Тени Вайаты (джен)

— Уходи, — сказал Берхаин, не сводя тяжелого взгляда прищуренных глаз с нового завала, который грохотал и осыпался под ударами стражников. — Самое время.

— Успею, — ответил Панхар, накладывая на тетиву новую стрелу, и прибавил чуть слышно: — Надеюсь. — Вслух же он продолжил: — Я еще не искупил свою вину перед тобой. Ты остался, чтобы прикрыть нас, а не только свою дочь. Сейчас они прорвутся, и…

— Вот когда прорвутся — уходи. И уводи прочих, если уцелеют.

В отрывистый разговор вплеталось пение тетивы, свист стрел, грохот камней и крики. Недавняя хитрость с телегой ввергла врагов снаружи в хаос и заодно дала время беглецам. Судя по треску дерева и дикому ржанию, это стоило жизни лошади — как и многим стражникам. Тогда Берхаин и Панхар со своими людьми успели заново заложить вход, хотя не столь надежно, как в первый раз. И теперь стражники опять разбирали завал, заодно укрепляя его телами своих убитых. В ответ они пока не стреляли.

— А чего они сами-то молчат? — спросил лохматый разбойник.

— Хотят взять живыми, — ответил Панхар. — Помните, что рассказывал тот, второй, телохранитель королевича? Но все равно здесь что-то не так. С чего бы им подставляться под наши стрелы?

Из соседней пещеры эхом донесся зычный голос: «Что вы суетесь под стрелы, дазгу вас задави, каменные головы? Прикройтесь трупами и прорывайтесь!» Не успел голос стихнуть, как послышался дробный топот, и вскоре из-за наполовину обрушенной груды камней и мешков посыпались стрелы.

Берхаин резко отступил на два шага. На пол перед ним упали несколько стрел. Нашитые на одежду железные пластины изрядно выручили Панхара и его людей, хотя одному стрела угодила в предплечье, заставив выронить лук. Разбойник наклонился, отрывая полосу ткани от нижней рубахи, и тотчас получил новую стрелу — в шею.

— Пора, атаман! — в один голос заявили двое уцелевших.

Пока лучники стреляли, прочие стражники не теряли времени: оттолкнули остатки завала древками копий. Убедившись, что противники прекратили стрелять, они ринулись в брешь — и застыли на месте при виде изувеченных трупов. Послышались крики ужаса и брань.

— С вами будет то же самое, — произнес на всю пещеру Берхаин.

Эхо разнеслось под сводом, точно голос некоего горного духа. Многие стражи завертели головами, зашептались, как будто ожидали, что на них сейчас обрушится каменный град, чародейский вихрь или еще какая напасть. Едва освещенная пещера казалась пустой, дальний ее конец терялся в густом мраке — оттуда и слышался голос.

Именно там затаились Берхаин, Панхар и два разбойника. Пока стража возилась с остатками завала, они отошли вглубь, туда, где тьма делалась совсем непроглядной. Впрочем, обитатели шахты знали здесь все закоулки, а Берхаину достало времени в ожидании врагов, чтобы осмотреть их. Зато стражники пещеру не знают — и не знают того, что таится во тьме.

Там и тут заметались осторожные искорки — одна, две, потом больше: стражники высекали огонь и поспешно зажигали принесенные факелы. Тусклый свет слегка разогнал темноту. Из небольшого пролома в стене разило сыростью и гнилью — вряд ли этот ход ведет куда-то. Оттуда не доносилось ни звука, зато послышался шум слева, из дальнего конца пещеры, — будто камни покатились по полу.

Несколько стражников с факелами осторожно зашагали на шум. В тот же миг справа раздался неистовый грохот и крики, словно там шла жестокая битва. Впрочем, схватка продлилась несколько мгновений, и звуки смолкли, только протяжно стонали раненые, кто-то бранился, а кто-то шепотом призывал богов.

Сеннуф выхватил у ближайшего воина факел и двинулся туда. Увиденное заставило его содрогнуться и сглотнуть противный ком в горле. Точно такое же зрелище недавно встретило их на пороге пещеры — но теперь были жестоко изломаны и изувечены почти два десятка стражей.

Стук камней и лязг железа повторились с той же стороны, слева.

— Они там, — сказал Сеннуф и возвысил голос, обращаясь к невидимым противникам: — Выходите! Без оружия.

— А ты иди на дно морское и любись с медузой! — ответил ему из темноты уже другой голос. — Или попробуй дохлую марибу!

Сеннуф ничуть не оскорбился — он давно не придавал значения бессильной злобе и ругани противников, загнанных в угол. Он вспомнил недавнюю перестрелку и понял, что колчаны у разбойников опустели, — значит, его людям не грозит удар стрелами из темноты. Видимо, разбойники надеются незаметно отступить, пока несколько из них отвлекают внимание. Думы о том, кем надо быть, чтобы вот так расправиться с вооруженными стражами, и какое оружие иметь, он оставил. Вместо этого он послал человек пять — из них двое с факелами — вперед, за кромку темноты.

Дрожащее пламя почти не разгоняло мрака, сморщившись до крохотных язычков. Один из стражей успел вовремя отпрянуть от края темного провала впереди — зато не сумел увернуться от обломка доски, брошенного ему под ноги из темноты. Стражник выронил копье, замахал руками и с воплем полетел в провал. Оставшиеся подались ближе друг к другу, хотя это их не спасло: метко брошенные камни выбили у них факелы, а чьи-то невидимые руки столкнули в пропасть.

— Теперь ты уходи, — шепнул Берхаин Панхару.

Хитрость помогла им выиграть время, чтобы успели уйти два разбойника. Панхар готов был последовать за ними, но нечто заставило его помедлить.

— Иди, — повторил Берхаин. — Оставим долги.

— Ты не выстоишь один, — возразил Панхар. — У них копья. И на сей раз они будут видеть тебя и ждать нападения.

— Пусть видят, — был ответ. — А ты решай сам. Должно быть, ты хочешь умереть.

Панхар не успел ответить. В свете множества факелов стражники двинулись вперед, их черные тени стелились по каменному полу, тускло поблескивали наконечники копий. Берхаин и Панхар стояли плечом к плечу; по правую руку от них зияла пропасть, усеянная по краям всевозможными обломками, по левую тянулась неровная стена — здесь пещера сужалась.

— Сдавайтесь! — вновь приказал Сеннуф из-за спин своих стражей.

В ответ Берхаин подхватил камень высотой в половину человеческого роста и метнул его в первые ряды стражников. Еще несколько таких же камней посеяли среди них смятение. И тогда оба невольных союзника ударили.

При виде Берхаина, идущего безоружным на копья, некоторые стражники задрожали. Но были и те, кто отважно устремился ему навстречу. Их подбодрял резкий голос, полный давней злобы:

— Вперед, трусы! Бей этого мятежника! Я всегда знал, что он — негодяй и подлый убийца!

— Что ж ты сам не выйдешь, Одноглазый? — отозвался Берхаин. — Хотя ты не таков.

Он ушел от удара копьем и перехватил оружие за древко, заодно сломав шею его владельцу ударом локтя. Копье вихрем завертелось, рассекая нестройные ряды стражи, хотя казалось щепкой в могучей руке. Вторая, свободная, разила и как меч, и как копье; ни шлемы, ни броня не были ей преградой.

Панхар, который оставил свой кинжал и тоже раздобыл себе копье, не стоял на месте. Несмотря на внешнюю худобу, он оказался крепким бойцом — то бросался вперед, то отступал к самому краю провала. Не все стражи успевали отпрянуть вовремя, и он без сожалений отправлял их в гулкую тьму, где не смолкали дикие крики ужаса.

Своды шахты содрогнулись. Далеко в глубине, за спинами Берхаина и Панхара, послышался грохот и тотчас смолк. Пол чуть колыхнулся, раненый атаман не удержался на ногах и, упав, не сумел подняться вовремя. К нему устремились копья и кинжалы, но не достигли цели — стражников смял очередной огромный камень. Берхаин в одиночку держал оборону, ломая копье за копьем и подбирая новые, и не позволял стражникам окружить себя. Панхар, желая помочь, с трудом поднялся — и тут же упал вновь, сбитый с ног. Нанесший удар десятник замер на миг, словно раздумывая, добить его или захватить в плен. Промедление его и сгубило.

Казалось, голова десятника сама соскочила с плеч. Изумленный Панхар не сразу понял, что за серебристая молния мелькнула только что у шеи убитого. А самого его тотчас подхватила под локоть крепкая рука и помогла подняться.

— Не благодари, — услышал он голос Исура. — Лучше уноси ноги, если можешь идти. Ваши уже внизу. А проход, похоже, скоро завалит камнями.

— Я бы остался, — выдохнул атаман. — Но ты справишься лучше меня. Если ты бьешься так же, как он, вас не одолеть никому.

Опираясь на копье, он побежал к выходу. Вонь собственной крови, сырости и каменной пыли душила его, одежда прилипла к телу, копье казалось тяжелым, точно полностью отлитое из железа. Своды над головой в самом деле дрожали и грохотали: Панхар давно знал, что это место ненадежно. Кое-где летели вниз камни, он спотыкался, но бежал. Когда впереди замаячил дневной свет, уже подернутый сумеречной мглой, Панхар в очередной раз спросил себя, ради чего спасал сейчас свою никому не нужную жизнь.

Назад же дороги не было. Спускаясь по крутому склону, Панхар думал о своих людях, о том, что ждет их теперь, о юном королевиче и о девушке по имени Найра, роковой ошибке, которая, несомненно, приведет их всех к гибели. И о тех, кто остался позади, — о воинах-«тенях», двух против сотни. И о странных прихотях богов, что правят этим миром, — если они правда есть и правда неравнодушны к своим созданиям.

* * *

— Зачем? — бросил Берхаин в пылу битвы.

— Долго рассказывать, — так же ответил Исур, ловя клинками сразу двоих стражников.

Им в самом деле было не до разговоров. Одежда обоих превратилась в окровавленные клочья, рукояти ножей и древки копий скользили в ладонях. Пол пещеры тоже сделался скользким, что нередко губило стражников. «Тени» же двигались по-прежнему легко — и могучий Берхаин, и более стройный, поджарый Исур. Тела обоих во многих местах были вспаханы кровавыми полосами, кровь их мешалась с вражеской, но они словно не замечали этого. Битва давно переместилась под высокий свод пещеры, прочь от коварных проломов. Издали слышался протяжный грохот, который сразу тонул в шуме битвы.

— Господин, клянусь лодкой Вожатая, чего вы тянете? — зашептал Одноглазый чуть ли не в ухо Сеннуфу. — Расстреляйте их обоих, мерзавцев, ко всем морским тварям, туда и дорога… Господин Садахар велел…

Сеннуф отпрянул и посмотрел на десятника без выражения — как глядел порой отец на него самого.

— Господин Садахар велел взять живыми главарей, — сказал он. — Думаю, эти двое отлично подойдут. Ступай наружу и вызови тех, кто остался. Нам понадобятся все воины до единого.

— Господин, молю вас, послушайте меня! — вновь попытался Одноглазый. — С Исуром делайте что хотите, но убейте проклятого Берхаина! Чует мое сердце, наплачемся мы еще из-за него, да поразит его черный…

— Посмотрим, кто наплачется, — ответил Сеннуф. — Особенно когда мы захватим его дочь. Ты видишь только то, что снаружи, Одноглазый, но не смотришь вглубь. Ступай и приведи подкрепление, раз сам не горишь жаждой битвы.

Одноглазый выругался шепотом и убежал к выходу.

Сеннуф тем временем оглядывал поле битвы: из тех, кто вошел с ним в пещеру, уцелела едва половина. Этих же двоих не брали ни сила, ни раны, ни хитрость. Несколько стражей, не щадя себя, бросили обоим в лицо по две пригоршни золы из прогоревшего разбойничьего костра. Но они сдули золу, как ветер сдувает с дороги пыль, — словно в каждого вселился один из духов Ниразака. В голове Сеннуфа мелькнуло страшное подозрение — и оно же вызвало приятное тепло в груди. Нет, он положит всех своих людей здесь, если понадобится, зато возьмет обоих живыми.

Клинки в руках Исура давно сделались алыми по самые рукояти. Берхаин отбросил обломки очередного копья и ринулся в бой без оружия. Он ломал кинжалы, вырывал руки из плеч, дробил головы и сворачивал шеи. Краем глаза он заметил, что стражников стало больше — видимо, подошло подкрепление, которое они оставили снаружи. Он тяжко выдохнул, ибо начал уже уставать — все же в сорок ты бьешься иначе, нежели в двадцать. Отступать им теперь некуда. А стражники отважно хлынули вперед и ценой страшных потерь сумели разделить их с Исуром.

— Хотите взять живыми? — крикнул тот на всю пещеру. — Ну попробуйте!

Ножи и руки замелькали быстрее прежнего. Не раз уже то один, то другой оступался на залитом кровью и нечистотами, усеянном ошметками кишок полу. Выбрав время, на Берхаина бросились разом пятеро. Он сжал их всех вместе, утонув в мучительных воплях и хрусте ребер и хребтов. В тот же миг еще столько же налетели на него сзади и вонзили кинжалы ему в спину и в плечи.

С ревом, которому позавидовала бы стая голодных тигров, Берхаин развернулся. Кинжалы не спасли стражников от смерти, лишь один попытался ударить его в грудь. Кровь из ран полилась рекой, мгновенно пропитав и остатки рубахи, и штаны. Резкое движение заставило Берхаина упасть на колено, и прежде чем он поднялся, на него набросились десятка полтора. Один из них принялся бить его рукоятью то по темени, то по затылку, и хотя оглушить не смог, Берхаин понял, что силы оставляют его.

Тьму перед глазами уже не разгонял свет факелов — зато ее рассекла брань Исура, который поминал всех морских тварей и призывал их воздать проклятым стражникам по заслугам самой горячей любовью. Эхо битвы наконец смолкло под сводами. Его сменили стоны раненых, чья-то ругань, отрывистые приказы десятников. И властный голос, которому повиновались все.

— Найти королевича! — приказал Сеннуф.

С десяток стражей с факелами двинулись по темному проходу. Сеннуф глядел им вслед, порой покусывая ногти, когда к нему подбежали несколько человек из подкрепления.

— Пока мы ждали, господин, мы слышали снаружи крики. Далеко, по другую сторону шахты, южнее. Видимо, разбойники выбрались каким-то потайным ходом — одни боги знают, сколько их здесь.

— Что же вы не проследили? — спросил Сеннуф.

— Коням там не пройти, господин, — был ответ. — А пешими… Пока мы дошли бы, проклятые грабители давно бы скрылись.

— Ладно, им все равно далеко не уйти. — Сеннуф задумался на миг. — Главное, что мы рассеяли их. А скрыться они могут либо в городе, либо в предместьях. Не беда, найдем. Пока же у нас дела поважнее — так велел господин Садахар.

Тем временем не пострадавшие в битве стражи — их было немного — тщательно вязали пленников, туго затянутые веревки врезались в израненные тела. Обоих опутали так, что они едва могли дышать, не то что шевельнуться, а для Берхаина приволокли еще ржавую железную цепь, которую отыскали в соседней пещере.

— Пусть идут сами, — приказал Сеннуф, глядя на них: оба молчали, окровавленные лица сделались непроницаемыми. — Каждому петлю на шею, и привяжите к седлам. А ты, Одноглазый, возьми нескольких и собери всех лошадей. Тех, что остались без всадников, придется гнать в город.

В глубине пещеры послышались шаги и замелькали факелы — разведчики возвращались. Вид у них был удрученный, отчего Сеннуф поневоле ощутил холодок на коже.

— Ни следа, господин, — доложили стражники. — Мы даже не дошли до конца, проход завалило, и, похоже, это сделали не разбойники. Шахта старая — должно быть, что-то осыпалось. Завал небольшой, но на расчистку уйдет время…

— Мы его и так довольно потеряли, — заявил Сеннуф, вновь покосившись на пленных. — Возвращаемся. Доложим господину Садахару, а дальше пусть решает он.

Что до трупов погибших, то Сеннуф рассудил, что сейчас забирать их с собой бессмысленно. Пока вынесут из шахты, пока привяжут к лошадям, пока соберут оружие — и без того задержались. Завтра можно будет послать сюда людей с повозками и вывезти все тела, дабы достойно предать морю.

Тем временем Одноглазый и его люди покончили с работой. Свободных лошадей согнали вместе, и изрядно поредевший отряд двинулся к Вайате, ведя за собой пленников.

* * *

— Как шестьдесят? — Садахар изволил приподнять брови в удивлении, что делал редко. — Вас же отправилось полторы сотни!

— Да, господин. — Сеннуф поклонился, стоящие за его спиной десятники, почти все раненые, тоже. — Вы повелели взять главарей живыми, и мы сделали это, но страшной ценой. Один из пленных — знакомый всем нам Исур, телохранитель королевича. Второй — Берхаин, отец той девушки. Надо сказать, именно ему мы обязаны большей частью наших потерь…

— Надо было сразу убивать… да простит мне господин, — высказался Одноглазый из-за спины Сеннуфа. — Я говорил, что это опасный преступник, убийца и мятежник. Вот он и показал себя…

— Не помню, чтобы я дозволял тебе говорить, Одноглазый, — заметил Садахар, едва взглянув на него. — Хочешь лишиться второго глаза и просить милостыню на площади Мерхамета, пока тебя не запорют насмерть за бродяжничество?

Одноглазый побелел и умолк, согнувшись в низком поклоне. Садахар вновь обратился к Сеннуфу:

— Но, похоже, он прав. Этот Берхаин, кем бы он ни был, — в самом деле опасный человек, судя по тому, сколько вас вернулось. Он ответит за это особым образом, а пока отвечай ты. Что с разбойниками? И что с королевичем?

Сеннуф опустил голову.

— Почти все разбойники сбежали, господин. Мы подстрелили только одного. Королевича же не нашли, ни живого, ни мертвого. Если он вошел в шахту, то, вероятно, выбрался вместе с этими бродягами.

— А девица?

— Ее тоже не нашли. Но она наверняка с ним. Когда мы найдем их…

— Вот и ищите! — Садахар повысил голос, грозное эхо разлетелось по мидаберу, всколыхнув тяжелые занавеси. — Ищите повсюду, от этого зависит жизнь всех вас. — Он поглядел на десятников. — Ступайте и ждите приказов, а ты, Сеннуф, останься.

Десятников тотчас след простыл, как ни были тяжки их раны. Сеннуф же, лишь только захлопнулись резные двери, ни жив ни мертв приблизился к отцу. Тот не спешил продолжать разговор, и это было дурным знаком. Наконец, Сеннуф решился.

— Я ошибся, господин? — тихо проговорил он. — Надо было убить обоих, а не брать живыми?

Садахар по-прежнему молчал, глядя на него холодными, ничего не выражающими глазами. Пока Сеннуф истекал потом и гадал, какую казнь измышляет для него отец, тот сплел по привычке пальцы и медленно заговорил:

— Убить их мы теперь всегда успеем. Только к чему спешить? Они пригодятся нам — надеюсь, ты понимаешь, для чего. Исур прожил во дворце восемь лет, служил при королевиче, а на самом деле выжидал, замышляя гнусное преступление. Затем он весьма вовремя отыскал себе союзника, озлобленного на меня и на мои порядки. И кто, скажи мне, помешал бы им сговориться с разбойниками, предоставлять им убежище, когда нужно, и сообщать о тех, кто едет из Вайаты южной дорогой?

— Я понял, господин. — У Сеннуфа отлегло от сердца. — Разумеется, они оба виновны и в разбое, и в убийстве королевича…

— И заодно в смерти короля, — закончил Садахар. — Теперь остается только отыскать мальчишку.

— По дороге я расспросил своих людей, тех, кого оставлял стеречь снаружи, — подхватил Сеннуф. — Они говорили, что слышали с другой стороны шахты отдаленные крики, и кто-то из них различил женский голос. Значит, девица была там. А где она, там и наш влюбленный Огешан.

Садахар милостиво кивнул ему, и он продолжил:

— Я немедленно разошлю стражу по всему городу — пусть перероют каждый уголок, каждый закоулок. Мальчишка небольшого ума, и теперь, без Исура, у него не достанет хитрости умело спрятаться и не достанет сил защититься. Если даже они не вернулись в город, а затаились где-то в предместьях, их найдут там — у меня есть верные и глазастые люди.

— Прекрасно, — вновь кивнул Садахар. — Возьми дворцовую стражу — им можешь сказать, что королевич попал в беду, и его нужно отыскать. Пожалуй, возьми и Кумаха: его усердие перевешивает его недальновидность.

— А не напрасно ли, господин? — усомнился Сеннуф, но тут же воспрянул. — Впрочем, даже если посчастливится ему или кому-нибудь из его людей, я позабочусь перехватить у них добычу. — Он тонко улыбнулся, сделавшись отражением отца. — Как я понимаю, живыми они нам не нужны — ни королевич, ни девица?

— Королевич — нет, — сказал Садахар. — А ее возьмите живой. Она мне пригодится, раз уж ее отец у нас в гостях.