Один человек и один город (гет)

* * *

«Принять к сведению и руководствоваться в дальнейшем следующими основными положениями:

Первое. Разделение граждан по параметрам биомагнитной матрицы является фактом, о котором не следует говорить открыто и повсеместно, но который от этого не перестает быть существенным и определяющим.

Второе. Человеческий ресурс всегда будет иметь цену.

Третье. Любая экономическая формация не может быть устойчивой без системы противовесов.

Четвертое. Свобода выбора — неотъемлемое право человека.

Пятое. Если человек подходит к решению сделать выбор, ему должны быть наглядно представлены все возможные альтернативы.

Шестое. «Возможные» не обязательно означает: «существующие».

Седьмое. Правилам подчиняются все. В том числе и авторы правил».

(Из решения закрытого заседания сената Экваториального союза, так называемые «Семь заповедей для внутреннего пользования»)

* * *

— Имя?

Полные руки, медузами лежащие на столе, всколыхнулись. Приготовились записывать, да. В очередную базу данных. Когда попадаешь то в один реестр, то в другой по мере того, как взрослеешь, это не кажется странным и уж тем более трудоемким. Но наверстывать всю жизнь в считанные часы несколько жутковато.

— Ллузи. Франсиско.

Проблемы начались в тот же день. День второго рождения. Не надо было позволять себе расслабляться, только и всего. Правда, я не мог заранее предположить, что новоявленный папаша распорядится щедрым подарком Норьеги «по-семейному», то есть, единолично принимая на себя бразды правления продовольственными запасами. Может, прошляпил, потому, что раньше брать мои личные вещи никому не приходило в голову?

Как бы то ни было, продрав глаза после сиесты, я не досчитался значительной части круп и прочих сухих и подсушенных продуктов. Зато Фелипе в своем гамаке довольно причмокивал чем-то алкогольным. Утром полки, на которые была сложена еда, оказались опустошенными начисто, и мне не оставалось ничего другого, кроме похода в социальную службу за собственным, теперь уже по праву полагающимся пайком. Хотя и тот прожил в моем новом доме недолго. Не больше суток.

Разговоры воздействия не возымели. Встряска за грудки — тоже. То ли ром оказался забористым, то ли папаша Ллузи окончательно и бесповоротно вжился в роль пьяницы, однако все, чего я добился, представляло собой неразборчивое бормотание и пару не слишком внятных, но вполне красноречивых жестов. В результате полуодушевленный субъект был водворен обратно на спальное место и счастливо забылся сном, а я отправился на кухню. К остаткам кофе и невеселым раздумьям, закончившимся тем, чего и следовало ожидать.

— Сколько лет?

Можно было даже не спорить насчет того, что все сведения высвечены на мониторе прямо перед глазами клерка из службы трудоустройства. Так же, как и мое нынешнее имя легко читалось на карточке, выданной Эстой. Кстати, ее пришлось повесить на грудь. Карточку. И тогда все вопросительно-грозные взгляды полицейских мигом исчезли из моей жизни. Как по волшебству.

— Двадцать один.

Работы я не боялся. Возможно потому, что еще не работал ни дня по-настоящему. Пугало совсем другое.

— Образование?

Вот-вот, оно самое. Вопрос без ответа. А поскольку я промолчал, вывод был сделан соответствующий и окончательный. Но чиновница все-таки спросила для протокола:

— В школу ходил?

— Нет, сеньора.

«Все лучшее — на дом!», таков был девиз родного отца. И надо сказать, сенатор в этом смысле тоже недалеко ушел: гувернеры и учителя сопровождали мое отрочество исключительно в границах имения. Безопасность и все такое. По крайней мере, до рождения Генри.

— Читать и писать…

Уточняет. Но не удивлена. Видимо, в Низине подобный случай — не редкость.

— Умею, сеньора. Свое имя в платежных квитанциях прочитать смогу. И закорючку поставлю.

Поджала губы. Настороженно? Нет. Наверняка подумала что-то вроде «еще один молодой да ранний».

— Дополнительное образование имеется?

Тут могу ответить вполне честно:

— Никакого.

В самом деле, не считать же университетский пакет социальных наук тем, что может пригодиться в жизни?

— Пожелания и предпочтения? Ограничения по религиозным мотивам?

Надо же, какое строгое следование инструкциям! Похвально. Пожалуй, окажись я в составе очередной проверяющей комиссии, выписал бы по этой работнице муниципалитета заявку на премирование.

— Никаких, сеньора.

— Согласен на любую работу, так получается?

Прозвучало нерешительно. И это странно. Вернее, показалось бы мне странным чуть раньше, до последнего разговора с Норьегой.

Я не занимался подобными изысканиями специально, но никогда не считал, что Низина живет припеваючи. И время от времени горел желанием… Ну, скажем, отмечал эту тему в своих планах на будущее. Подумывал о введении еще дюжины социальных льгот и прочих «благодеяний для обездоленных». Во искупление грехов тех, кому в этой жизни было дано больше, чем другим? Вот уж нет. Скорее намеревался немного поиграть в… Ты ведь не обидишься, Господи? Ага, в тебя. Или в твоего заместителя. Просто потому, что рычаги были под рукой. Почти. В волоске от пальцев. А двери в аппаратную вдруг р-раз и захлопнулись прямо перед носом.

Я знаю, где и за что дернуть. Надавить, погладить, толкнуть, прижать — масса вариантов! Только нужное место не здесь, а там. Высоко-высоко. И счастье Эсты, что он считает иначе и борется за…

Хотя настолько ли уж печально положение жителей Вилла Баха?

Грубо говоря, им и работать не требуется. Еда, вода, газ, свет — все в достатке. Не высшего качества, согласен. Но и не худшего, если вспомнить пайковый кофе. Муниципальные школы? Есть. Медицинское обслуживание? Присутствует. Можно просто жить, довольствуясь беззаботным настоящим и…

Не думая о будущем?

Да. Точно. И почему-то это кажется важным. Зудит, как москит, едва задумываешься.

— Любую?

Ага, справедливо приняла паузу за сомнение. А вот мне усомниться не в чем. Особенно в пустоте полок на кухне.

— Какую предложите, сеньора. Но лучше, если с питанием.

Она все-таки с минуту колебалась, просматривая список вакансий. Вернее, постоянно возвращаясь взглядом к одной и той же строчке.

— Тебе было бы неплохо записаться на образовательные курсы. Для взрослых. По их окончании… Подберу что-нибудь получше. А пока вот, держи.

Бланк с направлением порадовал строчкой с адресом и только. В ответ на приподнятую бровь мне туманно пояснили:

— Там все скажут.

Ну скажут, так скажут. Когда смогу туда добраться.

— А где это?

Теперь вопросительно посмотрели уже на меня. Даже недоуменно. Пришлось оправдываться:

— Я недавно здесь. Не успел во всем разобраться.

Женщина о чем-то подумала и перевела взгляд на экран монитора. Видимо, решила прочитать мою печальную биографию, придуманную папашей Ллузи. По крайней мере, когда чтение завершилось, удивления в глазах клерка не осталось. Зато появилось нечто вроде жалости. А потом, выдвигаясь, заскрипел ящик стола, и зашуршали лежащие в нем бумаги.

— Возьми. Так будет проще найти.

Ого, карта города. Обрезанная, конечно. Без намека на Вилла Альта. Но расположение окраинных улиц Вилла Лимбо стало гораздо понятнее, чем прежде. Не говоря уже о Низине. На тех городских планах, что мне доводилось видеть в процессе учебы, многие кварталы были попросту закрашены. Разными цветами, из-за чего город становился похожим на причудливую мозаику. Да, не положено нам было углубляться в детали. Ведь нас готовили к…

А, господь с ним. Со всем.

— Благодарю, сеньора.

Когда я выходил из кабинета, услышал за спиной сокрушающееся:

— Такой славный мальчик и уже такой невезучий…

Конечно, она говорила тихо. Для себя самой. И наверное, если бы я обернулся, скорее предпочла бы отделаться постной, ничего не выражающей миной, чем повторить сказанное мне в лицо.

С «черной», рабочей стороны здание муниципалитета было все тем же огромным запутанным лабиринтом, в котором любой нормальный человек чувствовал себя неуютно. И ужасающе безлюдным. Коридоры закрытых дверей, сливающиеся в одну бесконечную галерею. А там, где створки все-таки оказывались распахнутыми, хозяева кабинетов были заняты ленивым общением с незадачливыми посетителями вроде меня. И очень сурово смотрели на того, кто мешал исполнению их служебных обязанностей.

Впрочем, в здешней пустоте не было ничего странного. Давным-давно прошли те времена, когда к каждому клерку выстраивались огромные очереди. Разве что назначат новый вид пособия нуждающимся, и тогда можно ждать оживления. Некоторого. Ведь жители Вилла Лимбо сюда не ходят. Они здесь работают, как, к примеру… Легок на помине!

— Какие-то проблемы?

И не поймешь, играет он в инспектора или искренне интересуется. По-дружески, так сказать.

— Нет. Ходил узнать насчет трудоустройства.

— Скучно сидеть дома?

Отчасти. Но главное, голодно. А переходить на горячительную диету Фелипе мне пока рановато. Вот потом, когда все выяснится, можно и запить. Хоть с горя, хоть на радостях.

— И куда направили?

Взгляд Эсты недвусмысленно намекнул, что Норьега в любой момент и так может узнать все, что настучала на клавиатуре пышнотелая чиновница. Но почему-то предпочитает услышать от меня. Что ж, пусть потрудится сам.

— Неважно.

— Я мог бы…

— Не нужно.

Ну когда он от меня отвяжется?! Нам не по пути, парень. Хотя бы потому, что я в светлое будущее идти не собираюсь: оно уже позади. А во времени не возвращаются, верно?

— Злишься?

Да ни капли. Просто не хочу ни с кем сближаться. На всякий случай. Вон, Хэнк, что называется, не оставлял меня в болезни и здравии. И что с ним сейчас?

— Я могу помочь. Правда.

— Знаю. Вот только…

Он выжидательно качнулся вперед, готовясь слушать мое «чистосердечное признание». И обломался.

— Никто никому не помогает просто так. Согласен? Рано или поздно что-то требуют взамен. И то, что можешь потребовать ты, меня… Скажем, не воодушевляет. Понятно?

Поворот от ворот Эсту не удивил. Но и не остудил:

— Значит, так и будешь отмахиваться?

Нет смысла тратить слова на ответ: пожатия плечами вполне достаточно.

— Ну, как хочешь. Только смотри, может статься, уже сегодня передумаешь. Тогда и поговорим.

Ага, он все-таки залезал в базу. И читал мое направление, поэтому строит из себя кого-то вроде благодетеля. Интересно, весомые на это имеются причины или нет?

— Посмотрим.

В маршрутном автобусе на мое удостоверение, гарантирующее помимо всего прочего и бесплатный проезд, взглянули косо.

Не живые деньги, да? Насколько помню по финансовым отчетам, поступлений из городского бюджета всегда достаточно, чтобы содержать парк муниципальной техники, а все остальное идет уже сверху. В прибыль извозчика. И стало быть, я — чистый убыток. Занимающий место кого-то, способного оплатить проезд самостоятельно.

Впрочем, не только водитель был такого мнения. Пассажиры тоже. Правда, никто из них не стал выражать свое негодование вслух. Презрительно замолчали, это да. И пересели подальше, кто смог. Прямо-таки шарахнулись, как будто встретили… Прокаженного?

И ведь ни у одного взгляд не поймать. Не посмотреть глаза в глаза. То ли брезгуют, то ли стыдятся. Занятно. Как-то не припоминается ничего похожего на показательных встречах «разных слоев общества», где все счастливо пожимают друг другу руки и улыбаются на камеру, произнося речи о равенстве, братстве, справедливости и прочих хороших вещах. Правда, представители Низины там присутствовали вроде бы без карточек на груди… Да, точно! Без своего обычного клейма. Прятали, наверное. Но зачем? Если это законно и обязательно, откуда стыд? Причем, с обеих сторон?

Если одни чувствуют себя обделенными, это понятно. Но другие-то о чем думают, отводя взгляд? О том, что виноваты — это вам скажет любой психолог. Вон, Эсту вина и вовсе подвигла на служение обществу. И все же, все же …

Я бы понял, окажись сейчас, здесь, в салоне автобуса, на потрескавшихся кожаных сидениях лаборанты, напортачившие с вакциной. Или разработчики, не выявившие все свойства своего зелья прежде, чем экспериментировать на людях. То есть, прошлое поколение. Не нынешнее. Дети же не в ответе за грехи отцов, правда?

* * *

Предписанное социальной службой место трудоустройства находилось где-то на отшибе, и поездка получилась довольно долгой. Что неудивительно: ехал-то я от муниципалитета, почти через весь Вилла Лимбо. А когда на очередной остановке в салоне не осталось никого кроме меня, мне было предложено убираться вон. Настоятельно. Под тем предлогом, что «машина дальше не пойдет».

Я не стал спорить. Наверное, потому что близилось время сиесты, а вместе с ним уже знакомое ощущение… Нет, пожалуй, все-таки не лени.

В прежней жизни домашняя обстановка тоже не могла считаться особо напряженной или нервозной, но здесь, ниже по склонам и в самой котловине течение событий словно останавливалось. Каждый день на несколько часов. Это не было застоем или маленькой смертью, скорее сном без сновидений. Прямо как в одной из сказок Генри. Кажется, там принцесса, а с ней и все вокруг заснуло. Чтобы проснуться и начать жить сначала. В изменившемся за время спячки мире. Может быть, те, кто за дремотой скрывается от дневной жары, тоже втайне надеются однажды открыть глаза и увидеть…

Что ж, мечтать не вредно. Если есть возможность. А мне оставалось только выбраться наружу из душного салона, проводить взглядом железную колымагу со свежевыкрашенными боками и пойти пешком. По улице между высокими глухими заборами.

На карте этот квартал был помечен, как нежилой, а значит, промышленный или что-то вроде того, но кроме унылого вида ничем похвастать не мог. Кое-где раздавались голоса, иногда что-то постукивало или жужжало, только на очаг производства похоже не было. К тому же, все известные предприятия, составляющие гордость и славу Санта-Озы, базировались в другом конце города, а вовсе не на Воловьем мысу.

Одноэтажное здание, фасадом вынесенное за периметр ограды, выглядело столь же непрезентабельно, как и вся окружающая местность. А еще по мере приближения к нему становились все отчетливее ароматы подгоревшего масла и чего-то еще, явственно напоминающего о кухне, но далеко не лучшим образом.

Названия на конторском доме не обнаружилось. Только адрес, намалеванный прямо по свежеположенной, но уже осыпающейся штукатурке. Входная дверь подалась туго, зато обратно торжественно поплыла, ведомая доводчиком, пока я, рассеянно приподняв брови, стоял и пытался соотнести убогую ветхость наружности с великолепием начинки.

Нет, интерьер был не таким уж шикарным. На второй взгляд. Но даже по сравнению с тем же муниципалитетом разница бросалась в глаза. Не говоря уже о лачугах Низины.

Самое главное, здесь было прохладно. Именно так заманчиво и умиротворяюще свежо, как в домах на склонах Сьерра-Винго. Повсюду стояли кадки с цветущей зеленью, а посередине облицованного кружевным розовым мрамором холла журчал самый настоящий фонтанчик. И молодая женщина, вышедшая мне навстречу ровно спустя минуту, как прозвенел колокольчик над входом, выглядела почти так же заманчиво, как картинка в модном журнале.

— Что вам угодно?

Спросила, правда, холодным тоном. Ледянее воздуха. Потому что первым делом посмотрела не на мое лицо — на карточку удостоверения. Вернее, недовольно покосилась. А когда пробежала взглядом по строчкам протянутого мной предписания, и вовсе брезгливо раздула ноздри.

— Вход для персонала с другой стороны. Дальше по улице.

И поцокала каблучками обратно. В объятия зеленой прохлады. А я подумал о том, что канцелярский зажим — слишком ненадежное и неудобное приспособление. Надо бы раздобыть футляр и повесить свой опознавательный знак на цепочку. Или шнурок. Прямо посередине груди. Чтобы все обо мне всем становилось понятным еще издалека.

Новое место назначения нашлось без труда: ничего другого, похожего на вход, до конца забора, то есть на протяжении еще нескольких сотен футов, не виднелось. И вот за той дверью уже не было никакого холла, вообще никаких изысков, только узенький коридор со стенами из формованной жести, десяток раз поворачивающий под девяносто градусов и заканчивающийся…

Если судить по запаху — барбекюшницей, с помощью которой незадачливый повар угробил обед. Персон этак на сто. Или двести. А потом тут же рядом сгноил все остатки.

Если приложить к обонянию зрение… Столько металла в одном месте я никогда еще не видел. Или металлолома?

Машины, расставленные по двору, частью под навесами, частью на открытом воздухе были старыми. Очень. Допотопными. В смысле, разработанными и собранными до начала магнитной эпохи. Конечно, работали они уже не на производных нефти — такого расточительства не мог себе позволить даже самый богатый человек в мире. На биодизеле. Зелье, сваренном из всего, что умело гнить. Но в двигателях оно все-таки должно было сгорать, а здесь к аромату подгоревшей еды явственно примешивалось…

Сомнения рассеялись, когда я внимательнее рассмотрел пятна на ближайшем железном мастодонте. С задней стороны, прерывистой змейкой вьющиеся по низу странного кузова.

И правда, гниль. Когда-то бывшая едой. Остатками еды, что вернее. Наполовину подсохшая, но кое-где еще влажная, липкая, жирная…

Желудок метнулся вверх. К горлу. Хорошо, что он с утра был пуст, иначе представил бы меня не в лучшем свете перед женщиной, участливо поинтересовавшейся:

— Первый раз здесь?

Немолодая. Круглая, с какой стороны ни посмотри. В необъятном халате, неровная окраска которого наводила на размышления. О многократной чистке, например, от той же гадости, на которую медитировали сейчас мои внутренности.

— К этому привыкаешь.

Все, что мне удалось, это кивнуть. И снова показать предписание. Но на этот раз никто не стал морщиться или смотреть косо. Даже наоборот: мне обрадовались.

— Значит, к нам определили? Что ж, добро пожаловать!

Владения толстушки выглядели куда скромнее главной конторы. Небольшая комната, заставленная шкафами, из-за которых толком не видно стен. Рабочий стол с баррикадами из папок и бумажных рулонов. Окно, в верхней половине затянутое плющом, ползущим из кашпо под потолком, в нижней — заставленное коробками и мешками. Где-то в недрах бумажного хаоса угадывался компьютер, и вроде бы даже хорошей модели, устойчивой к магнитным бурям, но здесь он был явно на последних ролях.

Впрочем, другого способа свериться с центральной базой данных все равно не существовало, и женщина, тяжело вздохнув, нашарила кнопку пуска.

— Давненько новеньких не было, давненько. Я уж думала, что надо заявку заново заполнять. А тут надо же, какой сюрприз… Да ты присаживайся пока! Долго морить разговорами не буду, а вот машинку не поторопишь.

Тошнота отступала неохотно. Казалось, что откуда-то все равно тянет гнильцой, хотя этого попросту не могло быть. Ведь невозможно же целый день напролет дышать…

— Тут тоже пахнет.

— М?

— Пахнет-пахнет. Тебе не мерещится, — подтвердила толстушка, всматриваясь в экран.

— Но как же…

— Меньше, чем там, конечно. И помнишь, я уже говорила? Привыкаешь. Ко всему в этом мире рано или поздно привыкаешь.

Электроника и впрямь не спешила: прошло не меньше пяти минут, прежде чем моя собеседница добралась до нужных ей сведений. И еще столько же, пока не возник уточняющий вопрос:

— Перемещение без ограничений?

— Сеньора?

— Твой личный периметр. Написано, что в него входят оба нижних города. Это точно?

— Если так написано…

— Ну смотри. А то знаешь, бывали случаи. Тому, кто заполняет анкету, тоже иногда хочется чего-то сверх жалованья.

Намекает, что я мог подделать сведения? Вернее, заплатить чиновнику за ложь? Какая глупость! Хотя, если вспомнить людей в автобусе, поневоле начнешь верить во всякое. Но это ерунда. Мелочь. А вот другие ее слова…

— Сеньора?

— Что-то хочешь сказать?

— Спросить. Если позволите.

— Спрашивай.

— Вы сказали… Оба нижних города.

— А, так ты не понял, о чем речь? Хорошо, скажу по-другому. Вилла Баха и Вилла Лимбо.

— Я понял. Еще в первый раз. Но почему вы назвали их обоих «нижними»?

Толстушка подняла на меня взгляд. Прищуренный.

— А что не так?

— Низина она и есть Низина. Но второй…

Она откинулась на спинку стула, тут же надсадно заскрипевшую.

— Думаешь, между ними есть разница?

— Разве нет?

На меня взглянули то ли настороженно, то ли растерянно. Впрочем, смотрели недолго: женщина вернулась к изучению анкеты. И по завершении сделала тот же вывод, что и все остальные:

— Ты здесь недавно. Тебе простительно.

Хорошая добавка. Можно подумать, своим интересом я в чем-то провинился!

— И все-таки, почему…

— Если между людьми, живущими в предгорьях и на побережье, есть разница, то она не в их телах, а в мозгах.

Ну да. А мозги, стало быть, это уже не тело?

— Одни — местные, другие — пришлые. Уроки истории в школе прогуливал?

— Я… Не посещал школу.

— Ага, тут же указано… Тогда извини. Кстати, на тему школы: есть курсы. Общеобразовательные. На наших работников квота распространяется, так что только скажи — включу в список.

Ого, уже второй раз. Уж не знаю, искренне они все пекутся о просвещении среди обездоленных или нет, но предлагают сразу же. Наверное, и сами с этого что-то имеют. Ну, помимо квалифицированного рабочего персонала.

— Пожалуй, скажу «да», сеньора.

— Ну и славно!

Она сделала пару пометок в файле и хитро подмигнула:

— Будем считать, что это означает согласие и со всем остальным?

Имеет в виду место работы?

— Сеньора?

— Я о том, что тебя, похоже, местные ароматы не отпугнули.

— Приятными их не назовешь.

— Что верно, то верно. Но от них никуда не денешься. Мусор нужно убирать, чего бы это ни стоило.

Мусор?

Я просто не хотел верить, поэтому делал вид, что не понимаю. Старался не задумываться. Не складывал два и два. Но когда сказали прямо в лоб, юлить перед самим собой больше не было смысла.

Можно было бы застопориться на мысли: все это происходит не со мной. Хотя бы попробовать. В традициях героя популярного фильма моего детства «Мир наизнанку». Но там речь шла о попадании в другую реальность, а вокруг меня все оставалось прежним. Законы, традиции, привычки хорошо знакомых людей — все было неизменным. Кроме памяти.

— Работа, конечно, специфическая. Не особо чистая, признаю. А впрочем, руки приходится пачкать в любом труде.

Интересно, дедушка бы сильно огорчился карьерному пути своего внука? Насколько могу понять, грузчик в порту все же стоит повыше, чем мусорщик.

— Спецодежду выдадут. С чисткой сложнее: администрация экономит на всем, чем можно, так что этим заниматься, скорее всего, придется самостоятельно.

Да, если обшивать стены мрамором, привезенным с другого континента, точно нельзя не экономить. На работниках, на ком же еще. А насчет остального… И то, что на мне надето, уже явно нуждается в стирке. Как можно более скорой. Будет вдвое больше грязных тряпок за раз, только и всего.

— Я смотрю, у тебя тут пометка насчет питания. Пайка не хватает?

— Вроде того.

Особенно когда продукты до тебя не добираются, оседая где-то на «черном рынке», чтобы удовлетворить пагубную потребность твоего названого отца. Вечную жажду.

— Обед будет. В перерыве между сменами. Правда, в первые дни ты его вряд ли сможешь проглотить.

Постараюсь. Соберу все силы в кулак. Пусть и для того, чтобы тут же все вывалить обратно: по стенкам желудка хоть что-то да осядет.

— Смены короткие. По три с половиной часа, больше не бывает. Еще полчаса на обед и отдых. Первая начинается в одиннадцать, вторая — в три. Ночи и утра, соответственно.

Видимо, мое лицо изобразило несказанное удивление, потому что толстушка улыбнулась:

— А ты как думал?

— Да я вообще-то никак не…

— Мусор — такая штука… Хитрая. С ним надо поспевать. Не поспеешь, проглядишь, и все. Проблема на ровном месте. Запах это еще полбеды. Так, дополнение к прочему. К бациллам, вирусам, другой гадости. Солнцу их не сжечь сразу и быстро, а если еще туман вмешается… Поэтому график такой: с позднего вечера до раннего утра. Первую смену будете кататься по Лимбо, а потом отправитесь в Низину. Там как раз часам к пяти все утихомиривается, только объедки остаются.

— А в Лимбо по ночам жители не…

— Нет, — хмыкнула она. — Играют в приличных людей. В худшем случае к полуночи затихают.

Значит, всю ночь я буду шататься по городу, так получается? Может, это и к лучшему. Спокойнее для всех. Зато днем смогу как следует присмотреть за Хэнком.

— Когда будешь готов приступить?

— Сегодня.

— Уверен?

А зачем тянуть? Тем более, если пойму, что не справляюсь, так пусть уж раньше, чем позже.

— Да, сеньора.

— Хорошо. Ждем тебя к половине одиннадцатого. Покажу, что и как, комбез выдам. Познакомлю с напарником.

О, у меня еще и компания будет?

— Не опаздывай в первый день. Да и вообще не опаздывай. Рамки у нас жесткие, но не нами ставленые.

Спасибо, я уже понял. Только, похоже, никак на могу внешне свое понимание отобразить, раз мне повторяют:

— Мусор ждать не станет.

— Да, сеньора.

— Спросишь Долорес, когда придешь. Это сейчас тут пусто, как в кошельке перед зарплатой, а вечером светопреставление начнется.

Когда все эти железные раритеты забурчат своими двигателями? Могу себе представить. Дышать точно будет нечем.

— И так, на будущее… Думай о том, что твоя работа нужна всем. Вообще всем. Каждому живому существу в городе. Это поможет.

* * *