Эйдос (гет)

Ты знаешь, я верил словам, я верил в их силу и страсть,

Они рвали меня пополам и не давали упасть.

Только слова — как дым, тающий высоко,

А тем, кто их говорил, в общем-то, все равно.

Бессмысленность прожитых дней, безрадостных сделанных дел -

Казалось, что я сильней и что далеко предел...

Я тоже чертил черту, пытаясь шагнуть за край,

Но знаешь, я не могу, когда в глаза мне смотрит май....

Ну, в общем, вот. На этом месте своей жизни я окончательно сложил оружие.

В общем-то, я не злился на Тонкс, хотя, наверное, было за что. Думая о том, что между нами произошло, я миллион раз возвращался к прошедшим событиям. Несмотря на некоторую горячность и импульсивность моего характера, дела, которые ведём мы с Джорджем, требуют и логики, и рационального подхода. В этом я особенно поднаторел, раскладывая по полочкам, проводя причинно-следственные связи в этой бесконечной схеме-треугольнике, кричащей именами: Фред Тонкс Люпин, Люпин Фред Тонкс, Тонкс Люпин Фред... и так до бесконечности. Можно было бы найти виноватых, но зачем? Ну вот я и не стал.

Каша, которую заварила вокруг себя Тонкс, очень изменила меня — случайного члена этой цепочки. В обе стороны, кстати. К примеру, из меня полезло такое говно, о котором я и не подозревал. Хотя... Всегда легче свалить все на обстоятельства, но не искать проблему в себе, верно?

А вот дошёл бы я до осознания всего этого сам? Смог бы я объяснить себе и Джорджу, что дела нужно доводить до конца? Вряд ли сейчас существовал бы наш магазин, останься мы тогда в школе — ведь то, что происходило там, практически сломало нас, откатило до прежнего уровня обычных весёлых (и то не факт) пакостников — но именно письма Тонкс повернули всё с ног на голову. Смог бы я понять, что использование кого-то в своих целях делает дерьмом прежде всего того, кто решился на это? Вряд ли, если бы не наши отношения с Лис, на которые подтолкнула меня затея Тонкс. Жаль только, что сама она, используя меня, не осознала этого....

Да, пожалуй, я так и не решил для себя — благодарить или проклинать Тонкс.

Наверное, вы хотите узнать, что случилось после того дня, когда я в последний раз (не считая этого) пришёл на площадь Гриммо? Ведь сейчас мне уже двадцать, и утренний взгляд, брошенный на настенный календарь сказал мне, что сегодня четверг, тридцатое апреля грёбаного тысяча девятьсот девяносто восьмого года, будь он проклят. С того момента прошёл год. Безумный и страшный год, во всех на хрен смыслах.

Уже в последний день июля Джордж был покалечен ещё хуже меня. Мои-то руки давно уже приняли прежний вид — на них остались лишь едва видимые полосы, незаметные стороннему наблюдателю. А вот новое ухо Джорджу не пришьёт никакая мадам Помфри.... Будь я там, Снейп, который это сделал, лишился бы не ушей, нет. Я бы вырвал ему конечности без всякой магии, клянусь. Но, к сожалению, это неосуществимо — Хогвартс охраняет орда Пожирателей, а сам я теперь, как и многие члены Ордена (всё-таки мы вступили туда) принадлежу к разряду нежелательных лиц! Впрочем, не всё так плачевно: мы с Джорджем, пусть и с некоторыми затруднениями, по-прежнему можем дурить народ. Наконец-то от волос, которые мы так усердно растили последние три года нашей жизни, появилась реальная и неоспоримая польза...

В тот же день мы потеряли Грозного Глаза. Свадьбу Билла и Флёр он не увидел... А ведь это было ещё то зрелище — правда, я сам не наблюдал и половины. Очень уж Люпин и Тонкс портили обзор. Но мы с Джорджем не скучали — к примеру, две французские кузины новобрачной согласились пойти посмотреть с нами сад. С одной из них я, признаюсь, беззастенчиво сосался уже через пару часов после знакомства, а другая, как я понял, несколько иным образом осчастливила Джорджа. Мой брат стал большим мальчиком, ура! Правда, не сказал бы, что им очень понравились милые гости в плащах и масках, также явившиеся на заключительную часть праздника... А чего, собственно, ещё можно было ждать в такое непростое время, находясь среди кучи такого отребья и осквернителей крови, как мы? Испытание, конечно, не для нежных французских леди...

А немного погодя случилось что-то совсем из ряда вон. В один из выходных дней, находясь с Джорджем в нашей лондонской квартире, я был разбужен неистовой долбёжкой под своим окном. Взглянув вниз, я увидел... Тонкс, отчаянно стучащуюся в двери нашего магазина. Как зачарованный, я прилип к холодному стеклу, глядя вниз. Да, вы не ослышались — я не поспешил идти открывать. Как бы то ни было, что бы ни случилось в её жизни, это должно было разрешиться без моего участия. Не сказать, что я не думал о том, чтобы поддаться соблазну, но после всего я не был бы ей хорошим советчиком и утешителем. В любом случае.

Через несколько месяцев до нас долетели неутешительные вести из Хогвартса: сестричка Джинни вместе с Лонгботтомом и Лавгуд из Рейвенкло попалась на воровстве того самого легендарного гриффиндорского меча. Из кабинета (внимание!) Снейпа. Учитывая нынешнюю обстановочку, поступок очень даже ничего себе — расстраивало только то, что они попались... Ну, и конечно, это не могло не зацепить всю нашу семью. В частности, к нам с Джорджем нагрянула проверка из премерзких личностей, которые переворошили все товары, привели в абсолютный беспорядок документы и... пообещали натравить на весь коллектив эту идиотскую Комиссию. Окей, я очень надеюсь, что им было по меньшей мере нехорошо через пару часов после своего ухода — как раз через это время тройное Кишечно-опорожнительное заклинание должно было подействовать...

Но как бы то ни было, магазин всё же пришлось закрыть — мы все очень надеемся, что на время. Кому нужны хлопушки, фейерверки и клубкопухи, когда вокруг творится такая хуйня? С такими стремительными темпами сокращения населения и покупать-то их будет некому. Я, Джи, Джордан и ещё человек десять орденских энтузиастов решили заняться куда более важным и полезным делом. «Поттер-Дозор» работает нерегулярно, но каждый эфир того стоит. Между прочим, большинство материалов собирает Лис, которая теперь живёт с нами — хоть она и полукровка, но всё же ребёнок так называемой осквернительницы крови, что не есть хорошо. Анджи, например, пришлось ещё труднее — сейчас она ежемесячно шлёт всем приветы из Брюсселя. Грязнокровки сейчас не в почёте, тем более в «Пророке». Кстати, о «Пророке»... тут случилось такое, что одну из передач Джордж вести отказался. В ней мы рассказывали о том, что выпускающий редактор «Пророка» Патрик Белл, его жена Пандора и сын Мартин подверглись атаке Пожирателей Смерти за политически неугодные статьи в «Придиру». Два трупа, один в больнице. Веселую, наверное, картину обнаружила Кэти, придя с очередной тренировки домой....

Сложно поверить в то, что эта чёртова подпольная радиостанция наконец примирила нас с Люпином. Да, говоря о нём именно в контексте отношений с Тонкс, мне сложно сдерживаться, но в остальном... наверное, я тупой мудак и старею. Вечно рефлексирующий полудохлый оборотень на поверку оказался неплохим парнем, если только это слово применимо к индивиду, которому перевалило за тридцать пять. О Тонкс я с ним никогда не говорил, да и выглядело бы это подозрительно — похоже, он не знал, что мы в принципе общались после того Рождества. И как именно там поживает новоиспечённая миссис Люпин, я не знал и знать не хотел до сегодняшнего дня, пока она сама не показалась мне на глаза...

Окей, вот я и подошёл к самому главному. Сегодня ко мне прискакало нечто лохмато-неопределённое (типа клёвый Патронус), которое до боли знакомым голосом попросило явиться на ближайший к площади Гриммо маггловский двор — ближайший, скорее, к тому скверу, светлая ему память. Вообще-то прогулки в Лондон, в особенности в то место, сейчас не безопасны, но кто не рискует... В общем, я аппарировал туда в четверть десятого вечера. Тонкс уже сидела на облупившейся лавочке. Мы сухо кивнули друг другу и почти сразу разошлись, и это был лучший вариант, поскольку я до сих пор не могу нормально, без непонятных симфоний внутренностей в районе живота, соображать, когда вспоминаю о ней. В сущности, Тонкс ничуть не изменилась. Рождение ребёнка (по идее, он ведь уже должен быть...?) не сделало её дурацкой дебелой матроной, как делало некоторых знакомых мне однокурсниц-ведьм, уже успевших повыскакивать за типов разной степени сомнительности — обычное явление войны, что же сделать. Так вот, о чём я? Тонкс оставила мне письмо, над которым я трясусь уже по самым скромным подсчётам часа полтора и никак не решусь открыть. Но раз все мои флэшбэки на данный момент сомкнулись плотным кольцом именно на этот моменте, то, быть может, время пришло? Я смотрю на жёлтый конверт, уже грозящийся не быть таковым из-за множественных отпечатков моих потных лапок, почти надрываю хрустящую бумагу, но... Стоп.

Подобно сильно ускоренному фильму, всё ещё раз проскальзывает перед моими глазами, и вот я возвращаюсь в начало и чувствую умопомрачительной силы свежее дежавю.

Я сижу на старых скрипящих качелях на детской площадке в каком-то дворе. Хоть на улице и светло — скоро начнётся май — но уже довольно поздно, поэтому во дворе не резвятся дети, молодые мамаши, отставив в сторону коляски, не болтают о всякой чепухе, а старики не играют в домино.

Я сижу на старых скрипящих качелях и сжимаю в руке жёлтый конверт, не решаясь, наконец, распечатать его и покончить со всем этим. Двор отвечает мне тишиной, двор со мной заодно, и только за частоколом деревьев слышен гул города, голоса людей и шум проезжающих мимо машин.

Мне нравится думать, что среди этих звуков есть и звук её шагов, но я никогда, наверное, не смогу поверить в то, что медленно, но верно она отдаляется от меня навсегда.

О Мерлин. Да, наверное, вся уверенность в моей собственной исключительности и неотразимости, жившая со мной все двадцать грёбаных лет, сдохнет в ближайшие три минуты. Ибо кое-что важное в этой жизни я всё-таки упустил.

Да пошло оно всё в жопу...

Будто бы это было только что.

Меня трясёт и колотит больше, чем когда-либо; одно резкое движение — и всё обернётся тошнотой. Свет фонаря льётся прямо на мои обтянутые драными джинсами колени — удачный момент, не правда ли? Одним резким движением я разрываю конверт. На колени падает сложенный вчетверо лист пергамента солидных размеров и пара колдографий. Даже не пытаясь разглядеть — потом, всё потом — я кладу их в карман куртки, а сам утыкаюсь глазами в ровные строчки. Ровные-то они ровные, но я отлично изучил почерк Тонкс и теперь ясно вижу, что водя бумагой по перу, она очень-очень нервничала. Значит, скоро придётся нервничать и мне...

...Ну что ж, привет, Фред.

Признаться честно, этот разговор должен был состояться между нами ещё недели три назад и лично, но я так и не решилась. Кори меня за трусость — или недостаток храбрости — тут уж как больше нравится тебе. Не зря же Шляпа отправила меня в Хаффлпафф...

Пожалуй, нам есть, что обсудить. Для нас обоих не секрет, что познакомившись с тобой, я сделала первый шаг навстречу, движимая прежде всего своими целями...

Знаешь, года два назад я задумалась о том, что неуклюжа не только в отношении посуды. Наверное, это случается от того, что я ещё и потрясающе слепа — в любом месте натыкаюсь на острые углы. Но тогда, во времена площади Гриммо, я казалась сама себе этакой мисс Проницательность, как никто лучше понимающая людей, и тем более — мужчин.

Ремус мне нравился очень, очень давно. То есть, конечно, если брать во внимание то, что мы знакомы почти всю жизнь, то не очень, но вообще... Я не могу это толком объяснить, Фред, тем более объяснить тебе. Что могла увидеть в тридцатилетнем страдальце-мученике вчерашняя выпускница Хогвартса? Романтического героя? Но из Ремуса герой не очень — то есть, не очень-то романтический герой. Отражением безвременно ушедшего папаши? Но мой отец умер всего лишь пару месяцев назад, и я не знаю человека, который в детстве любил меня сильнее него.

Как бы то ни было, на мой взгляд, все самые сложные и яркие чувства — это набор парадоксов и странностей. Так и здесь... Проблема была в одном. Ремус, по идее, должен был нестись, должен был загореться, как стог сена в жару, но этого не происходило. Парадокс же, говорю. Я перебрала все варианты — от допущения версии о том, что он действительно импотент, до той, что он и дорогой дядя Сириус просто два старых педика. Ни один из вариантов меня не устраивал. Я повторяла попытки понравиться ему. Не сдавалась. Кидалась на амбразуру, превращая фундамент отношений в поле битвы. Усиливая напор, сравнивалась по надоедливости со струёй старого душа, которая всегда бьёт сильнее, чем следовало бы. Это всё помогло, но ненадолго. После нескольких заинтересованных взглядов на мою задницу он снова скис.

Сейчас я понимаю, что определённо пала жертвой глупых стереотипов, но вот тогда...

Тогда я встретила тебя.

Кстати, ты никогда не задумывался о том, что, по идее, мы должны были сталкиваться в Хогвартсе? Я вот тоже поняла это совсем недавно! Два шустрых первокурсника, братья Чарли, не задержались в моей голове надолго. Поэтому, увидев вас несколько лет спустя, удивилась больше, чем должна была... Но пускай я слепа, потрясающе нелогична и неуклюжа, всё же я аврор и привыкла подмечать детали. Казалось бы, какая-то мелочь отличила Фреда от Джорджа, но она имела для меня такое большое значение, что впоследствии я всегда, всегда различала вас — конечно, за исключением случаев, когда вы пытались запутать других сознательно.

Никто, никогда, ни разу в жизни, кроме тебя, Фред, не смотрел на меня так.

А тогда это казалось мне глупостью, обычной симпатией, основа которой была моя яркая внешность и некоторая схожесть в наших характерах. Сразу же в моей голове зародился план, согласно которому Ремус должен был показывать свою ревность, если ему действительно было не наплевать. Он и начал, но....

Я, признаюсь, должна была забросить всё это уже после нашего с тобой первого разговора, Фред, в котором ты сознался в своей неопытности... Должна!! Но тогда это обстоятельство ещё больше воодушевило меня, я подумала, что тем быстрее цель будет достигнута...

Правда, мне стало наплевать на это уже после третьей нашей беседы. Ты, обычный мальчишка, ещё студент, сумел заинтересовать меня не меньше, чем любой другой собеседник, отличающийся жизненным опытом и регалиями! Более того, глядя на вас с Джорджем, я сразу почуяла что-то общее с собой. Думаю, ты заметил, что почти все волшебники закостенели в своём конформизме и дурацких традициях? В вас, и в особенности в тебе, Фред, эта поганая черта отсутствовала начисто. Поэтому нам с тобой было так легко и весело общаться в те, первые дни...

Но ревность Люпина, о которой я совсем забыла, вдруг выбила почву у меня из-под ног. И почему мне вдруг стало это не нужно? Оказалось, что я и вправду небезразлична Ремусу, а в твоём лице обрела неплохого друга... Пожалуй, на этом моменте можно было бы и остановиться, правда? Я надеялась, что Ремус забудет. Но он не забыл. Он упорно отказывался воспринимать наши с тобой отношения реально, теми, какими они были на самом деле. Он талдычил и талдычил о том, что мне следует отправиться обратно, что он не нужен, мешает... Дурак! Но, слушая его внушения, я действительно начала задумываться о наличии или отсутствии подоплёки между нами, Фред, и в какой-то момент осознала то, что ты...нравишься мне. И как же так получилось, что этот момент пришёлся именно на время вашего отъезда? Случись всё это чуть раньше, я вряд ли позволила бы тебе поцеловать себя, но ты слишком хорошо угадал тот миг, когда во мне, как в личности, однозначной в своих привязанностях, начала пробиваться первая брешь.

...Пока ты был в Хогвартсе, я вроде бы забыла обо всём на время. С Ремусом у нас в кои-то веки наладилось, и зная, что на Рождество мы с тобой также не увидимся, я подумала, что вопрос решён. Время способно сгладить очень многое, в том числе и острые углы...

Но обстоятельства сложились иначе — ну, ты сам помнишь, как. На Рождество этот чёртов дом всё время сталкивал нас лбами, и я действительно начинала понимать, что выстроила превосходную ловушку и себе, и тебе. Делая единожды, сложно не повторить. Так мы и упали, Фред. Мне очень горько писать об этом.

Я никогда в жизни не созналась бы в своём первоначальном замысле даже под Империусом, если бы была хотя бы немножечко уверена в том, что это не оттолкнёт тебя. Моя последняя жалкая попытка... Потом я прокручивала снова и снова в голове этот момент и поняла, что даже в том случае, если мне удалось отдалиться от тебя, сделано это было на редкость грязно и аморально. Ошибки надо исправлять, да? Поэтому я и взялась за перо, чтобы написать письмо с извинениями...

После концерта я успокоилась окончательно, думая, что мы сможем общаться нормально. Понимала ли я, что чисто платонические отношения между двумя людьми, которые нравятся друг другу, заранее обречены на провал? У меня никогда не было такого опыта — если какой-то мальчик был симпатичен мне, то я не спешила откладывать отношения в долгий ящик. Не было причин. А здесь...

А когда умер Сириус, мир рухнул. Пожалуй, поэтому всё окончательно пошло под откос. Сириус был единственным человеком, который разбудил во мне что-то похожее на чувство ответственности. Смешно, но я считала, что во многом помогаю держаться ему на плаву... Думаю, он был несчастнее даже Ремуса — ведь у Ремуса была я, а у Сириуса — никого! Даже моя мама, которая очень любила своего кузена, неодобрительно вскидывала брови, когда я в очередной раз «носилась с ним», как она говорила. Оказавшись в больнице и услышав о том, что произошло, я чуть не съехала с катушек. Словно цунами, меня накрыло чувство вины и перед Ремусом, и перед Сириусом — можешь смеяться, но я по сей день надеюсь, что он жив. Арка странная штука, Фред, и кто знает, что случается с живым человеком (ведь Сириус был только оглушён), попавшим туда? Когда кончится война, я подниму на уши весь Отдел Тайн, если это потребуется, клянусь! Всё, чтобы понять, что здесь можно сделать...

То же самое, почти слово в слово, я когда-то говорила и Ремусу. А он... он смеялся надо мной! Своим идиотским тактичным тоном Ремус объяснял мне, что ничерта тут не сделаешь, а если даже и можно, то не нужно — потому что Сириус вынес достаточно, чтобы ему было лучше ТАМ! Я просто не знала, как реагировать на его слова! Так плевать на память лучшего друга! Я пыталась спорить, доказывать, объяснять, но он не то что бы согласился со мной — ещё и отдалился, спев свою традиционную песенку о своей старости и никчемности и о том, что если это всё будет продолжаться дальше, то нам вообще не стоит быть вместе!

В отчаянии я начала думать о том, что нам с тобой было бы гораздо легче понять друг друга, чем с Ремусом, потому что мы оба, наверное, одного поля ягоды. Ты не тот человек, Фред, который будет разубеждать, говорить всякие идиотские глупости, ты не просто умеешь слушать, ты слышал. Но, видимо, я, как всегда выбрала самый глупый способ сообщить тебе об этом. В очередной раз продемонстрировала фантастическое непонимание к обоим мужчинам, дорогим мне и осталась одна...

Как ты мог догадаться, Фред, через некоторое время я осталась и без дара метаморфирования. Казалось, весь мир стоит спиной, чёрт подери... Я продолжала ходить на работу, в Орден, пытаясь поддерживать в себе жизнь. Стискивала зубы и не отвечала на все расспросы знакомых... Вернуться в семью, к маме и папе, для меня было равно полному поражению, потере остатков уважения к себе. Из последних сил я пыталась корчить из себя личность самодостаточную и сильную — именно, что пыталась. То, как я поступила с тобой и Ремусом, выматывало меня не меньше, чем постоянные дежурства под промозглым дождём, но это было единственным, что мне оставалось — думать, вспоминать, переживать... Чувство вины перед вами и Сириусом почти задавило меня, когда ты вернулся.

Можешь называть меня аморальной, бессердечной тварью, Фред — за то, что в один прекрасный момент я начала испытывать одинаковые чувства к вам двоим. Но как, чёрт подери, можно сделать выбор между тем-то и тем-то, когда то и то — полярно разное? В каждом из вас было что-то, что нужно мне и чего так недоставало другому. В самом деле, и ты, и Ремус настолько цельные и однородные личности — каждый в своём, что сравнивать вас вообще нельзя. Поэтому я приняла одно, единственно правильное решение — остаться в стороне. Думаю, этим можно объяснить мою холодность и закрытость в то время, и мне казалось, что ты был даже рад этому, Фред.

Держать себя в руках было сравнительно легко, пока ты был один. Но когда вернулся Ремус и начал постоянно находиться рядом, обходясь лишь почтительными приветствиями и снисходительным взглядом... это было сравнимо с Круцио, чёрт! Всё вело к тому, что мне и колдовать-то стало трудно... тогда я решила уйти в мир магглов, чтобы забыть вообще обо всём, что связывало бы меня с прошлой жизнью. Я отправилась в Хогвартс, но Дамблдора не было на месте. Я собиралась навестить его ещё раз, чтобы сложить с себя все орденские полномочия, но не стала — наверное, ты будешь смеяться, но ища директора, я случайно наткнулась в коридоре на Гарри, валяющегося на полу, и именно это меня и разубедило. Вернее, не совсем это — разговаривая со мной, он нечаянно вспомнил о Сириусе. Вспомнила и я об обещании, данном себе — добраться до Отдела тайн... Немного успокоившись, я вернулась домой, и тут вломился ты со своими дурацкими словами, каждое из которых было как нож по сердцу. Я вновь чувствовала стыд за то, что сделала — поэтому и прогнала тебя.

Как же получилось так, что мы сошлись с Ремусом? Я никогда не думала, что он мне всё простит. Но, тем не менее... В тот момент я поняла, что единственный выход из всей этой истории — порвать с той сумбурностью и неопределённостью, которая была в моей жизни. Я осталась с Ремусом, потому что весь он, как мне казалось, состоит из постоянства и ответственности. Мне хотелось стать такой же, чтобы не делать больше никаких ошибок, никому не причинять зла. Задавить в себе всю неуклюжесть, безответственность, лишние эмоции, которые всегда так некстати и всегда через край... Мы тут же назначили свадьбу, чтобы сыграть её как можно скорее. Я пообещала себе не делать глупостей. Но когда я узнала о том, что случилось с тобой, то просто не могла больше сидеть дома. Я должна была... попрощаться с тобой, что ли? Должна была всё объяснить. А вместо этого мы с тобой сделали большую глупость.

...Когда я ждала появления на свет Тедди, моего сына, то и я, и Ремус очень боялись того, что ему передадутся гены оборотня — при таком раскладе он в лучшем случае стал бы, как Билл, а в худшем — боюсь даже представить себе... Но всё обошлось — Тедди, как и я, метаморф.

Как ты думаешь, зачем я тебе все это рассказываю? Просто по всем подсчетам Тедди должен был родиться в марте. Но врач, осматривавший меня, сказал, что ребёнок родится как минимум на месяц позже. Сначала я списала это на неточность маггловских приборов (к святому Мунго в это время мы идти побоялись), и лишь потом поняла, что вовсе не была беременна в июле...

Думаю, сейчас ты, Фред, догадался, какие подозрения закрались тогда в мою голову. И понял, что они оказались верными, иначе я не написала бы тебе. Тедди родился в начале апреля, как ты. Окончательно подтвердились все мои догадки тогда, когда я взглянула на него уже через час после родов*. Ремус тоже это заметил, но воспринял совсем иначе... Он до сих пор так и не узнал ни о чём.

Ну вот и всё. Теперь тебе известна вся правда, Фред. Ты можешь распоряжаться ей, как угодно. Я такого права не имею, потому что причинила всем слишком много обиды и зла.

Ещё раз прости.

Тонкс

Я скомкал письмо и отправил его в карман. Дрожащими руками залез в другой — туда, где лежали колдографии. Я вытащил одну и понял, что ошибся: это была самая обычная маггловская фотография. На ней застыл комок пелёнок со сморщенным личиком и выразительным завитком рыжих волос надо лбом. В ярком свете уродливой простецкой бандуры ребёнок на недвижимой фотографии казался скрюченным и почти неживым. Мой ребёнок, пророкотало в моей голове раскатом грома. Я схватился рукой за шершавый холодный столбик качелей, но внезапно ослабевшие пальцы не послушались меня — я чуть не упал, больно стукнувшись лбом о колени и прикусив губу. Во рту появился мерзкий солёный привкус — и вот я уже скрючился над серым песком, щедро заблёвывая его своим обедом. В висках бешено стучала кровь. Жарко.

— Эй, ты! — чей-то сердитый оклик заставил меня поднять голову и обернуться. На одном из балконов многоэтажного дома стоял уродливый жирный маггл. — Убирайся отсюда, чёртов пьяница!! — проорал он, размахивая кулаком, в котором была зажата какая-то газета.

Я показал ему средний палец и отвернулся. Холодный кварцевый свет по-прежнему бил в глаза. Не обращая внимания на доносящиеся с балкона ругательства, я нагнулся и поднял с земли фотографию, которую выронил, когда блевал; немного отряхнул её от налипших песчинок и аккуратно положил в карман куртки. Сделав глубокий вдох, посмотрел вверх, на чернильно-чёрное весеннее небо, усыпанное звёздами. Всё вокруг стихло — видимо, маггл понял, что дальнейшие попытки моего третирования бесполезны. Был слышен только далёкий шум машин, полирующих колёсами асфальт.

Вдруг в образовавшейся полутишине старые ржавые качели негромко скрипнули — это я оттолкнулся ногами от влажного песка и полетел.

__THE END__

Взглядом влажным рождалась и по щеке скользила слеза,

Острой сталью сияла и затаилась в краешке рта.

Губ коснувшись губами, лизну соль с ее языка.

Это, наверное, странно — но я люблю, когда плачет она.

Может, я никогда не стану для тебя тем, кто ты для меня....

Я не пойму...

Капли туши роняла и закрывала руками глаза.

Стразы слез собирала, пытаясь спрятать их от меня.

Закрывается в ванной или курит возле окна,

Это, наверное, странно — но я люблю, когда плачет она.

Может, я никогда не стану для тебя тем, кто ты для меня....

Я не пойму...

Обними меня нежно — сердце бьется в пустой тишине,

Я пойму все, конечно, если ты доверишься мне....

Может, я никогда...

Так много слов было пышных и фраз не раз -

Рот открыв, начав, остановившись....

Без театральных пауз, смысл не хранивших,

Ты сразу должна была сказать, что я лишний!

Уставший, в недоумении, я в шоке,

А ты, сука, делаешь жест широкий -

Льешь пустые слезы! Я не хотел быть зверем,

Но после тебя я никому не верю.

Я не уверен, что придя домой, я не услышу:

«Заходи, но ненадолго»... Холодом в лицо дышишь...

Благодаря таким, как ты, я становлюсь волком

в злом затишье разбитый на осколки,

Не верю тебе...

* — Тедди действительно вскоре после своего рождения стал рыжим. «Гарри Поттер и Дары Смерти», страница 438 Росмэновского перевода.