Взаперти (гет)

На перроне станции Хогсмид, словно гигантский ручной дракон, замер Хогвартс-Экспресс. Его угольно-черный, испещренный шрамами бесчисленных путешествий корпус, вбирал в себя тусклый рассветный свет, а из трубы, словно неторопливое дыхание, вырывался пар, смешиваясь с июньским туманом и рождая призрачные, быстро тающие облака.

Вагоны, выстроенные в бесконечную змею, дремали, храня в своих темных, непроницаемых окнах эхо вчерашнего смеха, шепота и обещаний. Массивные колеса, вросшие в рельсы, были готовы в любой миг сорваться с места. Но пока поезд стоял, величественный и неподвижный, и в этой тишине чувствовалось обещание — возвращения домой, начала чего-то нового.

Пассажиров в этот час было немного. Вне расписания движения студентов, поезд курсировал между Хогсмидом и Лондоном, делая остановки в небольших городках, и казался особенно одиноким и задумчивым.

Римус вошел в пустое купе, не без труда закинул тяжелую, потертую сумку на верхнюю полку и посмотрел в запотевшее окно на пустынный перрон. С тяжелым, безрадостным вздохом мужчина опустился на сидение, раздумывая, не наложить ли на дверь запирающее заклинание. Ни внимания, ни попутчиков ему сегодня не хотелось.

Месть Северуса Снейпа — мерзкая, тошнотворная вещь. Особенно когда давний неприятель использовал в качестве оружия самый сокровенный, самый страшный из его секретов. Оставаться в Хогвартсе Люпин больше не мог. Уже к вечеру прошлого дня на школу обрушился шквал совиной почты — взволнованные, гневные письма от родителей. Быть оборотнем — значит быть одному. Всегда и везде.

— Привет.

Звонкий, знакомый голос выдернул его из трясины тяжких мыслей.

Кэтрин впорхнула в купе, небрежно кидая свой полупустой дорожный рюкзак на сиденье напротив. Люпин недоуменно уставился на нее, словно растеряв враз весь свой обычно богатый словарный запас. В этот миг поезд плавно тронулся, медленно набирая ход, и перрон поплыл за окном.

Девушка молчала, задумчиво глядя в окно. На ее губах, как всегда, играла тень спокойной, доброй улыбки, словно отблеск погасшего, но все еще теплого камина.

Римус украдкой взглянул на нее, и лед, сковавший его сердце, будто бы несмело тронулся. Когда она наконец повернулась к нему, в ее глазах он поймал отблеск чего-то до боли знакомого — та же безрассудная решимость стоять насмерть за своих, та же непоколебимая преданность, что он видел в глазах Сириуса, только обернутая в более хрупкую, кажущуюся нежной оболочку.

— Лондон, значит? — ее голос был тихим, почти шепотом, но в нем чувствовалась стальная уверенность. — Подумала, тебе не помешает компания. И, возможно, кто-то, кто время от времени сможет напомнить тебе, что даже в кромешной тьме найдется место для чашки хорошего чая.

Римус кивнул, не находя в себе сил выдавить хоть слово. Он чувствовал, как тянущая боль напряжения, будто каменный панцирь, сковавший плечи, начинает медленно отступать. Кэтрин не лезла с расспросами. Она просто была здесь.

— Я принесла имбирное печенье к чаю, — сказала она, нарушая тишину.

— Сама испекла? Не может быть! — в его голосе прозвучало неподдельное изумление.

— Бог мой, Римус, неужели ты думаешь, я пытаюсь тебя отравить? Естественно, из «Сладкого королевства».

Девушка извлекла из сумки аккуратный сверток, перевязанный простой лентой, и протянула ему. Римус принял печенье, ощущая мимолетное тепло ее пальцев. Она никогда не отдергивала руку. В этом простом жесте заключалось столько безмолвной поддержки, что он почувствовал, как предательские слезы подступают к глазам. Он быстро моргнул.

— Спасибо, Кэтрин, — наконец произнес он, голос его звучал хрипло. — Ты всегда знаешь, что сказать… или не сказать.

— Мы же друзья, Римус, — просто ответила она, устраиваясь поудобнее. — А друзья всегда прикрывают друг другу спину. Даже если эта спина находится в поезде, несущемся в промозглый Лондон.

Поезд мерно покачивался, унося их все дальше от Хогвартса. Римус снова устремил взгляд в окно, но теперь размытые силуэты проплывающих мимо полей и лесов не казались такими уж и зловещими.

— Что ты собираешься делать в Лондоне? Навестить кого—нибудь?

— Хочу увидеться с Тонкс. Раньше, когда я работала в Министерстве, мы могли делать это едва ли не каждую пятницу. За этот год у нее наверняка накопилось множество уморительных историй. — Кэтрин, доставая из рюкзака недовязанный шарф, принялась ловко орудовать спицами. — А после вернусь домой на каникулы. Ну а ты, не забывай, что в любое время можешь навестить меня в Ароншире. Калитка никогда не закрывается на замок.

— Спасибо, Кэтрин. Я буду иметь в виду, — ответил Римус.

Эти слова отозвались в нем глухой болью. Она говорила о дружбе, о простом человеческом участии. А он слышал в них эхо другого предложения, сделанного в другом доме, другому изгою. И видел в ее глазах ту же преданность, что когда-то спасла Сириуса. Такая верность пугала своей безрассудностью и обжигала своей редкостью.

Может быть, однажды он действительно сможет найти в себе смелость принять это приглашение.

Разговор затих, нарушаемый лишь гипнотическим стуком колес по стыкам рельсов и тихим, умиротворяющим шуршанием спиц в руках Кэтрин. Римус откусил кусочек пряного печенья, и вкус имбиря и корицы, неожиданно яркий и насыщенный, разлился теплом. Он прикрыл глаза, наслаждаясь миром покоя, что принесла с собой эта удивительная девушка.

Их путешествие в Лондон больше не казалось безнадежным изгнанием. Пока рядом был человек, чье молчаливое «я здесь» значило больше, чем все слова на свете.