Призрак, диггер, катакомбы... (джен)

В чувство привел резкий запах под носом. Застонав, Эрик дернул головой в сторону и открыл глаза.

— Не дергайся.

— Вика? А я… — он понял, что лежит на кровати, под ногами у него подложена подушка, а сам он укрыт теплым, но легким пуховым одеялом.

— Ты упал в обморок. Ничего страшного, такое бывает. Потерял много крови, потом нервы свои расшатанные погромом успокаивал, вот и вымотался немного, видимо. Давай договоримся? Чтобы этого не было больше, ты завтра спокойно полежишь весь день в постели, хорошо? А то такие отключки до добра не доведут.

В памяти медленно восстановился фрагмент, после которого и потемнело в глазах. Кольцо. То самое кольцо, которое он дал Кристине! Второго такого быть не может, а значит — с Кристиной что-то случилось! Иного объяснения тому, что кольцо оказалось у Виктории, Эрик найти не смог.

— Откуда оно… Как оно к вам попало? Умоляю, расскажите, я имею право знать… Это ведь я подарил ей это кольцо… Она пообещала, что когда я умру, то вернется и наденет мне его на палец. Что случилось с Кристиной? Как вы… — он попытался вскочить на кровати, но перед глазами потемнело.

— Лежи, — его удержали за плечи и снова мягко уложили обратно. Потом Виктория принялась растирать его руки.

— Откуда у вас это кольцо… — едва слышно прошептал он поражаясь, насколько мало сейчас у него сил. Ни встать, ни сказать что-либо…

— Какая гравировка на твоем кольце? Я сомневаюсь, что тебе бы пришло в голову выгравировать внутри на ободке поговорку «все что не убивает — закаляет». На моем именно она и есть. Да и медицинскую сталь в ваше время еще не изобрели, а мое кольцо именно из этого материала. Мне его, кстати, Рудик подарил. Он не так давно увлекся изготовлением бижутерии всякой, ну и перепало всяких поделок и девчонкам из нашей группы, и всяким детям друзей-знакомых. А это кольцо — в каком-то роде часть меня. Помнишь, я про взрыв рассказывала? Так вот — камень у меня то ли в ране, то ли в самой кости застрял, мне его потом в больнице вытаскивали во время операции. А само кольцо выплавлено из пластины, которую внутрь ставили на то время, что кость срастается. А ты Кристине какое кольцо подарил?

— Золотое. С черным бриллиантом. Небольшим, таким же по размеру, как ваш камень. И кольцо точно такое же.

— Это — не золото. И кольцо не твое. Просто, кажется, моя теория подтверждается.

— Теория? — язык едва ворочался во рту. По вискам все еще стучали молотки, а горло пересохло.

— Поговорим, когда очухаешься, хорошо? — девушка поправила на нем одеяло и, кажется, направилась к выходу из комнаты.

— Не уходи… — он протянул руку, чтобы поймать ее, но схватил лишь воздух. — Ты обещала… не уходить…

— Да не ухожу я никуда. Воды в графинчик наберу и сразу обратно. Или чаю поставить?

— Не хочу я чаю. Напьюсь его — вообще спать не буду. Так хоть рядом с тобой вздремнуть удается…

— Сейчас я вернусь, — судя по голосу, девушка улыбается. Неужели опять над ним смеется?

Раздумывать над этим долго не получилось — слабость одолела Эрика и он вскоре погрузился в сон. На этот раз без кошмаров. Но перед тем, как заснуть, он почувствовал, как кто-то убрал подушку из-под его ног и подложил ее под голову, после чего рядом на кровати легло что-то теплое и мягкое. И это теплое и мягкое абсолютно не возражало против того, чтобы Эрик к нему прижался. Стало намного теплей, а потом он все-таки уснул окончательно.

Странно, но в этот раз ему даже не снились кошмары. Правда, проснувшись, он очень сильно смутился, поскольку не только сам находился в объятиях Виктории, но и умудрился каким-то образом обнять ее в ответ.

И, самое страшное — когда он собрался осторожно разжать и убрать свои руки, Виктория открыла глаза.

— Простите, Эрик случайно… — начал было он, уже понимая, что сейчас поднимется крик, после чего ему раз и навсегда запретят спать с ней в одной комнате.

— Расслабься, чувак. Пуританец, блин, — фыркнула Ламберт, после чего села на кровати и потянулась. Потянулась! При постороннем человеке… Впрочем, может быть, она не считает его посторонним?

— Так, ты — лежать. Вставать только в ванную. Хавчик я сюда принесу.

— Но…

— Гно! Хватит, Эрик. Я заебалась тебя ловить. И, между прочим, ты весишь побольше моего рюкзака.

Он покраснел от стыда, когда вспомнил, что и в случае с ванной и в ситуации со вчерашним обмороком Виктории пришлось перемещать его бессознательное тело самостоятельно. Конечно, она явно сильней физически, чем большинство женщин в его времени, но все же…

— Эрик не будет вставать… Только можно книгу? И нотную бумагу. И там где-то была чернильница, хотя нет, лучше, наверное, карандаш… нет, карандаш не подойдет, лучше…

— Ручка шариковая устроит?

— Что?

— Сейчас покажу, — девушка погрузилась в недра своего рюкзака, после чего достала странный предмет. Он напоминал Эрику привычную для его времени авторучку, но кажется, там было устроено все немного по-другому, поскольку за последующие четыре часа письма на бумаге не появилось ни единой кляксы. В другое время Эрик бы обязательно разобрал странную вещь и посмотрел, как она устроена. Признаться, он уже давно хотел сделать это со «смартфоном». Останавливало лишь одно маленькое обстоятельство: вещи были чужими, а их владелица наверняка рассердится, если Эрик их случайно сломает. А злить Викторию в его планы не входило. В конце концов, чем добрей она к нему будет, тем проще удерживать ее здесь, в его персональном аду, который в последние дни казался не таким уж и адом.

Перерыв на обед ему устраивают принудительно. Да будь проклят тот день, когда господь решил наградить это творение таким острым языком и, главное — способностью язвить, спорить и пререкаться даже с монстром-Эриком в тех ситуациях, когда любая нормальная девушка просто испугалась бы!

— Откладывай в сторону ноты и поешь, — на столик рядом поставили сковородку с супом.

— Эрик не голоден.

— А я сказала — поешь.

— А я сказал…

— Будешь выделываться — привяжу руки к кровати, сяду сверху и буду кормить с ложечки силой.

— Но я…

— А если ты извернешься и из вредности откусишь кусок ложки, то останешься беззубым и будешь до конца своих дней питаться одним пюре. Стоматологии то у вас приличной еще нет, так что сам себе виноват окажешься.

— А… — он не сразу сообразил, что бы такое ей сказать. Кроме того — каким-то волшебным образом его бумаги с записями были убраны, а на колени поставили поднос со сковородкой.

— Бэ! У меня восьмидесятый левел в интернет-срачах, тебе дотера и кээсэшника в жизни не перебрехать, — Виктория почему-то прыснула.

— Мои ноты! Чернила еще не подсохли, а значит…

— Чернилам ничего не будет. Ешь, а то начну претворять угрозы в жизнь.

— Это по какому же это праву?

— По праву сильного, — все так же насмешливо произнесла девица.

— Это еще надо посмотреть, кто из нас сильней, — угрюмо произнес Эрик, принимаясь за еду. Аппетита не было никакого, но нежелание злить Вику и в этот раз взяло верх над порывом отказаться от еды совсем.

— Окей, выздоровеешь — устроим спарринг.

— Спарринг? Эрик не посмеет драться с девушкой, это аморально, некрасиво и грубо…

Сил обидеться на Викторию, которая после этой фразы начала смеяться так, что дала фору любой лошади, у Эрика уже не было. Вяло дожевав суп, он с трудом поблагодарил девушку за еду и, закрыв глаза, провалился в мягкие объятия сна.

Проснуться в таких же мягких объятиях девушки было одновременно и привычно, и приятно и все равно как-то незнакомо. Он знал, что она будет здесь. Он знал, что она так и будет его обнимать. А еще помнил, что после того, как Виктория сняла с него маску, он так и не надевал ее. Впрочем нет, надевал. Когда выходил на улицу после их ссоры. Но потом… Потом ни разу.

Рядом с этой девушкой сбывалось все то, о чем он мечтал рядом с Кристиной. О, она ему позволяла даже больше, чем могла бы позволить Кристина… Эрик судорожно выдохнул и помотал головой, стремясь избавиться от нарастающего желания заплакать. Сейчас все хорошо, сейчас все в порядке. Виктория — вот она, рядом. Тихо, мирно спит, обняв Эрика вместо подушки. Длинная коса за время сна расплелась и сейчас часть прядей щекотала его лицо.

Осторожно, стремясь не разбудить девушку, он проводит ладонью по ее волосам. Практически сразу же пальцы в них запутались. Ощущения были одновременно и пугающими и приятными. Он никогда практически не касался другого человека. Только Кристины, но то, как девушка вздрагивала от его малейшего касания, сводило на нет все приятные ощущения от физического контакта с другим человеком.

Она не просыпается. Лишь сонно жмурится. А Эрик продолжает и дальше гладить, заодно распутывая, золотистые длинные пряди.

У нее странно подстрижены волосы. Кристинины были абсолютно одинаковой длины и, вдобавок — страдали от регулярной завивки щипцами. Кудри Виктории явно не были знакомы с жесткими способами укладки, принятыми в их времени. Да и, похоже, что какими-то особыми средствами будущего девушка их тоже не перегружала. Из-за того, что она никогда не была на солнце, волосы не были выгоревшими и по всей длине имели ровный цвет, что делало Викторию еще больше похожей на фарфоровую куклу. А вот подстрижена она была как-то странно. Часть волос, обрамляющая лицо, была сантиметров на двадцать короче остальной массы. Это не было похоже на аккуратные челки, но было заметно, что «рванина» сделана специально и с претензией на какой-то художественный стиль. Какая же она странная… Но красивая. Очень красивая. И добрая…

Раздался шум и комнату заполнила знакомая мелодия. Мелодия, при звуке которой сердце Эрика сжалось от боли и тоски. Осторожно встав с постели, он подошел к стоящей на комоде шкатулке. Словно почувствовав его приближение, обезьянка на крышке снова ударила в свои цимбалы и мелодия пошла по второму кругу.

— Маскарад… Лживых обликов парад… — тихо прошептал себе под нос Эрик. Надо было выключить шкатулку, но почему-то не оставалось сил на это. По щекам снова потекли слезы. Нахлынули воспоминания о том, как Кристина прямо здесь, в этой комнате, у него на глазах, поцеловала Рауля. О, не так, как поцеловала Эрика. С такой нежностью, с такой страстью, с такой любовью… А он все видел. Он стоял рядом и задыхался, умирал от боли чувствуя, как вместе с Кристиной из этой самой комнаты уходит воздух… Он до последнего надеялся, что вот сейчас она отпустит руку Рауля, развернется к нему, увидит, насколько ему плохо и останется, останется, чтобы прекратить его страдания, чтобы дать отдых его измученной душе, но…

— Эшли, падла, я щас этот будильник тебе в пизду засуну. Сколько просить, ебланка, ставь на вибрацию, сука, хоть бы раз нормально выспаться дала…

Это сонное бормотание со стороны кровати вывело Эрика из ступора. Протянув руку вперед, он остановил шкатулку, заставив мелодию затихнуть. Обрывки воспоминаний все еще висели перед глазами, когда он снова оказался рядом с кроватью.

Виктория еще сонно возилась на постели, когда он приблизился и машинально начал напевать полузабытый мотив колыбельной. Было вполне ожидаемо, что при первых звуках его голоса девочка успокоилась окончательно и вскоре снова сонно засопела. А он сидел рядом и никак не мог заставить себя замолчать и отвести взгляд от этого создания. Протянув было дрожащие руки к полюбившимся золотистым прядям он решается на совсем другой поступок: решительно, но бережно он приподнимает Викторию за плечи и затягивает свернувшуюся в клубок девушку к себе на колени.

«Спите, Виктория, спите… О, Эрик будет стеречь ваш сон. Стеречь вас от других людей, от смертельного для вас солнца, от всех тех вещей, которые могут заставить вас покинуть его. Продолжайте быть такой же доброй, Виктория, не отталкивайте Эрика, не играйте с ним, ведь он намного опасней огня. Вы можете даже никогда не узнать, насколько опасней… Эрик будет для вас верным другом, преданным защитником, мудрым учителем и человеком, на котором вы сколько угодно можете удовлетворять свои нереализованные материнские инстинкты. Но только до тех пор, пока вы не предаете Эрика. Пока вы цените оказанное вам доверие. Пока вы храните тайну Ангела в Аду!!!»

Он уже не поет слов. Просто одна и та же мелодия, которая так умиротворяюще действует не только на мирно спящую в его объятиях девушку, но и на самого мужчину. Спите, Виктория, спите…

Когда она проснется — все будет совсем по-другому. Он снова будет потерянным ребенком у ее ног, снова будет позволять это покровительственно-жалостливое отношение… Но сейчас, когда она совершенно беззащитная спит в его руках, ему доставляет истинное наслаждение ощущение своей безграничной власти над этим созданием. Власти, которой он ни в коем случае не злоупотребит… Пока она не злоупотребит его доверием.

Осторожно уложив девушку на место, Эрик бросил взгляд на комод. Выделялась из общей обстановки на нем одна вещь, которая теперь, можно сказать, принадлежала Эрику. Батарейка для смартфона Виктории, которая, лишившись заряда, стала абсолютно бесполезным для девушки куском пластика и металла. Виктория вообще запулила было аккумулятор в мусорное ведро, но Эрик успел перехватить добычу. Ламберт лишь усмехнулась, мол, на, только на зуб не пробуй. Шутка про «зуб» Эрику уже немного приелась, тем более, что он вроде не показывал себя таким уж дремучим. Да, в его времени было еще далеко до всех этих смартфонов, компьютеров, телевизоров, но суть этих приборов была простой и понятной: нажимай определенную последовательность кнопок — и получишь запрограммированный результат, то есть очередную серию мультика, калькулятор, возможность сфотографировать предмет и многое другое.

Мужчина задумчиво принялся рассматривать батарейку. Больше всего хотелось прямо сейчас забрать ее в свой кабинет и выяснить, как она устроена там, внутри. Нет, примерно он уже представлял, поскольку общую информацию на базе данных школьного курса двадцать первого века Виктория ему дала.

Виктория… Он пообещал Виктории, что весь этот день проведет в постели. И день еще не прошел. Он будет сдерживать свои обещания… По крайней мере, пока что.

С этой мыслью мужчина снова забрался в кровать и, прижавшись спиной к чужому теплому боку, закрыл глаза.

— Уйти ж какие мы порядочные, какие мы честные, не сиськи под шумок лапаем, а на ручки берем и колыбельные напеваем, — раздался над ним насмешливый голос.

От этой тирады Эрика буквально подбросило на кровати. Спина тут же намокла от холодного пота, а во рту пересохло.

— Ты… Не спала?

— Выспалась уже, — фыркнула Вика. — А вот ты ужин пропустил, так что сейчас я тебя буду кормить.

— Что, опять?! — возмутился Эрик.

— Не опять, а снова. Ты себя в зеркало видел? Вылитый Кощей, я не удивлюсь, если тебя ветром сдувает…

Судорожно вздохнув, он поспешил закрыть руками лицо.

— Ой, прости, я не имела в виду что-то эдакое… Черт, как же с тобой сложно. Скажи мне только честно, с тобой реально пообщаться хотя бы часа три-четыре, и при этом не спровоцировать на «поскандалить» или «поплакать»?

— А вы реально думаете, что большое количество еды поправит существующее положение дел, сделав мой внешний вид менее кошмарным?

— По крайней мере, мне не надо будет подкладывать тебе в карманы кирпичи, — едко отозвалась Виктория. После чего, вздохнув, плюхнулась на кровать рядом с ним. Две руки привычно притянули его к себе. — Серьезно, Эрик. Фишка со «сгорел сарай — гори и хата» в вопросах собственного здоровья неактуальна от слова «совсем». И приемлемый с точки зрения общества вид лица тебе разве что пластическая хирургия моего времени вернет, а вот избавить тебя от осложнений с обменом веществ, вызванных неправильным питанием, я в состоянии.

— Вы опять накормите меня супом, — вздохнул он, приготовившись к неизбежному. В последнее время он стал непривычно часто есть. Похоже, что с Викторией надолго забыть о повседневных хлопотах будет невозможно.

— Ну а что, есть другие предложения?

— Нет, — слишком быстро ответил он. Предложения были. Верней, только одно предложение. Но озвучивать Эрик его пока что не смел даже в мыслях.

— Да ладно, расслабься. Супа не будет. Я там пирог сварганила. Вообще, он предполагался с яблоками, но яблок я у тебя не нашла, так что у нас на ужин пирог с черничным джемом.

— Пирог… — тихо прошептал Эрик. И судорожно вздохнул. В его понимании такие сладости, приготовленные членами семьи, ассоциировались с праздниками. Праздниками, которых он всегда был лишен по причине своего мерзкого вида и отсутствия права даже называться человеком. Ведь кто согласится сидеть за праздничным столом с живым трупом?

— Эй… Эй-эй-эй, ты чего? Не любишь пирог, ну могу опять супом накормить, только нервничать не надо.

— Люблю! И пирог люблю и…

— И? — девушка улыбнулась, мягко гладя его ладонью по щеке.

— И суп тоже люблю, — он чувствует себя сдувшимся шариком, потому что едва не произнес то, что хотелось пока что от Виктории скрыть. Она ведь ясно дала ему понять, что женские чувства требуют времени. Эрик был готов это время ей дать. Не слишком много…

— Отличненько. Ладно, суп на потом, сейчас пирог.

В коридоре раздался топот, а на кухне — привычная возня, которая была слышна Эрику даже через несколько стен. Расслаблено выдохнув, он откинулся на подушки и принялся размышлять о дальнейшей жизни. Похоже, что Виктория совсем не против его ухаживаний. Правда, сейчас в силу обстоятельств ухаживает скорей она за ним, но Эрик поспешит исправить эту несправедливость как можно скорей. И начнет это делать, пожалуй, с утра пораньше.

— А вот и пирог. Ну и я, — раздался голос в комнате, после чего на стол рядом поставили поднос.

— А можно… Можно Эрик разрежет? — он знает, что этот звучит по-детски, но…

— Да режь, кто тебе не дает? — девушка чуть пожимает плечами и протягивает ему нож рукояткой вперед.

Затаив дыхание, Эрик осторожно разрезает пирог на части. Раскладывает по куску на сковородки и осторожно, стараясь не уронить ни кусочка, принимается за еду.

— М-м-м… Суховат получился. Таки, ваша местная духовка, товарищ Призрак, это не Тефаль.

— Не надо.

— Что?

— Эрик. Не Призрак. И пирог очень вкусный.

— Пирог, как пирог, — пожала плечами Виктория.

— Мне не с чем сравнивать. Знаете, для вас это, наверное, обычно. Когда собираются друзья, близкие на какой-то праздник, когда разрезают какой-нибудь пирог или торт, все шутят, смеются, желают виновнику торжества всего самого лучшего, а я… А мне… Я ни дня рождения, ни Рождества никогда не праздновал. Конечно же, можно просто купить что-нибудь сладкое, но это совсем не то. Или можно сделать что-то самому, но зачем возиться, когда все равно это никому не нужно… Когда никто не заметит… Не узнает и…

Руки тряслись.

— Так, ну все, опять кого-то накрывает. Иди сюда. Тихо, тихо, мой хороший, тихо… — Виктория каким-то непонятным образом замотала его в кокон из одеяла и, прижав к себе, принялась дальше что-то говорить. Эрик не вслушивался в слова, но улавливал общий смысл. Она пыталась его успокоить.

— Не надо… Не надо, пожалуйста, позвольте мне говорить. Я хочу сказать… Я только хочу… Попросить… Вы не оставляйте меня. Я так хочу верить… Так хочу… Я жить хочу! Жить, не существовать. Хочу, чтобы у меня были друзья, семья, хочу… Я ведь все сделаю для тех, кто мне дорог, все! Я все для вас сделаю, только не оставляйте Эрика. Только пусть все так и остается. Знаете, вы… Когда вы… В тот день, когда я… — он провел рукой по повязке на запястье. — Сначала я думал, что все это притворство. Как Кристина, знаете? Повернитесь ко мне, клянусь, если я вздрогну при виде вашего лица, то лишь от осознания вашего величия… Боже, каким же я был идиотом, я ведь даже не посмотрел на ее лицо, я так хотел верить, так хотел… Но… Но я лишь больше испугал ее. Но вы… Вы ведь не боитесь. Ведь не боитесь, правда? Эрик жуткий человек, он не человек, он монстр, он живой труп, но ради вас… для вас…

Горло свело судорожным спазмом. Заплакав, Эрик подался вперед, прижимаясь к Виктории. В ушах застучало, а сердце забилось, кажется, в десятки раз быстрей. Странно, но сейчас ему даже не было страшно. Ни капли. Может быть, все дело в том, что на спине лежала чужая теплая рука, а голос над ним говорил что-то успокаивающе-нежное в то время, как вторая рука поднесла к его губам очередную порцию успокоительного? Проваливаясь снова в зыбкую полудрему Эрик решительно поклялся самому себе, что от души постарается внять советам Виктории и как можно меньше волноваться. С другой стороны… Почему-то этой девушке хотелось рассказывать о своем прошлом. В конце концов, за последние десятилетия она первая, кто был готов его выслушать…