Эрайнаико́ 偉いな移行 Erainaikou Великий Переход (гет)

Уткнувшись лицом в подушку, Шкет не проронил больше ни слова. Рина здраво рассудила, что сейчас его лучше не тревожить и дать возможность побыть наедине со своими мыслями. Она глазами указала Лике и Анике на дверь, отперла замок и вышла. Девушки потянулись за ней, но Шкет приподнял голову и тихо произнёс: — Аника... Останься. Ворожея испуганно посмотрела на Лику, застывшую в дверях. Медиум кивнула ей и притворила за собой дверь. Аника приблизилась к жнецу и опустилась на колени возле кровати. Осторожно коснулась его волос, погладила по голове и, робея, опустила руку на его плечо. Шкет уронил голову на подушку и молча смотрел в глаза ворожеи. Аника не понимала, что ей нужно делать, какие подобрать слова, поэтому тоже молчала.

Шкет подвинулся к стене, повернулся на спину и приглашающим жестом протянул к ней руку: — Побудь со мной. Мне страшно. Ворожея стушевалась на миг, но собрала волю в кулак и осторожно, словно боялась помять покрывало, забралась на постель. Она прижалась к тёплому боку жнеца, опустив голову ему на плечо, положила руку на его высоко вздымающуюся грудь, и слушала гулко отдающиеся под рёбрами удары его сердца. Шкет долго молчал, глядя в потолок, и будто забыл о присутствии ворожеи. Аника вздрогнула, ощутив, что дыхание жнеца переменилось. Он уснул, беспокойно дёргая во сне плечом, иногда постанывая и словно пытаясь звать кого-то. Футболка на его плече быстро стала влажной. Ворожея тихо плакала, боясь потревожить сон любимого, и думала о том, как можно помочь ему в такой момент. Она сама не заметила, как солнце медленно растаяло за горизонтом, утянув с собой последнее тепло и свет уходящего дня.

В какой-то момент сон стёр все мысли и чувства, оставив в душе а́кудницы сосущую безмолвную пустоту. Она вздрогнула, резко проснувшись от лёгкого прикосновения горячих пальцев к своей щеке. Попыталась что-то разглядеть в слабом свете луны, но глаза долго привыкали к ночному полумраку маленькой комнаты общежития. С трудом она различила наконец лицо Шкета напротив. Он, видимо, давно проснулся и разглядывал её спящую. — Как ты? — шепотом спросила ворожея, борясь с приступом паники. Оказаться с ним в одной постели почему-то было не столь приятно, сколько пугающе. Жнец так же тихо ответил: — В порядке. Оценив разные варианты событий, которые могли произойти со мной в нашей сумасшедшей реальности, я решил, что мне ещё повезло. Буду считать, что обрёл ангела хранителя взамен утраченной семьи. Жуткого такого, клыкастого и молчаливого ангела.

Аника вздохнула с облегчением. В первую свою встречу с Ледеей, она, говоря откровенно, именно так о спирите и подумала. Что их отряд негаданно обрёл помощника и защитника в лице духа-отщепенца. — Надеюсь, ты и правда так думаешь. Не хотелось бы, чтобы на миссии скорбь завладела твоим рассудком: — прошептала она. Шкет улыбнулся печально, обнял Анику и, притянув к себе, нежно поцеловал в лоб.

— Послушай, — робко произнесла девушка, дрожа в его объятьях и не решаясь пошевелиться, — а это ничего, что мы тут с тобой? Я... Ты же любишь Лику? Разве нет? Она понимала, что несёт чушь, но не могла остановиться. Сердце билось у неё в груди так отчаянно, что в ушах стоял гул, и ворожея не могла привести мысли в порядок. Они путались, сновали, как тараканы, бились в стенки черепной коробки и никак не хотели маршировать строем. Шкет, всё ещё не разжимая рук, задумчиво произнёс: — Странные вопросы ты задаёшь. Мне казалось, что ты внимательнее. Я не замечал тебя прежде, думал, что ты ветренная малявка, у которой в голове лишь детские шалости, игры в большую и светлую любовь до гроба, и прочие глупости. Но когда я вспорол бедро... Шкет на минуту замолчал, словно подбирал наиболее ёмкие слова:

— Я всё понял тогда. Прочитал в твоих глазах. Чем дольше я на тебя смотрел, чем больше твоя энергия наполняло мою рану, тем отчётливее я осознавал, кто ты есть и кем становишься для меня. Ты, может быть, не знаешь. Я никогда и никому не рассказывал о семье. В ту ночь, поделившись с тобой самым сокровенным, открыв правду о сестре и увидев твои глаза, переполненные сочувствием, не гадкой жалостью, а искренним пониманием, я будто прозрел. Боясь подпустить кого-то ближе, я выстраивал вокруг себя стену из напускного безразличия, хамства, дерзости, безрассудства. Но ты проломила эту стену с ноги, ворвавшись в моё сердце и обосновавшись там, как кошка в любимом кресле хозяина. Я ведь хотел поцеловать тебя тогда, но не хватило сил. А потом ты две ночи провела со мной в лазарете. Я всё хотел отблагодарить тебя, но вокруг творилась такая дичь...

Заметив, что Аника уткнулась лицом в его плечо и беззвучно сотрясается, будто от смеха, он спросил: — Глупо звучит? Но Аника не ответила. Шкет отстранился, приподнял её за плечи и заглянул в бездонные глаза ворожеи. К своему удивлению, он понял, что девушка вовсе не смеялась, а захлебывалась слезами. В смятении Шкет прижал её к груди, и слушал, как два сердца бешено колотятся в рёбра. Казалось, их стук отдаётся эхом не только в комнате, но и на всём этаже. Аника уже не сдерживаясь рыдала во весь голос, не в силах совладать с затопившими её сознание эмоциями. Слишком много потрясений для нескольких дней. Израненные души детей нового мира, лишившихся семьи, будущего, надежды, каждый день рискующих принести себя в жертву чужой войне, отнюдь не закалились от перенесённой боли. Напротив, стали ещё более ранимыми и беззащитными перед новыми страданиями.

Когда Аника успокоилась, то отстранилась от жнеца и в вязком полумраке комнаты едва угадывая лицо Шкета, коснулась ласково его щеки. — Я мечтала сказать это так давно, — прошептала она, — я люблю тебя, Паш... Шкет замер от такого неожиданного откровения, но в следующий миг уже впился губами в иссушенные рыданиями, искусанные до крови, горячие и припухшие губы Аники. Она всем телом подалась вперёд, отвечая на пылкий поцелуй, выбросив из головы всё, опустошив мысли до одной единственной, имеющей теперь значение: "Люблю". Всё остальное стало в этот миг не важно. "Протуберанцы, спириты, Единое Сознание, Эрайнаико, командиры, генералы, медиумы, ворожеи, да пропади оно всё пропадом. Не важно. Пусть я боюсь, пусть умру, пусть потеряю. Но не отпущу. Потому что люблю. Остальное не важно".

* * *

До утра их сон никто не потревожил, Рина с Ликой всю ночь просидели в комнате у парней, играя с ними в карты, швыряясь подушками и всячески пытаясь отодвинуть гнетущие мысли на задворки сознания. Устав, девушки уютно устроились на пустующей кровати Шкета и спокойно проспали до утра, оставив проблемы на день грядущий.

Когда Рина и Лика утром вошли в свою комнату, их глазам открылась умилительная картина. Аника и Шкет спали, будто два ангелочка, и такое умиротворение отражалось на их лицах, что командиру совестно было их будить. Времени было ещё достаточно, и Рина попросила Лику проведать в лазарете Рюка и Даню, а сама направилась к генералу. В суматохе вчерашнего вечера она так и не явилась к нему с докладом. Разумеется, ей это было простительно, но злоупотреблять расположением руководства для неё было неприемлемо.

Спускаясь по лестнице, командир пыталась определиться, стоит ли докладывать Семёну Григорьевичу о спирите, но никак не могла решиться. Получи она приказ уничтожить потенциального врага, не посмела бы ослушаться. Ей бы и не позволили. Нарушение приказа считалось изменой родине, а потому Рина мгновенно вылетела бы из рядов жнецов. За себя она не переживала, а вот бросить отряд считала преступлением перед собственной совестью. При этом уничтожение Ледеи для лидера тоже было невозможно. Особенно теперь, когда правда открылась Шкету.

Так и не придя к окончательному решению, Рина обнаружила себя у дверей кабинета генерала. К величайшему её удивлению, там же оказался Рюк, опирающийся на костыли. Его правая нога была "закована " в ортез, а левая забинтована, как у мумии. Это выглядело жутко, и вместе с тем комично. Грозный командир третьего отряда, условно державший в страхе протуберанцев, в косплее на Тутанхамона. Рина, чья нервная система из-за перенапряжения отказывалась работать адекватно, против собственной воли рассмеялась. К счастью, Рюк был не из обидчивых неженок. Он бодро подмигнул Рине и весело произнёс:

— Рад, что ты в хорошем настроении! А меня вот вызвали на инструктаж, хотя на этой неделе всё равно не выпустят из лазарета. Не странно ли? Девушка смутилась и опустила глаза: — Я скорее в истерике, но это ерунда. А для вызова тебя из лазарета явно была веская причина. Нас уже ждут? Ты чего не заходишь? Лидер дальновидно умолчала о том, что вообще была не в курсе объявленного для командиров утреннего общего сбора.

— А я только доковылял и ждал кого-то, кто мне поможет, — грустно усмехнулся Рюк, указывая глазами на свои ноги, — самому мне с костылями в эту цитадель не пробраться. Рина вновь сделалась пунцовой, ругая себя за несообразительность, отворила дверь и, пропустив командира третьих, вошла за ним следом. Кассиопея, Лука и Кир были уже здесь. Семён Григорьевич стоял у окна и задумчиво глядел куда-то вдаль. Обернувшись на звук открывшейся двери, он окинул вошедших строгим взглядом, но не стал пенять им за опоздание, сразу приступив к сути:

— Как вы знаете, в западных секторах всё чаще стали появляться девиантные протуберанцы, не поддающиеся воздействию проз класса А. Из других штабов была получена информация, что наши сектора не единственные столкнулись с данным феноменом. В этой связи для командиров в срочном порядке были разработаны новые инструкции. Прошу всех ознакомиться и подписать их чуть позже. Обозначу вкратце основные пункты: рубиновые прозы экономим, они являются на данный момент дефицитными. Главным образом по той причине, что требуют огромных энергетических затрат от ворожей.

Каждый член отряда имеет в своём распоряжении лишь один патронташ проз класса Г на весь день. Больших скоплений протуберанцев — девиантов прежде не наблюдалось, а потому данного количества должно хватать, в идеале. Атаковать врага необходимо следующим образом: первая мгновенная синхронная атака прозами класса А под наблюдением командира. В случае, если отряд столкнулся с девиантами, командир незамедлительно отдаёт приказ атаковать прозами класса Г, и атакует сам. В то же время командир обязан крайне внимательно следить за обстановкой и контролировать начало сгущения сполохов и уплотнения материи протуберанцев, что особенно важно с учётом особенностей девиантов.

Несмотря на снижение взрывной мощи, скорость их атак увеличена, поэтому времени на отступление остаётся значительно меньше. Вы обязаны это учитывать. Командир третьего отряда едва не поплатился жизнью из-за своей нерасторопности вкупе с неосведомлённостью, столкнувшись с девиантами впервые. Рюк понуро опустил голову. Хоть генерал и не упомянул тактично о том, что его подчинённый пострадал не меньше по его милости, сам командир прекрасно это осознавал и корил себя.

— В целом, это всё, что я хотел сказать. Прошу вас не задерживаться, ставьте подписи и отправляйтесь к отрядам. — До построения остался ровно час, — сказал он, взглянув на часы, — Ирина, вас я попрошу остаться. Девушка побледнела от неожиданности, но попыталась это скрыть и коротко кивнула. Когда за остальными командирами закрылась дверь, Семён Григорьевич поднялся со своего места и несколько раз прошёлся по кабинету. Гнетущая тишина давила на нервы, Рина не выдержала и первой оборвала молчание:

— Что-то случилось? — невинно спросила она. — Случилось, — коротко ответил генерал, и вновь раздражённо зашагал по кабинету. Сердце командира ушло в пятки. Ноги стали ватными, и она ухватилась за край стола, стараясь удержать равновесие. В этот момент генерал обернулся и заметил наконец её плачевное состояние. — Что с тобой? Садись, я принесу воды. Ты белая как полотно, заболела? — заволновался он.

Девушка плюхнулась на стул, с благодарностью приняла стакан с водой, в миг осушив его, и лишь после этого смогла продолжить разговор: — Простите, Семён Григорьевич, я плохо спала. Но я в порядке, продолжайте, пожалуйста. Генерал горестно вздохнул, потёр переносицу, хоть он и не носил очков, и будто наконец решившись, отчеканил: — В городе Н произошла массированная атака протуберанцев. В новости эту информацию не пропустили, поэтому никто из вас ещё ничего не знает о случившемся. В ходе атаки погибло в полном составе несколько отрядов жнецов.

На этих словах он будто охрип, прервался, чтобы налить себе воды, и лишь минуту спустя смог говорить дальше. Рина застыла, словно восковая статуя, пытаясь осмыслить слова генерала. Он тем временем с трудом продолжил: — Бесчисленное множество бойцов ранены, о количестве погибших гражданских нет даже точных данных, так как неизвестно, сколько людей находится под завалами. Их управление запрашивает подкрепление. На то, чтобы собрать новые отряды, отыскать медиумов и ворожей нужно слишком много времени. Для спасения пострадавших из-под завалов тоже нужны люди. Я не могу отказать, даже по соображениям совести, пойми меня, пожалуйста.

Рина наконец осознала весь кошмар происходящего, и события вчерашнего для показались ей теперь сущим пустяком. Жнецы погибли. А её отряд командируют. И они тоже погибнут там. Город после массированной атаки — чудовищно опасное место. От переизбытка негативной энергии Эрайнаико открываются в разы чаще. Спирит становится бесчисленное множество, они буквально кишат на улицах. Угроза обрушения зданий, мародёры, дезертиры... Рина видела всё это семнадцать лет назад и постаралась полностью стереть из памяти, а теперь всё повторяется вновь.

Она беспомощно хватала ртом воздух, силясь побороть накатившее отчаяние, но паническая атака уже вовсю властвовала в её сознании. Генерал выхватил из нижнего ящика стола бумажный пакет, припасённый для Рины как раз на такой случай, и протянул ей. Старательно дыша углекислым газом, девушка стеклянными глазами смотрела на генерала. Он помолчал, мучительно подбирая слова, потом заговорил, будто оправдываясь: — Отправить третьих я не могу, ты сама видела, в каком состоянии их командир. Первый отряд является основной мощью нашей базы, наравне с четвёртым. Остаётся пятый и второй. Держитесь вместе, и всё будет хорошо. Я уверен. Семён Григорьевич сказал это так неуверенно, что Рина горько усмехнулась.

Она и сама прекрасно понимала, что генерал прав. Он никогда бы не отпустил Рину, будь у него возможность отправить Рюка. Но теперь ничего изменить было нельзя. "Спасибо хоть, что вместе с пятыми", — отчаянно подумала она. Одни в чужом городе среди незнакомых жнецов, особенно в Изнанке... Даже думать о таком было невыносимо. Но жизнь всегда диктует свои правила, это лидер усвоила давно. Остаётся лишь подчиниться. По крайней мере до той поры, пока не забрезжит надежда перевернуть устоявшийся миропорядок, продиктованный Единым Сознанием. Как сильно она ненавидела его, как страстно желала уничтожить, знала лишь она одна.

— Когда мы отправляемся? — хмуро спросила Рина. — Через три дня будет поезд в ту сторону. На самолёты разрешения теперь не получить, слишком опасно. — Даже на военные и частные? — поразилась девушка. — Ты поймешь, почему, когда прибудешь в Н, — устало произнёс генерал, — мне бы тоже не хотелось тратить время на железной дороге, но, как ни крути, теперь это самый безопасный вид транспорта. Когда Эрайнаико возникают в автомобилях и самолётах, у людей нет ни единого шанса на спасение. В электричках и поездах же имеется стоп-кран, позволяющий убежать хоть кому-то. И у жнецов больше пространства для манёвров.

С этим было не поспорить. Три дня значит, — тихо повторила она, — когда вы объявите остальным? — Завтра поступит официальное распоряжение, вечером соберу командиров и уведомлю их. Ты тоже должна быть, разумеется. Не стоит говорить остальным, не хотелось бы паники в штабе — попросил генерал. Рина кивнула. Конечно, она расскажет своим. Будь у командира причина не доверять соотрядникам, она бы не отважилась нырять с ними в Эрайнаико. Но пятым и тем более третьим у неё не хватило бы духу рассказать. Семён Григорьевич обнял Рину за плечи, и тихонько потряс: — Вернись, прошептал он, будто отец отправлял на войну единственного ребёнка. Рине стало горько и за генерала, обретшего в ней своё утешение. — Вернусь, — пообещала она, коротко попрощалась и вышла.