Буква  (гет)

ЛАНЬ. Он знал, что рано или поздно это должно произойти. Дамблдор сказал ему об этом сразу после Ее смерти. Почему же ему стало страшно, когда на бледной коже руки начал проявляться черный знак, о котором все давно позабыли за прошедшие годы? Да, страшно, хотя Дамблдор и считает его храбрецом. Он надеялся, что суета Турнира Трех Волшебников, постоянное мельтешение вокруг целой толпы людей, всеобщее волнение из-за приезда иностранных гостей и делегаций Министерства, поиск таинственного врага, устроившего Поттеру участие в Турнире, заботы по организации Святочного Бала вытеснят из его сердца страх. Тщетно…

Сейчас, как никогда ему необходима его лань. Ведь магия Патронуса должна служить защитой от страха. И до сих пор он думал, что когда с ним Она — страх ему неведом. А сейчас он боится. Боится не старого аврора Муди, который преследует его своими подозрениями, стараясь изо всех сил уличить все равно в чем, боится не встречи со старыми друзьями и бывшим повелителем. Он боится себя самого. Боится подвести Ее и мальчишку Поттера. Боится, что не сможет достаточно убедительно притворяться перед тем, кто погасил Ее зеленые глаза, оставив ему только Патронус, которого, как известно, не бывает у черных магов.

На людях он держится совершенно хладнокровно и невозмутимо в отличие от Каркарова, который дошел уже до того, что является к нему на уроки. Он пытается успокоить этого труса до поры до времени — мало ли что тот со страху может натворить. Он спокойно повторяет, что «не видит никаких причин для беспокойства». Он отмахивается от истерик и панических настроений. А в минуты полного уединения в тиши собственного кабинета, он напрасно выкрикивает прерывающимся голосом заклинание, не находя в своей душе других чувств, кроме отвратительного страха. «Помоги мне, — задыхаясь повторяет он, — помоги мне! Я не справлюсь один, без Тебя!». Если бы только можно было избавиться от предстоящей ему задачи, сбежать без оглядки, послать ко всем чертям и Дамблдора и Поттера и Темного Лорда…

Да, вопреки всем презрительным выпадам в адрес почтенного директора Дурмстранга, его тоже несколько раз посещали подобные мысли. Только он-то прекрасно знал, что никогда этого не сделает. Не позволит Поттер, который пока благополучно проходит испытания Турнира одно за другим, демонстрируя истинно гриффиндорское благородство и даже не сознавая, какой опасности подвергается, но нет никаких оснований предполагать, что так будет продолжаться до самого финала. Не позволит серебряная лань, которая моментами чудится ему повсюду, даже при свете дня. При взгляде на нее страх отступает, как отступают и бегут без оглядки дементоры при одном появлении Патронусов. Растворяется, как растворяются они в воздухе от яркого серебристого света, видя в нем свою неизбежную гибель. Он снова собран и деловит. Он обдумывает, что и как нужно будет сказать. Он готов к неизбежной встрече с Ее убийцей, ко второй войне и к опасной работе двойного агента. Его храбрость достойна восхищения Дамблдора лишь потому, что Ее серебряная лань стоит на часах в его сердце…

ЛЕТО. Нынешнее лето стало концом спокойной жизни для всей магической общественности. Именно тогда здесь начались события, истинного смысла которых не понял, пожалуй, никто, кроме него и Дамблдора. Этим летом половина Британии была занята исключительно Чемпионатом Мира по квиддичу, причем «эпидемия» затронула даже аристократические семьи. Его абсолютно не интересовала вся эта шумиха: он ведь не только не болельщик, но и терпеть не может публичных сборищ. Естественно, что он, по своему обыкновению, предпочел собственное нищее жилище веселой компании ста тысяч человек. А о выходке Пожирателей Смерти он узнал из газет. Нельзя сказать, что он сильно беспокоился, однако при встрече с Люциусом назвал поступок в высшей степени неосторожным и опрометчивым, и предупредил, что пустая бравада иной раз может дорого обойтись. Разумеется, когда черная метка стала постепенно оживать, это несколько отрезвило старого друга. Каждый из Пожирателей Смерти задумался о своей участи, о том, как оправдаться перед повелителем, который скоро должен вернуться, в чем уже не могло быть никаких сомнений…

Для него это тоже представляло важнейший вопрос. На следующий же день после финала он вернулся в Хогвартс, чтобы обсудить с Дамблдором план действий… Теперь он вынужден был согласиться с директором в том, что им понадобятся союзники. Он знал, что ему так или иначе придется забыть о личной вражде и работать со всеми, кто может помочь защитить Ее сына. Все, кто любит этого мальчишку на одной стороне с ним, а значит, он не имеет права поддаться ненависти. Нет, он не в силах простить причиненное зло, но ради Нее готов подать руку даже тому, кого совсем недавно едва не убил собственными своими руками.

Произошедшее в конце прошлого года в Визжащей Хижине выставило его в весьма неприглядном свете. Конечно же, не следовало допускать таких вот эмоциональных вспышек. Он снова потерял контроль, увидев перед собою того, кого считал виновником Ее смерти. Думал, что наконец-то получил возможность отплатить предателю за долгие годы своих страданий, за боль, причиняемую необходимостью жить без Нее, за тоску, от которой нет лекарства, за слезы и мольбы, обращенные к Ней, которых Она никогда уже не услышит. За буквы на белоснежном мраморе, потускневшие от его поцелуев, за то, что в этом мире нет больше Ее…

Теперь же он чувствует, что вряд ли вправе винить Поттера и Блэка за ошибку, которую сделал и сам… Питер Петтигрю, по прозвищу Хвост! Действительно трудно в здравом уме заподозрить в предательстве такое откровенное ничтожество. А уж тем более предположить, что оно способно инсценировать собственную смерть, да еще и свалить всю вину на другого. Поразительное хитроумие для жалкого прихвостня мародеров! Хотя, если, как объяснял ему Дамблдор, троица мародеров была незарегистрированными анимагами, то все вполне логично. Крыса из этой твари вышла первосортная! Обиднее всего, что Она всегда считала Петтигрю «таким скромным, тихим и симпатичным». И самое ужасное, что мелкую мразь не получается даже ненавидеть. Будь предателем и в самом деле Блэк, тот был бы достоин и ненависти и мести. А к Петтигрю не получается питать ничего, кроме презрения и гадливости…

Правда, его чувства к Блэку и Люпину тоже ничуть не изменились. В конце-концов, в произошедшем виноваты безрассудство и самонадеянность одного и малодушие другого. Но они нужны Ее сыну, так что он сделает все, чтобы помочь им остаться в живых. Досадно лишь, что в день, когда он отведет от них смерть, эти двое даже не поймут, что это Она спасла их его рукою…

ЛИЛИЯ. С момента начала Турнира в Хогвартсе толчется такая пропасть народу, что замок похож на гигантский муравейник. Правда, иностранные гости живут в основном у себя — в карете или на корабле. О делегациях Шармбатона и Дурмстранга в Хогвартсе говорят много. Главные предметы осбсуждения — спортивная слава Крама и невероятная красота француженки-чемпионки. Последняя и впрямь так ослепительна, что даже некоторые из преподавателей невольно засматриваются. Кстати, имя этой девушки тоже означает «цветок»… (Не будучи таким большим полиглотом, как бывший начальник Отдела обеспечения магического правопорядка, он, тем не менее, свободно владеет французским, немецким, итальянским, а также греческим и латынью. Некоторые из самых старых магических книг написаны именно на этих языках, почему ему и пришлось изучить их).

Ему уже приходилось прежде сталкиваться с вейлами и ни разу он не встречал мужчины, способного устоять против их чар. Только на него они вообще не действовали, потому что для него существует только один прекраснейший в мире цветок. Недаром говорят, что настоящая любовь — иммунитет против всякого обольщения…

Она никогда не кичилась своей красотой, как все другие женщины. Ее совершенная душа была чужда всякого тщеславия. Восторги поклонников были Ей приятны, но Она не принимала их всерьез. Ей казалось, что они говорят комплименты просто, чтобы сделать Ей приятное. Мало того: даже в обычной женской зависти Ее невозможно было упрекнуть — красота других женщин вызывала у Нее искреннее восхищение и удовольствие, такое же, как созерцание какой-нибудь красивой вещи, картины, цветка. Она, например, вполне понимала и сочувствовала тем несчастным, кто таскался по следам Нарциссы в те два года, которые та училась вместе с ними. Ей нравилось любоваться изображениями прекрасной Ровены Рэйвенкло, которые Ей однажды показывал профессор Флитвик. А как-то, кажется на втором курсе, делая задание по истории магии, Она обнаружила в одной из книг портрет Вивиан — легендарной возлюбленной самого Мерлина. Само собой, Она в тот же вечер показала картинку ему и спросила, что он думает. Неправда ли, эта женщина похожа на пышную цветущую розу? «Мне больше нравятся лилии», — ответил он тогда. То был единственный намек, какой он смог себе позволить… Он не делал Ей комплиментов, не говорил ни слова о Ее красоте и не осмеливался восхищаться Ею открыто. Он просто не видел, не замечал никого, кроме Нее, как не замечает и сейчас.

Несмотря на это, в жизни его, увы, случались моменты, когда он оказывался заложником ситуации, в основном в период службы Темному Лорду. Порой отказаться — означало возбудить в окружающих подозрения, а порой на кону стояли интересы общего дела и невыполнение приказа грозило смертью не только ему. Бывало, что другая сторона искала выгоды — например, жадная на деньги супруга одного мелкого министерского чиновника однажды расплатилась с ним собой за одно оригинальное зелье, позволившее дискредитировать в глазах неких весьма богатых родственников ее мужа их собственного сына и таким образом сделать последнего наследником всего их состояния. В «развлечениях» своих друзей он старался не принимать участия вовсе, но раз или два их влияние вкупе с алкоголем сделало свое, как в том давнем случае с уэльским борделем.

Единственное, чем он может себя утешать — все это не имело ни малейшего отношения к любви. Он и лиц-то тех женщин не помнит. Дамблдор, когда он рассказал ему обо всем, заявил, что верность — понятие не физическое, а духовное... Что ж, если так, то его вина, быть может, чуть менее тяжка. Потому что в сердце своем он сохранил верность Ей одной. Все те истории вызывали в нем одно отвращение к себе. Его чувства и мысли оставались с Нею. Тогда и сейчас. Всегда. Он наслаждался красотой многих цветов, но только лилия пленила его навеки…

ЛОВЕЦ. Вероятно, впервые он не радуется отмене школьного первенства по квиддичу. Турнир — куда более опасное мероприятие, в особенности, когда в нем участвует Ее сын. По странной иронии судьбы среди чемпионов сразу три игрока в квиддич. Но Поттер, по крайней мере, использует свой талант. Нужно признать, что в первом задании он показал себя совсем недурно. Акцио — простое заклинание, но сама идея была не столь уж глупой.

После второго тура у него появились серьезные подозрения по поводу личности таинственного вора с самого начала года забирающегося в его личное хранилище для ингредиентов. Поттер с друзьями уже два года назад стащили у него составляющие для Оборотного зелья. Хотелось бы знать, для чего им это понадобилось на этот раз. Директор говорил, что это может быть кто-то другой, но кому еще это нужно?

Ко всему прочему, они так и не вычислили злоумышленника, подбросившего имя мальчишки в Кубок Огня, и даже не могут понять, в чем тут цель. И с исчезновением Крауча что-то весьма нечисто… Сам Дамблдор не в состоянии понять, куда девался спятивший министерский чиновник. Все находятся в смятении, вплоть до Министра магии, а мальчишка ведет себя также дерзко и нагло, как всегда. Взять хотя бы случай со статьей этой журналистки… Читая вслух ту заметку, он сделал вид, будто бы хочет таким способом проучить зарвавшихся гриффиндорцев, осмелившихся заниматься посторонними делами во время его урока.

На самом же деле причина его гнева не имела отношения к школьной дисциплине. И уж тем более его нисколько не интересовали перипетии отношений Грейнджер с ловцом болгарской сборной. Просто все эти бесчисленные статьи, о Ее сыне вызывают у него очень неприятное чувство. Его всегда раздражала всякая публичность, даже в юности, когда в нем еще жило честолюбие, которое и привело в итоге к роковым событиям, ставшим причиной Ее смерти.

Уже десять лет хранит он в тайнике среди своих бесценных сокровищ, с трудом найденную коротенькую заметку, вырезанную из одного небольшого и узконаучного журнала по зельям. Там описывался первый проект, который они разработали вместе с Нею. Ее радость от этих двух десятков газетных строк намного превосходила его сдержанную, почти равнодушную реакцию. Она была счастлива и он старался радоваться Ее радостью. В первый и последний раз его и Ее имена стояли рядом. Следующим сообщением в прессе, которое он прочел о Ней было объявление в «Пророке» о Ее помолвке с Джеймсом Поттером…

С тех пор ему ни разу не доводилось, ни слышать, ни читать, чтобы Ее имя упоминалось в отдельности от имени мужа. Поттеры. Родители Избранного. Члены Ордена Феникса. Гриффиндорцы. Любимые ученики. Дорогие друзья. Прекрасная пара. Всегда вместе, вдвоем — и на бумаге и в устах людей — Она и знаменитый гриффиндорский ловец. В жизни, в смерти и в памяти всех, кто Ее знал. Но только не в его. Для него Она всегда с ним — как в тех двадцати строчках. Говоря о Ней, он всегда называет Ее только девичьей фамилией, будучи не в силах соединить Ее обожаемое имя с ненавистным именем своего врага.

Ему не дано быть возле Нее ни в жизни, ни в смерти. Он не может надеяться, что его имя когда-нибудь каким бы то ни было образом свяжется с Ее, что хоть кто-нибудь упомянет их рядом. В одной лишь крошечной газетной вырезке, которую он сожжет перед своей смертью, они навсегда останутся вместе. Вдвоем. Он и Она…

ЛУНА. Чем ближе последний тур злосчастного Турнира, тем большая тревога охватывает его и директора. Ее ребенок и Ее убийца должны встретиться и исполнить сказанное в пророчестве, которое на свою беду он когда-то услышал. И судя по всему, это произойдет очень скоро. Он тщательно обдумал все до последнего слова, что должен будет сказать, чтобы снова завоевать доверие Темного Лорда. Не ради себя — ради Нее и ради мальчика. Но тревожные мысли не покидают его…

В последнее время он часто одалживает у Дамблдора Омут Памяти — любимое изобретение старого волшебника. Глядя, как кружатся в глубоком сосуде голубовато-серебристые завихрения воспоминаний, похожие на расплавленный лунный свет, он вновь возвращается ко всему, что видел и пережил и что должно помочь ему понять, как нужно действовать, чтобы не совершить ни одной ошибки. Он осторожно опускает в чашу одну беловато-серебряную нить за другой. Словно кусочки лунных бликов касаются прозрачной поверхности, расплываясь в густую массу, сотканную из тончайших бликов. Драгоценные моменты с Нею, в которых он ищет сейчас ответа.

Когда-то он благословлял небо, что Она не владеет окклюменцией и не может прочесть его мысли, увидеть то, что он пытался скрыть. Да у Нее и не было никакой необходимости в этом. Он с детства в совершенстве владел искусством скрывать свои мысли, лгать так тонко, что ни у кого не возникало и легчайших сомнений. Начав изучать легилименцию и окклюменцию, он достиг в обеих областях почти заоблачных высот. И не зря. Во всяком случае, умение скрывать свои мысли пригодилось ему в жизни не раз и скоро может понадобиться снова. Для того чтобы суметь сделать то, что он обещал Ей, он должен не иметь себе равных в притворстве и хитрости. Загородить свое сознание стеной прозрачной и почти невидимой, как лунный луч, и в то же время тверже алмаза — способность, доступная лишь очень немногим, понимающим саму суть ментальной магии. Поэтому научится окклюменции так непросто.

А вот Ей, с Ее поразительным чистосердечием ментальная магия была совершенно ни к чему. По крайней мере, с ним. К Ней он никогда не применял своих навыков, никогда не пытался насильно вторгнуться в Ее сознание, чтобы узнать, о чем или о ком Она думает. Нередко, когда они бывали вдвоем, он, наблюдая за Нею тайком, замечал, что она о чем-то задумалась. В такие моменты Она казалась ему какой-то… недосягаемой, как луна в ночном небе. Посмотришь — чудится, что совсем близко, только рукой подать. А протянешь руку, желая дотронуться — сразу понимаешь как бесконечно далеко до нее. И тянешься за нею, ловя частички серебристого сияния, пока не становится ясно, что ты уже не сможешь ее достать…

Проживая заново все моменты, когда они были рядом, он наполняет сердце своими переживаниями тех времен. Потом осторожно касается палочкой блестящей поверхности Омута, разделяет лунно-серебристую смесь на части и вкладывает свои мысли обратно в голову. Никто не должен увидеть их и тем более — мальчишка Поттер, который, как говорил ему директор, уже проявил один раз свое неуемное любопытство. И Дамблдор воспринял это как должное. Он же и мысли не может допустить, что когда-либо добровольно откроет мальчишке Поттеру свою сокровенную тайну, позволит увидеть свои воспоминания, узнать, что вся его жизнь, все, что он делал и делает — для Нее…

ЛЮБОВЬ. Предстоящее возвращение Темного Лорда, в котором он уже не сомневается — ничто иное, как еще одно испытание его любви. Там на холме и в ночь Ее смерти, он знал, что ему придется встретиться с врагом лицом к лицу, сойтись с ним в борьбе, которая много труднее, чем сражение в открытом бою. От исхода этой борьбы зависит жизнь Ее сына и других людей, которых Она любила. И если в этой борьбе на стороне противника все силы и знания, могущество, что когда-то внушали ему благоговение и преданность, то зато на его стороне — его любовь.

Раньше с благоговением и восхищением соседствовал еще и страх, порой даже трепет. Любовь уничтожила даже след этого страха, как Патронус уничтожает темную силу дементоров, превратив его в ненависть к тому, кто отнял у Нее жизнь.

Но и сама любовь его стала другой. Нет, она нисколько не уменьшилась, напротив — возросла неизмеримо. Возросла так, что ради Нее он не остановится перед необходимостью действовать во благо тех, кого он ненавидит. Открытие невиновности Блэка не заставило его испытывать сочувствие к лучшему другу Поттеров. Он всегда придерживался убеждения, что безответственность, беспечность, легкомыслие и уверенность, что ты умнее всех, приносят столько вреда, что вполне могли бы встать в один ряд с уголовными преступлениями, караемыми тюремным заключением. Так говорит его ненависть. А любовь в то же самое время властно повторяет, что теперь все, кто любит Ее сына или может помочь ему, слишком нужны мальчишке. (Тем более, сейчас, во время этого проклятого Турнира. Ведь ни Дамблдору, ни старому аврору Муди до сих пор так и не удалось выяснить личность таинственного врага, подстроившего участие Поттера в Турнире). Мальчишке нужны все, кто ему предан, все, кто когда-то Ее мужу и Ей самой. А значит, и он тоже…

Еще давно, спустя совсем немного времени после того, как познакомился с Нею и узнал Ее, он поклялся хранить Ей верность до конца своих дней. Это обещание было дано в ранней юности, когда он мало что знал о жизни, но достаточно знал о любви. С тех пор прошло много лет и сердце его всегда оставалось предано Ей одной, вопреки всему, что произошло с ним за эти годы. Как бы он хотел, чтобы слова Дамблдора о верности были правдой и имело значение только то, что он никогда не любил и не полюбит никого, кроме Нее. Чувства его поддавались обаянию только Ее красоты — красоты, которую он боготворил с детства и никакие чары ничего не смогли бы в нем изменить. Для него нет других женщин — и это не красивая фигура речи, а чистая правда. Ни к чему притворяться святым: да случалось, что он бывал против своего желания либо по необходимости, близок с кем-то еще, но никого из них просто не существовало для его сердца, для его помыслов, для его верности и любви.

У мальчишки Поттера тоже есть верные друзья — те, кто предан ему именно так, что всегда будет с ним рядом. И он тоже будет рядом с Ее сыном, если уж быть возле Нее ему не позволено. Они никогда не были вместе по-настоящему. Но все-таки есть то, что принадлежит только ему и никому другому: крошечная, пожелтевшая от времени вырезка из старого научного журнала, да лунно-серебристые нити воспоминаний о моментах, когда они были вдвоем. В решающий момент Ее не смогли уберечь ни он, ни тот, кому выпало редкое счастье не расставиться с Нею в жизни и в смерти, даже на чужих устах. И теперь он должен снова спуститься в бездну, откуда его вытащила любовь к Ней, потому что только так сможет спасти Ее сына. На этот раз он наверняка найдет на этом пути смерть. Впрочем, ему и не нужно лучшего счастья, чем умереть за Нее, хотя, несмотря на все бескорыстие и полное презрение к мнению окружающих, какая-то часть его существа продолжает надеяться, что когда он умрет, память о его любви не исчезнет из мира…