Я — самопровозглашённый Оден, и я стану Королем Демонов! (джен)

Каникулы закончились, и начался новый учебный семестр. О произошедшем в парке аттракционов знал весь Бабелус. Популярность Ямато росла день ото дня. К ней продолжали подкатывать, и попытки Клары заполучить её, невзирая на открывшуюся тайну, становились всё более настойчивыми и креативными. Асмодей, видя это, удваивал свои пылкие признания в верности, звучащие как любовные.

Однажды, во время хаотичного обеда в столовой, где Ямато еле отбивалась от очередных предложений "вместе пойти на приключение" или "стать моей принцессой", она резко хлопнула Канабо о пол, создав небольшой кратер и заставив всех замолчать.

— Хватит! Все вы! Я ценю вашу преданность и желание сражаться рядом с Оденом, но… моё сердце уже занято!

Повисла тишина, а затем начался гул. Асмодей, бледный как полотно, схватился за грудь. Клара лишь моргнула, переваривая информацию.

— Ямато-сама, вы имеете в виду… вашего кумира, Козуки Одена? — осторожно спросил кто-то из класса, возможно, одна из тех, кто постоянно записывал её цитаты.

Ямато покачала головой, её лицо приняло необычно задумчивое и грустное выражение.

— Нет. Не Одена. Оден — это я сам. Я имела в виду… кое-кого другого. В романтическом плане. Да.

Это заявление вызвало настоящий шок. Ямато, "Оден", которая всегда говорила только о битвах, приключениях и свободе, призналась в романтических чувствах к кому-то!

— Кто это, Ямато-сама?! Назовите имя этого наглеца, посмевшего похитить ваше сердце! Я вызову его на бой! — воскликнул Асмодей, уже готовый к дуэли.

Ямато лишь слегка отвела взгляд, и редкая тень грусти промелькнула по её лицу. — Дальше я ничего не скажу. Это моё дело. — Она встала и пошла, оставив за собой роящиеся слухи и недоумение. Выражение лица, полное грусти, не скрытое сломанной вдребезги маской, вызвало предположение, что любовь оказалась невзаимной.

Расследование Класса: "Кто Он/Она?!" началось. Класс "Несоответствующих", конечно же, не мог успокоиться. Новость разнеслась по школе со скоростью света. "Сердце Ямато-самы занято!" "У Ямато-самы есть возлюбленный/возлюбленная!"

Клара запустила "Операцию: Вычисли Везунчика!". Она создавала странные "опросники", пыталась читать по лицам и даже пыталась вынюхать информацию у каждого профессора, расспрашивая их о "потенциальных демонах, достойных Ямато-чан".

Асмодей был в ярости и отчаянии. Он начал своё собственное, более систематическое расследование, просматривая списки студентов, учителей и даже демонов за пределами школы, пытаясь найти достойного (или недостойного) соперника. Он подозревал всех, включая Каллего-сенсея и Балама-сенсея (который лишь радостно бормотал: "Ах, любовь! Это же так интересно!") ничуть не помогая в поисках.

Слухи дошли и до Салливана. Когда его об этом спросили несколько студентов (скорее всего, Клара и Асмодей, которые смогли прорваться мимо Оперы), он сначала был в восторге.

— О-хо-хо-хо-хо! Моя дорогая Ямато-чан! У неё кто-то есть?! Это же великолепно! Какой потрясающий прогресс! Я так рад! Моя внучка наконец-то нашла кого-то! Кто он?! Расскажите мне всё! Мы немедленно начнём готовиться к свадьбе! Я уже вижу! Огромное торжество! Торт в двадцать этажей! Ледяные скульптуры! О, я так взволнован! — Салливан подскочил со стула, его глаза горели, а руки уже начали создавать воображаемые приглашения и свадебные декорации. Он был в своём репертуаре, обожая быть частью чьего-то счастья, особенно счастья своей "семьи".

Он немедленно отправился на поиски Ямато.

Ямато находилась в классной комнате королевского класса, сидя на подоконнике и глядя в окно с непривычной задумчивостью, когда Салливан, полный энтузиазма, ворвался. За его спиной, конечно же, столпился весь класс "Несоответствующих", а также несколько любопытных учителей и учеников из других классов; все жаждали услышать развязку.

— Моя дорогая Ямато-чан! Я слышал чудесные новости! Твоё сердце занято! Кто этот счастливчик?! Расскажи дедушке! Мы найдём его/её и сыграем самую великолепную свадьбу в истории Нижнего мира! — Салливан наклонился к ней, его лицо светилось предвкушением.

Ямато медленно повернулась. Её обычно яркие глаза были немного потускневшими, а уголки губ опустились. Впервые за долгое время она выглядела не как Оден, а как кто-то, несущий тяжёлую ношу.

— Да, Салливан… — её голос был тихим, необычайно мягким. — Его звали… Портгас Д. Эйс.

Напряжение в комнате возросло. Все затаили дыхание. Асмодей уже готов был выкрикнуть имя, чтобы найти его.

Ямато сделала глубокий вдох.

— Но он… он мёртв. Его убили в великой битве, давно.

Эти слова пронзили тишину, как ледяные осколки.

Улыбка Салливана мгновенно исчезла, словно её никогда и не было. Глаза, которые секунду назад светились радостью, расширились от шока и глубокой, пронзительной боли. Его руки, которые уже воображали свадебный пир, безвольно опустились.

— Мёртв…? Он… мёртв? — прошептал он, его голос был полон искреннего горя. Его сердце сломалось за свою "внучку". Мечта о свадьбе разбилась вдребезги.

Асмодей пошатнулся, его лицо стало пепельным. Его ярость сменилась ошеломлённой печалью. "Мёртв…? Как… как это возможно…?"

Клара застыла, её обычно хаотичная энергия мгновенно испарилась. Её глазки наполнились слезами. "Это… это очень грустно…"

Сабноку и другим студентам стало не по себе. Шумная, непобедимая Ямато, "Оден", только что показала такую хрупкость и такую глубокую потерю. Это изменило их взгляд на неё.

Лицо Каллего-сенсея, обычно каменное, исказилось в выражении, похожем на… сочувствие? В Преисподней постоянно кто-то умирал. Это было жестокое место, где нет места жалости. Однако от этого демоны не стали жестокими или циничными, всё так же способные чувствовать.

После минуты шокированной тишины Асмодей, собравшись с духом, подошёл ближе, его голос был необычно тихим.

— Ямато-сама… Если вы… если он был так важен для вас… каким он был? Был ли он… достойным вас? Каким демоном он был? Сильным? Храбрым? Его гордость требовала знать, был ли соперник хоть чем-то оправдан.

Клара, вытирая слёзы, добавила — её голос дрожал:

— Да, Ямато-чан! Расскажи нам! Был ли он добрым? Он делал тебя счастливой? Что ему нравилось?

Ямато посмотрела на них. Её взгляд был далёким, словно она видела перед собой не классную комнату, а далёкие берега, омытые волнами.

— Эйс… — начала она, и каждое слово было наполнено глубоким чувством. — Он был… воплощением свободы. Настоящим воином. Его сила была подобна пламени, что сжигает все препятствия на пути. Он не боялся ничего, всегда защищал тех, кто ему дорог, даже ценой собственной жизни. Он был ярким, как солнце, и таким же непредсказуемым, как шторм. Его смех был заразителен, а его воля — нерушима. Он никогда не сдавался. Он был… тем, кто всегда шёл вперёд, не оглядываясь. И он верил в меня. Верил в мой путь Одена. Он был самым сильным и самым свободным, кого я знала.

Она не упомянула, что он был человеком или что его силы были от дьявольского плода, но её описание "пламени, что сжигает все" и "нерушимой воли" было достаточно красноречивым. Она говорила о нём с такой нежностью и такой гордостью, что у всех присутствующих сжалось сердце. Икс плакала; любовные истории, даже трогические, та обожала.

Ямато посмотрела на Салливана, затем на весь класс, её глаза блестели от непролитых слёз.

— Он мёртв. И кроме него… я никого не приму. В романтическом плане. Никогда.

Эти слова, произнесённые с такой непоколебимой решимостью и такой глубокой, видимой скорбью, разнеслись эхом по школе.

В тот день весь Бабилус понял, что сердце Ямато, "Козуки Одена", было не просто занято. Оно было отдано навсегда тому, кто погиб в великой битве, и эта любовь была настолько сильна, что никто и ничто в Нижнем мире не сможет её заменить. Любовный треугольник, не успев толком начаться, был разорван трагедией. И Ямато, пусть и выглядела непобедимой, несла внутри себя эту тихую, глубокую скорбь.

В одно мгновение образ "беззаботного, всесильного Одена" дополнился глубокой, пронзительной печалью, которая навсегда изменила то, как Бабильс воспринимал Ямато.

Когда последние слова Ямато, наполненные такой искренней болью, затихли, в классе воцарилась гробовая тишина. Никто не знал, что сказать или сделать. Все шутки, все любовные интриги, все догадки — всё казалось пустым и нелепым перед лицом такой глубокой, неподдельной скорби.

Ямато, которая всегда казалась существом из другого мира — беззаботным, неуязвимым, полностью поглощённым своим идеалом — теперь предстала перед ними в новом свете. Она была не просто могущественным "Оденом", а личностью, несущей в себе огромную потерю. Её "странность" теперь воспринималась не как эксцентричность, а как часть её уникального, возможно, трагического прошлого. Её упорство в становлении "Оденом" и "Королём Демонов" стало пониматься как способ справиться с горем, как дань памяти тому, кого она любила.

Асмодей Амириллис прекратил свои попытки. Его пылкая, порой одержимая "любовь" к Ямато мгновенно трансформировалась. Исчезла вся ревность, все попытки "завоевать" её. Осталось лишь глубокое, пронзительное уважение и чувство непоколебимой преданности. Он больше не пытался стать её романтическим партнёром; вместо этого он стал её самым верным и непоколебимым "щитом".

— Оден-сама, Я… я не знал… — его голос дрогнул. — Я клянусь своей кровью, что стану достаточно сильным, чтобы защитить вас от любой боли, которая осталась в этом мире. Пусть мой клинок станет вашей опорой, а моё пламя согреет вашу скорбь. Я буду вашим самым верным генералом до конца!

Он больше не преследовал её руку, а стоял рядом, готовый в любой момент прийти на помощь.

Клара Валак также стала более спокойной. Её хаотичные попытки "жениться" на Ямато мгновенно прекратились. Её детская, но искренняя любовь приняла новую форму — сочувствия и желания утешить. Она не понимала всей глубины взрослой любви и потери, но она чувствовала боль Ямато и хотела, чтобы Ямато снова улыбалась.

— Ямато-чан, мне… мне очень жаль, — Клара подошла и просто обняла Ямато. В течение дня в школе она приносила ей свои любимые конфеты и предлагала сыграть в самую глупую, но весёлую игру, чтобы отвлечь.

Общая атмосфера в классе изменилась. Шум и баловство стали немного тише, когда Ямато была рядом. Они больше не шутили про её "женихов" или "невест". Вместо этого появилось чувство коллективной поддержки. Когда Ямато уходила в свои "оденовские" приключения, они беспокоились о ней больше, чем когда-либо, понимая, что её безрассудство может быть и способом заглушить боль. Они стали более внимательны, предлагая помощь, даже если она не просила. Некоторые студенты, ранее боявшиеся её, теперь смотрели на неё с новым, сложным чувством уважения и сочувствия.

Салливан, переживший мгновенный шок, первым преодолел оцепенение. Когда она оставалась одна после школы, он, вместо того чтобы шутить или пытаться её подбодрить, просто положил руку ей на плечо.

— О-хо-хо, Моя дорогая Ямато-чан… — его голос был необычайно низким и серьёзным. — Я… я не знал, что ты несла такую тяжесть. Ты очень сильная, раз смогла пережить это и продолжить свой путь. Но знай, что ты не одна. У тебя есть я. И у тебя есть все мы. Мы всегда будем рядом, поддерживая тебя на твоём пути к Королю Демонов.

Он полностью отказался от идеи "свадьбы" или "поиска жениха/невесты". Его приоритетом стала её душевная гармония. Салливан понимал, что путь Ямато — это не путь традиционного демона, и её любовь к Эйсу была частью её души, которую он теперь бесконечно уважал. Он стал более внимательным к её благополучию, стараясь обеспечить ей не только приключения и силу, но и моменты покоя и радости, которые могли бы помочь ей залечить раны.

По всей школе новость разлетелась, обрастая слухами. "У Ямато-сама была великая любовь, и она трагически погибла!" "Она несёт такую боль, но остаётся такой сильной!"

Ямато, уже легендарная фигура из-за своей силы, теперь стала объектом глубокого уважения и даже некоторого благоговения из-за её трагической романтической истории. Никто больше не осмеливался "подкатывать" к ней или шутить на эту тему. Она стала неприкасаемой в романтическом смысле, окружённой невидимым барьером скорби и верности.

Сама Ямато, хоть и не показывала этого открыто, почувствовала облегчение. Скинув с себя эту тайну, она стала чуть более открытой. Иногда, во время тренировок или тихих моментов, она могла рассказать короткую историю об Эйсе, не вдаваясь в подробности о мирах и людях, но позволяя своим накама заглянуть в её сердце. Это были рассказы о его смелости, о том, как он сражался, как он верил в неё.

Её цель стать "Королём Демонов" стала ещё более значимой. Теперь это было не только про Одена, но и про то, чтобы быть достойной памяти Эйса, чтобы прожить жизнь настолько свободно и ярко, чтобы он гордился ею. Она была "Козуки Оденом", воином свободы, но теперь в этом образе проступала и глубокая, нежная тоска, которая делала её ещё более человечной и, парадоксально, ещё более сильной.