Мародёры: Три Тишины (гет)

12 сентября 1976 года

Утро после вечеринки наступило, как удар мокрой тряпкой по голове.

Башня Гриффиндора дышала перегаром тыквенного пунша и перегретых чар. Воздух был плотный, как марля над зельеварочным котлом, и такой же подозрительно пахнущий.

Сириус, первый проснувшийся, сидел на подоконнике с чашкой крепкого чая и наблюдал, как утренний туман лениво стекает с башен Хогвартса. Метлы, оставленные у входа, стояли в хаотичном строю — как после драки, где никто не победил.

На полу гостиной — следы битвы: опрокинутый пуфик, чьи-то носки, пергамент с каракулями (Питер, скорее всего, пытался составить тост), две пустые банки из-под сливочного пива и… что-то, что напоминало чучело тролля в шляпе. Сириус решил не выяснять подробности.

— Scourgify. — Он взмахнул палочкой, и лужа засахаренного пунша исчезла с ковра, оставив после себя только вежливый запах мяты.

— Reparo. — кресло вздохнуло и собралось обратно в уютную форму.

Питер, перевалившись через подлокотник дивана, простонал:

— Не будь таким бодрым, Блэк… Утро же… незаконно.

— Проснуться в восемь утра в субботу — это уже против закона, — буркнул Сириус.

Римус, всё ещё с книгой на груди, промычал что-то, не просыпаясь. Джеймс дернулся — уже не спал, но и не вставал. Грифиндорцы начинали шевелиться, как котлы на слабом огне.

Сириус вернулся к окну.

И тут он её увидел.

Сова — большая, сине-серая, с тонким рисунком на крыльях. Поттеровская. Он узнал её сразу.

Сердце на секунду сбилось. Сова подлетела к нему, коснулась когтем подоконника и вытянула лапу. На ней висел плотный конверт с аккуратным почерком и маленькая бархатная сумочка, тяжёлая от монеты.

Сириусу Блэку — и только.

Он взял его осторожно, словно могло взорваться.

Птица коротко ухнула и улетела. Сириус присел, вложив письмо в ладони. Бумага была теплая от перьев и дороги. Он ещё не знал, что там — поддержка или попытка «наставить», как это делал отец. Но в этом письме было нечто большее: выбор. Флимонт — не его родня. Но он открыл дверь. Значит, теперь либо войти — либо закрыть её самому.

Он развернул письмо.

«Сириус,

Вчерашний разговор был не из лёгких.

Ты, наверное, привык, что взрослые либо молчат, либо решают за тебя. Я и сам часто был таким. Но сейчас — не тот случай.

Я обещал подумать. Подумал.

Вот что могу предложить:

Во-первых,

я уже говорил, что есть старые ритуалы — такие, которые позволяют разорвать связь с родом не только юридически, но и магически. Большинство — недоступны несовершеннолетним. Но у меня есть выход на человека в Архиве фамилий. Он может помочь найти нужный способ — не простой, но честный.

Во-вторых,

если тебя пытаются втянуть в брак против воли — даже намёками — это можно оспорить. Я знаю хорошего юриста. Если понадобится, свяжусь.

И, наконец,

если ты решишь сделать это открыто — на глазах у них — знай: ты не один. Поттеры будут рядом. Как семья, если захочешь.

Никаких условий. Решение за тобой.

Если пойдёшь дальше — просто предупреди. Некоторые обряды требуют не только участников, но и свидетелей. Таких, кто скажет: «Он не один, и он прав».

И да. Джеймс… не скажет вслух, но он гордится.

Ты для него уже давно не просто друг. Думаю, ты это знаешь.

P.S. Я приложил к письму портал — обычную монету. Сработает утром, в десять. Точный адрес Андромеды не нашёл, придётся поискать самим.

Флимонт»

Сириус дочитал до конца и усмехнулся.

«Ты для него уже давно не просто друг».

Он знал. Но видеть это написанным — было чем-то иным.

И слышать от отца Джеймса, не от своего — было ещё ценнее.

Он откинулся на подоконник, держа письмо двумя руками.

Просто сидел так, дышал, давал сердцу перестроиться с режима «удержаться» на режим «двигаться».

Когда шаги послышались за спиной, он уже снова был в привычной коже.

— Ну, как утро, господин Блэк? — Джеймс появился с волосами, топорщащимися во все стороны. — Вижу, жив, бодр и — о, письмо?

Сириус протянул лист.

— От твоего отца.

Джеймс взял, бегло пробежал глазами, уголки губ дёрнулись.

— Он подписался просто «Флимонт»? Вот это да.

— Для него это уже почти проявление чувств.

Питер, с сонным лицом, появился у перил лестницы.

— Мы точно должны вставать? Может, просто вернёмся под одеяло?

— Меду навещаем, — ответил Сириус.

Римус отложил книгу, которую зачем-то держал, даже не открывая.

— Она знает, что мы придём?

— Нет. Зато мы знаем.

— Ну хоть позавтракать можно? — Питер посмотрел с надеждой.

— Обязательно, — кивнул Джеймс. — Ты не сможешь пройти с нами через моральный кризис и возможный ритуал без тостов с джемом. Это против правил Мародёров.

Большой Зал был полупуст — воскресное утро после вечеринки отсеивало самых стойких. За дальними столами кто-то дремал над тостами, совы лениво шуршали крыльями под потолком, а профессор Вектор с грустным видом размешивала кофе, явно сожалея, что покинула постель.

Мародёры сидели ближе к краю, чуть в стороне. На столе — тосты, варенье, чай, остатки чего-то слабо напоминающего овсянку. Питер моргал, будто ещё не до конца проснулся, Джеймс вертел в руках письмо, а Римус чертил на салфетке маршрут до Кендала, хмурясь в задумчивости.

Сириус кивнул на письмо:

— Ну? Всё ещё думаешь, что твой отец не умеет писать по-человечески?

— Думаю, он просто приберёг нормальный тон на особый случай, — Джеймс усмехнулся. — Но да. Это было... честно. Для него.

— И для меня. — Сириус допил чай. — Знаешь, я думал, максимум он напишет что-то вроде «разберитесь сами, мальчики». А он — прям варианты. Юристов, архивы, свидетелей…

— Ты серьёзно хочешь провести ритуал? — спросил Питер, чуть тише.

— А зачем, по-твоему, мы собираемся к Андромеде? — Сириус взглянул на него с лёгкой иронией. — Цветы вручить?

— Она согласится? — Римус аккуратно отложил салфетку. — Мы ведь не предупреждали.

— Это Андромеда. Если кто и может послать родню мягко, но так, что им потом лечиться придётся, — то она. А заодно и знает, где искать ритуалы, о которых Министерство предпочитает не вспоминать.

— Главное, чтобы он вообще сработал, — пробормотал Джеймс. — Всё это звучит красиво, но если там нужны ингредиенты типа "кровь первого змеиного племени"...

— Или "старший маг в присутствии родового герба" — добавил Римус.

— Тогда сожжём фамильное дерево. В прямом эфире. Прямо на рождественском ужине.

— Метафорически, конечно, — заметил Римус, покосившись на проходящего профессора.

Они ещё спорили, когда у соседнего столика кто-то тихо поставил чашку.

— Когда метафора не помогает — иногда стоит попробовать буквально, — сказал спокойный голос.

Мародёры обернулись. Островский не садился к ним: стоял боком, наливал себе кофе, будто говорил больше себе, чем им.

— Доброе утро, мистер Блэк, мистер Поттер, мистер Люпин, мистер Петтигрю, — кивнул он, не меняя тона. — Слово «ритуал» до девяти утра всегда бодрит. Либо древняя магия, либо неудачный вызов духов.

Питер поспешно прикрыл салфетку с наброском маршрута. Островский чуть улыбнулся краем губ и, всё ещё глядя в кружку, бросил:

— Если речь о разрыве фамильной связи — не ищите силу в формулах. Сила — в намерении. Ритуал только оформляет то, что вы уже решили. Иногда нужны свидетели. Иногда — враги в зале. Всё упирается в то, готовы ли вы сжечь мосты.

Он поднял чашку, сделал глоток, кивнул кому-то за спиной — и, отходя, добавил негромко:

— И помните: некоторые фамилии горят дольше, чем вы думаете.

Мародёры молчали секунду-другую. Слова Островского висели в воздухе, как будто ещё звучали, хотя его уже не было.

— Это был урок? — спросил Питер, понижая голос.

— Это была, — сказал Римус, — инструкция.

Сириус поднялся. На лице не осталось привычной бравады — только собранность.

— Ладно, господа. Кто не готов — догонит. А мы идём к Меде.

Джеймс коротко кивнул. Римус допил чай. Питер вздохнул, но всё же поднялся.

Они вышли из-за стола и пошли к двери. Не как школьники, собирающиеся на проделку, а как четвёрка, которая знала: впереди у одного из них не просто день. А разрыв.

Они вышли из замка, когда солнце только начало пробиваться сквозь утренние облака. Воздух был холодным, свежим, с запахом мокрых листьев и начала осени. Сириус вдохнул глубже, будто пытаясь убедиться, что это не просто прогулка.

— Она теперь живёт в Кендале, — напомнил Римус, сверяясь с пергаментом. — Но точного адреса у нас нет. Только пометка: «улица у холма с руинами замка», где Тонксы когда-то снимали дом.

— Это уже кое-что, — кивнул Джеймс. — Портал переносит нас в городской район, дальше — метлой или пешком, в зависимости от уровня удачи.

— У нас нет удачи, — мрачно вставил Питер. — У нас есть Блэк.

— Ирония в том, что это и правда помогает, — Сириус слегка усмехнулся.

Портал забросил их за череду узких улочек — низкие дома из серого камня, крыши под тёмным сланцем, покосившийся забор, облетевшие клёны. На углу висела вывеска «Malthouse Lane». Воскресное утро здесь было тихим: редкие прохожие, запах хлеба из пекарни, шелест страниц в раскрытом окне.

— Нам точно сюда? — Питер озирался с подозрением. — Здесь скорее библиотекари в отставке, чем беглые Блэки.

— Она бы и не выбрала район, где родовые фрески на каждом втором доме, — пробормотал Сириус. — Она ушла от всего этого.

Они прошли квартал. Потом ещё один. Сириус шагал быстрее остальных, неосознанно. Джеймс догонял, Римус сверял номера домов, Питер пыхтел.

— Двадцать семь… двадцать девять… — Римус остановился. — А вот и тупик.

Они остановились.

— Ну что ж, — Джеймс вздохнул. — Почти спасли мир.

— Сириус, — сказал Римус мягко, — может, сначала напишем ей?

— А может, хватит притворяться, что я не слышу шагов за углом? — спокойно сказал Сириус и развернулся.

На другом конце улицы, под деревом, стояла женщина в светлом пальто с сеткой в руке. В ней были продукты, а на лице — выражение лёгкого, ироничного удивления.

Андромеда Тонкс.

Та самая линия подбородка. Те же глаза, только старше, внимательнее. Ветер слегка колыхал складки пальто. Она смотрела прямо на них.

— Сириус, — сказала она. Без восклицаний, без испуга.

Он шагнул вперёд. Остальные остались позади, словно что-то невидимое остановило их у границы.

— Меда. Я…

— Если ты скажешь, что оказался здесь случайно, — перебила она, — я брошу в тебя багетом. Он ещё тёплый.

Сириус усмехнулся. Как тогда, когда был ребёнком и знал, что у неё в рукаве всегда есть запасная реплика.

— Не случайно. Но и не знал точно, где ты. Мы… Я хочу с тобой поговорить. О деле. О серьёзном.

Андромеда кивнула, чуть склонив голову. Она оглядела троих подростков позади него и не спросила ни одного лишнего вопроса.

— Дом через два поворота. Камин работает. И чайник греется быстрее, чем моя терпимость к Блэковским заморочкам. Пойдёте?

Сириус кивнул.

— Пойдём.

Дом стоял на тихой, заросшей вьющимся плющом улице, за коваными воротами. Ничего особенного — скромный двухэтажный коттедж с окнами в деревянных рамах и дверью, покрашенной в выцветший зелёный. Но стоило войти — и запах домашнего хлеба, лаванды и старых книг окутал, как тёплый шарф.

Сириус замер в прихожей.

Полки с книгами. Шарф, забытый на перилах лестницы. Фотография на стене — Андромеда и Тед— он с тёплой улыбкой и щетиной — в обнимку. Она улыбается — по-настоящему.

На полу у входа — плюшевая метла и ботиночки, в которых могла бы уместиться кошка.

— Ты ведь не говорила, что у тебя ребёнок, — пробормотал Джеймс с лёгкой улыбкой.

— А ты не говорил, что Джеймс Поттер теперь умеет не шуметь, — прозвучал спокойный голос от камина.

Из кухни вышел Тед Тонкс — в рубашке навыпуск, с полотенцем на плече и ребёнком на руках. Девочка, розовощёкая, с округлым лбом и короткими волосиками, которые при их появлении тут же сменили цвет с сиреневого на оранжевый.

— Это Дора, — сказал он, легко подкидывая девочку. — Или, если сегодня день длинных имен, — Нимфадора. Но это только в особых случаях. Например, если она роняет зелья на кота.

— Мы договорились не вспоминать тот день, — сказала Андромеда с кухни, но голос её был мягким.

Сириус уставился на девочку. Та с интересом посмотрела на него, потом на Джеймса. Когда её взгляд упал на Питера — она хихикнула. А потом увидела Римуса — и её кожа… стала ярко-красной, как у маленькой фурии.

Римус поперхнулся.

— Что я сделал?

— Ничего, — сказал Тед, удивлённо приподняв бровь. — Похоже, у неё сегодня сильный отклик на эмоции. Или ты просто слишком серьёзен, и она это чувствует.

— Это реакция на магию, — пояснила Андромеда, появляясь с подносом. — Или на настроение вокруг. Она не всегда различает, где чьё. Иногда цвет — это её способ сказать: «напряжённо».

Римус смущённо отвёл взгляд, а волосы девочки тут же сменили оттенок с алого на бирюзовый.

— Вот, — добавил Тед. — А теперь ей, видимо, просто стало весело.

Андромеда поставила чай и чашки. Комната заполнилась ароматом жасмина и сандала. Обивка дивана была немного протёртой, но сиделось в нём как в старом кресле, которое помнит каждую спину. В камине потрескивало пламя. Где-то в углу мурлыкал кот.

— Ты правда вот так живёшь? — Сириус огляделся. — Тепло. И никто не орёт.

— А что, ты думал, что любовь выглядит как галерея портретов с фамильными подписями? — спокойно спросила Андромеда.

Он ничего не ответил.

Нимфадора уже успела спрыгнуть с рук и села рядом с Римусом. Волосы её теперь переливались между серебром и рыжим.

— Она остаётся? — спросил Джеймс полушёпотом, кивнув на девочку.

— Нет, — Андромеда подняла её на руки. — Но теперь она точно будет помнить, что у неё есть четвёрка очень подозрительных дядюшек.

Нимфадора весело хрюкнула и спрятала лицо в ладошках, а волосы сменили цвет на розовый.

Тед кивнул с улыбкой:

— Мы оставим вас. Но если вдруг решите вызывать демонов — не делайте этого на кухне. Я там хлеб поднимаю.

Они ушли вглубь дома, и осталась тишина — не гнетущая, а такая, в которой можно сказать главное.

Сириус провёл рукой по краю чашки, выдохнул.

— Это… дом. Настоящий. Не как у нас.

— Именно поэтому ты здесь, — сказала Андромеда. — Готов рассказать, зачем пришёл?

Андромеда разлила чай, но никто не пил.

Сириус сидел на краю кресла, локти на коленях, пальцы сцеплены. Остальные держались ближе к стенам — не из страха, скорее из уважения. Это был не их разговор. Хотя каждый понимал: он важен для всех.

— Меда, это не «посидим, поболтаем». Всё серьёзно. — Не просто «я поссорился с мамой». Они… Они собираются обручить меня. С Алектой Кэрроу. На Рождество. Как сделку. Как товар.

Андромеда сжала чашку, но не перебила.

— И дело не только в этом. Это не вспышка. Это… давно назревало. Я не хочу быть частью их круга. Я хочу вычеркнуть себя. По-настоящему. Не просто сбежать, а выйти.

Он выпрямился, голос стал тише:

— Я знаю, что это не делается щелчком пальцев. Но я готов. Если ты знаешь как… помоги.

Андромеда долго смотрела на него.

Потом — медленно — кивнула.

— Я знаю, как. Но ты прав: это не просто. Не ритуал, а… решение, оформленное магией. Его проводили в нашем роду, когда-то. Когда один из Блэков отказался от «призвания» и ушёл в Ирландию. Его имя выгорело в книге само — после обряда.

— И ты знаешь, как его провести?

— Я знаю старую версию. Она требует… крови, символа рода, слова разрыва. Но главное — воли. И… одного нюанса, о котором забывают.

— Какого?

— Ритуал можно провести только наедине с собой. Без тех, кто тебя любит. Потому что ты должен на миг остаться один. Совсем. Чтобы потом выбрать, с кем быть.

Сириус замер.

— Хорошо, — выдохнул он. — Тогда пусть так.

Андромеда встала.

— Прогуляемся. Не всё решается на кухне.

Она провела его через задний двор — сквозь яблоневый сад и гравийную дорожку. В самом конце участка стояла полукруглая беседка — старая, со следами мха и чертополоха по краям. В центре — низкий алтарь, потертый веками, с краями, изъеденными дождями и ветром.

— Этот сад был тут задолго до нас, — сказала Андромеда. — Говорят, раньше дом принадлежал старой колдунье. Когда мы сюда въехали, я заметила следы заклинаний. Сразу поняла — это родовой круг. Таких больше не строят.

Она провела ладонью по камню, положила на него нож — тонкий, старинный. Рядом — чёрную ленту и пергамент с древними словами.

— Ты готов?

Сириус кивнул. В горле пересохло.

— Тогда я закрою круг. Никто не войдёт. Даже я.

Она коснулась его плеча — быстро, по-сестрински.

Он хотел что-то сказать, но не смог. Лишь кивнул, и она вышла, оставив его в круге — одного, как того требовала магия.

Круг сомкнулся. Камень под ногами будто стал плотнее. Воздух — гуще. Магия в беседке поднялась, как подземный пар, мягко касаясь кожи, будто спрашивая: ты уверен?

Сириус стал в центр. На груди — символ рода Блэк: серебряная брошка с выгравированным девизом «Toujours Pur».

Перед ним — нож и пергамент с древним текстом. Он прочёл первые строки, шепча:

«Имя, данное не мной — да исчезнет с дыханием.

Кровь, навязанная телу — да свернётся и вытечет.

Дом, что звал меня своим — да закроет двери в вечность.»

Магия дрогнула. Пространство сжалось — не в теле, в голове.

И воспоминания хлынули.

Сначала — голос Вальбурги.

«Мы — не как они. Мы — чистота, мы — линия. И если ты вырастешь грязным — тебя сотрут. Я сотру. Не смей называть себя Блэком, если ты не достоин!»

Потом — холодный кабинет отца. Слова не кричащие, но режущие.

«Ты будешь тем, кем мы скажем. Пока ты носишь это имя — ты часть структуры. Служи ей. Или уйди молча.»

Рука, схваченная с силой.

Рука, оттолкнувшая в коридоре.

Холод в ответ на попытку обнять.

Шёпот «позор» в спину.

Но следом — вспышка другой сцены.

Старое крыло дома. Детская.

Он прячется под одеялом, свет от палочки дрожит на стене.

В дверь просовывается шоколадка. Неловкая рука.

Кузина Андромеда шепчет:

«Я не буду никому говорить, ладно? Только съешь её, а то ты с утра ничего не ел».

Ещё один отблеск — Старый домовой эльф Кикимер, который ещё был мягче. Гладит его волосы, когда тот совсем маленький.

«Маленький Сириус — самый быстрый. Маленький Сириус — не плачет…»

Затем — огонь в камине. Отец уходит, не обернувшись. Мать сжигает письмо от Джеймса.

«Они не как мы. Никогда не будут. И если ты выберешь их — ты сгоришь вместе с этой бумагой.»

Сириус выдохнул. Магия впитывала эти воспоминания — как бы взвешивая их.

Камень под ногами дрогнул. Брошка с эмблемой — начала чернеть, серебро тускнело.

Но обряд ещё не закончен.

Сириус сделал шаг к пергаменту.

Второй абзац.

Про тех, кто заменил семью.

Он начал читать — и следующая волна воспоминаний уже готова обрушиться.

Голос немного сорвался, будто воздух стал суше:

«Я выбираю имя, не по крику крови — по голосу сердца.

Я называю братьями — тех, кто был рядом в боли.

Я строю дом — не из фамилии, а из доверия».

Магия отозвалась мягко — не болью, а теплом.

И сразу — вспышка света, смех, запах метлы и чего-то жареного.

Джеймс.

Он в мантии, грязный, с выбитым дыханием после матча. Лицо раскрасневшееся, но счастливое.

«Слушай, ты снова врезался в Пруэтта, и всё равно бладжер попал в ловца. Это… это был шедевр. Я бы поставил это в рамку».

Смена сцены — спальня, ночь.

Джеймс сидит на полу, пока Сириус молчит, глядя в темноту. Они не говорят. Просто сидят.

«Я здесь. Не надо говорить, если не хочешь. Но я здесь.»

Римус.

Сириус закинул ноги на стол, они спорят о чём-то, книжка уже давно не читается.

«Ты не обязан быть злым, чтобы не быть слабым, Блэк. Иногда спокойствие — сильнее драки».

И потом — сцена в больничном крыле.

Сириус подбросил пирог Римусу, тот поймал, не улыбаясь.

«Ты дурак. Но ты дурак, который пришёл. Это считается».

Питер.

Он боится чего-то. Сидит с поджатым плечом, уронив чернила.

Сириус в раздражении вздыхает… потом встаёт и достаёт новый пергамент.

«Ты — часть нас, понял? Даже если у тебя всегда грязные рукава. Это не повод вылетать из стаи».

Алиса.

Тут магия словно делает паузу.

Воспоминание — не как вспышка. А как свет в тумане.

Она сидит с ним у окна. Он не шутит. Не флиртует. Просто говорит:

«Иногда я думаю, что меня вообще не должно было быть. Что я ошибка в фамильной книге».

Она берёт его за запястье.

«Ошибки не умеют спасать других.

Ошибки не умеют улыбаться после ада.

А ты — умеешь. Значит, ты просто Сириус. Без фамилии. Этого достаточно».

Магия вокруг дрогнула.

Тёплая. Обволакивающая. Словно признающая: эти связи — настоящие.

Камень под ногами стал светлее.

Брошка на груди потрескалась.

Но пергамент не вспыхнул, как должен был.

Магия ещё ждала. Как будто что-то осталось — что-то важное.

Сириус понял.

Остался один человек.

Он выдохнул.

Сириус смотрел на пергамент. Буквы дрожали — не от ветра, от него самого. Последняя часть.

«Узы, сплетённые кровью, — да рассыплются прахом.

Имя, что держат родные уста, — да обретёт молчание.

Кто зовёт меня братом — да будет забыт.

Я возвращаюсь в свою тень в одиночестве».

Он не смог прочесть её вслух.

Только подумал. И магия поняла.

Сначала — голос мальчика:

«Сири, ты вернёшься вечером? Можно я возьму твою палочку? Только поиграть».

Он маленький. Ещё не в мантии.

Смотрит снизу вверх, глаза блестят.

Смена сцены.

Регулус — в форме. Дом Блэков. Он уже молчит больше, чем говорит.

«Ты бы понял, если бы остался. Но ты — ушёл. А я остался. Потому что кто-то должен был».

Вспышка. Крики за дверью.

Сириус сжимает кулаки, слышит, как мать орёт.

Регулус выходит, тихо, сжав губы.

«Зачем ты их злишь? Ты не понимаешь — они нас уничтожат. А я не хочу, чтобы нас стерли. Я просто хочу, чтобы нас… не трогали».

Письмо. Почерк Регулуса. Только одна строка.

«Ты был моим братом. Даже когда притворялся, что нет».

Сириус закрыл глаза.

Пальцы сжались. Магия внутри начала дергаться, будто не могла определиться: сжечь — или оставить.

Он чувствовал, как камень дрожит под ногами. Как пергамент едва мерцает, но не загорается.

Не срабатывает.

Он вспомнил, как однажды, в саду, они вместе колдовали: одна палочка на двоих. Как Регулус смеялся впервые за месяц.

Он вспомнил, как держал брата за руку, когда тот в первый раз попал под Круциатус — тренировка, мать сказала.

Он вспомнил, как отдалился.

И как замолчал.

И как отвернулся.

Магия начала спадать. Тепло исчезло. Круг ослаб.

Ритуал не сработал.

Сириус стоял в тишине. Один.

Воздух за пределами круга был холоднее. Сириус вышел из беседки, не сразу поднимая взгляд. Он чувствовал, как на плече осталась влага — не дождь, а пот или слёзы. Он не знал. Или не хотел знать.

Андромеда стояла чуть в стороне, скрестив руки.

Глаза её были внимательные, спокойные — не осуждающие. Она почувствовала всё ещё до слов.

— Не сработало? — тихо.

Сириус кивнул.

— Вероятно, — произнесла она вслух, — защита рода всё ещё активна. Вальбурга умела накладывать магию в несколько слоёв. Или дело в возрасте. В магических правах.

— Или в самом ритуале, — добавил Римус, подходя ближе. — Его формулировка может требовать подтверждения в момент совершеннолетия. Или…

— Или магия чувствует, что ты пока не готов, — сказал Джеймс, не глядя на него. — Это не слабость. Значит, пройдёшь когда надо.

Сириус промолчал.

Он не был готов объяснять, что дело не в магии. Не в правилах. Не в матери.

А в брате, который всё ещё стоял в его голове — не монстром, не героем.

Просто — мальчиком, который ещё не исчез.

Они вернулись в дом.

Тед поставил на плиту чайник, будто почувствовал, что сейчас нужно тепло. Нимфадора бегала по коридору, волосы у неё переливались в зелёный — знак спокойствия. У детей всё проще.

Сириус сел в кресло. Его никто не трогал. Он просто сидел.

В первый раз за долгое время — не с гневом. А с тишиной.

Андромеда подошла, положила ладонь ему на плечо.

— Это не конец. Это только трещина в цепи.

Он кивнул.

Просто — не получилось.

Ритуал не сработал. Но в памяти всё равно всплывало: золой рассыпанные символы, голос матери, детская тень брата в дверях.

Может, однажды получится. А может — никогда.

Сейчас он просто сидел в доме, где пахло мятой. Где его не называли Блэком.