Стереть твой номер (гет)

Осознав, что корень проблемы Тиори лежит в ревности, а не в ее личности, Люмин почувствовала странное облегчение. Это перестало быть ее виной. И это развязало ей руки. Она перестала отчаянно пытаться понравиться или заслужить одобрение. Вместо этого она выбрала другую тактику — тактику любопытного исследователя.

Она начала слушать. Не с целью вставить свое веское слово, а просто чтобы понять, чем живут эти люди. Все началось с того самого сериала про вампиров. Она честно досмотрела первый сезон. И когда в следующий раз Тома и Итто начали спорить о финале, Люмин смогла не просто вставить реплику, а задать вопрос по существу:

— А вы не думаете, что внезапное воскрешение главного злодея — это просто дешевый клиффхэнгер, чтобы продюсеры получили деньги на второй сезон?

Тома и Иттo переглянулись.

— Ну… вообще-то, да, — согласился Тома. — Но как эффектно!

— Вот именно! — подхватил Итто. — Мозгами я понимаю, что это глупо, но сердечко-то екнуло!

Они впервые говорили с ней на равных, обсуждая общую, понятную им всем тему. Потом они заговорили о каком-то нашумевшем боевике. Люмин, вместо того чтобы раскритиковать его за отсутствие глубины, на следующий же день пошла и посмотрела его. Она честно пыталась не анализировать, а просто получать удовольствие от взрывов. И когда Итто снова заговорил о нем, она сказала:

— Погоня на мотоциклах была снята невероятно круто. Я даже не заметила, как съела весь попкорн.

Итто просиял. Найти в лице «заумной» Люмин союзника по части экшена было для него настоящим открытием.

Синобу и Тиори часто обсуждали новые музыкальные группы и модные тренды. Люмин, чей плейлист состоял из классической музыки и саундтреков к фильмам, чувствовала себя здесь совершенно потерянной.

Но однажды, услышав, как Куки нахваливает новую инди-группу, Люмин вечером нашла их в сети и послушала пару треков. Музыка была непривычной, но довольно мелодичной. В следующий раз, когда Синобу упомянула эту группу, Люмин смогла сказать:

— Я послушала их. У песни «Летний дождь» очень интересный басовый рифф.

— Ого, ты заметила! Да, их басист просто гений! Хочешь я тебе скину плейлист из своих любимых песен?

Это был маленький мостик, перекинутый через пропасть их интересов.

Даже с Тиори произошел сдвиг. Как-то раз та пришла в новом, стильном пиджаке.

— Вау, какой крой! — сказала Люмин, искренне восхитившись вещью. — Я читала в одном блоге, что асимметричные лацканы — это сейчас главный тренд.

Тиори, хоть и не ответила, но Люмин заметила, как она на долю секунды с довольным видом оправила этот пиджак.

Люмин не предавала себя. Она не начинала любить глупые сериалы или слушать музыку, которая ей не нравилась. Она подходила к этому как к изучению иностранного языка. Чтобы общаться с людьми, нужно знать их язык. Она расширяла свой кругозор, находила в чужих увлечениях что-то, что могло зацепить и ее.

И компания это почувствовала. Она перестала быть «странной», «не от мира сего». Она стала своей. Да, у нее были свои интересы, о которых она по-прежнему увлеченно рассказывала Скарамучче, когда они были вдвоем. Но она показала, что способна и готова интересоваться и их миром тоже.

Скарамучча наблюдал за этой метаморфозой с плохо скрываемым весельем. Ему нравилась ее прежняя, «колючая» и нелюдимая версия. Но эта, новая Люмин — адаптивная, умная, использующая свой интеллект не для защиты, а для наведения мостов, — вызывала у него неподдельное восхищение.

Однажды вечером, когда они гуляли вдвоем, он спросил:

— Тебе не надоело смотреть все эти их дурацкие фильмы?

— Это как исследование. Очень увлекательно. К тому же, я теперь знаю, что оборотни влюбляются только раз в жизни, а вампиры блестят на солнце. Полезная информация.

Он рассмеялся и притянул ее к себе.

— Ты невыносима, звездочка.

Но в его голосе звучала нескрываемая гордость. Она не просто влилась в его компанию. Она сделала это на своих условиях, сохранив себя и при этом покорив их всех.

Метаморфоза Люмин повлекла за собой другую, совершенно неожиданную трансформацию — трансформацию самого Скарамуччи.

Когда Люмин начала уверенно обсуждать с Итто сюжетные повороты или спорить с Томой о том, кто победит в гипотетической битве — вампир или оборотень, — Скарамучча вдруг обнаружил, что ему нечего сказать.

Он никогда не смотрел эти сериалы. Не слушал ту музыку, которую обсуждали Куки и Тиори. Не интересовался последними трендами. Его роль в компании всегда была другой. Он был генератором хаоса, источником едких шуток, рассказчиком уморительных и часто злых историй про однокурсников и преподавателей. Он был центром внимания, потому что он создавал событие. С ним дружили, потому что с ним было весело, опасно и никогда не скучно. А теперь центр внимания сместился.

— …и тогда он ей говорит: «Я не могу быть с тобой, потому что я проклят!» А она ему: «Я буду любить тебя даже проклятым!» Ну не бред ли? — возмущался Итто.

— Это не бред, это романтика! — тут же вступала Люмин. — Это классический байронический герой, обреченный на страдания. Его отказ — это высшее проявление любви, попытка защитить ее от своей тьмы.

Итто, Тома и Куки вовлекались в спор, а Скарамучча сидел и молчал, лениво помешивая свой кофе. Он чувствовал себя немного… не у дел. Словно дирижер, у которого оркестр вдруг научился играть без него.

Поначалу его это раздражало. Он пытался вставить свои обычные саркастические комментарии, но они тонули в оживленной беседе. Его шутки про декана казались неуместными, когда все обсуждали, воскреснет ли в следующем сезоне главный вампир.

Потом его это начало забавлять. Он с тихим, скрытым удовольствием наблюдал, как его «звездочка» виртуозно лавирует в этих разговорах, как она нашла подход к каждому из его, казалось бы, таких простых друзей. Она не просто влилась в компанию — она стала ее новым, неожиданным клеем. Она заставила их не только смеяться, но и думать, спорить, анализировать ту чушь, которую они смотрели.

— Скара, а ты что думаешь? — как-то раз спросил его Тома. — Должна она остаться с вампиром?

Скарамучча посмотрел на Люмин, которая с интересом ждала его ответа.

— Я думаю, — протянул он, — что она должна была всадить им обоим по осиновому колу в сердце еще в первой серии и заняться учебой. Меньше драмы.

Все рассмеялись. Это была его старая, привычная роль. Но теперь она была не единственной. Вечером, когда они снова были вдвоем, Люмин спросила его:

— Тебе, наверное, скучно с ними в последнее время?

— С чего ты взяла? — он посмотрел на неё с удивлением.

— Ну… ты почти все время молчишь, — она пожала плечами. — Когда мы обсуждаем все эти сериалы.

— Я никогда их не смотрел, — он усмехнулся и откинулся на спинку скамейки. — Эту чушь смотрят только идиоты.

— Эй! — шутливо возмутилась она.

— …и гении исследований, — закончил он, глядя на нее с нежностью. — А я просто наблюдаю за вашим взаимодействием. Это гораздо интереснее любого сериала. Знаешь, я никогда не думал, что мне может быть с ними интересно, когда мы не пьем и не обсуждаем какую-нибудь глупость. Я думал, это все, на что они способны.

— Они не глупые. Просто… другие.

— Да, — кивнул он. — Ты мне это показала.

Он притянул ее к себе, и они сидели в тишине, глядя на огни ночного города. Впервые за долгое время ему не нужно было быть душой компании. Не нужно было шутить, язвить, привлекать к себе внимание. Рядом с ней он мог просто быть. Молчать. И это было самое большое облегчение. Она научила его друзей слушать. А его самого — молчать. И в этом молчании он находил гораздо больше, чем во всех своих громких шутках.

* * *

Прошло несколько недель с тех пор, как Люмин нашла свое место в компании. Все шло на удивление гладко. Настолько гладко, что это начинало казаться затишьем перед бурей. В один из вечеров Скарамучча, листая ленту в телефоне, небрежно бросил:

— В пятницу большая вечеринка у какого-то парня с экономического. Собираешься?

— Я? — удивилась Люмин. — А наши идут?

— Какая разница? — он пожал плечами. — Идем мы. Будет весело.

Люмин согласилась, хоть и с некоторой опаской. Вечеринки все еще не были ее стихией, но она научилась справляться, когда рядом были знакомые лица — Тома, Итто, Синобу. Или, в крайнем случае, Тиори.

Но в пятницу все пошло не по плану. У Итто оказались срочные семейные дела. Тома слег с простудой. А Синобу нужно было готовиться к важному тесту. В итоге на вечеринку они со Скарамуччей поехали вдвоем.

Дом был огромным, музыка гремела так, что вибрировал пол, а людей было столько, что протолкнуться было почти невозможно. Это была не уютная кофейня. Это был совершенно другой мир — шумный, яркий, агрессивный. Все те люди, которых Скарамучча называл «пустой болтовней», собрались здесь в одном месте.

Скарамучча был в своей стихии. Не успели они войти, как его тут же окружили знакомые, начали хлопать по плечу, протягивать стаканчики с напитками. Он тут же включился в игру: его смех стал громче, жесты — шире, а во взгляде появился знакомый хищный блеск. Он был королем этого хаоса.

А Люмин… Люмин снова стала невидимкой. Она пыталась. Честно пыталась. Она стояла рядом, улыбалась, кивала. Но никто не обращал на нее внимания. Все разговоры велись через ее голову, были полны внутренних шуток и имен, которые она слышала впервые. Она была просто молчаливым приложением к блистательному Скарамучче.

— Пойду возьму что-нибудь выпить, — сказала она ему, просто чтобы сбежать из этого круга.

— Давай, — бросил он, не отрываясь от оживленного спора.

Она с трудом пробралась к импровизированному бару, взяла стаканчик с соком и нашла себе место у стены, подальше от эпицентра веселья. Она чувствовала себя как на другой планете. Ее аккуратно выстроенная за последние недели уверенность рассыпалась в пыль. Здесь не было никого, с кем можно было бы обсудить сериал или новый музыкальный альбом. Здесь ценились громкий смех, дерзкие шутки и умение быть в центре внимания.

Она чувствовала себя экспонатом в музее. Девушкой, стоящей в углу. Несколько раз на неё бросали любопытные взгляды, но никто не подходил. Невидимая стена, которую она так старательно разбирала по кирпичику в компании его друзей, здесь выросла снова, став монолитной и непробиваемой. Наконец, Скарамучча пробился к ней. Он выглядел счастливым, раскованным, его щеки слегка покраснели.

— Эй, ты как? Нормально? — он говорил громче обычного, чтобы перекричать музыку.

Люмин кивнула, не в силах выдавить из себя связную фразу. «Нормально» было самым лживым словом в её лексиконе на данный момент.

— Что-то ты приуныла, — он нахмурился, но его тут же кто-то окликнул. — Ладно, я сейчас вернусь, не скучай!

Она сделала то, что делала всегда, когда чувствовала себя потерянной: заняла наблюдательную позицию у стены, сжимая свой стаканчик как спасательный круг. Она пыталась вычленить из общего гула хотя бы одну понятную тему, зацепиться за знакомое слово. Услышав рядом разговор о каком-то популярном фильме, она шагнула чуть ближе, готовая вставить реплику. Но разговор уже перескочил на обсуждение общей поездки, потом на преподавателя, которого она не знала, а потом компания просто растворилась в толпе, оставив её снова в одиночестве.

Прошло минут двадцать, показавшихся ей вечностью. Скарамучча снова материализовался рядом.

— Ты чего тут киснешь у стенки? — он выглядел искренне удивленным. — Всё нормально?

— Да, просто… шумно, — она слабо улыбнулась.

— Так в этом и смысл! — рассмеялся он. — Пойдем, я познакомлю тебя с ребятами.

Он потянул её за руку в центр комнаты, где стояла самая громкая компания.

— Ребят, это Люмин, — и на неё на секунду обратилось несколько пар любопытных глаз.

— О, привет, — бросила та самая девушка с яркими волосами и тут же вернулась к своему рассказу.

Никто не задал ей вопросов. Никто не попытался вовлечь её в разговор. Для них она была просто «+1» Скарамуччи, временное приложение к нему. И как только его внимание переключилось на общий спор, она снова стала невидимой. Она стояла посреди круга, но была абсолютно вне его. Ощущение было хуже, чем просто одиночество. Это было одиночество на глазах у всех.

Скарамучча, увлеченный разговором, кажется, совершенно забыл о ней. Он был в своей стихии: остроумный, громкий, яркий. Он сиял. А она стояла в его тени и чувствовала, как гаснет сама.

Музыка била по ушам, а десятки чужих голосов сливались в один неразборчивый гул. Люмин в очередной раз прислонилась к прохладной стене, чувствуя себя прозрачной. Она видела, как Скарамучча, словно центр гравитации, притягивает к себе людей. Он смеялся, что-то оживленно рассказывал, и весь его вид излучал абсолютную уверенность.

Он заметил её. Он, кажется, вспомнил. Вспомнил, что она не такая, как он. Что для неё это не весёлый хаос, а враждебная среда. Решительно отставив свой стакан, он направился к ней сквозь толпу.

— Эй, — он встал так близко, что на мгновение заглушил собой весь шум. — Хватит подпирать стену. Пошли.

— Куда? — растерянно спросила Люмин.

Вместо ответа он просто взял её за руку и потянул в центр комнаты, где пульсировало сердце танцпола.

— Танцевать, — крикнул он ей на ухо. — Со мной ты же не боишься?

Страх никуда не делся, но отказать ему, когда он так смотрел — с вызовом и одновременно с какой-то снисходительной нежностью — было невозможно. Она позволила увлечь себя в толпу.

Его руки легли ей на талию, притягивая ближе. Он двигался с ленивой грацией хищника, идеально попадая в рваный ритм трека. Люмин чувствовала себя рядом с ним деревянной. Все её движения были неуверенными и скованными, она отчаянно пыталась просто не наступить ему на ногу и не выглядеть совсем глупо. Скарамучча, казалось, не замечал этого. Он улыбался, что-то напевал и смотрел на неё сверху вниз так, будто они были одни в этом зале. На какое-то мгновение Люмин почти поверила в это. Ей даже показалось, что она сможет расслабиться. В этот момент мимо них, пританцовывая, прошла яркая девушка в блестящем топе. Она игриво толкнула Скарамуччу в плечо.

— Скара, ты сегодня просто огонь! — крикнула она, перекрикивая музыку.

Он на секунду отвлекся от Люмин, его губы растянулись в самодовольной ухмылке.

— Ага, — бросил он девушке в ответ, не понижая голоса. — Не то что некоторые, да?

Он не уточнил. Он не посмотрел на Люмин. Он просто бросил эту фразу в воздух, как небрежный комментарий, часть общего веселья, и тут же вернул всё своё внимание ей, продолжая вести в танце.

Но для Люмин всё рухнуло. Эта фраза ударила её хлеще пощёчины. Весь хрупкий кокон защищённости, который он создал вокруг них на эти несколько минут, лопнул. Музыка снова стала оглушающим шумом. Тепло его рук на её талии вдруг показалось чужим и холодным. «Не то что некоторые». Конечно, он говорил о ней. О тихой, скучной, неумелой ней, которая стоит тут истуканом, пока он «огонь». Он даже не пытался скрыть своего разочарования, просто высказал его в форме шутки для всех.

— Что-то не так? — спросил Скарамучча, заметив её застывший вид.

— Нет, всё в порядке, — голос прозвучал ровно, но пусто. — Я, наверное, поеду домой. Устала.

— Уже? Мы же только пришли, — он нахмурился, вглядываясь в её лицо.

— Голова разболелась от музыки, — нашлась она с отговоркой.

Он смотрел на неё еще пару секунд, словно пытаясь понять, в чём дело. Но вечеринка звала, музыка гремела, и друзья уже махали ему рукой. Он не стал уговаривать её остаться. Разбираться в её сложном настроении сейчас было слишком долго, слишком энергозатратно.

— Ладно, — кивнул Скарамучча, доставая телефон. — Сейчас вызову тебе такси.

Пока они ждали у выхода, он был немногословен. Он проводил её до машины, открыл дверь.

— Напиши, как доедешь, — сказал он. Это прозвучало как формальность. — Я еще немного потусуюсь.

— Хорошо, — ответила она и скользнула на заднее сиденье.

Дверь захлопнулась. Машина тронулась, и в боковом стекле Люмин увидела, как его силуэт на секунду задержался у входа, а потом развернулся и был поглощен огнями и звуками дома, в котором продолжалось веселье. Веселье, частью которого она так и не смогла стать. И, как ей теперь казалось, никогда и не сможет.

Тишина её комнаты оглушала. Всего полчаса назад она была в эпицентре шума, а теперь единственным звуком было её собственное прерывистое дыхание и гул крови в ушах. Люмин сбросила туфли у порога и, даже не включая свет, прошла вглубь комнаты и рухнула на кровать. Телефон в руке казался ледяным. Она нашла контакт «Кэ Цин» дрожащими пальцами. Гудки казались вечностью.

— Алло? Люмин? — раздался в трубке сонный, но встревоженный голос. Подруга всегда чувствовала, когда что-то не так.

— Кэ Цин? — голос Люмин сорвался, превратившись в сдавленный всхлип. Этого было достаточно.

— Так, что случилось? Ты где? Что он сделал? — она мгновенно проснулась, её тон стал четким и собранным.

Люмин сделала глубокий вдох, пытаясь унять дрожь.

— Я дома. С вечеринки… Она была ужасная. Я никого не знала, все такие… громкие. Я просто стояла у стены, как идиотка.

— Классика, — беззлобно хмыкнула подруга. — А где был твой прекрасный принц в это время?

— Он… он пытался, — честно призналась Люмин, кусая губу. — Он видел, что мне плохо. Он позвал меня танцевать.

— Ого. И что, ты пошла?

— Пошла, — шепотом ответила Люмин. — И всё было почти… нормально. Мы танцевали, он был рядом. А потом…

Она замолчала, снова переживая тот момент. Каждое слово отпечаталось в её памяти.

— Что «потом»? Люмин, не молчи!

— Какая-то девушка, — голос Люмин снова задрожал, — она ему крикнула, что он «огонь». А он… он ей ответил: «Ага, не то что некоторые, да?».

Тишина на том конце провода длилась всего секунду, но показалась Люмин ледяной пропастью.

— Кэ Цин, — отчаянно выдохнула она, вцепившись в телефон так, что побелели костяшки пальцев. — Он же имел в виду меня?!

На том конце провода послышался рассудительный вздох. Кэ Цин перешла в привычный ей режим «психоаналитика».

— Так, стоп. Давай без паники, включаем логику. Вариант первый, самый очевидный и который ты сейчас прокручиваешь в голове: да, он имел в виду тебя. Это был пассивно-агрессивный укол, потому что он был раздражен твоим поведением на вечеринке. Звучит в его стиле? Вполне. Но это самый пессимистичный сценарий.

Люмин шмыгнула носом.

— Вариант второй, — продолжила Кэ Цин, не давая ей утонуть в жалости к себе. — Теория «Пустого бахвальства». Он — Скарамучча. Он — павлин, распушивший хвост. Девушка делает ему комплимент, и его мозг автоматически выдает остроту, чтобы поддержать образ. Он мог иметь в виду кого угодно в этой комнате. Или вообще никого конкретно. Просто фраза для красного словца, чтобы показать, какой он крутой и дерзкий. Понимаешь?

Люмин немного успокоилась, слушая её ровный голос.

— Есть еще третий вариант, «Теория контекста», — добавила Кэ Цин. — Может, за какое-то время до этого он кого-то обсуждал или спорил с кем-то. Мы не знаем контекста. Он мог просто продолжить их предыдущий разговор.

Люмин молчала, обдумывая. Все теории подруги звучали правдоподобно. И каждая из них была лучше, чем её собственная, единственная версия.

— Я не знаю… Какая из них правильная? — тихо спросила она.

— А вот это, моя дорогая, главный вопрос, — тон Кэ Цин стал серьезнее. — Я могу накидать тебе еще десяток таких теорий. Можем даже выбрать ту, которая тебе больше нравится, и поверить в неё. Но это всё будет гадание на кофейной гуще. Есть только один человек на всей планете, который знает, что он имел в виду.

— Ты думаешь, я должна спросить его?

— Я думаю, ты должна перестать додумывать за него. Хватит решать эти уравнения в своей голове в одиночку. Ты имеешь право знать, что происходит. Просто спроси. Не «Ты меня имел в виду?!», а спокойно. «Скара, та фраза на вечеринке меня задела. Объясни, что ты хотел этим сказать». По его реакции ты поймешь гораздо больше, чем из всех моих теорий вместе взятых.

— Я боюсь.

— Я знаю, — голос Кэ Цин стал совсем мягким. — Но еще больше ты боишься этой неопределенности. Так что давай. Сейчас — чай и спать. А завтра ты решишь, готова ли ты услышать ответ. Каким бы он ни был. Договорились?

— Договорились, — слабо ответила Люмин.

* * *

Весь следующий день Люмин была как на иголках. Слова Кэ Цин придали ей решимости, но не избавили от страха. Она подкараулила Скарамуччу после его пары, когда он шел один, уткнувшись в телефон.

— Скара, — позвала она. Голос прозвучал тише, чем она хотела.

Он поднял голову, и его лицо мгновенно осветилось знакомой ухмылкой.

— О, привет. Пережила вчерашний вечер?

— Я… я хотела поговорить о нём, — начала она, сжимая ремешок своей сумки.

Он убрал телефон в карман и прислонился к стене, скрестив руки на груди. Его поза была расслабленной, но во взгляде читалось любопытство.

— Так, слушаю. Заседание клуба «Что опять надумала себе Люмин» объявляю открытым.

Его тон, как всегда, был на грани шутки и легкой провокации. Обычно Люмин это обезоруживало, но сегодня она была настроена серьезно.

— Та фраза… на вечеринке… она меня задела. Когда ты сказал «не то что некоторые», — она сделала паузу, собираясь с духом. — Что ты имел в виду?

Скарамучча удивленно вскинул бровь. Он на секунду задумался, явно восстанавливая события.

— А, та… — он хмыкнул, и в его глазах заплясали смешинки. — И ты всю ночь не спала и анализировала эту гениальную фразу?

— Я серьезно, Скара, — твердо сказала она, чувствуя, как начинает злиться на его легкомыслие.

— Ладно, ладно. Только не смотри на меня так, будто я совершил государственную измену. Отвечаю, как на допросе. Я говорил о парне той девчонки, Эми. За пять минут до этого она жаловалась мне, что он таскает её по скучным выставкам, а сам на вечеринках стоит с кислым лицом и молчит. Звучит знакомо?

Он подмигнул ей. Это был его способ сказать: «Видишь, ты не одна такая». Но Люмин пропустила этот намек мимо ушей, зацепившись за другое.

— То есть, ты не говорил обо мне?

— Люмин, — он подошел ближе и мягко щелкнул её по лбу. — Если бы я хотел сказать что-то о тебе, я бы сказал это тебе, а не какой-то левой девчонке на вечеринке. Ты же знаешь. У меня с прямотой проблем нет.

Это было правдой. Скарамучча никогда не ходил вокруг да около. Но облегчения Люмин почему-то не почувствовала. Вместо этого её захлестнула волна раздражения. В первую очередь, на саму себя.

— Тогда… тогда почему ты не сказал это вчера? Почему просто…

— Просто что? — он снова усмехнулся. — Люмин, ты ушла с вечеринки, потому что тебе было некомфортно. Это нормально. Но ты реально думаешь, что весь мир крутится вокруг тебя и каждая брошенная фраза — это шифр, который нужно разгадать? Ты иногда такая сложная. Просто до невозможности.

Он сказал это беззлобно, скорее как констатацию факта, как говорят о погоде. Но Люмин всё равно вспыхнула.

— Я не сложная! Я просто… чувствую!

— А я нет, по-твоему? — он вдруг стал серьезнее. — Я чувствую, что моя девушка вместо того, чтобы расслабиться и повеселиться со мной, стоит у стены с лицом мученицы и ищет в каждом слове тайный смысл. А потом сбегает. И на следующий день устраивает мне допрос с пристрастием из-за какой-то глупости, — он выдохнул, проводя рукой по волосам. — Честно? Это немного утомляет.

И вот это было то, что заставило Люмин замолчать. Не его шутки, не его объяснения, а это тихое, усталое признание. Она снова всё испортила. Навыдумывала, накрутила себя и в итоге заставила его оправдываться и чувствовать себя виноватым там, где его вины не было. Она опустила голову, пряча взгляд.

— Прости, — прошептала она. — Ты прав. Я опять… навыдумывала.

Скарамучча смотрел на неё секунду, а потом его лицо снова смягчилось. Он вздохнул и притянул её к себе, заключая в объятия.

— Эй, ну всё, проехали, — пробормотал он ей в макушку. — Просто… в следующий раз, когда твой мозг начнет генерировать теории заговора, попробуй сначала спросить меня, ладно? Это сэкономит нам обоим кучу нервных клеток.

Люмин кивнула, утыкаясь ему в грудь. Она злилась. На него — за то, что он такой легкий и не понимает её тревог. И на себя — за то, что она такая сложная и портит всё своей тревожностью. Но сейчас, в его объятиях, она чувствовала главное. Он был здесь. Он не оттолкнул её.