Зима и лето, снова стынь...Четырнадцать голодных лунЗемля ржевская, как полынь,Горчила кровью рваных струнСолдатских жизней. Здесь земляБыла пропитана свинцом.Здесь смерть косила, не щадя,С безликим, ледяным лицом.
"Ржевская мясорубка" — такНазвал солдат тот страшный бой,Где каждый метр — кровавый знак,Где каждый вздох — уже чужой.За рощу, бугорок, за дом -Разбитый в щебень, стылый прах -Шли волны в лоб, напропалую, в громАтак, захлебываясь в слезахИ крови собственной. Приказ -Вперед! А артиллерияМолчит почти — снарядов часНе наступил. И армия,
Теряя тысячи бойцовВ болотах гибельных, в снегах,Вгрызалась в землю праотцов,Неся на выцветших губахПроклятья, стоны и мольбу.А враг сидел, силен, упрям,И бил прицельно по горбуАтак, идущих по телам...
Зачем? За что? Историк спросит,Потомок ужаснется вновь.Но тот плацдарм, что беды носит,Держал Москву, глотая кровь.Он был как пистолет у сердцаСтолицы, вражеский кулак.И нужно было в эту дверцуСтучать, хоть бил наотмашь враг.
Сковать резервы! Не пуститьПод Сталинград стальную рать!Пусть здесь пришлось им заплатитьТу цену, что не сосчитать...Мильон сто тысяч душ леглоВ полях ржевских, в лесах немых.Их подвиг долгое стеклоМолчанья крыло... Но для живых
Осталась память, боль и стыдЗа ту бездарность, может быть...Но больше — гордость, что стоитСолдат, сумевший победитьНе только немца — саму смерть,Судьбу, отчаянье и ад.Он здесь учился землю гретьДыханьем рот, идя назадЛишь мертвым. Здесь ковался щит,Здесь воля крепла, как броня.И пусть Твардовский говоритСквозь годы голосом огня:
"Мы за Родину пали, но она — спасена."И в этой строчке — вся цена,Весь смысл той страшной круговерти,Где жизнь боролась против смерти.И пусть мемориал встает,Как журавлиный клин летящий,Напомнив всем, кто здесь живет,О той войне, о настоящей.