Пусть к небу взлетит пламя (джен)

«Овари Шимо искренне полагал, что боги на его стороне. Он измыслил хитрость, которая не оставляла княжне ни малейшей надежды на спасение. И отыскал нужное орудие, казавшееся ему наиболее верным».

Из летописи Арвокаса Кельма

— Значит, ты позволил им уйти.

Майдин Алусса стоял навытяжку перед военачальником Шимо. За время своего доклада он слышал эти слова уже в третий раз, и они вновь и вновь уязвляли его не хуже вражеского меча. Уязвляли своей безжалостной правотой.

Иных виноватых, кроме него, нет.

Майдин осторожно выдохнул, словно опасаясь боли в груди. Сейчас он был без брони, которую пришлось отдать оружейнику, чтобы тот отчистил ее от крови и заодно починил: меч Фейрана, ударив в прорезь под мышкой, немного распорол ее. Оружейник качал головой, цокал языком и даже позволил себе дерзость вроде: «Горазд же рубиться тот, кто сумел рассечь этакую броню!» Майдин расслышал его слова, и кровь в жилах вскипела яростнее. Но он обуздал свой гнев и, точно ростовщик, занес оскорбление в долговой список врага, без того длинный.

Все справедливые упреки Овари Шимо отправлялись туда же.

— Я перехватил их на дороге и опознал, — медленно произнес Майдин. — Я разгадал их намерения. И, пусть даже мои воины потерпели неудачу, я сумел спастись и сообщить вам об этом. Неужели, — щеки его вспыхнули, — я так уж заслужил ваши упреки?

— Заслужил, — коротко бросил Шимо. Над правым глазом его вздулась жила, он покраснел и впервые повысил голос: — И ты еще смеешь дерзить мне и похваляться своими заслугами! Кто заставлял тебя играть в благородство? Кто внушил тебе вступать с ними, с врагами нашей страны и нашего князя, в честный бой? Против таких хороши любые средства. Ничего страшного не случилось бы, если бы твои воины ранили кого-то из мужчин или даже обоих. Главное условие государя, если ты забыл, — чтобы не пострадала княжна, на прочих же оно не распространяется. Но нет, ты велел щадить их — и из-за этого потерял весь свой отряд и сам едва уцелел.

Майдин скрипнул зубами, резко выдохнул, но сумел ответить с достоинством:

— Мы не видели, что они вооружены, потому что они спрятали свои мечи в вязанку хвороста. Мы не ожидали, что пятеро… вернее, трое — мальчишек можно не считать — вздумают сопротивляться дюжине конных противников. И, наконец, мои воины провели полночи в седле, были утомлены дорогой и поисками и, возможно, поэтому потерпели поражение.

— Ты не ожидал, что они станут сопротивляться? Неужели ты так плохо их знаешь? — Шимо сделал шаг вперед, и деревянный пол содрогнулся под его ногами. Майдин не отступил. — А сам ты где был? Зачем выжидал, пока они убивали твоих воинов, и лишь потом, когда все погибли, вступил в бой с Фейраном Ордетом? Или для тебя это личная месть?

— Как и для вас, господин. — Майдин дерзко вскинул голову и, заметив, как военачальник переменился в лице, продолжил: — Да, мне это известно — как, впрочем, и многим другим. Вы этого не таите. Почему это зазорно для меня?

— Мой случай — иной. — Казалось, Шимо нечеловеческим усилием сумел овладеть собой и не излить на того, кто посмел перечить ему, свою ярость. — Для меня это вопрос кровной мести, старой вражды, уходящей в глубину веков. Но ты? — Шимо помолчал, несколько раз выдохнул сквозь зубы. — Кроме того, ты так и не поведал мне, как тебе удалось спастись и столь быстро излечиться от полученной раны.

Майдин открыл было рот, чтобы ответить, но не смог произнести ни слова, как будто горло перехватило петлей. Недавние воспоминания нахлынули, точно бурные воды Карры, и делиться ими не хотелось. Да и зачем? Воины, что сопровождали его, наверняка растрезвонили об этом на всю Туату.

— Мне помогли… — только и сказал Майдин.

* * *

Когда Майдин очнулся, взор его застилала кровавая дымка. Он скрипнул зубами, подавляя стон от боли, и попытался пошевелиться. Его по-прежнему трясло и качало — верный конь вынес его из боя, спас от последнего удара или предательской стрелы в спину. «Хвала богам, я удержался в седле!» Рука привычно зашарила по конской гриве в поисках поводьев.

От движения в грудь словно вонзилась раскаленная добела стрела. Майдин сглотнул и ощутил во рту железный привкус крови. Внезапная дурнота заставила его закашляться, теплая струйка защекотала подбородок. Он вытер ее о плечо, кривясь от жгучей боли. Конь продолжал мчаться вперед, вдруг зачем-то прянул в сторону. Мир вокруг расплывался в мутно-багровом тумане, который никак не удавалось прогнать. Звуки сделались такими же — глухими, вязкими. Чьи-то тревожные крики донеслись до Майдина словно из-под земли.

Впереди мелькнули странные черные тени, крики зазвенели громче и били по ушам не хуже древнего боевого барабана. Конь заметался и остановился, словно кто-то схватил поводья. Это оказалось последним, что успел ощутить Майдин, прежде чем вновь провалиться в кровавую тьму.

Когда он очнулся, кругом по-прежнему было темно. Майдин крепко зажмурил веки и резко распахнул, но светлее вокруг не стало. Темнота казалась плотной и низкой, словно обступая его со всех сторон. Слабо пахло остывающей золой, душистыми травами и чем-то еще — в этом запахе чудилось нечто таинственное и даже зловещее.

Глупую мысль «Неужели я умер?» Майдин тотчас отогнал. Не в первый раз он вот так приходил в себя после ранения и хорошо знал то чувство, когда не понимаешь, где ты и что с тобой приключилось. И все же сейчас чего-то недоставало. Майдин осторожно пошевелился и сразу понял, чего.

Недоставало боли.

Майдин помнил, как недавно обжигал его раненую грудь каждый шаг коня, каждый собственный вздох. Помнил, как едва не лишился чувств от боли, когда попытался сжать пальцами поводья. Теперь же от нее не осталось и следа, лишь смутные воспоминания. Ничто не мешало двигаться, ничто не жгло и не заставляло бояться даже легчайшего вдоха.

Сперва в голове мелькнуло: «Но этого не может быть!» Следом: «Сколько же времени прошло? Сколько дней я пролежал в постели, если моя рана не только затянулась, но даже перестала болеть?» Эта мысль чуть не заставила Майдина вскочить на ноги, и все же он не осмелился. Неподалеку послышались голоса — они звучали тревожно, почти робко. Едва он вдохнул поглубже, чтобы окликнуть кого-нибудь, как его опередил другой голос. Майдин даже не сразу понял, кто говорит, мужчина или женщина:

«Можете войти. Он очнулся».

Послышался глухой топот ног по доскам, сопровождаемый звоном шпор. Сплошную тьму вокруг разогнало ослепительно яркое пятно света — проем резко распахнутой двери. Майдин невольно зажмурился, а когда вновь открыл глаза, то увидел склонившихся над ним двух воинов в ботарской броне.

«Хвала богам, вы живы, господин», — произнес один из них.

«Где я? — спросил Майдин. Он ожидал, что голос его прозвучит хрипло и слабо, как обычно бывает после долгого забытья, но ошибся. — Что со мной случилось?»

«Что с вами случилось, господин, лучше знать вам самому, — был ответ. — А мы всего лишь нашли вас, истекающего кровью, на дороге. Ваш конь едва не падал от усталости. К счастью, один из нас вспомнил, что в лесу неподалеку от гор Веллус живет колдунья-целительница. Мы сразу же помчались к ней и милостью небесного владыки поспели вовремя. Это она вылечила вас, господин».

«Колдунья?» — переспросил Майдин.

Туман в голове понемногу рассеивался. Теперь Майдин понимал, что те странные тени, которые померещились ему, прежде чем он потерял сознание, были всего лишь очередным разъездом. Разумеется, воины не могли не исполнить свой долг и не оказать помощь воеводе. Воистину, сам Ва-Катоа направил их ему навстречу.

Майдин оперся о край грубой лежанки и сел, спустив ноги на пол. Никакой боли он при этом не почувствовал. В скупом свете он оглядел себя: он был раздет по пояс, и на правой стороне груди тянулся тонкий, как нитка, розовый шрам без единого узелка швов. Никогда в жизни Майдин не видел ничего подобного. Скорее он ожидал бы, что от раны останется след гораздо грубее, вроде того, что пересекал всю его грудь от одной подмышки до другой. Тем более, что нанесла обе раны одна и та же рука.

Последняя мысль заставила Майдина гневно скрипнуть зубами. Но тут же унеслась, точно порыв ветра, сменившись иной: он, хвала богам, жив и сможет отомстить. Возможно, враги сочли его убитым — горьким же будет их разочарование, когда он вновь предстанет перед ними здоровым и полным сил. Тогда он взыщет все долги сполна.

Майдин очнулся от размышлений и лишь сейчас увидел, что воины молча смотрят на него — не без легкой тревоги. Тогда же он заметил, что в небольшой комнате появился еще один человек — сама хозяйка, высокая, худая женщина чуть постарше его. Очевидно, это и была колдунья.

«Как давно я здесь?» — спросил Майдин — не то воинов, не то женщину. Она и ответила:

«Твои люди привезли тебя ко мне вскоре после полудня, воин. Сейчас же солнце почти зашло. — Она указала на все еще открытую дверь: льющийся из нее свет отливал алым. — Я исполнила их просьбу, ибо не отказываю никому. Ты здоров. Теперь уходи. — Женщина помолчала и прибавила: — Если знаешь, куда».

«Я… благодарю тебя, добрая женщина, кем бы ты ни была. — Майдин поднялся на ноги и просунул голову в ворот рубахи, которую ему протянул один из воинов. — Но я не понимаю тебя. У меня один путь — доложить моему военачальнику и продолжить поиски, которые я веду».

«Твое сердце переполнено жаждой мести, — сказала колдунья, глядя на него так, что он невольно отвел глаза: казалось, он стоит перед нею полностью обнаженным, и телом, и душой. — Но настоящей ненависти в тебе нет. Ты связан с тем, кто нанес тебе рану, и тяготишься этой связью. Как она разрешится, мне неведомо».

«Прошу тебя, женщина, — Майдин невольно подался вперед, тогда как воины отступили и поспешили выйти из дома, — скажи мне правду. Я вижу, что тебе дано знать будущее. Так скажи: мы победим? Боги пошлют нам удачу?»

«Смотря что ты понимаешь под победой и удачей, — был ответ. — Кто знает: вдруг в сладостный миг победы душу твою охватит черное отчаяние, и ты сам не будешь рад своей удаче? И в самом ли деле побеждает тот, кто остается в живых?»

«Значит, — произнес Майдин, впервые глядя ей в глаза — черные и таинственные, как тьма в ее доме, — мы проиграем?»

«Я этого не сказала. Будущее туманно, и несведущим или нетерпеливым смертным легко заблудиться в этом тумане. Но, думается мне, оно порой больше в наших руках, нежели в руках богов. Нам неведома их воля, зато дано право выбирать. — Колдунья улыбнулась чему-то. — Ступай. Если ты умен, ты поймешь».

«Я не понимаю», — честно ответил Майдин и вышел из дома, пригнувшись под низкой притолокой двери и очень стараясь не торопиться, хотя нечто призывало его ускорить шаг.

Майдин оказался на опушке леса, где и стоял дом колдуньи — бревенчатый, крытый соломой, как обычное крестьянское жилище. Багряное солнце едва виднелось над темными деревьями, ожидающие неподалеку воины — около десятка — не без страха оглядывались вокруг. Им явно не терпелось поскорее покинуть таинственное убежище.

«По коням!» — распорядился Майдин и зашагал к своему скакуну, который успел хорошенько отдохнуть на лесной поляне и теперь радостно бил копытом, завидев хозяина. Но сзади послышалось отрывистое: «Погоди!» Майдин остановился и оглянулся, не зная, чего ожидать.

Колдунья подошла к нему и едва слышно прошептала несколько слов. Слова эти вызвали у Майдина лишь недоумение. Качнув головой, он продолжил путь.

Забраться в седло удалось без особых усилий. Майдин вновь оглянулся, словно ожидал увидеть, что женщина смотрит ему вслед, или же услышать еще что-нибудь, не столь туманное и непонятное. Но у невысокого крыльца уже никого не было, низкая дверь закрылась, и само жилище словно окутал колдовской морок.

Воины принялись переглядываться и перешептываться, кто-то даже сделал оберегающий знак небесного владыки — поднял обе руки пальцами вверх. Нет, решил Майдин, пора уезжать отсюда, пока они не растеряли последнюю храбрость. Впрочем, как и он сам. Он не побоялся бы никого из живых врагов во всей Дейне, но что может сделать обычный смертный против неведомых ему сил?

«В Туату!» — приказал Майдин.

* * *

С некоторым усилием Майдину удалось вырваться из дум и призвать на помощь голос разума. К чему верить странным бредням лесной колдуньи? Разве не все предсказатели изъясняются так же — загадочно и непонятно? Она говорила о выборе, но разве не каждый день и не каждое мгновение человек стоит перед выбором? А он, Майдин, знает свой путь. И полубезумная ведьма ему не указ, пускай даже она исцелила его, и он благодарен ей за это.

— Так кто же тебе помог? — послышался резкий голос Шимо.

— Я не знаю… — Майдин помедлил с ответом. — Те воины, что подобрали меня, отправились к какой-то колдунье. Она меня исцелила, вот и все. Имени ее я не спросил.

— В таком случае, она заслуживает награды за твое спасение, — заметил Шимо. — Не сделай она этого, никто из нас до сих пор ничего не знал бы о княжне Андары.

— Воины предлагали ей награду, но она не взяла денег, — сказал Майдин. — Не знаю, почему. Она лишь велела нам уезжать, и мы уехали.

— Должно быть, она знала, насколько важна для Ботара твоя весть, друг мой. — Похоже, гнев Шимо начинал остывать. — Что ж, если ты вполне здоров, можешь продолжать поиски. Тем более, теперь нам известно, где наши враги и куда идут.

— Я мог бы выехать с рассветом или даже сейчас, ночью. Но, — Майдин вновь умолк на несколько мгновений, — зачем тратить силы и впустую разъезжать по дорогам, утомлять и людей, и коней, когда можно подстеречь княжну и ее воинов на подступах к Веллусу?

Шимо качнул головой, нахмурившись.

— Чтобы они опять ускользнули от нас, просочились среди сотен троп, словно песок сквозь пальцы?

— Да, троп там много, но не настолько, чтобы нельзя было поставить на каждую дозорных. Воинов у нас довольно. Не стоит вступать с княжной и ее спутниками в ближний бой, это лишь напрасная трата времени. Зато у них нет ни луков, ни копий, и в этом наше преимущество.

— И отчего мне кажется, что ты попросту пытаешься дать своим бездельникам день-два отдыха? — медленно проговорил Шимо. — Что это решит? Чем скорее мы схватим беглецов, тем лучше. Государь гневается — надеюсь, я не должен пояснять тебе, чем это может грозить нам обоим. Поэтому отправляйтесь… хорошо, на рассвете.

— Да, господин, — поклонился Майдин и прислушался. — Если, конечно, дождь прекратится к рассвету и дороги не раскиснут. — Он замолчал, и оба услышали, как упругие капли дождя вновь и вновь бьют по безупречно подогнанным доскам крыши.

Нежданно хлынувший ливень застал Майдина и его воинов в пути, но, по счастью, недалеко от Туаты. С немалым трудом уставшие кони поднимались по горной дороге, которая превратилась в настоящее русло широкого ручья — столь мощным был поток стекающей вниз воды. Копыта скользили на мокрых камнях, словно лошади пересекали бурную реку. Да и сами всадники устали и вымокли не меньше своих скакунов. Им всем не помешал бы хороший отдых, хотя решать это предстояло не Майдину.

— Даже если раскиснут, это не беда, — возразил Шимо. — Как и дождь — разве это помеха для воинов? Здесь важна не скорость, а бдительность. Ни один участок всех ведущих к Веллусу дорог не должен оставаться без надзора.

— И в праздник тоже, господин? — Майдин перехватил непонимающий взгляд Шимо и пояснил: — Послезавтра праздник небесного ока, к которому в простонародье принято приурочивать сенокос. В этот день ни один воин не станет никого преследовать, потому что это считается страшным грехом. Даже если прикажете вы, или я, или сам государь, они не послушают.

Шимо с досадой выдохнул, по обыкновению отвернулся, сцепив руки за спиной.

— В преисподней Хатуа видел я ваши праздники! — не сдержался он. — Вечно от них одни неприятности! Давно пора избавляться от всех этих глупых суеверий и предрассудков, когда-нибудь они нас погубят. Можно простить подобное невежество ничтожным простолюдинам, но не воинам благородных кровей. Но хорошо, пусть так, пусть один день пропадет. Зато и до, и особенно после праздника не смейте оставлять ни одну дорогу без присмотра! И, пожалуй, — прибавил Шимо, — твоя мысль о дозорных в горах Веллус неплоха. Так и сделаем. Разумеется, это не означает, что вам дозволено не проявлять должной бдительности на дорогах. — Он помолчал, испытующе глядя на подчиненного. — Или тебе хочется самому схватить их в горах?

— Мне лишь хочется схватить их, господин, а где и как, неважно, — ответил Майдин и по взгляду военачальника понял, что ударил верно. Теперь оставалось только удержать победу. — В любом случае, слава будет вашей. Если позволите, я хотел бы попросить лишь об одном…

— Проси. — Шимо явно был польщен: щеки его слегка зарумянились, глаза довольно сверкнули, в уголках рта спряталась улыбка. — Если именно ты сумеешь захватить их, никто не посмеет ни в чем тебе отказать.

Майдин глубоко вздохнул.

— Это касается вашей вражды с Фейраном Ордетом. — Майдин заметил, как сурово сдвинулись густые брови Шимо, и поспешно продолжил: — Я прошу себе в награду его жизнь, господин.

— Зачем? — Военачальник мгновенно помрачнел, взгляд его словно застыл. — Что тебе за дело до его жизни?

— Я желаю сам отомстить ему за то унижение, которое пережил по его вине, причем не один раз, — с горечью произнес Майдин.

Слова прозвучали чересчур порывисто, не вполне подобающе для зрелого, опытного воина. Да и не каждый решился бы заговорить об этом с Овари Шимо, зная о давней кровной вражде. И все же Майдин счел, что вправе требовать подобного.

— Да, мне известен приказ государя, — прибавил он, — но я не желаю никакой иной награды.

Шимо задумчиво прищурился, глядя на него.

— Почему бы нет? — медленно произнес он. — Надеюсь, ты понимаешь, что таким образом лишишь себя права на любое другое вознаграждение, которым мог бы почтить тебя государь, — золото, землю или повышение по службе. Но я понимаю тебя. Ничто не может сравниться с удовольствием самолично вонзить меч в грудь лютому врагу и вырвать ему сердце. Поэтому, — Шимо подошел к Майдину и положил руку ему на плечо, — я согласен. Разумеется, лишь когда княжна и сокровища окажутся здесь, в Туате.

— Благодарю вас, господин.

Майдин поклонился, с трудом сдержав невольную дрожь: при упоминании княжеских сокровищ его бросило в пот. Слишком увлеченный размышлениями о задании и о мести, он совсем позабыл об андарианских самоцветах.

— И, кстати, о сокровищах, — прибавил Шимо. — Ты уверен, что княжна в самом деле несет их с собой?

— Иначе не может быть, — последовал уверенный ответ. — Сама княжна, разумеется, отрицала это, но, зная ее, нельзя предположить иного. Она бы не доверила свои драгоценности никому другому. У них с собой большие мешки. Должно быть, сокровища спрятаны в одном из них — или разделены. Когда мы захватим беглецов, мы обыщем их и найдем сокровища.

— Ты хорошо сказал: «когда мы захватим беглецов». Остается лишь дождаться этого сладостного мига и исполнить волю государя. А сейчас тебе не помешало бы подкрепиться и отдохнуть перед дорогой. Та колдунья потрудилась на славу, но ты все еще выглядишь больным и утомленным. — В глазах Шимо промелькнула тень обеспокоенности — вполне искренней, насколько знал Майдин, ибо военачальник умел ценить способных подчиненных. — Ступай, а на рассвете отправишься в путь.

Майдин вновь поклонился и направился к себе с твердым намерением последовать совету военачальника. Он вдруг ощутил себя именно таким, как только что сказал Шимо, — больным и утомленным. Есть не хотелось, зато глаза словно сами закрывались. И лишь в глубине души, словно ядовитый пар над зловонным болотом, поднималось опасение: что, если и во сне ему не будет ни отдыха, ни покоя?

Ибо позабытые за долгим разговором странные слова колдуньи вновь воскресли в памяти и терзали душу, точно раскаленные клещи палача — плоть осужденного.

* * *

Свежий утренний ветер бил в лицо, слева с привычной неспешностью поднималось над землей солнце, озаряя небо без единого следа вчерашних туч. Камень под копытами коня Майдина сменился крепко утоптанной землей, и докучливая пыль, прибитая дождем, больше не норовила окутать длинную цепочку всадников удушливой стеной. Кто-то из воинов тихонько перебрасывался словом-другим, порой слышались смешки. Все это составляло большую часть жизни Майдина, и он не желал себе другой. Потому что в этот миг он был счастлив.

Ночь даровала ему долгожданный отдых без всяких тревожных сновидений. Теперь безумное пророчество лесной ведьмы казалось лишь неприятным воспоминанием из тех, которые хочется поскорее позабыть. «Все это дым и тень, — думал Майдин, — а настоящее — это моя цель». А когда он ставил себе цель, то не сходил с намеченного пути, пока не достигал ее.

Он знал: сегодня, завтра или через два дня беглецы будут схвачены, и неважно, на дороге или же в горах. И еще знал, что схватить их должен именно он, Майдин Алусса.

Иначе быть не могло.