Всё и ничего. Сборник философских рассказов (джен)

Порок всегда был пороком. Он не был ни злом, ни добром. Он был потоком, который течёт в обход всех других правил, устраняя любые барьеры. Он был неправильным, потому что существовал в парадоксах. Он был выходом из всякой нормы, потому что его жизнь — это была форма свободы, которую невозможно было бы понять, если бы не было того, что с ним связано.

Он жил, потому что был ошибкой, но в этой ошибке заключалась истинная сила. Порок не следовал пути. Он не искал свет. Он не искал пути к добродетели. Он был пороком, и этого было достаточно.

Но вот что странно. В какой-то момент, когда порок начал осознавать себя, он понял, что без него не может быть ничего. Он был необходимостью, которая была скрыта в самом основоположении добродетели. Он не был её противником. Он был её частью.

Он начал учиться добродетели, но не потому, что хотел. Он начал учить её потому, что понимал, что без неё его существование перестало бы иметь смысл. Он был, как чёрный фон, на котором рождаются все звезды, но он сам не был светом. Он был тенью.

Порок учил добродетели через свою собственную разрушенность. Он учил, что без падений не может быть восстановления. Он учил, что без греха не может быть покаяния. Он учил, что без слез не может быть смеха.

Он стал необходимостью в мире, где всё было строго делимо на хорошее и плохое. Его существование было не осуждением, а позволением. Он не разрушал, а открывал. Он не порочил, а открывал новые горизонты для всего. И в этой своей роли он был проводником. Он был, как дверь, которая не пускает всех, но если ты проходишь через неё, ты видишь всё, чего боялся.

Что происходит, когда порок начинает осознавать свою значимость? Он становится тем, чем он был всегда, но теперь его роль уже не ясна. Он не может быть добродетелью, и в этом заключается его великая сила. Он не учит нас быть хорошими. Он учит нас понимать, что мы все не идеальны, что мы все — скомканные и разорванные. Он учит нас принять себя такими, какие мы есть.

Но что, если порок так сильно станет необходим для добродетели, что она уже не сможет существовать без него? Что, если она осознает, что не может быть добродетелью, если не примет его в себя? Что, если добродетель воспитает свой порок и сливается с ним, становясь одновременно тем и другим?

И теперь мы задаём себе вопрос:

Когда порок и добродетель становятся одним, кто мы на самом деле?