Истина важнее правил (гет)

Холод лаборатории к ночи всегда сгущался, но сегодня он был иным. Не просто пронизывающим воздух, а впивающимся в кости, тяжелым, как мокрая шерсть. Аврора лежала на кровати, кутаясь в плед, но дрожь шла изнутри, из самой глубины, где пульсировал шрам-звезда. За окном выл ветер, но его вой смешивался с другим звуком — навязчивым гулом в висках, шепотом, который становился все громче, обретая форму.

"Ты мой сосуд. Пустой. Практически готовый..."

Она вжалась в подушку, пытаясь заглушить его мыслью о формулах, о задаче, которую решила днем. О ровном голосе Альбедо, сказавшего: "Решение элегантно". Но цифры расплывались. Вместо них — дверь. Дверь ее дома в Сумеру. Теплый песчаник, резные ставни. Она подбегала к ней, протягивая руку, но дерево под пальцами становилось ледяным, гладким и непроницаемым. Стена. Толстая, синяя, испещренная морозными узорами.

"Ты больше не наша."

Голос сестры, Лилы. Тонкий, испуганный, но неумолимый. Он шел из-за ледяной стены. Аврора била кулаками по гладкой поверхности, но лед лишь звенел, оставляя на костяшках белые отметины холода. "Открой! Пожалуйста!" — кричала она, но голос был беззвучным. Из глубины стены проступало лицо отца — холодное, отрешенное. Он смотрел сквозь нее. Мать отвернулась. А сквозь их силуэты, как сквозь мутное стекло, просачивалось что-то огромное, темное, с горящими алыми точками глаз. 

Мир, лишенный звуков, цвета, смысла — только давящая пустота и ощущение собственного распада, растворения в ничто. "Ты всего лишь сосуд... Пустой..." — шепот был голосом самой пустоты.

Низкий, вибрационный, сотрясающий саму основу мира. Не звук — ощущение в грудине, в зубах. Шрам на груди Авроры вспыхнул ослепительным золотом, а затем — кроваво-алым. Боль, острая и жгучая, пронзила ее, вырвав настоящий крик из сдавленного горла.

"Нет! Прекрати!"

Она рванулась, пытаясь оттолкнуть видение, но вместо воздуха встретила жесткий холод. Лед. Он клубился вокруг нее, рождаясь из ее же паники, из сияющего шрама. Тонкие, как паутина, нити инея сплетались в ветвистые кристаллы на одеяле, на полу, взметались вверх по стенам с шипящим звуком замерзающей влаги. Воздух резал легкие, кружка с недопитым чаем на тумбочке покрылась толстым слоем белого налета, а затем с треском лопнула, усыпав пол осколками и мгновенно замерзшей жидкостью. Свет масляной лампы померк, поглощаемый нарастающей ледяной коркой на его поверхности. Комната сузилась до одного пульса — ее собственного. Не сила вырывалась — сама ее суть распадалась, изливаясь наружу хаосом.

"Моя..."

Голос слился с ее собственным стоном. Она сжалась в углу кровати, прижав колени к груди, пытаясь сдержать дрожь, сдержать лед, сдержать этот ужас. Но чем сильнее она сжималась, тем яростнее пульсировал шрам, излучая холод и алый свет, подпитывая хаос. Пальцы онемели, покрываясь грубой коркой темно-красного льда. "Прекрати... пожалуйста..." — хрипло прошептала она, уже не зная, к кому обращается — к пугающему голосу, к силе внутри себя или к тому, кто мог услышать за дверью.

Дверь в основную комнату с грохотом распахнулась. В проеме, очерченный тусклым светом из-за спины, стоял Альбедо. В одной руке — его меч, Гео-энергия слабо мерцала на лезвии. В другой — сияющий кристалл, созданный им наспех источник света. В полумраке он мгновенно оценивал ситуацию: замершую комнату и ее фигуру в углу, окутанную кроваво-красным сиянием и льдом.

Он шагнул внутрь. Сапог хрустнул на ледяной крошке. Его взгляд метнулся от пульсирующего шрама на ее груди к закованным в темно-красный лед рукам, к инею на стенах, источающему тот же зловещий свет. Меч не поднялся для удара. Напряжение в его позе сменилось чем-то другим — пониманием. Не угроза нападения. Кошмар. Потеря контроля. Опять.

Он опустил меч, острие коснулось ледяного пола со скрежетом. Кристалл в его руке отбрасывал дрожащие тени на заиндевевшие стены, смешиваясь с пульсирующим алым сиянием. Он стоял неподвижно несколько секунд, обдумывая что-то, дыхание ровное, но видимое в холодном воздухе облачками пара. Потом, без единого слова, он повернулся и вышел.

Аврора прижалась лбом к коленям, чувствуя, как лед на руках медленно тает под теплом собственного ужаса, оставляя кожу стянутой и болезненной. Стыд, страх, беспомощность — все смешалось в комок у горла. Теперь он точно увидел монстра. Теперь точно закроет на замок. Или... или сделает хуже.

Шаги вернулись. Она не подняла головы. Он вошел, поставил что-то тяжелое на тумбочку — не меч. Скрипнул стул. Затем — тихий звук наливаемой жидкости. Теплый, острый, знакомый запах чая с медом пробился сквозь ледяную сырость воздуха.

Она осмелилась взглянуть. Он сидел на стуле, который придвинул к ее кровати, но на почтительном расстоянии. В руках — две кружки. Одну, дымящуюся, он протянул в ее сторону, поставив на край тумбочки, рядом с осколками разбитой. Сам поднес другую к губам, не глядя на нее. Его лицо в свете лампы было усталым, под глазами — темные круги, но спокойным. Ни упрека, ни страха, ни даже привычной аналитической остроты. Просто... присутствие, молчаливое, твердое, как скала за окном.

Аврора медленно разжала одеревеневшие пальцы. Темно-красный лед почти сошел, оставив кожу красной, чувствительной. Она потянулась к кружке, обхватив ее дрожащими ладонями. Жар обжигал, но был благословением. Она прижала кружку ко лбу, потом сделала маленький глоток. Сладкий, пряный вкус чая, напоминание о доме, растопил последние осколки льда внутри, сменив их горячими слезами, которые она быстро смахнула тыльной стороной руки. Она не смотрела на него. Он не смотрел на нее. Они сидели в ледяной комнате, озаренной дрожащим светом кристалла и угасающим алым мерцанием инея, и пили чай. Скрип дерева балок, треск оседающего льда на стенах — вот и весь их диалог.

Когда кружка опустела, Альбедо встал. Он взял ее пустую кружку, свою, собрал самые крупные осколки разбитой со льда на полу. Молча. Уходя, он бросил последний взгляд на ее руки, на красные пятна от холода, на побледневший шрам на груди, видный в вырезе рубашки. Его взгляд был острым, но не осуждающим. Скорее... фиксирующим.

"Контроль потерян. Шрам активен. Цвет энергии — красный. Корреляция с кошмарным сновидением и вербальными проявлениями внутренней энергии подтверждается. Требуется усилить мониторинг ночных показателей. И найти способ экранировать резонанс."

Правда была в ней еще одна загадка, что не оставляет его с момента как Аврора появилась в его жизни.

"Отсутствие глаза бога как стандартного регулятора элементальной энергии делает энергетическую систему принципиально нестабильной. Шрам-маркер выступает неконтролируемым источником и ретранслятором крио-энергии, минуя этап сознательного управления и фильтрации. Энергетические выбросы коррелируют не только с психоэмоциональным состоянием, но и с фундаментальным дефицитом в архитектуре ее стихийной связи. Стабилизация потребует либо создания искусственного аналога глаза бога (крайне рискованно), либо подавления источника на уровне маркера (теоретически возможно, но неизвестны последствия)."

Он записал все это позже, в своем дневнике, когда Аврора, изможденная, наконец провалилась в беспокойный сон. Но перед этим он сделал еще кое-что. Вернувшись в ее комнату он убрал осколки. Потом принес все тот же кристалл, но в уже созданной им же импровизированной оправе. Неяркий, с рассеянным, тепловатым желтым свечением. Без слов он прикрепил "ночник" над тумбочкой. Новый светильник. Он не гнал тьму, но мягко отодвигал ее в углы, заполняя комнату ровным, успокаивающим сиянием. Он оставил его гореть и вышел, тихо прикрыв дверь.

Утром Аврора проснулась от сильной ломоты в костях — платы за вчерашний выброс. Солнечный луч, слабый и холодный, пробивался сквозь заиндевевшее окно и приоткрытую дверь. Она потянулась, и взгляд упал на тумбочку. Рядом с глиняным горшочком мази (нетронутым с прошлого инцидента) стояла новая кружка. А над тумбочкой, висел светильник. Его мягкий, рассеянный свет горел, словно дежурил всю ночь, прогоняя остатки кошмарной тьмы. Воздух все еще пахло льдом и пылью, на стенах оставался иней. И где-то глубоко внутри, рядом с холодом шрама, шевельнулось что-то крошечное и хрупкое — не надежда, а тихое удивление перед этим немым, практичным жестом в мире, где все, казалось, стремилось ее сломать или использовать. Она прикрыла глаза, чувствуя, как по щеке скатывается теплая капля, и прижала ладонь к груди, где шрам пульсировал привычным, ровным холодом. Алый свет погас. На сегодня.

Аврора осторожно встала с кровати, шаркая босыми ногами по холодному, но уже чистому от осколков полу, она потянулась к двери. За ней слышалось привычное шуршание бумаг и мерные шаги Альбедо — утро, работа, рутина. Она уже коснулась шершавой деревянной поверхности, чтобы толкнуть ее и выйти, как вдруг дверь резко захлопнулась прямо перед ее лицом с глухим, окончательным стуком. Сердце екнуло, прижатое к ребрам внезапным страхом. И тут же, сквозь толщу дерева, донеслись голоса. Его — ровный, сдержанный, но с непривычной, едва уловимой напряженной ноткой. И другой — легкий, насмешливый, с холодноватой вежливостью, который она слышала впервые. Незнакомец. В лаборатории. Прямо сейчас. Аврора замерла, прижав ладонь к груди, где шрам начал пульсировать знакомым, тревожным холодком, слушая, как снаружи разворачивается диалог, от которого теперь зависела не только ее свобода, но, возможно, и жизнь.