Джокер. Начало игры (джен)

В школе Святого Брутуса, в отличие от прочих обычных муниципальных и частных школ, не было чёткого возрастного разделения учеников по ступеням обучения. В одном классе могли оказаться десятилетки и здоровенные пятнадцатилетние лбы, не осилившие переводные тесты, а упорный зубрила из ботаников вполне имел шанс перескочить сразу через две, а то и все три ступени. Такая методика преподавания считалась новаторством и не одобрялась Департаментом Школьного Образования, однако в отношении школы Святого Брутуса многие традиции и даже законы оставались лишь рекомендациями, а не обязательными условиями. Подобное положение вещей сложилось ещё на заре директорства сэра Хоффманна и с той далёкой поры оставалось неизменным. А финансирование Святого Брутуса одновременно из частного фонда, основанного сэром Сэмюэлем Поттфри, и из закромов военного ведомства делало школу и вовсе отдельным независимым государством со своими Конституцией, Уголовным Кодексом, Хартией Вольностей и прочей атрибутикой королевства в королевстве.

Всё это Дадли узнал в первую же неделю обучения. С того момента, как Брэдли Кеннард дал ему новое имя — Джей — Дадли оказался в таком водовороте событий, что не было времени толком перевести дух. Сразу же после ужина его потащили в спортивный зал, показывать «игрушки», как пренебрежительно — но явно маскируя под нарочито небрежными интонациями нешуточную гордость — называли всевозможные спортивные приспособления здоровяк Джонсон и немногим ему уступавший в росте и силе Саммерс. А посмотреть действительно было на что! Спортивный зал, в котором до своего превращения тренировался Дадли, был оборудован попроще, да и размерами уступал поистине огромному залу школы Святого Брутуса. Казалось бы, для чего обычным школьникам, да ещё и с криминальными наклонностями, такие крутые тренажёры? И практически профессиональная беговая дорожка с упругим покрытием по периметру. И… ба, да это же самая настоящая полоса препятствий! Да-да, именно она — в дальнем углу нереально просторного зала! Их тут что, тренируют как солдат? Как… солдат?..

Это был первый, не сразу даже понятый самим Дадли тревожный звоночек — спортивный зал, смахивающий на тренировочный полигон для новобранцев каких-нибудь десантных подразделений. В тот, самый первый вечер Дадли, отмахнувшись от своих неясных подозрений, до одури налазался, напрыгался и набегался в зале, испробовал все тренажёры и позорно подёргался на турнике, не сумев подтянуться даже на полдюйма. Какой всё-таки Поттер слабак! Ни одной нормальной мышцы! Разве что ноги довольно сильные и гибкость неплохая. Ну да, удирать и пролезать во всякие кротовые норы, спасаясь от компании Большого Дэ, этот хиляк навострячился будь здоров… Этот хиляк.

«Это я теперь — тот самый хиляк, — обрушиваясь с турника на толстые маты, грустно напомнил себе Дадли. — Это я не могу больше подтягиваться. И грушу с места не сдвину, хоть со всей дури в неё вляпаюсь. Да хоть всем телом, не то что рукой! Это всё я теперь…»

— Не жмись, Джей, — Джонсон одной рукой легко приподнял Дадли и установил в подобающее человеку вертикальное положение. — Подкачаешься. Йен когда только пришёл, от ветра падал. А один раз на него Пайкс чихнул, знаешь, докуда долетел? До ворот!

— Чего это я на него чихал? Когда?

— Всё ты врёшь, Майки, никуда я не падал от ветра!

Саммерс и Пайкс заговорили одновременно, переглянулись и заржали — аж эхо пошло гулять по залу. Глядя на них, рассмеялся и Джонсон, скупо улыбнулся Кеннард, хмыкнул сидевший в углу Уилсон — он единственный ничем не занимался в зале, а сразу же, как пришли, засел в своеобразное кресло из свёрнутых матов и уткнулся в какую-то книжку. И Дадли поймал себя на том, что его тоже неудержимо тянет улыбнуться. Хотя бы для начала. А потом, в идеале, можно будет и посмеяться тоже. Холод внутри, временами прорывавшийся наружу и превращавший окружающую реальность в слишком затянувшийся ночной кошмар, слегка отступил.

Ага, он теперь задохлик Поттер. Ненормальный, псих, странный, забитый, одиночка и слабак, паршивая овца в прежней школе и приживала в не любящей его семье. Ага-ага, это всё про него.

Было — про него.

«Значит, Джонсона зовут Майкл, а Саммерса — Йен. Раньше Йен тоже был дохлым, но теперь нет. И понятно, почему. С таким-то залом! Надо ещё узнать, как зовут Уилсона и Пайкса. Но это успеется. В классе скажут, наверняка. С кем я буду, интересно? Вроде все они меня старше…»

— Эй, Джей! Пора к Айсбергу, — Кеннард смахнул ладонью пот со лба, пнул маты, на которых уютным клубком свернулся Уилсон со своей книжкой. — Пит, подъём! У тебя уже из ушей дымит, хватит зубрить!

— Сейчас, ещё минутку… — пробубнил Уилсон («Пит, значит, — кивнул самому себе Дадли. — Питер? Или просто Пит?»), но его не стали слушать, со смехом вытащили на волю и потащили к выходу из зала. А потом Джонсон отобрал у Уилсона книжку и тот побежал уже сам — с воплями: «Отдай, горилла! Только посмей порвать! Убью!»

— Идём, Джей, — обернувшись, позвал Кеннард.

И Дадли пошёл. Следом за своей стаей, на встречу со страшным и непонятным мистером Айсбергом — но ему было уже не так уж и страшно, как утром. Потому что…

«Брэдли Кеннард, Майки Джонсон, Йен Саммерс, Пит — Питер? — Уилсон и Пайкс. И я. Дадли Дурсль. Гарри Поттер. Гарри «Джей» Поттер. Джей. Ха! Классно звучит…»

* * *

То, что новичок Г.Дж.Поттер попал в класс под личным руководством мистера Айсберга, неожиданностью не стало ни для кого — даже для самого этого новичка. Дадли как раз чего-то подобного и ожидал. Да и как, скажите на милость, надеяться на то, что от него просто отстанут — после того напряжённого разговора в кабинете Айзенберга и озвученного преподавателем списка прошлых и грядущих прегрешений Поттера! Но, к немалому удивлению Дадли, в учительские любимчики никто из новых одноклассников его не записал. Напротив, пристальное и, положа руку на сердце, весьма недоброе внимание мистера Айсберга к новичку неожиданно прибавило ему баллов во внутриклассном рейтинге. А уж принадлежность к команде Кеннарда, в первые же дни доведённая до сознания всех, даже самых тупых и невнимательных учеников, сделала Дадли-Джея если не местной звездой, то, по крайней мере, сателлитом одного из самых крупных в Святом Брутусе светил.

И это было классно!

Учили в Святом Брутусе примерно тому же, что и в Святом Грогории, но, в отличие от обычной муниципальной школы, уроков спорта оказалось не в пример больше. Учитель физкультуры, плотный, коренастый и постоянно хмурый мистер Грейвз, неуловимо напоминавший Дадли тренера Оуэна, на первом же занятии заставил новичка до сорванного дыхания бегать, приседать и отжиматься. Дадли с ужасом и тоской ощущал, как всё сильнее дрожат от непомерной нагрузки тонкие руки и ноги, доставшиеся ему от задохлика Поттера, как рваными горячими кусками вырывается из горла воздух при выдохах. И ждал, что вот-вот мистер Грейвз скажет что-то презрительное насчёт этой его слабости — и выставит его с урока. Или отправит заниматься с какими-нибудь здешними инвалидами.

— Ну, — сказал мистер Грейвз, разглядывая потного задыхающегося мальчишку, на одном упрямстве пытающегося стоять перед ним прямо, — тяжелоатлетом или борцом тебе точно не быть, Поттер. А вот хорошего бегуна я из тебя сделаю. И… кто там тебя к себе взял? Кеннард?

— Да, сэр, — Дадли даже не удивился этому «к себе взял». О том, что вся школа поделена на такие вот команды со своими неформальными лидерами, учителя в Святом Брутусе не просто знали — они это фиксировали и учитывали при раздаче «розог и плюшек», то есть наказаний и поощрений. Об этом Кеннард рассказал Дадли в первую же совместную ночёвку в их теперь общей спальне. Дадли так удивился, помнится: в святом Грогории что директору, что учителям было наплевать, с кем из сверстников ученики общаются и кто в какой компании — если только это не шайка отпетых школьных хулиганов, какими были, например, Большой Дэ и его ребята… Не стоило об этом думать и хорошо, что в спальне было темно — не хватало ещё Кеннарду увидеть, что у его нового соседа глаза на мокром месте.

— Отлично, — между тем продолжал говорить мистер Грейвз. — Займёшься бегом и ещё акробатикой в паре с Саммерсом. Знаешь, что это за зверь такой — спортивная акробатика?

— Знаю, сэр, — Дадли вспомнил, как однажды пришёл на тренировку — там, у себя дома, в Литтл Уингинге — немного раньше времени. В соседнем с боксёрским зале громко топали, гремели, оттуда раздавались отрывистые команды и звучные «хеканья», а дверь была приоткрыта. Конечно же, Дадли не удержался — а кто бы удержался на его месте? По длинному упругому дощатому настилу стремительно нёсся… кто-то. Дадли не сразу понял — парень это или девушка, потому что бегун был одет во что-то облегающее и блестящее, как рыбья чешуя. И вот, значит, бежит этот кто-то, бежит — и вдруг как начал кувыркаться в воздухе! Замелькали руки, ноги, взвихрился воздух, завибрировал настил — для неведомого бегуна-прыгуна, кажется, временно отключили земное притяжение, и он просто летел как хотел, лишь иногда прикасаясь к полу ладонями или ступнями. Это было невероятно круто! И красиво! Дадли аж рот открыл и даже сам этого не заметил. Когда бегун закончил свои кувыркания и выпрямился в дальнем конце зала, Дадли разглядел, что это всё-таки парень — немногим старше его самого. А по настилу бежал следующий спортсмен, повыше ростом, и его прыжки-перевороты казались уже совсем нереально высокими и сложными. Время поджимало и Дадли с сожалением оторвался от завораживающего зрелища. А когда прикрывал дверь в этот зал, прочёл табличку — «Спортивная акробатика».

Так что же — он тоже научится так прыгать? Правда?! Ух ты…

Тренер в ответ на восхищённое выражение лица Дадли только хмыкнул и выдал ему тонкую брошюрку — в ней было подробно расписано, что теперь Дадли, как будущий бегун и акробат, должен есть и какой режим тренировок соблюдать.

Шесть раз в неделю плюс свободное посещение зала по воскресеньям, а ещё можно приходить тренироваться с утра и вечером — так обстояли дела с физической подготовкой в Святом Брутусе. Тревожный звоночек в мыслях Дадли превратился в сирену — наподобие той, которая звала учеников в столовую. Для чего учеников тут так тренируют? Чтобы малолетние преступники выросли в сильных и драчливых взрослых преступников? Что-то тут нечисто… Ответа на свой вопрос Дадли пока не видел, да и некогда ему было, в общем-то, голову ломать или озадачивать кого-то — столько дел на него навалилось, что только успевай поворачиваться.

Так как Дадли попал в Святой Брутус как раз во время заключительных годовых тестов, ему пришлось с ходу вписываться в суматоху итоговых контрольных и устных экзаменов. Кеннард ему сказал, чтобы не переживал насчёт письменных работ — прикормленные его командой «умники» всё напишут в лучшем виде, а уж в деле подмены листов-опросников Кеннарду и его товарищам равных не было. Дадли, как ни старался, так и не смог отследить, каким образом на месте его пустого опросника появлялся другой, с уже проставленными галочками в нужных квадратиках и вписанными в строчки словами или цифрами. «Умники» зря свои шоколадки не ели: почерк в опросниках был даже корявее, чем родной почерк Дадли, и помарок имелось ровно столько, сколько и должен насажать в тестах не слишком усердный ученик. Выписывая сверху листов свои новые имя и фамилию, Дадли обратил внимание, что, если не напрягаться, рука его выводит довольно-таки ровные и красивые буковки. А ведь он видел тетрадки Поттера — аккуратностью там и не пахло. Нынешний же почерк был совсем не похож на прежде виденные каракули.

Поттер… получается, он притворялся, что ли? Разводил грязь в тетрадях, чуть ли не заваливал тесты — а сам был умником? Его в школе почти что дебилом считали, и отец с матерью были такого же мнения об умственном развитии Поттера, а он, получается…

А он, получается, всех водил за нос? И вовсе он не дебил?

Думать про это было неприятно. И вообще… Не хотелось Дадли ни о чём думать: стоило только перестать суетиться по учёбе или выкладываться в зале на пару с оказавшимся довольно строгим наставником Йеном Саммерсом — как сразу накатывала тяжёлая, беспросветная какая-то тоска. И окружающая реальность приобретала оттенок сна — интересного, даже в чём-то классного, но всё же абсолютно нереального и невозможного. Он — это не он. Его мама и отец — больше не его родители. Его дом — вовсе не принадлежит ему, и в своей-не своей комнате он больше не может взять ни одной вещи, ни одной завалящей бумажки, и сказать: «Это моё!» У него ничего не осталось… И он сам — его мысли, воспоминания, ощущения — это по правде? Или всё снится? Или он вообще умер и уже в аду? Потому что рай точно не может быть таким: где он превратился в худого малорослого очкарика Поттера и потерял всё-всё, что любил…

— Джей! — резкий тычок в спину выбил Дадли из мрачных размышлений не хуже, чем в не такие давние времена меткий бросок камня выбивал пыль из этого вредного мохнатого половика, то есть кота старой кошатницы Фигг — как там его звали, Хохолок, вроде бы? Эх, он бы сейчас даже этой морщинистой карге обрадовался, как родной, если бы увидел, но чего нет, того нет. А есть насупленная физиономия Саммерса, и, судя по всему, в своей некстати приключившейся задумчивости, Дадли пропустил что-то важное, о чём толковал Йен.

— Прости, что ты сказал?

— Говорю, шевелись быстрее, машина через полчаса. А нам ещё вещи собрать нужно.

— Какая… машина? Вещи собрать? Зачем?!

Саммерс был самым темпераментным в их компании, — исключая, конечно, маньяка Уилсона, который мог, с горящими от азарта глазами, заговорить кого угодно чуть ли не насмерть, если дело касалось чего-то медицинского — и поэтому Дадли схлопотал ещё пару тумаков и подзатыльник, и вдобавок был награждён ворохом обзывалок, каждая из которых так или иначе обозначала крайнюю степень кретинизма оппонента. Однако Дадли не обиделся и даже не попытался увернуться от ударов: Йен не бил его в полную силу, так, прикалывался, а дразнилки следовало запомнить и употребить при случае. Ведь домашний мальчик Дадли Дурсль даже не слышал никогда подобных слов, которые каждому малолетке из трущоб портового города Дувра — а именно там родился Йен — были привычнее маминой колыбельной. Так что Дадли смиренно дождался окончания выволочки от Йена и повторил свои вопросы — какая-такая машина и для чего собирать вещи?

Всё оказалось проще простого: начались летние каникулы. И, поскольку лишь исчезающе малое число учеников школы Святого Брутуса отправлялось на это время по домам, для всех остальных, не столь обременённых любовью родственников, а то и вовсе не имеющим оных, наступало время «летнего оздоровительного лагеря на природе», а говоря совсем честно — целый месяц прополки, поливки, вскапывания, рыхления и прочих, конечно, весьма полезных для здоровья, но крайне утомительных занятий на десятке окрестных фермерских хозяйств.

Это повелось ещё с благословенных времён «Приюта святого Брутуса», и брат Иоахим был первым, кто прошёлся по дворам вилланов в Сарн Аббаксе с предложением помочь фермерам в их тяжёлом труде — в обмен на малую толику выращенного урожая. Кто-то прогонял бродячего монаха, даже не выслушав до конца, кто-то обещал подумать, а были те, кто принял предложенную помощь с благодарностью — вдовы с маленькими детьми, старики, угрюмые бобыли, потерявшие кто руку, кто ногу, кто лишившиеся глаза. Времена тогда были непростые, это верно. И социальной службы не было ещё и в помине. Так что приютские детишки получили подработку. И добавили к своим запасам на зиму зерна и овощей. А прогнавшие монаха недоверчивые селяне потом с завистью смотрели на наделы своих менее удачливых соседей — ведь обработанная старательными детишками земля стала ухоженней, чем у них.

Конечно, теперь не было нужды гонять воспитанников Святого Брутуса на фермерские поля горбатиться за еду. Да и осталось тех полей в Дорсете — одно название. Графство давно уже жило за счёт туризма, здешние живописные меловые холмы и красивейшие побережья славились на весь мир. Однако ещё при предшественнике директора Хоффманна были заключены договора с несколькими захиревшими фермами. Кстати, забавная вышла история, да простят рассказчика милостивейшие слушатели этого повествования за отступление, но её, право же, стоит рассказать!

Так вот, предшественник директора Хоффманна, сэр Уильям Смаулти, не был ни отличным педагогом, как суровый Роберт Айзенберг, ни блестящим администратором, как уже упомянутый директор Хоффманн. О, нет, Уильям «Фокс» Смаулти был прирождённым шоу-мейкером, импресарио от Бога, да, дамы и господа, так оно и было! Только вот злодейка-судьба не позволила рыжему, как пламя костра, мальчишке (откуда, собственно, и взялось прозвище «Фокс», под которым Смаулти запомнили его университетские приятели) родиться в нужной семье — семье артистов, художников, писателей, на худой конец. Нет, Смаулти был вынужден прозябать в семье высокопоставленного чиновника от образования и его неласковой педантичной жены, которую полагалось именовать только «мэм», но уж никак не «матушка» или, тем паче «мама». Маленький Уилл грезил о морских просторах и отважных пиратах, о блеске сцены и обожании толпы, но вместо этого ему пришлось вначале отучиться в престижной школе для мальчиков, а потом с блеском окончить не менее престижный университет. Всю свою страсть к приключениям и внешнему блеску, весь свой азарт и неистощимое воображение Уильям прятал как мог, пока однажды не обрёл отдушину и не смог реализовать свою истинную натуру — втайне от чопорных родителей и не менее консервативного окружения.

Уильям стал серым кардиналом. Именно он в невинных беседах и дружеском трёпе подбивал своих вначале одноклассников, а затем и сокурсников на самые безумные выходки, помогал ювелирно выпутаться из неприятностей, а потом имел с должников нехилый профит — иногда деньгами, но чаще чужими секретами, полезными связями и прочим, столь же неосязаемым, но крайне необходимым в жизни подпольного кукловода. Да, господа, такая жизнь больше чем устраивала Уильяма «Фокса» Смаулти. И можно было бы долго и красочно описывать все его подковёрные игрища — из этого получилась бы неплохая книга! Однако нам, в нашей истории, интересен будет только один грандиозный розыгрыш, который сэр Смаулти провернул, будучи уже весьма почтенных лет джентльменом и пребывая на посту директора школы Святого Брутуса.

Как уже упоминалось ранее, Дорсет никогда не славился обширными плодородными полями и взращённым на них богатым урожаем. Репа, капуста, лук, морковь и, конечно же, вездесущий и неприхотливый горошек — вот и всё скудное разнообразие, которым могли похвастаться здешние вилланы. Овёс, ячмень, худосочную пшеницу скармливали скоту, сами довольствуясь жидкой мучной похлёбкой — тем и выживали. И об этом знали все, кто хоть мало-мальски интересовался историей прибрежного графства.

Но это совершенно неоткуда было знать туристам, которые, с развитием всякого рода транспорта, принялись колесить по доброй Старой Англии в поисках живописных развалин старинных замков, обломков мечей рыцарей Круглого Стола и наконечников стрел банды «Весельчаков» под водительством легендарного Робина «Локсли» Гуда. А школа Святого Брутуса в те уже тоже достославные времена как никогда нуждалась в дополнительном финансировании, буйным ученикам требовалось утомительное занятие, чтобы не громить классы и не доводить до нервного тика учителей, а директор Смаулти… А директор Смаулти решил перед уходом на почётную пенсию вытащить из сундука изрядно траченную молью маску шутника Фокса.

«Именно по такому рецепту Малыш Джон запекал картофель для своего лучшего друга Робина! — возвещали рекламные стенды на стенах дышащих на ладан пабов Сарн Аббакса (частично прикрывая дыры в этих самых стенах): — С соусом из наисвежайших томатов и пышным кукурузным хлебом!» «Только у нас! Шоколадный пудинг, которым не гнушались сами король Артур и прекрасная леди Гвенивера!» — зазывали туристов таблички крохотных бакалейных лавочек. И, в общем-то, никто не возмущался тем фактом, что ребята в зелёных капюшонах никак не могли печь картофель в горячей золе своих костров под сенью Шервудского леса: ведь в те времена, когда Робин Гуд и Малыш Джон отнимали звонкую монетку у богачей, чтобы раздать нищим йоменам, досточтимый сэр Томас Хэрриот ещё даже не родился, не говоря уже о том, чтобы привезти в Великобританию картофель из сказочной по тем временам страны Колумбии. И кукуруза, и томаты, и тот же шоколад — всё это было известно лишь ацтекам и инкам в те славные героические времена, но кого волнуют какие-то там исторические факты, не правда ли? А картофель, и шоколадный пудинг, и хлеб с хрустящей корочкой, и лаково поблёскивающий томатный соус — вот они, прямо тут, на забавных тарелках «под старину» с затейливой росписью по краю.

Само собой, такая «сельскохозяйственная» афера случилась не сразу и потребовала для полного воплощения нескольких лет — а также довольно-таки тяжкого труда от воспитанников Святого Брутуса, часто даже в ущерб обучению. Не будем, однако, забывать, что в доброй старой Англии (да и не только там, увы) в не такие уж и давние времена детям полагалось взрослеть рано.

И работать, как взрослым.

Впрочем, хватит о грустном — всегда можно будет вернуться к этому позже… кхм, да. Так вот! Именно благодаря последней — и, надо сказать, весьма масштабной и удачной интриге сэра Уильяма Смаулти, Сарн Аббакс и несколько соседних менее крупных селений обзавелись возделанными полями, теплицами, цветниками, на которых периодически становилось многолюдно от добровольно-вынужденных помощников.

И все остались довольны: мэрии и старостаты — потёкшими в худосочные бюджеты денежными ручейками; учителя и кураторы Святого Брутуса — передышками от надзора за малолетним хулиганьём, туристы — «настоящей» вилланской едой.

И, как ни странно, это всё понравилось самим детям.

Ну, думаю, вы тоже согласитесь, любезные слушатели, что жить хотя бы один летний месяц на свежем воздухе, ночевать в палатках — военных, любезно списанных Министерством обороны — или даже на сеновале… Это же ПРИКЛЮЧЕНИЕ! Особенно после проживания почти что года за сетками, решётками и забором с колючей проволокой. А что при этом ещё и работать заставляют… В жизни нет совершенства, как ни прискорбно, к тому же — от любой работы можно увильнуть, если знаешь — как.

Воспитанники Святого Брутуса, без сомнения, это знали. И практиковали — с разной степенью успешности и соблюдая всевозможные предосторожности.

Эту, в высшей степени занимательную историю — с многочисленными подробностями, ставшую уже классикой школьных легенд — Дадли-Джей слушал всю дорогу до нового места обитания, а именно — тепличного хозяйства мистера Патрика Кроусса, известного по всей округе своими томатами, сладким перцем и разнообразнейшими по цвету и размеру розами.

История будто совершила виток спирали, вновь вернув нас, невольных участников, и главного героя к тому, чем всё началось — розовым кустам.

Но вот только будет ли тот, кто внешне выглядит как прежний Гарри, но внутри-то уже совсем иной человек — будет ли он плакать, прячась среди колючих стеблей?..

Вряд ли, согласны?