Мышонок и Лягушонок (гет)

Он не ожидал увидеть Лавгуд в их с Мышонком гостиной. Но она стояла там и разглядывала каминную полку. Мистер Уилсон уточнил, кажется, не в первый раз, не желает ли гостья чаю.

Гостья не желала, и Уилсон удалился.

Вообще, Блейзу он нравился. Во всяком случае, он регулярно кормил Мышонка и не позволял ему сбежать из-за стола, проглотив всего две ложки. Знал много, в том числе и про маггловский мир, путешествовал. Но было как-то неловко, что он встретил Лавгуд. Словно они существовали в разных вселенных и не должны были пересекаться.

Блейз нечасто виделся с Лягушонком. Последний раз — полгода назад. И переписывались они редко. Но теперь она стояла, коротко постриженная, посреди очень английской гостиной и улыбалась своей неизменной странненькой улыбкой.

Блейз увёл её к себе в комнату, на всякий случай. Она забралась с ногами на кровать, покрутила головой и сообщила напевно:

— Я как будто согласилась выйти замуж.

— Как будто?

— Я согласилась, но как будто сама ещё не уверена.

— И за этой уверенностью ты пришла ко мне? — уточнил Блейз, стараясь сдержать злость.

Ладно, это должно было произойти. Просто он эгоистично надеялся, что нескоро. Или вообще никогда.

— Нет, к тебе я пришла просто так. Блейз, поцелуй меня.

— Сдурела?! Ты там… как будто выходишь замуж.

— Я как будто согласилась.

Мордредов чудовищный Лягушонок!

— Лавгуд, ты сначала определись, а потом уже про поцелуи говори. Лавгуд? — Он содрогнулся. — Я в этом идиотском эксперименте участвовать не собираюсь. Да, я отчаянно хорош в постели, и ты это знаешь. Куда лучше твоего жениха. Но, надеюсь, у него есть более важные и ценные качества.

— Блейз!

— Чего?

Она посмотрела обиженно.

— Это не то, что меня интересует.

— А что?

— Понимаешь…

Нет, он не понимал. Он по жизни не понимал это существо, ничего не изменилось. Впрочем, догадывался, что речь, конечно, не про постель, а про материи куда менее приземлённые.

— Что?

— Я знаю, что люблю тебя. И мне кажется, что я почти люблю его. Поэтому я как будто согласилась. Но я никак не могу разобрать эту разницу между «люблю» и «почти люблю».

Ситуация, в которой он всегда мечтал оказаться, разумеется. Женщина, которую он любил, сидела у него на кровати и рассуждала, выходить ли ей замуж за другого.

Если бы Блейз предложил, она бы согласилась, но он бы не предложил. На самом деле, он сомневался, что ей вообще нужно вступать в брак. Семейная жизнь плохо подходит тварям из-под холмов, а Лавгуд он привык относить именно к ним.

— Не поверишь, Лавгуд, ты по адресу, — сказал он, отходя к подоконнику, чтобы держаться от неё подальше. — Я эксперт по вопросам семьи и брака. Серьёзно, профи. — Матушка обсуждала с ним эту тему не два и не три раза. — Всё просто. Либо ты смотришь на человека и думаешь, что готов за него убить или умереть. Либо это всё херня.

— Блейз…

— Вот тебе и разница.

— Оно кажется настоящим как иллюзия, понимаешь? Я стою близко и верю, а потом делаю шаг назад… И подхожу снова.

Она смотрела в пространство пустым взглядом. На ней была канареечно-жёлтая мантия — того цвета, который был противопоказан с её волосами и кожей. И, конечно, по волосам ползала стрекоза. Лавгуд умела держать слово, а она пообещала, что не снимет подарок.

Блейз не выдержал, приблизился, сел рядом и обнял за плечи. Уткнулся лицом в макушку, погрузился в её запах, такой же дикий и нездешний, как она сама. А Лавгуд вдруг обернулась и вцепилась в его рубашку, спрятала лицо на груди, содрогнулась.

Дурацкий Лягушонок.

— Соглашайся, — прошептал Блейз, чувствуя, как пережимает горло, — поиграй в эту игру.

— А потом?

— Потом будешь сидеть у меня на коленях и рассказывать, почему всё не получилось. Ну и чего ты на меня вылупилась теперь?! Я тебя знаю. Ни Мордреда не понимаю, но знаю. Нет, даже не думай, я не стану тебя целовать. Сейчас — точно нет. Лавгуд… Не представляешь, как я тебя ненавижу. Ладно, люблю.

Он говорил сбивчиво, невнятно, но Лавгуд, конечно, его прекрасно понимала.

* * *

—…выборов! Целая партия… партия тебе доверилась, а ты повёл себя как… мальчишка!

Блейз вылетел из своей комнаты на вопли и мгновенно оценил картину. Берти, растерянный, красный, стоял посреди гостиной, а Паркер орал на него, не подбирая выражений. Действовал Блейз стремительно: «Силенцио» плюс «Агуаменти». Кажется, личному секретарю стоило помолчать и остыть.

Берти обернулся, и стало ясно — плохо дело. Его колотила нервная дрожь, глаза были влажными и опухшими. Такого не было курса с третьего. Блейз приблизился и заслонил собой, чтобы никто не мог добраться до его Мышонка. Уж точно не Паркер.

— Берти не любит криков, мистер Паркер, — произнёс Блейз нарочито мягко и деликатно.

— Всё нормально, — подрагивающим голосом произнёс Берти, — мистер Паркер прав.

— Он может быть прав, но не факт, что останется жив. Сейчас я сниму заклятия, и он снова сможет говорить. Но лучше бы ему выбирать выражения.

— Мистер Забини…

— Добрый вечер, мистер Паркер. Повторюсь, Берти не любит криков. А я не люблю, когда расстраивают Берти. Так что сейчас я вас подсушу, мы сядем и побеседуем.

Паркер поморщился, когда по нему прошлась волна высушивающих чар, но уже взял себя в руки. Заметил на удивление дружелюбно:

— Что ж, Ваше Высочество, у вас прекрасный телохранитель. Я сам не подобрал бы лучше. И прошу прощения, я перешёл черту.

Берти молчал, что бывало с ним нечасто. Он даже сам не вызвал Уилсона и не попросил чаю — это сделал Блейз.

Мордредов Паркер! Из-за него у Мышонка тряслись руки, лицо покраснело. И он смотрел с ужасом.

— Мистер Паркер прав, — произнёс Мышонок, сделав несколько глотков чая, — хотя и выбрал для выражения своих мыслей не самую удачную форму. Я действительно подвёл людей, которые на меня положились.

— Боюсь, вы не до конца понимаете, сэр, — прохладно заметил Паркер, — вы подвергли наше дело и наши планы смертельной угрозе. Лично я пока не знаю, как ей противостоять. А это значит, что выборы вы, вероятно, проиграете.

Блейз стиснул зубы. Мышонок жил этими выборами последние два года, бился за проценты доверия народа и Визенгамота, не спал ночами. Он не мог их проиграть!

— Всё, что нам остаётся, — это выстраивать новые стратегии, — продолжил Паркер, — которые будут в разы менее эффективными. И в разы более опасными для независимости…

— Мистер Паркер! Спасибо за экскурс, но я примерно понимаю последствия, — оборвал его Мышонок так резко, как никогда. Его довели до предела, и Блейз собирался выяснить, кто и как.

— Хорошо, что понимаете. Я постараюсь… только постараюсь всё уладить. Рекомендую сейчас лечь спать, так или иначе, завтра у вас плотный график.

Паркер, проигнорировав чай, исчез в камине, а Мышонок сгорбился и спрятал лицо в ладонях. Блейз перебрался на подлокотник его кресла, погладил по волосам. В последнее время он предпочитал не трогать людей, даже тех, кого считал своими. Но Мышонка иногда было можно.

— Это вечер, когда можно пить и жалеть себя? — уточнил Блейз.

— Похоже на то, вариантов-то не остаётся.

— Расскажешь?

— Налей мне чего-нибудь.

Он откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. Краска уже схлынула, вернулась обычная бледность. Блейз пошарился в маленьком баре и нашёл бренди, плеснул обоим по чуть-чуть, на два пальца. Мышонка развозило моментально, а сам Блейз в последнее время заметил, что тёмная магия плохо сочетается с алкоголем.

Подняли стаканы, Берти опрокинул в себя содержимое одним большим глотком. Дурной Мышонок!

— Прозвучит плохо, — сказал тот мрачно, — но женщина, с которой я встречался полгода, шантажирует меня и обещает сорвать предвыборную кампанию, если я не женюсь на ней.

Прозвучало плохо. И дико. Но основную суть Блейз уловил.

— Можешь не говорить, что я дурак, мистер Паркер уже донёс до меня эту оригинальную мысль. Более того, я и сам до неё дошёл.

— Ты не дурак. Я что-то не понял, где трагедия…

Блейз ожидал услышать что-то пострашнее обиженной любовницы. Хотя Мышонок, конечно, конспиратор. Блейз даже не подозревал!

Мышонок тяжело вздохнул и печально глянул на пустой стакан. Что ж, антипохмельное дома есть.

— Не понял… Двадцать шесть процентов избирателей, которые голосуют «за», — это женщины, либо младше тридцати, либо старше сорока пяти. И тем, и другим импонирует мой образ. Младшей группе то, что я не женат и не появляюсь на публике с женщинами, даёт надежду романтического характера. А для старшей важно, что я милый и рассудительный. Двадцать шесть, Блейз. Потеряем их — потеряем победу.

— Мышонок…

— Да какой я к чёрту Мышонок! — огрызнулся он. — Я расчётливая сволочь с большими амбициями. И я…

— Слегка продолбался?

— В точку. Не слегка.

— Мышонок ты и есть.

Маленький и несчастный.

— Я знал, что это глупо, — произнёс он и отпил из стакана, — прекрасно понимал. И я знал, что делать этого ни в коем случае не стоит. И всё равно сделал. Зачем?

Блейзу не нужна была исповедь. Ему не было дела до мотивов. Если какая-то идиотка угрожает его Мышонку — что ж, это проблема идиотки. Но Берти надо было выговориться. Он поднял на Блейза несчастные глаза и сказал:

— Миллион причин. Я думал, что это мой последний шанс. Что там, за выборами, уже ничего не будет, никаких юношеских сумасбродств, ничего такого. А мне хотелось… хоть немножко. И хотелось, где-то в глубине души, чтобы всё пошло наперекосяк. Как будто… мне приятно было обмануть все ожидания.

Однажды Берти сказал, что умение говорить стройно и гладко вбито в него накрепко. Не соврал: он не сбивался, несмотря на стресс и алкоголь.

— Я ведь её даже не любил…

Да ещё бы.

— И не был влюблён. Вообще нет. Но словно бы потерял контроль над собой. Я просто…

— Просто её хотел, — закончил Блейз фразу, которую скромный Мышонок так и оставил бы оборванной.

— Да.

— Надо же, и правда, живой, — усмехнулся Блейз, — не голем.

— Иди к чёрту.

— Твоя площадная брань внушает трепет.

Он не стал реагировать, но признался совсем тихо, допивая вторую порцию бренди:

— Знаешь, ещё я надеялся… Я устал.

— Ты два года живёшь в бешеном ритме, на зельях и упрямстве, ещё бы ты не устал!

Берти потёр переносицу.

— Лучше бы тратил это время на сон. Больше пользы. Хочешь посмеяться?

— Прямо сейчас я хочу убивать, но давай, срази меня искромётным юмором.

Увы, даже не получил в ответ яростного взгляда.

— Я надеялся выкинуть Флёр из головы. Прямо… Налей ещё. Спасибо. Прямо очень сильно надеялся.

Блейз скрипнул зубами. Эта тема его бесила до трясучки, но, в то же время, Мышонка он понимал. Не ему осуждать разнообразные формы нездоровой любви.

Берти замкнуло на вейле-полукровке, француженке, которая ещё лет семь или восемь назад вышла замуж за старшего Уизли. И было у них всё долго и счастливо. Берти же продолжал её любить, но делал это в своём неповторимом стиле — совершенно незаметно. Он не оставался с ней наедине дольше необходимого, не провожал взглядом, не писал писем, кроме рабочих записок и официальных поздравлений.

Даже Блейз не узнал бы об этом чувстве, если бы Берти сам ему не рассказал. Как-то раз Блейз спросил: «Почему не попробовать? Что ты теряешь?» Берти резко ответил: «Честь и самоуважение».

Больше к теме не возвращались, но Блейз позволял себе испытывать к полукровке стойкую неприязнь.

— Не вышло.

— Да ещё бы. Нашёл, что сравнивать. Как зовут твою шантажистку?

— Анастейша Стаббс.

— Статус крови?

— Гряз… магглорождённая.

— Ай-ай, как нетолерантно.

— Заткнись, а? Мне до срыва, истерики и рыданий во-от столько. — Расстояние между пальцами он показал совсем небольшое.

— Может, надо сорваться?

Берти слабо помотал головой, а Блейз повторил:

— Анастейша Стаббс, грязнокровка, — и невербально применил сонное заклинание.

Мышонку надо было спать в тёплой норке — и Блейз его туда с удовольствием переместил. Под действием чар его лицо изменилось, исчезла уже привычная строгость, смягчилась линия челюсти. Он будто бы стал моложе лет на десять, вернулся в то время, когда переживать надо было только за эссе и оценки.

Чтобы он и дальше спал спокойно, Блейз должен был бодрствовать. Ему предстояла увлекательная ночь. Он погасил свет, вышел на улицу и аппарировал.

Касси, выслушав историю, воскликнул:

— Какие страшные вещи ты рассказываешь, зайка! Какое прискорбное разложение нравов! Где, где приличия, где скромность, в конце концов? Подумать только: воспитанная девушка готова выставить напоказ своё бельё! И зачем? Чтобы отомстить мужчине, не желающему на ней жениться. Безумный век, вот что я тебе скажу.

— Меньше пафоса, малыш, — прервал его Блейз. Под настроение Касси мог толкать воистину шекспировские монологи. — Пойдём, обсудим нормы морали с милейшей мисс Стаббс.

Мышонок ни разу не вернулся к этой теме, не спросил, что произошло. Вероятно, он знал, что мисс Стаббс на удивление удачно перенесла ночной визит двух взбешённых тёмных магов — то есть осталась жива и здорова. Но детали его решительно не интересовали, а Блейз не стремился ими делиться.

Главное, что выборы мистер Альберт Маунтбеттен, конечно, выиграл.