Эшли (джен)

Палочка после стольких дней ощущалась не как что-то совершенно неестественное, но не многим привычнее, чем четыре с половиной года назад, когда Эшли впервые взяла ее в руки. Дело было не столько в том, что она от нее отвыкла за неделю, а в том, что за эту неделю Эшли Коллинз стала едва ли не другим человеком. Кто знает, может ей уже и не подходил кизил с сердечной жилой дракона? Сейчас и не припомнить, что некогда рассказывал Олливандер.

Непривычной была не только родная палочка, но и все остальные атрибуты той, прежней жизни, которые внезапно вернулись к Эш на платформе девять и три четверти, куда доставили ее Малфои, и где она, наконец, освободилась от их ставшего уже привычным общества. Вернее, не освободилась, нет. Слово «свобода» Эш могла благополучно забыть. Может Малфоев и не было рядом — хотя младший сученыш, которому велели приглядывать за девчонкой, всяко будет теперь поблизости — но всевидящий взор Волдеморта Коллинз задницей чувствовала, как и его ледяные ручищи, сомкнувшиеся у нее на глотке. Свободной она больше никогда не будет. И, словно для закрепления этих умозаключений, поводок затянули потуже и дернули:

— Эш, сука ты драная! — воскликнула Трейси и кинулась к подруге через толпу загружающихся в поезд школьников.

Следом за сестрой бежал и старший Дэвис, и оба, добежав до Коллинз, замерли на секунду, словно не решили, колотить ее будут или обнимать, но выбор все же сделали в пользу последнего. Чуть с ног Эшли не сшибли, а в следующий момент наперебой заголосили:

— Какого хуя, Эшли? — уткнулась в плечо подруги Трейс. — Что случилось?

— Где ты была? — не выпуская обеих девчонок из объятий, шипел Роджер. — Ты хоть представляешь, как мы волновались?

Это, пожалуй, сейчас было самое отвратное — она представляла. Эш отлично представляла, как за нее волновались друзья, и с этим вот пониманием предстояло им врать теперь. Но она за друзей волновалась не меньше, а может и больше, ведь те, все же, пребывали в благостном неведении, а Коллинз слишком хорошо была осведомлена о подобравшейся к ребятам вплотную опасности. Они были охуеть в какой опасности из-за нее.

— Я все объясню, — чуть отстраняясь, тихеньким голосом пролепетала Эш. — Только давайте разом и всем? Тут в двух словах не рассказать…

Когда вместе с сопящими и раскрасневшимися Дэвисами Эшли вошла в купе и встретилась взглядами с Теренсом и Грэхэмом, стало совсем паршиво. Парни вздернулись, оба уставились на нее, как на призрак, а потом застыли в молчании: губы сжаты, лица бледные и напряженные. Ей-Мерлин, крики Трейс и Роджа было легче вынести, чем эту тишину. От Монтегю Эш торопливо взор отвела вовсе, так как он всегда лучше прочих ее пиздешь распознавал, а вранья предстояло навалить с избытком и навалить убедительно. Невнятно пробурчав совершенно нелепое и неуместное «привет», начать Коллинз решила с того, что было если и не самым простым, то хотя бы искренним:

— Теренс, мне ужасно жаль, что я твой День Рождения пропустила, — заговорила она, глядя в глаза другу. — Прости пожал…

— Да иди ты нахуй со своим «Прости»! — взорвался вдруг Хиггс и вскочил с места. — Вы ей не сказали? — обернулся он к Дэвисам, и те помотали головами. — Мы, блять, чуть с ума не сошли! Мы поехали к тебе, видели, что от вашего трейлера осталось! Мы всех соседей ваших обошли — все как заведенные только и говорят: «Переехали куда-то в Ирландию»! Какая еще нахуй Ирландия?! — ну конечно это были они, ведь только полностью оторванные от реальности чистокровные идиоты могли подумать, что Дамблдор сподобится суетиться из-за какой-то там вшивой Коллинз. — Ты вообще представляешь, как это в нынешнее время выглядит?! — за столько лет всегда такой спокойный и рассудительный Теренс впервые кричал так надрывно и взбешенно. — Ты хоть представляешь, о чем мы подумали?!

— Представляю, — едва слышно ответила Коллинз, прикинув с ядовитым сарказмом, во многом ли друзья ошиблись, воображая самое худшее. — Мне ужасно стыдно, что я с вами не связалась, что заставила волноваться… — тяжело вздохнув, завела Эшли свой выдуманный за прошлый день рассказ.

Она думала, что умеет врать. По крайней мере, врать учителям частенько выходило, разве что легилиментный ублюдок Снейп, когда хотел, вранье все же распознавал. Но одно дело врать преподавателям про несделанную домашку, накидывая вперемешку правду и преувеличенные или преуменьшенные детали, и совсем другое — лгать друзьям о чем-то «не случившемся» в ее жизни масштабом с Волдеморта, не имея возможности ввернуть даже часть истины для убедительности. Это было не просто невероятно сложно, это, блять, было омерзительно. Чувство было такое, словно она лично каждому из друзей одевала мешок на голову и подводила к стене перед расстрелом. Но не то чтобы был иной выбор.

Эшли рассказывала про клиента матери, что перепил и устроил пожар, а в мыслях умоляла ребят тут же спрыгнуть с поезда, собрать родных и бежать куда-нибудь в Австралию. Она гнала про то, что мужик оказался влиятельным чинушей, так что Коллинз компенсацию не получили, зато получили угрозы полицией, а про себя вопила о том, какой ужасающий пиздец неминуемо надвигался на друзей. Девчонка подробно врала про то, как О’Конноры собирали с миру по нитке, родню подключали и нашли-таки, куда пристроить погорельцев в пригороде Голуэйя, и душила в себе нестерпимый порыв разрыдаться от давящего на нее ужаса. Она в красках расписывала, в какой богом забытой дыре без телефона, а временами и света, им пришлось перебиваться, что денег буквально хватало только на еду. Она говорила много и убедительно, только в глаза друзьям не смотрела — боялась, что единственные оставшиеся у нее близкие люди заметят ее страх и отчаяние.

На одно повествование ушел час с чем-то и с десяток сигарет на пятерых, благо купе в Хогвартс-экспрессе закрывалось, а окно открывалось, хотя и приходилось сидеть в холоде. Зато потом согрелись. Согрелись разъяренным разбором всех моментов, когда Коллинз могла бы с друзьями связаться, но проебалась, бестолочь безмозглая. Согрелись горячими упреками за то, что можно было и к ним за помощью обратиться, а не к ирландцам-голодранцам. Согрелись просто потоком ругани, в котором ребята вымещали все нервное напряжение, что колотило их уже который день. Трейси первая перешла с гнева на милость и после обеда уже сидела с подружкой в обнимку, словно ей теперь физически требовалось убедиться, что с той все в порядке. Брат ее тоже злиться вскоре перестал, перейдя по обыкновению с ругани на шуточки в сторону умственных способностей Эш. Теренс все еще держался холодно и дотошно по косточкам разбирал косяки подруги.

Эшли слушала, каялась, извинялась и согревалась от одной только мысли, что хотя бы пока удалось оттянуть страшное. Вернее, надеялась, что удалось. Она отчетливо видела, что Дэвисы поверили где-то на уровне эмоций, все же те были самыми доверчивыми в их компашке. Хиггса, кажется, убедить тоже вышло, завалив мелкими подробностями, раз он до этих мелочей взялся докапываться. Но Эш жопой чуяла, что Грэхэм не верит. Поверил — костерил бы девчонку громче всех, а вместо того он просто сидел, насупившись, да на ребят внимательно поглядывал, особенно на Эшли. Она в ответ смотреть просто боялась. Не то чтобы Монтегю был провидцем — уж за три года безрезультатного изучения прорицаний это стало понятно, и дело было не в одной только поехавшей шарлатанке Трелони — но касательно Коллинз он порой доходил до поразительной степени точности.

* * *

Проснувшись, а вернее разлепив глаза утром следующего дня, Коллинз твердо решила, что Снейп может к импам драным катиться, но на его урок она не пойдет. Мерзости и нервотрепки и за прошлый день хватило: мало было душетрепательной лживой поездочки с друзьями, так еще и в слизеринской гостиной вечером поджидали косые взгляды от всяких Трэверсов, Гойлов и прочих посвященных, которые явно удивились, что девчонка жива. Ну да, она тоже удивлялась. Возвращение в Хогвартс вообще вызвало какое-то доселе невообразимое и крайне неприятное чувство, обратное дежавю. Кажется, про что-то такое Эш когда-то смотрела передачу на летних каникулах. Жамевю. Все, что должно быть привычным и знакомым, видится словно впервые. Все, кого знаешь много лет — чужие незнакомцы. Родная уютная слизеринская гостиная — холодное мрачное подземелье. Все вокруг незнакомо и чуждо.

Под занавес — имповы чресла ей, а не возможность выспаться. У Малфоев Эш предусмотрительно на ночь зельями поили, но сама она о зелье по возвращении в Хогвартс не подумала, а стоило бы. Стоило бы, блять, подумать, что на одном самоконтроле, который у девчонки, уж прямо скажем, высоким никогда не был, держаться не выйдет. Ночка выдалась забористая, и после третьего пробуждения если не с криком, то с измученным стоном уж точно, Коллинз решила судьбу не испытывать, рискуя соседок по комнате разбудить, и просто не спала больше. Словом, в таком состоянии еще и пытать себя созерцанием трепливого декана сил просто не было.

— Уверена, что с тобой сходить не нужно? — ворковала Трейси после завтрака, когда подружка ей сообщила, что вместо похода на зелья наведается к Помфри, а то как-то неважно себя чувствует из-за поездки в купе с открытым окном.

— Да все в порядке, — изображая беззаботность, отмахнулась Эшли. — Возьму у нее какого-нибудь Бодроперцового, может и на урок успею. А вот если мы с тобой вдвоем не явимся, эта гнида немытая с нас потом три шкуры сдерет.

— Ну что ты так дорогого декана-то прикладываешь? — мягко улыбнулась Дэвис. — Он даже не успел еще очередную порцию отработок тебе отсыпать.

— А я наперед, — вымученно хохотнула Коллинз и свернула к лестницам.

Ни к какой Помфри, разумеется, она не собиралась. Посеменила наверх, на восьмой, в Выручай-комнату, шерстить их хранилище на предмет того, что поможет с кошмарами бороться и до конца дня дотянуть. В тайнике на счастье остался даже тот самый «Сон без сновидений», а еще для успокоения на вечер нашлось чутка любистока сушеного. Для приемлемого функционирования днем Эш решила ограничиться прахом огневицы, чтобы совсем уж неадекватной на уроках не сидеть. Оформив первую добротную дорожку тут же, в соборе многими поколениями студентов позабытого хлама, девчонка уселась на пыльную подушку и выудила раздобытое перед завтраком у Данбар расписание гриффиндорцев. Надо было придумать удобный момент, чтобы «случайно» столкнуться с Поттером.

Этими же размышлениями, уже под второй дорогой, Эш была занята на протяжении почти всего следующего урока древних рун, только изредка отвлекаясь на лекцию профессора Бабблинг. Предмет она любила, новая тема по охранным цепочкам была интересной и полезной, просто были дела поважнее. Так сказать, жизненно важные дела. Потому, когда достопочтенная госпожа Батшеда обратилась к Эшли, девчонка вздрогнула и растерялась.

— Так с чем лучше сочетать руну Стазиса, мисс Коллинз? — вопрошала учитель.

— Стазиса? — неуверенно переспросила Эш, инстинктивно оглядывая класс, словно кто-то из собравшихся мог ей подсказать.

На древние руны студентов ходило чуть большее число, чем на нумерологию — то есть жалкая горстка со всех четырех курсов. Даже из слизеринцев, попорченных более прочих традиционным магическим воспитанием, предмет в свое время взялись изучать только четверо, считая Коллинз. Рассчитывать, что Булстроуд, Забини или Нотт сподобятся подсказать однокласснице, не приходилось. Хотя последний-то пялился на нее еще со вчерашнего дня, паскуда мерзкая. Захария Смит сидел далеко, так что при всем желании не помог бы, а Данбар, с которой обычно и посиживала Эшли, нынче решила прогулять. На остальных вообще смотреть было нечего. Но тут неожиданно Эш услышала позади шепоток: «с руной Темпоса». Шепоток этот, к немалому удивлению слизеринки, совершенно точно принадлежал самой Гермионе Грейнджер.

— С руной Темпоса, мэм, — кашлянув, ответила Эшли.

— Верно, — с улыбкой кивнула профессор Бабблинг и продолжила повествование.

— Спасибо, — чуть обернувшись, шепнула Эш Грейнджер.

Та в ответ дергано улыбнулась и тут же уткнулась в учебник. Коллинз уже собралась и сама поступить также, попутно думая, что к Поттеру можно и через подружку его подсуетиться, но тут, уже в который раз за утро, ощутила на себе кое-чей блядский взгляд. В ответ на Нотта Эш глянула так, словно адресную Аваду ему послала с наилучшими. И вот же гаденыш сраный! Ладно Крэбб и Гойл, у тех попросту мозгов не хватало осознать, что им самим нихуя не полезно на Коллинз пялиться. Мерлин с Трэверсом, у него с головой беды давно на фоне чернухи. С Малфоем понятно — он зыркает, потому что ему велели. Но Теодор-то, вроде, умственно отсталым не был. Неужели не ясно, что вот эти его взгляды ебать как подозрительно выглядели, не говоря уже о том, что бесили до зубного скрежета?

Очевидно, Нотту вообще нихуя по ситуации не ясно было, так как тут же, после урока, он одноклассницу прямо в коридоре и окликнул. Грейнджер в этот момент мимо Эшли пронеслась с такой скоростью, словно ей в туалет приспичило, так что ловить на живца всяко сейчас не вышло бы. Но, проводив лохматую гриффиндорку досадливым взглядом, к однокласснику Коллинз обернулась, закипая злобой и яростью, словно это он львицу спугнул.

— Чего тебе? — процедила она, отходя в сторонку от основного потока бредущих по коридору студентов.

— Я хотел поговорить, — внимательно оглядываясь на снующих мимо однокурсников, сказал Теодор.

— Мне с тобой говорить не о чем, — Эш подумала, что надо было попросту проигнорировать парня, да только огневица, сука, вечно языком трепать склоняет.

— Я хотел сказать, что мне очень жаль, что с тобой все это случилось, — тихо, но достаточно уверенно заговорил Нотт. — Это неправильно. Ты ведь совершенно ни в чем не виновата. Это не должно было тебя коснуться.

— Прелесть какая, — зло усмехнулась Эшли, попутно озираясь и проверяя, не подслушивает ли кто. — Иди ты знаешь куда, со своей жалостью? Даже мне, с моими мозгами куриными, очевидно, что это меня должно было по умолчанию коснуться. Как минимум так же, как и всех прочих полукровок, чьей смерти вы так желаете, ублюдки конченные, — она за каникулы до того заебалась терпеливо сглатывать, что сейчас перед пожирательским сыночком уже не собиралась церемониться.

— Это не так, — нахмурившись, покачал головой Теодор. — Вовсе мы не хотим вашей смерти. И лично я твоей смерти не хочу уж точно. Мне правда жаль, Эшли, — свои синие глазенки он на этих словах так выпучил, словно силился эту жалость изобразить. — И если я могу как-то помочь…

— Помочь? — у Коллинз истеричный смех поднимался, но она постаралась сдержаться. — Хочешь помочь — иди заложи папашу своего и всю эту шайку садистов ебучих, чтобы их на пожизненное в Азкабан упекли, а лучше насмерть дементорами засосали, понял? — ей насрать уже было, пусть хоть Нотту-старшему на нее доносит, ее несло на прахе и зверином бешенстве. — Но ты ведь ничего подобного даже после убийства Диггори сделать не сподобился, так что нахуй иди со своим притворным сочувствием. А будешь дальше на меня пялиться, я стукну, кому следует, что ты всю контору перед Дамблдором палишь, уяснил? И остальным выродкам любопытным это передать можешь, — ответ Эш слушать не намеревалась, а просто резко развернулась и быстро влилась в поток тянувшихся на обед учеников.

Ей-Мерлин, примись малыш Тедди над ней издеваться да самоутверждаться в малфоевском стиле, она бы и то не так вздернулась. Почему-то эта — несомненно, за каким-то импом наигранная — жалость взбесила девушку неимоверно. Вероятно, дело было в том, что такие вот изощренные способы поиздеваться Эшли злили в первую очередь от непонимания. Смех и прямые оскорбления — это хотя бы родное и привычное, а тут еще поди пойми, в чем смысл. А может смысл был не в издевательстве? Может у Пожирателей этих какие-то свои подковерные игрища? Снейпа вон в приказ Эш не посвятили, может и Нотта-старшего тоже? А он ведь та еще влиятельная сволочь… Послал сына разнюхать? Вот только подобного дерьма еще не хватало!

После сытного обеда, как водится, спать захотелось вдвойне сильнее, словно Коллинз не одну ночь с кошмарами мучилась, а целую неделю. Так как во второй половине дня были мозговыносящие трансфигурация и чары, вопрос об уместности третьей дороги праха даже не стоял. До вечера безопасно подловить Поттера или Грейнджер возможности более не представилось, потому перед ужином, заскочив в уборную, Эшли на эмоциях всадила в себя еще погорелых останков огневицы. Делать это, все же, стоило после еды, ведь на первых парах заставить себя что-то съесть или даже просто посидеть спокойно за столом совершенно не выходило. Тут и друзья особую дерганность подметили и заботливо принялись расспрашивать о самочувствии. Отбрехаться, сославшись на странный эффект после настойки, что выдала сердобольная Поппи, едва удалось.

Эш рассчитывала, что запала хватит до отбоя еще побродить по школе в надежде на счастливую случайность: в библиотеку хоть заглянуть, где как минимум лохматая подружка Поттера частенько обитала. Друзьям она сказала, что надо конфиденциальное дельце с одной хаффлпаффкой утрясти, так что они понятливо отъебались. Вот только Коллинз была дурехой и знатно просчиталась, ведь после ужина вместе с бодростью ее настигли параноидальные загоны и бояки, а увязались они на том, что Эш наговорила Нотту. Большой зал девчонка уже покидала, с ужасом думая, что Теодор стукнет-таки папаше, и хуй его знает, что тот устроит, чтобы его сынуле всякие полукровки больше грубить не смели. К библиотеке же она подошла в твердой уверенности, что надо срочно перед Ноттом извиниться, и порыв этот случился как нельзя кстати, ведь малыш Тедди тоже в библиотеку тащился, как и большая часть пяти- и семикурсников, что традиционно после Рождества начинали перед экзаменами мандражировать и буквально жить в обиталище Пинс перебирались.

— Теодор, на минуту, — нагнав парня и, не церемонясь, подхватив того под локоток, Эшли завела его за поворот в тень нелепой статуи очередного именитого волшебника минувших лет. — Умоляю, пожалуйста, извини за то, что я наговорила, — начала девчонка совсем уже неадекватно дрожащим голосом. — Я это, не подумав, сказала, на эмоциях и вообще… — раскаяния в голосе не было ни капли, а вот истеричного страха с избытком. — Пожалуйста, прости, мне ужасно стыдно. Я не должна была такое говорить. Нельзя было это говорить…

— Эшли, успокойся, — Нотт стоял, знатно прихуев от вида одноклассницы и того, что она на него изливала надрывным голосом. — Все в порядке.

— Нет, не в порядке, — затрясла головой Коллинз. — Прошу, не говори никому, что я это сказала. Я сорвалась просто… этого больше не повторится… я… — ей, казалось, воздуха не хватало, чтобы договорить, но на деле голова попросту перегорела и связные предложения уже были чем-то за гранью возможного.

Роджер как-то сказал, что если Грэхэм рано или поздно убьется из-за своих экспериментов необдуманных, то Эшли просто передознется, так как ее способности к вычислениям десятью пальцами на руках ограничиваются. В действительности же Эш просто не умела вовремя стопориться, хотя умом отдаленно-то и соображала, что вот эта стопка уже явно лишняя, или без вот этой затяжки вполне себе хорошо будет. Так и нынче с огневицей вышло. Она и в лучшей своей форме столько праха за день едва перенесла бы, что уж говорить о состоянии нынешнем. Глупая и до одури перепуганная девочка.

— Эшли, успокойся! — Теодор обхватил ее за плечи и легонько встряхнул, после чего заговорил твердым и размеренным голосом. — Я не собирался никому говорить и говорить не буду.

— Ты не напишешь своему отцу? — высказала Коллинз, дурящий на топливе огневицы ее головушку страх.

— Ясно, — глубоко вздохнул Нотт, — ты решила, что я как Малфой: чуть что — бегу жаловаться отцу, — он проговорил это не с обидой или насмешкой, а как на уроках трансфигурации МакГонагалл отвечал. — Ты ошиблась, я так не поступаю. Так что повторю еще раз: я никому не скажу о том, что ты наговорила. Ни своему отцу, ни остальным любопытным, — то, как он спокойно говорил, даже Эш немного осаживало в ее накатившем припадке. — Относительно последнего ты права. Наше излишнее внимание может со стороны выглядеть подозрительно. Я об этом не подумал… — парень чуть нахмурился. — Трэверс меня не послушает, но Драко, Грегори и Винсенту я намекну тактично, чтобы вели себя незаметнее.

— Спасибо, — облегченно пролепетала Эшли, попутно стараясь дышать поглубже, чтобы унять подступившую дрожь в теле.

— Ты выглядишь нездоровой, — заметил Нотт. — Тебе стоит обратиться к Помфри.

— Думаешь, она поверит, что меня вдруг мандраж перед экзаменами накрыл? — истерично хохотнула девчонка.

— Тогда, может, к Снейпу? — предложил Теодор.

— Нахуй Снейпа, — на что-то большее у Эш уже просто не было сейчас ни сил, ни фантазии, хотя пройтись всеми известными ругательствами по декану сильно хотелось. — Сама справлюсь.

— Уверена? — тихий мальчик Теодор снова начинал раздражать.

— Да, наверное, — отмахнулась Коллинз и решила уйти поскорее и от него, и от библиотеки, и от людей вообще, чтобы еще кому не наговорить чего-то не того.

Одним из главных свойств праха огневицы, что в разных ситуациях являлось как плюсом, так и минусом было то, что на чистую действовал он не долго. Полчаса спустя, сидя в одном из малоиспользуемых кабинетов, в котором они с Грэхэмом частенько вечерами курили, Эшли сворачивала самокрутку с любистоком и костерила себя в самых скверных выражениях. Если она действительно планирует справляться со всем навалившимся дерьмом, то надо вести себя осторожнее. Надо быть умнее, надо быть предусмотрительнее. Нельзя, блять, обнюхиваться огневицей и истерить! Под умиротворяющий дымок Коллинз некоторое время посидела, подумала, а потом дала себе своеобразного пинка на завтра — собраться и с умом браться за Поттера.

* * *

Частенько так случается, что планируешь ты старательно что-то, а жизнь, судьба или ебучий случай класть хотели на твои планы и ситуацию поворачивают совершенно в иное русло. Вот только редко такое случается в ключе положительном, а когда все же случается, тут и в божественное провидение поверить можно. Вторник, вообще-то, начинался совсем не благостно, а с громкой «новости» о побеге Пожирателей из Азкабана. Высидеть за факультетским столом завтрак было тем еще испытанием — половина слизеринцев трясется в ужасе, половина ликует и зыркает на первую, не самую чистокровную половину с обещанием скорой смерти. Да, салазаровы детки давно понимали, что что-то все же происходит, как бы там Фадж и «Пророк» не исходили на полное отрицание. Все-таки у слизеринцев поболея предков было в высших чинах в Министерстве да и просто в политике. Но после такого явного свидетельства, как массовый побег десятка вернейших и опаснейших последователей Того-Самого, общий настрой разительно поменялся. Понимать молча и про себя уже не получалось.

На обед Эшли не пошла, так как собиралась воспользоваться последующим сдвоенным с гриффиндорцами уроком ухода за тварями, чтобы все-таки с золотым мальчиком невинно переговорить с прицелом на дальнейшее. Для такого разговора надо было нервы держать в порядке, а шушуканье про жутких Лестрейнджей со всех сторон, понятное дело, нервам на пользу не шло. К тому же, из-за того, что «Сон без сновидений» был зельем с долгоиграющим эффектом, от праха огневицы отказаться совсем не вышло, так что лишнюю нервотрепку приходилось предусмотрительно купировать. Вот и посиживала Коллинз в одной из укромных ниш, покуривала в приоткрытое оконце — Филч с кисой все же в обед от своих обязанностей отвлекались, так что опасаться было особо некого — да пепел с некоторым удовольствием стряхивала на фото Рабастана Лестрейнджа в газете, что кинула под ноги. За тем ее и застало божественное провидение в лице геройского гриффиндорского трио.

— Привет, — выдернул девчонку из медитативного созерцания тлеющей ненавистной рожи голос Поттера. — Мы можем поговорить?

— Привет, — Эш дернулась, оглядела троих ребят и на секунду подумала, что это не щедрая реальность, а ее разыгравшееся и размечтавшееся воображение. — Да, конечно, — поспешила согласиться она, затушила сигарету с оглядкой на Грейнджер и чуть подвинулась, освобождая место на каменной скамье. — Нужно что-то? — включился любезный предпринимательский голосок.

— Да, — кивнула Гермиона, садясь рядом. — Вернее нет, не совсем, — она поджала губы и глянула на оставшихся стоять парней.

— Эшли, мы знаем, что случилось на Рождество, — на выдохе выдал малыш Гарри.

— Что? — Коллинз так и застыла с туповатым выражением лица. — Что случилось?

— Мы знаем, что случилось с тобой, — заметно сбавляя тон, стал объяснять Поттер. — Про то, что тебя похитили, про Пожирателей смерти и Волдеморта, — Эшли непроизвольно вздрогнула, услышав это имя, еще толком не поняв даже, что именно говорит гриффиндорец, — и про Эйвери, и… и про твою… — последние слова он проговорил хрипло и едва слышно.

Почему-то перед глазами на мгновение возникло серое небо и рябь кружащихся мелких снежинок, а секундой позднее накатило осознание вместе с ознобом и ледяным лихорадочным потом. Вот теперь уж точно больше походило на очередной выверт воспаленного разума. Они знают? Как? Откуда? Что именно они знают? Руки как-то сами достали пачку сигарет, выудили одну и поднесли ко рту. Разум включился, только когда палочка уткнулась в сигарету и надо было проговорить воспламеняющее.

— Инсендио, — шепнула Эш и глубоко затянулась. — Так вы все знаете? — выпуская дым, уточнила она.

— Только то, что было в тот вечер, — опустив взгляд в пол, ответил Гарри. — То, что было до того, как Вол… до Круциатуса.

— Я так понимаю, откуда вы знаете, лучше не спрашивать? — будто был еще какой-то вариант кроме Дамблдора, под крылышком которого обитал золоченый мальчик. — Хотя, я все же уточню, — Коллинз судорожно соображала, как повернуть происходящее в нужную сторону. — Дамблдор знает, и к нему уже можно не бежать за помощью, да?

— Дамблдор знает, — коротко подтвердил Поттер.

Первый шок проходил, мозги понемногу разгонялись, и потянулись уже здравые выводы. Эти трое знали только про вечер Рождества. Они не знали, что было после. Не знали, что ей приказали сделать. Вероятно, не знал и Дамблдор. Ох, Мерлин! Коллинз прямо сейчас готова была уверовать, разве что не знала, кто из богов послал такое спасение. Пора было кончать охуевать от реальности и хватать журавля, случившегося вместо синички.

В целом, ничего удивительного в осведомленности Дамблдора не было. Завел же себе Его Темнейшество Снейпа? Чем умудренный старик Альбус хуже? Наверняка и у него имелся свой шпион в рядах этой темной кодлы. Кто-то из тех, кто присутствовал в тот вечер в доме Малфоев, их же распустили как раз после представления с Круциатусом. Интересно, кто это мог быть? Но размышлять в эту сторону и припоминать всех свидетелей пытки Коллинз не стала — это сейчас было не важно. Важно было точно вспомнить, что было сказано до того самого Круциатуса, чтобы четко понимать, от чего можно отталкиваться.

— Иронично вышло, да? — выдала Эш нервный смешок и глянула на Гермиону, а затем и на Гарри. — Помнится, я вам говорила, что всего-то и надо — держаться подальше, чтобы пиздюлей не отхватить. Что ж, признаю, метод нихуя не рабочий, — очевидные фразочки, чтобы потянуть время и сообразить, что и как говорить. — Вы были правы.

— Так ты действительно не знала? — подалась вперед Грейнджер. — Не знала про своего… — благо она вовремя поняла, что договаривать это не стоит. — Не знала про Эйвери?

— Нет, конечно, — помотала головой слизеринка, опустив взгляд к обгоревшей газетенке с фотографиями Пожирателей. — Блять, да мне до сих пор кажется, что я сушеную мандрагору ядом крильмара запила и кислотой сверху закинулась! — судя по реакции троицы, аналогия для их понимания подобрана была не лучшая. — В смысле, что это все нихуя не взаправду.

— Но как они тебя отпустили? — подал голос Уизли, который, видимо, сейчас отвечал за рациональное мышление компании. — То есть, ты уж прости за такой вопрос, — оговорился он скорее для своей подружки, которая глянула на него нахмурив бровки, — но почему они тебя не убили? — да, тактичности Рональду было не занимать, но зрел он в корень, так что с ним стоило быть поосторожнее.

— Наверное, из-за этого Эйвери, — сложно было оценить, что говорить можно, а что нет, но по известной формуле вранье всегда лучше приправлять правдой. — Как я поняла, ему почему-то и правда не поебать на меня, — если они знают про тот вечер, то, вероятно, знают, что мудак натурально вопил и умолял тогда не трогать Эшли. — Вроде как я нужна, чтобы он послушно делал все, что приказывают. Не знаю. Мне не то чтобы там кто-то что-то объяснял. А еще они не хотят палиться. Если бы я не вернулась в школу, это бы вызвало ненужные вопросы. Мне велели всем говорить, что мы переехали в Ирландию, — раз уж троица и сам Дамблдор в курсе случившегося, глупо тут было юлить.

— Эшли, я понимаю, что тебе тяжело это все вспоминать, — мягко начала Грейнджер, — но ты можешь рассказать о том, что было? То есть, все то время на каникулах. Где они тебя держали? Кто именно? Что они с тобой делали? — последний вопрос девочка задала едва ли не шепотом и снова поджала губы.

А еще говорили, что гриффиндорская всезнайка — черствая натура! Гермиона трепетала, как девицы в романах Остин, слова старалась подбирать аккуратнее, робела и бровки сдвигала в самом сочувственном взоре, что Эш вообще видела. Неприятно становилось от этого: от ее сочувствия, от их общего участия, даже от легкого налета смущения Рональда. Эти трое сейчас искренне волновались за едва знакомую им девчонку, а она… Она тут же вспомнила друзей в купе Хогвартс-экспресса и к импам послала всякие взявшиеся зарождаться угрызения совести.

— У нас вроде урок скоро, — неуверенно пролепетала Коллинз.

— Мы с Хагридом объяснимся, — тут же вклинился Поттер. — И за тебя тоже. Он поймет.

— Да я-то что, — подернула плечами Эш. — Я знатная прогульщица...

История, что Эшли поведала троим неравнодушным гриффиндорцам, не была полностью лживой. В ней было много правдивых моментов. Да, она не упоминала Малфоев и то, что жила в их поместье, но то, что дом был огромным и неприлично богатым, рассказала. Пойди, пойми, в чьем из дворцов этих чистокровных ее могли бы держать. Даже про то, что Его Темнейшество легилименцией ее просветил до младенчества, рассказала, умолчав лишь о последствии этих просмотров, да и то не обо всех. Про угрозу расправы над друзьями и их семьями молчать не стала. Это сразу пресекло зачинающиеся порывы Грейнджер убедить Коллинз пойти да всем поведать о случившемся. Все неточности своего рассказа Эш списывала на то, что ее постоянно на зельях держали, ведь почти так и было. Упомянула Эшли и присутствие Лестрейнджей — все равно их побег даже Фадж уже признал — картинно туша очередную сигарету о глаз суки Беллатрикс в газете. Не соврала и про впечатления от этой жуткой троицы, что было совсем не лишним, судя по реакции Поттера:

— И в «Пророке» об их побеге написали только сейчас! — сказал парень и ногой отшвырнул лежавшую на полу погорелую газетенку. — Как можно было такое скрывать?

— Я удивилась, что вообще написали, — хмыкнула Эш. — Они там правду не признают, даже когда Тот-Самый лично министра натягивать будет, как мне кажется.

— Что же ты будешь теперь делать? — спросила Гермиона.

— Десять очков Гриффиндору за охуительный вопрос, — саркастично проговорила Коллинз. — Будто я что-то могу.

Насколько виной дальнейшему было салазарово коварство, которое не сильно-то пускала в ход Эшли, а сколько годрикова горячность, хлынувшая потоком из Поттера, Грейнджер и даже Уизли, оценить было трудно. Теренс всегда говорил, что гриффиндорцы — наивные дети, живущие одними эмоциями. Он, конечно, преувеличивал, но сейчас именно эмоции, а не здравый рассудок управляли тремя алыми львятами. И как же их понесло… Поначалу были громкие заявления о том, что «ни в коем случае не нужно сдаваться», «всегда есть выход» и «главное — верить в себя», которые уместно бы звучали перед каким-нибудь решающим квиддичным матчем, не промелькни помимо прочего: «со злом нужно бороться, а не бежать от него». Чувство было такое, словно им и сказать-то больше нечего, а обнадежить несчастную девочку Эшли и чем-то ей помочь гриффиндорское благородство настойчиво требовало.

Но после общих фраз пошла конкретика и «аргументы», главным из которых, к внутреннему, старательно скрываемому ужасу Эш был их кружок сопротивления Амбридж. Трое наивных деток реально взялись рассказывать Коллинз, как успешно они уже полгода все вместе постигают основы самозащиты! Признаться, Эшли до того искренне верила, что эту троицу или хотя бы одного только Поттера Дамблдор действительно холит, лелеет и трепетно оберегает. Однако выводом из всего услышанного шло то, что директор класть хотел на своего золотого мальчика, и Гарри, который у Того-Самого был одним из первых в расстрельном списке, пришлось самому выдумывать этот их «Отряд Дамблдора». И они ведь искренне верили, что школьники, поупражнявшись в защитных чарах, могут хоть как-то сопротивляться взрослым опытным темным магам! Эта уверенность ужасала даже больше безразличия Дамблдора.

Их агитационная речь, разумеется, Эшли ни разу не убедила, а только напугала и подняла где-то внутри истеричное желание расхохотаться от той безысходности, в которой, оказывается, находились даже эти директорские любимчики. Если даже им пришлось что-то придумывать самим, на что вообще могла надеяться девчонка вроде Эш? Выходит, Люциус Малфой про Дамблдора не врал. Но виду Эшли не подала. Нет. Отменная слизеринская гадюка видела, как эти трое хотят ее убедить, и дала им желаемое. Изобразила не решимость, что было бы уж совсем подозрительно — а про внимательность малыша Ронни забывать не стоило — но зародившуюся надежду. Изобразила веру в их слова и их дело. Веру в то, что жалкая горстка сопливых подростков что-то может. Она дала им возможность спасти ее.

На прощание гриффиндорцы всучили спасенной ими бедняжке зачарованный галлеон, сопроводив подробным объяснением, где и как собирается их суицидальный кружок. Так вдохновились, что едва не забыли взять обещание никому не рассказывать — опомнился в последний момент Уизли. Эш провожала их заверениями о том, что никому ни слова не скажет, и «искреннейшими» благодарностями, за которые ей, казалось, полагался Оскар. Все прошло так гладко, как она и мечтать не смела, разве что где-то глубоко внутри заскулило мерзенькое отвращение к самой себе. Но как заскулило, так и было задушено. К импам жалость, совесть и моральные принципы. Коллинз для себя приоритеты расставила: жизнь и безопасность друзей были для нее превыше всего.

* * *

После первого неожиданного и ощутимого успеха, среда пролетела незаметно, на одном только энтузиазме и вере, что есть еще свет в конце туннеля. Вернее, могла бы так пролететь, не случись под вечер воплощенная тьма хогвартских подземелий в лице Снейпа. На что Эш рассчитывала, второй раз прогуливая в среду зельеварение? Ну как минимум на то, что ублюдку хватит если не совести или сочувствия, то хотя бы ума не лезть к ней. Коллинз, дуреха, опять ошиблась в расчетах, ведь дорогой декан был по совместительству пожирательской садисткой сволочью и, очевидно, не мог упустить возможности поизмываться. Ума у него хватило на то, чтобы подловить Эш в компании Трейси, при которой откровенно послать профессора было нельзя. Дэвис и так приметила снизившийся до непомерно низких значений инстинкт самосохранения подружки — прогулять два зельеварения подряд даже отбитые близнецы Уизли не отваживались. Так вот Снейп случился у входа в факультетскую гостиную, откуда потребовал прогульщицу в свой кабинет, да еще и заботливая Трейс проводила до самой двери подземной пыточной.

— Сколько еще уроков зельеварения вы намерены пропустить, мисс Коллинз? — спокойным сухим тоном поинтересовался декан, закрывая дверь своего кабинета и невербально наводя какие-то чары.

Первым чувством внезапно стал страх от того, что Эшли сейчас, как в своих излюбленных некогда шуточках, была один на один с темным властелином подземелий, в его кабинете, где ее крики боли и мольбы о пощаде никто не услышит. Кажется, она впервые по-настоящему испугалась Снейпа. Не того строгого дотошного декана Северуса, который мог оттрахать мозги за мельчайшую провинность, наорать или заставить часами драить загаженные котлы, и к которому все же привыкла за годы учебы. Она испугалась Пожирателя Смерти Северуса Снейпа — взрослого, наверняка опытного темного мага и, вероятно, жестокого убийцу, о существовании которого узнала совсем недавно. Но этот страх не осадил скопившейся злобы, а только распалил ее, припорошенную бодрящими останками огневицы, а потому, пусть и гадя в мыслях под себя, девчонка ответила довольно смело и нагло:

— А сколько их еще до конца учебного года, сэр? — как бы страшно ни было, а к дядьке она так и не обернулась, уставившись на ряды склянок за его столом.

— Вы ведь понимаете, что я не смогу и дальше просто игнорировать ваши прогулы? — ни истеричных криков, ни злобного шипения, от чего становилось только страшнее. — Это начнет привлекать внимание. Это вызовет ненужные вопросы.

— И что, мне ходить на ваши уроки и вести себя, как ни в чем не бывало? — огрызнулась Эш. — Боюсь, не получится. Я не умею врать и притворяться также хорошо, как вы, сэр, — она еще никогда не вкладывала в слово «сэр» столько неприкрытой ненависти.

— Боюсь, придется постараться, — все тем же ровным голосом проговорил декан, подходя к своему столу и глядя на студентку. — Потому что ненужные вопросы в первую очередь возникнут у ваших друзей.

Эшли не выдержала этой едва ли не прямой угрозы и посмотрела-таки в глаза профессора. Посмотрела и совершенно неожиданно и не к месту вдруг вспомнила поединок Поттера и Малфоя на далеком втором курсе. Чтобы на эмоциях осознать, с чего это вообще случилось, понадобилось несколько секунд, после которых эмоции стали только сильнее. Вот же паршивая немытая падла! Да Снейп прямо так, сходу, решил полезть к ней в голову! Декан, к слову, тоже на пару секунд растерялся, и его серая и обычно каменная физиономия выдала какие-то эмоции, но восстановилась в непроницаемую маску быстрее, чем Эш смогла эти эмоции как-то понять, да и глаза надо было экстренно упереть в пол, как Малфой-старший поучал. А еще, помнится, Малфой говорил, что дела Эшли паскуду Северуса не касаются, так что следовало сразу отвадить его совать свой крючковатый нос куда не следует.

— Еще раз так сделаете — я пойду к профессору Спраут, а может и к профессору МакГонагалл и расскажу, что вы применяете легилименцию без разрешения, — упорно глядя в пол, заявила Коллинз. — Насколько мне помнится, это не законно, не говоря уже о том, что лезете вы в головы несовершеннолетних. Скажу, что это уже не в первый раз, да и не только со мной. И Трейси Дэвис, и Фей Данбар, и Падма и Парвати Патил мои слова подтвердят. И если вдруг Спраут и МакГонагалл не насторожит то, что одинокий тридцатипятилетний мужик лезет в воспоминания пятнадцатилетних школьниц, это наверняка заинтересует каких-нибудь писак из «Ведьминого досуга», а может и из «Пророка».

— Мисс Коллинз, я вовсе не… — профессор явно не ожидал такого поворота разговора.

Эшли понимала, что, когда раньше зельевар шерстил по поверхности воспоминаний девчонок — да и не только девчонок, разумеется — он искал там разве что поводы доебаться. По крайней мере, его целью точно не были воспоминания того рода, на которые сейчас намекала студентка. Снейп вообще, вроде бы, был хронический импотент. Пара однокурсниц Монтегю и Хиггса в конце прошлого учебного попытались взять декана наскоком и амортенцией, но все, что тогда встало — это острые проблемы у глупых девочек. Но ведь одно дело, что Эшли это понимала, и совсем другое, как это можно было со стороны обставить.

— А что именно вы там вовсе не смотрите в наших воспоминаниях, — с наслаждением перебила дядьку Коллинз, — будете уже не мне рассказывать, а Паркинсонам, Гринграссам, Абботам и прочим влиятельным родителям ваших студенток. Уверена, у них точно появятся ненужные вопросы.