в захламлённой комнате, думая о будущем, Изуна представлял себя взрослым, состоявшимся человеком в отутюженном костюме с галстуком и кожаных ботинках, и рядом стоящего брата, вечно взлохмаченного, неопрятного, в дешёвой потрёпанной одежде. Тогда он испытывал стыд за него. А затем его грызла совесть за недостойные мысли, ведь брат пожертвовал своим будущем ради его. После он накрывал себя одеялом и, уткнувшись в подушку, тихо плакал.

Изуна взрослел, и его манеры и внешность разительно выделялись на фоне простых работяг. Он вытянулся и почти догнал брата, но комплекцией совсем не походил — был субтильным парнем с удивительно белой нежной кожей. Тонкие поджатые губы, ровный ряд белых зубов, длинные ресницы, круглое лицо с пухлыми щеками со слегка заострённым подбородком — всё это вкупе делало его миловидным. Он мечтал о щетине, что придаст образу хоть немного мужественности. Голос его изменился, стал притягательно бархатным — нравился одноклассницам, и раздражал парней. В школе его дразнили «девкой», и лишь сильный удар, которому научил его брат, ставил всех на место.

— Я не пойду в десятый, — поставил он в известность Мадару как-то.

Он только вернулся с работы — уставший, воняющий сигаретами, металлической стружкой и соляркой. Завалился на кровать, не сняв испачканную в машинном масле одежду. Изуна поморщился, почесав нос.

— Это ещё почему? Если дело в деньгах — не беспокойся, я оплачу, — полусонно пробормотал он и потёр глаза.

— Достало.

— Что-то случилось в школе? — уже обеспокоенно, приподнявшись, спросил он. Выпив из бутылки воду, достал пачку сигарет из кармана. — Обижают?

— Нет.

— Отстаёшь по каким-то предметам? Если надо, я найму репетиторов. Деньги не проблема. Но, на мой взгляд, у тебя хорошие оценки...

— Не нужно, — резко прервал брат.

Вся эта ситуация «во благо его будущего» тяготила, больше не хотелось тянуть брата на дно. Переход в старшую школу подразумевал поступление в университет, а он, скорее всего, не получит стипендию, и тогда брат снова возьмёт все расходы на себя. Да и корпеть над бесполезными книжками целыми днями не хотелось.

— Я тебя не понимаю, — затянувшись и выдохнув, продолжил, — я же сказал, деньги не проблема. Я хочу, чтобы, в отличие от меня, ты имел образование, нормально жил, а не горбатился на второсортной работе.

— Это ты этого хочешь, а не я.

— Да, я этого хочу, потому что знаю побольше, чем ты. Подрастёшь и спасибо ещё скажешь.

— Если ты так зациклен на образовании, сам и иди.

— Ха-ха-ха, — Мадара затушил сигарету в жестяной банке из-под консервов и поднялся, — для меня уже поздно...

— Ничего не поздно.

— Тебя что, девчонка отшила, что ты на взводе весь? — бросил он и, потрепав брату волосы, вышел в коридор на кухню. Там в холодильнике должна была остаться банка пива, если её никто не свистнул.

— Тебе просто удобно скинуть всё на меня, а самому пить, курить и трахаться!

Мадара тут же развернулся и, зайдя в комнату, громко хлопнул дверью. Кто-то из соседей крикнул, чтобы больше так не делали, иначе вся штукатурка посыпется.

— Я бы пошёл, но кто будет нас содержать? Ты? Хочешь бросить школу — валяй. Давай — бросай. Что ты будешь делать после, ты об этом подумал? Думаешь, перед тобой все двери откроются?! Я бы пошёл в школу, и в университет бы пошёл с удовольствием, если бы понимал, что из меня будет толк. Но, вот он я, — он расправил руки, — могу только копаться в железках, пить, курить и трахаться. Я же не для того всё делаю, чтобы потешить своё эго и однажды сказать: «Всё это — благодаря мне!». Нет, я хочу для тебя лучшей жизни, потому что ты достоин её, потому что ты другой. Ты посмотри на свои руки, — он взял и прошёлся по тонким пальцам, — они не созданы для грубой работы. Я себя никогда не прощу, если загублю всё это. Если ты думаешь, что я гроблю свою жизнь ради твоей, ты ошибаешься. Понимаешь, есть разные люди — кому-то суждено ползать, кому-то летать.

— Я устроюсь на работу, — одёрнув руку, зашипел Изуна.

— Куда? — ухмыльнулся Мадара.

— Не знаю. Продавцом, расфасовщиком на складе, дворником... Без разницы. Я хочу работать, зарабатывать, быть независимым, а не сидеть на твоей шее.

— Ну, хорошо, — потёр шею брат. — Если так неймётся, можешь устроиться в соседний магазин, там требуется продавец. Как раз каникулы. Работай сколько влезет, но потом вернёшься в школу.

— Я хочу уехать.

— Куда ты собрался, Изуна?

— Подальше от этого дерьма, — процедил зло подросток.

— Какого дерьма, Изуна?

— А ты разве не видишь? Это место — болото. Я задыхаюсь здесь, понимаешь? Все эти люди, постоянная вонь в коридоре, похабные шутки... Меня тошнит от всего этого, — дрожа всем телом, сказал мальчишка и утёр проступившие слёзы. — И ты тоже стал как они... Я не хочу учиться, и ты ошибаешься на мой счёт, я тоже рождён ползать... Пожалуйста, прими мой выбор. Обо мне больше не нужно заботиться, устраивай свою жизнь...

— Изуна, — обнял его брат и поцеловал в макушку.

Мальчик подрос и хотел самостоятельности. Смешанные чувства обуревали Мадару: гордость за этого щупленького мальчика, готового по собственной воле бросить вызов суровой жизни, и грусть, что дороги их в скором времени разойдутся и ему придётся принять его выбор.

— Хорошо. Если ты этого желаешь, я отпускаю, — сердце его остро кольнуло при этих словах, и он ощутил зияющую дыру в груди. — Я знаю, что, с моего позволения или без, ты в любом случае уйдёшь. Такие уж мы, — хмыкнул носом он. — Не хочу, чтобы оборвалось всё вот так. Не хочу, чтобы ты испытывал лишения. Поэтому, —Мадара повернулся и, открыв шкаф, достал с верхней полки коробку из-под обуви, а из зимних сапог свёрток, — вот, возьми. Эти деньги я копил на универ, но раз ты решил, что не пойдёшь, то они твои.

— Брат, не надо...

— Возьми, мне они ни к чему... Заработаю, — зажав крепко в его ладонях деньги, сказал он и похлопал по плечу. — Но обещай писать, чтобы я сильно не волновался. И знай — что бы не случилось, я всегда буду на твоей стороне, и ты всегда можешь вернуться.

Изуна ушёл, когда он был на смене, оставив на кровати клочок бумаги со смешной рожицей, как делал в детстве.

Жизнь Мадары размеренно текла, но была до безумия одинокой и пустой, словно с уходом брата потерялся смысл. Изуна временами писал, говорил, что устроился и получает побольше него, и скоро будет заботиться о нём. По его словам, брат снимался в модном журнале и рекламировал одежду — такой род деятельности был чужд Мадаре, но он ничего не говорил. Если нравится, думал он, то пусть фотографируется сколько влезет. Затем сообщения стали приходить всё реже и реже, пока его запуганный брат не возник в тёмном коридоре общежития.

Как оказалось, он связался с продюсерами (а на деле — аферистами) на одном показе, которые пообещали с три короба. За свои услуги запросили определённую сумму. Часть у него была, а часть он занял в быстрых займах, их ларьки стояли на улицах и выдавали кредиты под большие проценты. Мадара не понимал, как вообще они могли выдать такую большую сумму подростку, у которого даже заложить было нечего. Однако расспрашивать и без того напуганного брата не стал. Продюсеры куда-то смылись, долг рос, и предложений от журналов стало поступать мало. К нему пару раз наведывались люди, требуя денег и угрожающе помахивая битой. Когда он пошёл в полицию, те отмахнулись, сказав, что коллекторы не нарушают закон и ему лучше выплатить долг, пока те не подали в суд. В суд, впрочем, никто подавать не спешил, а звонки и визиты стали частыми, вплоть до того, что его караулили у дверей съёмной квартиры. Положив в рюкзак всё необходимое, под покровом ночи, сделав из одежды и постельного белья верёвку, он бежал через окно, привязав всё к батарее.

У Мадары были сбережения, но их было недостаточно. Заняв у друзей и коллег, он собрал почти полную сумму — оставалось совсем немного, и он подумывал о кредите. Тогда-то и пришли они, попутав комнаты, разбили всё до мелкой крошки и избили соседа до полусмерти. Изуна испугался до чёртиков — эти люди не шутили. Они узнали, где он находится, от них не скрыться, и он как полный идиот привёл их к брату, тем самым подвергнув его опасности. Мадара наведался в полицию, рассказав всё, но те развели руками, сказав, что для открытия дела нужно заявление пострадавшего, а он, увы, им не является. Сосед был в реанимации и не приходил в себя на протяжении трёх суток, соответственно, ни о каком заявлении не могло быть и речи.

Телефон запищал тогда, когда Изуна сидел на нервах в комнате, ожидая коллекторов. Мадары в этот момент дома не было — обивал пороги банков, прося выдать кредит. Он подпрыгнул на месте и дрожащими руками нажал на сообщение:

«Есть одно дело. Выполнишь — простим долг. Купи билеты до К, здесь тебя встретят. И без глупостей»

Не подумав, что это может быть подставой и, не поставив брата в известность, он взял деньги и двинулся на вокзал. В вагоне он сидел как на иголках, сгрызал ногти и нервно подёргивал коленом. На лице его проступила испарина и глаза бегали туда-сюда, следя за пролетающим пейзажем за окном. Все его мечты, слова, сказанные брату, казались теперь такими глупыми и наивными, что от досады он кусал губы. Стоило ему выйти из вагона, как двое мужчин, взяв под локоть, отвели в сторону. Дело было странное, нужно было как-то незаметно посадить шестилетнюю девочку в машину. Изуна понимал, что всё это попахивает киднеппингом, и ему поручили это дело специально, так как подросток не кажется подозрительным.

В парке было многолюдно, люди со счастливыми лицами, улыбками на пол лица, смехом, проходили мимо. Молодёжь, расстелив пледы, кучковалась на газоне, поедая гамбургеры и картофель фри. Дети с родителями кормили лебедей у озера. В воздухе витал запах сладкой ваты, счастья и беззаботности. Он подумал, что хотел бы провести так день с братом, но почему-то ярко осознал, что это никогда не произойдёт, потому что больше его не увидит.

— Ты обещала, ма, — раздался хныкающий тонкий голос рядом, и он повернулся.

Маленькие ручки вцепились в подол платья и тянули вниз. Изуна с лёгкостью узнал девочку с фотографии. Ее мать присела на корточки — каштановые длинные волосы всколыхнулись, переливаясь янтарём на солнце, глаза, полные тепла, посмотрели на дочку и, слегка улыбнувшись, она достала из сумки платок и утёрла стекающие по подбородку сопли. Изуна не помнил мать, но в его представлении она всегда была такой же доброй, заботливой и красивой. Ему стало жаль женщину. Наверное, она так же попалась в сети мошенников и те решили вернуть деньги шантажом. Он уже собрался уходить, поняв, что не сможет совершить преступление. Кто знает, что станет с бедным ребёнком? Неужели он готов пожертвовать счастьем этой женщины ради своего? Его окликнула незнакомка и он замер.

— Простите, не могли бы вы присмотреть за ней? Я сбегаю быстро за мороженым.

— Я?

— Ох, вы, наверное, спешите, — виновато сказала она и, взяв за руку девочку, двинулась вперёд. Дочурка не шелохнулась, упрямо стоя на месте, и захныкала пуще прежнего.

— Я устааала, — протянула она и затопала ногами.

— Изуми, прекрати капризничать, — повысила голос мать и посадила девочку на скамью. — Будешь так себя вести, в следующий раз не возьму тебя с собой.

— А мне и н-не надо... Я с-сама не пойду с тобой! — проглатывая слова и заикаясь, говорил ребёнок, глотая сопли. — Н-но ты, — громко хлюпнув носом, — обещала, что куп... купишь клубничное мороженое! — и завыла так, что у любого бы сердце ёкнуло.

— Так мы и идём за ним, — спокойно сказала незнакомка, стараясь не обращать внимания на показательное выступление дочери.

— Но я у-устала... Я здесь посижу…

— Да что же это такое?! — упёрла руки в бока мать.

— Я посижу с ней, — добродушно улыбнулся Изуна, вмешиваясь в разговор.

— Спасибо большое. Я мигом.

Изуна сел рядом. Девочка, видя, что мать пошла исполнять её желание, тут же успокоилась. Мадара говорил, что он ребёнком тоже был капризным и мама порой уставала выполнять все его желания. Девочка, размазав по лицу сопли и слёзы, повернулась к нему и стала бесцеремонно рассматривать. Она была миленькой, с большими влажными ресницами, пухленькими розовыми щеками, немного вздёрнутым носиком, крошечная родинка под глазом добавляла лукавый вид.

— Как тебя зовут? — промямлила она, всё так же с интересом изучая.

— Изуна.

— А меня Изуми, — просияв, прошептала она. Он улыбнулся, увидев широкую расщелину между зубами и только появляющиеся резцы. — Я скоро в школу пойду, уже умею читать и считать до ста, — с гордостью заявила она, поправив своё розовое платьице. — А ты умеешь?

— Раньше умел.

— Забыл? — он кивнул. — Значит тебе тоже нужно в школу. Но мама говорит, что чтобы пойти в школу, нужно уметь считать до ста, поэтому повторяй: один, — она загнула палец, требуя от него того же, и он, подыграв, стал повторять за ребёнком, — два, три, четыре...

— Спасибо большое. А это вам, — слегка запыхалась женщина и протянула клубничное мороженое.

— Вам нужно бежать как можно скорее. Если хотите уберечь дочь, — она тут же изменилась в лице. В глазах проступил страх и, выронив мороженое, она взяла девочку на руки и рванула вперёд. Издалека слышался плач, который вскоре затих.

Мадара рыскал по мокрым улицам в поисках брата. Телефон молчал третьи сутки и, когда зазвонил, он инстинктивно понял, что звонок не несёт ничего хорошего. Над ним нависла свинцовая туча, и когда грянул гром, сотрясая землю, он упал на колени, а затем на спину. Серое осеннее небо глумилось над ним, заливая водой лицо.


* * *


Хьюга сидел на ступенях у здания суда и выкуривал последнюю сигарету. История парнишки не давала покоя — ему было искренне его жаль. Может, требуя для себя высшей меры, он наказывал себя, чувствуя за собой долю вины? А может он просто не видит смысла жить. И до чего же может дойти ненависть, чтобы убить человека? Даже такого, как Маэда. А поступил бы он также, верша самосуд?

— Знал, что найду тебя здесь. Сколько дали?

— Двадцать пять.

— Может, выйдет по УДО, — присел рядом Хаширама и, зажав сигарету между губ, поднёс зажигалку.

— Полжизни псу под хвост.

— И не говори. Я тут кое-что выяснил... Про брата его.

— Что-то интересное?

— Он действительно повесился в отеле. Снял номер... Сам.

— Хочешь сказать, он действительно...

— Не знаю, я прочёл заключение судмедэксперта. Всё сходится, но...

— Что «но»? Говори.

— Они почему-то скрыли, что парнишка вступал в сексуальный контакт за пару часов до смерти. Были следы насилия. Стажер сказал по секрету, поймав меня на улице, — Хиаши выронил сигарету.

— С кем?

— На камерах никого нет, никто не заходил в номер в это время.

— Может, он уже был там.

— Если только есть какая-то потайная дверь. Я просмотрел запись несколько раз.

— А она есть, Хаширама. Я чувствую, что есть. Нам нужно обыскать там всё. Кто-то же провёл его. Это ведь первая зацепка и мы можем поймать хоть одного, предъявив обвинение.

— Какое обвинение, Хиаши? Всё чисто, дело закрыто. Тут без людей в полиции не обошлось, и участвуют во всём далеко не последние чины. И что мы, семь человек, можем сделать против них? Ты же понимаешь — нас тоже могут уничтожить.

— Предлагаешь сидеть сложа руки и смотреть, как наси... У тебя же у самого дети, разве тебе не страшно, что однажды они могут тоже попасться...

— Страшно, Хиаши, но нам их не одолеть. Нужно, чтобы хоть кто-то пришёл с заявлением в полицию, иначе мы бессильны.

Глава опубликована: 05.11.2024

Часть 29

Примечания:

Кто-то очень ждал главу об Итачи\Изуми\Шисуи. Тут их много)


Изуми открыла глаза и первое, что промелькнуло в них — ужас. Ещё раз взмахнула ресницами, явно пытаясь отогнать, по мнению Итачи, видение. Чтобы доказать, что всё реально, он мягко улыбнулся и нежно потёр её висок, затем ухо. Испытав при этом странное ощущение, сродни волнению на экзаменах, когда скручивает живот, ноги немеют, и ты ожидаешь бланки с тестами, как смертного приговора. Её полусонные глаза в страхе быстро захлопали, и она попыталась отодвинуться, избегая тесного контакта.

— Тише, упадёшь ведь, — ласково прошептал он и притянул поближе к себе, подальше от края.

Её тёплое хрупкое тело соприкоснулось с его, вяло поелозило, пытаясь отбиться. Он подумал, не будь она пьяна от снотворного и туго соображающей, то воспользовалась бы ситуацией, ударила в лоб, затем в живот — коленом, со всей силы. Жар прошёлся по телу, когда её бедро коснулось паха: было так приятно, словно он погружался в тёплую ванну после рабочего дня. Непроизвольно Итачи прижался к ней сильнее, проведя по спине рукой, задрал футболку, пальцы соприкоснулись с кожей, и он почти задохнулся, как в тот день в ванной. Это было так удивительно — открывать для себя телесный контакт и ощущать покалывание, нежное тепло, успокаивающее и в тоже время волнующее. Он опустил взгляд, пытаясь увидеть в глазах ту же негу, что разливалась по всему его телу, но наткнулся на слёзы, и только сейчас ощутил её дрожь и мурашки на коже.

— Хочешь в туалет? — ответом был сдавленный всхлип. Он поднялся и, взяв её на руки, посадил на унитаз, спустив штаны до колен. Она ещё раз яростно всхлипнула, пытаясь дать понять, чтобы он ушёл. Если не поддержит её, то она упадёт прямо на пол, поэтому он продолжал стоять, придерживая плечи.

—У… Уйди, — протянула она словно пьяная. К ней возвращалась речь, и это не могло не радовать. Он боялся, что её сотрясение усугубится из-за вчерашнего падения, и времени для восстановления потребуется больше. Ночью, для подстраховки, перед сном он вколол немного из барбитуратов. Как ему показалось, это было лишним для её истощённого организма, но, видно, опасения были напрасными. Правда сегодня Изуми была более заторможена, чем вчера, но, возможно, когда действие лекарства пройдёт, к ней вернутся силы и она снова что-либо учудит. Полное физическое восстановление, естественно, в ближайшее время не ожидалось, но встать на дрожащие ноги она вполне была способна.

— Я уже несколько раз видел, как ты мочилась. Тогда тебя не смущало моё присутствие, так что не строй из себя капризного ребёнка, — холодно сказал Итачи и поднял глаза к потолку, услышав плеск воды. Смыв, и натянув её штаны, он отнёс девушку в ванную комнату и посадил на стул, обтёр лицо мокрым полотенцем, поднеся стакан с раствором к губам, дал ополоснуть рот. Её тихий плач стих. Изуми, прислонив голову к стиральной машинке, сонно моргала. — Голова болит? — спросил он, вытащив из шкафа перекись с бинтами.

— Да... С...вет вы...чи, — он выключил свет, оставив лишь маленький светильник, комната погрузилась в полутьму.

— Я чуть позже дам тебе от боли, пока терпи. Мне нужно обработать, — опустившись на пол, он стал распутывать бинты.

Кровь снова прилипла к ткани. Наполнив таз, он опустил её ноги. Вода моментально окрасилась в розовый. Осмотрев раны, обтерев голени, Итачи смочил вату в перекиси и обработал порезы, которые постепенно заживали.

— Если их не заматывать, они быстрее затянутся. Я оставлю так, если обещаешь не глупить и не вставать на ноги, — сказал он и в ответ ему было лишь тихое сопение. Изуми провалилась в сон. Перенеся её в спальню, он накрыл её тонким покрывалом и поправил подушку под головой. Её желудок заурчал. — Голодная, — ухмыльнулся он. Она причмокнула, Итачи улыбнулся — это напомнило ему Саске, когда тот ещё малышом лежал в постели и сосал большой палец.

Зайдя на кухню, следователь достал пару яиц и разбил над раскалённой сковородкой, в тостер закинул два ломтика хлеба и, достав овсяные хлопья, влил разбавленное молоко и поставил на огонь. В последнее время он ощущал прилив сил, словно в него вдыхали жизнь и пустота после ухода Саске потихоньку восполнялась. Он стал замечать, что на его лице чаще стала играть улыбка, а бессонница ушла, как только Изуми оказалась в его кровати. В нём снова нуждались и это делало его счастливым. Бросив цукаты, ложку мёда и всыпав снотворное, он размешал кашу. Взяв салфетки, направился в комнату. Нужно было накормить её, вколоть обезболивающее и завершить начатую работу. В связи с последними событиями, Саске мог прийти к нему в любой момент для выяснения отношений, правда, он надеялся на разговор после похорон, без посещения квартиры. Однако подстраховаться стоило.

Девушка спала, перевернувшись на живот и тихо сопела. Поставив еду на тумбочку, он выдвинул шкафчик и, достав ампулу с обезболивающим, наполнил шприц и, приподняв рукав футболки, вколол. Она еле заметно вздрогнула, но не проснулась. Он убрал её ломкие волосы с лица, подумав, что их следует остричь и, нежно касаясь щеки тыльной стороной руки, зашептал:

— Просыпайся, Изуми, — она что-то хмыкнула, продолжая спать.

Бросив попытки её разбудить, мужчина вышел, оставив дверь открытой. Ни дрель, ни стук молотка её не разбудили.

Когда у Итачи на тарелке оставался небольшой кусок яичницы, до него донёсся пронзительный плач.

— Ма-аа, ма... — лёжа на спине, закрыв лицо ладонями, постанывала Изуми. — Пааа, — а затем закричала так, что он тут же подскочил к ней, закрыв рот. Её руки безвольно упали, стеклянный устремлённый куда-то в пустоту взгляд пугал до чёртиков. Слёзы не переставая текли ручьями по щекам. Он похлопал её по лицу, чтобы она пришла в себя, но это было безрезультатно, казалось, она была сейчас где-то в прошлом, или в каком-то кошмаре, который её парализовал. Губы побледнели, стали мертвенно-синими, а затем Изуми глубоко вздохнула, словно пыталась запастись воздухом, а через секунду обмякла, потеряв сознание. Если бы не вздымающая грудь, он бы подумал, что девушка умерла. Но не успел он потрясти её, как всё её тело скрутилось в нервных судорогах, будто он экзорцист, а она — страдалица, служащая вместилищем для дьявола. Она затряслась и стиснула зубы, слюни пеной потекли по щекам.

— Ооо, чёрт, — беспомощно простонал он, понимая, что у неё начался эпилептический припадок. В школе один мальчишка страдал данным недугом и Итачи иногда наблюдал подобные вещи на уроках. Пытаясь вспомнить, что делал подбежавший учитель, он растерянно смотрел, как выгибалось её тело, подёргивались конечности. Он видел частые судороги Саске при ломке, но они не вызывали в нём чувство беспомощности, не вселяли ужас, только боль. Он знал, что это реакция организма на долгое отсутствие дозы, и нужно перетерпеть. Здесь же всё было иначе: он понятия не имел, чем припадок был вызван, насколько это всё затянется и не умрёт ли она, если не оказать помощь.

Мужчина помнил, что учитель поворачивал голову мальчика набок, чтобы слюна не попала в дыхательные пути, и, слегка придерживая плечи, ждал, пока приступ пройдёт. От волнения лоб Итачи покрылся испариной, руки подрагивали, а сердце готово было выпрыгнуть из груди. Казалось, за время приступа, он и вовсе не дышал. Когда её тело расслабилось, пальцы разжались и вздутые вены на лбу исчезли, он выдохнул и снова пришёл в смятение. Её сознание не возвращалось. Похлопав пару раз по щекам, пытаясь привести в чувство, он нервно дотянулся до телефона, чтобы понять, что делать дальше. Выполнив всё по предложенной инструкции, переместился на край кровати (писали, что после припадка люди бывают агрессивными и возбуждёнными, не узнавая окружающих) и, притаившись, ожидал её пробуждения. Досчитав до тысячи, Изуми открыла глаза и в панике дёрнулась в сторону. Её дыхание участилось, казалось она задыхается, глаза забегали по комнате, пытаясь ухватиться за что-то знакомое, а затем остановились на нём, рассматривая его то ли с ужасом, то ли с удивлением.

—У тебя был эпилептический припадок. Как ты себя чувствуешь? — мягко начал он, успокаивающе поглаживая её ноги. — Не бойся, всё позади, — пытаясь придать голосу больше нежности, проговорил Итачи. Девушка поджала к себе ноги и схватилась за подушку. — Изуми, тебе надо успокоиться и немного отдохнуть. Я выйду, а ты поспи. Хорошо? — она кивнула.

— О-ос-таа-ся, — проблеяла она, пряча лицо в подушке, стоило ему дойти до двери.

— Ты хочешь, чтобы я остался? — удивлённо вскинув брови, спросил он. Изуми кивнула и немного подвинулась, освобождая место рядом с собой. Итачи растерянно присел на кровать и подложил под спину подушку. — Тебя накрыть одеялом? — она вновь кивнула, прижимая подушку сильнее, словно это был её оберегающий щит. Итачи на мгновенье задумался над покупкой игрушки для неё. — Тебе приснился кошмар?

— Д-д-аа...

— Они нереальны, не стоит их бояться, — сказал он и провёл рукой по её взмокшим от пота волосам. — В детстве меня мучили кошмары. Снилось, что мама меня душит, и я боялся засыпать.

Изуми слегка приподняла голову, нахмурилась и испытующе посмотрела на него, будто пыталась уличить его во лжи. Она так сильно напоминала прозорливого Саске в детстве, что он невольно улыбнулся ей.

— Я не вру. Мне снилось, что она приходит в комнату и душит подушкой, что-то шепча. Я потом сторонился её, боялся подойти. Перед сном она всегда заходила в мою комнату, а я быстро выключал свет и притворялся спящим. У меня кровь в жилах стыла при мысли, что она решит остаться и прилечь со мной. Мама не любила темноту, а я, наоборот, искал в ней спасение, прятался в самых тёмных местах, надеясь, что темнота меня скроет. Сейчас я понимаю, насколько это было глупо. Это был лишь сон, который я перенёс в реальность. Ведь мама никогда не причинила бы мне вреда. Твоя каша уже остыла, — отходя от воспоминаний, сказал он, посмотрев на тумбу. — Может, хочется чего-нибудь?

— М-мо-рр-же-н...

— Мороженое? — она немного спустила подушку вниз и мягко, наивно улыбнулась. Что-то было странное в ней, в этой чистой улыбке, но он не мог понять, что. Может, просто отвык видеть её на лице.

— К-клу-ч-е…

— Ты хочешь клубничное мороженое, — Изуми довольно промычала. — Хорошо, будет тебе мороженое, только если поспишь, — девушка свела брови домиком, как малое дитя.

После увиденного он смягчился и ему хотелось сделать для неё что-то хорошее, что на время поможет отвлечь от своего безвыходного положения. Если он будет к ней добрее, она проникнется к нему и выложит всю правду. Ему совсем не хотелось подсаживать её на наркотики — всё это приблизит её к смерти. А сегодня, видя её припадок, Итачи понял, что совсем не хочет этого. Не то, чтобы он начал испытывать к ней симпатию, просто она же в действительности могла оказаться его сестрой, и... Не найдя ещё парочку убедительных аргументов, он посмотрел на неё: большие, влажные, по-детски наивные глаза разглядывали его с неподдельным интересом; в таком состоянии, запертая в его квартире, она не представляла угрозы для Саске. Он позаботится о ней, как брат о сестре, а снотворное — это в целях её безопасности, чтобы уберечь от самой себя.

— А-а к-как т-те-я з-з-оов-вут? — вопрос пронёсся по комнате и зазвенел в его ушах, заставив оцепенеть, а затем озадачиться: неужели она потеряла память? Тем не менее, её поведение до этого говорило об обратном. Может, после приступа двинулась умом? Или стоило ему проявить хоть немного мягкости, как она тут же решила начать новую игру, в которой она хочет его победить?

«Что смотришь на меня? Изучаешь, думаешь, анализируешь? Изуми, если хочешь сыграть — я подыграю, только долго ли ты продержишься?»

— Неужели ты не помнишь меня, Изуми? — придав голосу удивление, спросил он, не сводя с неё глаз. Она отрицательно качнула головой.

— Ма... с-се-г-о-ня т-то-же не п-п-ридёт?

— Ма? — переспросил он, не понимая, о чём идёт речь, а затем ухмыльнулся, чуть не расхохотавшись вслух.

«Только не говори, что ты решила впасть в детство. Это беспроигрышный вариант, ведь я не смогу причинить вред ребёнку. Додумалась же. Какая же ты хитрая сука, и странно, что до сих пор тебе не удалось убежать».

— Сколько тебе лет, Изуми? — она нахмурилась по-детски и стала с серьёзным видом загибать пальцы, и показала семь. Он устало протёр рукой лицо, абсолютно ничего не понимая.

«Неужели сейчас передо мной семилетняя Изуми? Ну невозможно так играть... Её поведение до припадка и сейчас разительно отличалось. Взгляд, улыбка, жесты, даже эти вздохи кричат о том, что она ребёнок, только тело взрослое. Да что, чёрт возьми, творится? И если она действительно вернулась в детство, появится ли взрослая версия или она останется такой навсегда?»

— Ма... злит-тся, д-аа?

— С чего ма злиться на тебя?

— Я не п-послуш-аалась и уу-шл-а и-гр-ать... У-у-бежала. Ма не л-люби-т... к-ко-г..., — речь заело, и девушка часто заморгала.

— Не любит, когда ты так делаешь, — решил помочь он ей, Изуми в благодарность улыбнулась и закивала.

— Р-ру-гает... Г-гов-ит, что б-б-р-осит меня н-не-послу-ш-шную, — её было трудно понять и приходилось напрягаться, чтобы разобрать слова.

— Значит, ты непослушная девочка?

— Н-еет-т, — с обидой в голосе, твёрдо ответила она и напыщенно фыркнула.

— У ма кое-какие дела, вот она и уехала.

— С п-па? В-вме-тте с па?! — удивлённо воскликнула Изуми. Он, растерявшись, словил воздух ртом. «Видимо, совместные поездки были редкими для их семьи. И, возможно, слухи о неверности матери недалеки от правды».

— Да, вместе с па. Они попросили позаботиться о тебе, пока их не будет. А теперь будь послушной девочкой и поспи, — она обречённо вздохнула и, подложив руки под щёку, закрыла глаза.

Когда она заснула, он спрыгнул с кровати, взъерошив волосы. Голова трещала от всего происходящего, хотелось встать под холодный душ и прийти в себя. Достав другой телефон, он набрал Орочимару.

— О, какие люди в такой час, — завёлся лилейно врач. — Проблемы у девчонки? Я угадал? — довольно зашипел он.

— У неё недавно был эпилептический припадок.

— Да, такое может быть.

— Почему не предупредил? — возмутился Итачи, присев на диван. На том конце что-то лязгнуло, Орочимару на кого-то шикнул.

— Забыл, ты же так спешил. Всё обошлось? Она пришла в себя, или в отключке?

— Она в сознании, но речь, — противный скрежет заставил следователя скривиться и убрать телефон подальше от уха, — заторможена и она... считает, что ей семь лет.

— Семь лет? А до припадка сколько было?

— Не знаю, она не говорила, — холодно процедил Итачи. Говорить с Орочимару не было особого желания, но он был единственным человеком, к кому можно обратиться и прояснить сомнения. — Но вела себя как обычно.

— Интересно, — протянул Орочимару. — А как обычно — это как?

— Могло ли...— проигнорировав вопрос, начал Итачи. Этот скользкий тип всё норовился узнать детали.

— Нет, может быть только ухудшение памяти, но при долгом течении болезни. А речь может быть заторможенной, но скоро всё пройдёт, тут ещё и сотрясение сказалось.

— То есть она притворяется?

— Не исключаю, — злорадно хихикнул он. — Нужен осмотр у специалиста, может, у неё какие-то повреждения, опухоль. Я же мог не заметить. Я не в этой области специалист.

— Это исключено, — отмёл предложение Итачи.

— Я знаю одного, если хорошо заплатишь, приедет на дом и будет нем как рыба.

— Спасибо, обойдусь.

— Ну, тогда остаётся наблюдение. Поставь запись и следи — человек не может долго притворяться, где-то, да и облажается. А девочка, как я вижу, непростая совсем... Ты поэтому её держишь? Нравится, когда с тобой играют? Заводит...

— Да пошёл ты.

— Можно и без грубости, я всегда к тебе с душой. И переходи на нейролептики, если ещё не перешёл — они сделают её более спокойной.

Отключив телефон, он бросил его на диван, тот провалился в расщелину. Опрокинув голову на спинку, положив ногу на ногу, зажмурил глаза, устало помассировав переносицу. Досчитав до сорока, приводя мысли в порядок, Итачи вынул из кармана свой повседневный телефон и заказал контейнер клубничного мороженого и маленькую портативную камеру. Затем, немного помедлив, кинул в корзину плюшевого мишку, парочку кукол барби, а затем убрал, подумав, что семилетие девочки в них не играют. Вместо них выбрал цветные карандаши, альбом, сборник детских сказок, которые читал братишке, когда тот был ребёнком, и вернул плюшевого медведя.

Курьер привёз всё в течение часа и оставил в лобби. Приняв холодный душ, пообедав и поставив суп на плиту, он спустился вниз забрать заказ. Попробовав кончиком языка бульон, снял с огня кастрюлю, оставив остывать. Зайдя в комнату, мужчина включил свет. Изуми проснулась, сонно протирала лицо кулачками, на лице отпечаталась мятая простынь, а в уголках губ застыла слюна, девушка облизнула пересохший рот и почесала нос, а затем, повернув к нему голову, жалобно посмотрела и отчего-то смутившись, отвела взгляд, сплетая пальцы.

— Я х-х-очу в т-туа-л-лет, — еле слышно пискнула она, закусив губу.

Обойдя кровать, он подошёл к ней, чтобы взять на руки, но стоило ему нагнуться, как она приподнялась, обхватив его шею руками, положила подбородок на плечо, а затем потёрлась носом о щёку, пропустив волосы через пальцы. От неожиданности он чуть не рухнул на неё, но успел вытянуть руку, оперевшись о стену.

— Что ты делаешь? — едва выдохнул он.

Мазнув губами по скулам, девушка отвела голову в сторону, и её взгляд встретился с его. Большие тёмно-карие глаза, почти чёрные из-за расширенного зрачка, были в непозволительной близости — он разглядел янтарно-медовые стромы радужки и тёмно-шоколадный лимб. Итачи не моргал, не в силах закрыть глаза, он продолжал тонуть в тёплом свете. Живот скрутило, и охватившая его на мгновение дрожь напугала. Он сгрёб её в охапку и потащил в треклятый туалет.

— Я с-сама, — запротестовала Изуми, схватившись за ткань, когда он собрался приспустить её штаны. — Я у..ж..е вз...лая.

— Хорошо, — быстро выпалил Итачи, и прикрыл дверь. Чувства путались, на это раз ему было некомфортно находится там, она с сознанием ребёнка, телом взрослого, вводила его в ступор заставляя чувствовать стыд вперемешку со странным желанием находиться рядом, ощущать тепло её тела.

— Ащщ, — прошипела Изуми, и он тут же распахнул дверь.

— Я же сказал не наступать, — бросил он, смотря, как она пытается встать на ноги.

— Ааа, бо..льно, — глаза тут же увлажнились, однако она упрямо продолжала попытки. — Б-больнооо. П-почем-уу?

— Ты поранилась, когда играла, врач запретил вставать на ноги пару дней. Поняла? — она, шмыгнув и утерев слёзы, кивнула.

— К-когдаа? П..поч...ему я не по-м-мню?

— Ты ударилась головой, вот и не помнишь, — на этот раз она уткнулась носом в шею, и тёплое дыхание защекотало кожу. Дорога в десять шагов до комнаты ещё никогда не казалась такой длинной. Убрав с кровати одеяло и подложив под спину две подушки, он усадил её на постели. Когда он появился в проёме с мороженым, Изуми в предвкушении потёрла ладони и восторженно охнула. Криво взяв ложку, она прошлась по светло-розовой глади, облизываясь, и не успела поднести ко рту, как всё шмякнулось прямо на простыню. Итачи тут же подскочил за салфеткой, про себя проматерившись. Постельное бельё сегодня снова придётся менять. Не успел он отвернуться, как она попыталась взять всё рукой, ещё больше размазав.

— Что же ты, я уберу, — раздосадовано проговорил следователь, оттирая пятно. — Теперь ты вымазалась вся, — она нахмурила брови и облизнула палец, затем второй. «Какого...», — внутренне прокричал Итачи, ошеломлённо на неё смотря, и вылетел пулей из комнаты. Сердце стучало так, словно он пробежал марафон, напряжение в теле росло, и ему хотелось, чтобы оно спало, от ноюще-щекотящего чувства под кожей хотелось лезть на стенку.

Он бросился в ванную и, быстро раздевшись, встал под ледяные струи воды. Счёт не помогал, события последних дней пролетали перед глазами, заставляя сердце биться сильнее и тело гореть. Вода теперь казалась кипятком, обжигала кожу, он хотел, чтобы всё поскорее закончилось. Прислонившись головой к стеклу и закрыв глаза, Итачи провёл рукой по вставшему, изнывающему члену и промычал, закусив губу. Ноги покалывало, спина напряглась, рука быстро заскользила, принося горькое удовольствие. Он представил, что целует вздёрнутые от холодной воды соски, обводит языком рваное родимое пятно под грудью, касается живота, а затем, поворачивая, проводит рукой по веренице родинок вдоль позвонков. Она выгибается, он что-то шепчет и, слегка приподняв бёдра, медленно проникает в неё. В глазах темнеет, дыхание учащается, и, толкнувшись в ладонь, он громко стонет. От вида обмякшего члена и стекающей по руке сперме, его воротит и он почти себя ненавидит, намыливаясь мылом.

Он не знает, сколько пробыл в душе, впервые потеряв счёт времени, впрочем, по вылизанному контейнеру, понимает, что долго. Наблюдая за ней чуть поодаль от дверного проёма, вытирая мокрые волосы полотенцем, осознаёт первую за сегодня оплошность: он оставил её одну в комнате с распахнутой дверью. А затем вторую — он забыл установить камеру, пока она спала. Может быть уже сегодня, если бы он не сглупил, у него развеялись бы все сомнения. А ведь она могла убежать, и он бы даже не услышал щелчок замка, настолько был поглощён собой. Раз Изуми этого не сделала, не доказывает ли это, что она и впрямь потеряла память, или оценив свои физические возможности, решила не рисковать и остаться в комнате? Нет, Изуми, которую он знал, воспользовалась бы любым шансом, почти любым. Если только она не решила, что он её проверяет.

— В-к-кусно, х-хочу е-щщё, — протянула она, немного наклонившись, показывая тем самым, что она его заметила.

— На сегодня, пожалуй, хватит, у тебя ещё суп на очереди, — ответил он, повесив полотенце на плечи.

— Ф-фуу, — выпятив нижнюю губу, фыркнула Изуми, и сбросила контейнер на пол. — Ой, — он нутром чувствует, что это не случайность, сделано специально — для проверки границ дозволенности или его реакции. Итачи понимает, что совершил за сегодня третью ошибку: дать лакомство перед супом было большой глупостью, сейчас в неё навряд ли запихнёшь суп. Однако, сегодня она ничего толком не ела, а через четыре часа он снова погрузит её в сон до утра. Следователь молча поднял контейнер и, присев около неё, взял за руку и мягко сказал:

— Съешь суп, и я подарю тебе подарок.

— М-мо-ро-жено-е?— заговорщицки спросила она. Глаза загорелись неподдельным интересом и, прищурившись, она наморщила носик.

— Нет, кое-что получше. Только пообещай, что съешь всё, — он вытянул мизинец и Изуми, немного подумав, сомкнула на нём свой.

Стоило ему поднести к ней миску с супом, как она с отвращением наморщилась и отодвинула его руку.

— Т-тут м-о-кк-фь. Я н-не ем.

— Значит пришло время научиться её есть. Ты обещала, помнишь? — играть роль заботливого взрослого было утомительно, ему хотелось побыстрее её отключить, чтобы хоть немного отойти от детских капризов.

— Д-да, н-но т-ты не г-го-ворил, ч-то м-мо-р-к-фь и-и, — её глаза округлились в ужасе, Итачи с удивлением заглянул в миску, рассчитывая увидеть там каких-либо жуков или тараканов, — л-лу-к!

— Твою же мать, — не сдержавшись, прошипел Итачи, вспоминая, что ни он, ни Саске не капризничали и ели всё, что давала мама. Не всё им нравилось, но, скрепя зубами, они ели. И если перед ним действительно семилетняя Изуми, а не взрослая версия, решившая над ним пошутить, то свою маму она явно доводила до чёртиков. — Хорошо, не ешь морковь и лук, но всё остальное нужно съесть, тут всего-то лапша и курица.

— Н-не б-буд-ду.

— Тогда ни подарка, ни мороженого не будет, — она тут же выхватила ложку и, зачерпнув бульон, со злостью запихнула в рот, а затем выплюнула на его штаны и перевернула тарелку. Одеяло, пол, и даже часть стены были вымазаны в бульоне.

— Ах... Ты издеваешься, — тут же подскочил он и схватил её за подбородок, неистово тряся. — Думаешь, я тут буду под твою дудку плясать? Полагаешь, я не понял твой план, но это, — он указал на беспорядок, — было слишком. Переиграла, поняла? Поняла меня? Спектакль окончен! — его яростный взгляд тут же исчез, когда он увидел её скривившееся от ужаса лицо и глаза, полные слёз, подрагивающий носик и сжатые губы, сдерживающие детский всхлип. Если она и играла, то делала это мастерски. Нужно проверить, нет ли в её прошлом курсов актёрского мастерства.

— Пр-ро-сти. Я, — захлёбываясь говорила она, и с каждым словом он чувствовал себя поганей некуда. Как же его всё достало, пусть лучше вечно молчаливая Изуми, чем такое чудо. — Я вс-ёёё с-съ-еем. Я в-ссё у-бб-е-рру. Т-ты т-толь-ко не з-злии-сь.

— Прости, я вспылил. Ты успокойся, хорошо? Не будешь суп — не надо, не ешь. Я сделаю бутерброд, хорошо? Ты же любишь бутерброды? — детские истерики он терпеть не мог. Когда маленький Саске плакал из-за ссор родителей, у него в душе возникало странное смятение.

— Я б-уд-дуу с-сууп, — он закатил глаза. Интересно, мать ей давала подзатыльники за такие капризы? Его отец бы точно дал ремня. В их семье она бы не прижилась.

— Я говорю, если не хочешь — не ешь.

Он забрал тарелку с ложкой и побежал на кухню. Нарезав хлеб, положил помидор и ломтик сыра.

— Что ты делаешь? — Изуми сползла на пол и, стянув одеяло с кровати, на коленях протирала пол.

— У-уб-би-рраю, — утирая слёзы, заикаясь, бурчала девушка. Она определённо сведёт его сума.

Кое-как отцепив её от одеяла, Итачи потащил её на кухню и, усадив на стуле, с несвойственным ему раздражением поставил перед ней тарелку с бутербродами, а сам вернулся в спальню — мыть пол и менять бельё. Загружая стиральную машину, он осознал четвёртый просчёт: он показал всю планировку квартиры. Она смотрела в окно, наблюдая за тем, как медленно и тихо падают снежинки в свете уличных фонарей. Почувствовав его присутствие, она подпёрла щёку рукой и посмотрела на него с щемящей грустью.

— Х-хоч-уу ещ-ёёё.

— Нет, Изуми, — отрезал Итачи, подходя к ней.

— К-какао.

— У меня нет какао, — она насупилась и разочарованно вздохнула.

— Только чай.

— Чай с-с с-саа...

— Чай с сахаром. Будет тебе чай с сахаром, — обречённо сказал мужчина, поставив чайник.

Утром она кое-как разлепила глаза, и час провалялась в постели, пытаясь собрать себя после сна. Движения у неё были снова вялыми, она не говорила, лишь хныкала, хватаясь за голову. Возиться с ней сегодня не было времени, с протестами запихав кашу и постелив под неё одноразовую пелёнку, он вколол ей приличную дозу снотворного и начал собираться на похороны. Сегодня предстоял тяжёлый день: разговор с Шисуи, который на него злился из-за случившегося (но тот быстро отходил, поэтому не представлял особой сложности), и, скорее всего, с Саске, которого он не видел почти два года. Его охватило волнение от предстоящей встречи и, сделав пару глубоких вдохов, он закрыл дверь, вернув себе прежний холодный, невозмутимый вид.


* * *


Будильник прозвенел раньше обычного, Шисуи специально поставил на два часа вперёд, так как понимал, что сегодня ему понадобится больше времени. Сев в кровати, он уткнул локти в колени и закрыл руками опухшее от слёз лицо. Он вслушивался в своё ровное дыхание, тихое биение сердца, и тишина, что окутывала комнату, никогда ещё не казалась ему такой гнетущей —погребающей заживо. И тут он услышал тихий вздох, над самым ухом почувствовал тёплое дыхание, лёгкое касание к плечу. Шисуи замер, не смея дышать, волосы на загривке встали дыбом, и кожа вмиг покрылась мурашками.

— Не сдавайся.

Пульс оглушительно застучал в ушах, он резко обернулся — никого. Нет, ему не почудилось, он не сошёл с ума, она была здесь мгновение назад, он ощущал, отчётливо слышал.

— Изуми! — вскрикнул он. От голых стен отразилось холодное эхо.

Мужчина вскочил и включил свет. Обыскал каждый угол: сбросил с кровати одеяло, одёрнул шторы и открыл шкаф, в панике пробежался по квартире, и как помешанный с горящими глазами, взглянул на ворох вещей на полу, пытаясь разглядеть знакомый силуэт.

— Изуми! — пустая тишина вскоре поглотила всё вокруг, и лишь тихая поступь его шагов нарушала её. — Как... такое возможно, — прошептал он под нос, опустившись на диван.

Вспомнив рассказы людей, которые приходили к ним в отдел и говорили, что видели призраков погибших близких, Шисуи закрыл рот рукой, чтобы заглушить горький всхлип. Он тогда им не верил, и, оставшись наедине с Итачи, частенько с сарказмом обсуждал услышанное. Так мозг смягчал удар, думал он, ведь большинство людей не могли принять неожиданный уход родных. Внезапную смерть было сложнее пережить, так как у людей всегда оставалось сожаление, что они не успели сказать последние слова, проститься или раскаяться в чём-то. Поэтому многие обращались к экстрасенсам или гадалкам, чтобы те открыли некий портал и передали сообщение. На чужом горе наживались шарлатаны, организовывая сеансы с душами усопших, но мало кто приходил с жалобами в полицию, ведь спасение от вечно поедающей вины хоть и было ложным — всё же было спасением. Сейчас, столкнувшись с необъяснимым, его скептицизм отошёл на второй план. Может, существует потусторонний мир, за гранью его разума, сотканный из плотной материи, через которую сложно пробиться?

Изуми никогда ему не снилась, он даже не ощущал некую связь, которая присутствовала у Мадары. Возможно, это связано с тем, что он был реалистом. Невзирая на то, что в нём теплилась надежда найти её живой и невредимой, он всё же понимал нереальность этой мечты, поскольку перед глазами всегда маячила сухая статистика. И вот сейчас, когда он решил раз и навсегда похоронить воспоминания о ней, потому что невыносимо болезненно проживать их в своей памяти и осознавать упущенные возможности, ошибки и беспомощность перед будущим — Изуми пришла напомнить о себе. «Не сдавайся». Что это, чёрт возьми, значит?! Она хочет, чтобы он жил дальше без неё, не тонул в самоистязании, или чтобы искал её убийцу, несмотря ни на что?

Изуми лёгкой походкой вошла в кабинет, вполголоса поздоровавшись, тихо юркнула в свой угол и включила компьютер. Явно надеялась, что никто не заметит опоздание на десять минут. Шисуи при виде неё тут же встрепенулся и, проследив за ней, отвёл взгляд. Следователь избегал Изуми второй день, сухо приветствовал и обращался исключительно по делу. Он чувствовал себя неловко после провального секса, ему было стыдно смотреть ей в глаза, и впервые мужчина боялся остаться наедине с девушкой, поэтому выходил из кабинета вслед за Итачи. Это было глупо и по-детски, но он ничего не мог с собой поделать. Казалось, она высмеет его, тем самым задев самолюбие. Изуми не проявляла никаких эмоций по отношению к нему, вела себя как обычно, и не искала встреч с ним, видимо, предпочтя забыть произошедшее раз и навсегда.

«Дурацкая затея была, — говорил себе Шисуи, вырисовывая хаотичные круги в блокноте. — Не стоило начинать. Сплошная морока. Стоит, наверное, поговорить и сказать, что это было большой ошибкой и у нас ничего не получится. И вообще, всё это неправильно».

Пока он размышлял над произошедшим, Итачи подошёл к её столу и положил на край светло-коричневый конверт, а затем демонстративно посмотрел на часы.

— 10 минут 23 секунды.

— Что? — непонимающе спросила Изуми, подняв глаза.

— Ты опоздала на 10 минут 23 секунды.

— Извините, — промямлила девушка, выдержав строгий взгляд, — автобуса долго не было.

— Значит, выходи раньше. На работу нужно приходить вовремя, — холодно проконстатировал он.

— Больше такого не повторится.

— Следующего раза просто не будет.

— Поняла, — сглотнула она и опустила голову, сжав губы от досады.

Шисуи стало жаль девушку, и он хотел было заступиться. С кем не бывает, один раз уж можно опоздать, но затем осёк себя. Вмешавшись в разговор, он бы привлёк внимание Итачи, и тот сразу бы просёк, что между ними что-то есть. С другой стороны, напарник отчитывал за дело, но можно было как-то мягко сказать, она же всё-таки девушка. Нужно с ним на этот счёт поговорить.

— Отвези в девятый и передай Майто Гаю лично в руки, тут попутали экспертизу. Скорее всего, у них наша, — пояснил Итачи, указывая на конверт.

— Хорошо, — поднявшись, сказала Изуми.

— Затем загляни в лабораторию, забери результаты трасологической экспертизы по делу №222. Если ещё не готовы, то отчитай как следует. Мы уже две недели не можем передать дело в прокуратуру из-за этого. Скажи, что нам всё равно, что там аппарат сломан. Пусть в другой город отправляют, но к среде чтобы всё было готово. Поняла? — Изуми качнула головой. — И вот деньги, — девушка нахмурилась, когда он достал из кармана пиджака аляпистый небольшой конверт, — на обратном пути зайди в кондитерскую и купи торт, — он замолчал, словно пытаясь вспомнить что-то важное и продолжил, — на своё усмотрение... Цветы тоже. Сегодня у секретаря день рождения, надо поздравить. У всех дела, никто не может отлучиться. Справишься до обеда?

— Да, я всё сделаю.

— И... — он указал на стопочку папок на подоконнике, — нужно будет вбить в систему до пятницы и спустить в архив.

— Хорошо.

— Тогда ступай. Первым делом к Майто, а то его после одиннадцати не найдёшь в отделе.

Изуми вернулась ровно к обеду, с коробкой, перевязанной красной лентой в одной руке и букетом кремовых роз в другой, поставив всё на стол, с облегчением вздохнула.

— Успела, — улыбнулась она и, запустив руку в сумочку, достала бумажник, — вот, сдача. Был только муссовый и эти розы были самыми красивыми. Я бы съездила в центр, но боялась не успеть.

— Всё нормально, красивые цветы, — подойдя к столу, сказал Шисуи и начал развязывать ленту. Его охватило любопытство, и он приоткрыл коробку, — и торт, — улыбнулся следователь и невзначай прошёлся рукой по её спине. Она тут же расправила плечи и покраснела.

— Мог бы не открывать, — пробубнил Итачи, — теперь завяжи так же красиво, как было.

— Ты иногда такой зануда! Как было, я уж точно не завяжу, но постараюсь максимально красиво.

— Позвольте мне, — девушка подошла к коробке и, взяв ленту, завязала пышный бант.

— А у тебя талант! — с восхищением воскликнул Шисуи.

— Жаль только, бестолковый, — прошептал напарник, улыбка с лица Изуми тут же сошла. Шисуи озадачился, из-за чего друг так сегодня взъелся на девушку. — Спасибо, Изуми, — мягко сказал Итачи, решив загладить едкое замечание. — Соберёмся все и пойдём поздравлять, а потом на обед. Изуми, мы с Шисуи будем там, где обычно, присоединяйся.

— Я... обещала пообедать с Тен-Тен, — суетливо ответила на предложение девушка.

Секретарь, принимая поздравления от отдела, была на седьмом небе от счастья. Она тут же разрезала торт, каждому достался тонкий кусочек лакомства; по окончании рабочего дня женщина пригласила в бар коллег — пропустить бокал вина или пива за её счёт. Все дружно захлопали и прокричали в заливистом смехе, что ей придётся сегодня спустить всю зарплату, а затем в хорошем настроении разошлись на обед.

— Между вами что-то произошло? — спросил Шисуи, как только они сели за столик.

— Между кем? — насупился Итачи, махнув официанту.

— Между тобой и Изуми? Неужели так на неё взъелся из-за опоздания?

— У неё ветер в голове. Я понял, что нужно быть построже.

— Что-то случилось на выезде?

— Нет, — резко одёрнулся Итачи, — допустила пару ошибок в рапорте. Зелёный чай и кацудон, — сказал он возникшему официанту. — А вот у тебя явно что-то произошло.

— Что? С чего ты взял? — напряжённо спросил Шисуи.

— Ну, ты открыл меню и пялишься на него уже минуты три, в то время как знаешь его наизусть.

— Тебя не проведёшь, — ухмыльнулся он, обратив внимание на удивительную особенность напарника подмечать детали. — Мне то же самое, что и ему.

— Что тебя беспокоит?

— Я на днях переспал с девушкой, — закрыв рукой лицо, Шисуи облокотился на стул.

— Ты снова за старое, — издал сдавленный смешок следователь, достав из кармана мятную конфету. — В прошлый раз такая связь влетела в приличную сумму. Что на этот раз подцепил?

— Ничего. И хватит вспоминать тот случай, я был пьян и забыл про резинку. Это было лишь раз!

— Который имел серьёзные последствия, — Шисуи закатил глаза. — Тогда в чём проблема?

— Я, в общем, как бы тебе сказать... — он понизил голос и, наклонившись к нему, прошептал сквозь зубы, — трахался как девственник. Нет, даже первый раз не был таким провальным.

— И тебя это беспокоит?

— Конечно, беспокоит. Что она теперь обо мне думает...

— Странно... Мне казалось, тебе всегда было фиолетово, — официант поставил еду на стол и быстро удалился. Итачи отпил глоток чая и взялся за кацудон. — Девушка понравилась?

— Она не в моём вкусе.

— И снова странно, ты обычно не спишь с теми, кто не в твоём вкусе, — иронично хмыкнул Итачи, разжёвывая мясо.

— Что тут странного? — скрестив руки, с неким раздражением произнёс Шисуи. — У меня давно не было, и тут она подвернулась.

«Нет, Изуми мне не нравится. Да, она достаточно милая и всё на месте. Правда, небольших размеров. Она неопытна и это забавляет. Это просто интерес. К тому же она во мне не заинтересована, значит, не будет выносить мозг. И она... удобный вариант, с которым можно перепихнуться на неделе. Вот и всё».

— Может, поэтому так и вышло.

— Может быть.

— Просто забудь, как обычно.

Раньше так бы он и поступил, однако обстоятельства были сейчас иные, и он не мог просто на это закрыть глаза и исчезнуть с первыми лучами солнца. Чувствовал некую ответственность перед Изуми и боялся, что это скажется на её дальнейших отношениях с мужчинами. Да и оставить всё в подвешенном состоянии было некрасиво и эмоционально сложно для каждого. Им ещё работать вместе, и кто знает, во что выльется молчание. Им нужно поговорить и поставить точку в их странных, ещё не начавшихся отношениях.

Рабочий день закончился без серьёзных инцидентов. Когда он вернулся с выезда вместе с Итачи по пустяковому делу с двадцать пятого (ребёнок не вернулся из школы, как впоследствии оказалось, тот тусовался у друзей в соседнем подъезде), кабинет был пуст, жалюзи закрыты. Стул Изуми был задвинут и на столе стояли две стопки папок, одну из которых она, по-видимому, уже вбила в систему, а другую оставила на завтра. Часть сотрудников покинули свои рабочие места, отправились либо в бар, либо по домам. Ночная смена, состоящая из парочки человек, собравшись в общей комнате, о чём-то спорила. Итачи, наведя порядок на рабочем месте, попрощался, предупредив, что завтра у него выходной, но, если случится что-то серьёзное, он приедет. Шисуи вышел последним, выключил свет, закрыл дверь, и, подойдя к общей комнате, пожелал смене хорошего дежурства. Заведя машину, он решил отправиться в тир, сделать пару выстрелов и привести мысли в порядок.

Запах пороха, громкие звуки выстрелов, отражающиеся от стен оглушительным эхом, разгоняли по венам адреналин. Людей было не так уж и много. Обычно в этот час не было свободных мест и приходилось ждать минут пятнадцать, пока кто-нибудь отстреляется. Четыре стойки были свободны и, подойдя к боковой, Шисуи надел очки и наушники. Сосредоточился. Ему нравилось это состояние полного контроля над собой и умение концентрировать внимание только на мишени. В такие моменты всё уходило на второй план, даже звуки, и те исчезали. Выстрел, затем второй, третий, и всё в яблочко, как и всегда. Он довольно ухмыльнулся и, повернувшись, через перегородку заметил Изуми. Она, вытянув руки, прищурилась, слегка наклонила голову набок и нажала на курок. После череды выстрелов, мишень приблизилась, показывая результат: три за приделами радиальных линий, и один в двоечку. Её лицо сразу же отразило недовольство, и это было вполне понятно — новички и то попадали хотя бы в пятёрку или семёрку. Когда она освободила магазин, чтобы вставить новый, следователь подошёл к ней со спины и прикоснулся к плечу, от испуга девушка чуть не выронила оружие.

— Привет, — широко улыбнулся Шисуи.

— Ты меня напугал, — переводя сбившееся дыхание, прошептала девушка, развернувшись и сняв наушники.

— Часто здесь бываешь?

— Да, после перестрелки в двадцать пятом. Но, как видишь — безрезультатно. Итачи прав, из меня никудышный следователь.

— Ну, — протянул мужчина, — стреляешь ты и правда плохо. Всё приходит с практикой, Изуми. Тренироваться и тренироваться, — она удручённо кивнула. — Но делать это нужно правильно. Кто тебя учил стрелять? У тебя неправильная стойка, — он приблизился к ней и, развернув, опустил руки на плечи. — Отведи правую ногу немного назад. Да, вот так. Спина... Не так сильно вперёд и... назад тоже. И не надо прицеливаться, наклоняя голову, делай это посредством рук. Да, теперь всё верно, — и прежде чем надеть ей наушники, он шепнул, — отбрось все мысли. Есть только ты и цель. Поняла? — девушка кивнула. — Один за радиус, два в пятёрочку и один в восьмёрку. Уже неплохо.

— Спасибо! — воскликнула Изуми, не скрывая радости. — Я никогда не попадала в чёрное яблоко.

— Ещё немного и будешь стрелять в десяточку, — по дружески весело сказал он и, заглянув в глаза, продолжил. — Не сдавайся раньше времени, — её лицо на миг изменилось, бровь задёргалась, и она болезненно сглотнула.

— Будь как бамбук. Мой бамбучёнок, — прошептала она еле слышно и пошатнулась, чуть не упав. Следователь плохо расслышал, что она сказала, но успел быстро среагировать, схватив её за локоть.

— Тебе плохо? Изуми? Изуми!

— А? Да, — моргнув, словно отходя ото сна, пролепетала. — Я сегодня не обедала, вот в глазах и потемнело.

— Ты же с Тен-Тен пошла обедать? Обманула, значит?

— Я хотела закончить дела, а потом так погрузилась в работу, что забыла.

— Тут недалеко есть неплохая пиццерия.

— Я домой поеду. Спасибо, — коротко сказала она, поморщившись и растерев грудь рукой. Она была бледной как смерть и пальцы слегка подрагивали.

— В таком состоянии ты никуда не поедешь. Грохнешься где-нибудь на улице, а потом нам с Итачи расследовать дело придётся о пропавшем стажёре, — пошутил он и приобнял за талию. — Если дело в деньгах, я заплачу. Раз в неделю я бываю щедрым.

— Я верну с зарплаты.

— Тогда только с процентами, как в банке. Поэтому лучше соглашайся на мою щедрость, — она хихикнула, и в душе у него разлилось тепло.

Они сели в машину, Изуми прислонилась к стеклу и прикрыла глаза, уйдя в себя и что-то шепча под нос. Он свернул в переулок, чтобы объехать пробку, и минут через пятнадцать припарковался у пиццерии. Вкусный запах выпечки раззадоривал желудок и, взяв пепперони со сладким горячим чаем, они сели в самом углу, возле окна. Она аккуратно надкусила кусок, и тонкие нити сыра потянулись за ней. Облизнув губы, девушка снова потянулась к еде. Он никогда не думал, что есть пиццу можно настолько эротично. Сейчас, вблизи, при ярком свете, она показалось ему удивительно нежной и красивой: тонкие пальцы и запястья, красивая и пленительная линия губ, немного припухлые щёки, и родинка под глазом добавляла озорство. Изуми взглянула на него, и на мгновение он потонул в тёплой неге карих глаз. Если бы девушка не задала вопрос, он бы наверняка её поцеловал.

— Почему ты не ешь?

— Я не голоден, — подпёр он подбородок рукой.

— Я всё это не съем, — возмущённо улыбнулась она.

— Значит, заберёшь домой. Не обижайся на Итачи, он не плохой, иногда бывает резок.

— Я не обижаюсь, — обтерев пальцы о салфетку, Изуми заправила прядь за ухо и грустно посмотрела в окно. — Это всё из-за моего признания.

— Признания?

— Тогда на выезде, я сказала, что влюблена в него. Теперь он, скорее всего, считает, что я несерьёзно отношусь к работе.

— А что он ответил? — чуть помедлив, спросил Шисуи. Несмотря на то, что ему было известно о чувствах Изуми (только полный профан мог не заметить восхищённые взгляды в сторону Итачи), он ощутил странное смятение и разочарование при её словах.

— Сказал, что я ошибаюсь и эта никакая не любовь, а благодарность за то, что спас меня. Но он ошибается, Итачи понравился мне с первого дня, — смущённо произнесла она, обхватив чашку руками.

— И ты поэтому переспала со мной. От обиды. Ты меня использовала, чтобы... — с несвойственной горечью произнёс он, в упор смотря на неё.

— Есть такое. Мне кажется, или ты злишься на меня?

— Могла бы сказать правду.

— Я думала, Итачи тебе рассказал. Ты же сам сказал, что знаешь о моих чувствах к Итачи, и что он не ответит мне взаимностью и тебя это не смущает.

— А в первый раз почему ты меня не оттолкнула? Тебе же нравился Итачи, и ты ещё не знала, что он ответит.

Она отпила глоток остывшего чая, а затем, посмотрев на стол, пожала плечами.

— Не знаю... Наверное, я хотела освободиться.

— Освободиться? От чего? — поинтересовался Шисуи, нахмурив брови, не вполне понимая смысл сказанных ею слов.

— От неудачного первого раза, — ухмыльнулась она, и за этой полуулыбкой крылась какая-то бездонная печаль. — Ты же заметил, что я совсем не «горячая штучка» в постели и извини, что тогда расплакалась… в первый раз. Я не знаю, что на меня нашло... Если описывать то состояние — невыносимая грусть, переплетённая с радостью. Я так и не сказала тебе спасибо.

— За что?

— За ту ночь. Ты меня освободил. И я пойму, если ты хочешь прекратить всё это. С такой неумехой как я мало кому захочется возиться.

— Подожди... — абсолютно ничего не понимая, взъерошил волосы Шисуи и надул щёки как ребёнок. — Ты не против продолжить?

— Да, если тебя не смущает моя неопытность.

— Поедем ко мне? — спросил он, взяв её за руку.

Он не знал, почему так поступил, ведь целый день обдумывая в мыслях всё произошедшее между ними хотел всё закончить, но сейчас, смотря на неё, ему совсем не хотелось ничего прекращать. Что-то в ней привлекало его, и он хотел понять, что.

— Прямо сейчас? — он кивнул. — Тогда можно принять у тебя душ?

— Можно и в туалет сходить, — смеха ради сказал он, тем самым вызвав улыбку.

Взяв вещи, они поспешно двинулись к выходу, и вдруг Изуми резко остановилась у витрины с мороженым и как заворожённая смотрела на разноцветные субстанции, глаза её бегали из стороны в сторону, словно пытались найти нечто.

— Хочешь мороженое? — спросил следователь, проведя по спине рукой.

— У нас сегодня акция — три шарика по цене одного, — сказал продавец.

— Три клубничных, пожалуйста, — произнесла она, дотронувшись пальцами до стекла, как дитё.

— Девушка, вы можете выбрать три разных вкуса. Все по одной цене будут, — уточнил парень, накладывая на вафельный рожок шарик мороженого.

— Я хочу три клубничных.

— Как скажете.

— Любишь клубничное? — открывая перед ней дверь, поинтересовался Шисуи. — Изуми, что с тобой? Почему ты плачешь? — она надкусывала шарики, и слёзы текли по щекам ручьями.

— Я не знаю... Оно такое вкусное. Попробуй, — протянула девушка рожок.

— Даже не знаю… Вдруг надкушу и тоже заплачу, — она рассмеялась сквозь слёзы. — Странная ты, Изуми.

Он включил радио, перелистнул новостной канал и поймал волну с неспешной музыкой. Изуми шмыгала носом и доедала лакомство, а он, плавно поворачивая руль, ощущал напряжение во всём теле, которое только усилилось, стоило ему увидеть издалека свою многоэтажку. Открыв дверь, он нащупал выключатель и включил свет, а затем отошёл в сторону, пропуская её вперёд. Пока она разувалась, Шисуи скрылся в комнате и, распахнув шкаф, стащил чистое полотенце.

— Вот тапочки и полотенце. Если нужно что-то из одежды, могу поделиться футболкой. Но, думаю, одежда тебе не нужна, я всё равно с тебя её сниму.

— Спасибо, — её смущение было настолько обворожительно, что он готов был говорить пошлости до бесконечности, лишь бы видеть лёгкий румянец и влажный взгляд.

Пока она принимала душ, следователь бегал по квартире и прятал вещи по полкам. Вымыть полы и пропылесосить он, конечно, не мог, но прибраться на кухне и спрятать разбросанные где попало носки стоило. Взмыленный, он сидел на кровати и вслушивался в шум воды. Сердце забилось быстрее, как только шумный поток остановился. Руки немного подрагивали, и его охватил страх, что он снова оплошает. Изуми появилась в проёме, обмотанная в полотенце (довольно смелое решение с её стороны), переминаясь с ноги на ногу, тянула одной рукой край махровой ткани вниз, пытаясь удлинить и прикрыть стройные ноги. Он же смотрел на неё как заворожённый: на концы слегка влажных волос, налипших на оголённые плечи, на отводящие в смущении глаза, на лёгкий румянец, появившийся явно не от принятия горячей ванны, на мелкие капли воды, медленно стекающие по слегка загорелой коже ног, оставляющие после себя влажные полосы. Шисуи сглотнул и облизал пересохшие губы.

— Подойди ко мне, — сбивчиво произнёс, шумно сглотнув.

— Я выключу свет, — потупив взор, сказала она.

— Я включу ночник, — она кивнула. Выключатели щёлкнули, и комната наполнилась приглушённым интимным светом.

Девушка подошла и опустилась на кровать, не смея взглянуть на него. Казалось, её волнение и смущение передалось ему. Повернувшись к ней, не знал, что делать, растерянно бегая глазами. Когда он провёл большим пальцем по нижней губе, подбородку, почувствовав тёплое дыхание на своей коже, лёгкое головокружение охватило его. Изуми подняла томный взгляд, и он потянулся за поцелуем. Нежно и трепетно касаясь мягких губ, Шисуи оглаживал скулы, шею, отчего подушечки пальцев приятно покалывали. Он бережно уложил её на кровать и отвернул полотенце. Она тут же прикрыла грудь и сомкнула ноги, прикрыв лобок другой рукой.

— Расслабься, Изуми, — прошептал он ей и самому себе, пытаясь унять дрожь в теле. Нежно убрав её руку в сторону, пальцами, невесомо обвёл розовый ареол, задел сосок, отчего она часто задышала. — Ты такая красивая, — поцеловал ключицу, оставляя влажный след, огладил впалый живот и почувствовал лёгкий трепет её тела. — Очень, — обвёл по рваным краям родимое пятно.

— Не говори так. Я чувствую себя неловко, — Шисуи приподнялся и посмотрел ей в глаза, прищурившись.

— Ты не любишь комплименты? Твой первый никогда не говорил, как ты сексуальна, когда стонешь? — прошептал он ей, сорвав с губ вожделенный вздох, лаская её между ног. Она немного раздвинула ноги, подалась вперёд, разрешая проникнуть чуть глубже, и, запустив пальцы в его волосы, притянула к себе.

— Нет.

— Мудак, — оттянув зубами нижнюю губу, зло прошептал он. — Если чувствуешь неловкость, можешь и мне что-то сказать, я люблю получать комплименты.

— Ты смешной, — улыбнулась она. Шисуи захохотал.

— Такое лучше не говорить в постели. Это совсем не заводит.

— Извини, — Изуми прикрыла ладошкой рот. — Я не знала, что сказать, и ляпнула первое, что пришло в голову.

— Всё хорошо, — сказал он, чмокнув в носик. Сняв быстро рубашку и штаны, он навис над нею, жадно целуя шею и плечи, спускаясь ниже, ласкал грудь, живот, рёбра. Изуми извивалась под ним, тихо постанывая, то отстранялась, то подставлялась под поцелуи. Разведя широко её бёдра, Шисуи прикоснулся губами к лобку. Девушка тут же дёрнулась, пытаясь выползти и сомкнуть ноги.

— Остановись. Ты обещал, — задыхаясь, сказала она. Он нежно поцеловал бедро, стараясь успокоить. — И не смотри, — захныкала Изуми, закрыв глаза рукой.

— Ты боишься? Ты же знаешь, я не причиню тебе вреда, — успокаивающе шептал мужчина.

— Я знаю... Просто это слишком для меня. Я не готова и мне стыдно. Ты обещал...

— Хорошо, — сказал он, приподнявшись и лёг рядом с ней.

— Извини, — прошептала она и села на кровати. — Мне лучше уйти.

— Подожди, Изуми, — сказал он, обхватив за талию, прижался к её спине, положив голову на плечи. Он не хотел, чтобы они вот так расходились, нутром чувствовал, что если сейчас не остановит её, то следующего раза уже не будет. — Ты меня прости, я не подумал... Поторопился. Останься, — Шисуи поцеловал её между лопаток, — прошу.

Он накрыл их обоих одеялом, и они долго лежали в тишине, смотря в потолок, где тень от светильника очертила полукруг. Слегка соприкасаясь плечами друг с другом, вслушиваясь в размеренное дыхание, он нащупал её руку и, переплетя пальцы, положил себе на живот. Ему ещё никогда не было так хорошо и спокойно, как сейчас, рядом с ней. А затем она развеяла тихую магию, приподнявшись с кровати и своим твёрдым решением вернуться домой, пока метро не закрылось. На его уговоры остаться или подвести, отрицательно мотала головой. И он остался один в своей квартире. Постель ещё хранила тепло её тела и, зарывшись в подушку, он уснул, впервые не жалея о несостоявшемся сексе.

Утром они встретились на работе и до этого провисшая между ними неловкость наконец-то исчезла. Вместе съездили на выезд (молодая пара умерла от передозировки в собственной квартире), оформили документы, он помог внести информацию из папок в компьютер и она, поблагодарив его, пошла спускать всё в архив.

— Ещё раз привет, — распахнув дверь, весело сказала Тен-Тен.

— Неужто соскучилась? — улыбнулся он.

— Ты не представляешь, как, — подыграла коллега.

— Ой, ой, — зацокал Шисуи, — с огнём играешь. Как бы твой жених не узнал, что ты флиртуешь на рабочем месте.

— Может с огнём играешь ты, — игриво, изогнув бровь, сказала Тен-Тен и бросила взгляд на пустое место Изуми. — Куда ты её снова отправил?

— В архив.

— Загоняли вы с Итачи девчонку.

— Я ей, между прочим, помог.

— Да ты джентльмен.

— И всегда им был, — шутливо сказал он, потерев шею.

— Пусть зайдёт ко мне, как придёт.

— Значит, нас стыдишь, а сама хочешь на нашу стажёрку дела повесить.

— А вот и не угадал.

— А зачем она тебе?

— Это только между нами девочками, — прищурилась она.

— Я что-то пропустил? Когда вы стали подружками?

— Шисуи, ты иногда такой дотошный, — фыркнула Тен-Тен. — Совет хочу спросить, какая начинка лучше для свадебного торта.

— Ты же отложила свадьбу.

— На месяц, не на всю жизнь. И торт заказывать нужно уже сейчас, так как очередь. Ты не представляешь, как на самом деле сложно всё организовать.

— А почему отложила?

— То место, где я хочу провести свадьбу, будет свободно через месяц и, предугадывая твой следующий вопрос, скажу: когда приглашу на свадьбу, тогда и узнаешь где. Вот же, всю информацию выпытал!

— На то я и следователь.

— Передашь мою жизненно важную просьбу.

— Передам.

— Тен, — крикнул Саске, проходя мимо по коридору.

— Что?

— У нас вызов.

— Что-то серьёзное?

— Пустяковое дело, быстро управимся.

Через час Тен-Тен не стало.

Выходя из дома, Шисуи подумал позвонить Мадаре и рассказать о случившемся. Ему казалось, только он поймёт его и найдёт лучшее объяснение. А может она приходила и к нему, оставив сообщение. Набрав номер, он прислонил телефон к уху и вслушивался в протяжные гудки. Тот не брал трубку.

Снег приятно хрустел под ногами и искрился при свете фонарей, лёгкий мороз пощипывал кожу, вдали неизменная труба от котельной фыркала сизыми клубами пара, люди стояли на остановке, спускались в метро. Для них это было обычное будничное утро, ничего не значащее. Но не для него. Открыв дверцу машины, Шисуи достал щётку и смахнул с лобового стекла наваливший за ночь пушистый снег, завёл мотор и поехал на работу. К часу он надел пальто и, дав указания своему стажёру, вышел на улицу. Ему нужно было успеть зайти в цветочный и купить белые тюльпаны, хоть Мадара настаивал на лилиях. В лилиях было изящество, а в тюльпанах непорочная простота, и именно это он видел в ней всегда. Свернув за угол, он заметил знакомую фигуру. Говорить с Итачи не хотелось, и он прошёл мимо, не обращая внимания.

— Шисуи, подожди! Дай мне объяснить, — поравнявшись с ним, сказал Итачи.

— Не сегодня!

— Шисуи, я знаю, что ты злишься на меня и имеешь полное право. Но я не мог иначе...

— Не сегодня, Итачи! — перебив его, прикрикнул он. — Ты поступил подло. Я не ожидал, что ты способен на такое. Может чуть позже я пойму тебя, но не сейчас... Не в этот день, — устало сказал он и потёр переносицу. — Ты пойдёшь на её похороны после всего?

— Она мне тоже была по-своему дорога, мы работали вместе... Я знал её... и, как и ты, расследовал дело о её пропаже. Переживал. Ты, Рок и Саске могли ввязаться в дело, которое погубило бы вашу карьеру. Рок — хороший парень, отсидится дома несколько месяцев и его восстановят, как только всё утихнет. Я защитил вас от самих себя, потому что ты и Саске мне дороги. Ты бы так же поступил ради Изуми. Мы с тобой не такие уж и разные — готовы поступиться принципами ради близких людей. Изуми мертва, и ты должен это принять. Искать её убийцу — похоронить своё будущее.

— Почему ты хочешь, чтобы я сдался?

— Чёрт возьми, Шисуи! Я хочу, чтобы ты жил!

— Ты читал? Она была жива шесть месяцев назад, — голос стих, подбородок задрожал, а в груди стало невыносимо тяжело.

— Да, — почти беззвучно произнёс Итачи на выдохе, выпустив облачко пара.

— Мы... могли найти... Если бы не прекратили поиски, — он сморгнул слёзы с пушистых ресниц и закрыл рот рукой. — Мы что-то упустили.

— Мы сделали всё возможное, — ответил напарник и, приблизившись к нему, обнял.

— Как мне с этим жить? — плечи его задрожали.

— Не знаю, — искренне ответил Итачи.

Глава опубликована: 05.11.2024

Часть 30

Журналисты стояли у входа на кладбище, как жалкие стервятники в поисках падали. Им безразлично чужое горе, плевать на девушку, что лежит в гробу. Пара интересных кадров и интервью — вот, ради чего они готовы морозить свои задницы. Когда аппарат щёлкнул перед носом, ослепляя глаза, Мадара зашипел и со всей силы оттолкнул рукой корреспондента. Тот чуть не упал, но бушующая толпа репортёров подхватила его и снова подтолкнула вперёд.

Вместе со вспышкой, ярким пятном пронеслись воспоминания его ареста: как вели в наручниках из здания суда, толкая в спину, словно он был закоренелый преступник — мразь, убивавшая невинных. Прежде чем его затолкали в машину, несколько репортёров щёлкнули фотоаппаратом, запечатлев на плёнке понурое лицо. Кто-то поодаль крикнул: «Убийца!», и краем уха он услышал смачный плевок. Ему тогда стало так тошно и мерзко от всего происходящего, ведь та сволочь, которую он пристрелил, не заслуживала никакого сострадания. Убив его, он наоборот оказал услугу — спас тем самым множество людей. Мадара повернулся, чтобы расквасить лицо тому ублюдку и втолкать в него истину, но получил удар в грудь от сопровождающего, и угрожающий совет: «Не рыпаться».

Прикрыв воспалённые глаза рукой, Мадара последовал за белым гробом, сжимая в другой руке букет из белоснежных лилий. Как только он перешагнул за ворота кладбища, всё стихло, оставляя позади гомон толпы. Высокие ели, высаженные вдоль забора, покрытые снежным ковром, поглощали противные звуки, храня сон усопших под толщей мёрзлой земли. Под лучами яркого солнца выпавший за ночь снег стал подтаивать, оседать и покрываться тонкой ледяной коркой. Мадара чуть не поскользнулся, но удержался, закусил язык, сдержав брань. Шисуи нагнал его быстрым шагом, положил руку на плечо, молча поздоровался. Подавленный и потерянный вид парня всколыхнул жалость, и он, потрепав его по волосам, опустил взгляд. Ему хотелось облегчить боль, поддержать, сказать, что время лечит. Но это было бы неправдой. Чушью, придуманной людьми, которые никого никогда не теряли. Ничего не проходит — затухает на время и возвращается с новой силой, проходится по оголённым нервам с первыми мокрыми каплями дождя на асфальте. Спит до поры до времени, как дракон в логове пещеры, готовый в один миг тебя пожрать. Поэтому он промолчал.

Среди многочисленной толпы неизвестных ему людей, что стояли рядом, опустив головы, он был рад видеть знакомое лицо. За небольшой отрезок времени они с Шисуи сблизились — жаль, что только общее горе сроднило. Гроб опустили, священник произнёс речь, сжимая в руках библию. Мадара не знал, была ли Изуми католичкой или исповедовала синтоизм, но он был католиком, а она, судя по её рассказам, какое-то время жила в католическом приюте. Сам он был человеком не верующим, но, когда встал вопрос о кремации, он подумал, что так после смерти не встретит её. Рай ему, конечно, не светит, но встреча на перепутье в ад точно должна была состояться — с братом и с ней. Поэтому как бы ему не хотелось вновь притянуться к бутылке и топить боль и одиночество обжигающим спиртом, он решил сдержаться, ведь не посмеет смотреть ей в глаза, если нарушит обещание (она то свою часть выполнила). Ему и так сейчас было стыдно за те дни, когда он был пьян в стельку, справляясь с её исчезновением.

Комья красно-жёлтой глины полетели вниз, гулко ударяясь. Высокий парень с пурпурным растекающимся по переносице синяком, стоящий подле Шисуи, нагнулся и, взяв в руки горсть земли, кинул. Мадара с трудом узнал в нём второго следователя: худощавого, с невозмутимым лицом. Именно он допрашивал его, долго и мучительно, нажимая на болевые точки, когда полиция выяснила его прошлое и он стал первым подозреваемым. Несмотря на то, что черты лица у следователя были красивые, правильные, а голос спокойный и размеренный, от него исходил леденящий душу холод, неприятно щекотал под лопатками. Задавая острые вопросы, следователь выглядел равнодушным и скучающим, колкие фразы с лёгкостью пропускал мимо ушей, никак не реагируя. Было в нём что-то странное, пугающее, особенно когда его чернющие глаза смотрели на тебя, потроша душу. Этот парень ему никогда не нравился, и именно его он подозревал первое время в исчезновении, но слежка ни к чему не привела, поэтому он выкинул его из списка.

Неожиданно по спине пробежались мурашки — кто-то сверлил его взглядом. Это чувство на уровне интуиции он приобрёл в тюрьме, когда приходилось постоянно быть начеку — готовым обороняться. Новеньких всегда гнобили, пытались подмять, поджидали в душевой, чтобы удовлетворить свои сексуальные потребности. Слабые прогибались — становились местными «шлюшками». Первое время Мадара ходил вечно в побоях с расквашенным лицом и фиолетово-зелёными рёбрами, которые болели, стоило повернуться на бок. Старички (отбывающие не первый срок), всегда ходили толпой, следили за новой жертвой и ловили, как кроликов, зажимая в тесном пространстве. Надзиратели игнорировали крики, а порой специально куда-то исчезали. Как выяснилось позже, все были в сговоре: одни давали творить небольшой произвол, другие не устраивали шумные беспорядки. В тюрьме Мадара научился драться по-настоящему — до кровавого месива и хруста костей. Вскоре его стали сторониться, только огрубевшие костяшки пальцев напоминали о былом нелёгком времени.

Мадара оглянулся, встретившись с застывшим взглядом серых глаз. Он где-то уже его встречал, но припомнить не мог. На минуту ему показалось, что перед ним следователь, появившийся в допросной в первые часы его ареста. Неплохой был человек — понимающий. Правда, что он, что его напарник, были огорчены убийством ублюдка, возможно, хотели завалить его сами. Вероятно, именно этот следователь подкинул в его личные вещи немного банкнот, оставив короткую записку: «На дорогу». Мадара был благодарен, ведь если у тебя нет знакомых, готовых тебя забрать у ворот, или при аресте в карманах не завалялись деньги — приходилось добираться автостопом, а в этой черте города мало кто стремился подобрать, в основном бывшие уголовники, вербующие новичков в свои банды. Он хотел поблагодарить его, но ни имени, ни фамилии не помнил. Кто знает, если бы не те деньги, может быть, он снова загремел бы в тюрьму.

— Я пойду, — сдавленно произнёс Шисуи, последним положив цветы на небольшой холмик.

Мадара молчаливо кивнул, проводив взглядом. Тишина осела на могильные плиты и, упав на колени, мужчина поцеловал мёрзлую землю, с любовью положив белые лилии.

— Видишь, ты не забыта. На мои бы точно столько не пришло, — глухо произнёс он, растирая слёзы. Он бы хотел сказать что-то красивое, воздушное, под стать ей, но не умел. — Я буду приходить… На каждый день не рассчитывай, — горько усмехнулся, — сама знаешь, не люблю частые посиделки. Я скажу брату, присмотрит за тобой. Он тут недалеко… Навещу его перед уходом. Ну, бывай, — прошептал Мадара, поднявшись с колен, и медленно затопал к концу кладбища, где лежал Изуна.

Проходя мимо могил, натыкаясь на надгробия, мужчина читал имена незнакомцев, высчитывал годы жизни. За оградой у многих были воткнуты в снег искусственные цветы, где-то мелькали свежие — заиндевелые, облачённые ледяным коконом. Издали доносился душераздирающий плачь, и несколько человек поддерживали женщину, одетую в чёрное. Мадара ускорил шаг. Встав около могилы брата, он смёл руками с надгробия снег, и заметил рядом парня — того самого с серыми глазами. Тот стоял у могилы девушки. Когда бы Мадара не пришел к брату, у той могилы всегда лежал букет желтых хризантем.

— Сестра? — зачем-то спросил Мадара, обычно не питавший склонность к разговорам с незнакомцами, в особенности на кладбище, однако сейчас слова легли на язык.

— Невеста, — кратко ответил Неджи, повернувшись к нему лицом. Нахмурившись, он всё-таки узнал в мужчине механика, совсем недавно латавшего его авто. Мужчина замолчал, закусив губу. Было странно увидеть его на похоронах. Судя по всему, для него погибшая значила многое, он это сразу понял, как только поймал отрешённый взгляд. В голове тотчас стали кружиться вопросы: «Как давно они знакомы?», «Какие отношения у них были?», «Рассказывала ли ему что-то Изуми?». И он понятия не имел, как с ним завязать разговор, но сейчас шанс сам летел ему в руки. — Брат?

Мадара кивнул, вперив взгляд в выгравированные буквы и года. Этот незнакомец вдруг стал ему ближе — потерял любимую и, судя по всему, всё ещё не оправился.

— Мне жаль, — откашлявшись, произнёс Мадара, запустив руки в карманы пальто. — Они уходят, оставляя после себя пустоту…

— И сожаление.

— Я видел тебя на похоронах. Ты был знаком с Изуми?

— Совсем немного, — ответил Неджи, пробегаясь по профилю механика. — А вы?

— Был её соседом. Звучит странно?

— Ничуть.

— Мы встречались? — Мадара задал давно мучивший его вопрос. — Я где-то тебя видел.

— Вы ремонтировали мою машину, серый…

— Вспомнил… Как тесен мир, — ухмыльнулся мужчина, вспоров ботинком снег. — Не барахлит?

— Всё работает.

— Если подведёт, обращайся в мастерскую. Гарантия на полгода, подправим за свой счёт, — произнёс он, повернувшись в сторону выхода, снег захрустел под его ногами.

Неджи смотрел в спину удаляющегося мужчине и хотел было крикнуть ему: «Я знаю, что её убил не коллекционер, и я могу помочь найти настоящего убийцу!», но потом одёрнул себя. Время ещё не наступило.


* * *


Саске, выйдя из машины, повернулся в сторону входа и, заметив толпу журналистов, недовольно цокнул. К репортёрам он всегда испытывал неприязнь, а после смерти Тен-Тен и вовсе стал ненавидеть. Они пытались пробраться на закрытую территорию лечебницы и заснять проблемного сына прокурора. Пересекаться с ними не было никакого желания, и он решил зайти с заднего двора. Это кладбище он знал, как свои пять пальцев — здесь лежала Тен-Тен. После реабилитации он частенько сюда захаживал, описывал круг, но не решался войти, чувствуя за собой вину. Вера в то, что он её не убивал, не сняла тяжкий груз с плечей, но немного облегчила ношу, давая небольшой просвет на прощение. Он так и не возложил цветы на её могилу. Но сегодня хотел это сделать, если Неджи позволит.

— Я обойду. Не хочу светиться перед камерами, — сказал он.

— Как знаешь, — ответил Неджи, хлопнув дверцей и убрав ключи в карман пальто.

— Можно я… — Хьюга кивнул, поняв с полуслова, о чём просит напарник. Странно было проявлять понимание к человеку, которого он так долго ненавидел, однако сейчас Саске предстал перед ним не таким уж и плохим, чтобы желать смерти и вечных мучений. Когда он узнал, что Тен-Тен была в курсе зависимости Учихи, мог ли он обвинять только его в халатности? Скажи ему два года назад, что будет испытывать сочувствие к Саске — посмеялся бы.

Саске прищурился от слепящего солнца, сжал в руках букет и пошёл вперёд. Дворники, орудуя лопатами, прокладывали узкую дорожку вдоль забора, завидев прохожего, отошли в сторону, провалившись в сугроб. С противоположного конца Саске заметил долговязую фигуру брата, который также по-видимому решил избежать репортёров. Сердце его пропустило удар. Столько раз он представлял встречу с ним, подбирал слова, но сейчас растерялся, стоял как вкопанный, не решаясь сделать шаг. Огромная ворона спорхнула с сосновой ветки, и снег, искрясь, посыпался мукой на дорогу и на него. Итачи тоже замер, не ожидая встречи с ним здесь. Тишину разбавляло шарканье лопат, разгребавших снег. Саске сделал шаг, затем второй и, подойдя к воротам, остановился. Они смотрели друг на друга с минуту, изучали, вглядывались в черты, жадно ловя изменения.

— Хреново выглядишь, — сказал Саске, подмечая синяк, осунувшееся уставшее лицо. Стоило взглянуть в родные глаза брата, как былая злость и обида тут же улетучились, уступая место стыду и вине.

— Ты не лучше, — хрипло произнёс Итачи, слабо улыбнувшись. Он ощутил лёгкую тревогу за брата, пробегаясь по похудевшему лицу, потускневшим глазам, небрежной щетине. Он представлял, что брат изменился, но не думал, что за пару лет тот мог состариться и выгореть. Саске ещё никогда не выглядел настолько плохо.

— Как мама? — спросил младший.

С матерью они расстались на плохой ноте. Её зачем-то впустили в реабилитационный центр, когда он переживал ломку (может думали, что общение с ней успокоит его, однако это было большой глупостью). В этот период ненавидишь абсолютно всё, в особенности тех, кто упёк тебя за эти стены. Он тогда спустил всех собак на неё: обвинил во всех бедах, упрекнул в холодности и неспособности любить, и самое жестокое — назвал её никудышной матерью, которой не стоило рожать. После она закрыла рот ладонью и в слезах выбежала из комнаты. Через месяц мать снова пришла в больницу, но он попросил персонал никогда не впускать её. Не то чтобы он не хотел видеть, просто после всего, он не знал, как смотреть ей в глаза, ведь уничтожил всё, чем она жила, включая себя. Когда психолог на тренингах попросил составить список тех, кого он обидел, и у кого хотел бы попросить прощение — мать шла первой. Мама любила его больше всех в семье, но её любовь не приносила ему радости, не освобождала, не окрыляла, наоборот — сковывала, заставляя чувствовать вину перед братом. Сейчас же он стал задумываться, а не надумано ли всё было: Итачи по характеру был скрытен и немногословен. Может маме просто было сложно наладить с ним контакт? А может она чувствовала, что он в ней не нуждается и то, что он принимал за холодность, было не чем иным, как материнское чутьё?

Теперь, когда у него у самого росла дочь, он частенько терялся, не понимая, стоит ли её утешить или же, наоборот, отойти в сторону и дать успокоиться. Дочери иногда не приятны были его объятья, и она била его по рукам, а иногда сама тянулась к нему. После таких встреч, он часто думал о маме и осознавал, как многое он не понимал, в то время как ей было тяжело ладить со всеми мужчинами в семье: что дед, что отец, что Итачи и он сам были людьми с непростым характером, а она пыталась как-то между всеми лавировать, чтобы не обидеть. Пыталась, как могла, сохранить семью, хоть выглядело всё до ужаса лицемерно.

— Позвони и узнаешь. Номер всё тот же, — просто отозвался Итачи, достав из кармана зажигалку и пачку сигарет. Посмотрев по сторонам, он отошёл немного в сторону, пропустив выходящих людей.

— Сомневаюсь, что она будет рада меня слышать после всего…

— Ты же отлично знаешь, что это не так, — проговорил Итачи. Он знал, что больше всего на свете мама мечтала о возвращении Саске домой, к ней, в её объятья. У неё хватило бы любви простить сына. Порой Итачи думал, смогла ли бы простить мать, будь на месте Саске он. — Будешь? — протянул пачку, вытащив одну сигарету.

— Мне нельзя. Никаких зависимостей, — устало улыбнулся он, подняв руки.

— Извини, не знал, — поджёг фильтр Итачи и выпустил клуб дыма. — И как?

— Серо, но это лучше, чем прятаться в иллюзиях.

— Я рад за тебя… — выдержав паузу, добавил: — правда.

— Я знаю.

— Я писал тебе, ты не отвечал.

— Не решался… — произнёс Саске, рассеянно посмотрев в сторону и проглотив ком в горле.

— Я не злюсь, и никогда не злился, — стряхнул пепел себе под ноги и снова затянулся.

— Знаю, — ответил Саске, брови брата вопросительно поползли вверх. — Это трудно объяснить… Я не знал, с чего начать, — просто сказал он, неопределённо пожав плечами, а затем замолчал, сжав сильнее букет в руках. — Для начала, — Саске откашлялся, — спасибо за всё. Если бы не твоё решение, не знаю, где бы я сейчас был…

— Не стоит, Саске…

— Нет, я должен сказать. Мне нужно это, чтобы идти дальше, — перебил он и набрал в грудь воздуха. — Извини… Прости за то, что наговорил столько всего, за молчание, за злость. Я доставил много проблем тебе и семье. Ты всегда заботился обо мне и не заслужил такой благодарности. И даже сейчас ты продолжаешь обо мне беспокоиться, но не надо из-за меня переступать через свои принципы, приносить в жертву…

— Саске, я не мог не вмешаться… — торопливо сказал Итачи, пытаясь объяснить свой поступок.

— Поэтому я пытаюсь тебя остановить, — твёрдо пресёк младший, подавив рвущийся наружу кашель, сглотнув вязкую слюну, продолжил: — я больше не нуждаюсь в поддержке и заботе, не маленький. Ты должен жить своей жизнью, завести отношения, создать семью. Из тебя выйдет хороший отец, подумай, — улыбнулся он. — Отныне я буду идти один — своей дорогой. Прошу, не стой у меня на пути. Я понимаю и принимаю риски, и все, кто в это ввязывается — тоже. Для того, чтобы мне идти дальше, ты должен меня отпустить.

«Дальше… без него. Не хочет впускать меня в свою новую жизнь», — с досадой подумал про себя Итачи. Слышать подобные слова было чертовски больно.

Брат был неотъемлемой частью жизни, и он желал, чтобы так было все время, но после женитьбы Саске стал отдаляться, и втайне Итачи ревновал его к Сакуре и где-то в глубине души был рад, что у них не сложились отношения. Когда братишка признался, что сидит на коксе, у них появилась общая тайна, и он вновь нуждался в нём. Итачи держал всё в секрете и всячески прикрывал, не из-за того, что верил, будто Саске всенепременно бросит и это в последний раз, а из-за того, что знал — это не произойдёт. Саске был зависим от наркотиков и от него, и Итачи всё устраивало, пока всё не вышло из-под контроля. Только тогда Итачи осознал, что может потерять брата навсегда, и принял меры. После он полагал, что, выйдя из клиники, брат снова вернётся к нему. И вот сейчас камнем преткновения являлось дело Изуми — ничего не значащей для него девки — стало важнее новой жизни, важнее их отношений.

— Я не пойму, почему? Какое тебе дело до Изуми? Ты даже не знал её толком!

— Потому что она меня оправдает! — выкрикнул Саске.

— Что? — наклонил голову набок Итачи, пытаясь понять слова брата. — О чём ты? — тихо усмехнулся.

— Тен-Тен и Изуми убил один и тот же человек, — при этих словах Итачи прыснул в кулак. — Я знаю, ты мне не веришь, но в тот день я был не один, выстрела было два.

«Два выстрела, — задумался Итачи, — отец тоже говорил про два выстрела и что рикошета не было».

— Мой был в стену… не было никакого рикошета. А второй, его, попал в голову. Точный выстрел, — он указал на свой висок, — такое мог сделать только хорошо обученный человек. Я в моём состоянии не попал бы так точно. Он не галлюцинация, Итачи, а реальный человек. Изуми и Тен-Тен убил человек из полиции, кто-то среди наших!

— Полиции?! — поперхнулся Итачи. — Допустим, ты прав и Тен-Тен убили, но зачем? Она вообще собиралась увольняться. И при чём тут Изуми? — недоумевал он. «Тебя куда-то занесло, братец. Может это и к лучшему, броди по своей больной фантазии».

— Вот именно, человек планирует свадьбу и увольнение, а потом резко тормозит. Разве не странно?

— Нет. Может, жених решил помедлить, — предположил он, не понимая, к чему ведёт брат.

— В том то и дело, что нет. Она сама предложила немного обождать, сказав ему, что на работе нужно кое-какие дела закрыть, а нам сказала, что с местом какая-то заминка… Не помню точно.

— Изуми то тут каким боком?!

— С неё всё и началось, — устало проговорил Саске, потерев лоб.

— Поясни, — заинтересовался Итачи.

— У Тен-Тен была глупая привычка, хранить логин и пароль в своём бумажнике. Я ей как-то намекнул, что она совершает большую дурость, — Саске грустно улыбнулся, вспоминая бойкую напарницу. — А она засмеялась и отмахнулась, сказав, что я параноик и никому в полиции не взбредёт использовать чужой код доступа. В один день она забыла бумажник на работе, и, вернувшись, застала Изуми в кабинете. Она меня ещё отчитывала за свинство по отношению к Изуми и стыдила тебя с Шисуи, что всю бумажную волокиту свалили на стажёра. А потом, через два дня вроде бы, на нас начали сыпаться бумажные дела, ты же знаешь, когда так делают…

— Когда лезешь не туда, — задумчиво проговорил Итачи, пытаясь выстроить цепочку событий.

— А потом Изуми вернулась из командировки, и неожиданно они начали общаться.

— Они общались?

— Не так чтобы, но частенько шушукались в конце коридора, якобы о предстоящей свадьбе. А после смерти Тен-Тен Изуми приходила в здание суда.

— Она приходила? — удивлённо и встревоженно спросил Итачи. — Зачем? Что она хотела?

— Я не придал тогда значения её словам, подумал, что ты её подослал — проведать. Но теперь, мне кажется, что она единственная верила, что Тен-Тен убил не я. Она спрашивала о человеке, которого я видел. Я не знаю, что искала Изуми, и во что вовлекла Тен-Тен, но обоих убрали из-за этого. Ты и Шисуи мне бы помогли, если бы рассказали о ней больше. Это непростое дело, и я пойму, если ты не захочешь во всё ввязываться, но прошу, не мешай мне найти убийцу, — сглотнув, закончил Саске, кашлянув в кулак.

— Я помогу, — сказал Итачи, посмотрев на часы. — Держи меня в курсе. Нужно поторапливаться, скоро начнётся.

— Ты иди, я подойду чуть позже. И спасибо, — опешив, произнёс Саске, совсем не ожидая от брата такой реакции.

— Пока не за что, — тихо улыбнулся брат и двинул к воротам.

В голове был рой мыслей. Что искала Изуми? У стажёров ограниченный доступ, в отличие от сотрудников. Она подставила Тен-Тен. Если учесть её ненависть к Фугаку, она могла искать компромат на отца. Неужели это он убил Тен, подставив сына? Странно, в тот вечер ему показалось, что отец говорил искренне и действительно верил, что Саске убил напарницу. Каким бы ни был отец, он не поступил бы так с Саске. И отец говорил, что отмазать брата дорого стоило, что там на месте оказались свои люди. Неужели эти «свои люди» его и подставили? Нужно выяснить, кто первым прибыл. После смерти Тен, она сближается с Шисуи, возможно, чтобы использовать его и неожиданно для себя влюбляется в него и ставит всё на стоп. На все эти догадки могла ответить только Изуми, которая спала мертвецким сном в квартире и ничего не помнила.

Саске прошёл по ряду могильных плит и остановился, найдя её. Сердце сжалось, и он с трудом вдохнул, вспомнив вязкую лужу крови подле ног. Мороз щипал кожу. Положив цветы на снег, он присел, закрыв лицо рукой. Как бы ему хотелось вернуться в тот день и не выпускать её из машины, как бы ему хотелось услышать задорный смех и посмеяться над колкими шуточками.

— Извини, что подвёл, — с горечью сказал он. — Напарник из меня вышел никудышный. Я найду убийцу, обещаю. И, — Саске поднялся, посмотрев на небольшую кучку людей вдали, — присмотрю за ним. Спи спокойно.

Глава опубликована: 05.11.2024

Часть 31

— Вы как всегда допоздна, господин прокурор, — сказала пожилая женщина, закрывая кабинет.

Положив ключи в карман небольшой кожаной сумки, она поправила ремешок и довольно улыбнулась. После она повернулась к своему коллеге и бывшему студенту.

— Как и вы, госпожа Ватари, — мягко ответил Фугаку, рукой зачесав назад волосы с проседью.

Ватари Сацуко было под семьдесят, и в должности судьи женщина проработала без малого сорок лет. Несмотря на преклонный возраст, выглядела она прекрасно. В ней была особая благородная красота, которая раскрывалась с годами. Седые волосы, выкрашенные в пепельный блонд, аккуратно собранные в низкий пучок; тёмно-карие миндалевидные глаза, обведённые чёрным карандашом, светились мудростью; тонкие губы, подкрашенные красной помадой, не делали её вульгарной, а наоборот, выгодно сочетались со строгим костюмом, дополняли образ непреклонной судьи.

Фугаку был на втором курсе, когда познакомился с Сацуко. Стройная, высокая женщина в чёрной блузке и тёмно-синей юбке карандаш, вошла в аудиторию, громко цокая каблуками. Парни сразу притихли, выпрямив спину, девочки приподняли брови, критически её оглядывая. Она любила подшучивать над ошибками студентов, и была самой настоящей стервой, доводила некоторых до слёз на экзамене. Хотя Фугаку сдал её экзамен со второй попытки и довольно долго бегал за ней по кабинетам, проклиная, она ему нравилась — из-за внутреннего железного стержня, который и привёл её к долгожданной должности судьи.

Через несколько лет они встретились в здании суда, он был тогда лишь помощником прокурора, но Сацуко сразу его узнала и, прищурив глаза, задала пару вопросов по семейному праву из университетской программы, а затем рассмеялась звонким смехом, когда он начал отвечать. Пересекаясь часто на лестнице и в коридоре, они начали обмениваться короткими диалогами, а затем ходить на обед или в коротких перерывах пили чашечку крепкого кофе. Он часто с ней консультировался в тот период, когда хотел развестись с Микото и подать на опеку над Итачи, но она, взяв его за руку, с грустью в глазах сказала, что Рю Учиха никогда не отдаст внука ему, и стоит хорошенько подумать, прежде чем подавать заявление, потому что дело это заведомо проигрышное. Сацуко была единственным человеком, который был в курсе всей его семейной тайны. Женщина она была неболтливая и надёжная, поэтому доверял он ей безоговорочно.

— Будет тебе, — махнула она рукой и её лицо пошло морщинами, стоило улыбнуться. — Ты же знаешь, что можешь звать меня по имени.

— Только не в стенах этого здания, — посмеялся он, пропуская женщину вперёд.

Длинный, широкий коридор был пуст, и цокот каблуков отдавался эхом по всему этажу. Яркий свет погас позади них, как только они подошли к лестнице, и зажёгся снова, освещая путь.

— Я давно тебя не видела. Ты прописался в своём кабинете?

— Ты преувеличиваешь, — ухмыльнулся он, почесав ухо. — Мы просто с тобой не пересекаемся. Да и дел, по правде говоря, в последнее время много.

— А когда их было мало? — тихо захохотала судья в кулак и запахнула пальто плотнее, когда они вышли на улицу. — Это уже возраст — всё в тягость и идёт медленно.

— Я ещё не так стар, и могу дать фору молодым, — она хлопнула его по спине. — И ты тоже… — сказал Фугаку, немного наклонившись.

— И когда ты успел стать таким льстецом!

— В моей памяти ты молодая и злая как фурия, а я вечный студент, который бегает за тобой по кабинетам, чтобы пересдать экзамен. Скажи хоть, что нравился тебе, поэтому заставила столько мучиться, — мужчина взял её под локоть, помогая спуститься с лестницы. Она немного облокотилась о него, осторожно ступая.

— У тебя был потенциал, вот я и мучала.

— Я мог слететь со стипендии и вылететь с университета, так и не реализовав свой потенциал, — иронично возмутился он.

— Не слетел же. Зато кем стал! — посмотрев вверх, улыбнулась Сацуко.

— Есть ли в этом моя заслуга? — выдохнул он, и облачко пара затмило его лицо.

— Отбрось свои сомнения. Ты же знаешь, что хорош в своём деле. Рано или поздно ты бы и сам к этому пришёл — без помощи Рю.

— Ты на машине? — поинтересовался Фугаку. Три месяца назад Сацуко врезалась в новенькую ауди, и хоть авария была не сильная, но её бросало в дрожь, стоило сесть за руль.

— На такси.

— Я подвезу, ты же знаешь — мне не трудно.

— Не стоит.

— Ты всё так же непреклонна.

— Какая уж есть, — пожала она плечами, отпустив его руку.

— Доброй ночи. Надеюсь, увидимся завтра, — сказал он, повернувшись в сторону пустой парковки, где, покрытая шапкой снега, одиноко стояла его машина. Подсвеченные жёлтым фонарным светом белые кучки расположились в ряд, и бездомный пёс, проходя мимо одной, пометил территорию и быстро убежал.

— Фугаку! — окликнула его Сацуко. Мужчина обернулся и, переложив деловой портфель из руки в руку, вопросительно на неё посмотрел. — Всё хотела тебе сказать и забывала. Твой сын. Саске.

Мужчина сразу напрягся, изменился в лице, нахмурившись.

— Он мне не сын, — твёрдо произнёс он, посмотрев в сторону.

— Фугаку, ты можешь это говорить сотню раз, но он всегда будет твоим сыном! Ты хоть и отрицаешь, но глубоко внутри беспокоишься о нём, — спокойно произнесла женщина, подняв указательный палец вверх. — Для человека, который отрёкся от сына, ты слишком эмоционально реагируешь на его имя. Твои глаза тебя выдают.

— Хорошо, Сацуко, что там с Саске? — обречённо спросил он, засунув одну руку в карман пальто. Найдя там скрепку, он нервно стал перебирать её пальцами и, больно надавливая острым концом, протыкать кожу.

— Он подал на опеку.

— Вот как, — приподнял он густые брови и, поперхнувшись, откашлялся. — Надеюсь, ты не одобришь. Отец из него никудышный… Как, собственно, и из меня…

— Сейчас он дело точно проиграет. Но через год вполне может выиграть. Он чист, исправно соблюдает условия, вернулся к работе и пока нет ни одной жалобы в его адрес.

— Зачем ты мне это говоришь?

— Думала, ты хочешь знать, — она мягко улыбнулась, поёжившись от холодного ветра, дующего в спину. — Он начал всё сначала. Может быть, и ты начнёшь. Порой для преодоления расстояния достаточно и одного шага.

— А если между нами пропасть? — ухмыльнулся он.

— Можно начать строить мост. Он мне напомнил тебя и тот день, когда ты пришёл ко мне за консультацией.

— Может, ты и вправду стареешь.

— Как грубо, Фугаку. Случаи разные, но вот решительный взгляд…

— Доброй ночи, Сацуко, — прервал он её.

Что-что, а решительности у Фугаку никогда не было. Он сдался, даже не начав бороться, испугавшись, что потеряет своего мальчика раз и навсегда. Кто знает, может, если бы он подал на развод, смог отсудить ребёнка, доказав психическое расстройство жены и опасность для окружающих, или забрав сына, сбежал бы с Хазуки, и они сейчас жили бы счастливой семьёй. Но он струсил.

— Доброй, Фугаку. Может, стоит сказать мальчикам правду. Они уже большие, справятся.

— Слишком поздно для правды. Как ты и сказала, мальчики уже большие. Всё уйдёт со мной.

— Как знаешь, — печально выдохнула женщина и, увидев жёлтую машину, махнула. Открыв дверцу, она назвала адрес и уселась на заднее сиденье, хлопнув дверью.

Подойдя к автомобилю, Фугаку провёл рукой по корпусу и крыше, смахивая снег, а затем со всей силы пнул пару раз по колёсам. Грудную клетку сковал спазм и, упав на колени, он обхватил голову руками и заплакал.

— Господи, что я наделал? — задрожал он всем телом, утирая слёзы. — Что я наделал… Во что превратился…— облокотившись головой о дверь машины, мужчина начал биться лбом о метал, стискивая зубы.

Последние дни он провёл в чудовищном напряжении, ожидая звонка от старшего сына. Мужчину преследовало лицо истощённой девушки и глаза, полные ненависти к нему. Он хотел поскорее избавиться от ошибки прошлого, раз и навсегда замуровать и жить дальше — свободно, без страха, что в один момент всё вскроется. Тем не менее, в глубине души тлела надежда, что Итачи поступит иначе и он освободится, понеся наказание. Странно, но ему хотелось быть наказанным. Когда сын позвонил вечером, прося ускорить опознание тела и привлечь проверенных людей, которые закроют глаза на некоторые несостыковки, Фугаку побледнел как полотно и замолчал на полуслове, не ожидая, что новость его так потрясёт. Он старался не думать, что Изуми могла быть его дочерью, но неоспоримый факт, что Саске являлся его сыном, заставляло порой его непоколебимую веру пошатнуться, и тогда он доставал мятую фотографию и вглядывался в черты улыбчивой девочки на снимке, ища хоть какое-то сходство. После долгих часов он видел в ней свои губы, нос, лоб, а затем ему всё казалось надуманным.

Встретив её уже взрослой, стоя напротив, на лестничном пролёте около квартиры, он не видел в ней ничего от знойной красоты Хазуки и от него самого, а может, не хотел подмечать сходство. Была ли Изуми его дочерью или не была, не играло роли, он не имел права забирать её жизнь, и, тем более, толкать к убийству собственного сына. Любой другой нормальный человек на его месте в тот день вытащил бы из подвала девушку, вызвал полицию или попытался образумить сына, но он уже давно нормальным не был. Честный и принципиальный Фугаку постепенно умирал в холодных стенах роскошного дома, и окончательно исчез со смертью Хазуки. Сам того не замечая, мужчина стал тем, кого всю жизнь ненавидел и призирал. Защищая семью, он проглядел, как толкнул всех к пропасти и взрастил в себе чудовище — то самое, с которым хотел бороться. Такие ли уж они были разными с Рю, его вечным врагом? Нет. Ради того, что было им дорого, оба жертвовали чужими жизнями и судьбами. Были ли для их действий оправдания? Определенно, нет. Могли ли они поступить по-другому? Могли, но для этого пришлось бы пожертвовать всем. Вытащи он тогда Изуми, то Итачи, он и Микото оказались бы в тюрьме, а Саске снова подсел бы на иглу, и спасти его уже было бы некому. Поэтому, оправдывая свои действия, как когда-то оправдывался перед ним Рю, он спас три жизни, забрав всего лишь одну. Как говорила его мать: «За одной ошибкой следует вторая, а потом ты перестаёшь их замечать».

Сердце Фугаку пекло и на холоде ему стало невыносимо жарко. Расстегнув пальто, он потёр грудь, достав из кармана пиджака валидол, положил под язык. Постепенно сковавшее спазмами сердце стало отпускать. Телефон завибрировал в брюках и, взяв его, он прищурился, разглядывая номер. Звонил главный прокурор, с которым у него на вечер была назначена встреча.

— Да, господин Ичиро. Только хотел вам позвонить и отменить встречу. Сердце немного шалит. Спасибо, обязательно. Извините, что так получилось, — Фугаку отключился и, схватившись за боковое зеркало, осторожно поднялся, открыл дверь, с трудом уселся и, заведя мотор, стал прогревать машину и приходить в себя.


* * *


С тестем Фугаку пересекался только по ночам, когда спускался на кухню приготовить детскую смесь для Итачи. У Микото не было молока и поэтому она находилась на взводе, впадала в истерику и, уткнувшись в подушку, плакала, говоря, что не следовало рожать, что всё в ней отторгает ребёнка и она не может быть ему матерью. Он всячески пытался её успокоить, но она пуще прежнего начинала реветь. Фугаку понимал жену: её привычный мир и планы на будущее рушились. Если у него с появлением малыша по большей части ничего не изменилось, то у неё не только жизнь повернулась на сто восемьдесят градусов, но и тело потеряло привычную форму, перестраивался гормональный фон и психологически её штормило, как лодку в бурю. Няня, нанятая Рю, помогала первое время молодой маме, но затем была уволена из-за того, что стала раздражать Микото. Слишком уж ущербной она себя чувствовала рядом с человеком, который помогал по дому и уходу за ребёнком.

На работе Фугаку проводил целый день, освобождался к десяти и со всех ног спешил домой. Даже не ужинав, он поднимался к жене и укладывал её спать, а после шёл к Итачи. Тот в это время всегда лежал в кроватке, сладко почмокивал, и сжимал пелёнку крохотными пальчиками. Он был таким чудным и махоньким, что Фугаку мог часами сидеть у колыбели и рассматривать миниатюрные губы, кукольный носик, розовые пухлые щёки, чёрные ёжиком волосы. Смотря на своего беспомощного малыша, ему трудно было поверить, что в скором времени он станет большим и самостоятельным. А время пролетит — не успеешь и глазом моргнуть. Итачи когда-нибудь вырастет, станет мужчиной. За этот короткий промежуток Фугаку так хотелось подарить ребёнку любовь, которую он в своё время не получил от отца, обеспечить будущее, воспитать честного человека. Посмотрев на часы, мужчина тихо поднялся и, последний раз взглянув на мальчика, на носочках вышел из комнаты.

Свет на кухне горел, и тесть неизменно сидел за столом и пил чай, читая книгу. Его очки сползли с переносицы, когда он, оторвав взгляд, посмотрел на зятя.

— Доброй ночи, господин Рю, — как можно доброжелательнее сказал Фугаку, подойдя к кухонному гарнитуру.

Он знал, что отец Микото его ненавидел и не мог смириться с тем, что его драгоценная дочь родила непонятно от кого и этот кто-то ходит теперь по его дому. При Микото тесть держал себя в руках и был благосклонен, но когда её не было рядом, распускал язык, едко указывая зятю на его место. Фугаку сдерживался, сжимая зубы, и терпел, не поддаваясь на провокации: ему не хотелось расстраивать жену и, тем более, говорить, что на протяжении года они так и не нашли общий язык.

— Ребёнок ещё не проснулся, — раздражённо бросил Рю, захлопнув книгу и сняв очки, — ты возишься с ним как баба.

— Он проснётся через тридцать минут, — спокойно ответил Фугаку, отмерив мерной ложечкой сухую смесь и высыпав в бутыль с тёплой водой. — Просыпается ровно по часам, всегда в полночь, — плотно закрыв крышку, он повернулся к Рю. — Мне нетрудно покормить собственного ребёнка. Я его и так целыми днями не вижу.

— Я нашёл новую няню, надеюсь, она продержится чуть дольше.

— Не нужно, Микото справится, я ей помогу. Просто всё произошло так внезапно, что она не успела свыкнуться с мыслью, что стала матерью.

— Будущее моей дочери — это не памперсы, сопли и бутылочки. Она должна быстрее восстановиться и начать работать.

— Господин Рю, я не против этого, но на этом этапе ребёнку нужна мать. Микото это тоже нужно. Мы планировали сначала встать на ноги, а потом заводить детей, но не всё в нашей жизни идёт по плану.

— Для того, чтоб всё шло по плану — нужно предохраняться, — рявкнул Рю, вставая с места. — Встать на ноги он хотел! Твоя зарплата никогда не позволит нормально обеспечить свою семью.

— Господин Рю, — сдерживаясь, протянул Фугаку, — я могу обеспечить Микото и сына. Я взял бы дополнительную работу, но вашим условием было жить в вашем доме. Я знаю, что вам не нравлюсь и понятия не имею, что мне сделать, чтобы добиться вашего расположения, но, если вам неприятно, позвольте нам съехать.

— Ты смеёшься, — фыркнул тесть, хлопнув по столу. — Этому не бывать. Мало того, что ты оприходовал мою дочь, так хочешь её ещё и в нищету погрузить! Поселить в задрипанной квартире, где дышать нечем от тесноты. Чтобы моя дочь в таких условиях? Да никогда. Хочешь добиться моего расположения — так иди завтра на собеседование в прокуратуру. Главный прокурор — мой друг, и тебя примут помощником.

— Я не могу.

— Почему же?

— Это неправильно.

— А правильно ли было спать с девушкой не по статусу? Такие как ты должны знать своё место.

— Такие как я? Что вы имеете в виду? Я такой же человек как вы, у меня сердце с левой стороны, нос и уши, мы дышим одним воздухом, ходим по одной земле…

— Ты отлично знаешь, о чём я. Меня спрашивают, кто мой зять. Я не могу сказать, что он работает социальным адвокатом. Второсортный юрист, работающий с маргиналами, неспособными найти себе лучшую защиту. Сказать, кто ты? — он подошёл к нему вплотную и ткнул пальцем в грудь. — Ты грязь, которая въелась в ткань и распространяется, плодя ещё большую грязь.

— Вы только что назвали внука грязью, — выплюнул Фугаку, сжав пальцами столешницу.

— Если породистая сучка случилась с дворнягой, то весь помёт испорчен.

— Вы отвратительны.

— Я терплю тебя в своём доме только из-за Микото.

— Да что вы за человек?

— Ты сначала стань таким, как я, а потом говори, что я за человек. Иди, твой паразит вот-вот проснётся.

Схватив смесь, Фугаку рванул наверх, пытаясь совладать с возрастающей злостью. Он мог снести оскорбления в свой адрес, но оскорбления в сторону ребёнка приводили в бешенство, и он еле сдерживал себя, чтобы не ударить пожилого человека. Ему хотелось бежать из этого дома, который с самого первого дня его отторгал. Уж лучше жить в маленькой квартире, но свободно, не оправдывая своё существование. Если бы он только был уверен в том, что Микото справится, тотчас бы собрал все вещи и переехал, но подвергать жену ещё большому стрессу Фугаку не мог, поэтому терпел, сжимая кулаки.

Ударив по стене, стиснув в руке стеклянный бутылёк, он ступил на последнюю ступень. К его удивлению, дверь была открыта и мягкий свет падал на паркет. Бесшумно преодолев расстояние, он замер, выронив смесь, а затем сорвался и, за долю секунды оказавшись подле колыбели, со всей силы оттолкнул жену. Микото упала на пол, малыш заплакал. Взяв на руки младенца, мужчина прижал его к себе, поддерживая голову. Женщина переводила взгляд с подушки возле себя на мужа и вся тряслась.

— Микото… Что… тут происходит? — прибежавший на шум, растерянно спросил Рю, застыв в проёме. Задержав взгляд на дрожащей дочери, а затем посмотрев на зятя, в полные ошалелого ужаса глаза, он всё понял.

Микото обхватила себя руками и тряслась, как будто долго находилась на холоде, клацала зубами. Он подошёл к дочке, взяв под локоть, и поднял.

— Микото, — прошептал он, обхватив лицо ладонями и заглянув прямо в глаза, повторил. — Микото, — сознание дочери было сейчас далеко. Эти пустые, остекленелые глаза он видел уже однажды у её матери, и молился не увидеть их никогда у своей доченьки. Он нежно огладил пальцами лицо, и снова, но чуть громче, прошептал. — Микото, — она заморгала и взяла отца за руку.

— Папа? — удивлённо спросила дочь. — Что ты тут делаешь? —обернувшись на детский плач, она двинулась в сторону мужа, тот тут же отшатнулся. — Он разбудил всех, — улыбнулась Микото, протянув руки. — Идём к мамочке…

— Не подходи! — крикнул Фугаку, уперевшись в стену, не понимая, что происходит с женой, почему она ведёт себя так, словно ничего не произошло.

— Да что с тобой, милый? Почему ты на меня так смотришь?

— Ты… хотела его убить!

— Фугаку! — крикнул Рю, грозно посмотрев на зятя.

— Папа, я… хотела, — прошептала в ужасе Микото, посмотрев на свои руки, вскрикнула. — Папа, я… — слёзы застилали глаза, губы подрагивали. Посмотрев на Рю, она вся сжалась, ища опровержение слов мужа в глазах отца, но тот с сожалением на неё посмотрел.

Вовремя схватив падающую без сознания дочь, он отнёс её в спальню. Взбив подушку и накрыв одеялом, присел на край кровати, опустив руки на колени. Рю взглянул на дочь, и лицо его исказилось гримасой отчаянья и боли. За долгие годы впервые он не знал, что делать и как поступить. Однажды, думая, что спасает, он потерял Мари, сейчас он не мог позволить потерять то единственное, что осталось от жены. Он не мог загубить свою дочь. Встав с постели, мужчина подошёл к изголовью и, убрав спутанные волосы со лба дочери, поцеловал, мягко огладив щёки.

— Всё будет хорошо, моя малышка. Спи.

Рю вышел, мягко ступая, закрыл дверь и, пройдя в детскую, посмотрел на Фугаку. Зять сидел около колыбели, не отрываясь смотрел на младенца: ребёнок, крепко обхватив крохотными пальчиками палец отца, сладко причмокивал, лёжа на животе.

— Нам нужно поговорить, — сказал Рю, скрестив руки на груди. —Пройдём в мой кабинет.

— Я никуда не пойду, — процедил сквозь зубы Фугаку. — Я не оставлю Итачи.

— С ним ничего не случится. Микото спит, она не причинит вреда.

— Не причинит вреда, — чуть громче прошептал Фугаку. — Она хотела задушить его подушкой! Если бы я не вошёл…

— Успокойся! — прикрикнул на него Рю. От резкого звука младенец открыл глаза, но не заплакал. Причмокнув, он разомкнул пальчики, исподлобья взглянув на отца, и снова сомкнул веки. — Возьми себя в руки и будь мужиком, в конце-то концов.

— Успокоиться?! Вы в своём уме? — зло прошипел Фугаку. — Моя жена чуть не убила моего сына.

— Выйдем и поговорим, сейчас ребёнка разбудим.

— Вы знали, — произнёс в ужасе Фугаку, остановившись у массивной двери кабинета тестя. Только теперь до него дошло, почему Рю, скрипя зубами, согласился на этот брак. Микото была психически нездорова, и если бы вся правда вскрылась, то влиятельную семью не удалось бы заткнуть. —Вы знали, что так будет, поэтому разрешили нам пожениться.

— Проходи, — холодно сказал Рю, открыв дверь, пропустил вперёд.

Фугаку был там лишь раз, когда пришёл просить руки его дочери. Комната показалась ему необычайно огромной, внушительной, и была пропитана атмосферой власти. Дорогие картины в позолоченных рамках, массивный письменный стол из чёрного дерева, дизайнерские кресла, обитые тёмной кожей, и предметы декора из серебра и малахита подчёркивали социальный статус и морально давили на постороннего человека. Ему было некомфортно сидеть в кресле, которое было чуть ниже, чем у господина Рю. Тот восседал, словно на троне и смотрел на него свысока.

Включив свет, тесть прошёл к барному шкафу и, достав два бокала и дорогой виски, поставил на письменный стол. Фугаку не решался сесть, и смотрел на плотно задёрнутые тяжёлые портьеры.

— Я не знал, но всегда боялся, что это произойдёт. Её мать, Мари, — открыв бутылку и разлив спиртное, он протянул зятю, — была чудесной женщиной. Я её очень любил, а она меня любила безумно. Её семья была против нашего брака, и когда мы тайно поженились, то её родня от неё отреклась, оставив без гроша и поддержки, — он сделал глоток, взглянув на Фугаку. Тот молча смотрел на него, не притрагиваясь к бокалу. — Мой отец говорил мне, что такая любовь до добра не доводит, но я не понимал его слова. Ровно до того момента, пока не появилась в нашей жизни Микото. Мари стала ревновать меня к дочери и однажды чуть не столкнула её с лестницы. Я понимал, что подтолкнул её ко всему. Отняв у неё родных людей, привычную жизнь, я стал для неё целым миром, и она теперь видела угрозу в ребёнке, которому я стал уделять больше внимания. Это было моей ошибкой, но расплатилась она. Мой отец нашёл проверенных врачей, и мы поместили её в клинику. Пробыв там около года, она вернулась домой, но уже не была прежней Мари: из неё словно высосали жизнь, и с каждым годом ей становилось всё хуже и хуже. Боясь, что такое состояние негативно скажется на дочке, я поместил Мари в клинику, сказав, что мы развелись. Через два года её не стало, — Рю осушил бокал и сел в кресло. — Когда появился ты и сказал, что Микото ждёт ребёнка и вы хотите его оставить, я испугался, что история может повториться. Я согласился на брак не потому, что тебя будет легче заткнуть, а потому, что я люблю свою дочь. Она могла бы уйти из дома, оборвав все связи, как когда-то сделала её мать. Я подумал, что лучше потерплю тебя, чем потеряю дочь.

— Микото чуть не убила Итачи, она опасна, — прошептал Фугаку, направившись к двери. — Ей нужна помощь, и вы это знаете.

— Она не опасна, опасны твоя нелюбовь и привязанность к ребёнку. Ты виновен в её нынешнем состоянии. Она не готова была стать матерью, ты настоял. Ты говорил, что любишь её, так куда твоя любовь делась? Улетучилась с первой проблемой? — хлопнул по столу Рю.

— Я люблю её, но ей нужна помощь психиатра, это ненормально! Я не оставлю её, и мы пройдём через всё вместе.

— Я не позволю упечь мою малышку в клинику! Не позволю, понятно? Если ты хочешь видеть каждый день своего мальчика, то останешься здесь на моих условиях, — грозно сказал Рю и, подойдя к зятю, посмотрел надменным взглядом победителя. — Я уничтожу всю твою карьеру, ни одна собака не примет тебя на работу. Я отберу у тебя сына и добьюсь того, что ты даже на сто метров приблизиться к нему не сможешь.

— Вы не посмеете, — с ужасом в голосе прошептал Фугаку, и тут же сглотнул, когда увидел непоколебимую решимость во взгляде, ярость отца, готового защитить своего ребёнка любой ценой.

— Не посмею, — ухмыльнулся тесть, с издёвкой смотря на него. — Игры закончились. Я думаю, ты и сам всё понял. Завтра, когда Микото проснётся, ты сделаешь вид, что ничего не произошло. С ребёнком ты больше не носишься, я приглашу Хазуки, она поможет.

— Кто такая Хазуки?

— Её подруга детства, она разрядит обстановку и поможет с малышом. А ты пойдёшь и сделаешь вазэктомию.

— Что? — с ужасом округлил глаза Фугаку, не веря своим ушам.

— Если однажды появится второй ребёнок, то это её убьёт. Твоя жизнь больше не принадлежит тебе, Фугаку. И ты устроишься в прокуратуру, это больше не обсуждается, — торжествующе сказал Рю, поняв, что победа на его стороне.

— Вы чудовище, — выплюнул мужчина.

— Чудовище в каждом из нас, мой дорогой зять, — холодно сказал Рю, открыв дверь.


* * *


Подъезжая к дому, Фугаку заметил, что свет не горит ни в одной комнате, и это его сильно обеспокоило. Ожидая поднятие двери гаража, он нервно постукивал по рулю. Микото ложилась ровно в одиннадцать и ни разу за последние десять лет не изменила своей привычке. Встречи с подругами обычно заканчивались в пять часов — так было заведено в их обществе — если кто-то ходил к кому-то в гости, то только пока муж на работе, а дети в школе. Раньше он и представить не мог, что станет частью этого мира и все эти люди, смотрящие на него свысока, примут в свой круг. Не думал, что уподобится им и будет хвалиться перед всеми новой приобретённой машиной, недвижимостью, достижениями своих сыновей и прекрасной, покладистой женой. Не предполагал, что заведёт любовницу и будет тайно встречаться в отелях, приходить домой и ложиться в кровать к жене, лицемерно её целуя. Не верил, что будет давать кому-то взятку или оказывать услугу, закрывая глаза на неоспоримые доказательства в деле, тасовать факты, чтобы замять грешки своей семьи. Медленно, но верно, он становился циничным чудовищем, готовым идти по головам. Ему хотелось бы верить, что в нём осталось хоть что-то светлое и хорошее, за что его любили Микото и Хазуки. Но он окончательно умер, попросив сына избавить его от незаконнорождённой дочери.

Заглушив мотор, Фугаку вышел из машины и, проходя мимо сторожки Такеру, седовласого старика охранника и помощника по хозяйственным делам дома в одном лице, махнул рукой в приветствии. Старик жил здесь со времён Рю, перенёс две операции по удалению катаракты и шунтирование, и был так стар, что, казалось, сейчас посыпется труха. Его бы уволить, всё равно от него не было никакой пользы, но у Фугаку язык не поворачивался: он столько служил этому дому, что увольнение его бы убило. К тому же, у Такеру был сын инвалид, которому нужны деньги на лечение. Фугаку помогал как мог, положив в лучшую клинику. Иногда Учиха задумывался, почему мог сочувствовать чужому ребёнку и всячески помогать, а от своих открещивался.

— Господин, — сказал Такеру, выйдя из сторожки, — доброй ночи, извините, что беспокою вас.

— Ничего, Такеру, что-то случилось? Что-то с Юзу?

— Нет, господин. С Юзу всё хорошо. Госпожа сказала не говорить вам, но я не могу, беспокоюсь. Она сегодня упала прямо в снег, я нашёл её без сознания. Если бы я случайно не вышел, даже не знаю, чем бы всё закончилось. Я хотел вызвать скорою, но она не дала и плакала. Она так плакала, господин Фугаку, у меня аж сердце разрывалось. Не знаю, что стряслось, но у госпожи на душе тяжело. Она просила не говорить, но как бы чего дурного не случилось.

— Спасибо, Такеру. Если проблемы с Юзу, говори, не стесняйся. Я помогу.

— Спасибо, господин, вы всегда так добры, — прокряхтел старик.

— Микото, что же с тобой на этот раз? — прошептал он, перешагнув порог уже своего дома.

Раздевшись, он прошёл в зал, залитый светом. Пройдясь по нижнему этажу, не найдя жену, поднялся наверх в спальню, но не успел включить ночник, как до его ушей донёсся всхлип.

— Не включай.

— Микото, что случилось, дорогая? — на ощупь дойдя до кровати, пару раз споткнувшись и ударившись о пуфик, Фугаку сел на кровать.

— Это ты сделал, — всхлипнула она, коснувшись его руки. Он вздрогнул.

— Что сделал?

— Я смотрела новости. Та девушка, дочь Хазуки, мертва. Её убили.

— Я говорил не смотреть новости, они тебя расстраивают, — сжал он её ладонь.

— Так это ты?

— Нет, за кого ты меня принимаешь?

— Точно? Фугаку, пожалуйста, скажи мне, что это не ты, — обняла она его и прошлась влажной щекой по его скуле. Он сомкнул объятья, проведя рукой по её спине. Он ненавидел и одновременно любил эту женщину, хотел пристрелить и готов был убить любого, кто посмел бы обидеть её. В отличие от Хазуки, она приняла всю его грязную изнанку и полюбила заново, таким, каким он являлся сейчас, отбросив былые воспоминания.

— Разве ты не хотела, чтобы она исчезла?

— Я, — затихла она, обмякнув в его объятьях, — не желала ей смерти. Не желала…

— Тише, — зашептал он ей в ухо, пройдя по волосам. — Я знаю… Ни ты, ни я не виноваты в её смерти, это просто стечение обстоятельств.

— Мы должны похоронить девочку рядом с матерью.

При этих словах Фугаку соскочил с кровати и, включив светильник, посмотрел на заплаканную жену, которая прикрыла глаза рукой, спасаясь от яркого света.

— Ты с ума сошла! Думай, о чём говоришь! Хочешь, чтобы все узнали, что ты убила её мать?! Хочешь остаток жизни провести в тюрьме?! Чтобы все наши усилия с Рю пошли коту под хвост?

— Я её не убивала, — заревела она, упав на постель и стала барабанить по ней кулаками. — Не убивала… Я не хотела. Х-хазуки, — задыхаясь, шептала женщина. Впившись в простыню, сквозь зубы процедила. — О-она говорила… Говорила гадости про мою семью… Говорила, что спала с отцом… Говорила, что ты любил её, а меня никто не любит… Я не могла это слушать, больше не могла… Я случайно, я не хотела… Фугаку, я не хотела её убивать, я просто хотела, чтобы она замолчала… Я не убийца! — замотала она головой и задрожала всем телом. — Не убийца…

— Посмотри на меня, Микото, — сказал он, подняв её с кровати, и обхватив руками лицо, стёр дорожки слёз. — Обещай, что не наделаешь глупостей. Обещай мне.

— Тогда верни домой наших мальчиков, я по ним скучаю, — она нежно коснулась его руки.

— Я постараюсь, — прошептал он, прижавшись к её лбу.

Глава опубликована: 05.11.2024

Часть 32

Проблем со сном у Наруто отродясь не было. Ещё когда он учился в академии, мог уснуть на последней парте, за что получал по макушке толстым свёртком бумаги от учителя. Или на скамейке в парке, или на спортивной трибуне, вытянувшись во весь рост на холодных пластиковых скамьях. В то время, когда одногруппники просиживали зад в библиотеке, готовясь к предстоящим экзаменам, он мог спокойно лечь спать, ни о чём не волнуясь. Уверенность в том, что он всё сдаст, каким-то магическим образом работала. И хотя большинство парней считало его идиотом и бездарем, он, в отличие от многих, ни разу не завалил экзамен или контрольную, чему всегда удивлялся Саске.

«Да ты шутишь!» — вскрикивал Учиха, когда Узумаки махал перед лицом исписанным листком с восьмьюдесятью баллами. Тогда друг выдёргивал лист и изучал на предмет подлинности. Да, это было не девяносто и не сто, как у Саске, но Наруто за оценки никто и не ругал, а мать и вовсе хотела, чтобы его исключили как можно скорее. «В мире столько профессий, так почему из всех возможных ты выбрал именно эту?», — причитала она, и, скрипя зубами, подписывала заявление на согласие.

Он и сам не знал, почему пошёл. Саске сказал, что хочет идти по стопам брата, а ему не хотелось расставаться с другом. В детстве он любил смотреть блокбастеры про крутых полицейских и детективы про умных следователей, а гоняться по округе с парнями, драться до разбитой губы и выбитых молочных зубов было чертовски весело. Пусть настоящая жизнь следователя разительно отличалась от экранной картинки и детских представлений о ней, ему всё нравилось и, если бы жизнь предоставила ему шанс вернуться в прошлое, он всё равно выбрал бы академию. Работа с её бумажной волокитой выматывала, поэтому после возвращения домой и сытного ужина он часто вырубался на диване за просмотром телевизора, и просыпался посреди ночи от того, что упал на пол, думая, что лежит на широкой кровати. Его бывшая постоянно злилась, когда он засыпал сразу после секса, и тыкала локтем в бок, недовольно цокая. Но ему нравилась его работа, она помогала взять себя в руки в нужный момент и не давала забивать мысли всякой ерундой.

Однако сегодня всё было иначе. После ухода Ино он места себе не находил. Ему хотелось побежать за девушкой и как-то оправдать себя, но он тут же остановился в проёме двери, ведь не сделал ничего плохого. Дёрнул же его чёрт за ногу ввязаться в эту историю!

Приняв холодный душ, он лёг в кровать, рассчитывая, что хороший сон приведёт мысли в порядок. Но сон не шёл и, ворочаясь в постели, подминая под собой простынь, Наруто пыхтел, мучая подушку и одеяло. Кровать страдальчески скрипела, время на часах замерло, у него заколол бок, затем зачесалась нога и заныло плечо. Потеряв терпение, он отбросил одеяло в сторону, включил свет и, взъерошив спутанные волосы, сел.

— Чёрт возьми эту Ино! Свалилась же мне на голову! Арр, — почти зарычал он, швырнув несчастную подушку в стену. — Какое мне дело, что она обо мне думает?! Неужели ты думал, что тебе что-то перепадёт? Не будь дураком, Наруто! Она слишком хороша для тебя. Боже, ты такой идиот, ведь только вчера размышлял над тем, что выведешь её на чистую воду и, если надо, арестуешь, а сейчас убиваешься из-за того, что она на тебя обиделась. Придурок! — негодовал он, смотря в потолок.

Весь его поток мыслей был остановлен звонком телефона. Решив, что это с работы, он тут же ответил, даже не посмотрев, от кого входящий.

— Наруто! — донеслось бодрое приветствие. Мужчина нервно сглотнул, прислонив голову к стене. По всей видимости, именно сегодня все женщины мира решили его окончательно добить.

— Ма-ма...

— О, вспомнил, что у тебя есть мать! — с нотками раздражения проговорила Кушина, и Наруто представил, как ломается карандаш в её руке.

Мать была импульсивным человеком и быстро приходила в ярость, стоило только сделать или сказать что-то не то. Наверное, только благодаря ангельскому терпению отца их брак до сих пор не распался, а может быть за всем этим стояла действительно большая любовь. «Когда любишь женщину, то любишь её всю. Даже если она обладательница самого взрывного характера», — сказал как-то отец, сидя с ним на скамье в парке, положив руку на плечо. Помнится, он тогда сильно разозлился на мать — она рылась в его комнате и нашла парочку неподобающих журналов. Он, рассерженный, ушёл из дома. «Твоя мать — чудесная женщина, и мы счастливчики, что она у нас есть». С возрастом пыл у матери поугас, но появилась какая-то странная нежность и вездесущая забота, поэтому, когда отцу предложили новую работу в другом городе, Наруто с облегчением вздохнул, так как женщина частенько наведывалась в его «холостяцкую берлогу» и отчитывала за беспорядок как малое дитя. А как-то, обнаружив в шкафу женские вещи, не унималась, прося познакомить с избранницей. Хорошо, что тогда его бывшая уехала на месяц к родственникам, иначе закончилось бы всё большим скандалом или шумной свадьбой.

— Ну мам...

— Не мамкай мне тут!

— Кушина, не доставай его, — донёсся голос отца. Наруто с лёгкостью представил его с тёплой улыбкой, с книжкой в руках в постели.

— Что делаешь? — мягко спросила мама, явно нежно улыбаясь и убирая за ухо огненно-рыжие, густые волосы.

— Сплю, уже как бы третий час ночи. Странно, что ты не спишь...

— Странно ему? Во всём виноват сын, который позабыл, что у него есть родители.

— Я неделю назад звонил, — запротестовал Наруто, почесал щёку и, наклонившись, поднял подушку.

— И ты считаешь, это часто?

— Ну не каждый же день звонить.

— У соседки сын звонит каждый день, — надув щёки, он закатил глаза, снова чувствуя себя маленьким нашкодившим ребёнком. — Ну ладно, не будем ссориться. Что у тебя нового?

— Ничего.

— Прям так и ничего?! — раздражение передалось через трубку.

— Ничего, что тебя заинтересует, — отчеканил он, опрокинувшись на кровать и закрыв лицо ладонью. Мужчина стал размышлять, что можно ей сказать, не вызвав волну возмущения и негодования.

— Встречаешься с кем-то?

— Нет, — недовольно выдохнул он, сжав кулак. Загоревшись идеей фикс женить его в ближайший год, мать постоянно сводила разговоры к девушкам, к семейной жизни, к внукам.

— Уже пора! Вот мы с отцом в твоём возрасте уже…

— Мама!

— Ну что? Я хочу внуков. Я буду хорошей бабушкой, обещаю. Я тут познакомилась кое с кем... Такая прекрасная девушка. Приедешь — позову её в гости.

— Теперь он точно не приедет, — захохотал отец.

— Ты из-за этого мне звонишь? — с несвойственным раздражением спросил Наруто.

— Нет. Я просто соскучилась. На днях просматривала твой детский альбом. Ты был таким сладким и пухлощёким ангелочком.... Насчёт девушки я пошутила, так что приезжай к нам, когда возьмёшь отпуск. Кстати, когда он у тебя?

— Не знаю, сейчас очень много дел. Текучка большая.

— Мы с отцом читали новости. Жуть какая. Надеюсь, ты эти дела не ведёшь. А я говорила — выбирай другую профессию.

— Не веду, можешь спать спокойно.

— Как я могу спокойно спать, когда жизнь моего сына постоянно в опасности? — после этих слов он глубоко вздохнул, пытаясь не сорваться. — Помню, моя душа покинула меня, когда сказали, что тебя подстрелили, — Наруто закрыл глаза. Он тоже хорошо помнил то время, когда, растолкав весь персонал, мать в слезах кинулась к его кровати и стала осыпать поцелуями. Ему было так стыдно перед коллегами, что он долго ни с кем не разговаривал. Лишь Неджи назвал его полным дураком, не понимающим истинного счастья. — Плечо до сих пор болит?

— Бывает.

— Береги себя, сынок, и обещай не лезть, куда не следует. Мы с папой тебя очень любим.

— Я тоже вас люблю. Папе привет, — отключившись, он бросил телефон на тумбу и накрыл лицо подушкой.


* * *


Никогда ещё утро в третьем отделе не было таким напряжённым, как сегодня. Из-за бессонной ночи настроение у Наруто было паршивым. Тяжело ступая, он шёл по коридору, ловя боязливые взгляды своих сотрудников. На радушные приветствия он хмурил светлые густые брови и сдержанно кивал. На лице красовались несколько царапин, вследствие неудачного бритья, галстук, к удивлению многих, был туго затянут, и тёмно-синие брюки идеально выглажены, волосы зачёсаны назад. Каори, встав из-за рабочего стола, тут же села, словив холодный взгляд голубых глаз, притихла и решила повременить с документами на подпись. Закрыв за собой дверь, он бросил хриплое:

— Никого не впускать.

Следователи, решив не попадаться на глаза начальству, затаились в своих кабинетах. По коридору свистела тишина, только изредка доносились телефонные звонки и шипение рации. Встретив Наруто перед самым уходом на похороны около парковки, они хотели что-то сказать, но друг прошёл мимо, явно не заметив их. Саске с Неджи многозначительно переглянулись между собой и, проводив взглядом друга, Неджи с интересом спросил:

— Думаешь, у них что-то было?

— Даже не знаю, — Саске открыл дверцу машины. — Ощущение, что ему всю ночь трахали мозг. Ладно, поехали, а то опоздаем.


* * *


Закутавшись в тёплый, нежно-розовый шарф из ангоры, Ино выбежала на улицу, бодро цокая каблуками. Несмотря на морозное утро, настроение у неё было приподнятое. Инцидент с майкой разрешился в её пользу. Следователь поверил в её историю и, возможно, перестал подозревать её в чём-то. Если сомнения у Наруто и остались, то он явно не будет копаться во всём этом и, уж тем более, спрашивать напрямую. А о том, что он сегодня явится в кафе, Ино не сомневалась. Несмотря на его должность, парнем он был простым, обладал открытой, доброй душой. К тому же, он был немного очарован ею, и она решила воспользоваться этим, взрастив в мужчине чувство вины перед ней, хоть и зареклась не морочить голову хорошим людям.

— Для тебя это всего лишь игра, — сказал Дейдара, выпуская тонкой струйкой сигаретный дым. Он с осуждением посмотрел на её бумажный пакет с тарталетками. — А для него — разбитое сердце. Зажравшихся стариков мне не жаль. По делом. Но вот парнишку из кондитерской... Не стоит с ним заигрывать.

— Разве плохо, что у нас всегда свежая выпечка почти за копейки?

— А ты не думала, что он студент и работает за эти копейки и все свои накопления тратит на то, чтобы ты получила пирожные со скидкой? Нет никаких скидок для персонала, он докладывает необходимую сумму.

— Но я его об этом не просила! — возмутилась Ино, почувствовав себя последней тварью на земле. — Если он сам хочет сделать мне приятное, разве я виновата?

— Ты с ним откровенно флиртуешь...

— Подожди, — перебила его она и, отобрав сигарету, затушила о стену. — Он тебе нравится и… ты ревнуешь.

— Ты непроходимая идиотка, — закатил он глаза и, достав ментоловую жвачку, отправил в рот. — Просто не становись сукой.

Выйдя из метро и перейдя дорогу, Ино глупо улыбнулась, представляя сегодняшний разговор, растерянное лицо следователя, его голубые ясные глаза, широкую улыбку. Было в нём что-то ребячливое, тёплое, тянущееся из беззаботного детства. Он мило краснел, когда она пускала двусмысленные шуточки, и по-мальчишески прятал смущённый взгляд, и голос его так приятно надламывался, когда пытался оправдать себя. Она и не заметила, как оказалась у дверей кафе. Ино вскинула брови, увидев залитое светом помещение, опущенные стулья. Хината предупредила бы, если бы собиралась выйти. Смутная догадка, что там сейчас вовсю хозяйничает начальник, заставила её напрячься. Сглотнув, Ино посмотрела на часы и с облегчением вздохнула. Звякнул дверной колокольчик и из-за стойки в чёрной водолазке вынырнул Шикамару, едва заметно улыбнувшись.

— Судя по всему, меня не ждали, — хохотнул он в кулак.

— Эм, — замялась Ино, разматывая шарф, — ты же сам сказал, что тебя не будет.

— Всё оказалось быстрее, чем я думал.

— Хината сегодня не придёт, — закусила она нижнюю губу, и, разместившись за стойкой, подпёрла подбородок. — Она приболела, я дала парочку отгулов. Тебе не стала сообщать... Ничего?

— Правильно, не нужно заразу разносить. Значит, я вовремя. Будешь кофе?

— Ты сам сделаешь? — выгнула она бровь, наклонив голову набок. Нара достал белую чашку и, потянувшись к пачке кофе, засыпал в кофемашину. На минуту они замолчали. Зёрна шумно перемалывались, разнося орехово-шоколадный аромат.

— Конечно, сам. Глупый вопрос.

— Ты подозрительно добрый сегодня, — прищурила она глаза, растягивая алые губы в улыбке. — Тебе что-то от меня нужно. Я права? — он выронил ложку, и та со звоном звякнула. Шикамару нервно потёр подбородок. — Ну-у-у-у, и чем же я могу помочь господину Нара?

Парень, собираясь с мыслями, молча наблюдал, как тёмно-коричневая жидкость, пенясь, наполняет чашку. Он боялся озвучить свою просьбу, полагая, что она высмеет его и потом будет всё время припоминать. Поставив чашку перед ней, он набрал в грудь воздуха.

— Ну, в общем, не могла бы ты... стать моей девушкой?

Ино, подавившись только что отпитым кофе, начала кашлять и случайно задела чашку. Нара нервно взял полотенце и начал вытирать стойку, исподлобья смотря на неё.

— На один вечер... И я заплачу.

— Сколько? — спросила она, смутив прямотой начальника.

— Сразу про деньги? Без каких-либо вопросов «зачем мне это»?

— Вначале нужно узнать цену, а потом я решу, стоит ли во всё это ввязываться.

— Если честно, я не знаю, сколько. Ты сама скажи, — почесал он затылок, отводя взгляд.

— Тогда перейдём к вопросам: что за вечер и зачем тебе всё это? — улыбнулась Ино и, пройдя за стойку, со вздохом поставила чашку в раковину.

— Встреча выпускников...

— И ты хочешь выставить себя крутым мачо.

— Так и знал, что ты будешь надо мной издеваться. Забудь.

— Ни в коем случае, — протянула девушка и, приблизившись к нему, убрала с водолазки белую нитку. — Мне нужно знать, как одеться, как себя вести. Тебе скромницу, роковую красотку, девушку с секретиком или ни то не сё?

— Ни то не сё? — нахмурился он и вопросительно на неё посмотрел. — Это как?

— Ну... Что-то среднее между синим чулком и, — она намотала светлый локон на указательный палец и весело посмотрела на сбитого с толку мужчину, — милашкой.

Его наивность и смущение забавляли. Ей захотелось поиграть, как кошка с мышкой.

— У тебя слишком серьёзный подход.

— А как иначе? Тут дело тонкое.

— Просто будь собой, и всё.

Ино закусила нижнюю губу. Была ли она когда-нибудь собой? Ведь с самого детства девушка притворялась перед папой, чтобы выглядеть в его глазах сильной, когда хотелось плакать; кривлялась перед одноклассниками, строя из себя самоуверенную стерву, в то же время жутко комплексуя по поводу худых ног и небольшой груди; позже — гоняясь за деньгами, считывала желания мужчин, становясь объектом вожделения, и от этого временами её мутило; затем и вовсе надела другое лицо, чтобы выжить в аду. Быть собой? Среди тысячи лиц, которые она примерила, Ино потеряла своё — истинное, и, чтобы найти его, ей нужно заглянуть внутрь себя, глубоко, в черноту. Может там, в заболоченной яме, в кромешной тьме, она увидит себя настоящую: маленькую потерянную девочку, сидящую на высоком стуле, свесив ноги, разглядывающую прохожих в поисках лица матери; заботливую и полную любви, тихо крадущуюся по комнате с пледом в руке, чтобы накрыть уснувшего отца на диване. А, быть может, она увидит то, что всегда видел Дейдара — эгоистичное существо, готовое подставить любого, чтобы выжить.

— Проблемы больше нет, — сказал он, приблизившись к ней. Свет от неоновой вывески ночного клуба напротив играл на его лице красно-синими пятнами, отчего Дейдара казался зловещим чудовищем с другой планеты. С его мокрых растрёпанных волос стекала дождевая вода, прямо на кожаную куртку. Ино потянулась к вороту, чтобы помочь. Но, отвернув его, она заметила на бледной шее брызги крови. Не успела она отшатнуться, как Дейдара, схватив её за подбородок, заставил смотреть в свой единственный глаз (второй врачи так и не смогли спасти). Его губы дёрнулись вверх и некогда обаятельная улыбка превратилась в звериный оскал, как у Хидана. — Я убил его. Выстрелил прямо, — парень коснулся её лба между бровями. Почуяв её страх, он наклонился ближе к уху, и прошипел как змея. — Он был крысой и умер как крыса.

Ино оттолкнула его со всей силы и, сглотнув вставший поперёк горла ком, направилась в ванную. Отвернув кран, девушка набрала в ладони воду и плеснула в лицо. Хотелось проснуться, забыть все, как ночной кошмар. Ледяная вода обожгла кожу и она чуть не задохнулась — это была реальность. Её реальность и есть бесконечный кошмар. На зеркале застыли капли воды и, размазав их ладонью, она замерла. Вошедший Дейдара встал позади, наблюдая, вскинув подбородок, смотрел с неким превосходством, сложив руки перед собой. Ино больше его не узнавала, и здесь, в отражении, освещённом тремя тусклыми лампами, она видела монстра, готового сожрать любого, на кого укажет его босс. Девушка сравнивала его с Цербером, трёхголовым псом, охранявшим выход из царства мёртвых. Находиться рядом с ним было невыносимо и страшно, он был пропитан стонами людей, слезами, кровью и порохом. Когда Дей остервенело целовал её, больно прикусывая губы, всё внутри неё цепенело, ей казалось, он мог перегрызть ей шею в одно мгновение, оттолкни она его. Рядом с ним, ощущая горячее дыхание на своей коже, Ино чувствовала себя слабой пташкой, бьющейся в его огрубевших руках. Руках, которые когда-то создавали нечто прекрасное из куска глины, теперь же сеяли только смерть. Её не так сильно пугал Хидан, хотя от него тоже поджилки тряслись. А сводный брат, который на её глазах постепенно терял человечность и становился самым настоящим чудовищем без каких-либо моральных принципов — ужасал. Ино боялась осознать, что именно она подтолкнула его к краю пропасти.

— Выйди, — процедила девушка сквозь зубы, вцепившись в край раковины.

Сегодня ей хотелось остаться одной, но Дейдара ни за что этого не допустит, он будет наслаждаться её мучениями, смакуя каждый момент. Он ухмыльнулся и, достав что-то из кармана промокших и заляпанных грязью джинсов, бросил на столешницу.

— Сай Акаши. Подумал, что тебе хотелось бы знать, с кем трахалась.

— Пошёл ты, — плюнула она, стискивая зубы. Взгляд упал на заляпанную кровью ID- карту. Её стошнило.

Три месяца назад этот молодой человек со странной, натянутой улыбкой спас её в переулке от окруживших пьяных парней, когда она возвращалась домой. Теперь же Ино сомневалась в случайности их встречи. Этот козёл её использовал, втёрся в доверие, вскружил голову, притворяясь простачком, а сам собирал информацию.

Его звали Хаято, и ей он нравился. Скорее всего, из-за ощущения нормальности, которое он дарил. Ведь парень был из мира, в который ей уже никогда не вернуться. У него были тонкие черты, приятный голос и не совсем здоровый вид. Он говорил, что у него проблемы с желудком, поэтому Ино варила ему куриный суп, и убрала всю острую, жирную пищу из рациона. Его пальцы были длинными, как у пианиста, и, если бы он не сказал, что обычный бухгалтер, то девушка связала бы его с искусством. Он был нежен с ней и целовал в плечо, когда уходил. У него был сорок первый размер обуви и страсть к кроссовкам Nike. Хаято пользовался пастой для чувствительных зубов и не имел вредных привычек. В его наушниках играла попса, а на будильнике стоял раздражающий звук кукарекающего петуха. Он не спрашивал, куда она иногда исчезает, и почему, порой, не приглашает его к себе. А она не спрашивала, куда он отлучается во время их прогулок по городу, оставляя её одну в парке. Ей казалось всё это нормальным. Или она просто не хотела ничего замечать.

Вполне возможно, их отношения длились бы по сей день, если бы однажды девушка не перевернула его сумку, решив прибраться. Тогда из вороха бумаг выскользнул рваный листок с именами, которые ей говорили о многом. Испугавшись за свою жизнь, она рассказала обо всём брату, и тот заверил, что всё решит. Ино понимала, чем все закончится, но не была готова принять правду.

— Ох, — наигранно произнёс Дейдара и, собрав её волосы на затылке, включил кран на всю мощь, — брат о тебе позаботится.

— Уйди, — проскулила она и слёзы потекли ручьём, — оставь меня!

— Не пойму, ты злишься, что тебя развели, или расстроена? Неужели влюбилась в этого смазливого хмыря? — он сильно потянул за волосы, отчего она вскрикнула. — Может твои чувства были взаимны. Ведь даже когда я переломал его рёбра и прострелил колени, а это, моя дорогая, о-о-очень больно, он тебя не сдал. Не поступил с тобой так, как с ним поступила ты.

— Замолчи! — всхлипнула Ино, ударив его локтем в бок.

— И это твоя благодарность, дорогая сес-тра, а? Я ведь тоже мог сдать тебя. И как ты думаешь, где бы ты сейчас была, если бы не я? Не выводи меня из себя, поняла?! Я сегодня чертовски устал, — он подошёл к ней и, нежно погладив по щеке большим пальцем, поддел бретельку ночной сорочки, спустил вниз. Скользнув взглядом по оголённой груди, размял шею. — Будь хорошей девочкой, повернись.

Схватившись за бочонок унитаза, Ино прогнула спину и зажмурила глаза, пытаясь не вслушиваться в мокрые шлепки. Он толкнулся последний раз, излившись в неё вместе с тихим стоном и, проведя рукой по острым лопаткам, прошептал:

— Завтра зайди к Хидану, нужно кое-что перевести, — сняв футболку, он зашёл в душевую кабину и, прежде чем закрыться, бросил. — У тебя есть что получше дерьмовой текилы?

— Джин, — тихо сказала она, взяв салфетку.

— Сходи возьми что покрепче. Я сегодня остаюсь.

Накинув на себя пальто, она вышла из дома. Тёплый ветер обдувал её, но она ёжилась, запахивая у горла воротник пальто. Толпа укуренных парней, облокотившихся о стену клуба, прокричали ей вслед похабную шутку и засмеялись. В лужах отражались огни домов и неоновых вывесок. Она со всей дури пнула попавшуюся по пути пустую бутылку пива, чем вызвала негодование спящего бомжа. За углом показалась вывеска и она ускорила шаг.

— Чивас и две пачки Мальборо, — рявкнула девушка уснувшему продавцу.

Если Дейдара остаётся, значит всю ночь он будет курить, пить и трахать её. А под утро уйдёт, оставив после себя мятую влажную простыню, едкий запах никотина и перегара. И от этого хотелось выть и напиться до беспамятства, но ей пить не разрешалось, ведь так она быстро потеряет товарный вид.

— С тебя...— не успел договорить продавец, как она схватила бутылку и запихнула пачки в пальто, а после — двинулась к двери. — Эй, сука! А ну вернись!

— Тебе привет от Дея, — бросила она, выйдя из магазина. Брат держал весь район в узде, собирая с каждого ежемесячную плату. Конечно, без переломанных костей не обходилось.

— Сказала бы сразу, — притих испуганно мужчина. — Я бы дал две бутылки…

Дойдя до квартиры, она остановилась у двери и упала на колени. В попытке задушить свои рыдания, девушка закрыла рот рукой. Ей была противна она сама, всё её существо. В то же время она испытывала к себе жалость. Открыв бутылку, она отпила виски, обжигая слизистую. Несколько парней, спускаясь по лестнице, покосились на неё и прошли мимо.

— Есть травка? — крикнула она вдогонку, и они, остановившись, повернулись. Один из них, паренёк в широкой чёрной толстовке, протянул ей свой тлеющий косяк. — Спасибо, — затянулась она, выпуская дым. Потихоньку разум начинал затуманиваться, и предстоящая ночь уже не казалось такой страшной. Она открыла дверь и скрылась.

— Я что-то не то сказал? — спросил Шикамару, смотря на Ино.

— Нет, прости. Задумалась. Я согласна, так когда встреча?

— В субботу.

— На этой неделе, я правильно поняла?

— Всё верно. Я заберу тебя, скажи адрес.

— Тогда встретимся около метро на станции, где уже пересекались, — подмигнула Ино и зашла в комнату для персонала, чтобы переодеться.

Когда она вышла, Шикамару расписывался на бумагах и перекидывался с доставщиком будничными фразами. Туже затянув пояс, Ино взяла со стола пакеты с пирожными и отнесла за стойку. Заглянув внутрь, она недовольно скривилась, сказав, что фисташковые эклеры мало кому нравятся. Нара, проводив доставщика до дверей, пожелал хорошего дня и, взяв пачку салфеток, доложил в салфетницы.

— Так, если не секрет, чем ты был занят? — спросила Ино, открыв холодильник.

— Мама приезжала, и мы обсуждали продажу кафе, — поправив ворот, проговорил он, посмотрев под ноги.

— То самое, где я работала? — он кивнул. — Я думала, что тебе оно дорого.

— Мой отец любил то место. Но его уже давно нет и, наверное, глупо чисто из сентиментальности держать его себе в убыток. К тому же, я кредит взял, чтобы открыть это место, и нужно покрывать его. Вот решил спросить мать, не против ли она.

— Прости, я не знала... про твоего отца. Соболезную... — грустно сказала Ино, пожалев, что спросила. На мгновение она вспомнила своего улыбчивого папу, который умер на больничной койке, ожидая приезд дочери.

— Всё нормально, — махнул Шикамару и, достав пачку сигарет, направился к двери. — Мама сказала, что давно пора двигаться дальше.

Он вышел. Рубиновый огонёк сигареты горел между пальцев. Окутанный паром и дымом, он был повёрнут к ней спиной и смотрел на дорогу, стряхивая пепел в урну. Сейчас он выглядел таким одиноким и нуждающимся, что Ино захотелось выйти к нему, положить голову на плечо, обнять. Но она одёрнула себя, занявшись работой.

Утро было спокойным, как и всегда — несколько чашек капучино с тирамису. Когда зашла группа шумных студентов и заказала латте на безлактозном молоке, Ино невольно улыбнулась, засмотревшись на них. Они снимали друг с друга шапки, подкалывали, и в шутку толкали в бок. В них было столько беззаботности, энергии и сил, что она представила себя рядом с ними. У неё тоже могла быть такая жизнь — нормальная, без обмана и вечного страха. Она могла бы радоваться простым вещам, трястись перед сессией, и её единственной проблемой был бы вопрос сохранения стипендии. Счастливо жить в своём небольшом городке, где почти круглый год лето и красивые малиновые закаты, найти простого парня и создать семью, родить ребёнка и вязать ему пинетки, украшая перламутровыми бусинами — все это казалось далеким счастьем, которого уже никогда не достичь. У неё всё могло сложиться иначе, но она выбрала другой путь, и ей некого было винить в своих бедах, ведь всё сотворила она. Телефон в кармане завибрировал и, подумав, что это Хината, она быстро взяла трубку.

— Как ты, дорогая?

— Кхм, это приветствие мне больше нравится, — услышав голос Хаширамы, Ино заволновалась. Жестом показав Шикамару, что ей нужно отойти, девушка закрылась в туалете. Конечно, он мог звонить по поводу Хинаты или новых документов, но его голос звучал как-то иначе, приглушённо. Сердце бешено забилось в страхе.

— Что-то случилось? — спросила она осторожно. В горле всё пересохло. Девушка опустила крышку унитаза и села на него.

— Он вышел... Точнее, всех отпустили.

Молчание в трубке зазвенело в ушах, сердце пропустило удар и, чтобы не упасть от внезапного головокружения, она вытянула левую руку, опершись о стену.

— Как?

— Недостаточно улик.

— Но ты мне обещал... Если я дам показания, ты мне обещал, что посадишь их, — в панике прошептала она, на лбу проступила холодная испарина, губы и руки задрожали. — Он убьёт меня.

— Не паникуй раньше времени и не глупи. Как я и говорил, не светись нигде. Поняла? Оставайся там, где находишься. Они сейчас будут тебя искать и наделают ошибок... Но если ты дёрнешься с места, а они на это и рассчитывают, то тебя быстро найдут. Я кое-кого к тебе отправлю.

— Ты знал...— в ужасе прошептала Ино, закрыв рот. — Ты знал всё наперёд... Знал, что всё так обернётся. Я была твоей приманкой с самого начала.

— Прости, по-другому никак.

— Да пошёл ты! — больно стукнула она кулаком по кафелю.

— Можешь называть меня как хочешь, и посылать куда хочешь. Я это заслужил, но оставайся на месте и не свети документами, я смогу тебя защитить. Ты меня поняла, Ино?

Она отключилась. Телефон выпал из дрожащих рук, тошнота подкатила к горлу. Несколько раз глубоко вздохнув, девушка попыталась выровнять учащённое сердцебиение.

 Ино тут же сжалась, крутя серебряное кольцо на пальце, когда заскрипела металлическая дверь и он вошёл вместе с охранником позади. Непривычно было видеть его в тюремной робе и наручниках, и, подняв взгляд, она закусила губу. Он ухмыльнулся, смотря на неё свысока.

— Так это ты?

— Дэй, послушай.

— Замолчи, сука. Ты всегда была такой эгоисткой.

— Дей, послушай, — жалобно прошептала она, пытаясь не заплакать. — Если ты всё расскажешь, тебе скостят срок, я договорилась.

— Ха-ха-ха, — зашёлся он в смехе, отчего у неё всё внутри заледенело. — О своём сроке ты позаботилась лучше. Я же прав? Ха-ха-ха, скажите, какая заботливая у меня сестра! — закашлявшись, повернулся он к охраннику. — Просто чудо, не так ли?

— Дей, я так больше не могу... Я не могу больше смотреть, как ты себя разрушаешь.

— Она умеет поворачивать всё в свою пользу и заставляет поверить, что делает во благо. Да, сестрица?

— Дей, я серьёзно. Всё можно прекратить, и я обещаю, что тебе дадут минимум, а потом мы начнём всё с начала, — она протянула к нему руку, но охранник сказал, что любые контакты запрещены.

— С какого начала, не подскажешь? Не можешь видеть, как я себя разрушаю? Не гони! Ведь именно ты меня и разрушила, ты отняла у меня всё! Дадут минимум… Не смеши. Меня убьют тут раньше, чем вынесут приговор. Ты поставила не на ту лошадку. Впрочем, умом ты никогда не блистала. Вот увидишь, я скоро выйду, — он наклонился вперёд. — Так что мой тебе последний братский совет: беги, прячься и молись, чтобы я нашёл тебя первым. Тогда твоя смерть будет быстрой.

Она сглотнула, посмотрев в его глаз, и отшатнулась. В нём не было ничего человеческого. 

Время для молитвы пришло.


Примечания:

Надеюсь вы не забыли сюжет и вам не пришлось перечитывать всю работу)

Хах, история уже пишется второй год, и я надеялась закончить ещё летом, но переоценила свои возможности.)) Поэтому нам придется ещё немного пострадать вместе с героями...

Глава опубликована: 05.11.2024

Часть 33

Сквозь туманную пелену перед глазами Хината выцепила бежевые тяжёлые шторы. Они всегда казались ей безвкусными, так как не сочетались с голубыми виниловыми обоями в серебряный цветочек и ковролином в чёрно-белую полоску. Вскоре комната приобрела очертания, и она могла с уверенностью сказать, что находится в «Гран Луссо» — в отеле с вычурным иностранным названием и тремя белыми колоннами у входа. Её клиенты почти всегда везли её сюда — не слишком дорогое, но и не дешёвое пристанище. Был ещё один отель: там кровать помягче, а в ванной комнате в высокой, узкой вазочке всегда находилась веточка белой орхидеи, которую, засунув в сумку, девушка воровато несла к себе домой. В стеклянной бутылке из-под колы цветок ещё неделю стоял на подоконнике. Когда Хината смотрела на белоснежные лепестки, ей хотелось жить несмотря на ту беспросветную темноту, в которой она оказалась.

Рядом кто-то заворочался и сонно простонал. Девушка зажмурила глаза до белых мошек, задержала дыхание. Кровать скрипнула, матрас подпрыгнул, вскоре раздался тихий щелчок, и донёсся глухой шум воды. Хината выдохнула и, наощупь найдя одеяло, натянула на голову. По утрам она себя ненавидела. Кайф и пьяный угар спадал, и правда, полосуя до костей, обнажалась с кровоточащей болью — она олицетворение всего, с чем отец боролся и отчего погиб. Возможно, со временем это и её убьёт. И от горького сарказма хотелось забиться в угол и плакать.

Перед глазами возник парень в чёрной футболке и джинсах. С раскинутыми в стороны руками и подогнутой ногой, он смотрел на неё стеклянным взглядом. Тёмная кровь растекалась по асфальту, густой жижей просачивалась в ливневый сток. Тонкие губы, мертвенно-синие, на мгновение зашевелились, рот раскрылся, изрыгнул пузырящуюся алую пену, и голова безвольно упала набок. Хината чувствовала, как вязнет в почти багряной мокрой простыне, как кожа пачкается, и она захлёбывается, не в состоянии подняться. Лихорадочно зацепившись за тумбочку у изголовья, как за спасательный круг, она с грохотом упала на пол и начала ползти к сумке, оставленной около торшера. Её руки тряслись и пальцы, вымазанные почти в чёрной крови, пачкали всё вокруг. Зубы её стучали, щёлкали друг о друга, глаза судорожно бегали по ковролину, выискивая из вытряхнутых вещей полиэтиленовый кулёк. Бросив пакетик на стол, она высыпала немного на поверхность и, сделав из кредитной карточки дорожку, нагнулась и вдохнула носом. Её руки снова стали чистыми. Проведя ими перед глазами, она мечтательно улыбнулась, опрокинув голову. В мгновение стало невыносимо легко: кошмар растворился в белом дыму, комната поплыла перед глазами, тело расслабилось, обмякло. Всё стало неважно.


* * *


После того как устрашающая шайка ушла, Хината опустилась на пол и холодными руками потёрла лоб, не до конца осознавая, во что вляпалась и как из этого всего себя вытащить. Страх на время парализовал её, не давая ясно мыслить. Спустя некоторое время девушка растерянно оглядела комнату и, быстро подбежав к шкафу, достала рюкзак. Запихнув всё необходимое на первое время, прислонила ухо к двери и долго вслушивалась в посторонние звуки. Открыла, осторожно высунув голову, посмотрела по сторонам и, убедившись, что никого нет, на носочках двинулась к лестнице. Счёт шёл на секунды и действовать нужно было немедленно — добраться до вокзала и найти знакомых отца.

Хиаши всё время говорил, что никто в этой жизни не застрахован и нужно быть осмотрительной, всегда начеку, но дочь, слушая его, мысленно отмахивалась, списывала его убеждения на профессию, которая на всё и вся накладывала отпечаток сомнения. Ей думалось, что, если она будет жить правильной жизнью и избегать дурных компаний, всё плохое обойдёт стороной. Ведь мир, с которым соприкасался отец, был иным, словно это была параллельная вселенная, никак не пересекающаяся с её жизнью. Такое происходило только в рассказах отца и в криминальных новостях.

Руки её дрожали, ноги подкашивались, и с каждым шагом холодный страх нарастал, переходил в панику. Она корила себя за то, что не обменялась контактами с коллегами отца, ведь будь у неё хоть кто-нибудь, позвонила и попросила бы о помощи. «Всегда надейся только на себя», — говорил ей папа, когда она сталкивалась с трудностями. И сейчас, спускаясь по ступеням, Хината повторяла его слова как мантру, чтобы придать себе храбрости.

— Далеко собралась? — раздался голос снизу, и высокий мужчина в тёмной футболке вышел из-за угла.

Хината замерла в ужасе, раскрыла серые глаза и, едва коснувшись перил, резко повернулась и рванула вперёд. Он схватил её за рюкзак, ноги оторвались от поверхности, и она в одно мгновение оказалась в его руках. Брыкаясь, девушка попробовала ударить, но все попытки были тщетны — незнакомец был слишком силён. Она закричала, в надежде, что хоть кто-нибудь придёт на помощь и спасёт её, но ни одна дверь не отворилась. Мужчина с силой зажал ей рот, зло шикнув. Быстро сообразив, она прокусила ему руку и вырвалась.

Хината бежала по лестнице, сломя голову, ничего не видя перед собой. Сердце колотилось с такой силой, что слышала только его громкие удары. Её дыхание сбилось, и она глотала воздух ртом, издавая свистящие звуки. Последний пролёт она проскользнула мгновенно, увидев улицу, остановку и рой проезжающих машин вдалеке — почуяла запах свободы. И всё в одночасье исчезло.

Стоило наступить на землю, как она оказалась в прокуренном салоне автомобиля с прижатым к горлу перочинным ножом. Острое лезвие царапало кожу. Сглатывая, девушка ощущала неприятное пощипывание, а когда мужчина, чьё лицо было изуродовано огромным шрамом, надавил сильнее, она почувствовала, как что-то тёплое стекает по шее. Всё внутри неё похолодело, когда она, посмотрев в его потускневшие зелёные глаза, увидела лишь ледяную пустоту.

— Здесь самое уязвимое место, — голос его звучал буднично, неприятные глаза блуждали по её лицу, изучали. Он передвинул перочинный ножик и острым концом прошёлся недалеко от трахеи, слегка царапая кожу. — Тут проходит сонная артерия. Слышала про такую? — она кивнула. — Стоит мне сделать тут надрез, как ты помрёшь. В машине я это делать не буду, не хочу потом платить за чистку.

— П-пожалуйста, — жалобно заскулила она, не в силах сдержать слёзы. Ей не хотелось умирать: ни здесь, ни сейчас, ни так. — П-пожалуйста, простите.

— Все хотят жить, — он обтёр нож о её толстовку. — Даже надоедливая мошка, которую я прихлопнул с утра, хотела жить. Это странное желание жить не отнять ни у одного живого существа. Но ты, видимо, жить не хочешь…

— Х-хочу, — проблеяла она, дрожащими руками утерев скатывающие по щеке слёзы.

— Мы же вроде договорились, нет? А тут ты убегаешь, как твоя подруга.

— П-пожалуйста, отпустите меня. Меня тоже, как и вас, обманули, — всхлипнула Хината, пытаясь подавить подступающую к горлу истерику. — Я отдала все свои деньги ей, мне нечем оплатить квартиру и университет.

— Я сейчас запла́чу, — ухмыльнулся мужчина и, постучав по двери пальцами, посмотрел на водителя. — Выйди, — тот молча покинул машину, хлопнув дверью. — Что у тебя в рюкзаке?

— Ничего такого — одежда и еда.

— Дай сюда, — приказал он и, открыв, вытряхнул всё содержимое на сиденье.

Швырнув вещи и бутерброды на пол, он взял телефон и просмотрел все сообщения, после чего опустил окно и выбросил вещь в кусты. Потянувшись к паспорту и открыв его, он посмотрел на фотографию и исподлобья на неё. На долю секунды на смуглом лице появилось удивление.

— Хината Хьюга, — прищурившись сказал он и наклонил голову. — Хината Хьюга, — повторил и ухмыльнулся, после — засунув её паспорт себе в карман, посмотрел прямо в глаза и схватил за подбородок. — Мой отец был игрок. Из тех, кто вовремя не мог остановиться. Мать работала на двух работах, а папаша спускал все деньги за одну ночь. Вскоре мы потеряли дом и ни один из родственников и знакомых не приютил нас. Без денег ты никому не нужен. Мы остались на улице, мне было девять. Вскоре, чтобы прокормить меня, отца и себя, мать стала зарабатывать, продавая тело — там платили больше. Отец всё так же спускал все деньги и поколачивал мать, а потом валялся в ногах и молил о прощении. И она снова его прощала. Однажды он украл кое-что у одного влиятельного господина и смылся, даже не подумав о семье. Нас быстро нашли, мать избили до полусмерти, требуя вернуть деньги. Моя мать, несчастная женщина, не понимала, о чём идёт речь и, достав окровавленными руками из-под матраса мятые бумажки, протянула их господину. Он ударил её ногой по лицу и, рассмеявшись, плюнул на неё, словно она была какой-то мерзкой тварью. В тот день я плакал и просил прекратить избивать её. Кричал, что мы не знаем, где отец, и что он и нас обокрал. Тогда мужчина взял меня за шкирку, встряхнул и сказал, что теперь долг отца — мой долг, и забрал меня с собой. Его не волновала наша история, наши страдания. Его волновали только деньги. И деньги, Хината, единственная вещь, которая волнует теперь меня. Мне насрать, что ты ни при чём... Такова жизнь: кто-то должен заплатить. Этот шрам, — широко улыбнулся он, — я получил за первый свой побег. Этот, — он засучил свои рукава, показывая изуродованное предплечье, — за проваленное задание. Поэтому слушай меня внимательно, если не хочешь, чтобы твоё милое личико перекроили до неузнаваемости. Второго шанса у тебя не будет. В конце концов, спрос на уродов всегда есть, — ухмыльнулся он, расцепив пальцы. — Это мой город и тебе отсюда не сбежать. Пойдёшь в полицию — мои люди доложат. Да-да, если у тебя есть деньги, то и полиция тебе не страшна. Ты бы знала, какой у них аппетит, — хохотнул он, запустив руки в волосы.

— Меня будут искать, — тихо пискнула девушка, хватаясь за соломинку.

— Кто? — расхохотался он. — Судя по сообщениям в твоём телефоне, тебя будет искать только университет. И то, сомневаюсь. Когда поймут, что деньги ты не внесёшь, о тебе забудут.

— Мой папа! Он полицейский. Он поднимет всех!

— Хах. Значит, мне не показалось. Те же глаза... Как тесен мир, кто бы мог подумать? Разве он не помер как безродная псина в подворотне?

— Вы... — глаза её в ярости распахнулись и грудь обожгло огнём.

— Я о такое руки не мараю. Твой папаша был человеком несговорчивым. Верно служил системе за жалкие копейки, вот и нажил врагов. Бывают же такие гордые идиоты — ни себе, ни нам. Иногда лучше взять деньги и молчать, все целы будут. Правда, Хината, ведь будь у тебя деньги, всё бы решилось. Стоит ли мне сейчас пустить слушок? От желающих трахнуть дочь бывшего следователя отбоя не будет. Ты устанешь раздвигать ноги. 

— Пожалуйста, не надо, — задрожав всем телом, зашептала девушка. Тошнота подступала к горлу и, сглотнув слюну, она зажала рот. От мысли, что её будут касаться чужие руки, становилось мерзко. — Я сделаю всё, что попросите, только не это.

— Я не люблю непослушных и проблемных. Поняла? — она кивнула, всхлипывая, вцепилась в штаны. — Сегодня заберёшь товар по этому адресу, так что возьми рюкзак, — он протянул ей бумажку. — К полуночи. Езжай на общественном, чтобы меньше светиться. Стой за углом полукруглого здания, к тебе подойдут. Кодовое слово «Фертель». Спросит про деньги, ответь, что там же, где и всегда. Утром мои парни заберут у тебя товар. Если вдруг что-то пойдёт не так, то звони, номер уже забит, — он протянул ей старый кнопочный телефон. — Поняла? Не светись. И без глупостей. Помни — второго шанса не будет.

Хината судорожно закивала головой, запихнула разбросанные вещи в рюкзак и обессиленно выползла из машины. Водитель сел обратно и завёл мотор. Войдя в квартиру, девушка посмотрела на себя в зеркало и, оттянув окровавленный ворот толстовки, рухнула на пол, сотрясаясь рыданиями.

Глаза её были распухшими, когда ночью она вышла на безлюдную остановку, ожидая автобус. Нервно оборачивалась, подозревая, что за ней следят притаившиеся где-то бандиты. Сев в транспорт, девушка натянула капюшон и расплатилась за проезд.

Ночью город был совсем другим — зловещим: живописные улицы при дневном свете выглядели привлекательно, красиво, сейчас же по стенам пробегались мрачные уродливые тени, по дорогам, гонимый ветром, летел мусор, скреб асфальт, словно когтями, а деревья злобно перешёптывались. Она брела вдоль улицы, пытаясь смотреть лишь под ноги и не обращать внимания на посторонние звуки. Дойдя по полукруглого стеклянного здания городской библиотеки, она обошла его и встала за углом, сложив руки перед собой.

— Фертель, — сказал кто-то над ухом. Она обернулась, кивнув. Это был парень в чёрной футболке и потёртых джинсах. Волосы его были тёмные, коротко остриженные, под глазом красовалась фиолетовая гематома. Он положил по-дружески руку на её плечо и шмыгнул носом. — Идём. Новенькая? — девушка кивнула. — Что такая неразговорчивая? Эрика всегда трещала всю дорогу. Приобними меня и не иди как деревянная, а то выглядит подозрительно. А так будем походить на гуляющую вечером парочку. Вот так лучше.

Они шли по дороге молча, парень пару раз хотел завести разговор, но Хинате было до чёртиков страшно. Она молчала, суетливо озираясь по сторонам. Фонарные столбы вскоре исчезли, осталась только кромешная тьма и орущие где-то в кустах коты. Парень, подойдя к недостроенной многоэтажке, достал маленький фонарик.

— Ступай аккуратно и иди за мной.

Девушка ничего не видела и, цепляясь пальцами о холодную кирпичную стену, шла за ним. Под ногами хрустело то ли стекло, то ли цемент. Пропустив ступеньку, она упала и больно ударилась коленом, пискнув.

— Я же сказал, осторожно.

Вскоре он остановился и вошёл в комнату, подозвав её. Яркая луна освещала помещение. Стен не было — лишь бетонные перекладины и потолок. Везде был разбросан строительный мусор, доски, вёдра. Парень подошёл к одному, поставил фонарик подле себя и, убрав полиэтиленовые пакеты и пустые бутылки, вынул из ведра чёрный мешок.

— Хочешь опробовать? — он запустил туда руку и взял небольшой пакетик, полный белого порошка. — Новая партия. Какузу не узнает, не бойся.

— Нет. Я не... не принимаю, — отшатнулась она с испугом, смотря на него.

— Да ты шутишь! — засмеялся парень и, обмакнув палец, обсосал, проводя по дёснам.— С Эрикой было веселее, — бросив пакетик обратно, протянул ей уже тяжёлый пакет. — Но ты посимпатичней будешь.

— Это всё? Я могу идти?

— Тц, куда собралась? — он резко схватил её за руку и потянул на себя. Хината упёрлась в его грудь и попыталась отбиться, когда он бесцеремонно сжал её ягодицы. — Хах, хочешь поиграть, милая?

Ударив его по яйцам, как учил отец, она оттолкнула его от себя. Парень попятился назад и бесшумно свалился. Хината стояла как вкопанная в пустом помещении. Подобрав фонарик трясущейся рукой, шагнула ватными ногами к краю и посмотрела вниз, осветив дорогу. Она вскрикнула и выронила фонарь, когда увидела обездвиженное тело с раскинутыми руками. Его мёртвые глаза смотрели прямо на неё, а изо рта текла кровь. Её тут же вывернуло наизнанку и, согнувшись в три погибели, девушка прислонила голову к холодному бетону. Она не знала, что делать. Может лучшим вариантом будет прыгнуть вслед за этим парнем? Тогда все мучения закончатся. Через мгновенье Хината достала телефон и набрала номер.

Было велено оставить товар и как можно быстрее уходить из этого места, пройти пешком три квартала, держаться безлюдных переулков, дойти до парка и сесть в чёрную легковушку с номером пятьсот семь.

Воздух казался тяжёлым, плотным, давил на лёгкие. Дышать было до боли тяжело. Хината открывала беззвучно рот, пытаясь глотнуть заветного кислорода, но спазм сковывал горло. Она задыхалась. Перед глазами всё плясало, плыло. Тени, отбрасываемые от домов и деревьев, окружали её и глумились. Где-то вдали раздался смех. Она обернулась, упала на землю и увидела кошку. Та, взъерошив шерсть, посмотрела светящимися глазами и зашипела как змея:

— Убийца.

Слово подхватил ветер, вскружил и с шумом облетел всё вокруг. Шёпот усиливался. Её охватила крупная дрожь и, закрыв уши руками, девушка медленно задышала. Вдох через нос. И тонкой струйкой через рот — выдох. Потихоньку паника отступала.

— Медленно, дыши медленно. Как я, Хината, — говорил Хиаши, сидя на корточках и обхватив ребёнка за плечи. — Папа рядом с тобой. Он тебя защитит. Вот так, малышка, умничка, — он прижал её к себе, погладил по голове и взял на руки. — Гуляйте с поводком или намордником. А если бы я не успел добежать? Он бы её разодрал! — грозно сказал он, смотря на испуганную женщину. —Ребёнок может стать заикой. Вы понимаете или нет?!

— Ваша рука... Я оплачу лечение.

— Чёрт с этой рукой! — сказал Хьюга, смотря на кровавый укус. — Вы меня слушаете?!

— Лаки — добрая собака, не знаю, что на него нашло. Он никогда раньше так не делал, не нападал. Извините, я всё оплачу.

— Выгуливайте с намордником. Мне не нужны ваши деньги.

— Ты теперь умрёшь, папочка? — всхлипывая и уткнувшись в грудь отцу, спросила Хината.

— Что ты, — засмеялся он. — От такого не умирают.

— Превратишься в оборотня? — пробурчала она.

— Их не существует.

— Но мы же смотрели, — жалобно пропищала, посмотрев влажными глазами на него.

Он усмехнулся, пожалев, что разрешил позавчера посмотреть с ним ночью телевизор, хоть и говорил ей на страшных моментах закрывать глаза.

— Это кино. Там всё ненастоящее.

— И Санта ненастоящий? — с ужасом ребёнок вцепился в его рубашку.

— Только фильмы про Санту настоящие, — быстро исправился он, закусив язык.

Машина везла её по дороге со свистом. Она сидела на заднем сидении, сцепив пальцы. Слёзы стекали по лицу, раздражая кожу, волосы то и дело липли и разлетались. Водитель курил, стряхивал пепел через окно, посматривал в зеркало и нервно постукивал по рулю. Ей казалось, что это просто страшный сон. Что она скоро проснётся, умоется холодной водой, расскажет его Эрике за чашкой чая, и они вместе посмеются над всем. Хината надолго закрывала глаза, с надеждой открывая их. Но с ужасом она осознавала, что это все взаправду — картина не менялась.

— Я случайно, — дрожащим голосом бормотала она, сидя на кожаном диване. — Он приставал ко мне... Я оттолкнула, я не думала, что он упадёт. Я не хотела. Я не хотела его убивать, — срывалась она на истеричный плач.

— Мы позвонили, — прервал её вошедший в кабинет мужчина. — Сказали, что наш человек прождал битый час, а Фертиль так и не появился. Товар на месте, деньги тоже. Вопросов к нам не будет. Решат, что накурился и упал. Полиция тоже копать не будет из-за этого торчка. Закроют дело как несчастный случай. А с этой что делать?

— Хорошо, — выпив виски, сказал Какузу и посмотрел на девчонку. — Дай ей что-нибудь, чтобы успокоилась, а то достали её сопли. Побудет у нас некоторое время, пока не решим.

— Может её в клуб закинуть? А что, тело неплохое и мордашка смазливая. Открой рот, — мужчина взял её за подбородок, достав голубенькую таблетку.

Хината мотнула головой, зажав плотнее губы. Он со всей дури ударил по лицу. В ушах зазвенело от боли, он пропихнул таблетку, заставив проглотить.

— Чтобы она там всем яйца отбила? — засмеялся Какузу. — Она пока не готова к этому. Подсади её на что-нибудь, чтобы послушной была.


* * *


Видел бы её отец, как она всасывает эту смертельную гадость через нос, как закатываются её глаза в экстазе, погружаясь в неведомый мир без боли, страха, совести и чувства вины, то, наверное, огрел бы, вздёрнул за руку, затряс и потащил бы в клинику. Насильно, против воли, запер бы и не выпускал, пока из неё не выйдет вся эта дурь. Но отца давно не было. Он покинул её, оставив одну на растерзание мира, и некому было врываться в номер и вытаскивать её из всего этого дерьма. Спуститься по лестнице вниз оказалось до одури легко, но вот подняться — невозможно.

Голова приятно кружилась. Лёжа на полу, она плавно танцевала руками, рассматривала длинные пальцы, броский маникюр. Приподняв ноги, проходилась блаженным взглядом по гладкой коже, которую любили целовать мужчины.

— О, начала без меня, — смотрел на неё сверху парень, вытирая мокрые волосы белым полотенцем.

Она посмотрела на него и мило улыбнулась. Хината не знала имени, и это было неважно. Он был одним из многочисленных отпрысков состоятельных родителей, который, в поисках острых ощущений, шарахался по клубам, искал дурь и развлечения. Она была той наживкой, которая предлагала незабываемые впечатления, маня волшебным пакетиком. Эти олухи быстро подсаживались, и спустя неделю бегали за ней в поисках новой дозы. Кто-то, пойманный родителями, соскакивал, но через некоторое время возвращался. Какузу держал её на поводке, а она держала их, и иногда её это веселило.

— Присоединяйся, — хихикнула девушка, указав на стол. Он подошёл и вдохнул.

— Охренеть, — он шмыгнул носом и, усевшись между её раздвинутых ног, потянул на себя. — Люблю трахаться под кайфом. Достанешь два пакетика до четверга?

— Конечно, — шепнула она, обвив его ногами. — Цена чуть повысилась. Как видишь, товар новый.

— Не вопрос.

А после, когда она оставалась одна и эйфория спадала, отвращение к самой себе накатывало с новой волной. Зайдя в душ, Хината драла свою кожу мочалкой до малиновой красноты, пытаясь оттереть всю грязь, и ревела от бессилия и своей ничтожности. Одевалась и, сдавая ключи от номера, ловила порой осуждающие или жалостливые взгляды. Она знала, что они о ней думают, поэтому старалась побыстрее уйти. В их глазах она была дешёвой шлюхой, которая обслуживала клиентов по вечерам.

— Ещё два к четвергу, — положив деньги на стол, сказала Хината.

— Заслужила, — улыбнулся Какузу, бросив в её руки заветный пакетик.

Как странно, думала она, сжимая его в руке, что теперь только эти несколько грамм делали её счастливой. За них она готова была пасть так низко, как только могла.

Глава опубликована: 05.11.2024

Часть 34

— Эм… Здравст-вуй-те, — затушевавшись, протянул Наруто, и быстро заморгал, когда на звон дверного колокольчика из подсобки выглянул мужчина со стопкой бумажных стаканчиков.

Приветливо улыбнувшись и немного вскинув брови, Шикамару поправил фартук и встал у стойки.

— Добрый день, — поприветствовал посетителя Нара, с интересом рассматривая его, — я могу вам чем-либо помочь? — как можно доброжелательнее спросил хозяин кафетерия, заглядывая в удивительно яркие голубые глаза.

Наруто напомнил ему голливудскую звезду с обложек журналов из-за своей широкой чарующей белоснежной улыбки, высокого роста и копны светлых, слегка растрёпанных волос. На мгновение Шикамару растерялся, не зная, что ему предложить. Он тут же подумал об Ино, которая кокетливо выгнула бы бровь и, прищурившись, быстро сообразила бы, что молодой крепкий мужчина — в душе любитель ванильных эклеров и горького чёрного кофе с нотками шоколада. И даже если бы она не попала в точку, клиент, поддавшись её очарованию, купил бы всё, что она предложила.

В нём же не было и грамма той харизмы, которая была присуща ей. Общение с посетителями давалось с трудом, так как он не любил нравиться кому-то. Ему по душе было сидеть в своём кабинете, в тишине выкуривать сигарету, анализировать доходы, искать новых поставщиков кофе и мечтать о расширении кофеен. Именно мечтать, поскольку доходы шли только вниз. Мать не раз говорила ему завязывать со всем этим, найти нормальную работу, а не продолжать тянуть старую лямку, которую тянул отец. Жизнь, где всё расписано и нужно следовать чужим указаниям и правилам — не привлекала. Окончив университет с отличием, Шикамару закинул свой диплом на книжную полку, выбросил несколько приглашений в крупные банки страны в урну и с радостью взял на себя управление старой кофейней. Когда отца не стало, лишь тихий шёпот посетителей, позвякивание ложек и звук кофемашины возвращали его в детство (ещё мальчишкой он любил усаживаться за столик и, покачивая ногой, наблюдать за посетителями — за короткими моментами их жизни, что проходила за чашкой кофе или кусочком торта с воздушной кремовой начинкой). Кто-то решался на поцелуй, у кого-то выпадал молочный зуб, некто плакал, заедая недавнее расставание сладким. И каждый раз, находясь в кофейне, Шикамару словно проживал моменты счастья заново, когда жизнь казалась до одури простой, а за неспешными разговорами с отцом вперемежку с запахом табачного дыма можно было обсудить все темы на свете.

— Эм, да, наверное… — окончательно растерявшись, произнёс Наруто и слегка взъерошил волосы на затылке.

— У нас сегодня новые…

— Нет… Нет, я не… покупать, — прервал его незнакомец, смущаясь. — Извините… Тут работала девушка: блондинка, высокая, — парень начал краснеть, нервно потирать шею, ясные глаза забегали по столикам, стенам. Кажется, он уже жалел, что вообще начал этот разговор. Шикамару тихо вздохнул, приняв его за очередного поклонника своей непутёвой сотрудницы. Посетители часто спрашивали о ней, пытались узнать о личной жизни, кто-то даже оставлял скромно цветы.

— Да, Ино.

— Она сегодня придёт?

— Нет, — отчеканил Шикамару, протерев стойку и поставив пачку салфеток перед собой.

Он вспомнил побелевшую Ино, почти в предобморочном состоянии. Испугавшись, что она тоже подхватила какой-то вирус, он отправил ее домой, оплатив такси. Выглядела она неважно, и он все время переживал за её состояние. Даже звонил пару раз, но девушка не брала трубку — наверняка, уснула.

— Вот как. Случаем, не знаете, где она живёт? — улыбнулся безоружно парень.

Шикамару тотчас насторожился, ещё раз окинув (уже оценивающим) взглядом незнакомца. В действительности, где живёт его сотрудница, он понятия не имел, знал только примерный район. Все его попытки выведать эту информацию терпели крах — Ино заговаривала зубы и ловко уходила от ответа.

— А вам зачем?

— По правде говоря, я понимаю ваши подозрения на мой счёт… Но мы с Ино знакомы и…

— Знакомы? А где живёт, не знаете? — прищурился Шикамару, сложив руки перед собой. Этот парень начинал раздражать, несмотря на то, что выглядел добродушным и приветливым.

— Я понимаю, звучит странно, но я полицейский, — расстегнув куртку, Наруто достал значок и положил на деревянную столешницу.

— Откуда мне знать, что вы не купили его в подворотне?

— Что?! Нет, я правда из полиции. Можете позвонить в отделение. Пробить номер, — ответил Узумаки, продолжая улыбаться.

— По номеру, который дадите вы?

— Так точно, — просто улыбнулся он.

— Я не идиот.

— Я не вру, — покраснел полицейский, отчего-то смутившись.

— Ино, — Нара перешёл на шёпот, слегка нагнувшись, — во что-то влипла? Я, как работодатель, должен знать.

Подозрения, что девушка скрывается от кого-то, уже давно беспокоили его. Он предполагал, что она сбежала от богатого, влиятельного мужа, который по всей стране рыщет свою ненаглядную жёнушку. Уж больно она любила дорогие вещи, роскошную жизнь и отлынивать от работы.

— Так вы её сварливый начальник! — выпалил Наруто, но улыбка тут же сошла с лица, когда он понял, что сказал. Он нервно потёр шею, взъерошил волосы и отступил на шаг назад.

— Сварливый начальник? — брови Шикамару поползли вверх. Вот что-что, а сварливым он себя не считал. Ему стало как-то обидно. Может, он и не лучший, но, по его мнению, самый понимающий. Ведь кто ещё отпустит своих сотрудников раньше времени, не уволит за разбитую посуду, и, тем более, самолично встанет за стойку? Вероятно, в словах Сасори крылась правда: «Чем больше делаешь для женщин, тем меньше это ценится».

— В общем, забудьте. Хорошего дня, — спохватился Наруто и пулей вылетел из кафе.

«Ну это же надо было ляпнуть такое, — корил себя Узумаки, быстро шагая по тротуару. — Надеюсь, у Ино из-за меня не будет проблем». Он стукнул себя по лбу и поймал такси. Решив, что подруга Ино уж точно должна знать место ее проживания, Наруто поехал к Хинате.


* * *


Хината сквозь сон не сразу поняла, что звонили в дверь. Несколько раз попыталась отмахнуться от навязчивого звука, а затем резко встала, скинув с себя одеяло. В комнате было невыносимо жарко, сухой воздух вызывал жжение в носу и першение в горле. Майка под флисовой пижамой была мокрой от пота, к влажному лбу прилипли волосы. Откашлявшись, она спустилась с кровати, выключила раскалённый радиатор и, посмотрев в зеркало, ужаснулась своему отёкшему лицу.

«И как я не заметила подачи отопления? — подумала Хината, пытаясь отыскать тапочки. — Все же эти таблетки от простуды напрочь вырубают».

Слабость ощущалась во всём теле, мышцы немного ныли от недавней температуры, а голова, казалось, сейчас взорвётся от соплей. Потянувшись к салфеткам, она высморкалась и протёрла стекающие слезы. И где только она успела подхватить грипп?

Помнится, в седьмом классе она как-то принесла со школы новый штамп и заразила отца — оба слегли с температурой. Только отец лишь день позволил себе отдохнуть, а всё остальное время провёл на ногах и получил осложнения в виде неприятного затяжного кашля и насморка. Перед работой он заходил к ней в комнату и, прислонив свою прохладную ладонь ко лбу, недовольно цокал. После — протягивал чашку с кислющим чаем и давал жаропонижающее. Правда чаем это было трудно назвать: в кипятке плавали лишь куски лимона. В те дни он старался возвращаться пораньше домой и, ставя в микроволновку куриный суп, купленный в соседнем магазине, заходил к ней, спрашивал о самочувствии и беспокойно смотрел на неё своими серыми глазами, а потом заставлял её есть лук и чеснок в таких количествах, что во рту и в желудке всё горело, а едкий запах въедался, казалось, в стены. С тех самых пор её буквально выворачивает от вида этих овощей. Но если исключить пытку чесноком, болеть ей нравилось, так как отец был на удивление мягок, хоть и немногословен. В те самые моменты, когда он заходил к ней ночью, поправлял подушку, натягивал съехавшее одеяло и просто сидел в темноте, она чувствовала его любовь. Она чувствовала себя его дочерью.

Звонок снова раздался, нарушая тишину, и тут Хината поняла, от чего, собственно, проснулась. Набросив махровый халат поверх плеч, девушка направилась к двери и, посмотрев в глазок, с удивлением открыла дверь.

— Привет! Как самочувствие? — начал следователь, слегка приподняв правую руку в знак приветствия. Посмотрев на него, Хината улыбнулась, отмечая про себя, что у него удивительно заразительная детская улыбка.

— Привет, — сдавленно просипела Хината, больно сглотнув слюну, и укуталась в халатик — по ногам бил холод, — проходи.

— А… Нет, я ненадолго… — отмахнулся он. — Извини. Ты не знаешь, где живёт Ино?

— Знаю, — потерев и без того покрасневшие глаза, ответила девушка. — Что-то случилось?

— Она кое-что оставила у меня… дома.

— У тебя? — с нескрываемым удивлением спросила Хината, не понимая, что произошло. Как Ино оказалась у Наруто дома?

— Да, кое-что…— замялся Узумаки. — На работе её нет.

— Её нет на работе? — спохватилась она, подпрыгнув. — А как же кафе?! Неужели проспала?

— Не беспокойся, там ваш начальник, — решил успокоить её Наруто, однако своими словами добавил лишь паники.

— Шикамару? — в ужасе распахнула глаза девушка. — Теперь меня точно уволят. Нужно было ему позвонить и сказать, что заболела. Теперь это будет выглядеть отмазкой, и он подумает, что я ненадёжный человек, — она завертелась на месте, бубня себе под нос.

— Кафе работает, не переживай. Так ты дашь мне адрес Ино?

— Да, сейчас. Я так не помню, но записывала, подожди минуту, — она повернулась и, зайдя в комнату, открыла записную книжку и выписала. — Вот, держи.

— Спасибо большое. Тебе что-нибудь нужно? — спросил следователь, рассматривая листок. — Таблетки или еда? Я передам ребятам, они купят.

— Нет, спасибо, — кротко улыбнулась она. — Не стоит их беспокоить.

— Я уверен, им это не составит труда. Может, они и кажутся такими хмурыми, но ребята они не плохие.

— Я знаю, — кивнула девушка, соглашаясь с каждым словом.

— Так что проси их, если возникнут трудности. Всегда помогут… Ну, могут немного поворчать, особенно Саске.

Хината хихикнула, закрыв за ним дверь и решив, что всё же нужно объясниться с Шикамару. И лучше не по телефону, а лично, чтобы не выглядеть выдумщицей. Быстро умывшись и наспех одевшись, выбежала из дома и села на так вовремя подъехавший автобус. Шикамару как раз отпускал клиента, когда она вошла в кафе.

— Ино сказала, что ты болеешь.

— Ино вам сказала?! — прохрипела Хината, с облегчением вздохнув.

— Ты чего пришла? — нахмурился он, когда понял, что сотрудница действительно больна.

— Я подумала, что Ино вас не предупредила… Просто Наруто сказал, что вы здесь, а Ино нет. Я и подумала, что она вам забыла сказать и вы теперь считаете меня…

— Да что вы из меня какого-то изверга делаете?! — перебил её Шикамару, закатывая глаза. — Ино была с утра, но ей стало плохо. Сказала, что отравилась. И кто такой Наруто?

— Он следователь, или начальник отдела. Отравилась? — тихо проговорила девушка.

— Ну, точно не знаю, отравилась ли она… Была бледная как поганка, руки тряслись, тошнило.

— Неужели…— почему-то у Хинаты возникла странная мысль, что подруга беременна. Но когда они успели так сблизиться с Наруто?

— А что хотел этот самый Наруто?

— Узнать, где она живёт. Она оставила кое-что у него дома.

— У него дома? — чуть не уронил тарелку Нара. — Она с ним встречается?

— Не знаю, — пожала она плечами. — Я сама многое не понимаю.

— А Наруто можно доверять?

— Думаю, да. Он кажется хорошим человеком.

— Можешь дать адрес Ино? А то я потерял.

— Да, конечно, господин Нара.

— Ты что, собралась работать? — с подозрением спросил он, наблюдая, как девушка снимает пальто.

— Да.

— Дурью не майся и поезжай домой. Клиентов голосом и соплями распугаешь.

— Но вы же один.

— Справлюсь, не в первый раз, — махнул он и, открыв холодильник, достал несколько пирожных. — Это тебе к чаю.

— Не стоит, господин Нара.

— Бери, пока добрый, — нахмурился он, пытаясь придать серьёзный вид.

— Спасибо большое. Вы самый лучший, — улыбнулась девушка, завязывая шарф.

— Ну, хоть кто-то обо мне хорошего мнения, — выдохнул он, когда девушка ушла.


* * *


Когда Шисуи вышел, журналистов и след простыл. Автомобили выезжали с подъездной дороги и, спустя несколько минут, их места занимали новые. Он взглянул на небо, которое было удивительно голубым, и, если бы не мороз, то можно было бы сказать, что весна на подходе. По небосводу пролетела стая воробьёв, и хрупкую тишину нарушил чей-то вопль. Повернув голову в сторону, мужчина заметил ребёнка лет шести. Тот, судя по всему, поскользнулся и упал, разбив губу. Молодая женщина в тонкой серой куртке присела на корточки и осмотрела лицо малыша, затем достала из кармана платочек, захватила горстку снега и приложила к губе, ласково поцеловав в лоб. Шисуи сглотнул ком в горле и отвернулся.

После смерти Тен-Тен и ухода Саске, в отделе наступили тяжёлые времена. Начальство говорило, что приход новых сотрудников — вопрос времени, и им нужно как никогда сплотиться и немного подождать. Под громкие и ободряющие речи, каждому на стол подсунули документ на подписание, где они давали «добровольное согласие» на переработки без надбавки за сверхурочные. Тем, кто был недоволен нынешним положением дел, указывали на дверь, хорошо зная, что обычному следователю работу в этом городе не найти, кроме как охранником в торговом центре, а это было ниже собственного достоинства. Скрипя зубами, каждый в итоге подписал документ и молча выходил в смену. Изуми поставили в пару с Итачи, а Шисуи перебросили к Аджиро, пожилому следователю со скверным характером, видимо, посчитав, что только он сможет с ним ужиться. Аджиро был матёрый следователь, и работать с ним было не так-то плохо, если исключить чрезвычайно сильное самомнение и частые отлучки на перекур, после которых весь кабинет пах как пепельница.

С графиком два на два, где второго выходного даже не предполагалось, так как их постоянно дёргали и вызывали (то на полдня, то в ночь), он с Изуми почти не пересекался. Ни о каком сексе не могло быть и речи, когда он буквально доползал до кровати, тут же вырубаясь, и просыпался от звонка начальства, которое просило снова подменить кого-то. Встретив девушку на пересменке или в коридоре, он понимал, как соскучился по ней, ему хотелось прижать её к себе, положить голову на её живот, робко поцеловать, ощутить её руки на своих волосах и почувствовать губами лёгкую пульсацию вдоль шеи. Она, натыкаясь на него, робко поднимала голову, приветливо улыбалась и опускала взгляд, стоило ему чуть дольше удержать зрительный контакт. Стоило протянуть к ней руку, кто-нибудь обязательно окликал его. Поэтому, проходя мимо, он лишь задевал кончиками пальцев её плечо, и этого было достаточно, чтобы по спине пробежала дрожь.

Недосып и выматывающая, казалось, бесконечная работа, сильно сказывались на физическом состоянии. Приступив сегодня в ночь, послушав пару анекдотов от своих коллег, которые, как могли, пытались скрасить нарастающие в коллективе напряжение, Шисуи вскоре скрылся в кабинете, надеясь урвать хотя бы пятнадцать минут сна. Глаза слипались, то ли от монотонно барабанящего дождя за окном, то ли от усталости. Прежде, чем положить голову на стол, заваленный бумагами, он взглянул на часы. Аджиро опаздывал и это было странно, однако докладывать начальству Шисуи не пошёл. Следователь проснулся от тихого шороха за соседним столом. Приподняв голову, отлепил от щеки приклеившую намертво бумагу и прищурился. Ему показалось, что там Изуми —роется в папках. Встрепенувшись, потёр глаза и отёкшую шею. Сердце забилось сильнее.

— Ты… Что ты… тут делаешь?

— Разбудила, извини. Я старалась как можно тише работать, — девушка взглянула на него, мягко улыбнувшись, и подпёрла подбородок рукой. Зажатая между пальцами ручка чиркнула по коже чернилами. — У Аджиро давление, попросили подменить.

— Попросили или приказали? — ухмыльнулся Шисуи, подмигнув ей. Она слабо улыбнулась в ответ, тень усталости промелькнула во взгляде. — Давно ты здесь? — потирая помятое лицо, спросил он, откинувшись на кресло. Его переполняли чувства и, пытаясь сдержать рвущуюся наружу радость, он делал долгие паузы и временами поглядывал на потухший монитор.

— Минут…— протянула Изуми, а затем взглянула на часы. — Полтора часа.

— Ничего себе я отключился, — присвистнул он, потянувшись. Широко зевнув, встал со стула и, подойдя к ней, взял папку со стола. — Удивительно, что проснулся. Ты с ночи?

— Да из ночи в ночь, — выдохнула девушка, опустив плечи.

— Успела поспать?

— Пару часиков.

— Надеюсь, скоро этот дурдом закончится, а то и смысла домой не будет возвращаться. Поставим здесь кровать и будем работать круглосуточно. Итачи не обижает?

— Нет, — мотнула она головой, — но то, что случилось…— она притихла, сглотнув. — Он не показывает, но ему тяжело. Мне бы хотелось чем-то помочь, но я не знаю, как… Может нам его как-то отвлечь?

Голос её звучал так нежно и участливо, что он почувствовал укол ревности. Вернув папку на стол, сел на подоконник и запустил руки в карманы брюк. Он понимал, что не имел никакого права ревновать или что-то выяснять, но внутренне всё в нём горело оттого, что она так волнуется о напарнике. О мужчине, который даже не смотрит в её в сторону.

— Итачи не тот человек, который нуждается в поддержке. Он не любит, когда лезут с ненужным сочувствием. Лучше сделай вид, что всё нормально. Он сам разберётся со своими проблемами.

Повернувшись к нему, Изуми нахмурилась и хотела было что-то возразить, но тут дверь распахнулась. Масуми, полная женщина, страдающая диабетом, улыбаясь, вошла в кабинет. Ей нравился Аджиро, но тот и бровью не вёл на все её знаки внимания.

— Ой, — тут же замялась она, держа в руках коробку с ужином, — я думала…

— У Аджиро давление, — приветливо улыбнулся Шисуи. Женщина побелела, чуть не выронив ужин.

— Давление, — прошептала, еле двигая губами.

— Не переживай, с ним всё в порядке.

— А… Ну, хорошо.

— Шисуи, прими вызов. Прошу. Походу, к Кобаяси вернулся её ненаглядный. Я не могу с этой ненормальной женщиной разговаривать, — сказал неожиданно появившийся за спиной Масуми коллега.

Они изрядно промокли, пока добежали до машины (впопыхах совсем забыв про зонт). Автомобиль капризно заурчал, выехал на дорогу, рассекая лужи. Изуми, порывшись в бардачке, нашла бумажные салфетки, протёрла мокрое лицо, шею.

— Чёрт.

— Что такое? — обеспокоенно спросила девушка, заёрзав на сиденье.

— Забыл сигареты. А после Кобаяси хочется курить.

— А что не так с этой Кобаяси?

— Баба-дура, вот и весь рассказ, — сказал он, включив поворотник. — Вроде с мозгами, а когда дело касается её мужа, то мозг отключается. Почти каждые два года он попадает в тюрьму — то за воровство, то из-за своего буйного характера. Он её поколачивает частенько, как возвращается, грозится убить. Как-то сосед хотел его успокоить, но бедняге не повезло — сломали три ребра. Заявление она на него не пишет и ждёт каждый раз этого придурка. Мальчишку только жалко.

— Мальчишку?

— У неё есть сын, примерно семи лет. Отец его пока не трогает, но парень растёт. Чувствую, ничем хорошим эта история не закончится.

Шисуи припарковал машину чуть поодаль, чтобы не испортили или, не дай бог, не спустили шины. Дождь согнал с узких улиц неприкаянную молодёжь, и лишь бомжи, накинув на себя плащи из мусорных мешков, ошивались по углам, роясь в урнах. Находясь в двадцать пятом, следователь всегда чувствовал себя уязвимым, поэтому постоянно оборачивался, стоило услышать звук. Опасность была повсюду, и неясно, с какого угла её ожидать.

— Встань за мной, — приказал он Изуми, прежде чем постучать в дверь, за которой доносился грохот, крики и детский плач.

— Кто?!

— Полиция.

— Дрянь! Ты вызвала?!

— Сато!

Раздался оглушительный грохот, дверь открыли и со всей силы ударили по лицу. Шисуи чуть не упал, но вовремя опёрся о стену. Кобаяси сбежал по лестнице, перескочив пролёт, Изуми сорвалась с места, пытаясь его догнать.

— Изуми, стой! — крикнул напарник, вытирая кровь с рассечённой губы. — Вернись! — она нехотя остановилась. — Ты его не догонишь, а бежать по району одной — опасно.

Детский плач в квартире усилился и Изуми вошла в дом, следователь последовал за ней. Под ногами захрустело стекло. Мэй Кобаяси стояла у стены, кутаясь в тонкий кардиган. Щёки её были алыми и мокрыми от слёз, правый глаз начинал оплывать. Девушка подошла к сидящему на полу ребёнку и, взяв его на руки, усадила на потрепанный диван. Утёрла ему слёзы, поцеловала в лоб и что-то шепнула на ухо, а затем серьёзно посмотрела ему в глаза. Он поспешно закивал и, обняв его, она погладила по спине, что-то говоря. Ребёнок вскоре успокоился, и это было удивительно.

— Я не буду писать заявление, — прошипела Мэй, грозно посмотрев на Шисуи.

— Да чёрт тебя побрал! Посади его на пару лет и живи спокойно, — взвыл следователь, протирая тыльной стороной ладони кровь. Металлический вкус заполнил рот и, зайдя в туалет, он сплюнул в раковину.

— Он запаниковал, вот и сорвался. Подумал, что я вызвала. Он хороший, ты его не знаешь… Он не всегда был таким.

— И глаз тебе подбил из большой любви, — ухмыльнулся Шисуи, снял полотенце с петли и, промочив, приложил к губе.

— Я люблю его, у него кроме меня — никого!

— Он однажды убьёт вас или ребёнка. Вы этого хотите? — холодно отчеканила появившаяся в дверях Изуми.

— Он его не тронет… И меня не тронет. Он хороший, ты его не знаешь.

— Подумайте о ребёнке, — в её голосе зазвучали несвойственные ей стальные нотки.

— Много ты знаешь?! Не учи меня жить. Соплячка, — огрызнулась женщина. Следователь быстро встал между ними. Казалось, они вот-вот вцепятся друг другу в волосы.

— Следи за языком, — вмешался Шисуи, предупредительно посмотрев на Мэй.

— Пусть не учит меня жить. Откуда этой холеной девке знать, как мне живётся? Вышли вон из моего дома. Я вас не вызывала!

Шисуи возвёл глаза к потолку — каждый раз одно и то же.

— Дай посмотреть, — сказала Изуми, когда они сели в машину и, обхватив ладонями лицо, повернула к себе. — Нужно обработать перекисью, — слегка прикоснувшись холодными пальцами к ране. — Заедем в аптеку.

— Не стоит. Заживёт. На мне всё всегда заживает, как на собаке.

— Шисуи, — встревоженно сказала она, — заедь в аптеку.

— Беспокоишься, что целовать не сможешь?

— Дурак ты, — буркнула девушка, тут же от него отпрянув.

— Может быть. Хорошо, заеду.

Перекись пощипывала кожу, а он жадно ловил её напряжённый взгляд, подрагивание ресниц, наслаждался едва ощутимыми касаниями.

— Чему ты улыбаешься?

— У тебя тут чернила, — прошептал, дотронувшись до её подбородка.

— Ну и ладно. Всё равно ночь, никто не видит. Как ты думаешь, с ними всё будет в порядке? — испытующе смотря на него, спросила она. — А что, если однажды он её… убьёт прямо… А мы ничего не сделали… Может, нам стоит…

— Невозможно спасти того, кто не хочет спасаться. Что ты сказала мальчонке?

— Бояться — это нормально.

Он непонимающе уставился на Изуми, она быстро убрала ватный диск и, открыв окно, бросила на дорогу. Ему хотелось спросить её, но он остановил себя, боясь погрузиться в неё сильнее.

— Саске, — окликнул Шисуи, заметив бывшего коллегу около серого автомобиля. Тот ковырял носком снег, покашливая. Подойдя к нему, пожал руку. — Извини, я всё испортил. Мне не стоило рассказывать Итачи, — протянул он.

— Всё нормально, — махнул рукой, почесав нос, — я тоже сглупил. Если бы поговорил с ним раньше, этого можно было бы избежать. Когда заехать к тебе за документами?

— Так ты продолжишь? — удивился следователь, вытянув из пачки сигарету.

— Продолжу.

— С-саске, — раздался тихий шёпот позади.

Шисуи обернулся, заметив красивую женщину с букетом алых камелий. Губы её дрожали, с лица сошла вся краска. Она показалась ему знакомой, но он не мог припомнить, где видел её.

— Ма-ма.

Это была мать Итачи и Саске, она как-то заходила к ним в отделение — искала старшего сына. В тот день её глаза были опухшими от слёз, полными отчаянья. Шисуи сделал шаг назад и молча удалился, решив не мешать долгожданному воссоединению матери и сына. Им о многом нужно поговорить, простить старые обиды, чтобы двигаться дальше. А ему пора сделать шаг к будущему, в котором не будет даже призрачной надежды услышать тихий смех Изуми.


* * *


Когда Микото проснулась, Фугаку уже не было. Она провела рукой по постели — его сторона была холодной. Он покинул её давно. Голова неприятно гудела и, пошарив в тумбочке, она высыпала в ладонь горсть таблеток, отсчитав три, заглотнула и поморщилась от горечи. Мигрень в последнее время беспокоила чаще, врачи на жалобы разводили рукой, говоря, что всему виной климакс, и с этим уже ничего не поделаешь. Старость медленно подкрадывалась к ней, и изменения порой пугали. Тело, словно старый каркас, потихоньку усыхало, и винтики, что держали конструкцию, поочерёдно вылетали. Заправив постель, женщина заполнила ванну горячей водой и, смазав виски маслом лемонграсса, погрузилась и откинула голову на подушку для ванны. Прикрыла глаза и уснула.

Ей снился дедушкин дом. Она, босая, скользила по сочной зелёной траве, спугивая затаившихся луговых мотыльков. Солнце ослепляло, опаляло кожу, и в какой-то момент стало невыносимо жарко — захотелось раздеться. Мёртвую тишину нарушило шуршание в кустах, и белоснежный кролик размером с теннисный мяч, выпрыгнул на лужайку. Крохотные ушки дрожали, в то время как он замер, завидев человека.

— Ми, лови его! — раздался задорный голос давно умершей подруги. — Ну же, Ми! — Микото резко обернулась, не веря своим ушам. Заметив за углом дома Хазуки в строгом бордовом брючном костюме, она замерла. Красивые выразительные глаза подруги встретили её теплотой, несмотря на хищный макияж; волосы, уложенные набок, в тени отливали тёмным шоколадом, и губы, вымазанные алой помадой, расплылись в наивной детской улыбке. Подруга сняла туфли на высоком каблуке и, покачивая бёдрами, направилась к ней.

Хазуки обладала необычайно дерзкой красотой, и умело пользовалась ею, притягивая внимание. Всегда яркий тяжёлый макияж сильно контрастировал с деловыми брючными костюмами и, порой, грубыми мужскими пиджаками, тем самым бросая вызов сильному полу, провоцируя. Микото сравнивала её с дикой кошкой — грациозной, манящей и опасной. Терпкие, почти горькие духи, алая помада — все это лишь раззадоривало мужчин, а подруга веселилась, покусывая нижнюю губу, ловила их заинтересованные взгляды. Микото завидовала её свободе, и хотела также уверенно себя держать при людях, но с этим нужно было родиться. Она любила Хазуки искренне: за честность по отношению к ней, за несгибаемую волю и необузданность. Микото считала её самым близким человеком и делилась с ней сокровенными желаниями, мечтами и планами. Она думала, что их дружба, зародившаяся ещё в раннем детстве, продлится всю жизнь, и они будут вместе проводить время под старость лет в окружении внуков.

— Ха-зу-ки, — ошарашенно произнесла Микото, — ты жива… — глаза её тут же наполнились слезами. — Я так рада, что ты жива, — рыдания сдавили горло. Она бросилась ей на шею, а почувствовав тепло и знакомый запах, прижалась сильнее.

— Ми, ты чего? Я, конечно, понимаю — мы давно не виделись, но зачем меня хоронить раньше времени? — с появившейся в голосе хрипотцой от курения сигарет, сказала подруга, беззвучно рассмеявшись.

— Я так рада тебя видеть… Так рада, что ты жива, — Микото тронула её лицо, убрала за ухо волосы, а после— нахмурилась. — Почему ты совсем не постарела?

— Боже, Ми, вот ты чудачка. А отчего мне быть старой? Ей-богу, на солнце перегрелась.

—Я, — всхлипнула она, — я… та-а-ак скучала… Если бы я могла… Если бы только могла всё исправить. Я не хотела в тот день… Не хотела, чтобы так получилось.

— Разве? — засмеялась Хазуки. Но звонкий голос охрип, смех стал булькающим. По ногам прошёл холод и Микото тут же расцепила объятия. Подруга стояла с пробитой грудью, и кровь стекала по подбородку, шее. Солнце светило, но его лучи не грели, и с каждой секундой становилось всё холоднее и холоднее. — А ведь ты могла всё исправить, но ты всегда была врушкой.

— Нет, нет, нет, — вскрикнула женщина.

— Ты хотела… чтобы я исчезла. Но почему она… Почему её? Она была невинна.

— Я не убивала твою дочь, — сорвалась Микото, делая шаг назад и смотря на свои руки, вымазанные кровью.

— Ты сказала ему… Сказала же, чтобы он решил проблему. Боясь, что твой секрет выплывет наружу, — приближаясь к ней, цедила Хазуки и, схватив за локоть, потянула на себя и больно впилась ногтями в кожу. — Боясь, что всё от тебя отвернутся. Ты сказала избавиться от неё.

— Это неправда! — замотала головой.

— Ты хотела, чтобы его ошибка навсегда исчезла.

— Зачем ты снова это делаешь?! — рыдая, крикнула Микото, пытаясь вырваться.

— Хочу показать твоё гнилое нутро.

— Хочешь сказать, что ты лучше меня? Но это не я, а ты меня предала. Ты! — выплюнула она ей в лицо. — Ты! Ты! Ты!

— Я не лучше, — кротко улыбнулась Хазуки, и её взгляд стал стеклянным, тусклым, покрытым белой пеленой, как у покойника. — Но я никого не убивала, не оставила ребёнка без матери. Я не бросила на произвол судьбы и лицемерно не заливалась слезами, обнимая девочку, чью мать убила.

— Я хотела её забрать… Правда хотела, но когда увидела, поняла, что не смогу… Не смогу смотреть в её глаза. Она бы свела меня с ума!

— И ты предпочла отгородиться. Предпочла забыть. Скоро он заберёт у тебя всё… Всё, что ты так сильно любишь, — мечтательно произнесла Хазуки. — Совсем скоро.

— Кто заберёт? — непонимающе спросила Микото, смотря на мертвеца.

— Твой самый большой кошмар, — подруга зловеще улыбнулась и расхохоталась.

Микото чертыхнулась, чуть не захлебнувшись водой, которая стала ледяной. Её всю трясло и женщина долго не могла согреться. Даже выпив третью кружку горячего чая и надев тёплый шерстяной свитер. Сон был настолько реально пугающим, что она постоянно оборачивалась в комнате на любой стук, в страхе увидеть подругу. Микото долгие годы пыталась заглушить свою совесть, забыть тот день, но её грех всегда был с ней, что бы она не предпринимала. Могилу Хазуки она ни разу не посетила, только знала, что на её похоронах и мужа не было никого, кроме маленькой девочки с букетом розовых тюльпанов и сотрудника из органов опеки. Она зачем-то сохранила эту фотографию, которую передал в белом конверте её отец, с подписью: «Помни». Образ маленькой девочки в тонком сером платьице и белых колготках резанул по сердцу и Микото заплакала. Решив пойти к могиле дочери бывшей подруги и возложить цветы, стала собираться.

В дверь позвонили, когда Микото разделывала курицу на кухне, поливая соусом. Она с удивлением выгнула бровь, не понимая, кто же это мог быть. Гости всегда предупреждали, а незваных у них никогда не было. Такеру сегодня отсутствовал, его сына снова положили в больницу. Обтерев руки о полотенце, она вышла в коридор и посмотрела на монитор видеодомофона, нахмурившись: девушка в чёрном костюме, переминаясь с ноги на ногу и прижимая папку к груди, испуганно оглядывалась, как только слышала лай Герды.

— Кто вы?

— Добрый день, — раздался мягкий голос через динамик. Я коллега Итачи, он должен подписать кое-какие документы.

Итачи уже давно не жил с ними, но, видимо, на работе не были в курсе его нового адреса. Женщина решила не держать девушку на улице, а угостить чаем, прежде чем огорчить новостью, что та проделала этот путь зря. Она позвала собаку и закрыла в вольере, прежде чем отворить дверь. Герда лаяла, пуская пенистые слюни.

— Не бойся, она не выпрыгнет.

— Ротвейлеры всегда внушают страх, даже если за сеткой, — испуганно прошептала девушка.

— Наверное, но щенком она была довольно милым. Так ты работаешь с Итачи? — спросила Микото. Девушка была миловидной и кроткой, и на мгновение женщина подумала, что она была бы хорошей парой её молчаливому и замкнутому сыну.

— Эм, да. Я понимаю, у него сегодня выходной, но я совсем забыла об этих документах, а мне нужно сдать отчёт к четырём.

— Я, наверное, огорчу, но он уже давно переехал.

— Что? — округлила она глаза. — Но секретарь дала именно этот адрес. Я тогда пойду… и, если нетрудно, скажите, где он живёт.

— Ты зайди, выпей чаю, прежде чем уехать.

— Спасибо, но мне правда срочно нужно найти его, — ветер приподнял волосы, и на мгновение показалась крохотная родинка под глазом. Микото словно током ударило и эти большие глаза вдруг показались знакомыми. Улыбка тут же сошла с её лица, руки задрожали. — Вам плохо? — обеспокоенно спросила девушка, коснувшись её плеча. — На вас лица нет.

— Всё хорошо, — еле шевеля губами, произнесла Микото, пытаясь отогнать от себя навязчивую мысль: «Она не может быть дочерью Хазуки». — Как тебя зовут?

— Изуми.

На короткий миг Микото оглохла.

— Может, стоит вызвать скорую? — придерживая её, встревоженно сказала девушка.

— Всё хорошо, такое уже бывало, — кое-как процедила Микото. — Адрес сейчас напишу.

Всучив в руки клочок бумаги с криво выведенным адресом сына, она смотрела вслед уходящей девушке. Та, словно почувствовав чужой взгляд, повернулась, улыбаясь, как её покойная мать.

— Извините… Возможно, прозвучит глупо, но мы с вами, случайно, до этого не встречались?

— Не думаю, — её сердце пропустило удар. — У меня хорошая память на лица, — девушка мотнула головой и пожала плечами. — А почему ты спросила?

— Вы напомнили мне женщину, — в её словах прозвучала грусть, — которая подарила мне это, — она спустила немного воротник белой блузки, и золотая цепочка сверкнула на солнце. — До свидания и извините, что побеспокоила.

Почву словно выбили из-под ног и Микото полетела в пропасть.

— Так какие вам цветы?

— Бегонии, — Хазуки любила эти цветы, и в детстве говорила, что, когда у неё будет сад, то она засадит его бегониями. Почему-то решив, что её дочь тоже их любила, она обошла уже третий магазин в поисках цветов. — Нет, есть красные? — сказала женщина, когда флорист достал горшок с розовыми.

— Да. Минуту.

— Сделайте букет.

— Но… они только в горшках продаются. Из бегоний никто не делает букеты.

— Значит, вы будете первым, кто сделает, — сказала она, положив на кассу крупные купюры.

Глава опубликована: 05.11.2024

Часть 35

«Ма-ма», — отдалось нежностью в сердце и, закрыв рот рукой, Микото выронила букет на снег. Горькие слёзы покатились по щекам и, не выдержав долгой паузы, она сделала шаг и обвила его руками, положив голову на грудь, тихо заплакала. Сын не обнял её в ответ. Подняв глаза, женщина встала на носочки и, обхватив лицо ладонями, притянула к себе и начала покрывать поцелуями грубую щетинистую кожу. В детстве его щёки были пухлыми и нежными, от них исходил мягкий яблочный аромат. Он целовал её в ответ, дёргал за волосы своими крохотными ручонками, улыбался беззубым ртом, плёлся за ней и льнул к её ногам, как котёнок в поисках защиты, цеплялся за подол юбки. Саске звал её трепетно «ма-ма» и, услышав голос, звонкий как хрустальный колокольчик, всё её нутро наполнялось теплотой и любовью к нему. Тогда она была для него целым миром, он нуждался в ней. А сейчас…

— Мама, — сказал он раздражённо и перехватил её руки в попытке отстраниться. Но она снова прильнула к нему. — Прекрати, — голос его зазвучал чуть жёстче, прям как у мужа.

Микото тут же отпрянула, ещё раз посмотрев на него, и увидела перед собой уже мужчину. Сердце отозвалось грустью — казалось, совсем недавно был малышом и размазывал шоколадную пасту по столу, боялся темноты, делал первые шаги, учился говорить. Только смотря на подросших детей, ощущалось, насколько в действительности стремительно летело время. Однако, будь Саске мужчиной преклонных лет, а она — дряхлеющей старухой, он так бы и оставался для неё сыном — ребёнком, который, свернувшись калачиком, спал на кровати и громко причмокивал.


* * *


Надевая конусную шляпу с зелёным помпоном с надписью «Happy Birthday» на голову Итачи, поцеловав сынишку в обе щёки, она поставила перед ним шоколадный торт с тремя свечами. Свет выключили, и вся семья замерла в ожидании. Даже Рю пристально следил за внуком, слегка прищурив глаза. Мальчик встревоженно смотрел на подрагивающее пламя, ресницы его дрожали, отбрасывая длинные тени на бледной коже. Он заёрзал на коленках папы и пугливо сжал его руку.

— Загадай желание и задуй свечи, сынок, — шепнул ему Фугаку на ухо. Итачи моргнул и, решительно сведя брови, надул щёки.

Когда пламя погасло и в комнате запахло парафином, Микото осознала, что хочет второго ребёнка. На этот раз она готова была стать хорошей любящей матерью. Чувствовала — в ней была любовь, которую она могла бы подарить другому ребёнку, но не Итачи. Как бы ни старалась — сын был ей чужд. Если бы не видела, как он вышел из неё с душераздирающим криком, если бы он не был так похож на неё внешне, то, не сомневаясь, сказала бы, что ребёнка подменили в роддоме.

Фугаку аккуратно снял шляпу и, осторожно пригладив тёмные волосы сына, поцеловал в темечко. И в этом движении было столько любви, что её охватила злость и ревность, ведь муж в последнее время был с ней холоден и отстранён. Он всё чаще задерживался на работе и, возвращаясь поздно ночью, ложился в комнате для гостей, а если и приходил к ним в спальню, то сразу засыпал, стоило его голове соприкоснуться с подушкой. Мало говорил и скупо целовал, почти не соприкасаясь губами. Если и случалась между ними близость, то он старался побыстрее закончить и отодвинуться. Словно почувствовав её нарастающее недовольство, Фугаку приподнял сына и, усадив на стул, встал позади.

— Мама, — сказал Итачи, отломив ложкой кусочек торта, протянул ей, — попробуй.

От звука его голоса её передёрнуло. Пересилив себя, Микото натянула улыбку, наклонилась и наигранно причмокнула. Итачи взглянул на неё своими не по годам серьёзными прозорливыми чёрными глазами, словно уличил её во лжи, и как-то странно, криво улыбнулся. Приторная сладость заполнила рот и ей захотелось быстрее побежать в туалет и выблевать этот злосчастный кусок, который она проглотила.

Рю посмотрел на внука, затем на дочь и, что-то для себя отметив, достал из-под стола коробку.

— Что ж, самоё время для подарков.

Ребёнок на мгновение оживился, как обычно бывает свойственно детям, но, развернув обёртку, интерес тут же стих и на его лице не проступило ни малейшей эмоции, когда он поблагодарил дедушку, подойдя к нему. Отец скупо улыбнулся и, посмотрев на свою тарелку, разрезал стейк. Ребёнок некоторое время стоял возле старика, явно надеясь, что его обнимут или потреплют по волосам, но, быстро сообразив, вернулся на своё место. Для Рю внук тоже был чужаком, инородным предметом, который не вписывался в их дом.

— Давай заведём ещё одного ребёнка, — сказала Микото, положив голову на грудь мужа. При этих словах женщина почувствовала, как напряглись его мышцы. — На этот раз всё будет по-другому.

— Я не хочу, — отстранённо ответил, приподнявшись на локтях, включил светильник. Они оба зажмурились, привыкая к неяркому свету.

— Ты же всегда хотел много детей.

— Хотел, — проглотив ком, ответил он, и чуть тише добавил, — когда-то…

— Было бы хорошо, если бы у Итачи появился брат или сестра. Он не был бы одинок, — прошептала она, водя рукой по его крепким плечам, отлично зная его слабое место. Ради счастья своего ребёнка Фугаку был готов на многое. И, возможно, появление второго в семье восполнило бы образовывающуюся между ними пустоту.

Муж тяжело вздохнул, встал с постели и, выдвинув ящик, достал пачку сигарет с зажигалкой. Эта пагубная привычка появилась у него с момента появления Хазуки, на этой почве они с подругой чуть не рассорились.

— Это ты дала ему, — раздражённо сказала Микото, бросив на стол пачку сигарет. Хазуки взяла её в руки, покрутила и вернула на место.

— Ну, дала.

— Зачем? — запахнув халат потуже, она сердито смерила подругу взглядом.

— Он попросил, я и дала. По-твоему, я должна была прочесть лекцию о вреде курения и зажать сигареты? — ухмыльнулась Хазуки. — Боже, Ми, успокойся! А то сейчас испепелишь меня своим взглядом. Он же не маленький мальчик! Не паси ты его каждую секунду и не ройся в его вещах, если не хочешь потерять. Мужчины любят свободу, контроль раздражает.

— Может ты не будешь лезть с непрошеными советами? Я сама разберусь со своим браком! — прыснула она, достав из холодильника бутылку апельсинового сока.

— Спишу всё на бушующие гормоны и недосып, — вставая со стула, проговорила подруга и, выйдя в гостиную, потрогала пузико спящего в коляске Итачи. Малыш зажал губу и повернул голову вправо.

— Всё со мной в порядке, просто не подсовывай всякую дрянь моему мужу.

— Как скажешь, — подняла она руки, улыбаясь. Ямочки на щеках проступили, добавляя озорство. — Так и сообщу, чтобы спросил сначала разрешение у тебя, ну, или принёс записку. Пойду подышу свежим воздухом, а то дома невыносимо душно.

Фугаку вышел на балкон, плотно закрыв дверь. За стеклом не было видно ничего, кроме крошечной горящей точки. Микото села в постели, чувствуя себя потерянной, перевела взгляд на свадебную фотографию, где они со счастливыми улыбками держат друг друга за руки. Ей хотелось поделиться своим смятением и тревогой по поводу разваливающегося брака со своей подругой, но та, как назло, уехала за границу и перестала выходить на связь. Встав с кровати, накинула тонкий кардиган и вышла следом за мужем. Ветер трепал его волосы, тусклый свет оттенял кожу. Он затушил сигарету.

— Фугаку, что с нами происходит?

— Я не знаю, — опираясь на перила руками, ответил муж, и она увидела, как слеза сорвалась и полетела вниз.

— Мы стали друг другу чужими. Живём так, словно мы друг другу опротивели, — жилки заходили на его уставшем лице, но он продолжал молчать. — Скажи, Фугаку, ты меня ещё любишь? — муж повернулся с глазами, полными слёз.

— Люблю, — сдавленно произнёс он, притянув к себе. — Люблю, — поцеловал в макушку, провёл нежно рукой по спине. Она с облегчением выдохнула, потому что, если бы не любил, то незачем было бы жить.

Микото забеременела лишь тогда, когда практически дошла до отчаянья. Тянущие боли внизу живота беспокоили на протяжении трёх недель. Испугавшись, что начинается какое-то воспаление или, не дай бог, растёт опухоль, женщина побежала на приём к врачу. Когда ей сообщили о беременности, она долго молчала, рассматривая почётные грамоты и дипломы на стене в кабинете врача, пытаясь осознать сказанное. А затем слёзы потекли по щекам, и радость переполнила её всю настолько, что она чуть не упала в обморок от счастья. Муж тоже не мог поверить её словам, растерянно смотрел на результаты анализов, читал заключение и скрупулёзно рассматривал снимок УЗИ, словно не мог вообразить, что такое возможно. Проведя рукой по лицу, как бы приходя в себя, он застыл, на его лбу проступила испарина. Фугаку что-то шепнул себе под нос, но жена не смогла разобрать, настолько тихо было сказано, а после — странно улыбнулся, поцеловав её целомудренно в лоб.

На этот раз беременность не была в тягость, не пугала её. Микото радовалась растущему животу, полноте, она находила это удивительно прекрасным и милым. Даже к Итачи стала проявлять нежность, особенно в те моменты, когда они вместе перебирали детские вещи. А после его слов, что он подарит братику все свои игрушки, покрывала поцелуями и улыбалась искренне, мягко. Когда сын рисовал рисунки, на которых была изображена она вместе с ребёнком в животе, и держала за руку Фугаку, Микото гладила сынишку по волосам и хвалила, однако у неё ни разу не возникло мысли, почему её пятилетний сын рисует себя поодаль ото всех — крошечным и маленьким.

Фугаку словно подменили, он оставался холоден, всё так же засиживался на работе и, приходя домой, зарывался в бумаги до утра. Его руки почти не притрагивались к ней, и даже когда она радостно охала, говоря, что мальчик пинает её изнутри, хватала мужа за руку, чтобы почувствовал движение, он отдёргивал руку и уходил. С рождением Саске дом оживился, наполнился пронзительными криками, но ей не в тягость было встать посреди ночи: кормить его молоком, менять пелёнки, укачивать. Все, что её раньше раздражало, сейчас наоборот питало энергией, придавало сил, и она ещё никогда не чувствовала себя такой бодрой и живой.

Саске был прелестным малышом с пухленькими розовыми щёчками, чёрными озорными глазами и аккуратным маленьким носиком. Он пах по-особенному сладко, отчего всё её существо тонуло в нежности к нему, и не хотелось выпускать из рук целый день. Саске был подвижным и любопытным мальчиком: стоило положить его в манеж, как он, каким-то чудом, из него вылезал и полз к понравившейся вещи, нещадно пытаясь её проглотить. Однажды он заглотнул не пойми откуда выпавшую пуговицу, тем самым поставив весь дом на уши. Его полюбили все, в особенности дед, который души не чаял во внуке, и покупал буквально всё, на что укажет ребёнок. И лишь Фугаку держался отстранённо, изредка одаривая сына вниманием.

Когда сын в первый раз поднялся на ноги и, сделав два шага, упал на пятую точку и расплакался, у Микото чуть сердце в пятки не ушло от страха, а затем её охватила гордость, и она разрыдалась от счастья. Ничто не радовало так, как успехи младшего сына, она буквально расцветала на глазах, когда его хвалили в школе, или когда он выигрывал олимпиаду. Несмотря на то, что Итачи постоянно был лучшим, занимал призовые места, ей было всё равно на его победы, они не дарили чувства эйфории, как победы Саске. И пусть она старалась не выдавать своё безразличие, маскировала всё за объятьями, поцелуями и приторно-сладкими поздравлениями — Микото знала, что Итачи видит всё своим прозорливым взглядом. Ей так хотелось, чтобы однажды он сказал о том, насколько она ужасна и отвратительна, чтобы наконец-то снять осточертевшую маску заботливой матери. Однако сын продолжал молчать и по-щенячьи смотреть на неё, требуя внимания и любви (пусть и не настоящей).

Новость о том, что младший пристрастился к наркотикам, повергла её в шок. Она не могла поверить, что мальчик, росший в заботе и любви, мог искать непонятное счастье в синтетических веществах. Это мог бы быть Итачи, но никак не он, ею любимый сын — Саске.


* * *


— Что ты здесь делаешь? — спросил Саске, недоверчиво смотря на мать.

— Я… — спохватилась Микото, пытаясь побыстрее что-нибудь придумать. Ведь в действительности было странно прийти на католическое кладбище средь бело дня. — Моя давняя знакомая похоронена здесь. Каждый год прихожу сюда в этот день, — сын нахмурился, между бровей залегла глубокая складка, как у его отца. Сейчас он был похож на Фугаку в молодости, такой же красивый и притягательный. — Мы учились вместе, на втором курсе её сбила машина, — быстро добавила Микото, понимая, что сын перебирает в уме всевозможных знакомых. Лицо тут же разгладилось.

Ворот его пальто оттопырился, и её руки потянулись, чтобы поправить. Сын посмотрел в сторону и резко отшатнулся от неё, она проследила за взглядом и заметила у ворот кладбища молодого человека, возможно, его нынешнего напарника. Ей сразу стала понятна его скованность: мальчишки ведь не хотят, чтобы кто-то видел их слабыми.

— Ты так изменился, мой мальчик, совсем взрослый, — улыбнувшись сквозь боль, прошептала женщина. С их последней встречи сын выглядел почти здоровым, но всё же от вида его осунувшегося лица сердце кровью обливалось. Слёзы вновь накатили на глаза. — Я думала о тебе… Всё время, — голос дрожал, и Микото силилась не разрыдаться. — Слышала, ты вернулся в полицию.

— Мам, — сдавленно произнёс Саске.

Слова не лезли, и он в бессилии сглотнул. Много раз он прокручивал их встречу, просил прощения, рыдал, стоял на коленях, но даже и представить не мог, насколько в действительности это будет сложно. Мать смотрела ему в глаза, а он пытался избегать этого любящего, всепрощающего взгляда. Ему было стыдно за себя, за то, во что он превратил её жизнь, за причинённую боль и разочарование. Разве за такое прощают? Он не был достоин её любви.

— Дом так опустел без вас, — проговорила она, утерев слёзы. — Но я иногда слышу ваши голоса, захожу, а вас нет. Только потом осознаю, что вас давно уже там нет.

— Мама, — если она не прекратит, он тоже разревётся, — прости меня, — она сморгнула, рука её застыла возле рта. — Прости меня… мам… За всё… прости.

— Мне нечего тебе прощать. Это ты прости меня, сынок, — она схватила его за руки и стала целовать. — Прости, что сдалась и не боролась до самого конца.

— Мама, — он обнял её крепко-крепко. Она была такой маленькой в его руках, как когда-то он в её. — Я так виноват, мама. Так виноват, — горло схватил спазм от рвущихся наружу слёз. Она утирала его влажные щёки, целовала и шептала на ухо успокаивающие слова, как в детстве, стоило ему проснуться среди ночи, или разбить коленку. Мама всегда была рядом с ним.

— Теперь, когда ты здесь, нам нужно собраться всем, как раньше, за обеденным столом, — она прошлась по его широким плечам, смахнула волосы с глаз. — Он в этом никогда не признаётся, но он скучает по своим мальчикам.

Саске словно током ударило, он тут же сделал шаг назад, лицо стало серьёзным и холодным. Он не был готов к встрече с отцом, не выдержал бы его осуждающего взгляда, презрения. Отец сломает его одним своим равнодушным тоном. Тогда, в клинике, он ясно дал понять, кем его считает. И пока он не докажет ему обратное — не перешагнёт порог дома.

— К вам пришли, — сказала медсестра, заходя в его палату. От неё несло медикаментами и спиртом. Этот запах напомнил ему о Сакуре. Он часто заходил за ней на работу и они по-быстрому трахались в машине, заезжая в безлюдный переулок, или в пустом кабинете. Им обоим нравилась эта игра — не быть пойманными. Наркотики добавляли больше остроты, и от такого секса крышу сносило напрочь.

— Я же сказал не впускать никого, — не отрываясь от чтения книги, недовольно буркнул он.

— Мне не нужно твоё разрешение, чтобы поговорить. Для такого, как ты, — Фугаку замолчал, пытаясь подобрать слова, но, не найдясь, продолжил, — слишком много чести.

— Ты хотел сказать — для такого дерьма, как я, — тут же подскочил с кровати, бросив книгу на постель.

Отец ни разу к нему не пришёл, последний раз они виделись в здании суда, когда он, стоя на расстоянии вытянутой руки, разочарованно вздохнул, и, не сказав ни слова, развернулся и ушёл.

— Если ты себя таким видишь, я не вправе тебя разубеждать.

— Ты всегда меня таким видел. С самого детства я должен был заслужить твоё внимание. Словно я был недостоин даже маленькой похвалы. Чем же я мог насолить тебе тогда? Скажи мне, папа! — прыснул Саске, не сводя взгляд с отца. На его лице не дрогнула ни одна жилка, он лишь ослабил галстук и откашлялся.

— Ты рос в любви, Саске.

— Но я хотел твоей любви!

Фугаку посмотрел на решётчатые окна, прищурился, затем, достав из кожаного портфеля документы с ручкой, поставил на стол.

— Она была.

— Чёрта с два! — усмехнулся сын, взяв лист. — Что это?

— Отказ от наследства и акций компании.

— Дедушка завещал это мне, и ты не вправе у меня отнимать.

— Твой дед не знал, что его любимый внук уничтожит его доброе имя и пустит дело его жизни коту под хвост. Если ты откажешься от акций, то компанию — её малую часть — можно будет спасти. Я прошу тебя не упрямиться и подписать. Не ради меня, а ради матери. Компания — это единственное, что у неё осталось. Она не заслужила всего, что на неё свалилось.

— А дом?

— Чтобы ты продал его и купил наркоту?

— То есть ты считаешь меня конченым наркоманом и убийцей?

— Я всегда говорю на языке фактов, Саске. Бывших наркоманов не бывает, всегда будет соблазн вернуться, забыться. И однажды ты сорвёшься. Убийцей? Да, я считаю тебя убийцей, и ни один рикошет не оправдает то, что ты вышел в наряд под кайфом. Я всегда боролся с такими, как ты, и даже в страшном сне не мог предположить, что собственный сын станет одним из них.

— Ты тоже не святой. Я видел те бумаги в сейфе, видел эти суммы. Честный прокурор, ха! Не смеши меня.

— Ты многого не понимаешь, — отчуждённо произнёс Фугаку. — Порой, чтобы прощупать дно, нужно окунуться в грязь.

— Подписал. Всё, теперь нас ничего не связывает. Как ты однажды мне сказал: «У меня нет больше сына», теперь я могу сказать: «У меня больше нет отца», — он бросил ручку на стол, та покатилась и упала, Фугаку нагнулся и поднял. — Но я хочу, чтобы ты знал — я докажу, что не убийца и не конченый наркоман, и ты возьмёшь свои слова обратно.

— Что ж, буду ждать, — сказал Фугаку, запихивая бумаги в портфель. Поднявшись со стула, он оглядел палату и, дойдя до двери, замер в проёме. — Мне от отца достался только шрам на спине. Он как-то разбил об меня пустую бутылку за то, что я не пошёл в магазин покупать спиртное, а продолжил делать уроки. Мне не было больно, обида и злость на его слова действовали как обезболивающее. Он сказал тогда, что всё это «хрень полнейшая», что, как бы я не старался, мне никогда не выбиться из этого дерьма, и что дорога у нас одна. Тогда я сказал, что докажу ему, что он ошибается. Расшибусь, но докажу. Отец умер, когда я был в седьмом классе, он так и не увидел свою неправоту. Так что не затягивай с доказательствами, Саске. Я могу и не дожить.

Стоять становилось холодно, и они вдвоём поёжились от внезапно поднявшегося ветра. Подъехал катафалк, и несколько парней вытащили чёрный гроб. Микото быстро отвела взгляд от лиц, полных скорби, и вновь посмотрела на сына.

— Он не зол на тебя, — сказала она, поглаживая его колючую скулу.

— Я не вернусь… Не сейчас.

— Милый…

— Мама, — он перехватил её руку и поцеловал запястье, — когда-нибудь мы сядем все вместе за одним столом, обещаю. А сейчас мне нужно на работу.

— Да-да, — шепнула с грустью Микото, ещё раз обняв и поцеловав его. — Твой напарник, наверное, совсем замёрз. Ты можешь звонить мне хотя бы иногда?

— Я буду… Теперь буду, — сказал он, и ему в этот миг стало легче дышать.

Мать подняла помятый букет, несколько алых лепестков остались на снегу, словно капли крови. Саске смотрел матери вслед, до тех пор, пока она не скрылась из виду. Он даже не заметил, как Неджи подошёл и завёл машину.

— Ты едешь или остаёшься?

Учиха тут же встрепенулся и, открыв дверцу, залез в автомобиль. От их дыхания запотели стёкла. Хьюга протёр их рукавом и шмыгнул носом.

— Мама? — осторожно спросил он, выруливая.

Эта сцена встречи матери с сыном потрясла Неджи. Глаза напарника всё ещё были мокрые от слёз. Он и подумать не мог, что Саске может быть таким ранимым, что он может кого-то любить. Учиха всегда казался холодным и чёрствым, а порой даже неприятным и заносчивым, но сегодня он увидел его с другой стороны, с той, с которой, может быть, он и не хотел его видеть.

— Да.

— Я бы многое отдал, чтобы тоже вот так обнять маму, — грустно произнёс Неджи, посмотрев в боковое зеркало.

— Твоя…

— Умерла, когда я был ребёнком. Точнее — её убили.

— Мне жаль, я не знал… Что произошло? — с интересом спросил он. Жизнь напарника ему была неизвестна, и раз уж тот сам начал разговор, почему бы не узнать друг друга лучше.

— Ты же видел, где живёт мой отец, — Саске кивнул. — Райончик так себе. Однажды в дверь позвонили, мать открыла машинально, даже не посмотрев в глазок. Думала, наверное, что отец что-то забыл и вернулся. Он вечно что-то забывал. Парень этажом выше сидел на наркоте, он стал угрожать матери, приставив к шее нож. Жили мы небогато, те деньги, что она дала, лишь разозлили его и он толкнул её со всей силы. Мама ударилась о косяк, неудачно. Рассекла висок. Странное совпадение, правда, — горько усмехнулся он. — Она умирала на моих глазах, истекая кровью. Я не мог ничего сделать, не мог остановить её. Когда приехала скорая, было уже поздно, — он сглотнул, нажимая на газ. Их резко откинуло назад. Саске посмотрел на спидометр — стрелка достигла ста сорока и колебалась.

— Сбавь скорость, Неджи! — прикрикнул Учиха, понимая, что сейчас напарник не в машине, а в далёком детстве рядом с истекающей кровью мамой. — Чёрт возьми, Неджи! Приди в себя. Ты можешь сбить кого-то! — тот резко затормозил и, если бы не ремни, они поцеловались бы со стеклом.

— Прости, не знаю, что на меня нашло, — часто задышав, заморгал напарник. Открыв бардачок и достав жёлтый пластиковый бутылёк, закинул две таблетки в рот.

Саске хрустнул пальцами и сглотнул, когда прочёл название. Это было сильное успокоительное, и он сидел на нём, когда не хватало денег. Приобрести его в двадцать пятом было проще простого.

— Тебе нельзя за руль, — констатировал Учиха, когда Неджи потянулся к ручнику.

— Всё нормально, я доеду.

— И часто ты так делаешь?

— Я не наркоман, — серьёзно сказал Неджи, тряся склянкой перед глазами, таблетки соблазнительно загремели. — Видишь? Тут ещё куча, а им уже полгода. Цунаде сказала принимать при острых приступах.

— Я не говорю, что ты наркоман. Я спрашиваю, часто ли ты садишься за руль, принимая их. Ты же отлично знаешь, что нельзя водить. Или Цунаде тебе не объяснила, как они действуют? Я поведу.

— Тебя же лишили прав!

— Лучше я оплачу штраф или отсижу пару дней, если нас остановят.

— Вообще-то я тоже понесу наказание вместе с тобой, — ехидно улыбнулся Неджи.

— Но это лучше, чем сбить кого-то. Будем надеяться на нашу удачу.

— А ты удачлив?

— Судя по моей жизни, я бы так не сказал, — ухмыльнулся Саске, выходя из машины.

— И по моей тоже, — горько улыбнулся Неджи, уступая место.

— Ну хоть в чём-то мы с тобой сошлись.

Глава опубликована: 05.11.2024

Часть 36

Волнение внезапно охватило его: ладони вспотели, и небольшая дрожь прошлась по всему телу, едва он коснулся руля. Сняв с ручника машину, Саске неуверенно вжал сцепление, включил передачу, надавил на педаль газа. Автомобиль плавно поехал, и он, как в первый раз, ощутил эйфорию и чувство абсолютной свободы — независимость. Позднее, подобное он испытывал, принимая наркотики, с каждым разом увеличивая дозу.


* * *


Июньское солнце припекало, жгло лицо, слепило глаза. Сидя на широком подоконнике, Саске щурился, со всей злости вырывал листы из учебника по истории и делал неказистые самолётики: запускал их со второго этажа в сад, те застревали то в кронах деревьев, то в кустах, некоторые всё же достигали земли и лениво переворачивались от слабого ветра. Возможно, мать, увидев беспорядок, разозлится и заставит убирать, подумал он, прежде чем запустить очередной. Представив безучастное лицо отца, он тут же швырнул один вниз. «Всё равно. Абсолютно плевать», — бубнил под нос, потроша книгу. «Одна ошибка в тесте и год усердной учёбы коту под хвост. Снова второй в классе! Как можно было сделать такую нелепую ошибку? Идиот!» — злился он на себя, вымещая всё негодование на ни в чём не повинную книгу.

Учитель, заметив тогда его замешательство в классе, утешительно положил руку на плечо и приободряюще сказал: «У тебя хороший результат. Ты впечатляешь, Саске». От этих слов стало невыносимо душно. Тут же выбежав, он свернул в уборную. «Впечатляю кого-нибудь вроде вас, но не моего отца», — выплюнул он вместе с горькой желчью, которая противно осела на языке.

Тюль от внезапного порыва ветра надулась как парусник. Отбросив учебник на пол, он соскочил и хотел было закрыть окно, как увидел подъезжающий чёрный дедовский BMW. Водитель, выйдя из машины, открыл дверцу, учтиво кланяясь. Показалась трость, затем сгорбившийся дед. Его строгое лицо скривилось от боли, когда он попытался выпрямиться. Мать выбежала во двор, обняв, взяла под руку. Тот сухо поцеловал в щёку, огладил своей уже морщинистой рукой её руку.

В последнее время Рю выглядел плохо. Три операции знатно подкосили его — некогда крепкий мужчина теперь пил горстями таблетки, прихрамывал, и волосы его были седы как мел. Когда Саске спускался посреди ночи вниз за водой, то слышал, как протяжно стонал от мучительных болей в позвоночнике дед. В такие моменты мальчик терялся, не зная, что предпринять: войти в комнату, спросить не нужно ли ему чего, или же пройти мимо. Он выбирал второе: Рю не любил выглядеть слабым, а ему не хотелось ставить его в неловкое положение. От осознания, что в один день старика не станет, сердце Саске сжималось от грусти. Ему нравилось проводить время с ним, слушать рассказы о детстве, матери, прадедушке. К тому же, он был единственным, кто относился ко внуку как к взрослому: обсуждал на равных различные темы — от глупых правил в школе до мировой истории. Для матери он являлся любимым сыном, который был безупречен во всём, для отца — разочарованием, призрачной тенью, для Итачи — любимым братом, которого надо опекать и поддерживать. Никто из них, пожалуй, кроме деда, не видели его самого.

Проследив, как они вошли в дом, он поднял с пола учебник, закрыл окно и спустился в зал.

— Саске! — воскликнул Рю, похлопав его по плечу. — Ты растёшь со скоростью света, такими темпами скоро брата обгонишь. Где он, кстати? — обернувшись к Микото, спросил он.

— На тренировке по дзюдо. Через неделю показательные выступления.

— Этот мальчик когда-нибудь отдыхает? Что Фугаку из него хочет вылепить? — осуждающе буркнул дед. В последнее время холодное отношение к Итачи сменилось беспокойством. Стал ли причиной перемены их последний разговор, он точно не знал, но искренне радовался изменениям.

Саске давно заметил разницу, с которой относились к брату. Может, для окружающих и не было заметно, но дед с матерью общались с Итачи довольно холодно. Чем старше он становился, тем сильнее очерчивались границы. Мать редко обнимала брата (её руки почти не касались его), а когда хвалила и звала мягко «сынок», в голосе слышалась фальшь. Дед избегал взгляда, общался натужно — вежливо и, оставшись наедине с ним, тут же уходил под предлогом важных дел.

— Итачи что-то сделал?» — спросил как-то Саске у Рю, играя с ним в шахматы.

— О чём ты? — нахмурившись, поинтересовался дед.

— Почему вы с мамой так к нему относитесь, словно он чужой? Мы же братья, — он сглотнул горький ком, переместив коня. — Мама говорит, что я всё придумываю, но я чувствую... Вы его не любите.

Рю молчал, почёсывая подбородок и, опустив взгляд, тихо сказал:

— Есть вещи, о которых я сожалею. Есть вещи, которые не изменить... Да и поздно уже. Упущенное время не вернуть. Когда-то я считал, что поступаю правильно, но мои решения оказались фатальными. Я винил его... но он всего лишь ни в чём не повинный ребёнок... — старик резко смолк, закусив язык, быстро поднялся. — Я рад, что у Итачи такой брат. Надеюсь, ты всегда будешь на его стороне, ведь кроме тебя у него никого нет. Вы оба славные ребята.

Рю похлопал Саске по плечу, оставив в недоумении гадать, и удалился.

— Отец, — предупреждающе сказала мать, строго на него посмотрев, — не будем снова заводить этот разговор.

— Хорошо, — смерил он её взглядом и, положив руку на плечо внука, шепнул, — Ну, как твои дела? Как закончил учебный год?

— Второй.

— Почему так печально? Это же отличный результат, — улыбнулся он.

— Я хотел быть первым, — гнусаво ответил Саске.

— И будешь. У тебя времени вагон, не то, что у меня. Микото, завари мне чай.

— Я приготовила обед, всё постное, — сказала мать, приглашая на кухню.

— Ты же знаешь, я ем строго по расписанию. Саске, собирай вещи и мы поедем ко мне.

Лето они проводили в дедовском доме, который находился не так далеко от города. Местность была тихая, почти безлюдная. Последние километры дороги утопали в хвойных лесах и криках диких уток, тех самых, которых иногда отстреливал дед из своего охотничьего ружья. Была парочка домов, обнесённая высоким забором, свет редко загорался в их окнах. Дом деда стоял особняком, слева простиралась поляна, покрытая сочно-зелёной травой по пояс, позади скрипел сосновый лес. В те редкие дни, когда Итачи приезжал, они бегали на перегонки по протоптанной дороге, а затем ныряли в зелёное море, рассекая малахитовые волны. Лежали, переводя дыхание, смотря на облака, и вслушивались в тишину.

— Но как же Итачи... Я думал, мы вместе... — с досадой проговорил Саске. Из-за экзаменов он последний месяц почти не общался с братом, теперь ему хотелось наверстать упущенное.

— Мы к концу недели приедем, — вмешалась мать.

— Я хотел посмотреть соревнования... Поддержать.

— Я отвезу тебя, и мы вернёмся вместе с Итачи, — сказал Рю.

— А мама? Она разве не поедет с нами?

— У меня кое-какие дела в городе, как закончу, приеду.

Саске подозрительно нахмурился, поднимаясь наверх. Мать в редких случаях оставалась дома, отправляя его к деду. Когда он спустился с наполненным рюкзаком, Рю стоял около дивана, опираясь о трость с серебряным набалдашником и говорил с Микото очень тихо, словно боялся, что его услышат.

— Не своевольничай и делай, что говорят. Не забывай, что произошло в прошлый раз... что ты натворила.

— Прошло восемь лет, папа.

— И что, забылось? — голос звучал жёстко, с насмешкой.

— Нет, — полушёпотом сказала мать, опустив глаза вниз.

— Ты помешана на нём. Ты не можешь контролировать себя.

— Тогда... я не хотела, — голос её задрожал, она замолчала, а потом, подняв взгляд, полный слёз, продолжила, — Я никогда об этом не спрашивала, но Хазуки в тот день сказала... Сказала... что ты с ней... Скажи, что это всё это неправда.

— А ты никогда не задумывалась, откуда у неё были деньги?

— Ты не мог, она... Мы были подругами. Ты видел, как она росла, — вскрикнула Микото, закрывая рот рукой, чтобы заглушить крик.

У Саске звякнул брелок на рюкзаке, и все тут же повернулись к нему. Он не понимал, о чём шла речь, и почему мать так расстроил их разговор.

— Что-то случилось, мам?

— Нет, всё в порядке, в глаз что-то попало, — заморгала она, быстро утерев слёзы. — Всё собрал? Ничего не забыл? Позвони мне, как доберётесь.

Рю отказался от его помощи, спускаясь по лестнице, что вела во двор, левой рукой цеплялся за перила.

— На сегодня ты свободен, — сообщил он водителю, который открыл перед ним дверцу.

— Отец! — воскликнула мать. — Ты не можешь... Тебе...

— Не тебе мне указывать, что я могу, — оборвал он её, серьёзно посмотрев. — Я бы не рисковал жизнью внука, не будь уверен в своих силах.

Они ехали по пустой трассе. Опустив окно, мальчик подставил лицо ветру, прищурив глаза.

— Я не знал, что ты водишь, — сказал Саске, откинувшись на кожаное сиденье.

— В юности занимался автоспортом.

— Ты был гонщиком?! — мальчишка удивлённо захлопал глазами.

— Не очень успешным, — ухмыльнулся старик. — Приезжал четвёртым или пятым.

— Это же круто! Я никогда бы не подумал, что ты был гонщиком. Почему ты никогда не рассказывал об этом?

— Нечего рассказывать. Это было обычным развлечением, к тому же опасным. Однажды я перевернулся и пролежал год в больнице, прикованный к кровати. Хочешь сесть?

— А можно? — с трепетом спросил он. 

Рю свернув на обочину, остановился.

— Попробуй.

Саске тут же отстегнул ремень безопасности и вприпрыжку обогнул машину, усаживаясь в водительское кресло. Он сразу ощутил себя важным и взрослым. А положив ладони на кожаный руль, почувствовал лёгкую дрожь, руки мгновенно вспотели, испарина проступила на лбу. Машина теперь казалось такой огромной и будто занимала почти всю дорогу. Он понятия не имел, как вообще возможно справиться с такой махиной. Дед говорил, куда жать, куда крутить и, когда они поехали на очень медленной скорости, у Саске спёрло дыхание, он почувствовал себя властителем мира.

— Ты только маме не говори... Ругаться будет.

— Хорошо... — кивнул ребёнок, не отрываясь от дороги. — Будет нашим с тобой секретом.

Рю потрепал его по щекам, и вскоре, поменявшись местами, они прибавили скорость и доехали до загородного дома.


* * *


Неджи смотрел в одну точку, перед глазами застыл образ матери: её лёгкий хлопковый халатик, пропитанный багряной кровью, непонимающий, блуждающий взгляд, собственные руки — маленькие пальцы, измазанные в вязкой жиже, пытающиеся остановить кровь; её последние слова, сказанные осипло, на последнем выдохе: «Неджи, выключи плиту, омлет сгорит». Своё бессилие в ожидании скорой помощи — чувство собственной ничтожности.

Столько лет прошло, а он чётко до мелочей помнил тот день: как мама улыбнулась ему, заглянув в комнату; как отец, прежде чем уйти, щёлкнул по носу; витающий по комнате запах жареного масла, от которого его впоследствии долго мутило, стоило только услышать. Помнил, что до стука в дверь сидел в пижаме на кровати, наблюдал за серыми голубями, которые смешно втягивали шеи и гугукали, любопытно тыкаясь клювом о стекло. Помнил, что светило солнце и он щурился, прикрывая рукой глаза. Думал, как здорово было бы просидеть целый день за книжкой о космосе, которую недавно ему подарили, а не делать унылую домашку.

Это было обычное утро из сотни подобных, и ничего не предвещало беды. В день, когда умерла Тен-Тен, так же светило солнце, и он смотрел прогноз погоды, планируя выходные. Поблёкнут ли когда-либо воспоминания, заполнится ли пустота от потери?

Он посмотрел на Саске: тот ехал, сконцентрировавшись на дороге, словно первый раз сидел за рулём. Тогда, в комнате, когда напарник, словно сумасшедший, прожил тот роковой день, он понял, что его тоже навещают призраки прошлого, не отпускают, подкидывая всё более живые, реалистичные образы. «Снится ли ему Тен-Тен?».

— Не пытался обжаловать? — спросил Неджи, решив прервать молчание.

— Без толку, — не отрываясь от дороги, ответил Саске. — Несколько раз подавал на обжалование, собрав все документы с многочисленных медкомиссий, но судья отказывает. Вернуть права алкоголику гораздо проще, чем бывшему наркоману. Потом плюнул на это. Права мне не особо нужны, я не могу позволить себе машину в нынешних условиях.

— И то верно... Можно взять служебную.

— Которая может сломаться посреди дороги.

— Уже слышал эту историю, — ухмыльнулся Неджи.

— Какую? — тут же нахмурился Учиха, слегка повернув голову.

— Машина заглохла, когда патрульные гонялись за преступником, прямо в центре города.

—Хах, ты это серьёзно? — подавляя смех, сказал Саске, представляя комичную картину.

— Несколько месяцев назад крутили в новостях. Кто-то заснял этот момент и выложил в сеть. Неужели не слышал?

— Как-то прошло мимо меня.

— Скандал разгорелся не шуточный. После этого нам подогнали парочку новеньких машин, но их на всех не хватило. Каждому отделу досталась одна или две, кроме нашего. Мы-то, по их мнению, ничем важным не занимаемся... Недалеко от правды, конечно, но обидно. Наруто ходил, возмущался.

— Он это дело любит.

—Я нечасто их принимаю, — сказал Неджи, резко перескочив с темы.

Саске напрягся. Не готов он был к такой откровенности и хотел было прервать, сказав, что ему всё равно и главное — за руль не садиться в таком состоянии. Только Неджи опередил, продолжив:

— Я не могу с этим справиться... Это как волна, которая накрывает и ты тонешь, не в состоянии выбраться. Наверное, я слабак, раз не могу сам выкарабкаться из воспоминаний, — сказал Хьюга, поражаясь самому себе.

Никто его за язык не тянул, а Саске уж точно был последним человеком, с которым хотелось делиться своими переживаниями, но отчего-то именно с ним он почувствовал себя свободным. Может быть, Учиха был единственным, кто мог его понять? Саске молчал, следя за дорогой.

— Не мне раздавать советы. У каждого свои слабости, порой нам нужно что-то или кто-то, чтобы преодолеть их. Я не осуждаю, что ты их принимаешь и не считаю тебя слабаком, просто не рискуй и не садись за руль. Это сильный транквилизатор. Я сидел на нём, когда не было денег. Достать было легко и стоило недорого. Эффект не тот, но в моменте помогало расслабиться.

Неджи не думал, что на его откровенность Саске ответит тем же. А его ведь всегда мучило любопытство: почему ребёнок из такой семьи подсел на наркоту, в то время как у него, у Неджи, было больше шансов упасть в эту пропасть? Началось ли это забавы ради и потом уже переросло в зависимость, или же была какая-то психологическая травма, и он искал утешения? А может, заглушал боль? Хьюга всегда смотрел на него через призму чужих мнений, стереотипов. Тен-Тен не раз говорила, что статус его семьи обременяет. Если так подумать, то у Саске могла быть другая жизнь, как и у его брата— унаследовали бы компанию и жили припеваючи, но оба почему-то выбрали полицию и вкалывали на работе за сущие копейки. Словно оба брата хотели что-то доказать или оборвать все связи и уйти из дома (скорее всего, такое решение сопровождалось в семье крупным скандалом). Может их семья не такая и образцовая, как всегда казалось?

— Сверни здесь, тут обычно никого нет. Если поедем по центральной, то можем нарваться на неприятности.

Припарковавшись, они вошли в участок. Коллеги оживлённо болтали, но как только увидели их, тут же стихли и разбежались. Наруто, как оказалось, взял отгул по причине плохого самочувствия, и Неджи с Саске переглянулись, поняв истинную причину его недомогания. Каори раздавала всем указания, почувствовав себя начальником, и подозрительно посмотрела на Неджи, который, ссылаясь на дикую головную боль и недомогание, отпрашивался с работы. Таблетки его слишком расслабили, он полчаса пялился в монитор, не понимая, что делает. Работник из него сегодня никакой, лучше пойти домой и отдохнуть.

— Я могу дать свои, боль за раз снимут, — протестовала Каори, не желая отпускать его. — У нас столько дел, рук не хватает, — Неджи закатил глаза. Эта женщина слишком драматизировала. — Нужно спуститься в архив и разобрать дела, у которых иск поисковой давности подходит к концу. Наруто Удзумаки поручил это вам с Саске Учиха.

— Я могу и сам со всем справиться, — сказал подошедший Учиха. — От него сегодня нет толку.

— Как знаете, — сдалась Каори, зарываясь в ворох бумаг.

— Можешь вернуться на моей, — произнёс Неджи, положив ключи от машины на стол Саске. Сегодня ему лучше добраться домой на автобусе. — Если ехать дворами, то ни с кем не встретишься.

— Ты уверен?

— Не хочу завтра утром ехать на общественном транспорте.

— Спасибо, — отчего-то сказал Саске, забирая ключи.

— За что?

— За доверие.

— Может я тебя проверяю, — ухмыльнулся Хьюга, выходя из кабинета. Учиха фыркнул и криво улыбнулся.

Стоило ему подойти к остановке, как автобус подъехал и высадил толпу пассажиров.

— Дальше не еду, — крикнул водитель, — мотор барахлит.

— Прекрасно, — буркнул Неджи, посмотрев на часы. Следующий через полчаса.

— Минут через десять приедет, я связался с начальством, — сказал мужчина, пытаясь успокоить негодующих людей.

Автобус прибыл через полчаса и был до того набит, что люди, замершие и злые, проталкивались и пихали друг друга локтями, страдальчески постанывая. Неджи досталась парочка ударов, которые он стоически перенёс и надеялся, что Саске всё же перегонит его машину и ему не нужно будет проходить через этот ад утром. Выйдя на своей остановке, он с облегчением выдохнул. Проходя мимо супермаркета, зашёл купить продуктов, а стоя на кассе, попросил пачку сигарет, несмотря на то, что дал обещание Тен-Тен и держался до последнего. «Всего одну, — подумал он. — После выброшу и больше никогда не притронусь». Свернув на пустую площадку и поставив пакет на скамью, достал из кармана зажигалку с сигаретами. Стоило затянуться, как к нему подошёл мужчина в потрёпанной замызганной куртке и попросил закурить, на что он вложил ему в руки пачку. Тот быстро взял и исчез, явно боясь, что он передумает. Мороз постепенно подступал к ногам, никотин медленно заполнял лёгкие, отдавал горечью на языке. Сигарета, зажатая между пальцев, тихо тлела.

— Фу, — прыснула Тен-Тен, отодвигая его лицо рукой. — Я не хочу целоваться с пепельницей.

— Скажешь тоже, — улыбнулся он, дыхнув себе на руку.

— Это мерзкий вкус... Иди почисти зубы, минимум три раза... Только потом поцелую.

— Вчера целовалась и нормально, а сегодня отвратительно? Что-то случилось?

— Я хочу, чтобы ты бросил курить, — сказала девушка, нарезая огурцы кружочками на салат. — Меня тошнит от этого запаха.

— Или ты боишься, что я умру от рака лёгких. Вероятность, что я словлю пулю намного больше, чем то, что я умру в больнице из-за наплевательского отношения к своему здоровью.

— Дурак ты, — бросив в него носик огурца, сказала Тен-Тен.

Он ловко увернулся, стащив пару кружочков с разделочной доски, по-хулигански чмокнул в щёку и, под недовольные возгласы убежал в ванную — чистить зубы.


* * *


Хината, заметив, как сосед выходит из магазина, хотела было догнать, но бросила попытку, поняв, что это невозможно. Увидев, что он свернул к площадке и усаживается на скамью, решила поздороваться. 

— Добрый день, — парень, словно очнувшись ото сна, сморгнул и бросил сигарету под ноги, тут же затоптав. Жест показался ей мальчишеским и почему-то напомнил отца.

— Я бросил курить... Это так, накатило, — оправдываясь, виновато сказал он, пряча руки в карманах пальто. — Ты уже поправилась? — прокашлялся, отворачиваясь.

— Не совсем... Но температуры вроде нет. Выходной?

— Нет, отпросился. Неважно себя чувствую, — ответил Неджи, и, заметив в её руках пакет, спросил, — тяжёлый? Я помогу.

— Не стоит. Там пирожные, совсем не тяжёлые.

Когда они стояли у двери и каждый позвякивал ключами, Хината повернулась и стыдливо спросила, пряча глаза:

— А твой коллега, Саске... Он во сколько вернётся? Его радиатор у меня...

— Я не знаю. Должен к десяти... Я могу забрать и передать ему, не караулить же его целый день.

Выкатив и затащив к себе обогреватель, он долго стоял в коридоре и ругал себя за то, что отказался от предложенного чая. Было в этой девушке что-то необычно тёплое, и ему страшно было признаться, что она ему нравилась. Несколько часов пролежав в кровати, он достал из кухонного шкафа пачку вскрытого печенья и через несколько секунд оказался у её двери. Его рука замерла в сантиметре от звонка. «Неужели я готов предать память о Тен-Тен?». Неджи развернулся и, заметив тот самый пакет с пирожными, повешенный на ручку двери Саске, вернулся к себе.

— И с чего ты решил, что ей понравился? Может это и к лучшему, — прошептал под нос, снова почувствовав внутри себя холодную пустоту.


* * *


Саске, спустившись в архив, перетащил пять пыльных коробок с документами. Он бесперебойно чихал, раскладывая по годам папки, в надежде, что найдёт что-то путное и интересное, а не дела, не стоящие внимания. Листы отсырели и липли друг к другу. Отсоединяясь, надписи отпечатывались на соседней странице. К концу рабочего дня была разобрана лишь треть первой коробки. Вздохнув, он молчаливо вышел из кабинета и направился к небольшому закутку, который сотрудники называли кухней. Взяв чью-то кружку, ополоснул, мысленно ругая себя за то, что до сих пор не принёс свою. Коллеги с его приходом замолчали и их лица тут же осунулись. Ему стало неловко от того, что своим присутствием свёл на нет дружескую атмосферу. Вскоре все встали из-за стола, убирая за собой беспорядок.

— Мы пиццу заказывали, — сказала одна женщина, чьё имя он не удосужился запомнить. — Решили тебя не отвлекать. Извини, что не позвали, — виновато сказала она.

— Ничего страшного, — ответил он, наливая кофе в кружку.

— Мы оставили тебе, вон там, — его взгляд метнулся на закрытую коробку от пиццы, что лежала на микроволновке. Женщина по-доброму улыбнулась, повесив стакан на крючок.

— Не стоило, — хмуро ответил он. Поняв, что с таким подходом никогда не расположит к себе людей, более мягко добавил, выдавив подобие улыбки, — но спасибо.

Лицо женщины засияло. Когда все ушли, он открыл коробку, облизнулся, увидев два куска пиццы. Желудок сразу же засосал, и он понял, что за весь день ничего не ел. Пицца была вкусной, но кофе отвратительно кислым. Сделав два глотка, он тут же вылил всё в раковину, запив водой. Подумал, что надо бы предложить всем скинуться на пачку нормального и не давиться этим пойлом. В коридоре он встретил Каори, которая уходила и, завидев его, остановилась.

— Решили задержаться?

— Да, немного посижу над делами.

— Понятно, имейте в виду, сверхурочные мы не платим.

— Я знаю, — ухмыльнулся он. На его памяти никогда не было доплат за переработки, лишь однажды была премия, которая всех так шокировала, что каждый побежал в бухгалтерию сообщать об ошибке.

Вернувшись в кабинет, он продолжил изучать дела. Были в основном кражи без существенных улик, побои женщин и мужчин, которые отказывались от ранее данных показаний. Возбудить снова дела было невозможно. Откладывая их в другую стопку, он продолжал знакомиться с остальными. За дверью слышался гомон: коллеги уходили по домам, а вторая смена заступалась на ночное дежурство. Внезапно среди этого шума Саске уловил знакомый голос, от которого всё нутро напряглось. Он быстро оправил рубашку, вытянулся в струнку и, посмотрев на заваленный стол, стал быстро складывать бумаги в стопку. Когда Сакура влетела в кабинет, криво поставленная папка у самого края полетела вниз, листы и фотографии растянулись по линолеуму.

— Ты во что-то его втянул? — заявила Сакура, зло сверкая зелёными глазами. В таком гневе он её ещё никогда не видел — она словно собрала все грозовые тучи и собралась наслать на него ураган. — Он не говорит, но это случилось сразу же после твоего прихода. И не затирай, что ты тут ни при чём!

— Сакура, подожди.

— Не затыкай меня.

— Ты не даёшь мне объяснить! — повысил он голос. Девушка тут же притихла, кротко села на стул. Может быть на подсознании сработала привычка. Когда он кричал, она затихала, прижавшись к стенке.

— Так объясни, — её покладистость тут же улетучилась. Постукивая ногтями по поверхности стола, бывшая жена в нетерпении ждала ответа.

— Я попросил об услуге...

— Какой?

— Я не могу сказать.

— Начинается, — фыркнула она.

— Это между Роком и мной. Я не имею права посвящать тебя в это дело.

— Это связано с той девушкой? Ты попросил материалы по делу? Я права? — прожигая его взглядом, спросила она. — А потом ты подставил его.

— Чёрт возьми, Сакура! За кого ты меня принимаешь?! — возмутился Саске.

— За того, кто может ради своих интересов пойти по головам.

— Значит вот каким ты меня видишь.

— Жизнь мне показала, кто ты есть на самом деле. Я больше не влюблённая, всепрощающая дурочка.

— Я тоже уже не тот. Я пытаюсь стать лучше. Я не подставлял Рока. Ты можешь считать меня ублюдком, наркоманом, безответственным, эгоистом, но я не стукач. Зачем мне это делать?!

— Чтобы разрушить мою жизнь. Тебя же коробит, что я живу счастливо без тебя.

— С чего ты взяла? — в недоумении спросил он, смотря на неё сверху вниз.

— Ты уже разрушаешь мою жизнь. Решаешь судиться за право опеки, врываешься в мою семью и всё поганишь.

— Ты сама вынуждаешь меня идти на крайние меры. Почему мы не можем договориться, как нормальные люди? Я её отец, я имею право.

— Ты потерял это право, когда оставил дочь в ледяной комнате и пошёл искать дозу. Ты не имеешь никакого права зваться её отцом, — поднявшись, она ткнула в него пальцем и направилась к выходу. — Ты хотел избавиться от неё! — крикнула она, положив руку на дверную ручку и медленно её повернула. — Где ты был, когда она делала первые шаги, начала говорить? Напомни! Когда она спросит, почему тебя нет ни на одной детской фотографии, ты скажешь ей правду? Скажешь, что не хотел её? Расскажешь, как пристрелил свою напарницу, не в состоянии отличить реальность от фантазии?

— Замолчи, — процедил он сквозь зубы, пытаясь себя контролировать и не перевернуть стол.

— Что, не нравится, правда?

— Уходи...

— Не смей появляться на пороге нашего дома. Не испытывай моё терпение. Для Сарады будет лучше не знать, кто её отец на самом деле, — бросила она, прежде чем уйти.

Он сжал кулаки до белых костяшек, скинув все папки — весь сегодняшний труд, и пнул стол с такой силой, что монитор чуть не перевернулся.

Трудно было не согласиться с ней, оглядываясь назад. Если ее целью было убить его, то она уже сделала это, прострелив его сердце словами. Что бы он не сделал, каким бы хорошим человеком не стал, прошлое всегда будет тянуться за ним, и его не вывести, как пятно на одежде, никаким отбеливателем.

Накинув пальто и достав ключи от машины, Саске, быстро шагая, направился к парковке. Сев за руль, он бросил взгляд на бардачок и потянулся к нему. Достал успокоительное. Высыпав парочку себе на ладонь, он хотел было проглотить, но сказанные слова Неджи перед уходом всплыли в сознании: «Может я тебя проверяю». Сердце, бешено клокочущее от злобы, стало стучать медленнее. Учиха откинул голову, стирая со лба пот, начал медленно отсчитывать от десяти.

— Что же ты творишь, Саске, — шептал он, постепенно приходя в себя. Вернув все таблетки на место, он положил руки на руль. — Не удивлюсь, если ты их подсчитал, прежде чем мне показать, — ухмыльнулся он, заведя мотор. — Чёрта с два я вам проиграю.

Поднявшись по лестнице и обнаружив на ручке двери пакет, он с удивлением и подозрением заглянул, скривился, обнаружив там сладкое. Внутри лежала бумажка, на которой бисерным почерком значилось:

«Спасибо за радиатор и замок. Радиатор у Неджи.

Хината =)»

Он тут же развернулся и, нетерпеливо постучав в дверь, выждал пару минут, прежде чем услышал шарканье тапочек. Сонно зевая, во флисовой пижаме, с растрёпанными волосами и вмятиной на щеке от подушки, соседка смотрела на него, медленно моргая.

— Я не люблю сладкое, — угрюмо сказал он, протягивая пакет. Она машинально взяла, приоткрыв рот. Саске повернулся и направился к своей двери.

— Доброй ночи, — услышал он вслед, и ничего не ответил.

Глава опубликована: 05.11.2024

Часть 37

Как только Ино вылетела из такси, она быстро побежала к лифту, несколько раз чуть не навернувшись по пути. Нервно давя на кнопку, словно он от этого быстрее приедет, девушка дёргала ногой. Дверь открылась и, забежав, она чуть не сбила человека с ног, больно ударившись головой о чью-то грудь.

— Осторожнее, — раздался глубокий голос c нотками раздражения.

Подняв глаза и увидев расплывшийся синяк под глазом, который теперь зеленел по краям, она сразу узнала соседа сверху. Его имя вертелось на языке, но вспомнить не получилось. Показательно стряхнув с чёрного пальто якобы оставленную ею грязь, он сдвинул брови, а потом мягко улыбнулся — вроде тоже узнал.

— Расшибётесь ведь.

Ино передёрнуло. Было в этой улыбке что-то странное —таинственное, угрожающее. Он пугал её не меньше, чем сводный брат.

— Извините, — пискнула она, нажимая на нужный этаж. Следователь бросил на неё долгий испытующий взгляд, прежде чем исчез за дверью. По телу прошлась дрожь, а по спине — холод. Да кто он такой? И почему ей так страшно? Словно на неё смотрел не человек, а сама смерть.

Ключи, как назло, не находились, и, вытряхнув всё содержимое сумки, присев на корточки, она стала нервно рыскать, отбрасывая в сторону разбитую пудреницу, зеркальце, тушь, помаду. Под ворохом чеков, наконец, обнаружились ключи. Открыв дверь и забежав в комнату, она распахнула шкаф, бросила небольшой пластиковый чемодан на кровать и стала закидывать туда всё, что попадало под руку, затем швырнула его со злости в самый дальний угол. Чемодан треснул, отлетев от стены. Достав небольшой рюкзак, Ино стала запихивать туда одежду, а затем заплакала, когда не влезла её любимая толстовка. Опустившись на пол после осознания, насколько всё бесполезно, тело содрогнулось в рыданиях. Обнимая себя, она выла как одинокий волк в чистом поле, размазывала по лицу тушь, не в силах успокоиться. Как в тот день, ей не хотелось умирать. Такой, как она, не сделавшей в этой жизни ничего хорошего, хотелось жить (как появившейся на свет мошке, до последнего сражающейся за право быть в этом мире).

Как она могла довериться Хашираме, поверить его сладким словам? «Дело в шляпе с твоими показаниями», — говорил он, простодушно улыбаясь, и она верила, как наивный ребёнок верит в Санту. Представляла новую счастливую жизнь без страха, тяжёлого груза своих грехов, с новыми документами — новой личностью. Словно если её будут звать по-другому, всё прошлое с неё смоется тёплой водой. Может ей хотелось верить во всё это? Может быть, ей хотелось хоть раз в жизни быть доверчивой дурочкой? Может она так от всего устала, что поверить в нечто невероятное казалось единственным спасением?

И что теперь? За сказку надо платить. Сколько ему понадобится, чтобы найти её? Сколько отведено ей месяцев, дней, недель, минут, секунд? Успеет ли увидеть завтрашний день? Бежать? И как долго сможет скрываться? А, собственно, куда бежать и как? Стоит хоть где-то засветить паспорт, как её тут же найдут. Возможно, проще покончить со всем и избежать мучительной смерти. Спрыгнуть, и дело с концом.

Ино подошла к окну. Холодный отрезвляющий воздух окатил лицо, забрался под одежду, влажные щёки покрылись ледяной коркой. Смотря вниз на снующих людей, она представила, как летит с девятнадцатого этажа, череп трескается, как спелый арбуз, и её мозги разлетаются по снегу красными бусинами. Люди вскрикивают, закрывают глаза детей, кто-то кричит, задыхаясь: «Скорую!», её руки дёргаются в предсмертных конвульсиях, а потухшие глаза смотрят на зевак, которые фотографируют, снимают на камеру, чтобы выложить в сети или скинуть этот ужас друзьям — так, для развлечения. Тошнота подкатила к горлу и, захлопнув окно, она медленно скатилась, царапая спину батареей.

— Красивая ты сука, породистая, — плюнул он ей в лицо, сжимая подбородок.

Здесь, при дневном свете, в чистой белой палате, он выглядел сущим дьяволом. Здоровый, сильный мужчина, который с лёгкостью переломит её шею без усилий. Лопнувшие сосуды в глазу залили белок кровью, отчего он казался ещё более зловещим. Отпустив её так, что она тут же упала на подушку, он зачесал пепельные волосы назад.

— Даже с опухшим лицом красивая, — облизнул крупные белые зубы и откинулся на спинку кресла, вальяжно закинув ногу на ногу. — И в постели явно горячая штучка, раз Горо на тебя запал, — усмехнулся он, громко выдохнув воздух через нос, словно дракон. — Кажись, —дикий хохот залил всю комнату, — я сорвал джекпот. Мне даже немного жаль, что мы отбили тебе матку и ты не наплодишь множество мелких сук. Только представлю, какой товар потерял — зло берёт.

Ино сглотнула ком в горле, инстинктивно проведя по животу, почувствовала пустоту. Она никогда не задумывалась о детях, но сейчас, поняв, что у неё их никогда не будет, слёзы навернулись на глаза. Может, это и к лучшему, сказала она себе, пытаясь не заплакать. Какая из неё мать?

— Что я буду делать? — стараясь выглядеть спокойно, произнесла она.

Он вздёрнул подбородок.

— Всё, — развёл руки в стороны, и его глаза стали дьявольски красными, — что я захочу, — слегка наклонившись, он вновь сжал её подбородок и, прищурившись, прошептал сквозь зубы. — Только попробуй соскочить и кинуть меня. Полиция будет находить твои части тела по всей округе, поняла? Если думаешь, что они тебя спасут, то крупно ошибаешься. Я достану тебя из-под земли. Ты будешь умирать мучительно долго, и смерть будет единственным спасением. Ты живёшь, потому что я тебе позволяю. Я твой новый Бог. Так что ты скажешь, когда придёт полиция? — вопросительно посмотрел на неё, нетерпеливо ожидая ответа.

— Мы с братом возвращались ночью из клуба, на нас напали, отобрали деньги. Было темно, и мы ничего не видели.

— Умная сучка, — сказал он, одобрительно погладив за ухом, как пса.

Когда он вышел, стало легче дышать. Она ещё долго лежала в кровати как пригвождённая, боялась пошевелиться. Понятия не имея, что её ждёт и во что превратится жизнь, смотрела в потолок, рассматривала панели. Она вспомнила его слова, снова погладила живот, ей стало невыносимо грустно и одиноко. Главное, что она жива, а остальное… Как-нибудь справится. Зашла медсестра и, поспешно отсоединив капельницу, покинула палату.

Хотелось увидеть Дейдару. Врачи сообщили, что он четыре дня не приходит в сознание. При мысли, что он не очнётся, оставит одну разбираться со всем этим дерьмом, навернулись слёзы.

Ино двигалась по бесконечно длинному коридору больницы, опираясь одной рукой о стену, смотрела на бегающих медсестёр в униформе, пациентов, таких же потерянных, как и она. В палате лежало ещё двое: один — с обмотанной головой, с проступившей багряной кровью на бинтах, другой — с поломанной рукой и ногой, подвешенной на хлипкой конструкции. Они поздоровались и затихли, когда, придвинув стул, Ино села у кровати брата.

Врачи сказали, что его глаз вытек, и спасти его невозможно. Помимо сотрясения была сломана носовая перегородка, разорвана селезёнка, сломаны три рёбра, задето лёгкое. Они долго перечисляли все травмы, безэмоционально, как официант перечисляет заказ. А у неё с каждым словом кололо сердце. Когда сказали про его руки, она зашлась рыданиями и просила прекратить. Если брат выживет, то возненавидит, ведь не сможет больше рисовать и лепить. Она сломала его, лишив жизнь смысла. Ино наклонилась, провела дрожащими пальцами по лицу: опухшему, тёмно-синему с запёкшейся чёрной кровью. Ино смотрела на капельницу, что вливала в него лекарства, на трубку в пробитой трахее, что помогала дышать, на перебинтованные руки. И пыталась подавить в себе отчаянный крик. Дейдара всегда был таким красивым, а сейчас походил на изуродованный, взбухший труп.

— Дей, не бросай меня, — сипло сказала она, протирая слёзы, — не бросай меня, прошу.

Заметив в тусклом коридоре женщину со взрослым парнем, который, опираясь на её плечо, кое-как волочил ноги, ей вспомнилась Джун — строгая и непреклонная, любящая своего сына. «Что с ней станет?» — подумала Ино, проводя рукой по стене. Когда-то ведь узнает, что приключилось с её сыном. Осыпет проклятьями или убьёт. «Я бы убила. Если бы это был мой ребёнок, я бы, не задумываясь, убила». Сможет ли она однажды вернуться домой, посмотреть в глаза и попросить прощения? Сможет ли она однажды вернуться и обнять отца, ощутить себя вновь беззаботной девочкой?

Выходя из блока, Ино заметила телефон-автомат с синим козырьком. Она удивилась, что он каким-то чудом сохранился, провела по нему рукой. В детстве с девчонками часто баловалась, звоня по такому незнакомцам, и хихикала в трубку, доводя до исступления. Девушка улыбнулась, вспоминая солнечные деньки, пропитанные непосредственным весельем, и в душе загорелся мягкий свет.

— Всё ещё работает, — сказал проходящий мимо молодой медбрат, подмигнув ей. Она слабо улыбнулась, не решаясь заговорить. — Можете проверить, — он достал мелочь из кармана и зажал в её ладони, а затем быстро сбежал по лестнице.

Домашний номер был впечатан в её сознании крупными цифрами. Ино бросила монетки, нажала на кнопки. Протяжные гудки тянули нитями её сердце и она почти задохнулась, когда они прекратились.

Алло. Я слушаю, голос на том конце был глухим и блёклым. — Говорите, я слушаю…

Ей захотелось тут же бросить трубку, но вместо этого она вцепилась в нее двумя руками и глубоко задышала, представила, как суровое лицо Джун сморщилось, как она посмотрела по сторонам, постучала по столу пальцами. Сейчас все перепалки казались такой глупостью, и она жалела, что не смогла найти общий язык с этой женщиной. Возможно, ей следовало прислушаться к советам мачехи. Может, сейчас училась бы в простом университете в своём тихом городке и жила беззаботной жизнью.

— Ино, это ты? — она зажала рот рукой, чтобы подавить всхлип. Её имя было произнесено удивительно мягко и нежно, с сочувствием и некой скорбью. — Я знаю, это ты.

— Джун, — выдавила она через силу. Слеза покатилась по опухшей щеке. — Как папа?

— Он… — с болью протянула женщина, отчего сердце пропустило удар и почувствовало что-то неладное. — Его больше нет, — издала горестный всхлип. — Ино, его нет. Я пыталась дозвониться до тебя, до Дейдары, но никто не брал трубку.

— Как это…? — в ужасе распахнула глаза Ино, не веря словам.

Её отец не мог умереть, это невозможно. Он был молодым и здоровым, а эта женщина несла какую-то чепуху, скорее всего, для того, чтобы её позлить.

— После операции сорвался тромб… Он словно чувствовал, так хотел тебя увидеть до… Но ты не брала трубку, — Джун залилась слезами, и у Ино оборвалось сердце. Стало дурно и, прижавшись к металлическому козырьку лбом, она вцепилась в него пальцами до боли. — Похороны уже были… Я… Я не могла ждать… Приезжай, ты… Дейдара…

— Я не могу…— сглотнув, еле слышно шепнула Ино и слёзы градом потекли из глаз. Она зажала губы до посинения и, задрожав, глубоко вдохнула через нос.

— Ты можешь не любить меня, но отца… — в её голосе зазвенело осуждение. — Мне не понять тебя, — громко выдохнув, продолжила более спокойно, — но не мне с этим жить. Квартира, он завещал…

— Джун, — протянула Ино сквозь слёзы, — лютики, он любил жёлтые лютики… Мне ничего не надо… Только принеси за меня лютики.

Минуты закончились, так и не донеся «прости». Она повесила трубку, и звон коротких гудков эхом отдался в ушах. Прислонившись к холодной стене, она содрогалась, тихо плача, и никто не мог разделить её горе.

Внезапно раздался звонок, она замерла, быстро вытерла слёзы и, приподнявшись, осторожно вышла из комнаты, аккуратно ступая на цыпочках. Звонок, стук, и её сердце беспорядочно забилось, руки и ноги сковал ледяной холод. «Он же не мог найти меня так быстро? Может это Хината? Нет, она же болеет. Человек Хаширамы? Он предупредил бы». Крадучись, она зашла на кухню, взяла нож и неслышно подошла к двери. «Наруто?» удивилась она, непонимающе сморгнув несколько раз. Он снова потянулся и позвонил. Звонок ударил током, приводя в сознание. «Что он, чёрт возьми, здесь делает? Как он узнал, где я живу? Может, он и есть человек Хаширамы? Бред».

— Иду, — крикнула она, немного отойдя.

Забежав в ванную, поспешно спрятала нож в стиральной машинке, ополоснула лицо, недовольно посмотрев на розовые щёки и красные глаза, поправила волосы. Улыбнулась пару раз своему отражению, пытаясь придать беззаботность.

— Наруто? — протянула Ино, легкомысленно и удивлённо моргая. — Что ты здесь делаешь? И откуда у тебя мой адрес? — стоя в дверях и сложив руки перед собой, она прищурилась. Как и ожидалось, он пришёл просить прощения. Всё же, он был прост как три копейки.

— Эм… Ах… адрес спросил у Хинаты, т-твоей подруги, — растерявшись, сказал следователь. Все слова тут же улетучились, стоило ей улыбнуться. Он неуверенно потёр затылок и посмотрел по сторонам, затем заострил внимание на покрасневшем лице, немного нахмурился. — Твой начальник сказал, что ты плохого себя чувствуешь.

— Простыла немного, — для пущей видимости, шмыгнула и прокашлялась. — Ты заходил в кафе? — Наруто лучезарно улыбнулся и от внезапной теплоты, невольно, у неё проступили слёзы. — Вот видишь, это явно грипп, — протерев уголки глаз, фальшиво поперхнулась, явно перегнув палку.

— Да, я зашёл к тебе на работу… Неловко вышло, — виновато произнёс он, смущённо краснея. — Надеюсь, из-за меня у тебя не будет проблем с начальством.

— Ты что-то сделал? — наклонила голову, напряжённо вглядываясь.

— Ну… Я… — голубые глаза быстро забегали, он откинул голову назад и взъерошил светлые волосы. — Я назвал его сварливым начальником.

— Ты… Что?! — возмутилась Ино, вспыхнув как спичка, представив, что её ждёт завтра долгий выговор от Шикамару и предъявление всех возможных претензий за её работу. И всё из-за того, что кое-кто не умеет держать язык за зубами.

— Я не знаю, само вырвалось. Я извинился…

— Зачем ты вообще пришёл? Я же ясно сказала держаться от меня подальше.

— Ино, — шагнул к ней. Она предостерегающе вытянула руку, вынуждая отступить.

— Ино, я хотел сказать, — он замялся, снова забыв слова. Она нетерпеливо дёргала ногой, бегая по нему взглядом, — прости, что усомнился в тебе. Я не считаю тебя плохим человеком, — Узумаки обтёр вспотевшие ладони о куртку и виновато поднял глаза, прочистив горло. Он сейчас был таким хорошеньким, выглядел как провинившийся мальчишка. Ей кое-как удалось сдержать порыв кинуться ему на шею и приласкать. — Я совсем тебя не знаю, и из-за своей работы склонен домысливать и сопоставлять кое-какие факты. Из-за этого я иногда прихожу к неверным выводам. Как я уже сказал, я совсем тебя не знаю… но… Я бы хотел узнать тебя получше.

Ино выпрямилась, приподняла бровь и коварно улыбнулась.

— Ты хочешь сказать, что я тебе нравлюсь?

— Нет! — вскрикнул Наруто, покраснев как рак от слишком прямого вопроса. Он чувствовал себя четырнадцатилетним подростком, которого окружила толпа девчонок. Не то, чтобы она ему не нравилась, скорее, когда он впервые её увидел, то подумал, что слишком хороша для него. Ему нечего было предложить таким девушкам как она, но, сам не понимая, почему, ноги постоянно вели его в кафе. Наверное, он был ею очарован.

— То есть я тебе не нравлюсь? — решила поиздеваться Ино, закусив губу. Он был как лакмусовая бумажка, и её забавляло то, как он смущался. Вроде взрослый мужчина — начальник отдела, а смущается как девчонка. Видно, что женщин у него было немного, а может, и вообще не было. Она расхохоталась (мысленно) от своей теории. Наруто был симпатичным, можно сказать красивым, вероятно, будь у него много денег и расхаживай он в люксовой одежде, то девушки не давали бы прохода.

— Нет… Не то, чтобы… Чёрт, — закатил он глаза, почёсывая переносицу, — Я не… Не подумай ничего плохого! Не то, чтобы не нравишься. Ты очень красивая.

— Только красивая?

— И весёлая.

— Весёлая?

«Боже, что я несу», — подумал Наруто, совсем запутавшись. Он потёр вспотевший лоб, пожалев тысячу раз, что пришёл.

— Я бы хотел с тобой дружить, — выпалил он первое, что пришло в голову.

— Дружить? И как ты представляешь собой нашу дружбу?

— Ну… не знаю. Ходить куда-то вместе, проводить время. Я несу чепуху, да?

— Определённо, мой новый друг, — прыснула она, взяв его за ворот куртки и буквально втащив в квартиру, прижала к стене. — Значит, дружить? — хищно выгнула бровь, проведя вдоль его ноги.

— Что ты делаешь, Ино? — Наруто в ужасе распахнул глаза, не понимая, что происходит, глубоко задышал.

— Проверяю, чисты ли твои помыслы, друг мой.

Уши его покраснели и, резко оттолкнув её, он ухватился за ручку двери, как за спасательный круг.

— Я тут вспомнил, что мне нужно на работу.

— Останься, — схватив его за локоть, протянула нежно Ино. — Я пошутила, — тихо хихикнула, сдерживая громкий смех.

Она не знала, что задумал Хаширама, и входит ли в его планы её спасение. Возможно, её смерть станет поводом для открытия нового дела. Полагаться на него — себе дороже. Теперь, когда всё шло наперекосяк, она не видела лучшего решения, чем влюбить в себя следователя и заручиться поддержкой. К счастью, Наруто был простоват, и ей не составит труда быстро вскружить ему голову. Хоть это было гадко, мерзко и нечестно —играть с чувствами других, сейчас она лишь думала о себе и о том, как выбраться из ловушки, в которую себя загнала. А чувства? Какое дело до чужих чувств, когда дело касается её жизни? Дей был прав: она всегда была эгоисткой, и ей нужно это признать.

— У меня обед заканчивается, — бесхитростно сообщил Узумаки, не решаясь переступить порог.

— Работа может немного подождать, — посмотрела на него исподлобья, придавая жалостливый, подавленный вид. — Я обманула директора. Я не болею.

— Зачем?

— Сегодня День Рождения папы, и мне хотелось побыть одной. Но сейчас мне грустно, — она быстро смахнула слезу на своей щеке, устыдившись внезапных чувств. — Не мог бы ты побыть немного со мной?

— Я только позвоню секретарю, — понимающе сказал Наруто. Её голос, полный грусти и боли, резанул по струнам души, и ему захотелось поддержать её в трудный момент.

Повесив куртку, он осторожно прошёл в квартиру, не зная, куда податься. Он бросил взгляд на приоткрытую дверь в её комнату, покосился на кровать, груду вещей, брошенный чемодан. Ино, заметив его замешательство, прокашлялась.

— Извини за беспорядок, — улыбнулась она. — Я решила прибрать полки, кое-что закинуть в чемодан, чтобы не мешались, но мало что поместилось, и я немного психанула, — подойдя, закрыла дверь и взяла его за руку. — Спасибо, что остался. Чувствуй себя как дома: тут ванная, туалет, ну а здесь полу-кухня полу-зал. Раз ты пропустил обед, значит, голоден? Я готовила запеканку из макарон, не против?

Он кивнул, сев на стул, вытянул длинные ноги. Микроволновка гудела, они молчали и одновременно вздрогнули, когда она пропищала. Бросая рассеянный взгляд на уютную кухню, Наруто отмечал, насколько по-разному живут женщины и мужчины. У него только две тарелки и два бокала, а у неё куча всего (о способах применения некоторых видов посуды он даже не имел понятия). Помнится, когда жил вместе с девушкой, то его квартира заполнилась мелочами, а когда разошлись, она всё увезла с собой, вплоть до красивой мыльницы, которая ему полюбилась.

Поставив перед ним столовые приборы и тарелку с запеканкой, Ино села напротив, подперев рукой подбородок. Узумаки взглянул на неё украдкой, отправляя в рот макаронину в сливочно-сметанном соусе. Сейчас она казалась ранимой и беззащитной, дерзкая улыбка сошла, а в голубых глазах плескалось холодное одиночество.

— У меня с родителями хорошие отношения. Иногда достают, правда, — улыбнулся он. — Я для них всё тот же мелкий карапуз, который только встал на ноги и пытается убиться, ковыряя розетки зубочисткой. Я не знаю, какие отношения у тебя с отцом, но, мне кажется, он будет рад услышать тебя сегодня. Ты всегда будешь его дочерью, вне зависимости от того, что ты натворила.

— Может я не звоню, потому что мне стыдно, — сглотнула Ино, отводя взгляд, совсем не ожидая такого разговора. Предательская слеза скатилась по щеке, когда она вспомнила отца, его безмерную любовь и веру в неё. — Перед уходом из дома я много чего наговорила, а на деле ничего не добилась. Работать в кафетерии — небольшое достижение, знаешь ли.

— Да, но всё же, я думаю, отцу неважно. Главное, чтобы у тебя всё было хорошо.

— Но, — она поднялась и, повернувшись к стене, утёрла слёзы, — для меня важно. Я ещё не готова признать свои ошибки. Может быть, позже… я позвоню. А твои родители? Они живут здесь? — обернулась она, через силу пытаясь улыбнуться.

— Нет, — с набитым ртом ответил Наруто, запив водой. — Они переехали. Отцу предложили работу получше, к тому же, мама хотела давно сменить город.

— А ты почему не переехал? Тебе никогда не хотелось уехать?

— Да нет, — протянул он и, встав из-за стола, подошёл к раковине.

— Оставь, я помою.

— Мне нетрудно, — просеял Узумаки, капнув на губку моющее средство. — Иногда я подумываю о переезде, но потом… Здесь прошло моё детство, каждая улица хранит воспоминания. Здесь все мои друзья. Как говорят, где родился, там и пригодился, — засмеялся он, положив тарелку в сушилку. — Меня всегда восхищают люди, которые смогли оторваться от родного места и начать новую жизнь. Это очень смело.

— Восхищаешься, значит, — пробормотала она, прислонившись к шкафу, кокетливо заправила прядь за ухо, — а я всегда завидовала тем, кто всем доволен. Ведь мне всегда казалось, что где-то там трава зеленее, солнце теплее.

— И как? Лучше? — просто спросил он, почесав затылок.

— Нет, — грустно улыбнулась она, — всё такое же.

— Мы можем куда-то пойти, если хочешь, — перескочил он, заметив печаль в глазах.

— А можем остаться дома и посмотреть ужасы или какой-нибудь триллер. Мы с папой любили смотреть их. Бывало, накупим всякой всячины и сядем на ночь.

Пройдя к телевизору, она встала на носочки, чтобы дотянуться до пульта, который оставила на верхней полке, и, нажав на кнопку, поняла, что телевизор отключён от питания. Она так редко смотрела его, что экран покрылся пылью. Протерев его рукавом свитера, Ино воткнула шнур и телевизор тихо загудел. На экране появилась картинка чьих-то похорон, она тут же переключила новости, лишь глаз запомнил в углу фотографию миловидной девушки. Нажав на меню, перешла в онлайн кинотеатр, который выбила у владельца бесплатно, в качестве бонуса.

— Я не любитель, но парочку выдержу, — сказал он, присаживаясь на диван.

Ино тоже не любила этот жанр за его нереалистичность. В жизни никто тебя не спасёт, и навряд-ли всё закончится хеппи-эндом. Всё, что там показывают — сплошное кривляние и детский сад: если человеку пробивают грудь, то он замертво падает; если ноги, то орёт от невыносимой боли, а потом теряет сознание. Убийцы незаметны, маньяки некрасивы и нехаризматичны. Она бы предпочла комедию, но после — не попросишь остаться на ночь, ссылаясь на то, что страшно. И не разыграешь пугливую девушку, которую захочется защитить. Мужчины любят чувствовать себя нужными, незаменимыми.

— Ты боишься?

— Я-то, — улыбнулся он. — Мне смешно, герои ведут себя нелогично, а полиция приезжает в самый последний момент.

— А разве люди всегда ведут себя логично? — приподняла она бровь.

— Не всегда, но там уж слишком глупо. Когда за тобой гонится маньяк, на кой чёрт ты бежишь на чердак или запираешься в ванной?

— Если полиция приедет рано и если герои не будут тупить, то и фильма не будет.

— Тут я с тобой согласен.

— Мы можем посмотреть что-то про призраков, там герои ведут себя более-менее логично и редко встречается полиция.

За одним фильмом потянулся второй, за ним — третий. Наруто смотрел во все глаза и иногда вздрагивал, когда под резкий звук выскакивал призрак. Она тихо хихикала в подушку, изредка поглядывая на него. За окном стемнело, засияла луна и, когда под громкую музыку поплыли титры, их животы дружно заурчали.

— Ты не против крылышек? — спросил следователь, облокотившись о спинку.

— Люблю крылышки.

— Отлично, — сказал он, достав телефон.

Когда он вышел, чтобы спуститься за доставкой, Ино вздохнула и, юркнув к себе в комнату, закинула все вещи в шкаф, проверила телефон. Не обнаружив ни одного звонка, убрала подальше.

Наруто немного потряхивало от фильмов и, спускаясь на лифте, он вздрагивал от малейшего скрипа. Казалось, что из щели просочится призрак и утащит в ад. «Будь неладны все эти хорроры с потусторонней нечестью, лучше бы про маньяков посмотрел». Рассчитавшись с курьером, он залетел в лифт и вздрогнул, наткнувшись на брата Саске, который был бледен и выглядел устрашающе с синяком на пол лица.

— Итачи!

— Наруто?! — с не меньшим удивлением воскликнул следователь, заведя пакет за спину.

— Что ты тут делаешь? — спросили в унисон.

— Я тут живу, — сдержанно сказал Итачи, слегка наклонив голову, — а ты? Случилось что-то? Хотя это не твой район. Ты в гостях, — мягко улыбнувшись, он указал на его прозрачный пакет, — у девушки, — словив удивлённый взгляд, продолжил. — Понял по диетической коле.

Спокойствие, которое излучал старший брат, и его наблюдательность, всегда поражали Наруто. Сколько помнил, Итачи почти всегда был невозмутим и отстранён, порой, по его лицу трудно было прочесть, о чём он думает. По сей день Итачи с Шисуи оставались для него образцовыми следователями, на которых хотелось ровняться. Единственное, чего не мог понять Узумаки, так это то, как брат не заметил зависимость Саске, в то время как мог с лёгкостью подметить помаду на манжете и по запаху определить, где тот провёл ночь.

— А ты не теряешь хватки, — суетливо улыбнулся Наруто, нажав на девятнадцатый.

— Твоя подруга, случаем, не привлекательная блондинка? — поинтересовался он.

— Откуда ты узнал? — раскрыл он глаза, осматривая себя. — Её волос на мне?

— Нет, я предположил, — ухмыльнулся он. — Она живёт подо мной. Я случайно разозлил её, прибивая полку, так и познакомились. Странно, что я на тебя раньше не натыкался.

— Я первый раз здесь. Судя по всему, у тебя тоже вечер с девушкой, — подмигнул Наруто.

— С чего ты взял?

— Ведёрко клубничного мороженого в твоём пакете и мягкая игрушка говорят сами за себя. Как бы ты его от меня ни прятал, я заметил, когда зашёл, — лицо Итачи тут же стало серьёзным, и он поджал нижнюю губу. — Не переживай, я никому не скажу, каждый имеет право на личную жизнь, — сказал он, по-дружески кулаком ударив по плечу. — Хорошего вечера, — подходя к двери, бросил на последок.

— Наруто… Спасибо за Саске.

— Не благодари, он мой друг. Я не мог не помочь.

Дверь закрылась и, войдя в квартиру, Узумаки положил пакет на тумбу, прежде чем снять обувь. Ино выглянула из комнаты и, схватив еду, побежала на кухню. Уплетая крылышки и обсуждая особо страшные моменты, он и сам не понял, как остался у неё на ночь.

— Ты не спишь? — спросила она, присаживаясь на край дивана.

— Нет, — ответил он, переворачиваясь на спину.

— Можно к тебе? А то страшно немного.

Он подвинулся, она легла с краю, положив голову на его руку, и поджала ноги. Её тёплое дыхание приятно щекотало кожу, и невольно он провёл по её волосам: пропустил через пальцы мягкие пряди. Как давно он не чувствовал теплоты рядом, как давно он никого не касался.

— Спокойной ночи.

— Спокойной, — выдохнула Ино, ощутив себя в безопасности.

* * *

Снег скрипел под ногами, транспорт проезжал мимо, шумно гудя. Щеки задубели от долгого хождения по морозу, ноги ныли с непривычки. Пройдя ещё одну остановку, Мадара запахнул пальто покрепче и упрямо продолжил путь. Хотелось идти по дороге, не ведая конца. Помнится, когда вышел из тюрьмы в совершенно новый, чуждый мир, единственной целью было прийти к могиле брата, прополоть сорняки и возложить цветы. Он также шёл, но знал, куда дорога его приведёт.

Мадара не смог привыкнуть к новой жизни — размеренному спокойствию, счастливым беззаботным лицам; свыкнуться с мыслью, что смерть брата прошла никем не замеченной, что люди продолжили жить, не ведая о его трагедии. Горькое понимание о своём месте в жизни приводило порой в отчаянье. Тогда алкоголь стал лучшим другом. Существуя в полудрёме, в полусне, отбрасывал подальше реальность, надеялся поскорее обрести конец. А потом появилась она — Изуми, окрасив серые стены цветной краской. Затем исчезла, забрав всё с собой.

«За что?» — в разодранной в клочья душе, прокричал Мадара. — «За что ты так с ними? Со мной! Что мы тебе сделали?».

Шаг его ускорился, стал жёстче; устремив взгляд вперёд, он мчался по тротуару, изредка задевая нерасторопных прохожих. Он все гадал, где раздают счастливые билеты и почему им достались самые злосчастные. Почему одним — всё, другим — ничего? Почему кто-то молодой, полный жизни и планов, должен умирать от рук серийного убийцы в мучениях, а кто-то, вроде него, остаётся жить? Кто измеряет этот чёртов срок?!

Пустота в душе начала заполняться злостью и обидой, он пнул светофор и, не видя, что горит красный, пошёл на пролом, под ошалелые взгляды людей. Машины засвистели шинами, остервенело просигналили, он увернулся, чуть задев капот и, переводя дыхание, достигнув другой стороны, пришёл в себя.

«Шерстяной», — с ужасом вспомнил он про кота. Что же с ним станет, если с Мадарой что-то случится? Помрёт от голодной смерти, запертый в квартире. Он взглянул на безоблачное зимнее небо, зажмурился от яркого солнца и, ухмыльнувшись, шагнул на зелёный. Жизнь продолжалась, и пока его хоть кто-то ждёт, пусть это даже всего лишь наглый кот, он будет продолжать свой бессмысленный бег.

— И на кой он тебе сдался? — осуждающе сказал Мадара, смотря, как Изуми сметает веником землю и осколки керамического горшка.

— Он же не специально, — мягко ответила, посмотрев на провинившегося кота, который издевательски вылизывал морду, поглядывая хитро на хозяйку. — И может ни столько я ему нужна, как он мне. Жизнь становится совсем другой, когда тебя кто-то ждёт.

Он вздохнул, хорошо понимая смысл её слов.

Запрыгнув в автобус и доехав до работы, к удивлению коллег, он прошёл к автомобилю, который чинил уже три дня. Сняв пальто и небрежно бросив на засаленный стул, в пиджаке и брюках, залез под капот. Когда он закончил, была поздняя ночь, и лишь сторож, выкуривая сигарету, сидел на стуле и выпускал клубы дыма.

— Ты сегодня припозднился. Случилось что? Баба из дома погнала? Если что, можешь остаться, заночевать на моём диване, коль не брезгуешь.

— Спасибо, но мне домой пора, — прочистил он горло, вытирая масляные руки о грязную тряпку.

— К бабе? — ухмыльнулся сторож, затушив сигарету о пустую консервную банку.

— К коту, — бросил он, выходя. Старик расхохотался во всё горло.

Возвращаясь домой дворами, Мадара встал как вкопанный, когда на его пути возникла пекарня. Дверь была закрыта, но свет явно забыли выключить. За стеклянной витриной дразняще были выставлены торты и выпечка. Сердце кольнуло, он сделал шаг и, прислонившись к стеклу лбом, заплакал, как не плакал никогда.

— Когда я стану богатым, — сказал Изуна, поцеловав стекло, — я куплю его, — он указал на огромный белый торт. Его маленькие глазки поедали лакомство, а тонкие губы расплылись в мечтательной улыбке.

— О, ты уверен, что именно его? Может лучше купить целую пекарню? — взъерошил он тёмные волосы брата.

— А так можно? — наивно сказал брат, захлопав ресницами.

— Неужели ты думаешь, что, став богатым, ты купишь только один торт?

— А, но… Это насколько надо стать богатым, чтобы купить все торты? — серьёзно спросил братишка, указывая маленькими пальчиками на витрину.

Мадара тепло улыбнулся. Они недавно схоронили отца, и мать слегла из-за переживаний; он продал кое-что из вещей покойного, чтобы купить поесть, и думал, где достать деньги на лекарство матери. И в этом беспросветном ворохе проблем ему пришлось слишком рано повзрослеть и растерять эту детскую непосредственность. Изуна был слишком мал, чтобы осмыслить, в каком положении они находятся, и, по правде говоря, Мадара не хотел, чтобы братик взрослел. Пусть его мир будет как можно дольше простым, измеряется тортиками, конфетами, жвачками, пусть он ещё немного побудет в нём. Он покопался в кармане, подсчитал мелочь и, взяв брата за руку, открыл дверь пекарни. Сладкий запах выпечки ударил в нос, дразня желудок.

— А знаешь, мы можем купить хотя бы кусочек.

— Правда? Мы правда можем? — смотря во все глаза, спросил Изуна, осторожно ступая.

— Тут не хватает, — сказал продавец, пересчитывая деньги.

— Не хватает? — спросил с горечью Мадара и начал вновь рыскать по карманам, сгорая от стыда и обиды. — Сейчас, — брат смотрел на кусок торта, а у него встал ком в горле.

— Сколько не хватает? — спросила за его спиной женщина.

— Что?

— Сколько не хватает у мальчишки?

— Пятидесяти.

Женщина достала кошелёк и вложила в его руку монету. Первый раз в жизни по его щекам покатились слёзы не горечи, скорби и обиды, а благодарности.

Глава опубликована: 05.11.2024

Часть 38

— Тут прошёл ураган? — недоумевающе спросил Наруто, входя в кабинет в приподнятом настроении.

Повсюду были разбросаны бумаги, и Саске с Неджи в полном молчании поднимали их. Первое, что пришло в голову — они сцепились, но лица были целы, одежда тоже.

— Тут кое-кто встретился кое с кем, — Неджи выпрямился и пристально посмотрел на напарника, но тот, в свою очередь, нахмурился и скривил губы.

— Приходила Сакура, — ухмыльнувшись, сказал Саске.

— О, — протянул Наруто, закрывая дверь.

Перевернув стул спинкой вперёд, он сел и положил подбородок на сложенные руки. Когда-то он был влюблён в Сакуру, очарован её красотой и выбором специальности, так не вяжущейся с её хрупкой внешностью. Он даже пару раз попытался пригласить ее на свидание, но был сразу грубо и бесповоротно отшит. По Учиха Саске в то время сохли все женщины отдела. Что уж говорить — красив, статен, из богатой семьи (последнее, пожалуй, играло немаловажную роль). Никто не был удивлён, что из всех парней, которые вились вокруг Сакуры на тот момент, она выбрала именно Саске. Однако взаимный ответ мужчины ошеломил всех, включая Наруто. Друга не интересовали отношения, он не говорил о девушках, не ходил на свидания, а тут вдруг взял и женился. Прошлась в ту пору неприятная волна слухов о Сакуре, которая, якобы, прибегла к тёмной магии и приворожила мрачного красавца, чтобы влиться в известную семью (конечно, в это чепуху он не верил). Задумываясь над их отношениями, Узумаки иногда ловил себя на мысли, что женился Саске в отместку родителям, которые хотели от него иной жизни и даже думали женить на какой-то девушке из состоятельной семьи. Но замечая иногда на лице друга скромную улыбку, когда тот смотрел на жену, Наруто понимал, что взаимные чувства действительно были, хоть и глубоко спрятанные от посторонних глаз.

— Ты тоже считаешь меня «золотым мальчиком»? — спросил Саске, закидывая баскетбольный мяч в корзину со штрафной линии.

Это выражение появилось месяц назад, когда за драку и распитие алкогольных напитков был исключён другой студент, хотя, по словам очевидцев, зачинщиком был именно Саске. Наруто не мог опровергнуть эти слухи, так как в тот день в общежитии его не было (был выходной, и он с родителями уехал к бабушке). Решение об отчислении было несправедливым. По-хорошему, либо простить двоих, либо отчислить. Наруто слабо верилось в полную вину Саске: если его не провоцировать, друг кулаками не машет. Однако, что именно произошло в тот день, Учиха так внятно и не рассказал, лишь ходил месяц как в воду опущенный, с перебинтованной рукой.

 — Ты же знаешь, что нет, — ответил Наруто, и, подняв мяч, заскользил по площадке, скрипя кроссами. Ритмичные удары откликались эхом и, развернувшись, он забил трёхочковый. — Я знаю, что твои достижения не куплены твоим отцом, и что ты ещё тот задрот, когда дело касается учёбы. Поэтому не пори чепухи.

— Но ты меня призираешь...

— Саске, ты совсем дуру дал?! — взревел Наруто и, снова подняв мяч, кинул в друга. Скривившись, Учиха сел на скамью и запустил руки в волосы. — Но я зол на тебя, идиота кусок! Какого чёрта ты всё это затеял? Ты же отлично знал, чем всё это может обернуться.

— Он даже не разозлился, понимаешь? Не спросил, из-за чего. Он просто сказал: пошёл вон. Сказал так равнодушно, словно я был куском дерьма, который не заслуживает и грамма злости. А я ведь ударил Генки из-за него, — горько ухмыльнулся Саске. На секунду Наруто привиделись блеснувшие в глазах друга слезы.

— Не понимаю...

— Мы пили, ну ты и сам знаешь... И тут Генки сказал, что мой отец — продажный прокурор.

— С чего он такое сказал?

— Я не знаю, папа закрыл там какое-то дело из-за отсутствия доказательств. Я многое могу сказать об отце, но... Он, чёрт возьми, не продажный! Я и вспылил.

— На кой чёрт ты вообще попёрся пить с ними? Это даже не наша компания!

— Шин дал мне… Ну, — он взъерошил волосы, — пару «чудо таблеток».

— Какого хера! — вскрикнул Наруто, не веря своим ушам. — И ты их принял.

— Да!

— Зачем? Ты же не идиот!

— Я не знаю, мне стало интересно... Вот и всё. А потом мне захотелось выпить, никто не был против, мы протащили спиртное. Ты знаешь, я плохо соображал тогда... Эти таблетки... Они словно освобождают тебя... и... Я всегда был хорошим и старался быть лучшим, но для отца оставался пустым местом. Когда я решил пойти в академию, наверное, тогда я его немного удивил, — хмыкнув, он посмотрел на высокий потолок. — Я подумал, если устроить вечеринку с алкоголем, администрация сообщит ему, он разозлится, приедет — поругает... Может даст затрещину. Я не думал, что всё так обернётся... Я не думал, что будет драка, и совсем не хотел, чтобы кто-то пострадал.

— Ты иногда бываешь таким придурком, Саске. Ты не задумывался, что отец так наказал тебя, чтобы ты в следующий раз подумал головой, прежде чем что-то сделать? Может, его молчание и есть твоё наказание?

— Тогда получается, я наказан за то, что на свет появился...

Увидев подле себя фотографию, Наруто потянулся и, перевернув, прищурился: на серой стене было граффити — красный треугольник в круге. Он ещё раз присмотрелся и положил на письменный стол Саске.

— И как, поговорили?

— Как видишь, всё закончилось прекрасным салютом из бумаг, — съехидничал Неджи, устало протерев глаза. — Думаю, разговор между бывшими супругами был продуктивный. А ты здоров... Мог бы для приличия пару раз чихнуть. Я что-то не припомню, чтобы простуда была уважительной причиной для тебя свалить с работы...

— Старею, — покраснев, Наруто отвёл взгляд.

— Мы уже поняли, что у тебя за болезнь, — ухмыльнулся Саске. —Так у тебя с этой блондинкой всё серьёзно?

— Мы друзья.

— О, сейчас это так называется, — с сарказмом протянул Хьюга.

— Мы впрямь друзья... Неджи, ты сегодня не выспался?

— По твоему лицу видно, что очень хорошие, — проговорил Учиха, подойдя к нему.

— Да что вы сегодня такие... невыносимые!

Наруто запрокинул руку на плечо Саске и, зажав крепкой схваткой, взъерошил волосы. Они оба повалились на пол, в шутку стали поколачивать друг друга, как в старые добрые времена.

— Господин Узумаки случаем не у...— не успела спросить Каори, едва распахнув дверь. Её рот раскрылся, глаза округлились, и она продолжала безмолвно стоять, не решаясь — закрыть дверь и уйти, либо остаться?

— Господин Узумаки наглядно объясняет новый приём по захвату противника, — не растерявшись, проговорил Неджи, удивляясь своей находчивости.

— Я вижу, — с сомнением произнесла она и, встрепенувшись, продолжила: — Звонили из главного управления, просили срочно прислать документы, мне нужна ваша подпись.

— Я сейчас, Каори, буду минут через пять, — отряхнув брюки, заверил Наруто. Когда женщина покинула кабинет, похлопал Неджи по плечу. — И откуда у вас столько бумаг?

— Каори велела разобрать дела, у которых истекает срок давности.

— Есть что интересное?

— Пока нет.

— Понятно. Вы пойдёте на обед?

— Нет, тут работы много, перекусим здесь.

— Какие тут трудоголики собрались, теперь даже мне стыдно куда-то идти и есть. Хорошей работы, я пойду подписывать бумаги, — закатил он глаза. — Если бы я знал, что быть начальником такой гемор, то я бы остался в следователях, честное слово.

Саске поправил одежду и, вернув стул на прежнее место, наклонил голову. Взгляд приковала фотография, лежащая на углу стола; взяв её, он стал детально рассматривать изображение, то и дело переворачивая его. Где-то он уже его видел, этот перевёрнутый треугольник в круге, но, напрягая память, не мог вспомнить, где. Он перевернул её, на обороте было написано «Дело № 77». Осмотрев комнату, он быстро подошёл к столу Хьюга, который раскладывал выпавшие листы по папкам, внимательно читая.

— Где дело № 77?

Неджи прошёлся по бумагам и потянулся к серой папке.

— Дело о сектантах. Я думал, они исчезли лет так пятнадцать назад, — он посмотрел на фотографию, что держал Саске, и почесал висок. — Это Джашин?

— Ты слышал о них?

— Да, я ещё в школе учился... Недалеко от нашего района они устраивали свои собрания. Жутковато было. Да, точно, Джашин, — убедился Хьюга, приблизив фотографию. — Помню, крутили по телику женщину с плакатом. Она требовала от властей, чтобы вернули её дочь, которая вступила в секту.

— И что, вернули?

— Шутишь, что ль? — ухмыльнулся Неджи. — Из секты невозможно вернуть того, кто вступил туда добровольно. Помню, что её дочь даже записывала обращение на камеру для матери, чтобы та оставила её в покое. А потом и женщина перестала мелькать, и секта неподалёку исчезла.

— Вот так взяли и исчезли?

— Да. Это же сектанты, они типа странствуют и обращают людей в новую веру. Неужели никогда не слышал?

— Нет. Джашин, говоришь, — произнёс Саске и, достав телефон из кармана, вбил в поисковик. — Чёрт возьми, читай...

— Предполагаемый лидер самой жестокой криминальной группировки «Джашин», Хидан Мацураси, и его пособники вчера были выпущены под залог. Следствие до сих пор ведётся, но у них нет серьёзных доказательств.

«Вам кажется, что он хороший человек, но за маской мецената и филантропа кроется жестокий убийца», — продолжает утверждать старший следователь Хаширама Сенджу, выдвигая обвинения против влиятельного бизнесмена.»

«Мне кажется, господин Сенджу завидует моему успеху и всячески хочет уличить в каких-то махинациях, которые ко мне не имеют никакого отношения. Да, я какое-то время был в секте, и она помогла встать на ноги. Там были прекрасные и понимающие люди, которые показали мне новый свет, и я ушёл из неё, как только обрёл смысл жизни. И хоть я давно в ней не состою, мне неприятно слышать, что «Джашин» называют жестокой криминальной группировкой. Там были прекрасные люди, которые помогали обрести мир в душе, а всё, что говорят о ней — полнейший бред и выдумки, — сказал господин Мацури, выходя из здания суда. — Если бы я действительно был замешан во всех преступлениях, господин Сенджу, я не сомневаюсь, вы бы меня посадили. Лучше займитесь поиском настоящего преступника и дайте мне спокойно работать во благо нашего города».

— Мне кажется, нужно навестить ту женщину с плакатом.

— Надеюсь, она ещё жива, и мы сможем возобновить расследование, — потёр подбородок Хьюга, предвкушая интересное дело.

Они ехали в машине, и каждый в уме прокручивал недавно просмотренные материалы. Некая Амано Юма в возрасте двадцати лет вступила в секту «Джашин». Её мать, Амано Фудзико, несколько раз обращалась в полицию с просьбой проверить секту и вернуть её дочь. Следователи два раза приезжали и беседовали с Юма, она показалась им вполне адекватной девушкой, которая нашла утешение в секте после внезапной смерти её парня. Ничего противозаконного или опасного они не обнаружили и не стали открывать дело. Только через год Амано Юма пропала, а через два — её тело нашли в дешёвом отеле. В заключении значилось — самоубийство. Девушка повесилась на простыне. Следователи не дали ход делу, но и не закрыли (отложили в долгий ящик), так как мать потерпевшей не дала разрешение на вскрытие и просила не разглашать причину смерти, чтобы с достоинством похоронить ребёнка. Следователи, которые вели это дело, погибли пять лет назад, попав в ДТП.  Саске с Неджи надеялись, что Амано Фудзико жива и напишет заявление о возобновлении дела, даст разрешение на эксгумацию (не понимая, правда, как они уговорят женщину, которая была против вскрытия). Учиха постукивал пальцем по колену, пытаясь вспомнить, где видел этот странный знак. Ни о каких сектантах он не знал и в помине, и уж точно ни с кем не общался и никуда не вступал. Так откуда же в его памяти всплывает яркой вспышкой значок?

— Да, знаю такую, — ответила пожилая женщина, выходившая из подъезда, — она работает уборщицей вон в том торговом центре, — указав на небольшой комплекс, сказала она. — Приходит под ночь. Бедняжка, у неё никого не осталось... Дочь умерла давно... Не помню, то ли от болезни, то ли машина сбила.

Поблагодарив её за помощь, они перешли дорогу и, поговорив с руководителем клининговой службы, вызвали Фудзико. Женщина была худощавой, с печальными чёрными глазами, пожелтевшими неровными зубами в сколах. Руки были покрыты цыпками, и на спине начинал расти горб, отчего она сильно сутулилась.

— Моя Юма была чудесным ребёнком, — начала она, и по её стареющему лицу потекли слёзы. — Ее не вернуть. Они убили её! Вы убили её! Вы не спасли мою девочку, — она задрожала всем телом и завыла.

— Почему вы отказались от вскрытия, если уверены, что её убили? — спросил Саске, пытаясь не обращать внимания на плач.

— У вас есть дети?

— Да.

— Тогда вы должны меня понять.

— Мы признаём ошибку с нашей стороны. Следователи халатно отнеслись к делу, к сожалению, их уже нет в живых, чтобы предъявить им обвинение и судить, — начал Неджи, пытаясь спасти положение. — Мы понимаем вашу боль и хотим, чтобы виновники были наказаны, а для этого нам нужна ваша помощь, госпожа Амано.

— Что вы хотите от меня? — она утёрла слёзы, посмотрев в его серые глаза.

— Расскажите, с чего всё началось.

— Всё началось со смерти Эйчи, её парня. Он увлекался мотоспортом и однажды на соревнованиях слетел с трассы. Смерть была мгновенной. Юма сильно его любила, они с детского сада росли вместе, — женщина вновь залилась слезами и, громко всхлипнув, попыталась собраться, водя по длинной юбке рукой. — Я, понимаете, не училась в школе, а Юма была другой, — её лицо на мгновенье озарилось светом, — умной. Она сама поступила и училась по стипендии, но после смерти Эйчи замкнулась, перестала ходить на учёбу, и её лицо больше не сияло. Она словно умерла вместе с Эйчи. А однажды вернулась, и на её ключах появился брелок, такой... вырезанный из дерева. Я спросила, что это. А она улыбнулась мне и сказала: пропуск в новую жизнь. Как я потом поняла, по ним пускали в секту. Вначале я не придала этому значения, ведь встречи Юме помогали, но со временем она стала отдаляться от меня, пропадать, а когда я её встречала на улице, взгляд её был стеклянный, ошалелый, как у наркомана. Затем она перестала меня узнавать, а затем... она исчезла. А после я увидела её в морге... Моя красивая, умная Юма была вся синяя и... у неё по всему телу были чёрные синяки... Над ней надругались и она... — женщина захлебнулась от слёз, Хьюга подошёл и обнял. Саске стало плохо, и он перевёл дыхание. — Моей девочке уже ничем не помочь... Я не хочу, чтобы об этом узнали и писали в газетах.

— У меня дочь, — сказал Саске, сглотнув, — она ещё совсем малышка, — ему было страшно представить, чтобы он сделал, если бы с его дочерью произошла такая трагедия. — И в нашем городе тысячи беззащитных девушек, они также чьи-то дочери. Вы не хотите тревожить Юма, вы стыдитесь того, что с ней произошло, но не вам нужно стыдиться, а этим мразям и нелюдям, которые такое сотворили. Смерть Юма не должна быть напрасной, даже после всего она может помочь многим девушкам.

— Я не могу... Не могу...— замотала она головой, дрожа.

— Всё хорошо, — Неджи успокаивающе погладил женщину по спине, незаметно подавая Саске знак замолчать. — Вы нам и так очень помогли. Но у меня есть еще одна просьба… Не сохранились ли у вас вещи дочери?

— Только тот... брелок, он в шкафчике, в раздевалке. Я не знаю, зачем его сохранила. Он был в её сумке... в отеле в тот день.

Они спустились на цокольный, обошли несколько моющих машин, поздоровались со всеми женщинами по пути, которые смотрели на них как на диковинку. Фудзико попросила их подождать и, открыв дверь, вошла в раздевалку.

— Ты зачем меня остановил? — недовольно пробурчал Саске. — Она бы согласилась, если бы я на неё надавил. Зачем нам этот брелок, если она не напишет заявление?

— Она придёт. Не сегодня, так завтра.

— С чего ты взял?

— Чувствую, — улыбнулся он ему. — Поспорим?

— На что?

— Ты признаешь мою гениальность, а я признаю свою ошибку.

— Мы что, в детском саду? — ухмыльнулся Учиха, чуть не засмеявшись в голос.

— Твои предложения?.. — выждав, продолжил. — Видишь, их нет.

— Если выиграю я, ты пригласишь соседку погулять и сделаешь это при мне в кафе, — сказал Саске, чувствуя, что Неджи к ней неравнодушен, и если ничего не предпринять, они так и не сойдутся. После того, как он учуял духи Тен-Тен на нём, почувствовал вину перед ним, ему захотелось, чтобы Неджи наконец-то начал жить и отпустил покойную. Правда, соседка ему не очень нравилась — было в ней что-то странное, что он не мог прощупать, но, может быть, это просто предубеждение.

— А если проиграешь ты, то сделаешь то же самое, — сказал Хьюга, поняв вчера, что соседке симпатичен Саске, но она навряд ли признается, а Учиха плохо понимает намёки. И как бы ему не хотелось соглашаться на этот спор, так будет лучше для всех. Он не придаст Тен-Тен, а у Саске появится шанс начать жизнь заново, он так-то неплохой парень, просто немного запутавшийся.

— Возьмите, — сказала Фудзико и протянула брелок.

Вырезанное из дерева кольцо и треугольник, крутящийся в нём, вспышкой ударили в сознание. Саске похолодел и содрогнулся, вспомнив, что видел такой же в сейфе отца, в ту ночь, когда взломал его, чтобы стащить деньги на дозу.

— Ты что, прирос? — спросил Хьюга, толкнув его в спину. — Идём, у нас ещё куча дел.

«Какого хрена?!» — прокричал Саске внутри себя, абсолютно не понимая, что связывает его отца с этой сектой.

Глава опубликована: 05.11.2024

Часть 39

Хьюга перебирал документы за столом, то и дело поглядывая на Саске, который пялился на потухший монитор уже час или два. Казалось, он продолжал бы сидеть, не шелохнувшись, даже если бы обвалилась стена или упал шкаф. Неджи, откинувшись на спинку стула, потёр подбородок и, потянувшись к скрепкам, по-детски пульнул в него то одной, то второй. Те приземлились на поверхность стола с тихим звоном, так и не возымев должного эффекта. Не сказать, что он нуждался в обществе Саске и безумно хотел поговорить, однако сегодня немногословность напарника пугала. Он был чем-то встревожен и озадачен, и Хьюга не понимал, что в истории Фудзико так зацепило его: слова про ребёнка (он невольно поставил себя на её место), халатное отношение следователей, пустивших всё на самотёк, или же было что-то ещё — личное.

— Переживаешь насчёт предстоящего проигрыша и свидания? — сказал с ухмылкой Хьюга, пытаясь хоть как-то привлечь внимание и вывести напарника из странного оцепенения. Но тот как сидел, так и сидел, словно до него не долетали звуки, лишь моргнул пару раз. Неджи, вздохнув, оставил попытки и уткнулся в материалы дела, пытаясь найти хоть какие-то зацепки в деле Юмы.

— Ты что-то сказал? — спросил Саске, рассеяно посмотрев на коллегу.

Потерев левый глаз и расстегнув две пуговицы на рубашке, он попытался не думать об отце, но мысли путались, и в ворохе воспоминаний он продолжал искать связь. Когда-то отец был для него недосягаемым идеалом, олицетворяющим закон и справедливость. Он рос, и со временем образ серел, покрывался пятнами от распускающихся неоднозначных сплетен, а затем и вовсе потонул в грязи, когда своими глазами Саске увидел доказательства: деньги и прикрытые дела из-за недостаточного количества улик. Фугаку был далеко не святым. Обогатиться — вот одна из его целей, и для её достижения он без раздумий использовал закон. Саске был уверен только в одном: отец никогда бы не встал на сторону убийц и насильников, и уж тем более не вступал бы в столь жестокую секту. Брелок, должно быть, каким-то случайным образом попал в сейф, или кто-то из знакомых подарил ему в качестве приглашения, а он, скорее всего, отказался. По-другому быть не может.

— Я собираюсь заказать еду, тебе что-то взять? — сказал Неджи, решив не дразнить напарника.

— Нет, — отрезал он и добавил, сомкнув пальцы в замок перед лицом, — не хочется.

— Я хотел спросить…

— О чём? — тут же напрягся Саске, боясь, что Неджи каким-то образом узнал, что такой же брелок есть у отца.

— У Шисуи были отношения с убитой? — ещё на похоронах Хьюга, лишь взглянув на его скорбное лицо, понял, что их связывали далеко не рабочие отношения.

— С Изуми? — откашлялся Саске, удивляясь такому странному выводу. — Не думаю. Изуми нравился Итачи, а Шисуи не из тех, кто будет заводить отношения, тем более со ста...— он насупился, вспоминая бывшего коллегу, любителя отношений на одну ночь. По правде говоря, такой человек не убивался бы из-за смерти стажёра. Неджи прав, между ними определённо была связь. — Но, может быть, они как-то сошлись, — он сглотнул, — пока я лежал в больнице.

— А твой брат?

— Ты хочешь узнать, были ли отношения между Изуми и Итачи? — почти рассмеялся Саске, приподняв подбородок. — Я могу поклясться — не было.

— Ты так уверен?

— Я знаю своего брата. К чему эти вопросы?

— Я подумал, точнее, предположил... Может её убили на почве ревности, и она не имеет никакого отношения к убийству Тен-Тен? Может, мы ошибаемся и это два абсолютно разных дела? Если Изуми любила Итачи, а Шисуи был тайно влюблён в Изуми, а я уверен, он любил её, — размяв шею, он встал и подошёл к противоположному столу, забрав две скрепки, — то он мог похитить ее и держать у себя, а затем убить, скинув всё на коллекционера, ведь он и Итачи работали над этими делами в самом начале... Итачи также мог быть убийцей. Узнав о внезапной связи с Шисуи, обида накатила и...

— Не верю, что это говорит следователь, — рассмеялся Учиха, не понимая, на полном ли серьёзе напарник несёт эту ахинею или шутит. — Ты, случаем, на ночь не смотришь глупые сериалы? Или может зачитываешься женскими детективами?

— А чтобы ты сделал, если бы узнал, что твой брат — убийца? — проигнорировав издёвку, спросил Хьюга, подбросив в воздух скрепку.

— Я? — возмутился Саске. — Не кажется ли тебе, что ты перегибаешь палку?

— Это просто вопрос, — слабо улыбнулся Неджи и тут же отвернулся. — Я иногда задаю себе такой. Если бы близкий человек совершил преступление, смог бы я переступить через себя? Скрыл бы следы или же сдал бы его, а потом мучился всю жизнь, что не спас? И там, и там — сделка с совестью и законом, но человек всегда выбирает то, что ему ближе, — устало проговорил Хьюга. Ему не давала покоя мысль, что убитый им паренёк мог бросить наркотики и жить нормальной жизнью, ведь если Саске это удаётся, то и тот мог. Наруто в тот день переступил закон и спас его от тюрьмы. Жалел ли он о своём решении?

— И? Что ты выбираешь?

— Я не знаю, — пожал он плечами.

— Мой брат знал, что я наркоман, и прикрывал меня. Помогал мне, подбирая обдолбанного где-то на грязных улицах. Верил, что я завяжу, — сказал Саске, рассматривая поверхность стола. — Может быть, если бы он сдал меня раньше, то наши жизни сложились бы по-другому. Он жалел о своём выборе. Узнай, что мой брат жестокий убийца или насильник, я бы, наверное, его сдал. Но всё это теория, на практике всё иначе. Надо заехать к Шисуи и забрать материалы дела, — спохватился он, — прикроешь меня.

— Без вопросов.

Саске так и не вернулся, прислав сообщение, что попал в пробку. Остаток дня прошёл спокойно. Ближе к пяти зашла Каори с документами от Узумаки и подозрительно покосилась на пустой стул в ожидании ответа. Неджи не посчитал нужным отчитываться перед ней, подумав, что человек имеет право выйти в туалет или покурить без отчёта о своих действиях, к тому же Каори пора прекращать строить из себя начальника. Она ещё минуту постояла, выжидая, а он минуту смотрел на неё, вопросительно приподняв бровь, а затем, развернувшись, громко стуча каблуками, женщина вышла из кабинета.

— Не подвезёшь? — раздался бодрый голос позади. Наруто, шмыгнув носом, стряхнул со светлых волос хлопья снега и положил папку на капот машины. — К главному управлению.

— А что с твоей? Ты же вроде на служебной.

— Шина сдулась, — потёр он руки, — качать нет времени.

— А разве главное управление не закрывается ровно в шесть?

— Как видишь, когда им надо, могут и задержаться, — улыбнулся друг, почесав затылок.

— И что же у них за дело к тебе, что они готовы пожертвовать своим драгоценным временем?

— Доклад об успехах Саске на работе.

— Ооо, ну это серьёзно, — сгримасничал Неджи, достав ключи из кармана пальто, открыв дверь, взял щёточку-скребок с торпедо машины и стал счищать снег с лобового стекла, — ты садись, я подвезу.

Наруто обеспокоенно посмотрел по сторонам и, опёршись о крышу, почти шёпотом спросил:

— Ты же ничего не сказал на приёме у психолога?

— Я не идиот, Наруто, — сказал сквозь зубы Хьюга, — подставлять тебя не собираюсь. Если ты думаешь, что я говорил что-то плохое о Саске, то ошибаешься. Я дал тебе обещание.

— Не знаю, что происходит, — вздохнул Наруто, — но мне не нравится вся эта возня, возникшая с приходом Саске. Прошу, только не влипайте в неприятности, теперь я не смогу никого прикрыть или отмазать.

— С приходом Саске, говоришь? — сказал он, усаживаясь в кресло. — А что они спрашивают? Как ведёт себя Саске Учиха? Подозреваете ли вы, что он взялся за старое?

— Если бы. В основном — как вы друг с другом ладите и ладите ли. Поэтому никаких драк, пообещай мне. Если Саске лишится работы — это его сломает.

Теперь былая картина заиграла новыми красками. Если раньше он полагал, что сеансы у Цунаде были возобновлены ради безопасности Учиха его отцом, то сейчас Хьюга ставил под сомнение свою же теорию. Кое-кто обеспокоен, но не тем, что они сцепятся, а тем, что они сдружатся. Направляя Саске в третий отдел под руководством Узумаки, они надеялись, что в скором времени произойдёт драка или Учиха сорвётся из-за постоянного напряжения между ними. Тогда будет повод его отстранить. К удивлению, ничего не произошло, и это их тревожит. Сворачивая направо, Неджи рассуждал над тем, как бы им устроить небольшую ссору на работе, желательно при всём отделе. Пусть лучше все думают, что напарники по-прежнему на дух друг друга не переносят. Сомнений больше не осталось, Тен-Тен убил кто-то из главного управления и им нужно найти ниточку, к кому она вела.

— Наруто, — протянул Неджи, остановившись напротив здания из белого мрамора — чистого как закон, — ты жалел о своём выборе?

— Никогда, — он взглянул на него своими ясными голубыми глазами и улыбнулся, — перестань думать об этом. Живи и постарайся спасти как можно больше людей.


* * *


— И всё же зря Ино ворчит на Шикамару, — говорила себе под нос Хината, заматывая шарф и проскальзывая в тёплые сапоги, — начальник он прекрасный. Вот сегодня даже позвонил с утра, узнал, как у меня дела, и попросил ещё хотя бы день отлежаться и не беспокоиться о деньгах. Если бы все вокруг были, как господин Нара, то мир был бы лучше! — закончила она, шумно застегнув куртку.

Взглянув на часы, девушка поспешно вышла из дома, чтобы не опоздать на вечерние скидки в супермаркете на хлебобулочные изделия и фрукты. Её здоровье было не особо крепким в детстве, и отец всегда устало вздыхал, когда она подхватывала сезонную простуду. Наркотики подкосили иммунитет окончательно, и Хаширама потратил приличную сумму на его восстановление. Врачи советовали следить за питанием, принимать витамины и придерживаться здорового образа жизни.

Господин Сенджу помогал ей с деньгами, но было ужасно стыдно принимать их. Каждый раз он просил не беспокоиться об этом, так как в долгу перед её отцом и ему не хватит жизни, чтобы расплатиться. Хината понятия не имела, о чём он, но порой задумывалась над вопросами: откуда у отца было столько денег и почему Хаширама не вернул долг раньше? Почему при жизни папа ни разу не заикнулся о господине Сенджу, в то время как он знал хорошо отца и её мать? Временами, зарываясь под одеяло с головой, Хината находила ответы, представив, что долг не материальный, а какая-то услуга, плата за которую была слишком высока, и тогда, в ужасе зажмурив глаза, она тихо пела детскую песню, чтобы отогнать страшные ответы. Ей не хотелось его ненавидеть.

Снег хрустел под ногами, как имбирный пряник, только-только вынутый из печи. Помнится, когда папа задерживался, а она сидела одна в квартире, и в окна дома тревожно стучал ветер, то включала свет на кухне, духовку и начинала печь. Готовка успокаивала, дарила тепло, и дом оживал, наполняясь сладковато-пряными ароматами. Тогда коротать время в ожидании было проще, но ровно до звонка, где отец гнусавым голосом сообщал, что придёт под утро и ей следует закрыть дверь на два замка и никому не открывать. Он просил повторить его слова, и она, злясь на него от обиды, что считает её полной дурой, повторяла, мямля в ответ. Кажется, только сейчас она поняла, что это была лишь забота о ней, и, может быть, слушая её, он боролся так со своей тревогой. Любовь отца была всегда, просто выражалась по-другому и крылась в мелочах.

В супермаркете было многолюдно: все с работы бежали за покупками, пихая друг друга локтями и задевая тележками. Никто не извинялся, считая сейчас это пустой тратой времени. Взяв килограмм апельсинов, пару лимонов и батон хлеба, она двинулась с корзиной вдоль бесчисленных разноцветных стеллажей в поисках дешёвых консервов из тунца. Потянувшись за банкой, Хината чуть не упала от яркого воспоминания, которое мгновенной вспышкой предстало перед глазами.

Её маленькие тонкие пальчики перебирали зелёные перья лука, а ножки в красных ботинках пинали пачки круп. Через засаленные прутья продуктовой корзины она смотрела на отца. Он присел на корточки и, сгорбившись, рассматривал жестяную банку. Губы что-то шептали, и он то и дело цокал, недовольно хмурясь. Ей хотелось сказать ему хоть что-то, привлечь внимание, но у неё выходило лишь мычание. От злости она покраснела, надула щёки и, вцепившись пальцами в решётку, звонко протянула своё первое: «Па-па». Отец обернулся, подпрыгнул на месте, и, схватив её за грудки, поднял так высоко, что она увидела поверх стеллажей других людей. «Ты сказала папа, Хина!» — его глаза наполнились слезами радости, он улыбнулся ей, и она засмеялась — весело и задорно, протянув ещё раз: «Па-па».

— Папа, — слова застыли на полураскрытых губах. Хината коснулась щёки холодными пальцами и смахнула тёплые слёзы. «Какое странное и светлое воспоминание. Словно на мгновение стала совсем крошечной. Было ли это в реальности или всего лишь игра разума? Неужели папа мог так улыбаться?».

— Не советую брать то, что у тебя в руках, — раздалось со стороны, и, обернувшись, она увидела Неджи. Его серые глаза изучающе бегали по её лицу, отчего вызывали неловкость и смущение. — Вкус у них ужасный, — он с лёгкостью дотянулся до верхней полки и достал пару консервов. — Возьми лучше эти, цена чуть дороже, зато не отправишь в мусорку.

— А, хорошо. Спасибо, — замялась Хината, принимая их. Его пальцы коснулись её руки, и она покрылась пятнами. Как странно, подумалось ей, что такие невинные касания вызывают у неё смущение. — А ты за покупками пришёл? — спросила она, и ей тут же захотелось ударить себя по лбу за столь глупый вопрос.

— Как видишь, — мягко улыбнулся следователь, бросив в наполненную корзину лапши быстрого приготовления и маринованный острый перец. — Я не очень хорошо готовлю.

— Я могу дать несколько простых рецептов, — она замахала руками. — Не переживай, они не отнимут много времени. К тому же, будут полезнее, чем лапша на каждый день. Например, запеканка.

— Сладкое? — нерешительно приподнял он бровь, уже сомневаясь в успехе приготовления.

— Запеканка не обязательно сладкая. Можно приготовить её из макарон или картофеля, а начинку сделать из мяса. Тебе понадобится всего-то пару луковиц, фарш, помидор, яйцо...

Хината стала загибать пальцы, вспоминая ингредиенты, а Неджи с каждым словом ужасался, сколько всего нужно для «простого» блюда. Уж лучше он заварит лапшу и сделает себе бутерброды. Однако у него не хватило смелости отказать девушке, которая вдруг зажглась идеей научить его готовить, поэтому он уже стоял возле овощной лавки и взвешивал картофель.

Они вышли последними, и охранник закрыл за ними дверь. Хлопья снега падали, путались в волосах, ноги тонули в мерцающем пуху. Неджи выдернул из рук пакеты Хинаты, в которые она вцепилась мёртвой хваткой, и потащил к машине. Автомобиль, переваливаясь на бугристой дороге, пересекая узкие улочки, медленно вёз их к дому.

— У вас такая снежная зима, — сказала девушка, смотря через запотевшее стекло на окна домов и людей, выходящих из подъезда.

— Обычно в это время не так много снега, но, по-видимому, в этом году нас завалит. Помнится, мне было лет десять, и снег шёл целыми днями, мы даже не ходили в школу из-за сильной метели и нерасчищенных дорог. На мой взгляд, пусть лучше снежная зима, чем бесснежная с лютыми морозами.

— У нас зима была короткая и относительно тёплая. Снег выпадал редко, но если шёл, то мы все радовались как дети.

— Мы, если честно, перестали радоваться. Когда он почти всегда идёт, то не замечаешь красоты, и в какой-то момент очень хочется проснуться и не видеть белый цвет вокруг и это серое беспросветное небо. Вот и приехали, ты только не убегай, схватив сумки...

— Я напишу тебе подробно рецепт и занесу минут через пятнадцать, — сказала Хината, открывая дверь.

Хьюга даже не догадывался, что на кухне у него так много посуды: в шкафу нашлась толкушка и лопаточка, сбоку от плиты — противень, а внутри — пару формочек. Он не помнил, привёз ли всё это из квартиры, или же досталось от предыдущих жильцов. Когда соседка на очередной глупый вопрос, чем давить картофель и что такое толкушка, зашла к нему домой и начала открывать шкафчики, вытаскивая всю утварь, он лишь удивлялся, сколько же всего у него было вещей.

Первое, что бросилось Хинате в глаза — пустота. Квартира была неуютной и сиротливой, и даже лёгкая тюль со множеством затяжек не спасала ситуацию. Сразу было видно — человек живёт один и ничего за спиной не имеет. А ещё у него был кошмарный вкус. Ну кто застелит комнату таким ужасным ковром в мелкую полоску? Тёмный — ещё больше подчёркивал пустоту и добавлял мрачности. «Если бы Ино это увидела, то точно бы фыркнула, сделав едкое замечание». Вокруг царил порядок, хотя, чтобы устроить беспорядок с таким количеством вещей, нужно ещё постараться.

— А ты давно здесь живёшь?

— Нет, раньше я жил в другом месте с Тен-Тен, — просто ляпнул Неджи, ополоснув нож, и тут же прикусил язык, поняв, что сболтнул лишнего, а потом почему-то добавил, — она моя невеста.

— А-а, — протянула Хината, ничего не понимая. Непохоже, чтобы здесь жила девушка. Миллион вопросов тут же пронеслись в голове, несмотря на то, что ей жутко любопытно было узнать, она предпочла не лезть в чужую личную жизнь.

— Точнее, была... Она, — он сглотнул, вытерев руки о сухое полотенце, — умерла... Погибла при исполнении...

— И-извини, — заикнулась Хината, почувствовав замешательство. Ей не следовало заводить этот разговор. — Я не знала... Не хотела...

— Всё нормально. Это ты меня извини, навалил на тебя свои проблемы.

— Ты хочешь об этом поговорить? — спросила она, прижав помидор к груди. Он взглянул на неё глазами, полными грусти, сморгнул навернувшиеся слёзы и стыдливо отвернулся. Схватив его за руку и подойдя поближе, она коснулась его спины. Ей хотелось обнять и утешить. — Всё хорошо, Неджи. В слезах нет ничего постыдного... и если тебе хочется поговорить, я выслушаю. Я знаю, каково это терять...

— Не могла бы ты уйти? — через силу проговорил он, боясь уткнуться в её грудь и разреветься.

— Да, если ты этого хочешь, — тихо ответила девушка, поставив помидор на стол, — только не забудь выключить духовку минут через тридцать.

И она вышла, прикрыв за собой дверь.


* * *


Шисуи встретил его в том самом парке, где они увиделись в первый раз. Несмотря на холод, пальто его было расстёгнуто, и он вышагивал нервно взад-вперёд, стряхивая с растрёпанных волос белые хлопья. Судя по разбросанным окуркам, припорошённым тонким слоем, ждал он долго. Заметив Саске, остановился, зажал подмышкой пакет, и, стянув одну сигарету из уже полупустой пачки, прикурил.

— Ты бы завязывал, лёгкие нерезиновые.

— Ушам не верю. И это мне говорит бывший наркоман, — усмехнулся Шисуи с сигаретой в зубах, ловко увернувшись от подзатыльника, — реабилитационные центры и вправду творят чудеса.

— Я и забыл, что ты ещё та заноза в заднице. Всегда удивлялся, как вы с Итачи уживаетесь.

— Легко, — положив руку ему на плечо, он похлопал его и бросил окурок под ноги. — Он безупречный, а таких тяжело подъебнуть. Пока меня не объявили в розыск, — он улыбнулся, но глаза его были полны грусти. — Здесь все материалы по делу, к новым доступа не имел. Как думаешь, он сегодня остановится?

— Кто? — непонимающе спросил Саске, нахмурившись.

— Снег. Идёт и идёт. Снова в пробке стоять.

— Не знаю, — отстранённо ответил Учиха, доставая толстую папку, — ты-то можешь и на метро добраться. Или ты так стар, что не можешь спуститься по лестнице?

— Может, и стар, а может лень, — протянул бывший коллега, застёгивая пальто.

— Я серьёзно насчёт курения. Долго не протянешь.

— А может, я не хочу долго...

— Что случилось? Ты никогда не был пессимистом.

— С человеком, с которым верилось в «долго и счастливо» — больше не выйдет, — выдохнул он, вспоров снег ботинком.

— Это ты об Изуми?

— А это имеет значение? — взглянув на него, хрустнул пальцами.

— Ты же знаешь, что всё имеет значение. Ты говорил...

— Нет, конечно, — резко оборвал он, повысив голос. Проходящие мимо серые голуби тут же вспорхнули, — тогда меня бы сразу отстранили от дела... Ты же знаешь, нельзя вести дело, имея отношения с...

— Так у вас были отношения?

— Мы трахались, — рявкнул Шисуи, начиная злиться. Подбородок задрожал и, стиснув зубы, он тяжело задышал, — я полюбил её. Отношений у нас не было... Я даже не знал, что она росла в детдоме... Я не знаю её любимый цвет, книгу, музыку. Я могу рассказать о каждой родинке, о каждом пятнышке на её теле, но ничего — о ней. Не смотри на меня так, — Шисуи быстро утёр слёзы, — можно спать с человеком и не знать о нём ничего... Если боишься ещё больше влюбиться и признаться в своих чувствах. В день исчезновения она была у меня, мы повздорили, и она ушла в пятом часу. Я не побежал за ней, не остановил. Я струсил... Мне нужно было сказать, что я люблю её. Я испугался... испугался её отказа... Испугался, что всё уже не будет как прежде.

— Из-за чего вы повздорили?

— Я дал не очень хорошие рекомендации и настаивал на переводе в третий, — прошептал мужчина, закрыв глаза рукой. — Я знаю, это гадко, но я не мог иначе.

— Почему?

— Почему? — ухмыльнулся он. — Наш отдел — не лучшее место для девушки, и она была бы в безопасности, — Саске испытующе посмотрел на него. — Я ревновал её к Итачи. Он ей нравился. Я знаю, о чём ты сейчас подумал, я не конченый псих, чтобы убивать её из-за ревности. Я не дал бы тебе материалы дела, если бы был убийцей.

— Хорошо, — вздохнул Саске, веря на слово, — я не собираюсь тебя обвинять, мне просто нужна информация.

— Тут я тебе не помощник, я уже сказал...

— Не вела ли она себя странно после смерти Тен-Тен?

— К чему этот вопрос? — поджал он губы, почесав лоб. — Мы все были шокированы и подавлены.

— Не стала ли она более отстранённой, не засиживалась ли долго на работе или в архиве?

— Она была подавлена, и я не нахожу в её поведении ничего странного. На работе она засиживалась и до смерти Тен-Тен, а в архивы мы с Итачи её сами отправляли.

— Ты был у неё дома?

— После исчезновения мы с Итачи обыскали квартиру, не было ничего удивительного. После нашей ссоры она вернулась домой. Одна из женщин видела её выходящей из подъезда, примерно около девяти тридцати. Я думаю, пошла она в магазин... На кухне был рецепт торта и продукты, наверное, ей чего-то не хватало.

— С чего ты взял? Супермаркеты закрываются к этому времени.

— Большие — да, но небольшие — частные, работают до полуночи. В её районе таких по крайней мере было два. До магазина она не дошла. Итачи опросил владельцев и просмотрел все автомобильные видеорегистраторы в том районе.

— А до этого ты был у неё? Не было ли каких-либо перестановок в комнате? Не вела ли она себя странно последние дни и... та женщина, что видела её, не заметила ли она никого подозрительного поблизости...

— Я не был у неё, мы встречались всегда у меня. Я чувствовал, её что-то тревожило, но, думаю, это было связано с переводом. К чему ты клонишь? Ты думаешь, её кто-то преследовал?

— Я не знаю, — пожал плечами Саске, — она приходила в суд и просила рассказать о человеке, которого я видел. Никто не верил, даже собственный брат, в тот бред, что я нёс, кроме неё. Не находишь ли ты это странным?

— Возможно, она хотела тебя поддержать, — развёл он руками, — ты пытаешься связать несчастный случай и убийство. Эти дела между собой не связаны. Я знаю, ты хочешь оправдать себя, поверить в убийство Тен-Тен и снять с себя вину...

— Может, ты прав, — проглотив горький ком, через силу проговорил Саске, — и я буду ходить кругами, пытаясь найти связь. Я не могу объяснить. Называй это шестым чувством или интуицией, но я чувствую — связь есть.


* * *


Встреча с Наруто была неожиданной и неприятной. И как вообще возможно, чтобы соседка под ним являлась девушкой Узумаки? Такого даже в самой дешёвой комедии нет! Эта чёртова ситуация сведёт его с ума. Быстро сняв обувь, он прошёл на кухню и швырнул в морозильную камеру мороженое, сел на стул. Хоть Узумаки не блистал гениальностью, но парень был смекалистый и мог подметить вещи, на которые другие не обратили бы внимание. Не хватало только, чтобы он проговорился брату и тот ради интереса припёрся к нему домой. Перевести её сюда было худшей идеей, о чём он, мать твою, думал!

Схватившись за голову, Итачи попытался успокоиться. Немного придя в себя, он открыл дверь спальни и, включив тусклый свет, сел на кровать. Изуми лежала в том же положении, что и утром: на спине, сложив руки на груди. Сейчас она напоминала покойницу: серая кожа, покрытая жёлтыми пятнами, впалые щёки, застывшие губы, тонкие костлявые запястья, лишь слабо вздымающая грудная клетка выдавала в ней живого человека. Весь её вид вызывал жалость и сочувствие.

Похлопав по щеке, он попытался её разбудить, но девушка не двигалась, только голова чуть скосилась набок, словно у куклы. Получит ли он от неё ответы и не будет ли поздно? Может всё закончить сейчас, пока она спит? Большой палец прошёлся по шершавым губам, тёплое дыхание коснулось кожи. Она ведь даже ничего не почувствует. К тому же, одной морокой меньше, тело можно положить в гроб с самозванкой, земля ещё не успела замёрзнуть. В квартире он не сможет держать её до старости, и, узнав правду, всё равно придётся её убить. Он сомкнул пальцы вокруг её шеи и начал давить, её глаза приоткрылись, выпучились. Схватив его за запястье, она попыталась хоть как-то ослабить хватку, губы посинели, приоткрылись, издавая свистящие звуки.

— Ма-ма, — просипела она, и он в ужасе разжал пальцы. 

Где-то вдалеке Итачи услышал собственный детский плач. Он взглянул на свои дрожащие руки, на слёзы, крупными каплями падающие на ладонь, на Изуми — кашляющую и рвано-жадно ловящую воздух. В непонятном для него порыве он обнял её, придерживая за голову.

— Прости меня, — слёзы навернулись на глаза и, прижимая её сильнее к своей груди, чувствуя, как колотится сердце в хрупком теле, он успокаивался. — Я так устал... от всего. Я хотел, чтобы всё закончилось.

Изуми осторожно провела вдоль его спины рукой, положила подбородок на плечо, и нашептала прямо в ухо.

— К-когда п-папа устаёт, мама г-говолит п-поспать н-немного. А к-огда я устаю, мама меня лугает. Г-говорит, что так часто, ч-человек уставать н-не может. А я г-говолю т-тогда, что я н-не человек, — он тихо засмеялся, не выпуская её из объятий. Ему сейчас было так спокойно от её наивных детских слов и он в действительности поверил в потерю памяти. — П-пока ты с-совсем не устал, м-можно мне в т-туалет?

— Да, сейчас, — он поднял её и понёс к двери. Усадив Изуми, он стал спиной, рассматривая свои руки, которые всё ещё дрожали. От того, что он не понимал, относиться к ней как к ребёнку или взрослой, его ужасала сейчас мысль об убийстве.

— Дя-дя, а п-почему ты в чёлном? К-кто-то умел? — приподняла она бровь, смотря на чёрный костюм и свитер.

— Почему ты так решила? — прищурился он. Подозрения тут же закрались в голову. Изуми стояла на внешней стороне стопы, опираясь рукой о стену. Смотря прямо на него, она не изменилась в лице. — Может чёрный мой любимый цвет.

— Ааа, мама не л-любит чёрный. Х-холошо, что никто не умел.

— Кое-кто всё же умер, — продолжая изучать её, — сегодня были похороны одной знакомой по имени Изуми, — глаза у неё тут же широко распахнулись, и он услышал, как она сглотнула.

— М-меня т-тоже зовут Изуми. З-значит, я т-тоже умлу?

— Мы все когда-нибудь умрём... кто-то позже, кто-то раньше, — сказал он, дотронувшись до её щеки, стёр слезу.

— Т-ты говолишь п-плохие вещи. Я х-хочу к маме. К-когда плидёт мамочка? П-позвони м-мамочке. Я хочу с ней п-поговолить, — заревела она, скривив лицо, — я с-соскучилась по мамочке. П-почему она не з-звонит?

— Она звонила, пока ты спала, — попытался он её успокоить, теряясь в догадках, устроила она эту истерику, расстроившись из-за его слов, или же, чтобы скрыть реакцию на свои похороны.

— В-лёшь!

— Зачем мне врать? Я не хотел тебя будить. Она передавала привет, сказала перезвонит, как ты искупаешься и поешь. Я купил твоё любимое мороженое, — быстро сказал он, подумав, что дети быстро забывают плохое, если отвлечь их внимание. Если она действительно ребёнок, это должно сработать.

— К-клубничное, — улыбнулась она, рукавом потирая глаза. — А бутелблоды?

— Будут.

— Я х-хочу в ванну с утятами... Можно и с лыбками.

— У меня нет ванны, утят и рыбок, — начал злиться Итачи, предвкушая новую истерику.

— У тебя нет ванны?!— по-детски удивилась Изуми, нахмурив брови. — К-как я буду к-купаться?

— У меня душевая кабина. Видишь? — сказал он, помогая ей зайти в ванную комнату.

— Т-ты что, б-будешь со м-мной к-купаться? — в ужасе произнесла Изуми, когда он начал снимать свой пиджак. — Т-только взлослые тёти могут с дядями в-вместе к-купаться. Мама так г-говолила, когда я ш-шла за папой.

— Нет, но, — растерявшись и покраснев, промямлил Итачи. Положив полотенце на стул, отрегулировал воду и подошёл к двери, — хорошо. Одеться сможешь?

— Пфф, — надула она щёки, — я ещё не взлослая тётя, но и не маленькая.

Нарезав тонкими ломтиками хлеб и положив сверху колбасу с сыром, он достал мороженое и подсыпал снотворное. Было бы хорошо, если бы её вырубило сразу после еды. За сегодня он жутко устал, и хотелось поскорее лечь спать. Они поели, и не успела Изуми выпить сладкий чай, как голова её упала на стол и руки безвольно повисли.

Шёл третий час ночи, когда он почувствовал странный жар рядом с собой. Не сразу поняв, что это, скинул одеяло, поправив подушку, и продолжил спать. Минут через пятнадцать стало невыносимо, и, приподнявшись, он дотронулся до лба Изуми, которая оплела его руками. Она горела как печка. Не понимая, что происходит, он включил свет и попытался её разбудить, девушка не реагировала. Он посмотрел на перебинтованные ноги и, быстро развязав бинты, дёрнул. Багровая кровь засочилась вместе с жёлтым гноем. У неё началось заражение.


Примечания:

Если кому-то стало сложно следить за обновлениями на Фикбуке, мой ТГ: https://t.me/+YvJ3mUnOdXQ3NjBi

Глава опубликована: 05.11.2024

Часть 40

Пока Изуми сгорала в собственном жаре, сражаясь за жизнь, Итачи горел в котле противоречий. Совсем недавно хотел убить, и вот ему дарована прекрасная возможность избавиться от неё. Так почему же для него сейчас так противоестественно пустить всё на самотёк? Да, смерть будет мучительной и долгой, но если вкалывать снотворное, то она умрёт в блаженном сне. Большим пальцем он прошёлся по её лицу, горячему лбу, покрытому мелкой испариной, смахнул крошечные капли над губой, почувствовав обжигающее дыхание, прикрыл глаза, и тут же перед ним возник образ Изуми, пышущей здоровьем.

— Девушка? — подбросив резиновый мячик вверх и ловко поймав, удивлённо спросил Шисуи. — Ты уверен?

— Да, — твёрдо ответил Итачи, бросив на недавно появившийся третий стол увесистую папку.

— Но почему к нам? Может лучше к Саске с Тен-Тен? Я люблю девушек, но мне не нравится с ними работать. Много возни… Неужели парня не нашлось? А она хоть симпатичная? Если красотка, то, в принципе, сойдёт… Наверное.

— Я не видел, — устало вздохнув, он взглянул на напарника, прекрасно понимая его недовольство. Когда ему вчера сообщили, что к ним приставят стажёра, его охватило негодование (не любил он работать с кем-то, помимо Шисуи). А новость, что это будет девушка, повергла его в шок. И так работы навалом, так ещё и с ней нянчиться придётся.

— Доброе утро, — раздалось вместе со стуком, — это ведь шестнадцатый кабинет?

Итачи и Шисуи обратили взгляды на дверь. В проёме стояла невысокая девушка в великоватом брючном костюме с двумя кружками в руке. Она ссутулила плечи и забегала глазами по помещению, стараясь избегать их изучающих взглядов.

— Утром был шестнадцатый, сейчас не знаю, — решил подшутить Шисуи, окинув её взором с ног до головы. Быстро потеряв интерес, он опрокинулся на кресло, закинув руку за голову.

Миловидное лицо девушки тут же вспыхнуло, и Итачи показалось забавным, как она мнёт губы, пытаясь скрыть смущение и лёгкое возмущение.

— Я Изуми, буду проходить у вас стажировку, — боязливо сделав несколько шагов, вошла в кабинет и Итачи сравнил её с мышкой, которая попала в логово к котам. Параллель позабавила, и лёгкая улыбка заиграла на его лице именно в тот момент, когда девушка взглянула на него. Словно найдя в нём своего покровителя, она ответила мягкой улыбкой, поправив туго затянутый хвост. — Это подарок вам, от меня. Надеюсь, мы поладим.

— Не стоило… — раздражённо процедил он, нехотя взяв презент. Не любил он всё это. Казалось, принимая подарок, подписывает себе приговор, что будет снисходительно относиться к человеку. — Тут устав и правила, — указывая на её место, холодно сказал Итачи, прежде чем поставить кружку на стол.

Поднявшись с места, Шисуи забрал свой подарок и, рассматривая простой узор, заулыбался.

— Спасибо, то, что нужно, — и подмигнув ей, весело добавил, — и мой совет — выучи до мелочей. Итачи у нас строгий учитель, — похлопав его по плечу, направился к двери, — не сделает скидку на то, что ты девушка.

— Мне нравится непредвзятость, и не нужно относиться ко мне по-особому, лишь потому что я девушка. Значит, вас зовут Итачи, — проговорила она, приподняв брови и смотря на него в упор, а затем перевела взгляд на напарника, — а вас?

— Шисуи.

— А меня Изуми, — зачем-то кротко повторила она, подтягивая к себе папку.

Дотронувшись до сухих волос, Итачи вспомнил её наивное и по-детски светлое признание в любви. Отчего-то её образ предстал перед ним чистым и бесхитростным. Не понимая, зачем он это делает, трепетно припал к её жаркому липкому лбу губами, поцеловал. Его пальцы прижали артерию к височной кости и, почувствовав лёгкую пульсацию, начал считать. Шестьдесят, восемьдесят, сто двадцать… Итачи успокаивался, возвращая контроль над ситуацией. Он не даст ей умереть — ни сейчас, ни потом. Ему нужно признать свою ошибку и принять тот факт, что она слишком сильно вросла в него. В конечном счёте, он привязался к простоватой, но в то же время хитрой и коварной девушке. Ему было интересно узнать, притворяется она или вводит в заблуждение. Что же она предпримет, когда он раскроет её? Удерживая её в подвале, он и сам не понимал, как сильно жаждал встречи с ней, как давил на газ, чтобы побыстрее приехать, как плакал над её истощённым телом, еле прощупывая пульс. Ему было страшно потерять её ещё тогда, и мурашки бегали по спине лишь от осознания, что больше не увидит непокорные упрямые глаза и навсегда потеряет шанс предстать перед кем-то настоящим.

Воздух был густым и вязким, не удавалось вдохнуть полной грудью. Её выразительные глаза покрылись влажным блеском, и губы сжались в тонкую полоску. Изуми смотрела не мигая, пытаясь всеми силами не заплакать. Внезапно поднявшийся горячий ветер обжёг кожу, растрепал волосы, и пару прядей заслонили её лицо. Он злился, считая её поступок эгоистичным и незрелым. Чего она от него ожидала? Объятий, ответного признания, понимания? Что ему делать с её чувствами, зачем ему знать и как вернуть их обратно, не оскорбив при этом? Негодование затопило его до краёв, переливаясь в неприязнь. Итачи хотел было холодно что-то бросить, отгородиться, но, взглянув на её хрупкую поникшую фигуру, молчаливо сжимающую кулачки и ожидающую, как подсудимый ожидает решение суда, сжалился. Хотел было сказать утешительные слова, как её губы изогнулись в страдальческой улыбке, глаза заморгали.

— Вы можете ничего не отвечать. Я не рассчитывала на взаимность. Я просто хотела, чтобы вы знали — есть человек, который вас любит.

Что-то в этот момент болезненно натянулось и отдалось тугой болью в области груди, отчего на короткий миг у него спёрло дыхание. Изуми развернулась и медленным шагом стала отдаляться.

— Ты заблуждаешься. Это не любовь, а благодарность.

— Разве из благодарности не может родиться любовь? — Ответила она, обернувшись вполоборота.

— Ты не обязана меня любить из-за того, что я тебя спас. Долг требовал от меня этого. Я надеюсь однажды, — он замолчал, пытаясь подобрать нужные слова, — ты встретишь человека и полюбишь по-настоящему, и твои чувства будут взаимны.

Встав с постели, Итачи набрал единственного человека, к которому можно было обратиться за помощью. Он знал, что тот сейчас не спит и, скорее всего, зашивает очередного случайно подстреленного преступника. Три протяжных гудка отдались звоном в ушах, и вскоре елейный голос раздался на том конце.

— Какие люди в такой час! Неужели следователю вновь требуется моя помощь? Кажется, мне пора вводить оплату за консультацию…

— Ты должен приехать, — нетерпеливо перебил его Итачи, не желая слушать его глупые речи, — она вся горит. Кажется, начитается сепсис.

— А где «пожалуйста»? Разве тебя не учили в детстве волшебным словам?

— Если ты сейчас же не приедешь, то один мой звонок, и твоя лавочка прикроется.

— Тыне понимаешь шуток, Итачи, — зашипел Орочимару. — Неужели девочка так тебе нравится, что ты готов дать мне свой адрес?

— Если тебя не будет через сорок минут, то готовься к новой жизни в замкнутом пространстве, — холодно процедил Учиха, сбросив звонок. Он отправил смску с адресом и, поставив телефон на прикроватную тумбу, вышел из комнаты.

Окатив лицо холодной водой, посмотрел на себя в зеркало. Его глаза выдавали волнение и испуг. Итачи сощурился, сделал пару глубоких вдохов и, шумно выдохнув, ударил себя по лицу. Пройдясь по квартире, спрятал всё лишнее, за что мог зацепиться прозорливый взгляд подпольного врача. Выкрутил низковольтные лампочки, вкрутил обычные. Вернулся к Изуми, снял с неё штаны, стянул памперсы. Ему не хотелось, чтобы Орочимару видел её в таком виде. Достал из шкафа пакет с простыми трусами, которые покупал, когда ещё держал в подвале. При ярком свете кожа её была удивительно белой и тонкой: видны зеленоватые, фиолетовые мелкие вены, желтоватые синяки. Прежде, чем надеть трусы, Итачи провёл пальцами от щиколотки до голени, направляясь к бедру, коснулся рыжеватых спутанных волос на лобке. Не успел натянуть на неё штаны, как в дверь позвонили.

Орочимару, войдя в коридор, поставил медицинскую сумку из чёрной кожи на пол, и, сняв пальто, повесил на крючок, осматривая помещение. От него пахло лекарствами и спиртом, края его манжет были забрызганы каплями багряной крови. Впрочем, кровь была не только на рукавах — пара высохших капель блеснула на скуле и воротнике.

— Еле успел, — проговорил он, разминая шею, — надеюсь, мой вид тебя не смутил. Случайно задел артерию. И где твоя ненаглядная?

Врач поставил сумку на прикроватную тумбочку и, открыв её, достал ушной термометр. Измерив температуру, недовольно нахмурился, смотря на цифры. Итачи присев на стул, напрягся, наблюдая за ним.

— Достаточно высокая. Она в отключке или ты ей что-то дал?

— Обычное седативное.

— Во сколько просыпается после него?

— К семи или восьми часам утра, — ответил он, потерев пальцем левое веко.

— Что ж, значит, поговорить не удастся, — с досадой сказал Орочимару, приподнимая её футболку. Вид обнажённой девушки его не смущал, он лишь изучающе бегал по её телу змеиными глазами. Итачи скрипел зубами, то ли из-за неприязни к скользкому врачу, то ли от того, что тот по-хозяйски трогает чужое тело прямо у него на глазах. Приложив стетоскоп к груди, мужчина слегка наклонил голову, вслушиваясь в шумы, производимые внутренними органами.

— Зачем тебе с ней говорить?

— Врач обычно беседует с пациентом, чтобы выявить проблему на ранней стадии. Но раз она спит, то ничего не поделаешь. Буду спрашивать тебя. У неё была рвота? Она на что-то жаловалась? — щупая её впалый живот и периодически надавливая, с язвительным самодовольством говорил мужчина.

— Нет. Аппетит был хороший.

Оттянув нижнее, затем верхнее веко, Орочимару надавил на челюсть и вытянул язык. Покопавшись в сумке, достал синий жгут и перетянул худую руку. Вскрыв спиртовую салфетку, обработал участок и проткнул тонкую кожу. Густая, почти чёрная кровь начала заполнять вакутейнер.

— Я сейчас извлеку иглу, а ты прижми салфетку и согни её локоть, чтобы не было гематомы.

— Что ты будешь делать с её кровью? — спросил Итачи, наблюдая, как Орочимару подписывает пробирку.

— Исследовать, что же ещё? Исключать сепсис.

— Это не сепсис? — Итачи с облегчением вздохнул.

— Пока не уверен, — Орочимару прошёл к краю кровати и, приподняв ногу Изуми, начал рассматривать рану на свету, надавливая на неё. А затем, вытащив из кармана пинцет, стал скрупулёзно ковыряться. Кровь тонкой струйкой потекла по голени. Итачи с отвращением отвернулся. — Надеюсь, что это всё же абсцесс. Но если не лечить, то перейдёт в сепсис довольно быстро. При сепсисе возможна ампутация, имей в виду.

— Ампутация? — сморгнув, с ужасом переспросил Учиха, представляя вместо ноги культю. Тошнота подкатила к горлу, и он зажмурился, проглотив вязкую слюну.

— Судя по её ампутированным пальцам, тебе такое нравится. Тебя возбуждают люди с изъяном? — врач ехидно прищурился, взглянув на него. — Между прочим, неплохая работа. Немного неаккуратная, но…

— Заткнись и делай своё дело, — держа себя в руках, заскрипел Итачи. Если бы Орочимару не был ему нужен, то он давно расквасил бы лицо этого змея. Отсечение пальцев было вынужденной необходимостью, а не забавы ради. Он не чокнутый извращенец, который получает удовольствие от страдания других людей. И он уж точно не возбуждается от ампутированных конечностей.

— Или ты развлекаешься с ней, пока она спит? Тебе нравится её беспомощность? Мне жутко интересно, утоли моё любопытство. — Орочимару продолжал заваливать вопросами, ковыряясь в нём. Итачи сдержанно стиснул зубы, сжав кулаки в кармане брюк до белых костяшек, с ужасом осознавая, что ему нравится её беспомощность и что он испытывает к ней влечение, когда Изуми крепко спит. — Девчонка же работала с тобой? Ты с ней встречался или она отшила тебя? Ах, неужели… Изменила? — оскалился врач, хитро смотря на него, провоцируя. — Изменила, я прав…— словно найдя нужный ответ, врач победно улыбнулся. — Страшный ты человек, Учиха Итачи. У меня от тебя мороз по коже. Не хотел бы я быть объектом твоей любви.

— Я сдам тебя, если ты сейчас же не заткнёшься.

— Сдашь? — рассмеялся Орочимару. — Давай без этой чуши. Мы теперь с тобой связаны, мой дорогой друг. Я даже не знаю, кто у кого больше в должниках.

— Иди ты к чёрту.

—Я ведь могу и обидеться, — приторно сказал мужчина. —Если девчонка коньки отбросит, сообщи. На неё будет спрос.

— Она умрёт? — с тревогой спросил Учиха, чувствуя, как сильно начинает биться его сердце.

— Всё может быть. Не пропадать же добру, — пожал он плечами и, воткнув глубже пинцет, начал что-то вытягивать. — Как я и думал, проглядел, — аккуратно положив ногу, доктор прищурился, рассматривая крошечный осколок стекла на свету.

— Проглядел? — тут же сорвался с места Итачи, слабо веря в такой поворот. Орочимару хоть и работал подпольно, но был одним из лучших специалистов, который никак не мог допустить такую простую ошибку. Схватив его за ворот рубашки, он со всей ярости затряс. Две пуговицы слетели и покатились по полу. — Не пори чушь! Ты специально его там оставил.

— Может быть, — ухмыльнулся он, ядовито улыбаясь, — жутко интересно было узнать, где ты живёшь и что ты с ней делаешь.

— Утолил своё любопытство?! Если она умрёт, то я тебя убью.

— Аха-ха-ха. Теперь я вполне удовлетворён, аха-ха-ха, — продолжал смеяться врач, почти заходясь истерикой. Итачи ударил его в челюсть и Орочимару слегка пошатнулся, сплюнув кровь на простыни. — Не забывай, что я единственный сейчас могу тебе помочь. Так что лучше воздержись от дальнейших побоев.

— Что ты хочешь ей вколоть? — схватив его за руку, поинтересовался Итачи, когда Орочимару набрал в шприц прозрачную жидкость из ампулы.

— Литическая смесь. Поможет быстро сбить температуру, но только теперь проспит до обеда. Я оставлю пару ампул, если завтра будет высокая, вколешь. — он медленно стал вводить лекарство в плечо. —Рану не мочитьи присыпать стрептоцидом. Лучше лишний раз не травмировать и не вставать на ноги. Если будет сильно болеть, вколи морфий.Присепсисе бывает сыпь и лихорадка, поэтому сомневаюсь, что это заражение. Результаты анализа будут к полудню, я позвоню. И долг платежом красен, господин следователь, — хитро прищурившись, мужчина сложил вещи в сумку.

— Я тебе ничего не должен, — выплюнул Итачи, — ничего бы не было, если бы ты не оставил там осколок.

— На твоём месте я не был бы столь категоричен, — ухмыльнулся врач, поправляя ворот рубашки. — Запугивать меня у тебя больше не получится. Попробуешь сдать меня — я сдам тебя. А моя помощь тебе ещё понадобится не раз.

— Что ты хочешь? — понимая, что сам себя загнал в угол, Итачи немного остыл.

— Самую малость. Моего поставщика-студента, как ты знаешь, поймали, и мне нужно убедиться, что паренёк ничего не расскажет о наших с ним делах. Навести его и передай: nulli tacuisse nocet, nocet esse locutum (1).

— Что? — насупился Итачи, не разбирая ни слова.

— Ох, я запишу. Забыл, что не все знают латынь в этом мире.

Не успел Итачи закрыть дверь за Орочимару, как услышал гулкую вибрацию в шкафу. Внутренне напрягся, понимая, что звонок от Кисаме. Он страдальчески возвёл глаза к потолку. Как же его всё достало. День ещё не начался, а он уже выжат как лимон.

—Есть дело, — без приветствий начал Хошигаки, голос был усталым, сонным. — Слышал, что ты болеешь, но дело не терпит.

—Нет никого, кроме меня? — холодно спросил Итачи, взглянув на спящую Изуми с перевязанными ногами. Прикрыл покрывалом полуобнажённое тело, заботливо дотронувшись до всё ещё горячего лба. Не опасно ли оставлять её в таком состоянии? А если лекарство не подействует? Или, как тогда, внезапно начнётся эпилептический припадок? Захлебнётся же слюнями. Он нервно потёр переносицу.

— Есть, но за тобой не нужно подчищать. Мне сейчас не до возни.

— Скидывай адрес, —пытаясь не выдавать раздражение, коротко ответил Итачи.

Если он поторопится, то сможет уложиться в три часа. Он ловко нырнул под кровать, снимая с бокового каркаса пистолет. Быстро одевшись, выскочил из дома, взглянув через плечо на спящего охранника. Холодный ночной воздух ударил в лицо, он поёжился, приподнял воротник и зашагал к дороге. Тёмно-синие лоскуты неба с усеянными звёздами иногда показывались, когда ветер гнал чернильные облака. Свет луны тонул во мрачном пухе, не в силах пробиться. Итачи нахмурился, надеясь, что снегопад обрушится к полудню, иначе дорога домой займёт в два раза больше времени. Город ещё спал, и тусклая трасса была почти пустой. Лишь изредка проезжали машины, освещая всё ярким жёлтым светом.

— Не поеду, — сказал водитель такси, когда услышал адрес, —это время впустую, я там никого не подберу.

— Я заплачу в два раза больше, —уговаривал Итачи. Ехать на своей машине было рискованно, и, по возможности, он ловил такси или попутку.

—И накинешь ещё сотку.

—Идёт, — неохотно ответил Учиха, понимая, что некуда деваться.

Устроившись на заднем сиденье, он кое-как уместил свои длинные ноги. Попросив водителя выключить свет в салоне, потянулся за сигаретами.

—Можно закурить?

—Да, —кивнул пожилой мужчина, не отрывая взгляда от дороги.

Опустив окно, Итачи выпустил дым сквозь едва приоткрытые губы. Вскоре шоум дороги, морозный воздух и запах никотина затопил салон. Выбрсив окурок, он поднял стекло и откинулся на сиденье. Сейчас он осознал, как ему осточертела эта работа, но понимал, что живым его уже не отпустят. Отец был прав: люди, на которых он работал, не были белыми и пушистыми, порой их методы наведения порядка были жёстче и безжалостнее, чем у преступников. Но, с другой стороны, заслуживают ли они хорошего отношения? И как он от безобидного шпионства докатился до убийств?

—Он последний, с кем виделся Фугаку, — сказал Итачи, отдав конверт. При встрече он никогда не называл его отцом, так было проще абстрагироваться. Несмотря на то что их отношения нельзя было назвать тёплыми, копать под отца и его окружение было неприятно. — На мой взгляд, он догадывается.

—Хм, с чего ты взял? — с интересом рассматривая фотографию, пробубнил Кисаме.

—Осторожничает… Перестал звать на встречи, а если я с кем-то его вижу, то меняет тему разговора, этосразу заметно по недоумённому выражению лица его собеседника.

—Ты нам достаточно помог, — одобрительно похлопав его по спине, Хошигаки спрятал конверт во внутреннем кармане пиджака, — можно не продолжать. Мы получили то, что хотели.

— А что вы хотели? Я не нашёл за всё время ничего интересного, — в недоумении спросил Итачи, теряясь в догадках. Отец в последнее время слишком часто общался с сенаторами и депутатами, но никаких подозрительных действий с его стороны замечено не было. — И кто это — мы? За всё время, кроме тебя, никто со мной не связывался!

— Меньше знаешь, крепче спишь. Не беспокойся, твоего отцаэто не коснётся.

— Если мой отец замешан в чём-то, то я хотел бы знать. И если он нарушил закон, ябез колебаний его арестую.

— Собственного отца? — закурив, Кисаме стряхнул пепел и, закинув ногу на ногу, выдохнул дым вниз.

— Человек нарушил закон, и он должен понести наказание. Если мы будем закрывать глаза на преступления лишь потому, что состоим в родственных связях, мир не станет лучше.

— Могу заверить, Фугаку пока ничего не сделал, просто общается не с теми людьми. Знаешь, а мыс тобой похожи, — задумчиво произнёс мужчина, затушив сигарету о мусорное ведро, и почесал подбородок. —Ты бы хотел, чтобы наш город стал чище? Чтобы двадцать пятого ни существовало? Чтобы родители ни опасались за жизни детей?

— Это моя мечта, —по-детски ухмыльнулся, сцепив пальцы, — не думаю, что осуществимая.

—Я чувствую, ты готов к «настоящему делу» — вершить правосудие.

— Вершить правосудие? —подозрительно нахмурился Учиха, пытаясь понять, во что его хотят втянуть. —Как это?

—Я не могу тебе сказать, но, если ты поедешь сейчас со мной, я покажу, —Кисаме встал, загородив весь свет. —Только дороги назад уже не будет. Если ты сомневаешься, то лучше не иди. Тот, кто много знает, в конечном счёте теряет всё.

Хошигаки почти скрылся за углом, когда Итачи соскочил со скамьи и побежал, гонимый любопытством и привлекательной перспективой стать частью чего-то большего, незримым героем, который поможет людям жить без страха. Кисаме стоял около машины с самодовольной улыбкой, словно знал наперёд, какое решение тот примет.

Дымящие, покрытые копотью трубы заводов изрыгали сизые облака в предвечернее небо, отравляя воздух ядовитыми парами. Стоило опустить окно, как промышленный шум оглушал, стучал отбойниками, разрывая перепонки. Люди за решетчатыми заборами загружали и выгружали сырьё, породистые овчарки кидались на сетки, открывая широко пасть. Вскоре шум стих, показались крыши заброшенных фабрик, сиротливо прижавшихся друг к другу. Пробиваясь сквозь асфальт, росла трава. Жестяные стены покрылись коррозией, и тусклый свет ламп вдоль узкой дороги освещал выцветшие вывески некогда процветающих фабрик. Автомобиль остановился. Выйдя, Кисаме пнул жестяную банку, звоном спугнув местных диких кошек, которые повылезали из своих норок, сверкая жёлтыми глазами, в поисках нового укрытия. Открыв заднюю дверцу, достал пакет и, вскрыв пачку кошачьего корма, рассыпал на потрескавшуюся бетонную дорожку. Кошки осторожно окружили еду, начиная шипеть друг на друга.

—Я прикармливаю их… Люди бросили на произвол, а они расплодились. Хотел как-то забрать одну, так чуть не выцарапала мне глаз.

—Это и есть твоя тайная работа? — подавляя улыбку, сказал Итачи, поняв, что Кисаме решил над ним пошутить.

—Не терпится узнать? —хищно улыбнулся, хлопнув дверцей автомобиля.

Хошигаки навалился на тяжёлую железную дверь, поковырявшись в замочной скважине, со скрипом отворил. Поднял рубильник и помещение озарилось ярким светом. Итачи осторожно перешагнул порог, морщась от едкого запаха лака и растворителя. Заводское оборудование было покрыто толстым слоем пыли, паутина свисала с потолка и труб, обмотанных жёлтой тепловатой. Вскрытые и вздутые жестяные банки были разбросаны по всему помещению вместе с битым стеклом, которое неприятно хрустело под подошвой. Тихий стон донёсся где-то за бочками и, содрогнувшись, Учиха напрягся, вслушиваясь в шёпот.

— По-мо-гите.

— Живой, зараза, —недовольно цокнул Кисаме и, хрустнув пальцами, двинулсяв сторону чёрных бочек с надписью «Огнеопасно». К ногам Итачи выволок забитого до смерти человека в полуобморочном состоянии. Лицо, распухшее от побоев, было синего цвета, одежда насквозь пропитана кровью. Попытка встать была сразу же подавлена пинком в живот от Хошигаки. Мужчина простонал и вытянул руку к Учиха, коснувшись его обуви. Итачи с ужасом заметил вместо ногтей кровавое месиво. Тошнота подступила к горлу, он с трудом проглотил ком, зажмурившись.

—Я сказал всё, что знаю, — просипел мужчина, вновь пытаясь подняться.

— Недостаточно, — без грамма сочувствия проговорил Кисаме, протерев рукавом пистолет. Казалось, страдания мужчины доставляли ему удовольствие.

—Ты что творишь?! — в замешательстве крикнул Итачи, когда Кисаме направил оружие на ногу пленника. Послышался выстрел. Тот скрутился, словно червяк и жалобно заскулил. —Кто это, чёрт возьми? Какого хрена ты творишь?! Прекрати немедленно!

— Делаю мир лучше, — самодовольно улыбнувшись, присел и, схватив за волосы несчастного, приподнял его голову. — Этот торгует пылью. Полиция не может найти доказательства и посадить, а он продолжает ходить по земле, безнаказанно распространяя эту дрянь. Я хочу знать, откуда у него ноги растут: кто ему поставляет товар. Но эта мразь молчит, сколько бы я его ни пытал.

— Уб-е-й.

— Молчи! — ударив по лицу, со злостью выплюнул Кисаме. —Ты уверен, что хочешь спасти его? Этот урод не заслуживает жизни, но и лёгкой смерти тоже. Разве ты не согласен со мной? —Итачи сжал челюсть, признавая правду за Хошигаки.— Вот, возьми, — он протянул ему свой пистолет. —Мир станет лучше без него. Это всё — гниль, которую нужно убрать, счистить. Он недостоин сочувствия.

—Это неправильно, —прошептал Учиха, сжимая рукоять, спотыкаясь о свои моральные принципы.

— Борясь всю жизнь с преступностью в полиции, ты не сможешь поймать даже одну треть этих уродов. Разве ты не согласен?

Итачи спустил курок, и оглушительный выстрел эхом раздался по помещению.

Несколько ударов в живот, пара выбитых зубов на полу и человек уже готов молить о пощаде, сдавая всех вокруг. Отчего-то сейчас перед глазами всплыла Изуми с глазами, полными слёз, и разбитыми дрожащими губами. Итачи ударил ещё раз, выбивая с кровью заветное имя посредника.

— У меня дети, —всхлипнул паренёк, когда почувствовал холодное дуло пистолета на затылке, —дочке три, мальчику два месяца.

— О детях нужно было думать раньше, — холодно произнёс следователь. Последовал тихий щелчок, после которого парень рухнул на грязный пол.

Чуть светало, когда он всё закончил. Мороз пробрался под пальто, больно щипал кожу, пока он брёл вдоль пустой дороги в сторону ближайшей остановки.Первый автобус медленно, вразвалочку ехал с полусонным водителем за рулём. Оплатив проезд, Итачи прошёл вдоль пустых рядов и, устроившись на заднем сиденье, прислонил лоб к заиндевелому стеклу. Прикрыл глаза. Хотелось поскорее домой: смыть с себя брызги крови и согреться.

Дом встретил его тишиной. Повесив пальто, он снял прямо в прихожей всю одеждуи, закинув в стиральную машину, на цыпочках прошёл в спальню, отомкнул дверь. Изуми спала на спине, слегка приоткрыв губы. Итачи с облегчением вздохнул и, нырнув в ванную комнату, встал под кипяток.

Градусник показывал, что температура медленно, но всё же снижалась. Однако стоило прикоснуться к ней, как его охватывали сомнения. Девушка всё ещё была безумно горячей. Казалось, разлей на ней масло, так начнёт скворчать, как раскалённая сковородка. Волосы у виска взмокли, и футболка была мокрая насквозь от пота. Он открыл свой шкаф и достав одну из своих, бросил на кровать. С лёгкостью сняв с неё одежду, провёл по рваным краям родимого пятна под грудью. Кончики пальцев стало приятно покалывать от тепла.

Его ещё никогда так не будоражило женское тело. Сейчас, смотря на острые ключицы, впалый живот, небольшую грудь и худые бёдра, оно будило в нём странное желание —прикоснуться. Итачи коснулся губами её сухих губ, поцеловал подбородок, провёл влажным языком вдоль шеи и припал к груди, вбирая затвердевший сосок, слегка прикусив. Хотелось, чтобы она выгнулась навстречу, промычала что-то, приоткрыв рот, но Изуми лишь лежала неподвижной куклой и тихо сопела. Жар её тела перекинулся на него, он поспешно снял халат и, облизав её пальцы, провёл ими вдоль своего тела. Закатив глаза, он простонал, сомкнув её руку на ноющем члене. Возможно, Орочимару в чём-то прав, и он больной извращенец, испытывающий тягу к обездвиженной девушке. Но разве это важно, когда ему так хорошо? Нависнув над ней, он снова заскользил языком вдоль ложбинки между грудей, осыпал тело жадными поцелуями, чувствуя охватившее его обжигающее пламя, стал совершать более ритмичные движения. Семя брызнуло ей на живот, несколько капель застыли жемчужинами на её груди. Он слез с неё и, откинувшись на подушку, тяжело задышал, не испытывая при этом отвращения, лишь лёгкость и теплоту. Повернув её голову набок, Итачи коснулся липкими пальцами её губ и, надавив на челюсть, протолкнул их, коснулся языка и прошелся по внутренней стороне щеки, почувствовал нежный трепет внизу живота. Поцеловав острое плечо, следователь в скором времени провалился в сон.

Он с трудом разлепил глаза под громкий звук звонка. Орочимару сообщил, что это не сепсис и строго велел соблюдать его рекомендации. Встав с постели, Итачи накинул сброшенный халат и, потрогав уже тёплый лоб больной, с облегчением вздохнул. Желудок урчал и, умывшись, следователь вяло поплёлся на кухню. Съев наспех пару бутербродов, заглянул в интернет в поисках рецептов для людей с температурой: овощной бульон, постное мясо, рыба и обильное питьё. Рыбы у него не было, но куриная грудка лежала в холодильнике. Вспомнив, что Изуми не очень жалует овощи, сварил их и, выловив из супа, закинул в блендер, смешав всё до однородной массы.

Шёл пятый час, а девушка всё ещё спала мертвецким сном, и это заставляло его сердце биться чаще и нервничать. Когда он стал набирать Орочимару, чтобы узнать, нормально ли так долго спать, Изуми зашевелилась и, издав тихий стон, проснулась.

— Мн-е б-больно д-дышать, — пробормотала она словно в бреду, устремив расплывающийся взгляд на потолок. В уголках глаз блеснули слёзы, — больно.

Изуми мучительно простонала, прикрыв устало веки, когда он попытался поправить её съехавшую подушку. Слегка повернув голову, она облизнула пересохшие губы, и в этот момент Итачи ощутил стыд за то, что сделал с ней, и в то же время дикое возбуждение, вспоминая, насколько горячим был её рот.

—Только дышать? — спросил он, притронувшись ладонью к её лбу.

— Всё…

— У тебя была высокая температура. Это нормально, что ноют мышцы, —приложив к губам стакан с водой, он помог ей выпить, придерживая голову.

—Я х-хочу д-домой, —прошептала еле слышно, бегая по нему мутным взглядом.

—Это твой новый дом, —спокойно сказал Итачи, коснувшись щёки, — я позабочусь о тебе.

—Ма… Па…

— Мне жаль, но они тебя бросили.

Изуми прикрыла глаза и тонкие дорожки слёз побежали по её худым щекам.


* * *


После откровенного разговора с Шисуи Саске двинулся к станции метро. Ему было не по себе видеть слёзы бывшего коллеги. Тот всегда был оптимистичным, весёлым парнем, который разбавлял обстановку в отделе шутками и лёгким отношением ко всему. Если перед ним возникала женщина, то он включал всё очарование и начинал беззаботно флиртовать, порой вгоняя в краску. В перерывах, когда они выходили покурить, Саске с интересом слушал, как Шисуи провёл ночь с очередной красоткой, а на утро ушёл, даже не попрощавшись. Такой тип мужчин закрывал своё сердце и обрубал любые зачатки привязанности на корню, выбирая более лёгкую и спокойную жизнь. Поэтому его признание в чувствах к Изуми немного удивило, ведь не походила она на роковую женщину, от которой теряешь голову. Сейчас, прокручивая образ девушки в голове, Саске понимал, что Изуми была самая что ни на есть обычная, домашняя девушка: не пила, не курила, не материлась и, он был уверен, не ходила ни разу в своей жизни в ночной клуб. Она никак не вязалась с той, которую привлекали ничем не обязывающие отношения. Иногда наблюдая за её смущением перед Итачи, он допускал, что именно она могла бы принять брата со всеми недостатками, не высмеивая его изъян. Как-то Итачи стыдливо признался ему, что секс не приносит удовлетворение, а порой и вовсе вызывает отвращение. Возможно, проблема крылась в холодном отношении матери, которое как-то сказалось на восприятии женщин, а может, всё было куда проще —либидо, обусловленное пониженным уровнем тестостерона.

С другой стороны, утверждать, что Изуми была простушкой, мечтающей о спокойной жизни, тоже нельзя, ведь обычно мы видим только то, что люди хотят показать. То, что творится за фасадом, знают только близкие люди. Далеко ходить не надо: его отношения с Сакурой или взаимоотношения родителей — лучшее тому доказательство. Стоило признать, Хьюга больше разбирался в людях и замечал утаённые чувства. Возможно, собственная трагедия помогала замечать в чужих глазах боль от потери близкого человека.

Достав мелочь из кармана пальто, Саске распрямил банкноту и просунул в купюроприёмник. Жадно заглотив деньги, терминал тут же выплюнул со звоном синий жетон. Пройдя через турникет, следователь поспешно сбежал по лестнице и запрыгнул в полупустой вагон, который вскоре нырнул в тёмный, сырой туннель. Ехать до нужной станции от силы минут тридцать. Зажимая в руках пакет с увесистой папкой, он присел, порываясь заглянуть в материалы дела, но тут же одёрнул себя, когда вагон со скрежетом остановился и двери вновь распахнулись, запуская шумную молодёжь. Оглядев подростков в бесформенных джинсах и одинаковых дутых чёрных пуховиках с громоздкими рюкзаками на плечах с цветными значками, пренебрежительно фыркнул, нахмурив брови. В его молодости каждый мечтал выделиться, а эти как под копирку, хотят слиться с массой и спрятаться за цветастой мишурой. Ребята эмоционально обсуждали какой-то фильм, и он вспомнил Наруто, такого же шумного и вечно возбуждённого. Как-то тому взбрело в голову прогулять историю.Подбив его на эту авантюру, они сбежали через окно в туалете. Чтобы не попадаться на глаза директору и учителям, им пришлось сделать круг, прежде чем вернуться в общагу. В тот день был лютый мороз и за каких-то несколько минут пушок на щеках и ресницы покрылись белёсым инеем. Всё одеревенело и болезненно покалывало, когда они ворвались в помещение. Хьюга Неджи, стоявший в коридоре, с удивлением рассматривал их и, спросив, что случилось, расхохотался. Оказалось, учитель истории заболел, и все его пары были отменены. Наруто возмущено заорал, вцепившись в волосы. Неджи утешительно похлопал того по плечу, издав тихий смешок. Левая рука у него была в гипсе, и Саске понял, что, играя с ними вчера в волейбол, тот сломал её, неудачно отбив мяч. Делая вид, что ничего не случилось, Хьюга продолжил игру и лишь лицо его выдавало, искажаясь при каждом пасе. Странно, что ещё до истории с отчислением они натянуто общались, постоянно соревнуясь.

Когда он вышел из метро, белая пелена застилала всё вокруг. Транспорт стоял, образовывая километровые пробки, и, бессмысленно стряхнув с волос снег, Саске отправил сообщение напарнику, что не успеет вернуться. Неджи что-нибудь придумает, если вдруг его отсутствие заметят, подумал он и побрёл вдоль улиц, вспарывая пуховый снег. Зайдя в ближайшее кафе с невзрачной вывеской, Учиха заказал чашку крепкого кофе и, пройдя мимо пустых столов, сел в самом дальнем углу. Наконец-то вытащив папку из пакета, он положил её на стол и тут же напрягся, когда официантка поставила перед ним чашку кофе.

—Что-нибудь ещё? —мило проворковала девушка, скользя взглядом по папке. Он инстинктивно положил на неё руку, закрывая обзор.

—Да, не найдётся ли у вас для меня ручки и пару листов бумаги? —как можно вежливее спросил следователь, пытаясь выдавить из себя улыбку.

Девушка недовольно нахмурилась, повела бровью и нехотя зашаркала в сторону стойки. Подумать только, пару лет назад такие девчонки готовы были на всё, лишь бы он обратил на них внимание, а сейчас нос воротят, — ухмыльнулся Саске. Неужели он настолько потерял свою привлекательность? Видимо, теперь, чтобы с кем-то переспать, ему нужно будет попотеть.

— Не забудьте вернуть ручку, —сказала сварливо официантка, положив на стол два чистых альбомных листа и обычную шариковую ручку.

—Обязательно, —уверил он её и добавил, —не могли бы вы меня не беспокоить? Если мне что-нибудь понадобится, я сам подойду.

Девчушка в возмущении захлопала глазами, пытаясь что-то сказать ему. Однако сжала фартук и, вспыхнув, кажется, фыркнула, прежде чем уйти.

«Сирота»,— записал он и, пролистав ещё парочку документов, потёр лоб. Сухое заключение от следственного отдела, не могло дать полную картину. Шисуи сделал небольшое примечание чёрной ручкой:«протокол патологоанатомического вскрытия и собранные улики — уничтожены. Затопило архив».

—Подозрительно, — пробубнил он.

Достав телефон, Саске начал искать информацию о смерти её родителей. Двойное убийство на почве ревности, обычно такое мусолят по телевиденью и подают под острым соусом. Что ж, он был прав — пресса действительно писала много отвратительных вещей. Саске скривился: насколько же мерзко было читать такое о собственной матери самой Изуми?

Люди, знавшие Хазуки, так звали её мать, отзывались о ней как о женщине лёгкого поведения и заявляли, что нет ничего удивительного, что рогоносец муж в итоге убил её. Взглянув на фотографию погибшей, у Саске перехватило дыхание: женщина была поразительно красива. Даже через снимок чувствовалась завораживающая бурлящая женская энергия в ней. Такие всегда вызывают зависть и частенько бывают несчастны. Прискорбно, что Изуми ничего не досталось от матери, наверное, единственным сходством были огромные глаза.Только у дочери взгляд был бесхитростным, а у Хазуки — хищный, томный. Вокруг такой женщины, несомненно, вились мужчины, но это не значит, что она со всеми спала. Люди могли говорить такое из зависти, чтобы очернить. Но дыма без огня не бывает, раз родственники мужа не взяли к себе его дочь. Это наводило на определённые мысли. Да и прошлое Хазуки, которое откопали журналисты, подпитывало эту теорию. Бабушка Изуми работала в стриптиз-клубе и была порно-актрисой, умерла от алкогольной интоксикации в собственной квартире в Оро, довольно молодой. Он отчего-то вспомнил, что дедушка любил проводить там время, в небольшом курортном городке. Если ему не изменяет память, у него там была недвижимость —летний домик у моря. Хазуки, впрочем, не пошла по стопам матери и закончила довольно неплохой университет и даже прошла годовую стажировку за границей. Возможно, беспутная мать позаботилась о будущем дочери и оставила некую сумму, а может быть, девушка нашла себе «покровителя». С её то внешностью — не составило бы труда. Для Саске оставалось загадкой, почему столь красивая женщина вышла замуж за невзрачного парня, у которого ни гроша за спиной, и переехала в какую-то глухомань. «Долги, прогорел бизнес», — прочёл он следующую строчку. «Хазуки Сато от кого-то пряталась», — написал Учиха, поставив напротив большой вопрос, и сделал глоток порядком остывшего кофе. Посмотрев в широкое окно, зевнул, потерев глаза. Пожалуй, Изуми стала следователем, чтобы докопаться до истинной причины гибели её родителей, она наверняка что-то нашла и нить этого преступления вела в их город. Задумчиво почесав затылок, Саске вернулся к бумагам.

Изуми сменила три приюта, и в возрасте десяти лет её удочерили, через полгода вернули, ссылаясь на энурез, невыносимый характер и агрессивность (сломала нос своей приёмной сестре). Школу закончила с нормальными оценками, как и университет. Больше информации о её прошлом не было.

Учиха сложил бумаги в папку и потёр переносицу. Ему катастрофически не хватало информации о ней. Нужно было съездить и расспросить сотрудников детского дома, может, кто-то помнит девочку. Найти близких друзей и съездить в Оро, чтобы нарыть что-нибудь ещё на её мать.Только как это сделать, не привлекая внимание? Он не может уехать из-за постоянных анализов и встреч с куратором. Отсутствие Неджи заинтересует Нарутои он из кожи вылезет, но вытрясет информацию. Им нужен третий, может, Шисуи? Но ему навряд ли дадут внеплановый отпуск. Он вздохнул и, встав из-за стола, вернул ручку скучающей официантке.

Автобус проехал мимо здания суда и Саске неожиданно для себя выскочил, расталкивая недовольных пассажиров.Он не понимал, зачем стоит через дорогу напротив высокой лестницы с возвышающимися молочными колоннами, и сквозь пелену снега, прищурившись, пытается найти отца, среди людей, выходящих из здания. Почему его сердце колотится, стоит зацепиться за тёмную фигуру. В последнем окне потух свет и его отец, одинокий и такой маленький, вышел на улицу в распахнутом пальто. Фугаку всегда вызывал в нём неоднозначные чувства: восхищение, сродни преклонению, слепую любовь и ненависть, граничащую с отвращением. Он сжал в кармане деревянный брелок, который забрал у Неджи, и спрятался за углом, продолжая наблюдать, как в детстве. Отец стряхнул с себя снег и, сев в машину, схватился за сердце. Саске показалось, что он плачет, и, сделав два шага вперёд, он растерянно пялился на рыдающего папу. Фугаку ударил по рулю несколько раз и закрыл лицо руками, его крупные плечи содрогнулись. Он никогда не думал, что всегда эмоционально отстранённый отец мог плакать. Сдержав порыв броситься к его машине, Саске резко развернулся и направился домой в смешанных чувствах. А знал ли он в действительности своего отца?


* * *


Фугаку закрыл дела и устало протёр раздражённые глаза. Зевнув, потянулся на стуле, болезненно схватившись за ноющую в последнее время поясницу. По ногам прошёлся ток и неприятное покалывание, когда он встал. Нужно прекратить эти засаживанья на работе и потратить это время на вечерние прогулки, подумал он, надевая пальто. Закрыв дверь, он прошёл вдоль тёмного коридора и остановился, услышав знакомый тихий смех.

—Хазуки, — имя слетело с его губ, и сердце, казалось, остановилось. Смех становился громче и, нырнув в темноту, он побежал на звук. —Хазуки! — крикнулон, и эхо устрашающе отскочило от пустых стен. Фугаку расстегнул пальто, грудь пекло, горло раздирало и, отдышавшись, он зачесал волосы назад. — Идиот.

— Вы кто? —озадаченно спросил Фугаку, обнаружив на кухне незнакомку в домашнем халате Микото.

—Хазуки, —протянула девушка, обхватив двумя руками чашку и закинув ногу на ногу, обнажила слегка загорелые бёдра. —Ты, по-видимому, Фугаку. Я думала, Микото сказала о моём приезде, — выгнув бровь, она прищурила глаза и убрала за ухо выкрашенную в блонд прядь.

—А, — безэмоционально протянул он, припоминая что-то. После недавней вазэктомии было паршиво и временами возникающие боли приносили дискомфорт. Он чувствовал себя униженным и опустошённым. Говорить ни с кем не хотелось, но сильное чувство голода не давало уйти. Девушка ему не нравилась. Наглая, подумал он, поворачиваясь к холодильнику.

—Трудный день? — спросилагостья, изучая его. Он кивнул, открыв холодильник. —Я приготовила курицу в сливочном соусе. Могу разогреть, если хочешь. А ты, я смотрю, не шибко разговорчивый, прям воды в рот набрал. Не то, чтобы я нуждалась в твоём обществе, просто ради приличия мог бы что-то спросить.

—Что, например?

—«Кто ты такая, Хазуки? И почему я о тебе ничего не знаю?»

— Кто ты такая, Хазуки? —пробубнил он, наливая воду.

— Дочь шлюхи.

Он поперхнулся, чуть не выронив стакан. Девушка тихо засмеялась и, встав со стула, встряхнула волосами.

— Меня так забавит реакция людей, когда я так говорю.

— По-твоему, это нормально — называть так свою мать?

— В школе меня так называли, — легкомысленно пожала она плечами и села на подоконник, нервно постукивая ногтями. — Вначале было обидно, но, когда поняла, что это правда — обиду как рукой сняло. На правду ведь не обижаются. И, честно говоря, мне не было стыдно. Каждый выживает по-своему, не мне её осуждать. Моя мать хоть и была бестолковой, но заботилась обо мне, как могла. Родила меня в восемнадцать, сама ещё ребёнком была.

— Была? Её нет в живых? —девушка вызвала в нём интерес своей непосредственностью и откровенным разговором, на который не каждый осмелится.

— Когда умер дедуля Озу, она впала в какую-то апатию. Как ни странно, она любила этого старика. Возможно, потому что он был единственным, кто хорошо к ней относился. К слову, моя мать была любовницей Озу. Ты знаешь его?

— Наслышан. Он умер до моего появления.

— Так вот, как-то он притащил меня к Микото. Вот так мы с ней и познакомились. Надеюсь, мы с тобой подружимся, мистер серьезность, — сгримасничала девушка, вызывая улыбку, — а то Микото расстроится.


1) Молчание никому не вредит, вредит болтливость

Вернуться к тексту


Глава опубликована: 05.11.2024
И это еще не конец...
Отключить рекламу

Фанфик еще никто не комментировал
Чтобы написать комментарий, войдите

Если вы не зарегистрированы, зарегистрируйтесь

↓ Содержание ↓
Закрыть
Закрыть
Закрыть
↑ Вверх