Город Привидений (гет)

1999 год, январь

I remember everything

I can still recall the pain

I was left there for dead

Can't play this game again

To and fro and back again

It's senseless, I'm doubtless

Узкий лунный луч пробивался сквозь небольшое оконце, выбитое в самом верху, почти у потолка. Его яркий росчерк, точно тонкий белый шрам, делил пополам маленькую комнатку.

Грегори Гойл прислонил ухо к холодной безучастной стене. Серый камень равномерно гудел. Где-то далеко под жёсткой койкой, ниже на несколько десятков ярдов, спустя сотню шагов по узкой винтовой лестнице бушевало ледяное море.

Грегори поёжился и накрыл озябшие плечи полуистлевшим пледом. С приходом новой власти в Азкабане, конечно, многое изменилось, но топили там по-прежнему скверно. Никаких каминов, лишь слабенькие согревающие чары, рассеивающиеся к концу дня.

Но бывшего слизеринца это мало волновало — главное, что отсюда убрали дементоров. Гойл предпочёл бы хоть десять раз в ледышку заморозиться, лишь бы не сталкиваться с этими тварями нос к носу. Помнится, третий курс дался ему нелегко. Вместе с Драко и Винсентом он, конечно, скакал по школе с дурацким капюшоном на голове, чтобы испугать Поттера, но где-то глубоко внутри себя он и сам до смерти боялся дементоров. И встреть Грегори их здесь и сейчас, то наверняка бы остался без души и без мозгов. Хотя эти стены так же, просто чуть медленней, по кусочкам жрут их.

Его давно уже ничего не радовало. Ему давно было на всё наплевать.

Тюрьма забирает его, Грегори, молодость и забрала жизнь у его отца. Валентин Гойл умер в камере через два месяца после хогвартской битвы, не дождавшись собственного суда. Грегори, хоть и живёт, тоже пока что не присутствовал на окончании своего процесса. Времена быстрых следствий и одинаковых приговоров остались позади. Похоже, что новый состав Визенгамота пока не совсем точно представляет себе, как нужно поступать с такими, как он.

Гойл и сам не знал, как поступил бы с собой, сидя на их месте. В прошлой жизни он вообще предпочитал не задумываться о таких вещах. Справедливость в той версии картины мира была тождественна силе, коей имелось с избытком у него, у Винса, у Драко, у отца, у слизеринцев, у Тёмного Лорда. Кто сильнее — тот и прав, и стоило ли ещё думать об этом?

Нет, сейчас-то любой козе понятно, что нужно было хоть чуть-чуть, да пораскинуть мозгами. Вот Драко, например, вместе со всей своей семейкой в этом преуспел. Малфоям в который раз почти удалось отмыться. По крайней мере, все они, как и раньше, лениво (пусть и без прежнего превосходства) смотрят на небо через французские окна своего уилтширского имения, а не ловят каждый луч, заглядывающий в совершенно крошечное зарешеченное отверстие, больше напоминающее полузабитую сточную дыру.

Может быть, тогда бы не было скрюченных тел, заходящихся в конвульсиях под кончиком его, Грегори, палочки. Ему, такому здоровому и сильному, не связывали бы руки и ногами не выбивали из него весь дух и печень — точно как из какого-нибудь глупого сквиба — съехавшие с катушек авроры. Мать, растерявшая последние капли гордости, не увязывалась бы за каждой знакомой собакой, тряся последними остатками фамильного состояния. Не пыталась бы, заливая слезами, свалить на одном из судебных заседаний вину за всё, что случилось, на покойного отца — мол, ему уже всё равно, а ей нужен рядом живой сын.… Но какой в этом был толк? Что её слова значили против слов и воспоминаний кучи свидетелей, в первых рядах которых были Лонгботтом и Уизлетта, всеобщие любимчики и герои войны…?

Быть может, если бы все они хотя бы представили себе то, что можно выбрать какую-нибудь другую, не столь кривую дорожку, то не было бы ни той сцены в Выручай-комнате, ни столпов грёбаного адского пламени, ни удушающей гари с примесью тошнотворного запаха палёного мяса.

Хотя… Грегори боялся признаться в этом сам себе, но порой он завидовал Винсу. Прах его спит вечным сном, а Грегори порой не может прилечь даже на час. Стоит только прикрыть глаза, как и живые, и мёртвые начинают терзать его.

— Скучно? — раздался вкрадчивый голос прямо над его ухом. — Бывает. Бьюсь об заклад, в Хогвартсе тебе было куда веселее, верно, Гойл?

— А? — на секунду встрепенулся тот и обвёл глазами камеру. Пусто, как и прежде. На всякий случай Грегори даже пощупал пальцами воздух, но это ему ничего не дало.

Ну что же. Не он первый, не он последний. Будь ему чуть менее безразлично всё, что с ним происходит, Гойл даже усмехнулся бы. Стоило впервые за девятнадцать лет жизни от тоски и скуки начать думать, как мозги тут же отказали.

Но ему уже всё равно. Он будет молчать, и голоса будут молчать.

— Будто язык проглотил, — вопреки всем ожиданиям не унимался голос. — Или же в Аврорате тебе затолкали его в задницу?

— Отъебись, — равнодушно бросил Гойл.

На то, чтобы ответить как-то более обстоятельно, у него не хватало таланта красноречия, на то, чтобы всё-таки слушать это молча, не хватало сил.

— Чего бы тебе больше всего хотелось, обезьяна? Неужто снова пытать людей и смотреть на то, как горит твой закадычный дружок?

— Нет, — на удивление спокойно возразил Гойл. — Я хочу есть и спать. Листать новые комиксы. Видеть окно своей спальни. Чтобы вы все не мешали мне.

И, секунду подумав, добавил ещё раз:

— Отъебись.

Голос исчез и больше не появлялся. Почему-то враз обессилевший Грегори сполз по холодной стене на жёсткую постель, и, закрыв голову невсежей подушкой, укрылся пледом. Покрасневшие веки слипались намертво, уволакивая Гойла в паутину крепкого, тяжёлого сна.

Сна, в котором впервые за долгое время не было никого.

* * *

I know what's good for me

I know what's bad for me

All that sweetness, covered falseness

It's a sick and twisted game

To and fro and back again

Could I see it? Did I hear it?

Алисия, устало вздохнув, перекатилась на другой бок. Заколдованный матрас, висящий в воздухе, слегка покачнулся, отчего лежащая рядом толстая старинная тетрадь едва не упала на пол. В углу тихо мурлыкала Сьюкси Сью, на кухне шипел вскипающий чайник.

После долгого утомительного дня в магазине, где всё, как всегда, было с шумом, с ног на голову, с прискоком и кувырком, Алисия любила забаррикадироваться в своей маленькой квартирке почти что в полном одиночестве — компанию ей составляли разве что любимые кассеты, книги, кофе и шоколад. Эти ленивые уютные вечера, как правило, доставляли девушке истинное удовольствие. Но вот уже больше недели Алисия не могла достигнуть желанного покоя. Апатия, в которой она пребывала весь предыдущий месяц, казалось, теперь надолго оставила её, но и новое состояние души было далеко от обычного равновесия. Нелегко, нелегко было ощущать себя одновременно и сжатой пружиной, и до самой последней клеточки оголенным нервом.

То, что случилось на Рождество и то, что Алисия по какой-то неизвестной прихоти судьбы откопала в старом гараже, никак не желало уходить из её головы. Казалось бы, какое ей дело должно было быть до прошлой жизни собственной матери? Имеет ли Алисия право ворошить события давно ушедших дней, которые, несомненно, причинили много боли всей их семье и тем, кто с ней так или иначе связан — к примеру, той самой Джезебель? Но Алисии почему-то показалось, что имеет. Из того, что сказала эта женщина и Кассия, было понятно — именно в этой истории кроется причина того, что Алисия вообще появилась на свет. Если бы не предательство подруги и гнев семьи, юная Офелия вряд ли бы открыла душу молодой преподавательнице полётов и уж тем более бы не связалась с её братом-магглом, не зачала бы с ним ребёнка, не успев даже закончить школу…. Хотя вот последнее, скорее всего, получилось как раз-таки случайно. Алисия горько усмехнулась. Немного обидно, конечно, ну так что ж теперь? Волдеморта номер два из неё не выросло, и на том спасибо. Всё же и отец, и мать, и тётя старались дать Алисии всё, что могли.

А теперь она собирается отблагодарить свою семью копанием в её грязном белье…. Прекрасно, просто прекрасно. Но — как бы оно ни было парадоксально — Алисия чувствовала, что из этого может выйти толк. Порой глубоко запрятанные скелеты в шкафах приносят их владельцам немало страданий… Алисия снова вспомнила Фреда и поморщилась от почти физической боли, на миг пронзившей всё её естество. Кому, как не ей, знать об этом? Так же она знала и то, что такие вещи должны проделываться прямо-таки ювелирно, ведь чувства, в особенности чужие — одни из самых нежных и хрупких на этом свете вещей. Поэтому от идеи бежать к своей матери с расспросами девушка отказалась. Ей и так пришлось несладко после визита той незваной гостьи.

Конечно, лезть в чужой дневник — занятие тоже не слишком благородное, но ничем другим Алисия пока не располагала. К тому же, там-то уж наверняка описано всё. Одна беда — чуть пожелтевшие от времени пергаментные листы никак не хотели открывать ей свой секрет. Алисия уже перепробовала кучу всего. И различные чары, и попытку диалога с тетрадью (почему-то вспомнилась мельком услышанная история с дневником Риддла — вдруг подобное практиковал не он один?), и просвечивание страниц специальной лампой из магазина Джорджа, работающей по принципу маггловской ультрафиолетовой — в её свете можно было прочитать всё, написанное невидимыми чернилами. Даже в Лютный переулок наведалась, чтобы добыть там весьма дорогостоящую бутыль специального проявляющего состава — но всё было тщетно. Страницы дневника по-прежнему сияли пустотой. Может быть, она ошибается, и в этой тетради никто никогда ничего не писал? Нет, вряд ли. Кто-то же когда-то зачем-то вырвал оттуда замок…. Оставался один вариант — найти специалиста, который последовательно отменил бы все наложенные на дневник чары, но Алисия откладывала его на крайний случай. Чёрт знает, что там всё-таки случилось. Не факт, что кому-то стоило об этом читать. Так что для начала всё же стоило попытаться самой.

Была ещё одна зацепка — загадочный Марвин Маккиннон и его фотография. Вот уж кто мог бы, наверное, рассказать обо всём…. Но тётя Кэс кричала Джезебель, что именно она виновата в том, что с ним случилось нечто ужасное.… Судя по тому, что имя этого человека не было на слуху у знакомых, о нём не говорили по радио, не печатали в газетах, никто даже не носил его фамилию, с ним действительно случилось самое печальное — скорее всего, бедняги Марвина попросту не было в живых.

Если идти по этому пути, то он может иметь две развилки — либо поднятие различных магических архивов, либо выход на остальных непосредственных свидетелей истории и их последующие расспросы. Насчёт первой Алисия не была уверена — доступа к нужной информации она может просто не получить, а второй — на ум приходила лишь сама Джезебель и её предполагаемый супруг, по совместительству родной дядя Алисии…. Ну уж нет! Лезть к людям, на руках которых, скорее всего, чужая кровь, Алисии вовсе не хотелось. Всё это, опять же, крайние и оттого ещё более далёкие варианты. Найти бы какого-нибудь взрослого человека, примерного ровесника родителей, разбирающегося в этих чистокровных штучках, да расспросить как следует…. Надо только прикинуть, где и как.

Кнопка стоящего на тумбочке магнитофона щёлкнула, и музыка смолкла. Почти одновременно с ним засвистел из кухни чайник. Алисия поднялась с матраса, чтобы налить себе кофе и перевернуть кассету, всё ещё пребывая в раздумьях.

Громкий протяжный звонок в дверь вернул её в реальность. С некоторым недовольством — ну кому в этот час понадобилось отвлекать её? — Алисия отправилась открывать.

На пороге стояла хозяйка квартиры. Видимо, пришла забрать плату за аренду. Ну да ладно, это ещё ничего. В любом случае она хотя бы не задержится надолго.

— Здравствуйте, Андромеда, — сказала девушка, впуская её.

— Добрый вечер, Алисия, — ответила миссис Тонкс, заходя внутрь. — Ты уж извини, что я без предупреждения и так рано. Вообще-то расчётный день у нас завтра, но завтра я планирую отправиться вместе с Тедди к Августе Лонгботтом — пора бы нам её проведать…

— Ничего страшного, — успокоила её Алисия. — Вы подождите в гостиной, а я пока всё принесу.

Девушка направилась в спальню, где у неё лежал мешочек с деньгами, по пути собирая разбросанные вещи. Андромеда любила порядок, и расстраивать эту милейшую женщину Алисии совсем не хотелось. Вот уж насколько обманчивой бывает внешность! Одно лицо со своей жуткой сестрой, много лет наводившей ужас на всю страну, и настолько разное впечатление…. О, Мерлиновы кальсоны!!

От внезапной догадки Алисия чуть не выронила обратно всё, что было у неё в руках. Беллатриса Лестрейндж и Андромеда Тонкс — родные сёстры… сёстры Блэк! От кого-то Алисия слышала, (скорее всего, от Фреда или Джорджа), что все Блэки, кроме Сириуса, закончили Слизерин…. Её мама закончила Слизерин! И эта Джезебель тоже! Правда, Андромеда немного старше их, но вдруг она хоть что-нибудь, да подскажет? Все чистокровные семейства знакомы друг с другом!

Всё ещё не веря своей возможной удаче, Алисия вместе с деньгами прихватила парочку колдографий, чтобы уж наверняка.

Рассчитавшись, они обменялись парочкой дежурных фраз. Диалог был не слишком долгим. Андромеда уже собралась уходить, когда Алисия, наконец, решилась.

— У вас не найдётся для меня ещё несколько минут? — спросила она, пытаясь сделать как можно более убедительное лицо. — Видите ли, Андромеда, мне вовсе не хочется быть причиной чьих-то затруднений, пусть даже небольших, но похоже, что никто, кроме вас, не сможет мне помочь.

— Так о чём тогда речь, Алисия? — спокойно ответила та. — Спрашивай. Чем смогу, помогу.

— Хорошо, — Алисия достала из кармана кардигана первую карточку.

Это была самая обычная фотография, проявленная неволшебным способом. На ней была изображена вся её семья: папа, мама, Кассия и сама Алисия в возрасте пяти лет. 1982, затейливым росчерком было выведено сверху.

— Вам знакома эта женщина? — Алисия указала на мать, сидящую в правом нижнем углу. — Её зовут Офелия. Она чистокровная, училась в Слизерине и закончила школу в семьдесят седьмом году.

Андромеда медленно взяла фотографию и поднесла её ближе к глазам, внимательно рассматривая. Прошло почти что две томительных минуты, прежде чем миссис Тонкс, вздохнув, вернула карточку назад.

— С тех пор много воды утекло, — медленно проговорила она. — Многое забылось. Я не помню этого лица и не могу утверждать точно, но мне кажется, что на фотографии дочь Гринграссов. По крайней мере, я больше не слышала ни об одной девушке с таким именем.

Алисия почувствовала, как отчаянно забилось её сердце. Перед глазами возникли инициалы, выведенные на обложке тетради. О.Г. Офелия Гринграсс. Всё сходится.

— Я ведь старше на четыре года, и сразу после школы потеряла связь со всеми так называемыми аристократами…. Хотя подожди-ка! — воскликнула Андромеда. — Мой печально знаменитый кузен Сириус, кажется, учился с ней почти в одно время и вроде бы рассказывал мне что-то такое…. Такое, о чём в Хогвартсе обычно не говорят.

Женщина замолчала и вновь посмотрела на фотографию в руках Алисии, и сразу после — на неё саму.

— Это ведь ты вместе с ней рядом, да? — очень тихо спросила она.

— Да, я, — бесцветным голосом ответила Алисия. — Офелия — моя мать. Я знаю, о чём вам рассказали. Глупенькая семикурсница из богатой чистокровной семьи попадает под дурное влияние молодой преподавательницы полётов, которая в тот год на всеобщую беду заменила уехавшую на практику мадам Роланду Хуч. Та девушка, будучи магглорожденной, оказывается не лыком шита и знакомит Офелию со своим младшим братцем, который вообще сроду не колдовал! Одному Мерлину известно, где они могли встречаться во время учебного года, но факт остаётся фактом — студентка не желает по-тихому избавиться от ребёнка, порочный мезальянс становится предметом всеобщего обсуждения…. Преподавательница с позором увольняется, студентку едва не вышибают из Хогвартса и от неё навсегда отрекается собственная чистокровная семья…

Андромеда внимательно слушала каждое слово. Глаза её были широко раскрыты. Со щёк и с губ схлынули все краски.

— Бедный маггл женится на ней — хотя, похоже, он и вправду любил несчастную, — с горечью продолжила Алисия, — его сестре, заварившей всю эту кашу, отныне закрыты все дороги, ведь влиятельные родственники Офелии не желают видеть в магическом мире какую-то грязнокровную выскочку, по сути, отнявшую у них дочь. Маггл взваливает на свои плечи заботу аж о трёх ведьмах, ввязывается в какие-то авантюры и позже втягивает туда свою жену, итогом которых становится его скорая смерть в возрасте тридцати трёх лет и её затяжная болезнь, против которой нет никаких проверенных средств. Такие дела! Но это лишь одна часть истории, — Алисия почувствовала, как на её глаза уже наворачиваются предательские слёзы. — Это лишь следствие, а причина была совсем в другом. Что-то случилось за пару лет до того, как я родилась. Офелию Спиннет — то есть, Гринграсс — жестоко предала лучшая подруга детства, некая Джезебель, и, возможно, собственный брат. Не в обиду будет сказано, Андромеда, но, вам, наверное, лучше знать все эти чистокровные порядки. Не знаю, как именно, но я боюсь, что они сломали судьбу не только моей матери. До последнего времени я пребывала в счастливом неведении относительно всей этой истории — точнее, думала, что маму выжгли с родословного древа за обычные ошибки молодости и не придавала этому особенного значения. Знать, что ты и есть эта самая ошибка — неприятно, но не смертельно, знаете ли.… С кем не бывает? Но так уж вышло, что я стала невольной свидетельницей встречи моей матери, тёти и этой самой Джезебель. Разговор вышел недолгим, и он был скорее богат на разного рода эмоции, чем на какие-то значительные подробности. Думаете, я не пыталась прямо узнать, в чём дело? Пыталась, но там однозначно всё безнадёжно. Мама не говорит об этом ни слова, и я считаю себя не вправе пытать расспросами неизлечимо больного человека. Что уж сказать, она на отлично постаралась сделать так, чтобы я не знала вообще ничего. Отец давно в могиле, а тётка дала ей Непреложный Обет, что никогда мне не об этом не расскажет….

Андромеда молчала. Лицо её, обычно довольно моложавое и привлекательное, почти уже сравнялось со светло-серой обивкой дивана. Вокруг рта залегли глубокие складки. Руки нервно теребили застёжку мантии.

Было ясно, что рассказ Алисии потряс женщину не столько своим фактическим содержанием, сколько затронул какие-то неведомые струны где-то глубоко в её душе.

— Простите, что я всё это вам говорю, — прошептала Алисия; голос её дрожал. — Видит Мерлин, мне не хотелось вас расстроить. Это моя беда, мамина и Кассии — но они добросовестно тащат её груз на себе, а вот я не могу…. Спасибо, что подсказали старую фамилию мамы, теперь мне будет гораздо легче самой докопаться до правды….

Кап. Кап. Одна, а затем и другая слезинка упали с глаз Алисии, оставив противные кляксы на светло-голубой ткани джинсов. Что есть силы она ущипнула себя за колено. Прочь, ненавистная солёная водица! Алисия ненавидела плакать, но слезы было уже не остановить. Какая-то невидимая рука схватила её за горло, украла весь кислород. Вот и всё грёбаное любопытство, которое, как известно, сгубило кошку. Разве нельзя было подготовиться? Разве нужно было спрашивать об этом именно сейчас?

— Бедная девочка, — услышала она где-то рядом шёпот Андромеды. — Бедная девочка….

Кольцо тёплых рук сомкнулось на спине Алисии. Следующие несколько минут она, борясь со стыдом и отчаянием, выплакивала из себя всё, что копилось внутри с самого Рождества.

Странно, но впервые за всё это время Алисии стало немного легче.

— Ты не представляешь, какой ты счастливый человек, Алисия, — произнесла Андромеда, когда обе они, в общем-то, успокоились. Да уж, не представляю, подумала та. — Ты — хозяйка своей судьбы. Ты можешь жить так, как считаешь нужным, не оглядываясь ни на какие варварские порядки. Мы же — и я, и твоя мама, и много других таких же девчонок и мальчишек — веками бились о прутья этой извечной золотой клетки. И, увы, не всем удалось вылететь оттуда и не ободрать крыльев. У меня получилось — не знаю, известно ли тебе, но я так же сбежала из дома в семнадцать лет к своему будущему мужу, чистота крови которого — точнее сказать, полное её отсутствие — никак не устраивала представителей благороднейшего и древнейшего рода Блэков. Как можно понять из твоего рассказа, то же самое пыталась сделать и Офелия. Счастлива ли она? Мы с тобой не можем этого знать. Но стерпи она тогда предательство — и вряд ли в её жизни всё сложилось бы лучше, чем сейчас. Поверь мне на слово, Алисия. Быть может, у неё не хватило опыта, чтобы избежать, как ты выразилась, ошибок молодости, но силы духа хватило вполне. Тебе не стоит осуждать её.

— Я и не собираюсь, — буркнула Алисия.

— И правильно. Я вижу, храбрости в тебе не меньше, чем в ней.

— Не знаю. Распределяющая Шляпа сказала, что таких ужасно въедливых и строптивых, как я, она давно не видела — и сразу отправила в Гриффиндор.

— И, наверное, была права, — улыбнулась Андромеда.

— Скорее всего. По крайней мере, я не жалею ни о чём. Взгляните ещё сюда, ладно? — Алисия достала из кармана колдографию, на которой был изображён Марвин Маккиннон.

— Этот парень много лет как мёртв, — грустно покачала головой Андромеда, едва увидев снимок. — Никто не знает точно, но кажется, к этому приложили руки первые приспешники Того-Кого-Нет. Опять же, я знаю об этом от Сириуса. Кузина этого Маккиннона была в первом составе Ордена Феникса. Можно сказать, что именно смерть двоюродного брата подтолкнула Марлин к радикальной борьбе. Всё закончилось для неё печально. И Марлин, и её родителей, и родителей Марвина не стало ещё за год до конца первой войны. Сейчас ни один из тех самых Маккиннонов не ходит по этой земле.

— Ясно, — тихо ответила Алисия. — Значит, семейство Гринграсс было как-то связано с Пожирателями Смерти?

— Официально — нет. Насколько я помню, Визенгамот ни разу не предъявлял им никаких обвинений, хотя очень, очень многие чистокровные семейства измазались в этой грязи по уши… взять хотя бы тех же Блэков, — губы Андромеды тронула грустная усмешка. — Но по факту… как сейчас знать наверняка? Правда, тебе не стоит исключать возможность простого совпадения. Быть может, ни твой дядя Лаэртус Гринграсс, ни подруга Офелии Джезебель — я полагаю, речь идёт о Джезебель Яксли — действительно не были виноваты в гибели Марвина. И какое отношение всё это имеет к Офелии, остаётся лишь догадываться. Вероятнее всего, этот человек что-то значил для неё.

— Может быть, вы можете указать на того, кто мог бы знать об этом наверняка? — без особой надежды спросила Алисия.

— Увы, — пожала плечами миссис Тонкс. — Хотя… как я могла забыть? Да, пожалуй, есть один человек, который знает о своих подопечных всё, — вновь усмехнулась Андромеда.

— О каких подопечных?

— Да о слизеринцах, о каких же ещё? Имя Горация Слизнорта тебе о чём-нибудь говорит? Он долгое время был нашим деканом и три года назад вернулся на этот пост вновь. Хотя ты его, наверное, уже не застала…

Хогвартс… Слизерин… Алисия судорожно воскресила в памяти старый замок и день Битвы. И вновь захотелось плакать — но сейчас девушка сдержалась. Слизеринский декан, старичок…. Точно! Алисия вспомнила полного лысоватого человечка, боязливо затаскивающего в больничное крыло целую батарею спасительных зелий.

— Кажется, припоминаю, — ответила она. — Такой суетливый, напыщенный, с длинными усами… Я видела его во время сражения. Только как мне к нему подобраться?

— За это не переживай, — вздохнула Андромеда. — Я сама ему напишу. Дело, конечно, весьма щекотливое, но Слизнорт обожает быть полезным. К тому же я слышала, что после этой войны у него порядочно развязался язык.

— Спасибо вам, — от всей души поблагодарила Алисия. Тугая пружина внутри неё стала понемногу расправляться. Теперь она знает, что делать. Не будет читать чужие дневники, а просто пойдёт и узнает у того, кто всё расскажет ей сам.

Некоторое время они сидели молча. В голове Лис расправляла крылышки и взлетала целая стайка новых мыслей. Андромеда с интересом осматривалась вокруг. Здесь провёл юность её покойный муж, потом они уже вдвоём вили в этих двух тесных комнатках своё первое семейное гнёздышко. Спустя несколько лет здесь же обосновалась уже их повзрослевшая дочь и тут прошло несколько лет её жизни до того момента, пока Орден Феникса не направил её на задание в Хогсмид.

Наверное, Андромеде было интересно, как живётся здесь Алисии.

— Послушай, — наконец произнесла она, — не могла бы ты показать мне ещё вон тот снимок? — рука женщины указала на книжную полку — точнее, на большую колдографию в рамке, стоявшую на ней.

— Да, конечно, — и Алисия одним движением палочки призвала её.

Их последний курс в Хогвартсе. Старая добрая гриффиндорская сборная в полном составе — ещё до идиотских распоряжений Амбридж….

Анджелина, такая серьёзная и красивая, стоит посередине. На её груди сверкает капитанский значок. Профессор Макгонагалл долго думала, кому отдать это место — ей или Алисии, и Лис уступила подруге так же, как когда-то на втором курсе уступила ей место в основном составе, сама довольствуясь ролью запасной.

Анджи нравилось быть примером для других, и в последний учебный год она всерьёз подумывала о том, чтобы связать свою дальнейшую жизнь с квиддичем. Алисия, конечно, тоже не мыслила жизни без полётов, но ей больше нравилось делать это для себя. Да и возиться с остальными игроками не очень-то и хотелось.

Сама она стоит слева от Анджелины. В руках — квоффл, на лице — улыбка. Кассия, увидев однажды эту фотку, прямо-таки надулась от гордости за племянницу. Смешно…

Кэти, тоже с квоффлом в руках, постоянно встряхивает головой и смеётся. Ветер швыряет ей в лицо её длинные светлые пряди.

Гарри и Рон сидят на траве, обнявшись. Рон — новичок, его совсем недавно взяли в команду, и поэтому он слегка неуверенно вскидывает вратарскую перчатку с зажатым в ней снитчем. Гарри, шутливо возмущаясь, пытается отобрать золотой мячик у друга.

Фред и Джордж стоят чуть дальше и как всегда кривляются. Джордж демонстративно ковыряется в носу и чешет задницу, делая вид, что и не подозревает о том, что их снимают. Фред… меткость выбранного им амплуа сейчас способна вызвать лишь горькую иронию. Фред, сложив два пальца на манер маггловского пистолета, вновь и вновь тычет ими в свой висок и с донельзя довольным лицом закатывает глаза и вываливает наружу язык.

Алисия не знала другого человека, способного на то, чтобы уже лёжа в могиле, так откровенно насмехаться над фактом собственной смерти. В этом был и есть весь Фред.

Где-то далеко на заднем плане по воздуху носится наконец-таки дорвавшийся до метлы Ли.

— Столько знакомых лиц, — улыбнулась Андромеда. — Сама удивляюсь.

— Весёлое было время, — вздохнула Алисия. — Последние беззаботные дни.

— Дора тоже когда-то играла в школьной сборной. А в тот год она уже служила в Аврорате и вступила в Орден Феникса…. Ох, знала бы ты, Алисия, как тяжело нам пришлось после смерти Сириуса! Это был первый серьёзный бой Доры, а она угодила в больницу после атаки собственной тётки Беллы, моей дражайшей старшей сестрицы. Кстати, один из братьев Уизли, что на этом фото, навещал её там.

— Какой именно? — как можно более равнодушно поинтересовалась Лис, но внутри у неё всё похолодело.

Почему-то она уже знала ответ на этот вопрос.

— Да вот этот, — Андромеда без тени сомнения ткнула пальцем во Фреда, — его выражение лица, мне ни за что не спутать. Как-то непросто это всё. Что-то определённо их связывало… что именно, никто уже не узнает, так оно и к лучшему. Конечно, я уверена в том, что Дора всегда любила Римуса, просто есть вещи, которые не дают покоя чисто материнскому любопытству. Правда, материнская любовь всё-таки одерживает верх. Не стоит тревожить их память. Пусть все трое спокойно спят.

Алисия невидящим взглядом уставилась куда-то в угол фотографии. Нет, внутри у неё было не просто холодно. В один миг там разверзлась и затвердела настоящая полярная пустыня.

Андромеда заглянула ей в лицо. Глаза женщины, такие же серо-ледяные, как и сердце Алисии, смотрели на неё серьёзно и строго, но где-то глубоко в её зрачках горело по огоньку — почти что по дьявольскому и фанатичному огоньку решимости.

Сейчас она как никогда напоминала сестру.

— Я не знаю, чем кончится твоя затея. Надеюсь, что хоть кому-нибудь станет от неё лучше. Но я верю, что ты добьёшься своего, и поэтому хочу тебе помочь. Вот оно, твоё право на правду — бери и пользуйся им, Алисия, потому что ты и твоё въедливое и строптивое поколение за три года сделало то, чего не сделали мы все за тридцать лет. Вы зубами вырвали его из лап той химеры, что веками терзала всё наше маленькое племя. Это вы сломали ту золотую клетку. Я только прошу тебя об одном — чтобы эта правда не причинила никому зла. Все должны быть спокойны. Потому что и Марвин с Марлин, и Сириус, и Римус, и Дора, и Тед, и Фред, и много, много других умерло за это.

Алисия молчала. Всю её охватило какое-то странное оцепенение.

— А теперь, — Андромеда снова превратилась в обычную земную женщину и окинула беглым взглядом свои небольшие часы, висящие на шее, — мне пора. Я свяжусь со Слизнортом на днях и сразу напишу тебе.

— До свидания, — ответила Алисия.

С громким хлопком миссис Тонкс исчезла.

Алисия судорожно вздохнула, откинувшись на спинку дивана. Всё, что только что произошло, было невероятным, точно какой-то фантастический сон. Вот только ледяная пустыня в её душе была реальна, как никогда.

Арктические пески лежали безмолвной тяжестью, обжигая нутро.

Перед глазами возникло красивое и властное лицо Джезебель, обрамлённое языками зелёного пламени. Секунда — и оно сменилось спокойным и неподвижным лицом матери со старой семейной фотографии. Ещё одна — и вот уже на её месте возник Марвин Маккиннон, смеющийся на фоне хогвартских теплиц.

А потом Алисии почему-то вспомнился Джордж и их многочисленные прогулки осенью. Он приходил сюда, когда хотел, и они отправлялись бродить куда-нибудь вдвоём. Косой переулок, маггловские кварталы, Хогсмид, окрестности Норы — однажды их занесло даже в Годрикову Впадину…. Иногда они валялись где-нибудь на желтеющей траве (иногда даже у могилы Фреда), пили то медовуху, то огневиски и говорили, говорили, говорили. О школе, о магазине, о жизни, о смерти, о прошлом, о настоящем, иногда даже о будущем — но чаще всего, конечно, они говорили о Фреде. Иногда им даже казалось, что он сидит где-то рядом, слушает всё это и просто молчит — наверное, так ему было смешнее. Алисия помнила, как однажды Джордж рассказывал и о доме Блэков, мрачном и враждебном, и о сумасшедшем портрете мамаши Сириуса, и о стаях докси, притаившихся по всем углам, и о боггарте в шкафу, и о куче удивительного хлама, и о семейном гобелене с кучей выжженных дырок на раскидистых ветвях длинного родословного древа….

Алисия слушала и будто бы сама переносилась в один из странных неизвестных миров Фреда и Джорджа, где нашлось место и для мальчика со шрамом на лбу, и для беглого преступника, и для мрачного зельевара, и для одноглазого параноика, и для мелкого воришки, и для неприкаянного оборотня, и для розововолосой аврорессы…

Вот только для самой Алисии ни в одном из их миров места нет и не будет.

Девушка нашарила в кармане спасительную пачку сигарет, вложила в рот одну и прикурила от палочки. Сизый дым спасительной завесой скрывал её лицо и глаза, подозрительно влажные — от дыма, конечно же, от дыма… Алисия моргнула и невольно увидела ту самую дурацкую фотографию сборной, забытую Андромедой на диване. И конечно же, взгляд её остановился на беспрестанно кривляющемся Фреде, вновь и вновь будто бы пытающемся себя застрелить.

Лис и сама не знала, как сдержалась от того, чтобы выжечь к херам с фотографии кончиком тлеющей сигареты эту глупую физиономию.

Пусть все трое спокойно спят… Уж лучше бы он спал с этой Нимфадорой в одной постели, чем там, где дрыхнет сейчас!

Портрет сборной Гриффиндора по квиддичу состава конца девяносто пятого года полетел в противоположную стену и упал на пол с глухим стуком.

Так-то лучше, мстительно подумала Алисия.

Там ему самое место.

What am I gonna do?

How do I face the truth?

Loveless, loveless

What am I gonna do?

Now that I know the truth

It's loveless, loveless

Maybe I should love less

Maybe I should trust less

I don't love this loveless

What am I gonna do?

Now that I know the truth?

Loveless, loveless…