И всякий прочий хлам... (гет)

В библиотеке дома семьи Снейпов в щедро украшенной раме висел портрет Финеаса Найджелуса Блэка.

Предыстория его появления там достойна быть поведанной хотя бы вкратце. Но поневоле это "вкратце" получится довольно длинным и насыщенным всякими событийными и эмоциональными подробностями.

Началась она с того, что далеко не сразу после Последней битвы Гермиона вспомнила, что в её бездонной сумочке томится холст с портретом, взятым ею когда-то из особняка на Гриммо. Но поскольку уже вспомнила, то при первом же удобном случае вручила его законному хозяину дома, чтобы Финеас Найджелус мог вернуться на своё место в галерее семейных портретов. Перед этим она развернула холст с намерением поблагодарить директора Блэка за его неоценимую в их странствиях помощь, но на тот момент портрет был пуст: его обитатель находился во второй своей раме — в директорском кабинете Хогвартса. Гарри не проявил особой радости, но пустой холст забрал и аккуратно водрузил на законное место в фамильном доме. Однако буквально через несколько дней директор Блэк нагрубил хозяину дома, презрительно назвав его «негодным наследником презренного предателя семьи и погубителя рода». Скорее всего, Финеас Блэк, этот всегда сдержанный в проявлении своих эмоций аристократ, просто поневоле наслушался воплей портрета своей внучатой племянницы Вальбурги, и всего-навсего повторил её слова. Но тут обычно спокойный и выдержанный Гарри, переживавший в то послевоенное время тяжёлый посттравматический синдром, так оскорбился за Сириуса, что, проявив несвойственную ему в просьбах твёрдость и красноречие, очень-очень настойчиво попросил Гермиону забрать портрет и — если заменить его слова эвфемизмами — «унести как можно дальше».

Забрав холст, Гермиона вежливо выслушала сетования мистера Блэка о прервавшемся великом роде и опоганенном родовом гнезде, а в ответ предложила ему поселиться в доме чистокровнейших волшебников, где и хозяин и хозяйка происходили из «Священных двадцати восьми», а кроме того, оба были не менее, чем на четверть Блэками, и при этом сама хозяйка являлась собственной правнучкой Финеаса Найджелуса. Безусловно, она заранее заручилась согласием на то мистера и миссис Уизли, которым было по большому счёту всё равно что висит в их доме и насколько громко оно разговаривает. Блэк милостиво согласился, однако через некоторое время практически переселился на свой портрет в Хогвартсе, где и попросил директора Снейпа связаться с Гермионой и передать ей, что он, персона викторианской эпохи, привык к иной среде и другим условиям проживания, а потому не желает находиться среди людей, не имеющих представления о достойном образе жизни и истинных семейных ценностях чистокровных семей.

Гермиона вздохнула, забрала у Уизли пустой на тот момент холст, свернула его в трубочку, засунула во всю ту же безразмерную сумку и забыла о нем. Так на дне этой сумки он и путешествовал несколько лет по студенческим общежитиям, а впоследствии по разным съёмным квартирам. Только когда у Гермионы начали развиваться какие-то отношения с её бывшим профессором зельеварения… хотя нет, это невозможно назвать ни «отношениями» ни каким-то другим из употребляемых в этом контексте слов… наиболее точно описать этот долгий период жизни Гермионы можно, пожалуй, только театрально прижав руки к груди и пафосно восклицая «Как же труден путь людей друг к другу!», и при этом помнить, что один из этих людей является Северусом Снейпом… так вот именно в этот период она вспомнила о директоре Блэке, и несколько раз с массой извинений использовала его в качестве шпиона, а точнее — разведчика. Это происходило в тех случаях, когда Снейп в очередной раз пропадал на долгие дни и недели, в очередной раз твёрдо решив, что такая девушка заслуживает более подходящего, более достойного, более молодого и так далее, человека, чем он. А не находящая себе места Гермиона умоляла Блэка проверить директорский кабинет и сказать ей, что с директором Снейпом всё в порядке, что он жив, цел и не смертельно болен, что с ним ничего не случилось, а он просто её бросил. Мистер Блэк относился к таким поручениям с большим недовольством, но не было случая, чтобы он его не выполнил, многократно выразив перед тем своё неодобрение по поводу общего упадка нравов и отсутствия чувства достоинства у молодых барышень, хотя чего ждать от… понятно кого.

И когда Северус, пройдя все свои семь кругов самосозерцания и искусав в кровь губы, наконец предложил ей объединить их библиотеки, счастливая Гермиона поведала ему, что в приданое он получит не только рыжего кота, но и портрет бывшего директора Хогвартса.

Когда через некоторое время молодая семья обзавелась собственным домом в Саффолке, то безусловно не сразу, но в определённый момент возник естественный вопрос: где этот портрет повесить? Ну в самом деле, не в спальне же и не на кухне. И не в гостиной, поскольку он в этом доме всё же никому не приходится кровным родственником, хотя директор Блэк и поведал когда-то директору Снейпу, что одной из его прабабушек была некая Патриция Принц. Поэтому было решено, что самым правильным местом будет расположившая в полуподвальном этаже дома просторная с окнами под потолком библиотека, из которой лестница вела вниз в подвальный технический этаж, превращенный Снейпом в домашнюю лабораторию. На одном из благотворительных базаров, где Гермиона помогала матери, очень удачно нашлась и подходящая к размерам холста рама — из отполированного временем бука, широкая и добротная.

Директор Блэк был доволен, хотя никогда не высказал бы этого вслух. Место было хорошее — тёплое, светлое, тихое, с полным обзором всей библиотеки, как раз напротив ведущей в лабораторию двери, выходя по вечерам из которой Снейп каждый раз неохотно изображал что-то вроде приветственного кивка, на что Блэк с достоинством кратко бросал: «Виделись, коллега», подразумевая, что они уже встречались в этот день в Хогвартсе. А Гермиона, то и дело забегая за какой-нибудь книгой, приветственно махала ему ручкой, но до ответа ей бывший директор не снисходил. Конечно, хозяева его нового дома были неприлично низкого статуса крови, что и говорить, но всё же это был дом директора Хогвартса, то есть место вполне престижное и добропорядочное.

Это предыстория. А история началась потом, когда появилась Эйлин.

То есть её непосредственное появление на свет директор Блэк как-то пропустил, поскольку происходящее в доме его вообще не касалось и никогда не интересовало. Перед ним она появилась уже, так сказать, в готовом виде. Просто в один из тех дней, которые он проводил здесь, а не в привычной хогвартской компании, сначала ему послышались топочущие звуки, сопровождаемые кряхтением и пыхтением, а вслед за звуками с лестницы, ведущей в библиотеку с первого этажа, на четырех конечностях и задом наперёд спустилась небольшая тушка, оказавшаяся маленькой черноглазой девочкой, которую неслышно сопровождал большой рыжий котяра. Поднявшись на еще неустойчивые ноги и оглядываясь по сторонам, она доковыляла до середины комнаты и тут заметила портрет. Девочка застыла, опустилась перед портретом на пол и уставилась на мистера Блэка совершенно восхищенными глазами. Кот вздохнул и с недовольным видом уселся рядом, но хвостом к портрету. Так всё и началось.

Будь на месте Блэка какой-нибудь другой персонаж, то, возможно, между ребёнком и портретом могло бы с годами возникнуть даже какое-то подобие дружбы. Но бывший самый непопулярный директор Хогвартса был в своё время неласковым и вполне равнодушным отцом пятерых детей, один из которых впоследствии был им лишен наследства, второй сам ушёл из семьи и даже сменил родовую фамилию, чтобы не иметь с отцом ничего общего, третий вырос послушным и мягкотелым лентяем, а обе дочери были волей отца выданы замуж насильно. Поэтому даже подобия тёплых чувств к чужому ребёнку, тем более к ребёнку сомнительного происхождения и дурно с его точки зрения воспитанному, Финеас Блэк испытывать в принципе не мог. Но он постепенно привык, что это вечно растрёпанное существо, сопровождаемое большим рыжим котом, часто сидит в библиотеке, поджидая его появления в раме, радостно его приветствует и тут же начинает рассказывать какую-то детскую чушь на всё более и более членораздельном и понятном языке. Он не вслушивался в то, что она ему говорит, но периодически кивал головой, вставлял «да ну» или «да-да», а с годами даже стал сам рассказывать ей поучающим тоном одни и те же короткие истории о том, например, что древнейший и благороднейший род Блэков ещё со времён Елизаветы Первой имеет право напрямую обращаться к правящему монарху Британской Империи, или о том, что именно Блэки в своё время составили первый список магических родов Британии. Истории эти из раза в раз повторялись по кругу, но Эйлин слушала их, раскрыв рот и затаив дыхание. Она называла его «дедушка Блэк», и рассказывала всем, желающим слушать, что у неё есть два дедушки: один — маггл, а другой — портрет. Дедушку Джона она любила, а к дедушке Блэку испытывала чувство, которое можно было назвать преклонением, при этом оба родителя девочки совершенно не понимали чем именно он смог её так пленить, и между собой над этим тихонько посмеивались.

Это преклонение требовало от беспокойной натуры Эйлин каких-то действий, какого-то выражения, и она нашла как ей проявить свои чувства к дедушке-портрету. Она стала украшать его раму.

Начала она это еще тогда, когда еле-еле дотягивалась до нижней части портрета, но с течением времени в зоне досягаемости постепенно оказывались боковые части рамы, а уж когда она открыла для себя и освоила библиотечную стремянку…

Вся досягаемая поверхность рамы была густо оклеена подлинными сокровищами. Яркие бусинки, глянцевые фантики, самые красивые пуговки и камушки, перламутровые обломки ракушек, осколки блестящих ёлочных игрушек, цветные стёклышки, кусочки конфетной фольги, пластиковые цветочки… В единственных экземплярах там ещё присутствовали найденный на улице жетон лондонского метро, мумифицированное тельце стрекозы с радужными крылышками, драгоценная маленькая чешуйка дракона, абсолютно случайно оказавшаяся в её кармане при посещении драконьего заповедника, а также значок участника региональной конференции дантистов, который бабушка Джейн считала потерянным. И, само собой, во всех промежутках между элементами этой глазоломной мозаики сверкали и переливались разноцветные стразики, стразики, стразики… Каждая деталь была на совесть приклеена клеем, который еще в начале своих трудов Эйлин позаимствовала у папы на столе, и который она тайно хранила в выемке задней стенки рамы, но при этом как-то ни разу не задумалась о том, почему содержимое маленького пузырька за несколько лет не пересохло и не закончилось. Коллаж уже перевалил на верхнюю поперечину рамы, но дело продвигалось не так быстро как хотелось бы, поскольку дедушка Блэк заслуживал только самого лучшего, а самого лучшего сразу много не бывает, оно появляется постепенно.

Родители никак не комментировали процесс и вообще делали вид, что ничего не замечают, единодушно решив, что большого убытка в том нет, а в поле зрения дедушки Блэка может попасть что угодно, кроме той рамы, в которую он заключен, так что сам он, слава Мерлину, этой красоты никогда не увидит. Вообще-то они оба к этому двумерному представителю благороднейшего и древнейшего рода относились как-то без должного почтения. Северус, так и не поборовший неодолимую неприязнь к носителям этой фамилии, однажды, в каком-то неожиданном для него самого подростковом порыве, мелким почерком написал на одном из приклеенных дочкой фантиков «Immanissimum ac foedissimum monstrum», а Гермиона, вытирая с рамы пыль обычной маггловской тряпочкой, напевала что-то вроде «если имя твоё Блэк — будешь чистым ты навек», намекая на девиз благороднейшего семейства.

— Послушай, Северус, — как-то раз сказала Гермиона, — Эйлин очень переживает, что дедушка Блэк давно не приходил, она спрашивала меня, что с ним могло случиться. Ты ему там передай, что она ждёт и беспокоится.

— А что с ним в принципе может случиться? — вопросил Снейп. — Я не помню, когда я его видел в последний раз, но уверяю тебя, что он не бедствует. Дедушка наш тот еще пуританин золотого века — он частенько подживает на одном хогвартском триптихе с голыми купальщицами, наядами и русалками — такие, знаешь, рубенсовские девы там…

— Купальщиц Ренуар постоянно рисовал, а не Рубенс — не преминула вставить Гермиона. — Ну попроси там у каких-нибудь картин, чтобы они деда нашего нашли и домой погнали, ребёнок же ждёт, ребёнку душу излить некому.

— Ничего я ни у каких картин просить не буду. Мне, кстати, тоже душу излить некому, вот заодно тебе и изолью: сегодня опять сочинял письмо в Попечительский совет, чтобы выбить деньги на специалиста по очистке и реставрации этих самых картин. В стране, понимаешь ли, единственный такой специалист, и вот он категорически отказался даже начинать работу без предоплаты, а наши попечители упёрлись, что заплатят только «по факту выполнения» и никак иначе, причём о существовании такого понятия как компромисс ни одна из сторон не подозревает. А многие полотна уже настолько обветшали и выцвели, что их персонажи просто боятся в них находиться, и кучкуются потому на более-менее сохранных чужих картинах. И это выливается последнее время в такие непристойные скандалы и разборки, что ты и представить не можешь. Ор по ночам на весь замок стоит… И само собой, в качестве арбитра все эти благородные и не слишком благородные дамы и господа признают только меня, уровень ниже директорского их не устраивает. А тут я приду что-то у них просить… Появится дед у меня в кабинете — скажу.

Ближайшие несколько дней директор Блэк в кабинет не заглядывал, а Снейп в один из вечеров, зайдя в домашнюю библиотеку за книгой из ближайшего к портрету шкафа, случайно поднял глаза на этот самый портрет, и ему показалось, что вместо привычного чёрного фона картины он видит только чёрную подложку рамы, на которую и был натянут холст. Он подошёл поближе: холста действительно не было, а от рамы фонило так, что даже перебивало общий магический фон библиотеки, который никак нельзя было назвать слабым. Снейп зажёг Lumos maxima и медленно повёл палочку вдоль сияющего великолепия, в составе которого, не считая чешуйки дракона, спрятанного за рамой клея и пары-тройки стёклышек, ничего магического быть не могло. Магия, причём не самая простая, обнаружилась на верхней планке рамы, а именно — в насыпанной прямо на слой клея щедрой горсти крупинок, напоминающих крупный речной песок, но тускло и сыто отливающих золотом. И та магия, которой буквально дышали эти крупинки, чем-то ему не нравилась, что-то в ней было такое… не до конца понятное.., небезопасное…

— Гермиона! — рявкнул он так, что та в один момент слетела по лестнице в библиотеку и оказалась возле него.

— Может быть, ты знаешь что это? — он, как указкой, ткнул палочкой в горстку приклеенного золотого песка.

Гермиона вгляделась, охнула, закрыла лицо руками и запричитала:

— Нет, этого не может быть, этого вообще не может быть, этого вообще не могло случиться... Северус, выковыряй его оттуда!

— Что я должен выковырять? — обманчиво ласково спросил Снейп.

— Песок времени.

— Что-о-о-? Какой песок времени? Песок с берегов Леты, который в хроноворотах? Его же нету, его же не существует с тех пор, как… А ну, прекрати рыдать! Откуда он мог тут появиться?

— Это не настоящий песок времени, это не тот песок, а мой, но он тоже…, — Гермиона всё еще продолжала раскачиваться, закрыв лицо руками, но её причитания постепенно переходили в мелкие всхлипывания.

— Так. — Снейп взял её за плечи, встряхнул и усадил на стул. — По порядку и желательно сначала, — и он заходил по библиотеке от шкафа к шкафу, так резко разворачиваясь, что мантия за ним развевалась, как британский флаг. — Стоп! — остановил он сам себя, -Ты не можешь говорить? Ты под Непреложным обетом?

— Нет, я могу говорить, это не секретная тема, это моя личная тема, — Гермиона протёрла ладонями лицо, всхлипнула и заговорила почти спокойно. — Мы в Отделе Тайн пытаемся сейчас снова создать хроновороты, но пока мало что получается, нам не удаётся создать заново песок времени, который отправлял бы в прошлое людей и возвращал их оттуда. И я решила сначала упростить задачу. Мне удалось создать песок, который отправляет в прошлое, но не людей, а магические артефакты. Это пока только наброски, первые пробы, хотя мы уже много экспериментов провели, всё работает, но только если песок непосредственно соприкасается с артефактом, и перемещение тоже пока получается только в одну сторону, в прошлое. И на мелкий песок пока не удается наложить чары, только на такие крупинки. Зато золото трансмутационное, маховики времени потом будут стоить дешевле.

— Только в одну сторону, говоришь? Должно соприкасаться, говоришь? — прорычал Снейп. — Как вообще это могло оказаться в руках у Эйлин? Ты вообще соображаешь, что могло произойти?

— Но она же не артефакт, — резонно возразила Гермиона. — И я действительно не понимаю, как это могло оказаться у неё в руках, этого произойти просто не могло.

— Не могло, но произошло. Где хранится песок?

— Он у нас в ванной хранится, — и Гермиона снова закрыла лицо ладонями, опасливо подглядывая через пальцы. — Его нельзя в Отделе долго держать, там магии слишком много разной, она чары сбивает, песок же пока только экспериментальный, не совсем доработанный. Дома магический фон ниже гораздо, а в ванной самый слабый.

— Где? — только и спросил потрясённый Снейп. — В ванной? Когда ты в последний раз его проверяла? Да ты ж в Азкабан пойдёшь, если станет известно, что ты в доме хранишь.

— Я каждый день проверяю, каждое утро и каждый вечер. В моём шкафчике, средний ящик, в глубине, в правом углу, синяя сумка на серебряной молнии. Сегодня утром проверяла, сумка на месте. И не пойду я в Азкабан, у меня есть специальное подписанное разрешение на вынос песка из Отдела Тайн и хранение его дома.

— Кто подписывает такие разрешения? — взревел Снейп.

— Такие разрешения — прерогатива Аврората, там и подписано. — Гермиона поджала губы и опустила голову, предвосхищая следующий вопрос мужа.

— А конкретно — кто в Аврорате подписал это тебе?

Гермиона смотрела в пол и молчала. Снейп стоял перед ней, сжав кулаки, но ответа не дождался. Собственно, ответ был понятен ему заранее, мог бы и не спрашивать. Убить обоих! Обоих убить, несмотря на то, что один из них это шрамоголовый Тот-кого-убить-еще-никто-не смог, а второй — собственная жена! Но ведь с ребёнком могло случиться что угодно, в том числе непоправимое…

— Как Эйлин могла взять сумку? — спросил он наконец.

— Никак, Северус. Ни Эйлин, ни кто бы то ни был другой, взять её не мог. На ней заклинание ненаходимости, типа Фиделиуса, на мне же и замкнутое. Я потому сама тебе так подробно и объснила где именно она находится, чтобы ты теперь смог её найти и увидеть. Кроме того, и раскрыть её без пароля нельзя, там мои личные запирающие заклинания. Сумка на месте, и я действительно не понимаю, как это могло случиться.

— Значит, в правом углу, да? — Снейп круто развернулся и понесся на второй этаж. Вернулся он уже через минуту, и в руках его действительно находилась синяя сумочка на серебряной молнии.

— Фиделиус, говоришь, — прорычал он. — Для меня ты его сняла, чтобы я смог эту сумку увидеть, да? Так я же на твои сумки и без всякого Фиделиуса внимания никогда не обращал, в упор не видел, даже не притрагивался к ним где бы они ни валялись, и уж точно бы в них никогда специально не полез. А теперь скажи мне ты, великий эксперт-исследователь Отдела Тайн, ты перед своей дочерью эту сумку никогда не открывала? В руки ей сама не давала? Ну, еще до того, как стала песок в ней хранить. Ты в этой сумке какие-нибудь подарочки ей никогда не приносила, не давала ей их достать самой? Или ты думаешь, что она туда сама раньше тайком не совала свой любопытный нос? Ты что не понимаешь как работает заклинание ненаходимости, и что на неё оно в таком случае не распространяется?

— Мне в голову не пришло, — растерянно отозвалась Гермиона. — Но всё равно моих запирающих заклинаний Эйлин снять не могла, она же вообще еще даже не…

— А она их и не снимала! — он повернул сумку и ткнул её жене под нос задней стороной, в которой красовалась проделанная чем-то острым дырка с неровными краями. Снейп сунул в дырку мизинец, и вытащил его вместе с прилипшими к пальцу двумя крошками золотого песка. Гермиона онемела.

— Я её убью, — медленно по слогам произнесла она после паузы. — Хорошо, что она сейчас у родителей, а то бы я её убила прямо здесь и сейчас…

— Не смей! Не смей произносить таких слов про моего ребёнка! Даже в шутку свою дурацкую не смей! — загремел Снейп, у которого, если дело касалось Эйлин, отказывало не только чувство юмора, но, как утверждала Гермиона, и просто здравый смысл. Нет, нельзя сказать, что дочку он слишком баловал или гладил строго по шёрстке, но Гермиона считала, что Северусу стоило бы поменьше ей потакать и пореже делать вид, что у него закрыты глаза, когда речь идёт о чём-то, на её взгляд, серьёзном. — Тут не ребёнок виноват, а кое-чьё недопустимое недомыслие и разгильдяйство. Плюс ещё и этот страж правопорядка и безопасности с мозгами горного тролля! Да ты же сама вместе с ним, с подельником своим, умудрилась еще до окончания Хогвартса ограбить Отдел Тайн, Министерство магии, банк Гринготтс и мою личную кладовку! — Снейп раздраженно швырнул на стол несчастную сумку и вышел из библиотеки. Гермиона осталась сидеть, подперев голову руками.

Через несколько минут он вернулся, неся бутылку и два широких стакана. Один наполнил на четверть, в другой плеснул слегка на дно и примирительно придвинул стакан жене.

— Пей, проехали. Всё равно уже сделать тут нечего.

— Не хочу.

— Хлебни, эксперт-исследователь, и успокойся. Ты, когда выпьешь, такой забавной становишься, улыбаешься зубами вперёд…

— Зато ты становишься совсем уже унылым пессимистом.

— Можно подумать, что в остальное время я жизнелюб и фабрика света.

Гермиона подняла стакан, понюхала, отставила и просительно посмотрела на Снейпа:

— Северус, выколупай, пожалуйста, песок из рамы, он мне очень нужен, правда.

— Правда, — передразнил её Снейп. — Как я тебе его выколупаю, если клей я сам варил. Ты действительно думаешь, что от сваренного мною клея можно что-то отклеить? А там еще и свежая порция, недавно ей доливал, — он безнадёжно махнул рукой, сделал глоток и откинулся на спинку стула. — Так, восстановим картину событий. Наша дочь добывает блестящий песочек, щедрой рукой мажет на раму клей и насыпает на него песок. Пара капель клея и несколько песчинок попадают с рамы на холст. Рама-то маггловская, а вот холст… Холст сам по себе является магическим артефактом?

— М-м-м… Сам холст — вряд ли, это же просто ткань. А вот краски — да, они волшебные. С другой стороны — когда-то давно одному итальянскому художнику, магглу, случайно достались волшебные краски, он ими написал портрет улыбающейся женщины на фоне озера, окруженного холмами, и этот портрет считается мировым шедевром. Все признают, что в этой картине есть некая тайна, которую уже пятьсот лет пытаются разгадать. Но при этом даже написанный волшебными красками портрет не стал волшебным, то есть не является магическим артефактом. Что есть магический артефакт? Магический артефакт — искусственно созданный зачарованный объект с заданными магом свойствами, то есть в нашем случае это написанная магом картина с волшебным изображением, а не просто какой-то зачарованный холст и волшебные краски на нём.

— Похоже, что так. Значит всё это приклеенное добро засохло на холсте, а в тот ненужный момент, когда наш дедушка Блэк решил нас проведать, картина и стала магическим артефактом. Как ты там говорила: песок должен соприкасаться, чтобы чары перемещения во времени сработали? Вот в момент его появления чары и сработали, картина соприкоснулась с песком, и дедушка наш — тю-тю… Жаль, что у тебя больше песочка нет — я бы им много чего в Хогвартсе посыпал…

— Бедный Финеас Найджелус, — всхлипнула Гермиона. — Мы с ним столько лет вместе провели… кусок жизни… А сколько он нам всем помогал, ты помнишь? Это же он тебя к нам тогда с мечом привёл… С ним вместе хоть две тени бывших Блэков оставались, а теперь вообще только Вальбурга на Гриммо…

— О, прекрасная идея! — хмыкнул Снейп. — Наскреби там в сумочке что осталось, и преподнеси этому своему подельнику-аврору. Он живёт и мечтает от мадам Вальбурги избавиться, а тут ты с волшебным песочком-избавителем.

— Ты неправ, Северус. Он к ней давно привык, и даже где-то уважает, ему вообще почтение к старшим очень сильно привито. И на детей она не орёт, и Джинни с ней почти ладит, и Кричер к ней очень привязан.

— Ну, пусть живёт, а нам что теперь с этим хэнд-мэйдом делать? — перевёл тему Снейп, кивая в сторону рамы. — Разве что продать на аукционе и купить тебе новую парадную мантию в «Твилфитт и Таттинг». Как ты вообще собираешься объяснять Эйлин куда пропал её ненаглядный дедушка?

Гермиона хмуро промолчала, а её муж опрокинул в себя остаток огневиски и снова заходил по библиотеке, как маятник.

— Как же я ненавижу все эти портреты, моя б воля — следа бы от них у меня в кабинете не было. Посмертные маски, а гонору в них…

— Северус, это были великие люди. И дедушку Блэка мне очень жалко! Где он теперь, душа неприкаянная…

— Какая душа, Гермиона? — буквально взорвался Снейп. — Мутный слепок, искаженная тень. Подумай сама: привидения, то есть действительно неприкаянные, застрявшие души, все как один хотят уйти, маются, жалеют, что когда-то их что-то здесь задержало, или что самим решимости не хватило уйти за Грань. А портреты — довольны собой, встречала ты хоть одного недовольного? А знаешь почему? Да именно потому, что они не души, а осколки, ошмётки бывшей личности, как восковые куклы с набором шаблонных функций. У них нет рефлексии, нет способности к анализу, к пониманию реальных причинно-следственных связей… У них критика отсутствует, каждый из них собой любуется и налюбоваться не может… — он замолчал, шагая из угла в угол и сжав кулаки. Но Гермиона молчала тоже, и Снейп продолжил:

— Мой, можно сказать собственный, кабинетный, Альбус способен только рассуждать о прекрасном, сосать конфеты и ухаживать за бородой. А ведь личность более сложную, многогранную и глубокую, чем был Дамблдор — поди поищи. Да возьми хоть эту вашу гриффиндорскую привратницу, Полную Даму, что ты про неё знаешь? Я имя её сейчас не вспомню, а была она одной из жен Вильгельма Завоевателя, умной и хитрой была, огромное влияние на него имела, всех его приспешников, можно сказать, в руках держала. Наукам и искусствам благоволила, сама какой-то трактат околофилософский написала, и это при том, что сам Вильгельм даже читать не умел. А сейчас на что она способна — двери открывает да на соседние картины бегает выпить, закусить и посплетничать… И наш, с позволения сказать, дедушка, ты думаешь он только магглорожденных унижал да студентов ненавидел, пока в Хогвартсе директором сидел? Он, между прочим, отличным зельеваром был, это он впервые высказал предположение, что закон сохранения чётности должен учитываться при определении баланса масс входящих ингредиентов, да он же сам пару таких зелий создал, что только ахнешь. Я его когда-то об одном из них из любопытства спросил — так он даже не понял, о чём я спрашиваю… Нет, я совсем не возражаю против волшебных картин как вида искусства, они прекрасны именно своей живой изменчивостью, там даже на примитивных пасторалях каждый пастушок со своим норовом и характером, но этот пастушок не чей-то портрет, а просто условное действующее лицо, плод труда и фантазии художника. Он персонаж, роль, образ, типаж и ни на что большее не претендует. А портреты-то мнят себя людьми, щеки раздувают, цены себе не сложат… Гермиона, да подумай сама: если в портрете есть хоть частица души — то чем тогда он, Мордред побери, отличается от крестража?... — тут Снейп подскочил к Гермионе и схватил её за руку:

— Дай мне слово! Дай мне слово, что, когда меня не станет, ты любыми путями, любыми средствами, любыми силами выкрадешь мой портрет из Хогвартса и сожжешь его Адским огнём. Если вдруг останется пепел, бросишь его в Темзу или в Чёрное озеро, что там поближе на тот момент окажется.

— Ну уж нет! — решительно ответила Гермиона. — Кто мне обещал, что мы проживём вместе сто лет и умрём в один день? Так что ты уж, будь добр, завещай это лучше Эйлин и её внукам.

— И ты права. — ответил Снейп, проводя пальцами по руке жены и притягивая её к себе. — Теперь я знаю, из каких именно двух строчек будет состоять моё завещание.

Последние полчаса Снейп и МакГонагалл безуспешно пытались прийти к согласию по поводу запланированного ими спецкурса артефакторики для старших студентов. Директор считал, что сначала должна быть разработана примерная программа и прикинут объём необходимых материалов и прочих затрат, чтобы он мог хотя бы предварительно просчитать общий расход, а заместитель директора предлагала сначала найти подходящего преподавателя, потому что без него планировать программу просто несерьёзно. Она была столь многословна и убедительна, что Снейп уже решил в целях экономии времени и жизненных сил согласиться с ней сейчас, а уже потом — когда окажется, что толкового преподавателя искать надо долго и с фонарями — вот тогда он всё равно сделает по-своему. А пока лучше приберечь свой словарный запас для ожидаемой к вечеру министерской комиссии — его ждали разборки по поводу очередной коллективной жалобы жителей Хогсмида на неподобающее поведение старшекурсников, пристающих по субботам к местным девушкам.

В кармане рубашки завибрировал мобильник, и Снейп, помянув Мордреда, нервно рванул ворот мантии, доставая телефон. Мобильная связь в Хогвартсе скорее отсутствовала, чем присутствовала, но на пару минут разговора её обычно хватало, а потому звонить ему сюда могли только определённые люди и только в действительно экстренном случае.

— Северус, — послышался торопливый голос Джейн Грейнджер, — вы нам срочно нужны! Не волнуйтесь, все живы-здоровы, но без вас мы действительно не знаем как быть. Только имейте в виду, что во дворе посторонние…

Связь оборвалась. Снейп вскочил, успокаивающе махнул рукой тревожно глядящей на него Минерве, и с заколотившимся сердцем взмахнул палочкой.

Через мгновение он уже стоял в заросшем травой закутке двора дома Грейнджеров. В воздухе висел сильный запах гари, за забором была видна задняя часть пожарной машины, а с другой стороны двора слышались незнакомые голоса.

Снейп буквально прыжком завернул за угол дома и увидел Эйлин, сидящую на руках у бабушки, зарёванную, но целую и с виду невредимую. Он с облегчением выдохнул, и сердце наконец-то перестало биться где-то то ли в горле, то ли в висках.

В дальнем углу двора еще дымился и чадил остов некогда большой деревянной беседки, её обгоревшие останки были щедро залиты водой из валяющегося рядом пожарного рукава, а в стороне торчал из мокрой травы красный бок использованного огнетушителя. Двое пожарных стояли тут же и что-то втолковывали взлохмаченному мистеру Грейнджеру, который перепачканными руками пытался заправить в брюки вылезшие края домашней рубашки. За забором своего участка размахивал руками пожилой сосед, активно влезающий в разговор и пытающийся что-то возбуждённо объяснять пожарным, настойчиво тыча пальцем в ясное летнее небо.

— Папа! — воскликнула увидевшая его Эйлин и, змейкой выкрутившись из бабушкиных рук, подбежала, обхватила руками и уткнулась носом куда-то в район отцовского живота. Джейн подошла следом за ней.

— Северус, мы сначала ничего не поняли. Они с Джоном играли здесь на веранде в Candy Land, а я подошла, чтобы отвести ее спать. Она не хотела идти, капризничала, а потом рассердилась, топнула ногой, и… Мы стояли спиной к беседке, а она лицом, и вдруг она так страшно закричала, и всё полыхнуло. Джон схватил в гараже огнетушитель и побежал тушить. Сосед тоже подбежал с огнетушителем, но оказалось, что он перед тем уже успел вызвать пожарных. Они приехали когда большого огня уже не было, но все равно на всякий случай залили всё водой. А теперь они говорят, что непонятна причина возгорания, что не могло оно так полыхнуть одновременно со всех сторон, если только не было намеренного поджога. И что, хотя нет запаха бензина или керосина, они будут сейчас вызвать каких-то экспертов или кого-то там… Интересуются, было ли строение застраховано, требуют каких-то объяснений. А что мы должны им говорить?

— Папа, я не хотела, правда-правда. — Эйлин старательно вытирала мокрый нос об его мантию и боялась поднять глаза.

— Я знаю, — вздохнул Снейп и, наклонившись, взял дочку на руки. — Не бойся, никто тебя ругать или наказывать не собирается. Мы, взрослые, разберемся сами. А с тобой мы потом специально поговорим, я тебе все объясню.

Сзади послышался негромкий хлопок аппарации, и, прежде чем Снейп успел обернуться, он увидел буквально засиявшее солнечной улыбкой лицо тёщи:

— Гарри, дорогой! Как же я рада тебя видеть!

— Здравствуйте, миссис Грейнджер, здравствуйте, профессор! — главный герой магической Британии, известный в ней любому книззлу и каждому садовому гному, огляделся вокруг и тоже радостно улыбнулся. — Вот оно что… Ну, собственно, так я сразу и подумал. Знаете, моя Джинни нашим детям колыбельную поёт, так там такие слова есть: «Первая магия солнечным лучиком с неба пробьётся и путь озарит…». Поздравляю вас, сэр, и вас, юная леди, и вас, миссис Грейнджер!

— Спасибо, Гарри, — улыбнулась Джейн, — но я бы спокойно обошлась без этого… лучика, уж поверь мне…

— Поттер… — процедил, прищурившись Снейп, — вы с вашей аврорской вседозволенностью не сподобились подумать, что нельзя аппарировать туда, где могут находиться магглы?

— Конечно не сподобился, сэр, — подчёркнуто вежливо и с той же широкой улыбкой ответил Гарри. — Разве я когда-то спорил с вами, сэр? Но я смотрю, вы тут находитесь на виду у этих самых магглов в расшитой рунами мантии, сэр. Честно говоря, я и еще об одном не сподобился подумать — что вы сами сможете так быстро оказаться здесь, а потому очень спешил. У нас на тревожном табло замигал сигнал о магическом всплеске в маггловском районе, а там, смотрю, адрес такой знакомый… Вспомнил, что Гермиона должна вернуться только послезавтра, ну и решил взять вызов на себя, …мало ли что могло тут случиться.

— Все правильно ты решил, — сказал подошедший к ним Джон Грейнджер. Он пожал руку Снейпу, потрепал по плечу Гарри и погладил голову внучки, уткнувшейся в папину шею. — Эти пожарные говорят, что с возгоранием что-то нечисто, а сосед вообще плетёт нечто про инопланетный огонь, упавший с неба. Он у нас вообще, знаете, уфолог-самоучка такой. Хорошо хоть больше никто этого не видел, а то еще бы и божественное знамение с небес приплели...

— Да всё в порядке, мистер Грейнджер, — Гарри продолжал всё так же радостно улыбаться, — это обычное дело, у нас таких вызовов хватает. Расследовать тут нечего, а стирателей я вызвал сразу. Они разберутся с вашими пожарными и соседями. Вы вот лучше скажите, профессор, когда праздновать будем? Это же надо отпраздновать с размахом. Правда, принцесса?

Эйлин скосила на Гарри один глаз и показательно громко всхлипнула, утирая рукавом давно высохшие слёзы. Снейп достал из кармана платок и стал осторожно протирать мордочку дочери. Он думал о том, что сегодня безусловно один из самых важных и значительных дней его жизни. Ну, может быть, за исключением того дня, когда он впервые увидел свою дочь — белый свёрточек, лежащий возле Гермионы и отдельный как независимое государство, всем своим видом дающее понять, что главное тут именно оно…

— Вернется Гермиона, вот тогда решим, что, когда и в каком составе праздновать, — буркнул он в ответ, не поднимая глаз. — А в ближайший выходной мы с ней в две палочки всё это тут восстановим, конечно. Вы лучше, Поттер, помогите мне сейчас навести на эти головешки качественную иллюзию, чтоб она несколько дней продержалась, не привлекая соседского внимания. Если, конечно, вам по чину заниматься здесь такой ерундой.

— С вами, сэр, я готов заниматься и не такой ерундой. И не только здесь. Ну, вы же сами знаете.

— Господи, да прекратите вы, — взмолилась миссис Грейнджер. — Двое взрослых людей, а как окажутся рядом да зацепятся языками… Это там ваши, да?

Гарри оглянулся и кивнул. Со стороны лужайки к дому подходили два странно одетых человека. Первый, помоложе, был в светлом шелковом пиджаке и при галстуке, но при этом на ногах у него красовались грязные резиновые охотничьи сапоги до бёдер, а тот что постарше был одет в клетчатую ковбойскую рубашку, а его голову венчала высокая велюровая шляпа цвета молодой травы, которая сидела на макушке так, как будто была прибита гвоздём. Поттер приветственно махнул им рукой и зашагал навстречу, на ходу подавая какие-то знаки.

— Боже, как же это у вас, у палочников, просто… Что память человеку стереть, что стакан воды выпить. — миссис Грейнджер покачала головой и отвернулась в сторону.

— Джейн, — поморщился Снейп, — у нас, у палочников, таков закон, тем более что другого выхода всё равно нет. Память им уберут точечно, избирательно, это же профессионалы, это их работа. Я понимаю о чём вы, но не надо сравнивать. Я не оправдываю Гермиону, но она просто не видела тогда другого выхода, мы ведь уже это не раз обсуждали с вами. Кстати, вы пьёте то… ту микстуру, что я вам сварил?

— Да, Северус, спасибо вам, головные боли стали действительно реже, но всё равно иногда такие ощущения, будто я вспоминаю сон, а не реальные события. А бывает, что всплывают какие-то воспоминания, которых точно быть не должно, будто они из чьей-то чужой памяти. Ладно, что об этом говорить…

Она повернулась и пошла к дому, а Снейп задумчиво смотрел на троих мужчин, машинально поглаживая дочь по чёрным кудрям. Младшего из стирателей он узнал сразу: Рэйвенкло, Маркус Блишвик, выпуск девяносто пятого года, ВО на выпускном экзамене по зельям. А старшего он то ли не знал, то ли никак не мог вспомнить, хотя и пытался. Кого-то тот напоминал, кого-то из позапрошлой, что ли, жизни, из времён его собственной учёбы. В последнее время он вообще стал замечать, что люди как-то раздражающе повторяются. Все новые человеки — это какие-то отпечатки прошлого, для каждого из них в этом самом прошлом найдётся двойник, схожий то ли лицом, то ли мимикой, то ли повадкой, то ли ухваткой… Это возрастное, что ли? Когда вернётся Гермиона, спрошу не замечала ли за собой подобного. Как она там? Еще два дня осталось, скорей бы уже вернулась… А вот Поттер, трансформировавшийся за годы знакомства из хилого недокормыша в гладкого лося, напоминает слишком многих одновременно. Ладно бы только собственных родителей, но вот он сейчас и палочку тремя пальцами крутит точно так же, как сто лет назад вызывающе вертел палочкой его блохастый крёстный. А своей неизбывной доброжелательностью периодически смахивает на Люпина. А если уж зацепиться за эту самую вечную благожелательность, то иногда как взглянет Поттер поверх очков — так и еще кое-кого напомнит этаким своим светлым всепонимающим взглядом…

Авроры тем временем разошлись, и один подошел к скатывающим напорный рукав пожарным, а второй, похожий в своих сапогах на бредущую цаплю, направился в сторону соседского двора. Снейп отвернулся, достал палочку и пробормотал «Reficite», убирая щекочущий ноздри запах гари. А праздновать-то действительно придётся, так уж принято, и все будут на этом праздновании радоваться, словно нежданное счастье привалило. Можно подумать, кто-то когда-то сомневался, что привалит. Да он бы любого такого сомневающегося… Хотя, честно говоря, они с Гермионой в последнее время как-то слишком старательно не касались этой темы, по возрасту-то давно бы уже пора… Так, значит надо быстро разобраться тут и связаться с Гермионой, она должна узнать об этом от него, а не от родителей, и уж тем более не от бравого аврора.

Встав с разных сторон бывшей беседки, они с Поттером начали возводить невидимые стены вокруг обгоревшего остова. Воды вокруг обуглившихся досок налилось столько, что тут бы как раз и пригодились те самые сапоги. Передвигаясь по сухой кромке, они «рисовали» на невидимых стенах контуры беседки, а внезапно переставшая плакать и страдать Эйлин, подобрав у забора кривую ветку, прыгала рядом, старательно пытаясь повторять веткой движения их палочек.

— А ведь сосед не так уж и неправ, — заметил Снейп. — Это и должно было выглядеть как огонь, упавший сверху. Но чтобы вот так сразу по всему периметру, это ж с какой силой надо было стукнуть этим вашим «солнечным лучиком»?

— Ну так чья же она дочка-то, профессор!

— О-о-о, да вы никак вспомнили, что вашим детям еще в Хогвартсе учиться?

— Я об этом никогда не забываю, сэр, но вообще-то это я Гермиону имел в виду.

Снейп поймал себя на мысли, что если наложить сейчас на Поттера неотменяемое проклятие раздвоенного языка, то ему самому это обойдётся всего в пару-тройку месяцев Азкабана, зато…

— Папа, — вовремя встряла Эйлин, — если вода потушила огонь, значит вода сильнее огня. А что сильнее воды?

— Солнце. Оно эту воду высушит, испарит.

— Но ты говорил, что Солнце — это такой огонь. Значит огонь всё равно сильнее?

— Эйлин, ради Мерлина, прекрати задавать вопросы и скакать, у меня от тебя в глазах рябит.

— Как рябит? Покажи глаза!

Снейп подобрал полы мантии и со вздохом присел, глядя на неё.

— Нормальные глаза у тебя, папа, ничего в них не рябит. Это тебе просто так кажется, а я сейчас наколдую, чтобы больше не казалось.

— Экспеллиармус, — быстро сказал Гарри, выхватывая у неё из рук ветку, уже нацеленную в глаза Снейпа. — Знаете, профессор, а вот если судить по темпераменту, то сложно поверить, что это ваш ребёнок.

— Да, мне тоже периодически кажется, что она родственница Пивза.

— Папа, кто это Пивз?

— Есть один такой гиперактивный полтергейст. Тоже любитель огнём побаловаться.

— Кстати об огне. — Джон Грейнджер подошел к закончившим работу волшебникам. — У Гермионы тоже было что-то вроде этого. У неё, не помню уже что там именно, но не заладилось с игрушкой, она её отбросила, и вдруг загорелся угол ковра. Ну, не загорелся, а так, затлел. Хорошо, что я оказался рядом и тот загоревшийся кусок быстро затоптал, но никак не мог тогда понять из-за чего это случилось. У вас что, всегда огонь в первый раз?

— Да нет, необязательно огонь, — у Снейпа перед глазами ярко вспыхнула картинка: орущий на мать пьяный отец размахивает руками, и вдруг все четыре ножки стула под его тощей задницей одновременно подламываются, и он со стуком грохается на пол, продолжая кричать. Из его руки выпадает жестянка с пивом, и, противно скрежеща, катится по грязному полу прямо к ногам стоящего в стороне Северуса. Мать медленно, как в замедленной съемке, поворачивает к нему голову, и в её глазах мальчик видит что-то, чего не может понять. Но почему-то точно знает, что стул сломал он. И что он этого хотел. Или он на самом деле хотел не этого?... — По-разному бывает, Джон, у всех по-разному. Вы об этом лучше вот спросите у нашего многодетного отца Поттера.

— И правда, у всех по-разному, мистер Грейнджер, каждый по-своему чудит, — подхватил Гарри. — Меня, например, в первый раз непонятно как забросило на крышу, когда я убегал от кузена с его дружками. Джинни перекрасила платье в зелёный цвет, а вместе с ним и всё, что там в комнате рядом было. Рон сильно разозлился на близнецов и приклеил их к стенке, а заодно и друг к дружке. Джеймс разобиделся на весь свет и непонятным образом так заперся в своей комнате изнутри, что и сам выйти из неё не смог. И мы тоже не смогли открыть эту дверь ни маггловскими способами, ни магическими, так что мне пришлось подлететь к окну снаружи и просто разбить его, иначе бы он, наверное, до сих пор там сидел. А Альбусу вообще страшный сон приснился, так он среди ночи побежал к маме и буквально снёс по пути несколько запирающих заклинаний с дверей нашей спальни, причём крайне невовремя…

— Поттер, пощадите, хватит! Тем более, что нам с вами уже явно пора.

— Нет, папа, мы сейчас все вместе пойдём пить чай с пирогом, ведь правда, дедушка?

— Нас действительно ждёт на кухне пирог с вишнями, так что, может быть, задержитесь еще, Северус, Гарри?

— Джон, у меня еще столько дел, что страшно о них думать. Только сегодня до вечера надо успеть проверить… а, да ладно, вам оно не надо! — Снейп безнадёжно махнул рукой. — Так что, Эйлин, нам с мистером Поттером нужно вернуться каждому к своей работе, а тебе, смею напомнить, уже очень давно пора спать. Мы оба здесь оказались не по собственному желанию, а именно потому, что вам, моя леди, захотелось покапризничать.

— Но я не буду спать, я не хочу спать! Гарри, скажи, что ты останешься! Ты же обещал, что научишь меня играть в Авроры-и-Воры.

— Рад бы, но нет, принцесса. Обязательно научу, но не сегодня, я сейчас вообще должен быть не здесь, а совсем в другом месте.

— А где? Где ты сейчас должен быть?

— Мисс Снейп, прекратите заговаривать нам зубы, и быстро спать!

— Я не пойду спать!

— Пойдёшь!

— Нет!

— Да!

— Нет, нет, не-е-е-т, не-е-е-е-е-е-е-т!!!

Воздух слегка дрогнул и как будто подёрнулся рябью, пахнуло озоном, а над головами промелькнули мелкие красные искорки.

Директор Хогвартса и глава Аврората моментально развернулись в боевую стойку «спина к спине», и одновременно вскинули палочки.

— Мне здесь уже не нравится, — поведал Снейп, подойдя к двери.

— Можно подумать, тебе вообще где-то нравится, — обреченно выдохнула Гермиона, открывая дверь и заглядывая внутрь. — Здравствуйте, мы можем зайти?

— Да, разумеется! — откликнулась миссис Гленн, учитель-инспектор начальной BrookesSchool графства Саффолк, делая приглашающий жест. — Садитесь, пожалуйста. Очень рада буду наконец-то познакомиться с родителями нашей ученицы.

Она внимательно оглядела усаживающуюся перед её столом пару. Молодая женщина с открытым приятным лицом в ореоле вьющихся каштановых волос, с улыбкой придвинулась вплотную к столу и положила на него руки. Её спутник, всем своим видом демонстрируя отчуждение, демонстративно отодвинул стул подальше, откинулся на его спинку, закинул ногу за ногу, положил на колено сцепленные ладони и уставился вниз, опустив голову так, что его лицо оказалось наполовину скрытым свисающими черными с проседью прядями. Странная пара. И разница в возрасте слишком очевидна, и его черный свитер с не по погоде высоким глухим воротом как-то уж очень контрастирует с её светлым открытым платьем, и её поза свидетельствует о явной готовности к разговору, тогда как его спрятанные глаза и презрительно искривленные губы… В личном деле ученицы указано, что мать работает в какой-то научной лаборатории, а отец директор частной школы и учитель — химии, кажется. Что же это за школа такая, директор которой со своей коллегой не желает даже взглядом встретиться? Сноб, не иначе…

Так. Как известно, беседу с родителями рекомендуется начинать с позитива, постепенно переходя к требующим обсуждения моментам.

— Мистер Снейп, миссис Снейп, очень рада, что вы оба откликнулись на моё настойчивое приглашение. Девочка у вас замечательная, мы в школе знакомы с ней не первый год. Она активна, любознательна, у неё все в порядке с успеваемостью и с социальными навыками, все учителя ею очень довольны, и хотелось бы говорить только о хорошем, но я, как тьютор этого класса, хотела встретиться с вами обоими именно для того, чтобы обсудить то, что нас волнует и настораживает.

Миссис Снейп всем лицом изобразила внимание, мистер Снейп не шелохнулся. Миссис Гленн заглянула в листочек, на котором были по пунктам перечислены случаи и факты, требующие рассмотрения. По возрастанию, так сказать, значимости событий.

— Ваша дочь — одна из самых успевающих учениц, она много знает, много читает и всегда готова поделиться со сверстниками чем-то новым и интересным. На уроках она очень активна, всегда готова ответить на любой вопрос и в ответах демонстрирует широкий кругозор. Но мы обратили внимание, что она никогда не участвует в разговорах и обсуждениях, касающихся любимых детьми телепередач, рекламных роликов и мультфильмов, объясняя это тем, что у неё дома нет телевизора. А ведь она таким образом оказывается выключенной из многих тем разговоров, страдает коммуникационная составляющая взаимодействия со сверстниками, вам так не кажется?

— Так может, она потому так много и читает, что нет телевизора? — лениво предположил мистер Снейп, не поднимая головы.

— Но, согласитесь, для всего можно найти время, если научить ребёнка правильно им распоряжаться, не так ли? Хотя, если отказ от телевизора как одного из важных развивающе-образовательных источников является для вашей семьи принципиальным, то, безусловно это ваше право. Как и ваше право воспитывать ребёнка на том материале, который вы считаете нужным, полезным и соответствующим возрасту. Это я к тому, что, когда мы проводили урок, посвященный любимым сказкам наших детей, и они все принесли в класс свои любимые книги и сборники сказок, Эйлин принесла книгу, сказки в которой показались мне странными. Какими-то мрачноватыми, не жизнеутверждающими, не имеющими той радостной и чистой атмосферы, которая так важна для формирования детского мировосприятия. Я их внимательно прочла, но если бы меня, взрослого человека, спросили о тех моральных уроках, которые может ребенок вынести из той или иной истории — я бы не всегда знала что ответить.

— Мрачноватые? — с удивлением переспросила миссис Снейп, — Неужели сказки барда Бидля показались вам мрачнее сказок тех же братьев Гримм? Там же просто антология хоррора, жестокости, насилия и кладбищенских историй.

— Ну, знаете ли, сказки братьев Гримм — это же классика детской литературы, это вне обсуждения. И там, да — безусловно есть моральные уроки.

— Уроки классических сказок вне обсуждения, говорите? — и миссис Гленн впервые поймала пристальный взгляд чёрных глаз мистера Снейпа. — У Кэрролла классическая наша Алиса бездумно и безответственно выпивает и съедает первое попавшееся не пойми что, после чего оказывается втянутой в не самые безопасные события. В чём именно моральный урок? Чему это должно учить детей?

По тону непонятно было спрашивает это мистер Снейп серьёзно или иронически, но смотрел он при этом так, что миссис Гленн внутренне поёжилась и поспешила перейти к следующему пункту списка.

— Мы всегда идём навстречу особым потребностям и пожеланиям наших учеников, если они не вредят учебному процессу и не противоречат интересам других учащихся. Но мне кажется, что упрямое желание Эйлин писать не обычной нормальной ручкой, а птичьими перьями, мешает в первую очередь ей самой. Она вынуждена носить с собой чернильницу, чернила в которой могут разлиться, а могут и закончиться в самый неподходящий момент, например — в середине диктанта.

Мистер Снейп всем корпусом развернулся к жене и посмотрел на неё так, что даже у миссис Гленн пробежали мурашки по коже, и она заранее пожалела эту милую женщину.

— Это мой недосмотр, — поспешно сказала миссис Снейп. — Я вам обещаю, что больше таких неподходящих моментов не будет, и чернила не будут разливаться и заканчиваться. Вообще не будут заканчиваться. Но от использования перьев мы отказываться не будем, потому что это умение может пригодиться ей в дальнейшем.

Миссис Гленн мысленно пожала плечами, но решила, что это всё-таки не самые странные родители, которых ей довелось повидать за годы неустанного труда на ниве народного просвещения, а потому — надо идти дальше по списку.

— Мы неустанно печёмся об эстетическом развитии наших учеников, стараемся привить им понимание красоты природы, необходимости бережного отношения к ней. Поэтому, как видите, — и она сделала широкий жест в сторону окон, — у нас в классе много живых растений, за которыми дети ухаживают, приобретая необходимые навыки, а также развивая наблюдательность и умение любоваться прекрасным. Мы также попросили детей принести в класс те растения, которые растут у них дома или во дворах, чтобы каждый из учащихся мог увидеть что-то новое, расширить свои представления о растительном мире и показать друзьям своих зелёных любимцев. Эйлин тоже принесла зелёного друга, но, к сожалению, только после неоднократных просьб и напоминаний… — она осеклась, потому что мистер Снейп резко вскочил с места, буквально кинулся к подоконникам и застыл, напряженно всматриваясь в тесно толпящиеся там горшки и плошки. Наконец он выхватил из скопища представителей растительного мира один горшок и резко развернулся, показывая его учительнице:

— Этот?

Миссис Снейп ахнула, зажав рот ладонью.

— Да, именно этот. Такая очаровательная ёлочка, и цветочки её пахнут так, что не оторваться, но дети уже, к сожалению, оборвали с неё все стручки, потому что семена из них, если бросить их на пол, забавно и долго прыгают.

— Никто из детей не пытался съесть эти семена? — с тревогой спросила миссис Снейп. — И куда эти семена делись потом?

— Неважно уже куда эти семена делись потом, — перебил её раздраженный голос мистера Снейпа, — Понятно же, что они уже неактивны, и что съесть их никто не додумался — иначе бы… Повезло еще, что никто из детей не остался без конечностей пока они тут прыгали. Ты лучше выясни у своей дочери как она могла принести это в школу, не спросив разрешения!

— У нашей дочери, Северус! У нашей, а не у моей. И про конечности — это ты уже преувеличиваешь.

— Действительно, подумаешь — не без конечностей, а всего только без пальцев на ногах. А в перспективе и ещё без кое-чего, если хорошенько нанюхаться…

— Всё-всё, мы успокоились! Извините, миссис Гленн! Это растение действительно не стоит держать там, где есть дети, и это только наша вина, что оно оказалось здесь. — Говоря это, миссис Снейп так выразительно смотрела на мужа, что тот молча вернул растение на подоконник и сам вернулся на свой стул, всем своим видом выражая недовольство.

После неловкой паузы миссис Гленн кашлянула и продолжила:

— Мы всячески поощряем формирование у наших учащихся собственного мнения и умение его отстаивать в любых обстоятельствах и в дискуссиях с любыми оппонентами. У нас в школе даже создан дискуссионный клуб, есть кружок риторики, и мы пытаемся научить детей рассматривать любой вопрос с разных сторон, сохраняя при этом толерантное отношение к представителям иных точек зрения. Учим детей подбирать соответствующие аргументы и доносить их до своего собеседника убедительно и доброжелательно. Вы же понимаете насколько важно, чтобы свободомыслие сочеталось с возможностью принятия иных позиций и убеждений, и как важно уметь в правильной и корректной форме донести эти свои убеждения до собеседника.

Сидящий напротив мужчина издал тихий еле слышный стон и стал беспокойно постукивать пальцами по собственному колену, а миссис Снейп сидела, мерно покачивая головой и медленно поглаживая пальцами поверхность учительского стола.

— Я говорю это к тому, что в нашей школе допустимо спорить с учителем, но, согласитесь, спор этот должен идти только в определённом формате, с приведением доказательной основы собственного высказывания, если оно противоречит словам учителя. У Эйлин же в последнее время случаются срывы, когда спор с учителем проходит у неё на эмоциональном уровне, и при этом её утверждения бездоказательны. Так, например, она совершенно бездоказательно утверждала, что существуют пауки размером с лошадь, но при этом резонный аргумент учителя, что никакие арахниды не могут быть столь крупными из-за специфического строения их членистых ног, не смог ее разубедить, и она упрямо продолжала настаивать на своей правоте.

Мистер Снейп поднял-таки голову и бросил на учительницу взгляд, каким смотрят на грязного уличного щенка, который пытается прижаться к вашим ногам. Но ничего не сказал, быстро отвёл глаза и снова раздраженно уставился на собственное колено.

— При этом, что удивительно, когда на другом уроке речь шла о традиционных сказочных персонажах — драконах, и о том, что, скорее всего, эти мифические персонажи появились как смутные воспоминания наших отдалённых предков об их редких встречах с последними единичными представителями динозавров — Эйлин, напротив, очень эмоционально утверждала, что трехголовые драконы — чистая выдумка, не имеющая никаких исторических оснований. Что их не могло быть никогда. Спорила со всем классом и чуть ли не плакала. Понимаете, и в том и в другом случае Эйлин спорила, не приводя никаких аргументов и доказательств, упрямо спорила просто ради спора. При этом она демонстративно противопоставляла себя не только учителю, но и всему классу, а это уже, на наш взгляд, очень тревожный звоночек, вы согласны?

— Нет, не согласен, — мистер Снейп снова воздвиг голову, чтобы одарить миссис Гленн очередным уничижительным взглядом. — Трехголовых драконов, как и трёхголовых динозавров, действительно не могло существовать по той, даже детям понятной, причине, что уровня разумности дракона не хватит на то, чтобы рационально координировать разнонаправленные команды трёх примитивных мозгов, а тело, хаотично управляемое разнонаправленными импульсами, не может выжить в процессе эволюции. Даже двухголовых и то быть не может.

— А как же рунослед? — повернулась к нему миссис Снейп.

— Великий зоолог! Хотя, если вспомнить, кто тебя учил… Рунослед — разумнее любого дракона, к тому же каждая его голова имеет свою специфическую функцию. И всё равно долго они не живут именно потому, что головы враждуют, а зачастую и откусывают друг друга.

Миссис Гленн перевела взгляд с одного на другую, подавляя вскипающее раздражение. У этих людей тоже явно с головами что-то не так, и они категорически не готовы к продуктивному диалогу о поведении их же ребёнка. Неудивительно, что их дочь такая выраженная индивидуалистка, с явной неохотой подчиняющаяся школьным правилам и порядкам. Пока подчиняющаяся, а что дальше будет — вот пусть они тогда и расхлёбывают, хотя девочка объективно неплохая, её упрямство, старательность и настойчивость можно было бы повернуть в правильное русло. Но, жаль, не при таких родителях…

— Хм… Мне вот сейчас вспомнился еще один эпизод, свидетельствующий о том, что Эйлин не всегда уверенно разделяет фантазии и реальность. Всё-таки в этом возрасте детям уже не свойственно верить в Санта Клауса, единорогов и розовых пони. У них одно время модно было плести простенькие, знаете, браслетики из чего попало и дарить друг другу. Так вот Эйлин двум своим девочкам-подружкам подарила такие, утверждая и настаивая, что они сплетены из волос единорога, и потому будут охранять и приносить удачу. Конечно, единорог — это такой культовый для девочек персонаж, но не до такой же степени. Девочки сначала поверили, а потом родители им объяснили, что единорогов все же не существует, а Эйлин обиделась и с этими девочками рассорилась. Вот к чему приводят неисправимые фантазии.

— А знаете, она девочкам говорила правду, — с ясной улыбкой сказала миссис Снейп. — У мужа при школьном хозяйстве есть лесник, а коня этого лесника как раз и зовут Единорогом. Этот лесник, Хагрид, и подарил Эйлин волосы из хвоста своего коня, а она из них и плела эти самые браслетики. Так что именно из волос Единорога они и сплетены были, а если уж сплести волос на защиту и удачу — то так обязательно и будет.

— Миссис Снейп, — с чувством произнесла учительница, сознавая что разговор как-то не совсем задался, а точнее — не задался совсем, — миссис Снейп, я понимаю ваше желание во всём оправдать и выгородить своего ребёнка, но по этой дорожке можно зайти слишком далеко. Поэтому, как ни печально, но пора нам перейти к тому вопиющему происшествию, из-за которого я, собственно говоря, так и настаивала на встрече с вами обоими, несущими равную ответственность за воспитание и поведение вашей дочери.

У миссис Снейп напряглись плечи, а мистер Снейп откинулся на стуле, положил подбородок на сложенные домиком ладони и, вопросительно изломав бровь, посмотрел на миссис Гленн так, как, наверное, в своей какой-то там школе смотрел на заикающегося у доски ученика. Бедная женщина, и как только она с ним таким живёт? Весь в чёрном, бледный как привидение, худой как шест, на пальце какой-то чёрный перстень… Стоп! А может быть — он гот? Им на лекциях по усовершенствованию как раз недавно рассказывали о разных там субкультурах. Готы — они мрачные, во всё черное одетые, вечно всем недовольные, угрюмые одиночки, индивидуалисты, проповедуют всякую мистику, культ смерти… Похоже, да. Но кто бы его тогда держал в директорах школы? Хотя неизвестно еще какая там школа, может там сплошные сатанисты в Попечительском совете…

— А произошло следующее. В этом возрасте многие дети что-либо собирают, коллекционируют, и мы решили устроить урок, на который ученики должны были принести из дома свои самые разнообразные коллекции, чтобы поделиться с одноклассниками собственными увлечениями и пристрастиями. Урок проходил очень живо, весело, неформально, и на него Эйлин принесла свою коллекцию — целую стопку карточек-вкладышей из каких-то шоколадок. Такие красочные и красивые картинки, изображающие и описывающие разных волшебников, как она сказала, всех времён. Коллекция интересная, необычная, класс сначала заинтересовался, но тут она стала говорить, что с некоторыми из них она знакома сама, и даже с теми, которые давно умерли. Одну карточку вообще вытащила, показала всем и сказала, что это самый знаменитый волшебник, и что он… э-э-э… — учительница сбавила голос практически до шепота, и продолжила, с опаской покосившись на невозмутимого мистера Снейпа, — сказала, что он самый близкий-преблизкий друг её мамы…

— Пот-т-тер, — страдальчески выдохнул мистер Снейп через сжатые зубы.

Миссис Снейп прикрыла лицо руками и у неё задрожали плечи.

«Плачет! О, господи, — в смятении подумала миссис Гленн, — что же я наделала? Хотя если он сам об имени этого… друга догадался, то и раньше, наверное, подозревал. Ну и ладно, мне-то что, пусть сами с этим разбираются».

— Да, Поттер, именно этим именем и была подписана та карточка. И дети стали смеяться над тем, что Эйлин знакома с мёртвыми волшебниками, и что вообще её старомодные волшебники по сравнению с Супергероями — это трэш и отстой. Она отреагировала на эти обычные беззлобные детские шутки совершенно непропорционально, стала буквально кричать, что они ничего не понимают, и утверждать, что никакие выдуманные Супергерои с их суперсилами не сравнятся с настоящими волшебниками по возможностям. И тогда один мальчик, Юджин Болдуин, схватил ту самую карточку и стал смеяться, что друг её мамы — горшечник, лепит горшки, дарит их её маме, и что только на это его волшебных возможностей и хватает. Эйлин выхватила карточку и со всей силы ударила Юджина кулаком по носу. Понимаете, она продемонстрировала высокий уровень личностной агрессивности и целенаправленно разбила мальчику нос так, что потом пришлось долго останавливать кровь, а нос ему потом вправляли в больнице.

— Достойный удар, — прокомментировал мистер Снейп. — Я, знаете ли, не оправдываю агрессию, но согласитесь — было за что.

— И это говорите вы — педагог?!

— Как педагог — осуждаю насилие. Как педагог и отец — возмущен тем, что мою дочь дразнят в школе.

— Как мать — не могу осудить свою дочь, которая вступилась за… ну, скажем так, за честь имени моего близкого друга.

— Ну знаете ли! Физическая агрессия в стенах школы недопустима. И нигде не допустима, но в стенах школы — особенно. И вы, как родители, должны принять любые меры, чтобы такой поступок вашей дочери получил достойную оценку с вашей стороны.

— Если поступок получит нашу оценку, нашу неоднозначную оценку — может ли это быть нам зачтено как принятая мера?

— Мистер Снейп! Вы глумитесь над педагогикой!

— Над педагогикой? Упаси Мерлин!

— Что ж, раз так — наш разговор можно считать завершенным, хотя мне бесконечно жаль, что мы с вами не на одной стороне, хотя я тут как раз представляю сторону интересов вашего же ребёнка. Я, кстати, тогда отобрала у Эйлин этот набор карточек, и сказала ей, что отдам только родителям, когда они оба придут ко мне на беседу. Вот, беседа закончена, и я вам его возвращаю.

Она решительно дёрнула ящик стола, вытащила из него и бросила на стол неаккуратно сложенную стопку. Одна карточка застряла в ящике, и она, достав её, невольно бросила взгляд на изображение. Потом подняла глаза и посмотрела на сидящего перед ней неприятного мужчину. Потом снова посмотрела на карточку, затем на своего визави и снова на карточку, убеждаясь, что и там и тут наличествует один и тот же человек, только на карточке он одет в длинный черный балахон, а в руках у него какая-то короткая школьная указка.

«Северус Тобиас Снейп — кавалер ордена Мерлина первой степени, Мастер Зелий золотого реестра, Мастер Боевых искусств, директор Школы Чародейства и Волшебства «Хогвартс»… — боковым зрением она еще успела заметить, что в ладонь мужчины скользнула из рукава та самая указка, а потом сразу почувствовала мгновенную слабость, по телу разлился жар и пересохли губы. Боже, это что — неужели такие ранние предвестники климакса? Хорошо, что она как раз успела закончить такой эффективный и успешный разговор с родителями, осталось только попрощаться и разойтись довольными друг другом.

— Еще раз спасибо вам, что нашли время прийти, и за то, что полностью разделяете нашу озабоченность поведением Эйлин. Уверена, в следующий раз мы увидимся с вами по более приятному поводу.

Мистер Снейп встал, вежливо наклонил голову и направился к двери. Прощальная улыбка миссис Снейп выглядела несколько виноватой.

Гермиона и Северус молча шли вдоль бесконечного забора школьной стоянки, в конце которого их ждал заранее присмотренный подходящий для аппарации закуток. Снейп шёл, засунув руки в карманы и всем своим видом демонстрируя недовольство.

— Бить носы мальчикам — это дурная наследственность с твоей стороны, — наконец выплюнул он.

— Конечно! — гордо согласилась Гермиона. — С моей, с моей и только с моей — мы своих в обиду не даём. Вот только я твоему драгоценному Драко тогда на третьем курсе не нос разбила, а пощечину дала, нос у него не пострадал.

— Имей в виду, — сухо продолжил Снейп, пройдя еще несколько шагов, — в Хогвартсе беседы с родителями по поводу подобного поведения их детей проводит лично директор. Родителям присылается приглашение на специальном бланке с указанием времени встречи. Так что готовьтесь, миссис Снейп.

— Ага! — хихикнула Гермиона. — И мне тогда что, сразу кружевные трусики надевать?