И всякий прочий хлам... (гет)

Перегруженная тележка так грохотала по каменным плитам пола, что Северус услышал её еще за несколько поворотов коридора. И, почти столкнувшись, увидел только едущую прямо на него гору гигантских тыкв, за которой даже не было видно толкающего тележку Хагрида. Но тот вовремя заметил директора, затормозил и попытался сдвинуть своё транспортное средство немного в сторону.

— Вот, на кухню везу. Хеллоуин у нас, значит, скоро. Тыковок-то много надо, вот и везу. Праздник у детворы любимый.

Насчёт любимого праздника Снейп предпочёл промолчать и хотел уже, кивнув, пройти дальше, но заметил, что у Хагрида что-то неладно с глазами — они были блестящими, воспалёнными и покрасневшими, как от попавшего в них песка или от долгих рыданий. Конечно, заплакать тонкослёзый Хагрид был готов по любому поводу, но ведь не над грядущей же судьбою тыкв он только что рыдал?

— Что-то случилось у тебя? — спросил Снейп. — Почему глаза красные?

И вот тут Хагрид выудил из кармана свой неизменный платок, больше похожий на скатерть, опёрся о тележку спиной, закрыл платком лицо и стал то ли всхлипывать, то ли сморкаться. А директор стоял рядом, считал тыквы и тоскливо думал о том, что ему скоро предстоит пережить еще один в этой жизни Хеллоуин.

— Так что случилось? — не выдержал он наконец.

— Папку видел, — донеслось из-за платка. — Утром в лесу папку моего встретил. Папку моего маленького…

— Какого папку? Ты можешь говорить внятно?

Хагрид протяжно всхлипнул, высморкался со звуком шотландской волынки, утёрся и запихнул платок в карман.

— Я утром шёл себе тут в лесу недалеко, на полянку вышел, а он там стоит возле кустов, папка мой, в куртке своей старой стоит, меня увидел и как улыбнётся мне, а я…

— А что ты?

— А я стою как дурак и смотрю, а он стоит, улыбается.

— Так, стоп. Там огонёк рядом светил? Такой огонёк, будто свеча в фонаре?

— В фонаре? В каком фонаре, Северус? А… Ты что, думаешь это там фонарник болотный был? Морок мне навёл? Что ж я, по-твоему, фонарника не различу, который как дым такой с фонарём в руках? Не было там никакого фонарника, и болота там рядом нет, поляна сухая, чистая. Там только папка был.

— Как он выглядел? Как привидение?

— Да какое привидение? Не прозрачный, не светится, обычный такой, на земле стоит и на меня смотрит. А я… Я такой виноватый, Северус…

— В чём ты виноват, объясни толком.

— Так я ж тогда в Хогвартс уехал, как раз на второй курс тот самый. А он полез, значит, крышу чинить. Он же своими руками дом такой высокий построил, чтоб я, значит, туда помещался. Он же сам махонький был, я ж его в свои семь лет на коленку сажал, а он дом высокий построил, а меня не было, а крыша потекла, когда я в Хогвартсе был. Он на ту крышу полез чинить её, и упал оттуда, высоко ему было, насмерть он упал тогда. Вот если б я там был — я бы сам туда легко достал, а он бы и не убился. А я не там был… Соседи и похоронили, я его и не видел мёртвым.

По лицу великана бежали крупные слёзы, он вытирал их кулаком и тяжело сглатывал.

— Вот… А тут он стоит, улыбается, меня ждёт, значит. А у меня ж никого, кроме папки, и не было…

— Ты подошёл?

— Нет, не подошёл, испугался я. Вот стыдно сказать — испугался. Как рванул через кусты словно заяц какой, так до самой избушки и бежал. А теперь думаю — это ж он там один остался. Я тут один, а он там один…

— Брось, Хагрид. Ты ведь сам понимаешь, что если и не морок это, то всё равно что-то наведённое, из твоей же памяти вынутое.

— Да понимаю, Северус, а всё одно — всколыхнуло меня всего, подняло внутри. Да ты-то в голову не бери, у тебя и без того забот полно. А у меня уляжется, вот может к завтру и пройдёт уже. Прости, что не сдержался и тебя задержал тут. — Харгид решительно вытерся рукавом и потёр одну руку об другую. — И на кухне заждались уже, я им обещал мигом обернуться. Доброго вечера тебе, директор.

Снейп, с трудом дотянувшись, похлопал Хагрида по плечу, кивнул ему и еще несколько мгновений провожал глазами согнувшуюся над поручнями огромной тележки спину.

А Хеллоуин действительно неумолимо приближался и обещал быть в этом году особенно омерзительным. Он, собственно, обещал это каждый год, но никогда раньше не брал на себя проведение праздника жизнерадостный профессор Флитвик, а тут так сложилось…

Ещё в конце прошлого учебного года два… Северус уже давно затруднялся в подборе эвфемизмов… два титана альтернативного мышления замкнули всю систему движущихся лестниц замка в карусель. Наверное, по их замыслу это должно было быть весело, но те два десятка школьников, которые оказались на подвешенном в воздухе замкнутом колесе, разные части которого наклонялись при этом в разные стороны, почему-то стали не веселиться, а кричать от испуга, и хорошо еще, что никто из них не попытался спрыгнуть вниз. Сбежавшиеся преподаватели вытаскивали детей по одному с помощью Leviosa и осторожно по воздуху переносили в коридоры, а уже опустевшие лестницы коллективно били Petrificus чуть ли не по каждой ступеньке, чтобы заставить их остановиться. Но Флитвик, который сначала распутывал наложенное заклинание, а потом зачаровывал лестницы заново, пришёл в неимоверный восторг от сложности и красоты придуманных и использованных малолетними идиотами чар. Он воодушевился настолько, что за общим обедом встал и торжественно объявил, что если создатели этого непотребства признаются в авторстве ему лично, то он обещает выхлопотать им прощение у начальства, выставить высший годовой балл по Чарам и быть руководителем их следующего совместного проекта. Снейп тогда громко скрипнул зубами, но вынужден был промолчать, чтобы не ронять авторитет профессора Флитвика, которого он безмерно уважал еще со времён собственного студенчества.

Недоумки радостно сознались — еще бы, такой успех и известность. Не будем уточнять цвет их галстуков, но уже было объявлено, что в этом году именно они под руководством Флитвика готовят на Хеллоуин нечто ранее невиданное и необычное, и это будет им зачтено как годовой проект по Чарам. А сам профессор Флитвик обратился к директору с просьбой выдать его подопечным диспенсацию на все их возможные придумки. Северусу пришлось признаться, что он, возможно, и выдал бы чего-то там, но впервые слышит это слово, на что получил ответ про «молодых-зелёных, не обученных в Гейдельбергском университете». После чего лексикон директора пополнился новым словом, обозначающим всего-навсего «освобождение от обязательной нормы закона или его послабление для конкретного случая». Директор дал себе зарок никогда в жизни это слово не употреблять и вообще его поскорее забыть, но здесь и сейчас вынужден был дать согласие на просьбу старого профессора Чар, уже тогда понимая, что ему еще придётся об этом пожалеть. И еще решил, что постарается в день и в ночь праздника не находиться в замке, тем более что его отсутствие вряд ли кого-то огорчит. Но для этого надо было так разгрести все срочные дела, чтобы ничто не могло внезапно потребовать его присутствия в Хогвартсе.

Поэтому за несколько дней до Хеллоуина он к концу дня так обработал все накопившиеся за два месяца учебные ведомости, что его заместителю оставалось только сделать из них заключительную выжимку, сгрёб все бумаги в папку и отправился искать этого самого заместителя, то есть МакГонагалл.

Снейп несколько раз осторожно постучал в дверь её апартаментов и решил уже, что искать надо в учительской, когда дверь наконец отворилась и он увидел Минерву в тапочках, длинном тёплом халате в цветах её тартана — зелёный, коричневый и золотой, без привычной остроконечной шляпы и с выбившимися из пучка на затылке волосами. Она растерянно посмотрела на него и наконец сделала приглашающий жест рукой.

-Ты удивительно вовремя, Северус. Возможно, ты-то мне сейчас и нужен.

Он зашел в гостиную, сел и немедленно получил в руку уже наполненный на четверть стакан.

— Glendronach, односолодовый, двенадцатилетний, — возвестила профессор Трансфигурации.

— В честь какого события?

— События? Скажи мне, Северус, ты помнишь Элфинстоуна?

— Безусловно. Я же был на вашей свадьбе в Хогсмиде. Это было в конце первого года моей …э-э-э… славной педагогической деятельности, где-то в мае восемьдесят второго, так?

— Именно так, странно, что ты помнишь даже дату.

— Знаешь, это был, наверное, первый раз, когда я увидел вас всех в действительно неформальной обстановке, где впервые смог посмотреть на вас не как на своих бывших профессоров и вынужденных коллег, а просто как на людей, что ли. Пляшущий на веранде Дамблдор, который взметает свою мантию как танцовщица фламенко юбку — одно это уже незабываемо. А Хагрид, на одном плече которого сидит Синистра, а на другом Пинс… А Кеттлберн, который своей единственной рукой жонглирует тремя вилками… А двое министерских, которых Флитвик склеил спинами… А Спраут, обнимающая горшок с папоротником-кладоискателем и уверяющая, что это лучший подарок для молодожёнов, потому что у него потрясающее чувство юмора… А ты еще удивляешься, что я это помню.

— А я помню, что ты там всё время просидел в углу, сосал один стакан и не поднимал головы. И вообще ты мне тогда очень напоминал полудохлого скорпиона. А Элфинстоун потом сказал, что ты похож на тощего стервятника. Но вот ты действительно это помнишь, а большинство даже не знает, что у меня был муж. Любимый муж.

— К чему это ты?

— Я его сегодня видела, Северус. Видела Элфинстоуна Урхарта, своего давно умершего мужа.

Снейп поднял голову, прищурился и пристально посмотрел в глаза МакГонагалл.

— И не смотри на меня так, я не настолько пьяна.

— А теперь подробно, Минерва.

— Ты знаешь что такое Lignum Animatum?

— Знаю, но теоретически. Растение чрезвычайно редкое, высокая трава, имеет небольшие горизонтальные побеги. Их когда-то использовали в зельеварении для создания эликсиров, усиливающих магическую связь между объектами. А потом изобрели Протеевы чары, и надобность в таких элексирах отпала потому, что чары эти надёжнее и долговечнее.

— Ну да, это любопытное растение, его побеги могут двигаться и изменять форму, принимая очертания животных. Я его случайно увидела у нас в лесу, совсем недалеко от замка. Но была тогда в анимагической форме и неохота было превращаться обратно. Решила потом сходить и собрать немного побегов, чтобы показать кое-что студентам. Мне пришло в голову, что на них очень наглядно можно объяснить принцип трансфигурации неживого в живое — показать разницу между простым изменением формы и настоящей анимацией, оживлением, — она сделала глоток и повертела стакан в руке. — Долго собиралась туда сходить, и сегодня решила, что откладывать уже некуда — конец октября. А когда я пришла на ту поляну, там был Элфинстоун.

Она замолчала, отставила стакан и прикрыла глаза рукой. Молчал и Снейп, сжавший пальцами переносицу и напряженно пытающийся что-то понять. МакГонагалл — не Хагрид, ей уж точно ничего не показалось и не привиделось, а все болотные фонарники от неё сбегут, побросав фонари.

— В каком именно месте это было? — спустя несколько минут напряженного молчания спросил он.

— Знаешь ту прогалину, где дерево, молнией ударенное? Не очень далеко от опушки.

Снейп утвердительно хмыкнул. Место это было приметным именно из-за дерева. Молния в него ударила много лет назад, и теперь черный потрескавшийся толстый ствол был весь покрыт молодыми зелёными ветвями, тянущимися от корней и из всех трещин ствола. Художнику бы наверняка понравился такой образ — яркая молодая жизнь, рвущаяся из чёрного обугленного тела — но художников в Хогвартсе и его окрестностях почему-то никогда не водилось.

— Вот там я и видела Lignum. А когда пришла его нарвать, Элфинстоун уже был там.

— Опиши подробно. На что это было похоже?

— Не «это», Северус, а «он». Не привидение, не наваждение, не иллюзия, не морок. Твёрдо стоял на земле, одет был в обычную синюю мантию, обут был в любимые коричневые ботинки. Северус, у него тень была, понимаешь — тень была. У какого призрака бывает тень?

— Он что-то говорил?

— Нет. Молчал и смотрел на меня.

— Минерва, говори уже толком, почему я должен тянуть из тебя каждое слово?

— А нечего говорить. Он стоял и смотрел, я стояла и смотрела. Я не видела его столько лет, что почти забыла его лицо, а тут я могла хоть смотреть, понимаешь? Увидеть его еще раз… Ты понимаешь, что если бы я была с ним тогда, в тот момент, то могла бы его спасти, и он был бы сейчас жив? Я там стояла, смотрела и винила судьбу и себя. Никогда себе не прощу, что меня тогда не было рядом.

— Ты не могла его спасти. От укуса ядовитой Тентакулы может спасти только противоядие, принятое в первые три минуты. У тебя бы его с собой не было в любом случае.

— Ты не представляешь, сколько я об этом потом читала и думала. Я могла бы его спасти — я бы догадалась использовать заклинание Frigidus, резкое охлаждение, чтобы замедлить распространение яда. А в Мунго бы нашлось противоядие. Я могла бы.

— Минерва, нельзя жить в сослагательном наклонении. Ты понимаешь о чём я. Это я тебе говорю, а я полжизни в нём прожил — в предположительном действии, в несостоявшемся, в гипотетическом.

— Ты прав, Северус, и я уже давно так не живу, всё отошло, отодвинулось, даже горе стало просто светлой грустью. Но я снова смотрела на Элфинстоуна, видела его лицо, взгляд…

— Его взгляд обвинял тебя в чём-то? И, кстати, на какой возраст он выглядел?

— Нет, он просто смотрел, улыбался. Возраст? А вот не знаю… Ну да, пожалуй, сейчас он бы выглядел старше. А может и нет… Мы просто стояли и смотрели друг на друга. Я, кажется, плакала. А потом незаметно стемнело и я перестала его видеть. Еще постояла там и ушла назад. Сейчас еще выпью и буду спать. Наверное.

Снейп порылся во внутренних карманах и выудил флакончик с голубоватым зельем.

— Из личных запасов. Виски, что в стакане остался, можешь допить, а потом запей зельем и отдыхай. Ты считаешь, со всем этим надо разобраться?

— Спасибо Северус? Но с чем тут разбираться, с моими галлюцинациями? Иди уже.

Северус встал, одним глотком допил оставшееся в стакане и осторожно поставил стакан на стол среди стопок студенческих работ по трансфигурации. Подошел к двери, взялся за ручку и обернулся к сгорбившейся в кресле Минерве.

— Боюсь, что эти галлюцинации могут стать массовыми, профессор МакГонагалл. И меня редко обманывают дурные предчувствия.

А творившееся вокруг него в замке соответствовало любым тревожным ожиданиям. В преддверии Хеллоуина Хогвартс стал похож на ведьминское логово из страшных маггловских сказок. Стены коридоров оплела мерзкая почти натуральная паутина, разрывая которую то тут то там вылезали стонущие скелеты, а сами лохматые пауки были размером с собаку. В воздухе парили чёрные оплывающие свечи, горящие мрачными зелёными огнями, а среди них с тонким визгом носились летучие мыши, норовящие сесть на плечи или на голову директору, идущему утром в учительскую. Снейп скрежетал зубами, его буквально тошнило от этого китча, и особенно раздражали появляющиеся в самых неожиданных местах светящиеся шедевры подросткового остроумия типа «Мерлин жив! А ты даже не успеешь написать завещание». Убедившись, что его никто не видит, он раздраженно удалил надпись и злобно испепелил на подлёте парочку нетопырей, но тут еще один, подлетевший сзади, умудрился сесть ему на плечо. Снейп, не задумываясь, уничтожил бы и его, но на счастье почувствовал через мантию острые коготки, а шею согрело жаркое тепло настоящего, а не иллюзорного птичьего тела.

Это была мелкая встрёпанная бородатая неясыть Аберфорта, для которой в Хогвартсе не существовало никаких защитных чар и щитов, она была способна проникать буквально сквозь стены. Не иначе как покойный директор постарался… На привязанном к лапке клочке бумаги было только одно криво нацарапанное слово «Зайди». Директор дошел до учительской, мстительно истребив по дороге еще парочку пауков, и убедился, что комната пуста, а значит всё идёт как положено — профессора на уроках, то есть и милые детишки при деле — оставил там принесенную из дома стопку пергаментов и аппарировал к «Кабаньей голове».

В столь ранний для обычных клиентов час трактир еще был закрыт, но открывший Снейпу дверь Аберфорт выглядел как обычно — в потёртом фартуке и с тряпкой в руке.

— Пиво или кофе? — спросил он вошедшего гостя, мотнув головой в сторону стойки.

— Если у тебя кофе такой же дрянной, как и пиво, то обойдусь и без того, и без другого.

— Значит кофе, — кивнул Аберфорт и пошёл на кухню. Снейп обошёл стойку и сел на скамью около ближайшего стола. Еще через пару минут подошедший хозяин хлопнул на стол две кружки с тёмной дымящейся жидкостью, принёс из-за стойки тарелку с солёными сухариками и уселся напротив. Снейп вопросительно посмотрел на него, втягивая носом горьковато-терпкий аромат вполне приличного и крепко заваренного кофе.

— Тут такое дело, Снейп. В лесу у нас, от замка недалеко, какая-то тварь завелась непонятная.

— Да что вам всем — мёдом что ли намазано на той поляне с деревом сожженным? — искренне удивился Снейп. — Что вы один за другим туда паломничаете?

— Не я один значит попался, — ухмыльнулся Аберфорт. — А кто еще?

— Да какая разница, от меня ты чего хочешь? Со мной вместе туда сходить?

— Мне там уже ничего не надо, я кукушкин мох для коз собирал, а через поляну назад шёл. А ты сходи, развлекись. Я там по самое не хочу развлёкся.

— И встретил ты там, небось, старшего брата своего.

— Не путай, Снейп, грешное с праведным. Не брата, тобою убитого, а сестру. Ариану я там видел. Вот как тебя сейчас вижу.

— Насколько я понял из рассказов твоих предшественников, она там стояла, смотрела, улыбалась и ручкой тебе махала?

— Кончай свои шуточки, Снейп. Не до улыбок там было. Она на меня с обидой смотрела. Я ж у неё один тогда оставался, других никого у нас с ней считай и не было. Или ты думаешь, что Альбус там с эмпиреев своих спускался, чтобы ей волосы расчесать или платье постирать?

— Она тебе что-то говорила?

— Да она вообще не из разговорчивых была. И тут молчала. Смотрела только. Моя вина — не оттащил я её тогда куда подальше от этих двух словоблудов одержимых. И пусть бы они там друг дружку хоть поубивали… А я их пытался остановить, чуть не влез между ними, а она за мной и бросилась — привыкла за мной ходить, а может и испугалась за меня… Ладно, о чём я, их уже и никого на свет нету…

— Ты лучше скажи — как считаешь, что это в лесу было? И что ты сделал, когда её увидел?

— Не знаю, Снейп. В теориях не силён. Я сначала аж обмер, а потом, ясное дело, сообразил, что это обманка какая-то. Сначала Finite Incantatem кинул, но оно ничего не дало, как в воздух ушло. Постоял еще, посмотрел. А потом что? Можно было бы Reducto попробовать или там Incendio… Но не смог я. Не смог в Ариану, пусть даже в такую… Повернулся и ушел.

— Жаль, что не попробовал — хоть понятно было бы материальный это объект или нет.

— Вот иди и сам пробуй. Я тебя потому и позвал, затем и рассказал.

— А я на той поляне ничего не забыл. И что мне с этим твоим рассказом делать — тоже непонятно.

— А кому ж, если не тебе, с этим разбираться?

— Ты меня ни с кем не перепутал? У нас главным Спасителем мира кое-кто другой работает, и это точно не я. Ты вообще знаешь, что Запретный лес Хогвартсу не принадлежит и я за него не в ответе?

— А кто в ответе?

— Мерлин знает. А может, и сам Мерлин не знает. Запретный лес находится в пространственной складке, а с Хогвартсом соприкасается только точкой входа-выхода — в него ниоткуда больше не зайдёшь и не попадёшь. Есть территории ненаносимые, которых ни на карте нет, ни с воздуха не увидишь, а есть территории ненаходимые — которые как бы в этаком пространственном кармане прячутся. Лес наш — ненаходимый. Какого он размера, куда тянется — никто не знает и не узнает, а выводит он, скорее всего, вообще в иные миры и времена. Откуда и что в том лесу берётся — нам неведомо.

Они помолчали, допивая кофе. Аберфорт с хрустом грыз сухарики, а Снейп брезгливо морщился, глядя на рассыпающиеся по столу крошки, и старался не коснуться липкой на вид столешницы рукавом мантии.

— Знаешь, — сказал он, ставя на стол пустую кружку, — я лет в двенадцать нафантазировал себе экспедицию в этот наш лес. Солидная такая экспедиция, а я её начальник. И день за днем шли мы по волшебному лесу навстречу приключениям, встречали на пути и то и это, но со всем мы расправлялись одним взмахом палочки. Преимущественно моей, конечно, палочки. А когда фантазия моя истощилась, оказалось, что вышли мы к Хогвартсу со стороны квиддичного поля. С другой стороны то есть, с противоположной. Землю вокруг обошли, одним словом… Спасибо за кофе, хозяин. Если до чего додумаешься — дай знать.

В лес он действительно идти не собирался. По крайней мере, пока не собирался, потому что у него не было даже мало-мальски приемлемой гипотезы о том, что и почему там на самом деле творится. Он весь оставшийся день перебирал в уме разные возможные причины того, что некие… назовём их фантомами… некие фантомные магические явления не развеиваются после применения Finite Incantatem.

Нельзя с помощью Finite отменить магию того, кто магически намного сильнее тебя. Но Аберфорт — маг не слабый, хотя этого никак не афиширует.

Не развеивается магия крови. Не тот случай — Минерва с Урхартом не кровные родственники.

Не развеивается магия артефактов. Фантомы наверняка не были артефактами.

Не развеиваются заклинания, наложенные на магические предметы, как например, кольцо Гонтов или проклятое ожерелье. В нашем случае — явно мимо.

Ещё не развеивается от Finite магия, связанная с пространством и временем — например защитные чары, скрывающие местоположение. Тоже не наш случай.

Что ещё? Пожалуй, ещё только самоподдерживающиеся заклинания — те, что продолжают действовать без постоянной магической подпитки, например, переносные порталы или магические ключи. Но это тоже не про нас.

Нужен какой-то другой взгляд, подход с другой стороны, вычленение и анализ других единиц информации. Иначе говоря, и так понятно, что нужна Гермиона.

В школе после уроков началась такая суматошная подготовка к завтрашнему празднику, что Снейп решил в кои веки уйти домой пораньше, чтобы не видеть всего этого балагана. Сделал каменное лицо, прошел через все стоны скелетов, завывания неизвестных магической науке монстров и крики летучих мышей, уничтожил на двери учительской надпись «Обернись, если думаешь, что за тобой никто не следит», отмахнулся от очередного вампира, лязгнувшего зубами перед его носом, вышел из замка, облегченно вздохнул и аппарировал домой.

Там он наконец-то нашел время, чтобы законсервировать перед наступлением холодов свою небольшую теплицу с травами для зелий, убрал в сарай летнюю мебель с террасы на заднем дворе, нашел под выступом крыши гнездо Огненных ткачей, порадовался, что не спутал их с обычными осами и не уничтожил сгоряча, а потом аккуратно перенёс по воздуху гнездо вместе с обитателями на растущее рядом с живой изгородью дерево. Магических ос на участке иметь полезно — они далеко не разлетаются и плетут в воздухе такие сложные структуры, которые дополняют магическую защиту дома, потому их еще называют живыми рунами.

Инспекция холодильника ничем не порадовала, но ещё через полчаса он уже вернулся из ближайшего супермаркета с двумя уменьшенными пакетами продуктов и с трехфунтовым ведёрком любимого Гермионой вишнёвого мороженого, уменьшать которое он не решился, потому что Гермиона утверждала, что это портит вкус. Впрочем, готовить всё равно было лень, а потому он успел ещё и принести из китайского ресторанчика жареный рис с овощами и лапшу с креветками, а потом и заварить правильный зелёный чай.

Гермиона появилась поздно, с удовольствие поужинала, но от чая отказалась в пользу мороженого, совершенно, по мнению Снейпа, не вписывающегося в общество риса и лапши. Сам он пил чай и жаловался ей на скелетов, вампиров и собственную недальновидность, позволившую ему положиться на здравый смысл профессора Флитвика. А потом, старясь ничего не упустить, рассказал про фантомы на полянке Запретного леса и про свои мысли на этот счёт. Точнее, про отсутствие каких-либо мыслей и соображений.

— На это надо смотреть с какой-то другой точки, — закончил он свой рассказ. — Мне для этого иного взгляда явно не хватает данных, но идти туда самому за дополнительной информацией как-то не хочется.

Гермиона задумалась, привычно прикусив палец.

— Эти фантомы ничего плохого не делали, так? — спросила она наконец.

— Можно сказать и так. Но ничего хорошего они не делали тоже.

— Они сами не шли на контакт, они ничего не говорили, а просто стояли и смотрели. И они все — мёртвые. Причем умершие уже давно.

— У нас слишком малая выборка, чтобы это утверждать.

— Да, по показаниям всего троих свидетелей мы ничего утверждать не можем, а большего у нас нет. Но они все — мёртвые, а причина смерти одна на всех — несчастный случай. И есть еще нечто общее между всеми тремя, и это очень важное общее.

— Ну, говори уже.

— Хагрид видел любимого папу. МакГонагалл видела любимого мужа. Аберфорт видел любимую сестру. А вот теперь подожди, я быстро.

Она соскочила со стула и побежала вниз по лестнице — в библиотеку. Через минуту поднялась обратно, на ходу листая книжку, нашла нужную страницу, раскрыла и сунула Северусу.

— Прочти. Это рассказ Брэдбери «Марсианин»*, он небольшой. Жаль, что ты в детстве не читал научной фантастики, и не только в детстве. Это же такой огромный мир! И он приучает на всё смотреть с неожиданных сторон и видеть скрытые стороны в привычном и обыденном… Думать учит.

Достала палочку, одним взмахом собрала посуду, отправила на кухню и велела ей там мыться самостоятельно.

— Короче, у нас в лесу марсианин, — хмыкнул Северу, дочитав. — И лес наш выходит не только в иные миры и времена, но и на другие планеты. Этого даже я в своих детских фантазиях не представлял. Ладно, марсиан в сторону. Что остаётся?

— У Брэдбери этот марсианин принимал образ потерянных и утраченных любимых людей, считывая этот образ из чьего-то сознания. То же самое, что и в случае этих лесных фантомов. Нечто или некто вынимает из сознания образ умершего близкого человека и наглядно его воспроизводит.

— Зачем?

— Ты подозреваешь, что это делается с какой-то определённой целью? А может, это как у того марсианина — непроизвольно. И ведь эти фантомы ничего не говорили, не приближались, ни на что на провоцировали, ничего не заставляли вольно или невольно делать. Даже на заклинание Аберфорта не было никакой реакции. Возможно, это какая-то спонтанная магия.

— Чья? Леса? Поляны? Дерева? Нет, для спонтанной магии это всё и слишком просто и слишком сложно одновременно. Нехарактерно. Твоя догадка описывает, но не объясняет.

— Давай с другого боку. Скажи мне: кто или что умеет вынимать из сознания образ и наглядно его воспроизводить?

— Зеркало Еиналеж. Выручай-комната. Да даже боггарт умеет. Замечательная гипотеза — идёшь ты по лесу, а там сидит у тебя на дороге добрый-добрый боггарт и заботливо выводит тебе навстречу того, кто давно умер, но ты был бы не прочь с ним повидаться. Ну да, боггарт может превращаться в объёмное на вид тело, которое непрозрачное стоит на земле, имеет цвет, но никогда не приглядывался — отбрасывает ли оно тень. Вот только как на взгляд отличить реальное тело от нереального, неужели только ли по тени?

— Северус, ты не перестаёшь меня удивлять. Ты же всё-таки учился в маггловской школе, читал нормальные книжки, а не знаешь как без палочки отличить видение, иллюзию или галлюцинацию от реальности.

— Просвети. Мне тебя до сих пор просвещать приходится в тех вещах, которые для меня сами собой разумеются.

— Если пальцем нажать снизу на глазное яблоко, то реальные предметы раздвоятся, а иллюзии или галлюцинации — нет. Но я не знаю раздваивается ли то, что показывает тебе боггарт?

— Ну, навскидку предположу, что форма боггарта псевдофизическая, то есть его образ должен подчиняться законам восприятия, а значит он раздвоится. Но, возможно, и не раздвоится, ведь его образ является не настоящим объектом, а скорее магической проекцией. Короче, это непредсказуемо, и вообще добрый боггарт магией не предусмотрен. Но это мы ушли куда-то в сторону от наших фантомов.

— Даже если и ушли, то всё равно мы где-то близко. Добрых боггартов не бывает, но разве те трое, что с фантомами встретились, ушли с той поляны счастливыми и довольными?

— Гермиона, это всё умозрительные рассуждения. Но ты подумай потом про это ещё, ладно? А так, пожалуй, стоит просто вокруг той поляны поставить какую-нибудь защиту, чтоб никто случайно не забрёл. Но сначала мне надо пережить завтрашний беспредел в Хогвартсе…

— Ой, хорошо, что напомнил! Чуть не забыла про костюм для Эйлин, сейчас принесу, а ты ей завтра пораньше с утра передай.

Северус недоуменно повертел врученный ему свёрток и, вопросительно подняв бровь, посмотрел на жену.

— Ну они же завтра все собираются быть в костюмах хеллоуинских. Она просила костюм летучей мыши.

— Но почему там что-то розовое?

— Потому что она хотела костюм розовой летучей мыши. Джордж и Рон делали его специально для неё, ни у кого больше такого не будет. Я потому так поздно и пришла, что костюм у них должна была забрать.

— Моя дочь будет в костюме розовой летучей мыши? — опасным тоном спросил Снейп.

— Северус, прекрати. Никто ничего такого не подумает. А если и подумает, то твой авторитет с тебя не свалится.

— Я не желаю этого видеть!

— Ну так и не видь. Просто не смотри, а уйди. Никто там не ждёт, что ты будешь радостно плясать среди факультетских столов и разбрасывать вокруг конфеты. А главное — не говори потом, что утром не вспомнил про костюм и забыл передать. Давай я сейчас на него напоминалку поставлю.

Снейп швырнул костюм Гермионе и в отвратительном настроении ушёл спать. Чтобы утром проснуться в настроении не менее отвратительном, как и всегда в этот последний октябрьский день — самый ненавистный ему день года.

Он прошел камином в директорский кабинет, вызвал эльфа, всучил ему свёрток для Эйлин, переоделся в хогвартскую мантию и пошёл на завтрак.

У подножия винтовой лестницы, ведущей в Директорскую башню, его дожидался утренний хеллоуинский сюрприз — щедро украшенный мхом и ветками бузины открытый гроб с окровавленным покойником внутри. И к этому подарку явно приложил руку, то есть палочку, профессор Флитвик, поскольку обонятельные чары относились к чарам высшего уровня, и вряд ли были доступны даже семикурсникам. Северус остановился и сжал зубы. Напрягшись, заставил себя вспомнить слово «диспенсация». Суровым тоном сказал сам себе, что огнём взметнувшиеся в нём сейчас горечь и обида — это эмоции, недостойные его, взрослого человека. Что обида — это всегда результат несоответствия твоих ожиданий и реальности, и если реальность оказывается не такой как ты ожидал, то реальность в этом не виновата, а ты сам дурак. Что ни сам Флитвик, ни малолетние придурки на самом деле не…

Он ещё сильнее сжал зубы, загнал палочку поглубже в рукав, обошёл инсталляцию по широкой дуге, и пошёл в Большой зал, чтобы явить себя народу и убедиться, что ничего чрезвычайного за ночь в Хогвартсе не случилось. Уже отбившись по дороге от очередных вампиров и пауков-переростков, вылезающих из стен на его пути, он на первом этаже прочёл на стене возле класса Трансфигурации очередное откровение — «Истинную тайну магии постигнет лишь тот, кто носит непарные носки». Вынул палочку, чтобы убрать надпись, но вспомнил как Эйлин объясняла ему, что носки по природе своей существа одинокие, жить в парах им тяжело и безрадостно, а потому они при первой же возможности разбегаются, чтобы уже никогда не встречаться. Вздохнул, спрятал палочку и пошёл дальше.

За завтраком Снейп аккуратно и равномерно размазал еду по тарелке и стал пить кофе, медленно обводя тяжёлым взглядом факультетские столы один за другим. И убедившись, что все разговоры оборвались на полуслове, а все носы опущены исключительно вниз, решил, что уже отыграл свою роль главного чудовища на сегодняшнем карнавале, а дальше все способны повеселиться и без него.

Из Хогвартса он аппарировал в цветочную лавку на Косой аллее, а оттуда перенёсся к воротам кладбища Годриковой Лощины и пошёл среди хаотично расположенных старых поросших мхом каменных надгробий и вековых деревьев к могиле, расположенной в отдалённом от церковной части углу.

Еще издали увидел там красное пятно, такое контрастное на серо-коричневом общем фоне, и досадливо цокнул языком — в этом году его снова угораздило оказаться тут в одно время с бравым аврором. Они сталкивались здесь раз в несколько лет, и каждый из них почему-то испытывал какое-то непонятное смущение или стеснение в присутствии другого в этот день и в этом месте. Хотя — кому и стоять у этой могилы в последний день октября, если не им двоим? Кто вообще приходит сейчас сюда, кроме случайных зевак или — не приведи Мерлин! — организованных экскурсий «по местам боевой славы»?

Снейп и Гарри обменялись взглядами и кивнули друг другу. Профессор вывалил охапку тигровых лилий рядом с рассыпанными по могильной плите белыми лилиями Поттера, и теперь надгробие почти полностью скрылось под накрывшими его цветами.

И так они простояли некоторое время, каждый погруженный в своё, а потом Поттер зачем-то поправил косо лежащий цветок и обратился к бывшему профессору.

— А пойдёмте выпьем, сэр. Я сюда прямо с суточного дежурства, но спать как-то совершенно не хочется, как и присоединяться к хеллоуинским забавам.

Снейп на пару мгновений задумался: пить на пару с Поттером ему совершенно не хотелось, хотя они, само собой, не раз за эти годы сидели за одним столом, где им обоим приходилось одновременно поднимать бокалы или стаканы. Но в одном тот был прав — им обоим не было места на сегодняшних костюмированных вечеринках хоть магического, хоть маггловского миров. Розовая летучая мышь… Но почему бы ему не потратить этот день с толком, тем более что Спаситель мира сам под руку подворачивается?

— Знаете, Поттер, пить в это время не хочу и вам не рекомендую, но, если у вас остались силы после дежурства, могу предложить прогуляться в одно непонятное место, где уже минимум трое видели оживших мертвецов. Мне не то чтобы требуется аврор для сопровождения, но вдвоём нам проще будет кое-то проверить.

— Безусловно, профессор, — без колебаний ответил Гарри. — Если я могу быть вам хоть чем-то полезен — вперёд. Нам куда?

Они аппарировали к опушке Запретного леса и одновременно взглянули на ярко освещенные окна Хогвартса, вокруг которого медленно летали тыквенные головы с горящими внутри свечами и порхали огромные летучие мыши. Те и другие подлетали к окнам, стучась в них и издавая устрашающие звуки, а потом улетали, чтобы постучаться в следующее окошко. Да уж, в этом году «Профессор Флитвик & Со» действительно превзошли всех своих предшественников, а заодно и самих себя…

Снейп повёл Поттера по самой короткой дороге, где им приходилось перешагивать через упавшие от ветра ветки и обходить разросшиеся за лето кусты. Под ногами шуршала желтеющая листва, и Гарри, внимательно слушавший рассказ профессора, то и дело совершенно по-детски пинал её ногами, провожая глазами разлетающиеся в сторону сухие мелкие листья. Внезапно он огляделся и застыл на месте.

— Сэр мы что, идём на ту полянку, где дерево сожжённое?

— Да, именно там эти фантомы и водятся.

— А вы знаете, что это как раз та поляна, на которой меня Волдеморт убил?

Теперь застыл на месте Снейп. Он потрясенно взглянул на Гарри, а потом сжал кулаки и наморщил брови, что-то напряженно вспоминая.

— Поттер, — медленно начал он, — я, конечно, знаю об этом только в пересказе Гермионы, а она воспроизводила ваш давнишний рассказ. Но насколько я помню, шла речь о том, что именно где-то здесь вы выбросили Воскрешающий камень. Если это так, то…

— О нет, сэр. Вы подумали, что эти ваши фантомные мертвецы и Воскрешающий камень… Нет, сэр. Это было бы слишком просто, хотя и красиво, надо признать. Я действительно выбросил его здесь тогда. Но потом я его отсюда забрал.

— Как забрали? Когда?

— Да в том же году, сэр, где-то осенью. Я подумал, что такая вещь не должна валяться неизвестно у кого под ногами. А как забрал? Да просто вот пришёл сюда и сказал: «Aкцио, Воскрешающий камень», и он сам мне в руку прыгнул. Я же его хозяин, он не мог меня не послушаться.

— А куда вы его дели?

— Знаете, сэр, я решил, что об этом никто никогда знать не должен, но вам скажу. Я его спрятал туда же, куда и палочку. Они там вместе.

— Вы хотите сказать, что тогда сами вскрыли…

— Да, профессор. Я тогда и я сам. Вскрыл и закрыл. Никто не видел. Идёмте дальше, тут только через кусты пройти осталось.

Снейп еще раз ошарашенно взглянул на это уникальное создание в очках, встряхнул головой так, что хрустнула шея, и послушно двинулся вслед за ломанувшейся через кусты красной мантией.

А на поляне его ждала Лили Эванс.

Северус почувствовал как у него заколотилось сердце — застучало так, что стук его отдавался в горле и волнами бил изнутри в уши. Последний раз он видел её году в семьдесят девятом… нет, где-то в начале восьмидесятого, случайно, на Косой аллее… А потом… Он, оказывается, даже забыл, что у неё были веснушки. Не такие прозрачные, как у Гермионы, а рыжие, круглые… И если бы не он, она бы сейчас была жива, смеялась бы сегодня с внуками, пекла бы для них хеллоунские яблоки в карамели и раздавала конфеты соседским детишкам… А он ещё смеет жить, отобрав жизнь у неё, он посмел забыть о своё вечной вине. И он обманывал сам себя, убеждал сам себя, что эту вину чем-то там искупил. И посмел в это поверить, поддался, решил, что может дышать свободно. А у него нет на это права, этой вины не искупить никакими годами и никакой кровью, а тем более его кровью — грязной кровью предателя и убийцы…

— Мама… — растерянно выдохнул где-то рядом Поттер. — Мама… Но этого же не может быть, это же неправда. Я не хотел… Почему я? Это не я.

Снейп сглотнул и закрыл глаза. Стало легче, хотя ненависть к себе продолжала рвать его изнутри. Он сосчитал до пяти, снова сглотнул и открыл глаза, уставившись под ноги и запретив себе поднимать взгляд на стоящую посреди поляны женскую фигуру.

— Поттер, — хрипло спросил он, — во что она одета? Во что одето то, что вы видите? Мы должны понять, видим ли мы одно и то же.

— Э-э-э, в мантию, сэр.

— Поттер, какого цвета мантия?

— Трудно сказать, она тёмная такая, мантия то есть. Ну, скорее всего, она коричневая.

— А моя одета в зелёную.

— Не понял, сэр. Мы что — оба видим мою маму? Я думал, только я её вижу.

— Я тоже так думал. Закройте глаза, станет легче. И да — мы оба видим образ одного и тоже человека. Фальшивый образ, фантом.

— Это я виноват в её смерти, сэр. Если бы не было меня, она бы сейчас жила спокойной и счастливой жизнью.

— Поттер, закройте глаза.

— Но вы-то, вы-то, сэр… Я думал, что для вас это уже… э-э-э… неактуально.

— Вы идиот, Поттер.

— Да, вы правы, я идиот и всегда им был. И именно поэтому я закрывать глаза не буду. И вы, профессор, уже можете их открыть. Incarcero!

Из палочки Поттера вырвались магические самозатягивающиеся верёвки, и какое-то мгновение они видели охваченную путами женскую фигуру. Но ещё через миг верёвки бессильной кучкой опали на землю, не будучи способными удержать воздух. Фантом исчез.

— Рад, что в вашем арсенале появилось ещё что-то, кроме Expelliarmus, — не удержался уже почти пришедший в себя Снейп. — Гриффиндор в полный рост — сначала стреляем, потом думаем.

— А что тут думать, сэр. Это боггарт. Но в данном случае на Ridiculus меня бы не хватило, я бы не смог представить…

— Очнитесь! Какой же это боггарт, Поттер? Я уже не говорю о том, что они живут только в помещениях, в домах, в малых замкнутых пространствах

— Ну… это неправильный боггарт. Боггарт-мутант. Судите сами — то, что мы видели, ведёт себя в точности как боггарт, то есть стоит и молчит. Оно выглядит именно так как образ, создаваемый боггартом — плотный, цветной, стоящий на земле. Вне образа оно становится невидимым и исчезает. Если нечто ходит как утка, крякает как утка и выглядит как утка — то это и есть утка, сэр. Вы согласны?

— С тем, что касается утки — да. Но тут… не порежьтесь бритвой Оккама, Поттер.

— Эволюция, сэр. Почему не предположить, что и для магических существ она работает? Боггарт откуда-то сбежал, его здесь кто-то потерял или, наоборот, спрятал. А он в лесу мутировал. Тем более, сэр, что волшебники давным-давно научились с ними справляться, а это значит, что у них появился стимул развиваться и совершенствоваться. Да не смотрите на меня так, профессор. Да, я не способен сварить ни одного зелья, но это не значит, что я не умею читать.

— И стрелять…

— Да, и снитчи ловить. Правда, давно уже не ловил, но за меня мой Джеймс ловит. Судите сами, профессор: поляна эта непростая. Какая магия тут скопилась и как действует — нам не узнать… Вот вы говорите, на ней растение какое-то редчайшее вдруг ни с того ни с сего выросло. Так на ней вообще много чего происходило, даже если молнию вспомнить. Может, здесь вообще когда-то ветки рунами какими-то особыми легли. К этой полянке Волдеморт со товарищи магию свою приложили. Я здесь на траве умер, воскрес и даже за Грань сходить при этом умудрился.

— Поттер, знаете ли, не всё в мире вертится вокруг вас. А вы, кажется, по-прежнему считаете себя мерой всех вещей.

— Любой из нас мера всех вещей, сэр. И я хочу вам сказать, что меня даже моя добрая тётя Петуния не обвиняла в смерти матери. Я никогда так не думал, и только этот ваш фантом заставил меня эту вину почувствовать. Подумайте сами, сэр: это боггарт-мутант, он вызывает не страх, а чувство вины. Вы же сами мне сейчас рассказывали о реакциях на него Хагрида, МакГонагалл и Аберфорта. И, заметьте, я не спрашиваю о том, что почувствовали здесь вы, профессор. Мне достаточно знать, что вы — вы! — закрыли глаза.

Северус стоял, опустив голову. Страх — угроза внешняя, он сам же и способен плеснуть адреналина, дающего силы для борьбы. Страх — эмоция, которую можно преодолеть достаточно быстро, особенно если разум способен рационализировать угрозу. Вина же — силы забирает, заставляет сомневаться в себе Страх проходит, а разбуженное чувство вины может преследовать годами, оно подрывает твою уверенность и заставляет бороться не с внешним образом, а с самим собой. Да уж, если Поттер прав и боггарт настолько самоусовершенствовался… Магический паразит, понимаете ли, перешел на следующую ступень эволюции. А очередной новостью станет духовная эволюция глистов…

— Я, наверное, знаю, где он прячется, — прервал паузу Гарри. — сверху на стволе дерева обожженного есть глубокое почти вертикально идущее отверстие, дупло такое. Там боггарту прекрасно — темно и тесно. Так что, думаю, мы его с вами можем поймать и тем решить проблему на будущее.

— Откуда вам известно про дупло, Поттер?

— Видите ли, сэр, я там однажды был, курсе, кажется, на втором. Не в дупле, конечно, а на дереве этом. Мы… ну, гуляли тут однажды, а потом нас что-то спугнуло, и мы на дерево повыше залезли, чтоб не заметили.

— Вы на втором курсе ещё и гуляли в Запретном лесу? Впрочем, чему я удивляюсь…

— Ну так снимите с меня баллы, профессор. Если бы тогда не гуляли — я бы сейчас не вспомнил про дупло.

— И вы умеете ловить боггартов? Или только изгонять обучены?

— Поверьте, сэр, — усмехнулся Гарри, — я много кого умею ловить. — и он распахнул аврорскую мантию, демонстрируя Снейпу висящие на левом боку магические наручники и болтающийся на правом боку маггловский электорошокер. — Но вам тут придётся немного подождать, для ловли боггарта мне надо принести другие штуки, моё отработанное сегодня суточное дежурство боггартов не предусматривало. Но я быстро. Если он снова наружу вылезет — просто отвернитесь.

— Знаете Поттер, — не сдержался Снейп, уязвлённый и его словами и всей ситуацией в целом, — вы передо мной тут мантию сейчас распахнули просто жестом бывалого эксгибициониста.

— Никогда с ними не встречался, сэр, но если вы так говорите — значит так оно и есть. Вам лучше знать, — он нагло ухмыльнулся своему бывшему профессору в лицо и аппарировал.

— Это ты в приличном районе вырос, мальчик — со злостью сказал Снейп кучке сухих листьев, взметнувшихся в воздух на месте аппарации. Трансфигурировал из камешка стул, сел на него, вытянул ноги, достал на всякий случай палочку и позволил себе слегка расслабиться. Да, встряска была запоминающаяся. Эта нечисть не просто выставляет вину перед глазами, а делает её живой. От боггарта-страха можно убежать, а от вины не спрячешься. Гермиона действительно была где-то рядом, почти нащупала, ведь и правда — все ушли с этой поляны подавленными и опустошенными, угнетёнными каждый своей закостенелой виной. Но у них у всех вина надуманная, а у него-то как раз реальная… Так, прочь! Думай о чем-то другом — вот тебе задание: придумай словесную форму заклинания, которым можно изгнать боггарта-вину. Думай, Северус, вспоминай латынь. Ну, например, пусть будет Veritas Animis — истина души — чтобы превратить старую вину в пустоту, в тень былых эмоций. Или Renascor Serenitatis — возрождение спокойствия — примирение с собой, осознание права на прощение. Но можно ли вообще действительно до конца изжить из себя вину — не загнать поглубже, а именно изжить, пережить, жить дальше без неё? А нужно ли?..

Его размышления были прерваны появлением рядом Поттера с подобием детского водяного пистолета в одной руке и с мешком-котомкой в другой.

— Веселится народ, — сказал он. — Министерство пустое, одна нечисть по коридорам бродит, а пугать ей некого.

— Можно подумать, в остальные дни не так, — буркнул Снейп. — Как вы его обираетесь оттуда вынуть, а главное — удержать вне убежища?

— Немецкая разработка, сэр. Вообще-то она для поимки скрытней придумана, но может применяться для всех невидимых существ. Сами знаете как феи своих жертв ловят — обсыпают их особой пыльцой, а потом к себе в пещеры уволакивают. Боггарт, конечно, невидимый, но объём-то у него есть. И масса у него должна быть, если он оказывает давление на поверхность и отбрасывает тень. Я распылю там пыльцу фей, и она даст сразу два эффекта: полностью охватит его, облепит по всему объёму, а ещё она же вымораживает эмоции, обладает анти-эмоциональным действием. То есть боггарт станет видимым, а эмоциональный барьер не даст ему меня прочитать, чтобы во что-то там превратиться. И тут его можно брать голыми руками. Вы меня, профессор, сейчас отлевитируйте примерно вон туда к вершине ствола и подержите там. Как закончу — крикну вам или рукой махну.

— Мерлин мой! Это наш славный аврорат расходует драгоценную пыльцу фей в таких количествах? Знаете сколько на рынке стоит унция?

— Профессор, мы это обязательно обсудим, но потом. Вы готовы?

Снейп вскинул палочку, поднял Поттера и плавно подвёл его к указанному месту у верхушки чёрного ствола. Сквозь ветки увидел вырвавшуюся из пистолета-распылителя струю мельчайших ярко светящихся звёздочек, услышал кряхтение Поттера, засунувшего руку чуть ли не по плечо куда-то вглубь дерева, повёл носом, втягивая в себя горьковатый запах осенней травы вместе с древесными, чуть пыльными нотками запаха сухих листьев, и встал поустойчивей — немного расставив ноги и слегка откинувшись назад.

Гарри возился среди веток неожиданно долго, но в конце концов дал отмашку, и Снейп столь же плавно приземлил его вместе с ходящим ходуном завязанным мешком.

— Крупный гад, — сказал Поттер, отряхиваясь, — отъелся на свежем воздухе. Подержите, профессор, я пока мантию почищу и руки сполосну. Можете развязать и заглянуть — мешок с чарами удержания, он не сбежит.

В невесомом мешке извивалось комковатое нечто, покрытое тонким туманом искрящихся золотистых частиц, а когда Северус осторожно дотронулся пальцем до мерцающей поверхности, то ощутил прохладу и лёгкое покалывание. Он с исследовательским любопытством надавил поглубже, но почти не почувствовал сопротивления — как при попытке проткнуть пальцем вялый воздушный шарик. Ещё немного полюбовался играющими на свету обволакивающими переливами золотой плёнки, затянул мешок мельничным узлом и вручил его доблестному аврору.

— Профессор, — спросил Гарри, когда они уже прошли в молчании почти весь путь до выхода из леса, — как вы думаете, какова вероятность того, что этот боггарт единственный в своём роде?

— Понятия не имею. Хотелось бы надеяться, что он не успел размножиться.

— А как вообще размножаются боггарты?

— Почкованием, Поттер. Автономной отслойкой. От них спонтанно отделяется клочок магической субстанции и пускается в одиночное плавание. Но происходит это крайне редко, мы даже не знаем, насколько редко. И об этом, кстати, написано в учебнике ЗОТИ для третьего курса, господин Главный аврор.

— Авроры чрезвычайно редко ловят боггартов, сэр, а на моём третьем курсе… Знаете, я вот думаю, что если нам попался такой исключительный экземпляр, то его можно было бы удачно пристроить. Американцы где-то под Чикаго вот-вот откроют Заповедник редких магических существ, так наш министр мог бы на открытие им преподнести столь ценный подарок. Как считаете?

— Я против подобного разбазаривания нашего национального достояния, — хмыкнул Снейп, — но кто я такой по сравнению с Министром магии и Главным аврором всея Британии? Послушайте, Поттер, — он резко посерьёзнел, остановился и развернулся лицом к Гарри, — Мордред с ним, с этим боггартом. Давайте мы с вами уничтожим Старшую палочку и Воскрешающий камень. Всегда есть и будут те, которые жаждут власти и бессмертия и готовы добыть их любой ценой. Этих вещей в мире быть не должно, они нарушают баланс этого мира, и вы это понимаете не хуже меня. Вы их хозяин — вам решать, но вдвоём это сделать безопаснее. Я уверен, что смогу удержать Адский огонь.

Поттер натянул капюшон мантии, лихим движением забросил за плечо сумку-котомку и стал похож на средневекового пилигрима. Они стояли на краю леса, и справа от них тянулись к небу башни и башенки Хогвартса, а слева вдалеке блестело гладью Чёрное озеро, и за растущими вдоль него деревьями угадывались нечёткие на фоне серого осеннего неба контуры белой гробницы.

— Адский огонь и я могу удержать, профессор, — усмехнулся Гарри, — хотя этому уж точно не научишься по учебникам ЗОТИ. Но, знаете ли, пусть палочка и камень остаются там, где лежат. Мир может не волноваться. Пока вы, сэр, хозяин здешних мест — для них нет хранилища надёжнее.