На краю Пунт (гет)

Пустыня вокруг приобрела красноватый оттенок, стала каменистой и более холмистой. Чем ближе дэваты приближались к Мертвому Кряжу, тем выше вокруг становились горы. Таковой становилась природа, когда из нее еще только уходила жизнь. От былых красот оазисов остались лишь высохшие деревья, остовы их стволов, выбеленные, как кости зверей.

С небольшими переходами, путь от рухнувшей столицы до границы с Мертвым Кряжем занял третью часть периода. Не так много, как могло быть. Настроение у путников было неоднозначным. Черный иногда, когда его глаза загорались то алым, то голубым, вставлял свои комментарии – вполне обезличенные, но Даах и каруда всегда отвечали ему. Сам молодой человек был хмур и задумчив, Голаф, везший его, все это время не принимал свою получеловеческую форму. Каруда задумчиво взирала на горизонт. Рар также был не способен к общению и умудрялся всячески показывать недовольство. В конце концов, неизвестности не вытерпел и он. Когда его зычный голос прогрохотал в тишине пустыни, Богиня вздрогнула.

— Может, все-таки скажешь, госпожа, куда мы направляемся теперь?

— Мертвый Кряж. Туда, откуда нет возврата. Вы по-разному зовете ту часть бытия. Для нас это условное посмертие. Долина Мертвых из ваших легенд. Мы направляемся в ее сердце, к центру Кряжа – к Лунному озеру. Там, на самом верху одной из гор, есть котлован, заполненный водой – черной и вязкой, но блестящей, как зеркало.

— Мы там будем искать меч?

— И его тоже. Надеюсь, хранительница, Дева Озера, будет добра к нам, как и ее воспитанники.

— У нее много учеников?

— У этой каруды нет учеников, она присматривает за душами Нерожденных.

— Дети?

— Да, их души – часть озера, но они могут выходить из него на сушу.

— А как они выглядят? Как обычные люди?

— Вроде бы и так, да иначе. Они редко бывают на вид старше десятилетнего ребенка – и то редко. У Нерожденных кожа бледная, будто светится изнутри то ли голубым, то ли зеленоватым светом. От этого зависит и цвет их волос. У одних они иссине-черные, у вторых – темно-зеленого цвета. Между фаланг небольшие перепонки – сразу и не заметишь, а на пальцах острые когти. В их волосы вплетены венки из ночных лилий, осоки, дурмана и плюща…

— Они… опасны?

— Нет, если их не трогать и не жалеть, не встречаться взглядом.

— А можно их упокоить?

— Сделать-то это не трудно, но зачем? Они не виновны, что заплутали. А должны были прийти другим путем, но по каким-то причинам ребенок не родился. Был ли это Отказ или что-то иное – не важно, но дитя умерло в утробе матери и вышло кровью. Для одной женщины это благо, а кому – беда, а ребенок? Его душа при большом желании жить, появится среди озерных. Они такие же жители Инсарака, как вы и мы. Так зачем убивать?

— Но есссштьсшшто-то ессще, госсспошаа? – неожиданно встрял в разговор Голаф.

— Богини довольно трепетно относятся к материнству, а если довелось потерять ребенка, тема становится слишком острой для обсуждения.

— Ты это сказала исходя из собственного опыта, моя госпожа?

— Да, это было достаточно давно, если судить по событиям – тогда же был сожжен мой дом, но не на столько, чтобы забыть ту боль.

Даах направил Голафа так, чтобы ехать почти вплотную к каруде и взял ее за руку:

— Что случилось?

— Обряд Отмены. Из-за него случается выкидыш, все как будто естественно, но не заметить воздействие извне невозможно.

Казалось, каруда заново проживает все случившееся, столь бледной и болезненной выглядела девушка. Даах поцеловал ее ладонь и тихо спросил:

— Думаешь, наша дочь там?

— В нашем мире возможно все, мой господин. И мне больно от того, что не знаю, хочу ли увидеть ее.

— Что тебя беспокоит? Твоя реакция нормальна.

— Для вас, но не каруд. Когда-то давно богини не искали любви, только достойного человека, чтобы продолжить род. Ребенок должен был перенять все лучшее от обоих родителей.

— И что же столь особого было во мне?

— Мой милый господин, никто и никогда, кроме равного мне, не справился бы с моим мечом. Но эта игрушка, пусть и по душе мне, но тяжеловата без второй ипостаси.

— Прости, что лишил игрушки, — нахмурился Даах.

— Вы могли бы добавить чуть больше искренности, — раздраженно произнесла каруда.

— Не могу отрицать, что ваш отказ от крыльев, госпожа, мне не польстил, но было бы гораздо спокойнее, если бы моя жена могла постоять за себя.

Женщина вздохнула, пытаясь успокоиться.

— Моя секира, Даах, гораздо опаснее меча Палача. Он может и ранить, и убить, а мое оружие никого в живых не оставит. И уничтожит не только тело, но и душу.

— И все же, хозяюшка, — вклинился в ссору супругов Рар. – Вы перевели тему, а вопрос просто замяли.

— Каруды не чувствуют ничего. Нет любви, желания принять или одарить лаской. Их суть – война и продление рода, чтобы воспитать замену себе. Когда-то давно они – мы – не выходили замуж, нужно было просто забеременеть. В те времена каруды жили на Сокрытой горе, самой высокой на Мертвом Кряже. Туда никто не мог добраться. Лишь раз за всю жизнь они спускались с нее, находили любовника. Дитя рождалось дома, на горе, там же их воспитывали сестры. Девочки вырастали и когда чувствовали, что им пора становиться матерями, убивали своих родительниц.

— Я – Маха, я даю право на смерть и перерождение, но в любом случае убиваю. Это мое решение. А если Мах – двое? Если они не смогут поделить головы урожая? Или как это было с Первобогиней? Дочь убила Первобогиню. Заметьте, я не отрицаю ранее сказанного, что они полюбили того мужчину – в меру этого понятия для каруд. Для одной все важное было позади, другой же это «все» только предстояло, дочь хотела ребенка, готовилась к нему. А значит, и смерть Первой была уже делом решенным.

— Что случилось потом?

— Каруды стали спускаться с горы все чаще и чаще, стали более гибкими, терпимыми, много перенимая у вас. А потом Сокрытая гора разрушилась, и на ее месте образовалось Озеро, а каруды уже навсегда покинули свою родину.

— У тебя будут проблемы, если ты проведешь нас туда?

— Не должно. Я бы вас туда не позвала без причины.

— Кем ты приходишься богиням, что столько знаешь и имеешь много Силы, и Староста именовала тебя Великой?

— В жизни есть четыре определяющих значения: судьба, время, жизнь и смерть. Над судьбой мы не властны. Среди нас была та, что могла пересекать время, но бедная Тарот уже ушла за чертоги вечности. Смерть – уже моя прерогатива, жизнь… уже не в моей власти.

— Как же у вас, хозяюшка, сложно-то.

— Когда со стороны, оно всегда то сложно, то неправильно…

* * *

А ночью, когда путники легли спать, Даах и Богиня долго шептались…

Ты… любишь меня?..

Наоборот, но иногда чувствовать – это так больно…