Пусть к небу взлетит пламя (джен)

Спаси меня, найди без лишних слов,

Услышь мой среди тысяч голосов.

Давай эту любовь от всех спасем,

Пусть она — дым, и пусть — игра с огнем.

Я здесь стою, я за твоей спиной.

Найди меня и стань моей судьбой.

Я здесь, мне совершенно все равно,

Что не герой, не твой герой, но...

Небо ходило тут, небо спасло меня,

Небо — мой лучший друг, хоть и полно огня.

Я в одиночестве, и пустота, и мрак.

Ваше высочество, дайте знак.

М. Бублик

Арвокас из дома Кельма, много веков назад положившего начало роду князей Андары, отложил перо и устало потянулся. Перепачканные чернилами пальцы сочно хрустнули, голубые глаза летописца с любовью оглядели ровные строки на пергаменте. Немало дней ушло на этот нелегкий труд. И не напрасно.

Молодой книжник записывал предание, понемногу стиравшееся из людской памяти. Те, кто мог бы рассказать все как было, давно блаженствовали на небесном острове владыки Ва-Катоа, но еще оставались среди живых их потомки. Впрочем, что могли они знать? Арвокас сам приходился родичем некоторым героям этого предания и никак не мог понять, почему в княжеской семье его рассказывают столь неохотно. Зато сколько ходило по всей Андаре и за ее пределами песен и сказаний, способных увлечь любого слушателя, как горная река увлекает соломинку.

Выловить из этого бурного потока крупицы правды оказалось нелегко. Но Арвокас не привык отступать, да и не любил, а дерзновенным всегда сопутствует удача. Теперь же он вновь перечитал то, что вышло из-под его пера, — каждую строку, каждую букву, выведенную с любовью и почтением.

Он написал красивое предание, немного похожее на сказку. Таким оно увиделось ему. Но мудрый не по годам летописец понимал, какая на самом деле разница между преданием и былью. Порой люди до неузнаваемости перевирают события, произошедшие год назад или даже меньше, да так, что невозможно отличить правду от вымысла. Что же можно сказать о давних временах?

Арвокас вновь потянулся, мысли его умчались вслед за взором, устремленным в распахнутое окно. Рядом замигала догорающая свеча, последние лучи солнца залили комнату темно-алым светом, а он все думал, думал…

Как же все случилось на самом деле? Какими были они — те, что воскресли под его пером?

«Это было нелегкое время для Андары. Уже несколько месяцев бушевала война с соседним княжеством Ботар, и отечество наше оказалось завоевано врагами. Тяжело приходилось тем, кто лишился всего по вине захватчиков. Но еще тяжелее — тем, кто и прежде мало что имел».

Из летописи Арвокаса Кельма

— Навязался на мою голову, — сердито ворчал лохматый мальчишка лет тринадцати, шагая по дороге.

Босые пятки со всей силы вбивались в крепко утоптанную землю, отчего в воздух порой поднимались облачка серой пыли, так как дождя не было уже восемь дней.

— Когда б не ты, я давно нашел бы себе пристанище. Ты же не маленький и запросто можешь сам о себе позаботиться. Почему я до сих пор должен тебя кормить?

— Но ты ведь не бросишь меня, правда? — жалобно простонал его спутник.

— Ты всегда был маменькиным сынком, — продолжал свои излияния мальчик. — Бедная наша матушка, да примет небесный владыка ее дух, она все время сдувала с тебя пылинки, вот ты и вырос неумехой и рохлей. Поглядела бы она на тебя сейчас, слез бы не сдержала.

Его собеседник недоуменно оглядел себя. Парень как парень, семнадцати лет, длинный, нескладный, такой же буйноволосый и голубоглазый, как и его брат. При упоминании покойной матери он всхлипнул было, но встряхнулся и продолжил путь, проворно догоняя своего младшего по возрасту, но гораздо более взрослого умом спутника.

— Как думаешь, Норо, нам по дороге никто не встретится? — спросил он.

— Будем надеяться, — пожал плечами Норо. — Ведь война почти закончилась, хотя отряды ботарцев рыщут повсюду. Помнишь, что говорили в той деревеньке — Лидно? Князь проиграл решающую битву и сам погиб, и его войско рассеяно…

— Да когда это было? — протянул брат. — Уж почти месяц прошел. Вроде и столицу захватили. Чего они тогда разъезжают повсюду, а?

— Будто неясно — грабят, вот чего. А может, боятся или ищут кого, тень их разберет. Да и пусть ищут, лишь бы нас не трогали. Только вот знаю я таких, которые будто нарочно лезут в беду. — Норо прищурился, глядя на брата.

— А что я, я ничего… — Тот слегка попятился. — Да и кому мы нужны? Много ли нам надо — всего-то отыскать где приткнуться…

— Ага, с тобой отыщешь. Когда мы пытались в последний раз, нас чуть не засекли до смерти — по твоей милости, Палло. — Грязный палец Норо едва не ткнул в курносый нос брата. — А все потому, что кто-то слишком много болтал да попался на глаза людям того ботарского воеводы, как там его…

— Клянусь, я буду молчать, правда. — Палло гулко стукнул себя кулаком в грудь и продолжил идти своей странной, слегка подпрыгивающей походкой, словно готовясь в любой миг пуститься наутек.

— Вот и помолчи сейчас, — отрезал Норо.

Он всмотрелся вдаль из-под ладони — солнце палило так нещадно, что пальцы просвечивали красным. Серая дорога впереди продолжала причудливо петлять и скрывалась за холмом, за которым могла раскинуться очередная деревня, а могла и не раскинуться. И, если эта деревня там есть, она могла пережить набег врагов, а могла не пережить. И если пережила, то им могло там повезти — или же нет.

«Ну и жизнь», — подумал Норо, откидывая со лба промокшие от пота рыжеватые волосы. Сплошные вопросы, и ни одного ответа, и сам ты слишком юн, чтобы уметь самому находить их. Да еще с такой обузой, как старший горе-брат, у которого только и добра, что болтливый язык да бездонное брюхо.

Братья сами не знали, куда идут. С тех пор, как ботарцы в самый разгар пахоты сожгли их родную деревеньку, Минис, они странствовали больше двух месяцев, переходили из одного селения в другое. От городов они держались подальше — им казалась странной жизнь за каменной стеной. Да и зачем она, стена эта, — все равно не защитит от врагов.

Быть может, долгожданное пристанище давно отыскалось бы где-нибудь, если бы не Палло. Тут ничего нельзя было поделать: в голове у него будто гудел рог хитреца Коа-Меаса, бога всех ветров. Куда бы ни приходили братья, старший вытворял там что-нибудь из рук вон выходящее. В одной деревне их взял в помощники мельник — неслыханная удача, — но Палло ухитрился сперва перепутать мешки с мукой и с зерном, а потом украл курицу у соседки и еще похвалился своей смекалкой. Мельник не желал портить добрые отношения с соседями, и незадачливый вор тотчас отправился восвояси — вместе с братом. В другом селении их приютила сердобольная вдова: так Палло угораздило влюбиться в ее дочку и попытаться добиться взаимности. Кулаки девушки оказались крепче нежданной любви, и братьям пришлось спасаться бегством от праведного женского гнева.

Когда юные путники заприметили наконец очередную деревню, начинало смеркаться, а когда они приблизились к окраине, дома превратились в низкие черные тени. Тусклые огоньки в окнах казались такими теплыми, такими уютными, манящими и навевали мысли о кружке молока и свежем хлебе или даже пироге. Ни того, ни другого братья не пробовали дней десять.

— Слушай, Норо, время ужина-то давно приспело, — сказал Палло, потянув носом. — Может, постучимся куда и попросим…

— Какой тебе ужин — все добрые люди сейчас спать готовятся, — оборвал Норо, хотя в пустом его животе тоже урчало, а знакомые с младенчества запахи жилья, домашней скотины и дыма от очагов пробудили в душе небывалую тоску. — И вообще, негоже это — попрошайничать под окнами, когда ты можешь заработать на еду трудом.

Глухо подала голос собака с ближайшего двора. Ей ответила другая, третья, где-то скрипнула дверь и послышалась мужская брань. Норо и Палло, пригнувшись, шмыгнули вдоль забора — благо, до околицы было рукой подать.

Братья устроили себе ночлег в большом стоге сена. Палло зарылся в него поглубже и пробормотал что-то себе под нос, поглаживая урчащий от голода живот. Норо со вздохом вытащил из-за пазухи кусок черствого хлеба — последнее, что у него оставалось, — с трудом отгрыз немного, а остальное протянул брату. Тот сразу успокоился, послышалось довольное чавканье, сменившееся тихим сопением. Норо тоже вскоре уснул, перед тем решив, что завтра непременно возьмется наколоть кому-нибудь дров или натаскать воды и попросит за это чего-нибудь съестного.

Наутро братьям посчастливилось найти работу у одной одинокой старушки. Палло по привычке начал было отлынивать, пока Норо не подстегнул его самыми верными словами: не будешь трудиться — останешься голодным. Вместе они не только справили основную работу по хозяйству, но и починили покосившийся забор. Бабка оказалась щедрой: накормила их горячей кашей, напоила молоком, да еще дала большой каравай хлеба на дорогу. Правда, остаться не предложила, хотя братья втайне надеялись. Пришлось поблагодарить добрую хозяйку и отправиться восвояси.

Усталость и непривычно сытная еда сделали свое дело, продолжать долгий и трудный путь неизвестно куда совсем не хотелось. Когда надоело слоняться по улицам, братья уселись отдохнуть на небольшой площади в середине деревни. В тени колодезного сруба было уютно и почти тихо: женщины, приходившие утром за водой, давно занялись обычным своим трудом, а стайка местных мальчишек хоть и покосилась на незваных гостей, но задирать не стала.

— Здесь как будто не было ботарцев, — отметил Палло. Норо кивнул.

— Угу. Даже странно, ведь отсюда недалеко до западной границы. Повезло здешним жителям.

Едва он произнес эти слова, как вдали показалось серое облако пыли, впереди которого летел конский топот. Братья привстали, таращась во все глаза: облако приближалось со стороны дороги и вскоре обрело вид конного отряда человек в двадцать. Судя по броне, это были ботарцы.

— Бежим! — Палло вскочил и потащил брата за шкирку, но тот вырвался.

— Куда бежим, а? — Норо схватил его за плечи и встряхнул. — Неужто ты до сих пор не смекнул, как они рассуждают: коли кто убегает, значит, есть от чего, а значит, виноват. Они таких сразу ловят и допрашивают, да так, что ты в чем угодно признаешься. И в том, что ты — волшебник с Кровавых гор, и в том, что ты замышлял убить ихнего князя, и еще…

— Так я ж не замышлял… — не понял Палло.

— Начнут пороть кнутами — и не такое выдумаешь, говорю же тебе. Так что сидим тихо и молчим, будто мы местные.

Всадники тем временем въехали в деревню и рассредоточились по улицам. Обычные звуки сельской жизни — звонкая перекличка играющих детей, мычание коров, резкие, порой недовольные женские окрики — сменились пронзительным ржанием коней, звоном оружия и сбруи, отрывистыми голосами с чужеземным говором да кое-где криками. Старший из воинов отдал приказ, и ботарцы живо согнали на площадь, точно скот, всех жителей деревни от мала до велика, не тронули разве что немощных стариков, не способных ходить. И жители повиновались, не смея противиться. Даже младенцы притихли на руках матерей, а ребятишки постарше боязливо ухватились за подолы родителей.

Норо и Палло смешались с толпой, стараясь держаться подальше от длинных кожаных кнутов, что извивались змеями в руках умелых воинов. Как и сельчане, братья молча глядели в землю, но порой поднимали украдкой головы. Любопытство не желало уступать привычному страху.

Позади толпы выстроились полукругом воины — черноволосые, как большинство ботарцев, но с удивительно светлыми, почти бесцветными глазами. Бород они, в отличие от андарианцев, не носили, оставляли только усы, а у некоторых лица были полностью бритые. Судя по пыли, что щедро покрывала броню из красновато-бурой кожи, надетую поверх кольчуг, и по крепкой вони конского пота, отряд проделал долгий путь.

Старший из воинов выехал вперед. Прочие воины звонко щелкнули кнутами, и все жители деревеньки, как один, рухнули на колени. Известное дело — благородный дворянин, попробуй не прояви должное почтение и уважение! Это братья усвоили с ранних лет: простолюдинам должно повиноваться знати, и ничего с этим не поделаешь. «Такова уж наша судьба, — порой приговаривала мать, вздыхая. — Нечего впрягаться не в свою телегу да лезть на коня, коли тебе от роду суждено ездить на осле».

— Слушайте внимательно, жители Андары, — заговорил старший, сверкая глазами из-под надвинутого на лоб шлема — грозно, как показалось братьям. — Ваш князь Анапар побежден великим Треасом, властителем Ботара, и земли Андары отныне принадлежат ему. Вы обязаны покориться и принести клятву верности, но сейчас речь не об этом. Сейчас я объявляю вам: ваш князь пал в бою, но спаслась его дочь, княжна Анери, и похитила из казны драгоценности, которые отныне тоже принадлежат Ботару. От имени князя Треаса военачальник Овари Шимо объявляет награду за голову княжны или за сообщение, где она скрывается. Тому, кто доставит княжну живой или мертвой, будет выплачено пятьдесят монет золотом; тому же, кто укажет, где она скрывается, заплатят пятьдесят монет серебром. Радуйтесь, люди, и благодарите своего щедрого владыку, ибо вы можете принести пользу своей стране и при этом стать богатыми!

Воины после этих слов дружно возгласили: «Слава князю Треасу, повелителю Ботара!» Всем людям на площади пришлось подхватить клич. И Норо, и Палло кричали ретиво, так как воины зорко вглядывались в лица жителей деревни, готовясь в любой миг покарать тех, кто не проявит должного усердия.

— Вы можете сообщать любые новости о княжне в приграничную крепость Дайго-Ни, где стоит наша застава. — Ботарец указал рукой в перчатке на запад, где виднелась горная цепь Арвасин, за которой проходила граница. — Или любому разъезду. А сейчас нам нужны припасы на всех и вода для коней.

Крепкий русобородый мужчина средних лет — очевидно, староста деревни — мрачновато переглянулся с односельчанами. Десятка два молодых мужчин и женщин тут же сорвались с мест и вскоре вернулись с деревянными ведрами, из которых плескала вода. Кони пили, отфыркиваясь, капли летели на землю и перекатывались в густой пыли серебристыми шариками. А всадники знай себе принимали от селян и привязывали к седлам мешки с хлебом, крупой, сыром, ранними овощами, куски сала и копченые окорока. Покончив с этим делом, они подстегнули коней и помчались прочь — только пыль взвилась столбом. Она долго еще курилась вдали блекло-серым облаком, даже когда конный отряд ботарцев скрылся из вида.

Люди потихоньку расходились по домам, недавнюю тишину на площади сменил гул оживленных голосов. Кто-то всхлипывал, сожалея о потерянных припасах, а те, что посмелее, посылали проклятых грабителей в девятую преисподнюю. Кто-то радовался, что легко отделались, кто-то обсуждал весть о розысках княжны. «Такие деньги! — слышались голоса. — На всю оставшуюся жизнь хватит». «Как же, заплатят они, — возражали другие. — Скорее, выгонят в шею, да еще выпорют в придачу». А женщины жалели осиротевшую княжну: «Как же она, бедняжка, теперь будет жить совсем одна на всем белом свете! Кто ее защитит? Да и замуж кто возьмет — она ведь княжна и выйти может только за князя…»

— Пошли уже. — Норо дернул брата за рукав.

Палло хмыкнул и зашагал следом. Он решился заговорить, лишь когда почти все дома остались позади.

— Они не тронули никого, — сказал он. — И не стали жечь деревню. Даже странно.

Норо задумчиво кивнул. Они оба помнили, что происходило в других захваченных ботарцами селениях и небольших городках — или в их родной деревне. Запах сожженных домов и гниющих трупов, казалось, невозможно забыть.

— Хотя зачем им грабить, — заметил Норо чуть погодя, — ведь теперь все наши земли и так принадлежат им. Кто ж станет напрасно губить свое? Вот они и приезжают, и берут все, что захотят, и попробуй не дай. Здешний староста — не дурак, не захотел связываться и подчинился, и они никого не тронули.

Братья продолжали шагать. Далеко впереди, над Арвасинскими горами, синее небо начали затягивать темные облачка, и это было прекрасно. Попасть под проливной дождь — та еще радость, но все же лучше бесконечной изнуряющей жары, когда солнце словно пропекает тебя насквозь, как жар от раскаленных угольев — мясо на вертеле. По спине Норо приятно бил мешок с полученным от бабки хлебом, и это было еще прекраснее: на несколько дней можно позабыть о голоде. Вскоре Палло надоело молчать, и он завел разговор насчет привала, когда по утоптанной дороге вновь загрохотали копыта.

— Прячемся!

Конский топот, казалось, доносится со всех сторон. Норо и Палло кинулись в придорожную канаву, за кусты, что росли кое-где по обочинам. Отряд ехал сзади, он был поменьше, чем тот, который братья видели в деревне, — человек пятнадцать. В тот же миг впереди показались еще воины — не больше пяти.

Завидев друг друга, оба конных отряда остановились шагах в двадцати от укрытия Норо и Палло. Мальчишки живо навострили уши и сумели расслышать обрывки разговора воинов.

— …прочесываем все дороги, но пока нигде никаких следов…

— …ищите лучше. Начальник сообщил мне, что еще два отряда наших разведчиков найдены убитыми. Но не может же она вести с собой целое войско. И уж тем более не может перебить стольких воинов в одиночку.

— Она могла податься либо в какое-нибудь тайное убежище, либо в Каллис, к своим союзникам.

— Северная граница перекрыта — птица не пролетит. Да и неизвестно, примет ли беглянку князь Каллиса.

Тут заговорили сразу несколько воинов, и беседа сделалась неразборчивой. Закончив взаимным советом глядеть в оба и ловить каждый слух, они распрощались и подхлестнули коней. Лишь когда пыль на дороге вновь улеглась, братья осмелились выбраться из своего укрытия.

— Надо пойти по другой дороге, — сказал Норо. — На этой нас рано или поздно схватят, и тогда нам конец. Слишком уж много их тут разъезжает.

Другая дорога обнаружилась рега⁽¹⁾ через два — более узкая и менее оживленная. Далеко справа маячил постоялый двор с потускневшей от солнца и пыли вывеской и рядом — нечто вроде хутора. Мысль о горячем обеде пришлось со вздохом прогнать. Здесь места были мало обжиты, и для Норо и Палло, никогда не бывавших дальше соседнего с Минисом села Устири, они казались настоящей пустошью.

После недолгих колебаний братья свернули на узкую дорогу, не сразу сообразив, что ведет она к западу, к горам Арвасин.

— Слушай, Норо, — вновь не выдержал Палло, — а ведь за княжну, как там ее… Анири… Анери… хорошую награду дают. Вот бы нам ее отыскать! Ты можешь себе представить — полсотни золотых! На них, поди, можно целую деревню отстроить да и жить себе припеваючи до конца дней.

— Ну и глупый же ты, — невесело усмехнулся Норо. — Да кто ж станет платить, когда можно не платить? Куда нам с тобой тягаться с такими вот воинами! Да и где нам отыскать эту княжну — она-то, поди, умеет прятаться получше нас. Должно быть, сбежала в Каллис, они же вроде как наши союзники. Хотя не больно-то много помощи мы от них видели.

Вскоре братьям повезло. Им попался на дороге колодец — почти пересохший, но ловкий Норо все же сумел вытащить немного воды. Юные путники напились, закусили хлебом, напоминая себе, что еду следует беречь, и допили остатки воды в ведре. Лечь спать они не решились: укрытий здесь нет, а ботарцы могут нагрянуть откуда угодно. Сколько ни навевала сон прохладная тень от колодезного сруба, после недолгого отдыха братья продолжили свой путь навстречу неизвестному.

И лишь когда начало смеркаться, они увидели, куда этот путь их привел. Громадные горы Арвасин возвышались прямо перед носом, до них оставалось шагов пятьдесят. Прорезанные множеством ущелий, долин, тропинок и пещер, они казались настоящей путаницей ходов. Поговаривали, что горы эти таят в себе запрятанное в недрах убежище, о котором известно лишь княжескому дому. А сколько они хранят прочих тайн, в том числе преступных и кровавых, страшно было помыслить.

— Вот проклятье! Горы. — Норо с досады притопнул ногой и стукнул кулаком по ладони. — Я-то думал, мы оставим их по левую руку, а дорога вон проходит через них. И куда нам теперь — назад?

— А почему бы и нет? Вернемся на ту, большую дорогу. Вдруг те воины уже уехали — не вечно же им там разъезжать. Может, попытаем счастья на постоялом дворе или на хуторе…

— Уехали одни — приедут другие, — возразил Норо. — Вон они как прытко скачут. Не иначе, княжна им хорошенько насолила — зря, что ль, болтают, что она умеет биться не хуже мужчины? А насчет постоялого двора ты, пожалуй, прав. Только хотим мы или не хотим, а сегодня нам туда не попасть. Придется заночевать здесь. Лишь бы отыскать ручей…

— О, да вот же он! — завопил Палло.

Он свернул с дороги и со всех ног припустил к горам, так, что брату никак не удавалось его догнать. Они вбежали в небольшое узкое ущелье с почти отвесными склонами. Тускнеющий солнечный свет едва проникал туда. С одного склона, шагах в двухстах от братьев, звонко сбегал прозрачно-серебристый ручей и растекался среди камней.

На сей раз братья завопили вдвоем. Они подставляли ладони под ледяной поток и пили, пили, пока не заломило зубы, а руки не распухли и не покраснели от холода. Они плескали пригоршни воды себе в лицо и на голову, невольно ежились, вскрикивали и отфыркивались. После изнурительно жаркого дня и нелегкого пути это казалось верхом блаженства.

Напившись, Норо плюхнулся на жесткие камни, точно на мягчайшую постель. Палло все еще стоял и с любопытством оглядывал ущелье, хотя смотреть здесь было особо не на что: неровные склоны, громады валунов да тени вокруг. Глаза Норо начали потихоньку закрываться, голова клонилась на грудь, когда его вырвал из сладостной дремоты крик брата:

— Смотри! Там девушка!

— Что? — Норо с трудом разлепил веки, огляделся. — Где?

Палло отчаянно тыкал вытянутой рукой в северный склон ущелья, едва не приплясывая на месте от волнения. Норо посмотрел в ту сторону: никого.

— И где твоя девушка? Там никого нет.

— Я видел ее! Наверное, она услышала нас и убежала.

— Наверное, кому-то напекло солнцем голову, — передразнил Норо. — Вот тебе и видятся всякие глупости.

— Говорю же тебе, я ее видел, правда! У нее темные волосы и броня, как у воина. Черная, как у наших воинов, а не ботарская. И она такая красивая!

— Броня?

— Дурак, девушка! Слушай, Норо, а вдруг это и была княжна — с чего бы обычной девчонке одеваться, как воину? Вдруг она прячется где-нибудь здесь, в горах? — Тут Палло сообразил, что говорит слишком громко, и понизил голос. — А что, если мы найдем ее и поймаем?

Норо засмеялся.

— Поймаем? Девушку-воина — мы, безоружные? Если это была княжна и если все, что про нее говорят, — правда, она отделает нас и без меча. Кстати, есть у нее меч? Ты не заметил?

— Нет… Я как-то не подумал посмотреть. Я только понял по лицу, что это девушка, а потом увидел броню…

— Ага, это же ты, а ты у нас обычно глядишь не на лица девчонок, а кое на что другое. И вообще хватит. Не было там никакой девушки, тебе просто померещилось. Так что успокойся, и пойдем собирать хворост для костра — вон там растут какие-то кусты. А под этим валуном мы отлично устроимся на ночлег.

Когда братья закончили собирать хворост, в ущелье наступила непроглядная тьма. Норо на ощупь вынул трут и огниво и с первого раза высек искру. Костер слегка оживил мрачное место, хотя из-за яркого огня тени у склонов сделались гуще, будто зияющие устья пещер. Но братья давно усвоили — уж Норо-то усвоил точно, — что бояться стоит живых врагов, а не выдуманных страшилищ, гнездящихся во мраке. И все же оба старались не думать о том, кто или что может появиться из черных, как могилы, теней.

После скромного ужина у братьев осталось в мешке всего полкаравая. Они сбегали к ручью напиться и опять уселись у костра лицом к огню, потирая озябшие после холодной воды руки. Палло вновь захотелось поговорить, и голос его прозвучал на редкость тихо и робко:

— Слушай, ты уверен, что здесь нет никого, кроме нас? А то мне все кажется, что за нами кто-то следит.

— Вечно тебе что-то кажется: то девушки-воины, то призраки, то еще какой бред. Нет тут никого.

Слова Норо прозвучали неубедительно. Как ни старался он призвать на помощь разум, ему в голову настойчиво, как барабанный бой, лезли мысли о чудовищах и духах — мать часто рассказывала по вечерам такие сказки. Вот только дома, у яркого очага, под защитой стен и крыши было совсем не страшно. Другое дело — здесь, в темном ущелье, в незнакомых горах, что могут хранить свои, неведомые смертным тайны. Где еще водиться чудищам и призракам, как не в таких местах?

«Живых бояться надо», — оборвал себя Норо и повторил это вслух для брата, стараясь придать голосу твердости. Костер между тем прогорал, тени все подступали, и братья невольно придвинулись поближе друг к другу. Вздрогнув не то от холода, не то от страха, Палло наклонился за новой охапкой хвороста. Не успела она заняться огнем, а он — выпрямиться, как у него вырвался дикий вопль.

Братья не услышали ни шагов, ни перекатывания камней под ногами, ни звука дыхания — ничего. Каждого из них вдруг схватила сзади за шиворот крепкая рука и резким движением вздернула на ноги. Крик Палло захлебнулся после сильного тычка в затылок и тихого: «Замолчи». Взмокшие от страха братья переглянулись — во всяком случае, держащие их руки были вполне живыми и человеческими — и бросили робкие взгляды через плечо.

Сперва они мало что смогли разглядеть, но тут ярко вспыхнул подброшенный в костер хворост, и пламя осветило высокого молодого мужчину в броне. Броня была андарианская, судя по заклепкам из вороненой стали, из-под нагрудника виднелась такая же вороненая кольчуга. Шлема он не носил, нижнюю часть лица скрывала короткая темная борода.

— Кто вы такие? — тихо спросил воин и встряхнул братьев, да так, что затрещали их поношенные рубахи. — Лазутчики?

— Н-нет, господин, — с трудом выговорил Норо, так как ворот рубахи больно впился ему в горло. — Мы просто бедные путники, сироты, идем, куда глаза глядят…

— Только не убивайте нас, пожалуйста… — прибавил Палло и шмыгнул носом. Губы его дрожали.

— Глаза ваши глядят точно не туда, куда следует, — бросил воин. — А убивать вас или нет, решать не мне.

Он приказал братьям загасить костер, снова сгреб обоих за шиворот — Норо едва успел подхватить с земли мешок с хлебом — и молча поволок куда-то. Вокруг стояла такая тьма, будто все звезды вмиг погасли, и братья сами не знали, куда их ведут. Спросить же они не смели, да и вряд ли воин бы ответил. Одно было ясно: они поднимались в гору.

Подъем оказался долгим и нелегким. Палло и Норо задыхались, оскальзывались и разбивали в кровь босые ноги — не поддерживай их воин, они давно бы сорвались. Сам он знай себе продолжал идти, неизвестно как отыскивая в темноте дорогу. Когда подъем закончился, сделалось прохладно, запахло сырым камнем, а шаги начали отзываться глуховатым влажным эхом. Миновав пещеру, они вновь вышли на свежий ночной воздух и долго спускались по узкой горной тропинке — братья то и дело слышали, как из-под ног летят вниз камешки. Судя по звукам, пропасть была глубока, но проверять не хотелось.

Наконец, воин остановился и отпустил пленников. Его тень смутно вырисовывалась в темноте. Братья разглядели, что он нагнулся над чем-то, и услышали глухой стук дерева по камню. В тот же миг воин столкнул их обоих в какую-то яму, так ничего и не сказав. Палло и Норо неловко плюхнулись на каменное дно, над головами громыхнула деревянная крышка.

Кряхтя и потирая свежие ушибы, мальчишки поднялись на ноги. Кругом не было видно ни зги — хотя они мало что увидели бы, кроме каменных стен и крышки наверху, до которой им не дотянуться, даже если Норо встанет на плечи Палло. Если бы вдруг и дотянулись, то не выбрались бы: воин наверняка придавил крышку сверху большим камнем или еще чем-нибудь тяжелым.

— Теперь нам точно конец, — простонал Палло. Ноги его подкосились, и он осел у стены. — Нас убьют…

— Вздумай он убить нас, то убил бы там, в ущелье, — возразил Норо и все же задумался: зачем они могли понадобиться живыми этому воину или тем, кому он служит?

Услужливо-жестокая память напомнила, как обычно поступают с упрямыми пленниками, чтобы развязать им языки. В ушах Норо зазвенели крики людей, которым жгли ноги в кострах, выворачивали руки из суставов, рвали ногти и ломали пальцы, причем делали это как ботарские, так и андарианские воины. И сильнее всего отчего-то мучили тех, кому на самом деле нечего сказать.

Казалось, Палло угадал мысли брата.

— Это еще хуже. Значит, нас убьют не сразу, а сперва будут пытать… Слушай, это ужасно, это… — Слова захлебнулись в отчаянном плаче.

— Перестань, нас же пока не тронули. — Норо сам боялся не меньше, но попытался успокоить брата — и себя заодно. — Похоже, этот воин — из наших. Если мы сумеем убедить его, что мы сами из Андары и никакие не лазутчики, нас отпустят. А сейчас… — Он от души зевнул. — Ты как знаешь, а я устал, как собака, и хочу спать. И тебе советую.

Норо подполз ближе, обнял брата и пристроил голову на его костлявом плече. Палло тоже прижался к нему, все еще всхлипывая. Несмотря на душащий их страх, они попытались уснуть, но, как часто бывает в подобных случаях, спасительный сон не желал приходить. Когда же приходил, обоим пленникам хотелось поскорее проснуться. За минувшие месяцы странствий братья пережили немало неприятных приключений, но сейчас могли сказать одно: эта ночь выдалась самой тяжкой в их жизни. Даже тяжелее, чем после того дня, когда ботарцы сожгли их деревню.

1) Рег — мера длины, принятая в северной и срединной Дейне, ок. 1,2 км

Вернуться к тексту

«Сегодня каждому известно о тайной крепости в горах Арвасин. Но в те дни о ней мало кто знал, кроме князя и его воевод. Именно там скрывалась в то нелегкое время единственная надежда Андары».

Из летописи Арвокаса Кельма

Воин опустил деревянную крышку ямы-тюрьмы, привалил сверху тяжелый камень и бесшумно зашагал по тайной тропе в горах. Чернота узкого входа в пещеру сливалась с ночной тьмой. Протиснувшись внутрь, воин с помощью рычага перекрыл вход валуном. Тишину пещеры нарушил стук огнива по кремню, и вскоре в темноте заплясал огонек небольшого масляного светильника.

Освещая себе путь, воин миновал три поворота, а на четвертом свернул направо в очередную пещеру. Она оказалась небольшой и сухой, у одной стены громоздились бочки и мешки, у другой — с десяток копий, пара луков и колчанов со стрелами. Рядом было устроено нечто вроде грубого ложа из шкур и холста. А навстречу вошедшему, едва не задевая макушкой каменный потолок, шел обитатель этой пещеры, тоже со светильником в руке.

— Тебя долго не было, Вегар, — сказал он.

На вид он казался старше товарища, лет тридцати с небольшим. Правую сторону лица пересекал шрам до самой челюсти, скупые отблески огня играли на длинных медно-рыжих волосах. Он был в такой же вороненой кольчуге и броне, но на обоих плечах у него виднелись круглые кожаные бляхи с золотым знаком Андары — волшебной птицей Диадаль, сжимающей в когтях человекоподобную тень. Расстояние между бляхами было весьма внушительным.

— Я услышал голоса в северном ущелье, когда обходил вечером окрестности, и решил проверить, — ответил младший воин. — Это оказались двое парней, один — совсем еще мальчишка, по виду андарианцы. Мне пришлось задержать их.

— Зачем?

— Похоже, один из них видел госпожу во время ее опрометчивой прогулки сегодня вечером. Он вопил во все горло о девушке в броне, так что…

Взгляд старшего воина потемнел, брови сдвинулись.

— Так что ты напрасно задержал их, — сурово прервал он. — Надо было убить. Никто не должен видеть госпожу и тем паче не должен ничего разболтать о ней. Что, если они — соглядатаи?

— Если так, мы всегда успеем убить их, они сейчас сидят в яме. Я подумал, что ты сам пожелаешь допросить их, Фейран.

— Да. Но сперва мы должны сообщить госпоже. — Он тяжело вздохнул, так, что колыхнулось пламя светильника в его руке. — Я знал, что эта крепость ненадолго защитит нас. Нужно уходить.

— Но как? И куда?

— Я придумал кое-что. Пойдем доложим и заодно посоветуемся. А с мальчишками успеем разобраться.

Они вышли из пещеры и зашагали узкими извилистыми проходами, что прорезали недра гор Арвасин. Любой человек, очутившийся здесь впервые, заблудился бы в этой путанице ходов прежде, чем сосчитал бы до двадцати. Воины же уверенно шли вперед, огоньки масляных светильников в их руках едва заметно подрагивали. Густая чернота расступалась перед ними — и вновь смыкалась за спиной. Звук шагов летел во все стороны глухим эхом.

Некоторые пещерные проемы были закрыты дверьми, деревянными или каменными. Воины остановились у одной из них, и Фейран по-особому постучал.

— Это я, госпожа, — сказал он.

Дверь открыла высокая статная девушка не старше двадцати лет, едва освещенная тусклым огоньком светильника в руке. В этом свете мягко сверкали заклепки ее брони с такими же бляхами, как у Фейрана. Под глазами у девушки залегли глубокие тени — не то от бессонницы, не то от тревоги. Она впустила обоих воинов и заперла за ними дверь. В темно-голубых глазах таились безмолвный вопрос и давнее ожидание.

— У нас дурные вести, госпожа, — произнес Фейран с поклоном.

— В нашем нынешнем положении я бы искренне удивилась добрым вестям, — с горькой усмешкой ответила девушка. — Что случилось?

— Сегодня Вегару пришлось задержать в горах двух парней, которые видели вас, госпожа. Возможно, этого бы не случилось, если бы вы… — Он осекся и продолжил, осторожно подбирая слова: — Будь вы более осмотрительны в ваших прогулках…

— Мне надоело сидеть здесь взаперти, точно в темнице! — Девушка так резко мотнула головой, что ее темно-русая коса перелетела через плечо за спину. — Неужели я даже не могу выйти прогуляться? И пусть эти парни правда видели меня — отчего ты решил, что они поняли, кто я?

— Осмелюсь сказать, госпожа, — вступил в беседу Вегар, — за вашу голову назначена немалая награда. Об этом трубят на каждом перекрестке, в каждом городе и селении. Кроме того, не так уж часто встретишь женщину в боевой броне.

— Отец воспитал меня как воина, и я не стану этого скрывать, — заявила Анери, княжна Андары, и гордо вскинула голову. — Я знаю, что в крепости безопаснее, но сердце зовет меня в бой за свою землю. О владыка неба, отчего я не умерла, как мой отец? Я скорее предпочла бы погибнуть в бою, чем жить в изгнании.

На это у воинов ответа не нашлось. Впрочем, подобные слова, отголоски недавнего горя и тяжкого бремени, все реже срывались с уст княжны. Вздохнув украдкой, Фейран увел беседу в сторону:

— Я понимаю вас, госпожа, я сам был таким же в ваши годы. Но вспомните последнюю волю вашего отца-князя. Он повелел вам бежать, затаиться и отыскать союзников…

— Мы уже пытались, если ты не позабыл, Фейран, — бросила княжна. — Северная граница перекрыта намертво, там не пройти в Каллис, да и сами каллисианцы не особо торопятся нам на помощь. Хороши союзники!

— Их вины в том нет, госпожа, — сказал Вегар. — Похоже, князь Треас знал о союзе Андары и Каллиса и позаботился об этом. В тот самый миг, когда они напали на нас, к границам Каллиса подступили полчища кочевников-варданов. Как могли каллисианцы прийти нам на помощь?

Княжна опустила голову, глаза ее потемнели еще сильнее.

— Итак, до Каллиса нам не добраться. Здесь оставаться нельзя. Что тогда?

— У меня появилась одна мысль, госпожа, если вы позволите, — заговорил Фейран. — Мы сможем пробраться в Каллис, но не через нашу северную границу, а через восточные земли Ботара. Вегар, подай карту госпожи.

Под изумленным взглядом княжны Фейран расправил искусно нарисованную карту на плоском камне и принялся чертить по ней пальцем.

— Мы сейчас здесь. Отсюда не так далеко до восточных рубежей Ботара. Потом мы могли бы последовать вдоль границы — там нет крупных городов и застав, не считая Дайго-Ни, — и выйти к рубежам Каллиса. Правда, придется как-то миновать приграничную ботарскую крепость Туата, в которой заправляет сам Овари Шимо, — упомянув это имя, он нахмурился, — но, думаю, нам это по силам. Если прятаться, то там, где нас ни за что не догадаются искать, — на вражеской земле.

— Мы же не сможем пройти там открыто, — заметила княжна. — Придется…

— Да, госпожа, придется. — Фейран вновь склонил голову, не поднимая глаз на княжну. — Мы отправимся в путь переодетыми, под видом простолюдинов, и, конечно же, пешком.

Эти слова заставили княжну фыркнуть, глаза ее вспыхнули возмущением. То ли ей претила мысль о таком унижении, то ли она сомневалась, что сможет остаться неузнанной — как и ее спутники-воины.

— В тех краях наверняка полно грабителей, как обычно бывает после войны, — пояснил Вегар, заметив возмущение княжны. — Не стоит привлекать их внимание возможной добычей.

— Кстати, о добыче, — прервала княжна. — Не забывайте, что у нас есть при себе нечто гораздо более важное, чем наши жизни. — Она оглянулась на лежащие у стены мешки. — Задумка была неплоха, но теперь придется поразмыслить над тем, как миновать ботарскую границу с нашим грузом.

— Думаю, это будет не так уж трудно, госпожа. — Уголки губ Фейрана чуть дернулись вверх, но он сумел сдержаться и вновь опустил глаза. — Я счастлив, что вы согласились, и нам не пришлось тратить время на уговоры. Осталось решить, как быть с пленниками.

— Они вправду больше похожи на обычных бродяг, чем на лазутчиков, — заметил Вегар. — Разве что на очень хороших лазутчиков. Хотя старший слишком глуп для такого дела, а вот младший будет поумнее. Мы еще не успели допросить их, но это можно сделать хоть сейчас.

— Успеется, — остановила его княжна. — Пусть пока спят. — Она задумалась ненадолго и улыбнулась чему-то. — Нам будет лучше взять их с собой. Вряд ли вы двое сойдете за простолюдинов, даже если будете очень стараться. А с такими спутниками мы привлечем к себе меньше любопытных взглядов. И заодно приглядим за ними, если окажется, что они на самом деле лазутчики.

— Но ведь старший из них видел вас, госпожа, и может узнать…

— Много ли он успел разглядеть — в горных тенях, при неверном свете заходящего солнца? Кроме того, ты сказал, Вегар, что он не слишком умен. Вряд ли он узнает меня. — Она еще раз оглядела обоих воинов. — Значит, решено. Мальчишки отправятся с нами.

— Если вы приказываете, госпожа. — Фейран посмотрел на нее и вновь поклонился. — Я побеседую с ними утром, прежде чем мы отправимся в путь. И… — он сглотнул, тяжело выдохнул и продолжил: — Простите мне мою дерзость, госпожа, но в таком случае вам самой придется, хм, сменить облик.

— Как и всем нам. — Княжна коснулась его подбородка и заставила поднять голову. При этом рука ее чуть задержалась на его лице. — Хотя мне придется потруднее. Но я согласна на все, что ты предложишь, Фейран. Я буду тебя слушаться, потому что доверяю тебе, как доверял мой отец. А пока я займусь сборами в дорогу.

— Как пожелаете, госпожа. — Очередной, еще более глубокий поклон. — Но не слишком утруждайтесь, мы с Вегаром позаботимся обо всем. Вам нужно хорошенько выспаться перед дорогой, поэтому да пошлет вам небесный владыка доброй ночи.

— И вам тоже, — откликнулась княжна с улыбкой и заперла за воинами дверь.

— Всем был хорош наш князь, да будет блаженным его отдых на небесном острове, — сказал Вегар, пока воины шли обратно к своему жилищу, — но порой мне любопытно, за что же боги так покарали его, не дав ему сыновей.

— Будь я ее отцом, — ответил Фейран, чуть обернувшись, — я не променял бы такую дочь даже на десять сыновей.

За этими словами крылось многое. Вегар и сам не был слепцом, поэтому спросил:

— Отчего ты никогда не смотришь ей в глаза? Стоишь, потупив взор, будто стыдливая девица...

— Она — княжна…

— Ну и что? Перед покойным князем ты так не скромничал.

— Думаю, — улыбнулся Фейран, — во время нашего путешествия мне придется ни на миг не спускать с нее глаз. А сейчас займемся делом. Парней поднимем на заре.

Воины уже вернулись в свое жилище и оглядывали мешки с припасами, решая, что брать. Им предстояла нелегкая задача и столь же нелегкое путешествие. Простолюдин — не воин, ему не положено носить оружие. Но Фейрану пришла в голову еще одна мысль.

…Анери перебирала содержимое мешков. Увы, большую часть вещей, в том числе броню, придется оставить, но вот этот наряд вполне сгодится для пешего путешествия и не вызовет ничьего любопытства. Руки княжны занимались привычной работой, а мысли тем временем улетели далеко-далеко в прошлое, когда были еще живы отец и мать, когда сама она не знала никаких забот, когда ничто не тревожило ее — до того самого дня.

* * *

Ей шесть лет, и сегодня она впервые в седле лошади — не маленького пони, на котором училась ездить верхом, а настоящей лошади. Вернее, это отец-князь думает, что впервые, а на самом деле Анери уже доводилось раньше взбираться на спину коня тайком от всех. Пристало ли бояться ей, наследнице славного и благородного рода Кельма, из которого происходят андарианские князья?

Она несется верхом, сидя в седле по-мужски и вцепившись в рыжую гриву лошади. Длинная коса растрепалась и теперь хлещет ее по спине, точно плеть, но это вовсе не больно, а странно возбуждающе. Лицо пылает, из горла рвется ликующий крик, и она не сдерживает его. Где-то позади плетутся слуги, но куда им до ее гнедой Ласточки! Попробуйте догоните!

Анери всего на два года старше своей кобылы. Это она придумала ей такое имя — Ласточка, это на ее глазах из тонконогого жеребенка выросла сильная и прекрасная лошадь. Сколько раз Анери бегала на конюшни и наблюдала за работой конюхов, а порой сама им помогала, и отец не запрещал. «Озорная девчонка», «сорвиголова», «непоседа» — так называл он ее и улыбался, хотя мать лишь качала головой. Если уж не суждено княжеской чете иметь сына, неужели стоит воспитывать единственную дочь, как мальчика?

Подобные мысли не тревожат Анери. Она не пренебрегает наставлениями матери, хотя душою тянется к отцу. Она с восторгом следит за учебными поединками юных воинов ненамного старше ее и порой сама берет в руки палку и повторяет их движения. Она знает все, что положено знать и уметь в ее годы благородной девице, но в этих знаниях нет душевного жара. Зато сейчас душа ее пылает, так, что ей кажется: еще немного — и она взлетит высоко-высоко к солнцу…

Анери так и не успевает понять, что же случилось. Ласточка вдруг дергается в сторону, будто от испуга, бешено бросается вперед и вскидывается на дыбы. Анери, неопытная всадница, не знает, как справиться с нею. Она вылетает из седла, сперва взмывая вверх, а потом так же стремительно несется вниз, на землю.

Каждое мгновение полета кажется Анери долгим, как день. Теперь ей страшно, она пытается кричать, но у нее вырывается лишь тоненький визг. Сзади приближаются голоса. Ее обдувает порывом ветра, который приносит запах конского пота. Она слышит чей-то крик, и вот земля уже совсем близко… и она падает, но не на землю. Краем глаза она успевает заметить метнувшуюся вперед длинную тень, и чьи-то руки подхватывают ее.

Анери чувствует на щеке чье-то дыхание и приоткрывает глаза. О, этого взгляда ей не забыть никогда! Совсем еще молодой, лет двадцати, но для нее, шестилетней, почти взрослый мужчина-воин. Он лежит плашмя на земле и держит ее, Анери, на вытянутых руках. Его лицо побагровело от усилия, он до крови прикусил губу, и княжна слышит его тяжелое, свистящее дыхание. И все же он не отпускает ее, не позволяет даже коснуться земли.

Руки юноши начинают слегка дрожать, и он осторожно ставит Анери на ноги. Но ей не хочется, чтобы он отпускал ее. На его руках ей так спокойно, так уютно — совсем как на отцовских. Или даже лучше.

«Вы целы, госпожа?» — тихо спрашивает он. Анери лишь кивает, не в силах двинуться.

Только теперь он поднимается на ноги. Анери с восхищением запрокидывает голову — какой же он высокий! Его одежда перепачкана землей и травой, и он даже не отряхивается. Он смотрит на нее, она — на него.

Голоса позади становятся громче, сливаются в густой тревожный гул. Анери привычно различает голос отца-князя, но не думает, станет ли он бранить ее. Она различает имя, которое отец произносит: Фейран. Незнакомое имя. Должно быть, так зовут этого высокого молодого воина, который только что спас ей жизнь.

«Фейран, — тихо повторяет она и прибавляет: — спасибо».

«Я счастлив, что успел вовремя, госпожа», — отвечает он, опускается перед нею на одно колено, склоняет голову. Анери это не нравится. Она хочет смотреть ему в глаза, она хорошо их запомнила: темно-серые, как тучи в непогоду. Но такие ясные, такие светлые…

«Я никогда этого не забуду», — говорит Анери в ответ. И она не забыла.

* * *

В ранний предрассветный час, когда измученные страхом Норо и Палло наконец-то забылись тяжким сном без сновидений, их разбудил стук деревянной крышки-решетки и негромкий оклик: «Просыпайтесь». Щеки Норо коснулось что-то лохматое и колючее — не сразу он понял, что это веревка. Мальчик хорошенько протер заспанные глаза и с трудом открыл их.

В яме царил полумрак, но небо сделалось из густо-черного серым. Сперва Норо увидел зевающего во весь рот Палло и растрепанный конец веревки, что свисала в яму. Знакомый им воин терпеливо дожидался наверху, пока они вылезут. Палло неуклюже ткнулся носом в шею Норо и горячо зашептал ему на ухо что-то неразборчивое. Воин вновь поторопил их и сделал знак подниматься — терпение его, похоже, подходило к концу. Норо отпихнул брата, прихватил мешок с хлебом и полез вверх по веревке, упираясь босыми ногами в стену ямы.

— Ступайте вперед, — приказал воин, когда оба пленника вылезли из ямы и с хрустом потянулись.

Он слегка подтолкнул их и указал на узкую горную тропу, что едва виднелась в тусклом свете медленно восходящего солнца.

Братья еще не вполне проснулись и шагали, точно во сне. Воин порой подталкивал их, направляя в нужную сторону, крепко, но не злобно. Потом он открыл тайный проход — Норо и Палло не заметили, как, — втолкнул их внутрь и вошел сам. Тут же на каменном полу стоял горящий масляный светильник. Воин взял его и повел братьев дальше под низким сводом пещерного прохода.

Норо и Палло тревожно оглядывались, не смея вымолвить ни слова. Слабый огонек светильника в руке воина почти не разгонял густого мрака вокруг, зато заставлял блеклые, размытые тени плясать по стенам пещеры. Тени эти казались братьям неведомыми чудовищами, готовыми вот-вот кинуться на них и растерзать. Место и без того было жуткое, а от такого зрелища ноги сами подкашивались.

Вскоре путь закончился — в одной из пещер, куда втолкнул их воин. Навстречу шагнул еще один человек, тоже со светильником. Братья поневоле застыли на месте, едва не попятившись, но догадались поклониться. Вышло у них неуклюже.

Высокий мужчина в броне вовсе не выглядел жестоким, хотя смотрел на них слишком уж грозно. Лицо показалось бы приятным, если бы его не портили сломанный нос и длинный неровный шрам, что тянулся от правого виска к челюсти и исчезал в темно-рыжей бороде. От такого лица и стати за пять регов отдавало благородным происхождением, восходящим еще к далеким и благословенным временам Единой земли.

— Кто вы такие? — спросил он.

От звука его голоса братья невольно принялись перетаптываться на месте. Суровый, пронзительный взгляд темно-серых глаз чуть смягчился и сделался всего лишь внимательным.

— Мы — бедные странники, господин, — ответил Норо. — У нас никого и ничего не осталось, и мы просто идем, куда глаза глядят. Меня зовут Норо, а это мой брат Палло. Прошу вас, господин, отпустите нас, мы никому не причинили зла…

— Пока, — сказал человек со шрамом, а стоящий рядом воин сжал кулак. — Откуда вы?

— Мы родом из Андары, господин, из деревни Минис, это на юге, где течет река Нени. Но два месяца назад нашу деревню сожгли ботарцы. Мы с Палло всего лишь ушли на реку удить рыбу, потом услышали стук копыт и крики, побежали назад, а там… там уже жгут да рубят. Мы перепугались до смерти, дождались, пока они уедут, потом обошли все дома… но в живых никого не осталось, они всех убили!

Норо перевел дух, шмыгнул носом. Вышло это совершенно случайно: он сам не ожидал, что рассказ о гибели родной деревни так взволнует его. Воины его не перебивали, и он приободрился на миг.

— Вот теперь и странствуем, — закончил он. — Что еще нам остается?

— Я слышал, это правда, — тихо сказал младший воин своему начальнику. — Ботарцы разорили и сожгли немало наших деревень, так что пока выходит складно.

— Вот именно, что пока, — был ответ. Говоривший вновь обернулся к пленникам. — Так кого вы вчера видели в горах?

Палло и Норо отчаянно переглянулись, завертели головами, не зная, что сказать.

— Н-никого, господин, мы никого не видели, — затараторил Норо, — кроме этого благородного воина, который поймал нас. А так больше никого, правда, Палло?

— Да, да, совсем никого! — подхватил тот и опасливо оглянулся, выдавив глуповатую улыбку.

— Довольно! — Слово прозвучало негромко, но хлестнуло обоих пленников, будто тяжелый кнут. Они едва не подпрыгнули на месте под внимательным взором старшего воина. — Отвечайте прямо: лазутчики вы или нет?

Нечесаные лохмы братьев упали им на глаза — так усердно они мотали головами, не в силах ответить. Правда, Норо украдкой бросил на Палло злобный взгляд: мол, доигрался, глазастый. Это не укрылось от обоих воинов.

— Врут, — коротко заявил младший и вновь сжал кулак.

— Нет, мы не врем! — Неожиданно слова нашлись и хлынули так быстро, что Норо едва не задохнулся. — Никакие мы не лазутчики, клянусь небесным владыкой и матерью-землей! Да, Палло вчера болтал, что видел в горах девушку-воина. Не знаю, может, это и правда, сам-то я никого не видел. Но мы в самом деле просто бедные сироты и ничего не замышляем. — В порыве он бросился на колени и дернул брата за рукав, чтобы тот сделал то же самое. — Пощадите нас, господин, не убивайте!

— Встаньте, — произнес старший из воинов после недолгого молчания и обернулся к товарищу. — Они не лгут. Да, они боятся, но за свою жизнь, а не за свое задание, если оно у них есть.

— Да нет у нас никакого задания, говорю же! — осмелел Норо.

— Тебя не спросили, — бросил ему младший воин.

Норо умолк, переводя взгляд с одного воина на другого. Палло стоял рядом ни жив ни мертв, по бледному лицу катился пот, руки комкали обтрепанный подол рубахи. Что до воинов, то взоры их были непроницаемы, и трудно было понять, о чем они думают.

— Я верю вам. — Воин со шрамом говорил медленно, словно размышляя вслух. — Но отпустить вас не могу. — Движением руки он заставил братьев замолчать. — Теперь послушайте меня. Никакой девушки-воина вы не видели и не могли видеть, понятно? — Братья дружно кивнули. — Зато вы видели то, что сейчас творится на дорогах, и понимаете, что здесь нам оставаться нельзя. Сегодня мы покинем эту крепость, и вы пойдете с нами. Так будет лучше и безопаснее для вас.

— А куда мы пойдем? — осторожно подал голос Палло, словно не верил, что их правда не будут убивать.

— Мы пойдем в Ботар, а оттуда в Каллис, к нашим союзникам.

Норо и Палло дружно разинули рты. С тех пор, как началась война с Ботаром, соседнее княжество казалось им некоей жуткой, темной страной, где живут одни разбойники да убийцы. Идти туда, где можно ждать себе лишь смерти, было все равно что самим кинуться на острые вражеские копья.

— В Ботар? — переспросил Норо. — Но зачем? И как вы вообще туда пройдете в таком виде? Вас же сразу убьют.

— Переоденемся. И никто нас не убьет, если мы будем осторожны. А вы двое пригодитесь нам для одного важного дела — понесете ценный груз. Так что можете считать нас своими товарищами. Я Фейран, а это Вегар.

— Слушайте, — сказал Норо, приободренный словом «товарищи», — вы и впрямь думаете, что в Ботаре нас не заметят и не догадаются, откуда мы? Ботарцы черноволосые, а мы…

Норо взъерошил собственные волосы, выразительно глянул на брата и, окончательно осмелев, на Фейрана.

— Что бы мы без тебя делали, умник, — усмехнулся Вегар. — Вот только ты не знаешь, что мы не всегда враждовали с ботарцами, и на границе люди часто заключали смешанные браки. Поэтому не все, кто живет на востоке Ботара, черноволосые. Мы без труда затеряемся среди них.

— А что за ценный груз, который нам придется нести? — опять вмешался Палло. — И почему вы сами его не понесете — вы вон какие здоровые, сильные…

— Узнаешь в свое время. А мы не сможем взять этот груз, потому что понесем припасы. — Фейран прищурился, заметив, как Палло сглотнул слюну при этих словах. — Вижу, ты любишь поесть.

— А кто ж не любит? — Палло понял одно: их уже точно не убьют и не станут бить или пытать, и это развязало ему язык. Норо привычно поспешил заткнуть болтливого брата:

— Простите его, господин, он вечно мелет всякую чушь. Как бы не сболтнул чего по дороге…

— Значит, ты будешь присматривать за ним, — сказал Фейран, — и вовремя останавливать, чтобы он не проговорился, понял?

— Понял, господин, как прикажете… Вы ведь андарианский воевода, правда?

— Почему ты так решил?

— Что ж, я наших не видал, что ли? — фыркнул Норо, не удержавшись. — У вас на броне бляхи с волшебной птицей, а их носят только военачальники.

— А ты вправду сообразительный, — улыбнулся Фейран. — Думаю, это еще пригодится всем нам в пути.

Улыбка полностью преображала его лицо, заставляя позабыть о шраме на щеке. Он легонько потрепал Норо по лохматой макушке, и мальчик невольно поразился, насколько ласковым оказалось прикосновение пальцев воеводы, сильных и твердых, наверняка способных согнуть гвоздь или сломать человеку шею. И Норо понял, что под суровым обликом скрывается сердце вовсе не жестокое.

— И запомните, оба, — продолжил воевода, — не вздумайте больше обращаться к нам на «вы» или называть «господин». Мы все — товарищи, поэтому зовите нас по именам. Держитесь поближе к нам, меньше болтайте и ничего не бойтесь. Мы сумеем защитить вас, если случится беда.

Братья усердно закивали, их неумытые лица просияли, как только что отчеканенные монеты. Фейран переглянулся с Вегаром и сделал ему едва заметный знак.

— А теперь идемте со мной, — сказал Вегар. — Нам скоро выступать, так что поедите и отдохнете, пока можно. Мы позовем вас.

Норо и Палло чуть не подпрыгнули, услышав слово «поедите», и тут же сообщили, что у них имеются собственные припасы — целых полкаравая хлеба. Вегар проводил мальчишек в соседнюю пещеру и предложил им копченого мяса, сыра и слабого пива вроде того, что варила совсем недавно их мать. Пиво было кисловатое, но освежающее и вполне пригодное. Братья наелись, а потом устроились на отдых прямо на полу пещеры.

— Что-то мне не очень хочется идти в Ботар, Норо, — сказал Палло, растянувшись на вытертой шкуре во всю длину. — Там же враги.

— Ну и что? — возразил брат, зевая. — Нам все равно некуда идти. А с такой защитой нам ничто не страшно. — Он помолчал. — Разве что ты опять учудишь что-нибудь.

«На дороге в Ботар их поджидало немало опасностей. Чтобы преодолеть их, нужна была как недюжинная сила, так и хитрость. Но тех, кто сопровождал княжну, Ва-Катоа щедро наделил и тем, и другим».

Из летописи Арвокаса Кельма

Отдых Палло и Норо продлился недолго. Вскоре Вегар поднял их и вывел из горной крепости, но не той дорогой, которой они шли накануне вечером. Они оказались в узкой укромной долине, где бежал по склонам полноводный ручей и росло немало корявых, но крепких деревьев. Воин велел мальчишкам собрать как можно больше хвороста, причем выбирать ветки подлиннее, и оставил их трудиться одних.

Братья принялись за работу. Кругом не было ни души, разве что пролетит в небе орел или взвизгнет пронзительно птица-падальщик. Но и Палло, и Норо казалось, что за ними наблюдают, а как и откуда — боги весть. Поэтому они трудились молча, не решаясь заговорить, разве что Палло порой тихо жаловался на усталость.

Когда Вегар вернулся, братья как раз увязывали собранный хворост веревкой. Воин сдержанно похвалил их, подхватил огромную охапку с земли и повел мальчишек обратно в крепость. Хворост оставили в одной из пещер, а Норо и Палло пришлось вновь идти за провожатым по темным извилистым ходам. На этот раз они вышли в незнакомом месте, откуда начиналась ведущая вниз тропа, хитро укрытая за валунами. Там братьям было велено ждать.

Вид из нынешнего укрытия не радовал глаз. Куда ни глянь, только широкое небо — опять без единого облачка — и надоевшие уже горы. Норо смотрел на убегающую в неизвестность тропу, щурясь от яркого солнца, что пылало на востоке переливчатым оранжево-алым. Палло ерзал рядом на камне, болтал ногой и испытывал не меньшее желание поболтать языком.

— Слушай, а не зря мы с тобой ввязались во все это? — сказал он.

— Да ну тебя, — отмахнулся Норо. — Если помнишь, это не мы ввязались, а ты втянул нас в неприятности, как всегда. Но сейчас лучше помалкивать, понял? Откуда ты знаешь: вдруг они слышат нас?

— Как они могут нас слышать?

— Ты что, не видел, сколько в этой горе ходов, — удивляюсь, как они сами в них не заплутали. Вдруг там есть еще какие-нибудь потайные ходы, ведущие наружу?

— Слушай, а если они возьмут да и уйдут через эти ходы, а нас с тобой просто бросят тут, а? — Палло оглянулся через плечо, пропустил пятерню сквозь непослушную гриву, растрепанную ветром. — А потом нагрянут ботарцы и прикончат нас.

— Они так не сделают, — уверенно заявил Норо. — Они не такие. Это же наши воины, андарианцы, они поверили нам и обещали защитить. Не знаю, как тебе, а мне они нравятся: и воевода со шрамом, и второй, который нас поймал. Пусть они суровые и жесткие, как камни, но воинам, наверное, и положено быть такими. Они ведь не злые, это ясно. Ты их тоже пойми: вот ты бы на их месте стал верить каким-то проходимцам?

Палло пожал тощими плечами, но ответить не успел. У очередного тайного прохода мелькнуло движение, и братья изумленно уставились на своих новых товарищей, с трудом узнавая их.

И Фейран, и Вегар мало чем напоминали теперь тех гордых воинов, которые совсем недавно столь сурово допрашивали братьев. Длинные волосы обоих были неровно обкромсаны и растрепаны, лица перемазаны горной пылью. Боевую броню сменили штаны и рубахи навыпуск, подпоясанные кожаными ремнями. На ногах красовалась обычная обувь простолюдинов — куски прочной кожи с пришитой подошвой и продернутыми по краям шнурами. Такую обувь обычно надевали поверх полотняных обмоток и стягивали шнуры по стопе. На поясе у каждого виднелся нож; Норо отметил, что у Фейрана оружие висит слева. Через плечо — кожаные фляги с водой, за спинами — тяжелые дорожные мешки, а Вегар еще тащил собранную братьями вязанку хвороста.

Не успели Норо и Палло удивиться, как из-за спин воинов показался еще один человек: мальчишка в мешковатой одежде, будто с плеча кого-то более взрослого и более крупного. На вид чуть постарше Норо, лицо тоже испачкано пылью, из-под домотканой шапки выбиваются пряди темных волос. Что удивительно, мальчик не был бос, но в такой же обуви, как у воинов. За спиной у него виднелся не слишком туго набитый мешок.

— А это еще кто? — кивнул Палло на мальчика. Тот даже не поднял головы, угрюмо глядя под ноги, будто не слышал ничего.

— Мы сами этого не знаем, — сказал Фейран. — Должно быть, сирота вроде вас, мы подобрали его едва живым в одном разоренном селении. Он к тому же немой, не то с рождения, не то от пережитого, но бросить его нельзя, поэтому он идет с нами. Он довольно нелюдимый, так что держитесь от него подальше. И возьмите вот это.

Почти неузнаваемый теперь андарианский воевода протянул братьям по плотному холщовому мешку, в каждом из которых что-то тихонько постукивало. Норо молча забросил свой мешок за спину, но любопытный Палло не удержался и раскрыл свой.

— А что тут?

В мешке лежали несколько табличек из красноватой обожженной глины с тисненными на них непонятными письменами.

— Бери, и пойдем. — Фейран слегка подтолкнул Палло в спину, но тому вполне хватило, чтобы пролететь пару шагов и едва удержаться на ногах. — Это древние таблички, на таких когда-то писали наши предки. Они — самое ценное, что у нас есть, поэтому берегите их и не вздумайте разбить ни одной. В Каллисе такое тоже ценят.

Братья кивнули. Они знали, что языки Андары, Ботара и Каллиса схожи между собой, так что неудивительно, если каллисианские книгохранители в самом деле оценят такие старинные таблички. Быть может, и им самим перепадет что-нибудь, хотя бы часть вырученных денег. Норо вздохнул: ишь, размечтался, сперва надо добраться до этого самого Каллиса живыми. Палло тоже вздохнул, продел руки в лямки мешка и поплелся рядом с братом за воинами, порой косясь на странного немого мальчишку.

Тропа оказалась удобной, хотя и извилистой. Далеко внизу виднелись равнины и реки, дороги и поселения, но сейчас было не до любования окрестностями. Палло и Норо внимательно следили за воинами, смотрели, куда те ступают, и старались идти за ними чуть ли не след в след. Немой шел легко и уверенно, словно родился в этих горах. Его маленькие, но сильные ноги не потревожили ни единого камешка на тропе, тогда как босые подошвы братьев поднимали то брызги каменного крошева, то облачка горной пыли.

Когда спуск закончился, взмокшие Норо и Палло изумленно огляделись. Горы Арвасин тянулись теперь по правую руку, а там, где заканчивалось предгорье, расстилались буро-зеленые равнины. Кое-где их прорезали реки и речушки, точно серебряные нити в дорогой ткани. Далеко впереди смутно виднелись темные очертания каких-то укреплений: приграничная застава или что-то в этом роде.

Фейран молча указал рукой в ту сторону и повел спутников вниз. В предгорье троп не было, и приходилось осторожно выбирать путь. Один раз Палло едва не сорвался — его успел удержать брат; в другой раз чуть не упал сам Норо, и на помощь ему неожиданно пришел немой. Норо подивился тому, каким сильным оказался странный попутчик: с виду-то и не скажешь. На благодарность тот никак не ответил, даже не кивнул, только отвернулся и поспешил догонять старших товарищей.

Когда предгорье осталось позади, солнце уже старалось вовсю и припекало путников, а на небе так и не появилось ни облачка. Норо и Палло уныло переглянулись: день только начинается, и еще неизвестно, сколько им придется сегодня идти. Оба тяжело дышали после нелегкого спуска, отирая пот с красных, разгоряченных лиц.

— А мы что, уже в Ботаре? — спросил Палло, озираясь вокруг.

— Нет, — ответил Фейран. — Видишь вон ту крепость у реки? Это Дайго-Ни, сторожевой приграничный пост, там ботарские воины охраняют свои рубежи. Другой дороги здесь нет, так что придется миновать крепость.

— А как?

Ответа на свой вопрос Палло не получил, разве что извечное: «Меньше болтай и не отставай». Фейран слегка хлопнул его по плечу и прибавил шагу, словно не замечая тяжести мешка за спиной. Он зачем-то склонился к немому и сделал рукой непонятный знак. Парень в ответ коротко мотнул головой в надвинутой по самые глаза шапке.

— Неужели они его понимают? — тихо спросил Палло у брата, кивнув на немого.

— А кто их разберет, — пожал плечами Норо. — Сам я не видал, но слышал, что немые могут объясняться с прочими людьми знаками. Может, и этот так умеет.

— Слушай, что-то мне не…

Палло осекся, едва не подавившись собственными словами. Норо тоже невольно застыл на месте, краем глаза поглядывая, нет ли где укрытия. Ибо они были на дороге не одни.

Им преградили путь шестеро человек — кто в остатках брони обоих воинств, кто налегке. Судя по впалым щекам, тощим мешкам за плечами и покрытой пылью одежде, они были утомлены дальней дорогой и голодны. Мечи имелись только у двоих, еще трое вытащили из ножен кинжалы. Последний, безусый мальчишка не старше Палло, вертел в руках длинную палку, окованную на обоих концах железом.

— Какая удача, — сказал главарь, крепко сбитый бородатый молодец лет тридцати. — Нечасто встретишь путников в этих горах. И, коли уж мы встретились, отдавайте нам поскорее свои мешки, и тогда — может быть — вы благополучно пойдете дальше. Больше с вас, похоже, нечего брать.

Грабители внимательно оглядывали бедные наряды путников. Лучше всех был одет, что удивительно, немой — в суконную безрукавку поверх крепкой льняной рубахи. На него и устремились все глаза.

— Разве что раздеть вон того парня, смахивающего на девку, — прибавил главарь.

— А может, он и есть девка? — с ухмылкой предположил другой бродяга.

— Тем лучше для нас. Разденем и узнаем.

Фейран неспешно шагнул вперед, прикрывая немого собой. Вегар так же неторопливо стряхнул с плеч вязанку хвороста, и та упала на землю со странным звуком, похожим на звон железа. Палло и Норо благоразумно попятились.

— Придется теперь убить их, — ровным голосом произнес Фейран и переглянулся с товарищем.

Грабители расхохотались.

— Ты что, смеешься, меченый? — выдавил главарь. — Вдвоем против шестерых?

— Да, — был короткий ответ.

Главарь выругался, помянув все тени девятой преисподней, и дернул меч из ножен:

— Я тебе кишки выпущу!

Когда он бросился вперед, Палло не выдержал.

— Я же говори-и-ил! — тоненько, по-девчачьи взвыл он, не в силах шевельнуться от страха. — Зря мы с ними связа-а…

— Закрой рот! — рявкнул Норо.

Схватив брата за рукав, он потащил его за ближайшие валуны — благо, их здесь было что грибов в лесу по осени. Палло тут же рухнул на землю лицом вниз и мелко затрясся. Повинуясь невольному любопытству, Норо осторожно выглянул из-за камня — и тут же нырнул обратно, потрясенный увиденным. С перепугу ни тот, ни другой не заметили, что немой не побежал прятаться.

Вражеский меч свистнул в воздухе. Фейран припал к земле и подсек главаря, ударом ноги сломал ему челюсть. Пока разбойник корчился в пыли, рука воеводы дернулась в сторону брошенной вязанки. Хитро затянутые узлы распались, левая ладонь сжала рукоять меча. Фейран в прыжке вскочил на ноги, мимоходом ударил следующего грабителя в пах и тут же зарубил. А потом бросился на подмогу Вегару, который бился сразу с двумя врагами.

Один из них заметил Фейрана и обернулся к нему. Меч грабителя взлетел в широком замахе, но опуститься не успел. Вместо этого бродяга уставился мутнеющими глазами на сизые, окровавленные петли кишок, что свисали из его распоротого живота. В этот же миг противник Вегара упал с разрубленной головой.

Пятый грабитель кинулся к раненому главарю. Тот не мог говорить, лишь отчаянно замычал, тыкая испачканной кровью рукой в противников. Бродяга понял и бросился в бой — и почти сразу же упал, рассеченный от плеча до груди. Вегар, стряхнув с клинка кровь, обернулся к главарю, а Фейран — к последнему спутнику.

Парень с палкой оказался сообразительным и, пока его товарищи гибли под мечами воинов, выбрал себе противника послабее.

— Ты что, правда девка? — сказал он немому и заметил, что пальцы того сжали рукоять ножа. — Ты еще и драться умеешь? — Тряхнув космами, он грозно взмахнул своей тяжелой палкой. — А ну, давай!

Немой уклонился от удара, точно рыба-змей, и перехватил оружие врага посередине. Тот крепче стиснул палку и дернул на себя. Вместо того, чтобы вырывать у него палку, немой со всей силой толкнул его. Парень разжал руки, оставив оружие в руках противника, плюхнулся на землю и тут же взвыл от крепкого удара под ребра. От второго — в висок — ему удалось увернуться. Когда же он вскочил на ноги, то нежданно оказался грудь в грудь с противником. Палка валялась на земле, а в руке немого сверкал нож.

Когда подоспели Фейран и Вегар, юный бродяга корчился на земле с перерезанным горлом. Его ноги дернулись пару раз, потом он затих. Немой обтер нож и хотел было убрать его в ножны, но сзади послышался нечленораздельный рев.

Главарь с трудом поднялся на ноги. Изо рта у него хлестала кровь, сломанная кость проткнула и распорола щеку, так, что были видны осколки зубов. Рукоять меча скользила и дрожала в окровавленной руке. Воины переглянулись, словно решая, кому добивать, но их опередили. Пущенный ловкой рукой нож вонзился точно в переносицу главарю.

Все противники были мертвы. Фейран и Вегар оттащили трупы к краю дороги, обтерли от крови мечи и вновь спрятали их в вязанку хвороста. Немой наклонился над трупом главаря, чтобы вытащить нож, дернул раз, другой, но не смог. Воевода мягко отстранил тонкую руку, выдернул оружие, вытер об одежду убитого. Немой посмотрел на него, потом на протянутый нож и слегка улыбнулся. Как только глаза их встретились, Фейран тут же отвел взгляд, резко выпрямился и отправился на поиски Норо и Палло.

Поиски оказались недолгими. Любопытный Норо все же выглянул из-за камня, пока Палло дрожал в пыли. Сейчас мальчишка потрясенно таращился на шесть трупов у дороги, на сохнущие под свирепым солнцем лужи крови там и тут. Спутники их были живы и как будто невредимы: Вегар спокойно вскидывал на плечи хворост, Фейран шагал к их укрытию. А немой лихо перекрутил окованную железом палку убитого и с отвращением отбросил к обочине.

— Выходите, все кончено, — сказал Фейран.

Норо пнул брата в поднятый кверху тощий зад и выбрался из-за камней.

— Испугались? — спросил воевода. Норо кивнул и получил в ответ ободряющую улыбку. — А ты молодец, не растерялся. Известное дело: не можешь драться — беги и прячься.

— Так не впервой же, — шмыгнул носом Норо. — Я просто не думал, что вы их… всех… А он что, тоже умеет сражаться? — Норо ткнул пальцем в сторону немого, но ответа не дождался.

— Эй, Палло, где ты там? — окликнул Фейран.

Палло тут же вылез из-за скалы, еще подрагивая от страха. Вид изувеченных тел разбойников заставил его позеленеть. Но в следующий же миг он резво подбежал к брошенной у дороги палке.

— Ух ты, это ведь тоже оружие? Можно, я возьму? — Он попытался раскрутить палку, угодил окованным наконечником себе по колену и взвыл от боли, даже запрыгал на одной ноге.

— Лучше не надо, — заметил Вегар. — Ненароком покалечишься, а нам потом тебя нести.

— Брось, тебе говорят. Ну точно ребенок малый с новой цацкой! — поддакнул Норо, но Палло отмахнулся — хорошо, что не палкой.

— Зато на нее можно опираться, как на посох. Все одно легче будет в дороге.

Немой вдруг прыснул, но поспешно отвернулся и зашагал по дороге вслед за воинами. Братья пустились догонять. Палло шел, неуклюже волоча свое «оружие», и уверял, что ему очень даже удобно, гораздо лучше, чем раньше.

— Слушайте… слушай, Фейран… — Палло припустил вперед и поравнялся с воином, пыхтя и обливаясь потом. — А почему мы не пошарили у них в поясах да в мешках, а? Может, раздобыли бы чего полезного…

Воевода сурово смерил его взглядом.

— Потому что мы не грабители и не разбойники, — отрезал он. — Незачем уподобляться врагам.

— Ага, а когда припасы закончатся, чего есть будем? — не отставал настырный парень.

— Хочешь легкой поживы? — спросил Фейран. — Как те ботарцы, которые пришли в твою деревню, взяли все, что захотели, и убили всех, кто мешал?

Вопрос, похожий на удар мечом в бою, застал Палло врасплох. Он открыл рот, но не нашелся с ответом.

— Припасов нам хватит, — сказал шедший рядом Вегар. — Даже если вдруг закончатся, есть честные способы заработать.

При упоминании честных способов Палло поморщился: работать он не любил, хотя частенько приходилось. Как ни противно было бы прикасаться к окровавленным трупам разбойников, кто знает, что они припрятали в своих мешках. Заманчивую мечту о несметных сокровищах разбил очередной вопрос Фейрана:

— А как вы жили раньше, пока странствовали? Или брат работал за двоих и кормил тебя?

— Ну, э-э… — потупился Палло.

— Я сразу понял, кто у вас старший, — только и сказал Фейран и ускорил шаг.

— Э-э… я старший… — сказал Палло неизвестно кому.

В душе, словно илистая муть на мелководье, взметнулась досада — отчего-то на самого себя. Тут Палло заметил, что спутники ушли вперед шагов на тридцать, и кинулся догонять. Наконечник палки с противным скрежетом волочился по земле.

Опостылевшие горы вскоре сменились равнинами, поросшими густой травой, в которой мог бы с головой спрятаться Норо. Несмотря на зной, то и дело налетал свежий ветерок и будто уносил усталость прочь, так что идти стало гораздо легче. По душистым пестро-зеленым полям бежали волны, словно по воде. Зрелище умиротворяло и заставляло забывать о том, что может ожидать впереди.

Других разбойников на дороге не оказалось. Лишь однажды из придорожных кустов появились было две нечесаные головы, но, завидев превосходящее число, бродяги скрылись. Палло обернулся к ним и погрозил своей палкой.

— Видал, как? — шепнул он брату. — Это я их напугал!

— Ага, конечно, — фыркнул Норо, — они как тебя увидели, аж в штаны наложили со страху.

— О, спасибо.

Не оценив насмешки в словах брата, Палло задумался, как бы поосторожнее намекнуть Фейрану и Вегару насчет привала: ведь они отправились в путь на рассвете, а сейчас уже перевалило за полдень. Но стоило ему вглядеться вдаль, как все думы мигом разлетелись, точно стайка вспугнутых воробьев.

Впереди, меньше, чем в половине рега от них, протекала широкая река. Ее пересекал прочный деревянный мост на мощных сваях, и по этому мосту в обе стороны двигались люди: кто пешком, кто на телегах или ослах. На дальнем берегу виднелась внушительная крепость, обнесенная двойным частоколом из толстых заостренных бревен. Над стеной полоскалось на ветру ботарское знамя — бегущий по полю волк.

— Это нам что, туда? — в один голос спросили братья.

— Другого пути нет, — отозвался Фейран. — Эта река зовется Карра. Она течет через всю восточную часть Ботара и еще не раз встретится нам по дороге. А мост и застава, Дайго-Ни, — это приграничные укрепления. Все, кто направляется к ближайшему городу, Вандре, должны миновать их.

— И заплатить? — полюбопытствовал Норо.

— Как же без этого, — сказал в ответ Вегар. — Не волнуйся, у нас есть деньги, в том числе местные.

Сказать по правде, Норо волновался вовсе не об этом.

Солнце продолжало яриться в небе, и речная прохлада принесла мало облегчения, когда путники ступили на мост. Народу там было не сказать, что много, но продвигались люди очень медленно. Рубахи мужчин и платья женщин потемнели от пота. В нос била крепкая вонь животных и их усталых хозяев. Никто не смел разговаривать вслух, лишь изредка люди склонялись друг к другу и перешептывались, бросая тревожные взгляды на крепость.

Норо и Палло не без страха глядели на тех, кто шел им навстречу — из крепости. Многие казались подавленными, кто-то чуть ли не рыдал, у кого-то на одежде виднелись пятна пыли, а на лицах — свежие ссадины и синяки. Были и те, кто с трудом переставлял ноги, едва не падая, а сквозь ткань рубах на спинах проступали кроваво-алые полосы.

Братья переглядывались, тихонько качая головами, и без слов понимали друг друга. Конечно, их спутники-воины не лыком шиты, но справиться с шайкой грабителей — это одно, а с сотней воинов — совсем другое. Да и на хитрость не стоит полагаться, если только все ботарцы разом не ослепнут.

Прошло немало времени, прежде чем путники миновали мост и вошли в ворота крепости. Черноусые ботарцы сурово поглядели на них, но не сказали ничего. Только один почему-то отвесил подзатыльник шедшему последним Палло, отчего бедняга пронзительно ойкнул и прибавил шагу, потирая шею.

Во дворе крепости царило столпотворение. Воины сноровисто обыскивали путников, не делая различия между крестьянами, торговцами, ремесленниками и обычными путешественниками, осматривали их мешки, корзины и телеги. На небольшом помосте сидел начальник крепости и лично допрашивал всех. Рядом с ним на лавке пристроился увесистый мешочек, который с каждым пропущенным человеком становился тяжелее. Пропускали не всех: порой начальник приказывал увести кого-то, и стражники тотчас повиновались, несмотря на крики. Вскоре к этим крикам прибавлялось звонкое щелканье кнутов.

— Мы не пройдем… — едва слышно прошептал Палло побелевшими губами.

— Пройдем. — Фейран задумчиво разглядывал обрюзгшее лицо начальника крепости. — А сейчас молчите и не вздумайте вмешиваться, понятно? Давай-ка мне свой мешок.

Палло хлопнул глазами, но мешок отдал — не без тайного удовольствия, ибо у него уже болели плечи от неудобных лямок. Норо перехватил взгляд брата, тот пожал плечами. Немой угрюмо глядел в землю, так, что видна была только его макушка в суконной шапке, но руки сжимали подол безрукавки. Фейран и Вегар держались спокойно, и ничто в их облике не выдавало, кто они такие. По виду оба мужчины ничем не отличались от других в толпе — разве что ростом.

— Следующие, следующие! — прикрикнул один из ботарцев.

Путники зашагали к начальнику. Тем временем его личные стражники выталкивали в шею предыдущего крестьянина, чьи корзины с зерном сейчас сделались легче более, чем наполовину.

— Кто такие и откуда идете? — спросил начальник, приподняв тяжелые веки. Его длинные редкие волосы прилипли к потной шее.

— Из приграничья Андары, господин, — сказал Фейран, и оба мальчишки поразились тому, как переменился голос воина: в нем зазвучали смиренные, даже заискивающие нотки.

— Что? Из Андары? — рявкнул начальник, хотя сегодня это был не первый подобный случай. — Уж не лазутчики ли вы?

— Что вы, почтенный господин! — Голос Фейрана так убедительно дрогнул от страха, что братья даже переглянулись с восхищением. — Мы — мирные странники, идем в Вандру. Сколько с нас?

— А ты, я вижу, деловой человек, — сказал начальник, смягчившись при одном упоминании платы. — Вас сколько, пятеро? Значит, по серебряной монете за каждого и еще за товар. Мои воины проверят. Чем вы торгуете?

— Мы не торгуем, мудрейший господин.

Фейран кивнул Вегару, и тот с поклоном положил в мешочек на лавке пять серебряных монет. Мальчишки, несмотря на страх, с грустью провожали взглядами каждую — это ж надо, платить такие деньги этим грабителям и убийцам! Сам же воевода тем временем крепко прижимал к груди сумку Палло.

— Не торгуете? — Толстяк опять начинал сердиться. — Не дури мне голову, а не то прикажу выпороть. Что у тебя в мешке?

— О… — Фейран принял таинственный вид и вынул одну глиняную табличку. — Это древние сокровища, старинные письмена наших предков, хранилища знаний и мудрости. В наше время они бесценны, но мало кто смог бы прочесть их. Возможно, вы сами…

— Я?! — Начальник изумленно вытаращился, на малиновом от жары лбу вздулась толстая голубая жила.

— Конечно, — поклонился Фейран. — Всю мою жизнь я храню древние знания и умею разбираться в людях. Стоило мне лишь увидеть вас, и я сразу понял: это человек великого ума и великой учености. Кому, как не вам, достойнейший господин, владеть сокровищницей древней мудрости, ибо эти таблицы — самое ценное, что у нас есть. Прошу, возьмите их.

Начальник продолжал хлопать глазами, а Фейран преклонил колено и протянул ему мешок с табличками. В рядах воинов послышались смешки, даже трясущиеся от страха крестьяне и торговцы, что изумленно глазели на происходящее, невольно заулыбались, кто-то украдкой прыскал в кулак. Толстяк заерзал на лавке, косясь по сторонам, — ни умом, ни ученостью он явно не блистал. Зато люто ненавидел быть посмешищем.

— Не нужны мне твои таблички! — Начальник попытался оттолкнуть Фейрана. Тот смиренно выдержал удар, но не двинулся с места.

— Молю вас, премудрый господин, возьмите наши сокровища! Мне будет легче жить на свете, зная, что древняя мудрость в надежных руках…

— Пошел вон! — дико завопил начальник, лицо его сделалось темно-багровым, как вино из далеких южных земель Ларока. Он кивнул своим воинам.

— О, слушаюсь, благороднейший господин, как прикажете…

Прежде чем воины исполнили приказ, Фейран поспешил подняться, вновь прижал мешок к груди и засеменил прочь. Товарищи мигом устремились за ним, не дожидаясь, когда вмешаются ботарцы. Немой шел между Фейраном и Вегаром, братья жались следом и очень надеялись не получить прощальных подзатыльников. Увы, это желание не сбылось.

Путники шли, не сбавляя шагу, еще около рега, по дороге, что вела в Вандру. Лишь когда крепость позади превратилась в неуклюжее темное пятно, они остановились.

— Как ты это сделал? — в восторге спросил Норо, а Палло поддакнул. — Мы уж думали, нам конец.

— Учитесь разбираться в людях, парни, — слегка улыбнулся Фейран, — пригодится. Думаю, вы отлично знаете, что бесполезно умолять кого-то не грабить или не бить вас, если он очень хочет это сделать. — Братья кивнули. — Значит, нужно обернуть все так, чтобы он сам передумал бить или грабить, вот и все. И при этом сыграть на его слабости. Начальник Дайго-Ни туп, тщеславен и боится потерять лицо перед своими воинами. На этом я и сыграл.

— Но ты же воин, да к тому же воевода! Разве тебе не было унизительно…

— На свете есть то, ради чего стоит претерпеть и не такое, — только и ответил Фейран.

В этот миг немой незаметно для прочих перехватил его взгляд и легонько улыбнулся. Миг колебания растянулся в вечность, ответная улыбка замерла на губах. Воевода отвернулся и продолжил путь.

«Сейчас показалось бы странным, вздумай кто прятаться в восточной части Ботара. Но в те дни она была мало населена и к тому же страдала от разбойничьих налетов, до которых ботарским воинам словно не было дела».

Из летописи Арвокаса Кельма.

Дорога на Вандру тянулась прямо, на запад. Как только крепость Дайго-Ни исчезла из вида, путники на первом же перекрестке свернули к северу. Городов здесь не было, зато чуть ли не через каждые два рега встречались то деревни, окруженные зеленеющими полями и пастбищами, то хутора. Постоялый двор с большой конюшней, где, очевидно, держали сменных лошадей для путешественников или для княжеских гонцов, гостеприимно распахивал двери. Судя по вывеске с изображением лобастого круторогого барана, постоялый двор звался «Баранья голова», а судя по летящим из черной двери запахам, здесь можно было отведать и чего повкуснее. Вскоре он остался позади, как ни вздыхали и ни оглядывались на него усталые Норо и Палло.

Их старшие спутники заметили это, понимая, что после нелегкой дороги и приключения в крепости давно пора немного отдохнуть и поесть. Сперва пришлось миновать совсем крохотную деревеньку, не больше десятка домов. Место для привала отыскалось неподалеку от небольшой рощи. Шагах в двухстах оттуда протекал ручей, а густые заросли орешника сулили приятный отдых в тени. Легкий ветерок освежал и заодно отгонял назойливых мошек.

Палло и Норо стянули с плеч опостылевшие мешки и без сил повалились на мягкую траву. Но до отдыха им было еще далеко — их отправили за водой и хворостом.

— Хворост-то зачем? — удивился Палло и кивнул на вязанку Вегара. — У нас же с собой есть.

— Ты все еще не понял, зачем нам эта вязанка? — только и отозвался воин и сунул в руки мальчишкам два котелка и веревку.

— А этот сидит, точно князь какой, — буркнул Палло, оглядываясь на немого. — Чем он лучше нас — тем, что убогий? А вдруг он просто притворяется, чтобы его жалели?

— Хватит болтать, — оборвал его Норо. — Вечно ты суешь нос не в свое дело, а потом хнычешь, что тебя все бьют. В кои-то веки у нас с тобой появились друзья, сильные, умные и надежные, а ты не ценишь. Вот подумай: что мы с тобой будем тут делать без них, а?

— По мне, с такими друзьями скорее попадешь в беду.

— Ты в нее и сам попадешь без всякой помощи, — отмахнулся Норо и принялся за работу.

Котелки наполнились быстро. Братья хорошенько напились из ручья и отправились к роще за хворостом.

…Стоило лишь братьям скрыться из вида, как немой стянул с головы шапку и встряхнул волосами.

— О, это будет труднее, чем я думала, — воскликнула княжна Анери. — Намного труднее.

— Госпожа, мы договорились, и вы обещали… — начал Фейран, но княжна перебила его:

— Ты бы сам сперва попробовал!

Воевода опустил голову и умолк. Княжна поглядела на него, потом на Вегара, словно призывая того в свидетели. Губы ее тронула улыбка, легкая и чуть смущенная.

— Я же не просила тебя пробовать прямо сейчас, — с тихим смешком прибавила княжна.

— Тем более, нам есть что обсудить, — сказал Вегар.

— Верно. — Фейран улыбнулся как ни в чем не бывало и вынул из своего мешка рисованную карту. — Итак, Дайго-Ни позади, а мы сейчас вот здесь. По прямой отсюда до рубежей Каллиса — около тридцати регов, но нам идти не по прямой, значит, может оказаться и сорок, и больше.

— Хорошо, что здесь нет городов. — Вегар отследил пальцем предполагаемый путь. — А селения расположены вдали от дороги — почти все. Правда, нам придется иногда останавливаться где-то и пополнять запасы.

— А может, мы напрасно пошли сразу на север? — заметила княжна. — Может, было бы лучше вернуться и переждать в каком-нибудь городе? В деревнях не затеряешься, там все друг друга знают, но в городах больше народа, и будет легче…

— Мы бы так и сделали, госпожа, будь наша задача — затеряться. Но к чему терять время? Мы должны как можно скорее доставить вас в Каллис, ко двору князя.

Княжна фыркнула, нахмурившись.

— Ты неисправим, Фейран: что бы я ни предложила, тебе лишь бы возразить. Когда я верну себе свои владения, то поставлю тебя надзирать за узниками в темнице — ты отлично умеешь лишать других свободы! Но если ты привык держать в неволе сам себя, то меня не трогай.

Ответа княжна не получила: оба воина промолчали, не изменившись в лице. Она посмотрела на них, потом привстала и вгляделась вдаль, не идут ли Норо и Палло. Обычное обсуждение пути ушло в сторону — как и все подобные их беседы, — и княжна задумалась, как бы сгладить неловкость.

— Знаете, мне нравится это путешествие, — сказала она более мягко, вновь усевшись на корягу. — Пускай мы идем по вражеской стране, пускай я вынуждена изображать немого мальчишку, но никогда прежде я не была настолько свободна и… счастлива. Я понимаю, что это ненадолго. Так пусть хотя бы эти несколько дней ничто не тревожит мое счастье.

— Простите, что я возражаю вам, госпожа, — тихо произнес Фейран. — Но вы знаете, почему я поступаю так.

Княжна с досадой выдохнула и коснулась его плеча.

— Знаю: ты слишком усердно служишь мне, и тебя не изменить, — улыбнулась она. Ей хотелось взглянуть ему в глаза, но он по-прежнему смотрел в сторону. — И… я не могла сказать тебе раньше… Ты придумал замечательную хитрость. Если бы не ты, мы не прошли бы через границу. Но… мне было больно на это смотреть.

— Я уже говорил, госпожа: ради вас я не пожалею ничего, даже самой жизни. — Голос Фейрана звучал непринужденно, будто не было никаких споров и обид, явных и тайных. — Если вы, княжна Андары, вынуждены притворяться немым юношей, почему бы мне не изобразить шута?

— Кстати, о шутах: мальчишки возвращаются. — Вегар поглядел вдаль из-под руки. — Наденьте шапку, госпожа.

Княжна со вздохом послушалась, заправила растрепавшиеся волосы под шапку.

— Быстро они обернулись. И, думаю, мы испытали их и убедились, что они не лазутчики, хотя, возможно, прошло еще слишком мало времени. — Княжна вновь вздохнула. — Знаете, вы должны давать мне тоже что-то делать, иначе они заподозрят. Младший, Норо, — сообразительный паренек. Да и старший только кажется простаком, но замечает гораздо больше, чем понимает. Ведь именно он увидел меня в горах.

— Как прикажете, госпожа. — Фейран протянул ей мешок с крупой. — Тогда займетесь обедом.

Когда Норо и Палло принесли полные котелки и две вязанки хвороста, карта уже исчезла, воины расчищали место для костра, а немой безучастно сидел на кривой ветке с мешком крупы и деревянной ложкой в руках.

— Он хоть готовить умеет? — покосился Норо на кашевара.

— Приготовит плохо — пожалеет об этом, — отозвался Вегар. Немой опустил голову, скрывая улыбку.

— Да, а мы останемся голодными… — протянул Палло. — У меня живот прилип к спине, и ноги не ходят…

— Хочешь, чтобы тебе доверили обед? — шикнул на него Норо. — Вот тогда мы все точно пожалеем. А кому-то хорошенько намнут бока.

Вскоре сухие ветки весело затрещали в костре, согревая воду в котелке. Уставшие братья вытянулись в тени под кустами орешника, блаженствуя: казалось, все самое страшное осталось позади.

— А куда мы теперь? — спросил Норо.

— Думаю, сегодня мы заночуем в деревне Беллура, это недалеко, — ответил Фейран. — До каллисианской границы нам идти около четырех дней, но в дороге может случиться что угодно, так что прибавим еще день-два. Припасов нам должно хватить, а если не хватит, купим где-нибудь. Главное — держаться незаметно и не привлекать любопытных взглядов.

— А «что угодно» — это что? — подал голос Палло. — Разбойники? Ненастье? Дикие звери? Или ботарцы нас выследят?

— Меньше болтай, и никто нас не выследит, — отозвался Вегар. — А бояться будешь, когда что-то на самом деле случится.

Но пока случались только приятные события. Немой неплохо справился с приготовлением обеда, и путники с удовольствием принялись за горячую кашу с салом. Котелок опустел быстро, даже слишком быстро, как показалось Палло. Место над огнем занял второй, и в закипевшую воду бросили душистые травы, бодрящие и придающие сил, — такие напитки любили не только в Андаре, но и в прочих соседних княжествах. Когда костер загасили, а котелок отставили, чтобы напиток настоялся, братья уже вовсю сопели, свернувшись в тени, а воины точили оружие. Немой поднялся с места, подхватил котелок из-под каши и зашагал к ручью.

Фейран глядел вслед своей госпоже, готовый в любой миг вскочить и бежать на выручку, если понадобится. Вегар посмотрел на него и качнул головой, на миг опустив руку с суконкой, которой протирал уже наточенное лезвие.

— Она все-таки женщина, — тихо сказал он, чтобы не услышали братья. — Мы не можем неотступно следить за нею. — Фейран лишь со вздохом кивнул в ответ, и Вегар продолжил: — И что с тобой такое? Стоит тебе заговорить с госпожой, как ты сразу смущаешься и опускаешь голову. Или ты…

— Нет. — Слово прозвучало столь же резко, как и движение коричневого бруска по без того отточенному клинку. — Я слишком хорошо понимаю, кто она — и кто я. Она — княжна, и простым воинам вроде меня не дозволено мечтать о ней.

— Понимать-то ты понимаешь, но сердцу не прикажешь.

— Прикажу. А ей лучше не знать, что кто-то посмел оскорбить ее неподобающими чувствами. Волею небесного владыки у каждого в этом мире свое место, и он должен знать его. — Фейран поглядел в сторону ручья: княжна возвращалась с вымытым котелком. — Отдохнем перед дорогой.

Когда подошла княжна, они втроем спрятали оружие в вязанку и выпили травяного настоя из котелка. Теперь можно было устроиться на отдых вокруг погасшего костра. Фейран полулежал, опираясь на локоть, задумчиво обрывал травинки, а мысли его бродили далеко-далеко. Мог ли он в благословенные дни своей юности знать, чем все обернется?

* * *

Фейран из благородного дома Ордет не был лишен юношеского честолюбия. В шестнадцать лет он наконец оказался в андарианском войске, проведя до этого два года в разведчиках. Отец его, Даркас, служил младшим воеводой княжеской стражи, но сын надеялся добыть себе почетное место собственными трудами, а не отцовской честью. За четыре последующих года службы юный воин отличился несколько раз: во время восстания на севере и в затянувшейся войне с разбойниками на западной границе. Когда же пошел пятый год, произошли два события, перевернувшие всю жизнь Фейрана.

Он помнил тот день — когда в Исинду привезли израненное тело отца. По словам уцелевших воинов, он был убит в неравном бою с некими наемниками, защищая иноземных послов, которых сопровождал. Кто послал этих наемников и зачем, так и не удалось узнать, но Фейран догадывался. У кровной вражды глубокие корни и живучие побеги.

Именно в эти тяжкие дни, когда он был одержим глухой скорбью и боролся с бессильной яростью, что душила его, шестилетней дочери князя Анапара вздумалось прокатиться верхом…

Юная княжна искренне полагала, что едет одна. Князь-отец следил за нею издали, и порой лицо его сияло гордостью за единственное дитя, и он невольно оборачивался к своей свите в поисках одобрительных взглядов или слов. И он получал их, ибо даже бывалым воинам не каждый день доводилось видеть маленькую девочку, сидящую в огромном седле по-мужски, хотя в глубине души они сомневались. Не слишком ли быстро скачет на своей кобылице юная Анери?

Беда пришла нежданно. Кобыла по имени Ласточка прянула в сторону и помчалась, точно вихрь. Сколько ни дергала княжна поводья, она не смогла остановить лошадь: возможно, та испугалась змеи или внезапно взлетевшей из-под копыт птицы. Сейчас это было неважно. Все понимали, что долго девочке не продержаться.

«Скорее, за ней!» — воскликнул князь и первым пришпорил своего коня. Воины устремились следом.

Фейран Ордет не сводил глаз с тоненькой девочки в седле гнедой кобылы. Такая маленькая, такая по-детски хрупкая… Неудачное падение может стоить ей жизни. Лишь бы не опоздать! Вновь и вновь он безжалостно вонзал шпоры в бока своего вороного Степного Ветра, сердце его билось так, словно он сам мчался со скоростью коня. Не было мыслей о служении, о долге, о собственном горе. Лишь одна была: «Она не должна погибнуть!»

Вот он уже вырвался вперед, обогнав всех прочих, но сам не заметил этого. Ибо в тот же миг Ласточка вновь дернулась, взбрыкнула, встала на дыбы — а княжна Анери с отчаянным визгом вылетела из седла и дугой понеслась к земле.

Время растянулось, словно по мановению жезла чародея. Сзади послышались крики. Взмыленный Степной Ветер споткнулся раз, второй. Не успеет! И тогда Фейран спрыгнул с коня на скаку и бросился вперед.

«Госпожа!» — закричал он, протягивая руки. Нет, даже так не успеет, слишком далеко. И он прыгнул вперед на несколько шагов, приземлился на живот, проехал еще немного по скользкой траве. От удара из груди выбило воздух, он задыхался, но поднял руки и подхватил княжну.

Она молча смотрела на него своими синими, как сумеречное небо, глазами, и он отчего-то подумал, какой же красивой девушкой она сделается, когда вырастет. Потом он понял, что держит ее уже слишком долго, и осторожно поставил на ноги.

«Вы целы, госпожа?» — выдохнул Фейран, и княжна кивнула в ответ. Тогда он сам поднялся. Дышать по-прежнему было тяжело, грудь болела от ушиба, но что это по сравнению со спасенной жизнью?

Словно сквозь туман, он слышал, как подъехал князь Анапар и прочие. Они остановили коней, спешились, кто-то побежал ловить Ласточку. А князь зашагал к ним.

«Это невероятно, Фейран! — воскликнул князь. — Как тебе удалось? Как мне благодарить тебя?»

«Молодой, да ранний!» — прибавил еще кто-то.

«Из доброго гнезда не вылетит худой птенец», — послышался торжествующий голос Кольмаса, старшего воеводы и друга покойного отца.

Но впервые в жизни ему не важны были похвалы, впервые за много дней его оставила скорбь. Он ждал ее слов. И она их произнесла.

«Фейран, — сказала она, и собственное имя послышалось ему из ее уст неземной песнью птицы Диадаль, — спасибо».

«Я счастлив, что успел вовремя, госпожа». — Что еще мог он ответить? Он опустился перед нею на колено, склонил голову в учтивом поклоне.

«Я не забуду этого», — прибавила княжна Анери, но тут подошел князь — не иначе, выбранить озорницу-дочь. Поднявшись, Фейран поймал поводья Степного Ветра, погладил умную черную морду.

«Прости, я поступил с тобой жестоко, друг мой, — шепнул он коню. — Но что такое наша боль или наша смерть рядом с жизнью тех, кому мы служим?»

В тот же день Фейран получил заслуженную награду и занял почетное место в княжеской страже, которую ему суждено было возглавить десять лет спустя. Но этот день стал днем гибели его честолюбия. Он еще не знал тогда, какими сделаются его чувства к княжне Анери, зато понял одно: всю свою жизнь он будет служить ей.

* * *

Солнце клонилось к западу, когда путники вновь шагали по мощеной дороге на север. Сумерки не спешили раскинуть свое крыло над равнинами, но дневной зной понемногу спадал, и путешествие сделалось гораздо приятнее. «Если не считать усталых ног и ноющей спины», — ворчал про себя Палло, хотя жаловаться вслух не смел. И Норо, и немой спокойно шли за воинами, подстраиваясь под их широкий шаг. Палло, как старшему из них троих, было бы обидно дать слабину.

Через пару регов их обогнала повозка, запряженная тощей клячей. Вожжи держала крестьянка с молодым, но измученным лицом, а в самой повозке среди бедных пожитков толкались трое оборванных ребятишек.

— Уважаемая, — окликнул ее Фейран, — не подскажешь нам, как проехать в Беллуру?

Женщина вздрогнула и затравленно оглянулась, руки ее сжались, словно она хотела подхлестнуть лошадь. На бледном, испачканном пылью лице застыло обреченное выражение, на щеках не просохли следы недавних слез. От самой женщины и от всей повозки удушливо пахло гарью, дыры на одежде явно прожгло искрами, и не нашлось времени зашить их. Заметив доброжелательные взгляды путников, женщина придержала коня и ответила:

— Два рега до развилки, а потом поверните налево, и еще с пол-рега. Я сама еду в Беллуру. — Она вздохнула — почти всхлипнула. — Теперь, когда разбойники сожгли наш дом и убили моего мужа и свекров. Не дело все-таки жить вдали от людей. Вот я и решила податься поближе — может, хоть там будет поспокойнее. Там родичи мои живут — знать, не выгонят прочь вдову и сирот.

Женщина была светловолосой — значит, смешанных кровей, не чистокровная ботарка. Фейран решился еще на один вопрос:

— Кто сжег ваш дом — ботарцы?

— Да кто ж их знает? Разбойники, они и есть разбойники, может, наши, может, нет. Говорят, они который месяц лютуют — отсюда и чуть ли не до самых гор. Я их толком и не разглядела, меня с детьми да с клячей муж сразу отправил в дубраву неподалеку, мы там обычно свиней пасли. Свекровь-то моя лежачая была, уже год не вставала, вот и осталась. Мы спрятались в лесу, а потом… — Крестьянка заплакала и вытерла глаза прожженным передником. — Глядим, а там аж до неба полыхает. Дети подняли рев, я кинулась к дому, а там уже… все.

— Да примет их души небесный владыка, — ответил Фейран, склонив голову. — И да упокоятся они на небесном острове. А такие бедствия сейчас везде. Мы сами все потеряли и теперь странствуем, ищем, где осесть.

Тут захныкал один из малышей. Женщина взяла его на руки, ее платье натянулось на животе, и путники увидели, что она беременна. Пока Норо и Палло хмуро глядели на товарищей по несчастью, немой легонько дотронулся до руки Фейрана и указал на мешок с припасами. Воевода кивнул.

— Постой, добрая женщина, — сказал он, видя, что она собралась подстегнуть клячу. — Вот, возьми. Это пригодится на новом месте и тебе, и твоим детям. — Он протянул ей мешок с ячменной крупой, в которую незаметно засунул несколько серебряных монет.

— О, спасибо вам, добрые люди! — воскликнула женщина, глаза ее вновь заблестели. — Да хранят вас щедрый Ва-Катоа и добрая Тэ-Тамау, всех вас, ваших отцов и матерей, жен и детей! Ох, я бы подвезла вас, да места совсем нет… — Она смущенно оглядела переполненную повозку.

— Спасибо, уважаемая, мы и сами дойдем. Сами, — прибавил с нажимом Норо и незаметно наступил на ногу брату, который уже примеривался, куда бы ему сесть. Палло понурился, буркнув: «Изверг», но отошел — не без вздоха сожаления.

— А много ли разъездов на дорогах? — спросил женщину Вегар. — Воинских разъездов?

До сих пор путникам не встретилось ни одного, и это казалось воинам странным. Любой мудрый правитель — а ботарский князь Треас полагал себя именно таким — позаботился бы защитить дороги и селения, особенно если угроза вовсе не мнимая. Видимо, начальник крепости Дайго-Ни больше беспокоится о собственной мошне, чем о порядке в приграничных областях.

Женщина кивнула, чем удивила обоих воинов.

— Хватает. Едут, едут себе тень знает куда. Нас вон тоже недавно нагнали и расспрашивали. Вроде ищут кого-то, а кого, я так и не поняла. — Она хлестнула лошадь. — Ну, поедем мы. Доброго вам пути, и спасибо еще раз. Редко сейчас встретишь таких добрых людей.

Повозка со скрипом укатилась вперед, подняв тучу пыли. Немой поглядел им вслед, смаргивая слезы, и сделал вид, что сморкается. Путники переглянулись и вновь зашагали по дороге — идти оставалось не так уж далеко.

— Это что ж получается, — заговорил Норо, — ботарские воины убивают и жгут своих же?

— Она же не сказала, что это были воины, — ответил Фейран. — Она их даже не видела. Наверняка обычные разбойники вроде тех, что напали на нас у подножия Арвасина. Только мы оказались зубастой дичью, а что прикажешь делать обычным людям, которые не в силах себя защитить? Повезло, что эта бедная женщина спаслась сама и спасла детей. Хотя зачем я тебе это рассказываю? Ты сам все знаешь получше меня.

Норо угрюмо кивнул. Встреча с вдовой заставила его вспомнить тот день два месяца назад — день, когда они с Палло осиротели и остались нищими и бездомными. Он будто наяву услышал крики и визг, летящие из родной деревни, жалобное мычание коров, которых поспешно рубили на мясо, треск горящего дерева. Почуял вонь горелой плоти, когда обходил остовы домов. Ощутил во рту противный привкус сажи, что сыпалась густыми хлопьями, точно снег зимой. И почувствовал внутри огромную и гулкую, как пещера, пустоту, когда увидел, что сталось с отцом, матерью и сестрами.

«Нет». Норо упрямо дернул головой и стряхнул тяжелые мысли. Довольно уже думать о прошлом, все равно никого и ничего не вернуть. У него хотя бы есть брат, пусть даже такой, как Палло. А теперь появились новые товарищи, которые вряд ли бросят в беде.

Додумать мысль Норо так и не пришлось. Позади раздался стук копыт и такой знакомый звон кольчуг и оружия — воины! Палло отчаянно вытаращился на брата, схватил за рукав и принялся лихорадочно высматривать укрытие. На плечи обоим легли руки Фейрана.

— Тихо, — сказал он, и братья едва не повалились на землю, колени у обоих дрожали. — Если побежите, нам конец.

Всадников было человек десять, все вооруженные мечами, у троих или четверых имелись луки. Заметив на дороге путников, ботарцы устремились к ним и прижали к обочине дороги. Фейран и Вегар встали впереди, прикрывая собой троих мальчишек.

— Эй, оборванцы! — окликнул их старший из воинов. — Не видели на дороге ничего подозрительного?

— Смотря что считать подозрительным, господин, — ответил Фейран. — Разбойников видели. Но от таких, как вы, они обычно прячутся, зато стоит им завидеть простых людей вроде нас…

— Поговори мне тут! — Ботарец щелкнул кнутом — пока в воздухе. — Мы ищем молодую девушку, ее могут сопровождать двое или трое мужчин. Они наверняка передвигаются тайком, возможно, переодетыми или по ночам. Они могли остановиться где-нибудь и попросить убежища.

— Нет, таких не видали, господин, — вступил в беседу Вегар. — Хотя погодите… видали, в одной деревеньке неподалеку, во-он там. — Он указал рукой на запад. — Правда, мужчина с той девчонкой был только один, но они явно прятались. Не иначе, сбежавшие влюбленные…

— А! — Ботарец с досадой отмахнулся. — Не то. Нам нужна Анери Кельма, дочь андарианского князя — высокая такая девушка, красивая, темноволосая, владеет оружием. Так что знайте: если увидите ее, сразу сообщите любому разъезду и получите награду — десять монет серебром.

Путники низко поклонились, хором обещая глядеть в оба и сразу доложить, если они увидят где-нибудь похожую девицу. Уже не слушая их, ботарцы подхлестнули коней и умчались вперед. Палло и Норо недоуменно переглянулись, пожали плечами. Спутники на них не глядели.

— Откуда бы здесь взяться андарианской княжне? — удивился Палло. — Они что, дураки — искать ее у себя в Ботаре? Или она — дура, чтобы прятаться среди врагов?

— Мы, по-твоему, тоже дураки, если прячемся среди врагов? — спросил Фейран. Палло прикусил язык, не найдясь с ответом.

— Та женщина сказала правду: дело нешуточное, — заметил Вегар. — И что могло надоумить их искать княжну в Ботаре?

— Вот именно: что? Или… кто? — Больше Фейран не прибавил ни слова, но заметно помрачнел.

Слова и странная задумчивость Фейрана испугали Норо гораздо сильнее, чем недавно — ботарцы. Спросить воеводу прямо он не решился, но обратился к Вегару — младший воин казался ему менее строгим и более разговорчивым.

— А кто такой этот «кто»?

Вегар чуть помедлил, но ответил, зачем-то оглянувшись перед тем на немого:

— Должно быть, Овари Шимо. — И прибавил, словно выбранился вслух: — Кто же еще?

Имя показалось Норо знакомым. Наконец, он вспомнил, что слышал его вчера в той деревне, где они с Палло узнали о награде за голову княжны. Вроде бы это был ботарский военачальник. Любопытство пересилило страх, и Норо вновь спросил:

— А кто он такой?

— Старший военачальник Ботара, — неожиданно бросил Фейран. — Любимец Треаса. И мой кровный враг. — В ответ на изумленный взгляд и возглас Норо он прибавил: — Четырнадцать лет тому назад из-за него погиб мой отец.

— Овари Шимо — хитрая змея, — пояснил Вегар, поскольку воевода умолк — словно резко вложили в ножны меч. — Он сделает что угодно, лишь бы выслужиться перед своим князем.

Воин не прибавил больше ничего, но для Норо этого хватило, чтобы встревожиться пуще прежнего. Тревога вскоре сменилась множеством вопросов, с которыми не стоило спешить. Норо поотстал от воинов и пошел в ногу с братом и немым. Последний все так же разглядывал пыльную дорогу под ногами, а Палло пыхтел, постукивая по земле окованным наконечником своей палки.

Через два рега путники, как и обещала им женщина, увидели развилку: правая дорога тянулась прямо, а левая петляла по невысоким холмам, за которыми виднелось вдали нечто вроде селения. Оставалось лишь свернуть на левую дорогу, более узкую и не такую оживленную.

— Я вот одного не понимаю, — сказал наконец Норо, не выдержав гнета недавних вопросов, и поравнялся с воинами. — Ты же воевода и, наверное, довольно известный. Почему никто из них, ботарцев, до сих пор тебя не узнал?

Недавняя мрачность Фейрана исчезла без следа, и он спокойно ответил:

— Я сам знал в лицо далеко не всех в нашем войске, а во вражеском — тем более. Неудивительно, что и меня знают не все, хотя лицо мое легко запомнить. — Он коснулся шрама на щеке, едва видного под слоем дорожной пыли. — Но порой некоторые узнавали. Как ты сам понимаешь, Норо, им нельзя было позволить уйти.

— Вы что, их всех перебили? — вытаращился Норо. — Вдвоем?

— Отчего же вдвоем? — Фейран переглянулся с Вегаром, и тот продолжил:

— Нас не всегда было двое. Совсем недавно было девять… э-э, десять с немым. А теперь осталось только трое. Зато и ботарских трупов на дорогах осталось немало.

Норо понял, что разговор окончен и что сейчас вновь последует совет меньше болтать. Не дожидаясь этого, он приотстал и подхватил под локоть брата, который тут же начал тихо жаловаться на страшную усталость. Злополучную палку он упрямо продолжал тащить с собой.

— Брось ты ее, только мешает, — сказал Норо, но Палло мотнул головой.

— Ни за что, мне с ней легче. Еще пригодится. — Он снова запыхтел, вытирая о плечо воображаемый пот с лица.

Когда впереди показались огоньки Беллуры, Палло радостно завопил, и Норо от души присоединился к нему. Откуда-то появились новые силы, мальчишки бодро заковыляли за спутниками по деревенским улицам в предвкушении отдыха, обеда и ночлега под крышей — они уже позабыли, когда это было последний раз. Не считать же настоящим кровом пещеру-крепость в горах Арвасин.

Постоялый двор отыскался без труда: это оказалось самое большое здание в Беллуре, с тремя рядами окон, окруженное конюшнями, амбарами и сараями. Нижние окна гостеприимно сияли, а запахи с кухни, казалось, разлетаются по всей деревне, а то и дальше. Братья в восторге потянули носами.

Внутри было чисто и спокойно, хотя народу набилось столько, что яблоку негде упасть. У стены стоял дюжий усатый молодец, скрестив на мощной груди руки величиной с баранью ляжку каждая, туда-сюда сновали слуги с подносами, звенела посуда, мирно журчала беседа. Румяный добродушный хозяин заботливо пересчитывал дневную выручку. Фейран направился к нему.

— Добрый вечер, почтенный, — сказал он. — Нам с товарищами нужна комната для ночлега, и не помешал бы хороший ужин. — Фейран протянул серебряную монету.

Хозяин попробовал монету на зуб, деловито кивнул сам себе.

— Ужин — хоть сейчас, заказывайте, — учтиво ответил он. — А вот с комнатой потруднее. Не поверите, почти все занято, одна только свободная. Вас, как я погляжу, пятеро? Эх, а там только одна кровать, зато сама комната большая. Я дам вам одеяла и пару соломенных тюфяков, разместитесь как-нибудь. Уж не обессудьте, в тесноте, да не в обиде. Зато не продрогнете.

Фейран согласился, хотя не без досады, и распорядился насчет ужина. Хозяин кликнул слугу и велел показать путникам комнату. Отложив пустой поднос, слуга взял свечу — хотя и сальную, зато не глиняную плошку-светильник, как в бедных домах. Вегар тут же подозвал Палло и Норо.

— Ступайте наверх и отнесите наши вещи в комнату. И поосторожнее, не забудьте запереть дверь. А потом спускайтесь ужинать.

Предвкушая ужин, братья с трудом поволокли по лестнице мешки Фейрана и Вегара: и как только воины не устали таскать целый день этакую тяжесть за плечами? Слуга проводил их, оставил им свечу и ушел. Мешки заняли место в углу комнаты, а братья тем временем огляделись.

Комната в самом деле была большая: пять шагов в длину и столько же в ширину. Норо и Палло, привычные с детства к тесным и невысоким жилищам, никогда не видели подобного. В остальном место будущего ночлега казалось самым обычным — голый пол чисто вымыт, доски стен плотно пригнаны друг к другу, очаг выложен камнями. Стоящая у ближайшей стены кровать была низкой, ладно сработанной, с холщовым тюфяком, от которого остро пахло овечьей шерстью.

— Я буду спать на кровати, — сразу же заявил Палло.

— Размечтался, — сказал Норо. — Вот увидишь, на кровати будет спать немой.

— И почему все-таки ему всегда достается лучшее?

Возмущение заставило Палло даже позабыть про ожидающий их ужин. Он шагнул потрогать кровать: мягкая ли? Но заодно позабыл он и про собственный мешок с табличками, который держал в руках, споткнулся о лямки и растянулся на полу. Мешок отлетел к пустому сейчас очагу. Раздался треск, от которого братья замерли на месте, не смея дышать.

— Ты что наделал? — яростно зашипел Норо. — Если ты разбил хоть одну…

— Давай посмотрим — вдруг не разбил…

Дрожащими руками Палло раскрыл мешок. Одна табличка в самом деле раскололась пополам, но вовсе не это заставило братьев изумленно уставиться на содержимое мешка.

На разломах таблички, среди красновато-серой обожженной глины, виднелись сверкающие в тусклом свете сальной свечи разноцветные камни.

«Ботарский военачальник Овари Шимо сочетал в себе изощренный ум царедворца и поистине змеиную хитрость. И сейчас, спустя века, мы можем лишь гадать, каким образом ему удалось узнать о намерениях княжны Анери».

Из летописи Арвокаса Кельма

— Мы несем неусыпную стражу на рубежах Андары, господин. По вашему приказу северная граница перекрыта, и всех, кто пытается перейти ее, останавливают и обыскивают. Кроме того, во всех порубежных селениях объявлено о щедрой награде за голову княжны Анери. Но пока эти меры ни к чему не привели. Княжна словно исчезла.

В приграничной крепости Туата, что в горах Веллус на северном рубеже Ботара, несколько воинов предстали перед своим военачальником и теперь сообщали ему последние вести. Лица воинов, одежду и броню покрывала пыль, словно они так спешили доложиться, что не стали тратить время на отдых и переодевание. Они шатались и едва не падали с ног от усталости, как будто мчались не один день, немилосердно загоняя коней, лишь бы поспеть вовремя со своими вестями.

Один из них — тот, что говорил прежде, — судорожно вздохнул и продолжил:

— Княжна исчезла, но несколько раз мы, — он оглянулся на товарищей, — и другие разъезды обнаруживали в Андаре небольшие отряды наших воинов убитыми. И это не подлые убийства стрелами из засад, господин. Те воины явно погибли в честных схватках на мечах. Да, многие…

— Погоди, — остановил его военачальник по имени Овари Шимо. Прищуренные светло-голубые глаза внимательно оглядели всех. — Где именно вы обнаруживали убитых — на каких дорогах? Северных?

— Да, господин, сначала на северных. Но недавно это началось и на западных, у нашей восточной границы — там, где пролегают горы Арвасин.

— Так… — Шимо задумался, потер бритый подбородок и вновь обвел своих воинов суровым взглядом. — Можете вы с уверенностью утверждать, что княжна не пересекала северной границы?

— Да, господин, — последовал нестройный ответ, воины усердно закивали.

— Значит, — продолжил военачальник, — она либо затаилась где-то, либо… — вновь задумчивое молчание, — либо ищет или уже отыскала иной путь. А путь у нее один — в Каллис, к союзникам. И, значит, искать ее следует или в самой Андаре, или же там, где она сможет пересечь границу. И, если северная граница перекрыта, то куда ей в таком случае податься?

Овари Шимо умолк, глядя на своих воинов и ожидая ответа. Он не без основания гордился своим умом и порой позволял себе долю великодушного снисхождения к другим, кого небесный владыка Ва-Катоа и хитрец Коа-Меас одарили не столь щедро.

— Горы Арвасин, — подал голос другой воин. — Все мы слышали разговоры о потаенной крепости андарианцев, что устроена в этих горах. Правда, господин, никто не знает точного места…

— Если крепость в самом деле существует, ее нужно отыскать, — заметил Шимо. — Должны быть те, кто слышал хотя бы слухи. Было бы неплохо покрепче допросить кого-нибудь из пленных, если они у вас еще остались. — Военачальник усмехнулся, и воины осмелились поддержать. — И еще, — продолжил он. — Вспомните, давно ли вы последний раз находили на дорогах убитых воинов?

— Кажется, пять дней назад, господин, — последовал не слишком уверенный ответ.

— Скольких убитых вы тогда нашли?

— Восьмерых, господин, — ответил другой воин. — Я сам был при этом и видел…

— Где это было — далеко от Арвасина?

— Не очень, господин. На одном из перекрестков дороги, что ведет к крепости Дайго-Ни, которая стережет мост через реку Карру.

Военачальник поднялся с резного кресла и шагнул к воинам. Он был крепок, даже слегка грузен телом, и превышал ростом самого князя Треаса, не говоря о воинах. Многолетняя привычка повелевать придала ему ту величавость, которой недоставало ему с рождения. Он умел внушать уважение, а зачастую и страх.

— Что ж, — протянул Шимо, — если это дело рук княжны, значит, она в отчаянном положении. Но, каким бы великим воином она ни была, ей не справиться в одиночку с восемью нашими людьми. Значит, ее кто-то сопровождает. Неудивительно — вряд ли Анапар отправил бы свою дочь неизвестно куда без стражи. — Он вновь обернулся к воинам. — Что вы можете сказать об убитых, об их ранах?

— Они погибли в честном бою, господин, — заговорили воины, порой перебивая и дополняя друг друга. — Некоторые удары были настолько сильны, что пробили броню насквозь. Женщине так не ударить, не хватит сил. И еще: некоторые раны выглядели так, словно их нанесли… — говоривший замялся, — слева. То есть левой рукой. — Воин сделал неловкое движение, словно пытался повторить такой удар. — Раны от меча, не от кинжала.

— Левша… — тихо произнес Шимо.

В Ботаре считалось, что люди, от рождения владеющие лучше левой рукой, прокляты богами. Сделаться воином левше никто бы не позволил — уделом их была самая черная работа. Андарианцы же не разделяли этого убеждения. Овари Шимо отлично знал это — как знал и о некоем воине-левше, которого ныне покойный князь Анапар весьма ценил.

— Что ж, этого следовало ожидать, — прибавил Шимо с тенью усмешки. — Хвала богам за столь добрую весть — и вам, принесшим ее. Если я не ошибаюсь, если здесь вправду не обошлось без Фейрана Ордета, то этим делом я займусь сам. — Он умолк ненадолго, словно позабыв о своих воинах.

— Так что прикажете, господин? — осмелились наконец они, воодушевленные похвалой, прервать размышления военачальника. — Продолжать поиски в Андаре и в Арвасине?

— Да, продолжайте, — ответил Шимо, но так, словно мысленно пребывал в другом месте. — И заодно прочесывайте все дороги на востоке Ботара, которые ведут на север.

Воины не смогли сдержать изумленных возгласов.

— Но для чего, господин? Неужели вы думаете, что княжна могла бы отправиться в Каллис через Ботар?

— Вполне могла бы — если учесть, кто ее сопровождает. Подумайте сами: княжна стремится как можно скорее попасть в Каллис. И, если северная граница перекрыта, то на восточной их пока никто не ждет, как и в самом Ботаре. Хитроумно, не так ли? — Шимо позволил себе довольную улыбку. — Возможно, они идут вдвоем, или же с ними еще один или двое спутников-воинов. Вряд ли их больше, но на всякий случай будьте готовы. И помните: где бы вы их ни отыскали — в Андаре или у нас, — девушка нужна мне живой и невредимой. Что до прочих, то их можно было бы убить, но государь приказал, — при этих словах Шимо коснулся свитка, который торчал за его расшитым поясом, — по возможности сохранить жизнь и им. Дабы их постигла заслуженная кара, — с многозначительной улыбкой закончил он.

В этот миг раздался стук в дверь. Вошел очередной запыленный гонец — ох уж эта пыль на дорогах, порой она делается невыносимой. Уже столько дней без дождя, словно небесный владыка за что-то гневается на своих детей.

— Господин, — выдохнул вновь прибывший воин, — у меня дурные вести: безымянные разбойники продолжают свои нападения. Наши разъезды сообщают, что пострадали еще два селения, одно из них сожжено дотла, и несколько хуторов…

Шимо нахмурился.

— Какие еще разбойники? — произнес он. — Сейчас нам не до них, у нас есть гораздо более важные заботы. Всем разъездам — оставить предыдущие приказы и всецело сосредоточиться на поисках княжны Андары. Разбойниками займемся потом, когда она будет схвачена.

— Но, господин, я своими глазами видел…

— Для тебя не важен приказ государя? — Шимо выхватил из-за пояса свиток с алым шнурком и печатью, изображающей знамя Ботара — бегущего по полю волка. Воин отшатнулся. — А государь повелевает бросить все силы на поимку княжны. Поэтому исполняй приказ и не докучай мне больше слухами о разбойниках.

Гонцу оставалось лишь поклониться и выйти. Шимо поглядел на слишком резко закрывшуюся дверь, чуть качнул головой, хотя сейчас ему было не до напрасного гнева. Он всегда успеет покарать наглеца, который осмелился перечить ему. Пусть воины не забывают, что тех, кому хватает дерзости возражать военачальнику Шимо, вскоре постигает печальная и неизбежная кончина.

— Вам — тот же приказ, — обратился он к прочим воинам, которые молча дожидались, пока военачальник соизволит вновь обратить на них свое внимание. — Отдохните, а потом отправляйтесь и сообщите всем, кого встретите, чтобы искали на дорогах и в селениях молодую девушку, владеющую оружием, и с нею двух или трех мужчин. И помните: княжна несет с собой сокровища, которые она похитила из княжеского дворца в Исинде. Эти сокровища отныне принадлежат Ботару, их следует найти и доставить государю. Жаль, что почти никто из вас не знает княжну Анери в лицо, но есть и такие. — Шимо обернулся к старшему из воинов: — Сообщите воеводе Алуссе, что я повелеваю ему лично возглавить поиски. Передайте, что в случае успеха он окажется щедро вознагражден, — прибавил военачальник с усмешкой. — И вовсе не мной.

Воины поклонились и вышли. Вскоре из ворот крепости выехали полтора десятка всадников, пронеслись по горной дороге, поднимая тучи пыли, и разъехались по другим дорогам и тропинкам, дабы оповестить своих товарищей по оружию о новом приказе военачальника Шимо.

* * *

Когда вдали смолк перестук копыт по камням, Овари Шимо вновь задумался. Верно ли он рассудил? Не обманул ли сам себя, не принял ли желаемое за действительное? В некоторых областях он предпочитал полагаться не на разум, а на сердце. Сейчас же оно твердило ему, что он прав.

Его воины отыщут княжну либо в горной крепости Арвасин, либо на дорогах восточного Ботара. Второе было бы предпочтительнее, ибо Шимо привык наслаждаться не столько самой победой, сколько унижением врагов. А что может быть унизительнее для гордой девицы княжеских кровей, чем пробираться по вражеской земле тайком, наверняка переодетой и пугающейся каждой тени? Жаль, что он сам не сможет присутствовать при этом и видеть своими глазами ее разоблачение. Но потом…

Он отнимет у нее княжеские сокровища, а саму ее доставит к своему повелителю. Нетрудно вообразить, как люто взбесится от гнева эта острая на язык, но недалекая девчонка, которая по отцовской и по собственной глупости влезла в суровую мужскую игру. А еще проще — и приятнее — вообразить, как расщедрится князь Треас для того, кто преподнесет ему столь драгоценный подарок.

Шимо развернул свиток с княжеской печатью и в очередной раз пробежал его глазами. Он знал содержание письма почти наизусть, но отчего-то наслаждался, вновь и вновь перечитывая его и давая волю своей маленькой слабости.

«Верному слуге Овари Шимо, старшему воеводе Ботара и начальнику крепости Туата, — приветствие и добрые пожелания от его государя.

Надеюсь, что ты здоров, и благодарю тебя за верную службу. Отрадно было прочесть в твоем прошлом послании о том, что Андара окончательно покорена и все крохотные островки мятежа подавлены. Всецело одобряю твои решения и соглашаюсь в том, что излишняя жестокость лучше недостаточной. Ибо некоторые упрямцы не способны прислушаться к голосу разума и могут понять лишь превосходящую силу — силу, живым воплощением которой ты являешься, друг мой.

Однако меня печалит весть о том, что беглая княжна Андары до сих пор не найдена и не схвачена, как и сообщение о похищенных драгоценностях. Даже гибель всего андарианского войска не смогла бы восполнить мне эту потерю. А посему повелеваю тебе и всем воеводам под твоим началом устремить все силы на поиски, не прекращать их ни днем, ни ночью, пока не отыщете дерзкую преступницу и тех, кто ее сопровождает. Все они заслуживают смерти, но я запрещаю вам причинять Анери Кельма какой-либо вред. Девушка должна быть жива и невредима, ибо она весьма хороша собой и достойна оказаться подле меня, по воле ли своей или же против нее. Горе тому, кто нанесет ей даже легкую рану, особенно если это повредит ее красоте. С теми же, кто содействует ей, ты волен поступать по своему усмотрению, но предпочтительнее было бы сохранить и им жизнь, дабы потом предать казни сообразно их преступлениям, на добрую потеху нашему народу.

Мне также известно, что ты, как и я сам, наслышан о загадочных разбойниках, которые якобы творят свои бесчинства на ботарской земле. Не кажется ли тебе, Овари, что это может быть хитростью наших врагов, дабы отвлечь нас от главной нашей цели — поисков княжны и сокровищ? А посему я запрещаю всем моим воинам пускаться по следу этих разбойников, пренебрегая поисками княжны. Если эти грабители существуют на самом деле, вы займетесь ими после захвата пленницы. Любой воин или воевода, который ослушается моего приказа, должен быть предан казни по твоему усмотрению, дабы его пример послужил уроком прочим.

На сем заканчиваю, призываю на тебя милость и благословение небесного владыки, его ока-солнца и матери-земли, и добрые пожелания удачи в поисках. Жду известий от тебя и надеюсь на скорейшую встречу, а также скорейшее прибытие беглой княжны и драгоценностей.

Треас, милостью великого Ва-Катоа князь Ботара и Андары,

в год 213 от Основания княжеств, середина лета».

Шимо свернул письмо и вновь позволил себе легкую улыбку. Ему недавно минуло сорок, и он вполне искренне полагал, что всем, чего ему удалось добиться в жизни, он обязан лишь себе самому, а не милости богов или державных владык. Читая превыспренние слова Треаса, которые князь мнил своими, а на деле их подсказали ему предыдущие послания Шимо, военачальник тешил свою гордость. Не каждому выпадает возможность столь стремительно и столь высоко взлететь. О падении же он не помышлял — ибо падают лишь глупцы, не способные удержать завоеванное.

Он думал о награде — не попросить ли Треаса сделать его наместником Андары? В таком случае он держал бы покоренную землю железной рукой, без труда избавился бы от остатков княжеского дома Кельма и заодно расправился с некоторыми другими воинскими домами, представляющими отнюдь не мнимую угрозу. И, что еще сладостнее, он свершил бы таким образом кровную месть.

С давних времен, когда север необъятной Дейны, именуемый Землей богов, был еще един и не разделился на княжества, дом Шимо враждовал с домом Ордет из-за первенства в военных делах. Спустя много лет отголоски древней вражды так и не смолкли. Овари Шимо впитал ее из земли, по которой ступал, из воздуха, которым дышал, и продолжал по заветам предков ненавидеть медноволосое семейство, давшее Андаре немало доблестных воинов и военачальников.

Четырнадцать лет назад Шимо, совсем еще молодой и только начинающий свой взлет к вершинам власти, сумел нанести очередной удар и устранить врага из ненавистного дома. Им стал Даркас Ордет, младший воевода стражи андарианского князя Анапара. Ему выпала честь сопровождать на родину послов из далекой южной страны Мажани, и Шимо, не желая действовать сам, дабы не навредить себе, послал наемников выследить и убить всех. Даркас погиб в неравном бою и вместе с ним — некоторые из послов, но не все. К удивлению и разочарованию Шимо, это скорбное событие никак не навредило отношениям Андары и Мажани, но все же на сердце чуть-чуть потеплело.

И вот, спустя столько лет, ему вновь представляется возможность отомстить. Хитрый бог-ветер Коа-Меас со своими своенравными слугами-духами сам предает врага в его руки.

У погибшего Даркаса было трое детей. Две дочери давно вышли замуж, а сын — тот самый проклятый богами Фейран Ордет — сейчас занимает место отца. Вполне возможно, он догадывается, кто стоит за гибелью его почтенного родителя, но тем лучше. Тем слаще видеть ненависть в глазах врага, когда он побежден, покорен, унижен, беспомощен, когда все, что ему остается, — это бессильная ярость или отчаяние. Овари Шимо оказался лишен наслаждения лицезреть смерть Даркаса. Зато он сполна вознаградит себя зрелищем мук и смерти его сына.

Только бы это подозрение сбылось. Но Шимо не сомневался в том, что весть, принесенная ему воинами, правдива.

* * *

Через два дня военачальник Шимо получил новые вести. Обессиленный, пропахший пылью и потом гонец попросту сполз с седла заморенного коня, но отказался отдыхать и немедленно отправился докладывать, звеня окровавленными шпорами. Шимо умел ценить преданность и мужество и не сомневался: новости срочные и, скорее всего, недобрые.

— Мы отыскали крепость, господин, — выдохнул гонец. — Мы искали долго, осмотрели все дороги, что ведут через Арвасин, и нашли убежище в потаенном ущелье. Нам не удалось разгадать тайну двери, зато посчастливилось найти один из боковых ходов. Эта крепость — настоящая путаница проходов и ловушек, и некоторые из нас угодили в них. Но, увы, — воин помедлил и склонил голову, — наши усилия оказались напрасны. Крепость пуста.

— Сядь, — приказал Шимо воину, которого качало от усталости, словно порывами ветра.

Изможденный гонец повиновался и рухнул на лавку, гремя оружием. Каково же было его изумление, когда он увидел, что военачальник улыбается.

— Ты говоришь, что ваши усилия были напрасны, — продолжил Шимо, глядя на него. — Это не так. Ты говоришь, крепость пуста. И как давно, по-твоему?

— Похоже, ее покинули совсем недавно, не позднее вчерашнего утра, господин. Не знаю, сколько времени провели там ее обитатели, но было их всего трое, возможно, четверо. И еще…

— И еще вы нашли следы пребывания там женщины?

— Да, господин. — Воин уже успел собраться с силами и вновь поднялся на ноги. — Мы обыскали каждый уголок крепости. На одной из шкур, которая, по-видимому, служила постелью, мы нашли несколько темных волосков. У мужчин не бывает таких длинных волос.

— Значит, это в самом деле она. — Шимо сцепил руки за спиной и несколько раз прошелся туда-сюда по комнате под тихий скрип половиц. — И, как думаешь, куда они могли потом направиться?

— Этого я не знаю, господин. Но мы вышли на западный склон Арвасина и осмотрели горные тропы, все, которые нашли. В нескольких местах камни оказались сдвинуты, и, судя по следам, совсем недавно. А на дороге, что ведет к Дайго-Ни и мосту через Карру, мы обнаружили шестерых убитых…

— Наших воинов? — сурово спросил Шимо.

— Нет, господин, каких-то бродяг. Трудно сказать, кто они — ботарцы или андарианцы. Возможно, они из числа тех разбойников, о которых повсюду говорят…

— Меньше бы болтали, — оборвал воина Шимо. — Я уже говорил: пока не найдена княжна, вам нет дела ни до чего другого, такова воля государя! А впрочем… — Он задумался. — От чего они погибли?

— Двое убиты ударами ножа, остальные — мечом.

— А их оружие?

— Чистое, господин, — значит, их противники не пострадали в бою.

— Что подтверждает мои мысли, — закончил Шимо. — А сам ты что думаешь? Княжна со своими спутниками, кем бы они ни были, на самом деле пробралась в Ботар?

— Мое дело не думать, а повиноваться приказам, господин. — Воин поклонился, словно смущенный вопросом военачальника. — Но, если вы меня спрашиваете, то я бы поставил собственного коня и меч в придачу, что это так. Хотя мы по вашему приказу расспросили Текамма, начальника крепости Дайго-Ни. Он всегда самолично проверяет и допрашивает всех, кто пересекает границу. Он уверил нас, даже поклялся богами, что не видел ни одной женщины, похожей на княжну Андары.

Черные брови Шимо сдвинулись, что не сулило нерадивому Текамму ничего доброго.

— Поклялся богами! Значит, плохо смотрел, или же княжна измыслила какую-нибудь хитрость. — Шимо медленно выдохнул. — Если выяснится, что он на самом деле не заметил или не опознал ее, он ответит за это перед государем. Зато благодаря твоим словам я вновь убедился, что мои подозрения верны: княжна пересекла границу Ботара и теперь направляется на север, к рубежам Каллиса.

— А что, если она решила затаиться где-нибудь? — осмелился предположить воин, которого немало воодушевила непривычная любезность военачальника.

— Что ж, — Шимо одобрительно глянул на него, — и такое тоже возможно. Зато теперь мы точно знаем, где ее искать. И найдем.

— Да, господин. — Шпоры воина звякнули, рука сжала рукоять меча. — И вы по-прежнему повелеваете брать всех живыми?

— Это первейшее условие: живыми и невредимыми, — подчеркнул Шимо. — В крайнем случае, если спутники княжны окажут слишком ретивое сопротивление, можно ранить их — только не смертельно. Но сама княжна не должна пострадать, как повелел государь, ни единой царапины. Я уверен, все понимают, что ждет того, кто нарушит его приказ.

Воин лишь коротко поклонился и остался стоять на месте. Военачальник же вновь погрузился в свои думы, но вскоре вспомнил о гонце, который принес ему столь добрую весть, и отпустил его взмахом руки. Едва за воином закрылась дверь, как Шимо, точно мальчишка, со всех ног бросился к карте трех княжеств, что висела на стене, и торжествующе обвел пальцем северо-восток Ботара.

Где-то здесь, на одной из дорог или же в каком-нибудь селении, все решится.

Вряд ли княжна станет тратить напрасно время и прятаться где-нибудь. Сам он на ее месте не терял бы ни единого дня, направляясь к спасительной границе. Кроме того, чтобы решиться на подобный поступок, нужно обладать удивительным сочетанием осторожности, дерзости и уверенности — именно теми качествами, которыми, как полагал Шимо, щедро наделен его кровный враг, Фейран Ордет.

Шимо не сомневался, что вскоре — возможно, даже сегодня — получит новые известия. В тот же вечер он их получил.

«Как известно, в борьбе между чувствами и долгом сильный выбирает долг, слабый — чувства. Так было тысячу лет назад, так было триста лет назад, так есть сейчас и так будет всегда».

Из летописи Арвокаса Кельма

— Чт-то это, а, Норо? — выдавил Палло, не в силах отвести глаз от нежданной находки.

Брат не ответил, но сам глядел, словно завороженный, на цветные искорки камней — алых, зеленых, голубых, прозрачных. Он даже поскреб ногтем один камень — тот оказался прохладным, гладким и твердым, с острыми гранями.

— Не знаю, — сказал наконец Норо. — Я никогда раньше не видал ничего подобного, но это похоже на драгоценные камни: рубины там, алмазы и эти, как их… забыл.

— Откуда они здесь взялись? — не отставал Палло и вдруг оживился: — Слушай, а как ты думаешь: в остальных табличках тоже спрятаны такие камни?

— Скорее всего, да. Недаром Фейран с Вегаром все время нам твердят: осторожнее, мол, осторожнее, эти таблички — самое ценное, что у нас есть.

— А давай проверим!

— Ты с ума сошел! Лучше спрячь эту, разбитую, поглубже в мешок, чтобы не было видно, да помалкивай. И впредь будь осторожнее.

Палло послушался: затолкал куски таблички в самый низ мешка, затянул завязки, да так, что они едва не лопнули, и бережно положил мешок к остальным их вещам.

— И все-таки, — сказал он за работой, — как эти камни здесь очутились? Кто вообще мог такое придумать — закатать этакие самоцветы в глину?

— Кто-кто — да любой из обоих наших воинов, они же вон какие хитрые. Или кто-то приказал им это сделать… Погоди! — Норо хлопнул себя по лбу. — Фейран кто? — андарианский воевода, значит, один из приближенных покойного князя Анапара. А помнишь, в той деревне вчера: когда туда приехали ботарцы, их начальник говорил о пропавших княжеских драгоценностях, которые забрала с собой княжна.

— Т-ты хочешь сказать, это и есть те самые драгоценности? — изумился Палло.

— А почему бы и нет? — пожал плечами Норо. — Только мы с тобой ничего об этом не знаем, понял? Мы ничего не видели, так что гляди не проболтайся, язык без костей. Давай, пошли вниз, а то как бы нас не хватились.

— Слушай, Норо, я все-таки не понял одного, — пропыхтел Палло, семеня вслед за братом, — где же тогда сама княжна?

Норо с досадой выдохнул сквозь зубы и отмахнулся. Признаться, этим вопросом он и сам задавался, но сейчас было не до загадок. Пока братья спускались по скрипучей лестнице, их чуть не оглушили плывущие снизу дивные, густые, пряные запахи еды. Оба едва ли не скатились по ступеням и сразу же заметили своих товарищей: те сидели за столом, уже начав трапезу.

А на столе… Палло и Норо в восторге кинулись занимать места, сглатывая слюну при виде лакомой снеди. На столе стояла большая общая миска душистой бараньей похлебки с овощами, лежала целая жареная курица, каравай свежего хлеба и полкруга сыра. Дополняли все это великолепие два кувшина с пивом.

Братья схватили ложки и некоторое время не замечали ничего вокруг, кроме восхитительных кушаний. Немой, который увлеченно обгладывал сочную куриную ножку, вдруг перестал есть и уставился на мальчишек со странным выражением. Те почувствовали его взгляд и слегка поумерили свой пыл.

— Мы, э-э… просто проголодались очень, — неуклюже выдавил Норо.

— Едите так, словно никогда прежде не видели ничего подобного, — заметил Вегар.

— Почему? Видели. По праздникам — когда еще-то? Эх… — Палло вздохнул, облизал перепачканные жиром пальцы. — А ведь скоро праздник небесного ока, всего через несколько дней.

— Сейчас не до праздников, — сказал Фейран — как показалось братьям, с долей сочувствия. — Давайте доедим и пойдем отдыхать. Завтра нам снова в дорогу. Встанем рано, поэтому не засиживайтесь.

Путники быстро покончили с ужином, поблагодарили хозяина и отправились в отведенную им комнату. Почти сразу прибежал слуга и принес сперва два тюфяка, потом несколько шерстяных одеял. Комната оказалась не слишком теплой, так что одеяла пришлись весьма кстати. Несмотря на предупреждение брата, Палло все же решил попытать счастья.

— А кто будет спать на кровати?

— Он. — Фейран указал на немого. — Вы берите себе тюфяки, а мы с Вегаром и так обойдемся, не привыкать.

Братья тут же устроили себе постели, повалились на них — соломенные тюфяки показались им мягче пуховой перины — и почти сразу уснули, уютно закутавшись в одеяла.

— Будем сторожить всю ночь? — спросил Вегар. Фейран кивнул. — Кто первый?

Воины бросили жребий, и сторожить первым выпало Фейрану. Вегар уснул мгновенно, укрывшись походным плащом, который до этого нес в мешке. А воевода устроился на полу недалеко от запертой двери, рядом под рукой лежал меч.

* * *

Несмотря на все пережитое за этот долгий и нелегкий день, княжна Анери не спала. Напрасно она ворочалась с боку на бок, куталась в одеяло или раскрывалась — сон не шел. Почему, она не знала. Душа ее не находила покоя так же, как тело — отдыха.

Анери не думала о том, что ждет их впереди, о том, чем закончится их путешествие. Перед глазами стояли картины сегодняшнего дня: бедные, разоренные селения, обнищавшая вдова с детьми, голодные Норо и Палло, жадно поглощающие незатейливые яства. Последнее беспокоило ее намного сильнее, ведь они — андарианцы, подданные ее отца, а теперь — ее собственные. Можно сколько угодно сетовать на бедность простых ботарцев и осуждать жадного князя Треаса, которому лишь бы наполнить свою казну. Но выходит, что и в Андаре, ее Андаре, творится то же самое, люди так же голодают и страдают от бедности. И никто ничего об этом не знает — или же никому нет дела?

Поневоле княжна задумалась о том, что станет делать, когда освободит Андару и вернет себе отчий престол. Только позволят ли ей воссесть на него? Не раз и не два Анери слышала разговоры и сомнения придворных насчет того, что у князя нет сына-наследника. Никогда прежде во всей Земле богов дочь не принимала власть у отца. Если же так случится, ей должно или выйти замуж за одного из родичей, или просто уступить ему престол.

«Чего желал от меня отец-князь? Какую судьбу он готовил мне?» Сейчас Анери могла гадать сколько угодно и не догадаться. Хотя заглядывать так далеко в будущее считалось дурной приметой, она задумалась, кто был бы достоин сделаться князем Андары. Среди всех ее родичей самым достойным казался ей лишь один — Энемас Кельма, добрый и не по годам мудрый человек, да к тому же ученый. При таком князе страна станет не голодать и воевать, а процветать. Но он не был воином, уродившись хромым, а телесная крепость правителя ценилась пока в Андаре превыше разума.

Прочих своих родичей Анери не считала достойными княжеской власти. О замужестве же она не помышляла, имея на то свои причины.

Тяжкие думы навеяли наконец долгожданную дремоту, но прежде, чем сальная свеча успела бы сгореть на треть, Анери пробудилась. Ее тело молило об отдыхе, вот только этот отдых, как часто бывает, не желал приходить и даровать ей покой.

Княжна перевернулась на другой бок и открыла глаза. Все ее спутники спали — кроме одного, на которого лился из небольшого окна скупой свет луны. Фейран сидел на полу, вытянув длинные ноги; хотя глаза его были полузакрыты, он явно не спал. Почему-то он не стал укутываться ни в плащ, ни в одеяло, хотя в комнате царила ночная прохлада.

Анери смотрела на него, не отрываясь. Сегодня днем, на привале, она говорила с ним резко, жестко и насмешливо, не щадя его воинской гордости. И этот гордый человек отчего-то смирялся, не смел возразить ни единым словом. Он никогда не выдавал даже легчайшей тени своих чувств, не приоткрывал их перед нею. Только и знал, что соглашаться — или же не соглашаться — и опускать взгляд. Ни перед кем другим он не склонял так головы, лишь перед нею одной.

Почему так? Почему она бывает с ним резка или даже груба? Ведь ей хочется быть с ним совсем другой, говорить по-другому — мягко, ласково. Смотреть в глаза, видеть его улыбку, касаться сильной, мозолистой руки. И знать, что всему этому не дозволено сбыться.

Измученная думами Анери поднялась с кровати и перебросила через плечо второе одеяло. Пол не скрипнул под ее легкими шагами. Фейран мгновенно вскинулся на движение, но тут же разжал стиснувшие рукоять пальцы и отдал княжне учтивый поклон.

— Отчего вы не спите, госпожа? — спросил Фейран, тихо, чтобы не разбудить остальных.

Он попытался подняться на ноги, но Анери знаком остановила его и сама опустилась рядом на голый деревянный пол.

— Не могу уснуть, — ответила она. — Так бывает, когда слишком устанешь или слишком много думаешь. — Анери помолчала, легонько дотронулась до его плеча. — Ты совсем продрог. Возьми одеяло, тебе будет теплее.

— Благодарю вас, госпожа, но нет. Я на страже и должен бодрствовать, а когда холодно, труднее уснуть. — Фейран слегка отстранился, глядя на сцепленные в замок руки.

— Я прошу тебя, возьми. — Анери приподнялась и набросила одеяло ему на плечи. — Мне больно смотреть на чужие страдания. Особенно на твои. Пускай я не всем могу помочь, но тебе сейчас — могу.

— Благодарю, госпожа. — Фейран стянул углы одеяла на груди, но глаз так и не поднимал, словно застыл в вечном поклоне. — Я вовсе не страдаю. Но да благословят боги ваше доброе сердце.

На некоторое время оба умолкли. Анери теребила пальцами подол рубахи, порой поглядывая на Фейрана. Он продолжал сидеть неподвижно, будто камень, только грубая ткань на груди чуть колыхалась от дыхания, неровно остриженные, слегка вьющиеся волосы наполовину скрыли его лицо. Анери отчаянно искала, что же сказать, и не находила.

— Почему ты никогда не смотришь мне в глаза? — решилась наконец она. Вопрос прозвучал сурово, зато ответ — едва слышно:

— Я не смею…

Фейран вздохнул, так тяжко, словно у него были переломаны ребра. Подбородок Анери дрогнул. Она протянула руку и коснулась его изуродованной шрамом щеки.

— Посмотри на меня, — прошептала она. — Я прошу тебя…

Словно с неимоверным усилием, Фейран поднял голову и обернулся к ней. В его взгляде Анери увидела такую нечеловеческую муку и вместе с тем — такое неистовое благоговение, что у нее самой защипало глаза от слез. Она сморгнула их и улыбнулась, ожидая ответной улыбки. «Боги святые, кто, скажите мне, кто посмел назвать его некрасивым?»

— Вы должны лечь спать, госпожа. — Фейран сглотнул и только тогда смог произнести эти слова. — Завтра нас ждет нелегкий путь и, возможно, опасности. Вам понадобятся силы.

— Ты прав. — Анери тоже вздохнула, и этот вздох едва не разорвал ей грудь. — Случиться может что угодно. Но рядом с тобой, — она все же улыбнулась, — меня не пугают никакие опасности.

Анери вновь улеглась на кровать и отвернулась к стене. Пахнущее овечьей шерстью одеяло тепло укутало ее с головой. А утешительный сон никак не спешил прийти и так же укутать ее блаженным теплом, в котором нет ни тревог, ни забот. В котором есть только он один — человек, с которым ей никогда не быть вместе, ибо таков закон.

Она сказала верно: может произойти все, что угодно. Завтра, послезавтра, через два или три дня. Все в руках богов. Пусть будет то, что определено судьбой и их волей. Лишь бы только он был жив. Лишь бы с ним не стряслось никакой беды.

* * *

Этот день Анери запомнила на всю жизнь. Отец-князь заранее объявил об охоте, и она не сдержала неистового ликования. Наконец-то ей выпадет прекрасная возможность проявить себя. Она уже давно не малышка — в четырнадцать-то лет, — а почти взрослая девица, она отлично владеет оружием — хоть самострелом, хоть даже рогатиной. Правда, к зверю ее могут не подпустить, но зрелище наверняка будет захватывающим.

Анери задумалась. Ее верная Ласточка уже старовата для охоты, придется взять другую лошадь, помоложе — Рассвета или Луну. Об оружии она тоже позаботится. Но главное: она сумеет отличиться в глазах отцовской свиты. Особенно одного из них.

Она давно расположилась душой к Фейрану Ордету, и не только потому, что он когда-то спас ей жизнь. Чем старше она становилась, тем больше нравилось ей на него смотреть, хотя неприятно было узнать, что на него заглядываются многие придворные девицы, что они считают его красивым и мечтают покорить его сердце. Анери вздохнула: ишь, размечтались! Она-то знала, чувствовала, что ему нет дела до всех этих блестящих пустышек. И все же в душе всколыхнулся гнев, который она поспешила усмирить: «Нет-нет, не стану портить себе день дурными мыслями, стану думать о хорошем!»

Но день оказался испорчен. Накануне охоты Анери слишком поспешно спрыгнула с лошади и сильно вывихнула ногу. В отчаянии она умоляла отца и мать позволить ей ехать, но те остались непреклонны. А сама она, сердитая и заплаканная, осталась дома, словно малое дитя. С трудом доковыляв до окна, она глядела, как всадники уезжают, и на глаза вновь наворачивались слезы.

Солнце еще не успело скрыться за далекими горами Арвасин, когда во дворе послышались крики: «Возвращаются!» Анери вместе с матерью вышла на крыльцо, опираясь на костыль. И словно ледяные когти царапнули по сердцу: что-то случилось. А потом она увидела.

Она не взглянула на тушу убитого кабана, матерого секача, под чьей тяжестью скрипели оси повозки, а запряженные в нее кони тревожно фыркали. Лица всех охотников слились для Анери в одну пеструю размытую тень. Взор выхватил только наспех сделанные носилки, которые держали четверо воинов, и лежащего на носилках человека. С отчаянным криком, позабыв про больную ногу, Анери бросилась вперед.

Фейран лежал неподвижно, точно мертвый. Его одежда была разорвана и залита кровью, и наложенные в спешке повязки уже успели набухнуть темно-алым. Лицо тоже в крови и белое-белое, как отбеленное на солнце полотно. Анери даже показалось, что он не дышит. Не без страха она коснулась его шеи и ощутила, как трепыхнулась под пальцами жилка.

«Отойди, дочка, ему нужна помощь», — услышала Анери голос отца, но не смогла пошевелиться. Ей казалось, что стоит лишь отнять руку — и случится непоправимое. Что она одна может удержать в раненом стремительно истекающую жизнь.

«Здесь нужен лекарь, Анери, и как можно скорее», — прибавил князь.

Сильной, ласковой рукой он мягко отстранил дочь от носилок. Четверо воинов ускорили шаг. Анери лишь смотрела, как рука Фейрана свесилась вниз и теперь волочится по земле, а по кисти и пальцам стекают тоненькие темно-красные ручейки.

«Как это случилось?» — спросила княгиня Палади. Анери не смогла вымолвить ни слова, только подняла взгляд на отца-князя в ожидании ответа.

«Теперь мы с тобой оба, Анери, обязаны ему жизнью». — Князь Анапар обнял жену и дочь, и Анери с изумлением заметила блестящие слезинки, что исчезли в темно-русой бороде отца. Никогда прежде она не видела, чтобы ее отец-князь плакал.

Овладев собой, как подобает мужчине, князь продолжил:

«Я собирался добить раненого секача, но неудачно выставил рогатину, и она сломалась. Зверь убил бы меня, когда бы не Фейран. Он ударил кабана кинжалом в загривок, но тот успел подмять его под себя и полоснуть клыками. Тут подоспели Кольмас и остальные и прикончили кабана. Каким-то чудом Фейран успел откатиться, и его не раздавило тушей, хотя задело клыками по лицу. Мы боялись, что он не выживет».

«Боги милостивы, — сказала княгиня — скорее дочери, чем мужу. — Столь доблестный воин должен жить. А если уж погибать, то в бою».

«Нет! — закричала Анери. — Он не должен погибнуть, ни за что! Иначе я… я…»

Она вырвалась из родительских объятий и метнулась вверх по ступеням. Кое-где на них виднелись следы крови Фейрана, и Анери была почти готова упасть на колени и целовать их. «За одну лишь каплю его крови, — мелькнула в голове свирепая мысль, — я бы пролила реку чужой!» О вывихнутой ноге она даже не вспомнила.

Тем же вечером Анери яростно жевала за ужином жареную вепревину, словно верша таким образом свою месть чудовищу. Если бы она могла, то убила бы его еще раз. От этих мыслей мясо делалось вкуснее и острее, чем от жгучих иноземных приправ.

Анери с радостью ходила бы за раненым, но ее до этого не допускали, даже не позволили навестить его, хотя она не раз просила. Оставалось ограничиваться лишь скупыми вестями, что сообщали слуги. Говорили, что Фейран целых восемь дней боролся со смертью и все же победил. Но победа эта дорого далась ему, и он еще долго оставался в постели под бдительным присмотром лекаря. Кажется, прошло не меньше месяца, прежде чем ему позволили встать.

Именно тогда Анери наконец-то увидела его — лишь издали; не иначе, ее мудрая мать заподозрила что-то и всячески удерживала дочь. Зрелище поразило Анери в самое сердце: он шел медленнее, чем раньше, бледный, исхудавший, щеки неровно заросли медно-рыжей щетиной. А на правой стороне лица остался длинный грубый шрам до самого подбородка.

Сперва Анери захотелось отвернуться и зажмурить глаза. Она едва сумела не замотать отчаянно головой: она не могла смотреть, она не могла поверить. Но приказала себе смотреть, твердя мысленно: «Ты трусишь взглянуть на человека, который получил рану, спасая жизнь твоему отцу-князю? Неужели ты столь малодушна? Что важнее: лицо или жизнь? Или ты предпочла бы, чтобы Фейран умер красивым, чем жил изуродованным?»

Ни за что. Туманная пелена слез перед глазами рассеялась, и Анери взглянула на него снова. И приняла таким, какой он теперь есть, — со шрамами на лице и венцом доблести на челе.

А потом Анери узнала очередную новость. Одна из придворных девиц, которую князь с княгиней сообща прочили Фейрану в жены, упала в ноги госпоже и взмолилась, чтобы ее не выдавали замуж за столь некрасивого человека. Анери лишь сплюнула: а ведь еще недавно эта пустышка громче всех вздыхала по молодому воину. Так вот какова цена ее вздохов!

«Вот и хорошо», — подумала тогда Анери. А еще она знала, что сам Фейран особо не огорчился, даже как будто напротив, обрадовался. Он не искал себе жены — Анери не знала, почему, но в глубине души тоже радовалась. Для нее Фейран по-прежнему оставался самым прекрасным во всей Андаре. Человеком, спасшим ей жизнь. Спасшим ее от сиротства. И не только.

Прежним он уже никогда не будет. И она не будет прежней.

* * *

Когда первые лучи восходящего солнца неспешно заползли в комнату, стражу нес Вегар. Он поднялся на ноги, потянулся с хрустом и подошел к окну. Царившую недавно на дворе тишину потихоньку сменяла привычная утренняя суета, подготовка к новому дню. Прошлепала к хлеву служанка с подойником, послышалось кудахтанье кур и визг поросят, предназначенных на убой. Беллура просыпалась.

Вегар подошел к спящему Фейрану, и тот мгновенно пробудился. Приподнявшись на локте, он откинул волосы с лица, оглядел комнату и троих юных спутников, которые еще спали.

— Все спокойно? — спросил воевода. — Как прошла твоя стража?

— Благополучно. Никто не приезжал и не уезжал. Разве что наш длинный вставал ночью — выходил на двор по нужде, но вроде бы никуда не свалился по дороге и ни на что не наткнулся. — Вегар с усмешкой кивнул на сладко спящего Палло.

— Сперва разбудим их. — Фейран поднялся на ноги, поправил смятую рубаху, затянул пояс. — Пусть умываются и ждут нас внизу в общей комнате, а мы пока разбудим госпожу. Хозяина мы предупредили еще вчера — надеюсь, он позаботился об утренней трапезе.

— Хорошо, мы с мальчишками проверим, а ты буди госпожу.

Оба воина хорошенько встряхнули братьев — те спали так крепко, что никак не желали просыпаться. Норо перевернулся на другой бок, а Палло забормотал что-то во сне, закутавшись в одеяло по самые уши.

— Просыпайтесь, пока нас ботарцы не нагнали, — сказал им Вегар и встряхнул еще раз.

Братья подскочили, путаясь в одеялах, продрали заспанные глаза.

— Ботарцы? Они что, уже здесь?

Палло и Норо поглядели сперва на воинов, потом друг на друга: волосы у обоих торчком, лица помяты со сна. Зато упоминание врагов подействовало на них лучше ушата ледяной воды.

— Пока нет, но, если вы будете столько спать, то как раз дождетесь их. Они вас мигом разбудят.

— Тьфу-тьфу, сплюнь, а не то сглазишь! — Суеверный Палло сплюнул и ухватил себя за левое ухо. — Разве ж можно так шутить? Накаркаешь, они и заявятся сюда.

— Это было бы неудивительно, — сказал Фейран, — учитывая, сколько ботарских разъездов на дорогах. Так что поспешим, пока нас не застали здесь. Приберите свои постели и ступайте умываться во двор, а потом ждите нас за столом внизу — хозяин должен был приготовить нам поесть.

Братья мигом сложили тюфяки и одеяла и унеслись на двор в предвкушении сытной еды. Вегар ушел следом за ними, а Фейран легонько дотронулся до плеча спящей княжны:

— Пора вставать, госпожа, уже утро.

Княжна пошевелилась, и он отдернул руку, невольно вспыхнув. Посмел бы он прикоснуться к ней, если бы не суровая необходимость? Фейран упрекнул себя: нашел же когда думать о подобном! Дорого каждое мгновение, а он стоит и любуется ею, словно все время в Дейне принадлежит им. Фейран привычно отбросил недолжные мысли, хотя с каждым днем это становилось все труднее.

— Утро? — пробормотала сонная княжна и сладко потянулась, откинув одеяло. — Мне кажется, я только что уснула…

— Уже рассвело, госпожа, нам пора в дорогу.

Фейран говорил самым будничным голосом, но заставил себя отвести взор от чудесного зрелища. Анери заметила это, качнула головой и слезла с кровати. Пока она затягивала шнуры обуви, в комнату вернулся Вегар.

— Все готово, — сказал он. — Парни ждут внизу. Еще я заметил вдали на дороге клубящуюся пыль, только не разглядел, кто едет.

— Который уже день без дождя, — пожаловалась княжна, завязывая последний узел. — Сил нет терпеть эту пыль.

— Зато она помогает нам, госпожа, — улыбнулся Фейран, — и выдает наших врагов — если это правда они.

— И даже умыться нельзя, — не без насмешки подхватила княжна.

Темная коса скрылась под мешковатой рубахой на спине, сверху княжна набросила суконную безрукавку, а шапку надвинула до самых бровей. Перед воинами вновь предстал немой сирота.

— За мешками можно будет вернуться потом, после еды, — начал было Вегар и осекся — за окном послышался перестук конских копыт.

Оба воина метнулись к окну — оно выходило на скотный двор, а не на крыльцо. Они услышали, как дробный перестук смолк, как зафыркали кони, как зажужжали голоса вновь прибывших и залепетали испуганно слуги. А потом над всеми этими звуками взлетел один-единственный голос, властный и суровый, привыкший отдавать приказы:

— Эй, ты, возьми моего коня! — Стук подошв о землю и звон шпор. — Где хозяин? — Слуга что-то пробурчал, а голос продолжил: — Трое за мной, остальным ждать здесь. — Ступени скрипнули под решительными шагами.

— Сколько же их там? — тихо спросил Вегар и переглянулся с воеводой.

— Не знаю, — ответил Фейран, — но десяток точно есть. Ты не узнал этот голос?

— Нет. А ты…

— Что там? — перебила княжна, сжав кулаки.

Фейран не успел ответить. На лестнице загрохотали босые пятки, и в дверь ввалились Норо и Палло, еще более взъерошенные, чем обычно.

— Там! Ботарцы! Они, это… — затараторили мальчишки наперебой. — Воины, здоровенные такие! Подошли к хозяину, давай расспрашивать, а тот аж позеленел со страху! Ну, мы и дали деру, пока никто не заметил…

— Кто у них за старшего? Как он выглядит? — насел на них Фейран, слегка прищурившись, его левая рука стиснула пояс.

— Ну… — Норо почесал затылок. — Твоих примерно лет, усищи черные аж до подбородка… и… а, вот! Броня у него диковинная: не кожаная, а из железа, как чешуя у рыбы, и звенит…

Фейран вздохнул, почесал бороду. Меж бровей его протянулась задумчивая складка.

— Я не ошибся, — тихо сказал он. — Это Майдин Алусса. — Воевода оглядел спутников. — И он знает меня в лицо.

Губы княжны дрогнули, но она вовремя вспомнила, кого изображает, и всего лишь зажала руками рот, словно от испуга. А Фейран тем временем закончил:

— Надо уходить. Немедленно.

«Княжна и ее спутники недолго оставались незамеченными. И тогда настало время принять бой, который нельзя было проиграть. Но в нем нельзя было и победить».

Из летописи Арвокаса Кельма

Палло и Норо с трудом стряхнули оцепенение.

— А кто такой этот Майдин Алусса?

— Ботарский воевода, — ответил Фейран. — И правая рука Овари Шимо, старшего военачальника Ботара. Если он увидит меня, то сразу узнает.

— А где ты с ним встречался? — не отставал Палло.

— В бою, где же еще? Хотя не только. А теперь довольно болтать. Берите мешки, и идем к черной лестнице.

— А поесть?

— Предпочитаешь умереть сытым, парень? — Вегар подтолкнул Палло в спину. — Делай, что говорят.

Княжна забросила на плечи свой мешок. Она безучастно глядела по сторонам, хотя уже второй раз украдкой вытерла о смятый подол рубахи вспотевшие ладони. Ибо Майдин Алусса знал в лицо не только воеводу Фейрана, но и Анери, княжну Андары. И его не обманул бы нынешний ее облик нищего мальчишки.

Окно по-прежнему было распахнуто. В этот миг шум во дворе сделался громче, и донесся приказ: «Обыскать здесь все!»

— Ох, и горазд же ты орать, луженая глотка, — буркнул Норо себе под нос. — Ничего, вот я вам покажу.

Фейран выглянул за дверь: пока никого, но уже слышны приближающиеся шаги. Путники гуськом выбрались из комнаты — до черной лестницы отсюда было рукой подать. Ступеньки под ногами скрипели, несмотря на осторожные шаги. Братья в очередной раз подивились тому, насколько легко могут ступать воины, несмотря на собственный немалый вес и тяжелую ношу за плечами. По счастью, все слуги были сейчас заняты — кто в общей комнате, кто на дворе, — и лестница оказалась пуста.

Скотный двор, где очутились путники, тоже казался пустым. Воины огляделись и прислушались — и не сразу заметили, что Норо куда-то исчез. Впрочем, мальчишка объявился почти тотчас же, на его плохо умытом лице сияла довольная ухмылка.

— Ты где был? — спросил Фейран, слегка сдвинув брови.

— Да так… забыл кое-что… — Норо ковырнул землю большим пальцем ноги и поднял на воеводу невинные глаза.

Расспрашивать его было некогда. Фейран лишь качнул головой — мол, не ожидал от тебя — и повел спутников к задней калитке. Там оказался один из слуг, который чистил коровий загон. При виде беглецов парень разинул рот и едва не выронил лопату, но Фейран сурово прижал палец к губам. В воздухе мелькнула серебряная монета, скотник ловко поймал ее, поблагодарив неуклюжим поклоном. Он затоптал подарок поглубже в навоз — вдруг трясти вздумают? — и продолжил работу, мгновенно позабыв о беглецах.

Из Беллуры тянулись две дороги: на запад и на север. Фейран уверенно повел товарищей по северной дороге. Шли они молча, стараясь не оглядываться и не слишком ускорять шаг. Только Палло по привычке опять запрыгал, словно погоня уже настигала их. Но палку свою упрямый парень и не подумал бросить.

— Слушай, как ты думаешь, — шепнул он брату, улучив мгновение, — что больше нужно ботарцам: эти воины или… ну, то, что в табличках?

— Молчи, дурень! — шикнул Норо, но задумчиво колупнул пальцем нос. — Если ботарцы вообще знают, что там. Хотя мне вот совсем не любопытно, что они знают, а что — нет. И уж не хотелось бы узнать это от них самих.

— А если нас догонят, что будет? Нас с тобой ведь убьют вместе со всеми, разбираться не станут.

— Да ну тебя, не догонят. — Норо хитро улыбнулся. — Я им там кое-что оставил на память…

* * *

— Говоришь, со шрамом на лице? — Ботарский воевода сурово нахмурил черные брови. — Вот такой шрам? — Он провел пальцем по собственному лицу от виска до челюсти. — А сам темно-рыжий? Высокого роста?

— Да, господин, именно так, — выдавил побледневший хозяин. — Ростом не ниже вашего будет, даже повыше, простите за дерзость…

— Все ясно, это он. Военачальник Шимо был прав. — Воевода Майдин Алусса обернулся к своим людям, которые только что спустились с лестниц, ведущих наверх, и никого не нашли. — По коням, немедленно! Они не могли уйти далеко.

Оставшиеся во дворе восемь ботарских воинов не стали скучать в седлах, но тоже отправились на поиски. Они обошли амбары и сараи, оглядели скотный двор и расспросили единственного слугу. Тот лишь кланялся и бормотал трясущимися губами, что никого не видел и ничего не знает. Не скрывая презрения к жалким трусливым простолюдинам, воины вернулись к крыльцу, где их настиг приказ воеводы.

— По коням! — повторил Майдин и вдел ногу в стремя, подавая знак своим воинам.

Всадники тронулись в путь. Не успели они отъехать на двадцать шагов от постоялого двора, как пятеро из них внезапно очутились на земле вместе с седлами, а кони проскакали мимо, поднимая пыль. Среди спешенных воинов оказался и сам воевода.

— А, преисподние Хатуа!

Майдин поднялся с пыльной земли, даже не удосужился отряхнуться. Горло его сдавило бессильным гневом, какой обычно вызывает неожиданная неприятность. Но гнев тотчас же сменился мыслью: как это могло случиться?

Каким-то чудом упавшим всадникам удалось не угодить под копыта коней товарищей. Остальные воины заметили, что случилось, и вернулись. Немало времени ушло на то, чтобы поймать убежавших коней, а за новыми седлами пришлось возвращаться на постоялый двор. Там их нашлось всего два, поэтому Майдин, шепотом поминая все тени всех преисподних, послал нескольких своих людей к беллурскому шорнику.

Пока они дожидались седел, к Майдину подошел еще один воин.

— Взгляните, господин! — Воин показал ремень подпруги седла. — Подрезали, но не до конца. Хитро придумано.

— Так… — Майдин прикусил длинный ус, огляделся, и взгляд его упал на бродившего у коновязи слугу. — Взять его!

Двое воинов подхватили парня под руки и поволокли к воеводе. Слуга даже не пытался сопротивляться, но покорно поник головой. Майдин отметил это и кивнул сам себе.

— Отвечай мне и не вздумай лгать, — сказал он слуге. — Ты видел кого-нибудь около наших коней, когда все мы разошлись на поиски?

— Н-нет, господин… Т-то есть да, в-видел… да, точно видел. Мальчишку, господин, он зачем-то крутился около ваших лошадей, седла трогал руками. Ну, я шикнул на него: ступай, мол, прочь. Он и убежал. Все, господин, больше никого не было…

— Мальчишку… — повторил Майдин, скрестив руки на груди. — А что за мальчишка? Ты видел его раньше?

— Нет, господин, — мотнул головой парень, — он точно не здешний. Тощий такой, русоволосый, лохматый… — Глаза слуги заблестели, подбородок задрожал. — Г-господин, я правда больше ничего не знаю…

— Отпустите его.

Воины толкнули парня прочь, а воевода продолжал стоять, погруженный в свои думы. Тут подоспели новые седла, воины проворно взялись за работу, и вскоре можно было пускаться в погоню. Но Майдин не спешил отдавать приказ.

— Все готово, господин, по какой дороге поедем? — спросил один из воинов, нарушив задумчивость воеводы. — Или разделимся?

«Ай да Фейран, — слегка улыбаясь, размышлял тем временем Майдин, — хитро придумал. Только ты не учел, что и я, и Овари Шимо неплохо знаем тебя и то, как ты мыслишь. Отдам тебе должное, смелая задумка — укрыться в Ботаре. Вот только куда ты подашься потом? Что тебе делать во вражеской стране, где тебя могут узнать или просто задержать? Путь твой лежит в Каллис, к союзникам — на север, окольными дорогами, чтобы никто не заметил».

— Едем по северной дороге, — приказал Майдин.

Мимо проплывали деревенские улицы, полные утренней суеты. Назойливая пыль клубилась под копытами коней, но мыслей ботарского воеводы больше ничто не затуманивало. Он невольно заулыбался, предвкушая удивление врага — и еще многое другое.

Со старой враждой должно быть покончено раз и навсегда. Возможно, именно сегодня это случится.

* * *

Сперва северная дорога стелилась прямо, точно полет стрелы, пущенной твердой рукой. Потом она потянулась вдоль невысоких травянистых холмов, а порой и по самим холмам. Не раз встретились путникам торчащие вдоль дороги скопления валунов с россыпью мелких камней у подножия. Они напоминали не то развалины неких грубых строений, не то могильники, но узнавать не хотелось. От них словно веяло чем-то древним — зловещим наследием давно минувших веков, когда око небесного владыки угасло ненадолго и люди творили злодеяния, не боясь божественной кары.

Лишь только Беллура осталась далеко позади, беглецы ускорили шаг. Укрытий на дороге не найти, поэтому оставалось надеяться только на быстроту ног, поскольку надеяться на глупость и недогадливость ботарцев бессмысленно. Недооценивать противников — горькая ошибка, сгубившая уже многих с тех пор, как солнце впервые озарило бесплодную еще землю Дейны своим живительным светом.

Навстречу путникам протрусили на ослах с притороченными к седлам мешками двое крестьян. Оба вскинули вытаращенные от испуга глаза, но тут же опустили головы и продолжили путь, не оглядываясь.

— Если они повстречаются с ботарцами, то сразу нас выдадут, — сказал Палло, вновь подпрыгивая, и быстро оглянулся. — Как пить дать выдадут.

— Хватит трястись, — отозвался Норо. — Я же тебе говорю: они нас не догонят. Во-первых, из Беллуры ведут две дороги — откуда ботарцам знать, по какой мы пошли, а? И, во-вторых, сейчас им точно не до погони. Помнишь, я говорил, что оставил им подарочек на память? Я и оставил — подрезал седельные подпруги их лошадям, жаль, что не всем. Это их задержит.

— Зато выдаст нас, — бросил Фейран, заслышав разговор братьев. — Хотя… если Майдин расспросил хозяина и слуг, это уже неважно. — Он обернулся к поникшему Норо и кивнул ему. — Не унывай, ты же хотел помочь нам. Рано или поздно Майдин все равно настиг бы нас — не здесь, так где угодно.

Норо слегка приободрился, но отметил, что воины начали вновь замедлять шаг. Он не сразу понял, почему, ведь о безопасности не могло быть и речи. И вдруг его пробрала дрожь: да ведь они просто-напросто берегут силы — берегут для предстоящей им битвы. В которой, как бы ни были они сильны и храбры, им ни за что не победить.

— Да брось ты ее! — в сердцах зашипел Норо на брата, который продолжал упрямо сражаться со своей палкой. — Сил уже нет слушать этот дурацкий стук и твое пыхтение.

— Не-а, пригодится, — выдохнул Палло, обливаясь потом. — Это же оружие, как-никак.

— Тебе, видно, выжгло солнцем последние остатки ума. Ты что, собрался биться? Какой из тебя воин? Ты же трус, чуть что — и сразу удирать.

Палло открыл было рот, чтобы ответить, да так и застыл на месте, не смея обернуться. Они только что спустились с вершины очередного холма, и дороги позади не было видно. Зато отчетливо слышался приближающийся перестук копыт.

— Это они! — Палло стиснул свое «оружие», губы парня задрожали, ноги едва не подкосились.

— Идите туда, оба! — Фейран указал на валуны по правую сторону дороги. — Укройтесь там и не вылезайте, что бы ни случилось.

Теперь Норо и Палло не гадали, что это за валуны — чьи-то могилы или древние жертвенники темным теням всех преисподних. Счастье, что они вообще здесь есть и могут послужить укрытием. Прятаться же братья пока не спешили, несмотря на приказ Фейрана.

Вегар тем временем стряхнул свою вязанку и положил у края дороги, чтобы удобнее было вытащить оружие. Тут же рядом оказались и дорожные мешки. Немой, покосившись на них, бросил внимательный взгляд в ту сторону, откуда приближались враги. Прятаться он не побежал — да ему и не приказывали.

— Вы что, собрались с ними биться? — вытаращил глаза Норо.

Воины спокойно переглянулись.

— А что еще нам остается?

— Но их же больше десятка!

— Бывало и хуже. А теперь бегом за камни, и помните, что я сказал. Не вздумайте даже выглядывать, пока все не закончится. И если случится так, что мы погибнем, не поминайте лихом.

Норо едва не заплакал, едва не закричал: «Нет, только не погибайте!», но ботарцы уже приближались. Он потянул брата за собой, тот неуклюже дернулся, и длинные ноги споткнулись о палку. Невезучий Палло растянулся на пыльной земле, и не успел он подняться на четвереньки, как на вершине холма появились всадники. Темным ручейком они стекли вниз по дороге, туда, где остановились беглецы.

* * *

Не без тайного удовольствия Майдин Алусса убедился, что не ошибся. Пятеро незадачливых беглецов остановились у обочины дороги, и он быстро оглядел их всех. Андарианский воевода Фейран Ордет — «Наивный же ты человек, неужели впрямь подумал, что одежда простолюдина скроет твою стать?» Еще один, незнакомый, совсем молодой, по виду тоже воин. И трое мальчишек-оборванцев. Нет, не трое, понял потрясенный Майдин. Мальчишек там только двое. А третий…

— Приветствую, княжна Анери, — произнес он.

Всадники тем временем взяли беглецов в полукольцо и прижали к обочине. Оборванцы отползли дальше, в сторону огромных камней у дороги. Оба андарианских воина стояли молча, а княжна, одетая по-мужски, гордо выпрямилась.

— Не могу не отдать вам должное, — продолжил Майдин, глядя на нее, — это было смелое решение. Я даже подозреваю, в чьей умной голове оно могло зародиться. — Он с усмешкой перевел взгляд на Фейрана. — Признаюсь, немного жаль будет рубить ее.

— Сперва сруби, а потом грози, — бросил андарианский воевода.

— Грозить я не стану, — ответил на это Майдин. — Ты сам знаешь, что тебя ждет, как и твоего товарища. Но довольно разговоров. Вы безоружны, — взгляд его скользнул по поясам всех троих, где висели только ножи, — поэтому сдавайтесь. И отдайте мне княжеские сокровища, которые вы несете с собой.

— У нас нет сокровищ, — сказала княжна и стянула шапку с головы.

Коса по-прежнему пряталась под рубахой, но теперь, с непокрытой головой, княжна никому не показалась бы юношей. Она стояла перед конным врагом, безоружная, и глядела на него словно сверху вниз. В темно-голубых глазах плескалась холодная ненависть.

— Никто из вас не получит их: ни ты, ни твой хозяин! — Девушка подчеркнула последнее слово, губы ее жестоко скривились.

Лицо Майдина вспыхнуло, точно от удара, он скрипнул зубами.

— Глупо, — бросил он и заставил коня чуть попятиться, освобождая место своим воинам. — Взять их. Живыми.

* * *

Норо и Палло, о которых все будто позабыли, изумленно глядели на происходящее.

— Значит, этот парень и есть княжна? — выдавил Палло. — Вот так так… А я-то ему… ей… один раз чуть по уху не съездил…

— Я должен был догадаться, — прошептал Норо, качнув головой. — Я даже подозревал…

— А я тебе говорил, что видел девушку-воина, да ты мне не поверил… — Тут Палло осекся, стоило ему увидеть, как ботарцы двинули своих коней вперед, на княжну и обоих воинов. — Слушай, нам же велели убираться…

— И то верно, — кивнул Норо. Он все еще не верил, что дойдет до боя. А если даже дойдет — много ли толку?

Братья усердно заработали локтями и коленями, пока не очутились в спасительном укрытии за камнями. Те оказались прохладными, несмотря на жаркий день. Палло так и не бросил свою палку и потащил за собой, хотя ее стук слегка приглушила растущая по краям дороги редкая трава.

— Ох, и все равно нам конец, — запричитал Палло, обвив палку руками и ногами. — Сейчас ботарцы скрутят их, а потом и за нас примутся. Бежать тут некуда, да и куда убежишь от всадников? Живыми мы с тобой им не нужны, так что…

— Молчи!

Норо отмахнулся и осторожно выглянул из-за валуна. Ибо с дороги донеслись крики и лязг оружия.

* * *

Двое ботарцев спешились и двинулись к тем, кого уже считали пленниками, с веревками в руках. Остальные застыли в ожидании с мечами наготове.

— Сопротивляться бессмысленно, — предупредил Майдин, почуяв неладное.

— Неужели? — процедил в ответ Фейран.

Оба андарианских воина ударили одновременно. Без слова, без взгляда, словно единое целое: Фейран — кулаком под подбородок, Вегар — локтем в кадык. Одно мгновение, вздох, удар сердца, но его хватило, чтобы метнуться назад и выхватить спрятанное оружие. В руке княжны тоже сверкнул меч. Двое ботарцев корчились на земле в предсмертных муках, прочие же двинулись вперед.

— Они в самом деле нужны нам живыми, господин? — обратился один из них к Майдину.

— Да, — прищурился тот. — Теперь — особенно.

Среди всадников оказался один лучник. В землю вонзилась одна стрела, вторая, а третья свистнула у шеи Фейрана, растрепав волосы, и чиркнула по коже. Воевода стер ладонью кровь, оглянулся, прикинул расстояние, но его опередила княжна. Змеей она скользнула между всадниками и выбросила вперед руку. Метко брошенный нож вонзился в левый глаз лучника, вновь натянувшего тетиву.

Вегар кинулся к убитому, столкнул труп с седла и сам вскочил на коня. Ближайший ботарец услышал позади стук копыт, обернулся и с изумлением увидел клинок меча, нацеленный ему в лицо. Вегар выдернул оружие, стряхнул с клинка кровь и мозги. Теперь — на подмогу все еще пешим воеводе и госпоже.

Княжна увернулась от нисходящего удара, отразила второй, столь сильный, что ее отбросило на несколько шагов. Удержаться на ногах удалось с трудом. Фейран метнулся вперед, прикрыл, отбил следующий удар и мгновенно нанес ответный. Протяжный крик, кровь и еще один труп на земле.

— Скорее, госпожа!

Воевода забросил ее в опустевшее седло. В спину ему устремился еще чей-то меч, а в следующий миг враг с рассеченной головой упал на шею коня. Перепуганная лошадь убитого вскинулась на дыбы и помчалась обратно в гору.

Фейран кивнул Вегару, подоспевшему столь вовремя. В тот же миг на того набросились еще двое ботарцев. С третьим билась княжна, а еще один развернул веревку с петлей на конце. Петля взвилась в воздух и затянулась бы на шее княжны, если бы Фейран, метнувшись вперед, не перехватил веревку правой рукой. Он приземлился, чуть согнув колени, дернул конец веревки на себя. Держащий ее ботарец вылетел из седла и тут же затих навеки под вражеским мечом.

* * *

— Надо им помочь, — заявил Норо, глядя то на брата, то на битву.

Вокруг валялось множество камней, мелких и не очень. Позабыв о недавних страхах насчет могил и призраков, Норо принялся выбирать камни покрупнее и складывать их в подол рубахи.

— Ты что делаешь? — дернулся вперед Палло.

— Увидишь.

Норо хорошенько размахнулся и швырнул первый камень. Тот угодил в круп лошади ближайшего всадника. Лошадь рванулась в сторону, и ботарец пропустил удар. В тот же миг Вегар разрубил ему голову.

— Молодец! — зашипел Палло прямо в ухо брату и в восторге встряхнул его за плечи.

Норо вырвался и огляделся. Княжна и Фейран сражались рядом, причем девушка владела оружием ничуть не хуже любого мужчины. Разве что силой уступала, и это едва не погубило ее. Но воевода пришел ей на выручку и помог взобраться в седло. Теперь он один оставался пешим.

Вегар бился против двух ботарцев, и они оттесняли его назад. Норо подкинул на ладони очередной камень. Едва различимый в шуме битвы свист — и камень попал под колено одной из задних ног лошади. Та взбрыкнула, всадник едва удержался в седле — а потом упал, тоже получив удар камнем по колену. Но не лишился чувств при падении, а попытался подняться.

— Пошли! И палку свою бери, сейчас пригодится!

Норо вытащил брата из укрытия. Пригибаясь, они добежали до упавшего ботарца — тот лежал шагах в пятнадцати от них, чуть в стороне от прочих сражающихся. Прежде чем он поднялся, Норо метнул ему в голову следующий камень, а Палло неожиданно для себя сноровисто размахнулся и опустил свою палку на лицо воина. Послышалось противное хлюпанье.

— Мы его что… того?

Палло глянул было на труп и тут же порадовался, что еще не ел сегодня. От вида размозженного в кашу лица и палки, с окованного конца которой стекала кроваво-серая жижа, его замутило.

— Ага. — Норо охватил некий странный восторг, который оказался сильнее отвращения. — А ты молодец, брат, не такой уж ты и трус.

— Да уж… — Палло скривился: фу, а ведь палку теперь еще и оттирать придется. Нет, битвы — это явно не для него. — Слушай, может, пошли отсюда, а? Они теперь и без нас справятся.

Братья увидели, как один из ботарцев попытался выбить княжну из седла веревкой с петлей, как Фейран в прыжке перехватил эту петлю. И как в бой устремился ботарский воевода — единственный из всего отряда, кто остался в живых.

— Похоже, Фейран с Вегаром тогда не соврали, когда рассказывали про драки с ботарцами, — заметил Норо. — И да, ты прав: нам тут делать нечего.

* * *

Уцелевшие лошади разбежались. Их недавние всадники лежали на дороге мертвыми или умирающими. Последний из отряда попытался спастись бегством, но его настиг и прикончил Вегар. Только возвращаться воину пришлось уже пешком — его конь получил в этом бою смертельную рану.

Конь Анери случайно наступил на одного из умирающих. Тот забился в судорогах и захрипел, отчего лошадь вскинулась, сбросив всадницу, и умчалась прочь. Княжна поднялась: в живых остался лишь один враг, на которого она и устремила взгляд.

— Ты не уйдешь живым, — сказала она, задыхаясь от гнева и усталости. — И никому не расскажешь о нас.

Майдину в этот миг было не до ответов. Он вел иную беседу, на более доступном ему языке, с тем, кто понимал его без всяких слов.

Стоило лишь Фейрану раздобыть себе коня, как Майдин бросился на него. Иначе не могло быть: для ботарского воеводы эта вражда была больше, чем враждой двух княжеств, а Фейран — больше, чем врагом. Это был вопрос личной мести, доблести и превосходства. От последней встречи с андарианским воеводой у Майдина осталось напоминание — длинный рубец во всю грудь. И сейчас, нанося и отбивая удар за ударом, он жалел, что не его меч оставил шрам на изуродованном лице Фейрана.

Клинки скрещивались, словно живые, сверкая на солнце и слепя глаза. Их лязг напоминал громкую брань. Майдин рубил со всей силой, порой слишком размашисто, и уже не в первый раз жизнь ему спасала лишь прочная броня — изделие улидарских кузнецов, что славились на всю северную Дейну. По лицу его струился пот, он прикусывал губы, надеясь лишь на то, что противник, уже утомленный битвой, устанет и ошибется первым. Ибо с их последней встречи прошло достаточно времени, и Майдин слегка позабыл, каково это — сражаться на мечах с левшой.

Нелегко, как оказалось.

— Ты — нечистое существо, проклятое богами! — бросил Майдин, не выдержав: в этот миг суеверие его народа насчет «ведомых тенью за левую руку» казалось ему справедливым, как никогда прежде.

— Для вас это проклятье, для меня — преимущество, — был ему ответ.

Фейран снизу вверх отбил очередной удар, направленный ему в бок. Его клинок вновь звякнул по броне врага и на мгновение застрял между чешуйками. Майдин торжествующе вскрикнул, и ему удалось достать противника по плечу. В тот же миг Фейран высвободил оружие и успел отпрянуть: меч ботарца лишь рассек плотную ткань рубахи, едва задев кожу. Прежде чем Майдин выпрямился, андарианский воевода подался вперед.

Майдин разжал пальцы, не сводя с противника недоуменного взгляда: меч того вонзился в прорезь брони под мышкой, рассек грудь и прошел вдоль ребер. Как только Фейран выдернул оружие, Майдин упал ничком на шею коня. Ослабевшие руки его зашарили по гриве в поисках поводьев, колени привычно сжались. Умное животное повиновалось, почти мгновенно пустившись вперед.

— Добей его! — закричала княжна. — Скорее!

Фейран подтолкнул в бока своего коня, и тот устремился в погоню — прямо по валяющимся повсюду трупам. Из одного брызнула еще не остывшая кровь, конь прянул в сторону, споткнулся и угодил ногой на зажатый в чьей-то мертвой руке меч. Воевода успел спрыгнуть, но, пока он озирался вокруг в поисках новой лошади, время ушло. Раненый Майдин, уносимый верным конем, уже скрывался вдали за очередным спуском.

— Вегар! Лук! — крикнул Фейран.

Воин бросился к убитому лучнику, поднял оружие — и едва сдержал проклятье: тетива лука оказалась порвана, очевидно, копытом коня.

— Чтоб вам угодить в девятую преисподнюю! — бросил Вегар и тут же смущенно глянул на княжну, но та лишь махнула рукой.

Победители оглядывали место недавнего сражения. Дорога сделалась скользкой от крови, приходилось осторожно ставить ноги, чтобы не упасть. Вегар подошел к Фейрану. Тот покосился на свисающий с правого плеча лоскут ткани, потом осмотрел клинок меча.

— Может, все-таки насмерть? — спросил Вегар.

— Нет. — Фейран с досадой выдохнул. — Вскользь. Если бы не его проклятая броня… Такую не пробьешь. Смотри, даже клинок затупился. — Он снова вздохнул. — Что ж, скоро Шимо будет знать о нас. И отправит на поиски все свое войско.

Он устало провел рукой по лицу, стирая пот и брызги крови — своей и вражеской. У обочины, рядом с мешками, отыскалась фляга с водой. Прежде чем пить самому, Фейран протянул ее княжне. Она жадно отхлебнула и вытерла рот тыльной стороной кисти.

— Ты не виноват, — сказала она, возвращая ему флягу. — Это война, а на войне может произойти все, что угодно. Ты сам так говоришь.

— Да, госпожа. — Фейран отвернулся. — Говорю. Но признавать это очень тяжело.

Слегка робея, вылезли из своего укрытия Норо и Палло. Они медленно приблизились к спутникам, опустив головы и не зная, что сказать.

— Госпожа… — выдавил наконец Норо. — Мы…

— Что ж, теперь прятаться бессмысленно, — ответила им княжна. Лицо ее осветила улыбка, чего братья никак не ожидали. — Да вы, наверное, сами обо всем догадались. Не бойтесь, я не прогоню вас. Наоборот, я беру вас под свою защиту, хотя сама в ней нуждаюсь. Только вместе мы сможем помочь друг другу: вы — мне, я — вам.

— Помочь? — вытаращился Палло. — Но как?

— Разве вы уже не помогли? — Княжна покосилась на едва обтертый о траву наконечник палки. — Да, я все видела и благодарна вам за помощь. Вы — храбрые парни и настоящие верные друзья, а таким богатством нельзя разбрасываться. Только держите по-прежнему языки за зубами, особенно ты, Палло.

Мальчишки неуклюже поклонились. Фейран и Вегар тем временем оттащили все трупы к обочине дороги, под валуны, там же сложили собранное оружие погибших. Княжна подошла к ним, и они втроем застыли на миг, чуть склонив головы.

— Жаль, что мы не сможем похоронить их, — произнес воевода. — А камней здесь не хватит, чтобы завалить всех.

— А зачем хоронить? — спросил Норо. — Они же враги.

— Да, враги, но они были воинами, а не бродягами или разбойниками. Они не заслуживают, чтобы их тела лежали без погребения или достались диким зверям, а души не отыскали дорогу к острову небесного владыки. — Воины вновь переглянулись, и Фейран прибавил, возвращаясь к насущным заботам: — Теперь ботарских разъездов станет еще больше. Было бы неплохо затаиться где-нибудь и переждать несколько дней.

Княжна вновь надела шапку, оружие скрылось среди хвороста, и путники без сожаления покинули поле недавней битвы. Лишь сейчас солнце полновластно воцарилось на небе, посылая без того иссохшей земле свой изнуряющий зной. А ведь еще даже не наступил полдень.

— Как ты думаешь, — Палло догнал брата и толкнул его в бок, — этот воин, которого мы убили… Мог он быть в числе тех, что жгли наш Минис, а?

— Не знаю, — пожал плечами Норо и вдруг жестко прищурился, — но можешь думать, что так. А значит, мы с тобой хоть немного отомстили.

«На дороге путников поджидало немало опасностей. Воинам привычно сражаться с воинами, но насколько труднее бороться с тем, что изначально сильнее человека».

Из летописи Арвокаса Кельма

— Теперь нам лучше избегать больших дорог, — сказал Фейран, оглядывая спутников. — Будем выбирать окольные пути, подальше от поселений, хотя в этой местности мало укрытий. И, к сожалению, — воевода посмотрел на княжну и мальчишек, — о ночлеге на постоялых дворах тоже придется забыть.

Когда солнце перевалило за полдень, путники наконец подыскали себе место для отдыха у подножия небольшого холма. Оставив далеко позади залитую кровью дорогу и трупы на обочине, они на первой же развилке свернули в сторону и зашагали по вьющейся среди полей тропинке, по которой едва могли идти рядом двое. Зато вовремя: вдали показался сперва один разъезд ботарцев, потом второй, сверкая шлемами и кольчугами. Воины промчались по дороге, не заметив их, и Норо с Палло не сдержали вздоха облегчения. Да и пыли теперь стало поменьше.

Пологий, поросший высокой травой холм скрывал путников от любопытных взоров, неподалеку протекала река — Карра, вспомнил Норо. Река здесь разливалась гораздо шире, чем на границе, зато ее перегораживали деревянные постройки вроде стены с опорами. За этой стеной бурная Карра превращалась во вполне себе спокойную неширокую речушку.

— Что это? — полюбопытствовали братья, разглядывая странную постройку.

— Плотина, — пояснил им Вегар. — Карра — река полноводная и часто разливается. Видите, вон там, на том берегу, стоит селение. Должно быть, его жители возвели эту плотину, чтобы защитить себя и свои угодья.

Но, кто бы ни построил плотину, было видно, что за ней давно уже никто не следит. Многие балки и опоры покосились, да и шум воды порой не заглушал потрескивания ветхого дерева под напором бурных волн. Братьям вскоре наскучило зрелище, и они поспешили вернуться к спутникам. Тем временем воины и княжна развернули карту и внимательно изучали ее, чем вызвали очередной всплеск любопытства Палло и Норо. Никогда прежде мальчишки не видели ничего подобного.

— Если сегодня к вечеру нам посчастливится дойти досюда, — Фейран указал пальцем место на карте, — то треть пути окажется позади. Тропы здесь не обозначены, но это не беда. Мы сможем пройти и по бездорожью, лишь бы не потерять верное направление.

— Здесь то холмы, то равнины, леса встречаются редко, — заметила княжна и отчего-то прибавила: — Совсем как у нас в Андаре, особенно на юге, где кончается Арвасин. — Заложив руки за голову, она откинулась на пологий склон, мягкая трава приняла ее, точно перина. — Отсюда не видно ни пыльных дорог, ни скачущих по ним ботарцев, и все кажется таким мирным… Даже с трудом верится, что где-то еще бушует война.

Анери прикрыла глаза, словно под тяжестью собственных дум. Нет, она вовсе не убегает, не спасает свою жизнь. Да и много ли было бы пользы Андаре от ее смерти? Нет, она выждет время, как завещал отец, вернется и освободит родную землю. В битвах уцелело немало андарианских воинов, она отыщет их, объединит и прогонит ботарцев прочь. А потом… что потом? Так ли необходимо продолжать воевать? Помнится, покойный отец-князь нередко заводил речи про объединение всех трех соседей: Ботара, Каллиса и Андары. Да и с чего началась вражда княжеств? Что им делить? — у них гораздо больше сходства, чем различий.

Так ли это? Анери вспомнила те оскорбительные слова, которые Майдин бросил Фейрану в бою. «Проклятый богами» — да его самого мало проклясть за такие речи! Душу вновь зажгло сожаление и досада: надо было добивать самой, метнуть нож прямо в лицо, не в защищенное броней тело. Но Майдин был слишком быстр, да к тому же она могла отвлечь Фейрана и тем погубить его. Эх, что теперь жалеть — время вспять не повернешь.

Недолжные это были мысли, недостойные воина, а те, что вскоре сменили их, оказались еще хуже. «Что, если тебе не удастся освободить Андару? Даже если удастся, что станется с отцовским престолом?» Вновь Анери думала об Энемасе как о возможном преемнике — или о том, что будет с ним, да и с другими ее родичами из дома Кельма, если она потерпит неудачу.

Не то от дум, не то от тяжести последних дней, не то от недоброго предчувствия на душе у княжны делалось все черней. Она приоткрыла глаза: вокруг словно потемнело. «Ах, нет, это всего лишь облака… или даже тучи… Добрая весть. Только бы вправду коварный Коа-Меас не передумал и послал дождь — сил больше нет терпеть этот зной и эту пыль». Княжна поднялась, потянулась, и будто нахлынули могучим порывом ветра новые силы и унесли прочь все тревоги.

Княжна огляделась. Фейран и Вегар все еще обсуждали что-то, склонившись над картой, и порой посматривали на небо. А Палло с Норо успели сложить костер и сходить к реке за водой. Хворост тихо потрескивал, влажные бока походного котелка подсыхали под жарким пламенем.

Пока вода закипала, воины внимательно осмотрели себя и спутников. Не пострадали в бою только мальчишки, если не считать порванных штанов и стесанных о дорогу коленей. Фейран и Вегар отделались легкими царапинами, хотя их оказалось немало. Зато княжна с долей смущения откинула рукав рубахи и показала кое-как замотанную тряпицей рану на левом предплечье.

— Я не сразу ее заметила, — пояснила княжна. — А когда почувствовала, сразу перевязала и подумала, что ничего страшного.

Взглянув на нее, Фейран переменился в лице, словно винил себя в том, что сам не заметил ее рану, как и в том, что княжна вообще пострадала в бою.

— Не стоит пренебрегать даже мелочью, госпожа, — сказал он, когда осмотрел ее руку. — А это вовсе не мелочь. Кости не задеты, но рану все равно нужно зашить, чтобы зажила быстрее и шрам был не так заметен.

— Я — воин, — вскинула голову княжна. — Так зачем мне стыдиться и скрывать шрамы от ран на своем теле?

«Потому что оно прекрасно», — мог бы ответить Фейран, но промолчал. Вода в котелке закипела, и воевода осторожно промыл рану, потом принялся зашивать, преодолевая дрожь в пальцах. Палло и Норо, не в силах отвести взгляд от его рук, задрожали при одном виде изогнутой полумесяцем иглы. Княжна же перенесла боль вполне спокойно, без единого крика, лишь крепче стиснула губы.

Когда Фейран закончил перевязку, княжна улыбнулась ему. Он по обыкновению опустил глаза, но она заметила, что уголки его губ дрогнули, словно он пытался сдержать сам себя. Убрав иглу, жильную нить и остатки полотна, воевода обернулся к братьям.

— Теперь ваш черед. — Он протянул им коробочку с целебным бальзамом, которым только что смазывал рану княжны. — Смажьте свои ссадины на коленях и завтра уже позабудете о них. И заодно зашейте дыры на штанах, если умеете. Не подобает расхаживать при госпоже в таком виде. Бедный — не обязательно неряшливый.

В мешках у воинов обнаружились вполне обычные нитки и иголки. Норо и Палло быстро обработали свои раны: сперва им показалось, что на ободранную кожу вылили кипящую смолу, но потом жгучая боль прошла, только сильно защипало. Дуя порой на горящие коленки, братья помогли друг другу и с грехом пополам залатали прорехи на одежде. Они не решились снимать ни рубах, ни, тем более, штанов, оглядываясь на княжну. Та, впрочем, на них не смотрела — она вернулась на свое место у склона и вновь прикрыла глаза. Порой веки ее подрагивали под лучами подобревшего солнца.

Место над огнем занял второй котелок. Братья вытащили из мешков нужные припасы и деловито устроились у костра, стараясь не прожечь одежду и не прибавить себе лишней работы. Фейран с Вегаром отошли в сторону, подальше от дремлющей княжны, стянули с плеч рубахи и занялись собственными ранами. Ни к чему было зашивать незначительные царапины, так что воины обошлись только целебной мазью. Когда они, уже в чистой и починенной одежде, вернулись к костру, то сразу почуяли дух похлебки, которая побулькивала в котелке под бдительным надзором Норо. Палло крутился рядом и сглатывал слюну.

— А у тебя неплохо получается, парень, — похвалил Вегар. Норо покраснел волной и кивнул в ответ.

— Так наши сестры только и знали, что крутить подолами перед соседскими парнями, — пояснил он, ковырнув ногой землю, — вот мне и приходилось… — Норо глянул сперва на ложку в руке, потом на брата и вздохнул.

— Когда ты вырастешь, девушки станут драться за тебя, — улыбнулась подошедшая княжна и принюхалась, прикрыв глаза: пахло восхитительно. — Ты — настоящий мастер на все руки.

Смущенный кашевар снял котелок с огня. Путники уселись на землю вокруг и дружно взялись за ложки. Палло наворачивал за двоих и порой косился на брата: тот безжалостно отгонял его, пока варил обед, и ни разу не позволил попробовать, хотя бы на соль. А Фейран не без тревоги поглядывал на княжну: показалось ему, или ее щеки слегка зарумянились?

— Вы не заболели, госпожа? — спросил он, не выдержав.

— М-м. — Княжна проглотила еще ложку похлебки и качнула головой. — Рана ведь не тяжелая. Откуда бы взяться лихорадке?

— Бывает по-разному, госпожа, здесь не угадаешь…

— Говорю же тебе, я вполне здорова — почти. — Она с улыбкой дотронулась до лба. — Жара нет. Если не доверяешь моим словам, можешь сам убедиться.

Княжна была уверена, что он откажется. Но широкое, жилистое запястье Фейрана коснулось ее лба, и, хотя в глаза ей он так и не смотрел, она ощутила, как приятно ему прикасаться к ней. Когда он отнял руку, Анери едва не потянулась следом. «Товарищи же смотрят», — вовремя опомнилась она и ограничилась довольной улыбкой: мол, теперь веришь?

— Убедился? — все-таки не сдержалась княжна и отправила в рот следующую ложку.

— Да, госпожа, хвала богам. — Фейран склонил голову, отер усы. — Но мне до сих пор не по себе оттого, что в этом бою вы пострадали сильнее всех.

— Слушайте, а вот я думаю, — подал голос размякший от еды Палло, — что сильнее всех пострадали те, что остались у дороги. Разве не так?

Княжна рассмеялась, да так звонко и весело, что спутники невольно присоединились.

— Можно и так сказать. — Вегар хлопнул Палло по плечу — вполсилы, чтобы не свалить.

— А ведь ты прав, — поддержала княжна. — Нам всем поистине повезло, что мы остались живы и свободны. Каждый из нас потрудился для этого, и каждый заслужил благодарность.

— Что, и я тоже? — изумился Палло.

— И ты. — Княжна поглядела сперва на опустевший котелок, потом на небо. — Думаю, нам пора в путь, чтобы добраться до того места, которое ты указывал, Фейран.

Костер загасили и заложили сверху дерном. За это время мальчишки сбегали к реке вымыть котелок и ложки. Шум воды за стеной плотины казался им ревом неведомого чудовища, словно сама Карра была живым существом — недобрым и даже враждебным.

— Слушай, а что будет, если она рухнет? — спросил Палло.

— Не знаю, но как по мне, лучше не знать. — Норо отряхнулся — по его только что умытому лицу и волосам стекала вода — и подхватил котелок. — Идем скорее, нас и так заждались.

Тропинка вскоре обнаружилась среди буйного разнотравья. Норо и Палло шли, вдыхали запахи — тонкие и резкие, бодрящие и усыпляющие — и вспоминали, что сейчас наступает пора сбора трав. Вспоминали, как мать и сестры приносили домой в передниках целые охапки душистой добычи, как заботливо разбирали, вязали в пучки и развешивали сушить. И как мать не забывала повесить над входом в дом пучок краснолистого огневца — для защиты от бед и пожара. Не защитил. Да и как может защитить сухая трава от врагов с мечами и факелами? «Нет, — думал Норо и косился на спутников-воинов, — вот она — настоящая защита».

— А почему вы не взяли с собой луки и стрелы? — спросил он, поравнявшись с воинами. — Они ведь были у вас там, в крепости, я заметил.

— Все-то ты замечаешь, — улыбнулся Фейран. — Не взяли потому, что тогда нас остановил бы первый же ботарский разъезд. Вооруженный человек сразу привлекает любопытные взгляды, а вооруженный не подобающим ему оружием простолюдин привлекает их вдвойне. Мы сумели придумать, как спрятать мечи. С луками и стрелами было бы сложнее. Хотя, — он почесал бороду и вздохнул, — я уже начал жалеть об этом.

По пестрому травяному полю прокатились волны — усилился ветер. Он трепал волосы путников, бил то в лица, то в спину, уносил прочь гудящие стаи насекомых и поднимал целые клубы желтоватой цветочной пыльцы. Воздух сделался тяжелым, как перед грозой, ясное недавно небо быстро затягивали тучи цвета вороненой стали. Иссушенная солнцем земля ждала и жаждала дождя.

— Поспешим, — только и сказал Фейран.

Путники прибавили шагу — благо, идти теперь, под дуновением свежего ветра, стало намного легче и приятнее. Ветер словно подгонял их, подталкивал вперед, как верный союзник и помощник, придавая сил.

Справа впереди замаячило что-то темное, рядом блеснула знакомая уже лента Карры. Палло и Норо сперва тревожно переглянулись: очередная ботарская крепость? Но это оказался всего лишь лес, небольшой, зато густой на вид. Мысль об отдыхе под деревьями приободрила — только бы в этом лесу не оказалось диких зверей.

— Нам туда? — спросила княжна, указывая на темную стену деревьев впереди. Не хотелось признавать свою слабость, но сейчас не одни только братья мечтали об отдыхе. — Это место ты показывал на карте?

— Да, госпожа, — поклонился Фейран. — Мы почти дошли — неплохо продвинулись за день. Не беспокойтесь, под этими деревьями мы устроимся на ночлег и сможем укрыться от дождя, если небесный владыка пошлет его.

Владыка Ва-Катоа и развеселившийся сегодня Коа-Меас вправду смилостивились над иссохшей землей. Прежде чем путники добрались до кромки леса, тучи оказались у них над головами. Сперва дождь накрапывал потихоньку, потом все сильнее и, наконец, хлынул сплошной стеной. Путники промокли почти мгновенно, и это чуть охладило их радость: воины тревожились об оружии, Палло и Норо — о припасах. К счастью, когда начался ливень, до леса оставалось совсем недалеко.

Лес дышал мирной тишиной, что сулила столь же мирный отдых. Влажный запах ливня мешался с духом листвы — живой и опавшей — и с тем неповторимым, восхитительно густым запахом земли, который можно назвать дыханием самой жизни. Падающие с неба потоки дождя почти не проникали сюда, разве что редкие капли. Меньше, чем в сотне шагов от опушки, протекала река, похожая сейчас на кипящий котел. Дождь обещал быть долгим.

За хворостом отправились все вместе. Огниво и трут хранились у опытных воинов в непромокаемом кожаном мешочке, и вскоре оранжево-золотые языки костра осветили стволы деревьев и усталые лица путников. С их промокших волос капала вода, неприятно стекая за шиворот, холодная одежда липла к телу. Скинув безрукавку, княжна отошла чуть в сторону, вытянула из-под рубахи длинную косу и принялась отжимать. «Отрезать ее, что ли? — ворчала девушка себе под нос. — Было бы легче притворяться мальчиком».

Промокшая одежда облепила княжну и больше не скрывала прекрасных очертаний девичьего тела. Палло зачарованно уставился было на ее грудь — и тут ощутил на себе суровый, жесткий взгляд. Воевода смотрел на него в упор, сжав кулак, способный одним ударом превратить кому угодно лицо в кашу. Пришлось отвернуться. Сами же воины даже не взглянули в сторону княжны.

Она тем временем раскрыла свой мешок. Смены одежды не было только у братьев, но и Фейран, и Вегар решили, что дело того не стоит и проще обсохнуть у огня. А княжна порадовалась тому, что позаботилась завернуть запасную рубаху и штаны в лоскут кожи. Подхватив узел, она удалилась за деревья — лишь коса мелькнула.

Фейран и Вегар заботливо обтерли мечи досуха и принялись точить. Братья переглянулись: есть хотелось, зато не слишком-то хотелось выходить из-под защиты леса под дождь, к реке за водой. Так что поужинать путники решили всухомятку — по счастью, припасы тоже были завернуты в кожаные лоскуты и почти не пострадали от ливня.

Княжна — в сухой одежде, с закрученной вокруг головы косой, чтобы не мочила рубаху на спине, — вновь уселась на поваленный пень, развесила на его извилистых корнях свою мокрую одежду. С наслаждением выдохнув, она вытянула ноги к огню — увы, смены обуви у нее не было.

— Хорошо, что мы не в сапогах. — Княжна взяла у Норо ломоть твердого сыра, несколько сухарей и весело захрустела одним.

Воины понимающе усмехнулись. Не раз им доводилось мокнуть под проливным дождем или переходить реки, и, как бы неприятно ни липла к телу вымокшая одежда и ни студило руки холодное железо оружия, хлюпанье воды в сапогах было гораздо хуже.

Когда ужин закончился, воины поставили мешки с теми припасами, что все же подмокли, поближе к огню, чтобы как следует просохли. Рядом громоздились кучи хвороста, которых могло бы хватить почти на всю ночь.

— Может быть, мы напрасно расположились так близко к реке? — Княжна глянула в сторону берега: дождь и не думал прекращаться. — Что, если вода поднимется? Мне кажется, река уже стала шире, чем была.

— Может случиться и так. — Фейран поднялся. — Мы с Вегаром сходим на разведку, поищем другое место, а вы оставайтесь здесь.

Прежде чем воины успели отойти на десять шагов, неподалеку послышался треск сучьев, словно кто-то тяжелый проламывался сквозь подлесок, а следом — громкий протяжный рев. Хотя звуки не приближались, путники невольно затаили дыхание.

— Эт-то что? — прошептал дрожащими губами Палло.

— Мы могли потревожить кого-то в лесу, — сказал Вегар, — а, может быть, и нет. Если так, то нам не стоит углубляться в лес.

— А если они выйдут сюда, к нам?

— Могут и выйти. Но от диких зверей нас защитит огонь. — Фейран оглядел груды хвороста. — Топлива у нас достаточно, и все же не помешает собрать еще. Идемте.

— Да, просто отличное местечко мы выбрали для ночлега, — ворчал Палло за работой. — С одной стороны река, с другой — дикие звери.

— Не иначе, ты их приманил, — съязвил Норо. Палло фыркнул и отвернулся: не до шуток, когда ты напуган до смерти.

Вскоре стоянку окружили целые груды хвороста и валежника. Этого должно было хватить до самого утра — теперь же оставалось распределить стражу.

— А можно нам тоже сторожить ночью? — спросил Норо. — А то нехорошо выходит: вы не спите по полночи, не отдыхаете толком, а мы знай себе отсыпаемся.

— Если уж вам сторожить, то вдвоем, — улыбнулась княжна. — Будете глядеть в четыре глаза, если, конечно, одна пара из этих четырех не закроется сразу, как только все уснут.

— Я не усну! — Палло понял намек и даже стукнул себя кулаком в грудь. — Я ничуть не хуже других и могу стеречь, когда надо. И, коли на то пошло, давайте мы первыми заступим на стражу.

— Первой стеречь буду я, — заявила княжна, — а вы меня смените. Что же до вас, — она обернулась к воинам, — то вам достанется самое трудное время: перед рассветом. Зато у всех нас будет больше времени, чтобы выспаться.

— Нам не обязательно выступать на рассвете, — заметил Вегар. — Кто знает, как долго будет лить дождь. Лучше переждать его здесь. Кроме того, этот лес для нас — отличное укрытие. Вряд ли ботарцы вздумают искать нас в такой глуши.

— Справедливо, — поддержал Фейран. — Не соглашусь только с одним: вам, госпожа, ни к чему стоять на страже. Ложитесь спать, а мы вчетвером будем сторожить в три смены.

— Я ничем не слабее вас и буду стеречь наравне со всеми. — Княжна прищурилась, пронзая воеводу пристальным взглядом.

— Вы ранены, госпожа, и нуждаетесь в отдыхе…

— Я сама знаю, в чем нуждаюсь. Я обещала слушаться тебя, Фейран, но, что бы ни говорил тебе мой отец-князь перед смертью, я все еще княжна. Ты зовешь меня госпожой, но не желаешь повиноваться.

— Я… повинуюсь, госпожа, как прикажете. — Фейран со вздохом склонил голову. — Тогда заступайте, а мальчишки вас сменят.

Княжна кивнула, хотя сердце ее болезненно сжалось от этой его покорности. Если бы можно было взять свои слова обратно — да и впредь выбирать их осторожнее. Пока все устраивались на ночлег вокруг костра, княжна подошла к Фейрану почти вплотную, чтобы смотреть в глаза.

— Прости меня… — тихо сказала она. — Сама не знаю, что на меня нашло… я не должна была говорить с тобой так резко. Ты только не тревожься, мне гораздо лучше. — Княжна улыбнулась. — Я же знаю, ты всю ночь глаз не сомкнешь.

— Иначе я не могу, госпожа. — Фейран чуть отстранился, но словно против воли, с видимым усилием.

— Прошу тебя… да-да, не приказываю, а прошу: отдохни сегодня ночью. Ты совсем не щадишь себя, и я не хочу, чтобы ты исчах у меня на службе. Такие люди, как ты, — величайшая удача и величайшая награда для любого правителя.

— Будете хвалить меня, когда окажетесь в Каллисе, госпожа, — ответил воевода. — Хотя я счастлив оттого, что вы так доверяете мне.

Фейран поклонился и устроился у костра, где уже дремали остальные их спутники под тихое потрескивание сучьев в пламени, шум дождя и лесные шорохи. Княжна уселась спиной к огню, лицом к реке, опершись подбородком на колени. Раненая рука ныла, но не слишком сильно, зато не давала уснуть. А еще не давали уснуть недавние слова Фейрана. Как он сказал: «когда окажетесь в Каллисе», а не «когда мы окажемся в Каллисе». Неужели сам он не надеется добраться до союзников живым?

* * *

Когда на стражу заступили Норо и Палло, было за полночь. В первые же мгновения они пожалели о том, что вызвались сторожить вместе со всеми, — нет бы спать себе спокойно. Но вскоре дремота прошла. С реки тянуло прохладой, продолжал шуметь дождь, а рядом уютно пылал костер: княжна позаботилась поддерживать его.

— А она красивая, — нарушил молчание Палло, оглянувшись на княжну, которая уснула быстро, как подобает воину. — Интересно, сколько ей лет?

— Ты того… меньше глазей на нее, — буркнул Норо. — Она тебе не какая-нибудь пригожая деревенская девчонка, она — княжна. Я видел, как ты сегодня на нее таращился, чуть зенки не выпали.

— А что, посмотреть нельзя? Тем более, когда есть на что…

— Нельзя, а то дождешься, что тебя хорошенько отдубасят, как бывало раньше. И вообще, хватит думать о всяких глупостях. Лучше глянь: мне кажется, или река впрямь поднялась?

— Да кто ее знает? — Палло зевнул во весь рот, пригляделся. — Этот проклятый дождь так садит, ничего не разглядишь. Хорошо, хоть грозы нет.

В этот миг раздался странный грохот, слегка похожий на раскат грома. Братья вжали было головы в плечи, когда поняли, что грохочет не на небе, а где-то вдали, справа. Перекрывая мерный голос дождя, в грохот влился рев стремительного потока.

— Что это, Норо? — прошептал Палло.

— Не знаю, — ответил брат, — но мне это не нравится. Надо сказать…

Договорить Норо не успел, но застыл на месте, не в силах пошевелиться. Даже сквозь белесую завесу дождя было теперь видно, как река разливается на глазах.

— Что случилось? — послышался сзади голос Фейрана — братья с перепугу не заметили, что оба воина пробудились. — Непохоже на гром.

— Не иначе, рухнула та старая плотина. — Вегар переглянулся с воеводой. — Смотрите, как быстро поднимается вода. Судя по стволам деревьев, она заливает чуть ли не половину этого леса.

— Мы что, утонем здесь? — отчаянно заголосил Палло.

— Никто не утонет. Скорее собирайте вещи.

Крики и суета разбудили княжну. Она приподнялась на локте, оглядываясь вокруг заспанными глазами.

— Что здесь… — Она осеклась, увидев приближающуюся воду.

— Скорее, госпожа, наводнение!

Фейран помог ей подняться. Вода катилась прямо на них: противоположный берег был высоким и крутым, так что иного пути Карре не оставалось. Как не оставалось и самим путникам: разве что углубиться в лес, но они знали, каким густым становится здесь подлесок уже через десять шагов.

Воины взялись за мечи и принялись прорубаться сквозь цепкие ветви кустов. Палло живо сложил припасы в не совсем просохшие мешки и поволок следом, пыхтя от натуги. Но парень скорее бы сам потонул, чем позволил погибнуть съестному.

Несмотря на усилия, вода нагоняла. Идти становилось все труднее, и вскоре путники вновь стали мокрыми с головы до ног, будто и не обсыхали у костра. Рукояти скользили в озябших руках, и пришлось убрать мечи, чтобы ненароком не потерять. Лесная чаща вновь обрела голос: послышался приглушенный рев и отчаянные завывания, словно звери тоже чувствовали беду и спешили укрыться от нее.

— Теперь нам точно конец! — выдохнул Палло, по его лицу побежали слезы. — Сзади вода, впереди зверюги голодные! Или утонем, или сожрут.

— Скорее, лезьте на дерево!

Фейран продрался сквозь кусты и указал на огромный дуб, который они с Вегаром не обхватили бы даже вдвоем. Княжна задыхалась, но тащила вязанку с мечами, а следом младший воин почти что волок под мышками обоих братьев.

Вода доходила воинам почти до груди, а прочим до самой шеи, и продолжала подниматься. Фейран подсадил товарища, и тот взобрался на дуб: на высоте примерно в два с половиной человеческих роста могучий ствол разделялся на несколько меньших. Вегар свесился с толстой ветки и помог подняться княжне и мальчишкам, которых подсаживал воевода. Сам Фейран забрался наверх последним, прихватив мокрые мешки.

Путники отдышались, устало привалились к ветвям — или друг к другу, как Палло и Норо. Внизу продолжала бурлить вода. Все продрогли, но радовались тому, что нет ветра.

— Зря только сушились у костра. — Норо зябко передернул плечами. — Нам что же, всю ночь здесь сидеть, точно сычам каким?

— Не бойся, это ненадолго, — ответил Фейран. — Думаю, к утру вода немного спадет, и мы сможем пройти лес насквозь и выйти севернее. А ночевать придется здесь. Если боитесь уснуть и упасть, снимите пояса и привяжитесь к веткам. Да и мы с Вегаром постережем.

Братья дружно приняли гордый вид — еще чего, свалиться во сне с дерева! — но на всякий случай послушались совета. Потом путники осмотрели поклажу, проверяя, все ли на месте. Мешки теперь были мокрыми насквозь, не помогли даже кожаные чехлы. И вдруг княжна и оба воина застыли неподвижно, словно зачарованные.

Не хватало двух мешков — с глиняными табличками.

«Нелегко порой увидеть в событиях нашей жизни, добрых или нет, знаки богов или грозные предзнаменования. Быть может, это их дар нам. Не стоит людям знать свое будущее».

Из летописи Арвокаса Кельма

— Это ты виноват! — закричал Норо на брата. — Я же велел тебе взять их.

— Я думал, ты возьмешь, — оправдывался Палло. — Зато я припасы спасал, это же важнее! Что мы жрать будем, если останемся без еды?

— Да ты…

— Довольно, — оборвал их Фейран. — Сейчас не время искать виноватых. Придется вернуться за мешками.

— Может быть, дождемся утра, когда вода спадет? — предложила княжна не слишком уверенно. — Да и что отыщешь в такой темноте…

— Если будем ждать, госпожа, их может унести течением неизвестно куда, и мы их никогда не найдем. Нужно идти сейчас.

— Позволь, я пойду, — вызвался Вегар, но воевода остановил его:

— Нет, я сам. Оставайся здесь и пригляди за ними.

— Я с тобой! — тут же взвилась княжна, обдав брызгами Норо и Палло.

— Нет…

— Да! — Даже в темноте было видно, как яростно сверкнули глаза княжны. — Ты сам знаешь, почему.

Спорить было некогда, и они оба спрыгнули в воду. Она уже так поднялась, что даже Фейран не доставал ногами до земли. Воевода и княжна кое-как поплыли к месту недавней стоянки под тревожными взглядами оставшихся на дереве товарищей.

— Они же не найдут, — протянул Палло с виноватым видом. — Что там найдешь, в такой-то темнотище?

— Надрать бы тебе уши, длинный, да, чую, бесполезно, — бросил в сердцах Вегар и умолк, продолжая вглядываться в темную, бурлящую внизу воду.

Очередной водяной вал окатил Фейрана и княжну, ослепил, сбил дыхание. Левая рука Анери вновь мучительно заныла. Нет, только не сейчас! Княжна чуть отстала, стиснула зубы и рванулась вперед, туда, где смутно виднелась голова ее спутника. Ветки под водой цеплялись за одежду и особенно за косу — эх, не догадалась снова спрятать за шиворот! — и больно царапали ноги. Княжна ухватилась здоровой рукой за ближайшее деревце, чтобы отдышаться. Вокруг — почти непроглядная тьма, на три шага вперед ничего не видно: что тут найдешь? «Боги отцов моих, небесный владыка и матерь-земля, — в отчаянии взмолилась мысленно княжна, — не для себя прошу, ради моей Андары и моего народа!» Она закрыла глаза, чувствуя, что теряет силы, и услышала сквозь рев воды торжествующий крик Фейрана:

— Вот они!

Мешки висели, зацепившись за куст, их завязки прочно запутались в гибких ветках. К счастью, оба мешка оказались связаны вместе, но, поднимись вода еще хотя бы на ладонь, она бы скрыла их полностью. Фейран в несколько мощных гребков добрался до куста и принялся ломать мокрые упругие ветки. Те поддавались с трудом, пропитанные водой. На помощь воеводе пришла княжна и вскоре стиснула освобожденные сокровища изодранными пальцами. Наощупь таблички внутри казались целыми: тщательно обожженная глина заботливо и надежно скрывала доверенные ей тайны.

Фейран перекинул связанные мешки через шею и вместе с княжной пустился в обратный путь. Несколько раз их нагнала никак не желающая угомониться вода, заставляя отфыркиваться и задыхаться. Боль в раненой руке княжны сделалась невыносимой, а потом мышцы свело судорогой. Вскрикнув, Анери ушла под воду с головой, но тут же вынырнула. Ее здоровая рука отчаянно била по воде, сама она хватала ртом густой, сырой воздух, не в силах даже позвать на помощь.

Воевода подхватил княжну под мышки правой рукой и продолжил плыть. Анери чувствовала, что он тоже начинает уставать, слышала, как тяжело он дышит, как скрипит зубами. И тогда Карра, словно натешившись вволю, помогла им — бросила далеко вперед, так, что они едва не врезались в дерево, росшее рядом с их дубом. А с него уже свесилась вниз веревка.

— Фейран! Госпожа! Держитесь!

— Мы нашли! — отозвался воевода. — Вытаскивайте госпожу, ей плохо.

Обессиленная Анери кое-как ухватилась здоровой рукой за веревку, для надежности обмотав ее вокруг запястья. Вегар в два рывка поднял княжну и передал мальчишкам. Следом поднялся Фейран — он тяжело выдохнул и снял с шеи мешки. Под его суровым взглядом Палло опустил голову.

— Я нечаянно…

— В следующий раз будешь думать, — только и бросил ему воевода.

Он тотчас позабыл про недалекого спутника, про мешки и про их содержимое. Белая, как полотно, княжна неуклюже скорчилась меж ветвей, морщась и кусая губы от боли. Здоровой рукой она сорвала повязки и теперь растирала раненое предплечье.

«Я поручаю мою дочь тебе, Фейран. Береги ее и служи ей, как служил мне…»

Воспоминание пришло внезапно — последние слова тяжело раненого в бою князя Анапара. Его последняя отцовская забота, его стремление спасти дочь, доверить ее надежному человеку. Но так ли он надежен, если допустил, чтобы она пострадала в бою, чтобы напрасно подвергла себя опасности? Фейран тряхнул головой: некогда думать.

— Госпожа! — Ее руки были холодны, как снег на северных вершинах Арвасина. — Зачем вы это сделали? Я бы справился один.

— Т-ты б-был п-прав, — простучала зубами княжна. Она стиснула губы на несколько мгновений и продолжила уже обычным голосом, хотя в нем слышалась с трудом сдерживаемая боль: — Но ты ведь помнишь, что я говорила, — что они важнее самих наших жизней? Я не могла иначе.

Она дрожала, точно в лихорадке, но как будто не сожалела о своей опрометчивости. Фейран вновь качнул головой от досады.

— Вы так замерзли, а у нас нет ни сухой одежды, ни даже сухой тряпицы для перевязки. — Воевода порылся в мешке, где хлюпало, как в болоте, и вынул коробочку с лекарством. Та закрывалась плотно, и внутрь не просочилось ни капли воды.

Княжна не нашлась с ответом, но молча смазала рану. Лекарство привычно обожгло, хотя сейчас это было лишь в радость: пускай немного, да теплее. Отжав старую повязку и перемотав руку, княжна кое-как свернулась клубочком, силясь согреться. Мокрая одежда с каждым вздохом делалась все холоднее и холоднее, тяжелая от воды коса казалась ползущей по плечу змеей.

Рядом стучали зубами и шмыгали носами Норо и Палло. Недолго думая, все путники сбились в кучу, прижались друг к другу как можно теснее, стараясь согреться теплом тел товарищей. Раненая княжна очутилась в середине, где теплее, и вскоре уснула, изнуренная усталостью и болью. Ее голова откинулась на плечо Фейрана, мокрая коса задевала его спину, но он едва замечал это. Он лишь от всего сердца молил небесного владыку скорее исцелить ее и уберечь от лихорадки. Если его и посещали иные мысли, он гнал их прочь.

Несмотря на свои опасения свалиться с дерева, мальчишки тоже заснули. Воины лишь переглянулись и поняли друг друга без слов: будем бодрствовать по очереди, до тех пор, пока не станет невмоготу. Фейран с благодарностью кивнул товарищу и позволил себе уснуть, чувствуя плечом тепло щеки Анери.

* * *

Все на свете однажды заканчивается, даже самые тяжкие испытания. Закончилась и ночь — как это часто бывает, очень рано для путников: не слишком удобно спать, неловко скорчившись среди ветвей. Норо и Палло проснулись одновременно, посмотрели друг на друга, вытянули шеи, пытаясь разглядеть воду внизу. Она по-прежнему плескалась вокруг ствола дуба, но еще не рассвело, и трудно было понять, спадает она или нет.

— Река угомонилась, — ответил на безмолвный вопрос братьев Вегар — оказалось, оба воина тоже не спят. — Кажется, еще ночью. Я как раз стерег и заметил, что шум воды стихает. Скоро рассветет, и тогда увидим.

— Скорее бы, — выдавил продрогший до костей Норо.

Он осторожно потянулся, стараясь не задеть товарищей, и едва не вскрикнул от боли в затекшем теле. Княжна еще спала, мирно и безмятежно, точно ребенок, слегка улыбаясь чему-то. Голова ее склонилась почти на грудь Фейрану, а руки она сплела на его плече. Сам же воевода сидел неподвижно, не смея пошевелиться и едва дыша, чтобы не потревожить ее.

Братья попытались снова уснуть, но безуспешно. Так они просто сидели, прикрыв глаза и привалившись друг к дружке, пока им не показалось, что становится светлее. Стоило им вновь открыть глаза, как у обоих дух занялся от восторга.

Покрытая легкой рябью поверхность реки сверкала и переливалась под лучами восходящего солнца. Утренний ветер чуть шевелил ее, словно на воде резвились серебряные рыбки. Даже странно, подумали братья, что ночью вода казалась такой темной. Сейчас же Карра потихоньку возвращалась в русло, успокаиваясь после вчерашнего неистовства. Норо пригляделся — и не сдержал ликующего крика:

— Смотрите, смотрите! Она опустилась, правда! Ночью вода была в трех шагах под нами, а сейчас ниже.

— Точно! — поддержал его Палло, вглядываясь в буроватую воду — здесь, под сенью леса, она уже не серебрилась. — Интересно, глубоко тут?

Вегар срезал ножом ветку длиной чуть ли не в собственный рост и, придерживаясь за веревку, опустил ее вниз. Ветка скрылась под водой почти полностью.

— Нужно еще немного подождать, — сказал воин. — Пусть станет хотя бы по пояс, и тогда можно будет спускаться. Но спешить нам ни к чему, и снова мокнуть тоже.

Он с усмешкой поглядел на товарищей. Братья дружно закивали — за вчерашний день и ночь они вымокли до самых костей.

Оживленные голоса спутников разбудили княжну. Она открыла глаза и не сразу поняла, где лежит. А когда поняла, резко отпрянула и покраснела.

— Прости меня, Фейран, я…

— Мы все замерзли ночью, госпожа, — ответил он и тоже чуть отстранился — с видимой неохотой. — Неудивительно, что вы… — Он смущенно замолчал.

Княжна заметила, как трудно ему двигаться, и мысленно ужаснулась: «Неужели он просидел так всю ночь, чтобы не потревожить меня?» Стараясь не выдать своих дум, она кивнула.

— Спасибо тебе. — Княжна постаралась произнести это как можно более буднично, огляделась вокруг. — Значит, вода понемногу спадает?

— Да, госпожа, — ответил Вегар. — Сейчас еще глубоко, я проверял, но, когда солнце поднимется выше, можно будет идти, если пожелаете.

— Опять лезть в воду? — надулся Палло.

— А ты что, хочешь просидеть здесь до вечера, точно птица? — уколол его брат.

— Ты прав, — сказала княжна. — Кто знает, как скоро Карра вернется в русло? Времени у нас пока достаточно, но не стоит напрасно терять его. Дождемся, пока вода спадет еще немного, и отправимся в путь.

Через некоторое время воины вновь проверили глубину воды: сперва веткой, потом для надежности еще и веревкой. Река вправду возвращалась в русло, пускай не так стремительно, как разливалась. Вегар спрыгнул в воду — она едва доходила ему до пояса. Братья поморщились, но спустились следом, и их подхватили крепкие руки воина.

— А ведь палку-то свою я потерял, — посетовал Палло, уныло оглядываясь. — Может, поискать?

— Иди ищи себе, — буркнул Норо, — но мы тебя ждать не станем. И искать потом тоже.

— Жаль. — Парень не сдержал вздоха. — Полезная ведь вещь оказалась: и оружие, и в дороге удобная…

— Хватит уже, пойдем, а то отстанем. — Брат подтолкнул его в спину. — И смотри не потеряй поклажу.

Путники двинулись на север. Фейран взял срезанную Вегаром ветку и прощупывал ею путь перед собой. Шли медленно, осторожно, след в след, и порой даже брались за руки. Сперва было нелегко продираться сквозь вымокшие кусты, но шагов через пятьдесят подлесок сделался реже, лес — светлее, и идти стало намного легче. Вздымающаяся до пояса мутная вода и густое месиво из земли, веток и листьев, в котором вязли ноги, уже не тревожили путников, а мысль о скором привале и отдыхе придавала сил.

Постепенно воды становилось все меньше: сперва по колено, потом по щиколотку. Сквозь ветви и листья деревьев засияло теплой зеленью солнце. И как же отрадно было ступить, наконец, на твердую, не раскисшую от наводнения землю, поросшую невысокой жестковатой травой. Впереди уже виднелась северная опушка леса. Своенравная Карра осталась далеко справа, и путники больше не видели ее.

Место для привала выбрали недалеко от опушки. Лес заканчивался, за ним вновь тянулись бескрайние равнины с редкими холмами. В нескольких сотнях шагов впереди виднелась широкая тропа, больше похожая на дорогу, по которой неспешно двигалась на север крытая повозка.

Неподалеку обнаружился ручей, узкий и мелкий, что тек на восток, к Карре. Палло и Норо с наслаждением умылись в ручье, напились сами и набрали воды, предвкушая горячую еду и долгожданный отдых. А на стоянке уже пылал костер — чудесное зрелище: воздух над огнем дрожал, разгоняя мошек и разнося вокруг неповторимый запах горящего дерева, не страшный, а уютный. У самого костра сидела княжна, рядом развесили сушить промокшие вещи.

Фейран и Вегар перебирали содержимое мешков. Карта немного полиняла от воды, но еще вполне годилась. Сухари разбухли и превратились в мерзкую на вид кашу, а сушеные овощи и фрукты нужно было съесть как можно скорее, как и запас крупы. Солонине и салу вода не повредила, разве что они щедро поделились своим крепким запахом с прочими уцелевшими припасами.

— Не беспокойтесь, госпожа, — сказал воевода, заметив взгляд княжны, — у нас еще остались деньги, и мы сможем купить припасы в ближайшей деревне.

Княжна улыбнулась в ответ и звонко чихнула, чем вызвала обеспокоенную складку меж бровей Фейрана. Он вновь коснулся ее лба — жара не было, хвала богам, но воевода опасался, как бы проклятая хворь не затаилась глубоко в теле княжны и не подкосила ее в самое неподходящее время.

— И ты не беспокойся, — ответила Анери. Взгляд ее был вполне ясным, хотя вокруг глаз темнели круги от усталости. — Однажды, помню, я вздумала искупаться в горном озере — вот там вода была поистине ледяная! И когда я уже выкупалась и оделась, мне захотелось напоследок ополоснуть лицо и руки. А берег был неровным, я оступилась и упала в озеро. Другой одежды у меня не было, пришлось возвращаться в мокром. И ничего, я даже не захворала. И сейчас все будет хорошо, вот увидишь.

После скромной трапезы, состоявшей из каши с мясом, которая показалась всем божественно вкусной, над костром повесили второй котелок. Запасы сушеных трав тоже пришли в негодность, но вокруг в изобилии росли свежие, стоило лишь чуть-чуть отойти от леса. Целебные травы заварили в кипятке, и путники напились душистого бодрящего настоя, дабы предотвратить возможную болезнь и заодно наполнить себя новыми силами.

Во время еды путники единодушно решили, что спешить им некуда и что после пережитого ночью приключения все заслужили отдых. Развешенные у костра плащи уже высохли, княжна завернулась в них и мгновенно провалилась в сон. Рядом устроились Палло и Норо, а следом и воины. Впрочем, они по-прежнему несли стражу по очереди, несмотря на усталость.

Дневной отдых затянулся, что неудивительно. После проливного дождя солнце милосердно отогревало землю — не палило нещадно, а ласково грело. От насыщенного, густого запаха влажной земли и пряного духа трав еще сильнее клонило в сон. Поэтому, когда путники принялись собираться в дорогу, было уже далеко за полдень. Они покинули гостеприимную опушку и зашагали к неширокой дороге, что виднелась впереди.

Норо шел, стараясь поскорее забыть то, что случилось ночью, и искренне надеясь, что минувшее наводнение окажется самым страшным из всех их приключений. А Палло опять забеспокоился о чем-то, все вертел головой и будто не знал, куда деть свои длинные руки.

— Слушай, Норо, так неудобно без нее, — сказал он наконец.

— Ты про палку свою, что ли? — Норо вздохнул. — Перестань. Наоборот, всем спокойнее стало без этого стука.

— А мне нет. Коли уж мы странники, у нас должны быть дорожные посохи. Не хотите — не надо, а я так не могу. — Палло огляделся и присвистнул. — О, смотри, вон там дерево растет. Сейчас срежу себе хорошую ветку, и готово.

— Да постой ты! — окликнул Норо, когда брат припустил по полю, путаясь ногами в густой траве. — Куда ты, вернись! Ты же…

Договорить Норо не успел. Палло вдруг замер, будто врезался в стену, и завопил во всю глотку. Он зачем-то нагнулся и побежал назад, продолжая отчаянно кричать и размахивая руками. Волосы его стояли дыбом, лицо побелело, вытаращенные от ужаса глаза стали величиной с серебряную монету.

— Змея! — с трудом разобрали остальные путники среди неистовых воплей. — Она меня укусила!

Княжна с досадой выдохнула и переглянулась с воинами, качнув головой. И все же они не сказали ничего, но поспешили на помощь Палло. Тот прыгал на левой ноге, сжимая руками колено правой, и морщился не то от боли, не то от страха. Подошедший Фейран отрывисто приказал ему замолчать, и парень послушался, хотя продолжал трястись. Воевода велел ему сесть на землю.

— Снимай пояс. — Фейран уверенно поднял правую штанину Палло.

— З-зачем? — выдавил тот.

— Нужно ненадолго перетянуть ногу выше колена, чтобы остановить яд.

Воевода вынул нож, а Вегар решительно сдернул с перепуганного парня пояс. При виде этих приготовлений Палло побелел еще сильнее.

— Будет больно?

— Будет. Если не можешь терпеть, кричи, но не вздумай дергаться.

Фейран еще раз оглядел колено Палло и вдруг нахмурился. На коже виднелись следы недавних ссадин, уже почти зажившие, — но никаких следов укуса змеи. Воевода устало вздохнул и не сдержал усмешки.

— Ты уверен, что тебя в самом деле укусила змея?

— Ну, э-э… — Палло покраснел, ерзая на земле, — она обвилась вокруг моей ноги. Я испугался, попытался ее стряхнуть, а она как зашипит!

— Как она выглядела, эта змея? — спросил Вегар и бросил ему обратно снятый пояс.

Палло поскреб в затылке. По его лицу катился пот.

— Маленькая такая, коричневая, а посередине желтая полоска…

Не успел он закончить, как все дружно рассмеялись, а громче всех — Норо.

— Эх, братец, братец, — выдавил он, когда смог говорить, — да ведь это же полевой уж, он не ядовитый. Ты, должно быть, наступил на него и не заметил, вот он и напал. — Норо выдохнул. — Тьфу, только зря переполох устроил. Как всегда.

— Нечего было убегать неизвестно зачем, — жестко бросила княжна. — Если идешь вместе с нами, так держись рядом и слушайся.

Вновь неузнаваемая в своем мальчишеском облике, она отвернулась и зашагала вслед за воинами. Внезапно ей вспомнилось, как минувшей ночью она сама проявила недолжное своеволие и едва не пострадала при этом. Голова ее чуть склонилась, будто под тяжестью вины. Нет, слишком уж она резка на язык, так нельзя. Княжна вновь обернулась к Палло и ободряюще улыбнулась ему:

— Я хотела сказать, будь осторожнее. И постарайся больше так не делать и не пугать никого напрасно.

Палло угрюмо кивнул, шмыгнул носом — слова княжны не слишком-то утешили его. Как же это тяжело: всю жизнь ненавидеть быть посмешищем и всю жизнь быть им! Спасибо, хоть Норо ничего не говорил, а просто шел рядом.

Рег за регом оставались позади, дорога продолжала тянуться сквозь бескрайние поля, и на ней ни разу не появилось ни одного разъезда. Солнце лениво приближалось к западу, подсушивая лужи после вчерашнего дождя. Палло вновь принялся оглядываться по сторонам. Он уже давно понял, что воины не слишком-то словоохотливы, да и княжна тоже — с ним, во всяком случае. Да и Норо будто сговорился с ними: стоило Палло лишь покоситься на него, как тот ответил возмущенным взглядом.

— Я просто… — все-таки заговорил настырный парень. — Я вот подумал: а не пора ли нам отдохнуть маленько, а?

— Ты вообще молчи, — буркнул Норо, — это не тебе решать, особенно теперь. С тобой же всегда так: только отвернись — и ты сразу же во что-нибудь вляпаешься. «Змея, змея…», — передразнил он.

Этого Палло уже не выдержал. Ноздри его раздулись, точно у разъяренного быка, он топнул ногой и побежал вперед по дороге, обогнав спутников.

— Палло, стой! — полетел ему вслед оклик Фейрана. Напрасно: парень уже скрылся за поворотом дороги.

— Зачем ты его дразнишь? — сказал воевода поникшему Норо. — С каждым может случиться. Забудь, а если не можешь, то не напоминай.

— И где его теперь искать? — процедил Вегар. Но Палло уже возвращался, весь красный и запыхавшийся.

— Там… это… — выдохнул он, позабыв все обиды. — Перекресток, и по дороге столько людей идет! Даже на повозках едут, а те битком набиты.

Воины и княжна переглянулись. Вегар взялся было за лямки, на которых висела у него за плечами вязанка с оружием, но Палло остановил его.

— Да нет, это не ботарцы… то есть ботарцы, конечно, но не воины. А так — кто их разберет? По виду так почти от наших не отличишь.

— И куда они идут? — спросила княжна.

— Должно быть, на праздник небесного ока в какое-нибудь селение поблизости, — предположил Норо. Палло тут же подхватил:

— Точно! Я слышал, они говорили, что едут в деревню… кажется, Кастрон, если я верно запомнил. Наверное, это где-то недалеко отсюда.

— Тогда подождем: пусть пройдут, — сказал Фейран. — Нам лучше не попадаться никому на глаза.

— Почему? — возразила вдруг княжна с неким воодушевлением, щеки ее чуть зарумянились. — А что, если нам отправиться в эту деревню? Мы без труда затеряемся среди толпы. — Она умолкла на мгновение и продолжила слегка смущенно: — И заодно побываем на празднике. Мне бы очень этого хотелось.

— Майдин и Шимо тоже не глупцы, госпожа, — стоял на своем воевода. — Они могут предположить, что мы захотим скрыться в людных местах, и стеречь подступы ко всем поселениям по дороге на север. Не хотелось бы навлечь беду на простых людей, жителей деревни, если дойдет до боя.

— Это вряд ли, — вмешался Норо. — Праздник на то и праздник, что никто не смеет никого тронуть. Не знаю, как тут, в Ботаре, а у нас принимали всех пришлых без разбора, и неважно, кто они, откуда и что натворили. Это грех — выслеживать и хватать кого-то в саму ночь праздника. Вот после — дело другое, но…

— Ты правильно сказал, Норо: это грех, а ботарцы достаточно суеверны, чтобы не желать разгневать Небесное око. Особенно воины, которые почитают его своим покровителем. — Княжна улыбнулась Норо и перевела взгляд на Фейрана. — Я прошу тебя, давай пойдем. Отдохнем, позабудем про все печали — хотя бы ненадолго. Никто не знает, что ждет нас впереди. Так пусть у нас останется хоть какое-то светлое воспоминание.

— Удивляюсь вам, госпожа. — Уголки губ воеводы слегка дрогнули в знакомой полуулыбке. — Еще несколько дней назад вы говорили, что нам нельзя терять время.

— Говорила, — улыбнулась княжна в ответ, — и признаю, что ошибалась. Нам некуда спешить, и один день не решит ничего. Поэтому, Фейран, я вновь прошу тебя: пойдем.

Фейран оглянулся на товарища, но Вегар как будто не имел ничего против. Разве что слегка поморщился и высказался:

— Мне тоже думается, что это неплохая затея. Вот только есть в нашей цепи одно слабое звено. — Воин чуть нахмурился. — Но мы поручим следить за ним самому сильному звену — его брату…

— Я буду молчать, клянусь богами! — затараторил Палло. — Шагу в сторону не ступлю, с места не тронусь, только пойдемте! Пожалуйста.

Фейран еще раз оглядел спутников. Мальчишки не сводили с него глаз, взгляд их дышал горячей мольбой и надеждой. Княжна тоже смотрела на него — не умоляюще, а так, как умела только она одна. Обычная юная девушка, несмотря на свое воинское и княжеское воспитание, жаждущая обычных житейских радостей и волею судьбы лишенная их из-за выпавшего на ее долю тяжкого бремени. Можно ли отказывать ей в столь невинном утешении?

— Хорошо, мы пойдем в Кастрон, — согласился воевода. — Только помните: будьте осторожны и не вздумайте болтать. — Он глянул на братьев и перевел взгляд на княжну. — А вы, госпожа, — ни на шаг от меня.

— С радостью. — Княжна улыбнулась и так просияла, что Фейран поневоле опустил глаза. — Ты вечно притворяешься, будто сделан из камня. Это не так, ты — живой человек и умеешь радоваться, я сама видела. И мне хочется, чтобы ты порадовался… чтобы все мы порадовались. — Она умолкла, ее взгляд скользнул по лицам спутников, грудь слегка приподнялась от вздоха. — Пока это еще возможно.

«Овари Шимо искренне полагал, что боги на его стороне. Он измыслил хитрость, которая не оставляла княжне ни малейшей надежды на спасение. И отыскал нужное орудие, казавшееся ему наиболее верным».

Из летописи Арвокаса Кельма

— Значит, ты позволил им уйти.

Майдин Алусса стоял навытяжку перед военачальником Шимо. За время своего доклада он слышал эти слова уже в третий раз, и они вновь и вновь уязвляли его не хуже вражеского меча. Уязвляли своей безжалостной правотой.

Иных виноватых, кроме него, нет.

Майдин осторожно выдохнул, словно опасаясь боли в груди. Сейчас он был без брони, которую пришлось отдать оружейнику, чтобы тот отчистил ее от крови и заодно починил: меч Фейрана, ударив в прорезь под мышкой, немного распорол ее. Оружейник качал головой, цокал языком и даже позволил себе дерзость вроде: «Горазд же рубиться тот, кто сумел рассечь этакую броню!» Майдин расслышал его слова, и кровь в жилах вскипела яростнее. Но он обуздал свой гнев и, точно ростовщик, занес оскорбление в долговой список врага, без того длинный.

Все справедливые упреки Овари Шимо отправлялись туда же.

— Я перехватил их на дороге и опознал, — медленно произнес Майдин. — Я разгадал их намерения. И, пусть даже мои воины потерпели неудачу, я сумел спастись и сообщить вам об этом. Неужели, — щеки его вспыхнули, — я так уж заслужил ваши упреки?

— Заслужил, — коротко бросил Шимо. Над правым глазом его вздулась жила, он покраснел и впервые повысил голос: — И ты еще смеешь дерзить мне и похваляться своими заслугами! Кто заставлял тебя играть в благородство? Кто внушил тебе вступать с ними, с врагами нашей страны и нашего князя, в честный бой? Против таких хороши любые средства. Ничего страшного не случилось бы, если бы твои воины ранили кого-то из мужчин или даже обоих. Главное условие государя, если ты забыл, — чтобы не пострадала княжна, на прочих же оно не распространяется. Но нет, ты велел щадить их — и из-за этого потерял весь свой отряд и сам едва уцелел.

Майдин скрипнул зубами, резко выдохнул, но сумел ответить с достоинством:

— Мы не видели, что они вооружены, потому что они спрятали свои мечи в вязанку хвороста. Мы не ожидали, что пятеро… вернее, трое — мальчишек можно не считать — вздумают сопротивляться дюжине конных противников. И, наконец, мои воины провели полночи в седле, были утомлены дорогой и поисками и, возможно, поэтому потерпели поражение.

— Ты не ожидал, что они станут сопротивляться? Неужели ты так плохо их знаешь? — Шимо сделал шаг вперед, и деревянный пол содрогнулся под его ногами. Майдин не отступил. — А сам ты где был? Зачем выжидал, пока они убивали твоих воинов, и лишь потом, когда все погибли, вступил в бой с Фейраном Ордетом? Или для тебя это личная месть?

— Как и для вас, господин. — Майдин дерзко вскинул голову и, заметив, как военачальник переменился в лице, продолжил: — Да, мне это известно — как, впрочем, и многим другим. Вы этого не таите. Почему это зазорно для меня?

— Мой случай — иной. — Казалось, Шимо нечеловеческим усилием сумел овладеть собой и не излить на того, кто посмел перечить ему, свою ярость. — Для меня это вопрос кровной мести, старой вражды, уходящей в глубину веков. Но ты? — Шимо помолчал, несколько раз выдохнул сквозь зубы. — Кроме того, ты так и не поведал мне, как тебе удалось спастись и столь быстро излечиться от полученной раны.

Майдин открыл было рот, чтобы ответить, но не смог произнести ни слова, как будто горло перехватило петлей. Недавние воспоминания нахлынули, точно бурные воды Карры, и делиться ими не хотелось. Да и зачем? Воины, что сопровождали его, наверняка растрезвонили об этом на всю Туату.

— Мне помогли… — только и сказал Майдин.

* * *

Когда Майдин очнулся, взор его застилала кровавая дымка. Он скрипнул зубами, подавляя стон от боли, и попытался пошевелиться. Его по-прежнему трясло и качало — верный конь вынес его из боя, спас от последнего удара или предательской стрелы в спину. «Хвала богам, я удержался в седле!» Рука привычно зашарила по конской гриве в поисках поводьев.

От движения в грудь словно вонзилась раскаленная добела стрела. Майдин сглотнул и ощутил во рту железный привкус крови. Внезапная дурнота заставила его закашляться, теплая струйка защекотала подбородок. Он вытер ее о плечо, кривясь от жгучей боли. Конь продолжал мчаться вперед, вдруг зачем-то прянул в сторону. Мир вокруг расплывался в мутно-багровом тумане, который никак не удавалось прогнать. Звуки сделались такими же — глухими, вязкими. Чьи-то тревожные крики донеслись до Майдина словно из-под земли.

Впереди мелькнули странные черные тени, крики зазвенели громче и били по ушам не хуже древнего боевого барабана. Конь заметался и остановился, словно кто-то схватил поводья. Это оказалось последним, что успел ощутить Майдин, прежде чем вновь провалиться в кровавую тьму.

Когда он очнулся, кругом по-прежнему было темно. Майдин крепко зажмурил веки и резко распахнул, но светлее вокруг не стало. Темнота казалась плотной и низкой, словно обступая его со всех сторон. Слабо пахло остывающей золой, душистыми травами и чем-то еще — в этом запахе чудилось нечто таинственное и даже зловещее.

Глупую мысль «Неужели я умер?» Майдин тотчас отогнал. Не в первый раз он вот так приходил в себя после ранения и хорошо знал то чувство, когда не понимаешь, где ты и что с тобой приключилось. И все же сейчас чего-то недоставало. Майдин осторожно пошевелился и сразу понял, чего.

Недоставало боли.

Майдин помнил, как недавно обжигал его раненую грудь каждый шаг коня, каждый собственный вздох. Помнил, как едва не лишился чувств от боли, когда попытался сжать пальцами поводья. Теперь же от нее не осталось и следа, лишь смутные воспоминания. Ничто не мешало двигаться, ничто не жгло и не заставляло бояться даже легчайшего вдоха.

Сперва в голове мелькнуло: «Но этого не может быть!» Следом: «Сколько же времени прошло? Сколько дней я пролежал в постели, если моя рана не только затянулась, но даже перестала болеть?» Эта мысль чуть не заставила Майдина вскочить на ноги, и все же он не осмелился. Неподалеку послышались голоса — они звучали тревожно, почти робко. Едва он вдохнул поглубже, чтобы окликнуть кого-нибудь, как его опередил другой голос. Майдин даже не сразу понял, кто говорит, мужчина или женщина:

«Можете войти. Он очнулся».

Послышался глухой топот ног по доскам, сопровождаемый звоном шпор. Сплошную тьму вокруг разогнало ослепительно яркое пятно света — проем резко распахнутой двери. Майдин невольно зажмурился, а когда вновь открыл глаза, то увидел склонившихся над ним двух воинов в ботарской броне.

«Хвала богам, вы живы, господин», — произнес один из них.

«Где я? — спросил Майдин. Он ожидал, что голос его прозвучит хрипло и слабо, как обычно бывает после долгого забытья, но ошибся. — Что со мной случилось?»

«Что с вами случилось, господин, лучше знать вам самому, — был ответ. — А мы всего лишь нашли вас, истекающего кровью, на дороге. Ваш конь едва не падал от усталости. К счастью, один из нас вспомнил, что в лесу неподалеку от гор Веллус живет колдунья-целительница. Мы сразу же помчались к ней и милостью небесного владыки поспели вовремя. Это она вылечила вас, господин».

«Колдунья?» — переспросил Майдин.

Туман в голове понемногу рассеивался. Теперь Майдин понимал, что те странные тени, которые померещились ему, прежде чем он потерял сознание, были всего лишь очередным разъездом. Разумеется, воины не могли не исполнить свой долг и не оказать помощь воеводе. Воистину, сам Ва-Катоа направил их ему навстречу.

Майдин оперся о край грубой лежанки и сел, спустив ноги на пол. Никакой боли он при этом не почувствовал. В скупом свете он оглядел себя: он был раздет по пояс, и на правой стороне груди тянулся тонкий, как нитка, розовый шрам без единого узелка швов. Никогда в жизни Майдин не видел ничего подобного. Скорее он ожидал бы, что от раны останется след гораздо грубее, вроде того, что пересекал всю его грудь от одной подмышки до другой. Тем более, что нанесла обе раны одна и та же рука.

Последняя мысль заставила Майдина гневно скрипнуть зубами. Но тут же унеслась, точно порыв ветра, сменившись иной: он, хвала богам, жив и сможет отомстить. Возможно, враги сочли его убитым — горьким же будет их разочарование, когда он вновь предстанет перед ними здоровым и полным сил. Тогда он взыщет все долги сполна.

Майдин очнулся от размышлений и лишь сейчас увидел, что воины молча смотрят на него — не без легкой тревоги. Тогда же он заметил, что в небольшой комнате появился еще один человек — сама хозяйка, высокая, худая женщина чуть постарше его. Очевидно, это и была колдунья.

«Как давно я здесь?» — спросил Майдин — не то воинов, не то женщину. Она и ответила:

«Твои люди привезли тебя ко мне вскоре после полудня, воин. Сейчас же солнце почти зашло. — Она указала на все еще открытую дверь: льющийся из нее свет отливал алым. — Я исполнила их просьбу, ибо не отказываю никому. Ты здоров. Теперь уходи. — Женщина помолчала и прибавила: — Если знаешь, куда».

«Я… благодарю тебя, добрая женщина, кем бы ты ни была. — Майдин поднялся на ноги и просунул голову в ворот рубахи, которую ему протянул один из воинов. — Но я не понимаю тебя. У меня один путь — доложить моему военачальнику и продолжить поиски, которые я веду».

«Твое сердце переполнено жаждой мести, — сказала колдунья, глядя на него так, что он невольно отвел глаза: казалось, он стоит перед нею полностью обнаженным, и телом, и душой. — Но настоящей ненависти в тебе нет. Ты связан с тем, кто нанес тебе рану, и тяготишься этой связью. Как она разрешится, мне неведомо».

«Прошу тебя, женщина, — Майдин невольно подался вперед, тогда как воины отступили и поспешили выйти из дома, — скажи мне правду. Я вижу, что тебе дано знать будущее. Так скажи: мы победим? Боги пошлют нам удачу?»

«Смотря что ты понимаешь под победой и удачей, — был ответ. — Кто знает: вдруг в сладостный миг победы душу твою охватит черное отчаяние, и ты сам не будешь рад своей удаче? И в самом ли деле побеждает тот, кто остается в живых?»

«Значит, — произнес Майдин, впервые глядя ей в глаза — черные и таинственные, как тьма в ее доме, — мы проиграем?»

«Я этого не сказала. Будущее туманно, и несведущим или нетерпеливым смертным легко заблудиться в этом тумане. Но, думается мне, оно порой больше в наших руках, нежели в руках богов. Нам неведома их воля, зато дано право выбирать. — Колдунья улыбнулась чему-то. — Ступай. Если ты умен, ты поймешь».

«Я не понимаю», — честно ответил Майдин и вышел из дома, пригнувшись под низкой притолокой двери и очень стараясь не торопиться, хотя нечто призывало его ускорить шаг.

Майдин оказался на опушке леса, где и стоял дом колдуньи — бревенчатый, крытый соломой, как обычное крестьянское жилище. Багряное солнце едва виднелось над темными деревьями, ожидающие неподалеку воины — около десятка — не без страха оглядывались вокруг. Им явно не терпелось поскорее покинуть таинственное убежище.

«По коням!» — распорядился Майдин и зашагал к своему скакуну, который успел хорошенько отдохнуть на лесной поляне и теперь радостно бил копытом, завидев хозяина. Но сзади послышалось отрывистое: «Погоди!» Майдин остановился и оглянулся, не зная, чего ожидать.

Колдунья подошла к нему и едва слышно прошептала несколько слов. Слова эти вызвали у Майдина лишь недоумение. Качнув головой, он продолжил путь.

Забраться в седло удалось без особых усилий. Майдин вновь оглянулся, словно ожидал увидеть, что женщина смотрит ему вслед, или же услышать еще что-нибудь, не столь туманное и непонятное. Но у невысокого крыльца уже никого не было, низкая дверь закрылась, и само жилище словно окутал колдовской морок.

Воины принялись переглядываться и перешептываться, кто-то даже сделал оберегающий знак небесного владыки — поднял обе руки пальцами вверх. Нет, решил Майдин, пора уезжать отсюда, пока они не растеряли последнюю храбрость. Впрочем, как и он сам. Он не побоялся бы никого из живых врагов во всей Дейне, но что может сделать обычный смертный против неведомых ему сил?

«В Туату!» — приказал Майдин.

* * *

С некоторым усилием Майдину удалось вырваться из дум и призвать на помощь голос разума. К чему верить странным бредням лесной колдуньи? Разве не все предсказатели изъясняются так же — загадочно и непонятно? Она говорила о выборе, но разве не каждый день и не каждое мгновение человек стоит перед выбором? А он, Майдин, знает свой путь. И полубезумная ведьма ему не указ, пускай даже она исцелила его, и он благодарен ей за это.

— Так кто же тебе помог? — послышался резкий голос Шимо.

— Я не знаю… — Майдин помедлил с ответом. — Те воины, что подобрали меня, отправились к какой-то колдунье. Она меня исцелила, вот и все. Имени ее я не спросил.

— В таком случае, она заслуживает награды за твое спасение, — заметил Шимо. — Не сделай она этого, никто из нас до сих пор ничего не знал бы о княжне Андары.

— Воины предлагали ей награду, но она не взяла денег, — сказал Майдин. — Не знаю, почему. Она лишь велела нам уезжать, и мы уехали.

— Должно быть, она знала, насколько важна для Ботара твоя весть, друг мой. — Похоже, гнев Шимо начинал остывать. — Что ж, если ты вполне здоров, можешь продолжать поиски. Тем более, теперь нам известно, где наши враги и куда идут.

— Я мог бы выехать с рассветом или даже сейчас, ночью. Но, — Майдин вновь умолк на несколько мгновений, — зачем тратить силы и впустую разъезжать по дорогам, утомлять и людей, и коней, когда можно подстеречь княжну и ее воинов на подступах к Веллусу?

Шимо качнул головой, нахмурившись.

— Чтобы они опять ускользнули от нас, просочились среди сотен троп, словно песок сквозь пальцы?

— Да, троп там много, но не настолько, чтобы нельзя было поставить на каждую дозорных. Воинов у нас довольно. Не стоит вступать с княжной и ее спутниками в ближний бой, это лишь напрасная трата времени. Зато у них нет ни луков, ни копий, и в этом наше преимущество.

— И отчего мне кажется, что ты попросту пытаешься дать своим бездельникам день-два отдыха? — медленно проговорил Шимо. — Что это решит? Чем скорее мы схватим беглецов, тем лучше. Государь гневается — надеюсь, я не должен пояснять тебе, чем это может грозить нам обоим. Поэтому отправляйтесь… хорошо, на рассвете.

— Да, господин, — поклонился Майдин и прислушался. — Если, конечно, дождь прекратится к рассвету и дороги не раскиснут. — Он замолчал, и оба услышали, как упругие капли дождя вновь и вновь бьют по безупречно подогнанным доскам крыши.

Нежданно хлынувший ливень застал Майдина и его воинов в пути, но, по счастью, недалеко от Туаты. С немалым трудом уставшие кони поднимались по горной дороге, которая превратилась в настоящее русло широкого ручья — столь мощным был поток стекающей вниз воды. Копыта скользили на мокрых камнях, словно лошади пересекали бурную реку. Да и сами всадники устали и вымокли не меньше своих скакунов. Им всем не помешал бы хороший отдых, хотя решать это предстояло не Майдину.

— Даже если раскиснут, это не беда, — возразил Шимо. — Как и дождь — разве это помеха для воинов? Здесь важна не скорость, а бдительность. Ни один участок всех ведущих к Веллусу дорог не должен оставаться без надзора.

— И в праздник тоже, господин? — Майдин перехватил непонимающий взгляд Шимо и пояснил: — Послезавтра праздник небесного ока, к которому в простонародье принято приурочивать сенокос. В этот день ни один воин не станет никого преследовать, потому что это считается страшным грехом. Даже если прикажете вы, или я, или сам государь, они не послушают.

Шимо с досадой выдохнул, по обыкновению отвернулся, сцепив руки за спиной.

— В преисподней Хатуа видел я ваши праздники! — не сдержался он. — Вечно от них одни неприятности! Давно пора избавляться от всех этих глупых суеверий и предрассудков, когда-нибудь они нас погубят. Можно простить подобное невежество ничтожным простолюдинам, но не воинам благородных кровей. Но хорошо, пусть так, пусть один день пропадет. Зато и до, и особенно после праздника не смейте оставлять ни одну дорогу без присмотра! И, пожалуй, — прибавил Шимо, — твоя мысль о дозорных в горах Веллус неплоха. Так и сделаем. Разумеется, это не означает, что вам дозволено не проявлять должной бдительности на дорогах. — Он помолчал, испытующе глядя на подчиненного. — Или тебе хочется самому схватить их в горах?

— Мне лишь хочется схватить их, господин, а где и как, неважно, — ответил Майдин и по взгляду военачальника понял, что ударил верно. Теперь оставалось только удержать победу. — В любом случае, слава будет вашей. Если позволите, я хотел бы попросить лишь об одном…

— Проси. — Шимо явно был польщен: щеки его слегка зарумянились, глаза довольно сверкнули, в уголках рта спряталась улыбка. — Если именно ты сумеешь захватить их, никто не посмеет ни в чем тебе отказать.

Майдин глубоко вздохнул.

— Это касается вашей вражды с Фейраном Ордетом. — Майдин заметил, как сурово сдвинулись густые брови Шимо, и поспешно продолжил: — Я прошу себе в награду его жизнь, господин.

— Зачем? — Военачальник мгновенно помрачнел, взгляд его словно застыл. — Что тебе за дело до его жизни?

— Я желаю сам отомстить ему за то унижение, которое пережил по его вине, причем не один раз, — с горечью произнес Майдин.

Слова прозвучали чересчур порывисто, не вполне подобающе для зрелого, опытного воина. Да и не каждый решился бы заговорить об этом с Овари Шимо, зная о давней кровной вражде. И все же Майдин счел, что вправе требовать подобного.

— Да, мне известен приказ государя, — прибавил он, — но я не желаю никакой иной награды.

Шимо задумчиво прищурился, глядя на него.

— Почему бы нет? — медленно произнес он. — Надеюсь, ты понимаешь, что таким образом лишишь себя права на любое другое вознаграждение, которым мог бы почтить тебя государь, — золото, землю или повышение по службе. Но я понимаю тебя. Ничто не может сравниться с удовольствием самолично вонзить меч в грудь лютому врагу и вырвать ему сердце. Поэтому, — Шимо подошел к Майдину и положил руку ему на плечо, — я согласен. Разумеется, лишь когда княжна и сокровища окажутся здесь, в Туате.

— Благодарю вас, господин.

Майдин поклонился, с трудом сдержав невольную дрожь: при упоминании княжеских сокровищ его бросило в пот. Слишком увлеченный размышлениями о задании и о мести, он совсем позабыл об андарианских самоцветах.

— И, кстати, о сокровищах, — прибавил Шимо. — Ты уверен, что княжна в самом деле несет их с собой?

— Иначе не может быть, — последовал уверенный ответ. — Сама княжна, разумеется, отрицала это, но, зная ее, нельзя предположить иного. Она бы не доверила свои драгоценности никому другому. У них с собой большие мешки. Должно быть, сокровища спрятаны в одном из них — или разделены. Когда мы захватим беглецов, мы обыщем их и найдем сокровища.

— Ты хорошо сказал: «когда мы захватим беглецов». Остается лишь дождаться этого сладостного мига и исполнить волю государя. А сейчас тебе не помешало бы подкрепиться и отдохнуть перед дорогой. Та колдунья потрудилась на славу, но ты все еще выглядишь больным и утомленным. — В глазах Шимо промелькнула тень обеспокоенности — вполне искренней, насколько знал Майдин, ибо военачальник умел ценить способных подчиненных. — Ступай, а на рассвете отправишься в путь.

Майдин вновь поклонился и направился к себе с твердым намерением последовать совету военачальника. Он вдруг ощутил себя именно таким, как только что сказал Шимо, — больным и утомленным. Есть не хотелось, зато глаза словно сами закрывались. И лишь в глубине души, словно ядовитый пар над зловонным болотом, поднималось опасение: что, если и во сне ему не будет ни отдыха, ни покоя?

Ибо позабытые за долгим разговором странные слова колдуньи вновь воскресли в памяти и терзали душу, точно раскаленные клещи палача — плоть осужденного.

* * *

Свежий утренний ветер бил в лицо, слева с привычной неспешностью поднималось над землей солнце, озаряя небо без единого следа вчерашних туч. Камень под копытами коня Майдина сменился крепко утоптанной землей, и докучливая пыль, прибитая дождем, больше не норовила окутать длинную цепочку всадников удушливой стеной. Кто-то из воинов тихонько перебрасывался словом-другим, порой слышались смешки. Все это составляло большую часть жизни Майдина, и он не желал себе другой. Потому что в этот миг он был счастлив.

Ночь даровала ему долгожданный отдых без всяких тревожных сновидений. Теперь безумное пророчество лесной ведьмы казалось лишь неприятным воспоминанием из тех, которые хочется поскорее позабыть. «Все это дым и тень, — думал Майдин, — а настоящее — это моя цель». А когда он ставил себе цель, то не сходил с намеченного пути, пока не достигал ее.

Он знал: сегодня, завтра или через два дня беглецы будут схвачены, и неважно, на дороге или же в горах. И еще знал, что схватить их должен именно он, Майдин Алусса.

Иначе быть не могло.

«Всем известен древний обычай, связанный с празднествами в честь небесного ока. По поверью, если парень и девушка, взявшись за руки, перепрыгнут через горящий костер в ночь праздника, они будут вместе всю жизнь».

Из летописи Арвокаса Кельма

Кастрон оказался на диво крупным поселением. Здесь процветало как землепашество, так и всевозможные ремесла; от города его отличало разве что отсутствие каменных стен. Но и деревянная ограда из толстых заостренных кольев выглядела внушительно. Место для празднества выбрали не в середине деревни, а ближе к окраине, на огромном поле. Там уже громоздились кучи дров и хвороста, приготовленные для костров.

Княжна Анери и ее спутники без труда затерялись среди спешащих на праздник людей. Никто не задал им ни единого вопроса. Кое-кто кивнул, как обычно кивают случайным попутчикам, и тут же отвернулся. Палло вскоре начал поглядывать по сторонам и глазеть на пригожих девушек. Норо следил за ним в оба и порой толкал локтем в бок, стоило глазам брата слишком уж масляно засверкать. Княжна ни разу не подняла головы, продолжая пока изображать немого мальчишку. А воины незаметно, но бдительно осматривались в поисках возможной опасности.

Никакой опасности не было — пока. И это еще хуже, ибо ничто не ослабляет бдительность так, как мнимая безопасность.

В Кастроне ждали гостей. Когда все путешественники добрались до деревни, уже темнело, но их ожидали наскоро собранные дома — вернее, просторные сеновалы с невысокими стенами и крышей для защиты от дождя и ветра. В них размещались целые семьи, мужчины, женщины и дети вместе. Путники наскоро перекусывали тем, что приготовили для них жители Кастрона, — трапеза была скромной, ибо главное угощение припасли для завтрашнего праздника. Кто-то извлекал из мешков собственную снедь, а потом отправлялся спать.

У гостевых домов стоял шум и толчея. Некоторые приветствовали родных и друзей, родители покрикивали на непослушных детей, которые носились вокруг, чудом не врезаясь ни в кого. Пахло потом и пылью, а затем чуть не запахло дракой — двое парней едва не сцепились, не поделив место для ночлега, а может, и приглянувшуюся девушку. Их кое-как удалось разнять, после чего толпа принялась потихоньку расходиться.

Фейран сумел заполучить место на пятерых в самом дальнем углу. Никто не решился возразить ему: одного пристального взгляда воеводы оказалось достаточно, чтобы усмирить самых горячих спорщиков. На ужин путники ограничились остатками собственных припасов — салом и мясом, — взяв из кастронского угощения только хлеб. Поели они быстро, почти не разговаривая, и принялись устраиваться на ночлег.

— А можно, я в углу? — спросил Палло. Неподалеку расположился со своим семейством здоровенный мужик, по виду кузнец, и парню не очень-то хотелось нечаянно задеть его во сне.

— Ты прекрасно понимаешь, кто из нас ляжет в углу, — сказал ему на это Фейран.

Он посмотрел на княжну. Она с признательностью кивнула ему и тут же улеглась лицом к стене, завернувшись в плащ. Рядом с нею устроились под вторым плащом Норо и Палло, следом Вегар. А сам воевода лег в ногах у них четверых; места оставалось мало, и ему было даже не вытянуться во весь рост.

Несмотря на тесноту и громкий храп многочисленных соседей по ночлегу, путники уснули почти сразу: усталость после пережитых испытаний и долгой дороги брала свое. И все же Фейран и Вегар продолжали по очереди нести стражу, вскидываясь на любой шорох или движение, подбираясь при виде каждой приближающейся тени. Однако ночь прошла спокойно, и воины позволили своим юным спутникам поспать подольше, дабы набраться сил перед ночным празднеством.

Следующим утром мало кто поспешил с пробуждением, разве что совсем маленькие ребятишки, которые сразу принялись тормошить спящих родителей. Звонкие голоса, сонное бормотание и окрики окончательно разбудили начинающего дремать на посту Фейрана. Воевода огляделся: некоторые из приезжих уже поднялись, а сама деревня давно кипела утренними хлопотами. Издали потянуло дымом костров, слышался поросячий визг, кудахтанье и протяжное мычание.

Вскоре проснулся Вегар и переглянулся с воеводой: все спокойно? Новый взгляд, дружная ухмылка и кивок: пусть еще отдохнут. Но тут братья сами заворочались во сне и открыли глаза. Норо, которого раскинувшийся Палло едва ли не вдавил в спину княжне, покраснел и как следует пихнул брата.

— Чего развалился? Вставай давай, весь праздник проспишь.

Гости понемногу просыпались, улицы оживали. Голые по пояс мужчины с кряканьем и смехом обливались ледяной водой из колодцев, шумно отряхивались. Веселая стайка девушек потянулась на речку — приток Карры, за ними следом побежали тайком несколько парней и мальчишек-подростков. Палло со вздохом проводил их взглядом: он охотно присоединился бы к ним. Но с такими спутниками, как у него, даже не повеселишься как следует.

Княжна, как оказалось, давно уже не спала. Еще вчера в голову ей пришла одна мысль, которую Фейран, разумеется, не одобрит. Поэтому княжна заранее готовилась к сражению и не замедлила начать его.

— Я хочу купить себе женское платье и одеться сегодня, как подобает, — сказала она.

Воевода, казалось, растерялся на мгновение, но ответил — именно так, как она ожидала:

— Зачем, госпожа? Если вас кто-то узнает…

— Кто здесь может знать меня? Что до ботарских воинов, то они видели меня в облике нищего мальчишки и не будут ожидать, что я вновь переоденусь в женское платье. Кроме того, сегодня праздник, и я не хочу выглядеть оборванкой.

— Вы правы, госпожа, — неожиданно скоро согласился Фейран. — Покупайте, если желаете, денег у нас хватит. Только пойдем мы все вместе, ведь нам нужно еще купить припасы. Выбирайте любой наряд, но так, чтобы мы вас видели.

— Спасибо, Фейран. — Глаза княжны засияли. — Не думала, что ты согласишься. И если так, то вам самим тоже не мешало бы переодеться.

— Как только покончим с делами, госпожа, сразу займемся, — сказал Вегар.

Стоило путникам выйти на улицы Кастрона, как сразу стало ясно, почему праздник собрались устраивать не на площади: вся она превратилась в огромный рынок, как и сами улицы. Торговали все — и местные, и приезжие. У Норо и Палло мигом разбежались глаза, так что братьям пришлось пускать вдогонку мысль о том, что у них нет ни медяка. Хотя никто не косился на них с подозрением, будто на воришек или попрошаек, среди нарядной толпы они чувствовали себя неловко в своей старой, плохо починенной одежде.

В воздухе клубился дым от многочисленных костров и открытых очагов, на которых здесь же жарилось мясо и кипели огромные котлы с разными похлебками. Рядом громоздились горы всевозможных пирогов и сладостей, свежих фруктов и ягод. От едкого дыма многие закашливались и усердно протирали глаза, хотя это не мешало им продолжать гулять по рынку и угощаться от щедрот поваров. Само угощение по обычаю было бесплатным, и у Палло с Норо вскоре потекли слюнки. Переглянувшись, братья задергали своих спутников-воинов за рукава.

— Можно нам сходить туда и поесть? А то аж животы свело, запах-то какой…

— Идите, — улыбнулся Фейран, — только не переусердствуйте: день долгий.

— И рты открывайте только для того, чтобы есть, — прибавил Вегар. Братья радостно кивнули и умчались на густой, сочный запах жаркого.

Воины направились к лоткам со съестным. Княжна что-то шепнула Фейрану, а сама чуть ли не бегом бросилась к торговцам тканями. Среди лотков с белоснежным полотном и ярко крашенной шерстью она горячо зашепталась с двумя добродушными женщинами, по виду матерью и дочерью. Младшая из них прихватила увесистый сверток и почти сразу же повела княжну к ближайшему дому.

Фейран едва не дернулся вслед за нею. В тот же миг он ощутил осторожное прикосновение к плечу и оглянулся на товарища.

— Ты не можешь все время следить за нею, — тихо сказал Вегар. — Успокойся, ничего страшного не случится, если она всего лишь пойдет и примерит новый наряд.

— Я больше не могу, — так же тихо ответил воевода. — Никогда в жизни со мной не было такого. Это становится невыносимым. Мне всюду мерещатся опасности и враги. Кажется, что стоит мне лишь отвернуться, и случится непоправимое.

— Знаешь, как говорят? — Вегар поглядел на Фейрана с долей сочувствия. — Когда мужчина влюблен, это видят все, кроме его любимой.

Фейран отшатнулся, словно от удара.

— Что ты можешь знать об этом? — сказал он, чуть помедлив. Сказал без гнева, но с горечью и сожалением.

— Не очень много. — Вегар отвел взгляд. — Правда, Темала была моей нареченной с самого детства, хотя и не сказать, что я ее любил. Но речь не об этом. Просто перестань обманывать сам себя и признайся — хотя бы себе. Что же до нее…

— Ни за что.

Голос Фейрана был холоднее вод Карры, на лице его застыло знакомое выражение: с таким он наносил в бою смертельный удар. И сейчас он нанес его собственному сердцу — в который уже раз.

— Это недолжное чувство, и я преодолею его. Я давно не мальчишка, Вегар, но воин. Что бы я ни чувствовал, нам с нею никогда не бывать вместе, и я это понимаю. Она не для меня. Мне довольно служить ей, посвятить ей всю свою жизнь…

— А ты не думал, что для нее самой этого мало?

— Такого не может быть и не должно. — Фейран покраснел от одной только мысли. — И так будет лучше — для нее и для меня.

Вегар мог бы возразить на это, но промолчал. Воины медленно прогуливались по рынку, посматривали то на дом, в котором скрылась княжна, то на Палло и Норо, доедающих уже вторую добавку. Вскоре им попался торговец с нужным товаром, чтобы выполнить еще одну просьбу княжны. Сама же она вернулась нежданно.

Впереди мелькнуло что-то синее с белым, увенчанное цветами. Фейран поднял глаза — и не поверил им.

Сияющая Анери стояла перед ним в новом наряде, распущенные волосы ее спускались до пояса, голову охватывал венок из крупных садовых ромашек. Княжна смотрела на Фейрана и явно ждала похвалы.

— Красиво, правда? — наконец сказала она, и голос ее чуть дрогнул, заставив дрогнуть сердце воеводы.

Наряд был вправду хорош, несмотря на простоту: нижнее платье-рубаха из беленого льна с вышивкой по вороту, а верхнее, с широкими рукавами и шнуровкой на груди — из тонкой синей шерсти. Эта густая, насыщенная синева удивительно подчеркивала цвет глаз княжны, придавая им неземную глубину, в которую можно смотреть вечно, словно в небо или в глаза самой Тэ-Тамау. Казалось, ни в одном другом наряде, даже в мирные времена, Анери не была столь прекрасна.

Княжна приподняла подол верхней юбки, покрутилась, разжала пальцы, любуясь мягко упавшими складками. А Фейран любовался ею, но любовался так, словно совершал святотатство, словно осознавал, что зрелище это не для его глаз, — и все же не мог отвести взора. Наконец, он понял, что княжна ждет ответа, и с трудом выговорил:

— Очень… — Он судорожно вдохнул. — Мне кажется, невозможно быть прекраснее.

Княжна рассмеялась.

— Вот видишь, а ты не хотел сюда идти. Теперь понимаешь, что напрасно? Я давно не видела тебя таким счастливым. — Она чуть шагнула к нему и понизила голос. — Прошу тебя, не тревожься, особенно сейчас, когда тревожиться не о чем.

— Меня беспокоит ваша рана, госпожа, — сказал Фейран, хотя сейчас менее всего тревожился об этом.

— О, напрасно. — Княжна повела левой рукой — рукав полностью скрывал ее, и никто не заметил бы по непринужденным движениям девушки, что она недавно была ранена в бою. — Почти не болит. Помнишь, я говорила тебе, что все будет хорошо? Так и вышло. А где мальчишки? — Княжна оглянулась, с улыбкой потянула носом. — Ах, конечно же, и как я сразу не догадалась?

Сытые, довольные Палло и Норо возвращались к товарищам, нагруженные добычей. При виде княжны в новом платье они застыли на месте и вытаращились, разинув рты. Палло едва не выронил из рук огромный пирог со свининой и бадейку с земляникой.

— Ох, это вы, госпожа? — выдавил Норо. — Вам так, э-э, гораздо лучше, чем… — Он осекся и багрово покраснел.

— Ага, — кивнул Палло и протянул княжне свою бадейку. — Это вам, угощайтесь.

— Спасибо. — Анери с улыбкой зачерпнула горстью душистые розовато-алые ягоды. — Как я погляжу, вы не теряете времени даром.

— И вам тоже не годится оставаться без подарков, — сказал братьям Фейран. — Как не годится расхаживать на празднике в обносках. — Воевода протянул Палло и Норо по свертку, в которых оказались новые рубахи и штаны. — Должно быть впору. Что же до обуви…

— А зачем — мы и так привыкли, — весело ответил Норо и догадался прибавить: — Спасибо — всем вам. Если бы не вы трое…

— Перестань, — мягко оборвала княжна. — Теперь пойдемте обратно. Тем, кто сегодня еще не ел, — она покосилась на обоих воинов, — не мешало бы подкрепиться. А потом будем ждать вечера. Насколько я знаю, самое веселье начнется, когда зажгут костры.

— Угу, — поддакнул Палло, украдкой надкусывая пирог. — Только когда он еще наступит, этот вечер…

— Потерпи, — откликнулась княжна. — Не так уж долго осталось.

* * *

День вправду пролетел незаметно. Хотя Норо и Палло порой казалось, что он тянется бесконечно, ждать праздника все же гораздо лучше, чем работать, точно вол, или идти по вьющейся вперед и вперед дороге, да еще пугаясь каждого куста, каждого звука и каждой тени вдали.

После полудня молодежь затеяла игры, и оба брата немало отличились в них, увлеченные всеобщим весельем. Особенно захватила их незамысловатая игра, в которой нужно было сорвать шапку с головы «воды», а тот лихо крутил на длинной веревке мешок с соломой и не подпускал к себе «врагов». Несколько раз ловкий Норо почти подобрался к цели, да ему вечно мешал брат, не желающий разделять ни с кем свою победу. Вот и не разделил.

Воины и княжна рассудили, что в подобных играх мальчишкам будет не до пустой болтовни, и оставили их забавляться. Сами же они неспешно прогуливались то по улицам, гудящим от зазывных криков, толчеи и веселой перебранки, то по полю, где высились заранее сложенные костры, а трава была тщательно скошена. Княжна велела Фейрану подать ей руку, и он не посмел отказать. Так они и шли, изредка обмениваясь несколькими словами, и невольно ощущали, как их затягивает бурлящее вокруг веселье. И словно уходили куда-то прочь беды, заботы и тревоги, и оставалась одна лишь жизнь — жизнь, бьющая ключом, дерзкая и непокорная. Жизнь, в которой драгоценен каждый миг.

Анери глядела по сторонам и не раз отмечала, как молодые девушки и женщины смотрят на обоих ее спутников. Она шла, порой касаясь головой в венке плеча Фейрана, и украдкой бросала на него взгляды из-под ресниц. О чем он думает? Почему никогда не скажет, что у него на сердце? Нет, из такого человека невозможно вытянуть насильно ни единого слова…

Последняя мысль заставила ее содрогнуться. Солнце будто померкло, приглушились веселые крики, запах еды превратился в жуткий смрад политого смолой горящего дерева, раскаленного в пламени железа и… «Нет!» Анери едва не вскрикнула, тряхнула головой, сбрасывая морок.

— Что с вами? — мгновенно обернулся к ней Фейран.

В глазах его Анери уловила отблеск собственного беспокойства — словно он понимал или чувствовал, что именно встревожило ее. Она покачала головой и через силу улыбнулась.

— Ничего… Мне вдруг сделалось страшно — сама не знаю, почему. Сейчас уже все прошло.

— Не бойтесь, госпожа, — тихо сказал воевода. — Ведь мы рядом с вами.

— Да. — Анери провела рукой по рукаву его новой рубахи из некрашеного льна, вновь задела щекой его плечо. На сей раз он посмотрел на нее — посмотрел, желая утешить, ободрить, защитить. Но не более того.

Веселье постепенно превращалось из кипящего котла в бурную реку. Торговцы и ремесленники убирали свои лотки и присоединялись к толпе. На поле высыпали музыканты с рожками, дудками, флейтами и бубнами. Появились бочки с пивом, медом и более крепким напитком, который гнали из перебродившего зерна. Многие устремились к ним, нестройно зазвучали песни, то здесь, то там начались танцы.

Фейран и Вегар покосились на мальчишек, которые застыли на месте, словно не зная, куда бежать. Опережая товарища, воевода заговорил:

— Уже темнеет, скоро здесь начнется главная потеха. Кто-то должен присмотреть за ними. — Он кивнул на братьев. — Думаю, нам не стоит разделяться.

— Отчего же? — сказал Вегар. — Ненадолго можно. Если не возражаешь, я пригляжу за мальчишками, а ты оставайся с госпожой.

— Хорошо. Но будет лучше, если мы оба станем держаться рядом с нею. В такой толпе кто угодно затеряется без труда.

— Я буду поблизости, — отозвался воин. — И, если ты спросишь саму госпожу, я знаю, кого бы она предпочла. — Вегар усмехнулся и зашагал к Норо и Палло.

Братья носились туда-сюда среди шумной толпы, сплясали пару танцев, еще раз закусили, а потом отправились промочить горло. Стоило им осушить по кружке пива, как сзади послышался знакомый голос:

— Не так резво, а не то захмелеете.

Братья обернулись — перед ними стоял Вегар.

— Что ж, нам даже повеселиться нельзя? — возмутился Палло.

— Можно. Но держите глаза и уши открытыми, а рты — закрытыми, иначе не миновать беды, понятно?

Норо кивнул в ответ, а Палло хмыкнул: мол, а есть-то как, если рот закрыт? Да и можно ли думать о какой-то беде среди этого шумного, такого простого, незамысловатого, но такого родного, как земля, солнце и небо, веселья? Впервые после многих дней у братьев потеплело на душе. Именно здесь, в чужой стране, в толпе незнакомцев, им показалось, что они вернулись домой.

Норо бродил туда-сюда, порой хватал из корзины очередной пирожок или участвовал в новой забаве. Палло неподалеку отчаянно пытался попасть деревянным шаром в плетеное кольцо, но никак не попадал и от этого пыхтел, краснел и притопывал ногами — на потеху зрителям. Тихонько посмеиваясь про себя, Норо вновь огляделся по сторонам. Тогда он и заметил среди других пар княжну и Фейрана, идущих рука об руку, — заметил так, словно увидел обоих впервые. Стройная темноволосая девушка — и высокий, статный, крепкий воевода. Они оба приковывали к себе взгляды, и не только взгляд Норо.

«Какая же она красивая… — подумал он, зачарованно глядя на девушку. — Будто из сказки какой. Ясное дело — княжна. Да и он тоже мужчина видный, даже шрам ничуть его не портит. Такому впору самому венец княжеский носить. А уж вместе они — загляденье просто…»

— О чем призадумался? — спросил подошедший Вегар.

Норо указал подбородком. Воин посмотрел и понимающе кивнул.

— Согласен. — Он отчего-то вздохнул. — Горе нам, смертным. Сами калечим собственную жизнь.

Этих слов Норо не понял, но спросил, сам не зная, зачем:

— Вегар, а у тебя есть жена?

— Нет. — Воин вздохнул. — Жены нет. Была невеста, обрученная мне еще с колыбели. Но она погибла в последние месяцы войны. Ботарцы разорили имение ее отца, и никто не спасся.

— А ты… любил ее? — продолжил Норо. Вегар вдруг улыбнулся.

— Зачем это тебе? — Новый вздох. — Наверное, не любил. Я ее даже почти не знал, хотя опечалился, когда получил известия о ее смерти. Такого никто не заслуживает, особенно ни в чем не повинная женщина.

— Угу. — Норо шмыгнул носом, вспомнив о собственной семье. — А у Фейрана есть жена?

— Нет, конечно. — Вегар посмотрел на удаляющуюся пару. Легко рассуждать со стороны, но как бы он сам поступил на месте воеводы? — И, думается мне, никогда не будет.

— Почему?

— Потому что законы сильнее нас, и нам с этим ничего не поделать.

Норо пожал плечами в недоумении, но понял, что ничего больше не услышит. Он поспешил вернуться к брату, которому наконец посчастливилось попасть в кольцо. Довольные, они побежали праздновать победу пирогами и медовым вареньем.

Тем временем Вегар, глядя то на мальчишек, то на Фейрана с княжной, нахмурился: какой-то хмельной молодчик проводил княжну откровенно похотливым взглядом и шагнул следом. Тут же откуда-то вынырнула низенькая старуха, по виду мать парня, ухватила его за руку и потащила прочь, а подвыпивший сын даже не вздумал сопротивляться. Вегар невольно улыбнулся: «Радуйся, парень, повезло тебе. Уж лучше пусть тебя мать отругает, чем воевода оторвет голову».

* * *

— Как весело! — воскликнула княжна. Глаза ее так сияли, словно она никогда прежде не бывала счастлива. — Идем танцевать?

— Идемте, — ответил с улыбкой Фейран.

Он говорил тихо, чтобы никто не услышал его обращения к спутнице. Взявшись за руки, они бегом помчались по полю и заняли место среди других пар.

Сумерки сгущались, на небе мерцали первые звезды, а костры на поле разгорались все ярче. По обычаю они полыхали всю ночь, до самого рассвета, хотя самый большой костер еще не разожгли. Длинные тени гуляющих и танцующих пар сходились и переплетались, из-под ног летела земля, никого уже не тревожил дым, а музыка, пение и крики сливались в один сплошной торжествующий гул — песнь жизни, освященной и благословленной в незапамятные времена небесным владыкой.

Следуя движениям танца, Анери и Фейран сближались и расходились, брались за руки и отпускали, кружились и подпрыгивали. А потом все мужчины подхватили женщин на руки и закружились с ними вместе. Анери звонко рассмеялась, ромашковый венок едва не свалился с ее головы, длинные темные волосы окутали Фейрана волшебным водопадом, связали, словно веревки — пленника. Возможно, так и было. Но из этого плена совсем не хотелось вырываться.

И вдруг музыка смолкла. Понемногу прекращались шумные разговоры, притихали захмелевшие гуляки. Прежде чем тишина рассыпалась, загорелся большой костер — загорелся не сразу. Сперва огненные струйки робко пробежали по сухому дереву, потом быстрее, выше, ярче — и он вспыхнул так, будто зашедшее недавно солнце решило вернуться, только не на небо, а на землю.

Толпа отпрянула с дружным аханьем и смешками. В нестройной тишине послышалось пение — пели несколько женских голосов, но звучали они, как один.

Раскинула ночь над землей покрывало,

Ладони златые воздели костры,

А щедрое солнце, что нас баловало,

Пускай отдохнет до поры.

И вновь, словно князь в одеянье багряном,

Взойдет на небесный могучий престол

И светом, как прежде, разгонит туманы,

Избавит от скорби и зол.

Многим мог бы показаться странным обычай петь ночью о солнце. Но такова была важнейшая часть праздника, отголосок древнего обряда, когда люди после ночного веселья встречали новый рассвет. Сейчас же к рассвету обычно мало кто стоял на ногах, поэтому в народных празднествах зажжение костров и песнь солнцу — небесному оку — слились в одно действо.

Певицы смолкли. Теперь тишину нарушало лишь потрескивание костров. И тогда нестройно, зато искренне, грянул припев обрядовой песни, который подхватили все люди на поле:

Пусть к небу взлетит пламя,

Пусть песнь повсюду звучит:

Пусть вечно пребудет с нами

Огонь, что в сердцах горит!

Будто повинуясь словам песни, языки пламени взметнулись высоко вверх. И так же взлетели к небу сотни воздетых рук, мужских, женских и детских, а следом взлетели голоса. Каждый кричал свое: согласно поверью, все желания, загаданные в ночь праздника небесного ока, пока горит большой костер, непременно сбудутся. Некоторые парни и девушки принялись вслух признаваться друг другу в любви и здесь же целовались, как женихи и невесты. Правда, никаких бесчинств не допускалось, хотя они случались порой. Зато потом людские языки не щадили ни юношей, ни девушек, не уберегших свое целомудрие в ночь праздника.

Песня продолжалась, и ее подхватили несколько десятков голосов. Но самый долгожданный миг уже миновал — теперь можно было вернуться к беседам, шуткам, играм, еде и выпивке. И все же многие останавливались и слушали певцов, продолжая думать о своем или мысленно обращаясь к небесному владыке и его оку-солнцу с просьбами. В числе их были Фейран и Анери — они стояли рядом и глядели на бушующее пламя, которое отражалось в их глазах.

Жизнь-солнце детей своих щедро питает,

Надежды и милости льет без конца,

И, словно из искры, что пламенем станет,

Любовь зажигает в сердцах.

— Здесь так хорошо, правда? — шепнула княжна, и воевода не смог не ответить:

— Правда. Кажется, что можешь позабыть обо всем на свете. — Он посмотрел на нее. — Но ведь это не так. Завтра нам снова в дорогу…

— Давай хотя бы сейчас не будем говорить об этом. Я молила богов о помощи и верю, что они нас не оставят. И сами мы сделаем все, что в наших силах. Только пусть это будет потом. Сегодня мне хочется радости и покоя, — княжна улыбнулась, — и я его получила. А ты?

— И я тоже.

Фейран не сводил с нее глаз. И по его лицу, усталому, но такому прекрасному, несмотря даже на шрам, Анери поняла, что он не лжет. В эту ночь он в самом деле приоткрылся перед нею, выпустил себя на волю из своей потаенной темницы. И он не желал возвращаться туда — хотя завтра, конечно, вернется, повинуясь тому, что он мнит своим долгом.

Рядом послышался визг и хохот: какая-то юная парочка разбежалась и перескочила через костер — не большой, а поменьше. Вслед им полетели одобрительные возгласы. Словно повинуясь знаку, юноши и девушки парами столпились у костров и принялись прыгать: кто с удалью, кто не без страха, а кто — всего лишь отдавая должное народному обычаю. Толпа поддерживала смельчаков криками и добрыми пожеланиями, как было принято.

— Хотите прыгнуть, госпожа? — тихо спросил Фейран, в глазах его сверкнуло нечто неуловимое.

Анери едва не захлопала в ладоши.

— Я сама хотела предложить тебе, да боялась, что ты откажешься. А ведь ты без труда перепрыгнешь самый большой костер. Так идем?

К большому костру никто из пар не решался приблизиться — огонь полыхал так, что вздымался выше человеческого роста. Поэтому немало людей восхищенно затаили дыхание, когда Фейран и Анери с разбега перепорхнули через пламя и мягко приземлились, чуть согнув колени. Тут же их оглушили восторженные вопли толпы: такого в Кастроне еще никогда не видели ни на одном празднике.

Огонь не задел ни их ног, ни краев одежды, и впоследствии очевидцы взахлеб рассказывали о том, как пламя словно расступилось и позволило неизвестным мужчине и женщине перепрыгнуть через священный костер. «Не иначе, сами боги благословили их», — говорили рассказчики, которым так и не суждено было узнать, кем оказались эти мужчина и женщина и что ожидало их в будущем.

— Будьте счастливы! — полетел им вслед женский возглас. — Не расставайтесь никогда! Да пошлют вам боги изобилие в доме и много детей!

— Ты слышал, что она сказала? — прошептала Анери.

Она уже не смеялась, но глядела неотрывно в серые глаза Фейрана. Она еще чувствовала хватку его руки на талии, чувствовала бушующее под ногами пламя. Чувствовала, что такое же пламя горит в ее сердце. И что оно может сжечь дотла их обоих.

— Думаю, — медленно ответил воевода, словно заглушая истинный голос своего сердца, — она говорит что-то подобное всем молодым парам.

Он взял княжну за руку и повел искать остальных.

* * *

— И куда он, по-твоему, мог подеваться?

— Да откуда ж мне знать? Я только на миг отвернулся — а его уже след простыл!

Норо покосился на Вегара. Воин как будто не слишком сердился — или же умело скрывал. Зато сам Норо не находил себе места, отчаянно вглядываясь в пеструю толпу. «Боги святые, за что? За что вы послали мне такого брата?»

— Где ты последний раз его видел? — спросил Вегар.

— Э-э, кажется… вон там он плясал с какой-то девчонкой, а потом…

— Что ж, я знаю, где можно его поискать.

Вегар уверенно зашагал туда, где продолжали разливать хмельное. Норо припустил следом и вскоре убедился, что воин не ошибся, — стоило лишь заслышать знакомый, слегка заплетающийся голос:

— А я б-беру свою палку и этому ка-ак — р-раз! А второму ка-ак — два! И оба г-готовы! Вот так я сп-пас к-княжну, д-да… ик!

При последних словах и злость, и веселье Норо мгновенно сменились страхом. Он кинулся к подвыпившему брату и схватил его за плечо.

— Ты что несешь, дурень?

Стоящие рядом мужчины расхохотались.

— Забавный парень. Он нам уже все уши прожужжал своими подвигами, — сказал румяный чернобородый мужик, по виду мельник.

— А вы и поверили? — отозвался Вегар. — Нашли кого слушать.

— Точно, — подхватил Норо с деланным смешком, хотя по спине сбежали ручейки пота. — А он вам не рассказывал, как спас Арвасинскую волшебницу от стаи воронов-оборотней? Или как спускался под землю и отыскал там спящего крылатого змея?

Хмельные мужики засмеялись еще громче. Вегар отказался от предложенной кружки, подхватил под мышки осоловевшего Палло и потащил прочь. Норо не отставал.

— Куда теперь? — спросил он на бегу, с трудом поспевая за длинноногим воином. Но Вегар не успел ответить — навстречу им шли Фейран и княжна.

— Так я и думала, — вздохнула она, глядя на Палло.

— Зато парень повеселился. — Вегар перекинул окончательно обмякшее тело через плечо. — Правда, сболтнул кое-что, но вряд ли его кто-то понял. Скорее, его россказни сочтут пьяными байками.

— Будем надеяться. — Фейран оглядел всех — к нему возвращалась привычная сдержанность. — Думаю, на сегодня нам достаточно веселья. Пора отдыхать. Завтра люди проснутся поздно, и мы сумеем незаметно уйти.

— Опять идти, — проворчал Норо, хотя тут же оживился. — Знаете, когда жгли большой костер, я загадал, чтобы мы все благополучно добрались до… ну, до нужного места. И только я загадал, пламя ка-ак пыхнет! Значит, сбудется.

— Очень на это надеюсь, — ответила княжна.

«Ничто в нашей жизни не вечно. Так светлая радость сменяется скорбью, надежда — черным отчаянием, а жизнь — смертью. На следующий же день после празднества княжна и ее спутники убедились в этом».

Из летописи Арвокаса Кельма

— А как вы вдвоем вчера ночью через костер прыгнули! — продолжал восхищаться Норо по дороге. — Все аж рты поразевали, отродясь такого не видели. Совсем как на дороге, когда мы… то есть когда вы дрались с ботарцами, — ты тогда в прыжке перехватил веревку с петлей!

— А я не видел, — уныло протянул Палло. — Про костер не видел…

— Пить надо меньше, дурья голова, — отрезал брат.

В этот день путники поднялись не слишком рано, но все же раньше, чем большинство жителей и гостей Кастрона. Все их вещи были в сохранности, запасы пополнены и уложены в мешки. Княжна с неохотой вновь облачилась в мальчишечью одежду, а одолженный вчера наряд вернула хозяйке. Дольше всего пришлось ждать, пока проспится давешний гуляка — Палло. Наконец, его просто растолкали и велели подниматься. Проснулся он больным и недовольным и продолжал ворчать всю дорогу.

— Мне плохо, — стонал Палло — потихоньку, чтобы слышал только брат. — Пить хочется, и голова болит.

— Будешь знать, как пивом наливаться, да еще языком молоть, — отзывался Норо, но снимал висящую через плечо новую флягу и протягивал брату. Тот жадно пил, а потом так виновато глядел, что у Норо не оставалось ни капли злости.

Палло шел, опираясь на новую палку, легче и удобнее старой, хотя и без железной оковки. Ее преподнес ему сегодня утром Фейран со словами: «Вот тебе посох, если ты в самом деле не можешь без него». Парень даже подпрыгнул и чуть не забыл поблагодарить. Сейчас подарок оказался очень кстати.

Недавнее наводнение и остановка в Кастроне удивительным образом помогли путникам: они срезали часть пути, и теперь до каллисианской границы оставалось шагать не больше двух дней. Но дорога эта лежала через плоскогорье Веллус, где стояла приграничная крепость Туата под началом самого Овари Шимо.

Казалось, после вчерашнего праздника небесное око-солнце впрямь сменило гнев на милость. Прекратилась невыносимая жара, а подсохшие после дождя дороги больше не норовили окутать пылью при каждом шаге. По небу гуляли редкие облака, порой навевая тень. Ветер слегка усилился — к величайшей радости путников — и продолжал гонять волны по душистому травяному морю и сдувать прочь гудящую мошкару.

Именно ветер принес издали запах. Когда, обойдя очередной холм, путники заметили далеко слева что-то черное, они сперва приняли это за груду каменных валунов. Но откуда было камням взяться здесь, среди сплошных полей? И запах летел оттуда — несильный, но противный дух тлеющей плоти и сажи.

— Мы должны посмотреть, — сказала княжна, указывая на обгорелые развалины. — Вдруг кто-то уцелел… — И спутники согласились с нею, хотя не разделяли ее надежд.

К погибшему поселению вела тропа. Трава по бокам ее была примята и кое-где объедена лошадьми, словно здесь проскакал отряд всадников. Бдительные глаза воинов оглядывали все кругом — не затаились ли где враги? Но вокруг стояла тишина: ни движения, ни звука, кроме порывов ветра и пения кузнечиков в траве. Когда путники приблизились, даже княжна поняла, что живых здесь нет и быть не может.

Селение… хотя его трудно было назвать так — скорее, хутор из нескольких домов с хозяйственными постройками, амбарами и загонами для скота. Все это сгорело дотла, остались только печные трубы да самые толстые балки. Хлопья сажи уже не носились в воздухе, но скопились жирными комьями на земле и на изъеденных огнем развалинах строений. И на непогребенных останках тех, кто жил здесь, — тех, кто совсем недавно трудился, любил, гневался и радовался.

При виде них Палло и Норо повалились на колени, согнулись в мучительных судорогах. Братьев выворачивало наизнанку, а еще душили слезы. Когда ботарцы сожгли их родной Минис, зрелище там тоже было страшным, но здесь…

Трупы лежали повсюду, неуклюже брошенные, над ними гудели стаи мух. Лица мертвецов уже начинали оплывать и распухать, их уродовали темные трупные пятна, тускло поблескивали высохшие глаза, которые никто не закрыл. Неизвестные убийцы, кем бы они ни были, поступили так, как в обычае у подобных людей: перебили мужчин, стариков и детей, надругались над женщинами, а потом убили и их. Но прежде чем забрать все ценное и поджечь дома, они нашли время помучить нескольких пленников.

То, что осталось от них, кое-как держалось на почти сгоревших веревках у высоких столбов единственной целой ограды. Взгляд повидавших многое воинов отметил сломанные руки и ребра, выколотые глаза, отрезанные носы и уши, распоротый у одного мертвеца живот. И, похоже, пленники были еще живы, когда их подожгли.

Княжна, бледная, молчаливая, медленно обходила трупы. Она смотрела на женщин, которым насильники в последних содроганиях перерезали горло. Склонилась над девочкой не старше двенадцати лет и прикрыла разорванным подолом ее черные от синяков и запекшейся крови ноги. А под рухнувшей крышей одного сарая княжна заметила несколько обгоревших трупиков и невольно зажала уши руками — столь живо ей представились истошные крики и плач запертых в сарае детей под рев пламени и хохот грабителей.

— Кто мог это сделать? — прошептала княжна. — Неужели снова разбойники?

— Скорее всего, да, госпожа, — так же тихо ответил Фейран. — Здесь, недалеко от границы, разгуливает немало бродяг, жаждущих поживиться чужим. Вспомните рассказ той вдовы с детьми, которую мы встретили по дороге в Беллуру.

— Надеюсь, с ними все хорошо, — с трудом выговорила княжна. — Как же им повезло…

Норо и Палло, уже оправившиеся, подошли к спутникам — шли они, отводя глаза от трупов и прикрывая рукавами носы.

— Это что ж получается? — проговорил Норо. — Они все погибли вчера, в день праздника?

— Нет, раньше, — ответил воевода и замолчал. Вегар закончил за него и пояснил братьям:

— Три дня точно прошло, судя по запаху и виду трупов. И убили их до того, как пошел дождь, иначе развалины все еще дымились бы. Дождь залил пламя.

— Пойдемте отсюда, а? — дрожащим голосом попросил Палло. — Я ж сегодня даже есть не смогу…

— Нужно похоронить их, — сказала княжна. — Меня всегда учили, что бросать тела без погребения — грех. За время нашего путешествия нам дважды пришлось это сделать. Но сейчас пусть грех останется только на убийцах! — Глаза княжны сверкнули, но сразу же потухли. Она обернулась к обоим воинам. — Пусть души этих несчастных отыщут путь к небесному острову.

После недолгих поисков обнаружились две лопаты — черенки их слегка обгорели, но они вполне годились для работы. Фейран и Вегар выкопали в мягкой после недавнего дождя земле общую могилу и принялись укладывать в нее изувеченные трупы неизвестных им людей. Княжна помогала, сожалея о том, что у них нет полотна, чтобы завернуть тела, как положено. А братья так и сидели у почерневших балок, не в силах смотреть.

Комья душистой темно-бурой земли полетели на плащ, на котором воины перетаскивали трупы, а потом накрыли их сверху. Зарытую могилу они заложили срезанными полосами дерна и недолго постояли рядом — кто обращался мысленно к богам, а кто просто молчал.

На разоренном хуторе имелся колодец — разбойники его не тронули. Уцелело и ведро: воины вытащили себе воды и тщательно умылись, как и княжна. Испачканные рубахи пришлось бросить и переодеться в запасные. Когда они покончили с этим, Фейран кивнул товарищам и подобрал свой мешок — пора было продолжать путь, ибо солнце стояло уже высоко в небе.

Долгое время путники шли молча. Хотя братья ничуть не отдохнули в погибшем поселении, даже Палло не смел заикнуться о привале. Есть после такого зрелища тоже не хотелось. Вчерашнее воодушевление сменилось подавленностью, тоской и смутным предчувствием беды, когда на душе необъяснимо тяжело, но не можешь понять, почему.

Трава на полях становилась ниже, холмы — выше, и попадались они все чаще. То здесь, то там виднелись порой одинокие или стоящие рядом голые каменные валуны — до предгорья оставалось недалеко. Сами же горы Веллус замаячили впереди туманной серой стеной. Эта местность была почти не населена — очень уж уныло она выглядела. Или казалась такой из-за сегодняшнего происшествия.

Незадолго до наступления сумерек путники все же решили остановиться и отдохнуть: усталость и голод брали свое. Пока воины доставали из мешков припасы, Палло и Норо отправились за хворостом к чахлой рощице, что оказалась неподалеку. Княжна посмотрела им вслед.

— Я тоже пойду, — сказала она, словно ни к кому не обращаясь, и зашагала вслед за мальчишками. — Не могу сейчас сидеть на месте, нужно что-нибудь делать…

С хворостом в роще оказалось негусто. Палло был занят тем, что яростно крутил толстую сухую ветку, пытаясь сломать, пока Норо, кряхтя, придерживал ее руками и ногами. В этот миг они услышали позади себя вскрик княжны и сперва не придали ему значения. Но потом задумались: княжна все же не из тех девушек, что поднимают шум из-за любого пустяка. Братья обернулись и увидели, что она стоит на месте и трясет рукой, вокруг которой обвилось что-то буровато-серое, вроде веревки. На крик уже бежали воины, и мальчишки, не раздумывая, кинулись следом.

— Это что, змея? — выдохнул на бегу Палло.

Норо едва не рассмеялся, когда вспомнил недавнее забавное происшествие с братом по дороге в Кастрон. Но стоило ему приблизиться к княжне, как смех застрял у него в горле.

— Это серая гадюка, — проговорила княжна странно обреченным голосом. Ее лицо побледнело, глаза начали закатываться. — От ее яда нет спасения…

Палло пристукнул уползающую змею хворостиной. Гадюка зашипела и тут же скрылась в траве. Тем временем Фейран подхватил падающую княжну и со всех ног помчался к стоянке. Он уложил девушку на траву, подсунув ей под голову мешок, и осмотрел две крошечные точки на правом предплечье. Вегар обрезком веревки перетянул руку княжны выше локтя.

Подбежавшие братья застыли на месте, когда на их глазах Фейран пальцами широко развел края ранок, а потом приник к ним губами, высасывая змеиный яд. Бледная княжна не издала ни звука, глаза ее потускнели, а он снова и снова сплевывал отравленную кровь. Наконец, воины сняли веревку с руки девушки и перевязали чистую рану. Оба были столь же бледны, как и княжна.

— Вы поправитесь, госпожа, — с трудом произнес Фейран окровавленными губами, хотя заметил, что рука княжны раздувается уже выше локтя, натягивая рукав рубахи.

— Спаси меня… — едва слышно прошептала княжна, протягивая к нему немеющие пальцы. Голова ее резко запрокинулась назад, веки медленно опустились.

— Госпожа!

Фейран стиснул ее в объятиях, его крик разлетелся вокруг жутким эхом. Но княжна его уже не слышала.

— Она что… — не сдержался Палло, но договорить последнее слово — «умерла» — не смог. Его губы задрожали, он глянул на брата и увидел, что у того тоже трясется подбородок.

Фейран выпрямился. Его лицо было еще белее, чем у княжны, глаза слегка помутнели — от яда или от чего-то другого. Дрожащей рукой он коснулся ее шеи: жилка под пальцами трепыхалась быстро и неровно.

— Жива, — выдохнул Фейран, — но… — Он качнул головой и сжал безвольно обвисшую руку княжны.

— Ненадолго, — договорил Вегар, тоже понурившись. — А без госпожи нам ни к чему идти дальше.

По щекам Норо покатились слезы. Пусть бы лучше эта проклятая гадина укусила его самого! Кого угодно, только не ее! Какой она была на вчерашнем празднике — такая прекрасная, такая счастливая. Стоило лишь подумать об этом, и слезы полились еще быстрее.

— Вспомнил! — заорал вдруг Палло, так, что Норо едва не отвесил ему подзатыльник, а оба воина вздрогнули. — Я вспомнил! Я слышал вчера в деревне… ну, кое-какие разговоры… Подумал сперва, что болтают, но…

— Да не мямли ты, говори скорее! — прикрикнул Норо. Палло сглотнул, глядя на бесчувственную княжну, и продолжил:

— Болтали, что где-то здесь неподалеку живет какая-то… не то лекарка, не то ведунья, не то колдунья… Словом, к ней люди с чем только ни приходят, и она всем помогает, чуть ли не мертвых воскрешает… вот. — Запыхавшийся Палло выдохнул. — Может быть…

— И где нам искать твою колдунью? — сказал Вегар. — «Где-то неподалеку» ни о чем не говорит.

— Так я ж расспросил! — Палло так усердно кивнул, что промокшие от пота волосы встали торчком. — Лиара… ну, та девчонка, с которой мы вчера плясали… она рассказала, что ее брата как-то перешибло упавшим деревом, переломало и хребет, и ребра. Так эта женщина поставила его на ноги своим колдовством. Она сказала, что колдунья живет ближе к горам, за хутором… Это, наверное, тот, где мы сегодня побывали. Там еще вроде лес недалеко…

Палло продолжал говорить, а Вегар уже развернул поблекшую карту и отыскал северо-восточную часть Ботара.

— Смотри, — сказал он воеводе, который по-прежнему сидел неподвижно и сжимал руку княжны, считая удары сердца, и будто размышлял над бессвязными словами Палло. — Вот Кастрон, вот горы Веллус. По этой дороге мы шли. Лесов здесь не так много. Если эта колдунья в самом деле такова, как о ней говорят, и помогает людям, то вряд ли она станет прятаться где-нибудь в глуши. К западу от этого леса, — воин показал на карте, — стоит еще одна деревня. Возможно, колдунья живет поблизости.

— Да. — Фейран выпустил запястье княжны, резко поднял голову. — Мы найдем ее. — Он поглядел на взмокшего Палло и одобрительно кивнул ему. — Молодец, вовремя вспомнил. Сам небесный владыка посылает нам эту женщину, если она правда есть и сможет помочь госпоже. Быть может, боги тем самым испытывают нас.

С этими словами воевода собрал вещи в мешок. Вскинув его на плечи, он бережно поднял на руки мертвенно белую княжну. Та не шевельнулась и не издала ни звука.

— И кому они нужны, эти испытания? — проворчал Норо, не без страха глядя на нее. — Почему-то их всегда посылают только добрым людям, а всякие негодяи живут себе припеваючи. Вон, как те изверги, которые сожгли хутор.

— Они получат свое, Норо, — отозвался воевода. — А испытания посылаются нам неспроста. Богам виднее. Мы же либо выдержим испытание, либо падем. Можно, конечно, еще отступить…

Норо и Палло переглянулись и дружно мотнули головами. Воевода ободряюще кивнул им, хотя улыбка у него вышла кривой.

— Правильно. А теперь в путь.

Вегар шел впереди с картой в руках, рядом Фейран. Братья с трудом поспевали следом: теперь Норо тащил оба мешка с табличками, а Палло пришлось взять сумку княжны. На саму девушку они старались не глядеть — до того жутко бледной она стала, до того страшно свисала ее рука из-под локтя воеводы: ну точно мертвая. «Боги святые, нет! — крутилось в голове у каждого. — Только бы успеть!»

Как ни старались мальчишки не отставать от воинов, это им не удавалось. Бежать вприпрыжку уже не было сил, и они чуть замедлились, держась позади шагах в двадцати. Они заметили, как Вегар сложил карту вдвое и склонился к Фейрану.

— Хочешь, я тебя сменю? — предложил воин, хотя знал ответ. Он и последовал:

— Нет, я сам.

— Я мог бы взять хотя бы твой мешок — тебе станет легче.

— Легче мне не станет, — качнул головой Фейран.

Он смотрел на лицо Анери: кожа вокруг ее губ и под глазами начала синеть. Дыхание делалось то коротким и судорожным, то почти незаметным. Не раз и не два Фейран склонялся к ней, изредка ощущая на щеке слабый, легкий выдох — и молясь всем богам, чтобы за этим выдохом последовал новый.

Вегар перехватил его взгляд.

— Только не вздумай, — тихо сказал он. — Даже помышлять не смей. Не вздумай говорить, что не сможешь жить без нее.

— Отчего же? Смогу. — Голос воеводы был холодным и пустым, как и его взгляд. — Это всего лишь громкие, но глупые слова. Жить я смогу. Так, как живут без сердца, без души. — Глубокий вздох его походил на подавленное рыдание. Помолчав, он прибавил: — Возможно, так будет лучше для меня — как для человека. Но не как для воеводы. Госпожа должна жить и завершить свое дело.

— Опять ты обманываешь сам себя. Если случится самое страшное…

— Если даже случится, останемся мы. И еще многие в Андаре. И то, что сейчас за плечами у мальчишек. Дом Кельма жив, и мы поддержим его. Но не будем хоронить госпожу раньше времени. — Фейран вновь нагнулся к ней, и его губ коснулся тихий выдох. — Только бы нам отыскать эту женщину.

— И только бы она смогла помочь нам, — отозвался Вегар и умолк, вновь развернув карту. Меж темных бровей воина залегла недоверчивая складка.

Фейран продолжал идти, не замечая, как ноющая боль расползается от плеч по всей спине и рукам. Головокружение от змеиного яда понемногу проходило. Воевода понимал, какую крохотную иголку они ищут в этом стоге сена, именуемом северо-востоком княжества Ботар. Сбивчивого рассказа Палло, который вполне мог что-то напутать или присочинить, было недостаточно, чтобы отыскать обиталище неизвестной колдуньи. Да еще кем она окажется, даже если они отыщут ее.

Нет. Он готов пойти на что угодно, лишь бы только спасти свою госпожу — не только из-за своих чувств к ней.

Он дал клятву. И не отступит от нее.

* * *

Удар, блок, разворот. Новый удар. Тот, что слева, мертв, остался еще один. Умный конь помогает, поворачивается так, чтобы удобно было бить. Последний противник на земле — но ему на смену спешат трое. И сколько еще сзади…

Вихрь ударов со всех сторон. Резкий уход в сторону, но вражеский меч опускается на круп коня. Короткое ржание, раненый конь вскидывается. Скорее, ноги из стремян! Приземление вышло неудачным, только бы не угодить под копыта вражеских коней! Перекатиться, подобрать меч — и снова в бой.

Младший воевода Фейран Ордет, в разодранной броне, дважды раненый — по счастью, легко — вскочил на ноги. Отразив нисходящий удар очередного всадника, он чуть повернул меч и отсек врагу кисть руки с оружием. Тот закричал, даже не пытаясь вынуть кинжал левой. Фейран правой рукой схватил противника за пояс и сбросил с коня. Пригнулся, избежал удара копьем, запрыгнул в седло. И огляделся.

Андарианское войско превратилось в крохотные островки, окруженные сплошным морем ботарцев. Каким-то чудом остатки людей Фейрана сумели пробиться к нему — милость богов, иначе гибели не миновать. Воевода прищурился, вглядываясь в тех, кто уцелел: кому помочь? А потом он увидел.

«Государь!»

Князь Анапар сражался яростно, хотя силы его явно были на исходе. Все медленнее поднимала меч некогда могучая рука. Вот князь упал на шею коня, но почти сразу выпрямился. Ряды его защитников таяли с каждым мгновением. Воины стояли насмерть, защищая своего князя. И совсем рядом с ним — юный темноволосый воин в княжеской броне.

До них меньше сотни шагов. Воевода указал окровавленным мечом, и уцелевшие его люди — не больше пятидесяти человек — устремились на выручку князю.

Когда они пробились к нему, их оставалось на добрый десяток меньше. Зато вражеских трупов вокруг громоздилось немало.

«Государь», — выдохнул Фейран.

«Ты жив, — с трудом ответил князь. В его броне зияла дыра от удара копьем, из угла рта по бороде сочилась кровь. — Я уж подумал, все погибли».

«Кольмас мертв, Агиль тоже, — печально сказал воевода. — Возможно, сумели спастись Эделлин и Гатекум, но сам я того не видел. Что прикажете, государь?»

Одно долгое мгновение князь глядел на него, будто испытывая. Он произнес свой приказ тем голосом, что не терпит возражений:

«Мы проиграли, Фейран. Те, кто до сих пор не спасся с поля боя, не покинут его живыми, и сам я тоже. Поэтому исполни мою последнюю волю: спаси мою дочь. Я знаю, ни ты, ни она не захотите оставлять меня, но так нужно».

«Государь…»

«Даже не смей возражать мне. Слишком многие уже погибли, и я не допущу, чтобы мое единственное дитя разделило их участь — или же оказалось в руках наших врагов. Анери!» — окликнул князь. От усилия кровь изо рта полилась струей, он закашлялся.

Княжна, которая билась наравне со всеми, не подпуская врагов к тяжело раненому отцу, приблизилась на зов. Темные волосы выбились из-под шлема и прилипли к потному, грязному лицу. Она тяжело дышала после боя, но едва не разрыдалась, глядя на отца-князя.

«Слушай меня, дочь, времени мало. Моя битва закончена здесь, я умираю. Но ты должна жить. Теперь ты не просто наследница, ты — правительница Андары, и будущее ее зависит от тебя. Сегодня нам не победить. Но ты сможешь одержать победу в будущем…»

«Я тебя не оставлю!» — закричала княжна. Слезы побежали по ее щекам, вымывая белые дорожки, закапали на пыльную, забрызганную кровью броню.

«Перестань. — Князь устало сжал руку дочери. — Ты отправишься в Каллис, затаишься там, на сколько понадобится, выждешь время и нанесешь ботарцам удар. Освободишь Андару. Все в твоих руках, Анери…» — Он снова закашлялся, кровь потекла сильнее, заливая гриву коня.

«Отец…» — Перечить она уже не смела, но и слез больше не сдерживала. Они хлынули ручьем.

«Государь. — К ним приблизился один из воинов княжеской стражи, что держали последнюю оборону. — Если вы желаете отослать госпожу, то сейчас самое время. Сюда движется подкрепление ботарцев».

«Фейран, — князь вновь обернулся к воеводе, — я поручаю мою дочь тебе. Береги ее и служи ей так, как служил мне».

«Клянусь, государь, — был ответ. — Я исполню вашу волю и доставлю госпожу в Каллис, даже ценой своей жизни».

«А вот этого не надо. — Князь улыбнулся. — Вы должны жить, оба. Но запомни: прежде, чем направитесь туда, заберите из дворца в Исинде мои сокровища. Я обратил их в драгоценные камни, они легче золота. Анери знает, где они спрятаны. Пусть они послужат на пользу ей и всей Андаре. Только поспешите».

Князь быстро обнял дочь здоровой рукой и сделал ей знак уезжать. Но при этом он отвернулся и украдкой стер со щеки слезу. Княжна это заметила.

«Едем, госпожа». — Фейран схватил ее коня за поводья.

«Да…» — Усилием воли княжна отвернулась и последовала за воеводой.

Их прикрывали двадцать стражников. Когда же они вырвались из окружения, и поле боя осталось позади, число их спутников уменьшилось вдвое. Но князь Анапар, прежде чем погибнуть в неравном бою, успел получить последнюю добрую весть: его дочь спаслась.

А потом они тайком пробирались во дворец, и там княжну постигло очередное горе: весть о гибели матери при осаде Исинды. Фейран утешал ее, как мог, но осиротевшая княжна сумела преодолеть себя и отыскать силы, дабы исполнить отцовскую волю. Им удалось найти и благополучно вывезти из столицы спрятанные драгоценности. Задумка с глиняными табличками показалась всем удачной — оставалось лишь незаметно покинуть Андару. Вскоре они убедились, что северная граница перекрыта, и принялись искать иной путь. В этих поисках они снова и снова видели, как враги разоряют их страну.

Все это время Фейран исполнял свою клятву. Защищал княжну — порой и от нее самой — спорил, не соглашался, настаивал на своем. Она подчинялась — или же нет. Но потом словно сожалела о последнем в глубине души, хотя старалась не показывать этого воеводе.

Фейран не смел подвергать жизнь госпожи напрасной опасности и вступать в открытый бой с ботарцами, но, когда нельзя было иначе, они безжалостно сокращали число врагов. Гибли и их товарищи, пока не остался один-единственный воин по имени Вегар, давний друг воеводы. А потом мудрый промысл богов нежданно принес им еще двух спутников, которые оказались не так просты, как виделось на первый взгляд.

* * *

Примерно через два рега путникам повстречались два пастуха, которые гнали гусей. Встреча эта оказалась воистину очередной милостью богов.

— Вы не там свернули, — сказал один из крестьян, когда Фейран спросил их о колдунье. — Теперь вернитесь немного назад, и увидите тропинку направо. Пройдете по ней, там недалеко, и как раз окажетесь у дома колдуньи — ее зовут Кеттера. Не ошибетесь.

— Ох, и поспешите, — прибавил второй, глядя на княжну, — парнишка-то совсем плох. Но не беда, она и не таких на ноги ставила. Змея, поди, укусила? Так это ей раз плюнуть.

Поспешно поблагодарив крестьян, путники последовали их совету. Тропинка оказалась узкой — неудивительно, что они ее сперва не заметили. Теперь они шли намного быстрее, и Палло с Норо тоже пришлось прибавить шагу. Не хотелось отстать от спутников недалеко от жилища колдуньи.

Дом они заметили издали. Он вовсе не походил на зловещее обиталище, какими обычно рисует людское воображение жилища тех, кому подвластны неведомые силы. Обычный деревянный дом, низенький, промазанный глиной и крытый соломой, но просторный на вид. Рядом, словно овощи на огороде, росли какие-то травы, наполняя вечер нежными и пряными запахами.

А сама хозяйка стояла в дверях.

«Боги сохранили княжну силами неизвестной ботарской колдуньи. Женщина напутствовала нежданных гостей странными словами, как и воеводу Алуссу. И они продолжили свой путь, не зная, чем он закончится».

Из летописи Арвокаса Кельма

Женщина медленно спустилась с крыльца дома навстречу путникам. Чистокровная ботарка, черноволосая, сухощавая, одетая по-крестьянски в суконное некрашеное платье поверх нижней рубахи. Трудно было угадать ее возраст, но казалась она лет на пять постарше Фейрана. Лицо ее ничего не выражало, темные глаза слегка сузились.

— Тебя зовут Кеттера, госпожа? — обратился к ней воевода. Она лишь медленно кивнула в ответ. — Прошу тебя, помоги этой девушке. Ее…

— Укусила змея? — закончила женщина. Голос ее был звучным и низким, почти как у мужчины, и слегка напоминал гудение боевых рогов. — Я помогу ей. — Однако она не двинулась с места, продолжая пристально глядеть на Фейрана, и так же медленно качнула головой. — Не к добру это.

— Что? — недоуменно спросил воевода.

— То, что ты пришел сюда. Я узнаю тебя, проклятый богами. Это твоя рука нанесла рану тому воину, который был у меня несколько дней назад.

Фейран не сразу понял, о чем она говорит. Но потом его осенило.

— Майдин Алусса был здесь? Воевода вашей земли, в улидарской броне, раненый мечом в грудь?

— Я не спросила его имени. Он не похож на тебя, но он такой же, как ты.

— И ты исцелила его?

— Да. — Кеттера пожала плечами. — Я никому не отказываю в помощи, тем более, воинам моего народа. И вряд ли им понравилось бы то, что я помогаю их врагам.

— Это пустые слова, госпожа. — Фейран словно опомнился от некоего сна и заговорил быстрее. — Мы напрасно теряем время. Прошу, займись лечением, и мы заплатим тебе столько, сколько пожелаешь.

— Я не беру денег. — Женщина сделала ему знак внести княжну в дом. — Но об этом мы поговорим позже. Она уже далеко ушла, и вернуть ее будет не так просто.

Колдунья скрылась в доме вслед за Фейраном, не прибавив больше ни слова. Вегар шагнул на крыльцо и заметил, что мальчишки по-прежнему мнутся на месте чуть поодаль.

— А можно, мы не пойдем, а? — робко подал голос Палло. — Мы лучше тут подождем, на крыльце.

Норо поддакнул и кивнул. Они оба оглянулись, зябко передернув плечами, словно от внезапного порыва ледяного ветра.

— Думаете, что снаружи дома колдуньи безопаснее, чем внутри? — Вегар вздохнул, но не сдержал усмешку — на его измученном лице она выглядела странно. — Входите и не выдумывайте глупостей. Вы же слышали, что она сказала. Лечение может продлиться долго, даже всю ночь. Хотите ночевать под открытым небом?

Братья переглянулись и дружно замотали головами: провести ночь без крова, в лесной глуши, где может водиться все, что угодно, совсем не хотелось. Они поспешили войти вслед за Вегаром и с любопытством огляделись.

Вновь их постигло разочарование — жилище колдуньи оказалось вовсе не таким, как в волшебных сказках, что рассказывала когда-то мать. Самый обычный крестьянский дом: каменный очаг, грубый стол да лавки, пол посыпан свежей травой. Ни склянок с колдовскими зельями, ни связок сушеных мышей, ни жаб, ни желтоглазых сов на жердочках, ни черных котов или петухов, извечных спутников чародеев. Кот, правда, был, но не черный, а серый в полоску — он преспокойно умывался под лавкой, зажмурив глаза.

Потолок в доме был такой высоты, что одна лишь хозяйка могла ходить, не задевая его макушкой. Даже Палло набил себе пару шишек на голове, не говоря о воинах, которым пришлось пригнуться. Братья увидели, что Фейран уложил княжну на сплетенную из травы лежанку, а сам застыл, опустившись на колени, в ногах грубой постели. Колдунья размотала повязку, осмотрела рану на руке девушки, отчего-то поджала сухие губы. Ее длинные пальцы пробежали по волосам, лицу, груди княжны, приподняли веко под тихое заунывное бормотание.

Фейран при этом нахмурился и поднялся на ноги.

— Ты сказала, что сможешь исцелить ее, — произнес он с трудом, словно горло его стянула петля. — Но если ты как-то повредишь ей…

Кеттера выпрямилась и посмотрела на него. Ее черные, как тени в дальних углах, глаза по-прежнему были непроницаемы.

— Не грози мне, воин, — ответила она ровным голосом. — Я не боюсь смерти, как и ты, но я сильнее тебя, ибо могу властвовать над нею. Я спасу эту жизнь, как обещала. Но кто знает, не настанет ли вскоре такой день, когда ты сам пожалеешь об этом? Когда ты воскликнешь, проклиная богов: «Лучше бы тебе было умереть!» А этот день настанет, и скоро, я вижу.

От этих слов замер на месте не только воевода. Вегар переводил недоуменный взгляд с него на колдунью, а братья дружно попятились, невольно задумываясь, не напрасно ли они пришли сюда и так ли плохо было бы ночевать там, на опушке.

— Не бойся, — вдруг улыбнулась Кеттера. Улыбка у нее была странная — добрая, нежная и вместе с тем горькая, и каждый понял, что слова колдуньи обращены лично к нему. — Тому воину я сказала то же самое. Не знаю, как, но ваши судьбы — всех вас — связаны с его судьбой. Не стоит тревожиться раньше времени. Теперь ступайте и отдохните, — она указала на дверь в стене. — Ночь будет долгой, а поутру вы продолжите свой путь вместе с нею. — Худощавая, но сильная рука дотронулась до лица княжны.

— Идите, — сказал Фейран Вегару и мальчишкам. — Я останусь здесь.

— Напрасно, — бросила Кеттера, пока разводила огонь в очаге и ставила на него небольшой котелок. Закончив, она выпрямилась и вновь посмотрела на воеводу. — Тебе скоро понадобятся силы. Много. — Новый взгляд, проникающий в самую душу. — Глубокие раны на лице, еще глубже — в сердце. Старые, из тех, что не заживают никогда.

— Тогда ты знаешь, — подхватил Фейран, не стыдясь обнаженных тайн своей души, — что ради нее я не пожалею собственной жизни.

Колдунья рассмеялась.

— Я не собираюсь вытягивать из тебя жизненные силы и отдавать ей, воин. Ей достанет и собственных сил. А ты не будь так же глуп, как многие другие мужчины. Зачем умирать за нее, когда лучше жить? А теперь ступай, проклятый богами — или же благословенный, не знаю. Негоже тебе, мужчине, мешаться в женские чары.

Поневоле Фейран послушался и зашагал к двери, за которой уже скрылись его спутники, но что-то заставило его обернуться. Кеттера склонилась над вскипевшим котелком и бросала в воду какие-то травы. По комнате поплыл крепкий, приятный запах, напоминающий и о теплом свежем ветре, и о благовониях, что воскуривают в святилищах богов. Колдунья перехватила взгляд воеводы и вновь рассмеялась — смех ее прозвучал, точно журчание ручья по весне. Фейран еще раз глянул на бесчувственную Анери, и морщины на его лбу разгладились, из груди вырвался вздох облегчения. Тихо скрипнула, закрываясь, дверь.

В другой комнате оказалось почти темно, лунный свет едва пробивался сквозь холстину, что висела на окне. Пахло недавно вымытым полом и сухими цветами. Вегар и мальчишки уже успели расположиться на таких же подстилках из травы, и еще оставалось место для Фейрана. Он не замедлил улечься, хотя сомневался, что уснет нынче ночью. Оружие они с Вегаром положили под рукой.

В комнате тихо шевельнулась тень и скользнула к начинающим дремать путникам. Палло едва не заорал, когда тень вспрыгнула ему на живот, но это оказался всего лишь кот — тот самый, что сидел под лавкой. Кот свернулся клубочком и так уютно, по-домашнему замурлыкал, что Палло почти мгновенно уснул. Норо подался ближе к брату и вскоре тоже засопел.

— Что она сказала тебе? — спросил шепотом Вегар.

— Сказала, что госпожа будет здорова, и я верю ей. Но меня тревожит иное, — ответил воевода. — Или эта колдунья навела на меня какие-то чары? Я чувствую, что впереди нас ждет беда.

— Я тоже, — признался Вегар и вздрогнул. — А еще мне не по душе, что здесь побывал Майдин Алусса. Где он, там точно беда.

— Главная беда — не столько он, сколько Шимо. Завтра, при свете дня, посмотрим по карте, где лучше перейти Веллус. Хотя ботарцы, конечно, будут стеречь там каждую тропку и каждый перевал. Если попадем в засаду, пусть госпожа и мальчишки спасаются — она отыщет дорогу, — а мы с тобой останемся прикрывать. Шимо не должен заполучить ни госпожу, ни сокровища.

— Легко сказать — трудно сделать, — отозвался на это Вегар уже в полудреме. — Но нам с тобой приходилось делать и не такое. Надеюсь, мы и на сей раз справимся.

— И я надеюсь, — ответил Фейран и впервые за все дни путешествия уснул крепким, глубоким сном — словно провалился в пустоту.

* * *

Воевода пробудился на рассвете — внезапно, словно от прикосновения. Он приподнялся на локте: его спутники еще спали. Лучи восходящего солнца тоненькими ниточками просачивались сквозь редкую холстину на окне, и в этих лучиках носились крошечные пылинки. Сердце Фейрана громыхнуло в груди, заставило резко подняться и броситься к двери. Что с госпожой, сдержала ли колдунья свое слово? Да и он хорош — давал клятву защищать княжну, а сам проспал всю ночь, будто ничего страшного не случилось. Или это вновь колдовские чары?

Фейран толкнул дверь, словно не ожидая, что она откроется. Но дверь сразу же поддалась, и взору воеводы предстало самое мирное зрелище: княжна безмятежно спала на своей лежанке, над нею склонилась Кеттера, вмиг обернувшаяся на скрип двери и звук шагов. Судя по ее бледному, белее головной повязки, лицу и теням под глазами, она провела бессонную ночь — и ночь эта была для нее нелегкой.

— Доброго тебе утра, госпожа, — с поклоном произнес Фейран. Взгляд его метался между колдуньей и лежащей княжной.

— Пусть и к тебе это утро будет добрым, а также день и вечер, — молвила в ответ Кеттера. — Хотя бы насчет утра я не ошибаюсь. Подойди и убедись сам: она жива и здорова.

В два шага Фейран оказался у постели княжны. Бледность ушла бесследно, Анери спокойно дышала во сне, веки ее чуть подрагивали, словно перед скорым пробуждением. Воевода с изумлением заметил, что Кеттера позаботилась снять швы с царапины на левой руке княжны: от раны остался едва заметный бледно-розовый шрам.

— Я был несправедлив к тебе, госпожа. — Фейран вновь поклонился колдунье. — Ты сдержала слово и спасла ее. Не знаю, смогу ли я воздать тебе по заслугам, если ты не берешь денег, но прими хотя бы мою благодарность.

Кеттера лишь кивнула в ответ с тем же непроницаемым выражением лица, однако воевода заметил в углах ее тонких губ едва видные полукружья. В этот же миг княжна зашевелилась и открыла глаза. Взгляд ее был слегка рассеянным, но почти сразу обрел ясность и остановился на колдунье.

— Ты Кеттера? — спросила княжна чуть хрипловатым голосом.

— Да. — На сей раз колдунья улыбнулась с искренним участием. — Я звала тебя, и ты вернулась, Анери Кельма.

— Откуда ты знаешь… — Княжна осеклась, бросила слегка испуганный взгляд на воеводу.

— Нет, что ты, — успокоила ее хозяйка. — Он бы не выдал тебя, даже если бы его жгли на медленном огне. Но знай, что у людей нет от меня тайн — ни в мыслях, ни в сердцах.

Княжна смущенно потупилась при этих словах, лицо ее залила краска. Она сделала движение, словно собираясь сесть, и это удалось ей без труда. Когда она оглядела свои руки, то не увидела на правой ни следа от змеиных зубов.

— Не знаю, как благодарить тебя, Кеттера. — Княжна поднялась на ноги. Ее чуть-чуть качнуло, но она тут же выпрямилась и отдала колдунье изящный, глубокий поклон. — Ты спасла меня, хотя считаешь врагом.

— Тех, кто приходит ко мне за помощью, я не делю на друзей и врагов, — был ответ. — Я знала, что ты не должна была умереть вчера, и помогла тебе. Что будет потом, мне неведомо…

— Прошу тебя, не предсказывай нам ничего, госпожа, — тихо произнес Фейран.

— Я и не собиралась. И прекрати называть меня госпожой, воин. Я не госпожа, но слуга, и служу людям и земле, что дает мне мою силу. — Кеттера бросила взгляд на дверь, за которой послышалось движение. — Вам пора в путь. — Вновь короткое молчание. — Немало людей лишится сегодня жизни.

Княжна пропустила последние слова колдуньи мимо ушей.

— Мы не можем уйти, не отблагодарив тебя, — сказала она. — Если ты не берешь денег, то, быть может, возьмешь съестное — для себя или для тех, кто придет к тебе? У нас есть солонина, крупа и сушеные фрукты…

— Мяса я не ем, а вот крупы и фруктов я бы взяла, — согласилась Кеттера. — Если люди искренне желают поблагодарить, нельзя отказывать им в этом. Я тоже благодарна тебе, княжна Андары, потому что ты научила меня кое-чему. Через тебя я вновь убедилась, сколь многое порой зависит от одного человека, от того, где он и что делает.

Княжна обернулась к Фейрану с просьбой принести нужные припасы. В этот миг открылась дверь в другую комнату, и на пороге показались Вегар и братья. Палло и Норо еще позевывали и терли глаза, но казались сегодня бодрее, чем обычно по утрам. Из-под ног у них шмыгнул кот и устроился на привычном месте под лавкой, умильно поглядывая на хозяйку.

— А он тоже волшебный? — не сдержался Палло и кивнул на кота — любопытство победило страх перед колдуньей.

— Конечно, нет, — усмехнулась та. — Я подобрала его несколько лет назад в лесу, в мешке, с петлей на шее, еле живого — должно быть, деревенские мальчишки баловались. Так он остался у меня, и мы служим друг другу, как и подобает.

— А-а. — Палло попятился и постарался больше не встречаться взглядом с хозяйкой. Когда-то он сам был не прочь позабавиться подобным образом.

Воины тем временем подали Кеттере мешки с припасами. Она поблагодарила обоих сдержанным кивком. Мешки отправились в крохотную кладовую, откуда тянуло цветами и душистыми травами, а сама хозяйка — на крыльцо, чтобы проводить нежданных гостей.

Путники стояли у крыльца, вскидывая на плечи собственный груз. Солнце на востоке поднималось все выше, по небу, как и вчера, неспешно плыли облака. Новый долгий день, который, возможно, завершит их нелегкое путешествие. Но как именно завершит, неизвестно.

— Еще раз благодарю тебя, Кеттера. — Княжна низко поклонилась на прощание, и спутники последовали ее примеру. — Да благословят тебя боги и да пошлют долгий век, чтобы ты помогла еще многим, как помогла нам.

— Спасибо на добром слове, княжна Андары, — ответила колдунья. — Не бойся, я никому не скажу о тебе. То, что было, прошло. Отныне ты и все твои спутники в руках богов. Хотя порой гораздо больше в наших собственных руках. Помните об этом.

Больше за этим туманным напутствием ничего не последовало. Кеттера повернулась и скрылась в доме, словно опустила за собой незримую призрачную завесу, похожую на сказочный плащ-невидимку. Несколько мгновений путники глядели на закрытую дверь своего недавнего пристанища, а потом зашагали к виднеющейся в густой траве тропинке, что вчера привела их сюда.

Пройдя с пол-рега, устроили ненадолго привал — только чтобы подкрепиться перед дорогой. Костра разводить не стали, так что на еду ушло немного времени. Когда все напились из фляг, воины вновь развернули карту. Осмелевшие Норо и Палло заглядывали через плечо воеводы, вытянув шеи, но мало что понимали в этих коричневых и зеленых пятнах.

— Остался последний бросок, — сказал Фейран. — Но он же и самый трудный, потому что ботарцы стерегут все перевалы через Веллус. К самой Туате нам не стоит соваться, так что попытаемся миновать крепость восточнее. — Он указал на карте.

— Засада может поджидать нас где угодно, — заметил Вегар. — Такой путь не продумаешь заранее.

— Мы и не станем — сообразим по пути, лишь бы не потерять направление. Что же до засад, то сделаем так: если ботарцев немного — меньше десятка — будем сражаться. Если больше — вы, госпожа, берете Норо и Палло и уходите, а мы остаемся прикрывать вас. В таком случае не ждите нас и не вздумайте возвращаться, но спешите к границе как можно скорее.

— Я не согласна, — заявила княжна, тряхнув головой в шапке. — Слишком многие уже погибли, и я не допущу…

— Придется, госпожа. — На этот раз Фейран твердо встретил ее взгляд. — В таких вопросах решать буду я, как повелел ваш отец-князь. — Он вздохнул и продолжил, поборов желание опустить глаза: — Нам слишком многое довелось пережить. А уж после того, как боги сохранили вас руками этой доброй целительницы, вы не смеете подвергать себя напрасной опасности. Вы нужны Андаре…

— А ты… а вы оба — нет? — яростно бросила в ответ княжна, но тут же поникла, сраженная суровой правдой. Фейран говорил справедливо. Андара превыше всего.

— Значит, договорились. — Воевода поклонился с явным облегчением, свернул карту и спрятал в мешок.

— А вот эта хитрость, — прибавил Вегар, покосившись на изрядно потрепанную вязанку хвороста, — вряд ли понадобится нам теперь.

— До поры до времени, — ответил Фейран. — Быть может, нам удастся незаметно проскользнуть мимо ботарских застав. Но все будем наготове.

С каждым шагом, с каждым пройденным регом горы Веллус приближались, обретая четкие очертания. Им было не сравниться с тем же Арвасином, но тянулись они столько, сколько хватало глазу. Даже синее небо над ними казалось серым. Кое-где мелькали вдали черные точки — кружащиеся над горами птицы, что гнездились там порой. В каждой расщелине или впадине, за каждым валуном или уступом путникам виделась возможная засада.

— Слушай, я тут подумал… — заговорил тихонько Палло под мерный стук своего посоха. — А что будет, если нас схватят?

— Нас с тобой убьют сразу, — мрачно буркнул Норо. — А им, наверное, будет еще хуже.

— Да я не про то. Прежде, чем убивать, нас же обыщут, так?

— Ну…

— Заглянут в мешки, и в наши с тобой тоже… Понимаешь, о чем я?

— Знаешь, ботарцам придется еще сообразить, что в глину запрятаны камни. Хотя кто помешает им разбить таблички? Они ведь как рассудят: коли княжна несет их с собой, стало быть, это что-то важное. Да и воеводы здешние, поди, будут поумнее того жирного борова на восточной границе.

— Ты разве забыл? — вытаращился Палло, понизив голос до едва слышного шепота. — Я же разбил одну. Теперь сразу будет видно…

— Эх, дурак я, дурак, — посетовал Норо. — Хотел же слепить вместе обломки на берегу той проклятой реки, у плотины, там глина была. Да что теперь…

Братья заметно помрачнели. В голове у обоих назойливо крутились мысли одна страшнее другой, так что Палло захотелось поскорее отвлечься от них — что он и поспешил сделать.

— Я сегодня ночью чуть ли не до смерти перепугался, — сказал он, — когда этот котище запрыгнул мне на живот. А потом он как давай мурлыкать, и я почти сразу уснул. Слушайте, это же колдовство, разве нет?

Норо хмыкнул. Княжна оглянулась на Палло и пожала плечами. А Вегар ответил за всех:

— Не знаю, но, думается мне, без колдовства там не обошлось. Обычно мы с Фейраном без особых усилий несли ночную стражу, а здесь заснули мгновенно, стоило лишь закрыть глаза. Неспроста.

— Даже если это колдовство, оно пошло всем вам на пользу, — отозвалась княжна. — Вспомните: когда вы последний раз высыпались по-настоящему? Вы двое, — она глянула на воинов, — кажется, за всю дорогу почти не сомкнули глаз. А Кеттера помогла вам как следует отдохнуть.

Ласковая улыбка и спокойный голос княжны приободрили братьев — но ненадолго. Шагая по дороге, они порой поглядывали на идущих впереди воинов. Время от времени у тех сжимались кулаки и напрягались мышцы на шее — видно, от нелегких раздумий, что владели ими. Мальчишки старались упорно гнать прочь навязчивую мысль: если уж воевода Фейран тревожится не на шутку, точно быть беде.

Около полудня их обогнала крытая, тяжело груженая повозка. Возница глянул на путников, но не сказал ничего и подхлестнул лошадей. Вскоре повозка скрылась из вида, свернув влево, на дорогу вдоль гор.

— Слушайте, он же нас выдаст, это точно, — сразу же забормотал Палло. — Откуда он вообще взялся? Куда тут ехать-то?

— Он может ехать как раз в Туату — везти припасы, — сказал Фейран. — Холстина повозки испачкана в муке. Ты прав, Палло: возница наверняка расскажет о нас первому же ботарскому посту. Нам будет лучше уйти с дороги…

— Ни за что, — отрезала княжна. — Кто знает, сколько еще змей может там водиться. Лучше уж иметь дело с теми врагами, с которыми можешь совладать.

Путники продолжили идти по дороге. Теперь они вздрагивали от каждого шороха, оглядывались на малейшее движение рядом или же вдали. Об остановке не могло быть и речи, поэтому есть пришлось тоже на ходу. С тоской братья вспомнили пиршество на празднике небесного ока — будто лет сто прошло! — но понимали, что голова на плечах дороже сытого брюха.

Уже никто не знал и не считал, сколько регов пройдено. После необычайно долгого подъема дорога впереди разошлась в стороны на несколько более узких, точно множеством рук обнимая широкое каменистое поле у подножия гор. Камней на нем оказалось гораздо больше, чем редкой травы, а следом начиналось само плоскогорье Веллус — коричнево-серые скалы, изрезанные десятками тропинок и лазеек, усеянные провалами и пещерами. Воины и княжна хмуро переглянулись: засада здесь могла таиться где угодно.

Осторожно, короткими перебежками, прячась за валунами, путники устремились к горам. Среди камней впереди коротко блеснуло на солнце железо. Фейран взглядом указал спутникам на это место, те кивнули. Вегар снял с плеч вязанку, но распускать узлы пока не стал.

— Там кто-то есть? — спросил Норо. Воевода кивнул.

— Да. Если они нас заметят, сразу прячьтесь и не вздумайте вмешиваться.

— Но ведь в прошлый раз мы вам помогли…

— Это было в прошлый раз. А сейчас делайте, что говорят.

Братья уныло хмыкнули. Фейран сделал им знак бежать первыми к следующему укрытию. Там чахлую траву щедро устилало каменное крошево, болезненное даже для загрубевших ступней Норо и Палло. Мальчишки нырнули за валун, задыхаясь, прижались пылающими щеками к прохладному камню. Княжна метнулась следом. Не успела она скрыться за камнем, как сверху послышались крики:

— Вот они!

По горной тропе мчались наперерез путникам шестеро ботарцев, вооруженные мечами. Из-под их ног летели мелкие камни и катились вниз, поднимая пыль. Суровые, худые лица воинов, которых не пощадили ни солнце, ни ветер, были полны решимости.

— Взять живыми!

Норо и Палло, не дожидаясь нового приказа, юркнули за округлый валун — благо, их здесь валялось немало. Вегар держал свою вязанку так, чтобы в любой миг можно было распустить узлы. Оба андарианских воина и княжна стояли плечом к плечу и спокойно дожидались врагов. Те слегка замедлили шаг, словно изумленные тем, что их противники не думают бежать или сопротивляться. Поэтому появление из вязанки хвороста трех мечей оказалось для ботарцев полной неожиданностью.

Трое из них не успели свернуть в сторону и попросту набежали на клинки противников. Оставшиеся трое подались назад, один схватился за рог и поднес было его к губам. Норо выглянул из укрытия, и метко брошенный камень врезался в локоть ботарца. Тот вскрикнул и, заметив мальчишку, бросился на него с мечом.

Норо кинул еще один камень, поувесистее, но промахнулся. С диким воплем Палло запустил в бегущего воина своим посохом. Ботарец легко увернулся от летящей палки, зато не сумел избежать меча княжны — одним ударом она отсекла ему обе руки по локоть, вторым разрубила шею. Тем временем Фейран и Вегар схватились с оставшимися двумя воинами, и вскоре все было кончено.

Не успели путники перевести дух, как поняли, что рано обрадовались. Послышались крики справа, с соседней тропы — ее стерег отряд побольше, человек в десять. Некоторые из них устремились на перехват.

— Если так будет продолжаться, — качнул головой Фейран, — мы перебьем их всех по очереди. Что-то здесь нечисто. Не могут же они быть настолько глупы?

— Да, слишком просто выходит. — Вегар подобрал лук одного из убитых. — Посмотрим.

На сей раз не было смысла сходиться врукопашную. Братья изумленно смотрели, как Фейран и Вегар натягивают луки — немного странно было видеть, как стреляет левша, — и пущенные ими стрелы летят в бегущих ботарцев. Начальник у тех оказался явно поумнее того, что лежал сейчас на камнях с пронзенной грудью, испуская дух. Лишь только двое ботарцев упали мертвыми, прочие мигом развернулись и скрылись за скалами.

— Слушайте, а если у них тут есть всякие тайные ходы — вроде как у вас в тех горах, а? — подал голос Палло. — Что будем делать? Тут и бежать-то некуда, они со всех сторон!

Ему никто не ответил. Княжна хмурилась, точно небо перед дождем, и порой поглядывала то на мальчишек, то на воинов. Мужчины тоже казались задумчивыми. Наконец, Фейран оглядел всех и молча кивнул, призывая следовать за собой. Один за другим они устремились наверх по горной тропе, усеянной каменным крошевом, но довольно пологой.

Тропа тянулась шагов на двести, потом резко ныряла вниз, образуя неглубокую расщелину. Фейран и Вегар подползли к ее краю, осторожно выглянули: дальше тропа разделялась на две и вновь уходила вверх, где продолжала ветвиться, точно пышный куст. Слева ее ограждала невысокая скальная стена, справа горы просматривались рега на два. Ботарцев нигде не было видно — или же они ловко спрятались.

— Там вроде никого, — раздался позади шепот. Воины обернулись: Норо указывал направо. — Может, пойдем туда?

— Да, Норо, — раздался голос княжны. — Именно туда. Но пойдете только вы двое.

«Не всегда победу одерживают силой оружия или хитрыми уловками. И порой даже слабый может оказаться удивительно сильным, а трус — неожиданно храбрым».

Из летописи Арвокаса Кельма

— Что?

Восклицание вырвалось одновременно у всех, даже воины не сдержались. Фейран опомнился первым:

— Зачем, госпожа? Мы договорились…

— Я знаю, что мы договорились, — сурово перебила княжна. — Но я не пойду с ними и тем более не брошу вас с Вегаром на верную смерть. — Она обернулась к Норо и Палло. — Если мы пойдем вместе, нас точно выследят и убьют. Но вдвоем… Вы ловкие и сумеете незаметно прошмыгнуть мимо ботарцев. Вы им не нужны, они ищут меня. А я не стану прикрываться вами — последними мирными андарианцами, которые у меня остались.

— Госпожа… — выдохнул Норо, глаза его заблестели. — Чем мы вас прогневали? Вы только прикажите, мы все сделаем, мы будем слушаться, только не прогоняйте нас!

— Вы не сделали ничего дурного, и я не прогоняю вас, — печально улыбнулась княжна. — Я лишь хочу спасти вас. И заодно дать вам поручение. — Она выдержала изумленные взгляды спутников и продолжила: — Думаю, вы уже узнали или догадались, что именно вы несли за плечами все это время.

Покраснев, братья смущенно переглянулись. Норо наградил Палло исподлобья гневным взглядом и наступил ему на ногу. То лишь промямлил:

— Я не виноват, я нечаянно разбил одну…

— Не сомневаюсь, — кивнула княжна. — Половинку этой разбитой таблички можете взять себе вместе с ее содержимым. А все остальные вы доставите в Каллис.

— Госпожа, ваша жизнь важнее любых сокровищ, — попытался возразить Фейран, но княжна вновь перебила:

— Ты же прекрасно понимаешь, Фейран, что нам не уйти, так? — Он опустил голову под ее взглядом. — Если так, пусть ботарцам достанется что-то одно — или я, или драгоценности. — Княжна вздохнула. — Конечно, мы сделаем все, чтобы не попасть к ним в руки. Но если не удастся, к чему погибать всем?

— Что мы должны сделать, госпожа? — спросил Норо. — И как? Даже если мы проберемся в Каллис и ботарцы не заметят нас, кто из каллисианских воинов нам поверит?

— Доказательства у вас в мешках. А еще возьмите это. — Княжна порылась в своей сумке и вытащила бляху с княжеской брони, на которой простирала широкие золотые крылья волшебная птица Диадаль. — Покажите любому каллисианскому разъезду и назовите имя моего отца-князя — Анапар. Расскажите им все как есть, а там пусть решают каллисианские военачальники. Если нам повезет тоже перебраться через горы, мы непременно отыщем вас, не сомневайтесь. А теперь идите, пока путь свободен. Когда минуете Веллус, увидите реку. Она зовется Сиэлли и служит границей Каллиса. Река довольно глубокая, если не знать бродов, но к востоку отсюда есть мост. Вы без труда найдете его. За мостом стоит крепость Танне, ее не пропустить. Туда и ступайте, и сделайте, как я сказала.

Братья слушали, кивая на каждое слово княжны, и так же дружно всхлипывали. С изумлением они понимали, что вовсе не боятся попасться на глаза врагам или пробираться в незнакомую землю… То есть боятся, конечно. Но гораздо сильнее их страшит разлука со спутниками.

— Госпожа, вы уверены… — начал Палло и расплакался, не договорив.

Княжна подалась к ним и обняла обоих сразу — как обняла бы сестра или мать, хотя девушка была ненамного старше мальчишек.

— Ступайте, прошу вас. Если мы разделимся, нас труднее будет выследить. Так что постарайтесь не попасться в плен. Да хранят вас небесный владыка и мать-земля. — Она поцеловала каждого из братьев в лоб и отстранилась.

Норо и Палло неуклюже поклонились, потом посмотрели на обоих воинов. По их лицам братья поняли, что им тоже нелегко расставаться.

— Делайте, как велит госпожа, — сказал Фейран. — Пусть я не вполне с нею согласен, в одном она права: вы удивительно везучие. А теперь прощайте. В добрый ли миг мы с вами встретились или же нет, но нам жаль терять столь верных спутников — и друзей.

— Фейран… Вегар… — Мальчишки обняли сперва одного, потом второго. Норо снова всхлипнул, поднял голову. — Прости нас, воевода, мы не слишком-то тебя слушались… Вечно с нами одна только морока.

— Прощай, Норо. — На плечо ему легла загрубевшая от оружия рука. — Если нам всем суждено будет уцелеть, я тебя не оставлю и сам займусь твоим обучением. Из тебя выйдет прекрасный воин.

— А я? — тут же влез Палло, так усердно утиравший рукавом нос и глаза, что они распухли.

— И тебя пристроим, — улыбнулся Вегар и потрепал его по лохматой макушке. — Но довольно слез. Идите.

Всхлипывая, Норо взял оба мешка с табличками, Палло — один из мешков с припасами, изрядно полегчавший. Они осторожно выглянули из расщелины — по-прежнему никого. По знаку воеводы мальчишки выбрались наверх и помчались направо, забирая к северу. Через сотню шагов они соскользнули в неглубокую ложбинку среди камней и, пригибаясь, засеменили вперед.

Палло и Норо старались дышать ровно, но дыхание все равно сбивалось — не то от страха, не то от горечи расставания. Глаза щипало от пота и пыли, и приходилось постоянно вытирать их. Или это был не пот, а слезы?

Братья бежали молча — сейчас не до разговоров, — стараясь забыться в собственной усталости, отрешиться от тех мыслей, что просачивались в думы каждого, точно вода сквозь решето. Им не хотелось верить. Но обоим вспоминалось недавнее расставание, и горло вновь перехватывало от внезапных слез. До сих пор братья не задумывались, что за время путешествия новые друзья сделались для них второй семьей. Настоящей семьей.

Отчего-то им начинало казаться, что княжна Анери, воевода Фейран и воин княжеской стражи Вегар только что простились с ними навсегда. Простились, чтобы спасти им жизнь ценой собственных.

* * *

Фейран, Вегар и княжна продолжили идти по тропе: она поднималась шагов на триста, а потом выровнялась. Горы здесь образовывали небольшую площадку, за которой следовала узкая долина. Чтобы продолжить путь, нужно было спуститься в эту долину и вновь подняться по крутому склону к следующей цепи плоскогорья.

Раздирая об острые камни одежду и кожу, трое путников миновали опасный участок. Здесь им пригодилась веревка, которую они забросили на уступ скалы. Воины сперва подсаживали княжну, затем поднимались сами. Княжна взобралась наверх первой. Осторожно выглянув из-за края уступа, она заметила ботарского дозорного: он стоял шагах в десяти от нее, по счастью, спиной к долине.

Княжна оглянулась на спутников, указывая пальцем наверх, и те поняли ее без слов. Она вытащила из-за пояса нож, клинок промелькнул в лучах солнца, и дозорный повалился на колени без единого крика. Оставалось только взобраться на уступ и оглядеться в поисках новых врагов.

Здесь тропа снова шла под уклон. Вскоре обнаружились еще ботарцы: они сидели в засаде, не высовываясь напрасно. Фейран ощутил движение среди скал и успел увернуться от стрелы, нацеленной ему в колено. Зато теперь стрелки выдали себя.

Беглецы метнулись за скалы. У них тоже имелись луки, взятые внизу у убитых ботарцев. Оба воина принялись отстреливаться. Стрелы несколько раз свистнули в воздухе с обеих сторон. Стоило отдать должное ботарским лучникам: они знали свое дело. Вдруг княжна выскочила из-за скалы и выпрямилась в полный рост. Ботарцы дернулись, высунулись из укрытий — и получили по стреле в горло.

— Зачем вы это сделали, госпожа? — упрекнул княжну Фейран, закинув лук на плечо. — Они могли задеть вас…

— А мы могли бы терять здесь время, пока не закончились бы стрелы, и неизвестно, у кого первыми, — пояснила княжна и, помедлив, прибавила: — Я только боялась, что они не решатся стрелять в меня — ведь я нужна им живой.

Воины подобрали столько стрел, сколько успели. Новая тропа повела их наверх. Грубая обувь плохо защищала ноги от острых камней, но никто из путников не замедлял шаг. На соседнем уступе мелькнула тень еще одного дозорного, и Вегар снял его стрелой, прежде чем тот успел взяться за рог и оповестить товарищей. Теперь оба воина шли, держа луки наготове, обнаженные мечи висели на поясах. Княжна шагала следом под их прикрытием, тоже готовая в любой миг схватиться за оружие.

Неверные горные тропы, уходящие то вверх, то вниз или внезапно обрывающиеся, могли бы вымотать самого крепкого путешественника. Княжна слышала тяжелое дыхание спутников, чувствовала, как стучит кровь в висках у нее самой, как горит пересохшее горло. Не было времени даже вынуть из мешка флягу и глотнуть воды. Стоило лишь подумать об отдыхе, как из-за скал появлялись новые и новые ботарцы.

Эти крохотные отряды из трех или четырех человек вели себя странно: бросались бежать, как только замечали путников, по дороге неизбежно теряя одного или двоих. Со стороны казалось, что они словно пытаются заманить куда-то противников, указывая им одни тропы и уводя с других. И в этом виделась рука Овари Шимо: ботарскому военачальнику никогда не было дела до людских потерь, лишь бы одержать победу любой ценой.

Очередная тропа, напоминающая крутую лестницу, что прихотливо вьется во всех направлениях, привела беглецов к краю еще одной долины — широкой и неглубокой, похожей на пологое дно высохшего водоема. Обойти ее было невозможно, оставалось лишь спускаться. На противоположном краю, там, где долина заканчивалась, скалы громоздились неровной стеной без малейшего намека на проход. Зато сама долина тянулась далеко влево, где смутно виднелось нечто вроде дороги, проложенной в скалах, — настоящей дороги, не горной тропы.

— Эта дорога ведет к Туате, — прошептала княжна и поникла головой. — Значит, мы все-таки оказались там, куда нас вели. — Из груди ее вырвался вздох. — В западне.

— Может, вернемся? — предложил Вегар.

Ответить ему никто не успел. Среди скал, что окружали долину, показались ботарские воины: кто с луками, кто с мечами. Многие выглядели усталыми и запыхавшимися — должно быть, поспешно сбежались сюда, повинуясь срочному приказу.

— Уходите одна, госпожа, — произнес Фейран с тенью безнадежности в голосе. Пальцы его пробежались по пяткам стрел в колчане: их оставалось не больше семи. — Мы их задержим.

— Я не уйду. — Княжна печально посмотрела сперва на воеводу, потом на Вегара. — Они все равно догонят меня, а одна я от них не отобьюсь. Их слишком много. И, — она прислушалась, — кажется, скоро станет еще больше.

Камни под ногами задрожали — слышался перестук копыт. На дороге вдали появился конный отряд человек в тридцать, вооруженных копьями. Они растянулись в ряд, перекрывая долину, и катились волной, копья их нацелились на троих беглецов. Те стояли неподвижно, только оба воина убрали луки и взялись за мечи.

Копейщики приблизились, не опуская оружия. Они взяли беглецов в полукольцо, прижали к скальной стене — расстояние между ними не превышало десяти шагов. Вперед выехал ботарский воевода — не кто иной, как Майдин Алусса. Черные брови и усы казались нарисованными углем на его бледном лице, но в остальном он выглядел вполне здоровым. Глаза его сияли торжеством.

— И вновь добрая встреча, княжна Анери, — сказал он, перевел взгляд на обоих воинов, и его губы скривились. — Надеюсь, на сей раз вы будете умнее. У меня тридцать всадников и столько же пеших среди этих скал, — он обвел рукой долину и ее окрестности. — Даже ваше высокомерие не помешает вам понять, что с таким числом вы не справитесь. Поэтому сложите оружие и сдавайтесь.

Лучники на скальных уступах подняли луки. Копейщики двинулись еще на два шага вперед. Майдин ждал, порой кусая губы, чтобы скрыть торжествующую улыбку.

— Госпожа… — услышала княжна тихий голос Фейрана.

Слегка обернувшись, она глянула на него. Его ладонь крепче сжала рукоять, а глаза горели так, что было ясно: он готов, если понадобится, стоять в бою до конца, лишь бы помочь ей спастись.

— Нет, — так же тихо выдохнула княжна.

Она выпрямилась и шагнула вперед, почти коснувшись грудью вражеских копий. Они при этом дрогнули и чуть опустились, держащие их воины зашептались. А княжна проговорила, медленно и спокойно:

— Я сдаюсь. Но при условии, что вы не убьете моих спутников. — Ее меч зазвенел, ударившись о камни.

— Вы не в том положении, чтобы ставить условия, княжна, — ответил Майдин и знаком приказал одному из своих воинов подобрать меч. — Но я и не собирался убивать их. Военачальник Овари Шимо велел доставить всех к нему живыми — таков был его главный приказ.

— Мне кажется, главный его приказ был несколько иным, — не без желчи бросила княжна, сощурившись. Майдин усмехнулся и кивнул.

— Так и есть. Я рад, что вы меня поняли. Поэтому отдайте мне княжеские драгоценности и следуйте за нами.

— Что найдете — то ваше, — процедила княжна.

Больше она не прибавила ни слова, но обернулась к Фейрану и Вегару и сделала им знак бросить оружие. Воины так же молча повиновались. Звон мечей на камнях прозвучал для них печальным голосом погребального колокола.

Несколько ботарцев спешились, окружили пленников и крепко связали. Майдин тоже спрыгнул с коня, следя за тем, как его воины роются в захваченных дорожных мешках. Но, кроме поблекшей карты, припасов и еще кое-какой мелочи, они не отыскали ничего. Ни следа княжеских драгоценностей.

По приказу Майдина воины перетряхнули мешки с крупой, с сухарями, прощупали каждый шов, каждую складку в поисках зашитых внутрь камней. Наконец, тщательно обыскали самих пленников — и вновь ничего не нашли.

— Где драгоценности, княжна? — спросил Майдин, надвигаясь на нее. Она была ниже его почти на голову, но смело встретила его яростный взгляд.

— Так вы их не нашли? Какая жалость. — Княжна вздохнула с притворным сочувствием и едко усмехнулась. — Да и отчего ты решил, что они у нас? Воображаю, как разгневается твой хозяин, когда ты явишься к нему с пустыми руками, Майдин Алусса.

Вспышка дикой ярости заставила Майдина замахнуться на девушку. Но он тут же остыл, вспомнив, что Овари Шимо строго-настрого запретил ему причинять княжне Анери какой-либо вред. Майдин резко выдохнул, отвернулся, чтобы не видеть насмешки в голубых глазах девушки-врага. Впрочем, насколько он помнил, приказ не распространялся на ее спутников.

— Где драгоценности? — Он кинулся к Фейрану, схватил его за ворот рубахи. — Отвечай, ты, горе отца и позор матери!

— Если госпожа не знает, что можем знать мы? — спокойно ответил пленный воевода, глядя на Майдина сверху вниз. — Превратности войны, Майдин. Не всегда победа бывает такой сладкой, какой ты представляешь ее себе.

Один из ботарцев ударил его по спине древком копья под едва различимый вскрик княжны. Фейран качнулся, но устоял на ногах. Майдин медленно выдохнул, дабы гнев не мешал думать, и тут его осенило.

— Постой. Тогда, на дороге, с вами были еще двое мальчишек-оборванцев. Камни у них, да? Куда вы их отправили?

— Я ничего не знаю про камни, — сказал Фейран, не поведя бровью. — Что же до мальчишек, то мы оставили их несколько дней назад в одной деревне. К чему было вести их сюда, в ваши гостеприимные объятия? Там им будет лучше и безопаснее.

Майдин снова выдохнул — и снова задумался. Он подозвал нескольких воинов из числа тех, кто стерег тропы в горах, и расспросил, сколько было беглецов в самом начале погони: трое или пятеро? Воины с трудом припоминали, но почти единодушно заявили, что видели только троих, — и кивнули на пленников. Никаких мальчишек вместе с ними никто не заметил.

С досады Майдин не сумел сдержать тихого рычания сквозь зубы. Но боги вновь положили на сердце мудрый ответ: пусть Овари Шимо сам разбирается с проклятыми упрямцами — тем более, он знает в этом толк. Не родился еще на свет такой человек, будь то мужчина или женщина, который не рассказал бы рано или поздно все то, что желал услышать от него любимый приближенный князя Треаса. Но ярость по-прежнему рвалась наружу, требуя выхода, и Майдин нашел его. Внезапно развернувшись, он ударил Фейрана по лицу.

— Это тебе задаток, проклятье своего народа! — бросил Майдин, но в ответ не услышал ничего.

На сей раз княжна промолчала, лишь отвернулась, чтобы не видеть этого. Хотя она знала и понимала, что скоро ей предстоит и увидеть, и испытать гораздо худшее.

Майдин приказал отправляться. Нескольким воинам он велел спешиться и присоединиться ко второму отряду, освободив коней для пленников.

— Для всех троих? — спросил один из всадников. — Или только для женщины? Мужчин можно просто привязать к седлам — пусть идут сами. Если поспеют, — закончил воин с усмешкой.

Эти слова заставили Майдина вновь задуматься. Оба врага, как ему казалось, заслуживали подобной участи, и он охотно поглядел бы на это, потешился… Впрочем, нет. Такое издевательство все же недостойно благородного воина — оно скорее в духе какой-нибудь Ашрайи, далекой южной земли, где правят безумно жестокие женщины. Да и Шимо приказал, чтобы пленники были живы и по возможности невредимы — все. Это, конечно, ненадолго, но не Майдину Алуссе перечить старшему.

— Не стоит медлить, — ответил Майдин воину. — Посадите в седла всех троих. Так мы быстрее прибудем в Туату. Военачальник Шимо уже заждался добрых вестей.

Ботарцы поспешили выполнить приказ. Каждого пленника окружили плотным кольцом, не позволяя не то что перемолвиться словом, но даже переглянуться. За малейший поворот головы их награждали ударами кнутов или рукоятей — хотя это относилось только к мужчинам. С княжной обращались несколько мягче, ограничиваясь прикосновением к плечу и тихим, но суровым: «Не оглядывайтесь». Она и не пыталась, заметив, чем это чревато для ее спутников.

Всадники тронулись в путь под предводительством своего воеводы. Следом с небольшим отрывом потянулись пешие воины, лучники и разведчики. Некоторые из них вернулись на свои посты в горах — лишь затем, чтобы отозвать других дозорных и передать им приказ немедленно возвращаться в Туату.

Горная дорога оказалась неплохой: по ней спокойно могли ехать рядом трое всадников. Издали уже виднелся перевал, подступы к которому стерегла бдительность воинов Туаты, и смутно угадывались стены самой крепости. А искусно проложенная, кое-где вырубленная в скале дорога знай себе вилась среди горных уступов, на которых днем и ночью несли стражу ботарцы.

Но, как бы ни были зорки и усердны разведчики, они не заметили, что за отрядом всадников издали наблюдают еще две пары глаз. Очень любопытных и не на шутку обеспокоенных.

* * *

— Неужели все было напрасно? — уныло протянул Палло, толкая брата локтем под ребра. Тот лишь отмахнулся, опустил голову.

— Не знаю.

Норо тупо глядел вслед удаляющемуся конному отряду, который увозил трех близких ему людей — почти единственных, кто был ему дорог на всем белом свете, — во вражескую крепость, где их ждут неизбежные пытки и смерть. После гибели родной деревни Норо надеялся, что больше никогда не ощутит этой унылой безысходности, от которой опускаются руки, делается пусто в голове и не хочется больше жить. И вот, это повторяется снова.

Конечно, они не смогли повиноваться приказу, хотя понимали, сколь многое теперь зависит от них. Они должны были пойти и посмотреть, чем все кончилось, — не без робкой надежды: а вдруг княжна и воины все же сумеют прорваться? По пути мальчишки находили трупы убитых ботарцев, но даже не успевали испугаться. Тогда-то они и заметили издали эту растреклятую горную пыль, которая всегда вьется из-под конских копыт.

Прячась среди скал, извиваясь, точно змеи, на узких тропках, втискиваясь в расщелины, братья добрались до того места, где курилась дорожная пыль. Ее поднимали копыта множества коней. Ботарский отряд, как будто невредимый, во весь опор мчался на восток, и среди них — плененные княжна и ее верные спутники. Фейрана и Вегара мальчишки разглядели сразу — оба воина возвышались над врагами. Рядом оказалась и княжна, мрачная, будто дождливый день.

Словно не веря глазам, братья продолжали глядеть вслед всадникам, когда те уже скрылись за поворотом вдали.

— И что теперь? — вновь подал голос Палло. Норо фыркнул в ответ.

— Что-что — ничего. Сделаем то, что велели. — Он встряхнул мешки за спиной. — Пошли скорее, пока не стемнело и пока нас никто не отловил.

Палло не двинулся с места.

— Слушай, мы что, просто так уйдем и ничего не сделаем?

— А что ты тут сделаешь, а? — взъярился Норо, но вовремя одернул себя и заговорил тише. — Пойдешь брать крепость? Сбегаешь в Каллис и приведешь подмогу?

— Да хоть бы и так — все лучше, чем совсем ничего не делать.

— Ну так вот, пока ты будешь бегать — а бежать здесь всего-то ничего, пустяки, потом отыскать какого-нибудь каллисианского военачальника, сделать так, чтобы он тебе поверил, уговорить его послать помощь, — княжну и Фейрана с Вегаром двадцать раз успеют убить.

— Но… но мы ведь не можем этого допустить… — Палло всхлипнул.

— Молчи, сам знаю! — Норо зажал рот руками, чтобы не разрыдаться, — безуспешно. — Но что мы можем?

Братья крепко обнялись и дали волю слезам. Так они и сидели, порой вздрагивая и шмыгая носами, пока у них не затекли шеи и плечи. Они выпрямились, поглядели друг на друга: оба красные, с распухшими лицами, рубахи промокли насквозь от слез.

— Ладно, пойдем — чего сидеть-то? — проговорил Палло.

Норо угрюмо кивнул. Братья поправили лямки мешков и побрели вверх по тропе, забирая вправо. Открытые места они пересекали осторожно, пригибаясь, а порой и ползком, падая плашмя на землю. Расщелин становилось все меньше, и вскоре отыскалась новая тропа — пологая и почти не пыльная.

На горы постепенно опускались такие же серые, как скалы, сумерки. Еще один день подходил к концу. Кто мог знать нынче утром, что именно он принесет? «Будто проклятье какое-то, — думал Норо. — Только скажешь себе, что хуже быть не может, и тут же оказывается, что может, и еще как».

Печальные мысли прервал неожиданный резкий окрик. Норо и Палло мгновенно упали ничком и постарались забиться подальше за камни и замереть там неподвижно. Окрик повторился — где-то поблизости. Братья чуть приподняли головы.

— Кажется, это не нам, — шепнул Палло.

— Ага, — кивнул Норо. — Это где-то там. — Он мотнул головой в ту сторону, откуда донесся голос.

Вскоре на тропе показался усталый воин-ботарец, по виду разведчик, с луком за спиной — тетива с него была снята — и рогом на боку. Воин еле держался на ногах и часто спотыкался. Навстречу ему из-за ближайшего уступа вышли еще двое — таких же пыльных и изможденных.

— Наконец-то, — буркнул первый воин. — Возвращаемся в крепость.

Двое недоуменно переглянулись.

— А как же наш пост и приказ воеводы… — начал было один из них, но разведчик перебил:

— Теперь у нас новый приказ: охрана троп отменяется, кроме тех, что ведут к перевалу Туата. Воевода Алусса лично распорядился.

— То одно, то другое, — проворчал второй ботарец. — Хотя верно: что здесь теперь стеречь? Пленников-то уже взяли.

Трое воинов невесело хохотнули и зашагали быстрее, щурясь от бьющих в лицо лучей заходящего солнца. К счастью, шли они прочь от тех камней, за которыми прятались мальчишки.

— Алусса — это тот черный, с усами, в железной броне, с которым Фейран тогда бился на дороге и ранил? — прошептал Палло, когда ботарцы скрылись из вида. Норо утвердительно хмыкнул. — Эх, и какая тень из преисподней надоумила ту колдунью исцелить его?

— Да кто ее разберет? Пошли.

— Куда?

Сперва вопрос брата показался Норо глупым. Но заставил призадуматься.

— А ведь верно… — протянул он. — Смотри: если ботарцы поснимали отовсюду стражу, значит, почти все тропы в горах свободны. А значит, мы легко сможем пройти, куда нужно.

— Так мы идем в крепость выручать княжну и остальных? — встряхнулся Палло.

— А ты что, уже размечтался о тепленьком местечке? — не удержался Норо. Палло сразу надулся, и брат ободряюще пожал ему руку. — Ладно, шучу. Тут понимаешь какое дело. Чтобы выручить их, надо как-то пробраться в крепость, а потом как-то отвлечь ботарцев.

— И как отвлечь?

— Не знаю. — Норо озадаченно почесал затылок. — Надо подумать.

«Княжна и ее спутники пережили немало суровых испытаний. Но любые испытания посылаются людям не напрасно. Кого-то они ломают, а кому-то придают новые силы — силы совершить то, что прежде казалось невозможным».

Из летописи Арвокаса Кельма

Перевал Туата испокон веков слыл самым удобным местом для перехода через горы Веллус. Неоднократно за всю историю княжества Ботар этим пользовались его враги, посему было решено возвести на перевале сторожевую крепость для непрестанного дозора за северными рубежами. Древние строители искусно воспользовались природными укреплениями — двумя высокими скальными стенами по бокам от тропы, ведущей к перевалу. Саму крепость сложили из камня и дерева, с немалым трудом доставленного в горы. Мощные стены прорезали двое ворот с надвратными башнями: с юго-восточной и с северной стороны.

Те же строители проложили потом среди твердых скал и коварных горных троп дорогу, что вела к восточным воротам, — по ней в крепость доставляли припасы, оружие и прочие снабжения. Имелся внутри и источник воды, уходящий вглубь гор к подземному ключу. Поэтому воинам Туаты не грозила смерть от жажды даже при самой долгой и изнурительной осаде.

Внутри крепость Туата была устроена вполне обыкновенным образом. Длинные жилые дома для воинов соседствовали со складами оружия, далее шли конюшни. Чуть особняком стоял дом начальника крепости. Когда эту должность занял Овари Шимо, он со всем тщанием подошел к обустройству своего каждодневного быта, хотя редко задерживался в Туате дольше, чем на полмесяца. Но не во время войны.

Пространство перед воротами оставалось свободным, чтобы воинам было где оттачивать свои боевые навыки. Все службы вроде кухни, трапезной, кузницы располагались в западной части, как и жилища для слуг. А неподалеку от северной стены, соседствуя с рядами сараев, стоял небольшой дом из толстых бревен, служивший тюрьмой. Обычно он пустовал, разве что кто-то из воинов попадал туда за своеволие или недостаточную бдительность. Но сейчас у дверей нес стражу дозорный. Борясь с дремотой, он порой напрягал слух, чтобы расслышать, согласно приказу военачальника Шимо, о чем говорят запертые в тюрьме пленники-андарианцы.

Внутри тюрьму тускло освещал небольшой масляный светильник, подвешенный к потолку. Княжна Анери и ее спутники были привязаны к столбам, которые поддерживали крышу: все трое — стоя на коленях. Должно быть, это было сделано нарочно, чтобы военачальник Шимо, когда явится допрашивать их, мог глядеть на всех сверху вниз. И чтобы воинам, что придут с ним, было сподручнее.

Почти все время пленники молчали, понимая, что их подслушивают. Лишь изредка они обменивались взглядами, говорящими красноречивее всяких слов. Вслух же говорить было не о чем. Они ждали — ждали неизбежного, но покоряться не собирались.

Фейран стоял, чуть склонив голову, лицо его казалось застывшим, только в глазах порой мелькали отблески той бешеной бури, что терзала его душу. Вегар пытался прислушиваться к приглушенным звукам, что доносились снаружи, — шагам дозорного и редким голосам. Княжна же, не в силах справиться с бурей в собственной душе, осмелилась наконец заговорить о том, что ее тревожило.

— Надеюсь, они спаслись, — едва слышно прошептала она, покосившись на дверь, — и сумеют отыскать дорогу.

Судя по звукам шагов за дверью, дозорный продолжал мерно расхаживать туда-сюда — значит, не расслышал. Фейран поднял взгляд на княжну и решился ответить.

— Да хранят их боги, — сказал он. — Майдин снял дозоры с троп. Это им поможет. — Он помолчал и опять отвернулся. Боль в затекших, заломленных за спину руках не могла сравниться с его душевными муками. — Я во всем виноват, госпожа.

— Нет, что ты! — Княжна прикусила губу и вновь понизила голос. — Не говори так. Значит, такова воля богов…

— Может быть. Но если бы я добил его тогда, никто ни о чем не узнал бы… — Фейран осекся, поглядев на Вегара и княжну, глаза его сверкнули. — Да что теперь толку сожалеть. Еще не все потеряно.

— Не все, — улыбнулась княжна. — Мы еще живы.

— Пока живы, госпожа, — подал голос Вегар и вновь прислушался. — И, кажется, скоро это изменится — сюда идут.

Княжна глубоко вздохнула, точно собиралась броситься в огонь или в ледяную воду. Суровый ее взгляд впился в обоих воинов, губы сжались.

— Думаю, вы оба понимаете, — медленно, но твердо произнесла она. — Что бы сейчас ни произошло, не смейте выдавать.

— Но что, если они… — голос Фейрана дрогнул, — поднимут руку на вас, госпожа?

— Помнишь, я говорила: есть то, что гораздо важнее даже моей жизни… — Княжна не успела закончить, ибо шаги за дверью приблизились, но прочла ответ в глазах воеводы: «Для меня — нет».

До пленников долетели слова стражника: «Шептались о чем-то, не разобрал» и грохот тяжелого засова. Этот звук вместе со скрипом открывающейся двери не дал расслышать ответ его собеседника, но резковатый голос ботарского военачальника трудно было с чем-то спутать.

Дверь отворилась. Через порог шагнул Овари Шимо, начальник крепости Туата, разом заполнив собой дверной проем. Пол скрипнул под его тяжелыми шагами. Следом вошли Майдин и пятеро воинов: ботарский воевода приблизился к Шимо, а воины повесили на крюки в стенах еще два светильника и застыли, ожидая приказов. Сам же военачальник остановился в нескольких шагах от пленников, так, чтобы видеть сразу всех троих.

Возвышаясь над ними, побежденными, но еще не сломленными, Овари Шимо прищурил глубоко посаженные водянистые глаза. Губы его слегка скривились, он задумчиво огладил выбритый подбородок.

— Приветствую, княжна Анери, — произнес Шимо. — Не могу не признать: вы и ваши спутники задали нам нелегкую задачу. Приятно слышать, что вы не предаетесь напрасному отчаянию и ведете друг с другом беседы. О чем же вы сейчас говорили?

— О превратностях судьбы и воле богов, — коротко ответила княжна.

— Похвально, — кивнул Шимо. — В таком случае, не стоит перечить этой воле, а я пока сообщу ее вам. Князь Треас, властитель Ботара и Андары, позволил мне распоряжаться вашей жизнью по моему усмотрению, и вас могли бы казнить сегодня же, если бы не одна тонкость. Я желаю знать, княжна, где вы спрятали доверенные вам покойным Анапаром драгоценности Андары. Отвечайте скорее и не испытывайте мое терпение.

— Мне ничего не известно ни о каких драгоценностях, — ответила княжна, спокойно, без вызова глядя Шимо в глаза. — Я думала, что вы разграбили всю княжескую казну Андары, когда взяли Исинду и убили мою мать-княгиню. Если же вы не нашли их…

— Довольно лгать! — На лбу Шимо затрепетала жила, губы сжались. — Я знаю, что они были у вас. Скажите, где они теперь, и останетесь целы и невредимы. Если же станете упорствовать, мне придется обойтись с вами, скажем так, строже.

— Поступай как знаешь. — Княжна одарила Шимо холодным, равнодушным взглядом. — Мне нечего сказать.

— А вам? — Шимо обернулся к Фейрану и Вегару, сделав вид, что лишь сейчас узнал андарианского воеводу, и презрительно скривил губы. — Ну конечно. Кому еще мог Анапар доверить свою драгоценную доченьку, как не тебе, выскочка? Напрасно, как видишь. И я ни за что не поверю, если ты скажешь, что ничего не слышал о княжеских сокровищах.

Оба воина молчали, глядя в сторону, хотя в глазах Фейрана сверкнула с трудом сдерживаемая ненависть. Шимо ждал ответа, слегка постукивая по полу носком сапога, словно погруженный в размышления. Когда к нему подошел Майдин и что-то шепнул на ухо, он сердито обернулся.

— Я знаю, — отрезал он. — Уверен, на нее можно повлиять по-другому. Не так ли, княжна? — Шимо скупо улыбнулся ей. — Да, я мог бы изувечить вас здесь до неузнаваемости, но вы скорее умерли бы под пытками, чем выдали свою тайну. Что ж, посмотрим тогда, как вас тронут страдания тех, кто столь преданно служит вам.

При этих словах глаза княжны широко распахнулись, с губ сорвался легкий возглас. Растеряв свое напускное высокомерие, она рванулась вперед, насколько позволяли туго стянутые веревки. Шимо вновь ухмыльнулся.

— Отвечайте — и избавьте их от столь страшной участи.

— Будь ты проклят, палач, — прошептала княжна и отвернулась.

— Нет-нет, так не пойдет. — Шимо озадаченно качнул головой, довольный своей задумкой. — Придется смотреть. — Он сделал знак одному из своих воинов. — Держи ее, да покрепче, и приготовь кинжал на всякий случай. А то как бы эта бешеная кошка не вздумала кусаться.

Воин подошел и схватил княжну за волосы, удерживая ее голову так, чтобы она не могла отвернуться. Несколько мгновений Шимо наслаждался отчаянием в ее глазах, отметил мимоходом, как напрягся в своих путах Фейран. Взглянув на него, военачальник торжествующе изрек:

— Начнем со старшего. Все равно уродливее ты уже не станешь, меченый.

По знаку Шимо двое ботарцев подошли к Фейрану. Один ударил его под вздох, другой — в челюсть: поскольку он стоял на коленях, бить им было сподручно. Увлеченный зрелищем военачальник велел им продолжать, и воины принялись неспешно, со знанием дела избивать пленника. У княжны вырвался слабый всхлип, но в следующий же миг она умолкла и заставила себя не отводить взгляд, лишь от лица ее медленно отливала краска. Сам же Фейран молча терпел, глядя в пол, чем вызывал у своих мучителей лишь сильнейшую ярость. Вскоре они отступили в изнеможении, поглядывая на разбитые от усердия костяшки пальцев.

— Говори, — произнес Шимо, краем глаза посматривая на княжну, — тебе должно быть известно о княжеских сокровищах.

— Я ничего о них не знаю, — с трудом выговорил Фейран, сплевывая кровь, что текла ручьем из его вновь сломанного носа. — Государь поручил мне свою дочь, но не сокровищницу.

— Врешь, — спокойно заметил Шимо, хотя в душе его начинал потихоньку разгораться огонь ярости. — Ты был приближенным Анапара, он доверял тебе, как никому другому, это всем известно. Отвечай, где драгоценности.

— Я ничего не знаю, — тихо повторил андарианский воевода. — А если бы и знал… — Он не договорил, но глаза его вновь сверкнули ненавистью.

Шимо наигранно вздохнул и кивнул следующей паре воинов.

Некоторое время он наблюдал за ними, слушая их возгласы ярости, сочные звуки ударов и редкие хриплые выдохи, что вырывались порой у пленника. Княжна же по-прежнему оставалась безмолвной: лицом белее полотна, она застыла, точно камень, разве что крепче сжала челюсти, словно сама терпела боль. Но в глазах — ни слезинки.

— Как вы безжалостны, княжна, — проговорил Шимо, поцокав языком. — Ваши люди проливают за вас свою кровь, а вам будто дела нет. Всего несколько слов, — прибавил он неестественно ласково, почти по-отечески, — и я прикажу моим воинам остановиться. Где драгоценности?

Молчание.

Тонкие ноздри Шимо раздулись. Он махнул воинам, и те удвоили усилия. Острые края их железных наручей легко рассекали кожу, ткань одежды и плоть, во все стороны брызгала кровь. Но вскоре военачальник заметил, как помутнели глаза Фейрана, и понял, что пленник вот-вот лишится чувств. Пришлось остановить воинов — и мысленно отдать должное врагу: силен, проклятый, долго продержался. Любой другой на его месте давно бы висел на веревках без сознания.

Майдин Алусса молча кипел от злости рядом с военачальником.

— Может быть, стоит заняться вторым? — предложил он.

— Нет, пока рано, — ответил Шимо. — Мы еще с этим не закончили. Я уверен, он знает, где сокровища, и я вырву у него всю правду. — Он обратился к воинам: — Развяжите его. И выкручивайте руки, пока не заговорит.

При этих словах глаза Фейрана вновь сверкнули, только не ненавистью, а решимостью. Он прищурился, оценивая расстояние, резко выдохнул и подобрался, словно выжидал подходящий миг. Шимо без слов угадал его намерения, но усомнился в них — если ты простоял столько времени на коленях крепко связанным, вряд ли ты сумеешь двигаться и тем более — сражаться. Да к тому же, после таких побоев.

— Не вздумай, — качнул головой Шимо. — Если не хочешь навредить своей госпоже.

Он обернулся к воину, который по-прежнему держал за волосы княжну. Тот вытащил свободной рукой кинжал и приставил клинок к щеке Анери.

— Убивать ее, конечно, никто не станет, но, боюсь, своей красоты она лишится навсегда. Ты ведь не хочешь, — с издевкой добавил Шимо, — чтобы она заполучила такое же роскошное украшение на лице, как у тебя?

В следующий миг он едва не пожалел об этих словах.

Фейран с яростным возгласом рванулся вперед, так, что веревки на его руках затрещали и едва не лопнули. Нечеловеческим усилием он сумел овладеть собой, из груди его вырвался тяжкий вздох и отозвался резкой болью в сломанных ребрах. Кровь из ран на лице потекла сильнее. Он перехватил устремленный на него взгляд княжны и отвернулся.

Воины тотчас отвязали Фейрана от столба и, не позволив подняться на ноги, принялись выкручивать ему руки. Подражая Шимо, они сыпали насмешками. Сам же военачальник подошел ближе, но так, чтобы не перекрывать обзор княжне, и не сводил глаз с пленника. Фейран лишь стиснул зубы, пот стекал по его лицу вместе с кровью, капал на рубаху и на пол. Долгое время слышался только хруст костей, а потом обе руки Фейрана вышли из суставов — одна в плече, другая в локте. Воины отпустили его, и он тяжело рухнул на закапанные кровью доски пола.

Шимо ткнул его в плечо носком сапога.

— Отвечай, упрямец: куда вы спрятали драгоценности? Я уже устал спрашивать.

— Я… не знаю… — послышался едва различимый ответ.

Шимо в ярости сплюнул и оглянулся на княжну. Лицо ее казалось безжизненным, точно высеченным из белого камня, лишь губы чуть дрожали. Глаза же по-прежнему были сухи.

По приказу Шимо воины кое-как вправили Фейрану вывихнутые руки и принялись ломать пальцы.

— Ломайте на левой руке, — велел им военачальник, уже не тая злобы. — Он ведь левша, скверное отродье ничем не лучше собаки. Больше они ему не понадобятся, он свое отвоевал.

Когда сломали третий палец, боги смилостивились над Фейраном — он наконец потерял сознание. Воины несколькими ударами по щекам привели его в чувство и подняли на ноги. Казалось, что им хочется раздавить упрямство пленника, вырвать у него ответ не меньше, чем самому Шимо.

— Прикажете шкуру с него драть, господин? — с надеждой спросил один из воинов.

Они схватились за ворот рубахи Фейрана, собираясь разорвать ее, и Шимо готов был кивнуть, если бы его не остановил Майдин.

— Господин, он же умрет, — сказал он Шимо. — А вы обещали мне в награду его жизнь.

— Мало ли что я обещал, — отозвался тот. — Что тебе проку в его жизни? Хочешь отомстить — так ступай и смени их. Выбей из этого ублюдка правду.

Майдин покраснел — не то от гнева, не то от стыда. Ноздри его раздулись, в глазах блеснул опасный огонек.

— Если уж мстить, то по-другому, — сказал он гордо. — Я хотел вызвать его на бой и доказать мечом, что я сильнее.

Шимо лишь фыркнул — ему явно был не по душе этот спор, как и само вмешательство Майдина.

— Ты теперь и так сильнее, он тебе больше не соперник — с изувеченной-то рукой. А вы погодите, — обернулся Шимо к воинам, что держали пленника.

Он подошел к ним и грубо вздернул за подбородок поникшую на грудь голову Фейрана.

— Стало быть, ничего не знаешь, падаль?

Фейран с трудом сумел разлепить запекшиеся губы и выдавить одно лишь слово: «Нет…», но, судя по взгляду, желал сказать гораздо больше. Шимо не сдержался и ударил его по лицу.

— Так что прикажете, господин: продолжать или заняться вторым? — напомнил о себе тот же воин.

Шимо перевел взгляд на Вегара, который все это время молчал, хотя порой багровел от бессильной ярости и стискивал зубы. Видимо, ему тоже хотелось поведать Овари Шимо обо всех его предках по матери до девятого колена.

— А ты что скажешь? — нахмурился военачальник. — Знаешь, где драгоценности?

— Откуда же мне это знать? — ответил Вегар, усилием воли сдержав ярость. — Я простой воин, мне бы их не доверили.

— И ты тоже врешь, — уверенно заявил Шимо. — Что, если я прикажу сделать с тобой то же, что и с ним?

— Воля твоя. А мне останется лишь повторять, что я ничего не знаю, и быть достойным мужества моей госпожи и моего воеводы. — Воин по очереди поклонился обоим, насколько позволяли веревки.

Шимо лишь отмахнулся: по его лицу было видно, что он утомлен допросом. Он приказал вновь привязать Фейрана к столбу, а сам приблизился к княжне, которая продолжала стоять неподвижно, даже губы ее перестали дрожать. Сделав воину знак отпустить ее, Шимо заговорил:

— Вы меня измучили, княжна. — При этих словах девушка позволила себе кривую усмешку. — Я не намерен провести здесь всю ночь, выбивая из вас и ваших упрямых воинов ответы на свои вопросы. Да, я мог бы прямо сейчас созвать всех своих людей и отдать вас им, чтобы они по очереди попользовались вашей красотой, но, увы, после этого вы долго не проживете. Поэтому я даю вам время на размышление. Только отвечать вы в следующий раз будете уже не мне, а моему повелителю. Завтра же с рассветом мы отправимся в путь и к вечеру будем в Нертеше, при дворе князя Треаса. Подумайте, княжна. Свою жизнь вы вполне можете спасти. Правда, своих людей вы не спасете, зато сможете подарить им быструю и легкую смерть. Если же нет… Вы наверняка наслышаны о том, какие казни предпочитает мой государь.

Княжна по-прежнему молчала, глядя на Шимо потемневшими глазами. Выражение этих глаз было нелегко понять — да он и не пытался.

— Почему же вы не исполните свою угрозу, господин? — тихо спросил подошедший Майдин. — Тогда они все сразу заговорят.

— Я был бы рад, — отмахнулся тот, — да князь на самом деле запретил мне калечить ее. Он давно мечтает заполучить эту девчонку — сам понимаешь, для чего, — и не потерпит, чтобы его добыче причинили вред. Совсем как ты, друг мой, — прибавил Шимо с усмешкой и хлопнул Майдина по плечу.

Оба военачальника зашагали к двери. Прежде чем выйти, они обернулись и еще раз оглядели пленников. Шимо толкнул дверь и собирался уже шагнуть за порог, когда вслед ему, точно стрела в спину, донесся голос княжны.

— Клянусь, — медленно проговорила она. Слова ее звучали глухо и низко, точно у пророчицы, и как будто отзывались эхом под невысоким потолком тюрьмы. — И да будут мне в том свидетелями боги отцов моих. Я вернусь сюда, Овари Шимо. Я сотру Туату с лица земли. — Голос княжны постепенно делался глубже и набирал силу. — Я не пощажу ни одного воина в этой крепости. А тебя, Овари Шимо, я сожгу живьем. Запомни мои слова и не кляни богов, когда они сбудутся. За все то, что ты сотворил, этого будет мало.

Шимо и Майдин застыли на месте, словно зачарованные словами княжны. А она продолжила уже обычным своим голосом:

— Ты мнишь себя великим военачальником, но что ты сделал для защиты своей земли? Я проходила через ботарские селения и видела, как живет ваш народ. Повсюду разъезжают разбойники, грабят и жгут дома, убивают мужчин, насилуют женщин, не щадят даже детей. Вот кого твои воины должны выслеживать на дорогах! Защищать тех, кто не способен защититься сам, а не охотиться за мной. Но ты надеешься лишь выслужиться перед своим князем. Разве и ему, и тебе когда-нибудь было дело до чего-то, кроме собственной выгоды? Ты уже подсчитываешь мысленно, какую награду получишь за мою голову. Тебе лестна мысль о том, что ты сумел схватить меня. Да, это так. Но ты меня еще не победил. — Она глянула на обоих своих воинов. — И не победил никого из нас.

Княжна умолкла, словно задыхаясь. Лицо ее пылало, глаза сверкали, прожигая Шимо насквозь. Казалось, он в самом деле растерялся на миг. Но почти сразу же овладел собой и постарался ответить как можно равнодушнее:

— Это всего лишь пустые слова, княжна. — Шимо пожал плечами и развернулся к двери.

— Тогда молись, чтобы они оказались пустыми! — полетело ему вслед.

Поневоле Майдин еще раз оглянулся на княжну. Его охватила странная дрожь, в памяти шевельнулось то, что он уже несколько дней тщетно пытался забыть. Но он поспешил выйти вслед за военачальником, едва не ударившись лбом о притолоку двери. За ним вышли ботарские воины, забрав свои светильники.

* * *

Только сейчас, когда враги ушли, Анери позволила себе заплакать. Она не рыдала, не всхлипывала: слезы просто катились по ее щекам и капали вниз, пропитывая ткань рубахи, — совсем как кровь, что залила одежду самого дорогого ей человека. Кровь, что пролилась ради нее. Из-за нее.

— Госпожа… — услышала она его тихий голос.

Веки Анери сами сжались — она не могла больше видеть то, что с ним сделали. Но, как много лет назад, когда он лишился своей красоты, спасая жизнь ее отцу, она заставила себя посмотреть на него. Принять таким, каков он есть. Воином. Мучеником. Героем.

— Молчи, Фейран… — еле выдохнула княжна, чувствуя, что слезы сейчас польются с новой силой.

— Думаю, у меня это хорошо получается, — сказал он в ответ.

С изумлением Анери поняла, что он улыбается. Зрелище ужаснуло ее — и потрясло до глубины души.

— Ты еще можешь смеяться? — прошептала она.

— Отчего же нет? — ответил Фейран. Говорил он с трудом, но голос его понемногу креп. — Несмотря ни на что, победили мы, а не Шимо. Он не услышал от нас ни слова — и сам признал свое бессилие.

— Да будь он проклят, этот Шимо! — не выдержал Вегар и, не стыдясь княжны, от души выругался. — Чтоб ему провалиться в тени всех преисподних! Лучше бы он приказал мучить нас обоих.

— Будь ты его кровником, приказал бы, — жестко сказал Фейран. — Благодари богов, что это не так. Он мстит мне — не только за кровь, но и за обман. — Он мотнул головой, чтобы отлепить присохшую к окровавленному лицу прядь волос. — Нет, уж лучше Майдин, чем он.

— А на месте Майдина, — подхватил Вегар, — я бы всадил Шимо кинжал в затылок. Он же держит его чуть ли не за слугу. Разве у нас такое бывало?

— У нас правил мой отец, — произнесла княжна, — а у них — Треас. Вот и все. — Она помолчала, тяжко вздохнула. — И, должно быть, для нас тоже все.

— Нет, госпожа, — ответил Фейран, хотя Анери чувствовала, что он говорит лишь для того, чтобы утешить ее. — Возможно, если наши знакомцы достигнут цели и помощь прибудет, они успеют спасти вас. Да, все мы слышали, что сказал Шимо…

— Что бы он ни говорил, этого не будет, — с жаром подхватила княжна. — Фейран, Вегар, слышите? — этого не будет. А будет так, как я ему сказала… — Но подбородок ее вновь предательски задрожал, и она расплакалась — на этот раз в голос.

Некоторое время в тюрьме раздавались только рыдания Анери. Оба воина молчали, не зная, чем еще утешить свою госпожу. Они понимали, что надежды на спасение нет, разве что случится некое чудо. Княжна тоже это понимала, ее надежда и вера подернулись пеплом отчаяния, и от этого она плакала еще горше.

Каждое ее всхлипывание, каждая слезинка были для Фейрана словно новый удар, новое увечье, новая кровоточащая язва. Едва слышно он произнес свое извечное:

— Я виноват…

— Нет. — Княжна так мотнула головой, что слезы разлетелись в стороны дождем брызг. — Думаю, здесь никто не виноват. Так тоже порой случается…

— Обычно виноватыми остаются те, кто выжил, — с горечью промолвил воевода. — С мертвых нечего взыскать. Но я должен был найти в себе силы, должен был убить его… — Он не договорил и умолк, глядя в пол, словно пытался отыскать нужные слова, но не находил.

Неким чутьем Анери поняла это — и даже, как ей показалось, угадала смысл невысказанных слов.

— Ты ведь не это хотел сказать, — прошептала она, но не получила в ответ ни слова, ни взгляда. — Посмотри на меня, — прошептала наконец Анери.

Фейран не поднимал головы.

— Я не смею, госпожа…

— Посмотри, я прошу тебя… — Голос Анери зазвенел от слез, и тогда Фейран повиновался. — И еще прошу: не молчи и не вини себя. Скажи хоть раз — первый и последний раз, — что у тебя на сердце. Нам уже нечего терять…

Он поднял взор на княжну, и по его глазам она поняла, что не ошиблась. Не ошиблась в том, в чем он решался в этот миг признаться — не только ей, но и самому себе.

— Что у меня на сердце… — Фейран глубоко вздохнул, не обращая внимания на боль. — Да, вы правы. Довольно молчать. Довольно лгать. Так слушайте же, госпожа, что у меня на сердце, и простите за мои дерзкие слова. Я люблю вас, люблю уже много лет, хотя знаю, что никогда не смогу назвать вас своей. Все эти годы мне довольно было служить вам, видеть вас, и я должен был вырвать эту любовь из сердца, но не смог — и не пожелал. Боги сурово покарали меня за это преступление, и я принимаю их волю и их наказание, оно справедливо. Но за что они карают вас?

— За то же самое, Фейран, — ответила Анери, глядя в его серые глаза: больше он не отводил их. — Ведь я сама полюбила тебя, наверное, еще в детстве, когда ты спас мне жизнь. И спустя годы я не смогла тебя забыть, потому что это невозможно. Зато теперь мы можем признать это, можем быть честны друг с другом. Сколько бы ни осталось нам жить, нашу любовь у нас никто не отнимет — даже боги.

— Даже боги, — тихо повторил Фейран. — Порой мне казалось, но я не смел в это верить…

— Зато вы были счастливы — хотя бы немного, — подал голос Вегар, о котором княжна и воевода словно позабыли.

Воин учтиво опустил взгляд, но не сдержал легкую улыбку: ну наконец-то решился! Не случись этой беды, еще бы двадцать лет набирался храбрости.

— Помните, на празднике небесного ока? — продолжил он. — Я видел ваши лица, видел, как вы смотрели друг на друга. Вы еще перепрыгнули тогда через самый большой костер…

— Да, — печально улыбнулась княжна. — И, возможно, вместе сгорим.

— Нет, — произнес Фейран. Голос его был тверд и решителен, в нем зазвучали новые оттенки, словно признание придало ему сил и воодушевило. — Я не допущу этого. Помните, Шимо сказал, что мы отправляемся в Нертеш на рассвете? Клянусь, я буду искать любую возможность, чтобы бежать — или хотя бы помочь бежать вам, госпожа. Если же я не смогу, — он поглядел на товарища, — это сделаешь ты, Вегар, — хвала богам, ты невредим. Чего бы это ни стоило, мы не позволим, чтобы угрозы Шимо сбылись. Скорее, сбудутся ваши слова, госпожа.

Анери слушала Фейрана, глядела на него и не могла наглядеться. Его увечья больше не страшили ее, как не страшило и возможное будущее. На душе сделалось спокойно, как обычно бывает, когда всецело предаешь себя в руки божественного промысла.

— Мне хочется верить, что сбудутся, — кивнула княжна. — Но даже если нет, даже если мы сгорим в этом пламени, — она улыбнулась сквозь невольные слезы, — то вместе. Больше я ничего не боюсь.

Княжна прикрыла глаза, и с уст ее неожиданно сорвались несколько строк из песни, которую она слышала две ночи назад. Или же с тех пор прошла целая вечность?

Пусть к небу взлетит пламя,

Пусть песнь повсюду звучит:

Пусть вечно пребудет с нами

Огонь, что в сердцах горит!

«Что движет людьми, что заставляет их поступать так, а не иначе? Что подвигает их переступать через страх и сомнения? Боги дали нам выбор — и свободу делать его. Пусть же никто не пожалеет о своем выборе».

Из летописи Арвокаса Кельма

— Нам тут не пройти, — сказал Палло.

— Тогда и идти было незачем, — сверкнул глазами Норо, хотя брат не увидел этого в темноте. — Как ни крути, а путь у нас один — через стену. А к стене тоже путь один — вверх по тропам.

— Ты эти тропы видел? — Палло испуганно втянул голову в плечи и продолжил тише: — По ним и коза не проскачет. А где можно пройти, там стража стоит. Ботарцы ж не дураки.

— Дураки — не дураки, коза — не коза, а вот тут, как по мне, мы с тобой спокойно пройдем.

Норо указал на черную щель тропы, что змеилась меж серых скал. Правда, от одного ее вида у него сжимались поджилки в коленях и холодело в животе, но он старался не показать этого. Выглядела тропа и впрямь жутко, особенно в свете стареющей луны, которая то пряталась за облаками, то вновь показывалась. Скальная стена впереди была почти отвесной, хотя Норо разглядел две-три опоры для рук и ног. Дальше все терялось в темноте.

— Не-е, — замахал руками Палло, — я не полезу, и не думай. Жалко княжну и Фейрана с Вегаром, но и шею ломать неохота.

— А они бы ради тебя пошли, — сказал Норо, глядя на брата в упор. — Все трое. Им-то, поди, сейчас похуже, чем нам. Не бойся, не сорвешься. Где там у нас веревка была? Давай ее сюда, и снова свяжемся, вот так.

— Слушай, Норо. — Палло потупился, сделав вид, что закрепляет узел на поясе. — Я ж могу ненароком сорваться. И, сам понимаешь… По-тихому не выйдет, заору так, что все ботарцы сбегутся…

— На, держи. — Норо сунул ему обрывок старой рубахи, которую сберег непонятно зачем. — Замотай рот и иди за мной. И вот еще что: давай-ка сложим все таблички в один мешок, а то мне неудобно с двумя-то.

Вместе они переложили таблички с драгоценностями, а опустевший мешок сунули сверху. Палло крепко завязал себе рот, вытер о штаны влажные ладони. Еще раз убедившись, что веревка прочная и узлы надежно затянуты, братья полезли наверх.

Мелкого крошева на тропе, хвала небесному владыке, не было, зато края скал могли поспорить с отточенными лезвиями воинских мечей. Пальцы и ладони братьев вымокли не только от пота, но и от крови, что сочилась из множества мелких царапин, а недавно купленная одежда годилась теперь только на ветошь. И все же опоры и уступы на тропе находились, пускай не всегда удобные и не всегда сразу.

Хуже всего было зависнуть над скалами в поисках тех самых опор — что твоя колбаса, подвешенная над очагом коптиться. Тогда Норо отчаянно прижимался щекой к холодному камню, молясь так, как не молился никогда прежде: «Небесный владыка, добрая мать-земля, помогите, не ради себя же стараемся! Они нас спасли, сколько раз спасали, приняли, точно родных… Кто еще их выручит, если не мы?» О чем думал в такие мгновения Палло, он не знал. Зато старший брат так же упорно лез вслед за ним и ни разу не остановился отдохнуть, хотя из-под повязки то и дело вырывалось приглушенное мычание.

Братья старались не оглядываться, но ощутили, что поднялись уже достаточно высоко. Луна опять исчезла за тучами, ветер так и норовил сдуть их обоих вниз, на верную гибель. Но, видно, боги услышали горячие молитвы и послали помощь: в узкой щели тропы нашлась небольшая площадка, где можно было немного перевести дух. Братья кое-как забились туда, поджав руки и ноги. Мельком они удивились, что вместо камня сидят на чем-то рыхлом, колючем.

— Фу-у, — тяжело выдохнул Норо, обтер руки о штаны. — Повезло нам. Сейчас передохнем — и дальше, тут совсем чуток осталось…

Палло собрался было согласно хмыкнуть сквозь повязку, когда обоих братьев чуть не оглушил странный шум, похожий на плеск, и хриплое карканье. В следующий миг они оба едва не сорвались вниз от вихря бешеных ударов по голове.

Сердце Норо чуть не выскочило из груди. Палло рядом отчаянно мычал и размахивал руками, отгоняя птиц, — это, разумеется, были птицы. Должно быть, те колючие ветки — это их гнездо. Норо вспомнил, что еще днем видел над горами черные стаи. Теперь он понял, что это вороны-полуночники — самые зловредные из всех небесных тварей. Недаром их считали вестниками беды и чуть ли не посланцами тени.

Вороны не отставали, карканье становилось громче, а удары крыльями и клювами — сильнее. Норо пошарил рукой, отыскивая камень, но не нашел. Размахнуться мешком было неудобно, зато он вспомнил о другом, пустом мешке. Наощупь он вытащил его и принялся хлестать проклятых птиц. Те явно не ожидали такого, взвились выше, но вновь нападать не спешили.

— Ага, не нравится? — прошипел Норо. — Чтоб вам Коа-Меас перья повыдирал!

Не сразу он понял, что мешок, которым он отбивался от крылатых врагов, вдруг потяжелел. Когда же мешок запрыгал в руках и задергался, Норо едва не разжал пальцы. В тот же миг сверху посыпались мелкие камешки и послышались приглушенные голоса. Мужские голоса — должно быть, воины-дозорные, стерегущие тропы у Туаты.

Встрепанный Палло неистово вцепился в Норо, уткнувшись головой ему в плечо. Норо ждал окрика, нового шума — например, шороха камней, звона брони или даже свиста стрел. Но ни голосов, ни шагов они больше не услышали. Вороны еще кружили в посветлевшем небе: луна опять вырвалась на свободу из-за туч. А мешок в руках Норо по-прежнему трепыхался.

— Ты что, словил одного? — выдавил Палло, приспустив свою повязку.

— Похоже, так. — Норо пристукнул мешок о скалу: ворон внутри затих. — Надо бы выпустить — чего зря мучить, пускай они и противные. Хотя…

— Слушай, эти воины там, наверху… — горячо зашептал Палло ему в ухо. — Они ж, похоже, полуночников испугались. Здесь, в Ботаре, поди, боятся черных птиц не хуже, чем у нас…

— Да ты молодчина, брат! — Норо чуть не расцеловал Палло в обе щеки. — Конечно: черные вороны, коты, петухи и прочее, оно ж кого угодно напугает, даже воинов. Вот нам и ответ. Помнишь, мы все гадали, как проберемся внутрь да как отвлечем? Вот так! — Он встряхнул мешок с вороном и погладил его. — У нас тут сокровище не меньшее, чем в другом мешке, с самоцветами. А теперь пошли дальше, засиделись.

Норо пристроил за плечами поудобнее новую ношу, и, осторожно выпрямившись, потянулся к очередной трещине в скале. Палло вернул на место повязку и последовал за братом, довольный собой, как никогда прежде.

* * *

На горы Веллус опустилась ночь, густые тучи закрыли недавно сиявшую в небе ярко-желтую луну. Крепость Туата погрузилась в сон — кроме тех, кому уснуть сегодня было невмочь, и тех, кому полагалось бодрствовать. Дозорные молчаливыми серыми тенями обходили стены крепости, каждый на своем участке. Тусклые огоньки их светильников порой сверкали между выступами стен.

Воин, который нес стражу на южной стене, замер на месте и осторожно выглянул за край. Показалось ему или нет, что внизу, у подножия скалы, шевельнулись какие-то тени? Ботарец опустил ниже свой светильник.

— Кто здесь?

— Каррр! — донеслось снизу.

Прямо в лицо воину метнулось что-то черное. Он замахал руками, едва не выронив светильник, и понял, что это всего лишь горный ворон-полуночник. Вот же напасть!

— Спаси и сохрани, пресветлый Ва-Катоа, мать-земля, огради от беды, — зашептал суеверный ботарец.

Он сделал свободной рукой оберегающий знак — поднял ладонь пальцами вверх и, согласно обычаю, поспешно зашагал по стене против солнца, дабы отвести возможную беду.

Не успел дозорный пройти и двадцати шагов, как через стену перелезли две тени: одна, пониже, протянула руку второй и помогла взобраться. Они распластались под каменными зубцами стены, огляделись, кубарем скатились вниз по каменной лестнице — по счастью, почти бесшумно. Неподалеку оказался деревянный колодец, за который и метнулись обе тени.

Мимо, позевывая, прошли двое молодых помощников повара, несущие огромный котел, и выплеснули воду из него в канаву, что тянулась вдоль стены. Покончив с работой, они поспешили обратно в предвкушении ночного отдыха. Вдали, со стороны длинных низких строений, скрипнула дверь — быть может, кто-то вышел по нужде. Прозвенела чья-то броня, шаги смолкли. И лишь когда сделалось совсем тихо и удалились огоньки светильников на стене, тени за колодцем решились пошептаться.

— Что будем делать? — спросил Палло, срывая с подбородка опостылевшую тряпку. — Где нам их искать?

— Жаль, здесь негде спрятаться — ровнехонькая площадь, точно поле, — отозвался Норо. — Попробуем перейти, и дозорные на стенах мигом нас углядят. Придется обходить сзади. — Он помолчал и хлопнул брата по плечу. — А с вороном ловко вышло, я даже не ожидал.

Палло расплылся в улыбке, хотя Норо не увидел этого в темноте. С вороном им и впрямь посчастливилось. Хорошо еще, что не успел задохнуться в мешке. Вот ведь как бывает: вроде мерзкая птица, недобрая, чуть ли не отродье теней — а взяла и пригодилась. Будто сам небесный владыка помог.

Братья выглянули из-за края колодца, дожидаясь, пока вновь исчезнет за выступом стены огонек светильника дозорного. Несколько бесшумных прыжков — и они укрылись за длинным амбаром. До конца стены было шагов десять, не больше. Там братья вновь огляделись — и принюхались.

Хозяйственные постройки, как и приземистое здание воинской трапезной, не привлекли внимания братьев. Неподалеку от северной стены стоял небольшой дом — должно быть, военачальника, как там его? — Овари Шимо. Дальше те самые длинные низкие строения — наверное, там живут воины, и от них стоит держаться подальше. А по соседству с ними… Братья переглянулись: так вот откуда тянуло!

— Там конюшни, — шепнул Норо. Палло кивнул, но вряд ли понял.

— И что?

— А ты представь, что тут начнется, если они, скажем, загорятся, а? Кони взбесятся, воины кинутся ловить их и тушить пожар. В такой суматохе ботарцам будет не до пленников. А мы быстро найдем их и освободим.

— Ты думаешь, они еще живы? — уныло протянул Палло.

Норо невольно похолодел от этой мысли, но тут же встряхнулся.

— Не мели чепухи! Видишь вон там низенький домик с крохотным окошком — чем не тюрьма? И стражник стоит у двери, стало быть, стережет. А кто станет стеречь трупы?

Палло кивнул, но сообразил, что в темноте этого не видно, и понимающе хмыкнул. Дождавшись, когда пройдет дозорный, Норо отдал брату свой мешок, распластался на земле и тихо пополз к дверям конюшни. Так же тихо, без скрипа, приоткрылась дверь. Норо едва успел остановиться: почти у самого порога спал на соломенном тюфяке конюх. Пришлось осторожно обойти его, поминая мысленно тени всех преисподних. В нос ударил крепкий запах конского навоза и старой соломы, тихо зафыркали во сне кони. На миг Норо застыл: сейчас проснутся, заржут да перебудят всех! Но боги вновь миловали.

Обливаясь потом от страха, Норо принялся набивать за пазуху столько соломы, сколько влезло. Сухие, жесткие стебельки кололи кожу, но он лишь поморщился. Пора было возвращаться, а перед тем — убедиться, что дверь не заперта: жалко же будет лошадей. Не то что их хозяев.

Норо благополучно вернулся к брату, тоже взмокшему от волнения. Несколько долгих мгновений им пришлось ждать, пока исчезнет из вида следующий дозорный, и тогда они принялись крутить из собранной Норо соломы факелы. Внутрь факелов братья набили мелко нарезанного сала, чтобы лучше горело, — смолы или масла им было не достать. Пускай не лучшее топливо, но должно сгодиться. Вновь отерев рукавами мокрые от пота лица, с огнивом и кремнем наготове, Норо и Палло отправились выполнять свою задумку.

Они были на полдороге к конюшне, когда вдали послышался скрип двери. Следом раздались тихие, но твердые шаги, сопровождаемые позвякиванием брони: воин! Палло и Норо едва успели укрыться за коновязью, когда от стены одного из строений отделилась высокая тень и двинулась им наперерез. Неподалеку от их убежища неизвестный воин остановился и будто прислушался к чему-то, но продолжил путь. А путь его — вот странно — лежал к тому самому низенькому домику, который Норо счел тюрьмой.

В тот же миг тучи на небе разошлись, выпуская луну на свободу. Братья наконец увидели друг друга, молча переглянулись: мол, начнем поджигать, когда он уйдет. В этом же свете они разглядели воина — длинные черные волосы и усы, чешуйчатая железная броня — и с изумлением узнали его. Это был Майдин Алусса.

На их глазах ботарский воевода приблизился к тюрьме и сказал что-то стражнику. Тот отвернулся, чтобы взять светильник, и тут же получил удар кинжалом в затылок, выше ворота кольчуги. Свободной рукой Майдин зажал ему рот и осторожно опустил труп на землю. Вытащив кинжал, он вернул его в ножны, едва обтертый от крови. Скрипнул в петлях засов, и ботарец скрылся внутри, прихватив с собой светильник убитого.

* * *

Майдин Алусса не мог уснуть. Он ожидал подобного, хотя и по иной причине, — ожидал, что его будет распирать от ликующего торжества над побежденными врагами. Но не было ни торжества, ни ликования, а сладостный вкус победы оказался пылью и горьким ядом. И не только потому, что он не смог заполучить сокровища андарианской казны.

В ушах его до сих пор звучали последние слова Анери Кельма.

Он сам не мог понять, что с ним происходит. Совсем молодая девушка, почти ребенок… Да, покойный князь Анапар, не имея сыновей, воспитал дочь, как воина. И все же: такая юная — и такое мужество. Несомненно, если бы Овари Шимо подверг пытке саму княжну, она выдержала бы все с такой же твердостью.

Не раз и не два Майдин успел пожалеть о том, что присутствовал на допросе княжны и ее спутников. Да, он ненавидел андарианского воеводу Фейрана Ордета, хотя ненависть мешалась с невольным уважением, и зрелище мучений давнего врага слегка согрело сердце. Но Майдин не смог не подивиться его стойкости и силе духа, не говоря о силах телесных: мало кто вынес бы такое без единого крика. Волей-неволей он задумался о природе своей ненависти. И понял ее.

Она таилась в самой обычной, самой низменной зависти. Фейран трижды одолел его в бою, в честном бою, и это уязвляло гордость Майдина. Как же теперь быть? Та женщина — колдунья, что исцелила его от раны, нанесенной рукой врага, сказала ему странные слова. Сказала, что он на перепутье, что он смотрит, но не видит. Сказала, что однажды настанет день, когда он горько пожалеет о своих деяниях, и прибавила: «Не стоит жалеть о почти догоревшей свече». Что могли значить эти слова? Бред безумной ведьмы — или голос богов?

Он исполнил свой долг воеводы — взял в плен опасных врагов. И сейчас в глубине души сожалел об этом. Ибо слова княжны Анери поразили его в самое сердце.

Майдин не гнался за почестями, как Овари Шимо. Он служил своей стране и своему князю с юных лет, искренне полагая, что поступает верно. И вдруг какая-то девчонка заявляет ему, что он неправ. И, что самое странное, слова ее пробуждают неведомую прежде мысль: что, если так и есть?

Много ли проку в погоне за врагами внешними, когда не побеждены враги внутренние? К чему зорко стеречь границы Ботара, если в скором времени княжество превратится внутри в пепелище, разоренное безвестными грабителями? Да и каковы истинные цели самого князя и его приближенного — Шимо? Неужели они так жаждут предать княжну справедливому суду и казни? Нет, им нужны только ее богатства, из-за которых и случилось столько бед и пролилось столько крови. Но что бы с девушкой сделали потом?

Перед мысленным взором вспыхнуло видение. Живо и ярко представилось Майдину, как ее, опозоренную, обесчещенную, избитую, ведут к месту казни. И там по приказу князя Треаса, обожающего подобные зрелища, будут прилюдно рвать ее тело железными когтями и жечь огнем, а потом станут медленно резать по суставам… Майдин невольно мотнул головой и едва не зажал уши руками, словно услышал наяву страшный крик. «Да, она — враг, и враг сильный, — сказал он себе, — но такого она ничем не заслужила».

Майдин чувствовал, что начинает ненавидеть ее — и при этом уважать. За то, что она сильнее его. За то, что она права.

Но, если она права, должна ли она умирать? Или должна жить и продолжать свое дело?

Воевода несколько раз прошелся по своей темной комнатке туда-сюда, вцепился пальцами в волосы на висках. Нет, сегодня ночью он не обретет покоя — а возможно, не обретет никогда. Он должен… что должен? Кому? И зачем?

«Затем, что она права», — был ответ.

* * *

Майдин опустил на землю труп убитого им воина-стражника. Ему вновь померещилось позади движение, заставившее вздрогнуть и резко обернуться. Должно быть, дозорные на стенах, успокоил он себя. Или душа его разрывается между долгом и голосом совести? Неважно, теперь у него нет пути назад. Он взял светильник и отпер дверь.

Внутри было темно: масло в светильнике, что висел под потолком, давно прогорело. От скрипа двери пленники у столбов вскинули головы, и Майдин понял, что они только что спали. Тусклый огонек его светильника заставил их слегка прищуриться.

— Зачем ты пришел? — бросила княжна. Веки ее покраснели и опухли, на щеках виднелись следы обильных слез. — Хозяин послал?

— Нет, княжна, — ответил Майдин.

Он сглотнул, как будто слова застряли у него в горле. Княжна глядела на него хмуро, оба воина — испытующе, но все трое молчали. На миг всколыхнулся в душе природный гнев, усилием воли Майдин заглушил его и продолжил:

— Мне не будет покоя, если я не скажу этого: мой князь и мой военачальник ошибаются насчет вас. И сам я жестоко ошибался. Но я осознал это и желаю исправить свою ошибку. — Майдин опустился на одно колено и склонил голову. — Простите меня, княжна. — Он вновь посмотрел на нее. — Я хочу помочь вам бежать.

— Зачем? — повторила она, но Майдин заметил, как сверкнули в полумраке ее глаза, как оживилось лицо: она готова была довериться ему, пускай не сразу. — Вернее сказать, почему?

— Потому что меня поразили ваши слова, — честно ответил Майдин, — нет, не испугали, но поразили. Я осознал, что правда богов на вашей стороне — не знаю, почему именно сейчас. Ботару не стоит враждовать с вами…

Княжна прищурилась, сжав губы, — не то сурово, не то насмешливо.

— И ты думаешь, что, когда я вырвусь на свободу, я не продолжу воевать с Ботаром?

— Знаю, что продолжите, княжна. Но вы не станете вторгаться в наши пределы и разорять их, а лишь освободите свою землю. — Майдин оглянулся, прислушался. — Прошу вас, поверьте мне. У нас мало времени. Я только что совершил предательство — я убил стражника там, снаружи. Назад мне дороги нет.

И княжна, и воины продолжали молчать, но Майдин смотрел лишь на девушку. Он видел по ее лицу, что она усиленно размышляет, словно в душе ее подозрительность боролась с внезапной надеждой. И все же он знал, что именно победит в этой борьбе.

— Если ты думаешь обмануть меня, — медленно проговорила княжна, — да падет на твою голову проклятье небесного владыки и мое. Если же говоришь правду, знай: я не уйду без моих спутников.

— Я и не ждал иного, княжна. Если, конечно, — Майдин покосился на Фейрана: его покрытое синяками и засохшей кровью лицо ужаснуло бы даже бывалого воина, — один из них найдет в себе силы идти.

— Найдет, — жестко бросил андарианский воевода, глаза его сверкнули — совсем как у княжны. — А теперь не медли. Ты тоже прав: времени мало.

Майдин невольно кивнул ему — и поразился, насколько легко это у него вышло. Он вытащил кинжал и быстро освободил сперва княжну, потом Фейрана и Вегара. Все трое тотчас рухнули на пол, но привстали и начали хорошенько растирать затекшие руки и ноги. Майдин заметил, что у Фейрана действует только правая рука, и поневоле вздрогнул: нетрудно представить, какие муки причиняет ему сейчас каждое движение. Но андарианский воевода рывком поднялся, стиснув зубы, и бросился на помощь княжне.

От взора Майдина не укрылось то, как Фейран и княжна смотрят друг на друга. «Благодарите богов, что Шимо не заметил этого вчера вечером, — подумал он, окончательно гася в душе искры зависти, — иначе многое могло бы случиться по-другому». Впрочем, спустя мгновение они оба отвернулись и вместе со своим товарищем поспешили к двери вслед за Майдином.

Не успел он распахнуть ее, как всех их едва не оглушила царящая во дворе Туаты суматоха — шум, крики и ржание лошадей.

* * *

— Чего это он, а? — спросил Палло, когда ботарский воевода скрылся за дверью тюрьмы.

— Да тень его знает, — отмахнулся Норо. — Идем.

Ни Норо, ни Палло старались не думать о том, что могло понадобиться Майдину в тюрьме, — например, убить всех пленников. Но если так, надо спешить. Братья шепотом подгоняли дозорного, который, казалось, еле плетется по стене. Когда он прошел, Норо умело высек огнивом искру и зажег сперва один соломенный факел, потом второй. Первый полетел в приоткрытые двери конюшни, так, чтобы не попасть в спящего конюха, второй — в устроенный рядом крытый сеновал. Вспыхивали новые и новые факелы, Норо и Палло вместе кидали их то в двери, то на крышу, пока не убедились, что конюшня занялась пожаром.

Из дверей с диким воплем выскочил конюх. Волосы его стояли дыбом, он на бегу сбивал пламя с подола рубахи. Жутко, протяжно заржали внутри кони, заметались так, что все конюшни содрогнулись. Огонь еще не соскользнул с крыши на стены, когда перепуганные животные, чуть не затоптав продолжающего кричать конюха, устремились к единственному выходу, что сулил спасение.

Огоньки светильников на крепостной стене замерли, закачались на месте: дозорные заметили пожар и суматоху. Послышались крики, где-то слабо протрубил рог. Юные поджигатели вжались в стену, пока не сообразили, что теперь, при ярком свете огня, они оказались на самом виду. Стоило поискать себе новое укрытие. Мальчишки как раз оглядывались вокруг в поисках его, когда заметили выбегающих из дверей тюрьмы княжну и обоих воинов — в сопровождении ботарского воеводы.

— Слушай, он что, теперь с нами? — не поверил своим глазам Палло.

— Да неважно, бежим к ним! — Норо схватил брата за руку, и они вместе рванулись к друзьям.

…В крепости Туата воцарился подлинный хаос. Воины пробудились и теперь выскакивали из домов, натягивая на бегу штаны и сапоги и путаясь в рукавах рубах. Повсюду слышались крики: «Тревога!», «Пожар!», «Несите воду!» Кто-то бросился к колодцам, кто-то — ловить перепуганных лошадей, которые метались по двору крепости, охваченные безумием. В такой суматохе мало кто заметил бы сбежавших пленников и воеводу-изменника.

— Нужно поймать коней, — сказал Вегар. — Правда, они неоседланные, но это не беда.

— Я выведу вас через северные ворота, — обратился ко всем Майдин. — Там пока спокойнее, а все дозорные сбежались тушить пожар. Тем лучше для вас. Но как это могло случиться?

— Похоже, я знаю, как, — улыбнулась княжна. В следующий же миг она убедилась в правоте своих подозрений.

Сквозь оглушительный шум — крики, топот, протяжные звуки рогов, гул пламени, ржание лошадей — донесся отчаянный мальчишеский голос: «Госпожа!» В дымной завесе показались две бегущие худенькие тени — повыше и пониже.

— Палло! Норо!

Братья кинулись обниматься со всеми, смеясь и плача. Казалось, они расстались с друзьями уже давным-давно, а не полночи назад. Столь велика была их радость, что мысль о том, что надо бы поскорее уносить ноги, даже не пришла им в голову.

— Не послушались все-таки, — произнес Фейран с такой гордостью в голосе, что мальчишки просияли. Потом Норо глянул на него — и обомлел:

— Что они с тобой сделали?

— Лучше не вспоминать, — отозвался воевода. — А теперь уходим.

— Все на месте, госпожа, все цело, ничего не разбилось! — доложил тем временем княжне довольный Палло.

Майдин покосился на него с неописуемым выражением, как будто наконец понял все.

— Так я и знал… — проговорил он. — Вы отослали их вместе с сокровищами, а сами молчали.

— Думаю, ты бы на нашем месте сделал так же, — мимоходом заметил Фейран.

Мужчины бросились ловить и успокаивать взбесившихся коней, что удалось не сразу. Ехать без седел — задача не из легких, особенно по горным дорогам, но выбора не было. Мальчишки не удержались бы на спинах коней, даже будь те оседланы, поэтому Вегар помог Норо сесть впереди себя. А Палло недоуменно огляделся.

— А я?

— Ты длинноногий, справишься, — бросил ему Майдин, не без тревоги поглядывая в сторону северных ворот. — Скачите…

— Разве ты не с нами? — подняла брови княжна.

— Разумеется, с нами. — Фейран положил здоровую руку на облитое броней плечо ботарца. — Как ты сам говорил, назад пути нет.

Майдин посмотрел ему в глаза.

— Думается мне, что четвертого, решающего боя у нас с тобой не будет, — сказал он. — Ты победил. А мне теперь и вправду все равно, где меня казнят — в Ботаре или в Каллисе. Не стоит жалеть о почти догоревшей свече.

Размышлять о сказанном было некогда. Майдин взобрался на коня и помог Палло. Фейран подсадил княжну, сам же с немалым трудом смог сесть позади нее, едва не теряя сознание от боли. Как только они тронулись в путь, послышались крики слева: «Взять их!»

Голос принадлежал Овари Шимо. Сам он, полуодетый, растрепанный, бежал за ними. На полдороге он остановился и бросился назад, к своим воинам — намерения его были ясны.

— Скорее! — Майдин спрыгнул с коня у самых ворот и принялся отодвигать тяжелые засовы.

— Держись, Норо, я помогу ему.

Вегар тоже спешился и присоединился к недавнему врагу. Засовы скрипели, медленно поддаваясь.

— Стойте! — послышался со стены окрик дозорного. Сверху раздались поспешные шаги и звон брони — воин спускался с лестницы к воротам.

— Дай кинжал! — окликнула Майдина княжна.

Он передал ей оружие, а сам с помощью Вегара продолжил воевать с тугими засовами. Еще совсем немного…

Княжна прицелилась и метнула кинжал в лицо дозорному. Тот взмахнул руками, коротко вскрикнув, его шлем загрохотал по каменной лестнице. Анери оглянулась: нескольким воинам уже удалось поймать и кое-как успокоить коней. Теперь же ботарцы суетились с седлами и сбруей, намереваясь преследовать беглецов. А кто-то решил попытаться остановить их пешими. По счастью, в тот же миг засовы поддались.

— Готово!

Створки ворот со скрипом распахнулись, и беглецы на трех лошадях вырвались из крепости. Не помешало бы снова прикрыть ворота, а еще лучше — завалить их снаружи камнями, но времени уже не оставалось.

Фейран, Вегар и Майдин крепко стиснули коленями бока своих коней. Напуганные пожаром животные фыркали и брыкались, и трудно было справиться с ними без поводьев, но в конце концов кони подчинились. Дорога здесь оказалась много хуже восточной, и каждый шаг лошадей, к тому же неоседланных, стоил всадникам невероятных усилий. Норо и Палло то и дело вскрикивали, вцепившись в своих спутников-воинов. Анери едва не сорвалась, поскольку боялась держаться за Фейрана, чтобы не причинить ему боль. Но он сам удержал ее, хотя при этом скрипнул зубами и тяжело выдохнул.

— Там погоня! — завопил Палло, когда оглянулся в очередной раз — он постоянно вертелся, чудом не падая с коня.

Анери тоже обернулась. За ними в погоню устремились десятка два всадников, и преимущество было на стороне преследователей, ибо кони с двойной ношей поневоле станут бежать медленнее. Но скакуны беглецов словно еще не пришли в себя после пожара: они мчались вперед и вперед, как будто продолжали спасаться от настигающей их грозной стихии.

Послышался резкий свист, потом второй, третий — ботарцы принялись стрелять. Неким чутьем лошади избегали стрел, иначе все было бы кончено в считанные мгновения. Одна стрела чиркнула по щеке вновь обернувшейся княжны, высекая кровь. Анери тут же отвернулась и быстро вытерла лицо, чтобы Фейран не заметил. Но он заметил.

— Прячьтесь за меня, госпожа, я прикрою, — выдохнул он.

Воевода выпрямился во весь рост, полностью закрыв собой княжну и придерживая ее за талию здоровой рукой. Анери поневоле стиснула веки и отчаянно взмолилась всей душой к небесному владыке, лишь бы не думать о том, что может случиться в любой миг. И милосердные боги сохранили Фейрана, ибо не здесь и не так ему суждено было окончить свою жизнь.

Норо пригнулся к шее коня, хотя его прикрывал Вегар. Сам же воин тоже счастливо избежал стрел. Палло, которому повезло меньше, отчаянно скорчился, не выпуская пояса сидевшего впереди Майдина. Парень крепко зажмурился и вжал голову в плечи, когда его обдало порывом ветра, взметнуло волосы на макушке. Подняв голову, он робко приоткрыл один глаз и едва не слетел наземь: из затылка ботарца торчала стрела. От неожиданности Палло онемел, не в силах даже крикнуть, и почувствовал, как убитый валится вперед, на шею коня.

Вот теперь голос вернулся.

— Помогите! Я же упаду! — заверещал Палло, крепче вцепившись в мертвое тело.

Спутники оглянулись и увидели, что произошло. Княжна побледнела, а Фейран и Вегар прошептали что-то — Палло не разобрал слов. Все были явно потрясены, но помочь ничем не могли.

— Держись крепче, — посоветовали оба воина, а Норо прибавил: — Главное, не смотри вниз.

Разумеется, Палло тут же посмотрел. Голова закружилась, в глазах потемнело, зато пальцы сами собой сжались крепче. По счастью, Майдин упал вперед, а не вбок, и последним движением успел сжать колени на боках коня. Так что Палло оставалось только держаться.

Стрельба прекратилась. Преследователи начали отставать, хотя по-прежнему не желали поворачивать назад. Горы Веллус остались у беглецов за спиной, дорога понемногу выравнивалась, а впереди сверкнуло в свете луны что-то блестящее, слегка подернутое туманной дымкой. Река!

— А теперь куда? — прокричал Норо. — Нам что, придется плыть? Или что там вы говорили про мост? Далеко до него?

— Далеко, но здесь поблизости есть брод, — ответил Фейран. — Переправимся на тот берег, и мы спасены. Эта река, Сиэлли, служит границей между Ботаром и Каллисом.

— Как же мы переберемся в таком туманище? Да и они пойдут за нами.

Норо ткнул рукой вперед: туман вправду расползался на глазах, затягивая реку сплошным белым молоком.

— Может, побоятся, — сказал Вегар. — Место брода мало кто знает. Да и мало знать — его еще нужно отыскать, тем более, ночью и в тумане. А потом отыскать нас.

Кони почуяли близость воды, зафыркали, стали замедлять бег. Всадники уверенно направили лошадей под спасительный покров густого тумана, откуда тянуло вязкой сыростью. Берег реки оказался пологим, где каменистым, где поросшим редкой травой. Шагов на пять вперед еще можно было что-то разглядеть, но дальше все скрывалось в туманном облаке. Под копытом одной из лошадей вдруг плеснула вода.

— Осторожнее, мы уже у самой реки, — сказал Фейран.

Он остановил своего коня и спешился, едва сдержав невольный стон. Левая его рука безжизненно висела. Преодолевая боль, воевода медленно зашагал вдоль берега и вскоре растворился в тумане.

Княжна, Вегар и мальчишки с тревогой ждали, прислушиваясь, не слышно ли позади погони. Но, казалось, зловещий стук копыт ботарских коней все удалялся и удалялся, пока не стих совсем. Либо враги отказались от преследования, не желая пересекать границу, либо решили, что беглецы неизбежно погибнут, если вздумают переправиться через затянутую туманной пеленой реку.

Фейран появился из тумана так неожиданно, что у Палло и Норо вырвались слабые вскрики.

— Я нашел, — произнес воевода и взял своего коня за кольцо в стягивающем морду ремне — почему-то конюх не потрудился его снять. — Езжайте осторожно, друг за другом, и не растягивайтесь.

Пришлось сперва пройти шагом около четверти рега по каменистому берегу и немногим меньше переправляться узким бродом через реку. Палло ехал в середине, с ужасом чувствуя, как стынет лежащий на шее коня труп Майдина, и еще сильнее боялся сорваться и свалиться в воду. По счастью, обошлось, хотя идти из-за тумана приходилось медленно. Но умные кони, только что спасшиеся от одной стихии, не намеревались погибать в другой и благополучно вынесли своих всадников на берег. На каллисианский берег.

Даже тогда путники не позволили себе отдохнуть. Они двинулись на восток, где, как знали княжна и воины, стояла приграничная застава Танне. Небо начинало сереть, туман по-прежнему оберегал их от чужих глаз, и можно было поверить в то, что они в самом деле спаслись.

Наконец, все же решили подыскать место для отдыха. Оно вскоре обнаружилось: камней здесь стало поменьше, а трава росла гуще и выше. Путники отпустили коней пастись, а сами устроились рядом на мокрой траве, не обращая внимания на сырость. Усталость накатила внезапно и безжалостно: и минувший день, и еще не окончившаяся ночь выдались нелегкими для всех.

Фейран посмотрел на труп Майдина, который он снял со спины коня и осторожно уложил на землю. Стрела пронзила шею ботарца насквозь, наконечник торчал из-под подбородка. В светлых глазах навеки застыло смешанное выражение обреченности и изумления. Что он говорил про почти догоревшую свечу? Вот она и догорела.

— Нам не похоронить его здесь, — произнес воевода, оглядываясь.

— И не нужно, — ответила княжна, подходя к нему. — Придется взять с собой. Он заслужил достойные похороны, как воин и воевода. — Она помолчала, тяжело вздохнула. — Мне жаль его.

Фейрану, по-видимому, тоже было жаль, хотя он промолчал. Он лишь склонил голову, воздавая должное памяти бывшего врага, и закрыл ему глаза. Поднявшись на ноги, он оглянулся на стоящую чуть позади княжну — теперь он больше не стыдился смотреть на нее открыто. Анери осторожно взяла его изувеченную кисть.

— Как жестоко… — прошептала она.

— Не бойтесь, госпожа, это не самое страшное, — сказал Фейран, прощупывая каждый палец, хотя лицо его напряглось от боли. — Через месяц я позабуду о переломах. Меня больше тревожит другое.

Он коснулся левого плеча, вывихнутого на допросе. Оно сильно распухло, натянув изодранную ткань рубахи. Должно быть, воины-ботарцы неудачно вправили сустав. Рука же висела, точно надломленная ветка.

— Может быть, дернуть? — предложил подошедший Вегар.

— Я думал об этом, — ответил Фейран, — но сейчас мы с тобой лишь сделаем хуже. Здесь нужен лекарь. — Он помолчал и прибавил с усмешкой: — Не хотелось бы остаться без руки — особенно теперь, когда в Андаре на счету каждый меч.

Анери помогла ему перевязать пальцы, отрывая полосы ткани от подола своей рубахи. Еще один лоскут она смочила в реке и стерла с лица и бороды Фейрана засохшую кровь. Когда княжна закончила, они вновь посмотрели друг на друга — и вновь промолчали. Ибо у каждого был свой долг, который превыше любых чувств.

— Нужно ехать дальше, — сказал Фейран. — До заставы осталось недалеко.

Княжна кивнула и отправилась поднимать Норо и Палло: те уже успели задремать и пробудились с неохотой, измученные горными тропами и побегом. Есть пока никому не хотелось. Путники поймали коней и двинулись на восток вдоль берега Сиэлли.

На одном коне ехала княжна, на второго взвалили труп нежданного спасителя — этого коня вел под уздцы Фейран. Он едва держался на ногах, но решительно отказался сесть верхом. На третьем коне — его вел Вегар — сидели мальчишки со своими мешками. Копыта глухо стучали, убаюкивая, сонливость накатывала немилосердно, а небо впереди слегка зазолотилось.

— Смотрите! — воскликнула княжна, указывая рукой.

Вдали, освещенные розовато-рыжим заревом, четко обрисовались бревенчатые стены и частокол приграничной заставы. Она была намного меньше Дайго-Ни и, тем более, Туаты. Из распахнутых ворот как раз выезжал, сверкая броней, небольшой отряд всадников. Порыв утреннего ветра колыхнул знамя над стеной, развернул, и путники увидели знак Каллиса: золотую чашу, которую держали две руки.

— Хвала вам, милосердный Ва-Катоа и добрая Тэ-Тамау! — прошептала Анери.

Медленно подняла она глаза к небу, смаргивая слезы невольной радости, и обернулась к своим усталым, измученным спутникам:

— И всем вам тоже…

Воины-каллисианцы заметили путников и пришпорили коней, направляясь к ним.

«Жертвы и труды были не напрасны. Княжна Анери исполнила отцовскую волю, но лишь отчасти. Теперь настало время исполнить ее до конца».

Из летописи Арвокаса Кельма

— Стойте, — приказала княжна своим спутникам при виде приближающихся воинов. — Дождемся их здесь.

Фейран и Вегар остановили коней — с явным облегчением. Казалось, воевода собрал все силы просто для того, чтобы оставаться в сознании, не то что идти или стоять, пальцы его сильнее сжали кольцо ремня на конской морде. Вегар бросился было к нему, чтобы поддержать, но Фейран коротко мотнул головой. Мальчишки же поглядывали то на спутников, то на каллисианцев — с долей тревоги.

— Слушайте, а они нас не прогонят? — подал голос Палло. — А то мало ли…

— Знаешь, это было бы слишком, — отозвался Вегар, — после всего, что мы пережили.

Княжна не отвечала — она рылась в сумке, взятой у Норо, и вскоре вытащила золоченую бляху с птицей Диадаль, которую вчера дала мальчишкам. Вряд ли кто-то из этих воинов узнает ее, особенно в нынешнем облике. А знак не лжет.

— Кто вы такие? — окликнул тем временем один из каллисианцев. — И что делаете здесь, близ границы?

Княжна тронула коленями бока своего коня.

— Я — Анери Кельма, дочь Анапара, княжна и правительница Андары, — произнесла она, подняв руку с бляхой, которая тотчас засияла в рассветных лучах. — Я держу путь в Эгиссу, ко двору князя Тельфена, дабы заключить с ним союз. Мы все утомлены долгой дорогой, один из моих спутников тяжело ранен. Отведите нас к начальнику заставы и позвольте отдохнуть, после чего мы отправимся в столицу.

Каллисианцы зашептались, оглядывая всех по очереди и косясь на тело Майдина, лежащее поперек конской спины. Вскоре старший из воинов знаком велел всем умолкнуть и посмотрел на княжну и ее спутников с явным уважением.

— Следуйте за нами, госпожа, — поклонился он, его примеру последовали прочие воины. — Мы отведем вас к Адарнасу, начальнику заставы Танне.

До ворот оставалось около четверти рега. Норо и Палло глядели на крепость с любопытством, вновь поражаясь, как же далеко забросила их судьба. Но сейчас они уже не жалели об этом. Пускай старая, мирная жизнь в родной деревне могла быть по-своему хороша, нынешняя, полная приключений и даже опасностей, оказалась много лучше. Хотя немало вопросов пока не получили ответы.

— А нам-то что там делать, госпожа? — вполголоса задал Норо один из них. — Вы трое — понятно, вы туда и держали путь. А мы…

— Разве я не говорила, что беру вас под свое покровительство? — сказала княжна, и братья поразились тому, как переменился ее голос. Теперь он звучал властно, как у настоящей правительницы, не хватало только престола, красивой одежды и венца. — Ничто не изменилось. Вы останетесь с нами — если сами не пожелаете уйти.

Братья переглянулись, пожали плечами: даже будь у них куда уйти, они бы остались с княжной. Правда, она обещала подарить им половинку таблички с самоцветами — той самой, которую разбил в Беллуре Палло. Но сейчас, после всего увиденного и пережитого в пути, мальчишки были готовы отказаться от любых наград, если это поможет изгнать ботарцев из Андары.

— Только сперва крепко подумайте, — прибавил Фейран. — Ведь вы еще не рассказали нам, как вам удалось пробраться ночью в Туату. Думаю, каллисианским воеводам тоже было бы любопытно узнать это.

Норо и Палло принялись было наперебой рассказывать, но тут они въехали в ворота, и братьям пришлось замолчать. Особого любопытства крепость Танне у них не вызвала: внутри она походила на ту же Дайго-Ни, только поменьше. Их оглушили встревоженные голоса, ослепило сияние брони воинов — в отличие от черных андарианских кольчуг, каллисианские казались отлитыми из чистого серебра. Таким же серебром сверкали русые волосы пожилого человека, который только что сбежал с невысокого крыльца.

— Госпожа, — произнес он, поклонившись княжне. — Мы уже не ждали, что вы явитесь… Думали, вас нет в живых.

— Так и могло случиться. — Княжна спрыгнула с коня, ответила на поклон. — Если бы не милость небесного владыки и не мои товарищи.

Адарнас, начальник Танне, оглядел всех по очереди. Вид мальчишек, сжавшихся на спине коня, заставил его чуть качнуть головой. Когда же он перевел взгляд на Фейрана, голубые глаза его изумленно округлились.

— Воевода Ордет? — прошептал Адарнас. — Ходили слухи, что после падения Исинды вы пропали без вести, как и княжна Анери…

— Хвала богам, госпожа цела, — ответил Фейран, — и она здесь, в Каллисе.

Он отпустил коня и шагнул вперед, но с трудом устоял на ногах. Лицо его исказилось от едва сдерживаемой боли. Он оглянулся на застывшую на месте княжну и произнес чуть слышно:

— Помогите ей… добраться до Эгиссы… Я свое дело…

Не договорив, он рухнул наземь, словно ему подрубили обе ноги, и замер неподвижно. У Палло и Норо вырвался испуганный крик, княжна вмиг побледнела, нечеловеческим усилием сумев не двинуться с места. Она поняла, что Фейран давно мог бы упасть без сознания, сраженный болью, но заставлял себя держаться, пока она, Анери, не окажется в безопасности. В груди у нее сделалось горячо и тесно, на глаза навернулись слезы — и вновь ей пришлось бороться с собственными чувствами.

Тем временем на помощь раненому бросились Вегар и несколько воинов-каллисианцев.

— Осторожнее, — сказал им Вегар, — у него вывихнуто левое плечо и сломаны пальцы на левой руке. И наверняка сломаны ребра.

— Скорее позовите лекаря, — приказал Адарнас, глядя на них. — Такой воин не должен умереть или остаться калекой. А вы, госпожа, — он вновь поклонился княжне, — ступайте со мной.

Прежде чем последовать за ним, княжна оглянулась на окоченевший труп Майдина, который подошедшие слуги не решались снять с коня.

— Я прошу вас с честью похоронить этого человека, — произнесла княжна. — Возможно, вы знаете его — это ботарский воевода Майдин Алусса. Он помог мне и моим товарищам спастись из плена и, я уверена, служил бы мне верой и правдой, не оборви его жизнь ботарская стрела. Видно, так было угодно небесному владыке. Пусть этот воин отыщет дорогу на его блаженный остров.

Адарнас поклонился, обещая исполнить все так, как повелела княжна. Воины забрали мертвое тело, конюхи увели усталых, дрожащих лошадей. Норо и Палло, прихватив все мешки, стояли в замешательстве, словно не знали, куда им теперь идти. Наконец, они побежали к Вегару, который вместе с каллисианцами нес бесчувственного Фейрана в крепость.

— Он ведь не умрет, правда? — спросил Палло, коснувшись рукава воина.

— Конечно, нет, — улыбнулся им Вегар. — Поверьте, бывает намного хуже. Если уж Фейран пережил вражеские копья и кабаньи клыки, то такое переживет без труда. Лишь бы достало времени.

— Можно, мы вам поможем? — предложил Норо, но их окликнула княжна, призывая следовать за собой.

Братья проводили воинов взглядом и не слишком поспешно повиновались. Все кругом были при деле, зато они вдвоем казались здесь грубой заплаткой, сдуру пришитой к нарядной одежде. Запутавшись в собственных сомнениях, страхах и любопытстве, мальчишки поднялись по сложенным из толстых бревен ступеням и вошли в дом начальника.

Комната оказалась небольшой и скупо обставленной: несколько лавок, стол с пером, чернильницей и стопкой пергамента, на стенах — оружие. Удивила братьев только карта, почти такая же, как у княжны. Но любопытство пришлось сдержать. Норо и Палло застыли у порога, не зная, что делать. Княжна же сидела на лавке, напротив Адарнаса. Она оглянулась на них и знаком велела подойти.

— Северную границу Андары ботарцы держат крепко, — говорил Адарнас, слегка сжимая сильные, худые руки. — Как только мы отбросили варданские орды от наших собственных границ, государь повелел направить на юг небольшой отряд — на случай, если вы, госпожа, или кто-то другой попытаетесь пробраться в Каллис. Но это не помогло. Ваши люди пытались не раз, и никто из них не остался в живых. Наших же воинов было слишком мало, чтобы помочь им. Знаю, что последняя попытка случилась не больше пяти дней назад. Мои воины доложили мне, что ботарцы схватили лазутчика живым и что его якобы послал воевода Эделлин. Ничего больше лазутчик не сказал, хотя ботарцы сурово допрашивали его.

— Значит, — медленно произнесла княжна, — не все воины Андары рассеяны и покорены. Значит, уцелевшие воеводы понемногу собирают войско. Что ж, если так, то медлить мне нельзя. Я попрошу вас дать мне в сопровождение нескольких воинов и сегодня же отправлюсь в Эгиссу, к князю Тельфену. Надеюсь, он не останется глух к словам тех, кого некогда называл союзниками.

— Государь не откажет вам и вашим людям в убежище, госпожа, — сказал Адарнас. — Что же касается военной помощи, которой вы, по-видимому, ожидаете…

— Я знаю, что военную помощь не оказывают даром, — прервала княжна. — Мне есть что предложить Тельфену. Хвала небесному владыке и моим доблестным соотечественникам, — при этих словах она еле слышно вздохнула, — не все сокровища Андары достались ботарцам. Казна Исинды спасена — и она у меня с собой.

Княжна вновь подозвала Норо и Палло, которые теперь мялись шагах в пяти от порога. Взяв у них сумку, она вынула одну табличку и крепко хватила ее о пол. Адарнас с изумлением следил за нею — и удивился еще больше при виде самоцветов, что сверкали на полу среди осколков глины.

— Воевода Ордет не только силен, но и хитер, — сказала княжна не без гордости. — Это он придумал спрятать камни в глину. И он же решил идти в Каллис через восточный Ботар, раз север перекрыт. Пускай не все вышло так, как было задумано, сейчас это позади. Надеюсь, этих сокровищ достанет, чтобы помочь князю Тельфену принять верное решение. — Княжна помолчала и вновь вздохнула. — Слишком много крови пролилось из-за них.

— Понимаю вас, госпожа, — склонил голову Адарнас. — Поймите и вы нашего князя. В боях с кочевниками мы понесли немалые потери. Многие поселения и засеянные поля на границах сожжены варданами дотла. Да, государь будет счастлив получить столь ценные подарки, которые помогут нашему народу пережить возможный голод. Но сможет ли он дать Андаре оружие и воинов, я вам не скажу.

«Сможет ли — или захочет ли?» — угадала княжна недосказанный смысл. Промолчав, она подобрала с пола глиняные осколки и драгоценности. Несколько камней она протянула Адарнасу со словами:

— Я прошу вас принять их в знак благодарности за помощь — и в залог настоящей и будущей дружбы Андары и Каллиса. Что до князя Тельфена, то я буду говорить с ним прямо, и да положит небесный владыка ему на сердце верное и мудрое решение.

Адарнас не отказался от щедрого дара, но как будто смутился, словно ему было стыдно за возможное решение своего князя. Сам он, по видимости, готов был поддержать княжну в ее справедливой борьбе, но не имел для этого достаточно власти.

Княжна тем временем спрятала оставшиеся камни обратно в сумку. Перехватив устремленные на нее взгляды Норо и Палло, она прибавила, обращаясь к ним:

— Не волнуйтесь, друзья, я помню о подарке, который обещала вам. Вы получите свою половину таблички — тем более, вы отлично доказали, что заслуживаете такой награды.

Братья неуклюже поклонились, смущенные напоминанием о награде: из-за всех недавних тревог им сделалось не до нее.

— Странные у вас спутники, госпожа, — заметил Адарнас, тоже глядя на мальчишек.

— Зато преданные и храбрые, — улыбнулась в ответ княжна. — Вы удивитесь, если я скажу вам, что они умудрились тайком пробраться ночью в саму Туату — крепость, которую не напрасно считают неприступной во всех северных княжествах.

— Что? — Начальник Танне, видимо, уже устал удивляться. — Но ведь она правда неприступна, и это известно всем. Горные тропы, что ведут к Туате, или охраняются, или непроходимы.

— Так уж непроходимы, — фыркнул Палло. — Мы же прошли…

Норо толкнул его локтем в бок и продолжил сам, вновь поклонившись:

— Простите, господин, но это правда. Мы отыскали тропу и по ней забрались к самой стене Туаты. Если нас кто и видел, так только с десяток воронов-полуночников. Они там свили себе гнездо и едва не стряхнули нас вниз, но мы отбились.

— Не может быть… — покачал головой Адарнас. — Сможете показать, где эта тропа, хотя бы примерно? — Он указал на висящую на стене карту.

Братья мотнули головами.

— Нет, господин. Окажись мы там, на месте, то показали бы. Да нас туда не слишком-то тянет…

— Думаю, вам еще выпадет удобный случай показать нам этот путь, — сказала княжна и чуть прищурилась. — Отныне ты, Норо, — разведчик андарианского войска, пускай ты еще не вошел в нужный возраст… Тебе же нет четырнадцати?

— Вроде по осени будет, госпожа. — Норо смутился еще пуще, но покраснел от гордости и, сколько ни сдерживался, расцвел широкой улыбкой.

— Помнится, воевода Ордет обещал тебе кое-что, — продолжила княжна. — А он всегда держит слово. Быть тебе воином Андары. Но сейчас вам обоим пора отдохнуть. Я не стану брать вас с собой, лучше оставайтесь с воеводой и Вегаром — если господин Адарнас не возражает.

Начальник Танне с поклоном обещал позаботиться обо всех спутниках княжны. Сама она подобрала мешок с сокровищами и вместе с Норо и Палло вышла из комнаты. Времени на отдых не было — стоило отправиться в Эгиссу как можно скорее. Но прежде чем начать сборы в дорогу, княжна расспросила каллисианцев, куда поместили раненого воеводу. Братья, недолго думая, увязались за нею.

— Везет тебе, — бормотал Палло по дороге. — Ты теперь почти что настоящий воин. А мне-то куда?

— Не ворчи, тебя тоже обещали пристроить, — напомнил Норо. — Может, на работу какую сгодишься, хоть тебе труд не по душе. А насчет воина ты, пожалуй, поспешил — какой я воин? Госпожа же сказала: разведчик. Знаешь, как мне страшно — вдруг не справлюсь?

Палло скривился, но ответить не успел: они обогнули бревенчатую стену жилища для воинов и подошли к невысокому дому, где, видимо, размещали больных и раненых. Внутри было всего двое человек — Вегар и худощавый темноволосый лекарь, не считая лежащего на низкой кровати Фейрана.

При виде них Норо и Палло вновь замялись на пороге, боясь подойти и спросить. Княжна шагнула ближе на дрожащих ногах, но тоже не решилась заговорить с лекарем. Тот выглядел опытным в своем деле, а хмурые морщины на лбу могли быть вызваны тяготами ремесла, а не состоянием раненого — так утешала себя Анери. Сама же она не сводила взора с Фейрана, сердце ее таяло от нежности — и сжималось от горечи неведения.

Волосы его потемнели от пота, непросохшие капельки поблескивали на лице и обнаженной груди, изрезанной шрамами. Пальцы и плечо были перевязаны, левая рука примотана к телу, ребра туго стянуты. Он по-прежнему пребывал без сознания — или же обморок перешел в глубокий сон, но лицо его неуловимо изменилось. Несмотря на следы побоев, оно казалось удивительно светлым и спокойным — совсем как в юности, когда Анери впервые увидела его. Что принесло мир в его душу — осознание исполненного долга или нечто иное, она не знала, но решила, что причиной и то, и другое.

— Все будет хорошо, госпожа, хвала небесному владыке, — тихо сказал ей Вегар, который отлично понимал, о чем она сейчас думает. — Вы же знаете Фейрана — он уже завтра пожелает встать.

— Не тревожьтесь, я не позволю, — сурово прервал лекарь. — И если воевода желает вновь держать меч в левой руке, лучше ему будет послушаться. Еще немного, и мне пришлось бы отнять ему руку по самое плечо. Но сейчас опасность миновала, — прибавил он, заметив, как побледнела Анери.

Мальчишки позади тихо вскрикнули, сама княжна с трудом удержалась. Чуть переведя дух, она спросила:

— Он так и не приходил в себя?

— Отчего же? Приходил, — сказал Вегар. — Как раз когда почтенный Эфавер взялся вправлять вывих. Нет бы чуть попозже! Но он, как всегда, вытерпел все молча, только просил сказать вам, чтобы вы не дожидались, пока он поправится, а скорее уезжали в Эгиссу.

— Так я и собираюсь сделать, — ответила Анери. — Палло и Норо пусть остаются с вами. Я поеду прямо сейчас, только переоденусь. А ты, Вегар… — Она помолчала, глядя то на него, то на Фейрана. — Когда он вновь очнется, скажи ему, чтобы не тревожился ни о чем. И еще скажи… хотя нет, ничего.

— Я все передам, госпожа. — Вегар поклонился — как показалось Анери, больше для того, чтобы скрыть улыбку.

Сама же она улыбнулась открыто, поблагодарила лекаря и поспешно вышла, хотя ноги ее поневоле отяжелели. Она знала свой долг, и он призывал ее отправляться немедленно. И все же ничего другого не жаждала она всей душой, как только остаться здесь, с ним.

Да, велеть уйти всем и остаться с ним вдвоем. Бодрствовать у его ложа, как жена. Поцеловать в лоб, изрезанный ранними морщинами, многие из которых появились из-за нее. Поцеловать обветренные, твердого рисунка губы, которые ни разу не произнесли ни единого пустого слова. Которые совсем недавно произнесли то, что связало и разлучило его с нею навсегда.

Но Анери ушла. Не тратя время на еду и отдых, она облачилась в принесенную ей чистую одежду, броню и плащ. Сверкающая серебром кольчуга сидела не слишком хорошо, хотя Анери едва заметила это. Ей верилось, что вскоре настанет миг, когда она вновь наденет черную андарианскую броню и поведет своих воинов в бой за родную землю. Ради этого были все ее труды. Ради этого она вообще живет на свете.

Адарнас отрядил в свиту Анери четверых своих воинов — больше он, как начальник приграничной заставы, послать не мог. Верхом на свежей лошади, с притороченным к седлу заветным мешком, княжна выехала в ворота, прежде чем солнце слева успело миновать четверть пути до полудня.

Проводить ее вышли только Норо и Палло. Анери махнула им рукой на прощание и тотчас отвернулась, заставив себя отбросить все посторонние думы — как бы ни были они ей дороги.

Лишь одно сейчас важно — союз с Тельфеном.

* * *

Под вечер второго дня путешествия Анери увидела вдали белокаменные стены Эгиссы, рассыпанные вокруг пригородные дома и плещущее над стеной знамя с чашей. Княжна пришпорила усталого коня, поторопила своих спутников, и они понеслись во весь опор к воротам города.

Мало кто удивился появлению всадников. Люди в пригороде забегали туда-сюда, послышались оживленные голоса, но продлилось это недолго. Пока Анери ехала вдоль домов, жители смотрели на нее без особого любопытства: должно быть, приняли за обычных посланцев к князю. Мало чей зоркий глаз мог бы узнать в одном из бешено мчащихся всадников, к тому же в броне и дорожном плаще, девушку.

Стражи у ворот не скрыли изумления, когда Анери назвала себя. Но пропустили беспрекословно, даже отрядили с ними проводника-скорохода, хотя Анери знала дорогу к дворцу Тельфена. Копыта коней звонко выбивали искры из каменных мостовых, люди останавливались, оглядывались, перешептывались. Быстро поползла по Эгиссе весть, что в город прибыла андарианская княжна, женщина-воин, о которой многие были наслышаны, но не знали толком, каким слухам верить.

Анери не было дела до сплетен, как и до отдыха, который предложили ей в княжеском дворце. Не для того она летела сюда, безжалостная к себе и спутникам-воинам, чтобы терять хотя бы миг. Приказав лишь позаботиться о людях и конях, она велела царедворцам Тельфена сообщить князю о ее прибытии. Держалась она так, что ни о каком отказе или промедлении не могло быть речи.

Один из придворных по имени Гетейс — Анери знала его по каллисианским посольствам, которые принимал ее отец-князь, — едва уговорил ее снять хотя бы пропыленный плащ. Сейчас же он вел ее к Тельфену, но не говорил ничего, и Анери была ему за это благодарна. Любая беседа, любое отвлечение смутило или рассердило бы ее, тогда как ей требовался собранный и трезвый ум.

Расписные двери в княжескую палату были распахнуты. Стражи учтиво поклонились Анери и подняли копья. Вытряхнув из головы все думы, сомнения и надежды, княжна Андары шагнула в палату, освещенную свечами и меркнущим вечерним заревом. В этой палате, отделанной белым камнем, ей приходилось бывать с отцом, когда тот заключал союз с Каллисом. Теперь же она здесь одна — по той же причине. Пол под ногами сделался скользким, но Анери заставила себя ступать твердо.

— Приветствую вас, государь, — произнесла она, остановившись шагах в трех от престола. — Дорога моя была долгой, но все же привела меня сюда, в Эгиссу. Мой покойный отец-князь, да будет блаженным его отдых на небесном острове, именовал вас нашим союзником. Надеюсь, я не разгневаю вас, если спрошу, так ли это.

— Приветствую и вас, княжна Андары, — чуть помедлив, ответил Тельфен. — Вижу, вы достойная дочь своего отца и во всем подобны ему: предпочитаете прямые слова и скорые дела.

Говоря это, князь улыбнулся. Должно быть, он вспомнил совсем юную княжну, которую видел некогда в свите Анапара, и не мог поверить, что дитя выросло не только в правительницу, но и в воина. Улыбка его обнадежила Анери, а нечто во взгляде заставило насторожиться.

— Я могу лишь благодарить всех богов за то, что они сохранили вас живой и невредимой, — продолжил князь, погладив чуть тронутую серебром русую бороду. — Мы предполагали, что вы появитесь в Каллисе, но ожидали вас раньше.

— Да, ваши воины на границе уже сообщили мне об этом, — ответила Анери.

Она чувствовала, что Тельфен намеренно затягивает разговор, тогда как сама она желала скорее перейти к сути. Придворных в палате было совсем мало — трое советников, в том числе и Гетейс, и сидящий за столиком писец. Вряд ли князь Тельфен уронит себя в их глазах, если обойдется без пустых красивых словес.

— Простите мне мою прямоту, государь, — продолжила Анери, — но я в самом деле не вижу причин медлить. Вы, должно быть, догадываетесь, для чего я явилась в Эгиссу и напомнила вам о союзе Андары и Каллиса. Известно мне и о тех потерях, что понесло ваше княжество в борьбе с кочевниками. Но я пришла не как просительница, а как союзница, и намерена предложить вам объединиться на равных и взаимовыгодных условиях. Мне нужны воины и оружие. Вам — средства, чтобы предотвратить грозящий Каллису голод из-за погубленных врагами посевов. Помогите мне — и я помогу вам.

Тельфен ответил не сразу. Пальцы его порой сжимали подлокотники престола, советники рядом осторожно перешептывались. Анери молча ждала, понимая, какие думы обуревают сейчас каллисианского князя, тоже понесшего немало потерь.

— Союз для меня — не пустое слово, госпожа, — сказал наконец князь. — Я охотно оказал бы вам помощь; тем более, мне вовсе не по душе ботарские заставы у наших южных границ. По-видимому, князь Треас рассчитывает, что мы станем следующими после Андары. Я намерен бороться за свободу моей земли и поддержу союзников. Но для этой поддержки необходимы деньги, много денег. Ларокские и растийские купцы, узнав о нашем бедствии, поднимут цены на хлеб до небес. Воинам и оружейникам тоже нужно содержание…

— И вы его получите.

Анери сунула руку в свой мешок. Несмотря на приглушенный свет в палате, князь Тельфен и его приближенные невольно зажмурились от игры блестящих камней на ладони княжны. Никто не сдержал восхищенных возгласов: андарианская казна славилась своими самоцветами на весь север. О судьбе же их не знал никто в Каллисе, хотя Тельфен с горечью предполагал, что на них наложили свою жадную десницу Треас и его любимец Овари Шимо.

— Вот здесь, — Анери тряхнула мешком, — вся казна Андары. Честь и хвала тем, кто помог мне сберечь ее, и вечное блаженство — погибшим. Вы упоминали южных купцов, государь, и вам не хуже моего известно, как ценят в той же Расте, Лароке, Броассаре и прочих землях такие камни. Ценят их и в Улидаре, родине лучших оружейников Дейны. Пусть ваши ремесленники, искусные в работе с самоцветами, скажут их цену в золоте или серебре. Эти камни помогут Каллису спастись от голода, а моей Андаре — избавиться от врагов.

— Ботарцы сильны, — заметил один из придворных. — Их заслон на севере Андары прочен, в чем мы убеждались не раз. Чтобы сломить его, понадобится целое войско…

— Ботарцы держали заслон, потому что боялись, что я отправлюсь в Каллис через северную границу, — возразила Анери. — Теперь они знают, что я избрала иной путь, как знают и то, что я отыскала убежище в вашей земле. Если наносить удар, то как можно скорее, пока они не опомнились и не укрепили нашу северную границу.

— Вы правы, госпожа, медлить нельзя, — кивнул Тельфен, хотя суровая складка меж его бровей не исчезла. — Но внешнего удара будет мало. Ботарцы взяли Исинду и несколько других городов, из которых их придется выбивать. Если война затянется…

— Потому я и говорю, что нельзя допустить этого, — сказала Анери. — Вы тоже правы, государь, внешнего удара будет мало. Но, что бы ни говорили наши враги, Андара не оскудела ни воинами, ни доблестью. Мне известно, что уцелевшие воеводы собирают людей. Достаточно одной победы, чтобы все они стеклись под наши знамена. Да и в Ботаре дела не столь хороши, как кажется. Его терзают изнутри разбойничьи шайки, но Треас, вместо того, чтобы уничтожить их, устроил охоту за мной и моими драгоценностями. Поэтому бить надо как можно скорее — и как можно сильнее.

Тельфен вновь помедлил с ответом. Он бросил взгляд на своих советников и получил дружные кивки. Задумавшись на мгновение, он улыбнулся чему-то и обернулся к писцу, скучающему над чернильницей.

— Завтра же поутру объявить на всю Эгиссу: пускай ко двору немедленно явятся все златоковы, искусные в работе с самоцветными каменьями, и торгующие драгоценностями купцы. — Когда писец отложил перо и присыпал написанное песком, князь обернулся к Анери. — И завтра же мы созовем военный совет. Тогда и обсудим, сколько военных сил мы сможем стянуть, когда и как быстро — и заодно обсудим цену их службы под андарианским знаменем.

— Благодарю вас, государь. — Анери поклонилась, заставляя себя сдерживать бьющую ключом радость. — От своего имени — и от имени моего покойного отца-князя Анапара, чью дружбу вы цените, несмотря ни на что. Я прислушаюсь к словам ваших воевод и не стану требовать ничего сверх меры. Довольно будет рассеять ботарцев и объединить мой народ, а дальше я сделаю все сама. — Она помолчала и улыбнулась. — У меня есть верные и надежные люди.

По знаку князя придворные удалились. Сам же он предложил Анери гостеприимство его супруги и дочери. Княжна охотно согласилась: теперь, заручившись поддержкой, она могла вернуться к более мелким заботам — вроде усталости и голода после долгой дороги. Особенно же она мечтала о жарко натопленной бане.

— Что вы намерены делать, госпожа, после того, как вернете себе отчий престол? — спросил Тельфен по дороге. — Со дня Основания княжеств не было такого, чтобы во главе страны оказывалась женщина, тем более — незамужняя. Один небесный владыка весть, что думал князь Анапар о вашей дальнейшей судьбе. Если же вы пожелаете скрепить наш союз, то я буду счастлив видеть вашим супругом любого из моих сыновей.

Слова Тельфена вмиг омрачили радость Анери, хотя она постаралась не подать виду. Он прав: никто не знает, как желал распорядиться наследным правом покойный князь-отец. Многие в Андаре могут воспротивиться женщине на престоле, даже если эта женщина перед тем освободит страну. Что до замужества, то здесь перед Анери разверзлась черная пропасть неведения. Лишь одному человеку во всей Дейне отдала бы она свою руку — сердцем он давно завладел, сам того не зная. Но он не был княжеского рода, хотя мог бы оставить далеко позади многих правителей.

— Мой князь-отец говорил, — сказала Анери в ответ, — что лишь глупец станет думать сразу о многих задачах. Решим сперва одну, важнейшую, затем перейдем к прочим. Лишь небесному владыке ведомо, что уготовила нам всем судьба.

Казалось, князь Тельфен понял ее — понял даже невысказанное. Больше он не заговаривал о подобном. Анери же, оставив недавние тревоги, всей душой возблагодарила богов за милостивую их помощь.

Союз заключен. Теперь осталось взрастить и пожать его плоды.

Ни один князь Андары не бросал слов своих на ветер.

«Не в обычае князей Андары было забывать свои клятвы».

Из летописи Арвокаса Кельма

— Она не желает мира.

Треас, князь Ботара, вскочил с резного кресла и прошелся по небольшой светлой палате, сцепив за спиной руки, — он перенял эту привычку у своего любимого приближенного. Пол заскрипел под его шагами, тяжелыми, как и его думы.

— Почему? — Он резко обернулся к единственному собеседнику, схватив со стола недавно полученное письмо — отнюдь не первое. — Она победила, я признаю это. Мы потеряли все завоеванные земли Андары. Не раз я предлагал ей мир, — с каждым словом князь все сильнее стискивал пальцы на пергаментном свитке, — предлагал даже стать моей женой. И на все эти предложения она отвечает одинаково — вот так!

Смятое послание полетело на застеленный пестрым квиннийским ковром пол. Овари Шимо покосился на сломанную печать с птицей Диадаль, и его пробрала внезапная дрожь — вестник недоброго предчувствия или даже скорой смерти. Когда же он поднял голову, то увидел, что Треас не сводит с него глаз.

Князь был ровесником Шимо, и они вместе восходили по широкой и пологой лестнице власти, шли дружно и уверенно, надеясь насладиться всем, что дает эта власть. Но как он теперь смотрел на своего любимца… Так мог бы смотреть мясник на бычка, прежде чем заколоть его. Или разбойник — на беспомощную жертву.

Нет. Скорее, как человек, загнанный в угол и готовый прикрыться кем угодно, лишь бы спастись самому.

— Ты ведь знаешь, почему она так поступает, — медленно продолжил Треас, — не правда ли, Овари?

— Знаю, государь. — Слова Шимо прозвучали подобно шороху земли, летящей в его могилу. Если у него вообще будет могила.

Прошло почти три месяца после дерзкого побега княжны Анери из Туаты и предательства воеводы Алуссы. Земля Дейны вновь расцвела и принесла плоды, лето сменилось осенью, но не было для ботарского князя и его приближенных года черней. За минувшее время княжна заручилась поддержкой Тельфена, князя Каллиса и союзника Андары, и внезапным ударом освободила северные пределы родной земли. Не успевшие еще закрепиться в недавно завоеванном княжестве ботарцы не ожидали нападения, которое выбило их из Исинды и заодно привлекло под знамена княжны всех уцелевших воинов и воевод Андары.

Битвы на рубежах продолжались долго, но победившие андарианцы не стали вторгаться на земли Ботара. Казалось, княжне Анери довольно свободы родной страны. И все же военачальник Шимо не сомневался в том, что однажды юная правительница Андары вспомнит о своей клятве, данной в миг отчаяния, и свершит обещанную месть. Или хотя бы попытается свершить.

— Она поклялась убить меня, — продолжил он. — Еще тогда, три месяца тому назад, когда я захватил ее в Туате. Я не придал значения ее угрозам, счел их всего лишь бессильной яростью побежденного. Теперь же, — Шимо отвел глаза, не в силах выдержать взгляда повелителя, — я жалею об этом. Если бы я знал…

— Теперь ты знаешь, — ответил Треас и вернулся в кресло. Длинные черные волосы князя колыхнулись от резкого движения. — Ты знаешь, что Ботар разорен. Если мы хотим спасти его, эту войну надо прекратить. Но Анери Кельма ставит мне такие условия… — Князь многозначительно умолк, его светлые глаза прожигали военачальника насквозь.

Шимо отлично знал, что за условия ставит княжна. Сам он на ее месте поступил бы иначе — предпочел бы утопить вражескую землю в крови, дабы те, что выживут, надолго запомнили жестокий урок. Видимо, он не ошибся насчет ума княжны Анери. Но сейчас его больше тревожила собственная судьба, ибо нетрудно угадать, каким будет решение Треаса.

— Она требует у вас моей головы, — обреченно произнес Шимо. — И вы готовы согласиться. Готовы пожертвовать мной… — Голос его дрогнул, а потом зазвенел громче, сквозя болью и отчаянием: — Мной, которого вы всегда ценили и уважали, к кому прислушивались! И ради чего? Ради пожелания не особо умной девчонки…

— Ради спасения Ботара, — отрезал князь, и холод в его голосе сковал тело и душу Овари Шимо, точно лед преисподней Хатуа. — Я — князь, если ты еще не позабыл, Овари. И я могу принести подобную жертву во благо моей страны.

Шимо не сразу нашелся с ответом. Не раз видел он отчаяние в чужих глазах, слышал его в чужих воплях, но никогда прежде не знал сам этого леденящего омута, из которого так трудно выбраться. Если вообще возможно.

Порой Шимо казалось, что истинный князь Ботара — это он. Но Треас умел, когда нужно, поставить его на место, показать, кто здесь настоящий повелитель. Повелитель, который, видимо, устал от влияния могущественного царедворца, более сильного духом, чем он сам.

— Я прошу вас, государь, — заговорил Шимо, тихо, смиренно, — позволить мне остаться при дворе в Нертеше. Она не пойдет на столицу…

— Разве не ты сам выбрал крепость Туата своей ставкой, Овари? — Черные брови князя поднялись в притворном удивлении. — Там твое место. Туда ты и отправишься, и будешь стеречь наши северные границы, как прежде. Не ты ли утверждал, что с радостью исполнишь свой долг передо мною и Ботаром?

— Вы обрекаете меня на смерть, государь, — беспомощно промолвил Шимо. — Если Анери Кельма нанесет удар, то лишь по Туате.

— Туата неприступна, разве не так? Наши предки позаботились об этом. — Треас пожал плечами. — Если бы не подлое предательство Майдина Алуссы, княжна не сумела бы тогда сбежать. И Туату она не возьмет, даже если соберет всех андарианских и каллисианских воинов. Но это уже твоя забота, Овари, как старшего военачальника Ботара. Бери всех воинов, что остались, и защищай Туату, если княжна нападет.

— Как прикажете, государь, — произнес Шимо, слегка помедлив, и низко поклонился. Иного ответа у него не было.

В недавний миг смертельного отчаяния его посетила крамольная мысль убить князя. Они в палате одни, он выше ростом, сильнее, вооружен — кто ему помешает? Но пришлось побороть этот порыв, рожденный всплеском леденящего ужаса. Нет, смерть Треаса не спасет его. Он уже обречен жить в страхе, каждый день и ночь ожидая возмездия. Лишь сейчас Овари Шимо понял всю опасность кровной мести. Прежде он был охотником. Теперь же сделался дичью. Загнанной, беспомощной дичью.

Но так ли это?

Шимо гордо выпрямился, отдал Треасу очередной поклон. Неужели он беспомощен? Князь прав: Туата — неприступная крепость. Ни разу не открывала она своих ворот врагам с тех пор, как ее возвели в горах Веллус. Не откроет и теперь. Он защитит ее, спасет свою жизнь. И кто знает: если Анери Кельма настолько глупа, что бросится на вражескую твердыню, лишь бы только свершить свою месть, не дарует ли небесный владыка ему, Овари Шимо, новую возможность расквитаться с нею?

Только он не повторит прежней своей ошибки, не станет напрасно тратить время. Таких, как Анери Кельма — и те, кто ей служит, — нужно убивать сразу, как бы сердце ни жаждало их крови и мук.

Покидая покои князя Треаса, Шимо улыбался. Да, именно так он и поступит. Он удержит Туату, даже если княжна Андары бросит на нее все свои силы. Что же до Треаса… пожалуй, он слишком засиделся на престоле. Его единственный сын от покойной жены почти вошел в подобающий для правителя возраст и готов сменить отца. А у Шимо есть две дочери-невесты, одна краше другой, и можно будет женить юного князя на любой из них. Тогда его положение при дворе сделается прочнее алмаза. Княжеский тесть, особенно если он — опытный и неглупый царедворец, может вертеть юным правителем как угодно.

Шимо вновь улыбнулся. Да, именно так. Когда все закончится, у него будет время подумать об этом.

В тот же вечер он отбыл в Туату, отдав приказ стянуть туда все уцелевшие ботарские силы.

* * *

Над крепостью Туата ночь раскинула сплошь черное небо, безлунное и беззвездное. Горы, стены, постройки во дворе — все сливалось в одну размытую тень, едва заметную в ночной тьме. Мрак разгоняли только огоньки светильников в руках дозорных: теперь этих огоньков стало намного больше, чем прежде, ибо война еще продолжалась, и военачальник Шимо приказал удвоить бдительность. Порой огоньки сближались, когда дозорные подходили друг к другу и обменивались положенными знаками, а потом вновь занимали свои посты.

Странный шум потревожил одного из дозорных на южной стене — словно шорох катящихся по горной тропинке камней под чьими-то ногами. Воин двинулся туда, не заметив, что в двадцати шагах за его спиной через стену перебралась тень. Она тут же слилась с выступами стены и неслышно двинулась к дозорному, который пытался разглядеть тропу внизу. Тот успел почуять опасность и обернулся. Это не спасло его: невидимая рука тотчас зажала ему рот, а по горлу чиркнул кинжал.

Плащ дозорного накрыл плечи лазутчика, светильник закачался в руке. Само же тело осталось лежать под выступом, куда его опустил неизвестный.

— Что там? — послышался оклик с соседнего поста, ближайший огонек качнулся.

— Как будто шум внизу, — донесся приглушенный ответ. — Но там никого, я проверил.

— Может быть, поднять тревогу? — усомнился дозорный.

— Если услышим еще раз, тогда поднимем. Сам знаешь, военачальник шуток не любит.

— Верно. Волк идет по следу, — произнес дозорный положенные слова, которые менялись каждый день по личному распоряжению Шимо.

— Удачной охоты, — раздался в ответ положенный отзыв, давно подслушанный разведчиками. Дозорный качнул светильником и неспешно удалился.

В этот миг на стене прибавилось еще на две тени. Повинуясь легкому движению руки со светильником, они бесшумно разошлись в стороны. Вскоре слегка закачались огоньки в руках еще двух дозорных, которых тоже сменили лазутчики.

Узкую, почти отвесную горную тропу у подножия южной стены, обиталище воронов-полуночников и прочей нечисти, ботарцы давно считали непроходимой и поэтому не ставили там дозоров. Ее показал андарианцам один из юных разведчиков, недавно принятый в войско по повелению самой княжны Анери. И там, где оказалось по силам пройти мальчишкам, отыскали путь и опытные воины. Захватить стену — уже задача похитрее: прежде всего нужны были восточная и северная части, потому что там имелись ворота. Именно туда потихоньку направлялись новые и новые лазутчики.

Прежде, чем успела бы сгореть восковая свеча, на стене Туаты не осталось ни одного живого стражника-ботарца. Некоторые лазутчики осторожно спускались по каменным лестницам во двор крепости, кто-то устремился к обоим воротам. Но открывать их пока не стали, а затаились, ожидая знака.

А знак было бы трудно не заметить.

Казалось, на Туату внезапно обрушился дождь из чародейских молний: весь двор крепости запылал огнями. Сперва десятки, потом сотни стрел с горящими угольками или обвитых просмоленной паклей понеслись к деревянным постройкам, словно стаи злых насекомых. Кое-как отстроенные после недавнего пожара конюшни, склады и амбары мигом загорались. Из жилых домов выбегали полуодетые воины, заспанные, утомленные бесконечными дозорами и бессонными ночами, — и в них летели тучи новых стрел, уже боевых. Они без труда находили цели, мечущиеся тени которых ярко освещало неистово полыхающее пламя.

Ботарцы еще не успели понять, что же произошло, когда вопли ужаса заглушили иные звуки: скрип открываемых ворот, грохот сотен копыт по камням и оглушительные боевые кличи — «Андара» и «Диадаль». А порой слышалось имя предводительницы, которое преданные ей воины тоже превратили в боевой клич.

С двух сторон во двор Туаты хлынул поток всадников, вооруженных копьями. Тех же, что въехали в восточные ворота, возглавляла девушка в княжеской броне, с убранной под шлем косой. Она указала мечом вперед, глаза ее в свете пожара казались еще двумя яростными кострами. Повинуясь знаку, живая волна устремилась на уцелевших ботарских воинов, которые уже успели раздобыть себе оружие и пытались защищаться, пусть даже понимали, что это безнадежно.

Никто из них не должен был остаться в живых — так повелела княжна Анери.

* * *

Овари Шимо проснулся среди ночи, разбуженный криками и шумом. Он окликнул стражника, который теперь всегда стоял снаружи его двери, но никто не отвечал. Тогда он поспешил одеться, ожидая прибытия дозорного с докладом — и вновь напрасно. Когда же доносящиеся снаружи вопли, проклятия и мольбы к богам сделались громче, Шимо распахнул ставни. Алое зарево ослепило его, отчетливо загудело пламя пожара. Не помня себя от гнева и внезапного ужаса, Шимо яростно рванул дверь — и застыл на пороге, не в силах сделать ни шагу.

Туата полыхала.

Все деревянные постройки пылали огнем, горели острые колья на зубцах стен, докрасна раскалились камни и сами скалы, служившие Туате основанием. Среди столбов пламени, что взвивались к пустым ночным небесам, метались люди. Их безжалостно разили копья, стрелы и мечи.

Княжна Анери Кельма исполнила свою клятву.

Шимо увидел ее издалека: над головой княжны трепыхалось на ветру андарианское знамя. Вышитые золотом крылья птицы Диадаль сделались в свете пожара кроваво-алыми и шевелились, словно живые, а черная тень в ее когтях показалась ботарскому военачальнику похожей на него самого. Княжна же молча смотрела, как пламя пожирает Туату. Лицо ее было точно таким, как в ту памятную ночь три месяца назад, — бледным и застывшим, словно у пророчицы или жрицы: губы сжаты, глаза распахнуты, и взор этих глаз заставил Шимо содрогнуться. Разумеется, она помнит, какой казни обещала предать его.

Взгляд Шимо метнулся к обоим воротам: у каждых несут стражу копейщики-андарианцы, там не сбежать. Мысль о том, чтобы взять меч и подороже продать свою жизнь в честном бою, даже не пришла Шимо в голову. Кругом метались обезумевшие кони; захватчики их не трогали, позволяя мчаться из ворот куда угодно. Нет, ни одну лошадь не удастся поймать и воспользоваться ею для бегства: всадника заметят сразу же. Но пешего…

Озарение пришло внезапно: подняться по лестнице на северную стену, где нет огня, и с помощью веревки спуститься вниз. Пока все враги заняты убийством, его никто не хватится. Ему тоже известны потайные тропы и укрытия в горах, где его будет трудно отыскать. А потом… потом настанет его черед нанести удар. Но об этом сейчас не время думать.

Шимо вернулся в дом за плащом и веревкой, закутался с головы до ног, так, что едва видел все вокруг. Он осторожно прикрыл дверь, стараясь двигаться медленно и чуть ли не сливаясь со стеной своего дома. Теперь оставалось самое трудное: до ближайшей спасительной лестницы — шагов пятьдесят по открытому пространству. Но враги пока не смотрели в его сторону. Ближайший отряд жестоко расправлялся с несколькими воинами-ботарцами и едва ли не загонял их в бушующее пламя. На цыпочках, еле дыша, военачальник двинулся к своей цели.

— Стой, Шимо!

Крик ударил, точно копье или стрела в спину. Шимо мгновенно облился потом, невольно застыл на месте — и тем выдал себя. Мыслей в голове не осталось, кроме одной: «О небесный владыка, за что?» Ибо Шимо узнал голос. Голос кровного врага.

Шимо оглянулся, дрожа — и уверяя себя, что дрожит от бессильной ярости, а не от страха. В последний раз он видел Фейрана Ордета униженным, изувеченным пленником. Теперь же тот предстал ему в подобающем андарианскому воеводе облике: верхом, в черной боевой броне, искалеченная три месяца назад рука по-прежнему крепко сжимает окровавленный меч. А взгляд потемневших глаз, в которых тоже мелькали алые отблески, заставил Шимо попятиться.

Из-за спины Фейрана выехали несколько всадников и наставили на Шимо копья. Ботарский военачальник понял, что бежать бесполезно, и сделал то, чего сам от себя не ожидал. Он упал перед врагом на колени.

— Пощади! — взмолился Шимо, протягивая руки. — Ты же был там и слышал, как она хочет поступить со мной. Ты бы ни с кем не обошелся так, даже с кровным врагом. Прошу, убей меня сам, прямо сейчас, или прикажи убить своим воинам, только не предавай в ее руки!

Шимо не сводил взгляда с изуродованного лица врага и уловил в глазах того тень сомнения и колебания. В сердце трепыхнулась было надежда — но тут Фейран ответил, и голос его был подобен звону мечей в бою:

— Твою участь решит госпожа.

Шимо открыл рот, чтобы возразить — «Она уже решила ее!» — но отчего-то не посмел произнести ни слова. А Фейран продолжил — без гнева, разве что с долей сожаления:

— Проси пощады у княжны Андары и у тени Даркаса Ордета. Я не держу на тебя зла за то, что ты приказал сделать со мной, это всего лишь превратности войны. Но унижение и боль моей госпожи и подлое убийство моего отца я тебе не прощу.

Фейран молча подал знак своим людям. Двое из них спешились, сорвали с Шимо плащ и заломили пленнику руки за спину. Несмотря на сопротивление и брань, они поволокли его туда, где восседала на коне под сенью знамени княжна Анери.

* * *

Анери знала и верила в то, что ее дело — правое. Она убеждала себя, что ищет не мести, но лишь свободы родной Андары. И она добилась своего: каллисианский князь Тельфен оказался верным союзником, да и щедрая награда, обещанная ему, всем его воеводам и воинам, которые выступят на ее стороне, сделала свое дело. А потом добрая весть, словно бешеный ветер, облетела Андару. Стоило лишь уцелевшим военачальникам услышать о первой победе княжны, и они сразу же поспешили встать под ее знамена. Вставали и простые люди, даже те, кто никогда не держал в руках иного оружия, кроме топора и косы.

И великий Ва-Катоа даровал им новые победы. Вновь распростерла крылья волшебная птица Диадаль.

Ботарцев гнали из Андары, но не убивали без нужды. Сам князь Треас вскоре запросил мира, ибо дерзкие и жестокие налеты многочисленных разбойничьих шаек продолжали разорять его страну, и противостоять внешним врагам не оставалось сил. Помимо мира, он просил и руки княжны, решив добиться желаемого законным и честным путем. В ответ он получил отказ — и в том, и в другом. Пока жил и дышал Овари Шимо, княжна не желала мира.

Она должна была исполнить клятву. И исполнила ее. Туата пала.

Сурово сдвинув брови, как делал порой ее покойный отец-князь, Анери глядела на безумство пламени в покоренной крепости. Почти все вражеские воины погибли; кому-то посчастливилось умереть с оружием в руках, кому-то — нет. Княжна приказала не щадить никого из них, и лишь одного она велела схватить живым — Овари Шимо. Теперь она с тревогой вглядывалась в черные тени под стенами, слегка опасаясь, как бы он не умудрился сбежать.

— Госпожа! — окликнул ее воевода Эделлин. — Что прикажете делать с ними?

Княжна обернулась. Отряд андарианских воинов окружил толпу слуг-ботарцев — поваров, конюхов, оружейников и прочих. Заспанные, полуодетые, пропахшие дымом люди не без страха смотрели на правительницу Андары и молча ожидали ее слова. И оно прозвучало:

— Отпустите их. — Княжна медленно обвела всех пленников взглядом и продолжила, уже обращаясь к ним: — Я не желаю зла народу Ботара и не стану воевать с вами. Вы свободны. Вы — не воины, но всего лишь слуги воинов, и вы не заслужили смерти. Теперь уходите и расскажите своим соплеменникам о том, что сегодня произошло здесь. Это последняя битва и последняя пролитая кровь. Больше я не желаю воевать. Но если пожелает ваш князь, то горе ему!

Пленники зашептались между собой. Похоже, сейчас им совершенно не было дела ни до своего князя, ни до его желаний. Напуганные пожаром и безжалостной резней, они с облегчением поняли одно: их не убьют.

Как один, они повалились на колени перед княжной и разразились нестройными хвалами, благодаря великодушную правительницу Андары и призывая на ее голову благословение небесного владыки и матери-земли. Показалось им, или в глазах княжны на самом деле сверкнули слезы? Но приглядываться было некогда. Они вскочили на ноги и дружной толпой поспешили к восточным воротам, где их пропустили андарианские стражники.

Анери сморгнула невольные слезы, но тут же позабыла о тех людях, которых только что пощадила. Она увидела, как двое стражников ведут к ней слабо упирающегося Овари Шимо. Следом ехал Фейран со своими людьми. Приблизившись, воевода поклонился.

— Все воины убиты, госпожа, уйти не удалось никому, — произнес он. — А его мы по вашему приказу взяли живым.

— Вы схватили его в бою? — спросила княжна, оглядывая пленника.

Знаком она велела отпустить его. Шимо растер запястья и затравленно огляделся. От его недавней величавости не осталось и тени.

— Он даже не пытался защититься. Похоже, надеялся тайком сбежать через стену, но напрасно: я приказал Вегару и прочим не снимать дозоров.

Княжна кивнула Фейрану и перевела взгляд на Шимо. Тот невольно шагнул назад, но отступать ему было особо некуда: его со всех сторон окружали андарианские воины. Своих же у него не осталось.

— Прошу, пощади меня, Анери Кельма! — Шимо нашел в себе силы обратиться к княжне с мольбой, не теряя при этом остатков былого достоинства. — Для тебя выгоднее сохранить мне жизнь. Я буду тебе полезен и сумею уговорить Треаса заключить мир с Андарой. Ты знаешь, кто я и какую власть имею при его дворе. Вообрази, как разгневается Треас, если узнает о том, что ты жестоко расправилась со мной, его любимцем…

— Ему не до тебя, — перебила княжна. — Поверь: когда побежденная стая волков трусливо удирает, каждый дрожит лишь за собственную шкуру, зато охотно вцепится в горло соплеменнику, если понадобится. Треасу недолго осталось сидеть на своем престоле, и он наверняка сам понимает это.

— Пусть даже так! — Шимо шагнул вперед, к самой морде коня княжны. — Но ведь ты женщина и по природе своей должна быть милосердной. Должна прощать врагов…

— Ах, вот как? — Голос княжны стегнул, словно кнут. — Прощать? Да, как женщина, я могу простить тебя, своего врага. Но не как княжна Андары — врага своей страны и своего народа. Я прощаю тебя. Но клятву свою я выполню, чтобы никто не посмел обвинить меня в малодушии и трусости. — Девичья рука в перчатке указала на еще не догоревший склад.

Повинуясь знаку, воины поволокли Шимо к складу, невзирая на сопротивление, мольбы и угрозы. Его втолкнули внутрь, в самое пламя. Шимо с криком отпрянул и бросился было обратно, решив избрать более легкую и милосердную смерть — кинуться грудью на вражеские копья. Но воины предвидели это и развернули копья древками вперед. Они вновь загнали Шимо в огонь, и в тот же миг на него обрушилось несколько балок прогоревшей крыши. Даже рев пламени не смог заглушить страшного вопля, что вырвался в тот миг у ботарского военачальника.

Овари Шимо корчился среди рухнувших бревен, объятых пламенем, как и он сам. Уже не осталось сил кричать, из горла вырывалось только хрипение. В предсмертных муках он видел лишь своих врагов, так, будто они стояли в двух шагах от него: бледное лицо и прищуренные глаза Анери Кельма — и обок с нею, среди прочих андарианских воевод, это проклятье богов, Фейрана Ордета. Он стоял так же молча, как и прочие, и вдруг губы его жестко скривились и что-то прошептали. Уже умирая, Шимо прочел по губам врага: «За тебя, отец».

Так окончил свою жизнь некогда великий царедворец и военачальник — в напрасной надежде, что его повелитель отомстит за него.

Туата горела еще долго, весь остаток ночи и весь следующий день. Но княжна Анери и ее воины этого уже не видели. На рассвете они покинули то, что осталось от простоявшей не один век крепости.

«Боги дарят щедро, порой щедрее, чем мы того заслуживаем. На все их святая воля, ибо у них есть свой промысл о каждом человеке, пускай он неведом нам. Принять волю богов, отбросив собственную, значит одержать величайшую победу, на которую способен поистине сильный духом человек».

Из летописи Арвокаса Кельма

После падения Туаты стало бессмысленно воевать дальше. Треас вновь взмолился о мире, уже без всяких условий. Он получил внешний мир, однако окончательно пошатнул свой собственный престол. Ибо отнюдь не все его приближенные были им довольны и теперь, после гибели влиятельного Овари Шимо, готовились сами поставить князю свои условия.

Лишь по окончании этой долгой войны княжна Анери поняла, какой нелегкий труд ей теперь предстоит. Каждая золотая и серебряная монета, вырученная за каждый камень княжеской сокровищницы, ради сохранения которой пришлось понести столько трудов и пролить столько крови, своей и чужой, будет использована с толком.

Анери вновь вернулась в Исинду, под родной кров. Казалось, ничего не изменилось — и все изменилось. Изменилась она сама. Отныне она — правительница Андары, и она готова была принять на свои плечи это нелегкое бремя. Но не раз и не два в душу ей закрадывались сомнения.

Фейран.

За свои заслуги он получил звание старшего воеводы, заняв место погибшего четыре месяца назад Кольмаса. Его верный друг и спутник Вегар из дома Сейне был произведен в сотники княжеской стражи. Анери не сомневалась, что оба они продолжат служить ей так же, как служили прежде. И все же сомнения не уходили. Обретенная любовь и суровый долг боролись в ее душе, точно лютые враги, и было ясно, что победит.

Нет. Им никогда не соединиться. Она из княжеского дома, он — хотя и благородный дворянин, воевода, но все-таки ниже ее по рождению. Законы неумолимы, и их не преступить никак. Если бы только она не была княжной! Но таков ее долг, ее путь, завещанный отцом-князем, и она не смеет свернуть с этого пути. Все выходит совсем как в ту страшную ночь допроса в Туате, которую Анери не любила вспоминать: ей остается лишь смотреть и мучиться оттого, что она не в силах что-то изменить.

Анери старалась отыскать забвение в трудах. Исинда кипела жизнью: купцы из Ларока и Расты щедро отсыпали золото за алмазы и рубины, грохотали телеги с лесом и камнем, суетились зодчие, а те, чьи дома уцелели при захвате столицы, вернулись в них. Осень, несмотря ни на что, оказалась щедрой по милости Тэ-Тамау, а чужеземные посланцы перестали быть диковиной. Правда, Анери не могли не тревожить те речи, что они вели. Чуть ли не каждый второй просил от имени своего государя руки андарианской княжны.

«Слетелись, точно воронье на падаль», — мысленно сокрушалась Анери. Казалось, ее придворные тревожатся не меньше — прежде всего о том, как бы она не решилась принять чье-нибудь предложение. Откуда им было знать, что она ни за что не примет ничье?

Дни стояли теплые, и деревья не спешили расставаться со своим пожелтевшим убором. В кои-то веки правительнице Андары выпало не слишком много дневных трудов, чем она не преминула воспользоваться. Набросив поверх наряда из серебряной квиннийской парчи еще один, из плотного голубого шелка, Анери вышла на крыльцо.

Сколько раз стояла она здесь с отцом или матерью, а порой — с обоими и отвечала на поклоны воинов и слуг. Теперь же она одна, и все кланяются лишь ей. Анери обвела взглядом мощеную камнем широкую площадь, внимание ее привлекли голоса воинов и звон оружия. Среди этого шума, что с детства заставлял трепетать ее сердце, она различила голос Фейрана.

Удивительно: с самого побега из Туаты им ни разу не довелось просто поговорить с глазу на глаз. Быть может, посчастливится сегодня? Анери сама еще не знала, что скажет ему или что хочет услышать, но это не имело значения. Ловя на себе почтительные и восхищенные взгляды, слегка щурясь от сияния парчи, Анери зашагала к воинам. Радостно ей было увидеть там еще несколько знакомых лиц.

Норо, подстриженный и одетый, как подобает младшему разведчику княжеского войска, озадаченно потирал ушибленную руку.

— Эх, зря я надеялся, не выйдет из меня настоящего воина, — посетовал он и оглянулся на своего недавнего противника в учебном бою — паренька на год-два постарше. — Да и сложно все так. Там кого-то неправильно назовешь, здесь не поклонишься — и сразу выдерут.

Стоящие рядом Фейран и Вегар с усмешкой переглянулись.

— Не преувеличивай, — сказал воевода, — и не жалуйся. Все когда-то учились, и не все — так быстро, как ты. Ума тебе не занимать, так что ты без труда запомнишь все, что нужно.

— А ведь мне труднее, чем тебе, братец, — громко напомнил о себе Палло, который крутился тут же.

Он был весьма доволен своим новым положением: его определили в помощники одному из конюхов, и после нескольких неудач работа у него пошла на лад. Да и лошади его полюбили и всегда приветствовали радостным ржанием, как только парень входил в стойло.

— Просто непривычно как-то, — пояснил слегка покрасневший Норо. — Мы столько пережили вместе, и вы для нас стали настоящими друзьями, а теперь…

— И теперь остались друзьями, — мягко прервала Анери, подходя ближе.

Воины поклонились, Норо и Палло последовали их примеру — уже изящнее, чем раньше. А княжна продолжила:

— Пускай в нашей жизни многое изменилось и еще изменится, надеюсь, хотя бы этот дар богов мы сбережем. Просто теперь каждый из нас стал тем, кем должен быть, и вы тоже. И вести себя мы должны тоже так, как подобает, — даже если это нелегко.

Она умолкла, но улыбка ее говорила громче любых слов. Фейран вновь поклонился и, отвернувшись на миг, отпустил усталых воинов на отдых. Когда он вновь повернулся, княжна знаком велела ему следовать за собой. Вместе они направились к дворцовому саду и вскоре скрылись из вида.

Норо и Палло глядели им вслед. По их мнению, воевода с княжной и раньше, во время путешествия, казались удивительно красивой парой — чего стоит один только праздник небесного ока в Кастроне и огромный костер! А теперь они вообще просто загляденье. Что и не замедлил сказать старший брат:

— Какие же они красивые, правда… — Палло утер нос рукавом и прибавил: — Почему бы им не пожениться?

— А с чего ты взял, что они хотят пожениться? — спросил Норо.

— Хотят, — сказал Вегар и потрепал по стриженой макушке Палло. — А ты и вправду умеешь увидеть суть. — С горечью он прибавил, немало изумив братьев: — Очень хотят, да не могут. Несправедливо, правда? Люди предназначены друг другу самими богами, но человеческий закон мешает им, и они не преступят его — ни он, ни она. Разве что случится какое-нибудь чудо.

* * *

Дворцовый сад Исинды, полный тени и благоухания, дарил усладу телу и мирный отдых душе. Покойная княгиня Палади когда-то посвятила ему немало трудов, искренне сетуя, что дочь не желает разделять их. Хотя война и осада оставили на нем свои отпечатки, искусные садовники из Расты, выписанные княжной, сумели не только вернуть былую красоту, но и приумножить ее. Туда, в сад, и держали путь Фейран и Анери.

Молча шли они рядом. С той самой ночи в Туате, когда они открылись друг другу, за все минувшие месяцы войны с их уст ни разу не сорвалось ни единого слова любви. Они вместе решали на военных советах, как и где вести битвы, вместе сражались, разделяли тяготы походной жизни, но были и оставались правительницей и воеводой, хотя порой будто сожалели об этом, как и о своем молчании. Молчание же делалось невыносимым. Но мысль о том, чтобы вновь нарушить его, страшила, словно прыжок в бездонную пропасть.

Кудрявый золотистый клен, гордость княжеского сада, давал достаточно тени, чтобы никто не мог ни увидеть их, ни подслушать. Ветер колыхнул длинные подвески на венце Анери, и она решилась заговорить.

— Мы не сможем так жить, Фейран, — сказала она, обернувшись к нему. — Жить друг без друга, словно ничего не произошло. Но придется…

— Если бы я мог! — Воевода остановился, сжав кулаки, и медленно отвернулся с тяжким вздохом. — Нет. Видно, небесный владыка еще не закончил испытывать нас. И вы правы, госпожа, нам придется выдержать это испытание до конца. Что изменилось? Мы признались в том, что несли в себе много лет и продолжим нести. Мне, как и прежде, будет довольно служить вам, не помышляя и не прося о большем.

Слова эти обожгли Анери огнем, тем самым, что пылал в ней в ночь праздника небесного ока. У нее перехватило горло, едва не подкосились ноги. С трудом сглотнув, она тихо произнесла:

— А если бы ты попросил? — Анери положила руки на грудь Фейрану. — Неужели ты думаешь, что я отказала бы тебе? — Приблизившись к нему, она закончила шепотом: — Что я откажу тебе?

— Знаю, что не откажете, госпожа, — честно ответил Фейран.

Он взял ее за плечи, но не пытался привлечь к себе. Анери невольно отстранилась, хотя поняла по его прерывистому дыханию и румянцу на щеках, что и в нем горит тот же огонь, что ее близость волнует его. Несколько раз Фейран глубоко вздохнул и, победив телесный порыв, продолжил:

— Но такой уж я человек, госпожа моя Анери: мне нужно или все, или ничего. Я не желаю довольствоваться тайными свиданиями, прятаться от всех, словно вор в ночи, лицемерить и лгать. Кроме того, рано или поздно об этом узнают, и нас осудят — вполне справедливо. Кто мы? Вы — правительница Андары, образец для всех ваших подданных. Мне же подобает быть образцом для моих воинов. Для того же Норо. Да, я люблю вас и буду любить, пока бьется мое сердце. И я скорее умру, чем дам повод бросить на вас хотя бы тень гнусного подозрения. Пусть лучше разобьются наши сердца, чем наша честь. Разве что боги укажут нам иной путь.

— Тогда я стану молить их об этом, — шепнула в ответ Анери, смаргивая слезы горькой радости и гордости за любимого. Как бы ни были суровы его слова, она не ждала от него иных. Да и он бы не произнес иных — иначе не был бы собой.

В порыве чувств Анери прижалась головой к груди Фейрана и подняла на него счастливый взор. Его медно-рыжие волосы вновь отросли почти до плеч, на лице появились новые шрамы, но никогда прежде, даже в молодости, он не казался ей столь прекрасным. Сам же он молча смотрел на нее: не как смертный на богиню, а как влюбленный — на дорогую ему женщину.

— Знаешь, — продолжила Анери, — что я загадала тогда, на празднике, когда жгли костры? Я загадала: пусть небесный владыка и его око-солнце пошлют мне ответ, любишь ли ты меня так же, как я тебя. Мое желание сбылось, и очень скоро, как видишь.

Анери с улыбкой взяла его за руку. Фейран улыбнулся в ответ, но лицо его тотчас застыло: во время допроса в Туате ему выбили два зуба слева, и он стыдился этого при княжне.

— Нет, прошу тебя, улыбнись мне. — Женским чутьем она угадала причину. — Когда же ты поймешь: мне все равно, сколько шрамов у тебя на теле. Ты — воин. И ты дорог мне таким, каков ты есть. Знаю, ты считаешь себя недостойным меня, но на самом деле я тебя недостойна. Каждая твоя рана — это награда за доблесть. Кроме того, — Анери лукаво прищурилась и коснулась левой щеки, на которой виднелся едва заметный след от царапины, нанесенной стрелой в ночь бегства, — я теперь такая же, как ты.

— Вы прекрасны, госпожа, и всегда будете прекрасны, — в порыве произнес Фейран и сжал ее руку в своих. — Больше я не страшусь таких слов. Мне кажется, я никогда не устану повторять их вам.

— А я не устану слушать, — подхватила Анери. — Ты по-прежнему защищаешь меня — теперь уже от меня самой. Ты старше и мудрее меня, Фейран, и я сама не знаю, за что боги даровали мне такое счастье — такого человека, как ты.

Фейран улыбнулся, уже не стыдясь, и поднес к губам ее руку.

— Вы сейчас вспоминали ночь праздника в Кастроне, — сказал он. — А я тогда загадал: пусть небесный владыка пошлет вам победу — и укажет нам наше будущее. Мое желание пока сбылось лишь наполовину, но я умею ждать и буду ждать столько, сколько потребуется, госпожа моя Анери. И если случится невероятное… — Фейран глубоко вздохнул, — дом Ордет почтет за честь принять под свой кров деву из дома Кельма. — Он помолчал и вновь поцеловал ей руку. — А я почту за величайшую радость.

— Мой отец-князь отдал меня тебе, ты помнишь? — Голубые глаза Анери засияли: уже дважды Фейран назвал ее так, как обычно муж величал жену. — Он благословил нас перед смертью, и он бы ни за что не отказал нам, будь он жив. Поэтому да будет на все воля богов.

И боги явили свою волю. Ибо скорее сбываются желания у тех, кто примирился с неизбежным и готов принять любой божественный промысл. Но никогда не угадаешь, кого или что боги изберут своим орудием.

* * *

— И вы смеете говорить мне это? — проронила княжна — без гнева, даже без удивления. Скорее, с долей печали и крохотной щепоткой обиды.

— Да, госпожа. Старейшие дома Андары сказали свое слово. Народ не желает видеть на княжеском престоле женщину.

— Народ… — не сдержался воевода Эделлин. — Думается мне, кто-то другой.

Все военачальники дружно переглянулись, намереваясь сражаться до конца за свою победоносную госпожу. Но дворяне из крупнейших невоинских домов Андары не собирались уступать. Они выстроились в ряд перед престолом, на котором восседала княжна. Сама же она могла бы угадать почти слово в слово заранее заготовленную для нее речь.

Слушая эту речь, княжна с трудом унимала сердце, колотящееся в груди — вовсе не от гнева или возмущения.

— Что вы, воины, понимаете в управлении страной? — продолжил говоривший. — Ваше дело — сражаться, когда идет война, и в последней войне все вы достойно проявили себя. Однако в вопросах мира лучше передать бразды правления в руки тех, кто в силах справиться с этим. Вы, госпожа, — воин, но не правитель. Желаете ли вы, чтобы из-за вас начались волнения в без того разоренной стране? Или желаете с помощью своих преданных воевод покарать всех недовольных и начать рубить головы и правым, и виноватым? Вы еще так юны, госпожа, и вы женщина. А женщина, увы, руководствуется голосом сердца в гораздо большей степени, нежели голосом разума. Вспомните, как вы не желали заключать мир с Ботаром, пока не свершили свою личную месть. Кроме того, что означает женщина на престоле? То, что мы уже видим: толпы женихов из соседних земель, жаждущие заполучить наше княжество! Пока вы вели себя мудро и отказывали просителям, но рано или поздно вы пожелаете выйти замуж, и никто не будет вправе отговорить вас. И к чему приведет такое замужество, госпожа? Нет, мы вовсе не умаляем ваших заслуг перед Андарой. Мы лишь хотим…

— Хотите сказать, что я сделала свое дело и больше не нужна вам, — произнесла княжна с тем выражением, с каким когда-то говорил покойный князь Анапар. На несколько мгновений она задумалась, и на губах ее мелькнула таинственная улыбка. — Да будет так. Я не пойду против голоса… моего народа, буде он полагает, что вправе указывать мне, — закончила она с тенью издевки. — Но преемника себе я изберу сама, как велит обычай. Поверьте, они мне известны.

Итак, свершилось то, чего она давно опасалась, о чем предупреждали ее князь Тельфен и многие другие. Но княжна сама подивилась тому, что почти не ощущает обиды, — наоборот, ее переполняла неистовая радость. «Боги мне свидетели, я несла бы это бремя с честью до конца моих дней! — воскликнула мысленно княжна. — Если же им угодно освободить меня, даже ценой мнимого унижения, пусть. Видно, мне судьбой уготовано иное служение, понести которое мне будет легче — и радостнее».

— Народ Андары издревле подчинялся дому Кельма, госпожа, — поспешили напомнить ей. — И не вам менять древние обычаи.

— Я не собиралась ничего менять, — ответила княжна, улыбаясь почти торжествующе. — И я знаю среди мужчин дома Кельма того, кто достоин занять княжеский престол — гораздо более достоин, чем я. Если же вы не примете его, — жестко прибавила она, увидев, что ей собираются возразить, — пусть небесный владыка и мать-земля покарают вас за своеволие.

* * *

Энемас Кельма склонился над пергаментом, на котором старательно выводил безупречные черные строки. Дописав страницу, он отложил перо, потянулся, слегка поморщился от боли в спине. Не стоит все-таки столько засиживаться за книгами и рукописями. И все же он не видел в своей жизни иного смысла.

Двоюродный племянник князя Анапара, Энемас был хром от рождения, что помешало ему сделаться воином. В детстве и отрочестве он страдал из-за этого. Сейчас же, достигнув тридцатилетнего возраста, радовался и благодарил небесного владыку. Его покойный отец, Бейлин, порой желал найти в царственном родиче-князе единомышленника, вместе посетовать на несправедливость богов, не подаривших им обоим достойных наследников. Но Анапар обожал свою единственную дочь. Энемаса же отец мало дарил своей любовью, зато невольно указал тот путь, который помог ему обрести себя.

Энемас благословлял тот миг, когда начал учиться грамоте. Книги и летописи дали ему многое, и еще больше он приобрел, когда открыл в себе дар писать. Он странствовал по всей Андаре, побывал даже в соседних княжествах — еще до начала войны, — и везде он слушал, смотрел и записывал. Он видел жизнь людей и задумывался о том, как помочь им. Оглядываясь на события минувших веков, Энемас задавался вопросом: отчего люди не желают извлекать уроки из ошибок прошлого? Он научился судить справедливо, и люди толпами шли к нему, прося помощи, совета или обычного человеческого участия. И никто из них не уходил обделенным.

Именно в таком человеке, как Энемас, княжна Анери видела своего преемника, князя Андары. Видела уже давно, с тех пор, как в голове ее мелькнули первые подозрения насчет собственной участи. Каково же было удивление Энемаса, когда она сама прибыла к нему, дабы сообщить об этом.

В сопровождении своих воевод княжна вошла в его покои, куда заботливая супруга Энемаса, Даруна, старалась не допускать никого, чтобы не отвлекать понапрасну от трудов мыслителя и летописца. Энемас едва успел отложить просохшую страницу в стопку других и поднялся навстречу троюродной сестре. Анери никогда не относилась к нему, как к убогому калеке, и позволила это сделать, сердечно ответив на объятия.

— Я рада видеть тебя, Энемас, — с улыбкой произнесла она после приветствия и коротких взаимных расспросов. — Жаль, что нам так редко доводится встречаться.

— И мне жаль, Анери… то есть госпожа, — поправился он.

Она сразу же нахмурилась.

— Перестань звать меня так. Я больше никому не госпожа — думаю, ты уже слышал об этом.

— Да, слышал. — Энемас вздохнул. — И не знаю, что сказать тебе. Воистину, неблагодарность — один из страшнейших людских пороков. Ты проливала кровь за свободу Андары, а теперь тебя просто…

— Нет, не просто, — перебила Анери: что удивительно, она вовсе не казалась возмущенной или оскорбленной. — Я затем и пришла к тебе. — Она обернулась к воеводам, что стояли молча, сверкая броней. — Клянитесь в верности новому князю!

Мгновение Энемас смотрел на сестру и лишь потом понял.

— Ты хочешь, чтобы я…

— Да. — Анери улыбалась, но голос ее звучал твердо. — Ты из дома Кельма и ближайший мой родич, сын двоюродного брата моего отца-князя. Ты мудрый человек, ты многое знаешь — гораздо больше меня. И ты станешь добрым правителем для нашего народа.

У Энемаса закружилась голова. Не власти он обрадовался, но долгожданной возможности воплотить и применить с пользой свои обширные знания, совершить то, о чем он давно мечтал. И все же он возразил с долей смущения:

— Дворяне старейших домов не примут меня из-за того, что я — калека.

— Пусть только посмеют! — Глаза Анери сверкнули. — Ты ведь должен будешь править, а не сражаться — для этого у тебя есть верные люди. Но сейчас нам ни к чему воевать, слишком много народа погибло за последний год. Нам нужен не князь-воитель, а князь-собиратель. Пусть доблесть помогает выигрывать войны. Зато мудрость помогает не допускать их.

— Мы бы стояли за госпожу до конца, — сказал старший воевода Ордет, самый высокий из всех, со шрамом на лице, — но она права. Андаре сейчас нужен мир. Особенно внутренний.

Он первым преклонил колени и произнес положенные по обычаю слова. Его примеру последовали прочие военачальники. Один за другим они принесли Энемасу клятву верности, как своему князю и повелителю. А он молча принимал их обеты — и словно преображался с каждым произнесенным словом. Солнце засияло на его темных волосах, будто благословляя и венчая его на царство.

— Да будет так, — изрек новый князь. — Я принимаю ваши клятвы и княжеский престол. Не ради тебя, Анери, — ради всей Андары. Но что же теперь будет с тобой?

К его удивлению, Анери не ответила. Пока звучали слова клятв, она тоже стояла молча, не слишком стараясь скрыть радостную улыбку. Ибо говорить сейчас надлежало не ей.

Воевода Фейран Ордет вновь шагнул вперед, поклонился князю и взглянул на Анери. Та подошла к нему, все так же улыбаясь, и взяла его под руку.

— Простите меня, государь, — сказал воевода, — но я осмелюсь просить у вас, как у старшего из дома Кельма, руки госпожи Анери. Я люблю ее и смею верить, что взаимно. — Они переглянулись. — Сама она согласна стать моей женой, но на все ваша воля. — Новый поклон.

— Прошу тебя, брат-князь, — прибавила Анери, глаза ее сияли так, что ей не отказал бы в просьбе сам небесный владыка, — разреши мне выйти замуж за воеводу Фейрана из дома Ордет. Я отреклась от престола, и потомки мои не будут иметь на него никаких прав. Так позволь мне просто быть счастливой.

Молодой государь задумчиво глядел на них под едва слышное перешептывание военачальников. И улыбнулся — той самой своей улыбкой, которая так привлекала к нему людей.

— Отчего же не позволить? — сказал он в ответ.

* * *

— Клянусь служить Андаре до последнего дня своей жизни. Клянусь быть верным своему князю и не отступать от этой клятвы, что бы ни случилось…

Юный голос слегка задрожал. Норо быстро облизнул пересохшие губы, глубоко вздохнул и продолжил:

— И клянусь повиноваться моему господину и воеводе, да будет он свидетелем моей клятвы. Пусть благословит меня в моем начинании пресветлый небесный владыка Ва-Катоа, и дарует силы мать-земля Тэ-Тамау.

Норо закончил говорить и поднялся с колен. Руки его по-прежнему сжимали рукоять тяжелого меча, клинок которого лежал на ладонях Фейрана. Воевода принимал клятву мальчика согласно обычаю, и отныне Норо из Миниса не только считался настоящим воином Андары, но был обязан служить своему господину. У которого тоже имелись свои обязательства.

— Я принимаю твою клятву, Норо, — произнес в ответ Фейран, слегка улыбнулся ему и кивнул. — Можешь отпустить.

Норо не без труда разжал крепко стиснутые пальцы, немного помахал ими в воздухе, но замер и мысленно упрекнул себя: не пристало воину Андары такое глупое кривлянье. Пора уже взрослеть и учиться держаться с достоинством — тем более, когда есть у кого поучиться.

Они стояли во дворе родового имения дома Ордет. Припозднившаяся осень властно брала свое, хотя не спешила сменяться зимой. Хлопот было довольно и у слуг, и у воинов, но никто не суетился понапрасну. Занятые привычным трудом, люди не отвлекались на пустяки, словно их вел вперед единый порыв — и единая воля.

Теперь Норо, немало повидавшего за последние полгода, было не удивить каменными стенами, и все же он порой с изумлением оглядывался вокруг. В этом доме родился и вырос человек, который стал для него в какой-то мере вторым отцом и которому он отныне обязан служить. И в этом доме предстоит теперь жить ему самому. Хотя, если случится, не приведи боги, новая война или еще какая напасть, то о домах и покое придется вновь позабыть.

Меч с едва слышным лязгом вернулся в ножны, раздался тихий щелчок рукояти об оковку устья.

— И не просто принимаю, — прибавил Фейран. — Когда даешь слово, его нужно держать. Я обещал обучить тебя — и я тебя обучу.

Норо просиял, хотя стоило ему глянуть на могучего воеводу, радости вмиг поубавилось.

— Вы же из меня дух выбьете… — выдавил он.

— Я могу бить и вполсилы, и в четверть, — улыбнулся Фейран, — так что не бойся. Увы, иного способа обучиться воинским умениям нет. Но, — прибавил он, и лицо его словно преобразилось, — конечно же, я займусь этим не сейчас.

— Знаю, — кивнул Норо и тоже заулыбался. — Вам нынче не до того — перед свадьбой-то.

— Да…

Фейран по-отечески обнял его за плечи, и они вместе медленно зашагали по широкому двору. А воевода продолжил говорить, словно по-прежнему беседуя с Норо и при этом рассуждая сам в себе:

— Воистину, боги сотворили чудо, когда мы не ждали его и готовы были смириться с худшим. Но теперь… теперь я поверю во что угодно. Когда госпожу мою вынудили отречься от престола, все воеводы возмущались, и только я один молчал. Потому что в этот миг я думал не о благополучии Андары, но лишь о своем счастье.

— Вы его заслужили, — твердо сказал Норо. — Вы оба.

Фейран задумчиво кивнул. Взор его устремился к высоким окнам с резными наличниками, за которыми обитала сейчас, дожидаясь свадьбы, его любимая — вместе с его матерью, не помнящей себя от счастья, что упрямый сын на четвертом десятке привел наконец в дом невесту, да еще такую.

— Думаю, — ответил Фейран, — порой боги дарят нас своими милостями больше, чем мы того заслуживаем. Хотя им виднее. Они смотрят в сердца людей и знают, что мы с Анери вправду не смогли бы жить друг без друга. — Он остановился и посмотрел на Норо. — И вас с Палло они послали нам в добрый миг. Порознь мы бы все погибли.

— Угу, — хмыкнул по привычке Норо, но тут же поправился: — Наверное. Уж мы вдвоем точно бы погибли. — Он помолчал и оглянулся на дом. — Палло ведь тоже будет жить здесь?

— Конечно. Разве вас можно разлучать? Моя мать — женщина добрая, мудрая и в меру строгая. Она его быстро воспитает, как должно.

Норо вновь кивнул, хотя в глубине души усомнился. А потом покосился на своего спутника и подумал, что почтенная госпожа Ордет вправду знает толк в воспитании.

«О том, что случилось после, никто не знает наверняка. Одни говорят, что княжна Анери сама отреклась от престола, чтобы выйти замуж за воеводу Фейрана. Другие утверждают, что ее заставили отречься недовольные дворяне из старших невоинских домов. Одним богам ведомо, как было на самом деле, но, будучи наслышан о нраве моей славной родственницы и ее доблестного супруга, я склоняюсь ко второму пути.

Сейчас подобное кажется невероятным, но триста лет назад вполне могло произойти. В то время княжеская власть не была столь прочна, как сегодня. Дворянские дома не пожелали видеть женщину на престоле и добились своего. Могли ли знать эти люди, что в тот миг они послужили истинным орудием божественной справедливости?

Быть может, княжна Анери охотно оставила бы престол ради любимого, как и он сам оставил бы службу ради нее. Но боги через гордых дворян избавили их обоих от такой жертвы. Княжна избрала себе достойного преемника и сделалась женою воеводы.

Боги дарят щедро. Людям же остается лишь разумно воспользоваться небесными дарами».

Арвокас Кельма закончил перечитывать написанное, порой поправляя кое-где незначительные ошибки. Вздохнул. Задумался.

Он написал красивое предание, немного похожее на сказку. Таким оно увиделось ему. Но мудрый не по годам летописец понимал, какая на самом деле разница между преданием и былью.

Как же все случилось на самом деле? Какими были они — те, что воскресли под его пером?

Он так и не получил ответа, да и не мог получить. Предание есть предание. Быль есть быль.